Сейшаат: обладание демоном

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. В РОМАНЕ ПРИСУТСТВУЮТ ГОМООТНОШЕНИЯ. ВХОД ЛИЦАМ, НЕ ДОСТИГШИМ 18 ЛЕТ, ЗАПРЕЩЕН.

Твои руки так сильно замерзли. Я пытаюсь оживить их дыханьем. Твои ноги, как лед. И не согреет их летнее солнце. И сердце твое не бьется в груди, сколько не вслушивайся и не жди его трепетного стука. Я несу тебя на руках, умываясь кровью слез. Габриэль, которого я потерял...

1

Юноша вырывался отчаянно из лап странного трехметрового существа, которое держало его огромными синими лапищами, пока другое не менее опасное, с хищной челюстью и татуировкой на лбу разглядывало лицо нового приобретения.

— Сколько ты отдал за мальчишку? — рот обнажил ряд мелких хищных зубов.

— Почти все, что осталось от премиальных за предыдущий товар. — констатировал торговец. — Говорят, такие не попадались последние шестнадцать лет. С тех пор, как закрылись ворота в треклятый приат.

— Да, интересный случай, — черные глаза блеснули интересом. — За такой экземпляр мы выручим немалую сумму на аукционе.

Юноша попытался увернуться, когда его лицо обхватила синяя лапища с длинными острыми когтями и начала крутить из стороны в сторону.

— Непокорный слишком, но любители быстро научат манерам и повиновению. Ты кто такой? — вопрос относился к пленнику, в глазах которого сверкала нескрываемая ярость, превращавшаяся в росу слез. — Не хочешь отвечать? Ну, и зря... Зря, маленький. Потому что потом, если ты и дальше будешь упрямствовать, будет больно. Очень. — существо подняло взгляд на продавца. — Он вообще язык понимает?

— Очень относительно, на уровне жестов и отдельных слов. Но не для разговоров мы его продаем, — пошлая улыбка.

— Есть сомнения у меня. С таким товаром жди беды. — существо поднялось и полезло в шкаф, чтобы достать из глубины старую папку с виртуальными файлами, щелчком вскрыло содержимое, чтобы появилось трехмерное изображение крылатого создания, с которым находилась огромная возбужденная слимка. Слимка драла несчастного, вколачивала в неизвестного юношу член, а тот изгибался и что-то кричал на незнакомом языке.

Глаза пленника округлились и наполнились диким ужасом. Он забился вновь в бесполезной попытке вырваться из лап существа.

— Не рыпайся... Давай на жестах объясняться... Я Кро, — покупатель ткнул себе в грудь, на которой болтался круглый золотой герб с переплетенными линиями врана, а затем перевел указательный палец на юношу: — А ты?

-Авель, — юноша, как завороженный, продолжал следить за непотребством на трехмерном мини-изображении, пока собеседник не вырубил картинку и не заставил несчастного пленника смотреть исключительно в свою сторону.

— Авель... Прекрасно. — продавец Кро приказал-таки перекупщику отпустить юношу, чтобы лучше разглядеть приобретение, за которое придется выложить уже теперь немалую сумму. Ангелы, даже скромные экземпляры, и раньше ценились неимоверно. Что уж говорить о настоящем: пересчитать крылатых по пальцам можно, и все проданы за безумные деньги — в основном во вран.

Кро оценивал представленный экземпляр с позиции визуального восприятия. Авель казался пожилому слиму слишком худым и маленьким. Такого ненароком сломаешь, и пропал куш. Светлые волосы, коротко остриженные, вились чуть ниже подбородка. Вообще, редкость — иметь такие густые волосы для блондина. Отдельным пунктом Кро отметил лицо: а слим считал себя знатоком красоты и умел выбирать среди рабов для дальнейших аукционов самые ходовые и дорогие экземпляры. Так вот — лицо ангела, с тонкими чертами лица, нежными розовыми губками и совершенно неземными голубыми глазами по всем критериям сулило прибыль с большим количеством нулей.

— Скажи, чтобы он снял свой балахон, — Кро приказывал торговцу, потому что ангел все равно не понял бы ни слова. И двухметровое чудовище бесцеремонно сорвало болтавшуюся на юноше тряпку. Авель густо покраснел, прикрывая руками интимное место. Но слим успел оценить тело раба в полной мере. Теперь, без дешевой холщовой тряпки в пол, ангел производил неизгладимое впечатление. И дело было даже не в пропорциональности фигуры, а в том, что Кро называл породой.

— Где ты его нашел? — слим спрашивал, а сам внутренне облизывался, считая возможные деньги.

— На границе. Сел в порту на пароход. Мои агенты сразу обратили внимание, что такая лапа совершенно один. — продавец с удовольствием рассказал бы в подробностях, как именно завлек ангела в ловушку, но вот ответа про границы приата вряд ли бы услышал, а потому решительно прервал речь и сразу перешел к делу: — десять процентов тебя устроит?

Торговец, не ожидавший такой щедрости, закусил нижнюю губу, в черных глазах без белков забегало волнение. Может, мало? Обычно самое большее семь процентов...

— Пятнадцать, — жадность взяла свое, но Кра отрицательно покачал головой.

— Десять, и это последнее предложение. Сам понимаешь, вранские твари могут порвать меня на полоски, если увидят крылатого. Мне придется тратить деньги... — слим качнулся в кресле, наблюдая за Авелем, который опустил плечи и продолжал испуганно стоять посреди комнаты нагим.

— Хорошо, — выдохнуло чудовище, а Кра включил связь на обруче, которое болталось на шее как украшение, и связался с распорядителем

центрального аукциона, переходя на вранское наречие и что-то подробно и детально объясняя.

В это же время в кабинет из задней двери вошла темнокожая молодая слимка со свертком одежды. Она ловко переодела юношу, впавшего в состояние шок. И подтолкнула к выходу.

Ангел почти не сопротивлялся. Было понятно лишь то, что он мало сейчас что-либо понимает.

— Да... Нужно проверить, настоящий ли... Не смеши! Я не беру подделки... Вот и не верь... Ха! — Кро громко засмеялся, потом извинился, отключая на секунду связь, и исподлобья глянул на продавца, продолжавшего торчать рядом. — В коридоре подожди. Документы подготовят, вызовут... — взмах рукой, и обратный щелчок. — Так я жду! Да, если они заинтересуются, конечно... Разве кто-то из лордов в городе?..

Авель сидел на стуле, соединив колени уже больше получаса, глядя на закрытую белую дверь. Комната без окон больше напоминала тюрьму. И стоило больших усилий, чтобы не впасть в клаустрофобию, потому что за всю свою жизнь ангел ни разу не оказывался запертым один, как преступник.

Ужасные монстры, говорящие на непонятном языке, слава небесам, больше не появлялись, но после увиденной жуткой картинки, где огромная тварь мучила крылатого, в голове все взрывалось от ужаса.

Авель ругал себя за совершенную глупость и разве, что не хватался за голову. Да он и так пошел против воли жрецов. Отчаявшись, сбежал... не позволив учителю, практически отцу, которому поклонялся, как живому богу, войти в спальню.

Ангел сцепил пальцы, вслушиваясь в тишину, от которой звон в ушах нарастал снежной лавиной, и опустил голову. В портовом городе пришлось отрезать волосы, чтобы купить билет в один конец. Прядь за прядью, как прощание с приатом, складывались парикмахером бережно на стол. Отступал и комкался в памяти короткий роман со странным темным рыцарем, который обещал слишком много, но потом бесследно исчез, оставив наедине с растрепанными чувствами и сожалениями, выросшими бурным сорняком на пустыре первой разбитой любви.

Авель уезжал не из приата — он бежал от себя. Сначала гуляние по портовому городу казалось просто прогулкой, полной удивительных открытий.

На улицах торговали с лотков, на площадях играла музыка. Разноцветные флаги реяли над белым пароходом, прибывшим с многочисленными купцами и товарами. Раскрыв рот, ангел наблюдал за тем, как самые невообразимые существа спускаются по трапу. Многообразие видов и рас заворожило воображение. Тай говорил, что миры сильно отличаются друг от друга, но есть нечто, что их объединяет — опасность.

— Ты очень красив, мой мальчик, — жрец склонялся над юношей, отправленным спать в положенный срок. Серые глаза наполнялись призрачными лунами. — И темные твари сожрут тебя без остатка, как только ты окажешься вне защиты приата.

Но болтаясь по городу без дела почти целый день, Авель убедился совершенно в обратном: беззащитны те, кто живет здесь, в реальном мире, где нет светлых берегов, где нельзя омыться и вылечить старые раны. Здесь несправедливость — одна из главных причин.

Замок в двери щелкнул. Ангел напряженно встал. Странные чудовища ведут себя хуже зверей. От них можно ожидать всего, что угодно. И самое малое — физической боли. Авель сделал шаг назад босыми ногами, зашуршали белые широкие брюки. Если вернется огромное чудовище, которое ночью пробралось в каюту и скрутило руки и ноги, неприятности продолжатся... Неужели он сделает то же самое, что и мерзкая гадина, которая измывалась над собратом? Здесь снимают такие штуки на забаву зрителям?

— Тебя зовут Авель? — вопрос на родном языке, и вот глаза поднимаются от черных остроносых ботинок вверх по узким серым брюкам и кожаной куртке к лицу высокого незнакомца, больше подходящего под определение человек. Лишь во взгляде что-то лукаво-бесовское, колдовское, которое юноша уже видел однажды... на берегу источника, залитого вечерним сиренево-лазоревым светом, что отражалось во всполохах ярких влюбленных глаз.

— Да, ты знаешь язык, — облегченный вздох.

— Знаю, — незнакомец подхватил из коридора стул, зашел и закрыл дверь, чтобы сесть на стул задом наперед, вытянув вперед длинные ноги и опершись локтями на спинку.

Авель даже смутился под таким изучающим и внимательным разглядыванием, как не смущался даже без одежды перед синими уродами.

— Итак, сразу определимся, дружок, — ехидная усмешка рассекла красивое лицо мужчины, в темных, почти черных глазах мелькнули алые точки, — вопросы сперва задаю я. Ты отвечаешь коротко и по существу. Понял?

Ангел быстро кивнул, нервно гася в себе поднимающееся волнение. Человек был похож, неуловимо похож на того, кто так легко растревожил сердце, а затем столь же легко отказался от общения. Говорят, что все демоны принимают красивые облики. Прельщают взор, чтобы потом потрошить судьбы, как воры, кошельки.

— Ты из приата? — вопрос звучал утверждением, скрытой издевкой, раздражением. Допросчик неожиданно решил привести прическу в порядок, собрал светлые волосы в хвост и перевязал лентой.

— Да, — Авель никак не мог понять, почему ощущает еще большую неловкость, словно в чем-то виноват. Потеребил подол выданной широкой рубашки, не зная куда девать руки, и в конце концов заложил те за спину. При этом играл с пальчиками, пытаясь собраться с остатками самообладания.

— Ты отражение?

— Что значит отражение? — голубые глаза широко распахнулись.

— Так, хватит заливаться соловьем. Знаешь, что это такое. — мужчина расстегнул верхнюю пуговицу черной шелковой рубашки, словно ему внезапно стало жарко, перешел на другую речь, в которой юноша узнавал... Его! Того, кому так глупо доверился... Кровь окончательно ударила в голову, а с нею к волосам полился поток энергии, которую Авель вообще не умел контролировать, хотя Тай и требовал, чтобы ангел учился управлять потоками.

Незнакомец сжал кулаки. Ногти впились в кожу ладоней, оставляя глубокие красные следы. Не отражение! Вернувшийся мертвец, называющий себя чужим именем.

— Вы думаете, что я лгу, но я действительно не знаю, о чем идет речь. — Авель сильно нервничал под колким, ледяным взглядом демона, являвшегося полной противоположностью ласковому темному Альтазару.

Ангел внутренне зажал рот рукой, ругая себя за произнесенное имя, которое хотел забыть. Лживыми оказались обещания быстро вернуться. Никчемными жаркие признания.

— Тебе слова пока не давали. Заткнулся... — мужчина отодвинул стул и прямиком направился к обмеревшему Авелю, чтобы подцепить грубо лицо того и направить вверх, к ярким лапам.

Ангел задрожал. Исходившая от демона угроза мешала дышать. В груди неистово билось сердце, а энергия сама по себе выплескивалась через каналы в спине.

— Что я такого сделал? Это из-за вас я здесь? — губы юноши, несмотря на страх, смело задавали вопросы и лишь на дне зрачков, плескаясь быстрой рекой, сменялись картинки из храмовых книг.

— Считай, что так... Ты поедешь со мной.

— Не поеду, — Авель одним движением вырвался из рук демона, но тот лишь улыбнулся в ответ и, развернувшись, направился к двери.

Конечно, ангел и не думал, что с ним станут разговаривать, но никак не ожидал, что буквально через десять минут окажется в салоне странной машины с крыльями рядом с настойчивым и наглым типом. На Авеля натянули костюм с чужого плеча, и тот невыносимо жал в плечах. Чужие сапоги, на полпальца великоватые. И теплую куртку с ярко-оранжевым мехом на воротнике.

Насколько нелепо себя чувствовал ангел в выбранной синими чудовищами одежде, настолько теперь боялся незнакомого демона, давшего знак водителю отправляться.

— По какому праву вы?.. — под углями злых глаз Авель недоговорил и постарался подальше отодвинуться от прямо сидящего, раздраженного мужчины. Тот достал из недр многочисленных ящиков длинную, полную темной жидкости бутыль, откупорил и отпил несколько глотков. Утер тыльной стороной ладони рот, вполоборота глянул на выжидавшего Авеля и усмехнулся. Улыбка эта не сулила ничего хорошего, но юношу мучили вопросы и непонимание происходящего, а потому он робко попытался придумать хоть одну правильную формулировку, потому что уже спутник явно не станет вдаваться в объяснения.

— Ну, что сидишь зажавшись? Я не кусаюсь. — демон расслабленно плюхнулся в подушки и полузакрыл глаза, наводя на весьма мерзкие домыслы о том, что налито в сосуд.

— Я могу спросить?

— Валяй...

Авель так дернул большую круглую пуговицу на куртке, что та болталась теперь, как висельник, на одной ниточке. Кружение снега за окном, плывущие огромные здания с разноцветными огнями на несколько мгновений отвлекли внимание.

До сих пор ни разу не видевший ничего подобного, ангел припал к стеклу, а в глазах, огромных, ярко-голубых, поплыли мимо сверкающие самодвигающиеся дорожки с прохожими, трехмерные вывески дорогих магазинов, исчезающие в темном небе зеркальные здания.

— Вопросов больше нет, я так понял... — незнакомец зазвенел бокалом, а Авель непонимающе оглянулся... Часто заморгал, с сожалением оторвался от глазения на столицу слимов и рассеянно поинтересовался, точно происходящее касается кого-то постороннего:

— Вы меня продадите?

— То есть? — демон протянул юноше золотистой пенящейся жидкости в хрустале. — Освежи горло. Говорят, ты ехал несколько дней в фургоне.

— Нам строго запрещено выходить за пределы приата. Я знаю, что вы убиваете ангелов, но прежде пытаете и измываетесь.

Демон даже бровью не повел. Поднес свой бокал к губам, наслаждаясь прозрачностью и ароматом игристого...

— Думаю, ты сможешь спросить обо всем Альтазара, — отозвался после того, как последняя капля исчезла во рту. — Ты знаешь его хотя бы?

Авель задохнулся... Соленый бриз первого поцелуя ударил в голову золотистыми пузырьками. Они познакомились на берегу, очень далеко от основного поселения, куда юноша уходил в часы великой печали. А печали в последние месяцы только прибавлялось. Ангел готовился взойти на ступени главного храма и принять предложение главного жреца, а взамен преподнести в дар свободу и бренное тело.

Смирившись рассудочной головой, юноша сильно страдал от того, что учитель, практически отец, учивший с самого детства ритуалам, умению творить мироздание, однажды войдет в комнату без стука и посмеет коснуться... Авель сам не понимал, почему часы уединения теперь важнее маленького мира, утратившего в одночасье уют. Он боялся... Неизвестности... близости...

Ходил вдоль дикого берега по песку, шепча молитвы. Иногда снимал одежду и заходил в живительные воды, чтобы очиститься от глупых сомнений, чтобы укрепляться в правильности происходящего.

Но однажды вечером, после того, как Тай попытался прижать ангела к стене у алтаря, а в этот поздний час свидетелями были лишь свечи, яркими бликами танцующие на лице сариила, после того, как губы овладели ртом Авеля, а язык алчно проник в рот, страх, почти отступивший, вдруг окреп и вырос в ненависть к себе.

Да, юноша не сопротивлялся объятиям, не рвался из рук Тая. Лишь ноги задрожали, превращаясь в вату.

До темноты бродя по укромному берегу, юноша размышлял над тем, почему испытывает такой дикий ужас, почему сомнения хлынули в душу и затопили берега, мешая дышать радостью бытия. Следы на песке исчезали, но оставалась грусть, словно кто-то украл что-то бесценное, драгоценное.

А потом Авель вновь, в который раз за последние недели, снял белоснежное длинное платье и шагнул к океану, чтобы хоть чуточку смыть нарастающее беспокойство. Пенные волны приятно холодили кожу, энергия растекающегося во все миры источника поднималась все выше, пока юноша не нырнул и не поплыл. Он каждый раз погружался все глубже, извиваясь, спускался в радугу крутящихся вихрей. Плыли навстречу видения вселенных, волшебные миры, полные завораживающей красоты. Особенно Авеля увлекали пейзажи — иногда фантастически прекрасные, иногда — завораживающе ужасные. Одно касание, и таинство рассыпалось на сотни осколков. Но приходили новые видения и новые дали...

Сегодня потоки энергии закручивались сильнее обычного. Надвигалась буря, которые случаются, если смещаются время и пространства. Авель игнорировал угрозы. Изгибаясь всем телом, работая руками и ногами, он погружался все глубже, пытаясь избавиться от воспоминания о поцелуе.

И вскоре осознал — дороги назад, на поверхность, уже не найти. Сгущалась тьма, сознание ускользало, раздавленное мощью... Слабели руки и ноги. А потом случилось нечто.

Конечно, Ангел не понимал, что оказался в крепких руках, лишь ощущал сопротивление, через веки видел возвращающийся свет... Вздох, и вот он лежит на коленях у невероятного видения. Почти миража. Таких описывают в сказках и легендах, потому что рыцарей, подобных темному ангелу, не существует.

— Где мы? Я умер, — Авель пытался подняться, но молнии океана прокатывались через кожу, лишали мышцы сил.

— Ты нырнул и не возвращался, — сказал зеленоглазый юноша. — Я... извини, но я очень испугался!

— Твои крылья... Черные крылья за спиной...

— Это специальные отростки. Они позволяют выживать, — спаситель поднял ангела на руки и понес по берегу подальше от агрессивной воды.

То, что темный спаситель мощен и огромен совершенно не приходило тогда в голову, зато аромат сладкий, как ваниль, пробуждал неясное волнение и беспокойство.

Альтазар. Принц, приходивший из ледяного врана, вопреки всем запретам, чтобы пить из источника. Темный лорд, разбивший сердце. Его первый поцелуй перевернул жизнь Авеля, заставил покинуть безопасный дом. Ненавидя, сопротивляясь, юноша с самого первого момента даже не подозревал, что окажется в таких неприятностях.

— Я увижу Альтазара? — ангел чуть не подпрыгнул на сидении. В светлых небесах глаз возмущение мешалось с надеждой. Сказать мерзавцу, как он его ненавидит. Сказать, что больше никогда не желает видеть...

Демон отставил бокал за зеркальные дверцы, вглубь мини-бара. Именно в этот момент машина начала тормозить около огромного сияющего подъезда. Дверца отъехала в сторону, впуская холодный воздух со снежной бурей, а внутрь, скидывая капюшон темного мехового пальто, заглянул Альтазар и протянул навстречу Авелю приглашающие руки.

2

Если смотреть на столицу слимов сверху, то кажется, что под тобой прозрачная сияющая схема муравейника. Посередине города находятся три самые высокие башни с острыми шпилями, которые накрывают все пространство непроницаемым защитным куполом. Несколько уровней обитания вырисовывают зигзаги на карте передвижения: дороги, улицы перетекают одна в другую; между уровнями находятся зоны идентификации. Ибо не всем, а только высшим чинам, обладающим властью и средствами, по определенным карточкам дозволено пребывать в элитных районах.

Гостиница, к которой привезли Авеля, считалась самой дорогой, предназначенной для особ королевской крови.

— Мой мальчик, — Альтазар поймал недоверчиво протянутые навстречу руки и в одно мгновение вытянул ангела на улицу, чтобы подхватить в объятия и покрыть лицо поцелуями. Ангел даже слова сказать не успел. Сладкая тьма закружила голову, обиды отступили под натиском страсти, которая исходила от темного.

— Хватит миловаться, слишком много свидетелей. — незнакомец тоже вышел, захлопнул дверцу машины, застегнул кожаную куртку и поднял воротник.

— Ланшор, познакомься с моим избранником Авелем, — ярко-зеленые глаза Альтазара блеснули нескрываемой радостью. — Ты все же решился... Решился! — молодой демон потрепал юношу по щеке, а тот еще плотнее прижался к драгоценному любовнику, чтобы чувствовать его близость и дышать каждой минутой. В уютном мраке страх отступал. Пальчики скользили по пушистому свитеру. "Здесь... Ты здесь, — шептал опьяненный разум. — Я люблю тебя... Ты меня не оставляй больше никогда..."

— Пошли, голубки. — Ланшор покачал головой, направляясь к подъезду гостиницы. И Альтазар увлек юношу следом, осторожно оглядываясь, словно вор.

— Сколько ты отдал?

— По договору. Не переживай, поездка нелегального товара обошлась мне дешевле, чем я предполагал, так что расплатишься очень быстро... — демон похоти вошел в распахнутые предупредительно стеклянные двери, щурясь на яркий свет люстр в огромном мраморном холле. Сочетание красного камня и белой лепнины, богатая мебель и ковры ручной работы со сложным геометрическим рисунком, а также фонтан с золотыми рыбками в бассейне должны были производить впечатление на гостей. Авель оглядывался с изумлением, а обнимающая его рука все крепче обхватывала талию.

— Господа, добро пожаловать в Рессотт. — расторопный слим пригласил демонов присесть на красный с золотом диван.

— Добро-добро! — Ланшор раздраженно принимал комплименты, пока заказывал два номера, а потом махнул парочке, нежно обнявшейся у стены, следовать за собой.

Лишь в лифте он оторвал Альтазара от юноши и схватил за грудки, окончательно вскипая. В темных глазах проявилась таившаяся скрытая угроза.

— Сука! Ты понимаешь, в какую историю меня ввязал? — зарычал он на молодого демона в то время, как ангел попытался зажаться в угол. Этот Ланшор — он был ужасен. Не потому что красота исчезла, а через кожу проявились алые всполохи, просто Авель никогда не думал, что возможно проявлять столько гнева! Раскаляющего пространство, бьющего по нервам и так натянутым, словно струна.

— Ты спятил! О чем ты? — Альтазар с силой оттолкнул взбешенного зверя. — Объяснись!

— Объясниться? — указательный палец ткнул в сторону ангела, который обнял себя руками и дрожал былинкой на бурном ветру. — Ты мне сказал, что ангелочек из простых. Ты уверял, что будет несложно доставить его...

— Ты сам только что...

— Я тебе голову готов оторвать, Альтазар. Ты меня под гильотину подведешь. Змий нас обоих прикончит.

При имени Змий ноги Авеля подкосились. Древний дракон всегда назывался врагом всего живого, с ним связывали смерть Агнца. Жестокий мерзавец заманил несчастного в ловушку, пытал, а потом... убил!

— Авель! Солнышко... — темной взволнованной тенью Альтазар опустился рядом с юношей, легонько ударил по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Твой Авель не ел несколько дней. — Ланшор тяжело выдохнул, пытаясь собрать ярость в кулак и размышляя над тем, что теперь врать повелителю врана. Несомненно, что новость дойдет до царственных ушей, и тогда придется отвечать.

— Как не ел?

— А как по твоему я должен был прятать чистый свет? Только изолируя и контролируя... За пиратские услуги кругленькая сумма вышла. А еще Кро пришлось отстегнуть за легализацию покупки. — Опять тихая ругань под нос, поминающая все мерзости мира. — Вот вам ключ. Я умываю руки. Дальше сами... Сами, голубки!

— Ты не хочешь объяснить, в чем дело? — Альтазар поднял юношу на руки и шагнул в коридор. При этом ища повод задержать явно пытавшегося увильнуть Ланшора. Тот махнул рукой, мол, довольно, и бодрым шагом направился к нужным дверям мимо поклонившегося низко коридорного.

Конечно, грааны, приближенные к власти умеют скрывать эмоции. Но недавняя вспышка очень удивила и заставила младшего лорда сильно занервничать.

Змий был хорошим отцом. Он многое позволял наследнику. Единственным запретом, звучащим открыто, было общение с приатом. Сначала Альтазар не придавал этому значения. Райское место, где обитали пушистые (так юноша называл ангелов), мало интересовало его. Но время шло и потребности менялись. Беспокойство юноши росло, пока не оформилось в жажду. Словно внутри зияла черная дыра с острыми краями.

Альтазар уложил своего маленького ангела на кровать в спальне, накрыл покрывалом, перекинув с одной стороны на другую. Набрал номер заказов, а сам полез в бар за бутылкой, продолжая дерганно размышлять.

Отец ненавидел приат. Не презирал — именно ненавидел. Прогулки по пересечениям миров, следы света влекли Альтазара понять почему. Каждый раз видя в городах пушистых -таких аппетитных, таких вожделенных, темный лорд останавливал себя тем, что добыча ядовита. Но однажды преграда рухнула.

Вероятно, пустые мечты так и не обрели бы реальной формы, если бы однажды, совершенно случайно Альтазар не набрел на берег, за которым начинался странный, сводящий с ума океан.

Утром над его поверхностью взлетали золотые брызги, превращающиеся в туманные образы, в прозрачной воде пробегали искры, такие пугающие и завораживающие. Вечером вода темнела, но откуда-то из глубины неясным свечением поднималось ночное светило. Альтазар любил волшебное место, которое раскрыл среди тысяч лабиринтов и реальностей. Здесь он проводил бывало по несколько дней, ныряя и играя с потоками.

Где был? Ни к чему сообщать главному темному. Есть кодекс, запрещающий граану развивать способности, путешествуя и впитывая магию. Но однажды Альтазар увидел у заветных вод того, кто навсегда увлек внимание — юный крылатый пришел к океану, чтобы сидеть и смотреть за горизонт. Его тонкая фигурка опустилась на песок, руки обняли колени. Сияющие волосы разноцветьем разссыпались за спину, как кудрявая пена волн.

Маленький ангел сидел у берега часами, бродил у кромки воды, словно что-то потерял, иногда... снимал всю одежду, заставляя темного сына задерживать дыхание, и нырял на глубину, как гибкая и быстрая рыбка.

Альтазар сделал заказ ужина и опустился рядом с Авелем на кровать, обнял того сзади и закрыл глаза, слушая сбивчивое дыхание. Ангел явно пришел в себя и теперь сильно нервничал.

А от обнимающей руки он еще и заплакал, как маленький ребенок.

— Тише-тише, все будет хорошо, — Альтазар потянул юношу к себе. -Ланшор испугал тебя?

-Ты испугал. Ты обманул меня. Я тебя ждал, надеялся, что... А ты не пришел! — юноша завозился пушистым котенком в руках демона, развернулся к тому лицом. В светлых глазах стоял вопрос.

— Авель, прости. — демон искал правильные слова для оправдания. — Я не был уверен, что ты действительно выйдешь из-под защиты жрецов. Ты...

Юноша прижал пальчик к губам демона, оставляя уютное гнездышко из покрывала и обвивая шею того, о ком мечтал все эти бесконечные недели.

— Значит ты велел меня сюда доставить?

Альтазар кивнул. Иного пути на территорию слимов, как продажа, не было, иначе бы отец сразу прознал про желания молодого лорда. И скандал! Или еще что похуже ждали бы настырного ослушника.

— Твой помощник... — Авель явно забыл имя и прикусил губу. — Он работает на Змия?

— Нет, что ты... — Альтазар заулыбался, наблюдая за ласковой птичкой, лежащей практически на груди. Еще не верилось, что все прошло гладко, что ангелочек теперь навсегда останется с ним. Еще стучало беспокойно сердце о том, что вранские ищейки могут прошерстить счета и списки аукциона и... потребовать выставить мальчика на продажу. Но Альтазар гнал от себя дурные мысли. Ланшор обещал достать документы за несколько дней и оформить их по правилам.

— Ланшор — мой брат.

— Брат?

— Да, у меня большая семья. Просто мы не живем вместе. — губы демона легонько тронули щеки Авеля, добрались до лепестков губ и нежно потерлись, ища ответной реакции. Ангел беспокойно завозился в покрывале. Виной всему были те несколько ночей, в которые он позволил...

— Не надо, — юноша отстранился, и Альтазар обязательно спросил почему, если бы в дверь не постучали: прибывший ужин был ковсем чертям некстати. Но следовало поесть самому и обязательно накормить и уложить спать измотанного путешественника.

— Наверное, не по твоему вкусу. Я позволил себе заказать клубнику и персики, — когда официант удалился и оставил двоим сервированный столик, демон подхватил тарелку с фруктами и отправился к кровати. — Я очень виноват, что не мог провезти тебя через кордоны сам. Змий, понимаешь, он закрыл границы...

Авель замотал светлой кудрявой головой. Попытался встать, но Альтазар залез обратно, чтобы соблазнять ароматными дарами природы, которые так ярко манили и цветом, и сладостью...

— Твой отец убил Агнца... Тай утверждал, он настоящий монстр. — юноша расстегнул узкий пиджачок, чтобы освободиться от давления в плечах и излишнего тепла. Пошевелил мысами ног. Похоже, и обувь осталась где-то в коридоре.

— Ты из-за слов Ланшора испугался? — вдруг догадался демон ласково, настойчиво продолжая предлагать угоститься. Авель был слишком бледен и утомлен долгим переездом.

— Твой брат сказал, что Змий оторвет вам головы. Крайне жуткое заявление. — тонике пальчики подхватили персик. А глаза пробежались по сумеркам в комнате. Надо признать, вкус у слимов всегда был отличным. Они умели создавать иллюзии. И спальня в номере напоминала райский сад. Образ специально выбирался Альтазаром еще неделю назад, когда, дожидаясь появления ангела в порту и не веря, что такой скромный мальчик откажется от великой миссии стать спутником жреца, он бесцельно бродил среди многочисленных лавочек и выбирал подарок. Да, все должно было выглядеть, как бегство. Да, Авель должен был доказать, что... Ах, какое самодовольство понять, что ты нравишься, что ради тебя юное беззащитное существо способно пересечь океан и отправиться в опасный во всех отношениях город слимов. А еще — пожертвовать волосами. Сияющими, мягкими, в которых можно утонуть, как в лучах солнца.

Альтазар эгоистичным жестом коснулся щеки юноши. Мой! Теперь он будет только мой, шепнул разум. А Авель потерся доверчиво о горячую ладонь, продолжая ожидать ответа и надвкусывая сладкую мякоть.

Не стоит злиться. Хочется верить тебе, мой темный рыцарь. Мой зеленоглазый бог, явившийся в океан и раскрывший огромные черные крылья.

— Мы не поедем в столицу врана. Я же не сумасшедший... — Альтазар прислушался к собственному гулко бьющемуся сердцу. Как глубока сердечная рана, нанесенная пушистым созданием? Не сводил ли он когда-либо глаз с сокровищ, которые добывают в рудниках? Искал ли доказательств ответного чувства?

— Ты хотел, чтобы я поехал во вран? Раньше хотел? — Авель подобрал под себя ноги и сел в позу лотоса, стараясь не выражать волнения. Ледяной мир дракона казался волшебной страной, где никогда не бывает солнца, где бескрайние равнины, такие белые от снега, заполняют тоской и отчаянием даже самое горячее сердце.

Альтазар медлил с ответом. Бесстыдно упивался близостью объекта всех своих вожделений. Спрашивал, испытывает ли такую же зависимость от присутствия рядом ангела, и находил, что сходит с ума -медленно, лишь от того, что видит. Тонкие щиколотки, изящество лодыжки, маленькие острые колени, линия бедра в узких брюках, эти руки, достойные, чтобы их рисовали великие мастера — с узкой ладонью и длинными тонкими пальцами. А сама фигурка? Сплошь вожделение, вызов... Если отец узнает, он не просто оторвет голову, Ланшор прав, наверное.

— Мы поедем ко мне в поместье. — тяжелый выдох. — Только сперва купим тебе одежду. Во вране зима. Не хочу, чтобы ты простыл.

Альтазар потянулся к ангелу, повалил того на подушки, прижал всем весом. Тарелка звякнула и разбилась, раскидывая по полу ярко-алые ягоды клубники и персики. А губы демона жарко накрыли рот Авеля, впитывали сладость поцелуя, требовали, чтобы им подчинились. Язык толкнулся внутрь, но юноша не впустил и попытался вновь уйти от близости.

— Ты уже второй раз намекаешь, что не готов... Что не так, — словно облитый ледяной волной, Альтазар внимательно изучал своего мальчика, который спокойно лежал и ждал освобождения.

— Ты обещал мне быть честным. Ты знаешь, как я рисковал, когда ушел из дома? Я тебя ждал. Я обрезал волосы...

— Да, твои волосы, — сильное сожаление, легкое колдовство, ускоряющее рост, и вот они вновь струятся и обволакивают. — Так лучше?

— Альтазар, ты меня не слышишь. Твой брат сказал, что Змий будет в ярости. Что тебе грозит? Почему нельзя нам общаться? — ладошки уперлись в плечи демона с легким давлением. И тот отвел глаза, вызывая новые подозрения, темнея, как бывает заходится черными тучами небо.

Снег стучал в окна спальни, в которой повисло тяжелое напряжение вместо сладостной истомы после долгой разлуки.

— Раз ты хочешь , — Альтазар перекатился на спину, закладывая руки под голову и глядя в потолок, по которому плыли зеленые сады с белоснежными цветами. — Я родился после того, как погиб Агнц. Многие грааны называют меня половинчатым. Я могу без запретов проникать в твой мир и купаться в океане. Я опасен для всей твоей расы, так как ваш яд на меня не действует.

— Яд? — Авель удивленно приподнялся на локте, наклонился над своим темноволосым богом. Белые пряди упали вперед, заливаясь радугой. — Что за история?

— Да неважно. Черт! Авель, ты готов задавать вопросы бесконечно... Слишком много вопросов, а ответов на все все равно у меня нет. — младший лорд смешно заморгал, пытаясь изобразить открытый и немного наивный образ ангела. Еще секунду сдерживался от нападения и наконец опять накинулся и придавил сверху, чтобы быстрыми и четкими движениями расстегивать пуговицы на рубашке, покрывать шею Авеля поцелуями столь страстными, что тот больше не мог сдерживаться и полностью отдался желаниям возлюбленного. Именно так, а никак иначе. Да, глупо сбежал! Да, сейчас плывет в облаках каждого движения и намерения возможного хищника. А ведь неделю назад. Стоя на корме, любуясь двойным солнцем и черной бурей над головой, он просто хотел взмыть высоко-высоко и падать в перевернутую бездну. И невероятная тоска жгла сердце, вырывая клочьями странные образы, что складывались в безумные картины и рушились, как карточные домики. Во вран! В Маат! Иди ко мне... Иди и не останавливайся...

Губы Альтазара скользнули вниз, язык обрисовал сосок, оставляя мокрый след на коже, такой гладкой и нежной, что кажется можно поранить случайной неосторожностью. Рука дернула молнию брюк вниз.

Маленький! Он уже желает меня... Альтазар пополз ниже, высвобождая розовый аккуратный член ангела. Дохнул на него горячим дыханием, словно играя, вобрал головку в рот, слушая с упоением участившееся дыхание. Задвигался навстречу неуверенным толчкам ангела, рисуя на древке волшебство похоти.

А Авель закрыл глаза и еще больше погрузился в странные видения. Он летел над огромными озерами. Ощущал руку обнимавшую талию, слышал как голос льется на ухо, такой восхитительный, такой чарующий. Мог дотронуться до облаков и одновременно не бояться, что тот, кто управляет полетом, позволит упасть. Ты мой, малыш, повторял тихий голос, Навсегда мой...

Резкое вскидывание навстречу восторгу. Упоительная секунда освобождения, приносящая легкую слабость в ноги. Альтазар потянул с ангела брюки и нижнее белье, развратным бесом упал сверху, высоко поднимая ноги. Авель через туман видел, как лицо склоняется близко-близко. Фосфором алели глаза, пугающая улыбка мелькала на губах

— Ты хочешь забыть меня? — вопрошало чудовище. -Вычеркнуть из памяти навсегда. Ты...

Авель задрожал осиновым листом. Дернулся к бегству, а молодой лорд смачно выругался и стал натягивать на себя штаны. Да, точно, только теперь ангел услышал настойчивый стук в дверь, какие-то голоса.

— Ни звука! — демон уже в дверях обернулся к вскочившему и метавшемуся по кровати крылатому. Небеса! Юный принц тьмы побелел, словно мел. Точно... На нем не было лица.

Авель сглотнул испуганно, пытаясь вдохнуть и испытывая все равно нехватку воздуха:

— Это твой отец? Да? — прошептал, превращая догадку в вопрос.

Альтазар и хотел бы соврать теперь, но точно знал — за дверьми сгущается сильнейшая энергетика, не узнать которую невозможно. — Ни звука, Авель. Умоляю.

3

Каждому вранскому дьяволу, каждому бесу известно, что повелитель не выносит неповиновения. И дети Змия давно склонили головы и никогда не идут против отца. Но Альтазар — любимчик среди прочих. Ему с детства позволялось слишком много, его баловал темный лорд, ему рассказывал дьявольские сказки о том, что приат — рассадник заразы. И вот теперь, когда стукнуло сыну двадцать, наследник тьмы узнал, почему каждый демон старается заполучить себе игрушку и никому не показывает ее.

Альтазар оказался у двери как раз в тот момент, когда ключ в замке повернулся, а на пороге возник тот, кого меньше всего хотелось приглашать в этот единственный прекрасный час любви.

Высокий, с широченными плечами и копной черных густых волос, в черном пальто с огромным меховым воротом, он бесцеремонно шагнул в коридор, предшествующий гостиной, а следом — несколько слимов и ... брат Ланшор с понурой головой. Во взгляде демона похоти читалось сожаление и одновременно издевка. И Альтазар сразу осознал, что отдан на растерзание отца.

Но Змий, а так называли повелителя врана в многих мирах, не спешил с разговором. Он обошел несовершеннолетнее чадо, как бы ненароком задев плечом. Заложив руки за спину, встал у окна. Незнакомые слимы продолжали ждать у входа в комнату. Они были одеты богато и со вкусом — в темно-синие узкие шарджери (балахоны с капюшонами, выделявшие элиту торговцев), головы украшали странной формы уборы с козырьками-клювами. А вот Ланшора явно подняли с кровати. Он даже пуговицы на рубашке не все застегнул, а уж заправить ее в штаны и вовсе забыл

— Чем обязан, отец? — Альтазар хотел встать на защиту спальни, даже отсюда видя разливающийся свет волнения и страха Авеля. Бедный мальчик совсем не умел управлять эмоциями.

Змий чуть повернул голову, словно не расслышал сына. Черная тень его, лежавшая на полу, подобралась к ногам Альтазара, тот отступил.

— Господин Кро, что вы днем должны были отправить на аукцион? — Черный профиль на фоне огней города казался зловещим и непроницаемым.

— Ангела. Элитный товар. За ним приехал лорд Ланшор, который должен был доставить раба в нужное место. И выставить на торги во вране.

— Сколько вы получили за якобы продажу?

— Пятьдесят миллионов, повелитель. Сумма, мягко говоря странная, — Кро не скрывал своего негодования, посинел от ярости и бросал косые испепеляющие взгляды на Ланшора.

— Я плачу двести миллионов. Здесь, сейчас. Эту цену не предложит никто. Вы согласны?

Кро нервно облизал губы.

— Да, — выдохнул он. — Бумаги со мной.

— Давайте их сюда. — тонкие лайковые перчатки полетели на стол, в голосе проявилось раздражение. Старый слим прошмыгнул мимо вставшего как столп Альтазара и отдал бумагу, по которой являлся хозяином Авеля. Витиеватая длинная подпись появилась внизу вместе с обозначением суммы, следом на документ легла первая печать и еще одна.

Змий наконец поднял взгляд на младшего лорда, так и стоявшего с опущенными руками у стенного шкафа.

— Где он? — ногти вдавились в ладонь, и Альтазару показалось, что не ответь сейчас, будет достаточно одного удара, чтобы размозжить голову. Но голос чувств, страх и ответственность за происходящее не позволил молодому лорду пасовать.

— Я не позволю, — шаг к дверям спальни, и вот уже в человеческих глазах вспыхнули два ярких огня.

— Не позволишь? — Змий продолжал оставаться на месте, постукивая ерчатками по запястью. — Или ты сейчас исполняешь мой приказ, или сам знаешь, что за непослушание тебя ждет неминуемое...

— Авель мой! — Альтазар чуть ли не рычал, в его фигуре появилось что-то звериное, тело стало удлиняться и менять черты непроизвольно, неконтролируемо, пугая слимов, пятившихся все ближе к двери. Но Змий явно не замечал волнения отпрыска, более того иронично наблюдал за его чувственным порывом.

— Здесь ничего твоего нет, — сказал спокойно и размеренно. — Посторонись!

Но непослушный мальчишка явно решил испытать терпение родителя. Еще больше ощетинился и практически бросился в атаку, но сразу же попал в ловушку — Змий выхлестнул руку вперед и ударил по лорду потоком времени, сбивающим с ног и путающим сознание. Альтазар покачнулся, попытался сопротивляться, ухватился за край стола и рухнул, как подкошенный на ковер.

— Ланшор, дай ему воды, а мне — несколько минут наедине с новым приобретением, — фосфор глаз прожег дверь, волнение коротким отзвуком отразилось в приподнятой усмехающейся губе.

Конечно, шагнуть казалось одновременно и легко, и невероятно сложно. Свет под дверью разливался знакомым манящим нектаром. И три сердца забились в груди демона быстро и вразнобой.

Авель слышал шум разговора, слышал, как вскрикнул Альтазар, как наступила тишина. Он и сам вскочил с кровати, спешно натягивая одежду, ежась от колкого низкого голоса незваного ночного гостя. И замер на полушаге, потому что дверь стала медленно открываться, а в нее... Разве это происходило на самом деле? ... Вползала тьма. Извилистые змеи пробегали по полу, касались предметов, играли с ними и отпускали, пока не остановились у ног ангела, который поднял голову от пола и оказался под прицелом зеленых изучающих глаз.

Высокий мужчина пересек рубеж сорока лет, на висках его серебрилась седина, благородные черты во всем напоминали Альтазара. Только было в них больше жесткости и суровой надменности. А еще — небо! — демон, бесцеремонно ворвавшийся в спальню, подпирал плечами косяк.

Авель судорожно застегнул последние пуговицы на рубашке и сглотнул. В голубых глазах отразился первобытный ужас. Все слова и мысли перемешались в тугой клубок. Бежать! Хотелось бежать, забиться в ближайшую щель и дожидаться, когда наконец кошмар уйдет.

— Значит, Авель? — ласкающий, практически зовущий, голос повелителя врана вызвал румянец на нежных щеках. — Собирай вещи, ты едешь со мной... малыш!

Выжидающая пауза, шаг навстречу к мечте. Казалось, на юношу наступает неотвратимое бедствие. Вот он — убийца, про которого ходит столько слухов и легенд. Соткан из магии, меняет обличья, пользуется силой хаоса... Он уничтожил светлого агнца, несущего милосердие. Сжигал миры ледяной неизбежностью и равнодушием.

Ответить повелителю врана "нет", все равно что...

— Не бойся, я не буду тебя торопить... — Змий коснулся волос, подхватил прядь, пропуская засеребрившимся шелком между пальцев. Авель чувствовал близость демона, исходившую от него опасность.

— Я... — губы ангела не подчинялись. Еще более внимательный взгляд проникал в душу, связывая с ног до головы. — Что будет с Альтазаром? — испуганный выдох, когда до плеч дотрагиваются, сжимают их хрупкость.

— А собственная судьба тебя не волнует?.. — иронично приподнятая бровь.

— Вы позволите мне не поехать с вами? — Авель отвечал вопросом на вопрос, словно пробуждаясь ото сна и сознавая, что происходящее — на самом деле. Демон держал крылатого, не собираясь отпускать, а на лице его проявлялись непонятные эмоции.

— Не позволю. Тебе лучше сейчас послушаться. — Змий огляделся и глянул на босые ноги Авеля. — Где твоя обувь? А куртка или что там?

— Я... — внутреннее сопротивление силе воздействия... — Все осталось в коридоре. Это не мои вещи. Я...

— Ну, не думаю, что мы не найдем что-то тебе по размеру. — повелитель врана внезапно подхватил юношу на руки, укутывая частично в полы пальто, а частично — в огромный черный меховой ворот. И направился к выходу, бросая приказы на ходу:

— Ланшор, эалет к центральному входу. Альтазар, утри сопли и собирайся. Я тебя ждать не буду. Мы уезжаем во вран. Немедленно!

... Он сидел тихо, удерживаемый одной рукой, инстинктивно грея ноги в складках пальто, и дышал одуряющим ароматом вереска. Змий изредка поправлял сбивающийся подол, чтобы закрыть Авеля, и тогда его темные густые волосы щекотали лицо, но ангел не подавал ни единого звука. А еще он чувствовал рядом присутствие Альтазара, его затаенную агрессию и беспомощность.

Было, с одной стороны, тепло, уютно, а с другой просто ужасно... Не страшно, нет. Волнительно. От того, что так близко бьется сердце — громко, быстро, иногда сбиваясь на барабанную дробь. От того, что пальцы демона то и дело поглаживали плечо... От молчания, длящегося уже целую вечность.

Авель боялся забыться сном из-за равномерного покачивания, искал возможность хоть как-то освободиться от хозяйского удерживания, увидеть Альтазара... Потом глаза сами собой начали слипаться, и никто бы не ответил утвердительно, что огромный и страшный мужчина не воспользовался магией.

Разбудили юношу тихие, сведенные до шепота голоса. Он попытался шевельнуться, и понял, что лежит на сидении укутанный все в то же пальто головой на чьих-то коленях. Осторожно приоткрыть глаза, поднять взгляд в сумрак салона, где две тени мелькают во всплывающих и исчезающих лучах света. Ощущение, словно падаешь вниз, в какую-то бездну. Авель шевельнулся, заставляя лежавшую на талию ладонь ожить и потянуть тело к себе.

— Думаю, поговорим позже! И с тобой, Альтазар...

— Отец, — голос молодого демона дрожал...

— Я был уверен, что ты не предашь меня... Что не посмеешь так поступить... — Приглушенное рычание, гул мотора и резкий толчок о землю.

Авель начал инстинктивно сопротивляться, когда его вместе с одеждой попытались окончательно прибрать к рукам.

— Не рыпайся, малыш, — легкое раздражение прозвучало в голосе Змия, поднявшего ношу и шагнувшего в отъехавшую в сторону дверцу. — А вас завтра с утра жду у себя. Поговорим серьезно.

Юноша начал отчаянно вырываться уже вне пределов машины. Практически через секунду он выскользнул, как угорь, из блестящей шелковой подкладки пальто и плюхнулся коленями на разноцветные камни площадки под всеобщий вздох и явное неудовольствие правителя врана.

Смеркалось, или это такая колкая ледяная серость? Влажный воздух с изморосью и осколками снега проник под тонкую рубашку, пронзил пятки, волосы подхватили холодные вихри... Авель дернулся встать, заметил, что штанина порвана, а на ткани расползается мокрое пятно.

— Право, как маленький, — Змий набросил на ангела свое пальто. Ловко подхватил и ослепительно улыбнулся сыновьям. — Все. Комедия закончена. До завтра.

Конечно, вторая попытка к бегству не удалась, и конечно, Авеля всего трясло от того, что происходит. Он ощущал себя овцой, которую отдали волку на съеденье. Пытался отбросить мысли о надругательствах и пытках, про которые узнал от жрецов, и все больше погружался в отчаяние.

К тому моменту, как повелитель врана поставил ангела на пол и освободил от тяжести меха, ангел дозрел до того, чтобы повиноваться решениям судьбы. Но вместо темных подвалов, устрашающего вида инструментов и ужасных приспособлений, юношу ожидала богато обставленная комната. Слишком уютная для чудовища, который убивает живых существ и пьет их кровь. Кровать с балдахином посередине, покрытая красным бархатом, была сделана из красного дерева. Огромная медвежья шкура на темном паркете. Глубокие кресла с витыми ножками — у круглого столика, на котором небрежно забыта золотая цепь с круглой печатью власти. Авель искоса посмотрел на Змия, который бросил пальто на одно из кресел и направился к камину с низкой черной решеткой, чтобы ладонью поднять и усилить пламя. Затем потянул с плеч черный камзол и остался в прямых брюках, сапогах до колена и свободной белой рубашке с широкими рукавами.

Авель бросил трусливый взгляд на полуоткрытую дверь, ведущую в темный коридор, где горел одинокий факел, но та внезапно резко захлопнулась, а в замочной скважине абсолютно без ключа щелкнул замок.

— Не думаю, что сейчас время для экскурсий по моему дому. — заметил темный лорд, поворачиваясь к растерянному и не знавшему, куда деваться, Авелю.

Бедняга тихонечко отступал, приближаясь к узорному мозаичному окну, через которое разноцветными бликами лился утренний свет.

Змий просто наблюдал за действиями приобретения, любовался и одновременно резал все три сердца на кусочки, не веря, что чудо произошло. Что тот, кто потерян навсегда, сейчас здесь...

Демон старался сдерживать желания. Слишком юный... Кро сказал, ему исполнилось шестнадцать в прошлом месяце. Но думается, что на самом деле меньше. Зеленые глаза вспыхнули вожделением, в то время как юноша с ногами забрался в самое дальнее кресло и выжидал, как пугливый зверек.

— Будешь завтракать?

Отрицательное махание головой.

— А в бассейне погреться?

Опять отрицание.

— И даже сменить вещи?

— Нет. Спасибо. — Авель задрожал, когда темный лорд, коих частенько прозывали граанами, приблизился и присел у кресла, ставя руки на подлокотники с двух сторон.

— Ты упрямый мальчик, да? — спросил с улыбкой и тут же добавил: — Но я упрямее.

Авель не знал, что сейчас сказать. Нужно ведь говорить, не тушеваться, не прятать глаз... Делать хоть что-нибудь.

Пальцы искали, за что зацепиться, практически рвали подол рубашки.

— Я люблю Альтазара, — выпалил ангел прямо в лицо мужчине, обжигая того светом вспыхнувших волос. — Вы поступили мерзко.

— Поступил? — сыронизировал повелитель врана, наклоняясь ближе, опираясь на острые колени юноши. — Я поступил так, как должен. Ты — наследник приата? Какого из двух поселений?

— Что? О чем вы говорите? Приат один...

-Ошибаешься, малыш. — Змий стал самой любезностью, встал, чтобы открыть шкаф и вернуться к креслу с яркой подробной картой, которую он тотчас разложил на столе. Привлеченный необычным рисунком, Авель сначала привстал, а затем оказался около стола, чтобы разглядывать озера, горы, реки, долины, читать незнакомые названия.

— Вы сказали про приат...

— Да, здесь, — указательный палец провел по горам и перешел на пустыню. — Здесь находится зона отчуждения, чтобы верхние миры не смешивались со срединным. Где-то за пустыней забвения лежит новый приат, добраться до которого под силу лишь очень сильным магам или крылатым светлым, как ты. А вот здесь, — перемещение через океан и зеленоватые пятна государств... — Здесь находится другая колония ангелов. Ими, кажется, управляет Марк. Слышал про такого?

Авель кивнул. Конечно, про охотников он был наслышан от самого Тая. Но они никогда не появлялись из вод океана.

— Ты обдумываешь, что ответить. Не утруждай себя напрасной ложью. Тебя поймали на пароходе, следующем до Лангры. Я точно знаю курс следования данного судна. — граан вернулся к горам и ткнул туда с уверенностью. А Авель согласно кивнул и с вопросом посмотрел в сторону Змия.

— К чему вы клоните? — прошелестел одними губами, воображая себе все возможные беды, если вран узнает, где находится его дом. А ведь Альтазар выдаст, скажет правду.

— Ты наследное лицо, обладающее ярчайшим светом. Твои способности должны развиваться день ото дня. Есть договор с приатом о том, что ни один темный не имеет права с тобой иметь дело.

Авель недоуменно приподнял брови. Хрупкий, желанный и совершенно ничего не помнящий. Если легонько дотронуться до ауры, ощущаешь невидимую преграду. Закрытость. Некоторую отчужденность от всего мира. Малыш забыл не сам. Его заставила божественная и жестокая рука великого игрока.

— Кто вам сказал такую глупость? — ангел понемногу привыкал к присутствию рядом темного лорда. Его манера изъясняться, сдержанность совершенно разнились с тем, что говорили книги и о чем предупреждал Тай. — Я просто Авель. Жрец. То есть почти... Мне так и не пришлось пройти ритуал посвящения. Но...

Демон понятливо закивал, а потом жестом попросил замолчать и, быстро пройдя через комнату, резко открыл дверь, за которой оказался маленький темноволосый старикашка в странном пышном костюме

— Суул! Что-то нужно?

Наглец заглянул в комнату, побагровел до кончиков ушей, бросил на повелителя врана многозначительный взгляд и трепетно сообщил:

— Младший лорд Альтазар требует немедленной аудиенции.

— Конечно, что же ему еще остается делать? — гадкая усмешка. — Видимо, кровь горячее мозгов... Впусти, но попридержи в кабинете. Я скоро приду.

Змий закрыл дверь. Неспешно вернулся к столу. Аккуратно сложил карты.

— Я вынужден покинуть тебя, малыш. Но это ненадолго. Потом мы сможем продолжить нашу занимательную беседу.

— Вы не поняли мои слова про Альтазара? — Авель сильно занервничал, осознавая, что вот-вот ситуация разрешится.

