Он и стал специфическим. На долгие годы Шепарда отстранили от активных задач за пределами Солнечной системы. Если и были вылеты на полигоны и стрельбища с вирттренажёрами, то преимущественно — в пределах материнской для землян звёздной системы. Редко когда за её пределы. Да и то — с обязательным для выполнения приказом вернуться в срок. Не позже. Раньше — позволялось, позже — запрещалось.
Джон страдал от таких ограничений. Молча страдал, не 'грузил' свою подругу ни словесно, ни чувственно. Понимал, что Дэйна — женщина и прочтёт его состояние полно и точно, но словами он её точно не напряг ни разу. Как и действиями. Да, он улетал в Управление кадров ВКС Альянса Систем уже напряжённым и недовольным — Дэйна это понимала и чувствовала. А вернулся... Ненамного более живым, чем тогда, в те первые часы, когда Дэйна впервые смогла его увидеть в палате, на кровати.
Потом, позднее, через несколько часов или дней... Шепард пояснил ей коротко создавшуюся ситуацию. Многое учёл — и график Дэйны и свой план-график. Пояснил словесно, стараясь притушить понятные эмоции и чувства. Пояснил — и стал выполнять то, что политики и чиновники оставили для него доступным из списка задач и проблем.
Несколько лет до вызова на 'Арктур'... прошли быстро. Нельзя сказать, что незаметно — такой срок всегда оставляет многогранные отметины. Самые разные в самых разных местах. И на теле и в душе.
Да, Джон изменился. Для него не было тайной то, что после Акузы, политики — и те, кто штатские и те, кто в погонах — отправили его, единственного выжившего, в замаскированную опалу. Потому что... потому что боялись за своё благополучие. Только своё. Личное, чуть меньше — за благополучие своих родственников, ещё меньше — за благополучие своих сподвижников и сторонников и так называемых 'ситуационных партнёров'. За народы, объединённые, так или иначе, формально или фактически в Альянс Систем, они как-то не склонны были бояться. То ли не умели, то ли не считали необходимым. Скорее всего, именно не считали необходимым. Потому что ничего нужного не знали об этих народах, и тем более — о тех народах, кто остался за официальными территориальными границами Альянса.
Рассуждали политики о человечестве и мыслили максимум границами двадцати не самых сильных и не самых больших стран Земли. Имперцы-земляне называли это кратко и хлёстко — местечковостью. Может, и верно называли. У них — свой особый взгляд, который европейцам в целом и британцам в целом — не всегда доступен и уж точно не всегда понятен.
Джон был востребован. Даже в тех рамках, в какие его поставили опогоненные и штатские политики Альянса — востребован. Даже очень востребован. Потому что он был профессионалом и специалистом, уровень подготовки которого был подтверждён не словами, а делами. И этот уровень очень многие воины — и солдаты, и сержанты, и старшины, и офицеры — ценили. Непоказно, искренне.
Дэйне это было ясно, очевидно и понятно. Она знала, что Джон не выброшен на обочину жизни, не отодвинут куда-то назад окончательно. Он всегда считал, что надо работать с тем, что есть, не стремясь получить что-то большее и лучшее. Да, это — трудно, но — возможно, а иногда — необходимо.
Ладно. Это — его работа. Он там — свой, разный, но свой. А для Дэйны — он другой. Тоже свой, но другой. Он, как Дэйна знала совершенно точно, потому что... потому что понимала, полагал, что подруга рискует. Продолжает рисковать, оставаясь рядом с ним, спецназовцем, после выхода из детдома. Да, Джон далеко не сразу стал сверхвысококлассным спецназовцем, но он... он шёл именно к этому уровню и понимал, что его путь, обычный, приемлемый и привычный для него самого, для других людей таким не является.
