ЦВЕТ СИРЕНИ
(Салли Кристо-Спенсер омега/Тобиас Мариус бета)
Когда твоя жизнь кажется беспросветной и надеяться совершенно не на что, иногда всё же случается чудо, и во тьме блеснёт лучик солнца. Именно это и случилось с последним потомком известного рода омегой Салли в день помолвки с глубоко ненавистным альфой. Чудо принёс любимый аромат цветущей сирени, и он привёл к нему бету, спасшего от одиночества и подарившего надежду. Если бы только Салли знал, каким боком к нему повернётся этот подарок судьбы... Загадки прошлого собственной семьи, пристальное внимание чужих, новые друзья, приобретения и потери. И всё это на фоне неуклонно меняющегося мира, надевшего новую лживую маску.
НАДЕЖДА
21.08.1937 г. от нач. ВХ.
Салли стоял перед большим зеркалом в роскошной золочёной раме и мрачно разглядывал себя. Из зазеркалья так же мрачно на него смотрел невысокий хрупкий темноволосый омега с бледным, слегка заострённым лицом, тонковатыми для омеги искусанными губами, глазами настолько светлыми, что распознать их цвет было невозможно, и в старомодном бальном костюме. Салли терпеть не мог свой наряд, хотя он был несомненно красив и сидел на нём как вторая кожа. Тёмно-синий жилет с серебристым шитьём — у папы просто золотые руки! — белоснежная шёлковая рубашка с кружевными манжетами и высоким жёстким воротником-стойкой, перехваченным синим же шёлковым пышным шейным платком так туго, что иногда было неудобно, чёрные штаны до середины икры и выглядывающие из-под них шёлковые чулки, выгодно подчёркивающие омежий зад и стройные ноги. Туфли на довольно высоком каблуке с пряжками давно стали привычным дополнением ещё с дебюта, но Салли предпочитал простые сапоги на плоской подошве — более устойчивы и бегать в них удобнее, когда за тобой гонится очередной дурно пахнущий ухажёр. Но особенно Салли ненавидел корсет, в который папа Орри его затягивал на каждый выход и выезд. Этот проклятый корсет немилосердно давил на живот и рёбра и заставлял держать спину прямо в те минуты, когда хотелось забиться за портьеру и свернуться клубочком, как в своей постели под одеялом. Салли несколько раз робко просил родителя заказать ему наряд по современной моде — более практичный и не предусматривающий корсеты, но Орри только суропил брови и решительно отказывал раз за разом.
— Эту непристойность? Тебе? Потомку Спенсеров? Никогда ты не наденешь это убожество! Мы, Спенсеры, всегда придерживались традиций, и я не потерплю такой стыдобищи на своём ребёнке! Ты не альфа и даже не бета! Омега должен выглядеть достойно и целомудренно!
Салли вздыхал и молча покорялся, хотя во многом был с папой согласен. Современные наряды для омег выглядели излишне открытыми, но по-прежнему казались привлекательнее — за практичность и более разнообразные расцветки. Если в таком тебя зажмут в укромном уголке, то привести себя в порядок можно быстро, и никто ничего не заметит. Не то что с его костюмом, который будто был создан для того, чтобы сразу стало ясно — провёл омега время в уборной, как сказал, или стоял раком под очередным кобелём, которому вдруг приспичило. С причёской папа тоже провозился лишний час, укладывая ровно подстриженную чёлку и подвитые локоны в императорском стиле. Сам Салли с удовольствием обошёлся бы без завивки — просто расчесал волосы и стянул их в хвост на затылке, как обычно делал дома, но и тут папа был неумолим, распекая современные стрижки, укорачивающие волосы омег до плеч, а то и выше. Открыто сожалел, что всё больше уходит в прошлое искусство плетения кос и косичек, что современная омежья молодёжь совершенно не думает о себе, своей репутации и будущих детях... Он мог рассуждать об этом не один час. По этой же причине он не отпускал Салли на молодёжные омежьи посиделки, опасаясь, что юноша нахватается там всякой грязи и привычек, которые не к лицу будущему мужу и родителю. Из-за этого Салли часто был вынужден скучать среди взрослых, склоняясь над вышиванием, вместо того, чтобы запереться в своей комнате с интересной книгой или свежей газетой, тайком стащенными из-под носа отца.
Орри про газеты ничего не знал и раз за разом подсовывал сыну очередной омежий роман или книги по ведению домашнего хозяйства. Да, это полезно, но только если омега был решительно настроен прожить свою жизнь, покорно подчиняясь мужу и его тирании, но Салли хотел другого. Он хотел свободы, о которой десять лет назад объявили революционеры, свергнув монархию и провозгласив всеобщее равенство. Хотел повидать мир — огромный и разный, о котором писали в романах для альф и бет. Хотел сам себе выбрать мужа по вкусу, а не гадать, кого из этих смердящих кобелей выберет для него отец. Адам, только не Грэг Барнс!!! Он ещё на предыдущем рауте недвусмысленно намекал, что Салли уже недолго бегать осталось, и сладкая омежья попка наконец узнает, что такое кол. Салли содрогался от одной только мысли, что его лишит невинности именно этот альфа — наглый, развязный, пахнущий так отвратительно, что омега с трудом сдерживал тошноту, когда его заставляли с ним танцевать. Папа понимающе кивал, стоило Салли бросить ему жалобный взгляд, но раз за разом повторял одно и то же:
— Терпи. Это всё, что нам остаётся.
Салли искренне не понимал, почему с такой готовностью отдаются своим кавалерам его ровесники. Не раз он заставал их во время животных случек по тихим углам, стоило только взрослым отвернуться или зазеваться. Салли был противен сам запах секса — запах омежьей смазки, пота и живородящего семени. Он не понимал желания своих молодых сородичей поскорее выскочить замуж. И за кого?! За того, кому совершенно безразлично, с кого стягивать штаны? Только для того, чтобы на очередном балу выгуливать новые наряды и хвастаться очередной побрякушкой, которую муж подарил, расщедрившись? Сам Салли, согласно старым традициям Семьи, золотых и серебряных украшений не носил, даже его мочки были не проколоты. Первым настоящим украшением должно было стать помолвочное кольцо. Папа всегда твердил, что не побрякушки украшают омегу, а первозданная красота и чистота. Орри и сам всегда тщательно следил, чтобы украшающих его драгоценностей не было слишком много, и Салли старательно перенимал его принципы подбора, не желая превращаться в праздничную ель, на которую всё больше походили его юные сородичи. Возможно, именно потому, что он так сильно выделялся среди созревающей молодёжи, за ним и табунились женихи с самого дебюта. Хорошо ещё, что новая власть законом закрепила брачный возраст для омеги — не моложе восемнадцати лет — а то он бы уже жил в чужом доме, с мерзким сердцу и уму мужем и даже нянчил первенца. Орри родил своего первого ребёнка, альфу Дориана, уже в шестнадцать, немало натерпелся от мужа, и только какая-то благодать, ниспосланная Флоренсом, помогала ему сохранять себя стройным и красивым несмотря на возраст и заботы.
Вспомнив о родителе, Салли снова тяжело вздохнул. И как только папа столько лет прожил с отцом, ни разу не попытавшись сбежать? Сам Салли на его месте так бы и поступил! Арчибальд Кристо нестерпимо вонял, был груб, несдержан, не гнушался рукоприкладством, имел мужа по первой же прихоти, совершенно не стесняясь собственных детей и прислуги, да и по борделям ходил регулярно. Орри, залечивая потом очередные синяки под слёзы младшего сына, только качал головой.
— Это всё, что нам остаётся, — говорил он.
Глядя на всё это, Салли всё больше впадал в отчаяние. В отцовских газетах писали о безграничных возможностях, которые открывались перед омегами, а его продолжают держать дома, как будто ничего не изменилось. А Салли хотел вырваться из тесноты и духоты провинциального Руднева, поехать в большой город и поступить куда-нибудь учиться, чтобы стать свободным и независимым. В идеале это должен быть колледж изящных искусств в Камартанге, чтобы сохранить и привнести в новую жизнь всё самое лучшее, что было в прошлом. Однако для этого требовалось свидетельство об образовании из настоящего учебного учреждения, а родители даже на частную школу для омег не потратились — Орри сам обучал младшего сына дома. И домашнее образование отнюдь не способствовало выработке супружеской и сыновней покорности, а заставляло задумываться над тем, что происходит вокруг. И от этого Салли было ещё горше.
— Салли, сколько можно прихорашиваться?!! Мы же опоздаем!!!
В комнату, поправляя манжеты, стремительно ворвался Орри. Затянутый в корсет, безупречно причёсанный и одетый. Отцу льстило, что его муж — последний отпрыск очень известного дворянского рода Спенсеров, и он охотно поощрял пристрастие супруга к старинообразию. О деловой одежде для альф и бет Орри отзывался более благосклонно, считая, что ничто не должно отвлекать от важных дел, но к сыну придирался по любой мелочи, осуждая и пресекая его попытки перешить что-то на современный манер.
— Папа... может, я всё же сниму корсет?..
— Ещё чего?!! — возмутился Орри, уперев руки в боки, и украшенные крохотными рубинами изящные подвески в его ушах заколыхались. — Не хватало ещё, чтобы ты сутулиться опять начал!
— Но в нём же неудобно...
— Терпи. Так положено, значит, будешь терпеть. Я же терплю.
— Но, пап... — жалобно начал Салли.
— Не папкай! Ты готов? — Орри сбавил тон и придирчиво оглядел сына. Поморщился. — Опять губы искусал... — Орри достал из поясной сумочки жестяную баночку с бальзамом и мазнул по губам сына. — И прекрати их постоянно облизывать — шелушатся же! И это просто неприлично.
— Я не нарочно... оно само...
— Сдерживаться надо. Я же сдерживаюсь.
— Не хочу сдерживаться, — буркнул Салли. — Хочу остаться дома.
— Понимаю, — смягчился Орри, — но ехать надо. И не забудь потом вернуть отцовскую газету на место, а то он уже её хватился.
Салли замер.
— Какую газету?
— "Столичный вестник". И не надо делать такие удивлённые глаза. Я уже давно знаю, что ты у отца не только газеты таскаешь. Похвально, конечно, но если попадёшься...
— Я с десяти лет это делаю и ещё ни разу не попался!
— Всё когда-нибудь бывает в первый раз. Не забудь про газету — там была какая-то очень важная статья, которую твой отец хочет сохранить.
— Случайно не про возможную войну с Валленсией?
Орри усмехнулся, и в его глазах вспыхнула искорка гордости.
— Уже сообразил? Молодец. Да, её. Если война начнётся, то наши заводы получат большой государственный заказ. Твой отец и Барнсы не собираются упускать такую выгоду.
Салли снова вздохнул, разглядывая пурпурный бархатный жилет Орри без вышивки, с аккуратным заострённым "хвостом", прикрывающим тыл, украшенный только крупными перламутровыми пуговицами и золотой цепочкой, тянущейся в кармашек для часов. Безупречно, как и всегда.
— Папа... а почему вы не хотите отпускать меня в большой город учиться? Разве это плохо? Великий Холод давно миновал, времена меняются... Да и Симон бы за мной присматривал...
— Он слишком занят для этого, а кого попало к тебе на весь день приставлять нельзя. Времена, может, и меняются, но люди остаются всё те же. А ты особенный, Салли. Не такой, как все. — Орри бережно погладил подбородок сына. — И я не просто так к тебе придираюсь. Я не могу позволить, чтобы тебя обесчестил какой-нибудь негодяй до законного брака.
— Можно подумать, что законный брак будет чем-то отличаться от этого! — не выдержал Салли и отвернулся.
Орри молча опустил глаза в паркетный пол, застеленный дорогим ковром. Между его безупречных бровей залегла болезненная складка.
— Можно подумать, будет легче, если детей мне заделает очередной вонючка, а не приблуда с улицы! Не понимаю, как ты до сих пор с отцом живёшь?!
— Скрипя зубами, — тихо ответил Орри, и его ухоженные руки сжались в кулаки. — Да, ты прав, это тяжело, но нам ничего другого не остаётся. И даже если бы я захотел — идти нам некуда, а у твоего отца длинные руки. Мы с тобой одни остались, Салли, а жить как-то надо.
— Я не хочу так жить! Я учиться хочу! Мир увидеть!
— Вряд ли ты найдёшь в большом мире что-то другое. Мир всегда был несправедлив к нам, начиная со времён Великого Холода. И даже революция ничего не изменит, помяни моё слово.
— Но ведь объявлено равноправие...
— Всего лишь объявлено. Пройдёт ещё немало времени прежде, чем слова станут делом. Старые предрассудки и учение Церкви — всё это против нас. Пока нас будут продолжать считать падшими порочными созданиями, ничего не изменится. — Орри глубоко вдохнул, выдохнул, разжал кулаки и взял сына под локоть. — Ладно, идём, а то Оттисы обидятся, если мы опоздаем.
— Не хочу ехать. Там снова Грэг приставать начнёт. Меня когда-нибудь стошнит прямо на него!
Орри мягко приобнял сына. Он уже не был строгим придирчивым родителем, а стал понимающим и ласковым, каким Салли привык видеть его в отрыве от светских вечеров и выездов.
— Понимаю, милый, но надо терпеть. Потому я и затягиваю тебя в корсет — чтобы ты научился терпеть. Это всё, что нам сейчас остаётся.
Салли сидел в конном экипаже и с тоской смотрел по сторонам, снова погрузившись в нелёгкие думы.
Их городок всегда считался глухой западной провинцией, но сначала недалеко от него нашли богатые залежи руды, начались разработки, с началом индустриализации построили несколько мощных заводов, потом и первую железную дорогу, а перед революцией республиканцев здешние коммерсанты вроде его отца и их предприятия резко пошли в гору. Маленький Руднев начал преобразовываться и расти на глазах. Он ещё хранил в себе черты старины — высокий шпиль центральной ратуши, старый храм, походы в который нагоняли на Салли только раздражение и тоску, небольшие кирпичные дома, торговые лавки, редкие особняки богачей, окружённые небольшими садиками, узкие кривые улочки и две широкие центральные улицы, на пересечении которых располагалась широкая площадь с фонтаном, из которого местное население когда-то брало воду для своих нужд. Сейчас, когда городские власти озаботились перестройкой, газовые фонари возле важных мест начали заменять электрическими, строили настоящий водопровод и закладывали электростанцию, чтобы город мог беспрепятственно расти и дальше. Булыжным мостовым тоже недолго осталось жить — Салли прочитал в одной газете, что в больших городах улицы всё чаще мостят не брусчаткой, а каким-то асфальтом, который гораздо удобнее и практичнее.
Салли не слишком любил ездить по мостовой даже в подрессоренной коляске. Ему было гораздо интереснее скакать по ней верхом на лошади, слушая, как железные подковы цокают по серому камню. Верховой езде его тоже обучал папа, поскольку это было частью его собственного воспитания, как потомственного дворянина. Лошадь у Салли тоже была своя — славная кобылка Каури, и омега каждый день ухаживал за ней сам, не доверяя конюху. Каури была одной из отдушин, которая как-то скрашивала тёплую, сытую, но совершенно беспросветную жизнь, как и любящий заботливый папа. Может, болтовня ни о чём, наряды и побрякушки так же вносят смысл в жизнь других омег? Ведь если тебя вообще ничего в этой жизни не интересует, то и жить-то не захочется.
Всё вокруг менялось, но только не вековой уклад жизни. Салли отчаянно завидовал старшим братьям-альфам, которые уже давно выросли и покинули отчий дом. Дориан пошёл по военной стезе и как раз сейчас был где-то на южной границе — Орри чутко ловил все последние новости и молил первопредка-альфу Адама и Светлейшего, чтобы те сохранили его первенца от пули и булата. Симон выучился в частной школе, потом получил диплом на одной из кафедр столичного университета, стал правой рукой отца и жил где-то в Камартанге, возглавляя представительство компании "Кристо и сын". Оба брата вольны были жить так, как хотят, и Салли не раз проклинал Флоренса, что тот позволил ему родиться жалким презренным омегой.
Ну почему всё именно так??? На дворе уже тысяча девятьсот тридцать седьмой год от наступления Великого Холода, наука и промышленность требуют большого количества грамотных и образованных людей, омегам ещё в прошлом веке дали возможность учиться в школе, пусть и далеко не всем, и приносить куда более ощутимую пользу, чем ведение домашнего хозяйства и рождение детей, а ему не позволяют решать за себя ничего! А скоро относительно вольная жизнь и вовсе кончится — поздней осенью после новой течки Салли исполнится восемнадцать лет, в начале весны состоится очередная, а потом... Если отец уже выбрал ему жениха, то, скорее всего, именно тогда и состоится свадьба — чаще всего их играли именно весной. ИГРАЛИ!!! Точнее не скажешь! Салли ждал каждого нового приёма со всё возрастающим страхом — вдруг именно тогда и будет объявлено о помолвке?
Лето заканчивалось, и на деревьях начали появляться первые жёлтые листья. Салли воспринял это как очередной знак неотвратности судьбы. Противной, пугающей и ненавистной. Если бы только будущий муж был не таким отталкивающим и внушал хоть толику симпатии! Но ни один из потенциальных женихов Руднева таким не был. Особенно отвратительным казался Грэгори Барнс — единственный сын отцовского компаньона. Салли молча молил Многоликого Деймоса, чтобы был милостив, и в мужья ему достался кто-то другой. Не такой вонючий. Хотя бы бета. Такой, как хозяин приёма, на который они сейчас ехали. Даже если он будет уже в годах. Декстер Оттис казался приличным человеком, а его муж Лэсси — вполне довольным жизнью.
Экипаж Кристо остановился перед большим красивым особняком окружного судьи, возле которого уже кучковались только что прибывшие гости. Именно здесь состоялся дебют пятнадцатилетнего Салли, который едва не закончился плачевно. Омежка, облачённый в старомодный наряд, который носили во времена последнего Императора, как-то сумел произвести фурор, и именно там он впервые едва спасся от наглых лап Грэга, который был примерно на два года старше. Спасло Салли только вмешательство пожилого управляющего Оттисов, альфы Дэлфина, который и вызволил перепуганного омежку из угла, в который его загнал алчно принюхивающийся Грэг. Неплохой, кстати, альфа, этот Дэлфин, и Салли вплоть до возвращения к папе держался за него. Где только Оттисы его нашли?! Впечатления же от высшего света Руднева тогда остались самые ужасные, и Салли, вернувшись домой, заперся в своей комнате, сорвал с себя проклятый корсет, рухнул в постель и разревелся. Именно тогда Салли понял, что не хочет так жить, но иного выбора ему просто не оставляли.
Салли всё чаще задумывался о побеге, но куда бежать? Без денег, без документов, в неизвестность. Если бы рядом был хотя бы один опытный и надёжный человек, то Салли бы не колебался ни секунды! Но он был здесь совсем один, а надеяться на папу бессмысленно.
Особняк Оттисов сверкал электрическими огнями, и прибывшие коляски одна за другой откатывались в ближайший каретный ряд. Салли ещё перед выездом удивился тому, что они поехали не на отцовском "Фаэтоне". Арчибальд Кристо был одним из трёх горожан, приобретших себе самый настоящий автомобиль на новомодном двигателе внутреннего сгорания — последнее чудо науки и техники. Такие машины были мощнее и быстрее паровых, на которых ездили с середины-конца прошлого и в начале текущего века, и когда-то они считались настоящим шиком. Наука мчалась вперёд на всех парах! С какой бы завистью на их машину смотрели другие, ведь не отгонишь же её в каретный ряд! А этот странный и не совсем приятный запах бензина... Салли как-то ездил на новой отцовской машине пару раз и даже поймал на себе несколько завистливых взглядов. Да, ехать в машине интересно, а зимой даже довольно тепло, однако верхом на Каури было гораздо лучше.
— Салли, о чём задумался? — зашипел Орри, подхватывая сына под руку. — Приехали.
Салли со вздохом выпрямился и начал как можно осторожнее поправлять ненавистный корсет, чтобы он хотя бы не так много беспокойств доставлял.
Отец довольно легко для своего возраста выбрался из коляски, после чего небрежно подал руку мужу, а потом сыну.
— Ждите меня у парадного, — бросил он, поправляя галстук и одёргивая фрак, облегающий его крупную фигуру с широкими плечами.
— Да, дорогой, — кивнул Орри и взял сына под руку. Кучер начал разворачиваться.
— И не спускай глаз с Салли! На супружеское ложе он должен взойти непорочным и не меченым.
— Да, милый.
— Ступайте, — приказал альфа и твёрдым уверенным шагом направился к курящему неподалёку Уильяму Барнсу, рядом с которым стоял Грэг. Отец и сын о чём-то тихо переговаривались.
Салли старался не смотреть в сторону щебечущей стайки омежек, с которой переговаривалась компания других молодых гостей. Во-первых, чтобы не выдать своей зависти — почти все омежки были наряжены по последней моде. Лёгкие тонкие пиджаки самых смелых напоминали деловые костюмы бизнесменов, рубашки и блузы менее строгих расцветок щеголяли низким декольте, обрамлённым лёгкими оборками или широкими отложными воротниками, предельно утягивающие талии корсажи или жакеты только подчёркивали изгибы их фигур, шеи небрежно обвязаны лёгкими газовыми платками. Пахло ими очень отчётливо, что и отмечали альфы и беты, отпуская пошлые шуточки и шлёпая их по упругим задам. Салли небезосновательно подозревал, что именно этим и была продиктована папина привязанность к старым покроям — эти легкомысленные мальчишки обнажали то, что раньше было принято скрывать. Почти неизменными оставались только штаны, подчёркивающие спелые ляжки и крутой изгиб бёдер омег, и каблуки. Разве что штаны Салли были чуть свободнее и короче, открывая взору окружающих тончайшие шёлковые белые чулки. Завидовал Салли и их причёскам, которые всё больше тяготели к естественности, стали заметно короче, чёлки подстригались самыми немыслимыми образами, лишившись строгих линий, и их можно было зачесать как угодно, причём быстро. Некоторые даже красили волосы! Они могли себе это позволить с полного попустительства родителей... Откровенно не нравилось Салли только обилие колец, серёжек и брошей, которыми хвастались его ровесники. Если раньше богачи хвастались своей состоятельностью, обшивая и обвешивая драгоценностями мужей, то теперь такой витриной стали их дети-омеги.
Орри тоже заметил юных хихикающих сородичей и недовольно поджал губы.
— Иво Милосердный... И куда только смотрят их родители?! Ты только посмотри, во что они одеты?!! Скоро полураздетые ходить будут!!! Где скромность и достоинство прежних времён?! Они же буквально просят, чтобы их кто-нибудь обесчестил! Как будто им мало того, что нас и без того считают испорченными Деймосом!
Тут Салли был с папой полностью согласен. Папа намеренно избегал вульгарного слова "случка", чтобы не оскорблять своё дворянское воспитание. Многие из этих юношей уже не только лишились невинности, но и активно присматривались к потенциальным мужьям, завлекая их всеми возможными способами. Они, как и их родители, не считали это зазорным, думая, что чем опытнее омега, тем больше у него шансов удачно выйти замуж. Так Гейл Стретси не единожды отдавался Уолту Старку за плотными портьерами между турами танцев, а полгода назад их семьи объявили о помолвке. И плевать им было, что речь шла исключительно о вульгарном брачном договоре между семьями! Старки были богатой семьёй, представляющей в Рудневе государственный банк "Солидарность", и считались выгодной роднёй! Свадьба состоялась спустя самое малое время, потом какое-то время Гейл поражал всех самыми сногсшибательно дорогими нарядами и украшениями, а на нынешнее мероприятие уже не приехал — во время очередной течки супруги зачали первого ребёнка, и муж запретил ему появляться в свете. Впрочем, скучать Уолту будет явно некогда — Салли заметил двух довольно хорошеньких дебютантов. Интересно, как скоро их будут тискать по тихим углам?
Внезапно Салли кто-то толкнул. Омега охнул, невольно вцепился в этого человека, чтобы сохранить равновесие, уткнулся в чужое плечо, вдохнул запах... и удивился. Запах был непривычно приятным — его любимая цветущая сирень!