— Напротив. Но на твоем месте я бы плотно позавтракал, принял ванную, поменял одежду и... Был послушным ребенком. А я пока разберусь со своим чадом и заодно доведу до сведения сариила Тая то, что здесь происходит. Поверь, миссия не из приятных... — Змий не позволил Авелю что-либо сказать. Да он бы и не сумел, потому что был слишком поражен словами демона и не мог понять, каким образом одно событие связывается с другим.

— Мой повелитель, — Суул терпеливо ждал за дверьми и когда в коридоре появился Змий, он словно ожидал, что тот впадет в странное состояние. Безвольно ударит кулаком об стену, срывая ярость на камне. — Не здесь. Он услышит... Успокойтесь!

Темный лорд лишь опустил голову и успокаивал сбившееся дыхание, а затем решительно направился к лестнице.

— Усадил Альтазара поудобнее?

— Как было угодно вашему величеству. В главном кабинете. — Суул почти бежал, не успевая за хозяином, который уже свернул в боковой коридор и нырнул в потайную дверь, чтобы быстрее добраться до другой части дома. — Я немного так сымпровизировал. Дело в том, что Ланшор пытался остановить нашего непоседу до завтра. Уговаривал. Они у дверей чуть ли не подрались...

— Прикажи, чтобы воду нагрели. И чтобы мальчика помыли и накормили как следует. — словно не слушая, сказал граан, зажигая дыханием первый факел.

— Вы уверены, что Габриэль...

— И еще, — полуповорот головы, злобные черные змеи тени вокруг мелкого беса Суула. — Не произноси при нем этого имени. Его зовут Авель. Понял? Прекрасно. Я хочу, чтобы еда была сладострастной, чтобы масла и добавки в воде вызывали желание... Еще яснее объяснить? Нет? Тогда не надо меня охранять. С Альтазаром я сам поговорю.

4

Серость Маата ярче любого земного цвета. Серость Маата распространяется и далеко за пределами улиц, медленно перетекая в бескрайнюю равнину, на которой горизонт не делит небо и землю, а превращается в одно целое.

Многие говорят, что на равнинах врана обитает безмолвие. Даже ветер здесь утрачивает скорбный голос. Что уж говорить о тех, кто хоть раз видел, как встает над бездонной серостью солнце? Его лучи пробиваются робко, освещая город, стоящий в самом центре вселенной. Проникают в окна домов. И дьяволы понимают, что наступил новый день, в котором они запечатаны во вране и никогда не смогут обрести полной свободы и силы.

А еше Маат имеет душу. Темную, как черная дыра, познав которую, никогда не захочешь вернуться на свет.

Когда Змий вошел в кабинет, в котором обычно принимал послов из других стран, сын вальяжно сидел в кресле за столом и что-то читал. Конечно, особо важные документы хранились в другом месте. И все же, есть некая инфантильная наглость в том, чтобы шарить по чужим бумагам.

Правитель врана показательно громко закрыл дверь, а Альтазар, сразу отложил листы в сторону и поднялся навстречу с полыхающим гневным лицом. В свете красных ламп, в царящей здесь полутьме, казалось, что достаточно одной искры для скандала.

— Садись, милый, тебе ведь было удобно, — Змий снисходительно позволил юноше обратно опуститься в кресло, а сам отправился к бару, чтобы налить два бокала вина. — Угостись. Урожай удался. Молодое вино, но сколько в нем аромата, солнца... Попробуй, подержи на языке... Ну, как?

— Отец! — Альтазар отпил глоток и отставил угощение, заставляя Змия нахмуриться и на пренебрежение и на осуждающий тон. — Что ты делаешь, отец?

— Что я делаю? — легкая и злая усмешка. Темный лорд продолжал смаковать напиток, усевшись в кресло с другой стороны и закинув ногу на ногу. В его длинных тонких пальцах хрусталь отражал всполохи огня в светильниках, играл красными бликами на лице.

— Авель приехал со мной. Я хочу...

— Хочешь? Как неожиданно звучит, — новая усмешка и новый глоток вина. — Но продолжай, я дослушаю... Хотя, кажется, предупреждал, что приму вас с Ланшором завтра. Говори, милый.

Альтазар проглотил ехидство отца, помолчал, чтобы не растерять достоинство и окончательно не спасовать. А ведь он знал, что спорить со Змием бесполезно. Но вот попросить выслушать себя...

— Отец, я люблю Авеля. Мы хотим быть вместе.

— Это все?

Молодой демон кивнул. Что еще он мог теперь сказать? Нет оправдания прогулкам на территорию пушистых. И общение с ангелом не объяснишь случайностью.

— Тогда начну с самого главного, Альтазар. Ты нарушил законы врана. Несколько раз — мои личные запреты. Если отбросить мою привязанность к тебе и простить посещения источника, то выходка с аукционом была крайне опасна и сулила мне проблемы со слимскими законодателями. — Змий наконец осушил бокал, поставил на стол, с некоторым безразличием наблюдая за тем, как сын ищет оправдания и пытается сформулировать более менее сносную мысль. А потом, не дождавшись ни отрицания вины, ни принятия, продолжил: — Вероятно, что тобой руководило чувство. Правильно я понимаю?

— Я же сказал, что люблю... — голос молодого граана дрогнул под пристальным немигающим взглядом.

— А ты знаешь, кто такой Авель? — спросил Змий спокойно, практически ледяным тоном.

Альтазар отрицательно закачал головой. Подался вперед, облокачиваясь локтями на столешницу. Волнение, совершенно непонятное и странное, стучало в воспаленных висках. Хотелось ослабить воротничок, вдохнуть глубже.

— Мне все равно кто... Я хочу его! — забормотали губы жадно. — Ты ведь тоже любил, отец... Отдай Авеля! Умоляю...

Змий застучал пальцами по подлокотнику. Бедный мальчик так сильно волнуется, что даже не может контролировать процесс изменений. В свои двадцать с небольшим он только формируется как хищник. Его инстинкты, его гормональная система еще не работают на полную мощь. Его организм подчиняется эмоциональным выплескам и энергии. Любая нестабильность, и — взрыв. Коллапс, когда личность заменяется звериными жадностью и голодом.

— Я отдам тебе Авеля... — долгая пауза. — Не теперь. Для этого ты должен будешь выполнить несколько условий, милый.

— Я готов, — Альтазар соглашался слишком быстро, практически без оглядки.

— Хорошо, — Змий поднялся, задумчиво подошел к окну. Щелкнуло железное кольцо, и в кабинет из парка ворвался влажный холодный воздух. Но темный лорд даже не дрогнул, лишь подставил лицо порывам, ища в ледяном обжигающем ветре уединения. — Ты останешься в моем доме. Ты будешь проводить с Авелем два часа каждый день под присмотром моих слуг...

— Отец! — падающее в новую мольбу возмущение.

— В процессе вашего общения я участвовать не буду. Но все остальное время Авель будет со мной.

— Ты спятил?

— Если бы ты не был моим сыном, я бы наказал тебя за одну только попытку обмануть меня. Сейчас обстоятельства таковы — Авель принадлежит мне. Ты должен доказать, что заслуживаешь любви...

— Как? Каким образом я сделаю это?

Змий искоса глянул на молодого демона, чьи черты изменились на звериные. Горящие глаза, острые уши, когти на лапах. Щенок! Ты еще не понял, что я не позволю тебе спать с ангелом. Ты не видишь, не чувствуешь, что Авель — твой ближайший родич. Идешь за инстинктом, противясь судьбе.

— Будешь исполнять все, что я тебе прикажу. Ты ведь вырос, Альтазар! И скоро войдешь в Совет лордов. Но твое обучение, твое будущее благополучие зависит сейчас лишь от твоего желания стать сильнее. — повелитель врана вернулся к столу — темный звереныш щетинился и злился. Не верил ни одному слову, и правильно делал.

— Я хочу видеть Авеля сейчас. — острые зубы оскалились на Змия, а тот лишь приподнял иронично бровь.

— Уверен, что ангелочку понравится твое нынешнее состояние? Представляю его реакцию... Ты не умеешь контролировать себя, Альтазар. Ты и в постели можешь убить. Понимаешь? А сати нежны и очень хрупки.

— Авель не сати, — злобный рык. Когти, царапающие поверхность стола.

— Прекрати истерику. Я позову Суула. Он подготовит твои покои и принесет отвар. Выспись хорошенько, а утром продолжим. — сказал Змий властно и совершенно не опасаясь нападения отвернулся и направился к двери. На самом деле мужчина ждал, что сын не сдержится, проверял его темперамент, и не был разочарован — Альтазар, практически целиком трансформировавшись в большого черного кота с крыльями, выпустил ножи-когти и прыгнул через стол на обидчика. Опрокинулось огромное бархатное кресло, упала на паркет и разбилась красная лампа, расплескавшая по кабинету огонь. Сначала вспыхнули гардины в круглой арке, за ними заполыхали бумаги на полках открытого шкафа.

Змий одним броском огромного хвоста скрутил Альтазара и прижал к стене, как стянутую паутиной муху. Драконья морда приблизилась к нерадивому драчуну.

— Выспись, Альтазар. И учись себя контролировать. — красный раздвоенный язык с капелькой яда прошел в миллиметре от морды маленького хищника, в вытянутых зрачках которого играло пламя, распространявшееся по кабинету. Но, кажется, правителя врана мало волновала мебель.

— Мне не нравится, что ты готов убить меня из-за мальчишки... Ты совершаешь ошибку за ошибкой, сильно рискуя.

Альтазар беспомощно захрипел, отчаянно пытаясь дотянуться лапой до дракона, а в следующую минуту глаза его закатились. Что же, урок пойдет на пользу. Кольца хвоста ослабли, выпуская жертву, практически сбрасывая ту на пол, как ненужный мусор.

— Суул! — грозный оклик. — Уберись в кабинете! Мы немного горим... — ладонь круговым движением затушила пламя.

— Ваше величество, — проявившийся в дверях старый бес осуждающе посмотрел на дракона, а затем — с сожалением на Альтазара, валявшегося на паркете без сознания, бросился к юноше с явным испугом, расстегнул рубашку, приложил ухо к груди и, убедившись, что несчастный дышит, вновь поднял глаза вверх. Змий пожал плечами.

— Мальчик вырос и пытался меня убить.

— Ваше величество, он же ребенок! — Суул потянул с перевернутого кресла подушку и подложил под голову молодого граана.

— Дети имеют свойство расти... А потом хотят слишком многого...

— На вашем месте я бы сказал сыну правду про ангела. — слуга вытащил из кармана шелкового красного камзола флакончик, вскрыл и поднес к носу юноши. Тот вздрогнул, с трудом размыкая веки, и сразу попытался сесть, но Суул удержал от поспешных и резких движений.

— Проводи сына до новой личной комнаты. И распорядись, чтобы Альтазар отдохнул с дороги. — Змий недовольно сощурился нежности, с которой бес сейчас пытался окончательно привести сына в себя, и вышел прочь, громко хлопнув дверью.

... Когда в спальню принесли завтрак, Авель отчаянно пытался открыть входную дверь найденной булавкой, с одной стороны украшенной большим красным камнем. Юноша отскочил в сторону, услышав щелчок, от испуга пальцы разжались, и украшение покатилось по полу прямо навстречу существу, которое совсем недавно уже приходило.

— Ваш завтрак, Авель, — бес вкатил круглый столик на середину комнаты и сбросил с него прозрачную салфетку, под которой — юноша широко раскрыл глаза! — стояли яства, которые он очень любил. На первом ярусе — шоколад и пирожные со взбитыми сливками и яркими компотными вишнями. Выше — фрукты — красные апельсины, виноград и мелко нарезанные дольками сахарные лимоны. На самом верху — блестящий кофейник, аккуратная чашечка, бутерброды с красной рыбой, вареные перепелиные яйца с икрой.

— Я не голо... — ангел сглотнул, понимая, что глупо отказываться от еды, при этом продолжал держаться в отдалении от слуги, расставлявшем завтрак уже на обычном столе.

— Я также принес вам чистую одежду. — аккуратная стопка одежды появилась в руках беса из воздуха. — Здесь нижнее белье, брюки, рубашка, жакет. Ах, да! И обувь. Домашние туфли, — к одежде добавились мягкие аккуратные бархатные ботиночки. — Когда соизволите покушать, можете принять ванную. Она дальше, вон за той дверью. Я все вам оставил...

-Твой хозяин... Когда он вернется? — юноша обнял себя руками, а бес пожал плечами.

— Не могу точно сказать. Простите, мне запрещено...

— Постойте, — дверь в богатую тюрьму опять захлопнулась, а ангел тяжело выдохнул. Уже двадцать минут прошло или больше. Солнце поднимается все выше, заливает разноцветными зайчиками портьеры и ароматами вкусов зовущий завтрак на столе.

Авель хотел лишь попробовать. Самую малость. Сначала яичко, потом чашечку кофе с приятным оттенком незнакомых трав, затем в задумчивости съел пирожное, закусывая ореховым шоколадом. Голод взял свое. Усталость с дороги и приглашение обмыться казались волшебным предложением.

И как ни старался Авель убедить себя, что демон может вернуться в любую минуту, он не смог себе отказать в желании хоть на пять минут залезть в горячую воду.

В этой круглой комнате горели по периметру свечи, от бассейна шел пар. Рядом со спуском лежало большое полотенце и халат. А также флакончики, в которых, как оказалось, содержались ароматные шампуни и мыло.

Небо! Авель так устал. Так хотел расслабиться и забыться долгим сном. По влажной коже скользила мочалка. Сознание плыло в сладком аромате трав и благовоний. Лишь бы никто не вошел... Никто не потревожил... Окунуться с головой, вынырнуть и разметать волосы по плечам, откинуться на спину и плыть в звездное небо... Какой красивый потолок... как и шепот, льющийся в голову: "Малыш, я хочу тебя! Ну, не сопротивляйся... Давай, еще, еще..."

Юноша испуганно огляделся, поплыл к бортику, уже хотел подняться, когда навстречу потянулись руки с раскрытым полотенцем. Конечно, ты забыл о времени. Ты знал, что демон вернется...

-Не бойся, выходи, — повелитель врана любовался на ангела, такого тонкого, обнаженного, немного обескураженного, немного взволнованного и очаровательно юного.

— Я не боюсь, — юноша позволил Змию помочь подняться, а когда полотенце обернулось пушистым покрывалом вокруг тела, оказался в тисках объятий. И даже упираясь ладонями в грудь мужчины, Авелю не удавалось отодвинуться хоть на миллиметр, лишь маленькие розовые пятки скользили по влажным плитам. Не прошло и минуты безмолвного сопротивления, как граан подхватил юношу на руки и понес обратно в спальню. Авель и теперь молча пытался освободиться — бесполезно. Змий доставил юношу до кровати и отпустил лишь тогда, когда уложил в уже заранее разобранную кровать под одеяло.

— Не хочу, чтобы ты замерз, — сказал наконец ласково. — Ты когда-нибудь видел снежную бурю врана?

Ангел отрицательно покачал головой.

— До горизонта все заволакивает крутящимися потоками. Белые вихри рисуют узоры, размывая дороги, укутывая города в нарядное убранство... — Змий склонился к юноше. Каждая черточка была до боли знакома: тонкие линии светлых бровей, длинные ресницы самых красивых во всех мирах глаз, где утонуло бы даже небо, персики нежных, почти детских щечек, шелк губ, умеющих целовать весной, растапливающей снег одиночества и безмолвия.

— А потом приходит ночь. Она заслоняет свет серой мглой. Снег врывается в души и медленно убивает... прошлое, настоящее, будущее...

Глаза Авеля под гипнотизирующий голос стали закрываться. Он хотел бы не поддаваться странной слабости, но уже плыл навстречу облакам, напоминающим кружевное полотно. А еще ощущал поцелуи. Губы горячим песком ласкали уголок губ, терлись нежностью, выспрашивая ответов, мягко ласкали щеки, виски, возвращались томлением, чтобы звать в снежную бурю...

Авель открыл глаза. Сумерки сгущались. В камине жарко алело пламя. За окном злился ледяной ветер. А рядом, отвернувшись спиной, лежал поверх одеяла ужасный огромный демон.

'Боги! Как я мог уснуть?' — подумал ангел обеспокоенно и тихонечко выскользнул из уютного тепла, чтобы оглядеться в поисках хоть какой-нибудь одежды. Все та же аккуратная стопка лежала на стуле. Облегченный выдох. Пальцы судорожно схватили рубашку. Нельзя оставаться голым, когда рядом ...

— Ты очень спешишь? — вопрос пронзил спину ленивой пошлостью. — Вернись в кровать... пожалуйста.

— Не думаю, что могу разговаривать с вами голым. — Авель с утроенной скоростью, путаясь в петлицах, застегнул рубашку и быстро, практически прыгая на одной ножке, натянул брюки.

А когда оглянулся, то опять столкнулся с изучающим фосфором зеленых глаз.

— Что вы хотите от меня? — спросил почти в лоб, потому что именно теперь ангелу показалось, что Змий собирается его сожрать.

— Чтобы ты принял происходящее как данность: ты принадлежишь мне. Я заплатил огромную сумму. Твое поселение очень далеко. Не знаю, захотят и смогут ли они выкупить тебя. — граан неспешно поднялся, критично оглядел нового сати — похож на поднявшего иголки ежика. Губы дрожат, в глазах чуть ли не слезы изумленного ребенка.

— Отпустите меня... Отпустите к Альтазару!

— Мне ни к чему это делать. Твой друг здесь, в доме. Мы договорились, что ты будешь с ним общаться, пока мои послы достигнут преддверий приата и передадут послание.

— Правда? — Авель недоверчиво увернулся от гребня, которым Змий собирался расчесать светлые волосы.

— Клянусь! Но жить ты будешь в моей комнате. — демон протянул расческу и тотчас поймал юношу за руку, чтобы притянуть к себе. Неторопливые пальцы прошли по лопаткам вниз к талии, пугая, практически парализуя. — И спать в моей кровати... Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Не очень, — Авель ощутил, как руки граана сжимают ягодицы, густо покраснел, до конца сознавая, что именно добивается правитель врана. — Я не могу... Я люблю Альтаз...

— Любить? Играть? Каждый раз? На что ты готов, чтобы быть с моим сыном? Готов отдаться мне, чтобы я оставил его в живых?

Зрачки глаз ангела расширились. Ради Альтазара пришлось покинуть родину. Ради Альтазара пуститься в путешествие...

— Не готов, — Авель теперь дрожал всем телом, потому что руки мужчины проникли под брюки и гладили теперь между ягодиц. — Пустите...

— Если я не отпущу, как ты намерен сопротивляться? Покажи мне свой свет.

— Пустите, — ангел ударил кулачком по широкой груди, дернулся, а в этот момент указательный палец на две фаланги вошел в его узкий вход.

— Когда ты злишься, ты расцветаешь еще ярче. — Змий с удовлетворением отметил, что волосы Авеля засияли яркой радугой, а кожа стала сочнее свежих персиков в саду. — Вот, я тебя уже отпустил. — коварные объятия разжались, а ангел, как испуганный зверь, заметался по комнате, пока не забился в самый дальний угол.

— Я не стану с вами спать. Ни за что...

— Весьма спорное заявление, учитывая, что ночь не за горами, а на полу довольно прохладно, если не холодно. Не глупи...

5

Сначала подвластность кому-либо пугает и отвращает. Отчаянное сопротивление сменяется периодами апатии, болезнь — лихорадочным поиском выхода. Но однажды, и случается это в самый неожиданный момент, душа открывается незнакомому новому чувству, названия которому еще не придумано у человечества, но часто они именуют его ошибочно любовью.

Шелковый белый платок лишил зрения глаза Змия, пришедшего на свидание к Сариилу. Легким бризом нежные руки обвили торс сзади.

— Соскучился по тебе, — голос жреца заставлял дрожать каждую клеточку. — Дай мне руку, мой дракон.

Демон протянул руку в сторону, ощутил, как пальцы высшего ангела сплетаются с его, сделал шаг следом из арки, которая была обозначена в недавней записке. Конечно, Змий обследовал место заранее, точно знал, что островок Молитвенных Даров невелик. Что то, что именуется аркой на самом деле, раньше было храмом, якобы нерукотворным, но разрушившимся, так как духи покинули эти места и разделились на враждующие армии. Знал, что ступени, заросшие травой и мхом, ведут с пологого каменного холма к смотровой площадке, за которой начинается бесконечное море. И все же от жреца можно было ожидать всего.

— Спускайся аккуратно. Еще три ступени, — Сариил наконец отпустил граана, слышны были лишь его четкие, стучащие шаги и голос, словно отражавшийся многократным эхо. — Жаль, что я пока не могу снять повязку. Сначала ты должен выбрать...

— Что именно? — гулкие сердца в груди зашлись предчувствием. Вот уже год, как продолжается жестокая игра господина над темным лордом. И год он молчит, зная, что должен подчиняться из-за Габриэля — солнечного пленника, попавшего в сети Света!

— Ты можешь провести эту ночь со мной... Или... — голос Сариила приблизился, подбородка и губ коснулся маленький пальчик, проводя линию вниз до шеи. — Или провести ночь с Габриэлем...

— Если я останусь с тобой, ты облегчишь его страдания? — Змий не шевелился, но словно окунался в шелк белых лепестков цветущей вишни.

— Да, я ослаблю хватку... Ты увидишь, что я не лгу. — Руки обвились вокруг шеи. — Поцелуй меня... Теперь, забыв о прежнем... О наших размолвках! Я сделаю для тебя все, что угодно.

— Кроме одного? — Змий склонился к жрецу и с опаской коснулся полуоткрытых сладких губ — ответ не заставил себя ждать, повязка скользнула с глаз. Демон открыл глаза, чтобы сразу утонуть с головой в красоте Сариила. Высший сущий распустил волосы, и они густыми кудрями падали за спину, легкое белое платье до щиколоток, перевязанное золотым поясом, переливалось серебром в отблесках уходящего за горизонт солнца.

Демон бросил взгляд берег. Не поверил сам себе — поднял глаза опять и обомлел: Источник! Самый центр... Золото песка, золотой плеск энергии вместо воды, отражение всех граней мира, переплетающихся в живительную субстанцию.

— Нравится? Ты ведь никогда не видел близко света... — ладони Сариила провели по лицу граана. — Скажи, что я могу сделать для тебя... Только для тебя, Сейшаат?

Демон отрицательно покачал головой. Он понимал, что сейчас, окруженный агрессивным океаном, никуда не убежит. Что жрец попросту пользуется слабостью и по капле уничтожает чувство, впервые расколовшее лед.

— Даже свободы от меня? — брови Сариила взлетели вверх изумленными дугами. Серые глаза стали темнее.

— Ты не понимаешь меня. Никогда не понимал. — чтобы милый маленький дьявол не заметил, как темный лорд быстро оглядывается и изучает местность, пришлось привлечь жреца и крепко обнять. Золото. Радуга, в которой родился Габриэль. Мерзавец прячет Агнца где-то рядом, приводя в постель к демону, как на закланье, раз в неделю.

Руки заскользили по тонкой гладкой ткани, даря ласку, от которой Сариил издал призывный стон. Сознание, ледяное и измученное страстью, желало каждый раз лишь одного — обладания высшим светлым.

Но другая часть, огненная, живая, что пряталась под сотнями холодных зеркал, звала Габриэля.

Губы Сариила сладострастно манили окунуться в темную воду вновь. Отказать их настойчивости Змий не смел. А потому он ответил на поцелуи с гневливой страстью, с бешеным отрицанием прошлого, которое звенело в памяти хрустальными колокольчиками. Раздвоенный язык лизнул сжатые зубы, прося пропустить в рот, а в следующий момент уже сплелся с языком жреца.

Змий огладил линию плеч, пробрался под широкие рукава, чтобы дразнить кончиками пальцев острые лопатки, изгиб талии, спускаться вниз, где мягкий шелк кожи сменяется чувствительным бархатом.

— Пойдем со мной, — Сариил не говорил — выдыхал страстью. Он потянул мужчину к арке, на которой проступал рельефом древний текст, прочитать который значило бы для Сейшаата освободиться от плена жреца. Каменные письмена шептали о начале мира, о хаосе и порядке...

Еще шаг, и вместо поросшей низкими кустами площадки, начал проявляться зал огромного храма, свитого из энергии. Сейшаату ведомы были и не такие чудеса творения, но всякий раз высший ангел находил способы удивлять.

— Ты уверен, что я не воспользуюсь полученным знанием, Сариил? — Змий упивался открывшимися потоками. Жадными монстрами вырвались из спины два черных отростка, алчущие, голодные, как долго гнавшиеся за добычей волки.

— Не сможешь. Здесь, сейчас ты дашь мне обещание. — жрец потянул платье с плеч, то заскользило легким ветром вниз, растеклось у божественных ног звездным молоком. Зеленые глаза демона вспыхнули: моих ли хватит вселенных, чтоб описать идеальность? И стоит ли искать эпитеты, чтобы выразить страсть? Есть великий крылатый, заставляющий слепнуть разум. Он владеет тобой. Он говорит тебе, как поступать...

— Я... — Змий хотел сказать, что не откажется от Габриэля, даже если горение превратит его в бесконечную боль, но жрец улыбнулся и на первом слове прервал отчаянный порыв сопротивления.

— Ты пообещаешь мне перед светом. Поклянешься на своей темной крови, что навсегда останешься моим. Поклянешься быть моим вечным супругом, что бы между нами не произошло и куда бы не повернула жестокая судьба. Ты взойдешь со мной в вечность с именем мерзким, которое будет смущать и пугать срединные народы. И назовешь меня своим Господином...

— Почему ты думаешь, что я соглашусь? — демон сознавал, что жуткий смысл таится в предложении Сариила. Но сопротивлялся приближающемуся исходу.

— Я разрешу тебе владеть Габриэлем. — красные вишни губ растянулись в снисходительной улыбке. — Три года, три месяца и три дня, пока жизнь не покинет пресветлого Агнца.

— А потом? — все чернее и подозрительнее, все напряженнее и злее становился древний Змий.

— Потом ты будешь только моим. — серые глаза заполнились небесным огнем, через белоснежную кожу проникало великое пламя.

Великий вран! Серая бездна безмолвия... "Я не твой, малыш!" — беззвучно прошептали губы. А лед души дрогнул и треснул напополам, заливаясь алой кровью предчувствия.

— Давать обещания... Клясться? — демон сделал шаг назад от Сариила, взгляд от которого оторвать было очень сложно. Видит ли теперь высший крылатый в бесконечной тьме брешь? Испытывает ли или, наоборот, играет, как обычно...

— Твоей клятвы достаточно. В верности и любви! Здесь... Только в центре источника, — тонкая рука поманила темного лорда. — Не будет больше обмана. Не будет лжи...

— Три года... — в ответ пробормотали губы Змия.

— И вечность, — добавил Сариил мягко. — Вечность для нас...

— Если я откажусь, то увижу его?

Жрец поджал губы.

— Сариил, ответь... Что ты скрываешь? До конца... Прежде, чем я пошел навстречу...

— Он возродится. И очистится от любви к тебе.

...Темным вранским вечером привез Змий свою игрушку в дом. Внес в покои, закрыл дверь и начал распутывать из пут, окутавших сознание и тело... Габриэль не проявлял признаков жизни, но уже скоро задышал часто, словно испытывал боль, а потом резко открыл глаза и вскочил, чтобы ринуться к двери, подальше от дракона.

— Не так быстро, — граан обхватил своего милого сати сзади, чтобы тот не дергался. — Тише! Тише! Успокойся, мой маленький принц...

— Пусти— пусти! Нет... — юноша отчаянно сопротивлялся, пока темный лорд тащил его до кровати, пытался царапаться и кусаться. А когда оказался придавленный весом демона, заплакал. Он плакал отчаянно, без остановки, и мужчине никак не удавалось привести ангела в чувство. Приходилось удерживать, чтобы в очередной попытке сбежать пленник не полез вновь драться.

Лишь когда поток слез иссяк, Змий откатился в сторону, сел на разворошенной в борьбе постели, а затем отправился за стаканом воды. Все это время Габриэль неподвижно лежал на красно-черном покрывале с золотой вышивкой и не мигая смотрел в потолок.

Конечно, юноша думал, что вернется в плен Сариила уже завтра. Думал, что два мерзавца так и будут мучить его...

Демон наполнил бокал. Искоса глянул на сати, давя в груди пламя желания. Три года, малыш! Три года ты будешь моим без остатка. И плевать что дальше... Что такое вечность, если в ней останется твой образ, твое сопротивление и твоя странная и сумасшедшая любовь-ненависть.

— Раздевайся, — дракон приказывал глухим, еле сдерживаемым желанием обладать.

Габриэль медленно повернул голову к темному лорду: в голубых глазах звезды открытой ярости путались с ожиданием кошмара.

— Лучше бы ты убил меня, — ангел расстегнул первую пуговицу на шелковой рубашке. Кружево рукавов встрепенулось, открывая тонкие руки. Вторая пуговица, третья...

Дракон наблюдал за тем, как медленно агнц освобождается от одежды, как начинает дрожать от пристального наблюдения. Да, он не сопротивляется... Он теперь будет принадлежать тебе...

В сторону полетели брюки Габриэля. Юноше пришлось для этого сперва сесть, а затем и вовсе подняться... Красным зажглась похоть в зрачках. Неделя ожиданий. Ночи всегда было мало, но теперь...

— Распусти волосы, — хрипло попросил Змий, направляясь к дару, короткому для такой долгой вечности. Габриэль потянул за край заколки, и серебряный дождь рассыпался искрами света по спальне.

— Убей меня, — юноша поднял навстречу дракона лицо, позволил впиться в нежные губы страстным поцелуем, качнулся в сторону кровати под напором граана. Но тот вовремя обвил тонкую талию. Горячий, живой! Ты мой! Шептало сумасшедшее сознание...

Язык толкнулся в рот, голодом пальцы обхватили и потянули на себя ягодицы ангела.

— Ты теперь мой, только мой, слышишь, — сбивчивое дыхание и слова в мокрые полуоткрытые губы.

Габриэль изумленно поднял брови. Такой смешной и маленький, беззащитный цветок, вырванный в райском саду.

— Нет... Не может быть! — горький всхлип. — Ты... Предатель! Мерзавец! Я ненавижу тебя... — сати предпринял новую попытку вырваться, но Змий не собирался отпускать.

— Тебе придется подчиниться, малыш. Ты теперь мой.

— А ты спросил, хочу ли я быть твоим? — новая слеза появилась в уголке глаза. — Вы договорились с Сариилом! Вы...

Дракон толкнул ангела на кровать. В одно мгновение изменился до неузнаваемости.

— Я не намерен слушать... Замолчи!

— Убей меня! Убей сейчас! — щеки Габриэля заполыхали. Маленькие пальчики вцепились в гладкую змеиную кожу лапы, что удерживала от бегства.

— Раздвинь ноги. — дракон зашипел ядовито, с нарастающим раздражением. Ангел задергался нервно, сжал колени с силой, пытаясь предотвратить скорую расправу. Зажмурился, как ребенок, которого настигло ночное чудовище и забормотал слова молитвы.

Именно тогда монстр отпустил сокровище. Нет, он не собирался насиловать ангела. Просто должен был убедиться, что Габриэль — не подделка, не виртуозно слепленное отражение, изготовленное Сариилом.

— Малыш, — оклик через короткую паузу. — Малыш, не бойся, я ничего не стану делать. Вот, давай я заверну тебя в тепло. Ну, открой глаза...

Габриэль отрицательно закачал головой, чувствуя, как оказывается в тепле одеяла, а горячие объятия сжимают тело, которое бьет нервная дрожь.

— Ты будешь молчать, а я — говорить! — демон трепетно отвел кудряшку со лба, тяжело вздохнул. — Я выкупил твою свободу у Сариила. Слышишь? Ты теперь не пленник...

— Теперь я твой сати? Какая разница? — мокрые ресницы задрожали.

Великий лед хаоса... Конечно, ты мой! В том лесу, где шумит водопад. В том полете, где осталось лишь падение. На руках, когда я нес тебя с Микаэлем из войны...

— Ты свободен, Габриэль! — Змий подавил боль в трех алых от любви сердцах. — Да, я хотел бы, чтобы ты остался со мной... Больше всего хотел бы, но знаю, что ты никогда меня не простишь.

Ангел опять, который раз уже, замотал отрицательно головой. Затих на несколько минут, в которые демону оставалось только жить ароматом апельсиновых садов, лицезреть чистоту, которую он так грубо растоптал.

— Если ты говоришь правду, если только... — тихий голос Габриэля срывался, но глаза так и не открывались. — если ты не обманываешь, Змий! А ты ведь врешь... Да-да, не перебивай... Тогда я хочу, чтобы отвез меня на тот вокзал... Туда, где ты задержал меня...

Молчание. Дыхание граана заледенело. Изморозью покрылись окна в спальне. Синим полыхнул огонь в камине. Даже тени, и те изменились, потемнели и нависли над ложем чернильной безысходностью.

— Я отвезу. — Темный лорд говорил как можно более спокойно. — Сейчас ты выспешься. А завтра с утра...

— Сейчас! Я поеду сейчас... — наконец глаза открылись, раня дракона сталью. — У меня осталось так мало времени. Я знаю, что скоро умру, что горение уничтожит меня.

— И потому ты решил уйти?

— Да, Змий! Последний шанс все исправить.

Граан и хотел бы сказать хоть слово против, но читал, как открытую карту, зерцало, в котором полыхала боль. Эта боль, нечеловеческая, бесконечная, вбирала в себя все горести мира, всю несправедливость, все несчастья, потери, все болезни, неудачи...

— Ты сгоришь, Габриэль! Ты сгоришь гораздо быстрее, если уйдешь. В адском пламени.

— Отвези меня на вокзал, — юноша отвел взгляд, чтобы не видеть того, кого так безумно и безответно любил. Он больше не хотел утопать в зелени и обманываться. Мечта разрушилась, и пепел сыпался с лазурных некогда небес. И дорога звала ангела в путь.

А демон не мог отказать. Против воли Сариила, разрешившего сделать Габриэля сати, против личных чувств согласился в эту страшную ночь отпустить любовь повелитель врана, слишком запоздало, ранясь о шипы покоренной гордости.

Ледяной ветер — вот, что осталось от радуги и короткой вспышки огня. Там, на вокзале, в здании, где собираются бродяги, стремящиеся в иные миры, светловолосый юноша направился к темному провалу двери. И ни разу не обернулся. Он лишь накинул капюшон, сунул руки в карманы старого плаща и...

Лед. Падение. Безмолвный рык зверя застыл на губах древнего дракона.

6

К позднему вечеру сильно похолодало. Гул ветра разнузданным зазывалой прорывался через трубу камина и гасил и без того низкое синее пламя. Авель выбрался из своего угла, в который забрался еще когда спускались сумерки, и переместился в одно из кресел, с вожделением глядя на столик с едой.

Демон все это время что-то читал за другим столом, отвернувшись от ангела спиной, изредка черкая и что-то тихо выдавая на вранском. Теперь он зажег один из светильников и откинулся расслабленно на стул, явно удовлетворенный проделанной работой.

— Наша мышка решилась покинуть норку? — Змий не поворачивался, но даже не видя блеска изумрудных глаз, юноша ощутил мурашки, прокатившиеся холодом по спине. Он и сам замерз и сильно проголодался.

— Отпустите меня к Альтазару, — ангел говорил, стараясь не стучать зубами, спрятал ноги под себя, запихал ладошки между коленями.

— Ответ будет отрицательным, ты же понимаешь. — граан поднялся от стола, с улыбкой глянул на замерзшего ангела и направился к камину, чтобы поднять пламя, ласково затрещавшее от движения ладони. — Сейчас принесут ужин. Затем мы ляжем спать... В одну кровать!

Авель испуганно икнул.

— Я... Мне и здесь хорошо.

— Будет тебе, — демон надавил на углубление в стене, чтобы потом вернуться и вновь опуститься перед креслом. — Горячий суп, немного вина, и ты уснешь, как младенец. Ты и так несколько дней не смыкал глаз. Скажи, неужели мой сын так поразил тебя, малыш?

— Вы подошли слишком близко, — ангел поежился, когда его колен вновь коснулись горячие ладони.

— Ты продрог. Станешь утверждать, что так уютно, придется завернуть в плед. Так что тебе понравилось в Альтазаре? Как такой чуткий и славный мальчик, как ты, мог полюбить демона? Ведь ты слышал, насколько мы опасны для вас... — Змий провел по ногам аккуратно, успокаивающе, наслаждаясь уже тем, что чувствует рядом того, кого и не чаял больше увидеть. Гладкость ткани с легким мерцанием обтягивала стройные ножки, к которым темный лорд хотел бы припасть, принести в жертву все завоеванные миры.

Авель медлил с ответом, вернее еле дышал от новой атаки повелителя врана. И не мог найти объяснения реакциям своего тела, которое дрожало все сильнее и одновременно требовало продолжения.

Тем временем, Змий взял руку юноши в свою, пользуясь растерянностью, поднес к лицу, заставил провести маленькой ладошкой по щеке, подмигнул с тайным намеком.

— Так что, малыш? Расскажи, как мой сынок выманил тебя из приата?

— Все не так, — ангел смутился откровенному ехидству. Никто не давал права усомниться в намерениях Альтазара... Разве что собственное сердечко, сомневающееся и бьющееся все чаще. Молодой демон сказал, что приедет на пристань, но обманул. Он испытывал, и никак иначе. Авель молча замахал головой, отгоняя мысли, пробивавшиеся неприятными вопросами.

— Не так... А щеки полыхают, а в глазах — слезы! Мой сын оставил тебя. Обманул. Заставил одного поехать в государство слимов, которое давно занимается работорговлей. Подвергал тебя реальной опасности. Ты настолько же наивен, Авель, насколько красив. Любой аукцион заработал бы на тебе огромные деньги. У тебя был один путь — в спальню к темному лорду.

— Нет, — юноша перешел на шепот, а ветер за окном, зашумев крылатым убийцей, загудел еще громче. Там, далеко за чертогами замка Сейшаата, по всему врану снежная буря заметала дороги. Вонзалась ледяным безмолвием в души мелких бесов и ранила равнодушием дьяволов, искала жертв, полных решимости сопротивляться. И если уж находила, то окружала снежными вихрями, проникала под кожу, выедала внутренности и превращала в осколки.

Никто, абсолютно никто, не мог избежать наказания. Даже в срединном мире умирали внезапно люди, чтобы их душами насытилось бездонное чрево хаоса. А здесь, рядом со Змием, властвовал ложный покой и уют, разливавшийся по комнате, как крепкое мускатное вино, с янтарными проблесками солнца и пряным ароматом меда. Авель улавливал этот запах и не мог понять волнения, трепета. Все сильнее вжимался в спинку кресла, а темный лорд все плотнее нависал над юношей.

— Что "нет"? Вот так будет нет? — Губы мужчины коснулись тыльной стороны ладони руки Авеля. Обжигающие, мягкие, скользящие к запястью. Ангел вырвал руку.

— Да вот так... Так нельзя! — забормотал он нервно, а в дверь в этот момент постучали, и граан поднялся с колен, чтобы впустить слугу, доставившего ужин.

Все время, пока убирались предыдущие угощения и сервировался ужин, ангел ни разу не шевельнулся в своей новой норке, лишь лазоревые небеса глаз разглядывали высокую фигуру демона, который нетерпеливо ждал ухода Суула, явно не спешившего и тоже рассматривающего юного гостя.

— Ваше величество, все готово, — бес церемонно поклонился, закинул, как заправский официант, на руку белое полотенце и отправился со столиком к двери. Но уже на выходе не выдержал и обернулся:

— Мальчик ведь совсем, — сказал, нахмурившись.

— Вон пошел, — рыкнул Змий, магией захлопывая дверь и ласково улыбаясь Авелю. — Желаешь суп из овощей. Есть рыба, тушеная в кисло-сладком соусе... Иди сюда, не бойся!

Ангел робко покинул кресло, как защитную обитель, подошел к столу и сел на предложенный стул. Желудок сжался от вкусных ароматов. А тут еще хозяин дома налил в тарелку густого золотистого бульона с разноцветными кубиками овощей.

— Спасибо... — юноша ел с такой жадностью, словно утром вообще не завтракал. Дни, проведенные в фургоне, в котором имелась лишь дырка для испорожнения, постоянный голод и жажда вымотали Авеля за несколько дней. И теперь, когда он наелся, то сразу стал клевать носом, при этом продолжая вздрагивать и вскидываться, поглядывая на сидящего напротив и медленно пьющего темный напиток граана.

— Тебе нужен хороший сон, малыш, — мужчина не выдержал противостояния ангела с дремой и решительно поднял того на ноги, чтобы начать расстегивать рубашку.

Ангел отсткочил. Голубые глаза вспыхнули ярким светом взорвавшейся энергии, волосы загорелись неистовой радугой возмущения.

— Я всего лишь хотел помочь уложить тебя в кровать, — пожал плечами Змий, а сам стал опять приближаться. — Ты упрям, но я упрямее. Ты будешь спать в моей кровати.

Опять завязалось молчаливое сопротивление, в котором темный лорд постепенно одерживал победу. В конце концов, юноша сдался и лишь молил небеса, чтобы зверь убил его быстрее и без мучений. Однако у лорда на это имелись другие соображения. Он достал длинную рубашку и ловко надел ту на ангела, подхватил на руки и уложил на широкую постель, на пуховую перину, закрыв пушистым и мягким одеялом.

— Так-то лучше! Маленький! — Змий поцеловал Авеля в лобик и улыбнулся. — Ты настолько ребенок... Не понимаешь, что от тебя хочет Альтазар?

— Мы собирались жить вместе... — ангел завозился, устраиваясь в новом гнездышке, полчиняясь безумно зеленым глазам.

— Сколько тебе лет? Только честно... В документах написано шестнадцать, но глаза меня не обманывают...

— Пятнадцать, — Авель прикусил губу. — Почти. Через пять месяцев будет пятнадцать.

— И ты говоришь, что готов... Глупыш! — Змий покачал головой, погасил свет светильника и поднялся. — Спи!

Юноша закрыл глаза. Он не хотел видеть, как мужчина раздевается. Сердце билось неистово, ноги никак не желали согреваться. В окне кружились снежинки, синие отблески огней Маата проникали в спальню, как в волшебную страну, где правит древнее чудовище. Тикали часы на стене с золотым циферблатом.

Тело темного лорда продавило где-то рядом постель. Больше всего Авель опасался, что сейчас рука притянет его, но ничего такого не произошло. Шло время. Ангел постепенно согревался, а вой непогоды уносил его все дальше в неведомые страны и дали. Уже сомкнулись веки, уже выровнялось дыхание. Сон. Глубокий сон посетил чело агнца прямо в кровати дракона.

Змий знал, что его малыш уже видит сны. Во тьме глаза его отражали отблески огня в камине, темные отростки из спины тянулись к спине ангела. Они быстро нашли входы в каналы, удостоверились в их невинности и отступили...

Суул прав, Авель должен привыкнуть. Смириться с мыслью, что теперь останется во вране. А с Альтазаром разобраться будет несложно, учитывая, что и он — всего лишь ребенок, способности которого лишь начинают развиваться.

...Змий проснулся от копошения где-то под собой. Ночью ангел замерз и практически подкопался под мужчину, чтобы согреться. Теперь он лежал, растянувшись, расслабленно, закинув руку на грудь граана и уткнувшись носом куда-то в область подмышки. Все тесемки на рубашке развязались, ткань сползла с нежного белого плечика.

Граан не собирался лишать себя возможности близости.

Авель зашевелился, вздохнул и, еще окончательно не очнувшись, стал отодвигаться от мужчины, пока не оказался на небольшом расстоянии. Только тогда открыл глаза и смущенно отвел, потому что повелитель врана в упор разглядывал маленького прелестного сати.

— Доброе утро! Как спалось на новом месте? — Змий не предпринял поползновений пристать, накинул халат и босиком отправился в бассейн, представляя ангелу возможность одеться и привести себя в порядок.

На столике уже были приготовлены принадлежности для умывания, стоял кувшин с водой.

Когда Змий вернулся, то застал ангела как раз за тем, что тот, чистит зубы. Волосы уже были зачесаны и убраны в хвост. Успел суетливый сати натянуть и штаны с рубашкой.

— Похоже, ты не понимаешь, что я тебе говорю до сих пор, — снисходительно заявил граан, скидывая халат и заставляя обернувшегося Авеля снова краснеть до корней волос.

Демон был великолепен. Природная грация хищника сочетала в себе крепкую фигуру с литыми мышцами и одновременно гибкую силу, свойственную тиграм. Черные, как беззвездная долгая зимняя ночь, волосы вились непокорной гривой мустанга.

Ангелу стало не по себе. Он стоял напряженно несколько минут, пытаясь выровнять дыхание и привести сердцебиение в норму. Отвечать? Как он мог отвечать, если язык, словно каменный? Если голова кружится от меда?

— Все хорошо, малыш? — демон подкрался неслышно и коснулся плеча. — Пойдем. Сегодня будем завтракать в зале.

Ангел беспомощно и робко последовал за повелителем врана, переодевшимся в военную форму. Огромный дом, с его каменными стенами, красно-черными гербами, красными же ковровыми дорожками на лестницах и лабиринте коридоров, казался огромным и уродливым чудовищем. И юноше все время мерещилось, что он здесь уже когда-то был. Воображение рисовало огромную светлую комнату с остроконечными окнами, широкий стол, на котором расставлено угощение для гостей. Красные флаги, свисающие с потолка.

А когда лакей открыл дверь в зал, то Авель чуть не ахнул. Картинка повторилась в точности, с единственной разницей, что была настоящей. Весь завтрак, а затем уже и утро ангелом занимались странные люди, которых пригласил демон. Они обмеряли юношу с ног до головы, показывали различные ткани, ожидая лишь удовлетворенного кивка хозяина.

Все попытки что-либо сказать, оборачивались тем, что вопросы начинал задавать Змий. Не терпящий никаких возражений, он наконец не сдержался, поднялся с дивана в одной из гостиных, находящихся на первом этаже и, подхватив несговорчивого сати под локоть, подвел к огромному зеркалу.

— Ты видишь, что одежда болтается? — спрсил строго.

Авель кивнул.

— Зима у нас очень холодная. Ты намерен проходить в одном костюме и не выбираться на улицу?

— Нет, но я... — попытался вновь противостоять аргументам юноша.

— Тебе четырнадцать лет. Ты — РЕБЕНОК! Решать буду я. Точка. Продолжайте, господа! — повелитель врана кивнул ожидавшим окончания спора замерщикам и швеям, а Авель тяжело вздохнул. Он не собирался оставаться здесь. Он хотел к Альтазару... Или лучше домой.

— Теперь, прежде, чем я разрешу тебе поговорить с моим сыном, — едва приглашенные мастера ушли, получив заказ, демон поманил ангела подойти, — мы должны до конца договориться. Ты один не можешь решать теперь. Вот письмо, которое я направлю с гонцом в приат. В нем я пишу о тебе и о том, что происходит. Ты будешь жить с Альтазаром?

— Да, — Авель кивнул. Свет волос засиял волнением.

— Неправильный ответ. Неужели ты не видишь, что от тебя нужно моему сыну?

Сати опустил голову. И раньше, и теперь, когда выяснилось про рабство и аукцион, сомнения грызли душу.

— Можно мне с ним поговорить? — тихий вопрос практически под нос.

— Несомненно.

... Альтазара затрясло, когда Змий привел юношу, на пороге остановил, обнял и поцеловал — внезапно, с какой-то больной страстью. Авель упирался ладонями, но избежать близости так и не смог, и теперь сидел напротив молодого демона, смущаясь и не зная что сказать. Четверо слуг, в том числе и вчерашний старикашка, зорко следили за каждым жестом и словом, а потому Альтазару приходилось давить ревность и горечь свидания.

— Что это было? — демон перешел на шепот, шипя, как взбудораженная в летний зной змея. — Почему ты обнимаешься с ним?

— Это не я, клянусь! — Авель заерзал на кресле. Желание протянуть навстречу руки, коснуться останавливал черный блеск в глазах любимого.

— Потому мой отец целовал тебя в губы? Авель, он что-то делал? Скажи!

— Лишь говорил со мной. Больше ничего, — ангел смущался, вспоминая вчерашний день и ночь.

— Что говорил?

— Про тебя. Говорил, что мое место в приате и что ты...

— Ну? — Альтазар выражал нетерпение и внезапную ярость.

— Ты на самом деле любишь меня? — внимательные глаза следили за реакцией молодого граана. Тот сжал губы, подался всем корпусом вперед.

— Тогда зачем я практически выкрал тебя? Авель, мой отец лжет... Всегда! Никогда не говорит правды.

— Я ушел из приата сам. Я надеялся, что ты встретишь меня, что... Ты явился лишь у слимов. Ты... что ты скажешь на это?

— Что тебе медленно и верно промывают мозги. Я искренен с тобой. Я не лгу. Другого способа попасть во вран не было. Да, я рисковал...

— Не ты, а я... Меня собирались продать с аукциона. — Ангел сильно нервничал. Его зеленоглазый идеал таял на глазах. — А теперь твой отец купил меня. Как зверушку. Как...

— Этого не должно было произойти. Умоляю, поверь мне. Я клянусь! — Альтазар только дотронулся до своего мальчика, как Суул сразу подошел и дал понять, что делать этого не следует.

Молодой демон вскочил, заходил из стороны в сторону, как шальной ветер, раскачивающий стволы молодого леса, но нисколько не трогающий старые и равнодушные деревья. Выругался на вранском и обратился уже к терпеливо ждущему окончания тиррады старику:

— Где мой отец? Пусть объяснит, почему я не могу трогать Авеля? Что за дурацкие игры? Я сыт по горло!

— Успокойтесь, мой господин... Успокойтесь... — бес пытался вразумить молодого демона, но тот распалялся еще больше, чем неимоверно пугал ангела, который заметил, что в волосах Альтазара появились изогнутые черные рога, а глаза вдруг утратили белки и почернели. Еще секунда, и Авель бросился бежать. Неважно куда. Из этого дома, в снег, в дождь, в неизвестность... Он выскочил из зала, перескочил несколько ступенек, сумел открыть входные двери.

Ледяной порыв ветра ударил в лицо. Внизу, на площадке, стоял Змий, который уже собирался садиться в огромную блестящую машину.

Один взгляд, и вот он взлетает по лестнице и накидывает на непослушного мальчишку свое пальто.

— Ты с ума сошел? Что ты делаешь? — Умоляю вас, пожалуйста, отвезите меня домой!

7

В самом начале мироздания семь поселений света царили вокруг великой мощи источника. Самые большие из них — Келеб и Алкра — находились в сотне тысяч километров друг от друга, связанные системой отражений и магических проходов. В те времена в поселениях правили пресветлые существа, крылья которых могли изменять время и судьбу. А еще их называли сариилами, или Великими Мастерами. Известно также, что потомки — сущие высшие ангелы — не утратили многих качеств и владели знаниями, переданными от первых правителей. Но и сущие сгорели в страшной войне, навсегда похоронив истину о начале. Лишь немногим жрецам удалось расшифровать отдельные страницы той далекой, загадочной истории...

... Главный праздник в Келебе проходил всегда пышно и торжественно. С вечера младшие ангелы украшали многочисленные храмы цветами и сияющими золотом и охрой отрезами священной ткани. Готовили пышные столы с угощениями всю ночь. А по утру, под звуки духовного пения, к главному храму, расположенному на центральной площади, подтягивались все жители столицы света и многочисленные гости, прибывшие из всех семи поселений во главе с пресветлыми сариилами.

Лучезарный господин Сеараль приезжал на открытой повозке, запряженной шестеркой белоснежных лошадей, ровно к полудню, когда начиналось основное служение. Он выходил на площадь под руку со своим вечным супругом, который правил в Алкре, и шел через ряды ожидающих сошествия света ангелов.

Сеараль был Первым. Самым первым пречистым лучом энергии, воплощенным в материю. Его божественность, проявленная в неземной внешности, могла склонить любое живое существо к подчинению одним движением руки. Высокий и тонкий, как изящная ветвь, Сеараль предпочитал даже в великий день чистую и непорочную скромность. Его серые одежды были украшены лишь атрибутами власти. Длинные светлые волосы — заплетены в косы, спускавшиеся ниже пояса. Великий шел медленно, обнимая прекрасного Ланаэля, который так редко посещал чертоги главного Дома. И что-то шептал на ухо, касаясь губами, практически целуя. Юный мастер — золотоволосый, в белоснежном платье с изящной вышивкой — не смотрел по сторонам: все мысли его, вся душа была повернута к Сеаралю. И даже не разомкнув губ, он мог общаться лишь с одним голосом возлюбленного, звучащим в голове.

Церемония для пресветлых существ начиналась лишь в то мгновение, когда все семь мастеров заходили в храм, и двери плотно закрывались. Многие ангелы видели, как вспыхивает источник, но вряд ли когда-нибудь они созерцали фантастических сариилов в их нефизической ипостаси.

Открываясь, источник все заполнял собой. Энергия проходила через Великих Мастеров, преобразуясь в новые вселенные. И древние существа сами становились солнцем, смотреть на которое никому не под силу.

Небом отраженные, ветром обновленные, силой мироздания слитые в радугу, начальное не рожденное... Источник... Свидетельство света.

Сеараль улыбался драгоценности из драгоценностей, милому супругу, протягивая руки:

— С новым светом, — шептал тихо. — Год сменился... Новый дарован нам в вечности.

Ланаэль отвечал поклоном, почтительно становился на колени, чтобы Первый возложил на голову венок энергии, подтверждающий их глубокую связь. А потом они вместе с другими Мастерами выходили к крылатым и сливались в пестром веселом празднестве, где звучала веселая музыка и столы с обильными яствами ждали гостей, где царили общность и доверие.

Ланаэль не слушал музыку. Ничего не ел. Прямо сидел на стуле, сложив руки на коленях, и наблюдал за танцем белокрылых ангелов с венками из алых цветов. Взгляд его, равнодушный и холодный, изредка вспыхивал странным потаенным огнем. Но на лице замерла благосклонная и добрая улыбка.

— Ты устал? — Сеараль склонился к супругу и тронув за плечо, заставил обернуться и посмотреть прямо, не скрываясь за тысячами масок.

— Нет. — юноша чуть сдвинул брови, уголки губ на мгновение опустились, выражая скорбь. Это так не вязалось с радостной песней невидимого певца и кружением и пластикой танцующих, что Сеараль сразу помрачнел.

