Фанфик по Гарри Поттеру: Мы, аристократы - 4

Побледневшая Грейнджер снова подняла руку, на этот раз едва заметно дрожащую. Нервы нервами, но баллы превыше всего.

— Слушаю, — повернулся к ней Грюм.

— Авада Кедавра, — прошептала она.

— Именно, — лицо Грюма перекосилось в отталкивающем выражении, означавшем у него улыбку. — Да. Последнее и самое ужасное.

В силу магловского воспитания я никогда не понимал, что такого ужасного в Аваде. Пистолет гораздо хуже. Грюм вынул на стол следующего акромантула, направил на него палочку и проревел:

— Авада Кедавра!

Ядовито-зелёный луч вырвался из палочки и упёрся в паука. Тот ожидаемо сдох.

— Вот так, — хладнокровно сказал Грюм. — И никакого контрзаклинания, защититься от Авады нельзя. Её пережил только один человек, и он сейчас сидит передо мной, — он, а вместе с ним и весь класс, уставился на меня. — Авада Кедавра требует огромной колдовской силы. Даже если все вы направите на меня палочки и скажете это заклинание, самое большее, у меня пойдёт кровь из носа.

— Я бы так не зарекался... — сквозь зубы прошипел Драко, сидевший за моей спиной. Грюм предпочёл его не услышать.

— Но я здесь не для того, чтобы обучать вас этому заклинанию, а для того, чтобы предупредить вас, — продолжал он, не сводя с меня обоих глаз, обычно живших каждый своей жизнью. — Вы должны знать всё, вплоть до самого худшего. Постоянная бдительность!!!

Класс уже был на взводе после демонстрации непростительных, поэтому от его рёва всех подбросило на месте. Кроме нас с Тедом, потому что я оставался невозмутимым, а Тед рядом со мной не боялся ничего. Хотя я заметил, что наблюдать за пыткой паука мне было неприятно. Не потому, что жалко акромантула — мне было неприятно видеть старого урода, самозбвенно мучающего живое существо.

— Вопросы есть? — обратился Грюм к классу. Запуганные ученики косились друг на друга и всячески старались выглядеть незаметными.

— У меня есть, — сказал я.

Отставной аврор посмотрел на меня с плохо скрываемым изумлением, словно я сделал нечто такое, чего он не ожидал.

— Ну? — кивнул он мне.

— Почему все считают, что я пережил именно Аваду? Разве она оставляет шрам в виде молнии?

Грюм не сводил с меня глаз, на его лице отобразилось нечто вроде задумчивости.

— Потому что Авада отразилась от тебя в Волдеморта и развоплотила его, — сообщил он после некоторого размышления.

Ответ феноменальный. Грюм вообще сколько-нибудь понял, о чём я спросил его? Или не захотел понимать?

— Но я никогда не слышал, чтобы Авада развоплощала. Это ментальное заклинание, отделяющее душу от тела, которое остаётся целым и невредимым. Мои родители были убиты Авадой и их тела остались на месте. Никаких молний на лбах у них не было. Да и пример у нас перед глазами демонстрирует именно это, — я указал на дохлого акромантула, всё еще лежащего на преподавательском столе.

Грюм издал сухое осуждающее хмыканье. Посмотрел на акромантула, затем снова на меня.

— Авада была отражённой, поэтому сработала необычно, — пояснил он мне терпеливо, как маленькому. — Так сказал Дамблдор, а он в этих вещах разбирается.

— Но если в меня попала обычная Авада, с чего бы на мне она сработала необычно?

— А с того... с того, что это не твоего ума дело, Поттер. На то есть причины, которые нельзя разглашать и о которых известно только посвящённым. Другие вопросы имеются?

Так, он не только знает о пророчестве, но и верит в него. Значит, до его рассудка не достучаться, потому что тот сдался уже тогда, когда его потеснила вера.

— Имеются, сэр.

— Что там у тебя ещё? — с очевидным недовольством выговорил он.

