Демон шарлатана. Часть первая.

За всю дорогу водитель не проронил ни слова, но косился на нас через зеркало каждые двадцать секунд с погрешностью в полторы секунды. Да, я считал.

Район новостроек, в коем находился дом Анжелики, приятно отличался от привычной зловещей окраины, как позднее Возрождение от раннего Средневековья. Чистые улицы, не заваленные шуршащим целлофаном и опавшими листьями, нарядные белые и красные многоэтажные дома, впрочем, жить в которых я бы не захотел по причине всеобщей паранойи, обычно царящей среди жильцов, считающих себя порядочными людьми. Средний класс — эти стайные грызуны, покупающие в кредит автомобили и гигантские телевизоры, чтобы соответствовать искусственно выдуманному идеалу жизни, всегда вызывали у меня только один вопрос: "А зачем?"

Я не враг удобных вещей, но решить уравнение, выражающее качество жизни через количество имущества, несмотря на мои не самые слабые математические способности, мне не по силам.

Посему старые добрые Средние века с их жадным зверством мне были ближе, нежели запутавшееся в своих ценностях Возрождение, по сути, остающееся варварской Темной эпохой, лишь надевшей кружева.

Вытащив Анжелику из салона и расплатившись с таксистом. Я встряхнул девушку за плечи. На некоторое время в её глаза вернулся огонек разума.

— Это твой дом? — уточнил я, указав на высокое здание, в обнесенный кирпичным забором двор которого уходила узкая асфальтовая тропа.

Анжелика ответила утвердительно и, обняв меня за шею, снова уснула на моем плече. Ощущая себя героем американского боевика, спасающим раненого напарника, я потащил девушку к дому.

Пожилые матроны, ничуть не похожие на склочных нищих бабок из моего дома, но наверняка столь же ядовитые, замолчали на своих лавочках, глядя, как я практически несу на себе Анжелику. Та назвала номер подъезда и квартиры ещё до того, как села в такси, посему я представлял, куда идти, не обращаясь за помощью к недружелюбным аборигенам. Однако Анжелике предстояло жить с ними бок о бок, и если представить, какие слухи о ней пойдут после моего визита, девушке можно было даже посочувствовать.

Если бы, конечно, я умел это делать.

— И какого дьявола я пошёл спасать того кота?

Дверь нужного подъезда по случаю жары и нахождения жильцов в непосредственной близости была распахнута, избавляя меня от необходимости пытать Анжелику насчет кода замка. На миг демоны послали мне соблазн воспользоваться лифтом — в таком доме он должен был работать исправно — но я стойко преодолел искушение. Принципы, даже если они абсурдны, остаются единственным нравственным отличием людей от обезьян, а я являлся человеком достаточно беспринципным, чтобы попасть в зону риска эволюционного регресса.

Втащить девушку на третий этаж оказалось несложно. Первый лестничный пролет я пытался заставить её шагать самостоятельно, но потом пришёл к выводу, что будет эффективнее и проще нести сорокакилограммовое тело на руках. Или пятидесяти — к третьему этажу у меня устали руки и появились сомнения.

Но, в целом, с задачей я справился прекрасно.

Уже стоя перед необходимой дверью, я почувствовал легкое головокружение. Стало тяжело дышать, и я усадил Анжелику на ступеньки, сам облокотившись на стену. Шумно вздохнув, я рефлекторно потянул ворот рубашки, будто освобождаясь от невидимой удавки.

Мои пальцы нащупали металл.

Опустив взгляд на грудь, я увидел золотое распятие.

Сквозь рубашку.

Глава 6.

