Случайный визит

Темно, поскольку ночь. Луна за тучами, выглядывает только изредка. Это хорошо, что — Луна! Значит я на Земле. Вопрос: на той ли я Земле, что мне нужна? Телефон в этом не сомневается, а значит, и я успокаиваюсь. Нужно выбираться отсюда, поскольку вонь исходит от куч навоза каких-то травоядных, а теперь, кажется, и от меня. Расширяю контур и замечаю, что в глубине водоёма имеется нечто тупое и голодное. Потревоженное стуком от моего падения, оно всплывает на перископную глубину и...

Мгновение ока — и я уже на обрыве. Он метра три в высоту, крокодил его не одолеет. С удивлением обнаруживаю, что успел при ретираде прихватить и велик. Чтобы и он врагу на поругание не достался, значит. А как я вскочил на обрыв с занятыми руками? Может, летать научился между делом? Пробую, но мне что-то не левитируется. Зато наваливается усталость и какое-то безразличие. В темноте на стволе дерева мерцает портал, через который я попал сюда. Под деревом песок и немного сухой травы. Расстилаю коврик и решаю переночевать прямо тут. Кто-то бродит в окрестностях, топая и пофыркивая, мне всё равно. Ловлю себя на том, что совершенно машинально устанавливаю защиту от 'нехороших людей' и голодных животных. В принципе, я мог бы заночевать рядом с крокодилом. Хорошо быть магом! И спокойно засыпаю.

* * *

Под утро мне даже стало немного нехорошо: я несколько раз просыпался и всё никак не мог понять, почему Луна, которая всё же вылезла из облачности, с каждым разом оказывается всё левее и левее? Может, это я поворачиваюсь? Нет, Луна точно движется 'неправильно'. А значит, меня занесло в какой-то диковинный мир... Балда! Тебя просто занесло в южное полушарие! Поэтому Луна движется по небу справа налево, поэтому она 'перевёрнутая'!

Африка, точнее Южная Африка. Наклейки с таким текстом часто попадаются на проезжающих машинах. Водители с кожей всех оттенков посматривают на меня — велосипедиста, но останавливаться и предлагать помощь не спешат. А я и не прошу. Да и зрелище, по-видимому, привычное — едет по дороге небритый мужик на велике и с рюкзаком. Только вот, куда я еду?

Асфальтированная дорога идёт, как я понимаю — по саванне: степи с редкими купами деревьев. Указатели на тарабарском наречии не особо тщатся что-то сообщить. Из всей информации я понимаю только цифры. Названия близлежащих населённых пунктов ни о чём не говорят. Впрочем, то, что через три километра будет мотель — понятно. Как я соскучился по душу с горячей водой и, извините, цивилизованному туалету! Только вот с валютой у меня напряжёнка. Придётся вступить с местным населением в товарно-денежные отношения.

Мотель представляет собой пару десятков домиков, укрытых в тени рощицы неизвестных мне деревьев. Вижу около них несколько авто, людей нет. Я спешиваюсь перед 'рецепшеном', дежурному (или, кто он там?) наплевать на отсутствие у меня автомобиля, что он и объясняет мне на скверном английском. Мой, впрочем, не лучше. Парень ведёт меня к ближайшему домику, вручает ключ.

Чистое бельё на двуспальной кровати, кондиционер, душ, туалет, стиральная машинка, маленькая кухонька с холодильником, (магазин и микроресторан на территории мотеля) телефон. Цивилизация! Запустив в стирку бельё, подзакусив и немного приведя себя в порядок, возвращаюсь к скучающему за стойкой дежурному. Вид голида смахивает с его лица маску равнодушия. Мы торгуемся. Я понятия не имею о величине курса местной валюты и уровне цен, но мне отчего-то кажется, что неполный день в пустующем мотеле, даже таком замечательном, никак не стоит полновесной золотой монеты.

'Ах, платить нужно за полные сутки? Понятно, но всё равно дороговато!'

В конце концов, мне надоедает, я соглашаюсь, но требую немного наличности на автобус, который 'будет вечером' и отвезёт меня в Йоханнесбург. Попутно избавляюсь от велика, не тащить же его домой через полмира? Продаю своего верного коня за сумму эквивалентную тридцати долларам.