— Ты нервничаешь...

— Скажи мне... — Ланаэль сцепил пальцы и склонил голову набок. Золото волос шелковым водопадом заструилось на левое плечо — округлое, совершенное...

Пресветлый правитель Келеба медлил. Отставил бокал с золотистым вином, вытер губы кончиком белоснежной салфетки. А затем внезапно поднялся.

— Пойдем. Я хотел оставить разговор на вечер... Но я не желаю, чтобы ты нервничал и искал во мне изъяны, которых нет, — рука потянулась к юноше приглашая. Серые глаза старшего мастера перестали улыбаться.

— Если ты сердишься, я подожду... — попытался хоть как-то оправдаться Ланаэль. Он задрожал всем телом, как только пальцы легли в ладонь супруга. А затем — еще сильнее, потому что Сеараль почти сразу притянул юношу к себе, проникая руками в широкие рукава и гладя по спине.

— Не надо ждать. Идем со мной. — мастер увлек супруга в тайную белую арку за храмом, где начинался лабиринт садов. Он шел так быстро по белоснежной дорожке между цветниками и фонтанами, что Ланаэль чуть ли не на каждом шагу спотыкался, путаясь в широких складках одеяния.

— Что? Что ты хочешь мне показать? — юноша задавал вопрос, но уже примерно чувствовал, каким будет ответ. И ужасался тому, что вынужден будет согласиться на соблюдение обычая.

— Еще немного, — Сеараль взбежал по маленькой белой лестнице к задней части дома, в котором поселился недавно. Двухэтажное здание было сотворено целиком из энергии Великого Мастера и поражало исходящей от стен силой. Но по первому взгляду не отличалось от других строений города. Лишь Ланаэлю доступно было видеть синие нити света в белых камнях, которые подчинялись целиком воле хозяина.

Уютный полумрак встретил двух древних светлых, вошедших внутрь. В длинном коридоре солнце играло зайчиками на стенах. Каждый шаг давался все с большим трудом, и наконец не выдержав, Ланаэль остановился и вновь заставил супруга посмотреть себе в глаза.

— Что ты хочешь сказать? — спросил настойчиво, покрываясь липким холодным потом.

— Я взял игрушку. — Сеараль сделал еще шаг вперед и достал из-за пояса ключ. — Подойди, не бойся. Она еще очень слабенькая и не кусается.

— Маленькая? Что это значит?

Высший Мастер вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.

— Ну, не бойся... Взгляни...

Юноша с опаской сдвинулся с места, хотя ноги не подчинялись и сердце бешено стучало в груди.

Да, почти каждый из мастеров заводил себе игрушку. Чтобы сбрасывать излишки энергии и пить от чужой жизни. Но сам Ланаэль никогда не пленял ни одной подобной особи, хоть и слышал о них очень много.

Больше всего на свете боялся он увидеть и испытать отвращение. Ибо нет ничего мерзостнее магии хаоса, проявившейся в некоторых уголках заброшенных миров.

Комната сначала показалась абсолютно пустой. Посередине стояла разворошенная кровать. На полу были разбросаны вещи. Разбитая ваза валялась в углу. Шкаф. Полуоткрытая дверца. Полумрак, способный защитить от бесконечности дня... Горящие глаза, смотрящие в самую глубину.

— Звереныш? Это зверь? — Ланаэль удивленно обернулся к супругу, а тот широко улыбнулся и шагнул вперед, чтобы позвать спокойно, но строго:

— Выходи! Не прячься...

Дверь скрипнула, открываясь шире. Зрачки Ланаэля расширились, кровь побежала быстрее... Сила источника! Голод. Жуткий голод пробудился в юном мастере, до селе непознанный и безумный, что загорается при виде жертвы.

Она была маленькая, худенькая, в странном одеянии. Черные волосы спутанными вихрями волочились следом по полу. Фосфором горящие глаза продолжали буравить гостя, а потом с обожанием перекинулись на Сеараля.

— Иди сюда, — Великий Мастер подхватил подбежавшую зверушку на руки и поцеловал в полуоткрытые, ждущие удовлетворения губы.

Юноша прижался к косяку, стараясь привести мысли в порядок и утихомирить безумный голод.

— Ее зовут Сейшаат, — констатировал супруг и продолжил буднично: — Помнишь горы за долиной огня. Там уже давно появляются храмы Хебелли. Культы хаоса практикуются повсеместно. Детей посвящают в темные науки и пользуются магией разрушения...

— Знаю, — тяжелый вздох, дыхание, направленное на успокоение.

— Хебелли — большой монастырь, в котором готовят магов. И ненавидят свет... — Сеараль погладил игрушку по голове, а та нежно приникла к плечу, спрятала личико где-то в области шеи.

— Ты рискнул взять чистое темное существо? Ты выбрал себе черное дитя? — юноша не смотрел в сторону супруга, предпочитая пустую стену, на которой высвечивались знаки охраны, которые не позволяют пленнику сбежать.

— Обыкновенными темными я не насыщался. Милый, клянусь, что ничего между нами не изменится.

— Она понимает твою речь? Ты привез игрушку, которая жила долгое время в условиях, восхваляющих тьму. Ты уверен, что сумеешь воспитать послушную куклу?

— Ланаэль... — Мастер осуждающе закачал головой. — Плен от тьмы — это освобождение для чистой энергии. Я хочу воспитать свободную птицу и научить ее летать...

— На расстоянии держащей руки?

— Иначе она разобьется... — Сеараль еще нижнее прижал к себе кроху, а юноша опустил голову и вздохнул.

— Ты привез из Хебелле чистокровную тварь. Таких обычно убивали... Помнишь? Зверушка опасна. Дика... Она не поддастся обучению.

— Посмотрим.

...Каждый сариил знал, как упрям в своих решениях Первый. Как упорен он в том, за что однажды возьмется. И Ланаэль, конечно, не сомневался, что супруг сумеет сломать привезенного экзотического зверька. Но следить за процессом у юноши не было никакого желания. Сострадая маленькому пленнику, он почти полгода отказывал супругу в свидании, лишь в состоянии перехода в высшую энергию по ночам отдаваясь Сеаралю и позволяя проникать внутрь души. Но на рассвете, когда вставало солнце источника, несчастный влюбленный не отвечал на длинные нежные письма и не давал ответов на приглашения.

А потому очень удивился, когда однажды в Алкру прибыли десятки повозок и, торжественно проехав по центральным пышным улицам, приветственно возвещая трубами о визите, остановились у центрального дворца. Сотни ангелов и серафимов тогда явились поклониться Сеаралю, впервые сошедшему на красные камни и поднявшемуся к супругу как гость, что совершенно не отвечало этикету и иерархии, в которой юноша обязан был подчиняться господину.

— Мой милый, — Сеараль одним взглядом заставил провинившегося опуститься на одно колено в присутствии сотен свидетелей и положил ладонь на золото волос. — Я соскучился по тебе и хочу помочь тебе в делах...

— Я...

— Ты так утруждаешь себя, что забываешь о нашем браке. Я привез к тебе лучших из лучших. Мои слуги способны привести в порядок каждую мелочь. — Высший Мастер потянул юношу подняться и повел к центральному входу, через огромный зеркальный холл, сделав знак остаться всем ангелам снаружи, чтобы втолкнуть в ближайшую комнату и наброситься диким зверем.

Жадные губы покрывали лицо Ланаэля поцелуями. Пальцы тянули с плеч легкое платье. Ткань трескалась и рвалась от напора, а губы уже скользили по шее, припадали к энергетическому каналу, бьющемуся там, где у людей обычно располагается сонная артерия. Наслаждались тем, что юноша обескураженно сдается воле господина. Что льнет к нему доверчивой птицей, гладит по плечам и бормочет о том, как соскучился.

Сеараль повалил супруга на низкий диван. Жестко порвал ткань от рукава до середины платья, приник губами к соску, чтобы кружить языком, втягивать и отпускать, дразнить страстью. Спускаться руками к паху, гладя мягкий пух волос.

Ланаэль задыхался, стоны лились из его горла. Пальцы перебирали светлые волосы. До тех пор, пока супруг не добрался до члена и не втянул его в рот.

— Великий источник! Нет, — попытка вырваться не удалась. Все ночи, все волшебные ночи, в которых Сеараль брал его, пользуясь силой энергии, вдруг вылились в материальное действие, которого следовало теперь избегать... Почему? Ланаэль не ревновал. Нет! Он знал, что братья — каждый из сариилов — пользуются игрушками, которые выкрали на темных территориях. Но... Первый, его любимый...

— Ты мой, — Сеараль пальцами скользил по стволу, пробуждая сильные потоки источника, менявшие юношу и делавшие светящимся существом, полным яркого огня. — Скажи, что ты не сердишься... Скажи...

— Сеараль, нет... Нет, милый! — Искусанные в кровь губы. Палец, проникающий в задний проход.

— Я ни минуты не забывал о тебе... Я слышал стук твоего сердца. И твои мысли... — толчок внутрь, раскрывающий в груди вход в источник. В груди Сеараля вытянулся и сформировался член.

— Нет!

— Ты не прощаешь меня из-за игрушки... Из-за куклы, из-за еды... — настойчивое толкание пальцев в канале не прекращалось, вызывая звезды в глазах и накатывающиеся спазмы вожделения. Ланаэль лишь помнил, как любимый прижал его к дивану, раздвигая ноги, как можно шире, как движением магии избавился от одежды и вошел внутрь сильным и страстным рывком. Его член проник до основания, заставляя юношу кричать и биться насаженной бабочкой, которую не спрашивают о желаниях.

— Двигайся! — перешедший в сверкающую субстанцию, Сеараль жег внутренности каждым новым толчком. Скользил молниями по золотому свету супруга. А потом его второй член ворвался в грудь и проник в канал с другой стороны. Крылья обоих открылись... Сиянием, возбуждением, радугой наслаждения и подчиненности друг другу. Сариилы стали подниматься вверх, в воздух, кувыркаться, играть, полностью смешиваясь в одно целое, разделяясь, сплетаясь, как текучая вода. Они уже не походили на обычных ангелов... Они превратились в себя — крылатых богов, сущих от начала времен.

— Я люблю тебя, — Сеараль, отпустивший супруга лишь к вечеру, помог тому одеться, когда ангел-служитель принес целую одежду. Сам повязал юноше пояс и заплел его золотые волосы в косу.

— Но ты оставишь игрушку... — Ланаэль спокойно сидевший в кресле перед окном, любовался розовыми облаками над красными домами отстроенного его воображением прекрасного города, воплотившегося в материю.

— Я привез ее с собой. Ты должен видеть, что мне удалось за такой короткий срок.

— Удалось? — легкая ирония и полуоборот головы.

— Пойдем...

— Опять? Ах, Сеараль, как ты испытываешь судьбу!.. Лишь тем, что отдаешь и пьешь из хаоса. Наслаждение велико! И опасность...

— Взгляни, милый. Один раз...

Конечно, он не мог отказать. Он отправился в церемониальный зал, где горели сотни свечей, где лилась светлая музыка, которая исходила от отражений между мирами. Казалось, здесь место релаксации, успокоения... Великий Мастер, Первый признался в любви, сам приехал, чтобы припадать губами к рукам, стоять на коленях, умоляя... Но он привез... Привез ее!

Дверь открылась. Под тонкой тканью не видны детали. Укутано существо, словно подарок. Но ведь достаточно сорвать обертку... Да? Сорвать и посмотреть на то, что изменилось... В зверушке, диком отпрыске сумасшедшего хаоса...

Ничто не может сделать тьму красивее... Никак не изменить голода, бьющего в грудь желанием. Сеараль поднес руку к покрывалу и потянул ткань прочь.

8

Если бы можно было сразу прижать его к груди — такого испуганного, дрожащего на ледяном ветру. Но Змий лишь подтолкнул Авеля к дверям и сам вошел обратно в дом.

— Что случилось? — спросил с напором. — Ты ведь хотел пообщаться с моим сыном...

Авель отрицательно закачал головой... И сам без страха коснулся руки демона, который хоть и не показал виду, но был весьма удивлен и растерял в одночасье хитрость бесстыдного обманщика.

— Что вы написали в том письме?

— Что наследник приата добрался до врана. Что я исполню уговор... — зеленые глаза зло сверкнули. — Я дал слово, что агнц будет в безопасности, если окажется здесь... Но волен и не говорить правды.

— Вы такой же, как и Альтазар?

О, эти честные, эти откровенные вопросы! Голубые чистые глаза, за которые все отдашь безрассудно и глупо... Чувство, поднимающееся черным чудовищем из глубин ада. Такой ли я, малыш? Я много хуже... Я столько раз тебя обманывал и столько раз заставлял делать по-своему, что теперь не имеет значения, что отвечать.

— Поедешь со мной? — граан улыбнулся, игнорируя ожидание ангела, которому пришлось прикусить язычок и самому теперь выбирать.

— Да, — Авель кивнул, сам не понимая, почему так стремится оставаться с повелителем врана. Но воспоминание о гневе Альтазара и его внешние изменения пугали юношу неимоверно.

— Поехали. Только, боюсь, прогулка со мной покажется тебе более ужасной, чем свидание с Альтазаром. — Змий приказал появившемуся, словно из-под земли, слуге принести шубу и заставил ангела надеть сапоги, принадлежащие одной из горничных. Держа Авеля за руку, спустился по скользкой, покрытой наледью лестнице.

День предвещал быть снежным и ветреным. По огромному пустынному парку гуляли белые вихри. Серые статуи, молчащие фонтаны, черный кустарник вдоль дорожек, ведущих к каменному лабиринту, — все навевало грустные мысли о том, что смерть бродит рядом, у порога.

Низкое серое небо буквально облокачивалось на крышу и шпили старого замка, по которому темными разводами стекала влага недавней оттепели. Почернел и сморщился мох, проросший между плитами. Лишь изредка проглядывал через него совсем молодой, нежно-зеленый, полный сил.

Железные ограды с острыми пиками и извилистым рисунком, сотворенным искусными кузнецами, покрылись кровавой ржавчиной и торчали у рва, ведущего к системе коммуникаций, как тощие стражи, на которых нацепили лохмотья сгнивших вьюнов.

Авель забрался в машину и сразу скинул меховой капюшон с головы. Вопрос о том, почему он теперь сидит напротив повелителя врана и летит над темным призраком незнакомого города, утопающего в снежной буре, звучал, казалось, не только в голове, но и повис в воздухе. Ангел старался не смотреть на демона, сосредотачиваясь на однообразие белых потоков за стеклом, черных тенях домов, мелькающих и превращающихся в огромных уродливых чудовищ. Завывания двигателей, шум ветра путались с теплом, льющимся по салону.

Змий расстегнул пальто и снял перчатки, поднял с сидения вчерашние бумаги и теперь перечитывал, иногда создавая в воздухе подобие шара, в котором мелькали то ли молнии, то ли пузыри.

Юноша сидел тихо, продолжая делать вид, что разглядывает однообразие снежной долины. Машина давно покинула пределы Маата и теперь, набрав приличную скорость, неслась почти параллельно железной дороге над черным запорошенным лесом, который изредка сменялся просеками и небольшими станциями, на которых стояли пустые грузовые вагоны. Один раз, издав резкий и долгий гудок, внизу промчался порожняком поезд. Его дым еще некоторое время вился за горизонтом...

Юноша вспоминал буйство Альтазара. Черные глаза, вытягивающееся тело... Сравнивал то, что читал в библиотеке храма, с собственными впечатлениями. Он искал оправдания любви к сыну дракона. Сейчас, вне приата, где вечная весна, где цветут сады, а в воздухе томительно растекается сама жизнь, чувство к темному рыцарю казалось естественным продолжением попытки уйти от одиночества. Не томительного одиночества и скуки, а от строгости, которая царила в уставе поселения. Авель помнил, что всегда подчинялся правилам и запретам. И отношения с Альтазаром в один момент нарушили обычный уклад одинаковых дней.

— Вран всегда такой... ледяной? — юноша отвел глаза от лица Змия, который оторвался от дел. Странно улыбнулся, словно только и ожидал начала разговора.

— Все зависит от влияния хаоса. У нас нет чередования времен года. Есть подчинение магии. — мужчина внезапно отложил бумаги и откинулся на сидении. Темно-зеленые, язвительно-острые, глаза его источали яд. А сердце в груди Авеля понеслось вскачь.

— Вы спросили, почему я предпочел ехать с вами?

— Любопытно узнать, что бродит в голове глупого малыша...

Демон грелся в лучах энергии мальчишки, прекрасно чувствовал его растерянность и непонимание происходящего. Тело Авеля помнило гораздо больше, чем его голова. Но именно знания могли бы испортить все дело. Габриэль никогда не простит. Никогда не скажет "да". А Авель — цветок, сладко пахнущий бутон, который легко подтолкнуть к цветению или, наоборот, напугать.

Сейчас юноша покраснел, ища подходящее объяснение бегству от Альтазара. Не потому, что испытал ужас...Он ведь догадывался о том, что общается с темным лордом. Не из-за нежелания объясняться... Это Змий заронил сомнения — горькие, как отрезвляющее лекарство.

И ничего нет особенного в том, что еще утром Авель лежал практически на груди граана и сладко спал.

— Давай я лучше расскажу тебе про вран, — Змий не постеснялся пересесть, чтобы в одно мгновение притянуть ангела ближе, потому что очень хотел быть ближе и напитывать тьмой желанное до боли в паху тело.

Авель, как и вчера, попытался отодвинуться, но лишь оказался зажатым в углу салона эалета. Теперь демон обнимал сати одной рукой, а другой проник под мех, чтобы гладить грудь...

— Вы... Не смейте... — юноша попытался встать, но горячие губы темного лорда коснулись губ вновь, как там — на пороге зала. Тогда Авель, казалось, минуту летел в бездну. Теперь поцелуй отзывался по всему телу обжигающим бризом. Невинный для повелителя врана, ласкающий, он всколыхнул что-то страшное в крылатом.

— Прости...

— Зачем вы это делаете? Вы знаете, что...

— Что ты любишь Альтазара? Конечно, — ладонь поползла вниз. Авель вздрогнул, когда пальцы нашли центр зерцала. Под кожей шевельнулся цветок, потянул лепестки навстречу... На ангела накатила слабость — неожиданная и пугающая. Пальцы граана кружили, спускались чуть ниже к животу, опять поднимались. Глаза юноши стали сами собой закрываться...

Слышался призрачный голос, сладкий и настойчивый. Все тело сводило от конвульсий, от восхитительной боли и невозможности от нее избавиться.

— Я не буду с вами спать, — ангел попытался оттолкнуть темного лорда и тот беспрекословно отпустил пленника объятий.

— Как тебе захочется... Спроси себя, зачем ты полетел со мной, а не остался около Альтазара? — эалет повернул к горной гряде и начал снижаться.

— Всего лишь думал поговорить. Про письмо... — покраснел Авель, смущаясь происходящих в теле реакций, и пересел на то место, где всю дорогу находился демон.

— Если ты думаешь, что скоро уедешь, то зря. Мое соизволение разрешить тебе общаться с Альтазаром продиктовано лишь разумным пониманием того, что есть некоторые чувства между вами. Что касается приата, то сумму, которую я заплатил за тебя, ангелы вряд ли наберут даже через сто лет. Вранские деньги — это золото! Ты слышишь?..

Авель кивнул.

— Тогда тебе придется подчиняться. И, несомненно, ты будешь спать со мной, а не с Альтазаром. — Змий сказал о близости с такой очевидной простотой, что юношу затрясло.

— Вы меня не отпустите? Что я могу изменить? Прошу, вы ведь...

— Мы приехали. Застегнись. И не беспокойся так. Я тебя не обижу, малыш. — демон поднялся, дверь отъехала в сторону.

Холод! Какой же зверский холод... Магия? Темный лорд заявил, что погода зависит от хаоса, а значит это его желание — сделать мир серыми сумерками.

— Ваше величество, с прибытием, — подоспевший из круглой башни дьявол перекрикивал впавший в безумие ветер. — Буря заставила прекратить отгрузку вагонов рудой...

— Я знаю. Так кого привезли? Что за срочность? — мужчина поманил Авеля спуститься и опять обнял, притягивая к себе.

— Партия рабов поступила позавчера, — дьявол пошел вперед, указывая направление через белые бураны. Юноша еще какое-то время пытался следить за дорогой, а потом бросил это занятие и только ругался на себя за то, что неблагоразумно поддался непонятному порыву. Мысль, что он теперь может принадлежать кому-то, не укладывалась в голове и казалась дурацкой шуткой.

— Скажите, что солгали про Альтазара... Скажите, что он не сделал это, чтобы меня продать... — Авель, измученный страшным выводом, пришедшим после разговора с повелителем врана накануне, упрямо остановился на заносимой снегом площадке, что вела к лестнице и дальше в башню, за которой начинались ряды странных построек.

Змий, упустивший ангела, развернулся, и уголки губ его поползли вниз. А в лице появилась сталь.

— Малыш, два часа ты боялся спросить правду, теперь же хочешь, чтобы я разрушил твою веру вдребезги. Скажи, во что ты веришь? В милосердие? — практически ярость и негодование вырывались из холодного чудовища, слившегося со стихией.

— Альтазар использовал бы меня и продал? — Ангел нахохлился маленькой замерзшей птичкой. Сунул руки в карманы, намереваясь остаться на морозе до тех пор, пока не получит честный и полный ответ.

— Такой исход был бы вероятен. Он и сам не понимает, что чувствует. Его ведет инстинкт обладания. Не удивлюсь, если мой сын скоро примчится сюда и устроит очередную истерику. — мужчина протянул руку, приглашая маленького крылатого обратно в объятия.

— А вы? Вы тоже решили мной воспользоваться? — настороженно сведенные брови. — Вы сказали о милосердии только что, как о чем-то опостылевшем и мерзком, чего и дотрагиваться неприятно...

— Я терпелив с тобой, Авель. Но всякому терпению приходит конец. Дай руку. — Змий сделал шаг навстречу, а когда юноша безропотно позволил вновь накрыть себя одной из пол пальто и пошел вперед, добавил: — Поговорим вечером. Обещаю, я отвечу...

— В вашей кровати?

— Ты прозорлив, малыш. — легкая усмешка. — Только в моей...

Авель опустил голову, пытаясь идти вровень рядом с этим странным, этим огромным мужчиной. Бедное сердце разрывалось на части. И в те несколько недель путешествия он испытывал лишь страх и разочарование. Ни разу не получил даже намека на то, что Альтазар где-то рядом, что осуществляет план. Возможно, что обстоятельства так сложились. А на самом деле темный рыцарь банально воспользовался неопытностью...

Твари врана никогда не говорят правды. И даже если в устах звучит истина, то выгодна она лишь им. Вот и правитель врана. Разве когда-нибудь предполагал Авель, что услышит про милосердие из уст создания, которое питается душами и человеческой кровью, которое способно убить одним взмахом руки и лишить воли коротким заклинанием. Зачем дракон — а Сейшаата так только и называют — церемонится с крылатым?

— Заходи, — демон подтолкнул юношу в двери, плотно закрыл дверь и стряхнул снег с одежды.

Дьявол ждал уже на лестнице. С факелом в руке и без куртки. За поясом болталась огромное кольцо с десятком или двумя ключей. А форма напоминала ... тюремную.

— Здесь содержат заключенных? — Авель испуганно обернулся. Конечно, граан предупреждал, что путешествие окажется неприятным, что лучше остаться в доме...

— Практически да, — Змий потянул юношу к лестнице, которая вела вниз, куда-то в подземелье.

Касаясь старых камней, трусливо дрожа от каждого движения огня факелов и эхо шагов идущих впереди двух темных, ангел потихоньку впадал в состояние ужаса. Вот они — темницы. Сейчас его распнут и начнут истязать. И бежать некуда, и сопротивляться бесполезно. Солдаты встречаются на каждом шагу, провожают горящими углями глаз.

Ноги с каждым шагом подкашивались все сильнее.

Наверняка, демон соврал. Он оставит упрямца здесь за то, что отказывается подчиняться. За опрометчивые слова и наглые вопросы.

— Сюда, мой господин, — дьявол завернул в один из тупиковых ходов и начал копаться в связке в поиске ключа. — Я запер его отдельно от других рабов.

Демон терпеливо ждал, при этом нежно обнял Авеля, почти падавшего в обморок... Опять воображение рисовало ужасы и кровь, и... страдания!

— Нашел! Сейчас... — замок щелкнул, дверь заскрипела, и все трое вошли в камеру. Последним оказался повелитель врана, вновь подпихнувший юношу вперед.

Кроме маленького окошка под самым потолком, в небольшом помещении стояла довольно приличная кровать, стол и стул, а еще — в дальнем углу — отхожее место. Над дверью тлел железный светильник, дающий достаточно света. Единственный недостаток — холод, который должно быть, пробирает до костей, но ведь пленников не обязаны согревать и создавать комфорт.

— Эй, ты! Вставай, — демон бесцеремонно растормошил скрюченный комок, сжавшийся под покрывалом, и скинул с того ветхое одеяло.

Авель ахнул... Это же крылатый! Маленький, худенький, так быстро вскочивший и испуганно хлопающий глазами.

— Его пригнали с рабами, которых отправляли на рудники. До сих пор никто понять не может, как он попал в поезд...

— Как? — Змий похабно улыбнулся и шагнул к трепещущему незнакомому ангелу, чтобы поднять лицо того за подбородок. — Обыкновенно! Перепутал поезд... Ведь так бывает, милый?

Несчастный промолчал. Лишь зажмурился, словно его сейчас начнут избивать.

— Мы пытались его растормошить, но сати упрямствует. И печати у него на руках есть. Посмотрите, господин...

— Я вижу. — темный лорд неожиданно со всего размаху отвесил беглецу оплеуху, а Авель приложил ладонь к щеке, словно ударили его самого. — Знаешь, что тебе будет за бегство? Знаешь, что тебя ожидает? Тебя поймали... Тебя накажут при всех граанах. Жестоко!

Незнакомец заплакал. А Авель еще плотнее прижался к стене и мелко задрожал, представляя, каким может быть это самое наказание.

Что делают демоны с рабами, если они сбегают? И ты... ты тоже теперь... Ангел задохнулся, видя, как Змий за шкирку подхватил несчастного и потащил к выходу, называя при этом неблагодарной скотиной.

— Прошу, — демон пригласительно показал Авелю на раскрытую дверь, помог перейти через порог и теперь шел сзади, заставляя двигаться за демоном, тащащим упирающегося пленника по коридорам. При этом слушал громкие рыдания и сдавленные прерывистые мольбы о пощаде.

Лучше бы не видеть, не слышать, не знать... Лучше бы...

— Авель, ко мне! — Змий перешел на грозный приказ, едва они оказались на поверхности у выхода. — Этого связать и доставить ко мне в замок до разбирательства. Как раз его граан намеревался ко мне наведаться. Но, вероятно, сейчас ищет усердно... Авель, капюшон набрось...

Ангел послушно исполнил очередной приказ. Небеса! Его всю обратную дорогу трясло. Его до самой машины качало от нарастающей лавины осознания... происходящего.

— Ты, наверное, проголодался, — дверь в салон закрылась, и повелитель врана плюхнулся рядом, чтобы обхватить тонкие плечи. — Вернемся, плотно пообедаем... Потом должны привезти первые твои костюмы и обувь. Ну, что? Растерялся? Не бойся, малыш...

9

Он рос. Он поднимался выше деревьев. Выше облаков... Под самые звезды. Он оседал черным пеплом. Он забивался в ноздри и мешал слушать и говорить. Он — страх, парализовавший Авеля.

Вопросы? Ангел не задавал больше ни одного вопроса демону. Он молча позволил тому обнимать себя всю обратную дорогу, а затем не сопротивлялся, когда оказался на руках, и повелитель врана поднялся по лестнице обратно в дом, прижимая крепко трепещущую, едва дышащую жертву.

Сати. Игрушка для демонов. Пощечина, раскрасившая алым щеку незнакомого ангела, теперь горела ярким пламенем в голове юноши. Этот мальчик казался таким хрупким. Растерянным. И даже не пытался сопротивляться.

— Авель, ты надолго объявил часы скорби? — Змий до вечера ожидавший хоть каких-то эмоций, заговорил с ангелом, теперь забившимся в избранное еще вчера кресло. Обед сати тронул едва: несколько ложек супа, глоток горячего чая. Вот и вся трапеза.

Теперь ангел отвернулся, положил руки на спинку кресла и оперся на нее же подбородком. Сущий младенец!

— Авель, сядь прямо и посмотри в глаза.

Юноша послушно спустил ноги на пол, садясь, как послушный ребенок, и с опаской поднял взгляд на мужчину.

— Теперь ты не желаешь разговаривать и задавать вопросы. Ты испугался.

Кивок.

— Ты волнуешься за сати, который убежал от хозяина?

В чистых озерах появились слезы.

— С тобой ведь ничего такого не приключится. Зачем ты мучишь себя? Я не собираюсь с тобой ничего делать. — граан говорил как можно мягче и слаще. Но все равно под каждым словом таилась едва уловимая паутина кошмара — ощутимого, липкого, пробирающего холодом до костей.

— Что будет с тем юношей? — ангел нервно сцепил пальцы рук. Ему еще удавалось сохранять спокойствие, хотя в горящей пожаром голове до конца сформировалось убеждение в том, что побег от судьбы, нежелание стать супругом жреца — худший выбор, который привел глупого влюбленного в разрастающийся каждую секунду ад. Авель не верил теперь ни нежности Альтазара, явно нацеленной на лживое использование. Ни опасному и мягко говорящему граану.

— Его накажут за побег. — Змий говорил с такой уверенностью в своей правоте, что ангела замутило от темной спеси.

— Вы тоже меня накажете, если я попытаюсь бежать?

Удушье. Коварная боль в подреберье, грозящая перерасти в приступ паники.

— Ты благоразумный мальчик. На улице по ночам температура опускается ниже шестидесяти. Ты ведь не хочешь заставить меня волноваться... Иди сюда, — мужчина похлопал по колену, но Авель не сдвинулся с места. Приближение вечера сильно нервировало его. Надежда на появление закройщиков и швейных дел мастеров с одеждой таяла на глазах.

— Иди ко мне, — с нажимом повторил Змий, в глазах его блеснули пугающие искры. Да, он накажет... Он специально показал, что нельзя не подчиняться и прекословить... И никак нельзя не встать и не подойти.

Авель робко подошел к граану, а тот потянул крылатого, напряженного и дрожащего, к себе.

— Я хочу, чтобы ты послушал меня, маленький принц. Внимательно! Чтобы не пришлось повторять. В моем доме для тебя действуют несколько правил. Общение без моего ведома с кем-либо запрещено. Ты не имеешь права покидать пределы дома без меня. И последнее — ты спишь со мной в одной кровати и исполняешь все, что я скажу, нравится тебе это или нет. Понятно?

— Да, — ангел зажмурился, словно его собирались бить. Он ожидал чего угодно от темного лорда. Это чудовище убило уже прежнего агнца. Не остановится оно и теперь...

— Хорошо. Сейчас мы спустимся вниз. Ты примеришь все, что уже сшито. Суул решит, что доделать... Потом можешь отдыхать. Или выбрать книги в библиотеке... Ты любишь читать?

Авель удивленно посмотрел вниз на обнимавшего его демона. Тот коварно улыбнулся.

— Хотя, — добавил со скрытой язвительностью, — лучше займись собой. Да, я потом проверю, что сумеет придумать Суул...

... Змий точно знал, что его горячо любимый и самый близкий из сыновей Ланшор уже прибыл для разговора и дожидается больше часа не в кабинете или где-нибудь в зале, а за столом — с бутылкой отличного вина и изысканными угощениями. Меру своей привязанности к демону похоти повелитель врана определял как близость. Они так часто творили с сыном темные делишки, так часто оказывались в одной кровати, чтобы поиграть с вкусными сати и отражениями, что давно пересекли границы дозволенного.

Ланшор поднялся навстречу демону с самой пошлой улыбкой.

— И где же беглец? — поинтересовался, медленно приближаясь, как готовый к броску кот. В черных глазах вспыхивало вожделение — одна из самых сильных магий мира.

— Сначала поцелуй, — вступил в игру Змий.

— Хочешь меня поцеловать? Какой развратник! — Ланшор в одно мгновение перекинулся в хрупкую золотоволосую блондинку, на голове которой сияли витые золотые рога, а полуголое, в практически прозрачном платье, тело мерцало и манило заняться сексом прямо сейчас. — Иди сюда, папочка!

Темный лорд засмеялся. Раскрыл объятия, принимая мираж. Поцеловал в открывшиеся алые губы, выпускающие ядовитую жажду, с которой не справился бы ни один смертный.

— Так хорошо? — блондинка обвила ногой ногу демона, прижалась пышной грудью, выдохнула жадным искусителем. — Так где мой сати?

— Совсем рядом, милая? — Змий обнял демона похоти за талию, повел обратно к столу. — Имей терпение, Ланшор.

— Я терпелива... Очень! Ты получил своего принца. Теперь должен мне... Да-да, — новый кокетливый поцелуй в шею.

— Конечно... Ты хотел поиграть, маленькая скотина, — темный лорд потрепал красотку за щечку. — А теперь ластишься, мерзость...

— Ну, такова натура. И потом, ты все равно пронюхал бы... Просто не люблю, когда ты злишься. — Ланшор в новом образе не стеснялся нагло приставать к повелителю, забрался к тому на колени, подал бокал, потянул ткань с круглого плеча. — Будь хорошим папочкой, отдай... Я тебе могу минет сделать... — хлопанье длинных золотистых ресниц, красные злые зрачки. Кто пробовал вызывать негодование демона похоти, тот рисковал умереть от пыток. Но при Змие Ланшор держался милым котиком и даже способен даже пойти на унижения ради всех тех благ, которые имел.

— Надеюсь, ты будешь в следующий раз расторопнее. Чтобы никто не коснулся моего сати. — Темный лорд щелкнул пальцами: через дальние двери в комнату, обставленную для приватных игрищ, два слуги вкатили круглый стол, покрытый алой скатертью. На нем, в окружении сладостей и фруктов лежал обнаженный ангел, привезенный из темниц.

— Какая прелесть, — красотка захлопала в ладоши, черным вихрем обращаясь обратно в высокого блондина, который так и не слез с колен Змия. Он обвил руками шею демона и поцеловал темные губы со страстью и благодарностью.

Но в планы повелителя врана не входило просто так отдавать сати хозяину.

— Помнишь закон. Наказание при всех лордах врана — за побег! Двадцать плетей... Такое нежное создание будет долго болеть...

— Ты ведь не заставишь меня страдать? Ах, — Ланшор театрально закрыл лицо ладонью, а затем засмеялся с холодным расчетом: — Говори уже, что хочешь?

Взгляд демона похоти плотоядно окинул натюрморт с юношей посередине. Тот лежал в паутине магии не в состоянии шевелиться. Лишь светло-салатовые, как весенняя листва, глаза с ужасом и отвращением смотрели на двух темных, торгующихся о его судьбе.

— Ты должен бы знать, что я приказал убить всех сущих... — протянул лениво Змий, гладя Ланшора по спине, по синему шелку рубашки. — Там, на площади, когда проходила казнь высших светлых. Во время войны... Стояли трое...

— И? — демон похоти приподнял бровь. Лисьи глаза его стали чуть уже, в уголках обозначились шаловливые морщинки.

— Одному не снесли голову... Нехорошо ведь?

— Действительно, как-то нечестно получилось. — Ланшор не терял игривого тона. Ему нравилось, что Змий щекочет нервы, что он раскусил и открыл секрет любимчика. Пусть накажет — сейчас... Как настоящий дракон без души.

— И как же зовут твоего избранника?

— Зовут? Он моя игрушка... Моя собственность. Зачем имя? — нежное поглаживание, фосфор глаз в ответ.

— Ланшор, ты испытываешь мое терпение. — Змий столкнул демона похоти с колен. — Нежный Нафаил? Так ведь? Очень хороший выбор...

— Не сердись, котик, — сама похоть скользнула к ногам граана, потерлась о высокие сапоги. Прижалась к ним щекой. — Ты запретил радоваться, но я ведь так падок на вкусное.

— Хорошо, — пальцы погрузились в пышные волосы Ланшора. — Тогда накажи свою игрушку при мне. Доставь мне удовольствие видеть, что сущий — искусная проститутка, а не та недотрога, которую я тащил по подземельям.

— О да, котик! Все только для тебя, — Ланшор четким рывком ладони рассек воздух, а над столом поплыли пирожные и фрукты.

Ангел дернулся, пытаясь освободиться. К нему приближался мучитель, который затуманил сознание так надолго. Который превратил его в сати, готового удовлетворять господина в любой момент.

— Потанцуем? — Ланшор рванул пленника к себе, пальцы обвились вокруг талии. — Значит, милый Фи, ты решил убежать...

Красный поцелуй вожделения коснулся бледных щек, окрашивая их в пунцовость развратности. Пальцы пронзительным изменением вырисовывали каждую деталь тела — от плеч до ягодиц. Сжали округлости, плавя в лаву, которая обязана подчиняться.

— На колени, — Ланшор не приказывал, он управлял, дергал за ниточки несчастного ангела, больше не владеющего собой. — Отсоси... Сейчас!

Умоляющий взгляд. Быстро расстегнуть брюки и коснуться ртом горячей плоти.

Юноша лизнул головку, прошелся по кругу. Руки начали ласкать твердеющую плоть.

Ланшор поставил руки в боки, искоса наблюдая за Змием, который сначала сидел на диване расслабленно и наблюдал за происходящим. Затем встал, подошел и обнял демона похоти сзади за плечи:

— Что насчет небольшого ужина втроем? Искупить свои ошибки... — шепнул на ушко, длинным раздвоенным языком водя по мочке. Ланшор откинул голову назад, принимая ласку. Губы дракона скользили по шее блондина, перешли на плечи, такие широкие, ладные, крепкие. Одновременно Змий расстегивал пуговицы на рубашке и шептал на вранском страстные комплименты. Да, его сын был безумно привлекателен. А теперь, на пике возбуждения, источал сладость желания. Ангел скользил губами по древку, вбирая член граана до основания. Змий гладил по обнаженной груди, перекатывая подушечки пальцев на темные соски, спускаясь по бугоркам мышц ниже на живот.

В какой-то момент Ланшор повернул голову, и губы дракона накрыли влажный от желания рот. Вкус близости, доверия, — вот что оба желали получить. Это было сигналом для начала ужина, главным блюдом которого являлся находящийся под влиянием сущий.

Сколько того ломал Ланшор? Долго. Упорный, принципиальный, ангел прошел через череду пыток, чтобы потом гореть в железных объятиях граана испуганной свечой.

Вот и теперь, юноша попытался улизнуть, воспользовавшись короткой лаской двух темных. Но те поймали сати и заволокли на главный стол, смеясь и сбрасывая тарелки.

— Хочешь выпить, Фи?

— Нееет, — в рот ангела полилось красное вино, заставляя захлебываться и глотать.

Змий сразу прильнул к потокам, льющимся по белой коже, облизывая и дразня жертву, которая билась бессильно, понимая, что демоны не остановятся и будут рвать на части измученное тело.

— Давай, ноги раздвигай, — Ланшор дернул сведенные колени в стороны и потянул ангела на себя. Длинные волосы заструились по сладости разлитого спиртного, пропитываясь пряным ароматом.

— Беглец должен вести себя хорошо, — Змий нагло сцепил пальцы на шее юноше и чуть придушил. — Ротик открыл... Маленький, — дракон пальцем провел по верхнему ряду белых зубов. — Ты, наверное, очень сильно кусаешься... А? Ну, так мои зубки не кусают, перекусят твое тело.

Ангела изогнуло, потому что Ланшор в этот самый момент решил, что гораздо интереснее потискать игрушку и втянул розовый нежный член в рот со смачным звуком, как какую-то сладкую конфету. Демону похоти всегда нравилось играть. Особенно, если это сулило наслаждение.

Теперь сущий весь горел от нарастающей под кожей и внутренностях жажде подчинения монстрам. Он еще шире открыл рот, показывая, что готов взять член Змия в рот. Тот улыбнулся. Отменная шлюха... Когда на ангелочка действуют гормоны, отказа не будет.

Помнил ли светлый, с крыльями, подобными облакам... Смел ли вспоминать, как в глотку врывался толстый член огромного мужчины, наседающего на грудь. Чувствовал ли, как распускается по животу каждый поцелуй постоянного мучителя, называющего себя господином? Да, монстры не отключили разум, им была нужна ответная реакция. Его крики и страдания. Его канал, который можно растягивать и не переставая трахать прямо среди тарелок с жарким, соусами, кремами от тортов... Измазывать красавчика, облизывать голодными хищниками, вбиваться одновременно до основания, заставляя громко кричать и умолять о пощаде.

Энергия лилась в тела демонов. Их члены менялись, пока оба не решили обкатывать ангела вместе.

Тогда кошмар обрел другое лицо. И казалось, реальность скоро отъедет. По телу стекал пот... Горячее дыхание зверей сжигало душу. Внутренности поджаривало в адском пламени. Члены вбивались с такой силой, с такой страстью... Вплескивали гормоны... Вновь и вновь брали уже переставшего сопротивляться сущего, плывущего на грани...

Наказание? Они наказали жестоко. Не избивая, а только пользуясь... Играючи, обретая истинные обличья.

Жертва помнила, как над ней склонилась морда дракона с алыми глазами, как в следующую минуту в узкое пространство начал вдалбливаться огромный член. Как лапы монстра заставляли опускаться на тот, как древко проникало все глубже... Боль! Искры... Ночь. Безумие... Ланшор, вгоняющий свои члены следом за драконом. И слезы... Новые слезы и мольбы...

... Змий вошел в спальню, когда уже наступила ночь. Авель сидел все в том же кресле с маленькой книжкой стихов в руках. Синий камзол, расшитый золотом. Узкие короткие брюки. Остроносые ботинки на полу.

— Интересная книжка?

Агнц вздрогнул. Голубые глаза засветились огнем неземным и прекрасным...

— Поел хоть! Суул сказал, — мужчина опустился перед юношей, поцеловал поочередно тонкие колени, а потом потянул драгоценного сати к себе. Тот слабо попытался оттолкнуть граана, но под зеленью глаз сдался. И теперь трепеща ожидал того, что последует за раздеванием.

А темный лорд неспешно сперва лишил своего малыша камзола, потом кружевного жабо и рубашки, расстегнул брюки...

— Не надо... Прошу вас, — Авель дернулся, когда рука нечаянно коснулась интимного.

— Забыл предупредить об еще одном правиле — называй меня на "ты". И по имени... — Змий зубами потянул шелковую тесемку, которая перевязывала щиколотку, придерживая хлопковые чулки.

В душе разгорался пожар. Член огнем рвался проникнуть за зерцало... Маленький... Демон подхватил юношу и понес в бассейн...

— Зачем? Что?..

— Молчи... — пенная мочалка заскользила по коже, а за ней — взволнованные руки, ищущие и горячие. Они медленно расслабляли ангела. Аромат, шедший от воды, приводил в полусонное состояние. Голова кружилась от близости демона, который словно обвивал медленно ноги, скручивал руки и торс...

— Ты устал, мой маленький принц, — донеслось откуда-то издалека, — тебе нужно отдохнуть... Давай, устраивайся...

Пуховые облака укрыли с ног до головы, а сильные руки притянули к горячим пескам, под которыми билось три сердца.

Авель тонул в зыбучем болоте. Падал, призывая источник, но вместо него что-то медленно вползало в каналы в спине.

10

Храм Хебеле... Высоко в горах его залы уходят в глубокие пещеры. Сотни комнат граничат с подземными реками. Многие лестницы спускаются в преисподнюю, где кипит лава или настигают глупцов ядовитые испарения.

Хебеле поклоняется хаосу. Первичному! Безумному! Который больше вечности... И его дракону Сейшаату.

Много веков здесь совершались обряды, противные свету. И взращивали веру в темное начало. Как нарыв росла среди диких народов идея о власти твари, которая придет из подземелий Хебеле. Ей возлагались жертвенные дары, за нее лилась кровь в темные праздники, когда жрицы храма привязывали к столбу, увенчанному зелеными листьями, юного девственника и после ритуальных танцев лишали члена.

— Это Сейшаат, — Великий Мастер, глава сариилов, откинул покрывало, которое упало невесомой волной на пол.

Ланаэль выдохнул, пытаясь не показывать эмоций. Юное создание было прекрасно и совсем не похоже на того дикого зверька, что прятался в шкафу при первой встрече.

Подобающая лишь супругу сариила одежда: широкие шаровары алого цвета с золотым узором по бокам, широкий пояс с золотыми кольцами, стягивающий тонкую талию. Ряды украшений, с разноцветными каменьями, отягчающие узкую грудь без молочных желез. Игрушка Сеараля — гибкий бесполый росток с черными волосами, вьющимися мелкими завитками, темной кожей и яркими зелеными глазами, — внимательно разглядывала юношу, чуть изогнув широкие черные брови.

— Это мой первый супруг, — сообщил мастер, заставляя сердце стучать чаще от непонятной ревности к столь ласковому голосу. — Его зовут Ланаэль.

— Вы господин. — Тонкий голос выдавал скорее особь женского пола. Существо опустилось на колени и склонило голову. Темные волосы шелком растеклись по полу.

— Да, мой супруг и твой господин. — улыбнулся Сеараль, приближаясь к юноше, привлекая того к себе и нежно целуя в губы. — А для меня — властитель сердца... Сейшаат, подойди... — Великий Мастер поманил продолжавшую смиренно ждать игрушку, а затем обратил свои серые, полные ласки глаза на Ланаэля. — Она знает язык и ритуалы. Может немного управлять отражениями и светом. Я научил ее перемещать пространство. Так я плохой учитель?

— Плохой... — юноша попытался улыбнуться, но лишь на секунду приподнял краешки губ. В неярком свете свечей он казался еще тоньше в своем белом одеянии, расшитом защитными знаками. — Разве ты не знаешь, что темные твари пьют нас? Разве не помнишь, что мы для них, как наркотик, от которого потом нельзя отказаться? Ты думаешь, что, беря от тьмы, лишь делаешь себя сильнее, что так сладко владеть... Но ты рискуешь: каждый шаг и каждый урок однажды обернутся против нас.

— Сейшаат под моей силой, и она дитя, — Сеараль погладил юношу по голове, потеребил белую ленту в тонкой косичке, сплетенной для утренних ритуалов и оставшейся целой до сих пор.

— Судя по рисункам на кистях и по украшениям, ты решился вступить в брак и взял дитя в супруги. Ты спишь с темной тварью, Сеараль.

Юноша бросил встревоженный взгляд на приблизившееся опасливо существо, которое остановилось в нескольких шагах и сложило руки на животе. Яркие глаза изучали Ланаэля жадно, с какой-то тайной мыслью... Юного сариила затрясло. Разве должен он бояться? Как много у ангелов маленьких темных, с которыми приятно проводить время, играть, спать, есть вместе... Обучать всяким простым фокусам. Хебеле никогда не дождется появления дракона, потому что хаос слишком слаб. Потому что везде есть место свету.

— Я надеюсь удивить тебя моей избранницей. Буквально через полчаса будет готова площадка для представления, и ты поймешь, насколько талантлива Сейшаат...

— Жрица? Дитя — жрица? — Ланаэль опять глянул на существо, а то заулыбалось — таинственно, завлекательно и... сариил уловил неясную угрозу.

— Скажи, милая, кто ты? — разрешил кивком головы Сеараль. Рука его потекла по рукаву руки, пальцы сплелись с пальцами юноши.

— Я воплощение хаоса. Жрицы готовили меня к великому ритуалу восхождения во вран. — сообщило дитя спокойно, продолжая скользить глазами по телу Ланаэля.

— Что значит вран?

— Великая ложь. То, чего не существует, охранное место без света... Там властвует хаос... А ты? Ты тоже свит из света? — алые огоньки в зрачках зажглись и сразу потухли.

— Тебе нравится свет? — Ланаэль так хотел отступить за супруга, укрыться в его силе, но Великий Мастер словно специально выставлял младшего сариила вперед, позволял тьме касаться кончиков пальцев, которые уже горели от всплесков энергии. Пробуждался внутри голод, желание владеть кем-то подобным.

— Ты не избежишь природы, — сказал Сеараль уже позже, когда они сидели рядом в плетеных креслах перед залитой алым светом светильников площадкой и ждали. Чего? Супруг обещал представление, но юноше до сих пор было не по себе от томления в груди.

— Я не буду общаться с темными, — голубые, как небеса, глаза старательно изучали розовые, золотистые, как взбитые перьевые подушки, проплывающие мимо облака. Любовался исходящим ото всюду отблесками источника. Пытался успокоиться.

— Ты не ведаешь, как сладко владеть телом темного... Как приятно ощущать себя господином, который дарует радость созданию, рожденному для тьмы и разочарования.

— Ты уверен, что именно это чувствует твоя Сейшаат? — Ланаэль мягко освободил руку от поглаживаний мастера. Музыканты, прибывшие с главой Келеба, заиграли тихую и завораживающую музыку, а на импровизированную сцену вынесли три магических зеркала, вылитых по особой технологии из серебра.

Зеркала располагали так, чтобы они отражали друг друга, создавая иллюзию отражений.

— Что ты делаешь? — Юноша вздрогнул, понимая, что сейчас, вне храма, вне источника, его супруг позволит... Нет, этой странной зверушке ни за что не удастся сдвинуть отражения...

Сейшаат появилась на площадке ровно со скачущими мыслями Ланаэля. В руках ее извивался блестящий хлыст. Гибкое, практически голое тело изгибалось в иноземном танце: вились змеями руки, тело, что прогибалось и играло с бликами света... Дитя хаоса играючись зашло в пространство между зеркалами, а потом... Смело шагнуло в одно из них.

Ланаэль встал. Побледнел, как полотно... Сейшаат выскользнула из противоположного зеркала, подкинула хлыст вверх. Танцуя, нырнула, в следующее зазеркалье... И вынырнула опять, чтобы подхватить уже практически достигший земли блестящий шнур. Ее танец, славящий безумство и красоту, привлек немало зрителей. Ангелы, которые творили реальность Алкры, стояли, не шевелясь, любуясь и внимая... Даже музыка подчинилась страсти и зазвучала звонче и острее.

— Хватит! — Ланаэль потребовал остановить пляску тихо, но все вдруг смолкло, и темное существо остановилось с горящими вожделением глазами. Теперь юноша не сомневался, что лишь ему предназначена эта мистерия. Лишь для него тварь разыгрывает спектакль.

— Ты сегодня так вспыльчив, — пожурил тогда Сеараль.

Вспыльчив? Юноша ходил по комнатам, таким знакомым, до позднего вечера, размышляя над происходящим. Супруг приехал, чтобы подтвердить права... Приехал с игрушкой, чтобы теперь запереться с той в выделенных покоях до утра... Он называет существо Сейшаат. Как величают дракона в Хелебе. И ты терпишь... Терпишь унижение, потому что закон велит принять выбранную тварь.

Ланаэль залез на широкий подоконник с ногами, прижался к оконной раме спиной и закрыл глаза. Огненный танец стоял перед глазами... Звуки материи, превращающейся в энергию... Быстрые исчезновения в зеркалах... Как она сделала это? Как?

— Ты такой красивый, как солнце. — голос от кровати, расстеленной по-особому, потому что приехал Сеараль, который может прийти сюда в любую минуту.

Юноша повернулся медленно, словно не верил в то, что происходит.

Оно здесь! Оно пришло... Горят алым зрачки, больше не скрываясь. Нет на теле и следа одежды.

— Я позову охрану и слуг... Тебе следует уйти... — спокойствие давалось Ланаэлю с большим трудом. Зерцало в груди беспокойно сжималось. По спине потекла капелька пота.

— Ты так красив, что я не могу оторвать глаз... — тихо повторил ночной гость и поднялся с белоснежной перины во весь рост.

Юноша задрожал. Это был демон. Высокий, полный сил молодой темный, проникший в святую храмового комплекса... И он шел прямо к главе Алкры, который и хотел бы закричать, но здесь, вдали от основных коридоров, в спальне, предназначенной принимать лишь супруга, никто не услышит мольбы о помощи.

Миг, и сильные руки потянули Ланаэля с подоконника, поставили на пол. В зеленых глазах заблестело наслаждение, развращающее желание...

— Ничего красивее я не видел... Ты — услада. — Сейшаат указательным пальцем провел по губам обескураженного юноши. — Ты так открыто желал меня. И в первый раз. И теперь... Я тоже хочу тебя поцеловать... — демон, который оказался почти на две головы выше главы Алкры, наклонился, выжидая, а затем дохнул в лицо вереском и медом: — Можно?

Ланаэль не знал, что отвечать. Его жег голод. Его провоцировали на глупость. Великое желание отрезвлялось пониманием, что позволить игрушке Сеараля прикасаться к себе, преступно.

Но проклятые губы уже тянулись к поцелую, но руки обвивали шею темной твари. И упивались минутами, превратившимися в вечность.

А потом сариил отступил, высвобождаясь, как от ветвей, цепляющихся за одежду. Губы, покрасневшие от лобзаний, стали влажными. Дыхание прерывисто вырывалось из груди.

— Он знает, как ты выглядишь на самом деле? — Уцепиться за деревянную ножку балдахина, качнуться опьяненностью страсти, требующей удовлетворить голод.

— Нет, — Сейшаат заулыбался, потянулся опять навстречу, вернул себе пытавшуюся сбежать добычу. — Тебе показываю себя. Ему — малышку! Он любит властвовать. А ты... его светлое солнце! — бесстыдство ласк, сминающих тонкую ткань, проникающих под одежду. — Ты трепещешь... Он берет жадно! Ненасытно пьет от тьмы... — новые поцелуи по шее, на плечах, на ключицах. Извивающийся яд раздвоенного языка. — Но есть и другая страсть...

— Не смей, отпусти, — Ланаэль отталкивал монстра, пробравшегося в спальню, бесполезно. Тот толкнул юношу на кровать и навалился сверху, обжигая голым горячим телом.

— Нет. — Сейшаат грубо закинул руки жертвы за голову. И теперь спокойно ждал, пока сариилу надоест извиваться под ним. Наконец, воробушек понял, что силы не равны, что следует затихнуть и взглянуть на того, кто так терпеливо гнет в свою сторону.

— Я расскажу о том, что здесь происходило. Ты будешь убит... Ты...