Салли поднял голову и понял, что держится за серый пиджак незнакомого беты в больших круглых очках с массивной оправой. Сама оправа толстая, вероятно, для прочности, да и при ближайшем рассмотрении оказалось, что она как будто самодельная. Когда очки для слабовидящих ещё только начали делаться, то подобные оправы были обычным делом — их лишь делали аккуратнее и из более дорогих материалов. Да и стоили изрядно — не каждому по карману. В нынешние времена подобные очки считались чем-то вульгарным и неприличным, больше подходящими для тех, кто не мог себе позволить работу хорошего мастера. К тому же, если в высших кругах и наблюдались проблемы со зрением, использовались более изящные очки в тонкой металлической оправе или вовсе пенсне или монокль на цепочке, которые доставались по необходимости. Постоянно очки никто не носил. А этот бета носит. И не стыдно ему в них появляться на публике? Или настолько с глазами плохо?
Новый гость был молод, заметно за двадцать, темноволосый, худой, долговязый, с узким лицом. На Салли в упор смотрели серые глаза. Бета был неаккуратно выбрит, но это неожиданно понравилось Салли, как и искра какого-то полудетского восторга, промелькнувшая во взгляде гостя.
— Ой, простите... — пробормотал бета, спохватившись и отстраняясь. Салли бегло оглядел его наряд и усомнился в том, что это именно гость. Двигался бета довольно неуклюже и порывисто, что резко отличало его от манерных представителей здешней элиты, и в этом крылось какое-то особое очарование, как и во всей его слегка нелепой внешности. Одет странный незнакомец был не совсем опрятно — одежда откровенно неновая, явно великовата, кое-где запылённая, а на штанинах виднелись мазки какой-то чёрной грязи. Довершали облик заметно поношенные туфли, торопливо обтёртые травой, и какая-то папка под мышкой, которую незнакомец едва не выронил. Неужели он совсем не стесняется появляться на публике в таком виде?! Вон уже кто-то из юных омег начинает приглушённо хихикать и тыкать пальцем, привлекая внимание сородичей. — Я вас не заметил... Простите...
— Ничего... я не сержусь... — Салли невольно улыбнулся. Даже голос незнакомца ему понравился! Кто это? Вроде бы раньше его здесь не было... Нежный аромат сирени обволакивал, заслоняя запахи других гостей, и это было как глоток свежего воздуха, принесшего покой и умиротворение, которого в жизни Салли было так мало.
— Салли, прекрати пялиться! — зашипел Орри, оттаскивая заворожённого сына от чужака. — Это неприлично!
Салли опомнился и опустил голову.
— Я... прости, пап...
— Нет, это вы меня простите, — снова начал извиняться бета, поправляя постоянно сползающие очки. — Спешил, боялся опоздать.
— А вы кто будете? — строго спросил его Орри, с беспокойством косясь на сына. Салли так и тянуло к этому парню!
— Ой, простите, я же не представился... Так невежливо с моей стороны! Тобиас Мариус, я племянник хозяина дома. К вашим услугам. — И Тобиас неловко поклонился, вцепившись в свою папку, из которой едва не выпал карандаш.
Салли вглядывался в Тобиаса и находил всё больше привлекательных черт помимо запаха. В парне не было ни капли самоуверенности и самодовольства, а взгляд выдавал подлинный ум. Особой красотой бета не отличался — не самые правильные черты лица, слегка искривлённый, возможно кем-то сломанный нос и острые скулы, которые зрительно сужали лицо ещё больше. Особенно при его худобе. Покрой костюма выдавал столичного жителя, как и выговор — вполне характерная скороговорка.
— Орри Кристо и мой младший сын Салли, — церемонно представился Орри, крепко держа Салли под руку.
— Очень рад знакомству, — вполне искренно, чего Салли почти не видел на светских раутах, ответил Тобиас. — Позвольте мне выразить своё восхищение вашими нарядами. Я никогда прежде не видел омег, одетых по моде императорской эпохи! Только на старых портретах.
Салли ощутил укол разочарования. Он это серьёзно? Но непохоже, чтобы это был дежурный комплимент.
— Так вы тоже восхищаетесь прежними временами? — заметно оттаял Орри. Он разглядывал молодого человека уже с большим интересом. Салли заметил, что папины ноздри подёргиваются не без удовольствия.
— Правильнее будет сказать "интересуюсь". — Тобиас чуть покраснел, переминаясь с ноги на ногу. — Я по образованию историк, сейчас учусь в аспирантуре... Как и многие сейчас, я считаю, что прежние фасоны и отдельные детали не слишком практичны, но совсем уж изгонять их из нашей жизни не стоит. — Салли поразился — Тобиас повторил его собственные мысли! — К сожалению, мало кто сейчас может всё это носить с подлинным достоинством, а отсутствие этого таланта убивает самую изюминку. Вы ведь сами шили наряд для себя и вашего сына?
— Разумеется, сам, — гордо кивнул Орри.
— Очень удачно, — похвалил Тобиас. — Минимум украшений, никаких излишеств и сохранено самое основное... У вас отменный вкус, господин Орри.
Салли не переставал удивляться. Тобиас разговаривал с его папой так, как будто ни разу до того не был на светских мероприятиях. Так между собой разговаривают обычные люди, едва знакомые с великосветским этикетом!
— Благодарю вас, — порозовел Орри. Он словно не замечал этого. — Впервые встречаю такого знатока.
— Я историк, — улыбнулся бета, и при виде этой улыбки Салли снова начал таять, — и обязан понимать в таких вещах. Ведь все детали наших костюмов появились не просто так, а когда-то нюансы определялись самыми разными сторонами нашей жизни, в том числе орнаменты шитья, ширина рукавов и высота каблуков.
— Вы ведь будете присутствовать на балу?
— Конечно, только приведу себя в порядок... — Тобиас смущённо почесал затылок, и Салли отметил, что стригут его слишком коротко. Эта стрижка ему совсем не к лицу и натурально уродует! — Вы не будете возражать, если я приглашу вашего очаровательного сына на один из танцев? Если вы так отменно его обшиваете, то наверняка и танцевать обучали в лучших традициях старой эпохи. Мне было бы очень интересно.
— Судить вам. — Орри почтительно поклонился, украдкой пихнул Салли локтем, и омега, опомнившись, тоже склонил голову.
— Буду ждать с нетерпением.
Тобиас, то и дело оглядываясь и оступаясь, скрылся за дверями, сопровождаемый шушуканьем молодняка, ставшего свидетелями этого короткого разговора. Альфы и беты — особенно Грэг, который отвлёкся от беседы — заметно помрачнели. Почему? Салли прислушался и сразу услышал, что по этому поводу говорят его сородичи.
— Кто это?
— Понятия не имею, но пахнет не в пример лучше, чем эта свора.
— Ему и правда понравилась эта старомодная дичь? А он точно в своём уме?
— Сказал, что историк, а я слышал, что все они все малость блаженные.
— Небось, какая-нибудь библиотечная крыса из канцелярии цену себе набивает, — буркнул один из бет, пыхнув папироской. Салли знал, что он внебрачный сын местного торговца тканями, принятый в семью после смерти законного.
— Скорее всего... — поддакнул его двоюродный брат.
Салли едва сдержался, чтобы не сорваться на этих пустоголовых. Да как они смеют так говорить о Тобиасе?!! Неужели не заметили, как выгодно этот молодой бета отличается от озабоченных кобелей Руднева?!! Вежливый, умный, начитанный, и великолепный запах это только подчёркивал.
— Похоже, что Салли он понравился, — хихикнул один из юных омег.
— Салли? Этому чудику? — презрительно фыркнул Суон Увенсон. — Чем? Ни кожи ни рожи! Убожество какое-то, не знающее, что такое стиль. Одни эти его очки чего стоят! И вообще — длинный, кривоносый, неуклюжий... Как он танцевать-то будет?! Ещё ноги оттопчет!
Ну и пусть топчет, сердито подумал Салли. Уж лучше с ним танцевать, чем с Грэгом.
— Идиоты, — чуть слышно выругался он.
— Вот видишь! — Разумеется, Орри его услышал. — Я был прав. Теперь ты перестанешь канючить и жаловаться на наряды?
— Папа, Тобиас не говорил, что надо всё оставлять, как есть... — промямлил Салли, чувствуя, как нахлынувшее хорошее настроение начинает уходить — с уходом Тобиаса как будто пропало что-то очень важное.
— Я прекрасно помню, что он сказал, — отрезал Орри. — Так что хватит жаловаться на корсет. И перестань дуться — твой отец возвращается!
Салли выпрямился. Только бы ему действительно позволили потанцевать с Тобиасом! Может, он и неважно танцует, но зато можно будет поговорить о чём-нибудь ещё. Историк!
В просторном, ярко освещённом холле уже собралась внушительная толпа. В глаза сразу бросались незнакомые гости, которые сразу обращали внимание на Салли. Знакомо обращали. От взвеси самых разных ароматов, щедро приправленной омежьими духами, Салли поморщился, и Орри снова его пихнул локтем.
— Прекрати, это невежливо!
— Но ведь...
— Терпи!
На старомодный костюм и вычурную причёску Салли снова пялились с насмешливой снисходительностью, но впервые Салли это было безразлично. Пока его родители вели дежурные разговоры со знакомыми, омега искал в этой разряженной в пух и прах толпе бету с ароматом цветущей сирени. Только бы он вышел... только бы вышел...
Наконец молодой историк появился в холле, сопровождая своих родственников и держа под руку младшего сына хозяев Харви. Он побрился и переоделся в выходной чёрный фрак с галстуком, но было ясно, что всё это с чужого плеча, и носить парадный костюм Тобиас совершенно не умеет. Очки остались те же и с костюмом совершенно не сочетались. Наверно, они единственные... Странно.
Салли, обмирая, принюхался, уловил сиреневый аромат среди всей этой мешанины, и на измученной душе ощутимо полегчало.
Их глаза встретились, и Салли понял, что краснеет и начинает машинально кусать губы. Серые глаза Тобиаса сверкнули под очками, но подойти сразу он не решился.
Салли настолько погрузился в свои мысли, что не сразу понял, что к нему уже минут пять обращаются с вопросом, а сам он отвечает какую-то бессвязную ерунду. Под суровым взглядом родителя Салли извинился, даже не поняв, перед кем именно, и гость отошёл. По тёмно-серой сутане Салли понял, что это был глава их прихода. Он-то что здесь делает?
— Салли, ради первопредков, что с тобой?! — набросился на сына Орри, опережая мужа. — Ты ведёшь себя неподобающе! Почему ты не ответил на вопросы преподобного и не поцеловал ему руку???
— Прости, пап... я не нарочно...
— Омеги! — презрительно бросил Арчибальд и отошёл, увидев ещё одного знакомого.
— Салли, возьми себя в руки! — зашептал Орри, оттаскивая сына в сторонку. Салли тут же учуял, что папа чем-то встревожен. — И прекрати пялиться на этого гостя!
— Но ведь Тобиас... он...
Орри поджал губы, и в его светлых, как у сына, глазах, что-то сверкнуло.
— Этот мальчик... Неужели он тебе так понравился?
— Да, папа. Он очень умный... и от него пахнет нашей садовой сиренью.
С лица омеги-родителя сползла тень недовольства, а во взгляде появилось печальное понимание.
— Салли, забудь о нём. Я понимаю тебя, правда. Я и сам когда-то был влюблён, но не нам решать, за кого выходить замуж. Отец уже выбрал тебе мужа, и сегодня будет объявлено о помолвке. Поэтому преподобный и здесь, понимаешь? Свадьба состоится уже весной.
— И... кто? — Внутри Салли всё оборвалось. Он инстинктивно сжал родительскую ладонь, которая тоже дрожала.
— Грэгори Барнс.
Салли едва не сорвался с места, чтобы сломя голову бежать отсюда, но Орри вцепился в него мёртвой хваткой.
— Салли, успокойся! Я знаю, Грэг воняет, он груб и заносчив, но он сын компаньона твоего отца. Этот брак необходим для укрепления позиций наших семей в деловом сообществе. Я и сам хотел бы, чтобы ты вышел замуж за того, кто тебе люб, но сейчас наша омежья доля — молча подчиняться. Твой отец всё решил, и я ничего не могу сделать, чтобы изменить это решение. Ты должен смириться, как когда-то смирился я. Стисни зубы и терпи, малыш. Терпи. Это всё, что нам остаётся.
Салли хотелось плакать. Он бросил ещё один взгляд в сторону Тобиаса, и лицо беты дрогнуло, перестав улыбаться. Похоже, что он всё понял.
В бальном зале неторопливо настраивал инструменты местный оркестр, включая и специально приглашённых музыкантов из других городов. Вот-вот должны были начаться танцы, а пока гости паслись возле столов с угощением. Салли же кусок в горло не лез, хотя из-за суеты по подготовке к балу он даже не обедал. Омега рассеянно поглаживал фужер с так и нетронутым красным вином и тенью следовал за родителями.
Помолвка! А весной, как только отлежится после течки, его выдадут замуж! Это был конец. Салли с болью вспоминал свою прежнюю жизнь, зная, что будет ужасно скучать по их огромному саду в загородном доме, в котором весной начинало пахнуть его любимой сиренью, где Салли отдыхал после вони отца и более терпимых запахов старших братьев. Будет скучать по быстроногой и непоседливой Каури, с которой они скакали, как ветер, по лугам и полям. Скучать по своей уютной безопасной комнате, в которой было прочитано немало интересных книг и выслушано папиных рассказов и сказок, спето песен. Но больше всего он будет тосковать по требовательному, но заботливому и любящему папе, который понимал его, как никто другой. Внезапно Салли осознал, насколько на самом деле беззаботной была его прежняя жизнь. Больше этого не будет, а будет жестокий смердящий супруг, и ему придётся во всём подчиняться, терпеть боль, в том числе и во время исполнения супружеского долга, рожать детей и постоянно слушать придирки и упрёки. И терпеть, поскольку после свадьбы он лишится остатков прежней свободы, тех крох, благодаря которым жил до сегодняшнего дня. Может, республиканцы и уравняли омег в правах с остальными, но традиции и дары Флоренса продолжали держать их в цепях.
Салли было тяжело. Он чувствовал, как в воздухе всё сильнее витает сила альфы, подавляющая в зародыше любой бунт безотчётным страхом. Это было хоть и вполне привычно, но с каждым годом становилось всё невыносимее. Салли задыхался под этим грузом. Он мечтал сбросить его раз и навсегда, но это было невозможно. Если бы только можно было снова вдохнуть тот нежный аромат сирени, от которого даже неподъёмный груз, казалось, становился легче!
— Господа, первый тур! — объявил капельмейстер, завёл приветственное вступление, и Салли встрепенулся. Подойдёт Тобиас или нет? Он, кажется, обещал...
Он подошёл. Правда, не один, а в сопровождении хозяев дома. Так уж полагалось — если новоприбывший гость желал пригласить омегу на танец, то должен быть официально представлен кем-нибудь из своих.
— Арчибальд, — сказал Декстер Оттис, — позволь представить тебе моего племянника Тобиаса.
— Тобиас Мариус к вашим услугам, сэр. — Бета скованно отвесил почтительный поклон, бросив взволнованный взгляд в сторону Салли. — Большая честь...
— Чем занимаешься? — Альфа снисходительно оглядел долговязую фигуру молодого аспиранта, и в его глазах сверкнуло презрение. Тобиас заметно сжался под его пристальным взглядом — Арчибальд никогда не упускал возможность продемонстрировать, как он силён.
— Я... я аспирант исторического факультета Высшего Государственного университета, — кое-как выпрямился Тобиас, хотя его колени и подгибались.
— Так ты ещё учишься?!
— Не только, сэр. Я уже принимал участие в трёх экспедициях...
— Не стоит так давить на бедного мальчика, Арчи, — примирительно улыбнулся Оттис, придерживая под локоть едва живого Лэсси, который с трудом держал лицо. — Сколько его знаю, Тобиас всегда был книжным червём и тяготел к гуманитарным наукам. Не скрою, я бы с большим удовольствием видел его в рядах адвокатуры или торговой палате, но к несчастью у мальчика нет никаких способностей к этим сферам.
— Наука — не самый надёжный способ обеспечить семью, — сказал подошедший к ним Уолт Старк. В руках он держал уже второй или третий бокал игристого вина. — Мало платят. Я слышал, что учёные буквально на голом энтузиазме работают.
— Так было раньше, но теперь всё меняется, — решительно заявил Тобиас. Суетливость тут же ушла из его движений, голос стал твёрже и увереннее. Салли невольно залюбовался им. — Новое правительство выделяет солидные гранты на научные изыскания, в том числе и на историю. Если эта тенденция не изменится, то все учёные, работающие на университетских кафедрах, со временем станут достаточно обеспеченными людьми.
— Тобиас уже успел зарекомендовать себя в науке, — добавил Оттис. — Он опубликовал несколько статей, которые были высоко оценены научным сообществом, а его первая курсовая работа помогла обосновать наши претензии на юго-западные территории, которые до сих пор считались спорными, и из-за них то и дело происходили стычки с приграничными войсками Валленсии.
— Так это ты написал эту статью? — удивился Арчибальд, а Салли заинтриговано навострил уши. За юго-западные земли, дающие их стране выход к Срединному морю, уже не одно поколение шли войны — после того, как остатки павшей империи Альхейн начали делить между собой ближайшие соседи. Тот самый кусок побережья первой отхватила Валленсия, потом его отбили войска Ингерна, за побережье долго воевали, отнимая немало денег и человеческих жизней, и вышедшая буквально три года назад статья в одном из журналов перевернула ход борьбы с ног на голову и заставила врагов сесть за стол переговоров. Салли, читая эту статью, сразу разобрался в аргументах автора и постоянно удивлялся тому, как легко и понятно всё это было изложено.
— Эта статья — лишь краткое изложение моей курсовой работы, — кивнул Тобиас, едва заметно чему-то хмурясь. — Я тогда работал в архивах и случайно нашёл пару документов, которые и помогли сделать нужные нам выводы. Оставалось только обосновать всё так, чтобы у нашего врага не осталось контраргументов. Тем более, что силы, освободившиеся на этом участке, будут нелишними против Союза Пяти.
— И как ты до всего этого додумался? — удивился Арчибальд.
— Первым к такому выводу пришёл мой наставник и научный руководитель, а он весьма проницательный человек. Мы не раз обсуждали как сами источники, так и полученные из них сведения, и пришли к этим же выводам снова. Я лишь дополнил измышления своего наставника и написал саму статью.
— И сколько тебе лет? — Отец Салли изучающе смерил историка цепким взглядом.
— Двадцать четыре года, сэр.
— И уже такой успех... — Арчибальд покачал головой, а потом по его губам снова промелькнула клыкастая усмешка. — А что же себе достойные очки не справил?
— Мне было не до того, сэр, — смутился Тобиас, коснувшись оправы. — Нужно было платить за квартиру, а гонорар получился весьма скромным, поскольку я был ещё студентом. Премию выплатили не сразу, и основную часть получило руководство кафедры.
Арчибальд рассмеялся.
— Ну-ну... В следующий раз не развешивай уши и будь по-напористее.
— Я постараюсь, сэр.
Салли заметил, как дёрнулось лицо Тобиаса, и понял, что тот занимается наукой не ради денег, а по призванию. Ведь он совершенно искренне похвалил их с папой наряды.
— Успехов тебе, парень. — Арчибальд поощрительно хлопнул бету по плечу. — Откопай в своих архивах ещё что-нибудь такое, чтобы отвадить от наших границ и всех остальных.
— Господин Кристо... сэр... — сбивчиво заговорил Тобиас, снова начиная отчаянно волноваться. — Вы... вы позволите мне пригласить вашего очаровательного сына на первый танец?
— Конечно, — усмехнулся альфа. — Молодость так нуждается в поощрениях...
Салли едва не вцепился в Тобиаса, чтобы самому потащить его в центр зала, где уже начали собираться первые пары. Сдерживаясь в рамках приличия из последних сил, омега неторопливо и грациозно протянул руку и вложил её в ощутимо дрожащую ладонь историка.
— Для меня будет истинным удовольствием украсить для вас этот вечер, — произнёс Салли, слыша, как дрожит его голос. Он нетерпеливо вбирал в себя дивный аромат цветущей сирени, позволяя окутать себя полностью.
— Почту за честь. — Тобиас галантно коснулся его пальцев, и Салли безотчётно стиснул ладонь, плотнее обхватывая пальцы беты.
Тобиас, заметно нервничая, повёл Салли в центр зала.
— Господин Салли... я заранее извиняюсь, если наступлю вам на ногу. Я редко бываю в обществе, танцую неважно... — тихо и горячо зашептал он.
— Я так и подумал. — Салли сжал его ладонь ещё крепче, боясь выпустить и потерять. Так вот почему Тобиас так волнуется! — Вы, наверно, всё своё время проводите на лекциях и в архивах... Не волнуйтесь так, я вам подскажу, если что. Просто слушайте музыку и старайтесь двигаться вместе с ней. Уверен, вы справитесь. Поверьте, некоторые здесь танцевать вообще не умеют, а у кого-то даже хватает ума этого не демонстрировать. — Тобиас широко улыбнулся шутке. — И обращайтесь ко мне просто по имени, пожалуйста.
— Тогда и вы называйте меня по имени.
Салли наслаждался его улыбкой — она так была не похожа на то, что раньше обращалось к нему на балах! Хорошая улыбка.
Оркестр снова заиграл. Парные бальные танцы всё больше входили в моду, как бы не возражала по этому поводу Церковь. Когда-то они пользовались популярностью в императорскую эпоху, но потом попали под запрет и сейчас переживали своё возрождение. Отбиться от претензий удалось только введением определённых правил, которые уже прочно вошли в новый протокол этикета.
Салли неплохо танцевал и был уверен, что сможет помочь партнёру выступить достойно. Он считал ритм, давал советы... Тобиас всё же умел танцевать, причём довольно недурно. Зря на себя наговаривал — ему не хватало только уверенности в себе. Спустя ещё несколько тактов бета поймал нужный ритм и сам повёл Салли. Бета не сводил глаз со своего партнёра, и Салли отвечал ему тем же, совершенно забыв о грядущей помолвке. Омега был счастлив, время от времени, будто невзначай, прижимался. Он полностью отдался охватившему его восторгу и даже не заметил, как на них смотрят его родители. Особенно Орри.
— Салли, вам действительно нравится, как я пахну, или мне это только кажется?
— Да, мне очень нравится ваш запах, — не стал скрывать Салли. — Вы пахнете нашей садовой сиренью.
— А мой папа считает, что я пахну полевыми васильками. Это так странно, правда? Человек один и тот же, но чувствуют его все по-своему.
— Я слышал, что альфы и беты не чувствуют друг друга так, как нас, омег. Это правда?
— Да, это так. Мои коллеги с медицинского факультета и факультета естественных наук уже всерьёз заинтересовались этим феноменом и намерены его всесторонне изучить... — Тобиас запнулся. — Простите, вам это, должно быть, не слишком интересно.
— Что вы, мне очень интересно! Я даже знаю, что такое "гипотеза". Если бы только я мог сам поступить куда-нибудь учиться, но меня не отпускают.
— И что означает понятие "гипотеза"?
— Некое обоснованное предположение, которое нуждается в доказательствах. Если гипотеза подкреплена достаточным количеством доказательств и становится основанием для развития отдельного направления в науке, то она превращается в теорию.
— Несколько обобщённо, но в целом верно. А вы весьма начитаны! — похвалил омегу историк.
— Я люблю читать самые разные книги, но мои родители не все одобряют. Приходится читать их тайком. — Салли зарумянился от такой похвалы.
— А какую специальность вы бы хотели получить?
— Я бы хотел поступить в колледж изящных искусств.
— Вы рисуете? — удивился Тобиас.
— Немного, и, кажется, у меня неплохо получается.
— Хотел бы я увидеть ваши рисунки, — вздохнул Тобиас.
— А я бы хотел вам их показать, — с таким же сожалением вздохнул и Салли.
— А что вы особенно любите рисовать?
— Цветы. А вы надолго приехали в Руднев?
— Нет, я уезжаю через неделю — отпуск заканчивается. — Тобиас погрустнел, сбился с ритма и едва не наступил Салли на ногу. — Простите...
— Вернётесь к себе в университет? — Салли снова сжал его ладонь, чувствуя ответное пожатие.