'...?'

'Нет, таких монет у меня больше нет'.

'...?'

'Нет, не выпьем, я устал и хочу отдохнуть'.

'...?'

'Нет, и пива не хочу! Пока, Густав, ключ занесу вечером. Во сколько автобус? В семь? Значит, в полседьмого'.

Может быть, конечно, в привязчивости молодого человека и нет никакого подтекста, а просто ему скучно и хочется меня разговорить. Ведь не каждый день к тебе являются клиенты, норовящие расплатиться золотой монетой неизвестной страны. Я сам совсем недавно... Но я постарше буду. В общем, какая-то поистине сарабушевская подозрительность заставила меня по приходу в свой домик заняться не стиркой и отмоканием под душем, а слежкой за Густавом. Хотелось просто успокоиться и оставить всякие нехорошие мысли на его счёт, но не вышло.

Я прилёг прямо на покрывало, прикрыл глаза, и тут же узрел моего нового знакомца и услышал его голос. Парень разговаривал по телефону и, судя по всему, рассказывал о моём явлении некоему своему товарищу. Разговор шёл на местном жаргоне, и я мало, что понял, но упоминалось моё якобы имя — Джон Смит — фигурирующее в книге гостей, подробно описывалась поворачиваемая в пальцах монета, а ещё говорилось о времени, возможно, планируемом времени моего убытия. Конечно, можно было предположить, что Густав договаривается о доставке букета цветов понравившемуся клиенту. Но, извините, я предположил худшее.

Но не стал убегать и скрываться. И готовиться к перестрелке с мечтающими со мной очень близко познакомиться, тоже не стал. А постоял под душем и лёг спать, включив сигнальный контур. Разбудил он меня через три часа, когда организм и сам уже решил потихоньку просыпаться. Пятеро моих фанатов — двое белокожих, а остальные разной степени африканистости — уже подъехали на потрёпанном джипе и в настоящий момент совещались с наводчиком. Было у них и оружие, как минимум по стволу на брата, что окончательно рассеяло мои сомнения по поводу причины их встречи. Я остановился на самом щадящем варианте обороны, пассивном даже: взял и крепко усыпил всю ораву. Зашёл в комнатку, где бандиты привольно развалились в креслах и на полу, и экспроприировал лежащий на столе голид. Шиш вам... Попутно смародёрил стоящую рядом бутылку местного лимонада. Затем дождался прибытия междугороднего автобуса, купил билет и благополучно продремал всю дорогу до Йоханнесбурга в его тонированной и кондиционированной утробе, изредка наблюдая в окошко, как буш сменяется всё более и более индустриальными ландшафтами. Надеюсь, кто-нибудь из клиентов мотеля, обнаружив хорошо вооружённую, дрыхнущую вповалку компанию, догадается вызвать полицию.

Утром, истратив остатки рандов — местной валюты на такси, добрался до аэропорта. Да так и сел на скамеечке около входа, сражённый некой догадкой. Понимаете, я нисколько не сомневался в своих новоприобретённых способностях отводить глаза людям. Если я захочу, то пройду на борт любого самолёта без билета, без проверки багажа, даже с 'Сайгой' наизготовку. Никто из людей не обратит на эти выходки ни малейшего внимания. Но техника! Камеры наблюдения на каждом шагу. А ещё мне пришло в голову, что если те друзья-разбойнички раскололись, и полиция им поверила, то, возможно, она тоже захочет со мной познакомиться. А куда я направлялся — известно, и что интересовался аэропортом — тоже.

Так вот — техника. Значит, мои изображения будут в распоряжении местных копов, или как они тут называются? Если бы у меня было больше времени, я придумал бы нечто оригинальное, а так пришлось банально 'валить' сервер службы безопасности аэропорта. Точнее его международного терминала. В общем, я его не 'повалил', а просто устроил небольшое замыкание в блоке питания. Не фатально и чинится легко. Надеюсь, за те несколько часов, что не велась запись с камер, никаких других крупных преступников, кроме меня, аэропорт не посещало.

