Червич резко открыл глаза и увидел человека. То есть он увидел голубые глаза над собой, и дрожь пробежала по всему телу от края роста волос по спине до кончика хвоста.

— Гнейтта, любимый, — облегченно выдохнул Игорь, подхватывая и прижимая к себе серебряного, бережно поддерживая его щупальцами, выцеловывая его лицо. — Я так испугался. Как ты? Зачем ты?

Червич еще более удивленно распахнул глаза, разглядывая юношу. Он не верил в услышанное. И слова пугали ужасно. Глубинность подсознания, единение сливает существа в одно целое. Любовь запретна, как волшебство, которое ... способно уничтожать.

— Меня казнят. — прошептал, открываясь молодому аффе.

Игорь продолжал успокаивать своего ангела, гладить, ласкать и читал. Впитывал его чувства, брал образы и видел, как тот помогает маленькому червичу, которого поймал Ктулху. Юноша не думал, что серебряному будет так больно от его поступка. Сердце как стеклом резало.

— Прости меня, прости... — Игорь зарылся лицом в волосы Гнейтта и шептал, вымаливал прощение. — Я думал, так для тебя будет лучше. Я больше никогда так не сделаю. Ангел мой, тебя не казнят, я не дам, я что-нибудь придумаю. Даже если не простишь, все равно придумаю.

И опять он терялся в своем червиче, любил и хотел до безумия, до потери осознания окружающего мира, до бешенства и сумасшедшей ласки.

— Зачем ты мне это говоришь? — Гнейтта обнял юношу и прижался ближе, одаривая своим светом. — Мне очень-очень жаль, что так вышло. Ты не должен меня защищать... Ты такой... странный. Не такой, как другие аффы. — нежный поцелуй в губы. — Я сделал глупо, я хотел забрать свой садик... Я боялся тебя! — черные глаза стали как самое синее море, изменив цвет.

Червич еще сильнее прижался к своему аффе, обвивая руками.

— Мий — он не хочет жить. Он искал способ. Он просил меня, и я не смог отказать. Я хотел, чтобы он уплыл домой...

Игорь опять растерялся от слов червича.

— Что значит "зачем говорю"? И почему не должен защищать? — он проскользил щупальцами по хвосту серебряного, упиваясь ощущениями. — А Мий все равно у Ктулху, я видел, как король достал какого-то червича из зарослей цветов, тот был жив, так что на тебя не будут сердиться сильно, даже если и узнают.

Юноша говорил, и сам не верил в то, что говорит. Не оставит Черный король попытку ослушаться без наказания, но оставался шанс, что он не узнает, кто помог пленнику убежать. И в любом случае, Игорь решил, что будет отвечать вместо Гнейтты, как хозяин ослушавшегося червича.

— У Ктулху? — от сладостных объятий было жарко. И страстность Игоря высвобождала желания, которые червич никогда раньше не испытывал. Аффа закрывал время, проведенное рядом с Черным Королем. Обвивал щупальцами, стремительно изменял... Гнейтта заурчал от желания. Извиваясь заскользил гладкой переливающейся кожей по коже Игоря. — Ты меня... невыносимо... Что ты делаешь со мной? — серебристый свет волос стал сильнее... Назад отступали картины, что тревожили Гнейтта. Он хотел целовать аффу. Открылся для игры, хоть и пытался проникнуть в сознание, которое так упорно закрывал его Игорь.

Что они делали так долго? Что? Что-то плохое?

— Я тебя люблю, — тихо ответил Игорь, нежно целуя серебряного. И опять легкая горчинка вкуса червича уносила все мысли вдаль, сменялась сладостью, маня радостью обладания. Аффа просто плыл в безумном, открытом потоке чувств, купался в свете своего ангела и постепенно открывал его. Руки юноши ласкали уже ставшую тонкой фигурку Гнейтта, щупальца дразнили и раздвигали складки кожи и спереди, и сзади. Божественные ощущения, никто другой не сравнится с его ангелом.