— Это произойдет завтра, — губы пламенем свечи пробежали по шее. — Сейчас дай мне твоего света. Насытиться твоей красотой, близостью... Завтра можешь убить...

Ланаэль дернулся, когда увидел, как из груди Сейшаата выходит сверкающий отросток, только в два раза толще, чем у супруга. Попытался сжать зерцало, которое от аромата, от близости демона открывалось все шире, желая вобрать толстый член темного до основания.

Юноша попытался отодвинуть нежелательного партнера ладонями, но Сейшаат был слишком тяжелым.

— Прекрати, — первый стон разнесся сладостью измены по спальне. Отросток вошел в центр цветка толстой головкой, вкрутился в узость пространства.

Ланаэля затрясло от болезненного наслаждения. Грудь подалась вперед, чтобы вталкивать орудие демона все глубже, глаза закрылись... "Противоестественно", — шептал юноша почти беззвучно под ритм сильных проникающих движений. Демон начал задирать ткань белоснежных юбок, чтобы добраться до ног, не переставая вонзаться в зерцало, которое растекалось светом энергии и делало сариила слабее и слабее.

— Завтра убьешь, — переходя на полный порока шепот, Сейшаат наконец добрался до желанного, проник между ног и обхватил горячими пальцами уже возбужденный член юноши, чтобы заставить стонать и извиваться еще сильнее... Слезы покатились из уголков глаз, выдавая напряжение. Ланаэля разрывало желание. Рука двигалась по древку, заводя и мучая. Внутренности горели от похоти.

— Пусти! Не смей... — последняя отчаянная попытка освободиться перед тем, как в задний проход проникают пальцы и толкаются внутрь так по-хозяйски!

— Завтра... Накажешь завтра, если захочешь. — Сейшаат потянул ноги главы Алкры вверх. — Сегодня ты мой! и ты хочешь этого не меньше. — губы припали ко рту, разогревая и без того горящее вожделение.

Головка члена демона дразнясь чуть вошла в тело, отступила, опять вошла... Ланаэль обхватил ногами торс. Он больше не мог сопротивляться голоду. Отчаянно насадился на темную тварь до основания, забываясь сладострастным кошмаром.

Сейшаат потянул ягодицы сариила выше, становясь на колени. Теперь его член вбивался яростно, то выходя наполовину, то вновь целиком исчезая в канале. Глаза молодого демона были закрыты от удовольствия. Губы сжались от напряжения, по надкусанной губе стекала капелька крови. Черные отростки медленно вырастали за спиной, набираясь силой и мощью. Да, Ланаэль отдавал столько света. Настолько отдавался, забылся...

И эта опасность заводила обоих еще больше. Они даже не заметили, как оказались среди подушек под одеялом, обнимая друг друга, лаская, целуя с откровенностью и потеряв последний стыд. Сейшаат изучал гибкость тела сариила, находя супруга Сеараля прекрасным, идеальным. Его огромные белые крылья давно раскрылись и заполняли комнату сиянием, которое, наверняка, можно было видеть и из сада. Рисунок их энергии напоминал кружевное полотно, на котором вспыхивают бриллианты. А кожа — мягкость розовых лепестков.

— Еще... Завтра ты будешь наказан, — Ланаэль откинул голову назад, позволяя извилистому языку нежить кожу. Черные отростки, глубоко вошедшие в каналы в спине, жгли внутренности.

— Даже если ты убьешь, сейчас дороже завтра, — демон потянул главу Лакры на себя, вонзая член, поднимая и опуская тело, горящее, как яркое солнце.

Ночь? Утро? Жизнь? Для демонов нет понятий времени. Вечность правит ими, а значит — смерть больше, чем клочки реальности. Но даже в реальности случаются исключения, достойные внимания.

Крики Ланаэля перешли в тихую жалобную мольбу, но владеющий телом демон не отпускал... Не позволял расслабляться и насаживал юношу все активнее, чтобы горячая лава источника стекала и заполняла. Давала мощь.

Лишь к раннему утру любовники обвили друг друга и впервые посмотрели в глаза.

— Ты не передумал? — спросил Сейшаат, нежно целуя распухшие алые губы.

— Передумал? Нет, ты будешь наказан... — Ланаэль потерся носом о нос демона.

— Попробуй, мой сладкий. Попробуй, — привлекая сариила, сонно забормотал опасный ночной гость.

... Сеараль ждал милого супруга, чтобы отправиться с ним на прогулку по извилистой реке с десятками цветущих апельсиновых островов. Вчерашняя ночь, умопомрачительная, сладкая, не шла из головы Великого Мастера. Сейшаат. Она танцевала для него обнаженной, пела странные песни, а потом вспрыгнула на кровать и маленькой ступней приказала господину опрокинуться на кровать, чтобы потом... Сеараль заулыбался, вспоминая жаркую страсть. Силу, которую пил от темного источника. Веселый щебет иноземной птицы, украденной из Хелеба. Опасна? Глупость. Сейшаат прекрасна в своей дикости. Ее кожа источает мед. Сама она...

— Ланаэль, доброе утро, — Великий Мастер отбросил мысли об игрушке, едва на белоснежных ступенях появился любимый в сопровождении младших ангелов. Нежный, прозрачный цветок! Смотреть на него — наслаждение.

— Как ты прекрасен! Цвет неба тебе к лицу...

— Мы должны поговорить, — прервал комплименты юноша. -Немедленно!

— Так ли нужна спешка, мой супруг. И потом, не при всех? И... С нами попросилась Сейшаат.

— Простите, я не хотела мешать, — существо высунулось из украшенной цветами повозки и сверкнуло жадными глазами на Ланаэля, который растерялся. Щеки покрылись алым румянцем... Говори! Сейчас! Говори, что ты делал... Демон ждал, а юноша чуть не потерял равновесие и покатился бы вниз, если бы один из служителей не поддержал его.

11

Альтазар метался из стороны в сторону мимо старого беса Суула, который пытался успокоить молодого лорда и все время удерживал того от погони.

Но, кажется, выходило это у него крайне плохо, потому что ревность заслоняла разум и заставляла совершать глупости.

— Я поеду за ними! Я добьюсь, чтобы мне объяснили, почему ... Почему он целовал Авеля?!

— Мой лорд, вы должны остановиться. Неужели вы не понимаете, неужели до вас не доходит — это чистой воды провокация. Если только вы рискнете сейчас поехать на рудники, то получите по заслугам. Змий не пожалел наследника, самого лорда Дагона! С вами он тоже не станет церемониться в этом случае.

— Прекратите! Дагон в полном порядке. Слухи не стоят внимания

— Да, нельзя верить всякому слуху, но в данном случае, — Суулу-таки удалось усадить демона в кресло и заставить не рыпаться к выходу из зала, — объясните мне, почему такой сильный маг отлучен от власти и прозябает в своем мире, на дне океана?

Альтазар шумно задышал. Теряются драгоценные минуты. Уже, наверняка, Авель с отцом покинули пределы Маата. А ты сидишь и слушаешь беса, во всем подчиняющегося Змию. Да, Суул воспитал тебя, любил тебя как родного сына.

— Тебе приказали меня задержать? — юный демон схватил старого слугу за воротник и тут же отпустил, потому что бес смотрел осуждающе, с открытой обидой.

— Я сам принял такое решение. Если вы и дальше будете злить Змия, то лишитесь множества возможностей. Вы сейчас можете вознестись и войти в круг высших демонов. Но ваш максимализм...

Альтазар тяжело вздохнул. Яркое чувство по отношению к пушистому, во всем восхитительному Авелю перекрывало блестящее будущее. Демон желал ангела. Желал, чтобы тот опять оказался рядом, прижимался нежно и доверчиво. Чтобы они оказались одни и проживали каждый день в упоительной близости.

— Максимализм? — От поучительного тона раздражение всколыхнулось опять. Повелитель врана вырвал того, на кого не имеет никакого права, а теперь какой-то старый дурак еще вздумал учить!

— Альтазар! Сердиться на правду глупо... — Суул не боялся гнева молодого господина, почерневшего и опять изменившего форму: вздыбились крылья за спиной, засверкали алым глаза. — Вы помните о том, что в вашем поместье уже есть сати?

Молодой демон опустил глаза. Его желания растут час от часа. Отец действительно год назад подарил игрушку. Это было восхитительно, волнительно впервые опробовать силы и получить столько радости от покорности, когда ангел сдался.

— Микаэль здесь ни при чем. Да как ты посмел? — Альтазар вскочил и, оттолкнув беса, ринулся из зала.

Сравнивать игрушку для развлечения с милым, нежным восхитительным Авелем. Память возвращала радость каждого поцелуя, каждого объятия на берегу бесконечного источника. Сияющие крылья можно было ласкать руками и целовать их идеальность, напиваясь пьянящей энергией.

Никогда Альтазар не воспринимал тонкого подростка как объект вожделения, который можно использовать.

— Зато ваш отец посмел. И если только Авель услышит о другом крылатом, то разом пересмотрит отношение, если уже не попал под влияние Змия. — Суул на повороте из дома догнал молодого лорда, намеревавшегося преследовать отца и устроить скандал, как только доберется до рудников, но и на этот раз настырный слуга преградил дорогу.

— Вы никуда не поедете, мой господин. Или я буду не я! — черные глаза беса выдавали его ярость. — До чего же самовлюбленный осел!

— С дороги! — отшвырнуть старика волной энергии, рвануть ручку двери на себя и столкнуться нос к носу с самим лордом Нурглом, который стоит с другой стороны в сопровождении десяти вооруженных дьяволов-ищеек.

Бледный, как всегда, с бездонными омутами глаз. Мертвец ходячий. Что ему здесь понадобилось?

— Доброе утро, Альтазар, — Нургл отряхнул от снега лисий ворот шубы, заставляя юного лорда отступить и насмешливо разглядывая щуплого братика, как первого претендента на смерть. Не выживет — не приспособлен к суровому климату, ведет себя, как любимчик Змия. Глупец, одним словом.

— Я спешу.

— Накинь пальто, на улице не весна... — черные губы растянулись в презрительной улыбке. Граан сделал знак ищейкам ждать в холле и, поймав взглядом мечущегося из стороны в сторону Суула, поманил того подойти:

— Сейшаат уже уехал?

— Около получаса назад. — сообщил бес, с прискорбием наблюдая за тем, как Альтазар накручивает шарф на горло и спешно закутывается в дорожный плащ, в котором сюда приехал.

— Дорогой брат, — словно уловив волнение слуги, Нургл чуть повернул голову в сторону молодого демона. — Повелитель передал мне поручение и для вас...

— Для меня? — Альтазар терпеть не мог неповоротливого, заторможенного повелителя мух, чья армия питается трупами и чьи ведьмы распространяют болезни по всем мирам.

— Вам велено заняться делами на юге врана, наладить поставки, разобраться с урожаем винограда и судостроительством...

— Он так и сказал? Ты слышишь, Суул? Так что, отец решил отправить меня подальше, хотя обещал, что я смогу видеть Авеля каждый день.

— Наверное, зря он доверил тебе, мальчишке, столь богатые южные области. — Нургл сбросил шубу ожидавшему слуге, обернулся к распорядителю дома. — Где я могу оставить привезенный товар, чтобы никто до прихода Змия не видел?

— Идемте за мной, — старый бес поклонился демону до пола, зыркнул на нерадивого мальчишку и повел гостя в старую часть дома. Именно там располагались закрытые комнаты, к которым даже в детстве Альтазар не имел доступа. Практически целое крыло было закрыто под замок.

Молодой демон сбросил одежду. Повелитель врана не отдаст Авеля. Как не понять? Ангел светится, как звезда. За него Сейшаат выложил безумную сумму. Не зря Ланшор отступил. Прохвост знает гораздо больше, чем говорит. Еще в лифте демон похоти вспылил и устроил показательную истерику.

Но ведь раньше Змий никогда не видел Авеля. Голова раскалывалась от мыслей, пустившихся наперегонки предугадывать события. Одни говорили, что соперничество с отцом лишит власти и доверия. Другие — что пора дать отпор и требовать выдачи ангела. Третьи — что неплохо бы выяснить, почему происходит именно так, а не по-другому.

Альтазар побежал наверх, пока вездесущий Суул занят с гостем, чтобы зайти на половину отца и магическим ключом открыть дверь в спальню, куда сыновей никогда не допускали. Лишь раз, сильно заболевшему в раннем детстве наследнику позволили спать на огромной кровати, практически на груди дракона, согреваясь в темной энергии.

Как и давным-давно здесь царил полумрак. Мигало пламя камина. Постель была аккуратно убрана. А в мозаичное окно лился блеклый дневной свет и бился непрестанно снег.

Альтазар остановился на пороге. Нельзя безнаказанно проникать в покои повелителя врана. Наверняка, комната полна знаков охраны и ловушек. Над кроватью алым сияет извилистый символ вожделения, чтобы разжигать в ангелах слабость и похоть. у порога начинается ковер с замысловатым охранным орнаментом.

Молодой демон мельком пробежал взглядом по комнате, резко останавливаясь на темных бархатных башмачках у кровати. И вскипел. От того, что возможно Авеля уже трогают мерзкие лапищи. И целуют, и нежат... И сводят постепенно с ума.

Войти внутрь, оставить следы — смахнуть на пол стопкой сложенные бумаги, упасть на кровать прямо в сапогах. Разъяриться от знакомого запаха, чудесного запаха Ангела. Разворошить все шкафы в поисках чего-то, хоть какой-то детали. И выйти наружу, не закрыв покои.

Альтазара трясло. Он ждал появления Змия. Он два часа провел в холле. Сперва проводив кивнувшего коротко Нургла, затем встретив Ланшора, прибывшего на назначенную беседу. Демон похоти как всегда был весел и разодет, словно собирался на маскарад. Теперь его явно волновала тема темного рыцаря. Эти напыщенные черно-серебряные мотивы, эта шляпа с огромным пером.

— О, ты еще живой?.. Неужели мозги не прочистили? — Ланшор стянул перчатки и начал расстегивать узкое пальто. — Когда нет мозгов, пиши караул. Наверное, это тебе от Габриэля перешло... Тупоумие! — мужчина отправился покрасоваться к зеркалу, любуясь каждой деталью туалета, как барышня, спешащая на свидание.

— Хочешь опять тащить меня отсюда и заставить отказаться от Авеля?

— Ну, дуууурак! — Ланшор сделал такое ударение на "дураке", что, казалось, даже стены покраснели вместе с Альтазаром, подскочившем на месте, как напрашивающийся на драку бычок.

— Опять в потасовку полезешь? Давай, — демон похоти продолжал провоцировать брата, как щенка. — А ведь я тебе сразу сказал, милость сделал, можно сказать. Знаешь, займись делами. Усадьбой, подарком отца. Забудь про этого ангелочка. У тебя нет шансов его вытащить.

— Почему ты так думаешь? Ты ведь знаешь...

— Знаю, — не стал скрывать Ланшор, приглаживая волосы щеткой. — Но с какой стати я должен сейчас рисковать, чтобы вправить тебе мозги? Когда Змий захочет, он посвятит тебя в свои дела. На данном этапе ты проигравший. И судя по тому, что я читал приказ о том, что тебя назначили губернатором в южные земли, от тебя решили ловко избавиться, котеночек.

Блондин помахал юноше ручкой, не желая продолжать разговор. Более того, повесил между собой и молодым демоном магическую стену, а затем проследовал в кабинет.

Именно тогда на площадку приземлился эалет повелителя врана. В снежной буре сложно было разглядеть, что там происходит. Но Сейшаат вернулся с Авелем... Облегченный вздох сменился болью в груди.

Альтазар нырнул за ближайшую колонну, дожидаясь, когда хлопнут двери и когда смолкнут шаги отца на вершине лестницы. Недавняя петушиная горячность сменилась темной расчетливостью. Нужно было только дождаться, когда Змий отправиться поговорить с Ланшором.

И ждать пришлось долго. После обеда прибыли мастера по нарядам. Они толпились до седых сумерек в главном зале, подготавливая для Авеля показ. Наблюдать за процессом размещения костюмов было одновременно смешно и страшно. Змий не скупился на ткани, отделку, изящный покрой. Он словно готовился оставить ангела здесь навсегда и готовил ему огромный гардероб.

Молодого демона начало подташнивать от волнений. Коленки дрожали, в голове стоял постоянный шум.

Великий Хаос! Когда в зал привели бледного и от чего-то равнодушного Авеля, сердце просто начало полыхать ревностью. Но подойти Альтазар не пытался. Он прятался в сотканном из магии коконе-невидимке и ходил среди закройщиков, слушая, как те отвешивают юноше комплименты и заставляют того примерять все новые и новые варианты. В конце концов, процедура многочисленных примерок завершилась, а вездесущий Суул повел практически пленника обратно в покои Змия, не ведая, что следом увязалась неслышно невидимка, жаждущая объяснений.

И как только дверь закрылась и ключ повернулся в замке, Альтазар сбросил с себя магию и, восстанавливая охранные знаки Сейшаата, который, конечно, знал о появлении сына в спальне, но даже не потрудился сделать что-то посерьезнее, а просто перерисовал рисунок, шагнул к опешившему белокурому юноше.

— Ты убежал с утра, не стал говорить. В чем дело, Авель?

— Знаешь в чем. В тебе... — голубые глаза наполнились слезами. — Я совершил ошибку. Фатальную. Ты воспользовался мной...

— Отец тебе сказал? — отчаяние охватывало душу молодого демона. Желанный, сладко пахнущий, такой беззащитный, ангел старался держаться гордо, хотя всего колотило.

— Я в ловушке. Если даже и не правда, то что я думаю, все равно... Это дело не меняет. Твой отец дал мне понять, что не отпустит меня.

Ноги отказали Альтазару, и он рухнул перед юношей на колени, обнял, притянул к себе, зарылся в складках одежды. Ангел молчал. Стоял, не шевелясь и лишь потом, словно опасаясь, погладил своего демона по голове и тяжело вздохнул.

— Нам надо бежать, — забормотал темный лорд. — Сегодня же. Ночью. Я знаю, как это сделать.

Стук снега за окном усилился. Ветер, играя в салочки со снежинками, пытался ворваться в спальню. Зазвенел защелка, задрожало стекло. Авель испуганно отодвинулся:

— Сегодня я видел другого ангела, который тоже убежал, — начал он, отворачиваясь. — Его держали в камере для преступников, в подземелье. Твой отец ударил мальчика, а потом... Тащил, как собаку, и швырял на камни, если тот спотыкался. — Авель в несколько шагов пересек комнату и прижался лбом к окну. Пальчики вцепились в каменный подоконник.

Молодой демон ощутил, как проваливается в бездну. Вран — мир, в котором крылатых лишают свободы. Насколько надо быть эгоистом, обещающим защиту, если знаешь, что ее не обеспечишь?

— Я вывезу тебя за пределы досягаемости и не оставлю.

— А в прошлый раз? Ты тоже клялся... — Авель все смотрел на разбушевавшуюся стихию. — Сегодня буря. Ваши летающие кареты справляются с бурей?

— Нет. — Альтазар судорожно искал выход. В голове безумным роем прокручивались варианты — и все провальные. Всего день дома, а жизнь превратилась в безумие.

— Он сказал, что не обидит меня. Что написал письмо в приат. — Ангел не поворачивался, но прислушивался к тому, как тот, кого горячо любило сердце, мечется из стороны в стороны, как попавший в ловушку волк, прищемивший лапу.

— Ты ему веришь? — сильные пальцы обхватили хрупкие плечи. Авель вздрогул.

— Альтазар, я тоже тебя обманул. Мне четырнадцать лет. Я должен был слушать учителей и подчиниться воле Тая. Так правильно. Так должно. Взамен я пустился в путешествие, которое заранее сулило беду. Я юн, но я не глуп. Мне грозит здесь опасность стать игрушкой. И каждый мой шаг решит, смогу ли я стать свободным.

— То есть? Ты не поедешь со мной? — демон не скрываясь дрожал от близости, не понимая, как может ранить физический контакт. Авель не мог принять эту сторону. Он надеялся услышать нечто больше и почувствовать совсем другое.

— Ты уезжаешь? — с каким усилием юноша обернулся. — Ты пришел попрощаться со мной? Ты утром гневался, не верил мне, что я не стану целоваться сам. Ты... — холодная безразличность, покрывающая бурю чувств. — Никогда не говорил, какой на самом деле. Еще есть тайны?

— Авель, ты должен мне поверить...

— Там, на берегу океана, я считал тебя богом. — Ангел не отстранялся от объятий и не радовался им. — Мне до сих пор кажется, что завтра я проснусь с тобой рядом в апельсиновом саду и...

— Все возможно...

— Быть твоим сати? Как ты меня представляешь? Что ты сам знаешь о себе? Я ведь не просто сосредоточение Света, от которого сладко пить. Помнишь, я говорил тебе, что не такой, как другие крылатые. Я с самого начала видел странные картины и слышал голоса. Теперь они вернулись. И... — Авель сомневался, следует ли ему продолжать. Разве можно говорить, что каждый день узнаешь постепенно чужой дом и помнишь все его коридоры и даже тайники. — У вас есть закрытое крыло. Я знаю, сколько там комнат. Я могу даже нарисовать каждую из них, описать...

— Что это значит?

— Не знаю. Но мне страшно. С самого начала, как только твой отец до меня дотронулся.

— Авель, ты хочешь здесь остаться? Столько слов... Столько сомнений! Неужели ты решил, что я тебя считаю игрушкой?

— Там, на пирсе, я таким и был. Бежал за тобой. — ангел отправился к креслу у камина и залез туда. — Но я попробую поверить тебе в последний раз... — тихое молчанье. — Ты заберешь меня отсюда сегодня? Увезешь?

Альтазар бросился к любимому мальчику. Хотел бы благодарить, целовать руки, говорить о том, что думает, но только закивал. А потом уронил голову на тонкие колени.

— Я дам тебе магический ключ. Я буду ждать здесь, за дверью. Всю ночь. Я обещаю.

12

Его руки обнимали. Его тело пахло медом, а еще — чем-то неуловимо приятным. Авель хотел бы нежиться в этом сне, гладить его — проводить пальчиками по плечам со стальными мышцами, каждую линию вырисовывать, точно опытный скульптор. Он умел пробуждать желания — призрак, приходящий во сны. И манить, и заставлять ангела плакать, потому что так сложно удержать и...

Глаза открылись от очередного шумного вздоха ветра среди ночи. Он был закутан в одеяло. Медленный поворот головы. Демон. Лицо спокойно. Дыхание ровное, не трепещут ресницы... Повелитель врана опасен даже в безмятежности. Авель аккуратно шевельнулся, освобождаясь от пухового одеяла и спускаясь босыми пятками в ворс шкуры. Длинные полы хлопковой рубашки мягким шелестом скользнули по ногам. Поздно... Который час? Ждет ли Альтазар?

Юноша быстрым мотыльком метнулся к креслу и сунул руку в складку между спинкой и сидением. Достал блестящий ключ, который сразу превратился в железный.

Сердце застучало быстрее. Несколько шагов до двери показались бесконечными, а щелчок замка — громом. Авель замер, оборачиваясь на темного лорда, потянул за ручку, а в следующую секунду оказался в горячих руках молодого демона; что закрыл дверь и практически понес юношу куда-то в темноту, чтобы спешно стянуть рубашку и начать одевать. Ангел и опомниться не успел, как возлюбленный слетел с ним на руках вниз и побежал по боковому коридору. Явно не к центральному выходу. Никогда юноша не ожидал, что в Альтазаре столько физических сил. Что он может практически лететь, рассекая воздух черными крылами и так сильно прижимать доставшуюся ношу.

— Только ничего не говори, я так люблю тебя, — когда Авель оказался перед маленькой дверью в неизвестность, еще не верилось, что молодой сын хаоса решится на бегство и пойдет против воли отца. Но...

Снежные искры ворвались в небольшой коридор. Первым на улицу вышел Альтазар, спустился на одну ступеньку и протянул ангелу руку:

— Идем.

Да, радость зажглась вновь в потускневших глазах. Наполнились они лучезарным сиянием лета. Только как не бояться сейчас. Безрассудно куда-то бежать... Если их только настигнут, если догонят, пострадают оба.

— Ты сказал, что повозка не сможет лететь.

— Мы поедем на санях. — молодой демон задорно заулыбался. — Всегда есть выбор и способы осуществления плана.

Конечно. Сперва все казалось феерическим сном, когда по заснеженному черному городу мчится открытая карета на полозьях. Когда позади остаются призрачные огни, а впереди бесконечная белая мгла.

Снежная буря укрыла вран. Шумел ветер, пытаясь срывать с Авеля шапку и капюшон. В лицо лепили снежки, острые, ледяные... Юноша прятался все глубже под покрывало, греясь об Альтазара, который явно приказал гнать на полной скорости. Но куда? Ни дороги, ни леса. Белая бесконечность без края и конца. Уже тьма начала светлеть, когда ангел с трудом отомкнул веки и понял, что практически так и заснул на своем горячо любимом демоне. Теперь ветер почти стих, а на горизонте обозначились черные скалы.

Снег валил белыми хлопьями, заметая след на насте.

— Горячего хочешь? — еще сонного Альтазар накрыл вторым одеялом, но лед врана пробирал до костей.

— Да. Где мы?

— У северных скал, — молодой демон достал из сумки бутыль, в которой от чего-то был действительно горячий и терпкий напиток. Авель пил жадно. И лишь потом понял, что это вино.

— Говорят, демоны могут перемещаться по отражениям?

— Не в такую страшную бурю и не поблизости от Маата. Когда мы доберемся до конца равнины, тогда я смогу сделать коридор, который выбросит нас в южные земли. А там, если сесть на корабль...

— Ты не вернешься домой? — ангел с сожалением понимал, что становится причиной, по которой Альтазар станет изгнанником. Наверное, слишком много сомнений и страхов обозначилось на лице маленького беглеца. До сих пор он сомневался, что чувство искренне, что ради него... А имеет ли какой-то крылатый, глупец, ослушник что-то советовать и тем более сожалеть о выборе любимого?

— Я буду с тобой. Не бойся. Я так решил, — Альтазар обнял ангела, поцеловал холодный лоб. Решился уйти. Ради любви. Ради исправления чудовищной ошибки...

Карету подбросило в воздух, словно под ней произошел взрыв. Снежные вихри, казалось, поднялись до небес. Равнина вдруг перестала быть ровной, а Авель... Он сам не помнил точно, что произошло. Но он летел. Он летел и переворачивался в воздухе, а потом оказался в сугробе, по уши в снегу. Хотел подняться, но внезапно услышал грохот и жужжание, а прямо над ним пронеслась огромная серебристая машина. Она теперь нагоняла карету на полозьях...

Ангела затрясло. То есть ему и до того было очень холодно, но теперь -сознание, что до свободы оставалось совсем немного... Выпутаться из одеяла, побежать, утопая в снегу по колено. Глупая попытка скрыться, когда равнина, бесконечно белая до самого горизонта раскинула свое однообразное полотно. Сознание, что тебя накажут, как того несчастного пленника, слезы, льющиеся и замерзающие на щеках.

Бежать! Не оглядываться... Не смотреть.. — Стой, стой... — почти рык через шум моторов. Льющаяся с небес то ли злоба, то ли испуг. — Нет, там пласты... Ты провалишься... Авель!

Ангел ощутил, как внезапно под ногами разверзается белая бездна. Растет расщелиной, готовой поглотить его за несколько секунд. Одновременно с падением пришла и рука, подхватившая юношу за шкирку и потянувшая вверх.

— Авель! — темные объятия были горячими и многозначительными. — Что ты сделал? Как ты мог?

Хотелось кричать, сопротивляться, превратиться в дикого маленького изворотливого хищника, но ангел так сильно замерз и был так вымотан внезапным осознанием возможной смерти в ледяной ловушке, что лишь завозился недовольно, дернул плечами, пытаясь сбросить постылые руки. Одновременно с этим Змий потянул своего маленького сати вверх с пола на диван, а дверь эалета начала автоматически закрываться. Затих ветер зимы, теплый бриз обдавал неожиданным жаром.

— Неужели тебе приходила в голову мысль, что сбежать будет так просто? Я думал, ты сообразишь, что на тебя подействует мой вчерашний пример, — повелитель хорошенько встряхнул обледеневшего юношу, начал стаскивать с него вещи, практически не встречая сопротивления. — Можно было догадаться, что ты рискнешь. Я все думал — до какой степени? И надеялся, что не дальше дверей моего дома. Но ты упрям. Так, Авель? Ты слушаешь, но не собираешься подчиняться? Сколько правил ты нарушил за раз?

Змий растирал замерзшие ноги, руки... Натягивал другую теплую одежду.

— Если бы ты погиб? Если бы вы заблудились в буре?

— Это был мой выбор, — упрямо прошептал ангел, ожидая наказания. На его тонкой коже яркими следами появились красные пятна от лютого мороза.

— Выбор? — Граан хмыкнул. — Ты еще не дорос, чтобы самостоятельно решать. Ты думаешь, что поступил правильно...

— Я не буду с вами спать, — тихое упрямство и настойчивость.

— Заладил одно и то же. Я не настолько глуп, чтобы повторять мне это каждую минуту. Я тебе еще раз повторяю. Ты сам напросился на то, чтобы сидеть под более серьезным наблюдением. Теперь одними магическими штучками не обойдется... И ты будешь спать в моей кровати. А уж будешь ли со мной...

На Змия глянули круглые и совершенно затравленные глаза. Авель вспыхнул от одной мысли, что к нему кто-то теперь прикоснется... Кроме Альтазара. С которым три ночи нежности поменялись на бесконечный кошмар.

Темный лорд замолчал. Продолжил укутывать дальше замерзшего цыпленка. Последним аккордом послужила новая шапка. Естественно уже через десять минут стало не просто жарко — очень жарко. Ангел хотел бы все с себя снять, но боялся привлечь внимание не шевелящегося, бесконечно смотрящего вдаль повелителя врана. Уже и пот покатился по спине. И дыхание... Только не дышать часто.

Авель облизнул губы... Не надо, чтобы он смотрел сейчас таким осуждающим взглядом. Теперь последует наказание? Жестокое? Куда дели Альтазара? Оставили среди снегов. Убили...

Юноша шумно выдохнул, и тут же пристальный колкий взгляд пробуравил душу. Его крылатый вспоминал всю дорогу и, даже возвращаясь в покои повелителя врана, до того момента, пока за ними обоими не закрылась дверь, думал, что скрывается в глубине, за показным равнодушием и холодностью.

— Раздевайся, — Змий приказывал, не иначе. — Все снимай...

Все? Ангел не торопился исполнить приказание, пальцы не слушались, пуговицы застревали в петлях. Шарф казался огромным удавом.

— Специально меня злишь? — демон сам начал вытаскивать юношу из одежды, практически сорвал шубу, освободил от свитера, рубашки, дернул вниз брюки. — И сапоги, — рыкнул зло.

Авель присел, расшнуровал первый, затем — второй. Боясь, что сейчас его начнут избивать или... Мысли вспыхивали, отдавались шумом в голове. Уши горели. В кончиках пальцев билась кровь.

— Снял? Теперь поднимайся и пошел греться в бассейн, там все уже готово. Если ты заболеешь, я тебя лично выдеру.

Авель рванул к внутренней двери. Он ощущал себя рядом со Змием каким-то маленьким пушистым комком. Даже горячая вода не давала успокоения. Нет, тело расслабилось, пришло какое-то сонное марево, пахнущее травами. Потом явился мучитель и, заставив вылезти, завернул тело в полотенце.

— Спать, — вновь приказал. — Потом поговорим о твоем поведении.

О поведении Ангел не думал. Ему виделся Альтазар, которого, возможно, ранили и бросили замерзать. Виделись темницы башни, в которой сыро и пахнет плесенью. Он очень переживал, что станет причиной Несчастья для любимого темного рыцаря...

... — Малыш, проснись, уже почти вечер.

Как же сложно открыть веки. Все тело ломит. Все болит... Так невыносимо болит и жжет.

— Пей. Еще глоток! Пей, путешественник... И спи... Спи...

Ему снились черные дороги, звон хрусталя, странные магазины, в которых так много богатых нарядов, золота, где с потолка свисают длинные красные и желтые нити бус. Ему снился голос, признающийся в любви, ощущения, что кто-то целует мочку уха, проводит языком по шее. Его руки, такие бестыжие и ласкающие гладили, находили дорогу под ткань... Его аромат опьянял и дурманил.

— Габриэль, я хочу тебя. Я сейчас хочу тебя... — шептал голос в самое ухо.

Авель во сне прижимался к незнакомцу все ближе, изгибался, показывая, что согласен ответить прямо здесь...

Бездна! Эта бездна утягивала все глубже. Хотелось кричать...

... Юноша открыл глаза. Он был весь мокрый. Рубашка намокла, кровать, кажется тоже.

— Как вы, Авель? — старый бес сразу поднялся из кресла и подошел к кровати.

— Пить, — пересохшими губами попросил ангел. Его мучила дикая жажда, а еще голод. — И если можно... Что-нибудь...

— Покушать? — слуга улыбнулся. — Как же вы нас напугали! Сейчас все будет. Сейчас бульон принесут, с зеленью. Очень полезно. Вот так. Подоткну подушки. Рубашку потом сменим. Не холодно?

— Нет, — Авель помотал головой, глядя, как суетится бес. Он и понятия не имел, что провалялся в лихорадке почти неделю, что Змий не отходил от кровати ни на час... А теперь... Теперь юношу ждал новый сюрприз. Оказалось, что темный лорд давно переместил комнату прямиком в южные земли, что за окном плещется море, а в окна врывается теплый соленый бриз.

Еще слабый после болезни Авель теперь мог любоваться на берег, на барашки волн, на маленькие белые домики, от чего-то напоминающие о родине. В высоком голубом небе не появлялось ни облачка, зато каждый день и почти всегда теперь рядом находился повелитель врана.

Юноша старательно молчал про бегство и Альтазара. И вообще не произносил лишнего. Змий терпеливо переносил меланхолию и замкнутость ангела. Выносил его на открытую террасу каждый день. Накрывал одеялом, оставлял гулять с какой-нибудь книжкой. День за днем пролетали в странном ожидании наказания. Но граан молчал. И в одно солнечное утро, когда уже Авель мог сам подниматься с кровати, окреп и приобрел прежний румянец, засобирался в дорогу.

В доме суетились слуги, укладывая стопками одежду. Суул принес юноше теплый костюм, и стало ясно, что скоро они вернуться в Маат.

— Ты готов? — ближе к обеду темный лорд появился в дверях комнаты. Авель сидел у окна и бросал хлебные крошки голубям, которые толпились на подоконнике. При виде темной фигуры птицы резко замахали крыльями и сорвались в воздух.

— Да, — односложно ответил юноша, вставая и направляясь к демону, потому что все равно придется ехать. Змий пропустил сати вперед. Несколько недель болезни закончились. Опасность отступила. Нет лихорадки, нет повода, чтобы бояться... Но поведение становится все более замкнутым. Это из-за Альтазара. Змий был уверен, что всему причиной не столько страх за себя, сколько за глупца, решившего, что сможет убежать.

— Он жив, — мужчина обхватил юношу сзади, прижал к себе, поцеловал в затылок. — С твоим любимым ничего не случилось... — как сложно сдерживать себя, когда так хочется его целовать и даже принуждать к соитиям. Три сердца бились гулко, стараясь не выдать страсть. Каждый день во время лихорадки он обтирал влажной губкой нежное стройное тело. Целовал руки... Умолял прийти в себя... Наказание? Авель сам себя наказал...

— Что с ним... Теперь? — ангел задрожал, словно на него опустилась темная волна. Ладонь, прижавшаяся к груди, прожигала через одежду.

— Он наказан. Из-за твоей неразумности. Под домашним арестом. — Змий развернул юношу к себе. Заглянул в озера глаз. — Уже месяц, как я жду вести из приата... Ты понимаешь, что они не ответят? И ты останешься здесь... Ты будешь делать, что я велю? Ты... — демон наклонился ближе, — больше не станешь играть с чужими судьбами и со своей тоже?

Змий потянул ангела к себе, обхватил ягодицы сати... Тот задохнулся...

— Сегодня мы поедем обратно в замок. Домой. Хочу, чтоб ты был готов, что я с тобою буду спать...

Авель пытался вырваться...

— Не бейся птичкой. Не надо мне больше ожиданий. Я и так слишком долго жду...

— Вы обещали... Что меня не тронут. — щеки загорелись, ангел ударил по груди темного лорда, дернулся опять, но руки оплели его как паутина муху.

— Другие не тронут. Я обещал, что ты будешь в порядке, но ты и будешь в порядке — подо мной. Ну, не уворачивайся. Я бы еще ждал, если бы не бегство это дурацкое. Ты меня разозлил. А еще заболел...

Ангел молча вырывался. В борьбе он взмок, быстро устал и сдался... Теперь губы Змия бесстыдно целовали шею и лицо...

И страх, что демон осуществит угрозу сегодня ночью, парализовал, вызывал мурашки... А потом был долгий полет над пустыней, над черными горами, над ледяной равниной. И Авель не знал, куда деться от ласк и внимания. Умолял жестами Змия остановиться. Бесполезно. Его готовили к ночи... Растягивали игру в кошки-мышки. В глазах граана уже не раз мелькал алчный блеск.

Не оставил он этих игр и по прибытии домой. Только теперь Авеля ожидал еще один сюрприз. Прибыли мастера, чтобы нарядить и украсить нового сати дракона. Их стараниями юноша был облачен сперва в длинную белую сорочку с кружевами, а затем в многослойное платье из тысяч застежек и жесткого корсета. На шею легли витые золотые украшения в несколько рядов: На руки надеты браслеты, широкие, гравированные символами врана.

Авель терялся в догадках, что все это значит. Он понятия не имел, что собирается сделать повелитель врана, а скудные знания о мире не позволяли вникнуть в суть.

— Готов? — Суул вошел в выбранный для одевания зал уже под вечер. Авель устал сопротивляться. Он просто покорно пошел с мелким бесом, склонив голову и не глядя по сторонам. В коридорах было пустынно и тихо. Ужасно тихо. Лишь за окнами шумел ливень, который медленно растоплял снег.

— Сюда, прошу, — Суул подвел ангела к двери и потянул за ручку. Нет, что там такое, было неизвестно, но все равно тело колотило от холодного ужаса.

Авель сделал шаг вперед. Дверь за ним закрылась. Щелкнул замок. Полутьма. Круглая комната без окон. Мерцают светильники по периметру. Обито все красным шелком. Все пространство — это кровать, застеленная алым... Юноша оглядывался, часто дышал, пытаясь не закричать. К нему из темноты надвигалось чудовище с красными глазами.

13

Авель вжался спиной в стену, когда к нему склонился сам мрак.

— Теперь ты будешь наказан, за то, что сбежал. За то, что посмел ослушаться моих приказов. Я тебя предупреждал.

Демон одной лапой подхватил трепещущую жертву и потащил в зал, чтобы бросить, как тряпичную куклу на кровать.

Авель даже шевелиться не мог от ужаса. Единственное, что он понимал — это то, что сейчас лежит распростертый посередине странного ложа с раскинутыми в сторону руками и ногами, которые оплетают то ли растения, то ли... Взгляд упал на золотые цепи. Небеса! Прямо вокруг ангела вспыхивали одна за другой ритуальные свечи.

— Расслабься, малыш, я не собираюсь тебя убивать, — из мрака появилось уже не чудовище, а Змий. Никогда за эти несколько месяцев он не был так странен: словно разом с демона сошли годы, помолодело лицо, тело обрело грацию хищника. Сейчас мужчина был одет, словно жрец: в длинно черном платье, перевязанном серебряным поясом.— Лежи просто смирно.

Авель вздрогнул от ласкового голоса, но подчинился. На самом деле, у него просто не хватало сил даже дышать. Тем более, думать сейчас, когда открылось, что ложе предназначено для проведения сложного во всех отношениях ритуала. Сейшаат выдернул из-под юноши ткань, и тот оказался в самом центре круга, по периметру которого располагались знаки хаоса и что-то было написано на вранском.

— Главное не дергайся, малыш. — предупредил граан, доставая специальные кисти и охру для нанесения на тело тайных знаков. — Нам придется сильно постараться, чтобы ты вспомнил.

Авель сглотнул.

— Что вспомнил? — забормотал он, желая раствориться в воздухе, умереть прямо теперь, лишь бы закончилось странное действо,

— То, что сариил Тай решил утаить от твоих прелестных ушек, — темный лорд взобрался на круг, чтобы разрисовать ладони ангела. Делал он это столь искусно, что каждый раз, бросая взгляды в сторону руки, юноша словно выпадал из времени. Однако его беспокоило задуманное повелителем врана. Все чаще юноша видел странные образы во сне. Все больше чувствовал, как начинает подчиняться не демону — хозяину. Его трясло от каждого касания, от каждого жеста, проявления внимания и даже нежности, а ультиматум утром и вовсе вывел из состояния равновесия.

Светлые волосы волнами теперь обрамляли юное лицо. Cлуги постарались над тем, чтобы граану понравилась картинка.

— Ты думал, я накажу тебя пытками? — Змий оторвался от замысловатого рисунка на тонком запястье. Склонился к Авелю, любуясь нежными и такими любимыми чертами, пытаясь погасить на какое-то время пламя желания. Слишком лакомый кусочек, такой теперь беззащитный и доверчивый лежит, находясь в полной власти хаоса. — Нет, малыш... Есть особый способ, чтобы заставить сати подчиняться. А ты мой сати... — короткая пауза. Крылатый нервно сжал губы... Хотел что-то сказать, но темный лорд прервал его речь. — Ты можешь сейчас утверждать, что свободен, что я несправедлив, — указательный палец провел по мягким бледно-розовым губам. — Но ты всегда принадлежал только мне. Даже не представляешь, сколько я проявляю к тебе терпения.

— Вы обещали, что отправите письмо...

— Ну, я сразу тебе сказал, что приат вряд ли найдет такую сумму, чтобы выкупить своего собрата. Ты мой... — Змий обошел круг, чтобы опять сесть рядом и теперь рисовать узор на другой ладони.

Авель закрыл глаза, пытаясь успокоиться — бесполезно. Сердце стучало неистово, ожидание пыток, изощренной мести за бегство вызывали в нем противоречивые ощущения. В животе горело огнем, а голова стала ледяной.

Граан внезапно навис над ангелом чернотой, склонился близко и поцеловал.

— Не бойся, маленький принц. Для тебя ритуал будет очень милосердным. Без крови. Всего лишь несколько молитв...

— Ритуал?

— Когда-то, — Змий продолжал ласкать губами ангела, проводя горячими прикосновениями по скуле, по виску, возбуждая и дразня. — здесь находился храм Хебеле. Он был построен из черного гранита самим хаосом. Но почти никто не верил, что свет появился после тьмы. И потому жрицы культа скрывали истинную религию, — пальцы пробежали изумительным возбуждением по шее Авеля, начали перебирать украшения на шее. — Они проповедовали истинное учение, ждали рождения чистейшего мрака. Но вскоре попали под пристальное внимание Великих Мастеров, которые правили в своих светлых островах реальности и плели миры все дальше... — голос Змия лился успокоительным дурманом, заставляя веки слипаться. Ангел сопротивлялся. Он изо всех сил сопротивлялся демону.

— Зачем вы...мне... Рассказываете... Это? — юноша видел, что лицо граана заволакивает густой пеленой. Образы... Опять странные образы всплывали в сознании.

Юноша видел огромный вокзал. Он умирал от холода и обреченности. Еще шаг до двери, за которой уже нет дороги назад. И горящая в голове единственная мысль — все надо исправить. Кажется, это случилось не с ним, а с кем-то еще. В самом центре груди ярко горел огонь, требующий, чтобы им пользовались, чтобы можно было дарить радость обреченным. Чтобы хоть чуточку загладить вину перед теми, кто остался без участия. Забыть Змия. Забыть навсегда. Не вспоминать о его страсти. Или вспоминать, потому что так не бывает... Чтобы сон становился реальностью. Путешествовать налегке? Наоборот, с тяжелым грузом прошлых обид и прощения. Чтобы простить граана, нужно простить себя — за то, что искренне любишь его, за то, что и он подвластен злу, как великий пленник. Сариил правит бал... Везде он оставляет гнусное ощущение конца...

Габриэль... Так зовут агнца, погибшего от руки великого дракона. Утверждают, что кровь его пролилась рекой на землю врана. Но кажется... Мерещится жаркое дыхание, от которого перехватывает дыхание.

Юноша чувствовал холод перил, видел лестницу, ведущую, на перрон. Серебристый поезд уносил его все дальше — в неизвестность. Там он собирался и остаться, догореть без возлюбленного и жестокого идола. Только сперва нужно было убить хозяина мерзавца, который сделал Сейшаата черной беспросветной тьмой. Да, именно убить — за измывательства, за все мучения.

Тонкие пальцы сложились в кулак. Это в сознании всплывал уже на Авель, а Габриэль. Тебе стерли память, — шептал он, открывая запретную дверь в неизвестность.

... Вспышка. Ангел видел, как врывается в комнату, богато обставленную. С изящными вещичками и ароматом розовых садов. К нему обернулся молодой человек: серые глаза сверкнули недобро, на губах расплылась ядовитая усмешка, так не шедшая очарователтной внешности и телесной хрупкости. Одетый в летящий шелк цвета дождя поздней осенью, враг дернул из-за пояса изогнутый нож.

— Будешь драться, Габриэль? — спросил, практически шипя. — Я тебе его не отдам. Не ты владеешь тьмой... — Сариил рванул навстречу незваному гостю, но юноша перехватил ударяющую руку, сжал запястье, и в одно мгновенье высший ангел и агнц смешались в танце борьбы, в котором каждый преследовал одну единственную цель — уничтожить другого.

Жрец играл острым лезвием, разрезая воздух, заставляя Габриэля отступать, ярился озлобленной дикой кошкой, которую пытаются лишить добычи. И наконец, его удары достигли цели и раскрасили щеку агнца глубоким шрамом.

— Твоя красивая мордашка пострадала? — Сариил кружил вокруг ангела, явно готовясь к тому, чтобы покалечить соперника, прежде, чем окончательно сломить. — Получил Змия? Услышал слова любви? Теперь ты не будешь прельщать его, красавчик. Я тебя изуродую. — Сариил бросился на Габриэля, с силой ударил и прижал к полу. — Глупо было являться ко мне опять и наивно полагать, что сможешь справиться. Я его супруг теперь. Ты проиграл. — жрец, державший нож теперь у шеи, склонился очень близко и лизнул щеку, по которой потоком лилась кровь, окрашивая дорожный серый плащ алым.

Габриэль не обращал внимания на боль — Сколько голов у тебя, Сариил? Сколько ты еще сможешь обманывать всех, что чудовище не ты, а ангел, заключенный в твою тьму?

Юноша подался вперед, и лезвие чуть надрезало кожу.

— Он никогда не простит тебе моей смерти... — полувздох.

В серых глазах появилось мерзкое лукавство.

— Я заставлю его забыть о тебе очень быстро, малыш, — и нож резко дернулся поперек горла...

...Голубые глаза открылись. Потолок. На нем написано... Написано о великом хаосе. О том, что все принадлежит хаосу. Что даже свет — это лишь отражение тьмы. Дернуться, попытаться подняться и ощутить слабость, словно тело тяжелее в сто раз. Покрутить головой, избавляясь от плывущего пространства. Нож... Острое лезвие, в котором отражается комната. Рывок вверх, чтобы сесть. Аромат свечей, в которых намешаны ядовитые выжимки растений. Золотом волосы рассыпались за плечи... Радуга вспыхнула в них, разбрасывая вокруг разноцветье.

— Габриэль, мой маленький принц... — от голоса к горлу подкатил ком... Начать отодвигаться назад. Расширенные зрачки полны ужаса.

— Нет. Не может быть... Нет... — ангел вскочил с алтаря, бросился искать выход, но его поймал и скрутил хвост.

— Не убегай так быстро, маленький мой... Вижу, не так глубоко ты забыл меня. — красные глаза демона пристально разглядывали ошарашенно и испуганное создание света. — Помнишь... Да, ты теперь помнишь, как тебя звали раньше...

— Пусти. Ненавижу. Ненавижу тебя! — ангел сорвался на крик, а в ответ дракон сорвал с его шеи украшение, драгоценные камни с которого покатились по полу.

— Так даже будет слаще, Габриэль. Ты ведь теперь практически невинен. Каналы закрыты. Зерцало -тоже. Помнишь, что такое быть подо мной? Я тебе напомню очень быстро...

— Нет, — юноша извивался в тисках. часто дышал, практически плакал. — Не надо, Змий.

— Не надо? В прошлый раз я тебя отпустил. Ты... Теперь я не сделаю такой глупости. — приглушенное рычание, звук рвущейся ткани.

— Отпусти, — ангел почти перешел на шепот отчаяния.

— Так как тебя зовут? Кто ты на самом деле? Помнишь, кто ты такой? — дракон с яростью вглядывался в юное лицо...

— Я... Нет... Я... — слезы полились из глаз, щеки залились краской. — Не смей меня...

— Скажи, что я не должен... Вот так? — длинный раздвоенный язык лизнул по груди, задевая сосок. — или вот так? — он проник между ног и обвил член.

В ответ последовал тихий стон.

— Так кто ты?

— Твой. Я твой сати. Я Габриэль, — крылатый задергался, пытаясь в очередной раз вырваться, но коварный дьявол лишь рассмеялся.

— Давай, маленький принц, сопротивляйся судьбе. Опять будешь по дому от меня убегать? Или все же сделаешь все сам и подставишь свою очаровательную попку? — хвост отпустил сати. — давай, на колени и не зли меня.

Юноша отступал.

— Ненавижу. Я не буду с тобой спать.

— Раньше ты тоже рыпался, Габриэль. Это даже забавно — злишься ты прелестно. Но в данном случае мы оба знаем, что твоя дырочка будет работать. И хватит оттягивать момент истины.

— Ты отпустил меня. Ты сказал, что я свободен.

— В прошлой жизни "да". Теперь ты такой аппетитный. Ты себя видел? Малыш, ты такой юный. Сочный. Ну, маленький, — граан вновь перевоплотился в человека и вжал добычу в стену. — Начнем с малого. Я тебя хорошенько растяну. Не бойся, не порву.

Губы прильнули к шее юноши; повторявшего про себя, что это сон, что не может такого быть, чтобы образы обрели отчетливость и натуральность. Этот голос, медвяный аромат кожи мужчины, этот предательский жар внизу живота.

— Я люблю... Я люблю... — крылатый заставлял себя выдавать слова. — я люблю Альтазара.

В затуманенном взгляде очнувшегося от страсти граана вспыхнул огонь. Пальцы вцепились в хрупкие плечи.

— Да? Будешь спать с собственным сыном? — губы обнажили гневливость, смешанную с сексуальным желанием. Ногой темный лорд раздвинул ноги жертвы, практически посадил того себе на колено. — Я долго терпел весь этот спектакль. Сегодня ты подчинишься и будешь ласковым, Габриэль.

Юноша отвел взгляд от повелителя врана. Память в нем мешалась с возрастающей болью. Любил? Этот дракон разбил его судьбу. Растоптал чувство. Унизил. Все то, что росло и цвело только для него одного.

— Ты мой граан, делай что хочешь, — ледяной голос и сердце, разгоряченное обожанием. От одного воспоминания о члене Змия можно сойти с ума. А ведь этого и не было... Не было. Демон специально навел воспоминания, воспользовался рисунками. Но аромат, но каждая ласка, каждый поцелуй так знакомы.

— Милый мой, — нежностью, лобзаньем — осторожно так, чтобы не дергался, не убежал. — Сам ведь хочешь, я это чувствую. Тебя всего, Габриэль.

— Я Авель... Я... — юноша задохнулся от очередного поцелуя. Его платье ползло с плеч, порванное и приведенное в беспорядок. Змий запустил пальцы в волосы. Потянулся опять к губам.

-Ты себе врешь или мне?

— Мне нужно подумать, прошу, умоляю, Змий, — ангел выворачивался от поцелуев, но они его настигали и мешали думать. Руки. Из сна... голос из сна...

— Я дам тебе время... До ночи, но и ты дай мне быть с тобой. Всегда. — мужчина отпустил своего сати внезапно и отступил, пока тот подбирал платье и тянул на плечи. Конечно, он перестал быть Авелем. Конечно, он всегда был Габриэлем.

14

Тревога разъедала сердце Ланаэля. Чудесными светлыми вечерами наблюдал он за тем, как милый супруг уделяет внимание опасной твари, которая ластилась к хозяйским рукам. А по ночам умирал то под Сеаралем — жадным и ненасытным, как бурный океан, то под яростным и горячим Сейшаатом, приходившим каждый раз, если не было супруга и принуждавшим юношу к соитию. Сейшаат держал жертву, вкручивал в нее член, пил губами губы, рычал, если сариил пытался вырываться и звать на помощь. Юное тело ласкали черные отростки, которые вонзались в спину и пробивали себе дорогу в глубину каналов, вызывая адскую боль и одновременно наслаждение.

Ланаэль пытался избежать новых ночей, ставил защиту, но всякий раз терпел сокрушительное фиаско и оказывался в лапах чудовища, которое днем улыбалось ему с голодной страстью и нежилось в образе маленькой забавной зверушки.

Сеараль был настолько увлечен, что отмахивался от юноши и считал будто тот просто ревнует.

Несомненно сначал так и было. Но прошел месяц после прибытия Великого Мастера, а он словно не собирался отправиться обратно в Келеб. Продолжал изнурять молодого супруга тяжелыми обязанностями постоянных обрядов, вмешивался в дела города и всячески способствовал тому, чтобы Ланаэль проводил время не только с ним но и с забавным зверьком. Вернее, великим чудовищем, знавшим все хитрости манипуляции.

Сейшаат-девушка свободно разгуливала по дворцу в красных прозрачных шараварх. Она не носила рубах, грудь прикрывали лишь многочисленные ряды бус и цепочек. Пробиралась несколько раз в запретный храм-комнату, где Ланаэль производил ритуальные служения, чтобы оставить там влияние хаоса, который все плотнее окутывал юношу в кокон подчинения. Кокетничала со стражей, предводителем которой был совсем молодой охотник Уриил. Сбивала странными мыслями ангелов с пути служения и милосердия. Она теперь постоянно преследовала Ланаэля.