Нетрудно догадаться, почему древние люди считали пространство сна иным миром: в миг пробуждения органы чувств действительно фиксируют переход сквозь некие границы — прикосновение пустоты, лежащей меж реальностями. Полагаю, так ощущается переключение внимания от внутренней активности мозга к сигналам, поступающим извне. Иногда я жалею, что неспособность подчиняться распорядку и врожденная агрессия на авторитарное давление не позволили мне отправиться учиться на биолога. Деятельность мозга, теория сознания — это священный Грааль наших дней, обретение которого позволит человечеству перейти от внешнего творчества ко внутреннему, подарит возможность изменять не только вещи вокруг нас, но и нас самих. Ибо таков путь разума: от мышления, обусловленного телом, перейти к телу, обусловленному мышлением, и далее — к чистому рекурсивному самосовершенствованию своего разумного начала.

С этой идеей я открыл глаза.

— Где я, черт возьми?

Я лежал на полу, на мягком и толстом паласе с геометрическим узором. Под головой моей лежала сбитая бесформенная подушка, а ноги мои уходили в тень под деревянную кровать, стоявшую рядом. Рубашка расстегнулась, но вся одежда осталась на мне, и амулет демона в том числе. Приподнявшись на локтях, я осмотрел комнату.

Небольшое, четыре на пять шагов пространство выглядело так, словно в нем бушевала буря. Книги, журналы и какие-то мятые разноцветные тетради валялись повсюду. Под слоем одежды у параллельной стены обнаружилась вторая кровать. В окно над моей головой лилось солнце, легко пробивая лучами тонкие зелёные занавески.

— Проснулся? — раздался знакомый очаровательный голос, и с ближайшей постели надо мной нависла темноволосая голова с пылающими глазами.

Наши лица разделяли жалкие сантиметры, при желании я мог бы дотянуться языком до носа демоницы. И такое желание у меня возникло.

— Фу, что ты делаешь! — со смехом отдернулась она.

Я потянулся и сел. Несмотря ни на что, чувствовал я себя неплохо.

— Ну, начинай.

— Что именно? — отозвалась демоница, растянувшись на неприбранной постели. К моему великому сожалению, наготу суккуба скрывало белое платье, но зато простыни и пододеяльник, разрисованные ромашками, меня весьма позабавили.

— Винить меня в неблагодарности, черствости и бессердечии. Я ведь целый день провел без амулета.

— Ерунда, — беспечно ответила демоница.

— Серьезно? — удивился я.

— Да, не бери в голову.

Не такого поведения я ожидал от суккуба. Массовая культура изображала сей род демонов ревнивым и честолюбивым, и мягкость демоницы настораживала, если не пугала. Однако если древнее существо, легко угадывавшее мои желания, не намеревалось демонстрировать обиду, очевидно, давить на него было бесперспективно.

— А где мы? — вернулся я к первоначальному вопросу.

— У твоей подружки. Память отшибло?

Я погрузился в воспоминания и действительно вспомнил предыдущий день и последовавший за ним вечер. Образы прошлого оказались размыты и никак не складывались в одну последовательность, и вообще возникало чувство, что я заглядываю в чужую память.

Травы определенно не хватило бы, чтобы так на меня повлиять.

— Что ты сделала с моей головой? — спросил я демона, встревожившись.

— Приняла меры предосторожности. Ты дважды выбросил амулет, и мне пришлось не допустить третьей попытки.

Я с изумлением понял, что легко вспоминаю все свои действия, но совершенно не могу припомнить ни одной мысли, посетившей мою голову после того, как принес Анжелику домой.

— Ты переключила меня на автопилот, — пришла на ум аналогия.

Демоница одобрила термин и сообщила, что процедура совершенно безвредна и может быть повторена сколько угодно раз в любое время.

Должно быть, на моем лице проступил весь ужас, который я испытал, ознакомившись с новостью, отчего демоница снисходительно проговорила:

— Не бойся, милый. Я крайне редко прибегаю к подобным мерам. Мне тоже неприятно чувствовать себя придатком безмозглого кадавра. Но если не останется выбора, я сотру тебя из тебя. Мне будет грустно, ведь ты замечательный человек, очень милый и добрый парень, один на миллион и так далее... но! Я убью твою душу без колебаний, если придется.

