— Отрезаю себе путь назад. Ты не альфа, пометить меня не сможешь, так пусть всё будет так.
— Салли... — Тобиас всё понял и потрясённо опустился на край кровати.
— Я уже давно всё решил. И я хочу этого.
— Но ведь наша свадьба только завтра...
— Всего лишь формальность, — улыбнулся Салли, сбрасывая жилет и рубашку на сундук. — Ты уже надевал на мою руку обручальное кольцо. Ты уже поклялся мне в любви и верности. И я тоже принёс тебе клятву — в "Пряничном домике". И я намерен исполнить свой супружеский долг.
— Но ведь... — Тобиас растерянно смотрел, как Салли расстёгивает штаны.
— Если забыть про формальности, то мы уже стали супругами. Мы живём вместе, я тебе помогаю, мы уже стали ближе... И ты хочешь меня, я видел это. — Бета густо покраснел, поняв, что Салли имеет в виду. — И я тоже хочу тебя. Я хочу стать твоим полностью. Здесь и сейчас.
Салли избавился от панталон и предстал перед своим мужем полностью обнажённым. Он взволнованно кусал губы и глубоко дышал, чувствуя, как холодеют руки и ноги от последней нерешительности и лёгкого страха, как горит лицо. Аромат омеги становился всё гуще, да и другие признаки возбуждения были налицо — крупные вишенки сосков отвердели, маленький член окреп, а по внутренней стороне бедра неторопливо скатилась капля влаги.
— Салли...
— Ни о чём не думай. Я сам так решил.
Салли медленно подошёл вплотную, переступая через последние сомнения, бережно снял со своего мужа очки, положил их на край стола, обвил руками его шею и жадно прильнул к губам, вкладывая в этот поцелуй всего себя. Всю свою любовь, всю свою решительность. Видя, что Тобиас всё ещё колеблется, сам потянулся к его пуговицам.
— Салли... — Тобиас вяло попытался его остановить, но его выдержка и так уже была на пределе. — Ты...
— Я хочу этого. Я хочу тебя. Не надо больше сдерживаться, — шептал омега. — Я только об одном тебя прошу — будь так же ласков, как и всегда. — И потянул рубашку с его плеч.
— Салли...
Тобиас сдался. Он уже не мог сопротивляться Зову Природы. Он не просто хотел — безумно желал. Как только его рубашка соскользнула на пол, он с глухим стоном обхватил своего омегу руками, прижимая к себе. Салли, не прекращая целовать, потянулся к его пуговицам на штанах.
— Нет... не надо... я сам...
Усадив жениха на постель, бета вскочил и начал торопливо раздеваться. Салли следил за ним горящим взглядом, нервно покусывая губы и пощипывая аккуратно расправленное одеяло. Обнажившись, Тобиас повернулся к нему.
Миг скрестившихся взглядов, и Салли уже лежит на спине, а бета осыпает его поцелуями. Салли суматошно отвечает, запуская пальцы в его шевелюру, оглаживая угловатые крепкие плечи мужа. Прикосновение кожи к коже так приятно, тепло тела и ласковых рук, как и мягких губ, безумно приятны и разжигают огонь желания ещё больше. Совсем нестрашно. Безумно хорошо.
Аромат цветущей сирени обволакивает всё вокруг, мерцание свечей расплывается перед глазами, и Салли понимает, что в его глазах стоят слёзы. Горло сводят спазмы. Тобиас сцеловывает слезинки и шепчет что-то. Салли разбирает только собственное имя. Он распахивает глаза и не может наглядеться на своего мужа. Почему Тобиас считает себя некрасивым? Он же самый лучший! Самый умный, самый добрый, самый заботливый... после папы, самый смелый... горячий... ласковый... желанный...
— Салли, почему ты плачешь?
— Не знаю. От счастья, наверно.