В тот день сариил уединился с другими жрецами, вознося молитвы великому источнику, прародителю бытия. Он вошел в состояние, когда свет выходит потоками из каналов, читал очищающую молитву мира. Понимая, что себя очистить и освободить не в состоянии.

В закрытом помещении обычно служили пять жрецов, двое из которых занимались сменой масла в светильниках и повторяли части уже прочитанных песнопений. Ланаэль давно потерял счет времени. Голоса для него сливались в сплошную ниточку одного голоса — голоса Сейшаата. Тот правил телом, мучил, пробуждал наслаждение. Образ демона не шел из головы ни на секунду, и в какой-то момент юноша осознал, что чувствует на своих плечах руки. Пальцы сминали мягкую ткань, требовательно искали ответа. Ланаэль, сидевший смирно, откинулся назад и сразу попал в объятия тьмы. Не открывая глаз он чувствоал Сейшаата.

— Я слишком долго жду, когда ты освободишься. Мне хочется большего, чем просто несколько часов молчиливого созерцания и ночного обладания, — голос на ухо сводил с ума. Ланаэлю хотелось закричать, забиться, пытаясь избавиться от постыдной близости, но голос был таким чарующим и манящим, а аромат вереска и меда напоминал о свободе от обязанностей.

— Оставь меня, служение... — юноша пытался отодвинуться в тщетной попытке избежать долгого контакта, только напрасно — уже обвивали его черные отростки.

— Я больше нуждаюсь в тебе, чем кто-либо другой, — язык провел по ушной раковине. -Сераэль собирается покинуть твой гостеприимный дом. Слишком сильно он влюблен в тебя, чтобы видеть твой строгую хладность, а мне вот она милее всех ярких цветов и красок вашего глупого мира. — указательный палец провел по подбородку поднянялся по линии подбородка, чтобы найти губы и толкнуться внутрь.

Юноша сам не зная почему стал облизывать этот палец, к которому добавился второй, сознание ускользало, подчиняясь яду, вливавшемуся в каналы, которые были открыты до предела. Теперь в них хозяиничила длинные упругие отростки.

Демон прижался всем телом к спине ангела. И тот ощущал, что член Сейшаата жаждет обладания.

Юноша скосил глаза на храм. Никто словно не замечал, что творится в его круге.

— Пусти, — простонал сариил, слеза напряжения скатилась по зардевшейся щеке.

— Нет, — отрезало темное существо и расстегнуло на плече застежку. — Я тебя не увижу какое-то время. Хочу получить по-максимому. Чтобы тебе в голову не приходило забыть обо мне. — в подтверждение своих слов Сейшаат перевернул юношу, как легкую былинку и прижал к полу. Вокруг них кругом полыхали свечи. Лицо Ланаэля, прозрачное и нежное пропускало яркие лучи источника, от которых вожделение перерастало в жажду обладания. Да, не зря Сеараль выбрал в супруги молоденького сариила.

Демон прижал юношу к молитвенному коврику, освободил волосы из прически и заглянул в лицо. Они видели друг друга такими впервые. Черная тень и яркое солнце. Ланаэль не смел отвести глаз, хотя каждая секунда гипнотизирующего воздействия лишала его возможности уйти от близости. Он понимал, что за несколько недель уже превратился в собственность твари. И зависит от ее желаний. Бьется, как мошка, которая напрасно летит на черный огонь.

— Я вернусь. Я не позволю тебе быть здесь одному. Не хочу думать, что кто-то станет с тобой еще спать, — Сейшаат резким движением раздвинул колени, задрал длинные юбки, чтобы найти член сариила и обвить настойчиво пальцами. Глаза Ланаэля расширились. Здесь, в храме, совершается непотребство.

— Пусти, — застонал он, а демон заулыбался и начал стимулировать юношу. Губы опять прильнули медом к губами, раздвоенный язык проник в рот и обвил язык сариила, потянул на себя, лизнул небо, прошелся по зубам.

Ланаэль уже не мог дергаться и сопротивляться. Все больше пуговиц расстегивал на плече искуситель. Платье поползло вниз, открывая белую длинную шею, мягкую линию плеч. И дальше. Вторая рука нашла лепесток соска, сжала подушечками пальцев. Юноша выгнулся в руках Сейшаата. Под песнопения света его брала тьма. Нетерпение и желание росли потоком. Демон потянул распластанного ангела к себе, заставил обхватить свой торс ногами и насадил на толстый, налитый похотью член. Юноша был практически открыт, потому что почти всю ночь был под демоном, становившимся неуправляемым и очень сильным. Теперь его ноги затряслись от резкого проникновения. Ланаэль попытался вновь вырваться, но член вонзился по основание и стал двигаться яростно, жадно беря, как добычу или собственность. Ангел закричал, больше не сдерживаясь. Но жрецы словно не видели и не слышали, что происходит в круге.

Боль смешивалась с наслаждением. Член вбивался, растягивал, руки тянули тело на демона, сжимали бедра.

— Оставь, не смей, — Ланаэль перешел на плач, потому что сдерживаться уже не мог. А насильник перевернул его на живот и вогнал член вновь.

Кажется, потом юноша еще долго лежал в кругу. И слушал песнопения, лившиеся под круглый купол храма. Он лежал на спине, чувствуя, как широко открыты каналы, в которых горит яд демона, ощущал, что по ногам стекает сперма. И ощущал себя грязным, нечистым...

Но хуже стало не в тот день, когда уехал Сеараль. Видят небеса, как не хотел отпускать сариил супруга, опасаясь за его судьбу. Какие слова говорил одурманенному Мастеру Келеба! Бесполезно было бороться с влиянием тьмы. Сеараль не слушал. Более того, высказал мнение, что ни к чему ревновать, если возможно и Ланаэлю купить подобную игрушку.

Юноша закрыл глаза. Почти неделю его ломало от того, что в каналы не врываются отростки. Тело болело неимоверно, желая получить новую дозу. Юный Мастер не спал, осунулся и в попытках забыться, все больше проводил времени за молитвами. А потом и вовсе переселился в храм, чтобы не ощущать влияния тьмы и очиститься. Когда произошло страшное? Когда началась чума врана, сейчас никто бы не ответил. Но однажды встревоженный ангел доставил письмо из Келеба о том, что в Вайиате убит один из мастеров и власть перешла в руки тварей, появившихся из ниоткуда.

Ланаэль перечитал письмо два раза. И непонимающе огляделся. Свет лился в прорези окон. Дышало покоем поселение ангелов. Твари? Откуда взяться тварям? В мире света, где прекрасный океан способен созидать миры, где царствует гармония...

Но он мог. Темный мир уже заливал дождями крови, крался черными тенями по семи поселениям и сметал сариилов. Ровно через восемь дней после получений послания Ланаэль проснулся посреди от страшного шума. Сначала он подумал, что началсь гроза. Громыхали разряды молний, небо полнилось чернотой и напирало на землю, пытаясь ту придавить. Ночь? Это было утро. Раннее утро, которое должно бы встречать лазурью, пением птиц и...

Ланаэль выглянул в окно из спальни. Ветер подхватил его распущенные волосы, первые капли дождя упали на лоб. У лестницы стояла повозка. Из нее только что выскочил ... Сеараль. Одежда на нем была испачкана кровью. Возница — темнокрылый ангел возмездия — настороженно оглядывался, а потом вдруг указал хозяину куда-то за край огромной площади, где мелькали красные перья. Красная армия серафимов?

Ланаэль дернул за задвижку, распахнул окно и закричал:

— Сэра! Сэра! — Великий Мастер поднял голову. Лицо его испуганное и одновременно просиявшее залилось надеждой.

— Скорее... Милый... Беги! Беги! Они не остановятся...

Ланаэль опять уловил угрозу в воздухе. Это черное небо, эти странные орды бегущих по площади серафимов вызывали в нем дикий ужас.

Бежать? Нет, раскрыть белоснежные огромные крылья, шагнуть на мраморный подоконник и сорваться вниз, чтобы подхватить супруга и взмыть в опасную сверкающую молниями черноту.

С виду слабый и нежный, Ланаэль внезапно ощутил, как наполняется непримиримым желанием разорвать черные небеса и уничтожить мрак. Он летел прямо в бурю, порожденную хаосом. И сходил с ума от великого гнева, что вихрился ударами источника , рассекавшими темноту и власть зла. Сеараль цеплялся за супруга, пытался успокоить изменившегося сариила, вдруг безрассудно показавшего миру истинный облик хранителя света. Самого великого Агнца. Но все было бесполезно.

— Ланаэль, остановись. Ты погибнешь! Они поймут... Ланаэль! Нет! Ланаэль — Сеараль обвил шею юноши, пытаясь заглянуть в потемневшие от ярости глаза.

— Хаос не заслуживает прощения. Ты привел мрак! Ты привел его...

— Ланаэль, — поцелуй, пытавшийся усмирить стихию, разгоравшуюся сиянием над городом.

Внизу алым морем волновались серафимы. Вверху мелькали черные тени чудовищ.

— Поздно говорить, милый, — улыбка была столь печальна. — Я люблю тебя, Сэра. Сильно. Люблю.

— Нет, не сейчас... — до шепота снизошел Сэараль, узревший среди тьмы приближающегося демона. Он уже страшную истину. Знал, что супруг оказался прав. Не так уж безопасны твари, если становятся они враном. Если над ними правит великий Змий, стремящийся подчинить все вокруг.

Уничтожал он тайно поселение за поселением подговаривая охотников, управлявших серафимами. Обещал им власть над ангелами и новый порядок. И пошли охотники против господ. И...

Ярким пламенем сверкнул меч чудовища, который собирался пронзить Ланаэля здесь, в черном мраке грозы.

Но быстрее оказался Сеараль. Взметнулись крыльями рукава, выгнулось тело, заслоняя юношу и отталкивая от себя.

— Нет, Сейшаат! Нет!

Лезвие прошило грудь сариила, закувыркался в воздухе белой птицей Ланаэль, которого крутили смеющиеся бесы и дьяволы, решившие поиграть с легкой добычей. А Сеараль сорвался красным потоком крови вниз.

Юноша видел его глаза. Его чистые глаза, полные искренности в последний раз.

— Убийца... — прошипели уста. — Мерзкий убийца! — раздвоенный язык вырвался изо рта Ланаэля. Белые крылья стали алыми.

— Убийца? Ты убил его... — красные глаза усмехнулись. Ты проиграл. Ты проиграл свои чувства. Так ведь, любовь моя. — Вцепились когти в лицо. — Ты обещал, что будешь любить только меня. Ты обещал в прошлый раз. — Член прижался к входу и ворвался под крик юноши внутрь. — Теперь ты станешь заложником Уриила. И будешь в его постели искуссной проституткой. — демон вонзался с яростью. — Забудешь о любви. Забудешь, мой милый.

Острые когти ворвались в кожу, кровь капала в черноту и насыщала ее. — А я придумаю для тебя новую историю, хочешь?

— Нет. Нет, — тело содрогалось от проникновений члена дракона. Огромная головка таранила узкий вход, вбивалась все сильнее. Тонкие руки обвили плети черных отростков.

Демон сорвал с Ланаэля всю одежду, чтобы наслаждаться красотой.

— Видишь? Сегодня твое поселение будет уничтожено. Твоих жрецов буду насиловать. Твой источник станет пустотой, принадлежащей врану. — шепот лился в самое ухо, а вслед ему вторили крики внизу. Красная армия мешалась с демонами и рвала на части белых ангелов.

— Мерзавец. — сариил слабел в лапах властелина врана, уже позволял себя трахать и сам насаживался на член. Он ненавидел.... Он любил... Так отчаянно любил своего Сеараля. Нет теперь нежости, приправленной цветом апельсиновых садов. Нет больше прогулок и объятий единения.

— Ты пожалеешь. Ты еще за все ответишь, ублюдооооок, — крик вырвался из краснокрылого Ланаэля, чья кровь мешалась с чернотой и деала все злее.

— О да! Я ведь тебя напитаю собой... И тогда ты поймешь, что не можешь без меня. — Сейшаат перевернул юношу, чтобы видеть испуганное и одновременно ненавидящее лицо... Да, именно так....

... Красное утро красных армий. Новый порядок приата. Так называли власть Уриила. Старшим охотником, великим правителем, победителем стал он и вошел во дворец, как к себе домой, чтобы скрутить руки за спиной прекрасного мастера, прозванного Сариилом. И сорвал с его губ первый поцелуй.

Ничего не сказал ангел с красными крыльями, лишь опустил потерявшие цвет глаза и уронил слезу, единственную, горькую — по возлюбленному Сеаралю.

Расколото было сердце. Разбиты мечты. И впереди ждала вечность. Ад. Для одинокого и одновременного пойманного в ловушку врана ангела, которого теперь содержали как пленника и наложника. Сариил. Зачем тебе имя? Ты просто тень... И пепел.

Часть вторая. Дагон

15

Микаэля привезли в южные земли и отдали мальчишке, темному выродку на растерзание. С того момента, как возрожденный ангел вырос, а рос он в плену врана после той ужасной смерти и такого же ужасного возрождения, жизнь казалась странной чередой снов, где тебя с самого появления готовят на растерзание черным тварям.

Нет, Микаэль не ожидал от нового хозяина ласки и понимания, он встретил Альтазара, пришедшего в спальню, приветливой улыбкой, выверенной и четкой, пряча за синими глазами ненависть и свои страхи. Предательская память сохранила все картинки из прошлой жизни, но к ним добавилось худшее из зол — ангел стал агнцом. Он был теперь иным и понимал, как велико было страдание Габриэля и его воля, когда искушался тьмой.

Сияние заполняло юношу с первого часа существования, а теперь оно горело потоками, превращая волосы в синее пламя. Его глаза, глубокие, синие, иногда вспыхивали неземным светом.

Микаэль спрашивал себя много раз, почему Змий отдал дорогую добычу младшему сыну, но ответа не находил. Просто терпел.

Альтазар изнасиловал ангела в первую же ночь. Брал безжалостно, вбивал в него член, а потом вонзил отросток и в зерцало. Юноша не сдерживал ни криков, ни слез. Все равно не утаить и не утерпеть боли и унижения. Струйка крови окрасила белые бедра, когда к утру удовлетворенный мерзавец отпустил полученную в подарок добычу. Лежал, свернувшись калачиком, закрыв глаза и слушая голоса источника, шептавшие о милосердии. А еще — чувствовал Габриэля. Родился. Вернулся иным. Волосы его светом полны первозданным, энергия разливается по телу... Не прежний, неуправляемый источник, а сады, в которых царит созидание, способное остановить даже поток тьмы. Или это наваждение? И все, что раньше отцвело, заражено? И в каждом плоде запрятан червяк мерзости?

Микаэль почувствовал возращение хозяина на заре одного из летних дней. Почти месяц тот не навещал замка на побережье, а теперь вернулся. Чтобы уничтожать, чтобы унижать и...

Юноша давно уже не спал. Все метался по комнате, ощущая, как та все больше заволакивается влиянием Альтазара. Тот открыл дверь как раз в тот момент, когда Микаэль вжался в угол. В длинной белоснежной рубахе, волосы полыхают синим пламенем. На губах — ненависть.

— Не ждал? — Альтазар бросил в кресло куртку с меховым воротом, потянул прочь теплые сапоги. — В кровать, живо! — приказал тихим, но угрожающим голосом. Это был не тот влюбленный юноша, что целовал руки Авелю, признаваясь в любви, скорее — опасный и дикий зверь, давно не настигавший добычи и не рвавший из нее кусков плоти.

Микаэль безропотно сделал шаг к ложу, не отрывая синих настороженных глаз от мучителя. Забрался на кровать с ногами и притянул колени к груди, обнимая руками. Альтазар стянул рубашку через голову, освободился от брюк...

Когда он оказался на кровати рядом, юноша уже знал, что легко не отделается, — в глазах темного лорда плескалось желание. И еще ярость, объяснения которой следовало искать где-то за пределами дома.

— Сними рубашку, — демон ждал терпеливо, пока Микаэль развяжет тесьму на груди и, подобрав складки тонкой ткани, освободится от единственной преграды к телу. Рожденный океаном, ангел, ставший по закону случая агнцом, теперь сильно изменился. Он был сиянием, у которого нет пределов. Черные волосы струились, как волны бушующего океана. Кожа, матовая, почти, как перламутр, напоминала о начале весны, где солнце только-только растопляет суровость зимних стуж.

— Ляг, раздвинь ноги...

Микаэль опустился на подушки, закрыл глаза, расставляя в разные стороны ноги, согнутые в коленях. Он прекрасно помнил, что если не подчиниться зверю, последует наказание.

— Поласкай себя, — очередной приказ резал нервы. Губы сжались, дыхание сбилось... Руки судорожно вцепились в простынь. Микаэль попытался отвернуться, но Альтазар, поняв, что ангел не подчиняется, подвинулся ближе, провел ладонью вдоль тела к члену и обхватил его — так по-хозяйски, с некоторым садизмом. Юноша вздрогнул. За прошлый отказ он почти день провел в ледяном подвале, прикованный ошейником к полу в коленно-локтевой позе. При этом Альтазар учил своего сати уважению не только сексом, но и постоянными избиениями. Сейчас демон был очень нежным. Пальцы очень быстро заставили член откликнуться и окрепнуть, а в животе появилось горячее желание, похотливая покорность и жажда получить дозу, превращающую агнца просто в тупую овцу, у которой нет ни мыслей, ни стремлений.

— Иди сюда, — приказал Альтазар и потащил Микаэля на себя. — Ты еще не соскучился? Зря... Я буду с тобой сегодня грубым. — губы сложились в мерзкую улыбку. — Твоя попка такая сладкая...

Ангел опустил голову, прячась за волосами — лишь бы темный лорд не узрел ни одного признака сопротивления. Подался вперед, как просили того руки демона, принял первые поцелуи с покорностью раба. От граана пахло севером. Он был еще ледяным. Еще... Микаэль вздрогнул, уловив тонкую связь, совсем легкий бриз света. Волнующую нить любви, связывающую его с Габриэлем. Жив? Его брат, его отец, его награда...

Холодные губы расчертили кожу вздохами. Альтазар оставлял с тьмой поцелуи ангела, которого так подло и так жестоко убили. Заставлял чувствовать тело его присутствие, тянуться навстречу, как в пытке, признавать превосходство хозяина.

— Габриэль... — губы произнесли имя помимо воли, и темный лорд вдруг перестал целовать. На мгновение, чтобы потом сплестись с телом ангела и заставить задрожать от страсти. В канал вошел отросток. Пронзил насквозь, чтобы напиться и получить удовольствие. За ним — второй. Член уперся в сжавшуюся дырочку, не желавшую проникновения, но сати не спрашивали о желаниях.

— Выше бедра, — приказ звучал жестко и с рыком. Микаэль приподнял бедра, чтобы в следующий момент его пронзила вспышка боли. Грубость Альтазара не знала предела. Его член стал яростно мстить, изводить, заставляя ангела кричать и биться под огромным молодым зверем. Тот вколачивался, принося в тонкое тело как можно больше страдания. Обхватив тонкие щиколотки, прижал ноги практически к подушкам, чтобы обеспечить себе полный доступ.

Микаэль терпел каждый толчок внутрь, каждое мгновение унижения.

Габриэль. Его свет остался на звереныше. Звереныш хочет обладать. Зверенышу мало... Крик перешел в плач, больше похожий на стон ветра. Губы демона вобрали сосок, прикусили почти до крови, движения стали медленными и более резкими, член выходил и вбивался на всю глубину.

Микаэль чувствовал, что разрядка близка, что его граан готов довести себя очень быстро, а потому двинул бедрами навстречу, сжимая канал внутри, приближая конец, даже если это и принесет лишь боль.

— Хочешь от меня освободиться... — словно поняв, Альтазар чуть отстранился. Резко вытащил из тела член и начал переворачивать засопротивлявшегося ангела на живот. Тот рыпнулся убежать. Но демон схватил юношу за ноги и потянул к себе, заставляя безнадежно цепляться за подушки. Черные волосы, горящие синим огнем расплескивали энергию, тело манило собой обладать. В утреннем свете нежная кожа была прозрачна.

Альтазар навалился на крылатого, врываясь в раскрытую дыру и зарычал. Он уже утрачивал человеческие черты, не собираясь контролировать внутреннюю сущность с личным сати. Кипящий гнев делал демона все сильнее. А его похоть — болезненной, требующей немедленного удовлетворения.

Микаэль ненавидел демонов. Ненавидел их из-за Габриэля. Его чувство выросло на пепле боли, на растерзанном теле, на самоотречении. И даже боль, которую причиняли долгие мучительные ночи с грааном, не сломили его воли и его растущей, словно лавина, ярости.

Теперь, под прижимающим к ложу чудовищем, ангел лишь кричал, на время отключившись от сдавшегося насильнику тела. Демон растягивал узкое пространство, чтобы вдираться все глубже, член двигался под тем углом, чтобы получать как можно больше потоков энергии. Острые когти ранили нежную кожу.

— Старайся, доставляй мне удовольствие, — рык на ухо говорил о злобе. — Двигай попкой, а то я не ручаюсь за твою жизнь, маленькая хитрая сволочь.

Микаэль в ответ стал усерднее натягиваться на граана. В его голове мешалось прошлое и настоящее. Его тело сдавалось. Его мысли закипали от борьбы с самим собой. Добраться до Змия, разворошить гнездо... Как уничтожить змеиное сплетение врана?

Боль пронзала тело, мешаясь с постыдным удовольствием, зерцало открылось, готовое отдавать. Затуманенный взор зрел снежную даль, несущуюся повозку, юношу с белыми волосами. Он был прекрасен. Габриэль. Рука потянулась к далекому образу. Сознание не верило, что тот жив.

А тело, измученное пыткой и отпущенное грааном, опять приняло позу эмбриона, защищаясь от леденящей безысходности. Сзади юношу обняли горячие руки, потянули к себе.

— Расскажи о Габриэле, — приказал Альтазар, касаясь языком ушка. — Я буду более ласков.

— Он умер, — отозвался Микаэль, принимая пальцами пальцы, проскользнувшие по тыльной стороне ладони. — давно.

— Что произошло?

— Его обманули. Сариил и Змий... — Юноша ощущал, как вторая рука оглаживает линию бедер, поднимается к талии и выше к плечам. Мокрые губы ласкали шею сзади, отодвинув в сторону волосы, вьющиеся от влаги недавней противоестественной близости.

Микаэль дышал ровно, глотая нарастающее новой волной желание. Гормоны граана заставили его изогнуться, выставляясь назад и позволить опять войти в дрожащее похотью тело. Теперь Альтазар не спешил, был нежен, искал каждого ответного движения, реагировал на каждый вскрик. Их грубость сменилась на горячее масло, в котором ангел переправлялся в послушную куколку, готовую вновь и вновь всаживать в себя член.

Когда оба очнулись от долгих ласк, за окном уже высоко стояло солнце. Белые облака плыли высоко-высоко в небе. В садах упоительно благоухали цветы и травы. Личный рай. Личное удовольствие. Но Альтазар быстро пришел в себя от забвения страсти. И покинул постель с дремлющим сати, чтобы закутаться в халат, а потом спуститься в пещеру и встать под ледяные потоки воды. Его жгло понимание, что Авель теперь никогда не окажется рядом. Его убивала каждая секунда расправы после неудачного побега.

Демон помнил тот момент, когда его унизительно волокли по белому мрамору площади родные братья. Связанного по рукам и ногам, потом вздернули и привязали к позорному столбу.

— Доигрался? — спросил Ланшор беззлобно. — Я тебя предупреждал, что закончится плохо.

— Он и нас ввязал, — Нургл стоял в стороне в черном длинном камзоле и узких брюках, с гладко зачесанными назад волосами. — Теперь придется исполнять приказ.

— Да уж, — кровавая усмешка придала идеальному лицу Ланшора сумасшедший оскал настоящего монстра. — Давай вторую плеть. Прости, братец. Но чужое брать нельзя.

Они били его долго. Упоительно долго, заставляя кричать, разрывая постепенно одежду, которая вонзалась обрывками в израненную кожу. Били, чтобы практически уничтожить. Один удар от Ланшора. Один — от Нургла.

Альтазар начал оседать и терять сознание. В его голове мутными воспоминания стоял лишь убегающий Авель. Маленький заяц на белом поле, за которым мчится стая волков.

Кровь текла по спине, горячая, густая...

Наказание не прекращалось. До мяса, до смерти, до...

— Прекратите! — голос шел откуда-то из небытия. Голос незнакомый и властный. За ним последовала перебранка, а потом... Кто-то развязал руки и поймал обмякшее тело и опустил вниз.

Альтазар видел этого темного лорда лишь на портретах. Черные волосы, бездонные провалы глаз, бледное лицо. Дагон. Сейчас он, как и на картине, был одет во все черное, лишь цепь со странным символом украшала худую грудь.

— Платишь за любовь? — Губы говорили слова, но, кажется, голос раздавался со всех сторон.

Альтазар пересохшими губами попытался ответить, попытался спросить, что здесь делает тот, кого или изгнали, или...

— А ты понятия не имеешь, что такое настоящая боль, когда тебя бросает в клетку к оголтелой толпе насильников родной отец.

Длинные пальцы начали рвать остатки одежды с плеч, глаза поднялись на замеревших в отдалении демонов. Все боялись Дагона. Все его ненавидели. Он вышел целым из ада. Он стал еще сильнее и злее. Он мог убивать одним лишь взглядом, если только хотел.

Теперь маг времени стирал боль с юного граана, шепча черные заклинания. И вокруг все умирало и возрождалось вновь.

— Откажись от надежд, иди дальше. — Дагон помог Альтазару подняться, вновь искоса глянул сначала на Ланшора, что оскалился, показывая зубы похоти и обожания похоти. Потом — на Нургла, обнажившего нарывы и болезни.

— Авель не тот, за кого ты его принимаешь, — сказал прямо в лицо опешившему юноше. — Он сущий. Он не рождается. Он воплощен океаном. И суть его сейчас неясна. Возможно, она хуже, чем предполагает повелитель врана.

Дагон отступил. В свете южного солнца его черный силуэт казался огромной живой тенью. Черные крылья взметнулись за спиной. Он специально явился сюда, чтобы показать, что не забыл унижения, чтобы дать понять, как велико желание отомстить.

— Ты доволен? — вальяжный тон Ланшора на самом деле скрывал подоплеку. Презрение перед изгнанником, который теперь заточен в океане навеки за противостояние с повелителем врана.

— Конечно, доволен. Ведь я не ложусь под отца и не выставляю ему свою задницу, как ты, — засмеялся зло Дагон. — Ну, вы удовлетворили эго, лорд Нургл? Вы бы тоже подвесили бы своего сати? Как его там звали? Рафаил. Сладкий мальчик, у которого так много достоинств, что можно легко отдать его на растерзание папеньки... И никакой гордости, никакого сопротивления! — черный монстр дождался реакции: Нургл побледнел и отвернулся, а Ланшор сменил красивую маску на звериное обличье. Еще немного, и, казалось, он бросится в атаку.

Дагон вновь обернулся в стоявшему столпом Альтазару. Тот все еще не мог поверить, что боль ушла и от ран не осталось и следа.

— А ты... Ты сейчас можешь упасть, как и они, или идти вперед.

... Юноша тяжело выдохнул, вышел из-под потоков воды и поднялся в спальню, где спал Микаэль. Тот лежал нежной куколкой в огромной кровати и беспокойно метался в ней во сне. Мрак наступал в мысли. Остался ли он от воздействия Дагона или проснулся только теперь?

Альтазар начал быстро одеваться, а через секунду переместил себя на берег океана. Дорогу сюда запретили всем лордам, но что такое запрет для ослушника, которого хотели забить до смерти?

— Дагон! — молодой граан звал мага из глубин так, как может окликнуть лишь создание хаоса.

Открылась бездна. Позвала в себя, расступились воды в стороны, и темная лестница встретила Альтазара, который должен был поговорить. Узнать истину или хотя бы обратную сторону.

16

Он притащил его наверх, закрыл дверь изнутри и наблюдал, как проснувшийся от долгого сна Габриэль в теле юного Авеля отступает через всю комнату к окну. Как прижимается к стене, как смотрит выжидая.

Демон молчал. Любовался красотой, которая досталась ангелу: чуть изменился, глаза темнее, волосы иначе вспыхивают энергией. Думает, что остался агнцом. Нет, милый, ты уже иной. Не прежний мальчик, дарующий милосердие — ядовитый цветок, к которому нужно найти подход.

— Будешь сопротивляться, малыш? — губы стали такими ехидными и вызывающими, обнажая зубы.

Габриэль втянул воздух, оперся ладонями в подоконник. Прошло полчаса, а какие изменения в поведении, в мимике! Сколько появилось прежнего, что делает юношу загадочным средоточием потайных и, конечно, извилистых мыслей.

— Ты не подойдешь, — нежные губы издали не звуки, почти рык. Стремясь защититься, сати выпустил наружу крылья, на концах которых алели острые жала. Да, уже не невинная овца, отдающая тебе всего себя.

Змий сделал шаг в сторону, направился к кровати, стараясь не пересекать воображаемую линию. Немногие проходят путь до Великих Мастеров. Последний из них погиб от меча...

И вот какая награда — лицезреть перед собой нового мастера. Еще юного, еще не умеющего управлять силой.

— Хочешь, я научу тебя справляться с тем, что ты обрел, Габриэль? Без прежних ласк, без близости, без лжи...

— Без лжи? — юноша хмыкнул. — Ты ведь никогда не говоришь правды. Где твой любовник, Сейшаат? Где Сариил? — спросил он, не двигаясь с места и продолжая наблюдать за демоном, что уселся на кровать и постоянно тиранил взглядом, который раздевал, ласкал, пользовался.

— Здесь, — мужчина достал из запасов бутылку вина, откупорил и налил два бокала. — У нас заключен договор, что я никогда больше не коснусь твоего тела.

— И ты, конечно, его уже нарушаешь. — ангел еще не верил, что страшные и одновременно красочные воспоминания принадлежат ему, что чудовище, стоящее в двух или трех шагах, способно измениться. Добавить новой хитрости, новых уловок — да.

— Ты сам признаешь, что ты мой. Ты ведь не станешь отрицать? — легкий бриз окатил Габриэля. Это был ветер, приправленный ароматами меда и вереска. Травяной запах свободы и блаженства. Ангел едва смог сдержаться, чтобы отбросить воспоминания о горячих ночах, перемешанных кровью и страстью. На грани мучения. Коснуться бы хоть раз лица и вновь стать прежним Авелем, мечущимся во сне оттого, что сюда приходит ОН. Целует в душу, забирает покой.

— Выпьешь за нашу встречу? — темный лорд вновь обошел кровать и направился к Габриэлю. Он давно сменил черный балахон на обычные свободную белую рубашку, черные брюки и сапоги.

— Выпью, повелитель врана, — протянув руку, юноша принял бокал, и кончики пальцев прежнего мучителя едва коснулись тыльной стороны ладони. — За нашу встречу и за то, что ты решился вернуть мне память. — глоток пряного сладкого вкуса, растекающегося во рту блаженством.

Змий кивнул и опустошил свой бокал.

— За тебя... — улыбнулся он, убирая назад выбившуюся прядь волос и делая шаг еще ближе.

Габриэль напрягся. Слишком высоким, слишком сильным, мощным был его граан. Он наклонился и внезапно потянул юношу к себе, чтобы прижать к полыхающему телу. Желание растопляло рассудок, жалило, как сотни ос.

— Я очень по тебе соскучился, — Змий облизал губы раздвоенным языком, а в животе Габриэля начал зарождаться огонь, прокатывающийся по ногам слабостью. — Я хочу в тебя войти, — горячий поцелуй коснулся виска, спустился вниз по скуле и достиг уголка рта. — Раздевайся...

Ангела затрясло. Сопротивление теперь, когда он знал, что это бесполезно, когда уже пробовал яд, когда жил им, казалось бессмысленной затеей, порождением гордости, столь ненужной и даже отчасти постыдной.

Габриэль начал стягивать ритуальное платье сам, не отводя взгляда от Змия, что продолжал смаковать вино. Ткань заструилась по стройному телу, словно оглаживая и приглашая дотронуться.

Чувственность напитка, лицезрение красоты — и вот уже внутри грааны вспыхивает хаос.

— Браслеты прочь! Все прочь! — потребовал темный лорд, ставя бокал на подоконник и позволяя Габриэлю стянуть украшения и бросить те на пол. Он подхватил добычу, которую обожал, на руки, не заботясь о ядовитых остриях на кончиках крыльев и понес к кровати. Габриэль продолжал смотреть на дракона, гладил одной ладонью по лицу, а другой крепко держался за шею.

Реальность словно решила перевернуться, сменив верх и низ, запутав дорогу в прошлое. Призыв — он шел через года, через века. Даже лишившись памяти под чудесным заклятием приата, ангел не забыл, как пахнет его страсть, зрел в пустоте образ, окутанный сумерками. Он уже грешил, видя сны, где ловит поцелуи, а получив первую ласку, вдруг осознал, что уже не прежний, не тот наивный агнц, что дарит мир полетом милосердия. Преобразование прошло так внезапно, настолько вывернуло душу...

Габриэль замер под нависшим над ним грааном, не понимая, почему избран он, а не найден чистейший источник энергии, не защищенный ядом.

— Почему опять я? — юноша никак не мог отказать себе любоваться лицом, которое пытался годами узнать во сне.

Змий загадочно заулыбался.

— Эту загадку тебе еще придется разгадать, — заявил он с ехидцей, приподнимая бровь. — Ты ведь знаешь, что я люблю играть.

— Хочешь меня использовать в очередной раз?

— Да, конечно, потому и выложил за никчемного ангела круглую сумму. Конечно, использую... Прямо теперь, — мужчина обхватил запястья и потянул руки вверх. — а ты подчинишься! Помнишь про правила, мой сати? Одна толика сопротивления, и я накажу тебя очень жестоко. Я умею наказывать... — новая усмешка и первый поцелуй, ищущий дрожи и ожидания муки.

Габриэль лежал смирно, хотя кожу словно опаляло укусами огня, а в животе хлестко растекался зарождающийся пожар. Черные волосы щекотали, а губы искали точки, когда-то лишавшие другое тело рассудка, пробуждая позабытую чувственность.

Губы темного лорда нашли розовые ореол, втянули затвердевший от волнения сосок, пробуя его языком, кружа и дразня. Габриэль. Изумленные миры понятия не имеют о твоем совершенстве. Нет повторения того, кто появился после смерти и сразу стал больше, чем сущим, кто только познает силу...

— Я это знаю, — каждое касание мужчины все шире разверзало бездну греха. Юноша раздвинул ноги. Дрожащие колени разошлись в стороны.

— Но тебе еще нужно научиться меня любить, — пальцы пробежали от груди к животу, чтобы обхватить нежную плоть. Наливающийся страстью член ангела был таким аккуратным, красивым, так славно скользил в ладони.

Недоумение, смешанное с ожиданием продолжения короткой вспышкой отразилось на лице Габриэля, которого в следующее мгновение придавило к перине. Змий целовал юношу страстно, как изголодавшийся хищник, которого допустили до мяса. Почти кусал нежные плечи, оставляя красные следы, а палец его уже искал узкий вход, чтобы вонзиться туда целиком и заставить ангела зардеться вечерним морозным солнцем.

— Не сразу, нет, — Габриэль выгнулся от нарастающего жара, от толкающегося внутрь восторга. Принял новые поцелуи, сознавая, что своим поведением лишь провоцирует демона на больше чем близость. Это было настоящим бесстыдством — обхватить ногами торс и толкнуться бедрами вверх, но юношу вели инстинкты.

Палец в его канале стал двигаться сильнее, раздвигая себе пространство. Потом освободил юношу, заставляя нетерпеливо потереться о граана. Тот усмехнулся, внезапно отодвинулся и сел.

— Давай, мой маленький принц, ты знаешь, как меня уговорить, — иронично заметил он опуская глза на собственный член. — Соси! От души, маленький... Иди сюда. Демон поднялся на колени и дождался, когда его мальчик, еще сомневаясь, встанет в коленно— локтевую позу и вберет член губами. Так неуверенно, словно впервые. Хотя это тело... Оно еще не знает боли, не знает, что придется удовлетворять дракона. Нежные губы обхватили головку, чуть втянули в рот. Еще глубже. Граан толкнулся, заставляя своего сати не стесняться и работать языком, всасывать его естество.

От нетерпения Змий даже зарычал, выпустил хвост, и тот сразу нашел вход в тело ангела, чтобы начать тот раздразнивать. Габриэль дернулся бежать. Не готов. Он был совсем не готов, переоценивал свое желание, испугался, когда головка чуть проникла внутрь, истекая соком.

— Мой сати должен подчиняться, — повторил мягко Змий, двигая поступательно бедра — так, чтобы член входил в самую глотку. Прочувствовать власть, ощутить, как мышцы канала тоже начинают открываться, как член входит в узкое пространство — такой толстый, жадный до удовольствия.

Габриэль застонал, прогибаясь в спине, когда его заполнил хвост, что остановился, давая ангелу привыкнуть, а затем еще глубже толкнулся в канал, еще не знавший власти настоящего демона. Невероятное ощущение. Новое. Мышцы сопротивлялись проникновению, но хвост продолжал вкручиваться в тело, не давая юноше избежать соития, пока не вызвал поток энергии, что позволил вдалбливаться в Габриэля, на глазах которого проступили слезы. Еще несколько толчков внутрь, и юношу опрокинули на спину. Граан опять навалился сверху, но хвост его продолжал расширять себе пространство.

Под всхлипы и мотание головы из стороны в сторону.

— Шевелись, малыш, — нежный поцелуй в щеку, резкое движение по каналу.

Габриэль поплыл. Его прошлое возвращалось стремительно, сливаясь в одну безумную картинку, где все наполнялось одним лишь Змием. Здесь царил хаос, здесь правило подчинение...

— Прошу, — забормотали покрасневшие от поцелуев губы. — Сейшаат... Я... не выдержу. Нет...

Демон медленно вытащил хвост, вызывая облегченный и горячий вздох, который поймал поцелуй искусителя, что вжал юношу в перину и теперь вошел внутрь сам. Он двигался мощно, изумляя сознание, превращая в звезды пытавшиеся прорваться мысли.

Габриэлю оставалось лишь подчиняться ритму и потом лежать калачиком в объятиях повелителя врана, который гладил сати по голове, нежно скользил по телу, то и дело задевая соски. Слабость смешивалась с истомой.

"Я не могу быть таким, я не верю, что был таким — развратным, извращенным, — стыд залил щеки, и ангел очень радовался, что лежит к граану спиной. — Если он... Если он опять... Нет..." Паника заставила дернуться с силой из объятий, только темный лорд слишком крепко держал милого малыша. Притянул плотнее, накрыл обоих одеялом. Выпустил отростки из спины и аккуратно внедрил в каналы крыльев.

— Лежи смирно. Я сделаю аккуратно. Хочу, чтобы ты был опять моим. Нечего этого бояться, маленький. Тебе ведь всегда нравился мой член. Второй раз будет легче. — черные отростки, прорвали преграду и вошли наполовину. Великолепно. Молодой мастер был готов к тому, чтобы черпать из него энергию и наполняться силой. Это был совсем другой поток... Великолепный поток жизни. Видимо, даровал источник Габриэлю право на возрождение мира. Но теперь его попользует Змий.

— Прошу, не входи... Прошу...

— Ты опять меня будешь останавливать? Малыш, не надо злить... Расслабься и впускай. Я еще зерцало не вскрыл. Ты не забыл?

— Змий, — Габриэля пробило судорогой, когда отростки полностью внедрились и потянули в стороны пространство, ощущая горение близкого зерцала. Цветок в груди юноши затрепетал: дрогнули лепестки, которые стимулировали раскрыться. — Пусти... Ты... Ты меня отпустил тогда...

— Но не теперь.

черный поток наполнил внутренности, расслабляя вход в грудь. Обмяк ангел в объятиях дракона. Синим рисунком проступила на шее удавка, а на запястьях браслеты принадлежности. Граан развернул юношу, уложил аккуратно на спину. С удовольствием огладил рисунок цветка, готового впустить его отросток. А потом начал целовать и вылизывать каждый лепесток. Отзывчивое тело Габриэля откликалось на новые ласки. язык проникал в узкую щель девственного зерцала, раздвигая его в стороны и источая энергию. Та не плескалась, как раньше, та лилась нежным светом, преображающим Змия в само совершенство. Тот становился дьявольски красивым, молодым, полным сил. В какой-то миг он опять оказался на юноше, развел ноги, проник в тело, а затем выпустил из груди отросток, почуявший близкое наслаждение.

Стон смешался с криком, когда узкое пространство раздвинули, когда в самую глубину вошла адская боль. Бесполезное брыкание, почти полуобморок, искусанные губы. Габриэль обвил руками шею мучителя, подчиняясь его желания и задвигался в такт толчкам. Дорога назад? Нет... Не существует ничего, кроме этих сияющих зеленых глаз и этого ощущения наполненности...

...— Маленький принц, проснись, — мягко целуют сквозь сон, обнимают, вырывают из слабости, хотя еще хочется поспать.

Юноша нехотя потянулся, вдруг сознавая, что его крылья так и не ушли в тело, а сейчас застилают голубовато-зеленым светом постель. Что Змий укутался в них точно в одеяло. Обернуться неспешно и замереть изумленным ребенком.

— Что? Что это?

— Всего лишь возвращенная юность, мой великий Мастер, — Габриэлю улыбался молодой человек точь-в-точь похожий на Альтазара. — Не ожидал увидеть меня на заре моей жизни? — демон приподнялся. Гибкий, стройный, сильный, с длинными черными волосами. Вспыхнул синим пламенем и изменился, оборачиваясь в молоденькую девушку. Конечно, ее образ Габриэль хорошо запомнил, когда томился на территории слимов в плену. Теперь дьяволица была еще прекраснее. Темная кожа, точеная фигурка, маленькие груди. Она потянула юношу к себе, впилась вишнями губ, просунула язык в рот, обвила с намеком язык и потянула на себя. А потом отпустила и дохнула в лицо:

— Возьми... Хочу... Сейчас... — маленькие пальчики обхватили член и скользнули от головки к основанию, оттягивая крайнюю плоть.

Ангел задохнулся. Вторая рука заставила руку Габриэля проникнуть между ног красавицы и ощутить ее неуправляемую страсть.

— Или ты боишься? — лукавая усмешка тигрицы. — Хочешь, малыш, я оседлаю тебя?

Дьяволица вспрыгнула на распростертого, еще сонного ангела, изогнулась, демонстрируя себя и... Направила в лоно член Габриэля. Тот даже оттолкнуть не успел, как попал в водоворот обжигающей похоти.

А потом все случилось по новой. Плыли недели забвения, путались день и ночь — глубокая бездна поглощала ангела, уже не пытавшегося сопротивляться.

Пока однажды, совершенно случайно, юноша не понял, что видит в Змие, таком красивом и помолодевшем его сына — Альтазара. Тогда всю ночь молодой мастер не сумел заснуть да так и лежал на плече повелителя врана, вспоминая и угнетаясь судьбой молодого лорда. Ему бы промолчать, ему бы не встретить Суула в коридоре, когда Змий уехал по делам, но видимо не избежать было вопросов. И Габриэль не сдержался.

Окликнул старого беса, задержал. Как и давно, упал на колени и схватился за борт темного камзола:

— Просто скажи, что Альтазар жив, — взмолился тихо. — Ты же всегда все знаешь!

Суул долго глядел на сати, сложив руки за спиной, усмехнулся загадочно.

— Лучше незнание, чем знание, — ответил загадочно, — но я предупредить могу лишь. Все не так просто, как кажется. И вы бы о своей жизни побеспокоились, а не о жизни Альтазара.

— Он... Он забыл обо мне, — надежда, кровь, боль... — Никогда не забывал, — Суул презрительно поморщился и снова усмехнулся, но облегчать вашу судьбу не собираюсь... Сами ищите ответы... Сами...

17

Тише, тише, отчаяние! Поклонись ему как неизбежности. Прими свою долю, раздели на крохи бедность, раздели нищету на голод, но никогда не познаешь дна океана, в котором обитал великий маг Дагон. Первый и единственный демон — плоть от плоти Сейшаата. Тень, которая обрела душу и изменилась, которая стала властвовать в мире, где уже нет выбора.

— Входи, двери темного дома распахнулись встречая юного гостя. Голос, лившийся через толщи воды, стих, и теперь Альтазар, стоявший на пороге сине-черного холла, по которому плавали фосфоресцирующие рыбы, осознал, что готов говорить с Дагоном без страха за наказание.

Маг не встречал юного граана. Лишь вел того по лестницам и коридорам к себе в темную пещеру— комнату, где лежал на узком ложе, куря кальян. Черные провалы глаз изучали гостя, пока тот шел от двери. Затем рука с длинными пальцами и острыми черными когтями указала на стул, что вынырнул из черной дыры.

— Мальчик решился навестить изгнанника? — черная усмешка, вытянутое, почти желтое лицо-маска.

Альтазар неуверенно оглядывался. Всегда замок отца внушал ему страх и благоговение магическими изысками и обманками, но в доме Дагона реальность изменялась постоянно. Стены то сужались, словно наседая на плечи и голову, то отступали, заставляя задуматься о том, где находится горизонт помещения. Рисунок пола напоминал гнев богов, потому что то заливался кровью, то становился прозрачным, открывая огненную бездну.

— Иди сюда, садись, — позвал демон судьбы и перемен. — Когда ты висел на столбе, то не боялся моей магии.

— Ты всегда меняешь пространство?

— Я создаю коридоры. Это увлекательное занятие. — Заметил граан с пошлой улыбкой. — Итак, мой дорогой братик, что привело тебя к преступнику и изгнаннику? — ноготь прочертил в воздухе синюю петлю, которая заставила стул с гостем проехать прямиком к дивану Дагона. — Хочешь? — он предложил испробовать кальяна, и Альтазар не посмел отказать. Он втянул сладковато-пряную смесь, а через одно тягучее мгновение комната посветлела, яркий солнечный свет полился в распахнутые острые окна. Синяя даль безбрежного океана окрасилась лазурью.

— Это тоже коридор? — поинтересовался осторожно юноша, а граан забрал курительную трубку и улыбнулся, хотя правильнее было бы назвать улыбку лезвием, что способно разрезать жизнь и превращать в ничто.

— Да, коридор, — односложно подтвердил демон, спуская на пол худые длинные стопы. Кожа на них, покрытая чешуей и отсвечивающая синим, выдавала чистокровность происхождения. Завороженно Альтазар проследил, как ноги исчезают под плотной черной тканью балахона. — Так ты хочешь получить Авеля? — вопрос в лоб, вопрос резкий и режущий, кромсающий внутренности. — Ты знаешь про Сариила? Про договор Сейшаата и его господина...

Юный демон закачал головой, удивляясь и не понимая, о чем идет речь. Имя Сариила упоминалось в доме повелителя врана, но очень редко. И Микаэль рассказал весьма забавную историю. Поверить в чувства Сейшаата Альтазар не мог — он с рождения усвоил, что даже проявление гнева или ласки — это заранее рассчитанные шаги. И портрет древнего сущего появился в галерее недавно, словно намек на великую любовь, но скорее всего — дабы ущемить Авеля, заставить забеспокоиться... Юный ангел, изображенный на холсте, абсолютно не подходил к выделенному месту: здесь раньше находилась совсем другая картина.

— Сариил — его прежний сати? — попробовал уйти от вопросов Алтазар, а улыбка Дагона стала еще острее и язвительнее.

— Они оба сати друг друга. — заметил маг с вялой заторможенностью. — Любят, чтобы мир вокруг разрушился, доводят до конца, а потом начинают игру сначала.

— Я не совсем понимаю смысл ваших слов, дорогой брат. Чем знания о сати отца поможет мне вернуть Авеля?

— Глупец! — насмешка, закравшись в рот мага ядовитой змеей, ударила огнем по самолюбию пришедшего за помощью граана. — Ты знаешь про Сариила. Все знают, что виной ссоры послужил Габриэль. И теперь он тот же, только имя поменял. Зачем скрывать очевидное? Какой ты глупый малый... — Дагон откинулся на подушки, продолжая раслабленный ритуал. Из его рта вытекал розово-фиолетовый дым и плыл по обретающей четкость комнате. — Встань, налей вина. Бутылка на столе, а рядом два бокала. Третий отравлен, — новая безмолвная усмешка.

Альтазар встал и проследовал к столу. Было полное ощущение, что его испытывают, ставят задачки, которые обязан суметь решить любой из темных лордов. Но юноша и так знал, что... Бокалов оказалось ровно десять. Все они аккуратно стояли кругом на серебрянном подносе. Ни капли магии. Ни одного намека на точность результата.

— Ты удивлен? И почему вещи порой не слушают своих хозяев? Забавно, но так что насчет вина?

— Я наливаю, — юноша по чуть-чуть наполнил все бокалы и отправился к Дагону. — Угостишь? — спросил протягивая поднос.

— Несомненно, я ведь гостеприимный хозяин. Любой из бокалов твой. Но лишь третий отравлен.

— Это шутка такая? Бокалов десять, — юноша фыркнул, выражая нетерпение и отчасти негодование. Его зеленые глаза переместились с подноса на маску, называемую лицом.

— Шутка? Нет. Здесь правда всего три бокала, Альтазар. Просто тебе кажется, что их больше. Это дает тебе меньше шансов выбрать правильный. Закономерности здесь не помогут. Кажется ли тебе, что вариантов один из десяти, но на самом деле — всего один из трех. Это называется обман судьбы, давать меньше шансов, чем есть на самом деле. — Дагон выхватил один из бокалов и опустошил. — Теперь всего два. Выиграть или погибнуть... — еще одна порция сладкого дыма потянулась бледным туманом в лицо юноши. Тот взглянул на бокалы и, закрыв глаза, поднял один, чтобы отпить и ощутить чудесный вкус. Чтобы поплыть на воображаемых качелях. Откуда те появились? Почему они катаются, то взлетая, то падая вниз. Черные волосы Дагона развевались на ветру. Он был высок, хорошо сложен. Он вызывал в Альтазаре уважение.

— Почему ты сразу заговорил о Авеле? Ты знал, что я приду просить... — ветер и раскачивание на огромной лодке туда и обратно.

— Всего вопрос нужного коридора, который бы тебя привел ко мне. — черные пропасти не улыбались. Лицо утомленно гримасничало и иногда, как маска, меняло выражения.

— Это месть? Из-за того, что отец сделал?

Дагон растянул губы в безобразном оскале.

— Послушай, мальчик, — тело демона вдруг начало тянуться навстречу, пока не приняло изогнутую форму; пока шея не вытянулась, а голова не оказалась напротив, словно отделенная от мага, для полного контакта с объектом. — Я никогда не называл повелителя врана отцом, как ты, но несомненно был ближе к нему, чем ты даже можешь предположить. И сложно считать наказанием то, что испытываешь, когда подыхаешь от боли и унижения, когда твое дерьмо перемешивается с кровью. Думаешь, смерть — это романтично? Нет, это мерзость, это грязь, это невыносимое зрелище.

— Ты маг... Ты умеешь изменять свои смерти.

— И умирать чаще, чем остальные. — качели взлетели вверх, становять перпендикулярно к земле. А потом небо вдруг оказалось внизу. — Это плата за возможность быть с Сейшаатом ближе.

— Значит ты не мстишь, ты... — Альтазар не мог даже придумать причины, побуждавшие демона. Он стоял напротив в реальности, где черные волосы поднимаются вверх, опрокидывая законы физики, и был абсолютно необъясним.

— Я ведь не просто так завел разговор о Сарииле. Игра продолжается и теперь. На новом витке. Только ставка другая.

— Ты знаешь какая?

— Нет, Альтазар, никто во вране не ответит тебе на этот вопрос. Но Сариил не заинтересован в том, чтобы Габриэль был с повелителем врана, — заметил Дагон спокойно. — Сейчас ангел перестал нести чистейшую энергию. Его суть изменилась, и она дороже во сто крат.

Альтазара передернуло. Его затрясло от мысли, что Авеля, вернее Габриэля, — а впрочем, какая разница? — воспринимают как мясо, как пищу, как способ удовлетворения.

— Я не хочу, чтобы о Габриэле говорили в таком тоне, — тихий рык и новая усмешка, коих у Дагона было сотни, как и лиц. Темный лорд опутал качели черными нитями волос, расползавшимися, точно разлившиеся чернила по недавней реальности.

— Тебе ли решать, какой выбирать тон... Тебя забили бы до смерти лишь за то, что ты касался нового мастера, нового создателя жизни, который возродился после стольких тысячелетий.

— Авель? — молодой демон выдохнул, не обращая внимания на то, что возвращается назад, выплывая из тьмы комнаты в замке под водой.

— По его венам течет нечто большее, чем энергия источника. — возлежавший на диване Дагон отложил трубку , еще раз пустил вверх туман дыма и сел, расправляя плечи. — В его теле сосредоточены возможности. Не один выбор из трех, а все выборы. Сильнейшая магия, да?

— Не понимаю, причем здесь Сариил?

— Сариил заинтересован теперь в Габриэле не меньше, чем Сейшаат. И ведет их не любовь, а чистый расчет. — сообщил Дагон будничным тоном, внезапно схватил Альтазара за подбородок. — Хочешь еще получить крошку Авеля?

— Да, — закивал юноша упрямо, а зеленые глаза сверкнули, — больше ни о чем думать не могу.

— Хорошо. У меня есть два условия, — демон указательным пальцем провел по щеке Альтазара, длинный коготь оставлял за собой алую полоску. — За помощь ты отдашь мне Микаэля. Сейчас...

Юноша хотел уже возмутиться — не слишком ли высока плата? — но Дагон приподнял уголок губы иронично, практически насмешливо. — Не навсегда. Мне нужны силы. И много сил. Твой Микаэль... Разве ты не чувствуешь, как в нем много сладкого? Разве ты сам не звереешь, беря его?

Альтазар согласно закивал, вспоминая томительные и жестокие ночи с ангелом. Его сопротивление, полыхающие синим огнем волосы, гибкое, пронизанное молниями тело, которое готово отдаваться и терпеть мучения.

— Так вот, Микаэлю досталась чистая энергия при новом рождении. А она преобразуется в то, что требуется хозяину. — вновь сообщил ошарашенному юноше Дагон, продолжая гладить по щеке и царапая того когтем.