Она не дополняла страшные слова угрожающим тоном. Нет, демоница просто-напросто извещала о своих планах, как всегда, игривым голоском, без нажима, не стремясь меня запугать. Состояние легкого шока не помешало мне оценить деликатность.

— Ты поставила меня в безвыходное положение, — тщательно подбирая слова, заговорил я. — Поставила нашу тайну под угрозу. Вынудила меня искать выход. Заставила принять роль, о которой я ещё не думал. Ты повела себя не как тысячелетний демон, или сколько тебе на самом деле лет, а как капризная маленькая девчонка, желающая поиграть. А детей следует наказывать за проступки. Если бы ты подталкивала меня менее грубо, конфликта бы не возникло.

Демоница потянулась рукой и взяла меня за подбородок, заглянула в глаза.

— Ты упрекаешь меня в том, что я манипулировала тобой недостаточно тонко? То есть, сам факт манипуляции тебя не беспокоит?

— Нет, — пожал плечами я. — В смысле — да. Манипулируй мною на здоровье, но не принуждай. Интригуй, соблазняй меня, искушай, склоняй к грехам или подвигам на твой вкус, но только делай так, чтобы я сам захотел тебе покориться. Чтобы наши желания не сталкивались, но овивали друг друга.

Улыбка суккуба сверкала жемчугом.

— Я начинаю сомневаться, кто из нас демон, — мелодично рассмеялась она и отпустила мою челюсть.

Я перехватил её кисть и поцеловал.

— Если у нас общий мозг, то, полагаю, оба. Разумное создание — это совокупность мыслительных процессов, а не набор органов. А наши умы работают синхронно.

— Не подлизывайся, — фыркнула демоница, выдернув свою ладонь из моих цепких пальцев. — Но будем считать, что я тебя простила.

— А я — тебя.

Наверное, я всё же очень смелый человек, раз сказал такое существу, способному меня в любой миг безнаказанно уничтожить. Как бы то ни было, демоница кивком приняла моё прощение, словно оно не являлось жалким жестом отчаянной гордости.

Дверь в комнату распахнулась, и на пороге возникла незнакомая высокая девушка. Ростом, вероятно, на целую головы выше меня, но худая и угловатая, она выглядела ожившей сучковатой сосной, и обтягивающие зелёные шорты с салатовой футболкой лишь усугубляли сравнение с хвойным деревом. О модных прямоугольных пластиковых очках и короткой прическе и вовсе нельзя было сказать ничего пристойного.

Некоторые люди совершенно не понимают, что выглядят странно. И пусть я не склонен судить людей по внешности, никакие моральные убеждения не мешают мне судить саму внешность. Ведь это просто лицемерие — не принимать во внимание то, что тебе не нравится.

— С кем ты тут говоришь? — спросила она. А вот голос у неё оказался приятным: вкрадчивым и низким, бархатистым.

— Просто желал самому себе доброго утра. А ты, — мой разум щелкнул шестеренками, — соседка Анжелики?

— Лена, — представилась антропоморфная сосна и, приблизившись к дальней от меня кровати, начала рыться в вещах.

— Ну и бардак тут у вас, Лена, — заметил я, поднимаясь.

— А ты тоже из тех романтиков, считающих, что девушки всегда всё содержат в чистоте и порядке?

Я почесал колючий подбородок.

— Уже нет. А где Анжелика?

— За продуктами пошла. Вы двое вчера опустошили весь холодильник. Сожрали даже мою маску для лица.

Я снова пробежался по закромам памяти.

— Такая зелёная, студенистая? Анжелика сказала, что это йогурт.

Лена с интересом поглядела на меня.

— То есть, она мне соврала, когда сказала, что пыталась его у тебя отобрать?

— Видимо, да, — кивнул я. — Она ела эту дрянь вместе со мной.

— Вот же сучка, — пробормотала Лена и выудила из-под тряпья электронный планшет. — Наконец-то мы вместе, моя радость, — сердечно сказала она плоскому прямоугольнику и опять обернулась ко мне. — Будь паинькой, передай Анжеле, что она сучка, а то я уже убегаю.