— Да. Мы готовимся к новой экспедиции, на которую возлагают большие надежды.
— И что вы надеетесь найти?
— В древних летописях времён Великого Холода упоминается пропавшая без вести армия воеводы Эрманариха по прозвищу Железный Клык. — Заговорив о своей любимой работе, бета снова выпрямился и стал увереннее. — Тогда наши предки активно воевали за Верхние предгорья с княжеством Трёх Дожей, которое, согласно тем же летописям, коварно вторглось на наши земли. Армия Эрманариха была отправлена отвоевать наши земли, но до предполагаемого места сражения даже не добралась. И это при том, что поход организовывался в строжайшей секретности. Поскольку вовремя отбить наши захваченные Дожами территории сразу не удалось, а в этом походе пропали отборные бойцы, это вылилось в кровавые схватки на границах возле спешно возведённых врагом крепостей, а потом в долгую войну, которую многие зарубежные политики до сих пор ставят нам в вину, обвиняя в агрессивности и кровожадности. Я долго изучал все документы, сохранившиеся с тех времён, и заподозрил, что при дворе находился шпион, который и сообщил о походе Эрманариха, благодаря чему захватчики подстроили какую-то ловушку. Следы армии Железного Клыка потерялись с концами, но мы считаем, что разыскать их ещё можно. Я вычислил примерный маршрут движения Эрманариха, и по нему-то мы и отправимся.
— Это настолько важно, что правительство выделило деньги на поиски? — удивился Салли.
— Разумеется! Сейчас обстановка на границах серьёзно обострена, особенно после нашего последнего успеха на юге, когда очередная атака Союза Пяти была благополучно отбита благодаря грамотному применению атакующего газа, а их ближайший лагерь уничтожен... Кстати, это ведь сделал ваш старший брат Дориан, верно? — Салли кивнул. — Я читал в одной из газет, что он проявил исключительные качества, ум и проницательность, из-за чего сейчас рассматривается вопрос о его повышении по службе сразу на два звания. Так что спешу вас с этим поздравить — ваш брат это несомненно заслужил. — Салли испытал чувство гордости за брата. Может, они и не ладили никогда, но знать, что твой брат оправдывает репутацию выдающихся полководцев и боевых офицеров из числа своих предков из Семьи, было приятно. — Этот успех настораживает некоторых наших соседей, как и вообще применение газовых снарядов, и потому сейчас очень важно выяснить, что послужило причиной той давней войны — досадная случайность или коварная измена. Если выяснится, что при дворе был шпион, а, может, даже предатель, то многие события того времени приобретут совсем другой смысл — в летописях есть несколько откровенных несостыковок, которые не дают мне покоя. Прошлое и его понимание во многом определяют наше будущее, поэтому исследования особенно нужны сейчас. Великий Холод оставил нам немало загадок, и мы обязаны их разгадать.
— Наверно, это очень интересно, — улыбнулся Салли.
— Со стороны так может показаться, — пожал плечами Тобиас, — но на самом деле за большими открытиями стоят долгие дни и недели в пыльных архивах и уйма бесполезной работы. Для того, кто не увлечён этим по-настоящему, всё это будет скучно до зевоты. Мы подолгу сидим в архивах, ища нужные документы, целенаправленно пытаемся искать их у других людей, а ведь некоторые из этих документов повреждены настолько, что их едва можно читать. К тому же не все они до нас дошли целиком — приходится восстанавливать. Язык наш тоже сильно изменился, свой смысл изменили как отдельные слова, так и целые понятия, какие-то вообще ушли и забылись. Нам приходится восстанавливать это всё буквально по крупицам, создавая цельную законченную картину, чтобы всё понять и истолковать правильно. Продираться сквозь всё это очень непросто, работа требует терпения и усидчивости.
— Думаю, у вас их хватает.
— Ещё бы! — В глазах Тобиаса блеснул огонёк азарта. — Я до сих пор помню, как когда-то в детстве в букинистической лавке случайно нашёл очень старую книгу с полурасплывшимся рукописным текстом и долго пытался понять, что же там написано. Эта тайна буквально не давала мне спать по ночам!
— Вы её прочитали?
— Да, — гордо кивнул Тобиас. — И, представляете, это оказался труд средневекового алхимика беты Алоиза Бутса, который считается изобретателем пороха и зажигательных снарядов, которые значительно изменили тактику воин! Он был весьма видным учёным того времени. С тех пор я и решил посвятить свою жизнь разгадыванию загадок прошлого... Что с вами? Я вас чем-то огорчил?
Салли перестал улыбаться.
— Нет, не вы. Просто... вы занимаетесь таким важным и интересным делом... а я не смогу оставить свой след нигде, кроме собственной семьи.
— Вы ведь скоро... выходите замуж? — опечалился аспирант.
— Да, уже весной. К тому времени мне уже будет восемнадцать.
— И вам... нравится ваш будущий муж?
Салли горько усмехнулся.
— Нет. Я его ненавижу. Он мне омерзителен.
— Тогда почему вы не откажетесь? Ведь сейчас всё изменилось — уже десять лет как...
Салли только головой покачал.
— Здесь не Камартанг, Тобиас. Здесь никого не волнует Конституция и равенство. Как жили раньше, так и живут до сих пор, а удел омеги — молча подчиняться. Как и нашим предкам.
— А каким бы вы хотели видеть своего будущего мужа?
Салли поднял на Тобиаса свои ясные глаза, в которых заблестела влага.
— Таким... как вы. Интеллигентным, образованным, интересным... и с хорошим запахом. Даже если мой муж не будет богат и знатен, для меня это не имеет значения. Я даже готов терпеть нужду, если он будет добр ко мне.
В этот момент вальс закончился, и Тобиас с сожалением проводил Салли обратно к родителям.
— Благодарю вас за доставленное удовольствие, — сказал он, кланяясь. — Мне было очень приятно танцевать с вами.
— Мне... мне тоже. — Салли буквально заставил себя отпустить его руку. Омегу снова душили слёзы, и только суровый взгляд Орри заставил сдержаться.
Ну почему всё так сложилось?!!
Вечер шёл своим чередом. Салли очень быстро заметил, что другие кавалеры обходят его стороной, и на танец его то и дело вытаскивал Грэг. Значит, о помолвке уже все знают. Салли держался из последних сил, чтобы не сбежать от его вони! Танцевал Грэг отвратительно, но совершенно не стеснялся этого. Ему доставляло особенное удовольствие, пользуясь случаем, лапать бедного омегу за все возможные места, шептать ему на ухо разные пошлости, от которых Салли готов был провалиться сквозь паркетный пол, и вызывал всё большее отвращение. После четвёртого танца Салли под надуманным предлогом сбежал из бального зала и уже за дверями прибавил шагу, стремясь уйти как можно дальше отсюда и больше не возвращаться. Потеряться с концами. Ему уже всё было безразлично.
— ...Салли, куда вы?
Омега резко обернулся. На подоконнике огромного распахнутого окна сидел Тобиас, уже без фрака и галстука, и что-то писал в своей папке. Он ушёл из зала почти сразу и пропал. Не видя его среди гостей, Салли измучился окончательно. Встретить бету в этом коридоре он совсем не ожидал.
— Тобиас...
— Почему вы плачете? Вам плохо? Вас кто-то обидел? — встревожился Тобиас, откладывая свои бумаги и карандаш. — Что случилось?
— Тобиас... я не хочу выходить за него замуж...
— Грэг Барнс? — Бета соскочил с подоконника и кинулся к Салли.
— Да... Он... он...
Салли всхлипнул и в два шага преодолел разделяющее их расстояние. Он прильнул к Тобиасу, обхватив его обеими руками. Он жадно вдыхал нежный сиреневый аромат, чтобы вытравить из памяти вонь Барнса. Тобиас замер, а потом неуверенно приобнял его сам, и Салли зарыдал.
— Салли... мне так жаль... правда...
Плача, Салли не сразу понял, что Тобиас пытается усадить его на подоконник. Бета что-то говорил, поглаживая его вздрагивающие плечи. И в этом было столько искреннего участия! Когда Салли немного успокоился и достал свой носовой платок, украшенный самолично вышитой монограммой, Тобиас аккуратно помог ему утереться.
— Позвольте спросить... Вы сами вышивали эту монограмму?
— Да... А что?
— Стиль вышивки очень интересный. Я слышал, что ваш папа — последний потомок рода Спенсер. Это правда?
— Да, правда. Наш род окончательно обеднел во времена Революции Омег, и, чтобы расплатиться с долгами, папу собирались выдать замуж за моего отца. Перед свадьбой в усадьбе случился пожар, и все, кто там был, погибли, а старшие братья папы умерли ещё раньше.
— Да, я читал, что они сражались на восточном рубеже и пали смертью храбрых.
— А чем вас так привлекла вышивка?
Тобиас аккуратно расправил нужный уголок и начал объяснять, водя длинным пальцем по изгибам рисунка.
— Очень оригинальная геометрия орнамента. Прежде я встречал её только в старых рукописных книгах и в оформлении храмов периода Регентства. Кое-где её черты сохранились и в традиционных вышивках, но фрагментарно. Редко увидишь полный вариант, особенно в наше время. Вас папа учил?
— Да. Он всегда говорил, что это умение передавалось в нашем роду из поколения в поколение, и даже альфы и беты нашего рода владели им, чтобы передать дальше, если не рождались омеги. Это настолько уникальный стиль?
— Да. Я слышал, что ваша семья — ветвь легендарного клана Баалов, который оказал серьёзное влияние на нашу историю во времена Великого Холода. Баалы даже какое-то время были регентами, пока на трон не вернулась павшая династия. Причём они уступили власть добровольно.
— Папа мне рассказывал об этом, — кивнул Салли, окончательно успокаиваясь. Рядом с Тобиасом было так хорошо! — Он говорил, что нашим предкам было очень непросто удерживать власть, чтобы кланы аристократов не начали снова раздирать кое-как собранное в единое целое княжество на части. Потом Баалы помогли Рихтерам вернуться на трон и сложили с себя все полномочия. Это многих удивило.
— Этим и велик род Баалов. Именно под их управлением случился значительный перелом в нашей культуре и жизни. Баалы провели ряд реформ, поддерживали науки и ремёсла, поощряли торговлю, подавляли все сепаратные волнения, чтобы сохранить державу единой, вели успешные оборонительные войны. Есть сведения, что они попытались реформировать и Церковь, но Патриархи так решительно восстали против этого, что пришлось отступиться.
Салли поджал губы, вспоминая, что об этом рассказывал папа. Орри говорил, что Баалы пытались изменить отношение к омегам, сложившееся к тому моменту, облегчить их жизнь, но верховные иерархи Церкви пригрозили бунтом, которому не сможет противостоять даже отборная гвардия регентов.
— Да, я слышал об этом...
— Я настолько этим заинтересовался, что начал искать дальше, и выяснил, что некоторые всерьёз заявляли, что Баалы — потомки жрецов старых богов, Архонтов. Дескать, они хотят возродить прогнивших богов и погубить наш великий народ, который чудом выжил, когда на нас обрушился Великий Холод. Мой уважаемый наставник считает, что эту ложь придумали, чтобы очернить Баалов и сбросить их с трона, но то, что они привнесли, намекает, что возможно, так оно и было — в редких уцелевших текстах тех времён упоминаются некоторые символы павшей веры, которые часто использовались Баалами. И ваша вышивка это тоже частично доказывает. Этот орнамент с его особенностями был характерен именно для Эпохи Регентства, после которой все росписи со стен новых храмов были либо сбиты либо просто подправлены.
Салли недоумённо посмотрел на свой платок. В голове вспыхнула часть того, чем его утешал папа, когда Салли жаловался на скуку и непонятность проповедей местного каноника.
— Старые боги... Неужели кто-то из их служителей мог уцелеть? В Новом Завете говорилось, что когда разразился Великий Холод, жрецы Адама начали бороться с тогдашними верховными, те были все убиты, а их книги объявлены опасными и уничтожены на кострах инквизиции.
— Я бы всё отдал, чтобы найти хоть что-то из этих книг! — тихо воскликнул Тобиас. — Узнать, что такого было в учении Архонтов, что их начали преследовать. Я не верю, что они извратили все Заветы в угоду амбиций своих иерархов и боролись за абсолютную власть. В то время было не до того — выжить бы.
Салли едва не заговорил, стремясь рассказать то, что по большому секрету рассказывал ему Орри, нашёптывая на ухо предания и легенды, отличавшиеся от того, что им говорили в храме на проповедях. Этой тайной захотелось поделиться именно с Тобиасом, но папа тогда так настойчиво просил никому это не передавать, что Салли сдержался.
— С вами интересно. Я так редко встречаю таких людей... А расскажите ещё что-нибудь?
— Я бы с удовольствием, но боюсь, что ваш папа это не одобрит. — И Тобиас смущённо отодвинулся.
Салли учуял запах Орри и соскочил с подоконника, а Тобиас вцепился в свою папку, словно ища у неё поддержки. Орри действительно стоял рядом и сурово взирал на сына, уперев кулаки в бока.
— Папа...
— Салли, почему ты здесь?!! Вот-вот начнётся оглашение!!!
— Господин Орри... — несмело начал Тобиас.
— А вы не вмешивайтесь, уважаемый! — сердито обратился к нему омега. — Я благодарен вам, что не позволили моему сыну сбежать и помогли ему успокоиться, но я запрещаю вам встречаться и разговаривать!
Салли совершенно инстинктивно вцепился в Тобиаса.
— Что?.. — резко севшим голосом ахнул он.
— Что слышал. Отцепись от него. Отцепись! — рявкнул Орри, и Салли разжал пальцы, сжимавшие рукав беты. — Иди ко мне. Живо! — Салли медленно сделал первый шаг, оборачиваясь к Тобиасу, на лице которого всё сильнее проступало отчаяние. Парень тоже покусывал губы, но не смел противиться родительской воле, даже если она всего лишь омежья. Странно... — И не смей хлюпать носом — у тебя и так глаза красные! Сейчас отведу тебя в ванную — умоешься. Негоже в таком виде представать перед приличным обществом.
— Господин Орри... может, не стоит? — снова попытался возразить Тобиас, теребя свою папку. — Вы же омега... Салли ваш сын...
Орри вперился в него долгим тяжёлым взглядом, не несущим в себе ничего хорошего.
— Да, молодой человек, вы верно заметили — я омега, — отчеканил суровый родитель. — И я выполняю свой родительский долг — пытаюсь спасти своего сына.
— От кого? Вы же знаете, что он не хочет выходить замуж за Барнса.
— Я знаю это. И понимаю. Но всё будет так, как спланировал мой супруг. Вы оба мне потом только "спасибо" скажете.
— О чём вы?
— Вы здесь редко бываете, молодой человек, и плохо знаете здешнюю публику. Вам не стоит связываться с нашей семьёй, поверьте. Лучше уезжайте поскорее. Вернитесь в университет, занимайтесь своей наукой, найдите себе другого омегу, а о Салли забудьте. Салли, идём!
Орри схватил сына за руку и решительно потащил за собой. Салли снова обернулся к Тобиасу, который смотрел ему вслед, опустив плечи и ссутулившись.
Умывал Орри сына резко и безжалостно, что делал крайне редко. Едва он его отпустил, Салли отпрянул от родителя.
— Папа, за что??? В кои-то веки я встретил хорошего интересного человека, который мне понравился, а ты!..
Орри оборвал его хлёсткой пощёчиной, а потом, едва Салли осознал случившееся — папа никогда его не бил! — крепко обнял.
— Салли, не повторяй моей ошибки! — взмолился Орри. — Я не хочу, чтобы ты потом мучился так же, как и я. Вы только-только познакомились. Не надо травить себе душу и продолжать общаться — разлука станет куда болезненнее, чем сейчас.
Салли моментально всё понял по его голосу.
— Ты... когда-то тоже встретил такого же человека!..
— Да. — Орри ослабил хватку и начал смахивать навернувшиеся слёзы. — Я знаю, что это такое.
— Он тоже был бетой?
— Нет, альфой. — Орри чудовищным усилием воли сдержался, но в его глазах всё же блеснула влага. — Мой Сет был альфой. Самым необычным, какого я только видел. И он божественно пах.
— И что... что случилось?
— Я его потерял. И мне потом было очень плохо. Мне плохо до сих пор, когда я смотрю на тебя и твоих братьев и понимаю, что вы могли бы быть детьми Сета. — Орри мягко поцеловал битую щеку сына. — Я не хочу, чтобы и ты так же страдал, солнышко. Поверь, терпеть рядом с собой нелюбимого, не зная ласки желанного, гораздо легче.
Салли поник. Он знал, что никогда не сможет забыть минуты, проведённые с Тобиасом. Но он понимал и папу, его стремление уберечь сына от собственной участи. И от такого раздвоения хотелось выть.
— Папа...
— Терпи, Салли. Это всё, что нам сейчас остаётся.
Когда Арчибальд Кристо под заунывную и занудную молитву преподобного объявил всем собравшимся о помолвке своего младшего сына с Грэгори Барнсом, а сам Грэг с плохо скрываемым торжеством надел на палец жениха золотое кольцо с рубином в виде сердца, бедный омега вынес это всё молча. Он не смотрел ни на кого, не отвечал на лицемерные поздравления, не слушал, как за его спиной завистливо шушукаются омеги. Ему было плохо. На оглашении Тобиаса тоже не было.
Вернувшись домой, Салли первым делом заперся в своей комнате, сорвал с пальца проклятое кольцо, зашвырнул его в угол, избавился от корсета, рухнул на кровать и зарыдал.
Салли не выходил из своей комнаты почти два дня. Он то валялся на постели, бессмысленно пялясь в расписной потолок, по которому порхали белоснежные голуби среди пушистых облаков, то сидел, поджав ноги, на подоконнике и смотрел на медленно увядающий сад. Кольцо лежало на прикроватном столике, куда его заботливо положил папа, зашедший проведать перед сном. До смерти хотелось выбросить его в сад или вообще за ограду загородного дома, чтобы потерять с концами, но Салли знал, что это ничего не изменит — купят другое, а его самого запрут до самой свадьбы. Завтраки, обеды и ужины оставались едва тронутыми, Орри сердился, уговаривал, но ничего не помогало. Орри понимающе гладил сына по голове, что-то говорил, но Салли не понимал слов. Он снова и снова думал о Тобиасе. Увидеть этого немного нелепого, но такого притягательного парня хотелось до безумия.
Салли невольно представлял себе, как бы они жили, если бы не эта проклятая помолвка. Может, Тобиас не самый красивый и статный, неуклюж и небогат, но это такая ерунда в сравнении с перспективой терпеть рядом с собой рослого, сильного, видного, но совершенно отвратительного Барнса! Да даже нищета так не пугала омегу! Готовить Салли умел — Орри утверждал, что каждый омега должен уметь то, что обычно делает прислуга. Отцу не раз взбредало в голову гонять мужа по хозяйству и наблюдать, как красивый и ухоженный Орри стирает, моет полы или разделывает свежую рыбу, выловленную в личном пруду Кристо, а потом презрительно бить по покрасневшим рукам, придираться к малейшему пятнышку или пылинке. Надрываться для Грэга Салли не хотел, а вот для Тобиаса он бы не жалел ни сил ни времени. Со стиркой было сложнее — Орри не подпускал Салли к этому занятию, всё делал сам, но позволял наблюдать и объяснял, как и что делать. Утюг Салли тоже ни разу в руках не держал, но как им пользоваться знал. С шитьём и вовсе никаких проблем не было — Орри начал учить его, когда Салли было пять лет, помогая обшивать кукол. В любом случае, разобраться с домашним хозяйством труда не составит, лишь бы рядом был Тобиас, а не Грэг. Пахнущий его любимой садовой сиренью добрый и интересный бета, а не жестокий и циничный вонючий альфа. Даже первая ночь с Тобиасом не пугала так, как перспектива лечь под Грэга! Если бы только ему уже было восемнадцать... Салли бы любым способом стащил из отцовского кабинета свою метрику и сбежал с Тобиасом куда глаза глядят. Они бы обвенчались в ближайшем храме, и отец бы потерял над ним власть — Салли бы уже по закону принадлежал Тобиасу. И Салли был согласен признать власть Тобиаса над собой.
Танцуя с удивительным чужаком на балу, Салли быстро понял, что Тобиас искренне увлечён своей работой — об этом говорило слишком многое. Глаза, интонации, нотки в запахе... Грамотная речь подтверждала, что бета много читает. Не исключено, что и очки он надел именно по этой причине. Как было бы интересно, закончив с домашними хлопотами, подсесть и понаблюдать, как он работает, спросить о чём-нибудь, может, даже помочь. Например, переписывая что-то набело — статьи или документы. Салли небеспричинно гордился тем, что умеет красиво и чётко писать — Орри лично преподавал ему каллиграфию. Даже если бы не получилось поехать вместе с Тобиасом в очередную экспедицию, Салли бы терпеливо ждал его возвращения дома. Ждал каждый день. А где бы они жили? Скорее всего, Тобиас не может себе пока позволить хорошую квартиру и снимает небольшую комнатку. Салли плохо представлял, как живут небогатые люди в большом городе — все его знания были почерпнуты из романов — но он бы хотел жить со своим бетой на просторном светлом чердаке или в тёплом уютном полуподвальчике. Каждое утро просыпаться, чувствуя рядом с собой его чудесный запах, готовить завтрак, помогать собираться на работу, целовать на прощание, потом встречать у двери, а ночью, лёжа в супружеской постели, засыпать под нежный сиреневый аромат. Интересно, Тобиас храпит?
Салли настолько замечтался, что, очнувшись от грёз, едва не застонал от разочарования, увидев себя в своей комнате. Рядом сидел Орри и сокрушённо качал головой.
— Салли, я же сказал — забудь.
— Я не могу, папа. Я хочу увидеть Тобиаса. Я хочу выйти за него замуж.
— Отец не допустит вашего брака. — Орри сочувственно погладил сына по колену, садясь рядом. — Союз с Барнсами для него очень важен. Он просто отберёт у тебя Тобиаса, как отобрал у меня Сета. Твой отец не просто жесток и безжалостен. Ему ничего не стоит совершить такое, что и помыслить страшно. И он не остановится ни перед чем.
— Папа... а ты успел провести первую ночь с Сетом?
— Нет, милый.
— Но ведь отец постоянно называет тебя шлюхой...
— Я взошёл на его ложе непорочным. Я мечтал о том, как это будет, и представлял рядом с собой Сета. Я даже видел это во сне. Мы сбежали, когда твой отец начал свататься, но нас перехватили... — Орри болезненно зажмурился, и в его запахе отчётливо проступила горечь боли. — и разлучили. А потом меня выдали замуж за твоего отца.
— Но ты хотел быть с Сетом?
— Очень хотел. — На лицо Орри легла тень счастливых воспоминаний. — Когда мы были вместе, мне стоило немалых сил сдерживаться, чтобы дотерпеть до того момента, когда нас благословят мои родители. Я хотел сперва представить им Сета... Ты, наверно, не поверишь, но я безумно хотел его! — Брови Салли поползли вверх, прячась под чёлкой. — Да. Когда мы просто целовались, Сет обнимал меня так, что всё внутри буквально захлёбывалось от счастья. Мне хотелось большего, но Сет отказывался брать меня до свадьбы даже тайком от моих родителей — его воспитали очень набожным. Он хотел меня так же сильно, но держался.
— Я бы отдался Тобиасу и без свадьбы, — вырвалось у Салли. — Он так хорошо пахнет!
— Да, я знаю. Чую. Знаешь, Салли, таких становится всё меньше... Ты ведь чуешь садовую сирень?
— Да. — Салли слабо улыбнулся.
— А я — гречишный мёд с ванилью. Мой Сет пах особенно необычно — бархатными розами, которых было очень много в нашем саду, и свежескошенной травой, на которой я любил валяться, когда начинались покосы. Ни один альфа ни до ни после не пах так восхитительно. Даже мой отец, Реджинальд Спенсер.
— А он хорошо пах? — ещё больше удивился Салли.
— Очень хорошо. Я чуял это сам и видел, с каким удовольствием его нюхает папа.
— А как ты спишь рядом с моим отцом? Он же воняет.
