Шериф казался сильно озадаченным, он нахмурился, взглянув на свою жену, но потом, сквозь запах джина он разглядел аромат ее счастья. Он наклонился вперед, нежно коснулся небольшого комочка, и его суровое лицо расслабилось.
— Это хорошо, Мэйзи, — сказал он. — Привет, приятель, — он заметил меня, стоящую на коленях у очага и прилагающую все усилия, чтобы отмыться тряпкой и остатками воды.
— Миссис Фрейзер приняла ребенка, — горячо стала объяснять миссис Толливер. — Он был похож на дохлого котенка, но она приняла его так умело и заставила дышать — мы думали, что он был мертв, он бы и вправду умер, но этого не произошло! Разве это не чудесно, Толли?
— Чудесно, — невесело повторил шериф. Он холодно посмотрел на меня, затем тот же взгляд перевел на новоиспеченную мать, которая с угрюмым безразличием смотрела в потолок. Жестом он приказал мне подняться, с легким поклоном указал на камеру и закрыл дверь.
Только тогда я поняла, что он подумал о том преступлении, которое я совершила. "Неудивительно, что мое соседство с новорожденным ребенком сделало его немного нервным", — предположила я. Я была мокрая и грязная, а комната казалась особенно жаркой и душной. Тем не менее, чудо рождения все еще трепетало в моих нервных окончаниях, я села на кровать, все еще улыбаясь, с влажной тряпкой в руке.
Сэйди рассматривала меня с уважением, смешанным с легким отвращением.
— Это — самое грязное дело, которое я когда-либо видела, — сказала она. — Боже праведный, это всегда так происходит?
— Более или менее. Ты никогда не видела роды? У тебя никогда не было своих детей? — спросила я с любопытством.
Она энергично замотала головой и сделала знак рожек, заставив меня беззаботно рассмеяться.
— Если бы я и была склонна позволить мужчине быть со мной, то только одна мысль вот об этом могла бы переубедить меня, — горячо заверила она меня.
— О, да? — сказала я, запоздало вспомнив ее увертюры накануне ночью. Значит то, что она тогда предлагала, не было просто утешением. — А как насчет мистера Фергюсон?
Она скромно посмотрела на меня, моргнув сквозь очки.
— О, он был фермером, намного старше меня. Умер от плеврита, уже пять лет прошло.
"И полностью выдуманный", — предположила я. У вдовы было гораздо больше свободы, чем у девушки или жены, и если когда-нибудь я видела женщину, способную позаботиться о себе...
Я не обращала внимания на звуки в кухне, но в этот момент раздался сильный треск и голос шерифа, выкрикивающий проклятия. Но не было слышно голосов ни ребенка, ни миссис Толливер.
— Отправляет эту черную суку обратно в камеру, — сказала Сэйди с такой враждебной интонацией, что я поглядела на нее с удивлением. — Разве ты не знала? — сказала она, заметив мое удивление. — Она убила своих детей. Теперь ее могут повесить, раз она уже родила этого.
— О, — сказала я немного безучастно. — Нет. Я не знала, — звуки в кухне утихли, а я сидела, уставившись на покрытый тростником пол, и все еще чувствуя движение жизни в своих руках.
Глава 91. Отлично продуманный план.
ВОДА ПЛЕСКАЛАСЬ ПРЯМО ПОД УХОМ ДЖЕЙМИ, и сам этот звук вызывал чувство тошноты. Вонь гниющей тины и дохлой рыбы ухудшала ситуацию. Удар головой об стену, когда он падал — тоже.
Джейми пошевелился, пытаясь найти некое положение, чтобы ослабить боль в голове, или чувство тошноты, или и то и другое. Они связали его на манер того, как связывают крылышки и ножки у вареной курицы, но, с некоторым усилием, он смог перекатиться набок и подтянуть колени, что немного помогло.
Он был в каком-то обветшавшем и заброшенном лодочном сарае: Джейми увидел это в последнем свете сумерек, когда они принесли его на берег — сначала он даже думал, что они хотят утопить его, — и внесли внутрь, уронив на пол, как мешок с мукой.