— Ты... Используешь моего сати? — полувздох, когда горло обвивает невидимая петля. Альтазар закашлялся, но не сумел избавиться от удавки, стягивающей все сильнее.

— Я слишком слаб, чтобы вступать в игру. Считай, что твой Микаэль — способ.

— А второе условие? — младший граан терпеливо переносил пытку невидимой удавки, тогда как черные пропасти продолжали его изучать, как паука, попавшего под стекло.

— Ну, второе условие... оно прозвучит чуть позже... Когда я вручу тебе Габриэля.

— Так не пойдет. — отрицательно закачал головой Альтазар, ощущая тонкие впивающиеся петли уже и на руках. — Ты ведь можешь потребовать то, что я заранее не готов тебе отдать.

— Не бойся, я много не попрошу. Тем более, что условие, это не приз или желание... А именно условие, мальчик.

Молодой демон рыкнул. Ощетинился, но не ушел от боли, что разливалась по мышцам.

— Хорошо, — согласился он. Так в чем твоя выгода, если это не месть?

— Способ выживания, — почти сразу отозвался темный лорд. — Я отрезан от врана и его благ. Я изгнанник, которого не подпускают к хаосу. Мне выгодно убрать помеху.

— Значит, ты никогда не любил Габриэля? — зеленые глаза прищурились. Демоны никогда не скажут правду, но их ложь пропитывает себе подобных мраком.

— Любил, — отозвался со смехом Дагон и отпустил Альтазара из ловушки магии, а затем поднялся и одним взмахом переместил в другой зал, где уже накрыли стол. — Скрепим союз, братик? — предложил ласково. — Кровный союз на время, пока прокрутим дело с Сариилом и отправим тебе Габриэля.

— Кокон? — догадался Альтазар, впавший на мгновение в ступор. Никогда не был он близок ни с одним из граанов. Никогда не стремился владеть вдвоем с братом одним сати. Но Дагон умеет многое, знает, как открыть до конца темную часть молодого демона, который каждый раз срывается и не способен сдерживать форму.

— Я еще не совсем готов к такому союзу, — честное признание нисколько не смутило темного мага, а только лишь раззодорило его интерес.

— Так и будешь довольствоваться малым? — поинтересовался он с холодной усмешкой, отрезая от куска мяса тонкую полоску и кладя себе на тарелку... — Однажды вся свора бросится на тебя и уничтожит. Я думал, ты быстрее обучишься, Альтазар. Тебя избивали родные братья. Они выполняли приказ с охотой. Они жаждали унизить тебя, как младшего, как слабого.

— Я знаю.

— Ты пытался выкрасть у Сейшаата дорогую игрушку, которой он станет врать, что угодно, лишь бы тебя опорочить. И тебе тоже соврет. И растопчет тебя, забыв о том, что любил еще вчера и потакал в каждом желании.

— Ты меня убедил. Я хочу стать сильнее, — вздохнул Альтазар, а маг приказал, чтобы гость переместил сюда сати. Немедленно, не задумываясь о последствиях.

Да, юный демон колебался. Да, с неохотой открыл проход, чтобы потянуться темными руками и схватить сопротивляющийся свет, чтобы потянуть через бездну в глубину океана отчаяния и забвения. Микаэль упал к ногам монстра Дагона. Черные длинные волосы волнами растеклись по каменному полу. Тонкое тело в прозрачном платье светилось синим огнем. Ангел приподнялся и в следующую секунду не смог не сдержать крика ужаса.

Зато темный маг был явно доволен встречей. Он с таким упоением вздернул юношу, поднимая на ноги, так яростно схватил того за волосы, что крик превратился в приглушенный стон отчаяния.

— Я слышал, как поймали возрожденного Микаэля, — сообщил Дагон, подзывая Альтазара, в котором помимо его воли начало разжигаться желание и похоть. — Наш Микаэль горел желанием отомстить за страдания брата. Он явился во вран сам, приготовив порцию яда для Сейшаата и подсыпал в бокал... — прищур черных глаз. — Но просчитался, потому что яд повелитель врана подменил на весьма забавное средство.

— Откуда ты знаешь? — Альтазар подошел к Микаэлю, дрожащему, словно последний листок на облетевшем дереве, и обнял за плечи, замыкая круг. Красные змеи пронизывали ангела теперь со всех сторон, заставляя прижиматься к граанам, запрокидывать голову, изгибаться, подставляясь под поцелуи и ласки.

Микаэль позволил Дагону наклониться и поцеловать себя, колени юноши подкосились.

— Откуда я знаю? — вопрос к ангелу, синие глаза которого полны отчаяния, а тело полыхает похотью. — Этот милый мальчик купил у меня яд... Но я продал секрет не только ему одному... — новый поцелуй, черные когти, разрезающие тонкую ткань платья.

Капельки крови проступили на груди, на боках, на животе ангела. Ее запах опьянил Альтазара. Он не понимал почему, но впился губами в белые плечи, не целуя, а почти кусая жертву, которая забилась в короткой попытке освободиться, а затем обмякла и сдалась.

Тогда две твари начали танец. Он продолжался долгое время и освещал все более частыми всполохами темную залу. Волосы Микаэля зажигались светом, гасли, опять вспыхивали и, наконец, залились ровным свечением. Из спины вышли огромные синие крылья, энергия которых распространялась по всему замку. Именно этого добивался Дагон, отросток которого давно орудовал в зерцале юноши, вбиваясь на полную длину и заставляя открываться каналы. С губ Микаэля спывались дикие стоны при каждом пронизывающем проникновении. В спине жадно пили отростки Альтазара.

Дагон ласкал член своего бывшего сати, насмешливо разглядывал, улавливая, как тает от ласк строптивый ангелочек, как толкается его плоть в ладонь, желая удовлетворения. И позволял Микаэлю поддаваться похоти, потому что сегодня придется удовлетворять двоих.

Темный лорд перевел взгляд на меняющегося, нестабильного Альтазара. Опыт — бедняге необходим опыт. И он получит желаемое, а Дагон — удовольствие.

Длинные пальцы скользнули между ног пленника, нашли вход, чтобы резко войти внутрь. Юноша изогнулся, выставляя бедра навстречу молодому демону, отвел руки назад и нашел член Альтазара, чтобы тоже начать гладить, оттягивая крайнюю плоть, чуть влажную, возбужденную. Одновременно потянулся вперед и нашел губы Дагона, который проник языком в рот, закружил в нем, оплетая язык, насилуя своим желанием. Маг резко наклонил Микаэля вниз.

— В рот бери, — приказал хозяйским тоном. И ангел послушно расстегнул брюки демона, чтобы вобрать по основание член темного лорда.

Он смутно помнил, как отсасывал, как в тело вошел Альтазар с приглушенным рыком. Как оказался в воздухе, а потом началась пытка. Такая забытая и такая знакомая. Сотни брызг света пропитывали демонов, один из которых теперь вбивался яростным ураганом, таранил внутренности, а второй лишь начал втираться внутрь, вызывая новую и новую боль.

Микаэль уже бывал в коконе. И теперь лишь покорно насаживался, лишь пытался отключить голову от происходящего. И плыть в океане милосердном, в источнике, куда жадные лапы запустили свои отростки и пили.

— Пустите... — слабый вскрик, когда два члена, растягивают и двигаются, доставляя страдания, которые им только в радость.

— Хороший мальчик, -шепот Дагона на ушко... — Потерпи, надо удовлетворять своих хозяев, двигайся, толкай внутрь.

Микаэль закричал от очередного вдалбливания и в следующее мгновение, подстегиваемый похотью, уже насаживался яростно на члены демонов...

...Тьмы повороты. Вран. Шаги по пустотам, спуски по лестницам. Маленькие ножки, обутые в шелковые туфли. Атлас золотисто— белого платья. Длинные волосы заплетены в косу, в которой блестят бриллианты. Серые глаза смотрят с холодом на закрытую дверь.

Ждать тревожно. Придет ли теперь? Придет ли подчиниться? Каждую ночь. В этот час, в этот маленький уголок.

Шаги. Они раздаются вдали. Звонко, как капли по крыше. Так теперь слышится приближение Сейшаата.

И открывается дверь...

— Сариил, — низкий поклон и полуулыбка обманичая и дикая. Зеленые глаза за ресницами прячут гнев.

— Я скучал, милый супруг, — кошка пробуждается в жреце, он изгибается, демонстрируя себя дракону. — Ты пришел.

— Раздевайся, — голос рычит, не скрывая злобы. — Сейчас...

И сущий одним движением освобождается от летящего платья, чтобы осветить тайную комнату красотой мастера, никогда не утрачивающего юность. Изящный, совершенный, как ветвь, осыпанная цветами, благоуханно-зовущими... Он делает шаг к дракону и прямо смотрит в глаза, наливающиеся краснотой.

— Но ты ведь здесь. — на бледно-розовых губах желчь становится медом. — Ты ведь обещал мне... Ты обещал...

Рука сдавливает горло Сариила. А другая обхватывает талию в безудержной страсти.

— Ты будешь сегодня кричать. Ты будешь умолять меня остановиться... — Даааа, ты мой. Ты ведь знаешь, что мой... Убивай, трахай, мучай... Мой...

18

Частенько у демонов врана случаются дни, которые полны этого самого врана, но худшие из них, когда Сейшаат призывает сыновей, чтобы расправиться с себе подобным.

Нургл ненавидел казни. Он предпочитал уже мертвую магию, в которой и то больше жизни, чем в кричащих, окровавленных пленниках.

Демон прибыл домой, не скрывая мрачного настроения. Он снял сапоги, босиком прошел по деревянным полам длинного коридора, ведущего в склепообразную первую комнату, закрыл за собой дверь и выпустил наружу весь гнев поступком Сейшаата.

— Мухи! Черви! Гниль... Плесень... — забормотал он, опускаясь на колени перед алтарем, на котором светился золотистый шар. — Смерти сильнее свет. И я терпелив... Терпелив, потому что уже мертв, — взгляд ласкал пойманную в ловушку живую материю. Сопротивление рождению длилось уже много лет. И силы света иссякали, пробуждая сокрытого внутри ангела. Его крылья уже трепетали. Его глаза уже видели темного лорда. Его сердце стучало испуганно.

— Выходи, выходи ко мне, — повторял Нургл, прикасаясь ладонями к поверхности шара. — Я ведь заставлю, я все равно тебя выманю...

Сотни мух заполняли маленький темный храм, миллионы червей проедали стены. Демон начинал улыбаться, ощущая трепет внутри сферы. Да, сегодня или завтра... Теперь уже скоро. Сейчас, потому что он напитался силой брата и его болью. Получил от Сейшаата обещанный дар, когда плети ходили по спине Альтазара. Кровь молодого демона была смешана с ангелом. Великая сила — мощь, которая притянет и заставит сдаться. Капля из маленького флакончика упала на шар.

Нургл начал молиться, повторяя слова хаоса, сжимавшие нерожденного сущего в кольцо, давили на него снаружи, пока не вызывали боль, пока шар, что пульсировал, не погас на секунду или две и не осветил себя вновь.

Но сегодня лорд собирался рискнуть. Он слишком сильно надавил на нерожденного сущего, почти придушил в шаре. Почти размазал его зовом крови. Вызвал взрыв в темном храме, по которому расплескались огни источника. И на алтарь упало тело шестнадцатилетнего мальчика. Черные волосы, золотисто-бронзовая кожа. Рафаил.

Темный лорд жадными руками подхватил почти бездыханного сущего, ударил по щекам, приводя в чувство. А потом, когда ресницы затрепетали, когда несчастный пробудился, заулыбался.

— Вот ты и вернулся, — глаза Нургла полыхали восхищенной любовью, мольбой, надеждой. Его пальцы дрожали, когда потянулись к такому знакомому лицу.

— Габриэль... Я видел во сне... Он горел и все вокруг сжигал в ритуале. И еще там было чудовище, помнишь?... — безумные, еще не пришедшие в себя глаза посмотрели на Нургла и посветлели до цвета крепкого чая. Это были самые прекрасные глаза... Изменившие цвет, ставшие солнечными отражениями.

— Габриэль жив. Клянусь тебе. — демон поднял еще не способного самостоятельно передвигаться Рафаила на руки и щелчком магии распахнул двери, чтобы быстрым шагом направиться к купальням. Юноша дрожал — то ли от холода, то ли от сознания, что попал в лапы чудовища. Но прижимался к груди Нургла и целовал его грудь, заставляя ощущать нежность даже через ткань камзола.

В полутемных пещерах с горячими источниками находились круглые каменные ванны. Они наполнялись водой механически — с помощью рычагов. Щепотка соли, масло, травы, и вот уже ангел лежит, прислонив голову к бортику с закрытыми глазами,

— Почему ты сопротивлялся? — Нургл принял поднос с угощением от слуги, что даже не посмел заглянуть внутрь пещер. Вернулся и поставил еду около ванной, чтобы щелчками пальцев зажечь камни в стенах. В их бледном свечении лицо Рафаила, измученное, с мягкими чертами, подернулось глубокими скорбными тенями.

— Хочу отдаться тебе добровольно, — не открывая глаз, отозвался ангел. — Излечить тебя от дыхания смерти. Чуточку...

— Разве я против? — демон опустился на теплый мозаичный пол, оперся на локоть и поцеловал затылок своего упрямца, с которым познал впервые слабость чувств. Возможно, они начали дурно, неправильно, но потом... Нургл знал, в глубине души всегда знал, что нашел отклик в сердце маленького ангела.

— Я ненавижу демонов, — Рафаил чуть повернул голову к темному лорду. — Я любил... Отчаянно любил охотника. Воина нашего рода. Ты... — сомнение в глазах, прозрачных, как янтарь, — изменил мою жизнь.

— И ты... — никогда еще Нургл не испытывал столь вязкого повиновения по отношению к сати, словно тот нужен не столько для постельных утех, а для того, чтобы вдохновлять к каждому вздоху. Пальцы начали перебирать черные пряди. Рафаил вернулся не младенцем — сформировавшимся существом. Необычно, странно, загадочно... Иногда сущие могут пробыть в коконе больше столетия, иногда проходит всего день, но всегда...

Догадка озарила граана. И подозрение затопило и без того прогнившую ледяную душу.

— Рафаил, ты ведь не был в сфере?

Юноша вновь обернулся на демона, затем всем телом перевернулся и оперся локтями на бортик, беря с подноса ягодку винограда.

— Я оставил тебе ключ, Нургл. — сказал просто. У меня было желание вернуться, и я им воспользовался.

— Ко мне?

— Ты считаешь, что не можешь вызвать чувств? Что я лгу? — Ангел заулыбался, и в нем уже не было той детской наивности, что проскальзывала в прежнем воплощении. Рафаил теперь стал совершенно иным, немного печальным, немного философским, но остающимся столь же близким демону болезней, разложения и смерти. — Ты все то, что я боялся, — начал рассказывать юноша, кладя ладонь поверх ладони мужчины. — Я хотел видеть идеализированный мир без боли, без смертей. Я не понимал своего призвания, истинного смысла появления. Меня ужасала гибель приата, неизвестность, пугали демоны в их неистовстве... Я беззаветно любил светлую сторону, любил мощь охотников, которые оберегали крылатых... Но ты... — золото глаз в свете свечей стало прозрачным, Рафаил потянулся к повелителю мух, способному одним касанием заразить неизлечимой болезнью, и поцеловал с трогательной доверчивостью ребенка. — Я ни минуты не забывал о наших ночах, — забормотал он. — Искать повод думать, что ты остался мне ненавистен, придумывать интриги... Все это не для меня. Я хочу помогать, излечивать от ран — душевных ли, физических, но лечить. И спасать... А ты... моя единственная тихая гавань.

— Раф, — Нургл прижал ладонь к щеке ангела. Что-то подобное испытывал и он сам. В буре зла, в сумасшедшей пытке врана, демон любил лишь одно существо, которое мыслил когда-то использовать для обретения силы. А теперь, после многих лет пытки, именуемой разлука, юноша вернулся, и в пустом и черном сердце вдруг ожило что-то, заворочалось, словно несмазанное колесо. Бессмысленное, но абсолютно прекрасное, несовершенное и одновременно восхитительное.

Нургл отвечал на поцелуи. Вкушал запретные плоды и не искал подвоха.

— Я долго ждал, чтобы достать ключ. Жрецы следили за всеми, кто родился после ритуала горения. Тай — главный сариил — постоянно контролировал храмы, чтобы ангелы не создавали коридоры. — новые ласки Рафаила были откровенными и одновременно чистыми, не запачканными похотью или вожделением. — Я помнил о тебе с самого рождения.

— Ты сбежал? — удивился Нургл, а сам начал расстегивать тугой воротник, словно лишался дыхания.

— Да, я... — смутился Рафаил, наблюдая за действиями мужчины. — Ты... иди ко мне, — позвал он со смущением. Начал помогать темному лорду раздеваться. Его пальчики скользили по камзолу, вынимая пуговицы из петлиц. Все прежние иллюзии ангела разрушились с появлением в судьбе этого странного, подчас молчаливого, но все же именно возлюбленного. Если бы много лет назад дорога не вывела бы юного безумца в разрушенный приат, если бы он не попал на аукцион во вран и Змий не перепродал бы дорогую игрушку, то никогда бы эти черные, совершенно бездонные глаза не смотрели бы на Рафаила с таким бесконечным обожанием, в котором не нашлось места ни корысти, ни жадности от обладания настоящим светлым.

— Кем ты родился теперь? — Нургл, с которого стягивали камзол, отдавался чудесному восторгу встречи. В конце концов, он сам освободился от лишнего груза одежды, которую приходилось каждый раз тщательно готовить перед выходом из дома. Ритуальные знаки наносились на всю поверхность ткани. Пентакли могли убивать, стоило владельцу их всего лишь активировать. К тому же, Нургл не чурался и ядов, что действовали, взаимодействуя с магией его тела. Но сейчас ужасающий облик ушел далеко, Рафаилу открывалась малая, глубинная сторона демона, ценящего одиночество могильного холода и увядания. И ангел в нем, в склепе души, пророс невероятно прекрасным, трогательным маленьким цветком.

Нургл опустил ноги в горячую воду, а затем скользнул туда и сам, чтобы прижать Рафаила к бортику и поцеловать того в алые, пахнущие персиками уста.

— Так кем? — поинтересовался ласково, обводя пальцем линию подбородка. — Тебя охраняли? Да?

Юноша опустил глаза. Одновременно с искренним изумлением от ощущений от первого в этой жизни поцелуя пришло и смущение.

— Никому не позволялось. Тай — он очень строгий учитель.

— Тай... Послушай, милый, кто такой этот светлый? — Нургл обнял утерянную драгоценность, внезапно ощущая, как теряет контроль над яростной темной тварью внутри. Тварь обитала в демоне всегда, но появлялась лишь тогда, когда сплеталась с Рафаилом, что по сути предназначался для возрождения и исцеления. Вот и теперь она втянула аромат и задышала похотливо.

— Тай — наш новый сариил. Мастер, который изменяет миры и является карающим мечом, — губы юноши заскользили по мокрой коже плеча граана. — Он возродился в обители жрецов. Ты же знаешь, что многие ангелы покинули Сариила, который выбрал Сейшаата.

— Знаю. И что хотел от тебя этот Тай? — тварь довольно ощерилась ласкам маленького ангела.

— Ничего. Я родился вновь сущим. Я не успел в прошлый раз пройти свой путь правильно, — Рафаил откинул назад голову, а черные волосы его зазмеились по камням пола и заструились водорослями в прозрачной воде. Принимая поцелуи Нургла, отдаваясь его ласкам, еще пока таким невинным, юноша уже чувствовал, как тварь все больше захватывает его демона.

— Значит, нам уготовано долго еще оставаться вместе, — черный язык лизнул белоснежную кожу, ведя к подключичной ямочке. — Рассказывай еще...

— Еще-еще, — зажмурился ангел от восторга. — Еще Тай собирался сделать супругом Авеля... Авеля... — повторил он, утопая в ласке. — Авель...

— Который на самом деле возрожденный Габриэль? — добавил граан, а пальцы его сжали чувствительно соски юноши, принося в живот того дрожь. — Оставим нашу беседу пока, — язык продолжил изучать вкус кожи, пахом демон вжал Рафаила в стенку каменной чаши. Его торчащий, толстый член проник между ног, призывая и волнуя юного ангела. Тварь выползла уже наполовину, намереваясь полакомиться нектаром жизни, исцеления. Она изменяла внешность Нургла, что пытался до сих пор контролировать инстинкты. Теперь руки мужчины гуляли по знакомому и давно не вкушаемому телу с ожиданием ответа, и крылатый отвечал. Из его каналов, еще не пробованных, стал выбиваться первый свет. А зерцало в груди задрожало от желания.

Палец Нургла провел между половинками ягодиц и нашел вход, такой маленький, такой восхитительно узкий, начал кружить, раздражая, проник.

Рафаил застонал, обвил длинную и какую-то непропорциональную шею граана, чтобы не скользнуть с головой в воду. Впился в потемневшие губы жарким поцелуем.

А еще закрыл глаза. Потому что помнил, как выглядит так ненавидимая каждым смертным любимая им тварь по имени Смерть, что теперь заражала воду вокруг, заставляла покрываться тело юноши сине-зеленой пленкой, под которой расцветали сразу все болезни, что существуют в мире. В ответ первому удару боли, поражающей плоть, Рафаил ответил очищением. Вода окрасилась кровью, а потом вновь стала прозрачной. Черная тварь гладила теперь сотнями отростков тонкие белые ноги, кусала обжигающим ядом, пробивая до кости и оставляя раны. Одновременно с этим она лизала длинным, извилистым черным языком живот, постепенно добираясь до члена, пока не обхватила тот и не стала посасывать, то чуть оттягивая нежную розовую плоть, то скользя по древку до основания, изучая каждый стон ангела, как призыв к действию.

Рафаил слышал ее смрадное дыхание у лица, ощущал горечь проникающей внутрь гнили, что им превращалась в новую и новую чистоту. Палец в теле растягивал мышцы. Стоны превращались в тихие поскуливания, юноша почти плакал, желая, чтобы сочащийся гноем конец вошел в его невинную плоть, чтобы наконец освободить чудовище и усмирить — жертва ради спасения. Смерть и исцеление от нее. Воедино, в едином экстазе. Горячей, убивающей болью вонзился в канал член Нургла, и Рафаил познал то, о чем все эти годы не мог забыть ни на мгновение. Сакральная истина таилась в их союзе — нет начала и нет конца, когда они в клубке страстей стремятся к одному — к близости, к любви, к пониманию.

— Я никогда... Никогда... Так не любил, — на волне оргазма юноша взлетел с тварью в небо и упал затем в руки граана, как легкая белоснежная снежинка. Только вот не растаял в черных руках, как иногда тает снег на темной влажной земле, а засверкал бесценным бриллиантом.

— И я люблю, — отозвалась тварь, глубоко прячась обратно в демона, что вернул себе человеческие черты, провел ладонью по лицу, разрешая открыть глаза.

Рафаил прижался к граану.

— Теперь мне надо выспаться, — признался юноша шепотом, словно кто-то мог услышать. — Я почти неделю не мог добраться до ключа.

— Неделю?

— Да, я чувствовал, что ты меня стал звать сильнее... — Не отпускаемый, почти сжимаемый Нурглом в тисках, юноша еще улавливал отголоски жжения в зерцале, которое впитывало яд. Еще его канал горел от первого проникновения, разрушившего невинность, но каждая частичка боли была милее спокойствия света. Рафаил коснулся уха демона губами и прошептал: — без тебя я умирал, а теперь ожил.

По хребту Нургла, выпирающему, словно гребень, пробежала дрожь удовольствия. Он поднялся из каменной чаши уже с драгоценным мальчиком на руках и переместил их в спальню, чтобы вскоре утонуть в перине, под пухом покрывал, сокрыть от лишнего внимания врана, вечно следящего за своими лордами и стал слушать неторопливый рассказ властителя над исцелением про новое рождение, про новоявленного мастера по имени Тай, про охотника Михаила, что отделился от основного поселения и создал военный лагерь серафимов. Сквозь льющийся мед голоса граану виделись светлые картинки далекого рая, где цветут апельсиновые рощи, где всегда тепло, где ласково плещутся волны источника, но волновало Нургла совсем иное: имя Тай произносилось слишком часто, главенствовало в истории ангела. Перекрывало ревностью кислород в груди. Оказывается, мастера возвращаются. Оказывается, что выигранная битва не означает выигранную войну.

— Кем раньше был Тай? — сощурились глаза демона при очередном упоминании. — Откуда взялся мастер в едва восстановленной светлой обители?

— Океан... — забормотал Рафаил, утыкаясь в грудь своего граана, впитывая его звенящий гневом голос, точно поцелуй. — Всегда идет замена утерянному. Сариил предал крылатых. Ему на смену пришел утерянный великий. Дабы сущие возвращались. Дабы...

— А Габриэль?

— Габриэль... — длинная пауза, смущение, трепет. — Габриэль тоже... Тай уничтожит вран. Он не охотники. Он... Очень опасен.

— И все же ты предпочел сбежать? Странный выбор, милый, учитывая твои предположения о скорой гибели нашего государства.

Ангел вцепился палцами в плечи демона. Разозлился, рассерженно зафыркал, испуская лучи, которые жалили тварь внутри Нургла.

— Тай... Он имеет зуб на Сейшаата. Старую рану... Такие не затягиваются.

19

По сердцу, по коже болью. Истязаньям радуйся! Душе твоей чище, голове — светлее. Не от радости, не от благостного становятся мудрее и добрее. Все от печалей дается тебе, неразумному... Тебе, слишком разумному, потому что ты умеешь чувствовать, когда другие опираются лишь на логику... Оглянись, я жду тебя... Я люблю тебя — смертоносным жалом, вулканической породой, что прорывается из жерла вулкана. Я к тебе поворачиваюсь и вспоминаю наши с тобой ночи, теперь украденные временем и смертью. И я продолжаю нести тебя на руках меж змей врана и приата, мой малыш по имени Габриэль.

— Ответьте, мне Суул, я всего лишь хочу услышать о том, что с Альтазаром все в порядке, что он жив... — Найдя распорядителя дома в который раз за день, занятого разбором вещей, ангел отрезал тому путь к отступлению, вызывая раздражение верного слуги Сейшаата.

— Намеренно меня преследуешь, — бес, обычно ровный и благосклонный ощерился на юношу, который мешал ему и всюду искал. — почему ты не спросишь повелителя врана? Вроде не держит тебя на длинном поводке, условий не ставит, на руках носит... — маленькие глазки сверкали, как у хорька, наметившего цель и готового вцепиться добыче в шею.

— Я... — Габриэль все стоял в дверях, не замечая, что за спиной его опасным оружием взметнулись крылья с ядовитыми жалами на краях. Нервничая, ангел просто не контролировал силы, и если энергия Агнца делала его светлым в волнении, то теперь волосы превратились в синий дождь, а глаза налились грозой, способной убивать, почуяв любое несогласие.

Но даже видя такое состояние, Суул не собирался говорить лишнее.

— Я в который раз повторяю, что жив, а что с ним вообще, понятия не имею. — аккуратная стопка полотенец для ванной хозяина была идеальной. Занимаясь управлением дома, бес постоянно совершенствовал доверенную территорию, практически стал частью этого огромного дома. И дом ему подчинялся во всем — касалось ли это сада в галерее, кухни, где колдовством сочинялись блюда, комнат или... Суул знал каждую деталь, с легкостью находил неисправности и в водостоке, и точно знал, где могла забиться труба камина...конечно, он должен был ведать и о судьбе младшего сына Сейшаата.

— Тогда позвольте мне с ним хоть как-то связаться, — Габриэль, измученный сознанием, что так и не поговорил с Альтазаром откровенно, что бегство лишило юного демона будущего, упал на колени перед старым бесом. Каждый раз заставляя того волноваться и бледнеть, но теперь Суул оказался почти непреклонен, только быстро смахнул с уголка глаз растроганную слезу.

— Ты преувеличиваешь мои возможности, — заметил он, запирая побыстрее дверь щелчком, чтобы кто-то из слуг не увидел, как сати господина протирает ковер божественными коленками перед таким ничтожным старикашкой. — Габриэль... Или Авель? Тебе какое имя по душе?

— Неважно, — юноша судорожно хлебнул ноздрями воздух, сложил просительно ладони вместе, но острия жал на крыльях так и остались угрозой, которую трудно было не замечать.

— Так вот, милый Габриэль, с той поры, как ты просил меня рассказать о Сарииле и тоже на коленях ползал, ты ... Сильно изменился, ты способен сам устроить встречу. Ты ведь мастер. Таких и не осталось. Двое вас. — Суул критично оглядывал ангела. И чем больше смотрел, тем больше любовался — чертами лица, мягкими пухлыми губками, созданными, чтобы сосать члены, яркими глазками, чтобы соблазнять, шейкой тонкой и длинной... Плечиками узкими и телом звонким. Но с другой стороны, ненавидел... Габриэль — ангел, который за собой приносит неприятности в дом. Устоявшиеся привычки отходят на второй план, зато появляется нервозность, постоянный недомолвки, наказания, игры страстей.

— Я не советчик тебе, Габриэль, но Альтазар уже год живет с другим сати и пока от того не отказывался. — глазки Суула полыхнули, обнаруживая истинное отношение ко всем крылатым. — Достаточно мальчику неприятностей и от одной игрушки.

Габриэль опешил, осел на пятки, звякая браслетами на правой руке. Одежда его, так свойственная всем ангелам — длинное светлое платье из легкой ткани и множество украшений — как тяжелых, с большими камнями, так и изящных, что вплетались в длинные волосы, выбивалась из мрачной обстановки комнаты.

— Удивляться легче всего. А вот отпустить мальчика... Отпустить, забыть, наслаждаться жизнью...

— Считаешь так? — из темного угла пополз туман дурмана — сизо— фиолетовый, клубящийся, превращающийся в золотистые восточные узоры, что таяли, оседая призраками на ковер. Старый бес вздрогнул и обернулся, а Габриэль и так пялился в дальний угол. Там шевелилась тьмы, сгущаясь до самой глубокой ночи.

Словно смола растекалась по комнате, сужая пространство, парализовала волю старого слуги и юного ангела, не отрывавшего взгляда от темного существа, проступившего в густых сумерках.

Черная фигура шагнула вперед, а старый бес отступил, суживая глаза, покрасневшие, как два горячих уголька.

— Дагон? — Габриэль поверить не мог тому, что маг времени посмел пересечь границы дома, не опасаясь быть обнаруженным.

— Не ожидал? — черная усмешка, полная сарказма. Руки, сложенные на груди. Демон, как всегда, не скрывал презрения к тем, кого считал ниже себя. — Ты так мечтал поговорить с Альтазаром... Могу помочь, если, конечно, тебе это еще интересно.

— Интересно, — кивнул честно юноша, разглядывая гостя снизу вверх. В черном, таком обычном балахоне с широкими рукавами, зауженными от локтя и вышитыми золотым рисунком, перетянутом золотым поясом, в черных перчатках, держащий крепко длинную узкую трость, с гладко зачесанными темными волосами, — граан был отражением всего, что ангел боялся. Что ожогом осталось на светлой и беззащитной душе.

— Прекрасно, — кивнул Дагон, а сам легким движением тонкой палки привел Суула, было, пытавшегося возмутиться в состояние неподвижности. Теперь бес стоял посреди комнаты со стопкой полотенец и даже глазами шевелить не мог. — Я ничего не делаю просто так, и всякое колдовство стоит чего-то, да?

— Несомненно, — опять кивнул Габриэль, не смея подняться с колен. Со стороны казалось, что теперь он умоляет о помощи темного мага, но на самом деле просто не решался встать, потому что Дагон приблизился и с любопытством разглядывал возрожденного ангела — особенно его интересовали крылья: синие шипы на краях и цвет энергии. Несколько минут темный лорд не продолжал диалог, хотя безмолвно все еще общался с юношей взглядом, в котором самая страшная буря показалась бы детской шалостью.

— Помнишь, о чем мы с тобой говорили в последний раз? — спросил почти равнодушным тоном.

— Да, я помню... Ты называл меня глупцом, посмешищем. Ты смеялся надо мной и требовал, чтобы я стал твоим. — ангел еле сдержался от вскрика, когда Дагон обошел его, а тела коснулась льющаяся по комнате смола магии. — Я не выполнил уговора. Я не остался с тобой.

Граан усмехнулся, показал ряд белых зубов, которые на мгновение стали острыми, как у акулы. На плечи сзади легли руки. Пальцы сдавливали плоть, и та откликалась на близость — подчинялась неожиданной силе, сминалась, плакала... Но Габриэль молчал. Пусть останутся синяки. Пусть... он стерпит.

— Что я должен сделать? — спросил юноша тихо, а сознание словно сдвинулось, окрашиваясь новыми воспоминаниями о прошлой жизни. Зримыми, яркими... Четкими картинами, которых можно даже коснуться, осязать. Габриэль увидел Малала — тот нырял в озеро рядом с водопадом. Брызги серебром рассыпались по зеленому берегу. Сердце стучало любовью.

Пальцы сдавили плечи еще сильнее, испытывая ангела на прочность.

— Альтазар заплатил за тебя, — сообщил тихо Дагон. — достойно заплатил за то, чтобы я ... а я желаю этого сильно... отомстил твоему нынешнему господину. — палец провел по горлу, где засветилась синим удавка. — Нравится быть рабом, Габриэль? Нравится подставлять себя, как шлюхе? Отдаваться? Забываться в объятиях, которые тебе противны?

— Это не так... Я... — юноша растерялся вопросам темного лорда.

— Ты скажешь, что это любовь, — засмеялся граан и отпустил плечи. На коже под тонкой тканью билась кровь, расплывались цветами красные пятна.

— Ты сказал, что Альтазар заплатил? Ты... ничего... не потребуешь от меня?

— Потребую, — качнув, как пушинку Суула и уронив его на ковер вместе с разлетевшимися полотенцами, маг прошелся по комнате и выглянул в окно, где серые сумерки дня сменялись красотой синего вечера. Снежные бураны пели унылую песни. Ледяные фигуры деревьев звенели, как дорогое стекло. Над замком низко спускалось асфальтовое небо с тугими тучами, набитыми снегом. — Я обещал Альтазару, что он получит тебя в качестве сати. Но тебе-то я ничего не обещал, так? И потом, ты до сих пор остаешься мне должен. — полуоборот головы, черные провалы глаз скользнули по молочной прозрачной фигурке ангела, наслаждаясь его красотой. — Предложи мне то, что меня заинтересует. Только не себя, дружочек. Себя мне не предлагай. Сколько не уговаривай, такую драгоценность, как ты, я не желаю.

Габриэль выдохнул, почувствовав облегчение и одновременно пугаясь намерений Дагона. Неужели он не оставил желания убить своего отца? Неужели до сих пор надеется, что станет повелителем врана?

— Я не стану убивать Змия, — юноша чувствовал ледяной холод, закравшийся в желудок. Сцепил непослушные пальцы и о пустил голову. Нити жемчуга, вплетенные в косы, бледно блеснули в отблесках трещащего камина, который был растоплен до жара.

— Мальчик, разве я потребовал бы от тебя такой услуги? Ты действительно дитя в сравнении с остальными ангелами. Возможно, в прошлый раз... Не теперь, когда ты всего лишь юный мастер, что создает жизнь. Действительно, источник любит тебя. Сначала Агнц светлый, теперь дарующий мирам цвета и краски... — Дагон развернулся на каблуках черных сапог, чьи узкие мысы виднелись из-под полы балахона, и вновь подошел к Габриэлю, присел рядом, с каким-то долгим скрытым чувством разглядывая собеседника. Провел ладонью по щеке. Кожа ангела — лепестки роз. И аромат его волшебен.

Завороженность охватила юношу. Черные глаза — пронзительные стрелы. Брови — натянутая тетива. Дагон пугал. Дагон околдовывал. Никогда ангел еще не видел его таким необычным, и тем более смущался — не страху, который испытывал всегда в присутствии мага времени, а истоме, что черными струями разливалась по телу.

— Мне нечего тебе дать, — Габриэль старался, чтобы голос его не задрожал, но вышло неубедительно и глупо. Казалось, еще секунда, и он сорвется на поцелуи, начнет ласкаться к задержавшейся на подбородке руке.

— Ты перестал меня бояться, маленький проказник, — улыбнулся Дагон, но в его словах не прозвучала усмешка. — Ты не прав. Кое-что в тебе ценное еще осталось.

— Что? — изумился юноша, не отпрянув от продолжавшейся по шее ласки.

— Ну, вряд ли ты согласишься себя касаться столь интимно, да и я не могу... Ты ведь ядовит. Твой яд убивает. Таких, как я... Дашь мне немного. Это станет ценой. Малой ведь ценой?

Габриэль моргнул. Голубые глаза удивленно распахнулись. А потом стали совершенно ошарашенными.

— Яд? — переспросил он недоуменно, разглядывая такое близкое лицо Дагона. Оказывается, маг был невероятно красив. Его утонченные черты в чем-то напоминали самого Змия, но при этом были намного мягче и изящнее, словно высекались художником, который искал всю жизнь идеал. Особенно выразительными были черные глаза граана — удлиненные, поднятые кверху, с темными ресницами.

— Да, яд... В твоих жалах. Он способен убивать любого демона в считанные минуты. Ты ведь теперь так опасен... Не понимаешь этого? Не знаешь. Как обращаться со светом?

— А ты знаешь? — Габриэль не сводил глаз с мага, подавляя желание тоже провести пальцами по лицу того, кого помнил чуть ли не самым страшным монстром.

— Да, — кивнул Дагон. — Так ты согласен?..

Ангел кивнул.

— Тогда расслабься, закрой глаза. Я постараюсь, чтобы тебе не было больно...

— А должно быть?

— Если я лишу тебя одного из жал... Как думаешь, что ты почувствуешь? — голос грана стал очень мягким и успокаивающим, но юноша и так не боялся. То ли магия смоляная слишком сильно заполнила всю комнату, то ли сам он желал познать чуть ближе странного и опасного мага, но Габриэль закрыл глаза и позволил себе поплыть в ощущениях.

Контакт физический? Да, юноша отлично помнил насилие. Жаркую страсть демона. Свое сопротивление его желаниям. А потом долгий и постоянный взгляд через время, слежку, которая длится годами. Дагон, ты временем повелеваешь, ты судьбы низводишь к нулю, уводя в океан отчаяния. Я отдам тебе свой яд. Отдам... Увидеть Альтазара... Нет, не потому в устах прозвучало согласие. Глаза твои черны. Еще раз коснись меня страхом. Еще раз дай вздохнуть твоего мрака.

Габриэль ощутил, как демон поглаживает крылья. Ласка разливалась по ним, заставляла энергию течь все быстрее. Сиять, благословлять древнего демона, даря ему юность и силу. Дагон... не бойся сделать больно. Почему я позволяю вырвать жала? Почему я лишаю себя верного оружия? Вырви! Я не хищник, стремящийся убивать...

Острое жжение в лопатках. Коготь провел по спине, выискивая реакцию каналов, и вот уже сила яда полилась вверх, заставляя острия наполняться соком. Габриэль вскрикнул, когда тело пронзила острая боль, а Дагон над ним успокоительно огладил поврежденное крыло, на котором больше никогда не будет несущего мучения демонам жала.

— Все хорошо, маленький. Все кончено, — шепнул граан. — Теперь открой глаза. Посмотри на меня... Я тебя не обману. Даю тебе слово, что отведу тебя к Альтазару. Держи вот это. Подлей в вино Змию. Он выпьет вечером и проспит до утра. А мы с тобой встретимся здесь. В этой комнате. Когда ты позовешь... Я услышу... Я приду... И провожу.

Мужчина вновь ласково коснулся Габриэля сзади и внезапно потерся щекой о щеку.

— Смотри, не разочаруйся в желании любить.

— Ты что-то знаешь? Как и Суул? Что ты знаешь? Что? — ангел сильно нервничал, резко развернулся к Дагону, сам от себя не ожидая, схватился пальчиками за ткань балахона на груди. Поднял вверх глаза, пытаясь понять, куда девался страх.

— Знание — это роскошь. Ты ее достоин? — приподнял бровь Дагон. — Я всего лишь выполню условия договора, а в остальном советую тебе разбираться самому.

Габриэль молчал. Не отпускал темного лорда, что возвышался над маленьким упрямцем на две головы, не проявляя никакой агрессии. Просто ждал, что его отпустят.

— Что не так с Альтазаром? Что он тебе дал за меня? Что? — пальцы сжимали ткань все сильнее, голубые глаза дрожали ледяным хрусталем. — Скажи! Скажи мне, глупцу, чем я заплачу на самом деле?

Дагон слабо улыбнулся.

— Все мы платим чем-то... — заметил он спокойно. — Лишь бы потом отчаяние не затопило берега. Но ведь в тебе столько жизни — ты выдержишь. Ты... сумеешь принять.

Габриэль потемнел еще сильнее, он сам не знал, почему злится. Встреча, которой юноша так желал в последние дни, была теперь менее важна, чем разговор с Дагоном, и это поражало ангела в самую душу.

— Ты скажешь! Ты скажешь! — зарычал крылатый. — Иначе не уйдешь...

— Неужели? — засмеялся темный лорд и внезапно растаял в воздухе, как завеса тумана. Лишь голос его разносился, как из далекого коридора. — Условия сделки знаешь. Я буду ждать. И провожу... на этом все.

20

До самого вечера Габриэль ходил сам не свой, боясь, что Змий заметит его волнение, что заставит сказать правду. Но повелитель врана больше интересовался плотскими утехами, а потому принимал задумчивость ангела за стеснительность, в которую его прелестный мальчик так любит играть перед тем, как раздвинуть ноги.

Правила соблазнения, когда исход и без того ясен, заставляли демона лениво наблюдать за добычей из кресла и изредка отвешивать замысловатые комментарии о задумчиво-депрессивном состоянии Габриэля. В конце, концов юноша оказался на руках дракона, и тот наклонился, разглядывая сати с долей иронии.

— Опять решил сбежать, милый, — спросил с улыбкой, придерживая добычу одной рукой, а другой отпивая из бокала.

Чудодейственное средство, которое дал Дагон и которое ангел влил в бутыль еще в начале вечера, явно лишь отвлекало реакции, но сон граана пока так и не сморил.

Губы прошлись по губам Габриэля — исследовательски, изучающе...

— Ты пахнешь запретными комнатами... Опять ходил за Суулом? — вопрос, как через дрему. Глаза открыты, но зрачки расширенны и почти не горят алчным блеском. Рука Змия застыла на полпути, поднося хмельной напиток ко рту.

Юноша ощутил, что волшебство действует. Похолодели пальцы, одеревенело тело. Вроде живой — пульс прощупывался на шее, а вроде — парализованный... Как укусом змеи или паука, чем по сути и являлся Дагон.

Ангел еще не верил. Еще смирно сидел на коленях, а потом забрал бокал и прихватил злополучную бутылку, чтобы ринуться к дверям. Он бежал так быстро, насколько мог, а в голове почему-то всплывало прошлое, где в колодце маг времени и судьбы называл Габриэля глупцом. Смеялся над его доверчивостью. Теперь юноше тоже приходилось делать выбор, но зримый ли шанс представлял демон? Первый демон среди прочих... Не он ли смог однажды проникнуть в приат и выкрасть агнца, чтобы постепенно превращать в свою послушную игрушку?

Габриэль остановился перед нужной дверью и в нерешительности прижался лбом к деревянной поверхности. Старые дубовые доски давно пропитались магией дома, став частью Сейшаата. Юноша боялся повернуть ручку и последовать в царство, из которого однажды еле выбрался. Змий обещал, что будет всегда рядом, что станет защищать. Но на самом деле выходило, что теперь юному мастеру нужно нечто иное, чем крепкая стена. Он нуждался в близости, которую здесь всегда подавят, преобразуют в подчинение.

— Я смогу, я хочу этого, — пальцы потянули ручку вниз, и дверь открылась, впуская ангела в темную, точно безжизненную комнату. Сразу заныло плечо. Рана, нанесенная Дагоном безжалостно ныла, но так сильно скрутило лишь тогда, когда нога коснулась темного узора на ковре. Охранные знаки? Что-то другое. Еще шаг вперед, а юный, еще неопытный мастер увидел, как складывается в коридор эта маленькая комната. Несмело шел вперед ангел. Как посмел он опять довериться магу? Почему решился. Призрачный переход постепенно становился объемным: выступали камни, покрытые плесенью и черным мхом, запахло сыростью, бархатные туфли с загнутыми мысами коснулись влаги и подол платья намок.

Но Габриэль не посмел повернуться назад. Он желал видеть Альтазара, взглянуть в его глаза, услышать правду о сати, которого скрывал. Хотел знать, что...

— Пришел? — в самом конце коридора вспыхнуло пламя в светильнике — они зажигались один за другим, пока Юный гость не понял, что находится в каком-то подземелье.

— что это? — невольная дрожь пробежала по спине Габриэля, повеяло холодом и безнадежностью, а в голове забилась всплесками разноцветного огня паника.

— Темницы, — спокойно отозвался Дагон, медленно приближаясь, словно боялся напугать мальчишку, накинул на худые плечи, еще не развитые, практически детские свой теплый черный плащ. — не в моем доме...

— А в чьем?

— Это территория граана похоти, Ланшора, ближайшего друга Сейшаата. Идем, я покажу тебе... — Дагон схватил ангела за запястье и хотя тот сопротивлялся, потащил за собой.

— Вы обещали отвести меня к Альтазару, — Габриэль выдергивал руку бесполезно, лишь сделал себе больнее, когда случайно палец вдавил один из браслетов в кожу. Ангел сжал губы но не издал ни малейшего звука, который показал бы, как он рассержен и как одновременно перепуган.

— И отведу, если ты будешь вести себя тихо, глупыш. — отозвался Дагон, продолжая идти вперед по скудно освещенному туннелю, пахнущему забвением и медленным увяданием. — Ты видел блеск похоти однажды в доме Ланшора, теперь я покажу тебе, что значит быть брошенным сати. Что значит стать близким любому из нас, а потом оказаться отвергнутым.

Демон остановился перед полукруглой дверью, обитой железными полосами со странными гербами, изображавшими собачьи головы, и потянул за кольцо, поворачивая то сначала в одну, а затем в другую сторону. Щелкнул внутренний замок, поднялся засов с зазубринами, и новая тьма дохнула на Габриэля смрадом и... Это был ужасный запах крови... Старой крови.

Все вокруг было залито чернотой: длинный стол, скамья у стены, стены, в которых торчали цепи с наручниками.

Юноша попытался отвернуться, но Дагон заставил сати оценить, почти зримо прикоснуться к происходившему здесь.

— Если Альтазар станет зверем, пощады не будет, — заметил спокойным и совершенно ровным тоном. — Степень твоей выносливости вряд ли остановит изголодавшегося граана, которому дали свежий кусок плоти, готовый к употреблению.

— Сейшаат такой же... Он хуже многих демонов врана, — Габриэль засопел, начиная сильно нервничать. — Или вы думаете со мной?.. Поступить, как это делают с неразумной курицой, которая направилась в лес.

— Забавное замечание. Я дал тебе слово, что приведу тебя к Альтазару поговорить. И ему -тоже. Было бы неправильно, палец с черным когтем приподнял подбородок, — и в высшей степени неразумно лишиться силы магии из-за такой хорошенькой мордашки.

— И потому мы оказались в доме Ланшора. Выбор пал на пыточную камеру, — Габриэль старался держаться, но от картинок, которые рисовало буйное воображение, колени деревенели, а каналы в спине сокращались, предчувствуя, осязая, забирая чужую боль.

Юноша словно зрил, как меньше суток назад Ланшор приволок сюда сбежавшего сати, над которым измывался все это время, содрал с несчастного одежду...

... — Ты научишься быть покорным, — удавка стянулась на шее Сера, и сущий коленями упал на ледяной пол подземелья.

Его била непрекращающаяся дрожь, его сжимали в тугие кольца ненависть и озлобленность граана, который желал отомстить за унижение.

— Ты сбежал. Ты будешь отвечать мне за свой проступок каждый день. — Ланшор вошел в пыточную и обошел вокруг ангела, склонившего голову, утопающего в серых волосах, что теперь, казалось, и вовсе утратили всякий цвет. — Так как тебя зовут теперь?

— Фифи... — мерзкое прозвище для кошек или домашних животных. Унизить разве можно еще больше? Сколько нужно страдать, чтобы отмолить приат? Чтобы забыться безумием. Светлоокий ангел по имени Нафаил и хотел бы умереть, но всякий раз Ланшор вытаскивал из смерти, чтобы продолжить безумие. И если до бегства он постепенно превращал сломленного сущего в игрушку, которую приятно наряжать в кружева и драгоценности, то теперь перешел на самые жестокие пытки, которые совмещал с нежной заботой, когда лечил свою Фифи.

Нафаил не смел подняться с пола. Каждый камень пыточной напоминал пленнику о том, что он еще в сознании.

Ладони оторвались от пола. Белые на фоне мрачного подземелья.

— Снимай одежду, — приказал демон похоти. — Я показал тебе свою любовь. Я желаю, чтобы ты познал унижение, которому подверг меня, отправив на откуп к отцу. Граан снял перчатки из тонкой кожи и расстегнул облегающий алый закрытый военный мундир, из-под которого пышными волнами выглянуло белоснежное жабо. Откинувшись на длинный узкий стол, граан наблюдал, как Нафаил стягивает через голову свое одеяние, что в свете единственного светильника, мерцало снегом. Да, Ланшору нравилось, как сочетается снежность с этим непокорным ангелом, нравилось, что он не умеет ненавидеть, но похож на гибкую стальную нить, которая однажды способна обвиться вокруг горла и задушить.

— Ты унизился сам, — Нафаил не смотрел на своего мучителя. Прочь полетело платье, накрывая плесневелость и затхлость ложным великолепием.

Там, в тот день, демон похоти сам отдавался Змию, чтобы получить обратно сати.

-Посмотри на меня, — граан сделал шаг и длинной рукояткой плети под подбородок поднял лицо Нафаил. Прочитал с удовлетворением на нем ярость.

— А ты, — заметил буднично, — будешь за это отвечать.

Резким рывком за волосы потянул сати вверх, любуясь тем, как сложен, как великолепен этот строптивый красавчик. У Нафаила была стать истинного лидера — достаточно широкая грудная клетка с аккуратной лепниной мышц, развитая мускулатура, крепко сбитые ноги, не лишенные стройности и потенциал бойца. В кровати Нафаил оказался страстным и диким, словно голодный хищник. Царапался, сопротивлялся, но каждый раз сдавался.

Ланшор усмехнулся, вглядываясь в расширившиеся зрачки, где плясало неудовлетворенным гневом и его собственное лицо, а затем сделал несколько шагов вперед, вдавливая сати в стену. На запястьях сомкнулись наручники, на внутренней стороне которых находились небольшие острия, что при определенном давлении разрежут кожу.

— Будешь послушным, Фифи, крови прольется не так много, — Ланшор очертил пальцем по линии скул и подбородка плетью и сделал несколько шагов обратно, чтобы полюбоваться на белое тело у черной стены в пляшущих всполохах факелов. — Так кому ты принадлежишь?

— Тебе, — Нафаил не выражал ни гнева, ни восторга... И это больше всего бесило демона похоти, который жил всегда чужими эмоциями.

— Мне, — легкая усмешка ядовитыми шипами прорастала на губах, наполнившихся кровью, как первые розы. Ланшор чем больше злился, тем красивее становился: светлые кудрявые волосы взметнулись когда граан гордо вскинул подбородок. Теперь в его пальцах первый раз свистнула змея плети. — Мне думается, что ты заслуживаешь наказания. — воздух рассек первый зигзаг, чтобы опуститься на левое плечо укусом, рассекшим кожу. Тонкая струйка крови потекла вниз — такая яркая и красивая, что хотелось до конца пронаблюдать ее путь.

Нафаил дернулся из своих пут. Напоролся на первое лезвие, которое поранило его запястье. Ладонь заполнила горячая влага.

— Ты признаешь себя моим... Ты лжешь, приатская шлюха. Я выбью из тебя все твои мысли. Ты станешь ублажать меня так, как я того желаю, а не так, как нравится тебе. Тебе ведь нравится подставляться, нравится, когда я тебя трахаю? — Ланшор вновь подошел к Нафаилу и лизнул рану на плече. Длинная полоса была весьма изящна и хорошо вписывалась в его представление о совершенстве.

— Да, нравится... Ненавижу тебя, — Нафаил отвернулся от граана, пытаясь сосредоточиться на камнях. Пусть те защитят от похоти, пусть прекратится сознание бессилия и начнется безумие, в котором согласиться на любую мерзость гораздо проще.

Теперь кладка подземелья служила сущему единственным способом отвлечься от Ланшора, который вылизывал им же нанесенную рану. Каждый потемневший от времени и влаги камень завораживал и отдалял момент, когда гордый ангел превратится в умоляющего о продолжении сати. Удавка на шее сжалась сильнее. Нафаил закашлялся, чувствуя, как соски обжигает болью. Ланшор повесил на один из них железный грузик, сжавший чувствительную плоть маленькой крокодильей пастью. Тяжесть украшения сочеталась с нарастающей постепенно болью.

— Нравится твой вкус. Сладкая кровь, — граан опять отступил на несколько шагов, совсем не выискивая возможности вновь заглянуть в глаза.

— Я знаю, почему ты мне мстишь... — шепнул Нафаил. Он продолжал смотреть на стену, собирая в кулак волю. Колени дрожали.

— Почему же, Фифи? Видимо, ты открыл секрет своего граана, когда выставлял попу в кружевных трусиках и демонстрировал мне желания, крутя бедрами... — усмехнулся Ланшор. Плеть взметнулась опять, и новый удар настиг Нафаила неуправляемой болью. Он завопил, ублажая извращенный слух демона, а затем зарычал:

— Тебе не понравилось, что ты зависим от меня... Что тебе каждый наш день — наркотик.

Демон сразу оказался у стены. Его горячее тело вжимало, расплющивало Нафаила, дыхание было тяжелым и беспокойным. Ланшор не думал о том, что пачкает одежду — стаскивал ее и откидывал на пол. Грязными, полными извращенного желания поцелуями изнурял своего сати. Терзал его плоть, как у шлюхи, заставляя подняться и окрепнуть, а потом защелкнул кольцо на основании и добавил второе на мошонке.