— Только со снотворными каплями, иначе не получается.
Салли стало горько, и он уткнулся в родительское плечо.
— Если бы только мне уже было восемнадцать лет...
— Отец не допустит, и наш преподобный не стал бы вас венчать. Да и как бы вы жили? Тобиас отнюдь не богат.
— И пусть. С ним было бы лучше, чем с Грэгом. Ты видел, как мы танцевали? Мы бы всё делали вместе.
Орри тихо улыбнулся, обнимая сына.
— Когда-то и я мечтал, как мы с Сетом жили бы в домике в нашей тихой деревеньке у реки, пока идёт "цветущая луна". В крепком бревенчатом домике возле самой воды. Я был уверен, что мои родители нам это позволят. Представлял, как я бы вставал рано утром и шёл с ведром к реке за водой. Как топил бы печку, чтобы приготовить завтрак. Как поливал бы Сету на руки, чтобы он умылся, или просто окатывал из ведра... Сет был бы прекрасным мужем и отцом.
— А он был красивым? Тобиас, может, и не очень красив, но мне он кажется самым лучшим.
Слеза всё-таки скатилась по лицу Орри.
— Мой Сет... — Омега слабо улыбнулся сквозь слёзы. — Кто-то называл его сущим зверем. Он был огромный, лохматый, вечно небритый, в одной и той же застиранной старой рубахе, навечно пропахшей рыбой... с большими мозолистыми руками... но какими бережными и ласковыми были эти руки! Сет всегда дотрагивался до меня так, словно боялся сломать.
— А кем был Сет?
— Рыбаком. Самым обычным рыбаком. Он был совсем один на свете. Он был на четыре года старше меня, а мне тогда было пятнадцать. Мы встретились случайно вскоре после моего дебюта.
Салли попытался представить своего юного родителя в объятиях здоровенного звероподобного альфы и не смог — слишком странно это выглядело. Орри по лицу сына догадался, о чём тот думает, и коротко рассмеялся, вытирая слёзы.
— Да, мы, наверно, странно смотрелись вместе. Я и сам не ожидал такого, но каждый раз, как бежал через всё поле к нему и нёс корзинку с едой, которую приготовил сам, совершенно об этом не думал. Это казалось какой-то одержимостью, но мне это было безразлично. Меня тянуло к нему, как цветы тянутся к солнцу.
— Ты... готовил для него?
— Да. Именно так я и научился хорошо готовить — я старался для него. Помню, как впервые принёс ему два больших куска жареного мяса и запечённый картофель под соусом... Сет очень удивился, но он к тому моменту очень проголодался и съел всё подчистую. И весь хлеб, что я испёк для него. А потом похвалил. Мне тогда показалось, что он это сказал из вежливости — нечасто ел досыта — и в следующий раз готовил ещё старательнее.
— И тебя не пугала бедность? Я знаю, что вы и так-то экономили на всём, но сменить приличный дом на рыбацкую хибару...
— Так ты же не боишься уйти отсюда и поселиться где-нибудь в подвале с Тобиасом, верно? Так же и я не боялся нищеты. Самым важным для меня было то, что рядом мой Сет. Мой... Истинный. — Салли тихо ахнул, вспомнив одну из папиных сказок. — И мне было всего пятнадцать лет. Я буквально потерял голову, когда впервые столкнулся с ним! — Орри мечтательно прикрыл глаза. — Наш дом от деревни отделял небольшой лесок, я тогда бежал на реку, чтобы искупаться, а Сет нёс только что выловленную рыбу — продавать. Сначала, увидев его, я испугался, а потом сквозь рыбий запах учуял, как он пахнет, и сам не понял, как подошёл. Я смотрел и смотрел на него, и страх уходил. А потом он заговорил со мной, я смутился, развернулся и побежал домой.
Я весь оставшийся день и всю ночь думал о Сете, мне повсюду мерещился его аромат, а утром сам пошёл его искать и нашёл у реки. Сет проверял свои сети. Я заговорил с ним... и у нас завертелось. Оказалось, что Сет, хоть и немного страшен с виду, очень добрый и заботливый. Он не умел ни читать ни писать, но был в таких местах, о которых я только слышал, умел рассказывать разные истории и знал много песен. С ним было очень весело и интересно. А когда я впервые попал к нему домой, то увидел, что там совсем не грязно, а очень даже уютно. Как-то я остался у него на ночь... — Салли потрясённо разинул рот. Чтобы благовоспитанный Орри остался ночевать в доме одинокого альфы вопреки всем нормам морали? Это что он должен был испытывать? — Сет уступил мне свою постель, а сам спал на полу. Мы безумно хотели друг друга, но Сет держался. Мы говорили обо всём подряд, глядя друг на друга, пока я не заснул. Когда я утром вернулся домой, то рассказал родителям о Сете... — Орри резко замолк, а потом продолжил совсем другим голосом, и Салли почуял, что он о чём-то умолчал. — Мы с Сетом решили бежать. До моей течки оставалось около луны, нужно было только дотянуть до неё, а потом, увидев мою метку, Кристо бы сами от меня отказались — выдать её за укус Арчибальда бы не получилось. — Орри коснулся своей шеи, где темнел старый шрам от альфьих зубов. — Но нас поймали и разлучили. Мне не хотелось жить, но меня заставили, зачав Дориана. Ты не думай, солнышко, — Орри ласково поцеловал сына. — я не жалею, что вы у меня есть. Я люблю вас. Всех троих. Если бы только вы были детьми Сета! Я готов был терпеть нужду, работать, сам бы стоял за прилавком или разносил рыбу по домам. Ради Сета и наших детей. Я любил его так же сильно, как люблю вас — своих детей. — Орри судорожно вздохнул. — Не думай о Тобиасе, Салли. Не привязывайся, чтобы потом не было мучительно больно. Единственная наша омежья привилегия со времён Великого Холода — любить своих детей. Только детей. И уж лучше не любить вообще, чем мучиться от невозможности быть с тем, кого так любишь. Я это пережил и не хочу, чтобы ты страдал.
— Но ведь времена изменились...
— Времена изменились, но не люди. Люди остались теми же. — Орри трепетно погладил сына по голове — его ладонь тряслась — и поцеловал его макушку. — Забудь про Тобиаса, милый, и терпи. Это всё, что нам сейчас остаётся.
Начались приготовления к свадьбе. Будущие родственники постоянно ездили друг к другу в гости, часами обсуждали все тонкости церемонии и подготовку к большому приёму в загородном доме Кристо... Салли буквально силой вытаскивали на эти посиделки, в том числе и в городском доме, то и дело оставляя под "присмотром" будущего мужа. Омега из последних сил крепился, когда Грэг тискал его за спинами родителей, напоказ скалил зубы, демонстрируя свои длинные крепкие клыки, — от одного только их вида внутри Салли всё холодело и сжималось. Он буквально чувствовал, как эти клыки впиваются в его кожу на шее, оставляя метку. Грэг постоянно норовил смачно поцеловать, лизнуть, со смаком расписывал, как часто будет "укрощать омежьего демона" и как именно это будет происходить. Это было омерзительно. Каждый раз, как Кристо гостили у Барнсов, собираясь домой, Салли приводил себя в порядок с помощью папы, который придирчиво его обнюхивал и немного успокаивался.
Орри всячески поддерживал сына, давал советы, но помогало плохо. Салли, как мог, пропускал намёки Грэга мимо ушей, но стоило только альфе прижаться своим пахом к его заду, как Салли едва не падал в обморок, чувствуя сквозь ткань штанов его крупный твёрдый бугор. Спал Салли плохо, часто просыпался, принимая ванну, яростно смывал с себя вонь жениха и снова и снова думал о Тобиасе. Бета покинул их городок раньше, чем планировал — об этом при встрече после праздничной проповеди на Воздвижение рассказал Харви — и Салли ужасно тосковал, вспоминая то безмерно малое время, что они провели наедине.
Руднев всё больше захватывала осень, чаще лили дожди, стало заметно холоднее. Осень подчистую выметала поля, золотила деревья, солнечных дней становилось всё меньше. Приближалась зима, за ней будет весна, а там и до свадьбы недолго. Все попытки тайком выбраться из дома были пресечены привратниками, и даже на верховые прогулки под присмотром Салли уже не отпускали.
Единственным способом спастись от гнусной участи стало самоубийство. Салли всё больше начинал понимать, почему некогда восставшие омеги так легко убивали себя в знак протеста, и в какой-то момент, дойдя до крайней точки отчаяния, он попытался повторить их подвиг — прокрался на кухню, достал самый острый нож и уже собирался изрезать себе руки, как выяснилось, что Орри следил за сыном и успел остановить, обнаружив такую силу, что чуть не сломал запястье. После неудачной попытки убить себя Салли долго бился в истерике, и омега сидел рядом с ним. Орри прекрасно видел, что творится с его ребёнком, мучился сам, но упорно продолжал беречь его. Уговаривал, напоминал о словах каноника, что самоубийство — страшный грех, твердил, что отец ни перед чем не остановится, но Салли было всё равно. Он уже ничего не хотел. Только лечь и умереть.
Пока Салли отлёживался после особенно мучительной течки — каждый раз во время вспышки он чуял сиреневый аромат, а когда засыпал, то видел во сне своего бету — выпал первый снег, и губернатор Руднева, чтобы разбавить провинциальную скуку, затеял большое гулянье. Барнсы и Кристо снова собрались все вместе. Салли, кутаясь в чёрное шерстяное пальто и широкий вязаный шарф, покрывавший голову, мёрз не столько от холода снаружи, сколько от мороза, всё больше сковывающего его изнутри. Улучив момент, омега сбежал от родителей и жениха, чтобы не видеть ни играющего оркестра, ни веселящихся горожан. От звуков музыки и смеха хотелось плакать. Салли быстро шагал, не разбирая дороги, и вдруг замер — налетевший ветерок донёс до него слабый аромат цветущей сирени. Сирень? В это время года? А спустя три удара сердца юноша услышал до боли знакомый голос, от звучания которого всё смёрзшееся внутри начало оттаивать:
— Салли? Это действительно вы?
Омега резко обернулся, и внутри всё буквально вспыхнуло.
— Тобиас...
Бета стоял в нескольких шагах от него и смотрел, не отрываясь. Всё такой же — долговязый, в своих несуразных очках, сильно поношенной тёмно-синей зимней шинели гражданского покроя, ушастом кепи, шея обмотана несколько аляповатым ярким шарфом, на ногах стоптанные сапоги. Руки засунуты в карманы. Салли забыл обо всём и бросился к нему.
— Тобиас...
Бета подхватил его на бегу, и Салли буквально вцепился, блаженно вдыхая такой родной восхитительный запах, по которому тосковал дни и ночи. Тёрся носом, щекой, и становилось всё легче и легче. Жизнь снова заиграла красками.
— Вы не забыли меня, Салли...
— Как я мог забыть? Я вспоминал каждый день!
— Я тоже часто о вас думал... когда не был занят работой. Как вы живёте? Вы, кажется, сильно похудели и побледнели...
Салли перестал ластиться и чуть отстранился, не спеша отпускать долгожданного гостя.
— Свадьба.
Тобиас снова его обнял, чувствуя, что омега начинает дрожать, и поправил сползающий с его головы шарф.
— Мне так жаль. Если бы я только мог вам чем-нибудь помочь...
— Не уходите, — чуть слышно попросил Салли, пряча лицо на его груди и всхлипывая. — Побудьте со мной хоть немного.
— Вы же совсем замёрзли! — встревоженно воскликнул Тобиас. — Хотите чего-нибудь горячего? Чаю, например. Тут рядом есть отличная чайная.
Салли молча кивнул, и Тобиас, галантно взяв его под руку, повёл к чайной "Пряничный домик". Салли знал это заведение достаточно хорошо — не раз бывал здесь с папой. Ещё в "Пряничном домике" подавали великолепные пирожные, которые Салли просто обожал. Здесь всегда было тихо, уютно и тепло. Пока Эрик, хозяйский сын-омега, возился с самоваром, Тобиас нашёл отличный столик в уголке, и Салли, поглядывая на него, сел напротив.
— Как продвигается подготовка к вашей экспедиции?
— Идёт полным ходом, хотя сроки и сдвинулись. Теперь мы выезжаем ближе к лету, а пока меня послали договориться по поводу закупок.
— И надолго вы поедете? — Салли откинул с головы шарф и расстегнул верхние пуговицы пальто. Тобиас свою шинель и вовсе снял, повесив на спинку стула. Под шинелью обнаружился уже вполне ожидаемо неновый костюм тёмного немаркого цвета, который был заметно великоват. За прошедшие недели волосы Тобиаса заметно отросли, и таким он нравился Салли ещё больше.
— На всё лето.
Наконец Эрик принёс чай и блюдце с пирожными, и Салли совсем воспрял духом.
— Прошу.
— Спасибо, Эрик.
— На здоровье, господин Кристо, — лучисто улыбнулся омежка, косясь на Тобиаса с оттенком интереса. Его тонкие ноздри жадно вбирали аромат беты, и Салли внезапно это укололо. — Желаю приятно провести время. И вам тоже, господин Мариус.
— Спасибо, Эрик, — кивнул Тобиас, улыбаясь в ответ.
Омежка, заметно, покраснев, отошёл, а за стойкой его перехватил насупленный папа и что-то сердито зашептал. Понаблюдав за этим, Салли со вздохом принялся пить чай и ковыряться в пирожном.
— Счастливый вы... можете жить так, как вам хочется.
— Это не совсем так. В большом городе труднее, чем здесь у вас, и приходится много трудиться, чтобы и заниматься любимым делом и обеспечить себе пропитание и жильё.
— А разве родители вам не помогают? Или вам мало платят в университете?
— Да, с деньгами туговато, — кивнул Тобиас. — Когда я был обычным студентом, то родители ещё помогали, и со стипендией мне вполне хватало. А когда я решил поступать в аспирантуру, отец заявил, что пора мне окончательно становиться на ноги самостоятельно. Я съехал с родительской квартиры ещё на первом курсе и начал зарабатывать на себя сам. Жалование аспиранта очень небольшое, и в свободное время я подрабатываю на стороне.
— И как вы подрабатываете?
— Пишу статьи для дешёвых просветительских журналов и газет, занимаюсь переводами...
— С каких языков?
— Я знаю пять языков — старый церковный диалект родного, на котором говорили и писали официальные документы с середины Великого Холода, три зарубежных и один мёртвый. Думаю, для меня это не предел. К тому же работа переводчика сейчас довольно востребована, и я мог бы неплохо устроиться в какой-нибудь торговой компании, ведущей дела с заграницей, или в министерстве внешних связей, где платят больше, но мне милее история и поиск ответов.
Салли восхищённо покачал головой.
— Вы, наверно, хорошо учились в школе, раз знаете столько языков? Мне иностранные языки даются плохо.
— Два я выучил ещё в школе, с диалектом меня познакомил наш сосед, который как раз переводил старые манускрипты на современный язык, мёртвый, на котором говорили жители нашей древней империи до Великого Холода я учил самостоятельно на первых двух курсах, а остальное — уже на кафедре. Это позволяло читать работы зарубежных историков в оригинале и не зависеть от трудностей перевода, а так же составлять собственное объективное мнение. Хорошие переводчики везде нужны, но на некоторые места можно попасть только по знакомству, а у меня пока не настолько обширные связи. Ещё мы с друзьями подрабатываем грузчиками на железнодорожных станциях, извозчиками на улицах столицы, делаем самую разную работу... Работы хватает. Может, где-то и платят сущие гроши, но мне вполне достаточно. Мне много и не надо...
Они ещё какое-то время поговорили о том о сём, попивая ароматный чай, и Салли окончательно отогрелся. Он уже заметил, что на него с недоумением смотрят другие посетители чайной, но не придавал этому значения. Гораздо важнее было, что рядом с ним сейчас...
— А где вы живёте? — Салли вспомнил свои робкие мечты и невольно затаил дыхание.
— Снимаю комнатку в цоколе доходного дома недалеко от площади Справедливости. Комната маленькая, печка на пол-кухни, но мне там нравится. Летом нежарко, а зимой, если без проблем удаётся достать дрова, очень тепло.
Сердце Салли встрепенулось. Полуподвальчик! Совсем, как он себе и представлял! В следующий миг радость пригасла, едва Салли понял, что Тобиас всё ещё холост и наверняка...
— Один... живёте?
— Пока да, но папа уже намекает вовсю, что пора бы и о семье подумать. Даже есть кое-кто на примете... — Тут Тобиас запнулся и несколько смущённо почесал кончик носа. — Он всё время удивляется, как мне не скучно, но ведь я не один. У меня много хороших и интересных друзей, которые часто ко мне приходят. В общем, я вполне доволен жизнью. А что касается семьи... — Бета метнул быстрый взгляд на правую руку собеседника, и Салли почувствовал, что краснеет. Он машинально прикрыл проклятое кольцо ладонью. — Я пока жениться не собираюсь. Сначала надо обеспечить хорошую базу в виде стабильного заработка, достаточного для содержания семьи, а уже потом...
— А вы... обручены с кем-нибудь? — не без труда выговорил Салли. — Хотя бы с тем...
— Нет, я всё ещё свободен. Да и некогда пока кого-то искать... — И бета снова запнулся. — К тому же семья — это очень ответственный шаг, и я планирую жениться, как только встану на ноги.
— А у вас есть кто-нибудь... на примете? — Салли опустил глаза в свою почти опустевшую чашку.
— Кое-кто есть... — так же смущённо ответил Тобиас, — но мои шансы крайне невелики.
— Почему? — Сердце омеги отчаянно забилось.
— Мой соперник весьма обеспечен и более видный жених, чем я, из влиятельной семьи... — Тобиас опять бросил торопливый взгляд на Салли, и его пальцы стиснули чашку. — Вряд ли в ближайшее время он покинет этот мир.
Салли чуть-чуть приподнял голову, и их глаза встретились. Омега буквально тонул в серых глазах Тобиаса, спрятавшихся за стёклами очков. И решился.
— Может, он и видный альфа, богат, но это его единственные достоинства. Думаю, что ваш избранник предпочёл бы жить в скромном полуподвале с хорошим человеком и питаться самой простой пищей, чем жить в роскошном особняке с кучей слуг, но с тем, кто ему глубоко отвратителен.
Лицо Тобиаса дрогнуло, рука отпустила чашку и осторожно накрыла ладонь Салли.
— Но мой избранник тоже из богатой семьи. Не думаю, что я смогу обеспечить ему достойную жизнь в ближайшем будущем.
— Вашему омеге тоже много не надо. — Салли с трудом сдержал наворачивающиеся слёзы — от прикосновения Тобиаса по всему телу расползлась волна блаженства. — Он достаточно сведущ в домашнем хозяйстве и готов учиться. Вы только не будьте слишком строги... — Салли повернул ладонь внутренней стороной верх, переплёл свои пальцы с его и, понизив голос, добавил: — И до моего восемнадцатилетия осталось совсем немного.
На скулах беты вспыхнули алые пятна.
— Салли...
— Я прошу вас, — страстно зашептал Салли, — умоляю! Заберите меня отсюда! Я всё сделаю, что вы захотите, согласен выйти за вас замуж и терпеть нужду! Я даже готов устроиться на работу, чтобы наша семья не голодала и не мёрзла зимой... только заберите меня отсюда! Я просто умру здесь!
Тобиас на миг замер, и его глаза заметались, а лоб прорезали складки. Он лихорадочно о чём-то думал.
— У вас есть документы?
— Пока только метрика. Перед свадьбой мне собираются выправить настоящий паспорт, но уже на фамилию мужа.
— Когда ваш день рождения?
— Через две недели. Двадцать восьмого дня десятой луны.
Тобиас нахмурился ещё сильнее. Его ладонь сжала ладонь Салли со всей решительностью.
— Бумага, конечно же, под замком.
— Я сумею её достать. Я не раз таскал из отцовского кабинета книги и газеты. Нужно только достать ключ.
— Вы готовы рискнуть?
— Да. Я на всё согласен, лишь бы не ложиться под Грэга. Вы гораздо лучше него... и вы... мне нравитесь... — Салли густо покраснел.
— И вы согласны... — Голос Тобиаса от волнения охрип, рука мелко затряслась. — быть со мной?
— Да, согласен. Я даже готов родить вам детей, когда вы захотите и сколько захотите. Я знаю, вы будете мне хорошим мужем.
— Салли...
— Заберите меня отсюда, Тобиас. Только заберите. И я весь буду ваш. До самой моей смерти.
Тобиас поджал губы, что-то обдумывая. Салли отчаянно покусывал нижнюю губу, ожидая ответа.
— Я планировал уехать через четыре дня... Сюда-то завернул в надежде хотя бы мельком вас увидеть... Вы можете достать свою бумагу и через два дня в полночь придти сюда?
— Да, смогу.
— Тогда встречаемся здесь, возле чайной. Много с собой не берите — ехать придётся далеко и надолго, и лишний багаж будет помехой.
— Хорошо, я приду.
— Если мы успеем пожениться до того, как нас найдёт ваш отец, то я сумею вас отстоять.
Салли всё же прослезился. Он едва удержался от того, чтобы поцеловать руку Тобиаса. Не на глазах же у стольких людей!
— Я клянусь, вы не пожалеете! Я умею шить, готовить, знаю, как надо стирать и гладить...
— Салли... — попытался мягко перебить зачастившего омегу Тобиас, но не сильно в этом преуспел.
— Мне не нужно изысканных деликатесов и дорогих нарядов. Я даже согласен на оловянное кольцо вместо золотого... на проволочное... какое угодно...
— У вас будет кольцо, достойное вас, — твёрдо сказал Тобиас. — Думаю, что взял с собой достаточно денег. В крайнем случае, по пути попробую подработать, но у вас будет достойное кольцо. Как только вам исполнится восемнадцать лет, мы обвенчаемся в ближайшем храме, каноник выпишет бумагу, на основе которой наш брак будет официально зарегистрирован в столичной мэрии, а потом вы получите постоянный паспорт. Если мне удастся уберечь вас от отца и Барнсов, то всё будет хорошо. Может, сперва будет нелегко и придётся подтянуть пояса, но я приложу все усилия, чтобы вы ни в чём не нуждались. И я не стану принуждать вас к исполнению супружеского долга. Всё будет только тогда, когда вы сочтёте, что готовы к этому. Когда вы сами мне это позволите. Я вам это обещаю.
Салли уже открыл рот, чтобы ответить, как услышал приближение до жути знакомой силы и обернулся к дверям чайной, которые резко распахнулись от мощного пинка. В зал ворвался Арчибальд Кристо. Злющий, как сам Деймос.
— Отец...
Тобиас начал было вставать, тут же отдёрнув свою руку от руки Салли, но зычный рык буквально придавил его к полу, как и других посетителей. Подойдя вплотную, альфа вцепился в воротник сына, приподнял его над стулом и резко отвесил хлёсткую пощёчину.
— Теперь до самой свадьбы из дома не выйдешь!!! — прорычал он прямо в лицо зажмурившемуся Салли. Затем повернулся к Тобиасу. — Какого пса ты делаешь рядом с моим сыном???
— Мы случайно встретились, сэр... Господин Салли замёрз, и я пригласил его сюда выпить чаю и погреться...
— Не смей больше к нему приближаться, понял?!! — Арчибальд сгрёб Салли за шиворот и поволок на улицу, где уже стояли Барнсы и испуганный Орри. Салли кое-как свернул шею, чтобы бросить последний взгляд на своего бету, и Тобиас украдкой показал ему два пальца. Салли дважды моргнул, и уголок рта Тобиаса дёрнулся. Салли покорно плёлся рядом с отцом, но внутри всё пело и ликовало. Уже недолго терпеть осталось! Через два дня он и Тобиас уедут отсюда, и этот кошмар закончится! И начнётся новая жизнь. Какой бы она не была, но это казалось гораздо лучшей альтернативой тому, что пророчил отец. Свадьба с дорогим сердцу человеком, маленькая, но уютная комнатка, а потом — дети. Одинаково желанные обоими родителями.
Орри, похоже, заметил Тобиаса через окно чайной и узнал, поскольку смотрел на сына с немым ужасом. Он сразу понял, что означает эта встреча для Салли, но не посмел ничего сказать перед ликом разгневанного супруга. Грэг тоже тяжело сопел, косясь сквозь окно на соперника. Салли невольно сравнил его со своим избранником и лишний раз укрепился в решимости бежать с Тобиасом.
