Фейри с Арбата. Гамбит

Брандон кивнул.

— А... она?

— Тоже спрячется. Она сильная, она сможет...

Очень хотелось плюнуть на колдовство и бежать к ней, уводить от погони — ведь несутся прямо на нее, и туман, как назло, стремительно тает. Вот уже совсем растаял, и слышно, как поет дудочка, а всадники с луками наизготовку несутся к рощице, что не рощица даже, а десяток хлипких берез, в них и белка не укроется. И вдруг, почти поравнявшись с Лиле, первый натянул поводья, глянул сквозь Сакса. Марк, проклятый братец! Только успел подумать, как тот развернулся к Лиле, поднял лук...

Сакс уже дернулся к ней, почти заорал: не туда смотришь, братец! Но Брандон изо всех сил сжал его руку — ровно в тот миг, как просвистела стрела. Песня дудочки оборвалась — вместе с дыханием Сакса, а Лиле упала в вереск. Марк подъехал к ней, — там и тридцати шагов не было, — грязно выругался, сложил пальцами асгейров оберег и махнул своим: уходим!

Как во сне, смотрел на скачущего прочь брата — точно знал, если сейчас Марк оглянется, увидит их. Но не оглянулся, никто не оглянулся. А Брандон сжимал его ладонь, пока всадников стало не различить, только тогда отпустил. И тронул поводья.

Так и не понимая толком, что и зачем делает, Сакс последовал за принцем. К Лиле.

Она лежала среди вереска, навзничь. И дышала, на губах пузырилась пена. Розовая.

Розовая — это значит кровь. Сакс видел однажды такую рану. Тот боец умер, часа не прошло. А Лиле царапала пальцами землю, захлебывалась и хрипела:

— К холму... к хол...

Как хватал ее на руки, запрыгивал обратно на коня, — а может, ему помогал Брандон, — Сакс не помнил. Он осознал себя лишь на вершине холма, над молочной гладью Девьего озера, с бесчувственной Лиле на руках. Она еще дышала, еле-еле, но дышала. А Сакс смотрел на холмы, десятки холмов, и понимал, что не успеет найти нужный. Зато успеет положить ее в озеро, в волшебное озеро, и слезы Девы непременно исцелят ее, не могут не исцелить!

Он направил коня прямо в озеро, спрыгнул в воду с ней на руках — она попыталась утонуть, враз намокшее платье потянуло на дно, но Сакс не позволил, удержал. Или Брандон — он спешился, вбежал в воду, подставил руки. Полмгновенья они стояли, по грудь в воде, по обе стороны от фейри: из ее груди, под ключицей, торчала стрела, а вокруг расплывалось розовое пятно.

Закусив губу, Сакс выдернул стрелу — рана должна закрыться, пожалуйста, Отец-целитель, помоги!..

Лиле вздрогнула, открыла глаза, глянула прямо на Сакса... И умерла.

Верно, Сакс стоял бы так до вечера и до следующего утра, надеясь на чудо, но Брандон тихо вздохнул и сказал:

— Пойдем. Помолчал и добавил: — Надо ее похоронить. Здесь, чтобы не нашли.

Могилу рыли мечами, вынимая землю щитом с королевским гербом. Молча. Так же молча Сакс завернул ее в плащ, поцеловал белые губы и уложил в неглубокую яму, погладил по животу. Хотелось сказать ей... хоть что-то сказать. Но сжавшееся горло едва позволяло дышать.

Засыпали и обкладывали холмик дерном так же, не произнося ни слова. Лишь потом, когда Сакс сидел рядом со своей Лиле, так и не ставшей ему женой, так и не родившей его сына, и смотрел на закат, — первый закат без нее, — Брандон протянул ему только что вырезанную тростниковую дудочку:

— Я так и не слышал, как она играет.

Сакс осторожно взял дудочку у него из рук, положил на могилу. Закрыл глаза. В голове звучал Лилин голос, тихий и нежный — та странная песня, что она пела вместе с Охотником.

Засыпай, на руках у меня засыпай...

Засыпай под пенье дождя...

Далеко, там, где неба кончается край,

Ты найдешь потерянный рай.