— Ты любишь долгие игры. Я — тоже. Огнем пожгу. Так будет вернее. — граан стал меняться, обретая истинные черты. Его сущность — окрепшая и напитавшаяся похоти и страданий многих миров теперь проявилась во всей красе. — Соси, — приказало чудовище, выжигая огненным хвостом на бедре жертвы зигзаг. Сера вобрал в рот один из трех членов демона, понимая, что крови будет много. Он падал и сам в бездну, которую открыл некогда хозяин, научив получать кайф от подчинения и унижений. Хоть и понимал, насколько пал, но все равно сопротивлялся отчаянно. Вылизывал, вбирал то один, то другой, чувствуя, как обжигает огонь хвоста вход в тело, как трется упругой змеей между ног. Дергался, раня запястья дальше. И кровь капала на пол, заставляя сбиваться с ритма. За этим следовало наказание — стягивалась на горле удавка. Яростно, чтобы Нафаил закашлялся, и снова член толкался глотку.

А потом был надрезы на плечах, на груди. А потом монстр вжал ангела лицом в стену и ворвался внутрь, чтобы доказать, что нельзя сопротивляться и даже думать...

... Габриэль настолько четко увидел происходившее в пыточной, что теперь боялся пошевелиться.

— Еще желаешь пойти к Альтазару? — спросил Дагон спокойно.

— Не понимаю, — голос молодого мастера срывался, — зачем ты мне показал?

— Затем, что твой возлюбленный то же самое делает с Микаэлем. — маг вновь бил по целям, чтобы юноша осознал, что нисколько не стал умнее или хоть чуточку изменился. — будет ли твой избранник более жестоким, чем демон разврата? Какие черты откроются в его характере завтра? Габриэль, — граан перешел на мягкий шепот, — но если ты уверен, то идем... Не смею удерживать тебя сегодня.

— Ты не такой, как был в то время, когда выкрал меня, — юноша чуть обернулся, разглядывая бледное лицо. Дагон не отводил взгляда. Черные волосы, гладко зачесанные назад, открывали высокий лоб. Раньше Габриэль считал, что мужчина уродлив, как бывает безобразна неизлечимая болезнь по имени жизнь. Теперь он словно впервые разглядывал существо, которое привело его во вран.

— Хуже Змия ничего нет, — сказал одними губами. — Ты убеждал меня в этом — я не слушал. А теперь я вновь игрушка. Меня одевают, целуют, меня носят на руках, но не любят. Змий без ума от Сариила. И всегда послушает и поступит так, как скажет сущий.

Некоторое время оба молчали. Капала лишь где-то далеко вода в подземелье. — Идем, — Дагон взял ангела за руку и, шагнув за порог, открыл вход в океан отчаяния. Предстоящее путешествие не радовало его нисколько. Плата будет слишком высока для глупого, отчаянного мальчишки.

21

Зачем ты так красив? Зачем затмеваешь солнце? Зачем я черной тенью ползу между линий твоей судьбы? И кровью капаю на чистейший снег, который заметает каждый мой след, лишь синью кладет тени под глаза, что чище горного ручья? Я смотрю на тебя и вижу, что ты умер для меня, ангел по имени Габриэль...

Дагон шел впереди своего крылатого гостя. Высокие своды первого зала, что начинался сразу огромным холлом, сверкали абседиантовыми завездами. Витые колонны с резьбой символов врезались в опоры, которыми служили черные фигуры вранских существ. Черный же пол, отполированный до блеска, казалось, отражает пламя светильников, меняя до неузнаваемости фигуры на той стороне.

Габриэль не пытался вырвать руку из клешни чудовища, которого всегда опасался, но с каждым шагом осознавал, что дом мага — особенный. Не такой, как у других демонов. Даже в многочисленных покоях Змия, где каждый предмет являлся артефактом, где стены выкладывались колдовством, не ощущалось столь сильного влияния миров, погрязших в иллюзиях веры.

— Тебе страшно? — Дагон внезапно остановился и повернулся к юному мастеру, оглядывая, точно не узнавая. Лицо граана изменилось, утратив человеческие черты. Ввалился нос, обнажился череп. Смерть, — подумал ангел завороженно, а сам потянулся проверить, мерещится ли сейчас образ или... Подушечки пальцев провели по голой кости.

— Почему ты показываешь мне? Почему я? Зачем?

— Хочу научить тебя сопротивляться судьбе. Она сильнее всего. Сметает цивилизации, а уничтожить свет способна за одно мгновение, — Дагон наклонился и обнял жесткими костяшками руки-скелета лицо своего спутника. — Сейчас я открою дверь, и ты будешь играть. В выборы. Правила игры знает Альтазар. Ты — нет, — темные пропасти гипнотизировали, зазывая в рассекавшую время пропасть.

Габриэль пытался сопротивляться, но в противопоставление желаниям всем сердцем тянулся к магу, как цветок, что вот-вот откроет лепестки.

— Это и есть моя плата, да? Хорошо, я согласен, — ангел кивнул, а острые створки дверей в конце зала, на которых были выгравированы серебром охранные знаки, открылись, обнажая нутро, больше напоминающее шахматную доску.

Габриэль замер на пороге, пытаясь вникнуть в предложенное и вспомнить, как располагаются фигуры... Альтазар сидел на возвышении, положив руки на подлокотники трона. Ровно там, где обычно располагается король — самая слабая фигура. Хотелось закричать и позвать задумавшегося демона, но в какой-то момент Габриэль осознал, что тот смотрит перед собой и вряд ли что-то видит.

— Что ты с ним сделал? — щеки ангела вспыхнули. Реакция организма , необычайно сильная, толкнула крылья через каналы. Над Дагоном затрещал оставшийся в целости ядовитый коготь.

— Ничего, — маг не отреагировал на угрозу должным образом, лишь щелкнул зубами, а затем вернул внешность человека. Длинный черный язык лизнул кончик острия, готового впиться промеж глаз, и окрасился кровью. — Ты отдал мне яд вчера. Альтазар обладал изначально противоядием. Включил логику, глупенький?

Ангел отступил на шаг. Конечно, маг взял лишь нужные ингредиенты, чтобы обезопасить себя в дальнейшем от яда сати.

— Я продам средство и братьям, и другим демонам врана. Выгода очевидна. Но ты еще не до конца расплатился за встречу. Ты будешь выбирать клетки? Или...

— Что "или"? — новое сомнение, посеянное в благодатную почву, проросло в душе ангела, как зараженный паразитом цветок.

— Ты станцуешь со мной, — улыбнулся Дагон мягко лишь уголками губ на равнодушной маске, где даже гнев походил на восторг.

Сказать, что Габриэль изумился, значит не сказать ничего.

— Что особенного в твоем танце? — спросил юноша почти шепотом, словно договаривался об опасном предприятии.

— Все просто — ты будешь голый. — улыбнулся Дагон, а в руках его появилась алая роза. — Каждый круг по залу, и роза изо рта переходит в рот. — демон показал на шипы. — Мы оба поранимся и оба научимся говорить правильные слова на клетках зала. — Черные — наши дурные воспоминания. Светлые — самые счастливые. Говорит тот, у кого свободен рот. Второй старается не повредить губы и язык.

Габриэль задрожал. Путь до Альтазара теперь казался бесконечным и безумно опасным.

— А если я откажусь?

— Пойдешь сам. Правила другие. Зал полон ловушек... Я их заставлю работать. — холодно заметил маг времени.

Он ожидал явно любого решения юноши, но тот безрассудно принял вызов и расстегнул крючки на своем летящем наряде, чтобы предстать перед демоном нагим. Тончайшая работа источника, совершеннейший экземпляр, который одинаково прекрасен с любого ракурса.

Дагон кивнул равнодушно, словно не заметил перед собой крылатого, а собирался танцевать с бездушной куклой.

— Начнем, — граан положил ладонь Габриэля себе на предплечье, обнял за талию, заставляя чуть отклониться назад. — Белые начинают и выигрывают? — спросил мягким, ласкающим голосом.

Еще хотелось отказаться от безрассудства, но кивок головой подтвердил право на игру, и Дагон театральным жестом поднес стебель с острыми шипами ко рту, чтобы в одно мгновение его темные губы окрасились кровью. Алая капелька потекла по острому подбородку.

Габриэль не попробовал даже отстраниться, когда они шагнули на белый квадрат пола, который стремительно расширился, образуя площадку для магического кровавого танго.

Сейчас Дагон даже не вел партнера в танце, а прощупывал его пластичность, способность на телесный контакт. Со стороны высокая черная фигура с капюшоном на голове и изящная статуэтка, постоянно путавшаяся в складках длинного балахона, создавали иллюзию единения. Их движения вписывались в ритм сердцебиения: стук — поворот, стук — шаг, стук — наклон.

— Ты дал мне право рассказать, — начал Габриэль, чувствуя, как мягкий шелк лепестков щекочет кожу. — Самое светлое мое воспоминание... — черные глаза буравили душу, и слова застревали в горле. — Я полюбил демона врана, был счастлив с ним... Я узнал, что такое предательство... Нет, не то, — стыд захлестывал юношу, в кашу мешались мысли и черно-белые миры, где правил Змий.

Дагон продолжал двигаться под неслышимую музыку. По шее его стекала кровь, и юноше становилось страшно от того, что так долго не заканчивается белая клетка — лишь расширяется и становится бесконечной.

— Я скажу... Прекрати... Это больно... Тебе больно...

Шаг — поворот — наклон.

— Я помню день, когда он признавался мне в чувствах, когда убеждал, что спасет брата. Я верил. Сейчас... Дагон, я не верю. Я так любил Сейшаата! Он много раз предавал, но каждый раз я прощал его за тот день... За его зеленые глаза и шепот — успокаивающий, дарующий надежду.

Белая клетка сузилась. Дагон словно потянулся к Габриэлю за поцелуем, но на самом деле, чтобы тот взял розу теперь в свой рот.

Колкость нанизала язык и губы на бесконечную нить муки. Маг освободился и шагнул в танце на черную клетку.

— Я расскажу тебе о своей смерти, — сказал, сплевывая вниз кровь, что, шипя, разъедала пол. — Это случилось в то время, как Змий обещал мне тебя отдать. А сам отправил на бои к слимам. Арена была полна голодными самцами. Ты видел лишь малую часть подлости Сейшаата, — маг за произносимыми словами резал в клочья реальность. Перед Габриэлем всплывали трибуны и круглая сцена, на которую выводят провинившегося сына врана. Дагон был связан. От запястий до локтей скручен черной энергией дракона. Но даже теперь высоко держал голову. Линия спины — прямая и гордая — выдавала пренебрежение к низким тварям, ни капли страха не проявилось на маске— лице.

Габриэль пытался отогнать от себя растущий из ниоткуда ужас, когда осознал, что смотрит на прошлое Дагона собственными глазами, но было слишком поздно: черная клетка самого жуткого дня великого мага уже захватила его и погребла под волнами отчаяния. Именно они накатывали тогда на первого сына Змия, который являлся не просто наследником, способным на великую магию судьбы, но и правителем времени.

— Думаешь, обмануть нас? — старый огромный слим приказал принести ошейник, который замкнулся на шее Дагона. — Подарок от Змия. Чтобы ты не играл... И не пользовался вашими вранскими штуками.

Слим схватил мага за волосы, заставляя посмотреть на себя:

— Выживешь три раунда, будешь еще день дышать, даже позволю поспать. Проиграешь — я отдам тебя слимам на растерзание. И так до тех пор, пока не сдашься. Хочешь быстрее сдохнуть, проигрывай сразу.... Понял?

Да, Дагон отлично понимал. Под яркими прожекторами, когда на тебя смотрят сотни глаз, любящих много крови и страдания слимов, быстрее вникаешь в смысл незавидной участи, где тебя предает и низводит ниже последнего беса родной отец.

Маг кивнул.

— Я буду драться, — сказал спокойно. А когда хозяева отпустили своих гладиаторов, принял боевую стойку — широко расставив ноги и поставив руки в блок. Конечно, к тому моменту старый слим уже развязал веревку, конечно, Дагон практически не чувствовал рук, но удерживал как-то врученный для боя короткий меч.

Он оценивал трех противников, как добычу или пищу, на дне зрачков плескалась горячая смола. Рывок одного из слимов вперед, и Дагон вспрыгнул вверх, в одно мгновение оказываясь на спине огромного синего монстра, который клещами пытался разрезать демона пополам. Холод металла прорвал спину противника, заставляя того рухнуть на песок, а граан отскочил в сторону. Зарычал яростно, скаля острые зубы и начиная трансформацию даже через сопротивление ошейника. Змий был прав: полностью силу не применить, но вот воспользоваться тренировкой, которая велась каждодневно стоит...

Два других слима осторожно начали кружить вокруг Дагона, понимая, что тот не шутит и готов убивать — даже если погибнет сам.

Черные клешни, вытянутая морда, рвущаяся ткань, что обнажает сущность демона. Зрители взревели от восторга, а слимы достали серебряные диски, которые рассекли воздух огнем: при ускорении лезвия нагревались и могли прорывать даже стальной панцирь. Теперь гладиаторы искали точку, которая рассечет монстра из врана или хотя бы заденет, но Дагон ушел и от первой, и от второй свистящей атаки. В танце сопротивления продолжалось больше пятнадцати минут. Удавка давила на горло, связывая способности и не давая дышать. Маг нападал, уходил от новых ударов, взметал песок над ареной, когда избегал очередной атаки... Он дрался первый, второй раунд без серьезных ранений: лишь раз оружие противника задело плечо. Но в третий раз Дагону не повезло. Диск угодил под колено и застрял там. Именно тогда слимы усилили эффект от захватывающей для зрителя схватки. Они скрутили проигравшего. Они били его жестоко и долго, а затем отхаркивающего черной кровью прижали к бортику и изнасиловали. Зная, что пленника не оставят в живых, на потеху орущей публике.

Дагон помнил, что упал на песок... Помнил, как отходит на задний план сознание...

... Ему навстречу всплывало лицо обескураженного Габриэля, губы которого сжимал стебель розы. Алая капелька крови застыла на белом подбородке. Голубые глаза звенели ледяным хрусталем слез. Умоляли прекратить плохое воспоминание.

Шаг— поворот. Казалось, ото всюду по залу полилась музыка и заскользили тени неизвестно откуда взявшихся гостей. Демоны врана в масках и богатых костюмах. Габриэль потянулся цветком навстречу лицу Дагона, а тот отрицательно махнул головой и внезапно отпустил ангела, чтобы его перехватил Альтазар.

Юному мастеру хотелось закричать, остановить отступающего, поплывшего в музыке с кем-то другим мага. Он изумленно опустил голову вниз, обнаруживая, что одет в камзол и бриджи, прошитые золотыми нитями, с изящным кружевом по отворотам.

Альтазар вытащил розу изо рта. Ни одного шипа. Только вот к горлу подступал ком. Кровь заволакивала пышно украшенный зал, по стенам которого пустили гирлянды из лилий и орхидей и где столы по периметру заставили разнообразными яствами.

— Это мне? — молодой демон вдохнул аромат едва распустившегося алого бутона, наклонился к Габриэлю поближе. — Красивый символ.

Да, именно так, — Габриэль рассеянно искал взглядом Дагона. Шептал безмолвно про символ, кружился с новым партнером по залу. Альтазар улыбался так искренне, так влюбленно, что намеки и подозрения отступали перед светлым доверием.

Дар ли любовь или обман, ведущий во вран? Посмотри вокруг... Пойми, что все, что ты берег иллюзии, что приат — маленький островок, а вран — бесконечность.

— Я заплатил ему, чтобы тебя увидеть. Плевать, что будет дальше... Плевать, какая ждет судьба. Габриэль, — ладони обняли острый подбородок и нежные щеки. Альтазар заставлял смотреть сати на себя, не понимая, почему тот так рассеян. Почему ищет кого-то в зале и дрожит.

— Ты что-то отдал? — сглатывая кровь, смешавшуюся с магией проводника, юноша остановился, заставляя пары кружиться вокруг них двоих, как планеты вокруг солнца. — Что?

Альтазар моргнул: твердость Габриэля не вязалась с хрупкой внешностью. Длинные волосы играли серебристой радугой, растекаясь по спине густыми волнами. Обтягивающий укороченный камзол цвета спелой вишни, с инкрустированными в ткань рубинами, словно специально сшили по тонкой фигуре. Белые волны жабо выглядывали кокетливо из-за борта, создавая впечатление пышного оперения. Да и сам Габриэль сейчас напоминал экзотическую, выставленную на продаже райскую птицу, у которой всего одна цель — радовать и услаждать хозяина.

— Я отказался от подарка отца. — ладони Альтазара вспотели от напряжения. Зверь в нем нашептывал, что сейчас не следует лгать. Перед взором вставал поднос с бокалами и игра в выбор. — Что тебе сказал Дагон?

— Ничего, — Габриэль прижался к молодому демону всем телом, положил тому голову на плечо, растекаясь лаской рук по спине. — Мы рисковали напрасно, мы не можем бежать. Но ты жив. Я так рад этому. Что тебя не убили.

Альтазар вздрогнул.

— То есть? — непонимание выедало сердцевину души сомнениями, а демон внутри креп и желал получить сладкую добычу, что теперь сама льнет, не боясь последствий.

— Нет-нет, все в порядке, — отмахнулся Габриэль и постарался улыбнуться. Слишком долго идти, чтобы осознать, что не способен полюбить кого-то еще, кроме Сейшаата — обманщика, мерзавца, который предан своему Сариилу и никогда не ответит на твои старания, лишь продолжит пользоваться.

— Дагон оклеветал меня? — догадка прорезала мимику Альтазара волнением. Юный демон теребил пуговицу на камзоле ангела, а другой рукой прижимал того к себе. — Бежим? Подальше от врана. Куда захочешь... Как захочешь... Я на все согласен.

— Ты сам не веришь в то, что теперь говоришь. Быть изгоем не для тебя, — Габриэль выдохнул. Правда ли, ложь ли, желание этого зеленоглазого звереныша провести пару недель или лет вдвоем? Все равно потом он захочет вернуться домой... — Из-за меня Дагон лишился всего, — стыд затоплял красным щеки. — Ты, как кружево, Альтазар. Тонкое, изящно вылепленное любовью отца. Ты хочешь уйти со мной, чтобы затем лишиться на ближайшие тысячелетия возможности научиться управлять той стихией, которую, наверняка, уготовил тебе в подарок Хаос? — золотые завитки упали на покатый лобик. — Сейшаат тебя уничтожит.

— Он прав. Уничтожу, — слившуюся в одно фигуру словно обняли со всех сторон и окружили густым мраком. На самом деле пальцы в тонких кожаных перчатках легли на плечи Альтазара, а губы змеиным шепотом скользнули по уху нерадивого сына. — Решил посмотреть, куда же это так спешит мой сати. — зеленоглазое лукавство перекинулось на Габриэля, что не мог даже шевелиться под дьявольским напором силы, исходящим от дракона. Следил? Шел по пятам, чтобы добраться до самого сладкого. Змий потерся щекой о щеку сына, который выпрямился и теперь стоял, словно его проткнули насквозь, как бабочку иглой.

— Нашему мальчику нравится чужое. Ну, я не против... Это весело — воровать, но не у дорогого отца... Да, милый? — одним рывком Змий вырвал Габриэля и обнял сзади, прижимая спиной к груди. Он вдыхал аромат ангела, как сладчайший нектар, проникал кончиками пальцев по камзол, играя сосками упрямого сати.

— Накажешь меня? — ноги подкашивались, а сердце стучало в бешеном ритме. Не следовало верить, что Сейшаат выпьет отраву. Он слишком подозрителен, чтобы не проверить напиток.

— Накажу... И Альтазара. А ты, — уже обращение к сыну, — любитель кровосмешения. Я не виню тебя, — Змий отодвинул в сторону светлые волосы, и раздвоенный язык лизнул нежную шею. — Зато вот Габриэля... Сладкого... Желанного... Я буду трахать всю ночь. Хотя тебе ведь нравится это, малыш? Альтазар просто не знает, как ты умеешь раздвигать ноги. — усмешка манила, раздражала, и молодой демон не сдержался бы, если бы к троице не приблизился Дагон. Он словно возник из ниоткуда, сместив гостей— дьяволов в сторону и создав периметр, куда вряд ли войдешь без сильной магии. Прозрачные стены позволяли видеть, как кружатся пары под едва уловимую музыку. Щерилась пасть не умеющего контролировать себя Альтазара, готового кинуться в атаку. Стоял, продолжая ухмыляться и держа крепко ангела, Сейшаат.

Маг времени дернул виток минут на себя, заставляя молодого и глупого демона качнуться и упасть, а сам выступил вперед, прикрывая глупца от гнева.

— Это моя территория, — прорычал тихо. — Здесь я устанавливаю порядки и правила.

— Конечно ты, — Сейшаат чуть поклонился. — Собираешь и ютишь отбросы, что воруют мои игрушки, — вокруг шеи Габриэля сжалась удавка, которая начала душить до темноты в глазах. Беспомощно сопротивляясь, юноша пытался оторвать ту от горла, хрипел, дергался марионеткой в гневных руках Змия.

— Ты немедленно покинешь океан отчаяния. Ты здесь нежеланный гость.

— Зато мой сати желанный? — Зрачки сверкнули алым. — Зря ты играешь со мной, Дагон.

22

Скользит лодка по прозрачной реке. Меж брегами песчаными и барханами высокими. Туда, где время останавливается и внезапно пускает стрелки назад, словно смущаясь правильному течению... Замедляется и движение лодки, под навесом которой видятся тени, сидящие на простых деревянных лавках.

Посол врана приехал в приат. Не один, с сати, что улыбается, кладет голову на плечо граана и не желает иной участи, чем быть близким своему демону...

... Обхватил за талию Рафаил темного повелителя мух, погладил успокоительно.

— Скоро уже, — шепнул в самое ухо, мягкими персиками губ нежа мочку. — Дорога источника всегда извилиста. А теперь, когда приат изменился, попасть туда все сложнее.

— Да, знаю. — Нургл не поднимал головы и не пытался проследить секреты лабиринта. Он не зайдет в ворота великого города ангелов и останется ждать возлюбленного, который передаст письмо от Сейшаата.

Передаст... Происходящее не укладывалось в голове. Неужели повелитель врана и правда дал клятву верности Сариилу? А теперь коленопреклоненно пытается замолить грехи перед тем, кто чернее любого врана? Хаос бесконечный застонал в сыне смерти, когда почувствовал он, что даже через ткань накинутого на голову капюшона яркий свет заволакивает даже знакомые образы, даже любовь к Рафаилу.

— Потерпи, милый, — мягко обнял Рафаил своего демона, вызывая отвращение у серафимов, управляющих лодкой.

Та стукнулась о берег, а сердце Нургла раскололось надвое. И испугался он, что теперь, после второго путешествия через миры, вновь потеряет единственную любовь. Жизнь дай мне... Дай мне жить тобой!

Смола глаз поднялась на юношу. Да, демон мог ослепнуть, но теперь хотел лишь одного — запомнить крылатого прежним, если его придется потерять, потому что источник так часто стирает прежние привязанности.

— Я вернусь, верь мне... — ангел и сам дрожал. Через каналы его разливались в пространстве новые сильные крылья, что рядом с Приатом приобретали материальность. Глаза излучали ультрамарин.

Нургл вновь опустил лицо, не в состоянии вынести контраста, и закрыл глаза. Лучше не тянуть с прощанием. И так всю дорогу говорили. Признавались и признавали свои слабости, чтобы теперь, в последний момент трусить.

— Иди, — сухие, потрескавшиеся губы были только началом изменений Нургла. — Я жду тебя два часа. Если ты не вернешься...

— Я вернусь, обещаю... — Рафаил еще не встал с лавочки, но уже спешил и нервничал. — Твой отец прав — лишь меня пустят к Таю. Лишь он может проложить мост во вран, чтобы забрать Габриэля.

— Почему же тогда он не отправил его с нами?

— Мы с тобой столько раз пытались это объяснить себе... Нургл, верь, я не останусь там.

— Но тебя могут принудить, — спокойно отозвался граан ...

Он сказал это не сразу, а лишь, когда Рафаил ступил на берег и в сопровождении двух алых серафимов, у которых были бычьи головы и крылья цвета крови, исчез в сияющих воротах. Если бы демон мог лицезреть великолепие стен Приата!

Каждый камень украшали символы порядка и божественности источника. Две белоснежные башни возвышались у входа, увенчанные сверкающими куполами круглой формы. А вдали город ангелов, изменчивый, как фата-моргана, отражал все чаяния и мечты тех, кто лишь грезит об идеальности. Он есть во всех мирах — остров, что не нарисован ни на одной карте. Только вот вряд ли кто-то видел его изнутри.

А Нургл и не жаждал. Наоборот, презирал Приат. А теперь еще больше, потому что Сейшаат опять втянул его с Рафаилом в свою мерзкую игру, отправив, как овец, на закланье.

Граан прокручивал между пальцами собственные смерти. И постепенно лишался кожи. Под капюшоном копошились черви, дремали болезни. Даже цветущий сад доступно демону болезни превратить в ничто. И лучше, чтобы письмо, достигнув адресата, не стало причиной задержать любимого ангела. Иначе Нургл найдет способы добраться до каждого, кто виновен в их разлуке...

Демон вновь попытался взять себя в руки, вспоминая поездку. А с ней — и появление Змия на пороге его отдаленного замка, безо всякой охраны, в длинном плаще и старой шляпе. Явился лично, вручил конверт, затем оглядел долгим, испепеляющим взглядом и спросил:

— Любишь Рафаила?

Сердце Нургла замерло, как иногда останавливаются часы, если умирает кто-то с очень сильной энергией.

— Ты хочешь опять отнять его у меня. Больше этого не будет.

— Врана тоже не будет, если вы немедленно не отправитесь в путь, — если бы Сейшаат теперь угрожал, давил, пытался лживо юлить, то повелитель мух ни за что бы не сдвинулся с места, но отец был слишком спокоен и уверен. Он ожидал любого ответа от Нургла, а когда тот после некоторого молчания кивнул согласно, сказал только одно: "Благодарю".

Содержание треугольника оказалось незапечатанным и сообщало о том, что юный ангел Авель, находящийся во вране, может быть выкуплен по определенной цене.

Цена? Граан поднялся, а лодка под ним качнулась. Рафаил свято верил в бескорыстность дракона. Звучало глупо для приата, учитывая, какую сумму тот запросил, но, объясняя чувствительно реагирующему на любую несправедливость сати, почему Нургл думает именно так, обосновал поступок отца как отчаяние. Влюбленные демоны не отдают добычи и всячески скрывают от посторонних. А письмо могло быть вызвано лишь крайними обстоятельствами.

Ими, шутя и негодуя, Рафаил назвал сероглазого монстра Сариила. Нургл и сам считал сущего порождением пламенной пасти — так во вране называли средоточие силы источника. В древних текстах, что сохранили в храмах Хибеле, когда тьма пряталась и не показывала лица, говорилось о драконе и его огне. Огонь означал не материальное пламя, а самую ужасную для всего мыслящего точку невозврата.

Тиканье часов в голове заставило Нургла поднять голову. Из ворот, льющих свет на песок, вышел отряд серафимов. Гораздо больший, чем те несколько красноперых уродов, что привезли двух посланцев из порта. Десять огромных воинов шли впереди передвижного шатра, что несли на плечах настоящие исполины. Не меньше двадцати — позади.

Нургл прикрыл ладонью глаза. И ступил на землю ангелов, отбрасывая черную тень на белоснежный берег. Не показалось — свита приатской аристократии пожаловали. Как же это мило!

Демон смерти наблюдал за тем, как серафимы становятся в полукруг, как открывается дверца носилок: длинная пола бело-голубого платья показалась первой. Узкий мыс вышитого жемчугом сапога мог бы рассказать сейчас о его хозяине больше, чем он сам. Привыкший к роскоши и подчинению, обладающий безграничной властью в городе жрецов. Тай — мастер, что возродился из источника раньше сущих.

Нургл разозлился. Вот к чему привела война. Света становится больше. Сильнее и невыносимее сияние, разливающееся над мирами. Негде укрыться от всевидящего ока возмездия.

Граан поднял полный мрака взгляд на главу. И забыл, что такое дышать. Говорили, что Сариил тоже когда-то соревновался по красоте с весной.

Но Тай воплощал в себе совсем иное время года. Жарким летом дышали его алые уста, сумасшедшие синие глаза отливали фиолетом, светлая кожа сочеталась с огненными, почти красными волосами, которые мастер убрал в простой хвост, струившийся огнем по спине. Тай был хорош даже для демона. Ни капли утонченности не подарила ему природа, зато она щедро отмерила красок великому мастеру. Казалось, пламя полыхает и вокруг ангела. И если правдивы разговоры и древние начертания, то он — воплощение возмездия, бич для отступников света, предателей духа, слабых и унывающих, забывших истинную веру.

— Я прочитал письмо. — Тай остановился в нескольких шагах от Нургла, словно их разделяла невидимая стена. Изучая противника, как любопытное явление, как некое мерзкое насекомое. — Я поеду с вами. Плата за Авеля будет внесена.

Граан задумчиво почесал подбородок, чувствуя близость Рафаила в носилках, его трепет и волнение. Змейки смерти поползли под песком к дверце, желая проверить безопасность ангела, но Тай отступил на шаг и придавил голову одной из краешком сапога.

— Рафаил и вы останетесь в заложниках до тех пор, пока я не привезу Авеля домой. — Синие глаза стали уже. — Со мной выдвинется несколько эскортов. В том числе, отряды Михеля, смотрящего на серафимами. Встреча пройдет на территории человеческого мира. Там никто не имеет права применять магию. Вы поняли... — небольшая пауза между коряво произнесенной на вранском корявой фразы, — граан Нургл?

— Как, по-вашему, я обеспечу донесение информации до Сейшаата? — демон недовольно нахмурился, продолжая упорно прощупывать магией стенки носилок.

— Никак. Я просто пожалел ваши нервы. У вас и вашего... сати будет время подумать над тем, что произойдет, если переговоры пойдут не так, как надо. Гарантия... Ваш отец, наверняка, понимал, что я поступлю именно таким образом. Вы — это возможность договориться. А теперь прошу следовать за мной.

Нургл неспешно оглядел серафимов. Ядовитые жала, наверняка, есть у каждого воина. Да и Тай, не обделен достаточным количеством смертоносной жидкости, чтобы лишить черного гостя жизни или парализовать до поры до времени.

— Согласен, что неразумно не принять столь лестное приглашение, — демон чуть склонил голову, а сам постарался успокоить клокочущее, пульсирующее, как нарыв, желание выпустить теперь болезни и оплести ими самодовольного жреца нового Приата.

— Я поражен в глубину сердца, — холодно отозвался Тай, предлагая войти в носилки заложнику. — Ваше решение неожиданно и лестно, учитывая то, что еще несколько тысячелетий назад демонов практически истребили. Вы, конечно, слишком молоды, лорд Нургл, но ваш отец... Хотя и он вряд ли рассказывал о прежней жизни. Прошу.

Всю обратную дорогу, сидя рядом со сжавшимся в комок Рафаилом и обнимая того за плечо, граан пристально смотрел в лицо возрожденного мастера, а тот, в свою очередь, не упускал возможности поближе разглядеть представителя врана, уехавшего столь далеко ради послания Сейшаата.

Тай молчал, лишь улыбался снисходительно. Синие глаза мерцали ультрафиолетом, руки лежали на коленях. Длинные пальцы, узкие ладони, слишком тонкие кости. Ангел был похож на аиста, на которого нацепили неподходящее одеяние.

Он приглашал в заточение, но Нургл никогда не думал, что им окажется столь странный дом в глубине сада, недалеко от главного дворца, построенного сразу за длинной улицей из одноэтажных белых домиков. Как только демон ступил на лестницу, его повело. Голова сильно закружилась, а тело отказывалось подчиняться. Слышались неясные песнопения. Стены теряли материальность и просвечивали знаками и символикой.

— Заходите, — Тай приказал серафимам ввести Нургла с его сати внутрь, а когда те уже были внутри, вошел сам и изнутри закрыл дверь.

Рафаил в это время прислонил любимого к стене, поддерживая от падения, гневно воззрился на жреца.

— Ему плохо.

— Это пройдет. Несколько дней головокружения, и твой граан придет в себя. — Тай сложил руки на груди. Отступник выбрал себе демона сам. Пойдет ли он дальше? Поймет ли, что именно здесь, в приате, обретет с неуправляемой силой смерти нечто новое?

— Вы хотите, чтобы я поступал точно так же, как делают это демоны врана? — изумление Рафаила не имело границ: брови взлетели вверх, глаза расширились, он даже полуоткрыл рот, но мастер лишь засмеялся.

— Увы, вас учили брать рабов в дома. Сариилы выбирали себе супругов среди граанов. — жрец подошел к Нурглу и помог тому опереться на свою руку, чтобы повести по коридору. Сейчас демон не проявлял никаких порывов сопротивляться, а молча последовал за Таем в приготовленные покои.

Спальня была обустроена в серо-голубых тонах, среди которых яркими пятнами смотрелись алые гардины и полог над кроватью.

Демон тяжело опустился на ложе и помог ему снять сапоги, опускаясь рядом на колени и продолжая беседовать с Рафаилом, но обращаясь словно к Нурглу. При этом быстрые пальцы расшнуровали сапоги сбоку, потянули сперва за пятку, а потом — за мыс.

— В глазах все плывет. Язык отяжелел и налился свинцом. Конечности тоже стали чрезмерно тяжелым. Надо опуститься на подушки и забыться...

— Как вы смеете его касаться? — не выдержав, юноша сам уложил демона и встал между ним и древним мастером. — Мы и так теперь ваши пленники. Но я не позволю его трогать. Никому!

— Я понимаю, — Тай улыбнулся еще более мягко и плавной походкой направился к дверям, оставляя в спальне едва уловимый, но навязчивый аромат, словно отпечаток магии, раздражающий юного ангела. Тот терпел недолго. Встал и распахнул окна, впуская в комнату свежий воздух, доносящий солоноватый бриз близкого океана жизни. А сам вернулся и лег рядом с бледным демоном и до того не слишком многословным, а теперь и вовсе погруженным в наведенное состояние.

Рафаил гладил граана по щеке. Пальчики рисовали линию подбородка, чувствуя каждый изъян, острые волоски, маленькую круглую родинку. Передвинулись на губы, выводя форму, затем обрисовали нос и брови. Юноша очень любил этого темного сына врана. Не понимал, когда случилось так, что рабство отступило на задний план.

— Я все равно благодарен Змию, что тогда он не отпустил меня и продал тебе, — сказал на ухо Нурглу. — Даже если нас здесь опять казнят, я умру рядом с тобой. И мне больше ничего не надо.

Граан с трудом открыл глаза. Веки не хотели подчиняться, а тело почти все выключилось и отсутствовало. Мужчина посмотрел на ангела. Долго. Так долго, точно не видел Рафаила все путешествие и они не спали в общей кровати и не предавались почти каждую ночь страсти, сжигая тела до состояния вымотанности.

— Мы выберемся. — сказал, еле ворочая языком, но ангел остановил избранника поцелуем. Теплые губы Рафаила несли в себе цвет лета, упоительный медвяный аромат луговой кашки. Глаза его улыбались, а душа цвела, сад у быстрой реки, коей была жизнь.

— Да, только вот Тай прав. Там я останусь рабом, игрушкой, сати. Здесь, по законам моего мира, ты станешь моим супругом. — Рафаил лег на плечо демона и вздохнул, любуясь на то, как дом, созданный из магии, теперь рисует на потолке необычные узоры.

Нургл лежал смирно. В плывущем рассудке всплывало что-то ужасное... Что-то рассказанное Сейшаатом про ловушки мастеров, которые меняли граанов, превращая в угождающих зверьков. Он сосредотачивался отчаянно, но постоянно проваливался в сон и никак не мог из него выкарабкаться.

Голос Рафаила звучал успокаивающе, а логика Нургла уже просчитывала каждый ход. Неужели маленький ангел заявился во вран, чтобы заманить граана, сына самого Сейшаата в столь мерзкую ловушку? Подозрительность? Внутри сопротивление росло, заставляя стены комнаты наливаться золотом. Нургл пытался шевелиться, пытался говорить, пытался.... И падал в воронку, уготованную Таем, как в бесконечную кроличью нору, из которой не всякий возвращается прежним. Любовь к крылатому делала демона смерти все слабее. И в какой-то момент руки непроизвольно обхватили Рафаила, чтобы обнять. Во сне уже Нургл повернулся на бок и уткнулся носом в волосы любимого, чтобы окончательно перестать искать зацепку, чтобы раскрутить все символы до одного и сжечь их в огне тления.

23

Бесконечен океан отчаяния, взлелеян миллионами воплей, миллионами стонов, миллионами молчаний. И царство Дагона — стихия всех линий всех ладоней судьбы. Теперь... Сейчас смотрели черные глаза на повелителя врана, что крепко держал за руку Габриэля, пытавшегося вырваться из цепких пальцев.

— Все ты решаешь неправильно, — сказал маг спокойно.

-Все ты делаешь неверно, — отозвался Змий и заставил светлого ангела отступить на шаг за себя. В ту же минуту смолкла и музыка, звучавшая для гостей. Габриэлю мерещилось, что зал поколебался. Что танцующие пары пропадали, а их наряды падали на пол бесформенными тряпками. Алые, черные, с кружевами, лентами, превращались в пятна на клетках пола. Ангел боялся поднять глаза на происходящее. Неминуемое наказание грозило за бесстыдное бегство, неподчинение и обман. Все грааны поступают так с провинившимися сати, и Габриэль не лучше и не хуже — никто, красивая игрушка, ублажающая монстра, когда тому хочется удовольствий.

— Ты хотел говорить, Альтазар, — донеслось до ушей через пелену. — Так скажи... Мы послушаем, что мой сын нашел себе по рассудку помощника. Ведь ты теперь сводничаешь, Дагон? — Змий говорил тихо, но в каждом слове слышалась непроходящая ярость.

Габриэль качнулся. Сомнения множились, кусали память неистово. Три демона сейчас стоят в этом зале. И с каждым судьба сводила, дабы показать, что крылатые создания бессильны. Но всех переплюнул лишь равнодушный, не знающий рамок и границ Сейшаат.

— Да, есть. Я люблю его... — забыв о предупреждениях, о праве выбора, Альтазар выступил вперед, чтобы прямо смотреть в насмешливые глаза отца, который так помолодел за несколько недель, проведенных с молодым мастером.

— Любовь подкрепляется делами. А ты ничего не совершил сверхъестественного. Увез Авеля из родного дома? Вот так подвиг! Оказался его сыном? Ты будешь отрицать? Я расскажу, как трахал переродившегося агнца, как тот зачал, как ты был перемещен в меня... Подробности нужны? Ангелочек не станет отрицать очевидного. — Змий резко схватил Габриэля за локоть, заставляя того морщиться от боли, но глаза все смотрели на Альтазара, растерянного очевидными фактами и поникшего от их убийственности. Небо! Мальчик сейчас упадет от бессилия... Зачем так зло?. По щекам потекли слезы. Тонкие ручейки по фарфору кожи изящной и тонкой куклы, которую все используют. Габриэль вспомнил то жуткое ощущение, когда в последний момент его жизни по шее скользнуло лезвие. И жизнь, бесцельная и ничтожная, сгорела за долю секунды.

— Ты расскажи... Я готов послушать, — Дагон вовремя поддержал Альтазара, который побледнел до состояния мела. Дернул через весь зал с помощью магии стул и усадил на него ничего не соображавшего молодого граана.

— Да, я знаю, как ты любишь пошлые истории, — заметил ехидно Змий, а сам потащил ангела к дверям, намереваясь уйти. Каждый шаг, отделявший юношу от мага, возвращал видение последнего танца. И хоть на душе царили мерзостность и гниль, которые остались после заявления Сейшаата, так просто облившего грязью искренние чувства, он вспоминал алую розу в губах мага, двигающегося в такт едва уловимой музыки. Символ. Дагон никогда не показывает картинки просто так.

Габриэль внезапно сорвался с места и побежал к Альтазару. Клетки вновь становились огромными, память о ловушках возвращалась в буйную голову. Светлые волосы в пляске времени застывали, зависая над головой, как ручейки солнца, пронизывающего небо.

— Правила игры, — закричал Габриэль. — Альтазар, какие правила?

Молодой демон поднял голову и вздрогнул: ангел прыгал через огненные шары, которые катились под его ногами. Рисковал, исполняя танец смерти и не заботясь о своей судьбе. Словно позабыл, что здесь недавно говорилось, словно хотел бессмысленной борьбой простить Альтазара за то, что он рожден с сутью зверя, что невозможно в хаосе пробудить доброту. Прежний Авель любил этого юного зеленоглазого граана, что пожалел заблудшую овцу однажды на берегу источника. Им обоим нужна была ласка, и оба проиграли — не потому, что вину доказали, а потому, что эта самая вина, сокрытая в крови, пробудилась отчаянным пожаром. Альтазар вожделел власти над сати и принял в дар Микаэля, а после вынужденно заплатил за спасение и свидание с возлюбленным. Габриэль вдруг окончательно понял, как глупо гнаться за миражом и надеяться, что его примут и признают близким.

Никогда больше Альтазар не произнесет: "Люблю!" Никогда не возвратится время полета над царством волхвов. И нет того Малала, что выстроил целый мир ради прихоти. Не твоей, Габриэль. Ты всегда останешься ненужной и пустой игрушкой, которую используют и считают вещью.

Ангел замедлился, рискуя тем, что под ноги попадет огненный шар. А Альтазар словно очнулся от долгого забытья.

— Я не понимаю, — забормотал под нос. — О чем ты?

— Правииииила! — завопил Габриэль, чувствуя, как его за шкирку вытягивает из ловушки хвост Сейшаата и волочет к себе. Юноша беспомощно бил ногами, от слез расплывался огромный потемневший пустой зал, а черная фигура Дагона, который даже не шевелился, сейчас вообще утрачивала объемность.

— Нет никаких правил, — голос Альтазара отдалялся, сменяясь шипением дракона. — Десять бокалов. Один отравлен. Но шансов меньше, чем кажется, — автоматически выдал молодой демон, а воронка, втянувшая Габриэля и его граана, замкнулась, выкидывая их обратно в дом Сейшаата, в ту самую злополучную комнату.

— Ты порядком надоел мне со своими выходками, — Змий был разъярен. Он швырнул ангела на кровать и почти сразу накинулся на сати сверху, хлестая наотмашь по щекам. От яркой боли сознание Габриэля помутилось. Из носа потекла кровь, окрашивая ворот рубашки алым.

Не давая опомниться, Сейшаат рвал на юноше одежду, царапая нежную кожу, что-то рыча на вранском, переходя на странное наречие, больше напоминавшее молитвы.

Кровь текла, а дракон все больше распалялся и злился, и от этого движения его, резкие и жесткие, вовсе не напоминали прелюдию к близости. Скорее наоборот, неминуемо вели к насилию. Габриэль дернулся, пытаясь драться. Паника заставляла его барахтаться из последних сил, но Сейшаату было все равно до молчаливого отчаянного сопротивления сати, в глазах которого сверкали слезы. Граан словно хотел окончательно растоптать последнее — память об охотничьем домике, мягкие объятия, теплые краски осени, когда деревья становятся такого необычного темно-фиолетового оттенка. Их нежность, их единение.

— Пустииии, — Габриэль перешел на стон, когда ему резко раздвинули ноги, а в тело вошло сразу три пальца. — Пусти, нет! — отчаянные слезы потекли из глаз от того, что теперь Змий не церемонясь, трахает его рукой, как последнюю шлюху. Наказывая, унижая, лишь потому, что сильнее, что думает, будто имеет право...

— Давай, насаживайся и шевели задницей, — Демон наклонился над Габриэлем, теряя человеческие черты. — Ты отвратителен. Давно надо было тебя наказать. Я жалел... Считал тебя милым, — болезненный толчок, а в глазах разноцветные круги. Граан добрался до края канала и теперь стимулировал выброс смазки.

Щеки ангела горели. Он изгибался, вырывался все сильнее, пытаясь выбраться из под тяжелеющего тела. Но бесполезно срывался на уже крики отчаяния и боли.

А Змий продолжал, наказывая и уча повиновению. В какой-то промежуток времени он вздернул Габриэля вверх за волосы и потащил через комнату к двери. На юноше болтались лохмотья, оставшиеся от недавней одежды, а теперь порезанные острыми когтями, из тонких царапин текла кровь. По рукам, по ногам и даже по внутренней стороне бедер.

Габриэль упирался ладонями, вырывая из лапищ собственные волосы, пока его буквально не поволокли к краю балкона и не толкнули корпусом вниз, заставляя свеситься со второго этажа в холл.

— Раздвигай ноги, иначе я скину тебя вниз, мерзкая тварь.

Габриэль слабо вздрогнул и увидел перед собой бескрайнюю бездну. Не длинный прямоугольник холла, где слабым отблеском танцуют тени от горящих светильников, не длинные острые окна, в которых падает беззвучно белый снег, что ложится на каменный парапет главного балкона и усыпает серебром лестницу и дорожки перед мертвенным белоснежным цветком старого фонтана, а пустоту.

Огонь потух в глазах ангела, и он сдался неистовой буре и ярости, стараясь забыть, что в прошлой жизни любил. Отчаянно верил этому огромному и страшному дракону, боясь, сгорая, расплываясь свечой по его душе. Теперь не осталось ничего — даже пепла. И алая роза во рту Дагона казалась ярче, чем боль от проникновений. Всего лишь пешка. Все кончено. Ты напрасно возродился.

Юноша вцепился пальцами в деревянный бордюр и закрыл глаза, падая вместе с Малалом вниз и летя над огромным глазом озера. Там, наверху, облака причесывали ветром волнистые волосы, закручиваясь в немыслимые фигуры, а здесь огонь плавил крылья и зажигал в теле страсть. Там надежда теплилась в очаге любви, здесь проливалась криками отчаяния и унижения.

— Помнишь... Самое светлое воспоминание... Самое лучшее, за что хочется цепляться, когда ты умираешь от одного осознания, что еще жив, — голос Дагона в голове был явственнее других звуков, реальнее происходящего здесь, когда Габриэль висит головой вниз и роняет росу слез — не вызвать дождя, не оживить.

— Самое светлое, — искусанные губы пытались выдавать звуки, но выходила какая-то какофония, вымешанная на крови. Ангел понимал, что ответит сейчас за все. И готовился в эту ночь сгореть, как положено каждому сати в руках хозяина. Только вот сознание его освободилось окончательно и теперь отделилось от тела, чтобы говорить с призраком, обнявшим лицо и целовавшим сердце. Всего лишь одна из теней Змия? Рыжеволосый волхв пришел утешить и обнял душу Габриэля, укутывая в старый плащ потрепанных и истлевших чувств. Чуть теплее? Забыться...

Вскрик за вскриком погружает в хаос. Дракон ярится. Каналы полыхают, разрываясь от каждого толчка все глубже. А потом наступает та самая темнота со спасительным белым кругом света, где остается лишь черная фигура мага судьбы и алая роза в его руке. И нужно понять, что значит выбрать из десяти бокалов.

Голубые глаза опустились на розу, с которой на пол падали лепестки. Каждый растекался пятном на белом, словно клякса. Кляксы двигались, утончались, заплетаясь в вязь рисунков. Хотелось спросить, но ангел точно знал — никто не подскажет и не ответит на возможные вопросы.

— Я выберу сам, — задохнулся от боли, пронзающей от головы до пят. А Дагон протянул руку и положил указательный палец на губы Габриэля, как будто успокаивал. Ничего — пройдет. Конечно, так и должно. Десять бокалов, один — отравлен. Призрачный след прошлого таял в небытие, десять лепестков кружились, не желая становиться змеями, оплетающими ноги.

— Спаси меня, — попросил ангел, но маг отрицательно покачал головой и, отвернувшись, шагнул прочь из светлого круга, оставляя с огнем, падавшим на ладонь. Лепестки обжигали пальцы. Но один из них — единственный — оказался ледяным...

... Юноша отомкнул тяжелые веки. Мокрый и вымотанный, он лежал на кровати в объятиях Сейшаата, который ровно дышал и, кажется, задремал. По ногам стекала истома и мед недавней близости. А внутри ледяным пожарищем разгорался вран. Теперь ангел понял, что такое, когда становишься пустым и бескрайним, как хаос. Неправильно описывают адскую бездну. Да-да, лед обжигает сильнее огня, срывает кожу живьем. Душа падает вниз, бьется, пытаясь выбраться из-под толстых прозрачных пластов, за которым светит яркое солнце, и однажды сдается уже навсегда.

— Сати, — влажные губы, произнесшие название, пробудили повелителя врана и заставили того посмотреть на Габриэля с некоторым вниманием.

— Мой сати, — поправил он мягко, прижимая ангела крепче.

Ночь отвернулась к утру так скоро, что даже забытье, в которое впал юноша, оказалось короткой минутой новых видений, где десять выборов становились единственным. А потом пришел Суул и разбудил Габриэля, растолкав за плечо.

— Нужно подниматься, — бес тяжело вздохнул. — Сегодня решается ваша судьба.

— Судьба? — тяжелые веки никак не желали подниматься, тело ломило после бурной ночи, но ангел заставил себя подняться и сесть в кровати. С растрепанными волосами, заспанный, положил руки с кровавыми подтеками на запястьях на покрывало и наконец посмотрел на слугу.

— Да, — кивнул тот. — Сейшаат приказал побыстрее вас одеть и отвести в ритуальный зал.

Бес направился к соседнему шкафу, доставая то, что указал его повелитель: простые штаны, длинную рубаху, пояс, башмаки.

Габриэль недоуменно смотрел на Суула, старавшегося вообще не смотреть на изумленного подростка. 'Мальчишка! Что он вообще способен понять'. Слуга еще больше помрачнел и начал помогать ангелу одеваться, а тот бледнел.

— Он разозлился? — спросил наконец с отчаянием. — Он решил меня уничтожить? Наказать? Суул, я всего лишь хотел увериться, что с Альтазаром все в порядке...

— Идем, — бес взял Габриэля за руку. Погладил другой. — Не спрашивай ничего, пожалуйста, — попросил почти не слышно. — Просто прими все, как есть.

Но ангел не хотел принимать. Он рвался вверх, стучался крыльями бабочки о лед, утопая в густом киселе отчаяния. И всю дорогу заставлял ноги переставляться, пока не оказался перед уже знакомой дверью.

— Все будет хорошо, — уверил Суул. — Так будет лучше для всех, — и открыл ворота в преисподнюю.

То, что именно в нее, юноша понял сразу. Ибо зала попросту не существовало уже, а было зеркало, а за ним — за тонкой пленкой реальности — незнакомый мир. Тот, что называют человеческим. Или материальным. Или сотворенным.

Сейшаат стоял на пригорке в образе человека и курил тонкую длинную сигарету, пуская в звенящий осенний воздух струйки дыма. И смотрел на осенний лес и железную дорогу вдалеке. Внизу, между небольшими постройками, тянулась извилистая дорожка, исчезавшая в кудрявых зарослях, а выныривала уже где-то около полуразрушенного моста. Демон обернулся на Габриэля, замершего у портала, взволнованно оглядывающего пейзаж и самого граана в джинсах и короткой кожаной куртке.

— Что это значит? — прошелестел, а по спине пробежали мурашки.

Змий усмехнулся. Затянулся и опять выпустил струйку дыма. Темный профиль на фоне закатного солнца — абрис совершенный — завораживал и не отпускал, словно намеренно пробуждая ненужные воспоминания. Забыть бы! Вновь стать Авелем, который верит, который может любить искренне...

— Я пришел за тобой, — раздалось позади.

И Габриэль обернулся, дрожа от осознания, что Сейшаат не шутил про письмо. Жрец приата вынырнул из другого зеркала, что растаяло в пространстве и шагнул к ожидавшему граану, сощурившему зеленые адские глаза.

— Сначала оплата товара, — изгиб губ выдавал презрение, холодность и еще что-то... неуловимое. Тай спокойно кивнул.

— И это тоже, Манш Ашеен, — имя прозвучало незнакомым диссонансом.

Габриэль обнял себя руками. Его продают, как вещь. Возвращают, словно использованную и ненужную игрушку. Его продают и покупают. Сердце застучало неистово, срываясь на такты умирания и коротких возрождений.

Забыв, что на шее удавка, что на запястьях печати, ангел сорвался с места и побежал вниз по холму, поднимая вверх разноцветные ало-оранжевые листья, рассыпанные по мокрой земле ковром.

'Самый светлый момент. Самый страшный момент', — засмеялся в голове Дагон.

24

Хочешь сбежать, хочешь избавиться... Хочешь стать иным. Ты не сможешь. В храме Хебеле клялся ты в верности. В храме Источника признавал наш союз. Ты никогда не пересечешь границ, и я удержу тебя любыми путями. Измотаю тебя смертями, измучаю тебя заклятиями, призову все стихии, потому что ты слишком светел в этой тьме врана. Руками горячими, истомой, исторгнутой из пасти дракона, короткими молниями возьму в полон и сплету вокруг цепи, что удержат от лишних шагов. Смотри! На меня! Смотри, Сейшаат... На меня одного, глаза которого утратили цвет, волосы которого потемнели от тоски. Смотри на меня и вспоминай, как убивал возлюбленного моего, как пронзал его мечом. Как радовался, когда кровь капала на землю, делая ее пустыней. Как текли твои демоны, которые уничтожали города светлых и смыкали круг врана, ставший великим Маатом. Город величия и город потерь.

Босыми ступнями прошел я по стеклам, порезавший на осколки душу. Я отказался от источника ради тебя, чтобы теперь вот так отпустить? Не выйдет. Ты дал мне слово не встречаться с Габриэлем. Ты клялся, что забудешь... Смотри, неверный... Обернись женской сутью и смотри на меня. Я требую от тебя ответа.

— Ответа? — во тьме глаза сверкают неистово. — Ты смеешься, Сариил? Решил дойти до конца?

— Или до начала, — гладили пальцы лицо дракона. — Разве не этого ты всегда желал? Если я проиграю, я нарисую мир для тебя.

Сейшаат повернулся на бок и наклонился над сущим, лежащим в белых облаках шелковых подушек. Их встречи так тайны. Их дыхание так распалено.

