— Выше бедра, — приказ звучал жестко и с рыком. Микаэль приподнял бедра, чтобы в следующий момент его пронзила вспышка боли. Грубость Альтазара не знала предела. Его член стал яростно мстить, изводить, заставляя ангела кричать и биться под огромным молодым зверем. Тот вколачивался, принося в тонкое тело как можно больше страдания. Обхватив тонкие щиколотки, прижал ноги практически к подушкам, чтобы обеспечить себе полный доступ.

Микаэль терпел каждый толчок внутрь, каждое мгновение унижения.

Габриэль. Его свет остался на звереныше. Звереныш хочет обладать. Зверенышу мало... Крик перешел в плач, больше похожий на стон ветра. Губы демона вобрали сосок, прикусили почти до крови, движения стали медленными и более резкими, член выходил и вбивался на всю глубину.

Микаэль чувствовал, что разрядка близка, что его граан готов довести себя очень быстро, а потому двинул бедрами навстречу, сжимая канал внутри, приближая конец, даже если это и принесет лишь боль.

— Хочешь от меня освободиться... — словно поняв, Альтазар чуть отстранился. Резко вытащил из тела член и начал переворачивать засопротивлявшегося ангела на живот. Тот рыпнулся убежать. Но демон схватил юношу за ноги и потянул к себе, заставляя безнадежно цепляться за подушки. Черные волосы, горящие синим огнем расплескивали энергию, тело манило собой обладать. В утреннем свете нежная кожа была прозрачна.

Альтазар навалился на крылатого, врываясь в раскрытую дыру и зарычал. Он уже утрачивал человеческие черты, не собираясь контролировать внутреннюю сущность с личным сати. Кипящий гнев делал демона все сильнее. А его похоть — болезненной, требующей немедленного удовлетворения.

Микаэль ненавидел демонов. Ненавидел их из-за Габриэля. Его чувство выросло на пепле боли, на растерзанном теле, на самоотречении. И даже боль, которую причиняли долгие мучительные ночи с грааном, не сломили его воли и его растущей, словно лавина, ярости.

Теперь, под прижимающим к ложу чудовищем, ангел лишь кричал, на время отключившись от сдавшегося насильнику тела. Демон растягивал узкое пространство, чтобы вдираться все глубже, член двигался под тем углом, чтобы получать как можно больше потоков энергии. Острые когти ранили нежную кожу.

— Старайся, доставляй мне удовольствие, — рык на ухо говорил о злобе. — Двигай попкой, а то я не ручаюсь за твою жизнь, маленькая хитрая сволочь.

Микаэль в ответ стал усерднее натягиваться на граана. В его голове мешалось прошлое и настоящее. Его тело сдавалось. Его мысли закипали от борьбы с самим собой. Добраться до Змия, разворошить гнездо... Как уничтожить змеиное сплетение врана?

Боль пронзала тело, мешаясь с постыдным удовольствием, зерцало открылось, готовое отдавать. Затуманенный взор зрел снежную даль, несущуюся повозку, юношу с белыми волосами. Он был прекрасен. Габриэль. Рука потянулась к далекому образу. Сознание не верило, что тот жив.

А тело, измученное пыткой и отпущенное грааном, опять приняло позу эмбриона, защищаясь от леденящей безысходности. Сзади юношу обняли горячие руки, потянули к себе.

— Расскажи о Габриэле, — приказал Альтазар, касаясь языком ушка. — Я буду более ласков.

— Он умер, — отозвался Микаэль, принимая пальцами пальцы, проскользнувшие по тыльной стороне ладони. — давно.

— Что произошло?

— Его обманули. Сариил и Змий... — Юноша ощущал, как вторая рука оглаживает линию бедер, поднимается к талии и выше к плечам. Мокрые губы ласкали шею сзади, отодвинув в сторону волосы, вьющиеся от влаги недавней противоестественной близости.

Микаэль дышал ровно, глотая нарастающее новой волной желание. Гормоны граана заставили его изогнуться, выставляясь назад и позволить опять войти в дрожащее похотью тело. Теперь Альтазар не спешил, был нежен, искал каждого ответного движения, реагировал на каждый вскрик. Их грубость сменилась на горячее масло, в котором ангел переправлялся в послушную куколку, готовую вновь и вновь всаживать в себя член.

Когда оба очнулись от долгих ласк, за окном уже высоко стояло солнце. Белые облака плыли высоко-высоко в небе. В садах упоительно благоухали цветы и травы. Личный рай. Личное удовольствие. Но Альтазар быстро пришел в себя от забвения страсти. И покинул постель с дремлющим сати, чтобы закутаться в халат, а потом спуститься в пещеру и встать под ледяные потоки воды. Его жгло понимание, что Авель теперь никогда не окажется рядом. Его убивала каждая секунда расправы после неудачного побега.

Демон помнил тот момент, когда его унизительно волокли по белому мрамору площади родные братья. Связанного по рукам и ногам, потом вздернули и привязали к позорному столбу.

— Доигрался? — спросил Ланшор беззлобно. — Я тебя предупреждал, что закончится плохо.

— Он и нас ввязал, — Нургл стоял в стороне в черном длинном камзоле и узких брюках, с гладко зачесанными назад волосами. — Теперь придется исполнять приказ.

— Да уж, — кровавая усмешка придала идеальному лицу Ланшора сумасшедший оскал настоящего монстра. — Давай вторую плеть. Прости, братец. Но чужое брать нельзя.

Они били его долго. Упоительно долго, заставляя кричать, разрывая постепенно одежду, которая вонзалась обрывками в израненную кожу. Били, чтобы практически уничтожить. Один удар от Ланшора. Один — от Нургла.

Альтазар начал оседать и терять сознание. В его голове мутными воспоминания стоял лишь убегающий Авель. Маленький заяц на белом поле, за которым мчится стая волков.

Кровь текла по спине, горячая, густая...

Наказание не прекращалось. До мяса, до смерти, до...

— Прекратите! — голос шел откуда-то из небытия. Голос незнакомый и властный. За ним последовала перебранка, а потом... Кто-то развязал руки и поймал обмякшее тело и опустил вниз.

Альтазар видел этого темного лорда лишь на портретах. Черные волосы, бездонные провалы глаз, бледное лицо. Дагон. Сейчас он, как и на картине, был одет во все черное, лишь цепь со странным символом украшала худую грудь.

— Платишь за любовь? — Губы говорили слова, но, кажется, голос раздавался со всех сторон.

Альтазар пересохшими губами попытался ответить, попытался спросить, что здесь делает тот, кого или изгнали, или...

— А ты понятия не имеешь, что такое настоящая боль, когда тебя бросает в клетку к оголтелой толпе насильников родной отец.

Длинные пальцы начали рвать остатки одежды с плеч, глаза поднялись на замеревших в отдалении демонов. Все боялись Дагона. Все его ненавидели. Он вышел целым из ада. Он стал еще сильнее и злее. Он мог убивать одним лишь взглядом, если только хотел.

Теперь маг времени стирал боль с юного граана, шепча черные заклинания. И вокруг все умирало и возрождалось вновь.

— Откажись от надежд, иди дальше. — Дагон помог Альтазару подняться, вновь искоса глянул сначала на Ланшора, что оскалился, показывая зубы похоти и обожания похоти. Потом — на Нургла, обнажившего нарывы и болезни.

— Авель не тот, за кого ты его принимаешь, — сказал прямо в лицо опешившему юноше. — Он сущий. Он не рождается. Он воплощен океаном. И суть его сейчас неясна. Возможно, она хуже, чем предполагает повелитель врана.

Дагон отступил. В свете южного солнца его черный силуэт казался огромной живой тенью. Черные крылья взметнулись за спиной. Он специально явился сюда, чтобы показать, что не забыл унижения, чтобы дать понять, как велико желание отомстить.

— Ты доволен? — вальяжный тон Ланшора на самом деле скрывал подоплеку. Презрение перед изгнанником, который теперь заточен в океане навеки за противостояние с повелителем врана.

