— Я пойду с тобой, — решительно произнесла Спаркл, но ощутила как хватка на её плече стала сильнее, из-за чего обернулась на наставницу и спросила: — Принцесса?..

— Мы там будем только мешаться, — стыдливо отведя взгляд, заявила Селестия. — Без нас Сомбра справится быстрее.

— Но ведь артефакт воздействует на эквинов! — не поняла белую аликорницу её ученица.

— Если меня сможет заморочить какой-то артефакт, ты мне точно не поможешь... и не помешаешь, — отмахнулся единорог, разворачиваясь к собеседницам спиной и направляясь к выходу. — Кроме того, твоя наставница явно хочет обсудить что-то, что не касается же... эквинов.

— Это правда? — переводя взгляд то на удаляющегося Сомбру, то на старшую экву, спросила сиреневая аликорница, на что получила смущённый кивок.

В следующий миг единорог исчез, а до ушей принцесс донёсся глухой хлопок, после чего в воздухе разошёлся маленький радужный круг. При виде этого Селестия удивлённо округлила глаза и приоткрыла рот, из-за чего Твайлайт не смогла сдержать смешок, тут же зажав себе губы ладонью правой руки. Впрочем, этого было достаточно, чтобы старшая эква пришла в себя, пару раз моргнула и спросила:

— Сомбра... преодолел радужный барьер... бегом?

— Думаю, он не переходил на бег, — отозвалась Спаркл, сверкнув азартным блеском глаз. — Не знаю как, но он умудряется двигаться настолько быстро, что даже представить сложно. Сюда мы доберались с такой скоростью, что я не видела ничего кроме точки начала пути, размытых силуэтов и точки прибытия. Когда же он дрался с Даином я вовсе видела только мелькающие смазанные образы... когда подоспела к самой развязке.

Видя то, как сиреневая эква оживилась в тот момент, когда рассказывала о неизвестном магическом явлении, в процессе даже сцепив перед грудью руки, а потом смущённо потупила взгляд, прижала ушки и стыдливо покраснела мордочкой, вспомнив нечто неловкое (попытку убийства своего спасителя, пусть и случайную), принцесса дня искренне улыбнулась. То, что в этом мире хоть что-то не менялось откровенно радовало и приносило облегчение как бальзам на израненную душу.

— Принцесса Селестия, о чём вы хотели поговорить... без Сомбры? — этим вопросом, заданным серьёзным и даже укоряющим тоном, Спаркл разрушила тот миг ностальгического очарования.

"Никто не обещал, что будет легко", — мысленно усмехнулась белая аликорница.

— Скажи, дорогая, ты ведь помнишь теорию о множественности миров? — уточнила Селестия, делая пару шагов к кровати и усаживаясь на её край, а получив утвердительный ответ продолжила: — Сомбра... Конкретно этот Сомбра — не из нашего мира.

...

Тем временем принцесса ночи, погрузившаяся на план снов, при помощи возросшей магической мощи смогла отделить зёрна от плевел (экв и эквинов от корибу), а затем всю "шелуху" (оленей) засунула в общий сон, закрепив его изрядным вливанием магии. Следующим действием она отправила Зов, на который с опаской и интересом откликнулись десятки кошмаров, отъевшихся на страданиях рабынь, для которых даже краткий период ночной передышки не становился утешением.

— Мерзкие отродья, я бы с удовольствием уничтожила вас за то, что вы заставляли переживать моих подданных ночью, но... вместо этого предоставляю вам шанс на то, чтобы стать полноценными душами, — губы стремительно темнеющей эквы растянулись в оскале, обнажающем заострившиеся зубы. — В этом сне заточены все те, кто повинны в страданиях моих слуг наяву... и волей своей я запрещаю им просыпаться. Жрите!

Приказ прозвучал, вызвав у тёмных клякс оторопь... а затем они сплошным безмолвным потоком устремились в тёмно-сиреневую сферу, висящую в кажущемся бескрайним звёздном пространстве, раскрашенном сотнями тысяч разноцветных искорок.