— От счастья? — Лицо Тобиаса озаряет улыбка, и Салли купается в ней, как когда-то в водах тёплого лесного озера. И что с того, что передние зубы его беты не совсем ровные, а между верхними резцами видна крохотная щёлочка? Зато нет острых альфьих клыков, способных запросто разорвать кожу и мышцы. И что с того, что Тобиас не так силён, как альфа? Зато крепок и строен. И пусть у него кривоватый нос — сломал как-то в драке за несправедливо обиженного омегу. Это всё совершенно неважно. Он надёжен, как прочная каменная стена. Может, поначалу будет нелегко, придётся жить жёсткой экономией, но зато они встретят все невзгоды вместе. Они обязательно справятся. А потом, когда они встанут на ноги, когда наладят хозяйство, в их семье родится малыш. Желанный и долгожданный. А, может, и не один.
— Да, от счастья.
— Не надо.
— Я постараюсь.
— Тебе не холодно?
— С тобой — совсем не холодно.
И новая волна ласки. Ловкие опытные руки скользят по всему телу, горячее дыхание почти обжигает, и сладкая мука, подобная той, что накрывает во время течки, требует всё больше и больше. Под задницей становится совсем мокро от сочащейся изнутри смазки, зуд — нестерпимым.
— Милый... я уже не могу терпеть...
— Салли, послушай, — зашептал Тобиас, поглаживая и целуя раскрасневшееся от возбуждения лицо омеги, — ты только успокойся и не нервничай, хорошо? Для тебя это будет в первый раз, а по первости бывает немного больно.
— Очень больно? — Салли замер, вцепившись в его плечи.
— Тебе только надо расслабиться, и всё будет хорошо. Потом станет полегче. Вы быстро привыкаете. Нужно только подготовить тебя. Ты мне веришь?
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю и постараюсь, чтобы тебе не было слишком больно. Ты только на меня смотри. Всё будет хорошо.
Палец беты скользнул между мягкими половинками, пробираясь к заветному отверстию. Чувствовать в себе палец Салли уже привык. Он уже знает, как умеет быть бережным и осторожным его бета, но в этот раз всё будет иначе. После того, как один палец размял тугую дырочку, внутрь начали осторожно проникать сразу два. Медленно, неторопливо, аккуратно поворачиваясь. Затем пальцев стало три, и это уже было немного больно, но Тобиас не прекращает его целовать и что-то успокаивающе шептать на ухо. Нежный сиреневый аромат успокаивает и расслабляет, унимая боль, которую начинает сменять знакомое удовольствие.
— Салли, всё хорошо?
— Да...
— Готов продолжить?
— Да...
— Тебе не больно?
— Уже нет...
— Тогда переворачивайся на живот. Если будет больно — только скажи, и я остановлюсь.
— Хорошо.
— Это только в первый раз бывает больно. Потом будет легче.
— Я знаю. Папа мне это тоже говорил... — Салли начал было переворачиваться и замер, внезапно вспомнив, как его едва не изнасиловал собственный отец.
И Тобиас это понял.
— Ты ведь задержался тогда из-за отца?
Салли резко обернулся.
— Как?..
— Я знал немало омег, переживших насилие. Когда ты пришёл, то дрожал точно так же, как они.
Салли начало колотить.
— Он... он ничего не успел... я ему не дался... Я... я невинен... клянусь...
— Я знаю. — Тобиас ласково поцеловал его. — Если бы что-то действительно было, то вряд ли ты позволил мне до себя дотронуться. И я тебе обещаю — ты никогда подобного не узнаешь.
Салли снова прослезился. Он чувствовал — это правда.
— Я знаю. Ведь ты совсем другой.
Тобиас подкладывает под живот Салли подушку, приподнимая его зад, и осторожно раздвигает стройные ноги в стороны. Ласково и неторопливо поглаживает напряжённую спину, которая медленно расслабляется. Салли тихонько стонет, когда мягкие губы начинают касаться его позвоночника между лопаток, скользят по плечам. Вот рука отбрасывает с шеи растрёпанную косу, и Салли зажмуривается — так приятно чувствовать там жаркое дыхание. Вот сверху неторопливо опускается крепкое тело. Аромат цветущей сирени уже почти обжигает нос, кружит голову, как во время болезни, но даже это кажется восхитительным. Тобиас не оставляет его ни на секунду — целует, ласкает, а меж мягких половинок уже трётся что-то твёрдое. Некстати вспоминаются издевательские шутки Барнса, и в груди омеги всё сжимается. Он резко разворачивается лицом к мужу.