Другие люди могут воспринимать его путь по-другому. По той простой причине, что они — другие. Джон считал, что Дэйна рисковала, оставаясь рядом с ним столь долго. Вполне мог вообразить себе, что она лишила себя многого полезного, приятного и даже необходимого. Лишила, потому что не ушла к другому мужчине, потому что не осталась пусть даже временно, одна. Да, Джон мог понимать, что такая видная девушка, как Дэйна уж точно надолго одна не останется, но... Он мог и посчитать, что первая любовь — ещё не основание, во всяком случае, не массовое основание для большой любви. И потому... потому не привязывал Дэйну к себе так, как это делали бы многие другие мужчины.
Для Дэйны Джон не был другим мужчиной. Он был её мужчиной. Сначала — её парнем, а теперь — её мужчиной и... наиболее вероятным мужем. Хотя... Джон считает, что он — главный друг, а муж... уже потом. Пусть. Для Дэйны подобная точка зрения не является неприемлемой. Потому что она понимает многие её основания.
Джон не командовал Дэйной. Он работал, служил, действовал и... давал своей подруге свободу, о которой многие другие девушки, имевшие длительные близкие отношения с парнями, часто и мечтать-то не могли. Дэйна имела множество близких и дальних подруг и друзей, потому могла судить об этом достаточно определённо, полно и точно. Джон... Да, он часто отсутствовал неделями, декадами и месяцами. Он мог сутками не появляться рядом с Дэйной, но у неё никогда не возникала мысль о том, что он ей изменяет. Что он вот сейчас, в те минуты, когда не рядом с ней, он — рядом с другой девушкой или женщиной. Хотя... до сих пор мнение о том, что мужчины... полигамны, всё же превалирует в человеческом сообществе. И для этого есть причины. Но тем ценнее исключения из этого общего правила. Таким исключением был Джон.
Шепард умел быть рядом с Дэйной, находясь далеко от неё. Быть так, чтобы она не задыхалась от тяжести его виртуального, духовного присутствия, не стремилась бежать куда-то, где это присутствие не будет ощущаться... вообще никак не будет ощущаться. Наверное, он понимал, что Дэйна должна иметь выбор. Потому что женщина выбирает себе не мужа, а отца для ребёнка. Шепард не желал лишать Дэйну права на выбор и возможности выбирать. Верить — одно, доверять — другое, а давать другому человеку свободу — третье.
Дэйна понимала Джона. И признавала, что да, она — рисковала. Далеко не всегда первая любовь перерастает во что-то большее, далеко не всегда детские и подростковые взаимоотношения между девочкой и мальчиком становятся фундаментом крепкой и долговременной семьи, в которой появляются дети. Далеко не всегда женщины изначально готовы или способны качественно подготовиться к жизни рядом с офицером спецназа ВКС. Хотя бы потому, что эти офицеры — особые. Для них постоянная востребованность и загруженность — норма. А что остаётся женщинам? Ждать, беспокоиться, верить, читать письма — редкие и короткие. Воспитывать детей, поддерживать порядок и уют в доме, а главное — любить своего главного друга, своего мужа. Любить... на расстоянии. И... понимать, что главный друг может однажды не вернуться. Или — вернуться глубоким инвалидом. Понимать это, готовиться к этому — сложно и трудно. Не каждой женщине доступно. Такому... очень трудно научиться. Далеко не каждая женщина знает саму себя досконально. Не хочет знать или не уделяет самопознанию достаточно внимания. По самым разным причинам.
Потому-то Шепард никогда не привязывал к себе Дэйну. Давал ей огромную степень личной свободы и... верил и любил её. Только её. Понимал и знал её. Не метался от одной девушки к другой, а старался сохранить верность Дэйне. Он — видный офицер, даже в гражданском костюме, в простом комбинезоне. Есть в нём многое, что, как остро понимала Дэйна, способно влюбить в него почти каждую женщину или девушку.