"Пусть это только те, кто жили в Кантерлоте и окрестностях, но... это только начало. Сомбра прав: эта ночь может длиться столько, сколько я захочу и столько, сколько мне будет нужно", — усилием воли запечатав страшный сон для целой армии оленей (большинство из коих действительно были воинами), Луна поспешила успокоить свой гнев, так как далее от неё требовалось провести более деликатную работу.

Отделить эквинов от экв было не трудно: в большинстве своём их сны отличались радикально разными эмоциями. Куда тяжелее было выбрать среди рабынь тех, которые ещё не сломались, но и тут имелись одинаковые признаки, заключающиеся в более мрачных оттенках чувств (сломленные предпочитали считать себя избранными, временами даже радуясь своему положению).

Но вот наконец и эта работа была закончена, а потому бывшие подданные из числа самцов отправились в ещё один сон-ловушку, откуда им не удастся выбраться пока сила чар не иссякнет, ну или пока их оттуда не вытащит равный по мастерству сноходец. От соблазна подкинуть кого-нибудь из мелких кошмаров и им пришлось отказаться, так как тёмно-синяя аликорница помнила того же Нейсея, да и знала о затуманивающих разум чарах, а потому не могла судить всех по одному шаблону.

"Позже с вами разберёмся", — мысленно пообещала принцесса ночи, ловя себя на том, что следует скорее избавиться от проклятого артефакта... но до того как заняться этим, предстояло завершить работу здесь (не прерываться же на половине пути).

Собрав всех экв Кантерлота, которые носили чёрные ошейники в третьем отдельном сне, Луна создала на себе образ серебристой брони, а затем и сама шагнула внутрь...

— Что происходит?..

— Где мы?..

— Крылышки! Мои крылышки!

Голоса полутора сотен эквестриек разных возрастов, разных рас и вышедших из разных слоёв общества заполнили просторный светлый зал, потолок коего поддерживали золотые витые колонны, а стен вовсе не было видно. Пол же красовался чёрно-белыми шахматными клетками, а чуть в стороне находилось возвышение, где и появилась покровительница снов.

— Эквы, слушайте меня! — повысив голос, обратилась к толпе тёмно-синяя аликорница, привлекая к себе общее внимание. — У нас не так много времени, поэтому я буду говорить коротко. Мы находимся во сне...

— Так это только сон... — прозвучал расстроенный голос молодой пегаски лет четырнадцати.

— Конечно сон, балда, — шикнула на неё синяя единорожка примерно двадцати пяти лет. — Луна — покровительница снов. Где ещё мы могли оказаться, если засыпали на своих...

Слово "подстилках" так и не прозвучало, но все отчётливо поняли то, что имела в виду волшебница. Чтобы не началась новая волна возгласов и споров аликорнице даже пришлось несколько раз громко хлопнуть в ладоши.

— Эквы, внимание! — убедившись, что её слушают, принцесса продолжила: — Сегодня к нам пришла помощь. Король Сомбра... да-да, тот самый Сомбра, о котором вы читали сказки... убил Даина, а затем исцелил меня и мою сестру. Сейчас мы пытаемся обеспечить безопасность Кантерлота, для чего обезвредили корибу и эквинов... и сломленных экв. Однако же, сколь бы личной силы ни было у каждого из нас, мы не сможем справиться со всем в одиночку. А потому я обращаюсь к вам, эквы Эквестрии: не в моём праве приказывать, а потому мне остаётся лишь просить... Когда вы проснётесь — идите во дворец. Сегодня у нас появился шанс скинуть иго захватчиков и вернуть нашу страну... нашу жизнь. Но без вашей помощи мы не справимся... Но если мы будем действовать вместе, то ничто нас не остановит!