— Нет... я хочу так. Хочу видеть тебя всего. Точно знать, что это ты, видеть твои глаза.
— Боишься? — Иво, сколько понимания в этих серых глазах!
— Боюсь... но и хочу.
— Тогда придётся по-другому.
Подушка перемещается под поясницу. Тобиас неторопливо приподнимает и разводит его ноги в стороны. Салли заметно дрожит.
— Смотри на меня. Только на меня.
— Смотрю.
Вот к мокрому от влаги отверстию прижимается головка, и Салли инстинктивно сжимается.
— Прости...
— Ничего, всё в порядке. Дальше? — Салли мелко кивает. — Дыши ровнее и старайся не шевелиться.
Салли вдыхает поглубже и старается сосредоточиться на серых глазах мужа, в которых всё отчётливее проступает безумное желание. И всё же он сдерживается. Как же это непохоже на отца и Грэга...
Проникновение было неспешным и осторожным. Салли чувствует, как твёрдый член мужа раздвигает упрямые стеночки. Это довольно болезненно, но Салли терпит. Это только в первый раз бывает больно. Тобиас не хочет, чтобы было больно. Потом это пройдёт, его тело быстро привыкнет. И всё будет хорошо. Так же хорошо, как было до этого. Обязательно.
Тобиас медленно входит, чуть подаваясь вперёд и отступая, замирая, стоит только Салли вздрогнуть. Нестерпимый зуд начинает уходить. Стоит только Тобиасу проникнуть чуть глубже, миновав главное препятствие, как Салли тихонько ахает, чувствуя, что стало лучше. И вот он чувствует, как покалывают довольно жёсткие паховые волосы, а в зад упирается что-то широкое. Значит, Тобиас вошёл почти полностью, а это — набухший узел беты, который кажется просто огромным. Неужели тоже в него войдёт?
Тобиас замирает, давая привыкнуть к чувству наполненности и растянутости.
— Салли... как ты?
— Всё... всё хорошо.
— Уверен? — Брови Тобиаса встревоженно изгибаются.
— Всё хорошо.
Выждав немного, Тобиас аккуратно толкается внутрь и чуть отстраняется. Салли до побелевших костяшек вцепляется в одеяло. Из его груди вырывается тихий всхлип. Ещё один мягкий толчок... и ещё один... и ещё...
С каждым новым толчком крепкая плоть, смазанная омежьей влагой, входит и выходит достаточно легко, первая боль окончательно уходит. Салли чувствует, как член беты снова и снова задевает что-то внутри него, отчего голову всё сильнее охватывает дурман. Салли, едва понимая, что делает, уже начинает подаваться навстречу, судорожно хватаясь за руки мужа, стремясь насадиться поглубже. Он слышит, как всё тяжелее хрипит Тобиас, как набухший узел бьётся, пытаясь проникнуть внутрь. Значит, он уже на пределе. В воздухе крохотной комнатки крепко запахло потом.
— Салли... я уже не могу... я...
Омега кивает, приспускает ноги и обхватывает ими талию мужа, после чего протягивает руки.
— Сядь... вместе со мной...
Тобиас подхватывает его, Салли обхватывает шею мужа и тихо вскрикивает, чувствуя, как в него начинает входить узел, распирая до упора. И это было невероятное ощущение! Омега ёрзает, насаживаясь до самого корня, тихо стонет, чувствуя, как его самого всё сильнее охватывает дрожь. Он приближается к пику — стонет, выгибается, ему мало... мало... и Салли не выдерживает. Он взрывается, кричит, кажется, на всю станцию, чувствуя, как внутрь выплёскивается тёплое семя. Это было что-то такое... что не описать словами. Тобиас стискивает его руками так, что, кажется рёбра затрещат. Они мягко опускаются на разворошенное одеяло, и Салли снова бьётся в судорогах оргазма, чувствуя, как внутри него двигается узел и выплёскиваются новые порции семени. Как его снова захлёстывает безграничное наслаждение. Выйти из него Тобиас не может, значит, они сцепились.