Внешне отказ камер слежения никак на работе терминала не отразился, по-прежнему по залам циркулировали толпы народа как бы демонстрирующие локальное вавилонское столпотворение. Я определил явных индусов в белых чалмах и каких-то сюртуках, а рядом с ними их жён в пёстрых сари, арабов в белых балахонах, японцев, а может и корейцев, передвигавшихся подобием строя. Все остальные, кроме европейцев, были, вероятно, африканцы с кожей всех оттенков, от цвета печной сажи, до кофе с молоком. И речь на таких экзотических языках, что изредка доносящаяся английская уже воспринимается, как нечто родное.

Итак, обезопасившись, я вошёл в здание, в зале отправления выяснил, что ближайший рейс в Европу следует во Франкфурт, причём посадка уже объявлена. Осваиваясь, постоял в хвосте пассажиров, но рюкзак в багаж сдавать не стал. Выбрал некоего полицейского чина, который наблюдал за процедурой регистрации и 'сориентировал' его. Тот приблизился ко мне с холодной улыбкой, взял за локоток и любезно предложил 'пройти'. Обычное дело в аэропортах, даже соседи по очереди, глянув вслед, равнодушно отвернулись: 'похож господин на какого-нибудь террориста — бывает, проверят и отпустят'. Полицейский, однако, и не подумал меня проверять, но напротив, совершил должностное преступление: провёл человека без документов и билета, напрямую, в накопитель. Отдал честь и удалился. И сейчас же забыл об этом.

Вообще, не люблю эти аэробусы: сидишь, как в кинозале. Вот и в 'люфтганзовском' А330-м, несмотря на полный комфорт, дисплей напротив и предупредительных стюардесс... Как-то в отечественном 154-м лучше! Меня проводили в салон 'ВИП', или, как он там называется? Притом, что на мой потрёпанный туристический камуфляж и влекомый за собой нелепый тут рюкзак никто не обратил ни малейшего внимания. Весь полёт до Каира, а это восемь часов, я продремал, прерываясь на приёмы пищи. Оказывается, если из Европы до южной Африки аэробус летит без посадок, то на обратной дороге ему нужна дозаправка. Что-то связанное с высотой аэропорта Йоханнесбурга над уровнем моря.

Меня это устраивало, в Каире я решил сойти. В Европу лететь неохота, а в Египте места знакомые. Бывал я там, то есть. В общем, подхватил свой рюкзак и вместе с толпой пассажиров отправился в зону беспошлинной торговли. Вышел из неё без проблем 'на волю' и направился к чартерным терминалам. Нужно ли говорить, что все видеокамеры на моём пути дружно выходили из строя. Я приспособился ломать их не радикально — что я зверь, что ли? Просто выдёргивал сигнальный кабель.

Мне повезло в очередной раз: начиналась регистрация на чартерный рейс 'Тюменских авиалиний' до Тюмени, с промежуточной посадкой как раз у меня на родине. Я неспешно подошёл к тусующейся толпе явных земляков: не хватало ещё знакомых встретить! Но обошлось, таковых не оказалось. Тот же самый фокус с полицейским я проделывать не стал, когда подошла моя очередь, просто прошёл мимо контроля, мило улыбнувшись девушкам. За что получил от них посадочный талон. Так же нагло я проигнорировал рамку и рентген ручного багажа. И никто совершенно не обратил внимания на мои фокусы.

Родной ТУ-154-й, место у окна, рюкзак с неимоверными ценностями и карабином запихан на полку над головой. Почти пять часов полёта — и я, наконец, дома! В аэропорту, в общем-то. Который тут же поражает болезнь 'неисправных видеокамер'. Ну не хочу я, чтобы кто-нибудь идентифицировал меня на видео, а потом задавал неприятные вопросы, как получилось, что, уехав из дома на велосипеде и имея из документов только общегражданский паспорт, я вернулся почему-то из Египта? А если хорошо покопать, то и из Южной Африки? Собственно, этих вопрошающих нетрудно заставить забыть о моём существовании, но где-то всегда остаются документы...