— Почему вы не сказали, что от Авады можно защититься любым твёрдым предметом подходящей толщины и размера?

— Я добавлю это, когда класс будет записывать за мной под диктовку. Вы еще дети и ваше дело — не подставляться под непростительные.

— Кстати, а почему они называются непростительными?

— Потому что это очень злые и тёмные заклинания. Чтобы исполнить их, колдун должен развивать и укреплять в себе самые дурные качества человеческой натуры. Он должен упиваться насилием над личностью, наслаждаться болью других существ и с удовольствием отнимать у них жизнь. Способность к непростительным напрямую зависит от жестокости и испорченности их исполнителя.

— Вы хотите сказать, что у добропорядочного колдуна они не получатся?

Грюм проследил мой устремлённый на паука взгляд и понял намёк.

— Я не добропорядочный колдун — я аврор, — рыкнул он. — Это моя работа, Поттер. Все взяли перья и пергамент, сейчас будем записывать, что вы услышали сегодня о непростительных. И чтобы к следующему занятию выучили всё назубок — у нас будет практика.

Я плохо представлял себе, как будет выглядеть практика по Круцио и Аваде. Значит, Грюм имел в виду Империо. Способность противостоять заклинанию подчинения напрямую зависела от ментальной защиты мага, поэтому подготовка к практике заключалась не столько в заучивании наизусть лекции старого аврора, сколько в тренировке окклюменции. Согласно методическим пособиям, окклюменции рекомендовали обучать с пятнадцати лет по той же причине, что и заклинанию патронуса — считалось, что до этого возраста у детей не хватает концентрации внимания. Как и в любом правиле, здесь бывали исключения, но в целом так оно и было. В нашей компании, например, окклюменцией владели только мы с Тедом, а Драко с парнями еще и не начинали осваивать её.

После ЗоТИ у нас была первая лекция по истории магии, которую читали сразу для всего курса. На этот раз никто не спал, потому что профессор Норма Ранкорн, обнаружившая, что нам слишком много рассказывали о гоблинах и слишком мало обо всём остальном, начала учебный год с краткого обзора истории других нечеловеческих рас магического мира. Рассказывала она чрезвычайно интересно, а в конце занятия дала список дополнительной литературы для желающих углублённо ознакомиться с темой.

Несмотря на то, что в Хогвартсе пока еще ничто не напоминало о предстоящем Тремудром турнире, многие ученики жили его ожиданием. Это мы летом целый месяц разъезжали по Европе, но такая возможность была не у всех. Для учеников из небогатых семей турнир был приятным шансом поближе познакомиться с иностранцами, а кое-кто не сбрасывал со счётов и славу победителя турнира с прилагающейся к ней тысячей галеонов. По школе ходили слухи, что близнецы Уизли придумали, как обойти возрастное ограничение и принять участие в отборе кандидатов — предупреждение о повышенной смертности чемпионов было для них пустым звуком и пережитком далёкого Средневековья.

Предстоящая практика по ЗоТИ очень встревожила Малфоя, который тоже без труда вычислил, что Грюм будет практиковать Империо на учениках. За годы учёбы в Хогвартсе Драко выслушал немало подколок от грифов по поводу своего отца, Тёмного Лорда и заклинания подчинения, поэтому его буквально корчило от мысли, что он окажется заимперенным на глазах у грифов. Он давно знал, что мы с Тедом освоили окклюменцию, но, будучи неусидчивым и непредусмотрительным, даже и не подумал обучаться ей сам. Вечером после ЗоТИ Драко насел на меня и потребовал, чтобы я немедленно научил его защищать рассудок.

Не знаю, чему он надеялся выучиться за несколько дней, оставшиеся до следующего занятия по ЗоТИ. Раньше надо было об этом думать — так я ему и сказал. Малфой не умел надолго сосредотачиваться на чём-то одном, тогда как способность к концентрации и удержанию внимания на объекте была основой окклюменции. Все эти воображаемые каменные стены, озёрные глади, чёрные болота и прочие защитные ментальные конструкции были только опорой для сосредоточения, хотя достаточно было бы ни о чём не думать и не ловиться на стимуляцию ассоциаций во время легилиментной атаки.