— Поторопись, Йен, — пробормотал он, снова пошевелившись в усиливающемся дискомфорте, — я слишком стар для всей этой чепухи.
Джейми надеялся только, что, когда Браун ушел, его племянник был достаточно близко, чтобы последовать за ним, и иметь хоть какое-нибудь представление, где Джейми находится в настоящее время: конечно же, парень будет искать. Берег, где стоял сарай, был открытым и не имел заграждения, но находился среди большой массы низкорослых кустов, ниже Форта Джонстон, который стоял высоко на крутом мысе, выступающем в море, немного в стороне от сарая.
Тупая пульсация в затылке Джейми отдавалась противным вкусом во рту и беспокойным муторным эхом раскалывающей головной боли, которой ему случалось страдать после раны от удара топором, сделавшим трещину в его черепе много лет назад. Он был шокирован, как легко возвратилось воспоминание о тех головных болях: это случилось целую жизнь назад, и он думал, что даже сама память об этом была мертва и похоронена. Его череп, однако, имел свою собственную, гораздо более живую, память, и определенно намеревался заставить Джейми страдать от боли и тошноты, чтобы отомстить за забывчивость.
Луна была высокой и яркой: свет мягко лился сквозь щели между нестрогаными досками стены. В смутном и неясном свете все плыло и качалось перед глазами в беспокойно-тошнотворной манере, и он закрыл глаза, угрюмо сосредоточившись на том, что сможет сделать Ричарду Брауну, когда как-нибудь встретит его одного.
Куда, во имя Михаила и всех святых, он увез Клэр, и почему? Единственным утешением Джейми было то, что Том Кристи поехал с ними. Он был абсолютно уверен, что Кристи не даст им убить ее. И если Джейми сможет найти его, Кристи приведет его к ней.
Сквозь вызывающий тошноту плеск прилива до него донесся звук. Слабый свист... затем пение. Как только он смог разобрать немного слов, он заулыбался, несмотря ни на что.
— Обвенчай меня скорее, пастор мой, пастор мой... или сам тебя я обвенчаю с сатаной, с сатаной... или сам тебя я обвенчаю с сатаной, с сатаной!
Он крикнул, хотя это отразилось болью в его голове, и через несколько секунд Йен, дорогой малыш, был рядом с ним, разрезая веревки. Джейми перевернулся на живот, на мгновение неспособный двигать сведенными судорогой мускулами, затем смог подтянуть руки под себя и немного подняться вверх, чтобы его вырвало.
— Нормально, дядя Джейми? — голос Йена звучал, как будто он забавлялся, чтоб его.
— Справлюсь. Ты знаешь, где Клэр? — качаясь, он поднялся на ноги, неловко похлопывая себя по заду и ощущая свои пальцы, словно сосиски, а тот, который был сломан — пульсировал, покалывание от возвращающегося кровообращения жалило насквозь в неровные концы костей. Все же, весь дискомфорт на мгновение был забыт в приливе головокружительного облегчения.
— О, Иисус, дядя Джейми, — сказал впечатленный Йен, — да, я знаю. Они отвезли ее в Нью-Берн. Там есть шериф, который, как сказал Форбс, может ее взять.
— Форбс? — удивившись, он развернулся и почти упал, удержав себя рукой на скрипнувшей деревянной стене. — Нил Форбс?
— Тот самый, — Йен поймал его под локоть своей рукой, чтобы поддержать: хлипкая доска треснула под его весом. — Браун сунулся туда и сюда, разговаривал то с одним, то с другим, но именно Форбс оказался тем, с кем он смог договориться в Кросс-Крик.
— Ты слышал, что они сказали?
— Слышал, — голос Йена был обычным, но под этой будничностью слышалось возбуждение, с немалой долей гордости от его достижений.
Намерение Брауна было простым — освободить себя от бремени, которым для него стали Фрейзеры. Он знал о Форбсе и его отношениях с Джейми, благодаря всем тем слухам и сплетням после инцидента с дегтем прошлым летом, а также после стычки в Мекленберге в этом году в мае. И потому, он предложил передать их обоих Форбсу, с тем, чтобы адвокат использовал их так, как захочет.