Тогда, в тишине палаты, в те первые часы... Дэйна понимала, что Джон остался верен одной ей и потому, чтобы... было кому побыть рядом с ним в такие минуты. Да, медики сделали многое, но... медицина — не точная наука. И никто из эскулапов любого ранга — от врача до медсестры — не даст никогда никаких гарантий выздоровления. И тем более — полного выздоровления.
Спецназовцев уровня Джона на простые операции не посылают — Дэйна об этом хорошо знала. Потому... Мало ли что могло случиться за эти часы... Одна неполадка — и организм пойдёт вразнос, а медики, не сумевшие удержать состояние пациента в норме, будут дежурно прятать глаза и говорить 'очень жаль'. Им-то может быть и жаль, пусть даже если это протокольная словесная формула, а каково таким девушкам и женщинам, как Дэйна?
Джон и сейчас даёт Дэйне выбор. Сейчас, когда он далеко, когда он летит, уже совершенно точно известно, что летит к главной станции в исследованной части галактики — к Цитадели, он даёт своей Дэйне выбор. Потому что... потому что вернуться в ближайшее время на Землю он не сможет. Впереди у него — сложный длительный полёт. Вероятнее всего — тяжёлый полёт. Не предусматривающий, не предполагающий скорого возвращения на Землю.
Джон никогда не требовал, не просил, чтобы Дэйна следовала за ним везде и всюду, чтобы она нарушила своё правило — не покидать Землю. Не хочет она не покидать материнскую планету людей, так что в этом стремлении, желании, настройке особого? Две-три сотни стран, сплошняком чемпионаты, спартакиады, олимпиады общепланетные и региональные. Для любого профессионального спортсмена — огромное поле деятельности. Джон понимал, что, даже оставшись на Земле и никогда не выйдя за пределы её атмосферного щита, Дэйна будет постоянно занята, востребована. На время, отведённое под активную спортивную карьеру у неё соревнований любого уровня сложности и важности — хватит и ровно столько же, если не больше, останется в запасе.
Джон, как и Дэйна — сирота. Родителей он знал разве что в младенчестве. Потому... считал, считает и, вероятнее всего будет считать, что должен заботиться о других гораздо больше, чем о себе. Обо всех других, кто у него не отмечен, как враг. Заботиться деятельно, конкретно. И ещё больше заботиться о женщинах. По многим причинам. Джон эти причины, пусть и важные для него, никогда не озвучивал. За него эти причины озвучили, озвучивали и будут ещё долго озвучивать другие земляне.
Дэйна эти причины понимала и... принимала, хотя ей было и тяжело это сделать. Иногда — тяжело. Всё же Джон не давил на неё, не перекраивал под себя. Оставлял ей полную свободу и не считал, что личностные особенности Дэйны всегда, везде и всюду надо числить непременно под главкой 'недостатки' или под главкой 'пороки'.
Джон, как осознавала Дэйна, очень остро понимал, что подруга может уйти. Не озвучивая, не поясняя причин своего ухода. И этот уход ему, мужчине, надо будет не только понять, но и принять. Это... сложно и трудно, но это может стать реальностью. Жизнь, окружающий мир не утратили изменчивости, потому... Всякое может случиться.
Вполне возможно, что в академии 'Эн-Семь' Джону многое пояснили так, как ни в одном другом учебном заведении пояснить не смогут. Поопасаются, а может, и побоятся. Доходчиво пояснили. И Джон... принял эти пояснения.
Посчитал, что Дэйна должна иметь право выбора. Тогда и он тоже сохранит за собой право выбора и сможет им воспользоваться. И сейчас, и в будущем.
Для Джона было важно сохранить взаимоотношения с Дэйной. Именно сохранить, а потом уже — на основе взаимности и понимания — развить. В том числе и для того, чтобы именно Дэйна, а не абсолютно незнакомая чужая ему девушка была рядом с ним в такие минуты, когда, вполне возможно, некие высшие силы решают вопрос, жить ли Джону Шепарду нормальной активной жизнью или стать глубоким инвалидом.