Омега не колебался ни секунды. Если не получится сбежать, то жить не имеет смысла. И пусть радуется Деймос и огорчается Флоренс. А если всё получится, то своих будущих детей он родит только от Тобиаса. Никому другому он не позволит до себя дотронуться и назло отцу и Грэгу отдаст своё девственное тело избраннику накануне венчания. В объятиях беты с чистым ароматом цветущей сирени расставаться с невинностью было совсем нестрашно.
Орри проскользнул в комнату сына и метнулся к кровати. Салли лежал на ней, завернувшись в одеяло, и дрожал.
Притащив сына домой, Арчибальд показал себя в полной мере. Он рычал, орал на весь дом, бил... Салли лишь молча сгибался под этим ураганом, сидя на полу, вжимаясь в угол, инстинктивно прикрывая живот и втягивая голову в плечи. Орри сидел рядом с ним на протяжении всей грозы и заслонял собой, за что досталось и ему, а потом отвёл Салли в его комнату. Омега и сам был едва жив после всего этого, но крепился из последних сил. Он бы остался рядом с Салли, но тут Арчибальд потребовал его к себе.
— Салли, милый, как ты?
— Папа... — чуть слышно прошептал Салли, и его голос дрожал, как заячий хвост. — Ты не дашь мне... своих капель. Я боюсь, что не смогу сегодня уснуть.
Орри горестно охнул — Салли был бледен, как покойник.
— Конечно, дорогой, дам, только не пей слишком много, а то можешь и не проснуться. Ты действительно случайно встретил Тобиаса?
— Да, папа. Тобиас сейчас ездит по городам — выясняет по поводу будущих закупок для экспедиции. Он заехал сюда по пути. Скоро снова уедет.
Орри прильнул к сыну, гладя его по голове.
— Бедный мой мальчик... Ты не голоден?
— Нет, папа, я не хочу есть. Папа... мне больно...
— Я же говорил тебе, Салли — не привязывайся. Так будет только хуже.
— Но Тобиас... Он такой хороший и интересный...
Орри только вздохнул.
— Ты всё-таки влюбился. Салли, не стоит так ревностно верить в сказки и омежьи романы — в жизни они часто заканчиваются очень плохо. Уж я-то это знаю. Ладно, сейчас я принесу тебе капли.
Орри ласково поцеловал сына и вышел, тихонько прикрыв дверь. Едва его шаги в коридоре стихли, Салли резко подскочил и начал выпутываться из одеяла. Его всё ещё колотило после отцовского гнева, но сейчас каждая минута казалась особенно ценной. Салли на подкашивающихся ногах подковылял к своему платяному шкафу, распахнул его, оглядел содержимое. Много брать нельзя. Надо брать только то, что понадобится в самое ближайшее время. Значит, надо брать тёплые вещи. До течки ещё не одна луна, так что запасаться на неё не надо. Что же взять с собой?
После побоев отца омегу трясло немилосердно, дикий животный страх ещё скручивал всё внутри, но Салли был настроен решительно. Несмотря на соблазн использовать капли по назначению для самого себя, Салли решил использовать их против отца, чтобы добыть ключ. Обычно отец не так внимательно следил за ключами — это была обязанность секретаря — но после попытки самоубийства он велел все двери помещений, не использующихся в данный момент, держать запертыми, связку носил с собой, а на ночь клал под подушку. Настолько глубокий след оставила омежья революция в сознании людей! Разумеется, отец не захочет крушения своих планов. Вот и сегодня он вряд ли бросит свой кабинет незапертым. Была опасность, что альфа учует снотворное, как и осталось непонятным, как именно подсунуть ему питьё, но Салли уже готов был пойти на самый отчаянный шаг. До города Салли решил добираться верхом на Каури. Бросать любимицу на произвол судьбы не хотелось, но куда он денет лошадь? Каури только привлечёт ненужное внимание. А так хотя бы попрощается с ней. Привязать Каури можно на видном месте, где её сразу найдут утром, по тавро на крупе поймут, кто хозяева, и вернут. Времени на подготовку побега очень мало, и надо заранее собрать вещи, чтобы потом не метаться со сборами.
Услышав, что Орри возвращается, Салли закрыл шкаф и вернулся в постель. Он едва успел завернуться в одеяло, когда Орри вошёл, неся в руках пузырёк со снотворным.
— Я на столик поставлю, — сказал омега и метнул на сына задумчивый взгляд. Неужели заметил, что Салли вставал? У папы цепкий взгляд, он многое замечает влёт... Но если и заметил, то ничего не сказал. — Десять капель на чашку, не больше. Запомнил?
— Да, папа. Спасибо.
— Крепись, Салли, — сказал Орри, поставив пузырёк и снова сев рядом с сыном, — и не делай глупостей. Ты должен жить.
В голосе папы Салли услышал какие-то особые нотки и обернулся.
— Зачем?
— Поверь, ты потом всё поймёшь. — Орри погладил сына по плечу и поцеловал в последний раз. В его глазах мелькнул многозначительный огонёк. — Отдыхай, дорогой. Я зайду к тебе утром, хорошо?
— Да, папа.
Орри пригасил свет и вышел. Салли полежал ещё, выжидая, потом выбрался из-под одеяла, на цыпочках прокрался к двери и заперся на засов. Прислушался... В доме всё стихло. Салли выдохнул и вернулся к сборам.
До этого Салли выезжал с родителями из Руднева только один раз — когда вся семья была на большом празднике в соседнем городе, который был куда больше их городка. Название Салли тогда не запомнил — был слишком мал, но он помнил, сколько багажа с собой набрали родители. Даже пришлось нанимать носильщиков, чтобы перетаскать все чемоданы. Брать с собой столько же нельзя. Салли только теперь понял, насколько нелегко будет жить дальше, но махнул рукой на все неудобства. Да, свежее бельё каждый день — это приятно и привычно, но ведь как-то живут люди небольшого достатка, которые не могут себе позволить обширный гардероб! Значит, можно ограничиться несколькими сменами и вовремя стирать. Подумав, Салли вытащил со дна шкафа свой чемоданчик, сохранившийся ещё с той поездки, и изящный саквояж.
В чемодан пошли запасные штаны, две пары шерстяных чулок, тёплый жилет, четыре рубашки, кашемировая шаль, которую ему привезли с далёкого юга — её в случае чего можно было продать — и четыре пары панталон. В саквояж Салли уложил гребень, ночную рубашку поплотнее, полотенце и коробочку со швейными принадлежностями. Подумав, омега добавил пару самых лёгких летних туфель. Проверив, насколько хорошо всё уложено, Салли убрал чемодан и саквояж в шкаф, после чего занялся пузырьком.
Папа обязательно заметит, если он не будет пить капли, как сказал. Значит, нужно отлить немного, чтобы потом незаметно подлить отцу и спрятать улику. В этот момент Салли с благодарностью вспомнил отцовские книги, в которых герои прибегали к самым разным ухищрениям, чтобы скрыть свои проделки или преступления. И почему омегам их читать не разрешают? Там столько интересного и полезного! Перерыв все ящики в комнате, Салли нашёл завалявшийся Рослин знает с каких времён крохотный флакончик из-под какого-то лекарства и перелил туда снотворное. Он не знал, сколько надо для отца, но решил не жалеть. Если Арчибальд потом на какое-то время будет выведен из строя, то это даже хорошо — хоть папа на время вздохнёт свободнее. И не только он. Закончив первые приготовления, Салли всё-таки проглотил пару капель, убрал всё на место и лёг спать. Заснул он не сразу, а утром встал совершенно разбитым, словно и не ложился вовсе.
Отбирая и укладывая вещи, Салли невольно задумался над тем, что услышал от Орри. Что именно папа имел в виду? На что намекал? Ведь наверняка намекал — подобного было в избытке, когда он обучал младшего сына. Салли не всегда и не сразу раскусывал папины загадки, и это оттачивало его ум, наблюдательность, заставляло думать над достаточно сложными вещами и делать неожиданные выводы. Эти-то выводы и придавали окружающему омегу миру невыносимости. С каждым годом и каждым новым знанием всё больше. На что намекал папа сейчас?
Весь следующий день Салли был тише воды ниже травы, послушно выполнял все приказы отца. Орри с недоумением следил за сыном, но ничего не говорил. Особенно, когда за завтраком, обедом и ужином Салли старательно запихивал в себя еду, подкрепляясь перед решающим рывком.
Салли быстро выяснил, где отец теперь держит ключи. Осталось только забрать. Как это сделать? Ещё Салли написал прощальное письмо для папы и спрятал в одной из своих книг, которую чаще всего читал с Орри. Уйти просто так он не смог.
Вечером рокового дня, когда Салли отчаянно ломал голову, как всё-таки напоить отца снотворным, в гости пожаловали Барнсы, и Салли весь вечер просидел как на иголках, то и дело косясь на часы. Время то тянулось бесконечно, то срывалось с места и мчалось галопом. Салли боялся, что ничего не получится, да ещё Грэг был особенно наглым. Он весь вечер не отпускал Салли от себя, отпускал пошлые шуточки в адрес Тобиаса, и Салли, молча молясь Деймосу о милости, скрипел зубами и боролся с искушением достойно ответить. Выдавать себя было опасно. Не зря папа твердил снова и снова "Терпи!"...
Барнсы ушли только в половине одиннадцатого вечера, когда Салли уже начал молча паниковать. После ухода гостей Арчибальд собирался поработать с документами в своём кабинете и потребовал у Орри внушительную чашку чая с мятой. Салли понял, что другого случая может не представиться, и перехватил родителя у самой двери в кабинет.
— Папа, я сам, — сказал омега, аккуратно забирая поднос с чаем у Орри.
Орри опасливо покосился на сына, но уступил.
— Хорошо, иди... только не задерживайся.
Салли кивнул и вошёл. Он увидел отца, сидящего в роскошном кресле и небрежно курящего. Непохоже, чтобы он работал... В воздухе уже повис густой сизый дым. Салли, отчаянно волнуясь и чуть морщась, приблизился к письменному столу — табачный дым вонял не меньше самого альфы. Самый нелюбимый омегой сорт табака! Арчибальд с удивлением воззрился на сына.
— Ты? А где Орри?
— Я вместо него, — тихо ответил Салли, опуская поднос на стол. Руки мелко тряслись, и чашка с серебряной ложечкой дребезжали. Заветный пузырёк буквально жёг карман.
Арчибальд недоумённо оглядел сына с головы до ног, и в его глазах сверкнуло что-то, отчего в душе юноши всё снова начало холодеть. Это была какая-то особенная жадность. Ноздри альфы подёргивались. Отец словно увидел его в первый раз.
— Ты, значит? — И шершавый язык облизал губы.
Салли с трудом выносил отцовскую вонь, которая, казалось, усилилась. У старших братьев и то было не так всё запущено! Краем глаза омега заметил, как в штанах отца начинает бугриться, и понял, что, возможно, совершил ужасную ошибку. Его не зря отселили в отдельное крыло, едва Салли вступил в возраст созревания!
Салли не раз слышал, что старшие отцы иногда не брезгуют даже собственными детьми, и до смерти боялся, что и его отец когда-нибудь переступит эту черту. Например, он доподлинно знал, что Омар Долли, старший сын одного из заводских управляющих Кристо, был срочно выдан замуж, чтобы скрыть грех его отца, прижившего ребёнка собственному сыну. Запах омеги возбуждал альфу, и Арчибальд полностью осознал, что его младший сын вырос. Может, течки и нет, но начинать таким образом...
Резкий рывок, и Салли брошен животом на стол, а руки Арчибальда алчно мнут его зад. Салли попытался вырваться, но его ткнули носом в столешницу.
— Цыц, щенок! Раз уж сам пришёл, то не дёргайся. Пора бы тебе узнать, что такое альфа, чтоб потом не так скулил после свадьбы.
— Но ведь... я должен быть...
— А кто узнает? Ко дню свадьбы ты снова будешь узким, как целка, а кусать я не собираюсь. Надо же, а ты и впрямь хорошенький! Папаня твой уже стареет, мокреет скверно, а ты свеженький... — Альфа навалился сверху и смачно принюхался к сыну. — Да-а... не зря омеги Спенсеров считаются самыми лучшими — пахнете все как на подбор о...енно!
Салли мутило от густеющей вони. Он задёргался под тяжёлым телом отца, который уже целенаправленно нащупывал пуговицы на его штанах.
— Отпусти! Я же твой сын...
— Ты омега. И какая разница, если ты не течёшь? С одного раза ничего не будет.
— Я всем расскажу...
— Да кто тебе поверит?! — Арчибальд вцепился в волосы сына и встряхнул. Из глаз Салли брызнули слёзы боли. — Вы же все ненормальные! И как только боги додумались создать вас похожими на нас?! — Альфа резко перевернул сына на спину. — Какой вам прок от яиц, если они не способны давать семя для зачатия детей? — Пятерня сжала пах омеги, и Салли едва не вскрикнул. — Да и чем тут зачинать? Этим жалким огрызком? И кто из них только придумал, чтобы омеги зачинали детей и рожали их через задницу? Не иначе сам Деймос руку приложил, стоило Светлейшему и Флоренсу отвернуться на минутку. Вы всего лишь ненормальные истеричные безмозглые уроды. А раз ни на что другое не годитесь, то просто молчите и подчиняйтесь.
Салли понял, что влип. Что же делать??? Неужели первым в его жизни станет не Тобиас, а собственный отец? Но ведь это страшный грех!!! Смешение крови родителей и детей делает кровь грязной, почему этого и нельзя делать. Это в первозданную эпоху, когда люди ещё были малочисленны и хранили в себе внушительную частичку особой божественной благодати, такие союзы были допустимыми, но сейчас этого не должно быть!!!
И Салли сорвался.
Он так и не понял, откуда это взялось. От обжигающей обоняние отцовской вони, сдобренной табаком, от ощущения его рук, начавших раздевать, от жара тяжёлого дыхания над ухом и пыхтения что-то в нём щёлкнуло, и Салли с истошным воплем рванулся. Не ожидавший такого альфа чуть ослабил хватку, и Салли вывернулся. Он отпрянул от стола и начал торопливо оправляться и застёгиваться.
— Куда это ты? — прорычал Арчибальд. — Я не позволял тебе уходить!
— Не смей меня трогать! — прохрипел Салли, опуская руку в карман и сжимая в ладони пузырёк. Он лихорадочно думал, что делать дальше. Позволить отцу снова завалить себя на стол и, пока он занят, плеснуть в чашку? Противно, омерзительно... больно... страшно. Арчибальд смотрит на него и ухмыляется. Он гораздо выше и массивнее, сильнее. Если снова поймает, то уже не вырвешься. И как потом смотреть в глаза своему бете?!
— Что значит "не смей"?! Я тебя породил на свет и имею право делать всё, что захочу!
— Не ты породил меня на свет, а папа Орри.
— Но ты — моё отродье! В твоих жилах течёт моя кровь! А, значит, я твой хозяин!
— Ещё чего!
Альфа уже начал откровенно злиться, и Салли решился на настоящее безумие. Он о таком только читал, но ни разу не думал когда-нибудь попробовать. Чувствуя, как всё сильнее давит сила, пронизанная удушливой гарью, омега подпустил отца поближе, а потом резко пнул ногой под колено. Арчибальд негромко взвыл, и Салли изо всех сил ударил его кулаком в особую точку под грудью, куда всегда друг другу метили старшие братья, когда их учили драться. Арчибальд охнул и чуть не задохнулся. Пока альфа пытался восстановить дыхание, Салли мстительно вцепился в его ворот, притянул к себе и из последних сил пнул в пах, попав точно по крупным яйцам. Арчибальд взревел и осел на пол. Воспользовавшись моментом, Салли обежал его, на ходу снимая пробочку с пузырька, и вылил снотворное отцу в чай. Все вытряхнул до капли, после чего засунул пузырёк обратно в карман и ринулся прочь из кабинета. Арчибальд, движимый яростью, всё же поднялся и попытался его остановить, но страх придал Салли сил, и омега успел увернуться. Только рукав рубашки с кружевной манжетой треснул и оторвался. Салли пулей выбежал из кабинета и тут же наткнулся на бледного Орри.
— Что случилось? Он что?..
— Он попытался взять меня силой, — выдохнул Салли, и Орри горестно охнул. — Прости, пап... не стоило мне...
— Беги к себе! — велел Орри, прислушиваясь к тому, как ревёт за дверью альфа. — Я попытаюсь его усмирить.
— Но ведь...
— Беги!!!
Салли попятился, а потом развернулся и рванул к себе, где тут же заперся, ясно слыша, как мечется и беснуется в кабинете альфа. От всплесков его силы, казалось, дрожал и трясся весь дом!
Салли забился в угол, боясь себе даже представлять, каково сейчас бедному папе. Постепенно всё стихло. Салли продолжал сидеть в углу, гадая, получилось или нет. Если отец своротил чай на пол или учуял снотворное, то всё пропало. Но время безжалостно утекало. Приближалась полночь, а он до сих пор не достал метрику. Тобиас ведь уже ждёт его возле "Пряничного домика"! Выждав ещё немного, Салли решил рискнуть снова. Если ничего не получится, то из этого дома он точно не выйдет живым.
Салли вытащил из шкафа свои вещи, торопливо оделся и крадучись начал спускаться. В доме всё ещё было тихо, свет остался только в стороне кухни. Салли оставил свой багаж возле дверей, ведущих вон из дома, собрался с духом и замер, учуяв аромат Орри. Медленно обернулся. Орри стоял за его спиной с зажжёной лампой в руке и молча смотрел. В его второй руке Салли увидел какую-то бумагу и всё понял.
— Папа...
Омега медленно приблизился, и в слабом свете Салли разглядел бледное, со следами побоев лицо родителя. Внутри всё взвыло от осознания того, что папе пришлось вытерпеть после его выходки.
— Бери и уходи, — велел Орри, протягивая сыну метрику. — Конюшня тоже не заперта, ворота открыты. Привратники обезврежены.
— Как?.. Почему?..
— Нет времени объяснять. Тобиас ждёт тебя, верно? Уходи, сынок. Может, тебе повезёт больше, чем мне.
Салли забрал бумагу, развернул... Это действительно была его метрика. Взглянул на родителя.
— Уходи, — повторил Орри и поднял правую руку. Сначала он неспешно перекрестил сына, потом сжатым кулаком ткнул себя в левое плечо, двумя пальцами коснулся лба, а затем раскрытая ладонь легла на сердце. Знак призыва благословения и покровительства первопредков, который бытовал в их роду. Салли сглотнул, сдерживая порыв остаться, ухватился за ручку чемодана, подхватил саквояж и поспешил на конюшню.
Уже было далеко за полночь.
Ворота действительно были открыты, и ни одна тень не мелькала поблизости. Салли верхом на своей верной Каури обернулся на родительский загородный дом в последний раз. Больше он сюда не вернётся.
Повалил снег. В свете взятого с собой фонаря Салли с трудом видел дорогу в ночной тиши и едва не заблудился. Когда он достиг городской площади, то увидел, что на часах ратуши уже почти три часа ночи. Всё же опоздал! Только бы Тобиас ещё не уехал... Торопливо спешившись, омега отцепил свои вещи от седла, опустил фонарь на землю, привязал лошадь у уличного и обнял свою любимицу в последний раз.
— Прощай, Каури. Прости, что не беру тебя с собой.
Лошадь не понимала, что происходит, и ластилась к хозяину. Салли похлопал её по шее, схватил свои вещи и бегом помчался к чайной, до смерти боясь не застать Тобиаса на месте.
Но бета был там. Стоял и ждал, меряя длинными шагами узкую улочку и прижимая к себе единственный чемодан. Услышав топот ног, он обернулся, и на его лице, едва освещённом тусклым светом здешнего фонаря, нарисовалось нечеловеческое облегчение.
— Хвала Светлейшему... Я уже собирался бежать за вами!
— Меня задержали, — выпалил Салли, останавливаясь рядом с ним и бросая чемодан с саквояжем, — но метрику я всё-таки забрал.
— Замечательно! Тогда идём скорее на станцию дилижансов. Вот-вот должна придти карета — на ней мы и уедем.
— А как?.. — Салли, дрожа, обнял его, переводя сбитое дыхание и чувствуя ответное объятие.
— Нет времени, всё потом. Идём!
Салли кивнул, подобрал свой багаж и зашагал рядом. Тут он вспомнил, что так и не снял проклятое кольцо, остановился, сорвал его с пальца и зашвырнул подальше.
— Может, оно и дорогое, но мне ничего от Барнсов не нужно, — объяснил он удивлённому жениху.
Ждать дилижанс долго не пришлось, и уже на рассвете пара беглецов покинула Руднев. Салли устроился под боком у Тобиаса, быстро пригрелся и устало смежил веки, чувствуя, как засыпает под мерное покачивание кареты. Ночка вышла та ещё, но зато всё получилось. Проклятая свадьба уже не грозит, рядом тот, кто мил сердцу, впереди ждала новая жизнь, и на измученной душе омеги начал воцаряться долгожданный покой.
ВМЕСТЕ НАВСЕГДА
Ехали почти три дня. Салли опасливо косился на попутчиков, которые не без интереса к нему принюхивались, но близость Тобиаса успокаивала и внушала чувство защищённости. Омега прижимался к своему жениху и с замиранием сердца снова и снова мечтал о том, как они будут жить в столице. Иногда в голову прокрадывались мысли о грядущем исполнении супружеского долга, и Салли натягивал на лицо шарф, чтобы никто не видел, что он краснеет, и не догадался, что омега отнюдь не устраивается поудобнее. Салли всё чаще чувствовал лёгкий зуд в заднем проходе, знакомый по течкам, но тогда ощущения были гораздо сильнее и причиняли немало мучений.
Салли ненавидел течку — этот зуд, от которого как-то можно было избавиться, да и то ненадолго, помогая себе пальцами, периодически всё тело охватывает жар, сердце колотится, как заведённое, и странная мучительная маета выматывает до полуобморока, а потом папа обтирал его влажным полотенцем от пота и густой смазки, вытекающей изнутри в невообразимом количестве. Салли уже знал, что именно во время течки зачинаются дети, но так называемый супружеский долг не ограничивается течкой. Отец Салли был весьма охоч до телесных утех самого разного рода и, даже когда Орри переступил границу детородного возраста, продолжал иметь его, принуждая к исполнению супружеского долга, случалось, по нескольку раз в день. До Салли доходили слухи, что даже омеги, работающие на заводах, постоянно подвергались домогательствам хозяина. Неужели все альфы такие ненасытные?
После того, как его едва не изнасиловал отец, Тобиаса Салли совершенно не боялся — его бета пах так, что Салли сам тянулся. Но разве не рано? Они же только-только познакомились, было всего две встречи... Разве это не безнравственно — желать близости с малознакомым, пусть и ставшим настолько дорогим человеком так скоро? Да и как это будет? Салли не раз видел, прячась за шторами, как отец грубо имеет мужа, а Орри, стиснув зубы, терпит. Салли искренне не понимал, как кому-то может нравиться это — в омежьих романах всё описывалось совсем иначе. Это тоже объясняло приверженность Орри к старомодным одеждам — они отлично скрывали остающиеся после случки синяки и помогали держать спину прямо, как и подобает потомственному дворянину. То, что Тобиас не будет делать больно намеренно, Салли знал точно — все дни в карете и на остановках Тобиас был очень добр и заботлив, оберегал своего омегу от беспокойств и ненужного внимания других пассажиров. В его объятиях спалось просто замечательно! Салли уже давно не спалось так хорошо.
Салли знал, что такое "секс", но плохо себе представлял, как это будет происходить у него самого. Невовремя разыгравшееся воображение то и дело подкидывало разные неясные образы, и неизменными были в этих картинах только прекрасный аромат Тобиаса, его ласковые надёжные руки и тихий голос, от одного только звука которого становилось хорошо. Салли ждал свою первую брачную ночь со смятением и растерянностью. Но даже если всё окажется не так хорошо, домой он не вернётся. Лучше просто потерпеть, пока всё это не станет привычным, ведь у Тобиаса столько других достоинств!