— Она правда была фейри? — тихо спросил Брандон.

— Правда. Она жила здесь...

Перед глазами встал тот полдень, пахнущий земляникой, тонкая девичья фигурка над водой. И темные глаза, шепот: пойдем на берег. Сакс зажмурился, сжал кулаки.

Брандон еще помолчал, потом сжал его плечо.

— Расскажи. Я почти ничего не знаю... о них.

— Я тоже не знаю о них. Только о Лиле... — Сакс сглотнул земляничную, пахнущую кровью горечь. — Я вырезал ей дудочку. Перед ярмаркой, она попросила...

Он сбивался, путался, иногда надолго замолкал, и тогда Брандон снова сжимал и его плечо и требовал: продолжай. И он продолжал, пока слова не закончились вместе со слезами, а над озером не взошла луна.

— Она уснула у меня на руках. Навсегда. Знаешь, говорят, если сильно любить фейри, они не уходят. А она — ушла. Вместе с нашим сыном...

Брандон молчал, просто обнимал его за плечи, делясь своим плащом и своим теплом, и это было правильно: король и крестьянин вместе. Сегодня — правильно, а что будет завтра, неважно.

— Может быть, ей было мало моей любви? — продолжил Сакс. — Или оттого, что загляделся на леди Мейтланд, Дева решила, что нарушил клятву. Потому и слезы не помогли. Лось, дурной лось... слышал, верно, легенду о маленькой фейри?

— Нет, не слышал, — покачал головой Брандон.

— Маленькая фейри выросла, когда ее полюбил принц. Была ему верной женой. А потом он загляделся на прекрасную леди... Тогда фейри снова стала маленькой и ушла. Совсем. Тот принц умер от горя, потому что ему нужна была не та красавица, только его фейри. А она так и не вернулась...

Зажмурившись, Сакс уткнулся лицом в ладони. Снова ни дышать, ни говорить, ни думать — ничего. Пусто.

Брандон нашел его руку и переплел пальцы.

— Твоя фейри была лучше, чем та, из сказки, слышишь, брат? Та убила принца, а твоя — спасла. Нас обоих. Чтобы мы освободили Тейрон. Мы с тобой, больше некому.

Сглотнув так и не пролившиеся слезы, Сакс глянул Брандону в глаза и склонил голову: клятва на крови — это все, что у него осталось. Он будет служить своему сюзерену, что бы ни случилось.

— Да, мой принц.

Брандон нахмурился.

— Хватит принцев. Мы теперь братья, Сакс. — Поднялся сам, потянул Сакса за руку, чтоб встал. Указал на лес. — За тобой лапник, за мной костер. А на рассвете — в Кроу. — И вдруг кривовато усмехнулся. — Вы же там засели, а, брат?

Сакс пожал плечами и старательно усмехнулся в ответ.

— Да, Брандон.

— Так-то лучше, — кивнул принц и хлопнул его по плечу.

Глава 10. Лиля

В этот раз она выплывала из забытья медленно и неохотно. Никак не могла поверить, что вернулась, что жива, что все закончилось... Главное — что все закончилось. В полусне она ждала, пока Михаил отцепит датчики, все в том же полусне взялась за его руку, с трудом поднялась.

— Голова не болит?

Лиля подумала.

— Нет, — сказала она хрипло и заново удивилась, что горло после выхода из камеры как будто кошки драли. — Только кружится и поташнивает...

— А, это нормально. Неделя, чего ж ты хотела, — улыбнулся куратор. Глаза у него все равно были грустными. — Чудо, что вообще на ногах стоишь. Я тебя отвезу домой, только сначала осмотр, коктейль и отчет.

Проверил зрачки и пульс, постучал молоточком по коленке, пододвинул к ней поднос с двумя стаканам. Потом присел к компьютеру и принялся что-то быстро печатать. А Лиля, выпив витамины, замялась: ей очень хотелось задать один вопрос, но она не решалась. Наконец все же спросила:

— Михаил, а вот скажи... меня же убили в игре, и я в холм не смогла... Меня теперь не допустят к основной миссии? — хотелось спросить беззаботно, а получилось сдавленно и жалобно.

Куратор оторвался от монитора, поднял голову.