Но Драко не отставал, и мне пришлось начать учить его, предупредив, что скорого результата не будет. Окклюментом он был никаким, но это по крайней мере успокоило его. На всякий случай я рассказал слизеринцам, что у маглов есть похожая техника — гипноз, применяемый маглорожденными сквибами, о существовании которых догадались Грег с Винсом — и что подчинить с помощью гипноза можно только некоторых маглов, хотя ни у кого из них нет окклюментной подготовки. Сопротивление гипнозу у них зависело от склада личности — маглы, склонные следовать авторитетам и некритически воспринимать информацию, были более подвержены внушению, и наоборот. Было весьма вероятно, что это правило относилось и к Империо.

За истекшие годы Малфой повзрослел достаточно, чтобы научиться уважать своих вассалов. Может, Крэбб с Гойлом и не вели беседы о прекрасном, но они были сильны, преданы сюзерену и обладали практичностью и житейской мудростью, которые нередко бывали полезнее любой эстетики. Перед следующим ЗоТИ он счёл необходимым предупредить их:

— Помните, вы обязаны подчиняться только моим приказам. И больше ничьим.

Грег и Винс согласно закивали. В Теде я был уверен, поэтому не стал предупреждать его. Когда мы пришли в класс, я заметил, что грифы тоже нервничают — возможность быть заимперенными радовала их ничуть не больше, чем слизеринцев. Все они явились на урок заранее и непривычно тихо просидели на местах до прихода Грюма.

Как и в прошлый раз, профессор ЗоТИ известил о себе клацанием протеза по каменному коридору. В начале занятия он объявил, что наложит Империо на каждого, чтобы ученики могли ощутить действие заклинания и прикинуть, как сопротивляться ему.

— Но, профессор... вы же сами говорили, что это незаконно... — не утерпела высунуться Грейнджер.

— Дамблдор пожелал, чтобы ученики прочувствовали Империо на себе, — снизошёл до пояснения Грюм, сверля её уцелевшим глазом. Его волшебный глаз в это время вовсю гулял по аудитории. — Впрочем, если ты такая ревностная сторонница законности, я не настаиваю на твоём присутствии на уроке. Дверь вон там.

Он указал корявым пальцем на дверь. Гермиона покраснела и невнятно пробормотала, что она не имела в виду, что хочет уйти.

— Тогда, девочка, для чего ты сказала это? — неприязненно поинтересовался Грюм. — Хотела унизить преподавателя или показать, что ты умнее его?

Она уткнула взгляд в стол перед собой и покраснела ещё гуще.

— Извините, профессор...

— Вот с тебя я и начну. Как тебя там?

— Грейнджер.

— Выходи сюда, Грейнджер. — Грюм указал палочкой на свободное пространство перед преподавательским столом. — Империо!!!

Ученики подпрыгнули на местах. И чего он всё время так орёт свои заклинания?

— Давай-ка, Грейнджер, станцуй нам что-нибудь, — приказал он.

Гермиона неуклюже затопталась на месте. Танцевать она не умела. По следующему приказу Грюма она спела классу детскую песенку, продемонстрировавшую полное отсутствие у неё музыкального слуха. Грюм даже разочарованно крякнул:

— Я думал, все девочки это умеют.

— А мы и умеем, — возмутилась с места Лаванда Браун. — Это же Грейнджер!

— Ладно, ты и покажешь. Иди сюда.

Он снял Империо с Гермионы и наложил на Лаванду. По его команде та запела популярную в этом сезоне песню 'Ведьма на прогулке' и закружилась под неё в танце. Голос у неё был приятный и двигалась она грациозно. Грюм с довольным видом заулыбался. За Браун последовала Патил, затем была вызвана Милли, показавшая себя очень неплохо с точки зрения вокала и отвратительно с точки зрения противостояния подчинению. Наконец Империо подверглась Дафна, и на ней профессор впервые потерпел поражение. Гринграсс встряхнула красиво уложенной причёской, словно избавляясь от наваждения, и глянула Грюму в лицо.