Во время стоянок на станциях Тобиас не отпускал Салли от себя — в обеденных залах, рядом с репродукторами, где он внимательно слушал новости и сообщения, во время посещения уборной стоял за дверью, ограждая от случайных "ухажёров"... Впереди был город Артекс, в котором у Тобиаса была запланирована деловая стоянка почти на два дня. Там они осядут в небольшой гостинице и будут жить в одной комнате, а, может, даже спать в одной кровати.
— Приехали. — Тобиас помог Салли выбраться из кареты, забрал их багаж и уверенно повёл своего жениха к домику станции. — Вы не голодны?
— Пока нет. А вы?
— До ужина доживу, — улыбнулся Тобиас, легко неся одной рукой оба чемодана. Саквояж Салли нёс сам. — Вы не замёрзли?
— Немного, но это ещё не настоящие холода, — пожал плечами Салли, крепко держа его под руку. Они всё ещё обращались друг к другу на "вы", и Салли чувствовал всё больше неловкости от этого. Ему хотелось говорить Тобиасу "ты", но привитое папой воспитание пока не позволяло попросить сменить обращение. — Куда мы сейчас?
— В гостиницу. Я знаю, где можно недорого снять комнату на два дня — уже останавливался там, когда был здесь в прошлый раз... — Бета запнулся и виновато добавил: — Только кровать там одна...
— Ничего, разберёмся, — улыбнулся Салли. — Может, она окажется достаточно широкой, и места хватит на двоих.
— Но ведь мы ещё не женаты... — Тобиас залился краской и поправил очки. — И я вам обещал...
— Значит, будем друг к другу привыкать, — сказал Салли. — Надеюсь, вы не храпите? А то папа говорил, что отец ужасно храпит, и без снотворного рядом с ним спать невозможно.
— Да вроде не храплю... Те омеги, которые оставались у меня на ночь, ни о чём таком не говорили. Тем более Рейган не стал бы этого скрывать — он на редкость прямолинеен для омеги.
Салли снова укололо неприятное чувство, похожее на обиду. Он понимал, что Тобиас уже взрослый, вполне зрелый бета, и у него наверняка уже были омеги, но слышать об этом от него самого было почему-то особенно неприятно.
— И... много их было? Ну... этих омег?
— Не очень. Обычно они приходили с Рейганом, оставались после вечеринок, которые мы с друзьями устраивали у меня, и уходили уже утром... — Тобиас заметил, что Салли мрачнеет, и добавил: — Но больше этого не будет — я же вернусь домой женатым. И вообще, пора остепеняться и завязывать с мимолётными связями.
— А что буду делать я, когда вы уедете в экспедицию? — сменил тему Салли, снова чувствуя, как начинает колотиться сердце, едва Тобиас вспомнил о грядущей свадьбе.
— Посмотрим. Если не получится взять вас с собой, то я попрошу Оскара, мужа домовладельца, позаботиться о вас. Он достойный омега и очень хороший человек. Уверен, вы найдёте общий язык и подружитесь. Но мне бы очень не хотелось оставлять вас одного, да и лишних рук в экспедициях никогда не бывает.
— Тобиас... — всё-таки набрался смелости Салли, — мне уже очень неловко от того, что мы обращаемся друг к другу на "вы". Может, перейдём на "ты"? Мы же скоро женимся.
— Я тоже всю дорогу об этом думал, но боялся просить, — заметно обрадовался историк. — Вдруг вы бы сочли, что я излишне тороплюсь?
— Я не считаю, что это признак спешки. Мы же уже не чужие друг другу люди... — И Салли смущённо отвёл взгляд, снова ощущая лёгкий зуд.
— Тогда договорились?
— Да. И я рад, что... ты со мной.
— И я тоже рад, что ты со мной.
Салли выдохнул с облегчением. Второй шаг сделан. Теперь предстоит привыкнуть друг к другу, чтобы потом наладить совместную жизнь. Ругаться с Тобиасом из-за мелочей очень не хотелось.
Они неторопливо шагали по припорошенной снегом улице, и Салли невольно залюбовался открывшимся зрелищем. Артекс был побольше Руднева, но только этим и отличался. Люди, дома, не горящие пока фонари... На него то и дело косились прохожие, и Салли жался к жениху, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что они вместе. Многие альфы косились на них с недоумением, некоторые хищно принюхивались к омеге, однако приставать не спешили, и это радовало. И всё же Тобиас с какой-то тревогой оглядывался на них. Салли решил расспросить о причинах позже, когда они останутся одни.
— А мы будем сами ужин готовить или пойдём куда-нибудь?
— Сами. С расходами надо быть аккуратнее, поскольку нам ещё кольца покупать. Придётся обойтись совсем простой едой, — снова с оттенком вины сказал Тобиас. — Я-то привык обходиться ею в поездках и от жалования до жалования, а вот вы... то есть ты...
— Я хочу попробовать, — уверенно кивнул Салли. — Что именно будем есть?
— Сначала снимем комнату, а потом пойдём в лавочку. Надеюсь, что такое резкое изменение меню твоему желудку не повредит.
Тобиас привёл жениха к скромному трёхэтажному кирпичному дому с вывеской "Уютный двор". В фойе за стойкой сидел молодой омега постарше Салли, который моментально подскочил на стуле, едва над дверью звякнул колокольчик. Он был одет в строгий поношенный тёмный костюм обычного клерка. Увидев, кто прибыл, омега расплылся в широкой улыбке узнавания.
— Господин Мариус! Вы снова к нам приехали!
— Здравствуй, Мэрри! — улыбнулся в ответ Тобиас, опуская рядом со стойкой чемоданы и доставая из кармана старое портмоне. — Всё ещё здесь работаешь? Тебя здесь несильно обижают?
— Ничего, — отмахнулся омега, и его улыбка слегка увяла, едва он увидел сородича. — Господин Мариус... а вы знаете, что...
— Это мой жених. Скажи, я могу снова попросить ту самую комнату? Она свободна?
— Да, она свободна, — кивнул Мэрри, и в его глазах промелькнула грусть пополам с завистью.
— Цена не изменилась?
— Нет. Не забудьте расписаться за второго гостя.
Тобиас ободряюще потрепал омегу по волосам.
— Не расстраивайся так, Мэрри. Когда-нибудь ты всё-таки встретишь хорошего человека и будешь жить счастливо. Поверь, нас таких не так мало, как может показаться.
Мэрри грустно улыбнулся и занялся регистрацией гостей. Салли понял, что сородич с трудом усваивал грамоту, поскольку тщательно выводил каждую буковку, проговаривая про себя. Получив ключи и заплатив, Тобиас подхватил чемоданы и направился к ведущей наверх деревянной лестнице, ведя Салли за собой. Мэрри долго смотрел им вслед, и Салли понял, что у него с Тобиасом явно что-то было. Вроде бы это было раньше, и Тобиас сказал, что мимолётных связей в его жизни больше не будет, но от мысли, что все два дня рядом будет этот омега, становилось тяжело на сердце.
Комната располагалась почти под самой крышей. Вероятно, когда-то это был чердак, который приспособили под проживание постояльцев. Небольшая, довольно уютная, с круглым окном и достаточно широкой кроватью, на которой вполне хватит места двоим. Салли долго мялся на пороге, глядя на эту самую кровать, а перед его глазами словно застыла картинка — Тобиас и Мэрри... Неужели на этой самой постели у них всё и было? Комната была очень милая, но из-за одной только мысли о том, что здесь когда-то происходило, она теряла часть своего очарования. Салли снова ощутил обиду, и Тобиас это заметил.
— Салли, что с тобой? — спросил он, ставя чемоданы на пол, застеленный домотканными пёстрыми дорожками.
— Тобиас... — Салли судорожно вцепился в свой саквояж. Говорить об этом было трудно, но он должен был спросить, чтобы окончательно убедиться в верности своих догадок. — А у тебя... что-то было...
— С Мэрри? Да, было, — без тени смущения признался бета. — Я тогда приехал в Артекс в первый раз, ничего здесь не знал, и Мэрри мне очень здорово помог. Всё, чем я мог тогда его отблагодарить — это несколько ночей без боли и грубости. Мэрри сам попросил меня об этом. А что?
— Ничего, — тихо ответил Салли и отвернулся, пряча наворачивающиеся на глаза слёзы.
Тобиас нахмурился, снимая с головы кепи.
— Салли, ты... ревнуешь? Или ты думал, что у меня прежде никого раньше не было? Вообще-то мне уже двадцать четыре года.
— Я знаю... и понимаю... но почему-то неприятно... — Салли всё-таки всхлипнул, сдерживаясь, чтобы самым позорным образом не разреветься. Внутри буквально жгло.
Тобиас удивился, а потом понимающе улыбнулся, подошёл и мягко приобнял своего жениха.
— Салли, я же уже сказал — больше других омег у меня не будет. Я вернусь домой женатым человеком. У меня теперь есть ты.
— Но ведь я... ещё ни разу... ни с кем... а ты...
Салли с трудом подбирал слова, чтобы выразить то, что его тревожило. Если до встречи с Мэрри все прежние омеги Тобиаса были для Салли чем-то абстрактным, то появление одного из них всё изменило. Салли как никогда остро осознал, что Тобиас — взрослый зрелый бета со своими потребностями. Может, беты и отличаются от альф большей сдержанностью, но факты — вещь упрямая. Как только они поженятся, Тобиас будет иметь право требовать секса, как законный супруг, а Салли не посмеет ему отказать.
Тобиас только вздохнул.
— Салли, послушай. — Он заглянул Салли в глаза. — Я сказал про других не потому, что мне теперь есть с кем спать. То, что мы решили пожениться, ещё не даёт мне права принуждать тебя к супружескому долгу каждый раз, как мне приспичит. Да, ты сказал, что согласен стать моим и даже готов рожать мне детей, но я не трону тебя, пока ты сам мне это не позволишь. Ты сам должен решиться на это. И я готов подождать.
— Подождать? — Салли потрясённо расширил глаза.
— Столько, сколько будет нужно. Я же не альфа и вполне способен себя сдерживать.
Салли на миг потерял дар речи.
— И с другими... не будешь? — с трудом вытолкнул он из себя.
— Не буду. И совсем не потому, что я скоро женюсь.
— А почему? — В голове Салли промелькнула мысль, которая его внезапно испугала. Разве не этого он хотел, мечтая о будущем рядом с Тобиасом?
— Потому что я... — Тобиас сделал паузу, и сердце Салли отчаянно забилось. Неужели?.. — Потому что я... люблю тебя.
Колени омеги подкосились, и он вцепился в шинель Тобиаса. Он допускал, что очень нравится Тобиасу — многие поглядывали на него на балах и во время прогулок по городу. Он допускал, что Тобиас мог ухватиться за такой удобный повод прибрать его к рукам — беты слыли большими охотниками за выгодой и хитрецами. Он даже допускал, что Тобиас согласился помочь просто по доброте душевной! Но любовь... Об этом Салли и мечтать не смел. Испокон веков любовь считалась прерогативой омег, и слушая о том, как Орри рассказывал о любви, связавшей его и Сета, Салли с трудом в это верил. За всю свою жизнь он ни разу не видел, чтобы любовь была взаимной. Приязнь — это он видел, Оттисы были такой парой. Но что-то более серьёзное...
В омежьих романах бет всегда изображали хитрыми и изворотливыми, нередко двуличными, в Рудневе таких тоже хватало, но Тобиас не казался таким. Салли боялся даже думать, что человек с таким восхитительным запахом может оказаться притворщиком.
— Лю...бишь? — От потрясения у Салли окончательно сел голос.
— Да. Я понял это вскоре после того, как уехал из Руднева и вернулся в Камартанг. Все мои друзья сразу заметили, что я изменился, а Рейган прямо в глаза заявил, что я влюбился, и всё домогался с расспросами, какой такой омега лишил меня душевного покоя. Ты, наверно, не поверишь, но за всё то время, что мы не виделись, у меня не было ни одного омеги!
— Ни одного?
— Ни одного. Я мог думать только о тебе. Да, не скрою, я ухватился за этот шанс сделать тебя своим, но я не буду тебя ни к чему принуждать. Я не хочу быть твоим хозяином. Я хочу быть тебе другом. — Ладонь Тобиаса, горячая и слегка дрожащая, коснулась лица Салли. — Я клянусь, что никогда не обижу тебя, не брошу и не предам. Я буду беречь тебя от других. Я люблю тебя, Салли, и сделаю всё, чтобы со временем и ты полюбил меня.
Салли смотрел на своего жениха сквозь слёзы и буквально таял под его взглядом. Папа говорил, что он влюбился. Салли и сам это понимал, когда просил Тобиаса о помощи. Неужели их семья начнётся с настоящей и взаимной любви?
— Тобиас...
— Я женюсь на тебе, Салли, но ты останешься чистым так долго, как сам захочешь. Я буду сдерживаться и ждать, но не стану брать тебя против твоей воли. И от других уберегу.
Салли всхлипнул и уткнулся лбом в его грудь.
— Спасибо... Я... я постараюсь...
— Вот и хорошо. — Тобиас погладил его по спине, и Салли прильнул ещё плотнее. — Тогда давай устраиваться и пойдём за едой.
Перед тем, как выйти покупать ужин, Тобиас познакомил Салли с комнатой и её удобствами. Уборная была здесь своя, как и ванная, правда, последняя отличалась от той, что была в доме Кристо — просто обшитая деревом комната с длинной полкой, на которой стояли два деревянных таза, торчали два крана — для горячей и холодной воды — отверстие слива и всё. Необычно было видеть такие удобства в провинциальной гостинице! Интересно, во сколько это обошлось хозяину и окупается ли? Тут Салли вспомнил, что забыл взять мыло, на что Тобиас только отмахнулся и сказал, что его куска на двоих вполне хватит до конца поездки.
Тобиас знакомил с номером всё с той же виноватой ноткой, но Салли улыбался. После разговора с женихом ему стало гораздо легче, и небольшие неудобства совсем не смущали. В конце концов, им и дальше жить вместе. Потом, оставив свои вещи в комнате, пара чинно спустилась вниз. Мэрри понимающе кивнул им, всё с той же завистью косясь на Салли, но это больше не задевало.
Вечерело, снова пошёл снег. Зима становилась всё ближе. Неторопливо шагая по улице, Салли расспрашивал Тобиаса о том, как он живёт в Камартанге, сколько у него друзей, какие они. Сам Салли тихо рассказывал, как жил с момента их расставания в доме Оттисов, как пытался покончить с собой в момент отчаяния — и Тобиас не осудил! — как его спас и поддерживал папа все эти недели. Про домогательства отца омега умолчал, хотя Тобиас в ту ночь явно что-то заметил, но спрашивать не стал, за что Салли был безмерно благодарен. Тобиас говорил о том, как постоянно вспоминал омегу, сумевшего перевернуть в нём всё, и как он был рад, услышав обращённую к себе мольбу.
— ...Я даже во сне тебя как-то увидел.
— И что тебе снилось?
— Мне снилось, что я возвращаюсь домой из университета, а ты меня встречаешь. На тебе кухонный фартук, руки выпачканы мукой, а за тебя цепляется двухлетний малыш, очень похожий на тебя. Омежка. Удивительно милый.
— Ребёнок? — В груди Салли ёкнуло.
— Да, наш ребёнок. Помню, как я тогда проснулся и не нашёл тебя рядом с собой. Комната выглядела совсем не так, как во сне. И уголок, где стояла детская кроватка, был пуст. Мне так было тяжело, когда я понял, что это был только сон!
— Когда-нибудь у нас обязательно будут дети, — пообещал Салли. — Вот только обустроимся и встанем на ноги... А пока будем привыкать друг к другу и налаживать хозяйство. У тебя впереди столько работы, экспедиция, а я по мере сил буду обеспечивать тебе надёжный тыл.
— Салли, я небогат, но я буду стараться... — опять начал оправдываться бета.
— Я готов подождать и жить бережливо, — перебил его Салли. — Я привыкну. Всё наладится, когда ты создашь себе настоящее имя и будешь хорошо зарабатывать.
— На это может уйти не один год.
— Так ведь и мне только восемнадцать будет. Времени у нас предостаточно. Кстати, нужно будет подкопить денег и справить тебе достойные очки — эти тебе совсем не идут. Где ты их только купил?!
— Я не покупал. Прежние мне ещё родители покупали, а когда я от них съехал, то только линзы остались — оправа сломалась на одной из подработок. Денег на новую и мастера у меня не было, и Ал сделал эту из того, что смог достать. Да, выглядит не очень, но я уже привык.
— Но ведь на тебя люди смотрят, а достойному учёному в таких ходить просто неприлично — тебе же выступать придётся. И обязательно надо подогнать хотя бы один костюм. Где ты себе одежду покупаешь?
— В лавке с подержанными вещами, — всё тем же извиняющимся тоном ответил бета. — Выбирать там особо не из чего, а на портного у меня денег нет.
— Беру это на себя. — Салли разговаривал с женихом всё увереннее, и Тобиасу это явно нравилось. — Ты будущее светило исторической науки и потому должен выглядеть представительно. И причёску стоит поменять — тебя слишком коротко стригут.
— Знаю, но так реже надо ходить в парикмахерскую. И такая стрижка дешевле...
— Понимаю, но теперь за твоим внешним видом буду следить я, как твой муж.
— Что ж, вверяю себя вашим заботам, господин Салли, — с шутливой учтивостью сказал Тобиас.
— А я себя — вашим... — в тон ему ответил омега, и тут его внезапно настигла решимость. Он остановился. — Тобиас... могу я попросить тебя?
— Всё, что захочешь.
— Пожалуйста... поцелуй меня. По-настоящему.
— З-здесь? — резко покраснел бета и нервно огляделся по сторонам.
— Можно зайти за угол. Пожалуйста, я этого очень хочу.
Тобиас чуть поколебался, а потом увлёк жениха за ближайший угол. Там оказался тупик, в котором не было ни души. Салли, заметно волнуясь, повернулся к Тобиасу и положил руки на его плечи. Сердце билось то часто, то замирало, во рту резко пересохло. Вокруг них рывками клубился парок прерывистого дыхания.
— Салли... я не очень-то умею... — Тобиас робко обнял своего омегу за тонкую талию.
— Я вообще не умею... Ну это ничего... научимся...
Салли протянул руку к лицу будущего супруга и снял с него очки. Без них Тобиас казался совсем юным, но смотреть на него всё равно было приятно. Сиреневый аромат усилился, всё больше обволакивая возбуждённого омегу и притягивая. Тобиас тоже очень взволнован. Его глаза серые, как пасмурное небо, глубокие, блестящие, зрачки расширены. Салли снова вспомнил, как жадно на него смотрел отец, и внутри шевельнулся тот самый страх, но запах Тобиаса его подавил. Салли прильнул плотнее и задрал лицо вверх. Шарф соскользнул с головы и мягко лёг на плечи. Чёлку взметнул налетевший ветерок, и на волосах начали таять упавшие на них хлопья снега.
— Если боишься — закрой глаза, — шепнул Тобиас, склоняясь.
Дрожащее жаркое дыхание коснулось лица омеги, и к его губам легко прижались сухие обветренные губы. Совсем просто, но от этого внезапно закружилась голова. Это было совсем не противно, в отличие от смачных поцелуев Грэга, и Салли подался навстречу, привстав на цыпочки. Цветущая сирень манила и завораживала. Второй поцелуй получился глубже. Никаких откровенных слюней и бескомпромиссного лапанья. И совсем не страшно.
— Ещё...
Тобиас прижал его к себе плотнее. Одна рука поднялась выше, лаская расслабленную спину, вторая напротив — спустилась чуть ниже. Тобиас целовал своего омегу всё порывистее и жаднее, Салли как-то пытался отвечать. И когда он воотчию почувствовал, как его бета возбуждён, невольно отстранился и разорвал объятия, испугавшись.
— Тобиас...
— Прости... я увлёкся... — виновато забормотал аспирант. — Но ты так хорошо пахнешь... Я так хочу тебя...
— Я понимаю... и не сержусь. Спасибо.
— Тебе... понравилось?
— Ты не такой, как Грэг... и это хорошо. Когда он пытался меня целовать, то я боялся, что меня прямо на него и стошнит. От него так воняет! А ты другой. И я постараюсь, чтобы наша первая брачная ночь состоялась вовремя.
— Только не заставляй себя из чувства долга. Я не хочу, чтобы ты просто терпел.
— Хорошо. — Салли вернул Тобиасу его очки и улыбнулся.
— Идём дальше? — Тобиас справился со своим возбуждением и протянул руку.
— Идём. — Салли снова накинул шарф на голову и сжал его руку своей.
Да, он не ошибся — Тобиас будет ему хорошим мужем и накануне венчания получит свою награду.
Салли вытерся полотенцем и бросил короткий взгляд на свою длинную ночную рубашку и панталоны с кружевами, которые ждали, когда их наденут. Его раз за разом беспокоила новая мысль, и омега не знал, как именно поступить.
В бакалейной лавке на оживлённую парочку с удивлением таращились все, кому не лень, особенно омеги. Это лишний раз доказывало, как Салли повезло с женихом — другие мужья не любезничали со своими половинами. Купили ковригу свежего хлеба, кусок сыра, небольшую связку кроличьих сосисок, чаю и сахара. Тобиас даже расщедрился на сочное крупное наливное яблоко и сладкий медовый пряник! Всё это было сложено в бумажный пакет. Ужин — проще не придумаешь, но Салли, когда они сели за стол, всё показалось особенно вкусным. К тому же не нужно изворачиваться, вспоминать правила этикета и вести лицемерные светские беседы. Тобиас, поощряя жениха, рассказал пару забавных историй, и Салли расслабился. Ему было очень легко и весело. Тобиас даже поухаживал за ним, подливая чая и разрезав яблоко на несколько частей. Впервые Салли видел столько искренней заботы по отношению к себе со стороны ухажёра!
Разговоры затянулись допоздна, и перед тем, как начать готовиться ко сну, Тобиас отпустил Салли мыться. После трёх дней в карете омеге это было необходимо. Мыло, которое Тобиас взял с собой в дорогу, было самым дешёвым, но неплохо пахло. В какой-то момент Салли учуял, что оно пахнет самим Тобиасом, и долго наслаждался этим запахом. Он с удовольствием намыливался, и вновь коварное воображение начало подкидывать образ за образом. Салли невольно увлёкся, начал оглаживать себя, представляя, что это делает Тобиас, и в заду снова засвербило. Сильнее, чем в прошлый раз. Салли, устыдившись, перестал дурачиться и вернулся к мытью. Суша волосы полотенцем, он заметил, что из-за непрекращающегося зуда начал крепнуть его собственный маленький член. Это было так странно... Да, омега знал, что по сути они все одинаковые, но у омег гениталии гораздо меньше, не бывает так называемого "полного стояка", и они как-то приспособлены вынашивать и рожать детей. Очень странно приспособлены. Об этом ещё говорил отец.
Неужели альфам и бетам не противно иметь их через зад? Почему Светлейший и Флоренс создали омег именно такими? Почему они создали омег настолько отличными от альф и бет, что их презирали не только за легендарную врождённую одержимость демонами распутства, но и за слабость, склонность к плаксивости, порой непредсказуемое поведение и непонятный ход мыслей? Безумие, охватывающее омег во время течки, якобы доказывало демоническую одержимость, которая вынуждала остальных терять разум, и это только добавляло им страданий!
Странная природа омег издревле объяснялась исключительно первородным грехом первопредка-омеги и наследием Деймоса, хотя папа не раз мимоходом говорил, что не всем древним преданиям можно безоговорочно верить. Особенно святым книгам. Вот и сейчас Салли никак не мог понять, что с ним происходит. Он явно хотел Тобиаса — об этом говорил непрекращающийся зуд, который становился всё ощутимее — сила Флоренса всё больше набирала обороты. Почему так быстро пробудился его "внутренний демон", который, как утверждают отцы Церкви, с рождения сидит в каждом омеге и только и ждёт момента, чтобы захватить его целиком и погубить чужие души? Почему?
