— Я стараюсь, очень стараюсь, — герцог всхлипывал и боялся думать, что станет с ним, когда они уйдут. Этот страх и король, и Кристиан прорастили в юноше настолько сильно, что теперь он перекрывал здравый смысл.

— И мы поможем, — сказал Кристиан, сжимая пальцы на плечах юноши. — Ты не замыкайся только, не беги от нас.

— Я не бегу, — Луис окончательно осел на шкуру и почти улегся в объятия Кристиана.

— Разве? — сквозь боль улыбнулся Легрэ и напомнил: — Дважды только за эту ночь. Дважды пытался бежать.

Фернандо присел рядом, внимательно наблюдая за мальчиком.

Луис отрицательно покачал головой.

— Я всего лишь ушел к себе в комнаты.

— Почему ты ушел, милый? — король прижал ладошку мальчика к своей щеке, чуть царапнув щетиной.

— Я испугался... За Кристиана... — свет глаз лучился чистым небом, омытым дождем. — Я не знал, что сказать. Не хотел на него накричать.

— Лучше бы накричал, — сказал Легрэ. — Не в первый же раз.

— Ты был такой бледный. Я разозлился, — Луис тяжело дышал, вспоминая вчерашний вечер. — Вам обоим плевать на мое мнение, — забурчал он под нос.

— Мальчик мой, это не так, — Фернандо поцеловал ладонь герцога, чуть пощекотав ее языком. — Нам оно очень важно. Но мы принимаем решения руководствуясь еще и нашим опытом и многими другими факторами, поэтому наши действия могут и не совпадать с тем, что тебе кажется правильным. Просто мы другие, — король спрятал пальцы мальчика в своих руках. — Кстати, милый, ты обещал нам показать, как жить по твоим правилам. Покажи. Нам это нужно. Возможно это поможет понять друг друга лучше и что-то изменит в нас.

— Фернандо прав, Луис. — Кристиан погладил мальчика по голове. — К тому же, не так уж сильно я и рисковал собой. Я думал о тебе. Если бы не думал, то лежал бы сейчас дня три, приходя в себя... И Фернандо не сделал бы мне слишком плохо. Он же меня любит, как и ты.

— У меня нет правил. Я тогда глупость сказал, — нахмурился герцог. Он настороженно смотрел на короля. — Хотел вас раззадорить словами.

Монарх чуть качнул головой в знак несогласия.

— Если бы в тебе это не сидело, ты бы так не сказал. И недовольство, неудовлетворенность, горечь будут все накапливаться и накапливаться, выливаясь в размолвки, которые с каждым разом будут становиться все сильнее и сильнее. Покажи нам суть нашего разлада. Теперь не словами — действиями.

Герцог молчал. Король хотел, чтобы он что-то показал, но что именно... что он желает видеть? Или чтобы ему понравилось, как это будет в очередной раз глупо выглядеть.

— Я думаю, — герцог не высвобождал руки из рук Фернандо, — что следует вам делать то, что вы считаете нужным. А мне — то, что я считаю нужным. И мое желание помолиться за вас и ваши души — это естественное желание воздержания и покаяния перед Богом.

Король лишь покачал головой и придвинулся ближе, пряча Луиса в кольцо рук — своих и брата.

— Не дели нас. Мы вместе, не порознь. Нет "мы" и "ты". Есть "мы". Помолиться за души — ты хочешь что-то попросить?

— Лишь, чтобы вы были здоровы, чтобы Бог оберегал вас... Я не разделяю... Не знаю, как сказать. Все, что у меня есть — вы.

— Тебе просто страшно и ты не знаешь, что с этим делать, верно? — отозвался Легрэ.

— Тебе тоже было бы страшно. Нет? Страшнее осознания потери ничего нет. Ничего постоянного, ничего... что удержишь в руках. Как будто хвататься за ветер, — вздохнул Луис, возясь в объятиях.

— Мне было, и не раз, — Кристиан поцеловал юношу в макушку. — Я всегда боюсь за вас с Фернандо, боюсь потерять, ранить, обидеть и не понять. Понимаешь?

— Да, ты бываешь прямолинеен, но иногда такой скрытный, — Луис еще раз выдохнул.