— Поэтому он походил туда-сюда в раздумье — Форбс, я имею в виду, — они были в его складе, знаешь, возле реки, а я прятался за бочками с дегтем. И потом он засмеялся, как будто только что придумал что-то стоящее.
Предложение Форбса было вот каким: люди Брауна должны будут взять Джейми и отвезти его, как следует связанного, к небольшому причалу, которым Фобс владел недалеко от Брансвика. Оттуда он будет взят на корабль, следующий в Англию, и таким образом, спокойненько устранен от вмешательства в любые дела, которые задумают Форбс и Браун — и, конечно, сделается не в состоянии защитить свою жену.
Клэр, тем временем, будет отдана на милость закона. Если она будет признана виновной, что ж, тогда с ней будет покончено. Если же нет, скандал, сопровождающий суд, сможет как занять внимание всякого, кто с нею связан, так и разрушить любое влияние, которое они могут иметь. Отсутствие хозяина оставит Фрейзерс Ридж готовым для разграбления и присвоения, а Нил Форбс расчистит себе поле для того, чтобы возглавить Шотландских Вигов всей колонии.
Джейми слушал все это в молчании, разрываясь между гневом и неохотным восхищением.
— Отлично продуманный план, — сказал он. Сейчас он чувствовал себя крепче, тошнота исчезла, благодаря очистительному потоку гнева в крови.
— О, он даже лучше, дядя, — уверил его Йен. — Ты припоминаешь джентльмена по имени Стивен Боннет?
— Я помню. Что насчет него?
— Именно на корабле мистера Боннета, дядя, ты и должен уплыть в Англию, — удовольствие снова начинало проявляться в голосе его племянника. — Похоже, адвокат Форбс имел очень выгодное партнерство с Боннетом некоторое время — он, и еще несколько друзей в Уилмингтоне. Они на пару владеют как кораблем, так и грузом. И с момента начала английской торговой блокады, прибыли даже увеличились: я так понимаю, что наш мистер Боннет — очень опытный контрабандист.
Джейми сказал что-то чрезвычайно грязное по-французски, и быстро вышел наружу, чтобы посмотреть вокруг. Вода была спокойной и прекрасной, лунная дорожка тянулась серебром далеко в море. Там невдалеке стоял корабль: небольшой и черный, и совершенный, как паук на листе бумаги. Корабль Боннета?
— Боже, — сказал он, — когда они войдут в бухту, как ты думаешь?
— Не знаю, — сказал Йен, впервые он говорил неуверенно. — Что ты скажешь, дядя, начинается прилив или отлив?
Джейми взглянул вниз на воду, которая колыхалась под лодочным сараем, как будто она могла предложить какой-то ключ к разгадке.
— Откуда я могу знать, ради Бога? И какая от этого разница? — он с силой потер свое лицо, пытаясь думать. Они, конечно, забрали его кинжал. У него оставался скинду, который он носил в своем чулке, но Джейми как-то сильно сомневался, что трехдюймовое лезвие ножа будет хоть какой-то помощью в данной ситуации. — Что у тебя есть из оружия, Йен? Ты не прихватил свой лук, я полагаю?
Йен с сожалением покачал головой. Он присоединился к Джейми в дверях лодочного сарая, и когда посмотрел на корабль, на его освещенном луной лице показалось сильное желание.
— У меня два отличных ножа, кинжал и пистоль. Есть еще мое ружье, но я оставил его с лошадью, — он кивнул головой в сторону темной линии отдаленного леса. — Мне его принести? Они могут меня увидеть.
Джейми на мгновение задумался, стуча пальцами по дверному косяку, пока боль в сломанном пальце не принудила его остановиться. Желание залечь тут в ожидании Боннета и взять его было просто физическим: он понимал жажду Йена и разделял ее. Но его рациональная сторона была занята тем, что подсчитывала шансы, и она настаивала на том, чтобы представить свои расчеты, несмотря на то, что его мстительная животная часть совсем не хотела их слушать и знать.