Для Дэйны потом, когда удалось поднабраться информации, стало ясно — далеко не каждый человек выжил бы под прессом мёртвого змеечервя. Тогда, в те первые часы, проведённые рядом с Джоном, она о многом не знала, но... понимала. По-своему, как смогла бы понять и должна была понять только она одна.
Несколько лет замаскированной опалы после Акузы. Да, в эти годы Дэйна могла видеть и быть рядом с Джоном гораздо чаще, чем раньше, но... Она понимала, что Джон мог не выжить, как не выжили пятьдесят его коллег-спецназовцев. Количество атаковавших группу змеечервей разнилось, кто-то говорил, что их было три, кто-то — пять, кто-то вообще заявлял о десятке молотильщиков. Под таким прессом могли не устоять даже сверхподготовленные спецназовцы.
Почти все устояли, не ушли с позиции, не бежали. Остались и дали бой. Молотильщик, упавший на Джона, был уже мёртв. Возможно, потому Джон и выжил, хотя под такой тяжестью мог просто задохнуться и умереть.
Джон работал, служил и действовал, старался показать, что он занят, что он доволен. Не хотел волновать и беспокоить Дэйну, хотя и понимал, что она чувствует, читает его гораздо глубже и тоньше. Перед ней он не рисовался, но старался не показать, насколько ему тяжело.
Почти всегда эти несколько лет ему было очень тяжело. Он чувствовал дискомфорт от того, что не может вернуться к прежним нагрузкам. Очень трудно замкнуть себя в пределах материнской звёздной системы, зная, что за ретранслятором Харон — Большой Космос, где всегда были проблемы и сложности, требовавшие скорейшего решения. Здесь, в пределах Солнечной — предостаточно специалистов и знатоков, чтобы решить все мыслимые и большинство немыслимых задач и проблем, а там, в Большом Космосе... Там — сложнее.
Случившееся на Акузе... Джона состарило. Дэйна раз за разом в этом убеждалась. Находила этому всё новые и новые подтверждения. Шепард... не хотел осложнять подруге жизнь. Понимал, что годичный отпуск по беременности и родам для Дэйны не является лучшим решением. Понимал, а возможно и знал, что подруга хочет ребёнка, но... решил не рисковать её жизнью и карьерой.
Тот вызов на 'Арктур', который, как поняла Дэйна, был оформлен по стандартам не мирного, а военного времени, что-то очень важное и сложное дал понять Шепарду. Джон остался верен себе, не стал 'грузить' подругу деталями и подробностями. Понимал, знал, что она многое почувствует, а затем и поймёт, но это будет потом, позднее, а тогда, сразу... Нет, он в любом случае не стал бы обрушивать на Дэйну поток подробностей, даже изложив их в понятной гражданскому человеку форме.
И вот теперь впереди — война с гигантскими полумашинами — Жнецами. Угроза войны сейчас ощущается многими землянами остро и реально, а дальше... Дальше она будет только усиливаться. Джон улетел на 'Арктур' тогда, когда об этой угрозе никто ничего определённого не знал. И всего через несколько суток на Иден-Прайме случилось то, что быстро и окончательно сняло со Жнецов, с этих гигантских могильщиков многих рас разумных органиков, ореол легендарности и таинственности.
Тогда очень многие — и не только иден-праймовцы убедились, что 'креветки'-полумашины — не миф, а ужасающая, парализующая своей мощью реальность. Страшная и тяжёлая реальность, навстречу которой шагнул Джон.
Кто раньше мог себе вообразить реальную согласованную атаку Молотильщиков? Самые рьяные пессимисты могли представить себе разве что атаку двух-трёх молотильщиков. На большее у них духу не хватало. А теперь... Теперь ясно, что молотильщиков, атаковавших прибывший на Акузу отряд спецназовцев, было не два-три, а пять, может быть даже семь. И эти змеечерви уничтожили отряд численностью в пятьдесят спецназовцев-профессионалов. Да, не сразу, но уничтожили.