Салли торопливо расчёсывал свои длинные волосы и думал. Скоро он выйдет замуж, а перед этим полностью вручит себя Тобиасу. Как это будет? И не будет ли ему самому противно смотреть на раздетого жениха? Салли очень боялся разочароваться, ведь Тобиас ему нравился и с каждым днём становился всё ближе и дороже. Любовь, поселившаяся в сердце омеги, росла и крепла. Что же делать? Может, попросить Тобиаса показать себя? А вдруг он обидится или подумает, что он уже испорченный? Сомнения росли, но в то же время росло и искушение, пришедшее с первым поцелуем. Салли тянуло к жениху, но он робел.
Заплетая косу, Салли принял решение. Он рискнёт и сделает следующий шаг. И если нужно будет подтолкнуть Тобиаса в нужном направлении, то он сам разденется перед ним. Только бы Тобиас не испугался того, как Салли похудел за время их разлуки!
Салли набросил ночную рубашку, но не стал застёгиваться под самое горло, оставил панталоны в ванной, прихватил с собой полотенце, чтобы повесить сушиться у печки, и вышел из ванной в комнату.
Тобиас как раз доставал из своего чемодана чистое бельё, и Салли снова поразился, как мало он с собой взял. Понятно, что когда периодически куда-то едешь надолго, то лучше лишнего с собой не брать. В чемодане Тобиаса лежало несколько чистых рубашек, две пары кальсон, запасные носки, в том числе и шерстяные, бритва... Ничего лишнего. Надо бы и себе завести такую же привычку — пригодится.
— Тобиас, ванная свободна.
— Да, я сейчас.
— А... могу я тебя попросить?..
— О чём? — Бета обернулся и заметил, как Салли то краснеет то бледнеет, теребя воротник.
— Ты не мог бы... Я бы хотел... увидеть тебя... без одежды. То есть совсем... Понимаешь?
Тобиас залился краской похлеще самого омеги.
— За-зачем?
— Понимаешь... Я... я боюсь... что когда у нас дойдёт... до секса... я могу... испугаться. А я не хочу тебя бояться. Я хочу, чтобы у нас была настоящая семья.
Тобиас отвёл глаза.
— Ну... смотреть совсем необязательно. Можно делать это и без света. Некоторые мои омеги были очень стеснительными и всегда просили погасить свет — так им было проще.
— Но я... я хочу...
— Салли, я такой тощий и нескладный... Даже для беты.
— Если хочешь, то я покажу тебе себя. Мы ведь скоро женимся. Какие у нас могут быть друг от друга секреты?
И Салли, глубоко вдохнув, сбросил с плеч рубашку, которая мягко сползла с его тела и грудой упала в ноги. Салли медленно поднял глаза на Тобиаса и был потрясён, увидев на его лице крайнее удивление.
— Что-то не так?
В комнате было достаточно тепло, однако по телу омеги пробежал противный холодок. Что так могло удивить Тобиаса? Ещё виднеющиеся на руках синяки, оставшиеся от железных пальцев отца? Худоба? Из-за недавнего недоедания Салли, и без того худенький как в силу возраста, так и от щедрот Флоренса, стал казаться совсем хилым и беспомощным. Что скажет Тобиас, увидев его обозначившиеся рёбра, острые ключицы и выпирающие коленки?
Тобиас глазами так и впился, но в его взгляде не было жадности, как в глазах отца или Грэга. Только всё больше проступало немое восхищение. Наконец бета дрожащим голосом попросил:
— Салли... можно... я дотронусь до тебя?
Салли молча кивнул, чувствуя, как сердце снова пустилось галопом. Прежде никому, кроме папы, он этого не позволял. А Грэгу разрешения никогда не требовалось.
Тобиас медленно приблизился к нему, неторопливо, словно чего-то опасаясь, протянул руку и, едва касаясь самыми кончиками пальцев, провёл по длинной шее омеги, гладкой груди с крупными вишенками сосков, плоскому мягкому животу. Салли затаил дыхание — так это было приятно. По телу поползли мурашки, а зуд в заду стал сильнее. Запах Тобиаса начал обжигать ноздри, голову закружило. Салли с трудом отогнал нахлынувшее желание, испугавшись его снова.
— Боги, Салли... ты... ты прекрасен! — благоговейно прошептал бета. — За что боги подарили мне такое сокровище?
— О чём ты? — не на шутку взволновался омега.
— Когда я был в своей первой экспедиции, то мы случайно откопали удивительную статую из белого мрамора. Она была поразительно красива! — начал рассказывать Тобиас, продолжая с восхищением разглядывать Салли. Его пальцы зацепили прядь чёлки... — Судя по ряду признаков, она очень долго пролежала в земле. Когда мы очистили её от грязи, то не поверили своим глазам! Эта статуя не была похожа ни на что, виденное нами раньше!
— И кого она изображала?
— Омегу. Чуть повыше тебя, такой же хрупкий, изящный... Из одежды на нём была только тонкая набедренная повязка, а в руках он держал большое яблоко, как будто кому-то его предлагал. Статуя выглядела так, как будто живой человек внезапно превратился в камень! Мы всё никак не могли налюбоваться! Настолько реалистичные статуи начали изготавливать только после Радужной Весны, когда окончательно отступил Великий Холод, но даже в те времена омег ваяли совсем не так. И тогда, когда я увидел эту статую, я подумал, что если бы такой омега был моим, то я бы никогда его не обидел. Я пользовался любым поводом, чтобы лишний раз взглянуть на неё — даже пробирался в наши запасники тайком, чтобы посмотреть! И вот боги послали мне тебя.
— Я так похож на эту статую? — растерялся Салли.
— Поразительно похож! Ты прекрасен. Я и раньше боялся тебе навредить, а сейчас даже не знаю, что делать, чтобы не разрушить твою красоту. Я в сравнении с тобой просто убожество.
— Не говори так! Ты очень даже симпатичный. И я хочу посмотреть на тебя. К тому же клерики учат нас, что удел альф — сражаться и править, бет — служить закону и искать знания, а омег — создавать домашний уют и рожать детей. Тебе совсем необязательно быть видным красавцем — у тебя и без того хватает достоинств.
— Но ведь... — снова начал краснеть бета, подбирая рубашку с пола и закутывая в неё жениха.
— И всё-таки ты мне сразу понравился, как только я тебя увидел. Ты так непохож на тех, кого я встречал прежде. Ты совсем не заносчивый, не грубый, ты умный, с тобой очень спокойно и интересно. И ты заботливый. — Салли сжал пальцы Тобиаса, застёгивающие его пуговицы, и прижал к своей груди. — Я хочу поскорее привыкнуть к тебе. Чтобы всё у нас было хорошо, когда мы, наконец, взойдём на супружеское ложе. Я хочу, чтобы всё получилось как можно лучше.
Тобиас помялся и кивнул.
— Хорошо. Только я... сначала помоюсь...
— Я подожду.
Пока Тобиас мылся, Салли расстелил постель и лёг. Спать раздельно он отказался наотрез, хотя Тобиас и предлагал — дескать, он вполне способен поспать и на полу. Омега хотел спать рядом со своим женихом, чтобы попробовать воплотить в жизнь хотя бы небольшую часть своих мечтаний. И, возможно, хоть немного утолить начавший разгораться голод. Его внутренний демон, пробуждавшийся раньше только во время течки, всё чаще давал о себе знать. Интересно, где он был раньше, когда на балах и городских праздниках вокруг него табунились другие?
Когда Тобиас вышел из ванной, придерживая на бёдрах сползающее полотенце, Салли привстал, жадно разглядывая его. Вопреки страхам, он не разочаровался. Тобиас был худым, но вполне себе крепким, жилистым. Ровные длинные ноги, прямая, когда он откровенно не сутулился, спина, неплохо очерченные, пусть и узковатые плечи... Но особенно Салли понравилось то, что его будущий муж не был чрезмерно волосат. Как-то в детстве Салли увидел двух грузчиков-альф, которые летом работали на одном из отцовских складов в одних штанах и босиком, и они его здорово напугали густой растительностью на груди, спине и в подмышках. От них так крепко несло вонючим потом, что маленький омега заплакал и спрятался за папину спину, который зачем-то приехал с ним в отцовскую контору. Тобиас был другим — волос на груди крайне мало, да и в подмышках так сильно не курчавилось. И после мытья его сиреневый аромат стал ещё чище.
— Ну... как тебе?
— Сними полотенце, пожалуйста, — попросил Салли, садясь на кровати.
— Ты... уверен? — Тобиас стал пунцовым, как помидор.
— Да.
Бета снял, и Салли снова удивился себе. Увиденное не вызвало в нём никакого страха. Только любопытство. В конце концов, они же все одинаковые, только омеги мельче, и бёдра у них шире...
— Спасибо.
— Тебе... не противно?
— Нисколько. — Салли выбрался из-под одеяла и подошёл. — И я хочу, чтобы мы всегда спали вместе.
Он прильнул к жениху, обнимая, и потянулся за поцелуем.
Засыпая под боком у Тобиаса и склонив голову ему на плечо, Салли умиротворённо расслабился. Голод демона на время, и правда, притих, и Салли с горечью подумал о папе, который годами засыпал в объятиях ненавистного альфы. Хорошо, что сам Салли будет избавлен от этого!
Орри правильно поступил, оберегая сына от чужих и самого себя.
Проснувшись, Салли понял, что уже рассвело, а Тобиас куда-то исчез — от него остался только лёгкий запах. За окном шумела улица, внизу кто-то топал. Салли испугался, соскочил с постели, выпутываясь из одеяла... И тут в комнату вошёл его бета, неся в руках какую-то небольшую коробку. Салли со вздохом облегчения бросился к нему.
— Тобиас, куда ты пропал? Я просыпаюсь, тебя нет... Я так испугался!
— Думал, что приду раньше, — повинился тот. — Прости, Салли.
— А куда ты уходил? По делам? — Салли начал успокаиваться, вбирая сиреневый аромат жениха полной грудью.
— Нет, вспомнил, что где-то тут была галантерейная лавка. Решил кое-что купить для тебя.
— Для меня? А что?
— Да так... кое-что по мелочи... Надеюсь, что тебе понравится.
Салли взял протянутую коробку, поднял крышку и замер. Внутри лежали маленькое зеркальце, пара самых простых деревянных гребней для укладки волос, несколько атласных разноцветных лент, шпильки, маникюрные ножницы, кусок душистого мыла и тонкий полупрозрачный платок — в самый раз подвязывать волосы во время готовки или в ванной, если не надо срочно мыть голову. Нехитрый набор, не самый дорогой и изысканный, но Салли оценил старание жениха. Перед свадьбой нужно привести себя в порядок, и эти вещи придутся как раз кстати. И перед алтарём предстать будет не стыдно.
— Спасибо, — прошептал Салли и от души расцеловал своего будущего мужа.
Тобиас зарделся от удовольствия, поправляя сползшие очки.
За завтраком Салли спросил:
— А что мы сегодня делать будем?
— Я планировал зайти в два места и присмотреться. Я же здесь по делу.
— А я могу чем-нибудь помочь? Или подождать тебя здесь?
Тобиас задумался, жуя бутерброд, и его лоб прорезала хмурая складка.
— Не хотелось бы оставлять тебя одного... Пожалуй, ты можешь помочь. Поскольку я буду занят в основном переговорами, то не всегда смогу записывать что-то для памяти. Так что писать будешь ты, хорошо?
— Ладно.
— Потом по итогам моей поездки будут составляться списки закупок, и тут очень важно учесть многие вещи, чтобы всё было в порядке. Деньги на экспедицию выделяет казна, отчитываться придётся за каждую медяшку, и если какая-то часть денег будет потрачена впустую, то нам сократят финансирование.
Салли согласно кивнул. Тобиас уже успел кое-что рассказать о своих предыдущих экспедициях, и омега понял, насколько важную работу Тобиасу поручили.
Собираясь на выход, Салли вплёл в волосы новую ленточку, свернул косу на затылке и закрепил парой шпилек. Может, под шарфом и незаметно, но Тобиасу всё равно будет приятно. Ага, заметил и уже улыбается. Тобиас достал из своего чемодана кожаную папку для бумаг и протянул жениху, который с готовностью и ответственностью прижал её к груди.
— Когда будем ходить и присматриваться, внимательно смотри и слушай. Любая мелочь может оказаться важной, а то в нашу первую экспедицию нам чуть не подсунули ящик с почти протухшей солониной. Представляешь, что бы было, купи мы его и вскрой на ближайшей же стоянке?!.
Мэрри всё так же сидел за стойкой. Омега завистливо покосился на сородича, шагавшего за Тобиасом с очень довольным видом, но только дежурно поздоровался.
— Уже уходите?
— Да, дела. У тебя всё хорошо?
— Да, спасибо. Если соберётесь зайти к Брустверу, то будьте осторожнее — у него там теперь не всё ладно. Люди всё чаще видят, как к нему на склады приходят какие-то подозрительные личности.
Тобиас посерьёзнел и кивнул.
— Спасибо за предупреждение.
По голосу было слышно, что Мэрри огорчён присутствием Салли, но сдерживается. Упоминание же подозрительных личностей насторожило Салли, да и Тобиаса это взволновало. Что бы это значило? Салли буквально изводиться начал от любопытства, но решил пока промолчать и спросить позже — сначала дела.
— Куда мы сперва пойдём? — спросил он уже на улице. Первый снег почти растаял, а его остатки превратились в мокрую кашу. — К этому самому Брустверу?
— Нет, сначала к Рейхелю. У него продаётся упаковочная тара для грузов. Если мы будем делать закупки у Бруствера, то надо быть уверенным, что груз будет запакован в приличную тару, от которой будет зависеть его сохранность.
Большие помещения упаковочного склада напомнили Салли отцовский склад, куда он как-то попал и чуть не заблудился. Вдоль стен и поперёк длинными рядами стояли большие ящики, на полках лежали мешки. Вроде бы всё в порядке, однако омегу насторожил лёгкий запах гнили и чего-то ещё. Тобиас тоже хмуро принюхивался и оглядывался. Он ходил вдоль рядов, оглядывал ящики, и на его лице всё сильнее проступало недовольство. Салли последовал примеру жениха и быстро понял причину — некоторые ящики начали превращаться чуть ли не в труху.
Вдруг Салли учуял альфу и резко обернулся. К ним твёрдым уверенным шагом кто-то шёл. Человек был большим, тяжёлым и вонючим. Под чёрным жилетом выпирало брюшко, да и сам альфа, уже немолодой, выглядел неприятно. От него тоже несло гнилью, и Салли юркнул за спину Тобиаса, заметив, как альфа жадно к нему принюхивается.
— Это кто тут шастает?.. А, господин Мариус! — тут же сменил тон альфа. Он говорил с заметным акцентом, и Салли понял, что это, как минимум, потомок эмигрантов. — Рад вас снова видеть.
Тобиас пожал руку этому человеку, но Салли заметил, как он напрягся и даже сделал шаг в сторону, заслоняя омегу своей спиной.
— Здравствуйте, Клаус. А где господин Рейхель?
— Он приболел, — фальшивым огорчением ответил альфа, — и потому я остался за старшего. Что-то уже присмотрели?
— Приболел? А разве он не уехал в Викторан? До меня дошли слухи, что его старший сын женится, и он готовится к свадьбе.
— Ах, да! — Клаус хлопнул себя лопатообразной ладонью по лбу. — Это я перепутал! Конечно, он уехал. Так вы уже что-то присмотрели? Вы ведь не просто так к нам зашли? — И он снова принюхался к Салли.
— Да, но я бы предпочёл разговаривать непосредственно с хозяином. — Тобиас уверенно выпрямился, не прекращая прикрывать Салли собой. — Когда он вернётся?
— Где-то через неделю.
— Тогда я заверну к вам на обратном пути. — Тобиас выразительно оглядел склад. — Всего вам доброго.
— И вам тоже. — Радушная улыбка сползла с лица альфы. Салли инстинктивно сжался, чувствуя начавшую повисать в воздухе тяжесть — альфа был сердит.
Уже на улице омега выдохнул с облегчением.
— Что-то не так? — спросил он Тобиаса, который резко ускорил шаг, то и дело оглядываясь.
— Да всё не так, — буркнул бета, беря Салли за руку и крепко сжимая. — Мне этот тип и тогда не понравился, но сегодня он превзошёл сам себя.
— Да, отвратительный тип и весь пропах гнилью, — согласился Салли. — Ты думаешь, что он в чём-то замешан?
— Не думаю, а уже уверен. Во-первых, товар приходит в негодность, как будто основное дело начали забрасывать. Ты ведь заметил? — Салли кивнул. — Да и зачем было врать про болезнь, если весь город знает про отъезд?
— А зачем?
— Вот именно, незачем. Я ещё утром потолкался по улицам, послушал... Оказывается, у Рейхеля младший сын-омега пропал год назад, и сейчас он активно ищет мужа для старшего.
— А как же его младший сын? — испугался Салли. — Разве его не ищут?
— Может, и ищут. Старик Рейхель, в принципе, человек неплохой, порядочный, мужа сильно не тиранит, хоть и придирается точно так же, как к своим работникам. Я не заметил в нём сильной привязанности к младшему сыну, но просто так мальчишка бы не исчез. Этот Клаус появился у Рейхеля три года назад и уже тогда вызвал у меня подозрения. Мэрри тоже советовал быть с ним осторожнее и говорил про вонь, и такое ваше единодушие кажется мне неслучайным.
— И в чём таком может быть замешан этот Клаус?
— В работорговле.
Салли будто на стену налетел.
— Работорговля? А разве её не искоренили? Я читал в отцовских газетах про аресты последних работорговцев...
— Не искоренили. Эта зараза ещё до республиканской революции глубоко пустила корни, и выкорчевать её будет непросто. Я ещё в самом начале первого курса слышал, что торговля людьми активно ведётся во всех больших городах. Оскара муж, кстати, тоже купил, но бедняге повезло — Урри хоть и грубоват, но мужик хороший. Так что, Салли, смотри в оба. Я не хочу, чтобы тебя украли — ты у меня очень хорошенький и пахнешь так, что запросто привлечёшь к себе внимание.
Салли похолодел и крепче вцепился в руку жениха.
— И ты всё равно забрал меня с собой...
— А что, надо было бросить в Рудневе на забаву Грэгу? Я ещё не забыл эту сволочь, да и в доме дяди прислуга о нём много чего порассказала. Поверь, он бы с тобой обращался точно так же, как с купленным омегой. Так хотя бы будет шанс уберечь тебя, да и мои друзья тоже вполне надёжные.
Салли от всей души пожелал, чтобы так и было. Он, слушая рассказы жениха о столице, уже начал потихоньку запоминать, как зовут самых близких друзей Тобиаса. Среди них были двое альф, трое бет и, похоже, один омега — Тобиас, то и дело рассказывая о каком-то Рейгане, не упоминал, к кому парень относится, но по кое-каким оговоркам выходило, что он сородич Салли... Хотя нет, один раз упомянул.
— И, кстати. — Тобиас смягчился. — У тебя ведь скоро день рождения. Что бы ты хотел, чтобы я тебе подарил?
— Не надо ничего, — смутился Салли. — Обручального кольца будет вполне достаточно. Ты и так уже сделал мне самый роскошный подарок, какой только был в моей жизни.
— Какой? — удивился Тобиас.
— Ты каждый день делаешь меня счастливым. Я свободен, а скоро выйду замуж за того, кого выбрал сам. Когда папа готовил меня к дебюту, я и мечтать о таком не смел.
Салли остановился и обнял своего бету, сверкая глазами так, что не понять было трудно. Да и запахло от омеги гуще. Тобиас усмехнулся, обхватил его, прижал к себе и поцеловал.
Они жадно целовались у всех на виду, не обращая внимания, как таращатся проходящие мимо горожане, как ахают и сереют от зависти проходящие мимо омеги. Салли было безумно хорошо. Так хорошо ему было только один раз — когда он и Орри тайком от Арчибальда и его заплечников верхом на Каури выбрались в ближайший лесок к озеру, где и провели целый день. Это были летний солнечный жаркий день, тёплая озёрная вода и папина любовь, от которой было так хорошо, что не хотелось возвращаться домой. Так же хорошо Салли было сейчас в объятиях Тобиаса, и это блаженство опять разбудило его демона. В заду снова засвербило, и если бы Салли не решил заранее, что отдастся Тобиасу накануне свадьбы, то предложил бы себя сразу, как они вернутся в гостиницу. Эта мысль испугала омегу, Салли снова стало стыдно за себя, и Тобиас это заметил.
— Что с тобой?
— Я... я, наверно, и впрямь одержим демоном, — пробормотал Салли, поникнув. — Мы ещё так мало времени провели вместе... а я уже сплю с тобой в одной постели, мне хочется, чтобы ты целовал меня почаще, и мне это нравится.
— Да, я вижу и чую, — улыбнулся Тобиас, привлекая его к себе и утешающе гладя по голове, с которой снова сполз шарф. — Но я не считаю это признаком одержимости мифическими демонами. По-моему, всё дело в том, что ты молодой и вполне зрелый омега, искать себе пару как раз пора, и, как ты сам говоришь, я тебе нравлюсь. Может, поэтому твоя омежья природа дала о себе знать — ты слишком долго был окружён теми, кто был тебе противен?
— Почему ты так думаешь?
— Донован, мой друг с медицинского факультета, затеял опрос среди омег и заподозрил, что вы испытываете нормальное влечение, не обусловленное течкой, далеко не ко всем. Сейчас активно проводятся исследования, чтобы объяснить нашу природу с точки зрения науки и на основе этих исследований выработать общие положения и законы для справедливого управления новым обществом. Может, это неспроста, что для тебя и Мэрри я хорошо пахну? И Рейган говорит, что я хорошо пахну, и Оскар, и папа и другие мои знакомые омеги тоже...
— Моему папе тоже понравилось, как ты пахнешь.
— Странное единодушие, тебе так не кажется? Так что не спеши обвинять себя в испорченности.
— Хорошо. — Салли хлюпнул носом.
— А теперь пойдём дальше. Не будем смущать местную публику.
Салли заметил, что на них все смотрят, ойкнул и начал торопливо поправлять шарф.
— Да... конечно... прости...
Бруствер, торговец мясными и рыбными консервами, тоже оказался альфой. Крупным, тяжёлым, важным. Глядя на этого купца, Салли невольно вспомнил свой дебют и жадно пялившихся на него альф постарше и изрядно в возрасте. От Бруствера тоже несло чем-то омерзительным, и Салли, пытаясь отвлечься от этой вони, напустил на себя максимально деловой вид заправского секретаря, держась поближе к жениху. Так терпеть было проще. Тобиас внимательно изучал предложенные образцы, задавал вопросы, оглядывался по сторонам, время от времени что-то диктуя омеге, и не переставал хмуриться. Салли, записывая слово в слово, быстро сообразил, что его присутствие сбивает Бруствера с мысли — альфа то и дело запинался и оговаривался. К Салли он принюхивался так же подозрительно, как и Клаус.
— Тобиас, а кто этот милашка? — между делом спросил купец. — В прошлый раз его с тобой не было.
— Это Салли, мой помощник.
Бруствер старался быть максимально дружелюбным, но Салли ясно чуял, что это только маска. Тобиас тоже был напряжён.
— Помощник? — вскинул кустистую бровь альфа, рассеянно теребя свой пояс.
— Да, он у меня недавно. Вполне себе понятливый.
— А продать не хочешь? Он хорошенький... и пахнет вкусно. Очень вкусно. — Бруствер откровенно облизнулся, и Салли сжался, увидев его пожелтевшие от табака клыки. — Неплохие деньги поднять можно.
— Помощник мне сейчас гораздо нужнее, — отрезал Тобиас и поставил на стол банки, которые держал в руках. — Салли, идём отсюда.
— Ты что, обиделся? — расхохотался купец. — Да я это не всерьёз!
— Может, вы и не всерьёз, — сердито возразил Тобиас, — а я то и дело про купленных слышу. Пока этот средневековый кошмар не будет искоренён полностью, я не успокоюсь.
— Ну-ну, не стоит так горячиться, сынок, — снисходительно похлопал бету по плечу Бруствер. — Просто я редко встречаю таких аппетитных омежек, как твой Салли, вот и подумал, сколько за него могли бы дать на невольничьем рынке. Я же альфа всё-таки.
— А обязательно это было говорить при Салли? Ему всего восемнадцать лет, только-только самостоятельно жить начал, а вы его пугаете!..