— Конечно, допустят, Лиле. Контракт мы не разрываем, следующее погружение — на основную миссию, но ты же помнишь правила? После смерти в игре ты не можешь вернуться в то же время. В игре твое отсутствие будет длиться не меньше пятнадцати лет.

Лиля помотала головой.

— Но там же Эри! Так же нельзя, он же...

Осеклась, вспомнив, как он спрашивал: ты собираешься родить нашего ребенка в холмах? А она не смогла сказать, что никаких детей у них не будет, потому что она ненастоящая, у нее в игровом теле даже месячных нет. Как это все неправильно!

Михаил нахмурился.

— Правила есть правила, все это ты читала в контракте. На последнюю миссию можешь прийти в любой день с двадцатого октября по двадцатое ноября, думаю, помнишь. А сейчас — допивай, одевайся, и поехали.

Едва начавшие зеленеть тополя казались нарисованными серым карандашом, люди — смутными силуэтами, а настоящей была лишь боль под правой ключицей, куда угодила стрела. Лиля то и дело потирала несуществующую рану, морщилась и сжимала руки, чтобы не искать свою тростниковую дудочку. А перед глазами стояло лицо Эри — когда он понял, что она умирает.

Горстка пикселей не должна плакать от того, что погасла другая горстка пикселей. А ей не должно быть так больно от того, что пиксели больше не сложатся именно в это лицо. Он же нарисованный. Его нет, и никогда не было. Вся его любовь — продукт высоких технологий и девичьей мечты. Дери ее сворой.

То и дело косившийся на нее Михаил нашарил в кармане начатый блистер, протянул ей.

— Три штуки под язык, пока сами не растворятся. И потом по штуке в час.

— Эти стрелы — такая гадость, — виновато пожала плечами Лиля и попыталась улыбнуться.

Выдавив крохотные таблетки, она сунула их в рот и только потом догадалась глянуть название: глицин. Ага.

— А еще лучше — ложись спать, — серьезно добавил Михаил. — Выпей сладкого чая, поешь меда или шоколадку какую — и спать. И никакого кофе до конца недели, хорошо? Я буду звонить.

Помог ей выйти из машины и уехал. Лиля постояла-постояла посреди двора, равнодушно посмотрела на огромного злобного мастиффа, — гордость местного (с третьего этажа) то ли бандита, то ли совсем наоборот, — от которого еще неделю назад влезла бы на дерево, как кошка. Мастиффа такое вопиющее пренебрежение расстроило: он сначала зарычал, а потом почему-то попятился и забился под лавку. Где-то на краю видимости появился собачий хозяин — размахивал руками и орал что-то неприятное. Лиля поморщилась.

— Не надо, чтобы собака гуляла без поводка, — сказала она и все-таки поплелась к подъезду.

Дома было душно и пыльно. Надо бы прибрать хоть немного, подумала Лиля, принесла из ванной тазик воды, бросила туда тряпку. Тут же вспомнила, что нужно разуться, вернулась в прихожую, скинула кроссовки и пошлепала на кухню. Михаил же сказал, что нужно сладкого чаю...

А потом можно поиграть, то есть нужно, обязательно нужно поиграть и увидеть, что Тейрон победил в войне с Луайоном. И ведь наверняка можно найти в кодексе упоминание об Эри! Он же был важным персонажем! И о принцах прочитать — она же точно помнила, что королем стал старший принц, Артур Бероук, а младшего в какой-то стычке изловили луайонцы и предали огню во славу Асгейра, потому что младший принц оказался богопротивным колдуном. Она так легко позволила Эри ввязаться в эту безумную авантюру лишь потому, что точно знала: все у него получится, Артур согласится возглавить мятеж... а они его убили. И вовсе тот Артур был не похож на благородного, мудрого и доброго короля Артура из игры, а был он похож на мастифьего хозяина: холодный, страшный и далекий, как осьминог какой. Как бандит или политик.

Лиля вскочила, бросилась в комнату, перепрыгнула непонятно зачем принесенный таз с водой.

Включила компьютер.