Чудом сохранившиеся в паспорте пятьсот рублей снимают этическую проблему, связанную с оплатой такси. Этой суммы немного не хватает, и я добавляю пару южноафриканских рандов, завалявшихся в кармане. Ну не могу я, подобно Сарабушу, потреблять услуги бесплатно, не то воспитание. И совать таксисту золотую монету тоже достаточно опрометчиво.

В общем, через полчаса я уже дома. Люблю возвращаться вот так, никого не поставив в известность, без встречающих и так далее. Всё же двадцать первый век на дворе, а не какой-нибудь семнадцатый, когда дальняя поездка была для твоих друзей и знакомых сродни твоей смерти. А возвращение, соответственно, сродни воскрешению. Кидаю рюкзак в угол, не постиранное в Южной Африке запихиваю в стиралку. Бреюсь, переодеваюсь. Вот теперь я могу предстать перед родными и близкими. Включаю 'Нокию'. Ничего себе! Сколько-сколько пропущенных вызовов? И все от Майки? Кажется, что-то случилось... Нажимаю кнопку вызова. Два гудка...

— Серёжа? Ну, где же ты...?

— Я...

— Серёжа, с мамой очень плохо!

* * *

Областная 'онкология', смутно помню, как прорывался к маме, потому, что часы были не приёмные. К ней меня всё-таки не пустили, и я применил свои умения, но мама спала. Посмотрел через приоткрытую дверь на её измученное лицо и отправился на поиски лечащего врача. Поговорили... Выяснилось, что дела очень плохи: рак лёгких, случай тяжёлый и запущенный. И самое главное — неоперабельный, поскольку опухоль куда-то там проросла и уже дала множественные метастазы. Мама терпела до последнего: 'скорая помощь' увезла её прямо с работы. Узнаю её — я и сам такой же упёртый. В нехорошем смысле этого слова. Владимир Михайлович Доронин посоветовал мне 'крепиться'.

'Лечение?'

'Теперь только паллиативное', то есть обеспечивающее максимальное 'качество жизни', вплоть до близкой, извините, смерти.

'Когда?'

'Я не волшебник, угадать не могу. Может, месяц, может — полгода. Не больше'.

Майку, с продуктовой сумкой и с каким-то бельём, я встретил в дверях онкоцентра. Получается, всё то время, пока я прохлаждался в иных мирах, она ухаживала за мамой. Даже почти забросила свой бизнес, точнее руководила им по телефону. Майка расплакалась. Мы обнялись, постояли.

'Ну, где же ты был?' — всё повторяла она. — 'Я звонила, звонила...!'

'Я... я... там нет сотовой связи!' — оправдывался я, но она, кажется, не прислушивалась. Мы снова поднялись в отделение, мама по-прежнему спала. Кажется, её и будили только ненадолго. Майка что-то там заменила, и мы поехали домой. Нерадостным вышло моё возвращение. Я-то думал поразить своих женщин удивительными рассказами, подкреплёнными на этот раз фотографиями, но по сравнению со смертельной болезнью мамы всё оказалось так мелко... Впрочем, план уже зрел в моей голове.

Я потихоньку поработал с супругой, и та завалилась спать 'без задних ног', как она выражается в таких случаях. Ей нужно отдохнуть. Сам же отправился в гараж, сел в 'шестёрку' и снова поехал к онкоцентру. Уже смеркалось. Так случилось, что Владимир Михайлович напросился сегодня на внеочередное ночное дежурство. Ну, вы поняли? Припарковавшись у главного входа, я разложил сиденья в машине, устроился на них с максимально возможным удобством, установил рядом дипломат с Биларом и принялся за ревизию... как бы это выразиться? Ревизию медицинских программ артефакта. В своё время я почти по наитию оживил Сашу, и то кажется, порядочно напортачив. Теперь же всё должно было пройти без сучка и задоринки.

Пришлось довольно долго ждать, пока больница угомонилась, погасили свет в палатах и притушили в коридорах. Владимир Михайлович попил чаю, поработал с историями болезней своих пациентов и устроился на кушетке в ординаторской, а дежурная медсестра в процедурной. Я дал хирургу отдохнуть часик без снов, а потом вошёл к нему в сознание: