Дэйна сейчас, в своём гостиничном номере вспоминала очень многие детали, которые вспоминала и раньше, но в эти часы и минуты детали складывались в гораздо более полную и чёткую картину. Правильно, может быть, говорят, что человек так или иначе, но запоминает всё, что происходило в его жизни. Не всегда, конечно, он получает доступ к таким точным и полным воспоминаниям о происшедшем, но, может быть, это лишь защитная система, встроенная в психику человека и предохраняющая от губительных перегрузок? Почему нет? Очень даже может быть, что дело обстоит именно так.
Раньше Дэйна, как ни пыталась, не могла вспомнить звук своих шагов по ступеням крыльца корпуса. А там... Там целых пять ступеней. Старых, каменных, снабжённых железными решётками. Пандус тоже был рядом, но... Дэйна тогда выбрала лестницу, посчитав, что подниматься по пандусу сейчас ей... Она может и побежать, а в таком месте бегущий человек... воспринимается как сигнал опасности. В некоторых случаях — и сигнал, запускающий панику. Потому-то военврачи и не бегают почти никогда, а только быстро ходят. И медсёстры, кстати, тоже.
Она поднималась ни медленно, ни быстро, но шаги... Сейчас Дэйна понимала, что они теряли лёгкость, становились тяжёлыми, очень неспешными.
Двери открылись, медсестра встала из-за стола, повернулась к шкафу, открыла створку, достала халат, подала его подошедшей Дэйне.
Свежий, чистый. Надевая его, Дэйна поймала взгляд медсестры. Спокойный и добрый. Хорошо. Ясно, что будь с Джоном что-то уж очень критическое... Медсестра бы знала. В таких местах подобные новости быстро становятся известны всему персоналу. Всё же не рядовой линейный боец, а высококлассный спецназовец.
Медсестра села за стол, и Дэйна направилась к лестнице. Хорошо, что её тогда не провожал никто... Ни врач, ни медсестра. Когда ты несколько лет проведёшь рядом с кадровым воином... Многое поймёшь и узнаешь. В том числе и то, что если сопровождают до палаты — значит, там, в палате... сложно. По-разному, конечно, бывает, но чаще — именно так.
Лестничная площадка. Дэйна на минуту остановилась, взялась за поручень. Старое здание, построенное лет сто-сто пятьдесят назад. Стены — толстые, окна — старые, кое-где, как сейчас вспомнилось, и древние деревянные взгляд отметил. Освещение — приглушённое.
Прошли несколько медсестёр, два-три врача. Мужчины и женщины. Спустились и поднялись по лестнице несколько пациентов. Тоже — мужчины и женщины.
Да, долгое время считалось, что война, армия — исключительно мужские сферы и женщинам в них, мягко говоря, делать нечего. Потом... пришлось понять, что всё же и женщинам здесь тоже многое доступно и отказаться от слишком уж маскулинизированного взгляда на армейско-воинские занятия. Так что и в госпиталях военных пациенты-женщины стали вполне обычны. В разных чинах и званиях, на разных должностях. Много женщин среди медсестёр, среди врачей. Мужчины тоже в медбратьях в армии стали обычны, их численность, насколько помнила Дэйна, почти сравнялась с численностью медсестёр. Может быть, это и к лучшему.
Дэйна продолжила подниматься по лестнице, а взгляд девушки уже нащупывал настенные указатели. Главное сейчас — номер палаты и куда свернуть — направо или налево. Экранчик инструментрона на руке автоматически уменьшился и убрался в браслет. Здесь уже можно было ориентироваться без помощи карты. Даже мерцающие на браслете стрелки, обозначающие направление необходимого движения здесь уже не нужны.
Вот и нужный номер палаты.
Лестница осталась позади, и Дэйна пошла по коридору, привычно придерживаясь правой стороны. Да, британцы очень долго сопротивлялись общепланетному правилу правостороннего движения, для них было привычным левостороннее движение. Тоже вариант. Но... глобализация, а потом — унификация во многих сферах. Они дали чётко понять британцам, что... не следует уж так слишком 'выламываться' из общей картины. Потому... Да, пришлось, безусловно, напрячься, многое надо было поменять — от разметки до знаков с дверями в общественном транспорте, но... справились. За несколько лет, а кое-где и десятков лет — справились.
Многие британцы с тех пор научились пользоваться и левосторонним и правосторонним движением. Остались, конечно, и приверженцы левостороннего движения, благо не на всех местных дорогах, особенно там, где скорость ограничена очень строго по верхнему пределу, можно было двигаться хоть справа, хоть слева. Современные навигационно-локаторные автомобильные системы позволяли заметить встречную машину за несколько километров, так что о лобовых столкновениях пришлось почти забыть.
Вот и дверь палаты. Внутри, насколько сейчас помнила Дэйна, царил полумрак. Если Джон без сознания... ему свет не нужен, хотя... В реанимационных палатах освещение почти всегда достаточно яркое, а здесь...
Рука нащупывает ручку, тянет дверь на себя. Без скрипа, без шороха дверь открывается, и Дэйна переступает порог.
Одноместная палата. Несколько дек с приборами, одна кровать, поставленная посередине. Мерцают указатели, светятся индикаторы, что-то приглушённо шумит, что-то шуршит, слышатся равномерные 'вздохи'. Да, система принудительной вентиляции лёгких и система искусственного дыхания работают.
Сейчас, спустя столько месяцев, всё это вспоминается отстранённо и спокойно, а тогда... Дэйна подошла к кровати, взялась за спинку и... несколько минут смотрела на лицо Джона. Прозрачная маска, покрывало-одеяло — почти до шеи, но... Джон — жив, он... он крепко спит. Он — здесь, теперь он — физически рядом с ней, своей Дэйной. А она — рядом с ним.
Он... он вернулся. Тогда, в те первые минуты Дэйна многое не знала. Она наслаждалась тем, что видит живого Джона. Главное — живого. Настоящего, реального своего Джона. Это тогда, в те мгновения было для неё важнее всего.
С трудом заставив себя разжать пальцы и отпустить спинку кровати, Дэйна прошла к изголовью. Рядом стоял табурет — обычный, медицинский. Может быть, его принесли сюда для сиделки, хотя... автоматика бы и так доложила дежурным врачам о малейших — и положительных и отрицательных изменениях в состоянии пациента. Может и для сиделки, но тогда... Тогда Дэйне очень хотелось верить в то, что табурет поставили не для сиделки, а для неё — подруги Джона. Пусть кто что хочет, то и думает о том, каков истинный уровень взаимоотношений Дэйны и Шепарда, но сейчас...
Дэйна склонилась, нащупала рукой скрытую покрывалом правую руку Джона и опустилась на табурет. Как же хорошо, что в это время в палату никто из медиков не вошёл. А ведь очень часто бывает так, что сразу в палате появляются либо врач, либо медсестра и... момент встречи 'смазывается'.
Сознание Дэйны тогда отфильтровывало все шумы, все 'светлячки' индикаторов и указателей. Для Дэйны тогда было самым важным видеть лицо Джона. Видеть и чувствовать, что Джон — жив, что он — рядом с ней. Теперь — физически. Он... он без сознания, но он... он очнётся, обязательно очнётся! Если она рядом с ним — она всё сделает для того, чтобы он — очнулся, а затем... затем — выздоровел. Как можно быстрее — выздоровел.
Дэйне и сейчас не было важно, сколько времени она тогда провела рядом с Джоном. Она знала только, что она провела тогда рядом с Джоном достаточно времени. Достаточно — для неё и достаточно для него. Она не сомневалась — и сейчас не сомневается в том, что он почувствовал её присутствие — сколько таких случаев ей рассказывали подруги отслуживших парней — десятки, если не сотни!
Короткая стрижка Джона — Дэйна к ней привыкла, ей казалось, что она — самая естественная и самая нормальная. Джон — её мужчина и значит, с большинством его странностей и заморочек она вполне справится. Или смирится, потому что она любит именно Джона Шепарда, реального человека. А не идеальный образ, столь желанный для девушек, пока ещё не знающих, что такое настоящая глубокая и полная любовь к мужчине.
Хорошо, что не пришлось видеть голову Джона в бинтах или в каком-нибудь защитно-медицинском шлеме. Технологии развиваются. Медики научились вытаскивать с того света пациентов с тяжелейшими черепно-мозговыми травмами. Голова Джона, насколько сейчас помнила Дэйна, не пострадала. Тело — оно, да, пострадало, потому и покрывало-одеяло — до шеи. Постарались медики, видимо коллеги капитана Ливса предупредили персонал отделения о том, что к Шепарду скоро придёт его девушка. Его самая вероятная невеста и жена.
Да, да, именно жена. Потому что... потому что Дэйна другого пути для себя не видела. Она знала, понимала, что далеко не каждая женщина внутренне, а может быть и внешне готова к той жизни, которая начинается для неё самой после подписания договора и венчания с офицером спецназа ВКС. В линейных, обычных войсках — там и проще и легче, а вот в спецназе... Не зря, ой не зря говорят и полагают, что для спецназовца смерть — гораздо ближе и ощутимее.
А может быть... Может быть, Джон уже находится в госпитале столько времени, что травмы головы успели медики залечить? Взгляд Дэйны оббежал лицо Шепарда... Если и были какие-то травмы головы, то внешне они уже никак не заметны. Ни шрамов, ни рубцов, ни швов. Ничего, что указывало бы на повреждения любой степени тяжести. Медицина, особенно военно-полевая, конечно, усложнилась и развилась. Теперь можно достигать результатов, которые всего несколько лет назад причислили бы к воплощённым чудесам. Нет, Джон, слава Богу, не выглядит, как человек, получивший тяжёлые травмы головы. И он... он остался прежним.
Дэйна не спешила, не торопилась касаться руками тела Джона. Ей было вполне сейчас достаточно, что она, пусть и через покрывало-одеяло, держит Шепарда за руку и видит его лицо. Да, в кислородно-дыхательной маске, но — всё лицо, почти без исключений. Так, разве что под ремнями маски что-то скрыто. Не опасное, нет.
Потом, позднее, она многое узнает о происшедшем на Акузе, и о том, что случилось с Джоном. Не всё, конечно, но многое. Узнает. И поймёт. Так поймёт, как доступно только ей. Джон, вполне ожидаемо, не будет много рассказывать о происшедшем. Такой уж он, не любящий 'грузить' других сложностями и проблемами. Своими — в особенности. Потому... придётся постепенно узнавать о происшедшем.
Джон был тогда... без сознания. И вряд ли, как понимала и чувствовала Дэйна, он в ближайшее время очнётся. Всё же... искусственная вентиляция лёгких не применяется в простых случаях. Медики бывают разные, но протоколы реагирования ненамного, очень ненамного отличаются. Травмы, конечно, могут быть... специфическими.
Потом, позднее, Дэйна узнает о том, что молотильщик чуть не задавил Джона своей тушей... Узнает о том, как с огромным трудом, далеко не сразу извлекли Шепарда из-под мёртвого червя прибывшие на место военные спасатели. А может — и не спасатели. Дэйна не знала точно, как называются подразделения ВКС, вызываемые на место в подобных случаях — для неё это было по понятным причинам, не так уж и важно.
Несколько часов, несколько часов рядом с Джоном. Да, сейчас она точно, чётко и полно знает, что он тогда... изменился. Он — уже изменился. Стал другим. Потому что прошёл через такое, через что далеко не каждый воин проходит, не сломавшись душевно и физически. Шепард — не сломался. Но — изменился. Посуровел, посерьёзнел. И — повзрослел.