— Конечно, доволен. Ведь я не ложусь под отца и не выставляю ему свою задницу, как ты, — засмеялся зло Дагон. — Ну, вы удовлетворили эго, лорд Нургл? Вы бы тоже подвесили бы своего сати? Как его там звали? Рафаил. Сладкий мальчик, у которого так много достоинств, что можно легко отдать его на растерзание папеньки... И никакой гордости, никакого сопротивления! — черный монстр дождался реакции: Нургл побледнел и отвернулся, а Ланшор сменил красивую маску на звериное обличье. Еще немного, и, казалось, он бросится в атаку.

Дагон вновь обернулся в стоявшему столпом Альтазару. Тот все еще не мог поверить, что боль ушла и от ран не осталось и следа.

— А ты... Ты сейчас можешь упасть, как и они, или идти вперед.

... Юноша тяжело выдохнул, вышел из-под потоков воды и поднялся в спальню, где спал Микаэль. Тот лежал нежной куколкой в огромной кровати и беспокойно метался в ней во сне. Мрак наступал в мысли. Остался ли он от воздействия Дагона или проснулся только теперь?

Альтазар начал быстро одеваться, а через секунду переместил себя на берег океана. Дорогу сюда запретили всем лордам, но что такое запрет для ослушника, которого хотели забить до смерти?

— Дагон! — молодой граан звал мага из глубин так, как может окликнуть лишь создание хаоса.

Открылась бездна. Позвала в себя, расступились воды в стороны, и темная лестница встретила Альтазара, который должен был поговорить. Узнать истину или хотя бы обратную сторону.

Он притащил его наверх, закрыл дверь изнутри и наблюдал, как проснувшийся от долгого сна Габриэль в теле юного Авеля отступает через всю комнату к окну. Как прижимается к стене, как смотрит выжидая.

Демон молчал. Любовался красотой, которая досталась ангелу: чуть изменился, глаза темнее, волосы иначе вспыхивают энергией. Думает, что остался агнцом. Нет, милый, ты уже иной. Не прежний мальчик, дарующий милосердие — ядовитый цветок, к которому нужно найти подход.

— Будешь сопротивляться, малыш? — губы стали такими ехидными и вызывающими, обнажая зубы.

Габриэль втянул воздух, оперся ладонями в подоконник. Прошло полчаса, а какие изменения в поведении, в мимике! Сколько появилось прежнего, что делает юношу загадочным средоточием потайных и, конечно, извилистых мыслей.

— Ты не подойдешь, — нежные губы издали не звуки, почти рык. Стремясь защититься, сати выпустил наружу крылья, на концах которых алели острые жала. Да, уже не невинная овца, отдающая тебе всего себя.

Змий сделал шаг в сторону, направился к кровати, стараясь не пересекать воображаемую линию. Немногие проходят путь до Великих Мастеров. Последний из них погиб от меча...

И вот какая награда — лицезреть перед собой нового мастера. Еще юного, еще не умеющего управлять силой.

— Хочешь, я научу тебя справляться с тем, что ты обрел, Габриэль? Без прежних ласк, без близости, без лжи...

— Без лжи? — юноша хмыкнул. — Ты ведь никогда не говоришь правды. Где твой любовник, Сейшаат? Где Сариил? — спросил он, не двигаясь с места и продолжая наблюдать за демоном, что уселся на кровать и постоянно тиранил взглядом, который раздевал, ласкал, пользовался.

— Здесь, — мужчина достал из запасов бутылку вина, откупорил и налил два бокала. — У нас заключен договор, что я никогда больше не коснусь твоего тела.

— И ты, конечно, его уже нарушаешь. — ангел еще не верил, что страшные и одновременно красочные воспоминания принадлежат ему, что чудовище, стоящее в двух или трех шагах, способно измениться. Добавить новой хитрости, новых уловок — да.

— Ты сам признаешь, что ты мой. Ты ведь не станешь отрицать? — легкий бриз окатил Габриэля. Это был ветер, приправленный ароматами меда и вереска. Травяной запах свободы и блаженства. Ангел едва смог сдержаться, чтобы отбросить воспоминания о горячих ночах, перемешанных кровью и страстью. На грани мучения. Коснуться бы хоть раз лица и вновь стать прежним Авелем, мечущимся во сне оттого, что сюда приходит ОН. Целует в душу, забирает покой.