— Только для меня... Сумеешь ли ты, ангел мой? Ты умело вяжешь сети, это я уже видел, но вот вплетать цветы в несущие смерть ловушки — вряд ли постигнешь столь серьезную науку, — светлые волосы Сейшаат убрал за ухо. Он не скрывал своей истинной сути перед жрецом, который мягко погладил супруга по груди.

— Для тебя я создам все, что угодно, но ты... — растягивая звуки и смысл произносимого, Сариил снизошел на короткое молчание, в котором выбранная для свиданий комната вдруг окрасилась голубым — это с полукруга потолка посыпался белоснежный пух перьев. — Ты ведь опять проиграешь, драгоценный Хебеле. И вновь окажешься заключенным в дракона. Ты желаешь, чтобы тьма продлилась вечно? — бровь сероглазого ангела приподнялась, выгибаясь тугой тетивой. — Я — нет. Утратить тебя было бы великой мукой. Но ты продолжаешь сопротивляться, ты любишь этого юнца. И совершаешь глупость за глупостью...

Сейшаат отвел взгляд и поймал прозрачной ладошкой одно из перьев, чтобы разглядеть. Одинаковые. Каждое из созданных творений Сариилов повторяет следущее. Вот в чем его недостаток. Он не умеет включать фантазию. В нем правит рассудок и желание получать удовольствие.

— Ты лжешь, — губы сдули перышко, заставляя то летать по кругу. — Тебе нравится, когда я превращаюсь во вран. Ты жаждешь моих ошибок, моей уверенности, что зло бесконечно. И тебе нравится, когда я полосую тебя на столбе, выбивая крики страсти.

— Тебе тоже это нравится, не отрицай.

— Мне нравится совсем другое.

— Потому ты откажешься. Ты скажешь... Ты отдашь... Во имя любви... И несовершения очередной ошибки.

— Я еще не проиграл. — Сейшаат упрямо сжал губы, а серые глаза жреца заулыбались, как два болотных огонька в полутьме их спальни.

— Тонки грани, — тихий смех пытался выбить демона в обличье ангела из спокойствия, но тот умело отгораживался от всевидящего и вникающего в слова великого мастера.

— Тоньше только линии на ладони...

— Но их пересечь невозможно. Тебе придется поступить так, как я решил. И я нарисую тебе лично идеальный мир. — Сариил уронил своего пленника в подушки. — Письмо достигло брегов Приата. Нам ответили. И скоро Авель с душой Габриэля уйдет по нужной линии, чтобы возрождать жизнь и править миром ангелов, а ты... останешься со мной во мраке. Мой Хебеле!

Губы сущего целовали с осторожной страстью, которую словно что-то сдерживало. Ответ каждый раз зависал между ними, как нож, что не готовый войти по рукоять в тело жертвы и повернуться там, выворачивая кишки. Один удар! Добить друг друга... Или слиться в глубоком экстазе ненависти, грани которой слишком резки и откосы.

— Что же, посмотрим, как повернется... — светлый ангел Сейшаат, теперь горевший огненными вспышками, сдавался напору своего супруга, но каждую секунду видел одинаковые перья и даже мог все их пересчитать. Скучные миры умеют создавать сущие. Их реальности однообразно унылы. Габриэль не такой.

Оттолкнув от себя Сариила, чернея на глазах, Змий дернул за полог и вырвал оттуда толстый витой шнур.

— Мне нужна жестокость, — усмехнулся алыми устами, желавшими поиграть в боль. — Руки давай.

Сариил понимающе протянул сведенные вместе запястья. Он знал, что его участь сегодня ночью предрешена и был очень доволен, что добился именно такого результата. Чем больше прольется крови, тем сильнее привяжется древний Хебеле, рожденный из жерла Хаоса. Серые волосы стали светлеть. Красотой своей несравним был теперь Сариил с каким-то наглецом, считающим, что можно своровать у него драгоценный дар.

— Ты дал клятву, — шепнул в уста.

... Капал снег, капал дождь... Капала кровь в ту ночь — всегда отвечает кто-то за то, что одним больно-сладко, а другим горько-убийственно. Так каждый поцелуй двух существ выливался в болезни и войны в разных мирах. Так их объятия становились ураганами и цунами, сметающими слабые жизни. И вопль стоял над вселенными, заставляя дрожать тонкие пленки, преграждающие их общее плетение.

Висел Сариил кверху ногами, одной ногой привязанный к острому крюку в потолке, пытался опираться ладонями о паркет, вздрагивал каждый раз, когда острая змея плети проходила по бокам и оставляла алые укусы. Терпел острые веревки, связывающие ноги и руки в бесконечность узлов и их сплетений.

Боль... Она выливается лужами, которые собираются в безграничные болота, в которых топи пороков заманивают зайти все глубже.

— Кричи, — требовало чудовище Сейшаат, сжимая своего сероглазого пленника в тисках страсти и вжимая его лицом в пол, когда добилось достаточно ужасающей позы с помощью веревок. — Умоляй пощадить. Умоляй, чтобы твой супруг остался доволен после очередной ночи и вышел отсюда, забыв о своих желаниях...

— Умоляю, — слезы падали яркими каплями на пол, но демоном обратившийся свет не ведал пощады, — только оставайся со мной. И забудь... Оставь надежды.

Да, оставить... Пить от источника, владеть древним мастером, играть враном, пробуждать демонов и поднимать их по лестнице, как древнейшую магию, чтобы изменяли, чтобы не позволяли останавливаться часам.

— Я давно оставил, Сариил, — шепнул на ухо тому, кого сейчас прижимал и брал с яростью ветра. Оторваться от погони диких псов — вот что такое была их любовь. Грозным рокотом вулканов следы бешеной любви сливались их тела в одно, заставляя становится мокрыми и не желать окончания близости.

А потом приходил рассвет, заглядывал в просветы закрытых, казалось бы, крепко окон и заставлял обоих быстро подниматься с ложа, собирая разбросанную одежду по комнате. Не глядеть в глаза, не верить, но ...

Сариил остановил Сейшаата уже у двери и развернул к себе резко, чтобы припечатать к стене. Серая, заплетенная аккуратно коса так не вязалась сейчас с его растрепанной одеждой — белой рубахой, поверх которой был накинут длинный голубой халат из тонкого кружева.

— Скажи, что готов? Я признаю игру законченной. Как только ты откажешься.

Граан медлил с ответом. Пристальность его зеленых глаз и вернувшегося обличья путались с совершенно чужими тенями, что гримасничали теперь на противоположной стене, словно этим самым дразнили сущего.

— Думаешь, что одной ночи достаточно? Слишком мало крови, Сариил. Заплати мне кровью всех миров. Я выпью ее за один раз и останусь доволен. — уголок губы пополз вверх. — Неужели ради меня ты обречешь на страдание все вселенные? Какой же ты жестокий? Предатель источника. Предатель света...

— Иди, — ангел сделал шаг назад, отпуская. Договор еще держится, но разве не порвется связующая нить, разве устоять перед искушением?

Крутись, время. Крутись, приатская спряденная погибель для упрямого древнего демона. Он не желает сдаваться. И проигрывая раз за разом, влюбился в бездарное и глупое существо с крыльями. По следу пойти. Горечью пройтись по мечтам... Сжечь до тла бы память о Габриэле, который не желает исчезнуть, как грязное пятно на чистом полотне возможного примирения.

Сариил ударил кулаком по стене. Выдохнул ярость, а затем опустился безысходностью по стене. Назначена встреча. Будут перекрыты границы. Отделятся миры плотными стенами. Сделать, как должно.

Дверь вновь открылась. Оказывается, Змий не ушел, просто стоял с той стороны и ждал. А теперь развернулся и двинулся прочь по коридору, чтобы растворится в тенях.

Сариил упал ладонями на пол и уронил голову.

Сколько не пытайся приручить зверя, все равно он уйдет прочь. Так говорил и Сеараль, когда привел в город зверушку из храма Хебеле. Возрожденного единственного демона, быстро набиравшегося светом и захватившего воображение юноши.

— Получается, что был прав. И нужно что-то решить, — пробормотал под нос ангел, заставляя себя встать.

Сейчас он напоминал отвесную скалу, о которую бьется черное бурное море. Сдаваться не мог, сворачивать — тоже. Серые глаза вдруг обрели цвет. Волосы окрасились алым пламенем, а лицо изменилось на жестокую маску.

Ничего не осталось светлого от прежнего ангела. Он давно утратил связь с приатом, хоть клялся себе, что живет ради возрождения ангелов. На самом деле вран давно выел вены, а голова заполнилась колким льдом.

— Я стал чудовищем. — сказал тихо Сариил, а ему вторил голос, который раздался из самого темного угла.

— Да, ты превратился в чудовище. — и прямо из ниоткуда к сущему вышел юный Микаэль, который сиял синим огнем и открывал истинную суть тайной комнаты. По стенам, по потолку, по разноцветным стеклам окон были прописаны удерживающие узоры.

Сариил отступил. Агнц. Здесь? — густая черная ярость пробудилась с самого дна истерзанной души.

— Ты не смеешь, — прошипел Сариил, а на руках его появились длинные и опасные когти.

— Смею, — Микаэль был серьезен, как никогда. — Я все видел в тот день. Я видел, что ты чудовище. Я не знал, кто уничтожил прежний мир и кто являлся причиной возвеличивания охотников, которые привели к погибели сотни странников крылатых, несущих прощение. Зато я знаю, кто убил Габриэля. Кто теперь хочет убить его вновь.

Юноша сделал еще один осторожный шаг вперед, а его огромные крылья заполнили пространство мерцанием.

— Меня ты не проведешь, как моего любимого брата. Я отомщу за все злодеяния, которые ты совершил. За все, что ты сделал, — губы сложились в тугую нить, а на вершинах крыльев вырвались наружу острые жала.

Казалось, воздух наэлектризовался, когда Сариил с усмешкой сложил руки на груди. Совсем недавно другой ангел тоже заявлялся, чтобы убить. Этот ничем не лучше.

— Ты идиот, каких свет не видывал. Видимо, плохо тебя держит на поводке Альтазар, коли ты болтаешься за мной и выискиваешь повод. А он у тебя есть? Ах, родина его исчезла. Да знаешь ли ты, что мастера всегда общались с демонами? Доходит ли до твоей пустой головы, что вы — второй сорт. Мясо для пропитания наших потребностей. И источник выкидывает вас, словно горячие пирожки на потеху животным страстям темных? Давай, попытайся...

Сариил сбросил халат, что полетел почему-то вверх, как паутина. Комната медленно двинулась по кругу, а вместе с ней — предметы.

— Ты пробрался меня убить... — узкие щелочки, шаги по кругу. — Ты посмел приблизиться... Ты думаешь, что так перестанешь быть сати? Жертвой, которую однажды разорвет на части от мерзости мира. Саааати! — грозный рык, совсем не свойственный ангелам. — Проклятый сати...

Микаэль стоял на месте, наблюдая за каждым перемещением некогда пресветлого сущего, усиливая свечение. Тогда Габриэль показал очень много. Сгорел ради нового шанса. И есть шанс направить реку к морю, а не в пустыни, где почву никогда не напитать влагой.

— Я убью тебя... — огненная вспышка заставила закрыться двери, и двое оказались запертыми в одной комнате.

Именно тогда изменившийся до неузнаваемости зверь бросился в атаку, чтобы одним точным ударом убить Агнца пресветлого. А тот поднял над головой сияющее копье Источника и вспрыгнул вверх, седлая семиглавого зверя.

Дрогнули стены волшебной темницы. Дрогнули устои мироздания... дрогнул Маат, погруженный в снежную бурю. И солнце вышло из-за низких туч, освещая белоснежную равнину. И прокатилась волна над мирами, что на мгновение потеряли ниточки времени и событий.

Кровь полилась на рисунки, сдерживающие и скрепляющие договор. Взвыло чудовище, бывшее давным-давно мастером. Обернулось ликом хаоса к Агнцу и открыло все свои пасти, чтобы разорвать несчастного напополам. Последнее сердцебиение. Последний вздох. Зубы сомкнулись на пресветлом Микаэле, который крепко вцепился в Сариила и не отпускал. Копье повернулось в теле монстра. Алая кровь полилась из живота несчастного ангела. И они вместе рухнули в открывшуюся бездну, откуда уже нет возврата.

— Ты не вернешься, — пробормотали уста Микаэля, из которых уже текла струйка крови.

25

Маат заметал снег. И черное мешалось с белым в тот час, когда изможденный ангел в доме демона похоти лежал у ног своего господина. Он уже не грезил о побеге, как много месяцев назад и не взывал к источнику, а просто умирал тихо, блуждая взглядом по комнате, что стала его обителью и тюрьмой. Руки беспомощно вытянулись вперед, лицо зарылось в диванные подушки, разбросанные на полу, как многогранный и создающий атмосферу бесшабашности рисунок.

Граан неспешно ужинал, не обращая внимания на своего измученного ночными пытками сати, воспринимая, как какую-то собачку, и еще при этом успевал разговаривать со своим гостем — братом Нурглом, пришедшим сообщить, что отправляется в путь по просьбе повелителя врана.

— И ты решишься? — Ланшор покачал головой, не веря, что можно быть таким глупым и таким послушным. — Всем известно, что приат разделился не просто так. Есть даже слух, будто ангелы построят еще пять городов, дабы взять вран в кольцо. Я на себе испытал, что серафимы теперь сильнее в несколько раз. Стычки происходят постоянно. Их направляет молодой охотник Михель с новым выскочкой жрецом.

— Я все знаю, — прошелестел тихо Нургл, отворачиваясь к окну: снег лепил и бился в прозрачную преграду, словно хотел что-то сказать, словно отчаянно пытался передать тайное знание или весть, утерянную где-то по дороге.

Холодно. Давно зима не затягивалась в Маате так надолго. Можно любоваться белым, как чистотой, а можно — как вечной смертью. Повелитель мух знал, как больно замерзать в вечной мерзлоте и что такое оттаять — до боли в кончиках пальцев. — Но я принял решение ехать.

— А ты еще глупее, чем кажется, — Ланшор с неудовольствием поднялся, чтобы откупорить еще одну бутылку вина. Он разлил ее по бокалам, потянул Нафаила на руки, но тот даже не реагировал на ласку господина. — Не желаешь провести ночь в сладостной иллюзии? — спросил с усмешкой маньяка. — Потому что потом, дорогой братец, у тебя не будет возможности, — отпив несколько глотков и поцеловав безупречно белое плечо сати, одетого лишь в прозрачные шаровары и украшенного многочисленными побрякушками, Ланшор без стеснения посторонних в его обители обхватил член ангела, чтобы теперь бесстыдно и пошло водить по древку, оттягивая крайнюю плоть и скользя одновременно языком по шее. Юноша вздрогнул, пряча глаза; в которых могло бы поселиться солнце. Темные ресницы не утаивали боли и слез, но граан плевал на всякое проявление слабости и продолжал измывательство над игрушкой.

Нургл смотрел на происходящее молча. Ланшор зол. Очень. Он знает больше, чем говорит.

— Значит, ты уверен, что на территории приата меня ждет опасность?

— А ты как думаешь?

— Я знаю, что ты любишь отвечать вопросами на вопросы, — демон принял новый бокал из чистого серебра, на чеканных рисунках которого Пан гонялся за веселыми нимфами, затем резко встал и отправился любоваться природой — все лучше, чем лицезреть мучения ангела — такого же, как и его возлюбленный Рафаил.

За спиной, на диване, завозился в отчаянной попытке освободиться крылатый, которого так терзает Ланшор. Нургл даже кожей ощутил холодок — он вместе с развратным братцем когда-то ломал этого сати. Разве имеет он теперь право сказать что-то против? Здесь даже любовь к светлейшему мальчишке не оправдает содеянного: несколько ночей, изощренных и жадных, сделали Нафаила послушным. Но вот открыли ли его душу? И не игра ли это двоих для собственного удовольствия?

Нет, каждый демон останется темным до конца дней, будет испытывать жажду обладать существами, рожденными источником, — пусть и ответившими однажды взаимностью, но купленным за баснословные деньги. Нельзя лгать себе и жить иллюзиями, как демон похоти, у которого, возможно, и души не имеется, а только жалкий обрубок под названием плоть.

— Ты стыдишься меня, — холодная констатация факта, ударившая мурашками по спине Нургла, смешалась со сладким всхлипом Нафаила, которого усадили на член и теперь удовлетворяли свои желания, насаживая, как тряпичную куклу. — Стыдишься, потому что считаешь нас грязными. Так знай, ангельские отродья грязнее нас.

Нургл продолжал молчать. Снег однообразно валил на парк, заметая всякие следы. Исчезали под белыми сугробами фигурки центрального фонтана, дорожки белели и сливались с квадратами цветников. Ровность силуэтов и линий, ведущих к смерти.

— Ты пришел спросить совета... Нет, брат, ты пришел, чтобы я оправдал твой отказ от приказа отца. Ты поедешь в приат, не зная правду. Иного пути нет, — Ланшор зарычал, когда Нафаил попытался уйти от контакта, а член намеренно насадил его прелестную задницу до основания, вызывая потоки энергии, что били наслаждением по крови демона.

— А что есть твоя правда? — тоска разливалась сомнениями по мышцам. В присутствии демона похоти всегда слабеет разум, забываются печали. Даже смерть чуточку отпускает. Нургл слушал звуки соития, прибавляя их к тихому снегопаду. Разговор не шел дальше обычных символов. Но Ланшор никогда не отличался слишком большим умом. Вероятно, за это его так любит Сейшаат. Прощает многие оплошности, позволяет иметь больше, чем остальные сыновья. Или нет, они делятся награбленным, нажираются от печали или с радости... Что там еще общее, если сделать их обычными безликими из мира людей?

— У меня... ее... нет, — Ланшор теперь задыхался от страсти где-то на заднем фоне.

— Так скажи, почему я избран, чтобы отправиться в эту дурацкое путешествие? Что именно там я должен на самом деле сделать?

— Не знаю, — внезапно руки легли на плечи Нургла, чуть сминая ткань рубашки, успокаивая, разглаживая прямолинейность и устойчивость брата, словно кол проглотившего от напряжения. — Тебе же виднее, что именно произошло во время ритуала горения. Ты должен знать, что там было... От твоего ангела. Пусть расскажет.

— Ты говорил про опасность...

— Нет, именно ты... Когда мы наказывали любимого сына Альтазара, тебе ничего не приходило в голову? Никогда отец не поступил бы так с ребенком Габриэля. Слишком привязан был, слишком много потерял. Хранил его как великий дар. А тут позволил взять капельку крови от Агнца...

Повелитель мух повернулся, поглядев на Ланшора через плечо, и положил руку поверх руки брата, пытаясь уследить за ходом мысли.

— В этом письме написано, чтобы глава жрецов заплатил определенную сумму за ангела. Ты бы продал свою любовь?

— Нет, — покачал отрицательно головой демон похоти, а его золотые волосы рассыпались по плечам. — Даже несмотря на то, что я злюсь на Нафаила за его бегство, я не отдал бы его никому. Лучше бы сгорел в адском пламени своей похоти и боли, — губы коснулись мягко щеки Нургла. — И семью бы я тоже не предал. Не зря мы образуем круг, в котором не места лишним.

— Тогда почему отец наказал Альтазара?

— Я бы спросил по-другому: почему Дагон посмел спасти Альтазара? Ведь явно, что Змий сразу бы отомстил. Но наш маг беспрепятственно забрал с собой мальчишку, пригрел... И Микаэль тут ни при чем...

Нургл задумался. Пробегая пальцами по тыльной стороне ладони, смещаясь на запястье Ланшора, ощущая гладкость его кожи, ловя потоки расслабления и успокоения. Его брат умел становиться мягким и податливым, когда это требовалось. Умел добавлять мыслей, которые вели к нужным берегам. Он и сам дружил всегда с Альтазаром. Значит... Почему он позволил его избивать?

— Значит ли это, что я поеду и исполню волю?

— Это значит, что Сейшаат, явившийся к тебе пешком, прошедший через бурю Маата, заслуживает внимания. И твой ангел тебя не оставит. Вы вместе. Ты должен доверять Рафаилу. Иначе... — Ланшор обвил руками дорогого брата и положил подбородок тому на плечо, — круг не имеет никакого значения, а Маат однажды исчезнет из-за Михеля, возрождающего армию серафимов. Помнишь, что он всегда любил Сариила. Иногда охотники способны на многое, даже больше, чем на месть. Они не ведают преград. Они идут к цели.

Нургл усмехнулся. Его бесшабашный веселый брат, который по ночам проводит время за пытками, а днем обожает роскошь и веселье, ни к чему не стремясь, вдруг заговорил о целях.

— Пожалуйста, — голос исходил от дивана, на котором оставил Ланшор своего сати. Оба демона обернулись одновременно. Нафаил сидел, кусая губы. И явно что-то хотел сказать.

— Что, милый? — вопрос прозвучал почти патокой, потому что всю прошлую ночь их близость наконец обрела завершенность и ответные реакции. Больше, чем похоть, сильнее ласк боли.

Ангел поднялся на колени, продолжая нервничать.

— Тогда, в зале, когда он привез меня на столе к тебе. Тогда... То есть до этого... — юноша мялся и покрывался нервными пятнами. — Я был в соседнем помещении с Суулом... Он забавлялся с украшением моего тела всякими угощениями. А еще ...

— Не тяни резину, милый. — Ланшор явно нервничал и злился. И еще переживал.

Нургл изумленно вскинул брови — неужели сердце ледяное растоплено?

— Вы говорите, что Змий любит своего сына Альтазара. Это правда. Он сказал мне об этом, когда меня, словно изысканное лакомство отправили в зал. Сейшаат только один настоящий.

26

Не бросился бежать следом и даже не пошевелился Змий, когда Габриэль скатился по мокрой листве вниз, лишь отшвырнул двумя пальцами сигарету и перевел взгляд на горячее солнце, лежавшее в серо-белых облаках, испачканных смрадом далекого города. Безмятежность тлела кровавыми каплями на черной душе. И темнее мрака было гнилое сердце внутри.

Тай шевельнулся, словно пробуждаясь ото сна. Неверяще вскинул вверх светлые широкие брови, обнаружив, как на рубахе повелителя врана проступает алое пятно. Кровь? Откуда она могла взяться? Жрец прищурился, уловив, как напряжен воздух между ними, словно невидимая стена не пускает приблизиться.

— Я требую от тебя исполнения договора, — прошелестел великий мастер одними губами.

— Хочешь, чтобы я за ним погнался, — усмешка тоже окрасилась кровью, и из уголка губы потекла змейкой по подбородку.

— Ты ранен, — констатировал спокойно Тай, складывая руки на груди. — Или это уловка такая? Закрываешься? Боишься, что и тебя настигнет возмездие? Или думаешь, я тебе не вручу обратно твоего сына?

— Плевать я хотел на Нургла, — демон стер красные капельки, сверкнув глазами злобно на собеседника в длинном синем одеянии. Странное сочетание — алые волосы и глубокий оттенок ночного неба. Кажется, здесь их считают цветами невинности и ярости. Что же, вполне подходит для ситуации.

— Тогда почему ты написал это письмо? Чего добиваешься? К чему стремишься? — Тай презрительно скривил губы, не собираясь вспоминать свое далекое прошлое, в котором так глупо любил веселую зверушку по имени Сейшаат и одаривал ту силой и обучал.

— Увидеть тебя, — коротко отозвался Змий, прижимая ладонь к боку и больше не скрывая боли. — В последний раз увидеть. Хотя вот, знаешь, надеялся, что ты заберешь и нового мастера, — зелень глаз постепенно бледнела, сменяясь на грязную асфальтовую непроницаемость. — Письмо тебе послал не я, — сообщил, чуть качнувшись и хватаясь за ствол ближайшего дерева. — Черт! Никогда бы не хотел тебя видеть. Вынудили. Я не сумел отказаться даже теперь....

Тай же не сдвинулся с места. Уловки демона? Уловки властителя? Любят поиграть чудовища, вызывать жалость — невинность лиц, красота. Не в этот раз, Сейшаат.

— Ты, кажется, забыл, — жрец с легкостью, одним движением ладони стер между ними прозрачную охранную стену и в несколько шагов преодолел расстояние, чтобы схватить Змия за подбородок. — Я здесь не для того, чтобы вспоминать, а потому что готов заплатить цену, назначенную тобой же. Или ты думал, что я брошу Авеля лишь потому, что он невинный и глупый ребенок, который доверяется ублюдку?

Взгляд друг другу в души. Короткая пауза, становящаяся бесконечной. "Что не так? В тебе ведь все не так, Сейшаат? Да и ты ли это?"

Жрец обжигался о кожу, пылающую магией. Такую плетут демоны, создающие собственные тени. Ловушка?

Кровь опять появилась на губах собеседника, глаза, которого утрачивали постепенно вместе с цветом и жизнь. Воин, убийца, мастер, который несет наказание, Тай точно знал, когда именно приходит конец — бледнеет мир, бездна расширяется и манит бесконечностью, сон мягко качает в колыбели... И нет ни страха, ни чаяний, ни возврата.

— Отпусти, — окровавленные пальцы вцепились в руку жреца.

— Отпустить? — все еще непонимание и одновременно испуг. Там, за гранями он уже много раз слышал этот голос.

Тогда высоки были храмы древних городов крылатых и светло небо. Но сколько ненависти и холода появилось в незнакомом и одновременно знакомом отзвуке вранской речи... Тай вглядывался в магию лица... Чужой лик — его можно стереть собственной силой чистоты и истины, чтобы отшатнуться прочь и подавить внутри дикий ужас открытия. — Ланаэль... Великое небо... Что ты с собой сотворил? Как ты?..

Опадали путы Тени Сейшаата, высвобождая и отпуская древнего сущего.

— Уже не Ланаэль, — размазать кровь по лицу, как нарисовать осень вокруг. Боль пронзала тело. — Я изменился...

— Ты думаешь, я слепой? — Тай тяжело дышал, через толщи Тени, сотканной грааном, разглядывая возлюбленного, ради которого строил тысячелетиями ослепительный мир первого приата, несущего всем вселенным благоденствие и прощение. И не узнавал.

Пропал тот голубоглазый тонкий юноша, чьи крылья сияли светом и в чьем сердце горело милосердие. Остался зверь, изъеденный червями и болью, давно забывший желание умереть от тоски и желающий лишь забвения. Чудовище с алыми крыльями и пастями, зараженными враном. Древние легенды не лгали.

— Ты поддался... — печаль Тая оказалась холодным ледяным дождем, который на исходе ноября превращается в колючий снег.

— Ты привел Сейшаата... Привел самого Хебеле, — из-под пальцев, держащихся за бок, алое пятно расползалось все дальше. — Ты не смеешь мне говорить, что я делал не так. Я удерживал этот мир в равновесии. Я... — горечь и отчаяние. — Я остался один на один с демонами врана. И сохранил источник.

Утративший цвет ангел, наконец, проявился из Тени Змия, которая легла плащом на его хрупкие плечи, еще удерживая и лаская, еще предлагая свою милость.

— Сегодня меня пытались убить.

— Габриэль? — спросил Тай, выдыхая в воздух холодный дым, ползущий искрами по звенящей тишине, останавливающей время. Хрустели тонкие ветки над головами, покрываясь льдом. Шуршали листья, растревоженные ветром.

— Нет... — Сариил усмехнулся горько. — Это плата за мою любовь — предательство. Он подослал Агнца. Привел с собой и спрятал, чтобы тот напал...

— Но ты ведь здесь, и ты еще жив... — с загадочной улыбкой заметил Тай, а за спиной его выросли крылья, хищные, опасные и совершенные, как свет самого источника. Десять острых жал — по пять с каждой стороны — угрожали выжившему мастеру, пропитанному льдом хаоса.

" А ведь родился ты, Ланаэль, светлооким. А ведь узором кружевным была твоя душа, которая могла излечивать от ран и питала миры надеждой. Профиль твой прозрачный на фоне закатного неба склонялся над древними свитками, и алые губы шептали молитвы, коих уже не повторить".

— Я выбрался. Вцепился когтями в жизнь, — Сариил захлебывался кровью и упал коленями в мягкий шуршащий ковер: его силы уходили очень быстро, истекая нахлынувшим холодом на кожу, которая уже искрилась синим инеем. — Микаэль постарался влить достаточно яда. Вывернул внутренности. Кровавый Агнц пришел отплатить за любовь и верность Сейшаату, которого ты... привел... ты... даже не знал, что он делал со мной.

Тай опустился на алые листья рядом и потянул бывшего супруга на колени, обнял бережно, насколько только был способен, и закрыл крылами от любых взоров.

Теперь над ними осталось только звездное небо, а боль... медленно и постепенно перетекала она в воина, который умел разрушать и наказывать, но никак не мог отказать в милости единственному своему возлюбленному, даже если тот и выбрал неверный путь.

— Не говори ничего, — теплый поцелуй коснулся холодного мокрого лба. Пальцы откинули назад прядь серых волос. — Не надо лишних слов.

Мягко падать, раскачиваясь на качелях огненного ангела возмездия — разве мог мечтать Ланаэль, утративший даже имя, что однажды его проводит в ничто тот, кому он доверял и открывал душу? Разве мог догадаться, что совершенство безобразно, а смерть в своем уродстве окажется настолько прекрасной?

— Я должен рассказать, должен признаться, что полюбил Хебеле. И я... видел, как рушится мир ангелов... — пальцы погладили щеку воина, слабея и медленно сползая по шее на плечо, пытаясь зацепиться за ускользающую надежду. — Я предал наши устои. Я пытался сохранить малое, унижаясь и сдаваясь врану шаг за шагом. Змий дарил меня новыми жизнями. Пил свет...

— Не надо, Ланаэль, — Тай вновь поцеловал ангела — теперь в бледные щеки, опаляя дыханием умирающее тело. — Я верю тебе. Я бы поверил тебе, даже если бы ты лгал... Имеет значение только теперь. Ты со мной. Я не отпущу тебя... Ты не один. Не бойся.

— Не боюсь, — новая порция крови, кашель, который вырывается хрипами из горла. — Я пришел бы сюда, чтобы убить тебя, Тай. Я хотел, чтобы Сейшаат навсегда принадлежал мне. И мне уже было наплевать на новый приат, на то, что мастера возвращаются. Я ненавидел Габриэля. Я ненавижу его, потому что...

— Потому что он новая игрушка хаоса? — успокаивающее поглаживание по волосам. Перебрать каждую прядь, стекающую ледяной водой на желто-бордовые резные листья. — Тише... тише...

— Мальчишка... — умирающий ангел вцепился в плечи Тая, подтягиваясь. — Чертов Микаэль не мог оказаться в комнате. Я точно знаю, что он должен был находиться с Альтазаром. Я был уверен... зверь задавит и превратит мстителя в равнодушного сати.

— Ты ненавидел всех, — Тай продолжал успокаивать возлюбленного, в котором словно пробудились последние силы.

— И тебя! Тебя больше всех... Зачем ты вернулся? Зачем напомнил, как я низко пал? Зачем заставил меня вспоминать? — Сариил заплакал, смешивая прозрачные капли с алыми красками. — Ты... был богом для меня... единственным...

Тай промолчал и лишь еще плотнее прижал несчастного к груди, видя, как глаза того закатываются, а душа медленно покидает тело.

Сариил падал в бездну. Запоздало. Отчаянно хватаясь за ниточки судьбы, которые рвались одна за другой. Зрил через туман зеленые глаза демона, целовал его горячие губы, обнимал его за талию. Кружился в дожде в прощальном танце. Любовь угасла? Нет, она и теперь пылала алым цветком в сердце. И хотелось позвать, чтобы Змий услышал, чтобы...

— Освобождаю тебя от договора, — белые заиндевевшие губы не произносили звуки, а только шелестели последними листьями на деревьях. — Ты выиграл, Сейшаат. Я люблю тебя... И ты свободен...

Последняя судорога прошила тонкое тело серого ангела, который отяжелел в руках Тая: голова его откинулась назад, а рот открылся, выпуская наружу яркий свет источника.

"Лети, прозрачный лепесток, лети... Не возвращайся в этот ужасный мир. Ты отстрадался. Ты ушел, подарив мне одну минуту. Что ты видел в последний миг, когда губы бормотали единственную правду? Но имела ли она значение? Тебе пора... Иди спокойно. Взлетай над облаками... Я понесу тебя на руках, снимая с тебя заклятие Сейшаата. Теперь ты вновь мой Ланаэль, а я — твой Сеараль. Мы встретимся еще на той стороне. Мы еще придумаем нашу песню, где нет обмана, где вран — лишь страшная сказка для утративших веру".

Крылья раскрылись, заслоняя человеческий мир, когда поднял великий мастер отмщения, держа на руках возлюбленного, и встал в полный рост, подпирая плечами небо.

Он прижимал труп к себе, не плача, не взывая к войне. Смотрел на закатное солнце, видел, вдалеке юного мастера Авеля, но не собирался того догонять. Каждый должен делать выбор сам. И у каждого есть меньше одного выбора.

— Пойдем, любимый, — Тай открыл светлое зеркало мира и шагнул в самый центр приата, где его ждали воины и охотник Михель, который сразу сделал шаг навстречу мастеру и выдохнул, узрев в руках безвольное тело ангела.

Серафимы расступались, пропуская идущего вперед ангела возмездия. Молчал и Михель, отведший взгляд на высокие белые здания на главной площади пресветлого мира.

Хотя мог многое теперь сказать и даже обвинить жреца в глупости. Нельзя было оставлять Авеля на той стороне. Нельзя было позволять ему помнить о прошлой жизни и убегать. Нельзя вспоминать свои чувства к Сариилу... сердце охотника забилось гулко и часто...

— Мастер, — Михель все же окликнул Тая и заставил того обернуться. Совершенно черные глаза метали молнии, а гнев проступал молниями на концах жал.

— Ты хочешь что-то сказать? — презрительность главного жреца не вязалась с его дрожащими руками.

— Да. Мы не можем оставить им Габриэля. Мы должны...

— Можем... Потому что ты его убьешь. Найдешь и убьешь, как сделал это с моим Ланаэлем Хебеле. А пока, — Тай прищурился, — я разберусь с Нурглом.

27

Нургл открыл глаза резко, словно его ударило изнутри черной волной. Рядом лежал, свернувшись, маленький черноволосый ангел. Повелитель мух одним резким движением поднялся с кровати и отправился к окну, преодолевая силу охранных символов, пробираясь, словно через густой кисель, к месту обзора и разглядывая с открытым подозрением творящееся на площади.

Конечно, демон смерти никогда не был дураком. И теперь отлично понимал, чем закончится... То есть он давно знал, что доверять крылатым нельзя. Покосившись вновь на спящего Рафаила, который явно видел дурные сны и пытался хоть как-то спрятаться от ненастья, ворочаясь и метаясь, граан вернулся к красноперым, которые стояли стройными рядами, явно кого-то ожидая. Черная усмешка поползла по лицу. Конечно же, Тай решил произвести впечатление на украденного женишка, только вот как-то мало верится, что Сейшаат так просто отдаст Габриэля и пойдет на сделку ради сделки. Что-то изначально неправильное складывалось в голове неровными осколками.

Нургл давно думал об этом, уже с самого последнего разговора с Ланшором... Вот ведь попал бедный братец! Заслужил ли он это? Конечно. Каждый демон — частица огромного хаоса — создан, чтобы разрывать этот мир и менять его постоянство. А ангелы — светлячки, бабочки, которые так легко растереть между ладонями. Но не мастера.

Взгляд прошелся по стенам, сплетенным самим мастером. Древним мастером, который умело сочетал талант художника и силу убийцы. Все ли сказал он Рафаилу? Нет. Домик создан не удерживать, а убивать.

Что же, Змий, ты еще раз даешь мне возможность умереть? И этим укрепляешь силы болезней и тления. Не отказываешься от сына, а специально проникаешь в первый город, за которым появятся и другие. Они не сожмут в кольцо Маат. Просчитался Тай. Если бы здесь оказался кто-то другой, то он, конечно бы, попался.

Шаг обратно, чтобы присесть перед Рафаилом и заглянуть тому в лицо.

— Милый, проснись, нам пора...

Веки юноши дрогнули, и он распахнул непонимающие глаза, словно соображая, где находится. Сначала потянулся к Нурглу, а затем... не узнал.

— Кто ты? — шепнул с испугом.

— Твоя смерть, — отозвался тихо повелитель мух, зверея на глазах. Вот значит как? Решили почистить головку так нужного вам ангела! Думаете, если Рафаил забудет о чувствах, то будет счастливее. Лживые крылатые твари.

С лица демона поползла кожа. Грязные потоки закрывали символ за символом.

Не просто демон. Конец всему. Приат? К черту приат! Второй раз он не позволит украсть у себя того, кому готов сложить под ноги государства и заразить чумой целые планеты. Он заберет Рафаила, даже если утратит всю власть, если распадется на частицы.

Испуганный ангел отпрянул к стене, видя, как незнакомец преображается и растет, как с него на ковер падают извивающиеся черви, а вокруг разлетаются сотни жалящих болезнями насекомых. Те уже кружили кругами и проедали стены гниением. Ото всюду вырастали тени давно покинувших мир душ, проклятых и неупокоенных.

— Нас пытаются разлучить... Не бывать этому! — зарычал гнилым ртом Нургл и вконец разрушил ловушку. Теперь он видел всю площадь, смотрел молча на то, как Рафаил побежал прочь, как он прыгает по лестнице, которая отделяет систему дворцов от площади, как кричит, призывая серафимов... Бесполезно, мальчик мой! Пока в тебе живет страх, ты бессилен. И жизнь, бурлящая волшебством в твоей светлой крови, не перекроет преображенную смерть.

Серафимы, которые встречали господина с трупом на руках, обернулись, а Нургл только улыбнулся — все умирают! Все приходят к концу, даже если за оным следует начало. Он не злорадствовал произошедшему — констатация не может нести в себе ни ярости, ни злобы, ни даже мщения. Спокойна смерть и безобразна. И чем ближе она, тем сильнее. Достаточно одного мертвеца. Достаточно одного повода, чтобы распространить болезни. Сариил был заражен. Враном! Нургл почувствовал запах сразу, как только оказался на свободе. И улыбнулся еще шире.

— Так что, Тай? Ты договорился с Сейшаатом? — спросил со всех сторон громогласным эхом. И жрец остановился, поднимая глаза на лестницу, где в грубом плаще стоял скелет. — Вижу, славно вы пообщались... — скидывая мешающие тряпки, которые гнили на глазах, демон прорисовал черту прямо перед Рафаилом, не позволяя тому достигнуть цели, и потянул за печати на руках к себе. Мальчишка завопил от ужаса, потому что мимо него прямо на площадь, издавая ужасающее жужжание, полетели миллионы мух, несущих сотни неизлечимых болезней.

— Подарочек! — Нургл говорил низким голосом, теперь шедшим из-под земли, продолжая тащить к себе упирающегося ангела, а позади него стояли теперь мертвецы и тени, которым не было числа.

Серафимы, которые опешили от неожиданности, теперь отчаянно защищались от насекомых, что пытались пробраться под одежду, жалили, откладывали личинки прямо в кожу.

Тай рассвирепел. Его глаза налились кровью, его огонь вспыхнул, казалось до самых небес. Передав труп одному из серафимов, древний мастер ударил острыми жалами по белому мрамору, выводя трещину по площади и доводя до самого граана смерти, чтобы тотчас подняться в воздух и. выпустив из руки огненный меч, броситься в атаку.

Нургл не сомневался, что жрец совершит ошибку. Холодный рассудок демона давно изучил каждого, кто жил в приате... Впустили зло в город, так пожинайте плоды с засохших деревьев и собирайте урожай кровавый. Никто не хотел зла. Никто не стремился властвовать. Сейшаат — вран. Сейшаат — отец. Сейшаат, во имя твое...

Мужчина перехватил костяшками пальцев запястье Рафаила, чувствуя, как возвращается на мгновение чувствительность, одним взглядом уловил, что до локтя вернулась ему человеческая плоть. А затем толкнул дрожащего Рафаила в ряды мертвецов, которые поглотили ангела, как добычу, от посторонних глаз.

Драться? Подействует ли меч великого отмщения и справедливости на всегда праведную в своих правилах смерть.

— Жизнь конечна, — сказал спокойно и нарисовал вокруг Тая круг. Который скрутил его узлами боли. Жрец сопротивлялся отчаянно алым лентам с ядом, бился от спазмов проникающих в кожу жал, страдал от разъедающих внутренности болезней, пока крылья не отказали и до тех пор, пока не оказался преклоненным перед столь же холодным и равнодушным Нурглом.

— Я принес тебе письмо. Я выполнил все твои условия. Ты засадил меня в свою ловушку. Ты обманул меня. Не будет тебе справедливости. Хорони своего мертвеца. Забирай свой приат. Но... — пустые глазницы обвели серафимов, что корчились теперь алыми пятнами на белоснежной площади. — Никогда не думай, что когда-нибудь приат вернет себе былую мощь.

Нургл развернулся и шагнул прочь, чтобы подхватить на руки обезумевшего от страха Рафаила и теперь спускаться по лестнице со своей призрачной свитой мимо Тая.

— Ты отнял разум у того, ради кого я готов умирать, — сказал на прощание, крепко удерживая возлюбленного и прижимая к себе, как ребенка. Возвращалось человеческое обличье граану. Длинные черные волосы, темные глаза, юность. Черты, списанные с древних фресок. Прекрасный ликом, нагой, ступал босыми ступнями по растекавшемуся по приату гною, по гниющим трупам серафимов.

— Они решили, что яд ангелов, рожденных с частицей демонов, влияет как-то на смерть... Не бойся, мальчик мой, я не обижу тебя. Ты вспомнишь... А если и не вспомнишь, я буду нести тебя через миры, через вселенные, не отпуская ни на минуту.

Черный вихрь взметнулся и затих, потому что Нургл не собирался ни секунды задерживаться на территории ангелов. Только теперь он осознал, почему был избран Сейшаатом.

Сариил мертв. Магия смерти ликовала, ощущая, что убийство оказалось непростым. И даже видел, как к Микаэлю склоняется Дагон, что-то шепчущий, умоляющий пойти на убийство ради отмщения. "Вот значит как выглядит метод устрашения, отец?" — мысленно шепнул демон, а ему в ответ пропасти хебеле засмеялись адскими пастями. — "Так, мой драгоценный сын!"

Нургл поднимался все выше, в леденящий холод Маата. Плакал на руках ангел, не желавший вспоминать. Плакала реальность, которая ссудила так мало им понимания и нежности. Две половины, две части одной раковины.

— Ты привыкнешь, — сказал спокойно Нургл своему пленнику, понимая, что придется пройти путь сначала и доказать любимому, что он не его враг. Но сейчас... в этой жизни им опять не суждено быть вместе. Выше! Рвись на ошметки кровавые душа. Сколько раз ты была уничтожена. Сколько раз еще возродишься.

— Мне холодно... Умоляю. Не надо выше! Ненавижу тебя! Проклятое чудовище... — Рафаил синел на глазах, а потом впал в быстрый и все захватывающий сон. Он умирал в облаках, он умирал без боли... И Нургл не плакал, потому что сам был смертью ангела, которого не собирался ни на мгновение больше отпускать из рук. Вечность встречала их с холодным мерцанием звезд. Вечность провожала, когда они падали вниз, чтобы нырнуть в воды источника, как в огромный океан...

Теперь Рафаил рождался, а демон смерти погибал. Но даже тогда он не разжал объятий — даже в тот страшный момент, когда обжигающими петлями накручивался по ногам и рукам свет. Он смотрел на ангела...

А потом тот открыл глаза.

... Они въезжали в Маат молча, сидя рядом и держась за руки — сама смерть и вечная жизнь. Голова Рафаила лежала на плече демона. А тот смотрел на черный город и молчал. Он родился здесь... По любви, которая так дурно закончилась. Наполовину ангел, наполовину — демон, скрывающий, что появился от противоборства.

— Сариила больше нет... Нет этого монстра? Правда?

— Да.

— Ты ведь тоже хотел, чтобы отец освободился?

— Да.

— Ты что-то скрываешь?

Нургл помолчал и повернул к себе ангела, чтобы обнять ладонями нежные щеки.

— Обещай, что когда ты захочешь уйти, скажешь мне правду. Обещай, что никогда не станешь играть со мной? Обещай, что не встанешь на пути смерти? Обещай...

Рафаил опешил. Он лишь моргнул согласно и потянулся, чтобы обнять драгоценного демона.

— Да, я обещаю, — сказал с чистым сердцем. — Обещаю...

28

Габриэль бежал по алой листве, не разбирая дороги, иногда он падал, пачкая светлые штаны, по которым теперь своеобразным узором ложилась грязь земного мира. Он запомнил его холодным и равнодушным к боли и отчаянию. Люди не умели никогда любить и были почти такими же, как демоны врана. Лишь изредка через их эгоизм и тщеславие проглядывала искорка искренности, но тут же исчезала под следами наносного тварного мира, в котором так мало места для счастья и так много — для отчаяния. Габриэль бежал. Не помня себя, забывшись, что это бесполезно, но ему теперь было абсолютно все равно. Он бежал прочь от прошлого, в котором однажды впервые полюбил и вспоминал самый светлый момент в своей жизни, который больше никогда не повторится.

Это случилось в ту счастливую неделю после того, как они с Малалом впервые разделили постель. Рыжий волхв пришел слишком рано, словно отделавшись от государственных дел, и ворвался в покои ангела без стука, заставляя того подняться из кресла у распахнутого окна, из которого были видны озера и где небо плескалось бирюзой.

— Я принес тебе подарок, — сказал Малал, стоя на пороге. Высокий, красивый, с буйными рыжими волосами, убранными в длинный хвост, в тяжелых сапогах с длинными перехлестывающимися ремнями, штанах, заправленных в них, с длинным кинжалом за поясом и алой рубахе, он походил скорее на разбойника, чем на господина озерного края.

Габриэль понял тогда, что его сердце трепещет не от того, что перед ним огромная махина. Скала, готовая упасть и задавить властью или силой, а стена, рядом с которой он защищен от всех ветров. Ангел чувствовал тогда, что обрел счастье. Он не отрывался от светлых глаз покровителя, лукаво улыбавшегося — забавные ямочки появились на его щеках, а губы растянулись в доброй и ласковой улыбке, за которую не жалко отдать всю жизнь.

Наверное, потому Габриэль и заплатил такую цену. Но сейчас, в его ошалелой памяти ветер холодил кожу под тонким шелком рубашки и мурашки бежали от близости милого Малала, что сделал шаг вперед и нерешительно вынул руку из-за спины.

— Цветок? — удивился юноша, а сам продолжал смотреть на возлюбленного, Как на единственное чудо, которое способно удивить. Чем больше любишь, тем меньше замечаешь недостатки — гордый нрав, вспыльчивость, агрессивность, маску демона, одевшего чужое обличье. Тем больше смотришь в душу — в сердце, в знаки, в сплетения ваших судеб.

— Это орхидея. Я нашел ее. Цветет один раз за сезон. В самых дальних озерах, куда так сложно добраться, если не ведаешь пути.

— Ты летал мне за цветком? — изумленные брови и глаза, полные теплого и ласкового солнца. Маленький алый цветок. Шесть лепестков по кругу, а в середине, белая чашечка с крохотным миниатюрным рисунком.

— Да, — кивнул Малал просто и протянул подарок ангелу. Орхидея казалась холодной и мертвой. А взгляд волхва полыхал. И глядя на прозрачные лепестки, вобравшие сам цвет крови, Габриэль терялся, потому что не понимал значения. А отдался объятиям и долгому и горячему поцелую. Их кружило в самом центре озерного края в тот момент, когда погибал прежний приат. Да даже если бы сгорел весь мир, ангел милосердия не заметил бы произошедшего. Велика была его слепость и слишком ценен дар губ, испепеляющих всякое сомнение.

— Я люблю тебя, — рыжеволосый, огромный, с озерами каре-зеленых глаз, похожих на осенний лес, волхв сказал признание так просто, что в ноги побежала слабость. Красивая сказка для глупого малыша, что готов срываться в бездну лишь ради этого мига. Искать призрачный след утерянного в бесконечном вране, где задыхаешься от...

Шаг — поворот — шаг. Черная клетка сменяется на белую. Вверху гаснут одна за другой звезды, погружая в темноту самое лучше, что разорвано обманом и жестокостью.

Габриэль вынырнул из воспоминаний и, споткнувшись о корень, кубарем покатился по листве в очередной овраг. Мокрая листва пахла гниением. Белые волосы метались по алому умиранию. Назад? Вперед? Губы Малала выписывают негу, а его руки горячи. Вниз? Вверх? Нет логики для чувства.

-Дагон, — взмолился юноша, утыкаясь лицом в прелую листву и замирая на самом дне. -Дагон, убей меня. Ты можешь. Ты же маг судьбы. Пересеки эти проклятые параллели.

Тишина ответила на зов. И сил подняться у Габриэля совсем не осталось. Его крылья... Как болели его крылья — невыносимо тяжелая ноша. Если их отрезать? Если вырвать из себя источник и пасть, не имея возможности вернуться?

Шаги. Они звучали молотом в голове. Змий... Или Тай... Сейчас его схватят за шкирку и поволокут, как бездушную игрушку. Внутренний ужас разросся до слез, брызнувших от напряжения слез. Плечи затряслись, как в лихорадке. Ударят, унизят...

— Малыш, — кто-то присел рядом и погладил по спине. — Не плачь, малыш. Я пришел. Я тебя выведу, — горячая ладонь вызывала новые, неудержимые рыдания. Ангел не мог сдерживаться больше. Не смел подняться, но его подняли и приняли в темные и скрывающие объятия.

— Ты сумел. Ты — умничка... Все хорошо, — кто-то качал Габриэля, словно в колыбели. — Все прошло... Все кончено...

Тонкие пальцы перебирали черную ткань. Слезы очищали от льда врана.

— Я игрушка, я никто, — белые губы пытались выдавать слова и мысли, но выходили лишь всхлипы.

— Неправда. А знаешь, что такое вран? Вран — это неправда. Ложь.

— Везде ложь...

— Нет, малыш. — спаситель поднял тонкого ангела на руки. — Ложь создаем мы.

— Мы? — решиться посмотреть вверх не хватало сил, но Габриэль все же решился. Маг пришел. Бледное лицо, черные провалы глаз. Маска. Как же ты сразу не понял? — Почему ты носишь маску? — спросил тихо, пока демон нес его по алому лесу. — Куда делись Тай и Змий? Дагон, почему ты молчишь? Дагон...

Граан остановился и посмотрел вниз. Без улыбки и лишних чувств.

— Мы пришли, Габриэль, — он отодвинул прочь человеческий мир и шагнул на песчаный берег.

Зеленоватые небеса, бескрайняя синяя даль, незнакомые берега.

— Начни сначала, — сказал спокойно и поставил юношу на ноги, отступая, как будто боялся причинить вред.

— Это еще одна загадка? — Габриэль размазывал слезы по щекам, непонимающе оглядываясь. Серые скалы мерцали. Каждая песчинка под ногами шептала о тайне. — Я должен выбрать неотравленный бокал? Что ты хочешь? Скажи.

— Ты задаешь столько вопросов, — Дагон отступил еще, увеличивая между ними расстояние. — Иди, Габриэль, никто не обидит тебя больше. Никогда не обидит. Этот мир для тебя... Для тебя и Альтазара. Ты свободен.

— Мир?

— Да, просто кивнул Дагон, а через прорезь маски сверкнули черные глаза без белков. Маг развернулся и побрел прочь. Габриэль сходил с ума.

Для тебя... Для тебя... Алая роза в губах. Алая кровь отравленного вина, похожего на любовь. Алая орхидея. Алый поцелуй Малала. Алая осень земного мира. Лишь черный маг, который рассказал о собственной смерти. Демоны не возвращаются. Их смерть — это ледяной мрак. Да и кто может убить, кроме повелителя врана. Кто?

— Дагон! — Габриэль бросился следом по берегу, нисколько не догоняя удаляющегося демона.

А стук сердца воссоздал их горечь. Их разъединение, их потерю... Они потерялись... Последняя вспышка в храме во время обряда горения. Пленник Сейшаат. Обладает тобой великая тьма, под названием обман. Вран. Твои крылья закрывают белизной небо... Ты изначален... Ты... Принадлежишь Сариилу. Один бокал отравлен. Выборов меньше, чем ты думаешь...

— Сейшаат, остановись! — крик отчаяния разрезал еще такой хрупкий мир, созданный несколькими мазками. Габриэль не понимал, почему позвал именно так. Но маг остановился, смывая расстояние между ними.

— Да, малыш? — маска смотрела через плечо, не оборачиваясь до конца.

Юноша упал на колени.

— Почему? Почему ты уходишь?

— Ты возненавидел меня. Я хотел тебя освободить. Я сделал, что мог, малыш. Я выиграл... И теперь хочу стать враном. А тебе... Тебе хочу оставить мир, где ты будешь счастлив.

— Без тебя?

Маг покачал головой.

— Я больше не Змий, которому ты поклонялся. И не Малал, которому ты верил...

— Ты отравленный бокал? Кровавая роза? Что ты обещал Сариилу? Чем он держит тебя?

— Ничем. Он мертв.

— Тогда почему? — уронив голову, Габриэль вновь умирал от любви. Вновь резал сердце на части. Вновь жалил себя, как тысяча ос.

— Я же сказал — тебе нужно начать сначала. Без меня. — голос изменил темной фигуре на белоснежном берегу, а тень от нее коснулась жадно ангела, чтобы опять отступить.

— Нет, — Габриэль решительно поднял глаза на демона. — Если ты уйдешь, то не вернешься никогда.

— Разве есть другой смысл? Малыш, я хочу тебя защитить...

— От себя? — вскочить, преодолеть последний шаг, почти коснуться, но еще быть на расстоянии. Габриэль потянулся к маске и сорвал ее прочь — не спрашивая, словно прозревая.

Небо погасло, сдвигаясь тучами. В гаснущем свете сверкнула молния, и первые капли дождя обожгли песок берега.

Ангел не отрывал взгляда. Он был здесь, он еще был здесь. Никто больше... Никогда... Не станет... Обладать... Его демоном...

— Этот мир для нас. Сделай мне подарок... Сделай его для нас обоих?

Зеленые глаза повелителя врана сверкнули алым в ответ, и он протянул Габриэлю алое сердце.

Второе сердце за сотню тысячелетий даруя новому мастеру. А внутри сжалось от страха — последнее и прошептало: Хебеле, ангел мироздания, ты уверен?