"Не слишком удачная речь. Меня извиняет только то, что для меня самой всё произошло слишком неожиданно", — подумала аликорница, глядя на растерянных эквестриек, в коих боролись надежда и страх.

— Принцесса Луна, — первой подала голос молодая пегаска, выступившая из толпы. — Вы сможете... вылечить мои крылья?

Встретившись со взглядом, полным отчаянной, даже болезненной надежды, покровительница снов попросту не смогла заставить себя сказать, что исцелением занимался кто-то другой. Для этой маленькой эквы, как и для других присутствующих здесь сновидиц, которые долгие четыре года жили в личном кошмаре, аликорны всё ещё оставались надеждой и опорой... защитниками, которые обязательно победят и прогонят зло.

— Да, — только и ответила Луна. — Не сразу, но мы сможем всех исцелить.

"Даже если для этого мне придётся продать себя в рабство Сомбре".

Примечание к части

Всем добра и здоровья.

Шестнадцатая арка — 14

Во мраке просторного зала, заставленного пыльными книжными стеллажами словно лабиринт, за старым каменным столом на деревянном стуле сидел силуэт, кутающийся в коричневый плащ с глубоким капюшоном. Он был худым, сутулым, тьма, клубящаяся под его капюшоном казалась густой и будто бы живой, а выглядывающие из широких рукавов кисти тощих рук напоминали кости, обтянутые тонким старым пергаментом.

За свою жизнь он сменил множество имён, выступал под самыми разными личинами и отыгрывал разнообразнейшие роли... стремясь к одной и той же цели. В то время как другие стремились к силе, способной сокрушать горы, могуществу, заставляющему реки течь вспять, власти, позволяющей утопать в наслаждениях... его манили знания, которые могли дать сразу всё, но только если ими пользоваться с умом.

Именно разум был главной силой, которую ценил тот, кого ныне называли не иначе как "колдун" (даже не имя, а скорее уж прозвище, которое ленивый хозяин может дать своему питомцу). Впрочем, знания тоже не являлись главной целью, пусть и были важной ступенькой в её достяжении, без которой многие уже завершённые планы так никогда и не воплотились бы в жизнь...

Внезапно коричневый плащ вздрогнул, а неспешно переворачивавшие страницы старой книги тонкие руки замерли. Глубокий капюшон поднялся и в тишине библиотеки древнейшего из ныне существующих городов Эквуса раздался звук втягиваемого воздуха, будто бы живая тьма к чему-то принюхивалась. Бережно закрыв очередной труд по древней артефакторике, колдун протянул правую руку к прислонённому к столу посоху, сжав на его древке тонкие пальцы, после чего со скрипом отодвинул сиденье и, поднявшись на ноги, зашагал к распахнутым двустворчатым дверям, за коими неподвижными статуями застыли двое кристальных эквинов.

"Животные, поддавшиеся позывам плоти, ради удовлетворения коих отвергли тонкий налёт морали, подчинившись древним как мир инстинктам: подчиняться сильному вожаку и брать всё желаемое у слабых", — криво усмехнувшись, древний чародей мысленно лишь посмеялся над тем, что волю эквинов удалось сломить столь просто из-за того, что они были не готовы сражаться за свои старые идеалы, не требовавшие от них закалять свой дух (впрочем, у представителей других рас были другие причины поддаться голосу искушения).

Добравшись до выхода колдун не стал переступать порог, а лишь взмахнул рукой и волной магии заставил створки захлопнуться. Ещё секунду он совершал магические манипуляции, а затем толкнул закрытую дверь, заставляя её распахнуться... но уже не в коридор замка, а в одну из комнат на вершине одной из башен.

"Так-то лучше", — мысленно хмыкнув, он вошёл в помещение, единственным элементом обстановки в котором была невысокая тумба, служащая подставкой для большого хрустального шара, приломляющего лучи лунного света, врывающегося через высокие стрельчатые окна.