— Я. Не. Танцую. Где попало. И. Перед. Кем попало, — с вызовом выговорила она.

В хриплом смешке профессора прозвучала странная смесь одобрения с осуждением.

— Садись, Гринграсс. — Грюм воззрился на класс, дожидаясь полной тишины. — Вы только что убедились на её примере, что заклинанию подчинения можно противостоять. Старшекурсники-слизеринцы у меня показывают неплохие результаты, и хотел бы я, чтобы гриффиндорцы были не хуже. Но для девочки твоего возраста это отлично, просто отлично. Скажи, Гринграсс, как у тебя получилось преодолеть Империо?

— 'Вы', и 'мисс Гринграсс', — бешеной гадюкой прошипела Дафна. — Я уже ответила, что не делаю того, чего не считаю нужным делать. Пока я в силах сопротивляться всяким позорным приказам, я буду сопротивляться.

— Вы слышали, — обратился он к классу. — Гринграсс считает позорным подчиниться мне и выполнять мои приказы. С одной стороны, это кое-что говорит об её воспитании, с другой — именно это помогло ей преодолеть заклинание. Так, девочки у нас уже попробовались, а теперь, пареньки, очередь за вами.

Дафна мазнула по нему взглядом — словно плюнула. Грюм уставился на грифов, выбирая следующего подопытного.

— Вот ты, парень — вставай и иди сюда.

Это был Дин Томас, которого Грюм заставил прыгать по классу и распевать национальный британский гимн. За ним последовал Симус Финнеган, который стал прыгать по классу и распевать национальный ирландский гимн. Затем настала очередь Рональда Уизли, который попрыгал по классу, изображая зайчика и распевая песенку про лесных зверюшек. Затем Невилл Лонгботтом стал исполнять армейскую последовательность 'лечь-отжаться-встать', пока не выбился из сил — это случилось на пятом отжимании. Следующим пошёл отжиматься Забини, сумевший-таки оказать некоторое сопротивление — Грюму пришлось повторить приказ несколько раз, пока мулат не подчинился. Нечто похожее получилось и с Винсом, который пытался сопротивляться, но в конце концов сдался.

С Грегом вышло совсем по-другому. Сначала он, как и Забини с Крэббом, пытался сопротивляться, но наконец сдался и пошёл выполнять приказ. Вдруг он начал материться — хорошо так, экспрессивно и образно, аж все девчонки покраснели, съёжились и зажали уши — и остановился на полпути, извергая такие выражения, что даже Грюм заслушался. Когда Империо, уподобившись стыдливой девице, не выдержало потока брани и развеялось, Грег замолчал.

— Кхм... — Грюм хрипло прокашлялся. — Как ты до этого додумался, парень?

— А никак, — растерянно ответил Гойл. Похоже, он и сам хотел бы знать, как его пробило на такое. — Само получилось.

— Да тебе, парень, прямая дорога в авроры... — Грюм явно запамятовал, что перед ним слизеринец.

— А чего я там забыл?

По классу пронеслось хихиканье. Оно усиливалось, пока не перешло в громовой хохот. С самого начала урока все сидели в напряжении, да и предстать в унизительном положении перед классом было немалым испытанием для нервов, поэтому смех оказался необходимой разрядкой. Остановить его было невозможно, оставалось только дождаться, пока ученики не выдохнутся сами. Грюм крутил головой, хмыкал, кряхтел, прокашливался, но не вмешивался, пережидая ситуацию.

Было очевидно, что он оставлял нас с Драко на сладкое. Сейчас предполагалась очередь Драко, но, встретившись с яростным взглядом Малфоя, профессор вдруг надумал проявить благоразумие. Зато моя безмятежная физиономия не внушила Грюму никаких дурных предчувствий, и его волшебный глаз остановился на мне.