— Только лишь для того, чтобы не тревожить тебя понапрасну, — откликнулся за брата Фернандо. — Мальчик мой, осознай главное — в первую очередь у тебя есть ты. Ты сам даешь себе силы, именно ты любишь. Если ты этого не поймешь, то ты не сможешь жить, не можешь бороться. Ты, Луис Сильвурсонни, центр твоего мира. Только так ты сможешь наполнять смыслом и светом свою жизнь и нашу.

— Эгоистично думать только о себе, — герцог отрицательно покачал головой. — Любить себя — это нарциссизм.

— Это здоровое отношение к жизни, — ответил Легрэ. — Во всяком случае, до тех пор, пока не вредит тебе и окружающим.

Фернандо тонко улыбнулся:

— А разве я сказал, что нужно думать только о себе и любить только себя? Вспомни, что говорил Иисус Христос: "Возлюби ближнего, как самого себя". Если не любишь себя, как можно полюбить ближнего?

— Я же не хожу в грязной одежде, моюсь и вообще... если бы я не любил себя, то все бы бросил и ничем не занимался, — пожал плечами Луис.

Король чуть не рассмеялся, сдержавшись большим усилием воли.

— Что-то мне сейчас вдруг так захотелось проверить, как ты моешься и вообще... — почти промурлыкал он мальчику на ушко. — Но я говорил про душу и принятие себя.

— Не надо меня проверять, — смутился Сильвурсонни. — Я же не маленький, — он воспринял всерьез слова короля. Ну, это уже слишком! Ему же не совсем пять годков... Едва сдерживаясь от дальнейшего возмущения, добавил тихо: — Мы вроде уже говорили, что приму себя... Фернандо, хватит смеяться.

— Не маленький, — выдохнул монарх, и не думая отпускать мальчика. — Если бы был маленький, я бы с тобой не разговаривал, как со взрослым, умным, понимающим. И не хотелось бы проверить... так... — сильные руки мужчины прошлись вдоль тела юноши, остановившись в паху и на ягодицах.

Легрэ с многозначительной улыбкой на губах наблюдал за происходящим. Увы, у него начинала болеть голова, а в такие моменты он предпочитал уходить. Не хватало, чтобы Фернандо и Луис волновались.

— Я распоряжусь насчет трапезы, — сказал он, делая шаг к двери.

— И если можно, то я бы съел фруктов, — попросил Луис. — И молока.

— Конечно. — Кристиан вернулся, легко поцеловал юношу в висок и вышел за дверь.

Король притянул мальчика к себе поближе и губы легко коснулись того же места, что и поцелуй Легрэ.

— Знаешь, милый, — Фернандо был очень серьезен, — я ведь тоже боюсь. И за Кристиана, и за тебя. И оградить вас хочется, и спрятать от всех бед. Но я не могу позволить себе этого, потому что вы в результате возненавидите меня. Если птице подрезать крылья, она перестанет быть птицей. Если воина лишить меча и битв, он перестанет быть воином. Если живущего разумом лишь возможности его использовать и развивать, он перестанет быть собой. Я думаю, ты это знаешь и понимаешь, но иногда бывает полезно услышать все от другого человека, — он опять легко поцеловал Луиса. — Когда любишь, поступаешься многим, меняешься, но не потому что это нужно другому. Это порочный путь. А потому что это нужно тебе самому — чтобы быть рядом, чтобы соответствовать, чтобы быть счастливыми. Нельзя заставить другого измениться — он должен захотеть сделать это сам. Только так. Мы все разные. То, что мы встретились, не убили друг друга и полюбили — это чудо. Но даже чудо может закончиться, если ему не помогать. Люби себя, люби нас. У нас все будет хорошо, я знаю. — "Я все для этого сделаю", — мысленно закончил фразу Фернандо.

Как всегда убедительность короля не знала границ, хотя Луис и без того старался больше не заставлять меняться ни Легрэ, ни Фернандо. Но всякий раз ему вменяли в вину его чрезмерную опеку и желание все менять. Возможно, они правы.

— Я стараюсь принимать вас такими, как есть, — совсем уж тихо произнес Луис, собираясь встать и одеться.