Не было пока ни намека на какую-нибудь лодку, которая бы отшвартовалась от корабля. Если корабль на самом деле и принадлежал Боннету — а этого они не знали наверняка — могли пройти часы, прежде чем кто-нибудь мог прийти забрать Джейми. И даже когда они придут, каковы шансы, что сам Боннет придет за ним? Он был капитан корабля: пойдет ли он сам по такому поручению, или пошлет своих подручных?
Имея ружье, Джейми мог поставить любую сумму, что подстрелит сидящего в лодке Боннета из укрытия. Если тот будет в лодке. И если его можно будет узнать в темноте. Он точно сможет его ранить, но может и не убить.
А если Боннета не будет в лодке... Тогда нужно будет дождаться, чтобы лодка подошла поближе, запрыгнуть в нее, одолеть или нейтрализовать тех, кто будет в ней — сколько их может прийти для такого поручения? Двое, трое, четверо? Их всех придется убить, или, покалечив, вывести из строя, а потом нужно будет еще догрести на чертовой лодке до корабля, на котором все, кто есть на борту, несомненно, заметят суматоху, которая случится на берегу. И приготовятся либо пустить ядро в дно лодки, или подождут, пока они подойдут к борту, и перестреляют легкую добычу из ружей, как сидящих уток.
И даже если им все-таки, каким-то образом, удастся проникнуть на борт незамеченными — то все равно придется обыскать чертов корабль, чтобы найти Боннета, спустить его вниз и убить, причем, не слишком привлекая внимание всей команды...
Этот сложный анализ пробежал в его сознании за время, необходимое, чтобы только вдохнуть, и так же быстро был отвергнут. Если их схватят или убьют, Клэр будет одна и беззащитна. Он не мог рисковать этим. Все же, утешил он себя, он может найти Форбса, и сделает это, когда будет время.
— Ага, что ж, — сказал он, и со вздохом повернулся. — У тебя только одна лошадь, Йен?
— Да, — сказал Йен, также вздохнув. — Но я знаю, где мы можем украсть другую.
Глава 92. СЕКРЕТАРША.
ПРОШЛО ДВА ДНЯ. Жарких, влажных дня в изматывающей знойной темноте, и я чувствовала, как различные формы плесени, грибков и гнили пытались расположиться во всех моих трещинках, не говоря уж о всепожирающих, вездесущих тараканах, которые, казалось, определенно намеревались обгрызть мои брови, как только погаснет свет. Мои кожаные ботинки были влажными и обмякшими, грязные и прямые волосы свисали, и, как и Сэйди Фергюсон, я стала проводить большую часть времени просто в рубашке.
И поэтому, когда появилась миссис Толливер и приказала нам идти помогать со стиркой, мы прекратили текущую партию в "мушку" — Сэйди выигрывала — и, чуть не опрокидывая друг друга, поспешили послушаться.
Во дворе было почти так же влажно, как и в камере, но намного жарче от бурлящей на огне стирки, и густых облаков пара, поднимавшихся из большого котла с одеждой и приклеивающих к нашим лицам пряди волос. Стирка была тяжелой работой: наши рубашки прилипли к телам, поношенная ткань уже почти просвечивала от пота. Зато вокруг не было насекомых, и, хотя солнце было ослепляющим и достаточно яростным, чтобы мои нос и руки покраснели — что ж, оно светило, и за одно это можно было быть благодарной.
Я спросила миссис Толливер о моей бывшей пациентке и ее ребенке, но она, крепко сжав губы, только покачала головой, глядя измученно и сурово. Прошлой ночью шериф отсутствовал: мы не слышали звука его зычного голоса в кухне. И по измято-зеленоватому виду самой Мэйзи Толливер я диагностировала долгую и одинокую ночь с бутылкой джина, за которой последовало весьма скверное и мрачное утро.
— Вы почувствуете себя намного лучше, если присядете в тень и глотнете... воды, — сказала я. — Много воды, — чай или кофе были бы лучше, но они стоили намного дороже золота в колонии, и я сомневалась, что жена шерифа имела их хоть сколько-нибудь. — Если у вас есть немного рвотного корня... или, может, мяты...
