Закон притяжения

— О! Моя королева, — простёр он ко мне руки, — я опечален, что ты потеряла веру. Я скорблю вместе с тобой о прекрасном человеке, который волею злого рока, покинул родной мир и оказался в столь ужасном, столь неприятном месте, — теперь призрак заломил руки в страстном порыве. — Я готов отдать за тебя свою призрачную душу, но я ведь лишь твое отражение в этом мире. Твоими эмоциями я живу, твоей силой поддерживаю своё существование. Ведь я оторван от своего, предназначенного мне места, и лишь малая его толика...

— Погоди, — прервала я его пафосный монолог, — ты, о чём сейчас говорил?

— Успокоилась? — как ни в чём не бывало, осведомился наглый призрак. — Высморкайся, и пошли дальше!

— Куда, дальше?! — огрызнулась на это бесчувственное существо. — Я его не чувствую!

— Так это он, что ли умер? — спросил хранитель осторожно.

— Гораций!!! — меня снова начало колотить, но теперь от злости. — Убирайся, помощник хлоров! Обойдусь как-нибудь без твоего ДРУЖЕСКОГО участия! Поддержал, называется, утешил! Царской водки тебе на завтрак! Спасибо!

Мне ужасно захотелось вынуть его булыжник из рюкзака и запулить в первый, попавшийся на пути овраг, или пруд. Пусть рыб охраняет, а меня не надо!

Что бы как-то сбросить клокотавшую во мне ярость, я принялась курочить арбалет, который до сих пор зачем-то тащила с собой. Старое дерево треснуло и разломилось на несколько частей. А посреди щепок я увидела монеты, выпавшие из тайника.

— Вот так Пьетро, — усмехнулась невесело, подкидывая на ладони деньги, — от напарника прятал или от жены? Судя по тому, что Якобо не прихватил с собой арбалет... всё-таки от напарника. А ведь Цинга выглядел гораздо глупее, чем Кариес! Вот и доверяй первому впечатлению после этого!

Монеток оказалось десять штук. Четыре серебряные и шесть медяков. Не знаю, насколько я теперь богата, но купить хлеба точно смогу.

Немного повеселев от приятной находки, снова тронулась в путь, придерживаясь прежнего направления. Зова не чувствовала, но надеялась, что это временно. Ведь Вольф мог не отвечать, потому что элементарно спал в это время... Вообще-то, его молчанию я придумала много причин, от вполне безобидных, как сон, до самых ужасных, о которых говорить и думать не хотелось. Для сохранения собственного спокойствия и ясности ума, в голове прокручивала только безобидные варианты. Например, телепортировался, и не хочет меня с верного направления сбивать. Или в расчёты углубился, и не реагирует на внешние раздражители. Или спит... Мда... А план менять не стоит, ведь направлялась к маркизу Фармазотти, значит и надо к нему идти.

Город Пьянчо меня поразил до глубины души, хотя, на что я могла тут надеяться? Серый, грязный, вонючий. Невысокие, максимум трёхэтажные дома с наглухо, даже днём, закрытыми ставнями, навевали тоску. Мрачные, ушедшие в себя люди со сгорбленными спинами, сновали по кривым улочкам, напоминая крыс. Даже дети в этом городе не смеялись и не играли. На чумазых мордашках застыла гримаса вечного голода и страдания. Но что больше всего поразило меня, так это печать вырождения на лицах людей. Напавшие на меня разбойники тоже имели эти признаки, но по двум лицам было трудно сделать какой-либо вывод. А вот когда практически все, встреченные горожане имели одинаковые, тупые физиономии, мне сделалось по-настоящему страшно.

Что бы слиться с этой массой, мне пришлось приложить много усилий. Во-первых, как не было мне противно, пришлось нацепить на голову жуткий чепчик. Юбку я надела с меньшим содроганием. Плащ на их фоне смотрелся просто сногсшибательно. Во-вторых, мне тоже пришлось горбиться, что было жутко неудобно. Для облегчения своей участи стала опираться на палку, прихваченную ещё в лесу. Помогало не очень, но на имидж работало хорошо. Сутулиться надо было ещё и оттого, что рост слишком явно выделял меня из толпы. Недомерками тут были практически все. Мужчины моего роста встретились лишь дважды. И, судя по дорогой одежде, они были аристократами. Но, если мой средний рост был для этого мира чем-то выдающимся, то, как же тогда воспринимают Вольфа? Гигант, не иначе! Зато теперь я знаю, как расспрашивать людей о нём. Мужчин с ростом метр девяносто в этом мире, скорее всего, немного.

Теперь мне предстояла следующая фаза активного поиска — расспросы. Лучше всего информацию получать в трактирах, кабаках и на постоялых дворах. До гостиниц местный сервис, скорее всего, ещё не дорос.

Я покрутила головой в поисках необходимых мне заведений и чуть не расплакалась от досады.

Говрюшка-то у меня есть, а вот Почиташки нет! И как я должна понять, что написано на аккуратной вывеске, украшенной странной картинкой, на которой змея обвилась вокруг чаши, явно спуская в неё яд из раззявленной пасти? Зелёный змий приглашает вас испить хмельного зелья? Или в этом заведении любой может напиться в усмерть? Мда...

Следующая вывеска, снабжённая эмблемой, была для меня так же непонятна и загадочна. Колесо от телеги, практически в натуральную величину, мерно покачивалось на толстой цепи.

Мастерская по починке телег? Тогда где возницы со сломанными повозками? Магазин запасных частей и комплектующих для гужевого транспорта?.. Хлор поймёшь этих средневековых жителей! Совсем другой менталитет.

Тут моё внимание привлекла изящная кованая эмблема, изображающая двух, вставших на дыбы, единорогов. Если бы лесной хозяин не твердил тогда с настойчивостью про этих животных, может быть сейчас я и прошла мимо. Но слишком свежи были воспоминания. Я решила не гадать, а заглянуть внутрь данного заведения. Чуда не произошло. Чугунные единороги не указали мне точной дороги к мужу, но зато я значительно пополнила свой бюджет, обменяв ещё одно украшение на местные деньги. Сухонький старикашка не только купил у меня кольцо, но и любезно посвятил в некоторые аспекты местных нравов и обычаев. Так заведение со змеем на чаше оказалось аптекой, а трактир располагался с ней рядом. Разумеется, я не могла и подумать, что, сидящее на пеньке, тощее животное с крупной головой, выпиленное из дерева и прикреплённое к той вывеске, это гордый лев на кастрюле. Просто у пенька, то есть у кастрюли, ручки отвалились. Так же он мне объяснил, что на медяк я могу сытно пообедать, а за серебро целую неделю жить на постоялом дворе в самой лучшей комнате, да ещё на полном пансионе. И, что самый пристойный для одинокой молодой путешественницы постоялый двор, находится в двух кварталах отсюда, и называется 'Синий фазан'. О высоком мужчине он, к его и моему сожалению, ничего не слышал. Но один факт вселил в меня надежду. Маркиз Фармазотти, к которому я так стремилась попасть, был, по словам старика, тоже немалого роста.

Лавку менялы я покинула, если не воодушевлённая, то обнадёженная. Уверенность в правильности принятого решения крепла, хотя Вольф всё ещё не отзывался.

Решая, что предпринять дальше, для начала отправилась в рекомендованный мне 'Синий фазан', что бы подкрепиться и забронировать комнату. Третью ночь проводить в сене мне не хотелось.

Если бы я заранее знала, какое помещение судьба подготовила мне для сегодняшнего ночлега, не кочевряжилась бы так! Но даром ясновиденья я не обладала, слава богам, иначе прикопалась бы самостоятельно под какой-нибудь местной осиной и не высовывалась оттуда даже в виде привидения.

Постоялый двор нашла без проблем. Старик — меняла подробно объяснил мне дорогу к нему, так что вывеску с синей курицей (всё-таки изобразительное искусство у них тут сильно хромает), увидела издалека. Меню было скромным, но привередничать я не собиралась. После трёх дней путешествия впроголодь, даже простая каша казалась изысканным блюдом.

Пообедав и сняв комнату, я решила прогуляться по городу. Меня, разумеется, не привлекали его 'красоты'. Я надеялась разузнать хоть что-нибудь о Вольфе и выяснить, где живёт маркиз Фармазотти.

Звук колокола, раздавшийся с городской ратуши, оповещал о каком-то событии, которое должно было произойти в ближайшее время. Горожане побросали свои дела, и потянулись в одном направлении, к которому я не преминула присоединиться. Что-то во мне туристический азарт проснулся не вовремя.

Людской поток вынес меня на городскую площадь, посередине которой возвышался небольшой помост со столбом. Под помостом лежало большое количество дров и хвороста. Вокруг стояли стражники. Я терялась в догадках, какое мероприятие можно проводить в таком антураже? Что-то мне подсказывало, что от увиденного я буду не в восторге, но покидать площадь пока не собиралась. Толпа вокруг меня гудела в возбуждении, обсуждая предстоящее событие. Я прислушалась к разговору двух мужчин, стоящих впереди меня, но, к своему удивлению, ничего не могла понять. Лишь одно слово разобрала отчётливо: 'аутодафе', но что оно означает...

Хлор! Зарядка у Говрюшки закончилась! Да так не вовремя!

Я покинула площадь и скрылась в какой-то подворотне. Закутавшись плотнее в плащ, накинула капюшон, сняла с уха коробочку и прошептала заклинание подзарядки. Приборчик оказался прожорливым. Пришлось заклинание читать ещё раз, пока крошечный индикатор под панелью не мигнул зелёным цветом. Осторожно огляделась, не видел ли кто меня за странным занятием, повесила Говрюшку на место и почти бегом вернулась на площадь.

Мероприятие там уже разворачивалось полным ходом. К столбу была привязана измученная женщина, одетая в одну холщёвую рубаху.

— Ей же холодно, — прошептала я, не сдержав нахлынувших на меня эмоций.

— Ничего, — усмехнулся кто-то рядом, — скоро её согреют!

Я не стала оборачиваться на голос, так как яда и злобы в нём было столько, что я боялась не сдержаться ещё раз, и сказать этому человеку какую-нибудь правду, которую он слышать не захочет.

Женщину, тем временем стали обкладывать дровами и хворостом. Мне захотелось уйти, ибо я с очевидностью поняла, как её сейчас будут согревать. Только от этих мыслей мне стало плохо, а уж смотреть на казнь... Я попятилась и наткнулась на плотную стену людей позади себя.

Им что, нравится на ЭТО смотреть?! Боги, а сколько тут детей! Совсем маленьких... И лица... жаждущие крови, жаждущие чужих страданий. Это для них развлечение?! Так вот отчего лица этих людей так тупы и дегенеративны... Они забыли, что такое жалость, сострадание, любовь! В них живёт только страх, животный, грубый страх, что они могут оказаться на том самом месте, где стоит сейчас истерзанная, молодая ещё женщина. Они радуются, что сегодня помост смерти занят, что их очередь ещё не наступила.

Я подумала, что та несчастная, которая сейчас была привязана к позорному столбу, точно так же приходила на чужие казни и радовалась, что не она... не сейчас...

Толстый мужик, очень сильно отличающийся по комплекции от других горожан, неуклюже переваливая задом, забрался на помост и объявил обвинительный приговор. Из его шепелявой речи я поняла, что это и есть местная ведьма, что её отлучили от церкви, и в качестве наказания назначили процедуру сожжения в очистительном огне. Аутодафе... Что душа её, таким образом, будет спасена, а дьявол, поселившийся в её теле, будет уничтожен.

Площадь одобрительно загудела. Стражники запалили факелы и поднесли их с разных сторон к дровам и хворосту. Женщина истошно закричала, подняв лицо к небу. Её губы что-то шептали, а из глаз потекли слёзы. Я была, наверное, единственной на площади, кто плакал вместе с ней. Мне очень хотелось ей помочь, но я не знала как. Можно было, конечно... нет, не избавить, а лишь облегчить страдания, нашептав ей порцию яда. Но клятва, даваемая алхимиками, умеющими кастовать вещества прямо в человеческое тело, запрещала мне, даже во имя сострадания, делать это. Я могла дать ей лишь какое-нибудь обезболивающее, или... опиат. Наркотики были тоже под запретом, но не под таким строгим, как яды, и я решилась.

Формула морфина слетела с моих губ. Я направила её прямо в кровь несчастной. Последний болезненный вскрик, и она затихла, безвольно повиснув на, стягивающих её тело, верёвках. Больше женщина не мучилась, не извивалась под огненными языками, лизавшими её тело, не молила о пощаде. Это вызвало негодование толпы. Я испортила им зрелище.

Хлор вам, изверги! Перетопчитесь!

— Ведьма! — раздался справа от меня смутно знакомый голос. — Ведьма! Это она помогает той, что на костре! — верещал мужик.

Вокруг меня тут же образовалось свободное пространство. Слезы, ещё не высохшие на щеках, выдали меня с потрохами. Я прошлась взглядом по толпе, и встретилась со злыми глазками Якобо.

— А-а-а, это ты, Кариес! — прошипела я, распрямляя согнутые плечи и гордо поднимая голову над толпой недолюдей. Пространство вокруг меня расширилось ещё больше. — Скольких путников ты ограбил сегодня на тракте?

— Она врёт! — завопил мужик, ужом ввинтился в толпу и исчез.

Но камень недоверия, брошенный им в мою сторону, уже погнал круги по площади. Люди тыкали в меня пальцами, и как нанятые, повторяли.

— Ведьма! Ведьма! Ведьма!!!

Женщина, заживо горящая на костре, их уже не интересовала. Появился новый объект для вымещения своей злобы и страха. А ведь я им не сделала ничего плохого!

— Просто не успела... — пронеслась язвительная мысль.

Ко мне, сквозь толпу продирались стражники и толстый мужчина, зачитывающий приговор. Я спокойно ждала, когда они доберутся до места.

— В чём дело, уважаемый? — обратилась я к толстяку.

Его сальный взгляд мне не понравился, но на лице это никак не отразилось. Я осталась такой же спокойной и доброжелательной, надеюсь.

— Якобо обвинил тебя в ведьмовстве, — надменно сообщил мужик, даже снизу вверх умудряясь смотреть на меня свысока.

— Этот разбойник с тракта? — усмехнулась я. — И слова человека, который грабит в лесу людей, заслуживают Вашего доверия?

— Он честный ремесленник! — возразил кто-то из толпы.

— Возможно... если только ремесло его — грабёж и разбой! Кстати, напарником к нему подвязался какой-то Пьетро. Угу. Тот, у которого сегодня живот болит!

— А откуда ты знаешь, что у Пьетро болит живот, если сама не наслала на него порчу?! — ехидно поинтересовался толстяк

— Святой отец истину глаголет! — опять кто-то влез с репликой.

Отец? Да ещё и святой?! Да, в невероятный, точнее — вывернутый мир занесло нас... если этот неприятный тип, который своё чревоугодие даже не пытается скрыть, считается святым!

— Откуда знаю? — ухмыльнулась нагло. — Оттуда! У него живот скрутило как раз в тот момент, когда он в меня из старого арбалет целился!

— У Пьетро отродясь арбалета не было, — донеслось из толпы.

— Ага! У Пьетро не было арбалета, у Якобо нет кривого ножа! — вызверилась на толпу. — А я насылаю порчу на честных горожан!

— Арестовать её, — приказал толстяк стражникам. Я только было собралась возмутиться такому беззаконию, но следующая фраза, сказанная мужиком, заставила меня подчиниться. — Пусть маркиз Фармазотти сам с ней разбирается!

О! Вот и оказия...

Глава 11

— Константин, мы берем пленных?

— Пусть вынесет мусор и свободен.

'Моя прекрасная няня'