Возбуждение накрывало волнами. Вернулся... Совсем другой... Обрывки мыслей... Люблю тебя... Я тоже тебя люблю... Дрожь наслаждения, манящее лоно... Аромат аффы на пике возбуждения. Гнейтта нырнул вниз, чтобы коснуться головки члена Игоря, облизнул по кругу, обхватил рукой возбужденную плоть.

Дрожь пробежала по всему телу аффы и его скрутила жажда, неимоверная, уносящая в черную воронку сознание, оставляющая только инстинкты, открывающая полностью. Он легко подхватил червича, припал к губам поцелуем и взял его одновременно с двух сторон, резко, жестко. Со стороны это было похоже на насилие, это и было бы им, если бы Игорь не ощущал все чувства Гнейтта. Сладкий ангел... Светлый и такой манящий... Член аффы входил в лоно червича, щупальце пробивало себе дорогу сзади. Сладкий...

Вскрик Гнейтта прорезал воду и покои. Наверное, вибрация дошла до всех обитателей семьи. В потоках улавливалось дикое желание, алчность зверя, берущего положенное ему. Игра на грани боли и наслаждения. Лоно сжимало член, который входил очень глубоко. Щупальце постепенно раздвигало мышцы.

Червич бился в щупальцах, излучая горячий свет, затопляющий воду его энергией, которую хотелось пить бесконечно.

Когда червич последний раз так открывался? Позволял к себе настолько приближаться и отдавал силу без страха?

Игорь пил, ласкал, брал, изгибал в щупальцах, опять изучал руками и губами, и чувствовал, что окончательно и бесповоротно попал. Он и до этого был уверен, что без ангела ему не жить, но теперь... Теперь, когда страсть превратилось во что-то другое, возвышенное, когда соитие стало почти преклонением и одновременно полным обладанием, когда чувствуешь себя жрецом какого-то языческого бога и одновременно почти богом для любимого... Юноша не выдержал и закричал, яростно насаживая на себя Гнейтта, выбрасывая в воду новый узор гормонов. Мой!

— Твой, — на выдохе в самые губы, чтобы соприкоснуться цветком узоров, расплывающихся в воде. — Страстный... Желанный... — Гнейтта на последнем в рывке испытал такой мощный оргазм, что теперь просто обмяк в синих руках. — Если они узнают, как я тебя люблю, если Ктулху прознает, что я тебе отдаюсь... Нам нельзя, чтобы вода рассказывала... Чтобы здесь знали. — серебряные ладони обхватили лицо Игоря. — Что ты делал с Черным Королем? Почему ты прячешь от меня картины?

— Прячу? — аффа, не отпуская червича и любуясь им, опустился на мох. Что-то не в порядке было с последним выбросом, голова кружилась и плыла. Слова Гнейтта о воде повернули мысли, и Игорь принялся очищать воду, пропуская через себя, втягивая то, что не успело уйти за пределы комнаты. Оставалась еще надежда, что все работающий очиститель тоже уберет часть излучения. — Я не прячу, мы на поверхности были, за едой и игрушками ходили.

Юноша с наслаждением прижал к себе серебряного. Такое счастье чувствовать его полностью... Игорь провел пальцами по позвоночнику червича, чувствуя приятное покалывание от каждого чуть выступающего над гладкостью спины позвонка. В голове промелькнула мысль о странных возбуждающих разрядах, которые были у Пьера, и ему опять стало интересно, умеет ли так делать Гнейтта.

— Что умею делать? — поймав последнюю, почти прозрачную мысль о милом маленьком пленнике, серебряный вдруг уколол Игоря тонким, но совершенно неболезненным разрядом, полным ревнивого беспокойства. — Игрушки? — молчание, заряженное свечением. Черные глаза, внимательно всматривающиеся в Игоря. — Вы... Червич на берегу? — полное изумление.

— Да. Мы его случайно нашли. Такой смешной, — аффа улыбнулся, вспомнив малыша, и его опять окатило умилением, как иногда бывает, когда смотришь на неуклюжего маленького котенка или щенка. — Его Ктулху себе забрал, — продолжил он и потом потянулся поцелуем к червичу. — Ты мой ангел...