— Выпьешь за нашу встречу? — темный лорд вновь обошел кровать и направился к Габриэлю. Он давно сменил черный балахон на обычные свободную белую рубашку, черные брюки и сапоги.

— Выпью, повелитель врана, — протянув руку, юноша принял бокал, и кончики пальцев прежнего мучителя едва коснулись тыльной стороны ладони. — За нашу встречу и за то, что ты решился вернуть мне память. — глоток пряного сладкого вкуса, растекающегося во рту блаженством.

Змий кивнул и опустошил свой бокал.

— За тебя... — улыбнулся он, убирая назад выбившуюся прядь волос и делая шаг еще ближе.

Габриэль напрягся. Слишком высоким, слишком сильным, мощным был его граан. Он наклонился и внезапно потянул юношу к себе, чтобы прижать к полыхающему телу. Желание растопляло рассудок, жалило, как сотни ос.

— Я очень по тебе соскучился, — Змий облизал губы раздвоенным языком, а в животе Габриэля начал зарождаться огонь, прокатывающийся по ногам слабостью. — Я хочу в тебя войти, — горячий поцелуй коснулся виска, спустился вниз по скуле и достиг уголка рта. — Раздевайся...

Ангела затрясло. Сопротивление теперь, когда он знал, что это бесполезно, когда уже пробовал яд, когда жил им, казалось бессмысленной затеей, порождением гордости, столь ненужной и даже отчасти постыдной.

Габриэль начал стягивать ритуальное платье сам, не отводя взгляда от Змия, что продолжал смаковать вино. Ткань заструилась по стройному телу, словно оглаживая и приглашая дотронуться.

Чувственность напитка, лицезрение красоты — и вот уже внутри грааны вспыхивает хаос.

— Браслеты прочь! Все прочь! — потребовал темный лорд, ставя бокал на подоконник и позволяя Габриэлю стянуть украшения и бросить те на пол. Он подхватил добычу, которую обожал, на руки, не заботясь о ядовитых остриях на кончиках крыльев и понес к кровати. Габриэль продолжал смотреть на дракона, гладил одной ладонью по лицу, а другой крепко держался за шею.

Реальность словно решила перевернуться, сменив верх и низ, запутав дорогу в прошлое. Призыв — он шел через года, через века. Даже лишившись памяти под чудесным заклятием приата, ангел не забыл, как пахнет его страсть, зрел в пустоте образ, окутанный сумерками. Он уже грешил, видя сны, где ловит поцелуи, а получив первую ласку, вдруг осознал, что уже не прежний, не тот наивный агнц, что дарит мир полетом милосердия. Преобразование прошло так внезапно, настолько вывернуло душу...

Габриэль замер под нависшим над ним грааном, не понимая, почему избран он, а не найден чистейший источник энергии, не защищенный ядом.

— Почему опять я? — юноша никак не мог отказать себе любоваться лицом, которое пытался годами узнать во сне.

Змий загадочно заулыбался.

— Эту загадку тебе еще придется разгадать, — заявил он с ехидцей, приподнимая бровь. — Ты ведь знаешь, что я люблю играть.

— Хочешь меня использовать в очередной раз?

— Да, конечно, потому и выложил за никчемного ангела круглую сумму. Конечно, использую... Прямо теперь, — мужчина обхватил запястья и потянул руки вверх. — а ты подчинишься! Помнишь про правила, мой сати? Одна толика сопротивления, и я накажу тебя очень жестоко. Я умею наказывать... — новая усмешка и первый поцелуй, ищущий дрожи и ожидания муки.

Габриэль лежал смирно, хотя кожу словно опаляло укусами огня, а в животе хлестко растекался зарождающийся пожар. Черные волосы щекотали, а губы искали точки, когда-то лишавшие другое тело рассудка, пробуждая позабытую чувственность.

Губы темного лорда нашли розовые ореол, втянули затвердевший от волнения сосок, пробуя его языком, кружа и дразня. Габриэль. Изумленные миры понятия не имеют о твоем совершенстве. Нет повторения того, кто появился после смерти и сразу стал больше, чем сущим, кто только познает силу...