Я пообещал, ни секунды не собираясь исполнить обещание, и Лена, одарив меня теплой улыбкой напоследок, вышла из комнаты.

— Судя по тому, как легко они оставляют незнакомых мужчин наедине со своими вещами, такое происходит часто, — глубокомысленно заметила демоница.

— Если хочешь назвать их шлюхами, не сдерживайся.

— Ну что ты, брось. Я же добрая. Я даже совершенно не сержусь, что ты нашёл себе новую подружку, стоило мне только отлучиться.

— Потому что это по твоей милости мне пришлось с ней общаться, — возразил я. — Никто не заставлял тебя изображать полтергейст. Да, кстати, что за фразу ты тогда сказала? Прозвучало, будто ты читаешь молитву.

Демоница усмехнулась. Я ощутил, что меня начинают раздражать всеобщие усмешки.

— "Circuit quaerens quem devoret" — цитата из Первого Соборного послания Петра. "Рыщет вокруг, ищущий кого пожрать". Сей фразой, как ты, конечно же, не помнишь, апостол уподоблял дьявола голодному льву.

— Зачем суккубу заучивать библию? — удивился я.

— Чтобы притворяться ангелом, разумеется, — пожала плечами демоница. — Это только с тобой, мой милый, я такая честная. Иные люди требуют менее благородного подхода.

Я в задумчивости присел на кровать к суккубу. Та немедленно прильнула к моей спине и обняла за плечи.

— Ты знаешь много языков?

— Немало. Почти все европейские, арабский, иврит и несколько диалектов китайского. Правда, на последних, кажется, уже лет триста никто не говорит. Я давно не посещала восток.

Я мысленно пообещал себе найти иностранца, владеющего заведомо незнакомым мне языком. Если демоница обеспечит наше с ним общение, это будет окончательным подтверждением реальности суккуба в качестве самостоятельной сущности, а не моей больной фантазии.

Мягко вырвавшись из объятий демона, я вышел из комнаты. Пару минут побродив по неожиданно двухкомнатной квартире, я убедился в двух вещах: во-первых, понятие "холостяцкий бардак" — гнусная выдумка женщин, скрывающих собственную неряшливость, а во-вторых, память из режима автопилота абсолютно бесполезна. Но уборную я всё-таки нашел.

Приведя себя в порядок и даже почистив зубы пальцем вместо щетки, я уселся на мягкий бежевый диван перед висящим на стене плоским телевизором в комнате, соседней той, в которой я проснулся. Язык так и стремился извернуться назвать её залом.

Вещей тут было разбросано не меньше, и мне пришлось освобождать место от каких-то скомканных платьев и мятых книг, в основном — дешевой современной фантастики. Стоило мне усесться, как ко мне присоединилась демоница. Наверное, сидя в обнимку плечом к плечу и глядя на улыбающегося с экрана плоского президента, мы походили на ту мифическую молодую семью, считающуюся правительственной пропагандой идеалом для молодежи.

— Скажи, а ты не хотел бы стать главой страны? — потершись щекой о моё плечо, спросила демоница.

Нехорошие мурашки побежали по моей спине, но я всё-таки нашёл смелось ответить:

— В детстве хотел. Сейчас — нет.

— Почему?

— Политическая власть — это только симуляция подлинной власти: экономической и/или военной. Быть президентом означает продавать своё лицо избирателям, чтобы окупить затраты, вложенные в тебя крупнейшими игроками рынка или военной верхушкой. Деньги на предвыборную кампанию ведь будущие президенты не сами рисуют. Так что это не правитель — это высокооплачиваемый актер.

— Разве плохо быть дорогим актером?

— Нет. Но ещё лучше быть тем, кто ему платит.

— Какие амбиции! — восхитилась демоница.

Я неуверенно покосился на суккуба.