Игорь чувствовал усталость — беспокойство о серебряном сильно измотало его, к тому же он слишком много выпил энергии, которую с непривычки было сложно усваивать в таких объемах. Организм требовал отдыха, и аффа постепенно погружался в расслабленно-дремотное состояние, продолжая потихоньку нежить Гнейтта.

Но червич не спал. Он вслушивался... Он пытался найти ниточку с Мием. Что же ты не убежал, глупый? Зачем остался на поверхности? Вздрагивание, рука, что обнимает и поглаживает. Гнейтта притянул к себе Игоря, который еще такой маленький. Маленький аффа. Опутал его волосами, словно защищая. Тебя, Игорь, самого нужно защищать. Тебя на первом же испытании раскроют. И чувства твои выйдут наружу...

В темной воде покоев Ктулху царила суета. Айлы смазывали раны короля, вытаскивали шипы из кожи, из щупалец, которые частично парализовали, одновременно пытались привести в чувство пленника, который лишь слабо дышал.

Черный Король терпел боль, не издавал ни звука, и лишь когда голубая старшая айла омывала возлюбленного правителя очистительным светом, чуть поморщился, а затем притянул рыбку, чтобы благодарно поцеловать.

Да и то для того, чтобы сразу же приказать, чтобы переместили и его, и Раймийена в нору. Теперь же, лежа рядом с диким червичем, Ктулху смотрел на глупого беглеца с волнительным ожиданиям, аккуратно отдавая тому свою энергию, перемешанную с гормонами и кровью.

Бог океана погладил золотистые волосы. Явно избранник не понимает, как важно стать близкими, как важно заключить союз. И глупо избегать посланной милости и избранности.

Мий постепенно приходил в себя. Ему было больно — он не смог выполнить задуманное. Когда червич нырнул в заросли цветов, его просто запеленало защитой. Она не только мешала цветам добраться до него, но и не давала двигаться, как он ни рвался. Электричество на нее тоже не действовало, но молодой охотник пытался вырваться, пока не закончилась энергия. Он впал в кому, лелея надежду, что его не найдут. Надеждам не суждено было сбыться. Чужая энергия вливалась неприятной тяжелой волной, если бы он мог, он бы отдал ее обратно. Но сил не было даже на это. Мий зло плакал от бессилия — это единственное, что он мог сейчас делать.

— Почему ты такой упрямый, Раймийен? — голос через темную муть воды, запах крови и глаза Ктулху, прищуренные и рассерженные. — Ты теперь мой. Я решаю, умереть тебе или жить. Ты скажешь мне, кто? — на лоб легла ледяная ладонь, которая сворачивала листы памяти. Играла словами... — имя предателя! Сам бы ты не выбрался. Сам бы не убежал... Там рядом погибал Гнейтта... Слуги нашли емкость, и запах мне сказал... Подтверди, что он! Иначе я накажу. Накажу так, что кома станет для тебя лишь началом... Это он тебя вывел?

— Нет, — Мий старался, как мог закрыть память, закрыть удивление, которые так сильно запечатлелось в нем, не выдать, не сказать. Злая тяжелая энергия давила, но все-таки по каплям впитывалась и усваивалась. Ее хватило на то, чтобы подстегнуть механизмы восстановления глупого тела, которое все никак не мог принять простую истину — нужно умереть. Организм охотников за века эволюции преобразовался так, что червичи-охотники могли выжить там, где остальные умирали. Это помогало их расе жить в подземных городах, откуда их не могли достать аффы. Но сейчас молодой червич просто проклинал выносливость своего организма.

— Врешь, маленький. Врешь! Я заставлю тебя подчиняться мне. — Ктулху выпустил в воду гормоны возбуждения, подстегивающие, заставляющие желать. Только сильнее, чем вчера. — Ты предпочитаешь спасти чужого червича и оказаться в сети. Я тебя скручу. Я тебя буду открывать... делать тебе больно... Скажи мне... Я ведь и так знаю кто... — зарычал король.

Мий только ощерился и зло заурчал. Выращенный червич оказался настолько странным, что ради незнакомца рискнул жизнью, а это не забывают. Он сам виноват, что не смог умереть, значит, сам и расплатится. Внезапно в теле яркой вспышкой проснулась страсть, пробужденная королем. Раймийен ахнул и постарался выскользнуть из норы.