— Хочешь я тебе открою главный мой секрет? — прошептал Фернандо в волосы мальчика.

— Какой? — Луис замер, уж слишком таинственно заговорил король.

— Ты первый человек, ради которого я меняю себя. Не ради государства, не ради каких-то высших целей. Ради простого человека. Ты и Кристиан.

Луис вздохнул. А потом прижался к Фернандо в неистовой ласке.

— Я знаю, — отозвался, целуя его лицо: виски, щеки, губы.

Монарх принимал нежность любимого, отвечая легкими, почти невинными поглаживаниями по спине, а в разуме пробуждались другие картины, будоражащие тело: пастораль озера, закончившаяся сумасшедшим соитием почти на виду у крестьян, обрабатывающих поле, там же рожденная картина обнаженного Луиса на троне, почти танец мальчика перед отъездом в монастырь и его рассказ о наложниках, когда от одного голоса можно было сойти с ума...

Юноша невинно прижался к Фернандо. Он успокаивался теперь, стараясь успокоить себя и уверить, что с Кристианом все будет хорошо. И одновременно ловя странные импульсы, исходящие от кончиков пальцев, что стекали к самым ягодицам и поднимались опять вверх.

— Ты прекрасен, — чуть слышно выдохнул король хрипловатым голосом. — И в первую очередь душой и сердцем.

Герцог чувствовал, как по коже пробежали мурашки. Его дрожь не могла остаться незамеченной. Внутри вспыхнул неожиданный жар.

Фернандо приподнял лицо мальчика за подбородок и принялся неторопливо и очень нежно его целовать. Утро все больше вступало в свои права и скоро нужно будет идти — дела не ждут. Да и в Малый замок нужно давно наведаться к будущим гвардейцам, но отпустить Луиса сейчас было просто невозможно. И король продолжал изнурять юношу медленными прикосновениями, постаравшись отринуть образы, рожденные и разжигаемые дьяволом. А тот тасовал колоду, выбрасывая то одну карту, то другую, маня и соблазняя обоими любовниками и их страстью.

С каждым касанием Фернандо страх юноши отдалялся. Умелость дьявола брала свое, когда открывала герцогу чертоги своего царства, где горела страсть. И Луис почти перестал волноваться за несколько минут до прихода Кристиана. Его обостренные чувства полностью принадлежали желаниям монарха, неспешно продолжавшему ласки.

Легрэ вошел в комнату и тихо встал у двери — он немного хмурился, но не так как если бы сердился, скорее неосознанно, и вид у него был уставший, а движения какими-то скованными.

Фернандо поднял голову на еле слышный скрип двери и улыбнулся Кристиану. Взгляд короля был еще затуманен видениями.

— Ты долго. Нам готовят пир?

— Да нет, — ответил Легрэ, стараясь удержать перед взором образ Фернандо, чтобы не рухнуть в темноту, в которую его тащила острая нарастающая боль. — Я хотел поподглядывать за вами из-за... в замочную скважину. Так, развлечения ради.

— Тебе бы долго пришлось стоять, до вечера, — чуть хмыкнул Фернандо, отпуская мальчика. — Луис, одеваемся. Ты сегодня полдня со мной, дальше с братом Лузиньяном. Кристиан, — вновь взгляд на брата, уже более осмысленный, — ты бы полежал пока.

— Зачем? — Легрэ изобразил удивление.

— Спина, — лаконично откликнулся король. — И заодно одежду снимай, посмотрю.

Легрэ бросил виноватый взгляд на герцога, очень медленно стянул с себя одежду и шагнул вперед — движения давались трудно, Кристиан едва дошел до постели.

— Я лег. Смотри.

Быстро одевшийся Фернандо присел рядом, внимательно вслушиваясь в дыхание Кристиана, в дрожание мышц, спины и рук, когда по ним вроде бы нечаянно проводишь. Раны его, конечно, тоже интересовали, но это скорее был повод. Воспаления или еще чего-нибудь нехорошего не было, все должно зажить, если организм не подведет. А вот общее состояние брата ему не понравилось. Стараясь не выказывать мысли, он сноровисто обработал еще раз следы, а потому протянул Легрэ маковую настойку:

— Пей, — голос не допускал возражений.