Свершилось!
Когда Салли пришёл в себя и кое-как отдышался, он осознал, что Тобиас вышел из него. Зад тихо пульсирует, и ощущение пустоты вдруг показалось... неприятным. Салли чувствовал, как из него вытекает живородящее семя, а на его собственном животе подсыхают жалкие капли мёртвого. Всё тело переполняет блаженная усталость, и это было прекрасно.
— Салли! Салли, любимый, как ты? — Тобиас склонился над ним, встревоженно всматриваясь. Он весь блестит от выступившего пота, но этот запах совершенно не портит снова ставший лёгким аромат цветущей сирени.
Омега взглянул на мужа и слабо улыбнулся.
— Хорошо.
— Ничего не болит? — Горячая ладонь мягко погладила щеку, по которой снова скатилась слезинка. Потный лоб согрел нежный поцелуй.
— Ничего не болит.
— Правда? Ведь ты в первый раз...
— Всё хорошо, любовь моя. Всё хорошо.
Салли прильнул к мужу, блаженно прикрыв глаза. Последний шаг сделан. Он теперь полностью принадлежит тому, кого выбрал сам. Теперь всё будет хорошо. Может, не сразу, но будет.
— Тобиас...
— Что, любовь моя?
— А ты... хочешь ещё? Ты же так долго сдерживался.
Бета оторопело привстал.
— А ты... хочешь ещё?
— Да, хочу. Нет, не прямо сейчас, а когда мы немного отдохнём. Ведь должно быть полегче, верно?
Тобиас озадаченно моргнул.
— Ты...
— Ну, пожалуйста.
Тобиас невольно рассмеялся.
— Всё понятно. Только не забывай — я не альфа.
— И хвала богам.
Как только Салли, утомлённый и донельзя довольный, заснул, Тобиас бережно укутал его одеялом, подоткнув края, и встал. Руки и ноги беты гудели и подрагивали от перенапряжения.
Салли в очередной раз потряс его!
После того, как они отдохнули, омега снова начал ластиться, требуя продолжения. В принципе сам Тобиас был не против — скопившийся голод требовал насыщения — но темперамент Салли уже начал вызывать опасения. Даже если это результат того, что клерики называли буйством силы юности, которую сам Тобиас переживал с тринадцати с половиной лет до полного созревания в шестнадцать-семнадцать, то есть риск, что он просто не справится с мужем. Впрочем, некоторые опросы Донована показывали, что со временем это должно придти в относительную норму.
Продолжений было целых два, они перепробовали всё, что только в голову взбредало, не заботясь о том, что их могут слышать соседи, и с каждым разом Салли всё больше входил во вкус. Взаимное притяжение застилало все доводы разума. Что же будет во время течки?
За окном шёл снег. Тобиас долго стоял у окна и наблюдал, как белые хлопья сыплются с чёрного неба, устилая плотным ковром уснувшую до весны землю. Весной всё начнёт просыпаться, а у Салли будет течка... Нет, с детьми придётся подождать — сейчас они даже одного не прокормят. Ну, ничего. Тем желаннее будет рождение первенца.
Тобиас начал задувать одну свечу за другой. Пожалуй, Салли не так уж и глупо поступил. Даже если его решение продиктовано загадочной омежьей природой, то в этом был свой смысл. Когда Арчибальд Кристо настигнет их и узнает про добрачную ночь, то это только добавит мотивов бороться до последнего. Может, Тобиас всего лишь бета и пометить омегу своим укусом неспособен, но сам факт, что аппетитного омежку кто-то "надкусил", прилепит на Салли клеймо шлюхи. Если их всё же разлучат, то Салли будут ждать только боль и унижения, постоянные обвинения в распущенности и бесстыдстве. И это при том, что большинство омег этого совершенно не заслуживают — оно больше подходит другим типам. Один раз Салли едва не покончил с собой, дойдя до крайней степени отчаяния. Это может случиться снова, если их разлучат...