До мелочей знакомая заставка, — хрустальные башни, исчезающие в порталах фейри и Сушь, наступающая впереди орды кочевников, — почему-то ее напугала. Раньше — не пугала, ни разу, Лиле только любовалась работой художников и звукорежиссера, сумевшего вплести в шелест сухих листьев отзвуки Рахманинова и Бетховена. А сейчас...

Нахмурившись, Лиля вышла в игровое меню. Здесь была другая музыка, без намека на вздохи тростниковой флейты.

Пока загружалась игра, напрочь позабытое сохранение посреди какой-то дурацкой миссии, Лиля пыталась побороть дурацкую надежду на то, что сейчас на экране вместо королевского дворца появится вересковая пустошь...

...Эри подхватит ее в свое седло, обнимет, а она заиграет на дудочке, прямо на полном скаку, и погоня утонет в тумане: сначала кони погрузятся по колено, потом — по брюхо, и последним утонет зеленый плюмаж Марка... А поднятого лука, белых от ненависти и страха глаз, стрелы в груди — не будет. И того страшного лица у Эри, как будто это в нем стрела, тоже не будет...

Вместо пустоши оказался коридор, и похожий, и не похожий на тот, которым они с Эри пробирались в покои принца. Те же серые стены, факелы, стражники у дверей — одинаково неподвижные, не чешутся, не позевывают, не жалуются друг другу на прокисший эль и надоевших до оскомины служанок. Факелы не чадят и не трещат, а про запахи, неподражаемо промозглые и дымные запахи дворца, и говорить не стоит.

Из ближайшей стены на Лилю полезло привидение, помеченное красным маркером: враг, надо драться. Глупость какая! Было бы настоящее привидение, она б его расспросила, а не убивала. Вообще убивать — это мерзко, страшно и совсем не интересно. Вот как того стражника. Эри ж его убил, не послушался ее, даже спорить не стал, просто убил. И жалел не о том, что убил, а о том, что она бы расстроилась. Ох, Эри.

Она потерла заслезившиеся глаза. Болят. И играть расхотелось — замок плоский, картонный какой-то, а если б она действительно встретила Эри вот таким, нарисованным?

Нет-нет, никаких игр, только кодекс и все.

Нажав на паузу и даже не поинтересовавшись, как идет бой нарисованного героя с нарисованным привидением, Лиля открыла кодекс, нашла слово "король" — а рядом с ним стояло слово "Брандон". Лиля еще раз протерла глаза, поискала "Артур" — и нашла. Принц Артур, воспитан луайонцами, отказался от предложения лорда Мейтланда возглавить сопротивление, был убит в собственных покоях, когда пытался помешать бегству из дворца младшего брата, будущего короля Брандона... Нет-нет, не может быть! Ерунда какая-то, она же эту игру проходила пять раз подряд, когда игра только вышла! А потом еще раз десять, она же знает кодекс наизусть. Как он вообще мог измениться? Лиля потянулась было к телефону — позвонить Михаилу и спросить... и отдернула руку. Нет, сейчас нельзя. Он будет ругаться, что села играть, а не пошла спать, а вдруг еще скажет, что психоз? Нет, Михаила можно спросить и завтра. А пока — посмотреть еще, может быть, там есть про Эри?!

Надежда была такой острой и болезненной, что на глаза снова навернулись слезы. И в груди образовался ком, как раз где была стрела. А потом, когда Лиля проморгалась, стало страшно. Господи, что ж она делает? Надеется увидеть его на экране? Может быть, еще и монитор поцеловать?! Нет, нет и нет, никогда, ни за что! Хватит уже, наигралась. До психоза. Лучше горячий чай, шоколадку — и спать. Завтра все пройдет. И станет на один день меньше ждать октября. Целых полгода. Проклятье.

Быстро, пока не передумала, она вышла в меню и нажала кнопку "удалить программу", а сама сбежала на кухню, чуть не упав о Ллир знает откуда взявшийся тазик.

Интермедия 2

— Что-то вы сегодня рано! — вахтерша Валечка, уютная дама лет под шестьдесят, потянулась поправить очки. Не найдя их, смущенно улыбнулась Майлгенну и пожала плечами: — Вот, никак не привыкну, что вижу без очков... — В доказательство она подняла вязание: детский свитерок с узором.