Кристиан послушно выпил.

— Спасибо, братик, — сказал он с улыбкой, прикрывая глаза. — Напомни мне, потом расцеловать тебя за твою проницательность.

Король стиснул зубы, стараясь не сказать ничего лишнего, и только кивнул.

— Ты готов? — обратился к Луису.

Юноша делал вид, что не видит состояния барона, медленно одевался. Он повернулся, когда завязывал на рукаве ленту.

— Готов.

— Отлично, — Фернандо обнял мальчика и увлек за собой в соседнюю комнату — завтракать.

Достаточно торопливо поев, Фернандо с Луисом удалились в кабинет, оставив Кристиана спать и приходить в себя в покоях герцога Сильвурсонни.

До обеда юноша помогал королю с бумагами, выполняя роль второго секретаря. Фернандо не давал поблажек любовнику, но ограничивал круг его обязанностей тем, что Луис мог выполнить, пусть и не сразу. В полдень король уехал в Малый замок, отказавшись от еды. Это давало ему возможность вернуться засветло. Герцог же должен был вторую половину дня заниматься с братом Лузиньяном языками, особенно трудно дававшимся ему франкским. Фернандо с трудом подавил в себе порыв вытребовать у мальчика обещание заниматься до его возвращения — монарха тревожило состояние Луиса.

К вечеру все занятия были завершены достаточно успешно. Юноша уже собрал книги и теперь собирался вернуться в личные покои, надеясь застать там Кристиана. С утра тот был слишком бледен, и не хотелось усугублять его состояния напрасными спорами и причитаниями. Потому герцог скромно заглянул в спальню.

Легрэ смотрел в окно, одетый в одну котту и не бритый спросонья.

— Как прошел день? — спросил он Луиса.

— Как твои раны? Тебе лучше? — герцог сделал шаг в полутьму. — Ты не голоден?

— Я поел, — ответил Кристиан, направляясь к юноше и крепко обнимая его. — Ты не волнуйся за меня. Не надо.

— Сегодня и вчера было слишком много эмоций. Я извиняюсь, что так глупо убегал. Мои чувства меня постоянно подводят. — Сильвурсонни смотрел через окно на закатное небо. Облака стали почти синими, а небо на горизонте, у кромки леса, алело невообразимо ярко.

Луис обнял Кристиана крепче и уткнулся в него носом. Сегодня его сильно вымотал загруженный делами день, словно Фернандо специально отвлекал от лишних мыслей, но впечатление от увиденных ран и эта ссора еще лежали осадком на дне души.

— Я тоже тебя люблю. Не забывай об этом

— Постараюсь, — пообещал Легрэ, размышляя, что жутко устал от их ссор за последние недели. После женитьбы Фернандо все пошло наперекосяк и порою просто отпускались руки. — А где Фернандо?

— Он сказал, что вернется скоро. Уехал после обеда, — улыбнулся Луис. — А меня оставил за книгами, как всегда.

— Понятно, — тяжелый вздох сорвался с губ Кристиана и он отвел Луиса к постели, где они оба удобно устроились, чтобы просто поговорить... Ну, или для начала поговорить. — Ты правда считаешь, что для нас ничего не значит твое мнение?

Герцог вздохнул. Опять сначала.

— Кристиан, давай не будем опять? Я все и так сказал вроде. И так глупо себя чувствую, — юноша сцепил руки и не очень хотел разбирательств. Он предпочел бы банально поспать сейчас.

— Почему глупо? — спросил Фернандо, входя в комнату. Он только что-то вернулся и был еще разгоряченный быстрой скачкой, несколько недовольный слишком малыми успехами некоторых воспитанников, на которых он возлагал надежды, и в тоже время умиротворенный. Присев на постель, монарх снял с головы большой, разлапистый, но крепко сплетенный венок с торчавшими во все стороны колосками, травами и васильками и водрузил его на голову мальчика.

Легрэ приветствовал брата коротким поцелуем.

Луис удивленно распахнул глаза и не нашелся, что ответить. А только сорвал один колосок и теперь крутил между пальцами.