Под стук посоха об пол колдун добрался до артефакта, носящего символичное название "Око". Приложив к нему ладонь свободной руки, он заставил прозрачную глубину шара заполниться белёсым туманом, который некоторое время клубился... а затем исчез, открывая взгляду тьмы, скрывающейся под глубоким капюшоном совсем другое помещение...

...

Тёмно-серый единорог, закованный в чёрную броню из кристалла, разжал кулак правой руки и позволил осколкам красного кристалла, ещё недавно имевшего форму возбуждённого фаллоса осыпаться на мраморный постамент, разукрашенный золотыми узорами. В момент разрушения артефакта ментальной направленности, становящегося тем сильнее чем больше эмоций характерного окраса было вокруг, в пространстве словно бы лопнула невидимая нить, и даже лежащие у входа корибу в доспехах стражников, так и не проснувшись от мучающих их кошмаров, вздрогнули будто от боли.

— И почему я не удивлён? — сам у себя спросил эквин, отворачиваясь от "реликвии" оленей, которой они поклонялись все годы правления Даина.

Красное сияние рога единорога разгоняло тьму, давая возможность увидеть голые стены, исписанные защитными узорами... разрушенными несколькими точными импульсами магической силы. Здесь совершенно негде было спрятаться... и тем удивительнее было услышать ответ старческим голосом, одновременно напоминающим скрип дерева и шелест пересыпающегося песка:

— А мне казалось, что получилось весьма символично.

Телекинетическая круговая волна отбросила постамент, который ударился об дальнюю стену и, разбившись на несколько крупных осколков, осыпался на пол. Единорог же обернулся к источнику голоса и уставился сияющими алыми угольками глазами на полупрозрачный коричневый плащ, висящий над полом сложив руки на груди. Ему даже показалось, что тьма под капюшоном смотрит на него со снисходительной усмешкой на невидимых губах.

— Похвальная реакция, — вновь произнёс незнакомец, после чего добавил с долей сочувствия: — Но в данном случае все атаки бесполезны, ведь меня здесь нет.

— Для того, кого здесь нет, ты слишком разговорчив, — заметил эквин, который опустил руки вдоль тела, но при этом остался напряжён и готов к бою.

— Увы... ничего не могу с собой поделать, мой юный визави: не так-то часто мне встречаются существа, способные не только слушать, но и слышать, — словно извиняясь перед собеседником, коим назначил тёмно-серого единорога, плащ развёл руки в стороны, демонстрируя болезненноого вида тонкие кисти. — Уж прости старику такую слабость.

— Хм, — многозначительно изрёк собеседник, заставивший вспыхнуть свои глаза двумя красными звёздами, которыми он осмотрелся вокруг, при этом не давая усомниться в том, что стены более не являются помехой для этого взора.

— Я не намерен нападать... по крайней мере — сегодня, — успокоил эквина владелец плаща, с некоторым удивлением отметив, что тот ему поверил... ну или сделал вид, что поверил. — Мне просто захотелось удовлетворить своё любопытство и узнать то, кто сумел разрушить "нерушимый" кристалл... И как я понимаю, юноша, ты одолел Даина? И, как я чувствую, освободил трёх аликорнов, захватил Кантерлот, завладел Медальоном Аликорна. Очень деятельный юноша...

— Давай пропустим ту часть, где мы говорим об уже свершившемся и переходим к тому, что ещё только грядёт, — перебил плащеносца эквин, изобразив на морде выражение скуки и усталости. — Мне приятнее слышать хвалебные речи в исполнении красивых кобыл, а не дряхлых стариков.

— Однако же именно слова последних, в следствии их мудрости, несут больший смысл, — ничуть не обидевшись, откликнулась тьма из-под капюшона. — Юность — такая прекрасная, импульсивная пора жизни... Но, мой юный визави, ты в чём-то прав.

— Я всё ещё не услышал того, почему должен продолжать тебя слушать, — заметил единорог, полуприкрыв заметно угасшие глаза.