Потом, много позднее, Дэйна успокоится. Не до конца, конечно, но, в основном — успокоится. Научится воспринимать случившееся отстранённо, на академически-энциклопедическом уровне. Происшедшее на Акузе, едва не стоившее жизни Джону, назовут в средствах массовой информации инцидентом, посчитают, что это было нападение молотильщиков на спецназовцев ВКС Альянса Систем, станут утверждать, что те же змеечерви уничтожили и пропавших учёных, от которых до сих пор не было никаких сигналов. Станет общей фразой утверждение, что тогда на Акузе из пятидесяти военнослужащих, посланных 'разбираться' с проблемой, выживет только один — Джон Шепард.
За участие в этой военной операции — подобное определение происшедшего нравилось Дэйне намного больше — Джон получит свой первый орден. Да, он не будет им гордиться, не будет его афишировать. Он вообще такой, не любящий щеголять своими наградами — хоть орденами, хоть медалями, хоть почётными знаками. Скромный. У спецназовцев принято вести себя именно так — скромно. А Джон — он в понимании Дэйны был в числе лидеров по скромности. Заставить его надеть мундир со всеми наградами Дэйна не могла, как ни старалась. Он всегда ей говорил, что и на встречи с коллегами его не надевает — там не нужны такие внешние свидетельства. Спецназовцы чувствуют и понимают друг друга очень точно и полно. Им не нужно видеть награды, им важно... читать человека, прошедшего в очередной раз через ад, скользнувшего по Грани между жизнью и смертью и сумевшего не только выжить, но и выполнить поставленную задачу.
Для спецназовцев награды важны, но они склонны их скрывать. По понятным только им причинам. А Дэйна... Ей хотелось, чтобы все увидели, кем стал её Джон. Точнее — каким он стал. Командование, пусть скупо, но отмечало спецназовцев, особенно — таких молодых, как Шепард. Молодых, но успевших повоевать. Не на полигоне, не на стрельбище, не на виртуальном тренажёре. В реальности.
Шепард отказывался. Говорил, что ему вполне достаточно того, что о его наградах знает Дэйна, знают коллеги-воины, как спецназовцы, так и линейные. И он, возможно, был прав. Потому-то Дэйна и уступила ему. После долгой борьбы — уступила. Наверное, уступила потому, что поняла. Особо глубоко и полно — поняла.
Окончательно это понимание пришло, точнее, начало приходить к ней именно в часы пребывания рядом с лежащим навзничь на больничной кровати Джоном. Потом это понимание разовьётся и укрепится.
Потом. А пока... Пока Дэйна видела лицо своего Джона. Своего без малейших натяжек и условностей. Единственного. Она знала его очень хорошо, хотя, конечно, понимала, что отлично знать она его не может. Он и сам о себе многое не знает, о многом, вполне возможно, не догадывается. Человек — сложное существо. И духовно и телесно.
Тогда медики сделали всё от них зависящее, чтобы восстановить Джона Шепарда телесно. А духовно... Духовное восстановление они предоставили ей, его подруге. И потому... не возражали против того, чтобы Дэйна несколько часов провела наедине с Джоном тогда, в полутёмной одноместной палате. Реанимация — вот она, рядом, буквально за поворотом коридора. Мало ли какие фортели может выкинуть человеческий организм. Медицина — до сих пор не слишком точная наука...
Каким бы подготовленным солдат ни был... Индивидуальные особенности могут такое спровоцировать... Потому-то медики и посчитали, что несколько часов наедине с Джоном для Дэйны — не просто нужны — необходимы. И Шепарду и ей самой.
Потом, после госпиталя... Джон отправился в управление кадров ВКС Альянса Систем. Медики, конечно же, многое понаписали в справках и заключениях, файлы которых Дэйна частично сумела прочесть. Главное, что Джон понимал сразу после госпиталя, что его так просто в покое не оставят. Этот покой... будет очень специфическим.