Но щупальцы перекрыли выход. Алчно блеснули глаза монстра, который увидел ожившую добычу. Играть... С такой можно играть и в жесткие игры. Гибкие узлы скрутились вокруг тонких запястий.

— Далеко собрался, беглец? Хочешь, чтобы я отложил допрос и наказание Гнейтта, хорошенечко мне отсоси для начала. Иди сюда. По-хорошему.

Мий рвался из щупалец Ктулху. Кровь все быстрее текла по телу, разнося гормоны и желание. Кожа червича начала прелестно розоветь. Раймийен с ужасом почувствовал, что тело начало само раскрываться, реагируя как на возбуждение, так и на близость сильного партнера. Он удвоил усилия, и теперь буквально бился в "объятиях" короля.

— Так не пойдет, — рыкнул Ктулху, обвивая червича сильнее и притягивая к себе. Возбужденным членом коснулся живота пленника, который продолжал отчаянно сопротивляться очевидному. — Ты считаешь себя охотником? Но разве приятнее влачить жалкое существование выживать в пещерах, чем получить власть в моем дворце и воспитывать воинов и молодых червичей? Одному такому очень пригодилось бы твое участие... он может погибнуть, если не адаптируется... — поцелуи потекли по коже легкими разрядами, что проникали в кожу.

— Оно не... жалкое... — сопротивляться Мию становилось все труднее, — жалкое... здесь... Пустииииии! — червич рванулся и вцепился зубами в плечо короля. От прикосновения к королю тело опять пронзило желанием. Хотелось тереться хвостом, открываясь и распаляя. Проклятое тело! Раймийен еще сильнее сжал челюсти.

— Ты такой неблагодарный, — синяя кровь потекла в воду. Ктулху вдавил Мия в стену, из которой появились алые лианы, которые оплетали упрямца. Потянулся вниз, чтобы лизнуть переднюю часть с полуоткрывшейся складкой, из которой выглядывал нежный розовый член. Погладил головку губами, поднимая глаза к червичу. — И такой красивый... Такой упрямый... — губы чуть вобрали член и отпустили, — и такой желанный...

В глазах Раймийена опять стояли злые слезы. Больно... Больно, но не так больно, как унизительно. Красный — цвет яда, но у червича был иммунитет к разным ядам, а вот его волосы... Мий тряхнул головой. Два колебания воды, и лианы будут отравлены. Больно... Сладко... Мий не выдержал, жалобно заурчал и выгнулся навстречу королю. Еще... Еще колебание воды... Червич всхлипнул.

Ктулху вобрал член в рот, нежно посасывая и наслаждаясь вкусом молодого, сильного червича, который почему-то сопротивляется желаниям крови. Стал двигаться, а щупальца его оглаживали хвост, который престал метаться, а только дрожал от удовольствия. Богу океана и самому нравилось происходящее. Вкус чуть сладкий, чуть острый. Необыкновенный...

Мий смотрел вперед затуманенными глазами. Кожа начала светиться розовым перламутром, волосы желтым. Он наклонил голову набок, волосы жадно присосались к лиане. Почти... Еще чуть-чуть... Червич уже не понимал, кого и о чем он просит — короля, себя, волосы, проклятое тело... Еще... Лианы начали трескаться, и молодой охотник рванулся в сторону. Подальше, хоть чуть-чуть подальше... Рот затопил горький вкус хины.

Опять убегает, избегает... Кутлху не отпустил червича, перевернулся с ним и прижал ко дну с мягким пушистым мхом, подмял под себя, выцеловывая узор до самого лица.

— Куда ты все время вырываешься? Тебе нравится... Тебе хочется... — Черный король стал меняться. Щупальца отступали, заменяясь длинным черным хвостом.

— Вкусно будет... Дай мне себя, и ты будешь мной владеть. Раймийен, ты ведь никуда не денешься, не избежишь нашей близости.

— Это не близость, — Мий отвернул голову и принялся судорожно втягивать воду. — Хочу... — воспоминания о том, что с ним делал Ктулху, заставляли его еще больше светиться. — Это ты хочешь, а не я!