— Ладно-ладно, не кипятись! — Было заметно, что негодование молодого беты забавляет альфу. — Ох, уж эта республиканская молодёжь... И пошутить-то с вами нельзя — тут же в бутылку лезете. Может, продолжим говорить о деле?
Но надолго разговор не затянулся. Тобиас не сказал ни "да" ни "нет", и Салли это тоже не понравилось. Как-то странно Бруствер "шутил". Напоследок альфа заглянул омеге через плечо и присвистнул:
— А у твоего Салли отличный почерк и отменная грамотность!
— Потому-то мы его и наняли. — Тобиас привлёк жениха к себе, оберегая от чересчур близкого контакта с альфой.
— И много платите?
— Он на испытательном сроке и работает за еду и ночлег. Вернёмся — будет видно. Всего вам доброго.
Салли закрывал папку дрожащими руками — от вони альфы ему едва не стало плохо. Он ясно чуял его возбуждение. Да что за проклятие такое?!! Поскорее бы уехать из этого города!
Едва они покинули склад Бруствера, как Салли почуял, что за ними идут двое. Омега хотел было обернуться под каким-нибудь предлогом, но Тобиас только крепче стиснул его руку.
— Нет. Нельзя привлекать к себе лишнего внимания. Мы их не заметили.
Даже так???
До самого номера омега молчал, а там уже, едва Тобиас торопливо запер дверь, бросил бумаги на стол и крепко обнял жениха.
— Тобиас...
— Тише, мой родной. — Бета обнял своего омегу, которого била дрожь. — Всё хорошо. Ничего пока не случилось, а завтра мы уедем отсюда.
— Неужели Бруствер тоже связан с работорговлей?
— Ты тоже об этом подумал? Скорее всего. Понятно, почему у Рейхеля начался бардак! Если мы правы, то склады вполне могут использовать в качестве перевалочной базы для "товара" — до западной границы можно добраться напрямки по ближайшей железной дороге. Я ясно чуял, как Бруствер просчитывал варианты, как напасть, но так и не рискнул.
— Может, заявить в полицию?
— И что мы скажем шерифу? Одни только слова и ничего конкретного, а Бруствер сошлётся на альфью природу. Мол, молодой омежка, инстинкты и всякое такое, над чем альфы не властны. И нас же обвинят в невежестве. И это в лучшем случае. Для того, чтобы подлецы не могли отговариваться своим бессилием, и ведутся исследования, а пока надо держать ушки на макушке. Не бойся, милый, я никому тебя не отдам. Ты будешь только моим, обещаю.
Успокоился Салли не сразу. Только теперь стало понятно, почему его не отпускали учиться в город, старались не выпускать из виду вообще и оставлять одного при выезде из загородного дома Кристо — юному омеге грозила реальная угроза похищения. Тобиас был прекрасно об этом осведомлён как столичный житель и историк и всё же забрал его с собой. Значит, уверен, что сможет защитить. Значит, действительно любит.
Как только Салли успокоился, Тобиас занялся чаем, под который они снова разговорились, а там и до ужина осталось недолго. После ужина Салли переоделся в ночную рубашку, расстелил постель и забрался под одеяло. Тобиас в это время сидел за столом, озарённый светом свечи, и что-то писал в своём дорожном дневнике. Салли смотрел на него, смотрел и никак не мог оторвать от своего жениха восхищённого взгляда. Деловитый, серьёзный... Тобиас притягивал к себе всё сильнее.
Салли снова поймал себя на сильном желании подойти ближе и выпросить ещё один поцелуй, и от этого внизу живота начало ёкать и теплеть. Это всё больше напоминало ощущения во время начала первой вспышки, и Салли почувствовал, что под ним начало влажнеть, а в воздухе запахло до ужаса знакомым. Пока слабо. Иво, он что... потёк? От одних только мыслей о Тобиасе? С обмиранием Салли коснулся ложбинки между половинками своего тыла, и его лицо запылало от нахлынувшего стыда — там действительно было мокро. Влага была не такой густой и липкой, как во время течки, но её было довольно много. Значит, всё-таки не течка. Если бы Тобиас не находился так близко, то Салли рискнул бы унять беспокоивший его зуд пальцами. Вместо этого он закутался плотнее в одеяло, закусил нижнюю губу и отвернулся, терпя из последних сил. Ему казалось, что Тобиас запах сильнее — нежный аромат цветущей сирени не желал его отпускать...
— ...Салли, что с тобой? Ты не заболел?
Салли очнулся и почувствовал, как Тобиас осторожно трясёт его за плечо.
— Нет... я не заболел.
— Тогда чего ты стонешь?
Тобиас сидел рядом, и Салли потянул на голову край одеяла, чтобы скрыть другие признаки своего возбуждения. Он видел, что ноздри Тобиаса раздуваются — он принюхивается.
— Я... мне так стыдно... Это так... непристойно...
Тобиас только улыбнулся и чуть сжал его плечо сквозь толстое одеяло.
— Вот оно что!
— Ты... всё-таки учуял?
— Это трудно не учуять. Неужели тебя ко мне так тянет?
— Очень, — багровея от стыда, признался Салли. — А ведь до моей течки ещё долго. Что со мной такое происходит?!
— Такова наша природа. Я тоже очень хочу тебя, но ведь я тебе обещал. И сам себя уважать перестану, если не сдержу слова. — Тобиас погладил Салли по голове, и омега изогнулся, поворачиваясь к нему и потянувшись за рукой, требуя больше ласки. — Знаешь, Салли, я иногда думаю — как бы мы жили, если бы были другими? Если бы альфы и вы не были так зависимы от инстинктов? Наверно, вся наша история пошла бы по другому пути. Сейчас я всё больше вижу, что груз предрассудков и церковные догмы тормозят развитие нашего общества, и вся надежда только на науку. Я верю, что новые учёные когда-нибудь объяснят всё это, и тогда наша жизнь начнёт меняться. И я не считаю, что твоё влечение ко мне — это что-то порочное.
— Но что мне делать сейчас? — Салли заёрзал. Зуд уже становился почти нестерпимым, и омега едва не плакал.
— Ну... — Тобиас задумчиво коснулся его щеки. — Можно кое-что попробовать. Рейган говорит, что иногда это помогает.
— Что именно? — Салли нервно облизал губы и учащённо задышал, чувствуя всё больше нарастающий жар в своём теле. Он уже был согласен на всё, лишь бы это закончилось! Не хватало ещё, чтобы Тобиас потом винил себя за несдержанность!
— Есть один способ... но ты должен мне довериться. Я не буду брать тебя сегодня — подожду до нашей свадьбы.
— Хорошо, только сделай что-нибудь, — взмолился Салли.
— Ты должен будешь раздеться.
— Да, конечно.
Салли откинул одеяло и начал торопливо расстёгиваться. Замёрзнуть он не боялся — в подобных гостиницах уже давно было центральное отопление, и с осени печи топили регулярно, постепенно повышая температуру, готовясь к зимним холодам. Тобиас невольно вздрогнул от волны омежьего запаха и отодвинулся, опасаясь всё-таки сорваться. Салли чуял, что его запах тоже усилился, а потом заметил, что бёдра беты сжимаются. Тобиас очень сильно его хочет, но всё же сдерживается. Оставшись нагишом, Салли вытянулся на постели, нервно пощипывая уголок подушки.
— Хорошо. — Тобиас глубоко вдохнул, укрощая своё вожделение. — А теперь закрой глаза и не открывай до самого конца. Просто сосредоточься на своих ощущениях, а если захочется что-то сделать, то не стесняйся.
Салли торопливо закивал и закрыл глаза, блаженно вдыхая аромат жениха, который уже обжигал ноздри и кружил голову.
— Хорошо.
Салли замер в ожидании... и поплыл, едва его горящие приоткрытые губы согрело тёплое дыхание. Омега сам потянулся навстречу, нащупывая плечи своего жениха, обвивая его шею и приникая плотно-плотно. Он буквально чувствовал сквозь рубашку Тобиаса, как в его груди неровно бьётся сердце. Вот горячие ладони Тобиаса начали неторопливо гладить его возбуждённое тело, даря настоящее удовольствие. Касания были то лёгкими и дразнящими, то чуть грубыми и бескомпромиссными, но было совсем нестрашно — густой аромат цветущей сирени гасил все проблески страха. Под задницей уже было откровенно мокро, но Салли это совсем не волновало. Для него было важнее присутствие Тобиаса рядом. Он жадно отвечал на поцелуи, подставлялся под них, когда губы беты начали скользить по его шее, плечам, груди...
Когда Тобиас осторожно лизнул затвердевший сосок и мягко обхватил его губами, Салли не сдержал тихий протяжный стон. Он выгнулся, суматошно сжимая плечи и гладя верхнюю часть спины жениха. Трясущиеся от возбуждения пальцы коснулись затылка Тобиаса и вцепились в короткие волосы, прижимая голову к своей груди. Голову юноши всё сильнее охватывал дурман, хотелось чего-то большего! Изматывающее удовольствие становилось невыносимым!
Наконец ладонь Тобиаса скользнула ниже, мягко провела по бедру, подхватила под колено, приподнимая и сгибая. Салли покорно подчинился. Рука коснулась мягкого омежьего зада, и палец скользнул вдоль мокрой ложбинки, настойчиво пробираясь к зудящему отверстию. Салли снова застонал, приподнимаясь и раздвигая ноги шире, открывая доступ к самым сокровенным местам своего тела. Палец коснулся зудящей дырочки, которая то сжималась то расслаблялась, провёл вокруг и мягко надавил, неторопливо пробираясь внутрь. Смазки было так много, что это оказалось совсем просто. Салли, буквально сходя с ума от желания, подался навстречу, ёрзая и пытаясь насадиться на этот палец, который поглаживал и разминал, унимая зуд, но одновременно с этим пробуждая в омеге что-то новое. Это было похоже на течку без мучений, но течки не было! Салли начал тихонько ахать, даже не замечая этого.
Взрыв настиг внезапно, и Салли не сразу понял, что кричит. Хрипло, протяжно. Когда эта волна полностью схлынула, он медленно приоткрыл отяжелевшие веки, чувствуя лёгкую опустошённость во всём теле и прохладу от выступившего на коже пота. Тобиас сидел рядом, склонившись. Лохматый, в помятой рубашке. Он раскраснелся, от него пахло не только сиренью, но и чем-то ещё смутно знакомым, но Салли сейчас не мог вспомнить, чем же. Бета встревоженно всматривался в жениха.
— Салли... как ты?
Салли кое-как пошевелился, пытаясь встать, но тело было как чужое. Перед глазами то и дело расплывалось, как в тумане. Тобиас подхватил его под плечи и помог сесть, набрасывая на плечи одеяло. Он терпеливо ждал ответа. Салли растерянно и со смятением смотрел на него.
— Что... что это было?
Тобиас провёл ладонью по его животу и показал. На ладони виднелись потёки какой-то почти прозрачной вязкой жидкости. Её было не очень много.
— Это называется "оргазм". Проще говоря — ты кончил.
— А... что это? — Салли всё ещё плохо соображал. Он смутно припоминал, что это за штука, но голова отказывалась вспоминать.
— Это омежье семя, — понимающе кивнул Тобиас. — Его ещё называют мёртвым, поскольку оно не способно оплодотворить другого омегу. А ещё ты меня ненадолго поймал — я не сразу смог вынуть палец.
— Сцепка? — недоверчиво уточнил Салли, потирая лоб. В голове постепенно прояснялось.
— Да, сцепка. Вне течки она обычно длится от минуты до пяти, вот только не каждый омега почему-то во время случки кончает со сцепкой. Как ты себя чувствуешь? — Тобиас откинул со взмокшего от испарины лба Салли промокшую чёлку и ласково поцеловал.
Салли не сразу смог ответить. Так много всего хотелось сказать! И поблагодарить и описать свои ощущения... Вместо этого он взглянул на своего будущего мужа и тихо сказал:
— Я... я люблю тебя.
Придя в себя после своего первого оргазма, Салли долго плакал на плече Тобиаса, бормоча что-то бессвязное. После того, как его так часто домогался младший Барнс и едва не изнасиловал отец, Салли боялся, что ему не понравится быть с Тобиасом, но этот секс, пусть и неполноценный, оставил в его душе такой сильный отпечаток, что никаких сомнений больше не осталось. Тобиас был так ласков, это хотелось повторять снова и снова. И если без настоящего проникновения было так хорошо, то как же будет в их первую брачную ночь?! Салли ещё больше уверился в своём решении.
Как только он успокоился, Тобиас проводил его до ванной, помог ополоснуться, а потом сам вытирал полотенцем. Салли нежился в его объятиях, ластился, требуя новой ласки и поцелуев. Тобиас посмеивался, говоря, что может и не справиться с таким темпераментным омегой. Салли краснел от удовольствия, а потом, вернувшись в постель, не сразу заснул.
Салли смирно посапывал во сне, прижимаясь к жениху всем телом, и Тобиасу было непросто сдержаться и всё же не довести дело до логического конца. Салли так притягательно пах, а за то время, что они были в ванной, запах омежьего возбуждения не успел выветриться. Но перебираться на пол бета не спешил. Он снова и снова переводил в голове всё, что произошло за последние дни, и боялся думать, что проснётся утром, а всего этого просто нет. Как после яркого и невероятно правдивого сна про Салли в кухонном переднике и с малышом-омежкой, цепляющимся за него. Тобиас ни на слово не солгал, рассказывая Салли об этом. Мысли об их возможном совместном будущем тревожили парня с самого отъезда после того злосчастного бала.
Испокон веков омеги занимали приниженное положение в обществе. Жрецы Адама Данелии, начавшие править во времена Великого Холода, объявили об изначальной греховности омег, из-за чего служители омежьих культов, когда-то имевшие огромное влияние на народ, будто бы вызвали гнев Светлейшего, чем и навлекли на людей большое бедствие. Первосвященники старых времён — их называли Архонтами — не только позволяли омегам самим выбирать себе мужей, но и многие другие неслыханные вольности. Омеги не только рожали и растили детей, но и могли править и даже воевать! Из-за такой вседозволенности они становились неуправляемыми, отказывались исполнять своё предназначение, совершали совершенно дикие поступки, проявляли непокорность, а во время массового вымирания, твердили жрецы Адама, это особенно недопустимо. Нужны люди. Нужны воины, чтобы выжить самим и дать возможность выжить их народу.
После того, как первоначальная смута и борьба за выживание были кое-как укрощены, на уцелевших служителей омежьих культов объявили охоту, а самих омег окончательно закабалили, благо их удручающая слабость и неспособность противостоять силе альфы, и даже беты, не позволяли как-то защититься. Великий Холод принёс голод, болезни, население сокращалось пугающими темпами, и новые верховные первосвященники, Патриархи, позволили предпринимать всё, что поможет побыстрее восполнить людские потери. Детская смертность в те времена была чудовищной, и омеги рожали с тех пор, когда устанавливался цикл, и до тех пор, пока могли. За первый век такой жизни стало считаться вполне нормальным иметь детей не только от своих мужей, но и от собственных отпрысков, не достигших полной зрелости, если мужья умирали. Позднее были введены ограничения, инцест до второго колена возвели в ранг греха, однако дело было сделано, а родительский инстинкт омег стал ещё одной прочной цепью, вырваться из которой было уже практически невозможно.
Читая сохранившиеся хроники того времени, Тобиас поражался жестокости тогдашних нравов, пусть они и были продиктованы крайней необходимостью. Костры инквизиции, упорная, но тщетная борьба последних последователей Архонтов... То, насколько они были упорны в своей борьбе, изумляло. Неужели причиной тому был исключительно оголтелый фанатизм? От самих священных текстов Архонтов почти ничего не осталось, а за века владычества Патриархов старое знание забылось. Рассказывая о причинах раздвоения и падения старых богов, клерики открыто говорили о первородном грехе, в который впал первопредок омег Иво, которого соблазнил Чёрный Бог Деймос, а сам Иво, одержимый демонической похотью, совратил перворождённого альфу Адама и дарованного Светлейшим бету Рослина, из-за чего первопредки и были изгнаны из Мирового Дома, лишившись божественной благодати и бессмертия.
Ещё школьником, слушая проповеди клериков на уроках Закона Божия и читая Святое Писание, Тобиас недоумевал. Согласно трактовке Патриархов, омеги изначально создавались как спутники для альф, а когда Деймос начал вносить раздоры в Первое Семейство, нашёптывая недалёкому и доверчивому Иво в уши ложь и греховные идеи, а потом и вовсе наградил его чёрным даром, был явлен первый бета, который и принёс мир и покой. С уходом старого учения природа омег объяснялась остатками чёрного колдовства — вселённого в первого омегу демона — передавшихся от Иво его потомкам, отчего омеги и получились такими несуразными и безумными. Омега должен знать своё место, быть покорным, ибо сам собой он владеть неспособен, учили Патриархи. В каждом омеге сидит демон, который, набрав силу, попытается соблазнить воина и мудреца, погубить их, и этого демона надо укрощать болью и перенасыщением. Только так можно очистить грязное создание и уберечься от пламени преисподней, которой правит коварный Изгой Деймос.
Тобиас, читая это всё, не понимал, почему омег так презирают, ведь никаких следов пресловутого омежьего безумия и демонической одержимости в собственном папе он не видел. Елеазар был добрым, заботливым, отец любил его, и в их семье царили мир и согласие и без жреческих наставлений. Тобиас видел и других омег, похожих на папу, разговаривал с ними, и это тоже его запутывало. Да, омеги были более чувствительными, чем альфы и беты, не стыдились своих слёз, если им хотелось поплакать, порой поступали и рассуждали странно, что раздражало их мужей, но ничего необычного Тобиас в этом не видел. Ведь все разные, и даже среди альф и бет можно найти самых разных людей.
Учась в школе, Тобиас краем уха услышал старую легенду, которую рассказал школьный сторож-омега, чтобы утешить случайно забредшего на школьную территорию юного сородича. Эта легенда вкорне отличалась от того, что говорилось в официальных священных книгах. Когда мальчик набрался смелости и спросил у воспитателя-клерика, какая версия правдива, то тот возмутился и посоветовал юному бете не внимать речам гнусных еретиков. И дал Тобиасу почитать книгу о временах инквизиции. Кстати, вскоре после этого сторож исчез. Тобиас послушно прочёл выданную книгу от корки до корки, но так и не понял, в чём конкретно провинились жрецы омежьих культов и почему их учение было объявлено ересью. Ни в школьной библиотеке, ни в городской публичной он не нашёл даже краткого изложения учения Архонтов, и эта тайна стала его навящевой идеей. Это и стало одной из причин, по которой Тобиас решил стать историком. Он мечтал разгадать эту тайну и узнать всё о старых первосвященниках и их учении.
Почему до Великого Холода омегам позволяли жить вольно и выбирать себе мужей самим? Почему даже во времена смуты Архонты продолжали призывать к сохранению старых порядков, когда люди умирали тысячами, а войны, голод и болезни грозили их народу полным уничтожением? Чем они руководствовались?
Частично Тобиас начал понимать смысл проповедей Патриархов, когда вступил в возраст созревания и впервые испытал влечение к омеге — на полпути к четырнадцатилетию, а потом случайно стал свидетелем течки Елеазара, но нашёл в себе силы отвернуться и уйти. Отец потом очень сурово его отчитал, всё объяснил, дал несколько советов, и его слова во многом резко расходились со словами школьного клерика. Тобиас к тому времени уже понял, что о подобном лучше помалкивать, чтобы не было потом неприятностей.
Пытливый ум юного беты искал ответы, которые не мог дать никто. Окончив школу и поступив в университет на не так давно основанную кафедру истории, Тобиас рьяно взялся за учёбу, чтобы продолжить поиски, и тут ему очень вовремя встретился доктор наук Элиас Тьюринг, ставший наставником нового студента. Это был человек с таким же пытливым умом, умнейший человек, способный взглянуть на самые банальные вещи с неожиданной стороны, и Тобиас получил таки возможность разрешить тревожащие его вопросы. Но чего-то всё же не хватало.
К тому времени он уже был вполне взрослым, зрелым и начал довольно активно общаться с омегами. Видя с детства перед глазами пример родителей, он не хотел причинять им боль, да и сами омеги смотрели на него иначе, чем на других. Тобиас не раз замечал, как они морщились и норовили отвернуться, общаясь с другими, однако его воспринимали совсем иначе, отвечали взаимностью и редко отказывали в близости. Они, казалось, с удовольствием нюхали его. Тобиас раз за разом обнюхивал себя, принюхивался к другим альфам и бетам, пытаясь понять разницу, иногда спрашивал... Почему омеги утверждают, что он пахнет не в пример лучше других, и что так же хорошо пахнущих встретить трудно? Ничего подобного он не чуял. Только обычные запахи естественных выделений. Зато все омеги поголовно пахли очень привлекательно и разнообразно, и Тобиас понял, что именно эта необычная восприимчивость и родила легенду о демоне омеги. Когда созревающий бета, а уж тем более альфа чуяли прекрасно пахнущего или течного омегу, то испытывали сильнейшее желание овладеть им. Альфы брали то, что хотят, не задумываясь о последствиях, Тобиас не раз видел, во что превращается альфа в этот момент. Как тут не поверить в демона? Но разве они потом не видят, как тяжко и больно омегам, когда всё заканчивается? Разве омеги виноваты в том, что боги создали их такими? Разве они заслуживают такого отношения?
После государственного переворота и свержения монархии, остановивших Революцию Омег, наука занялась проблемой природы их расы, решив не полагаться только на слова священников. Ведь с чего-то омеги пошли против своей жизни, против своей природы. Почему они порой предпочитали умереть сами и убивали собственных детей, если сама их природа противится убийству? От рациональности поступков отдельных омег рушились все представления об их недалёкости. Тобиас активно интересовался ходом этих исследований и однажды познакомился со студентом медицинского факультета Донованом Лайсергом и его братом Франческо с химического. Студенты были потомками эмигрантов в третьем поколении, из приличной семьи и учились с полной самоотдачей. В общении сородичи были очень интересными и приятными людьми, так что дружба завязалась очень быстро. Близнецы тоже очень интересовались этим вопросом, проводили какие-то свои исследования, и омеги от них не шарахались. Потом к их компании примкнули Альвар Кароль и Дуглас Хилл, альфы, которые перевернули представления Тобиаса о зловонности всех альф, ибо эти двое тоже пользовались благосклонностью омег. Они, как и Тобиас и близнецы, мало слушали попов, жили по совести и предпочитали руководствоваться здравым смыслом. А потом в их компании появился начинающий журналист-бета Кайл Базиль. Они часто собирались вместе, обсуждали все эти странности, пытаясь разобраться. А потом появился Рейган Хелль, вольный омега, прямота и искренность которого подкупали, как и его смелость. Он быстро вписался в их компанию, стал им всем верным и надёжным другом. Рейган тоже был самым настоящим плевком в лицо официальным догмам, поскольку был умён — несмотря на то, что никогда не учился в школе, едва различал половину алфавита и считал на пальцах, отчего Тобиас начал ему давать уроки грамоты — рассудителен и свободолюбив. Он даже начал активно подбивать клинья к Тобиасу, но бета-историк не рисковал близко с ним сходиться даже на одну ночь, чтобы не портить дружбу, как это уже бывало пару раз. Рейган обижался, не раз уходил, хлопая дверью, но дружбу не разрывал, продолжая гулять с их компанией. Он даже познакомился с родителями Тобиаса, Елеазар быстро полюбил его, как родного, и не единожды намекал сыну, что стоит обратить на парня более пристальное внимание.
Тобиас продолжал свои поиски и даже кое-что нашёл, но на это ушло немало времени сидения в пыльных архивах, потребовалось вникать в самые разные мелочи, продираться сквозь многовековые наслоения. Нахождение невероятной статуи лишь подстегнуло его стремление, ибо это изваяние не было похоже ни на что ранее виденное. Это не было традиционное изображение омеги. Это было нечто другое.
Тобиас осторожно перевернулся набок, глядя на своего спящего омегу. Салли казался таким трогательным... и был безмерно желанным. Сама их встреча была настоящим чудом, ибо Тобиас едва не опоздал на приём из-за того, что не смог удержаться от того, чтобы побывать на сгоревших развалинах последней усадьбы Спенсеров. А, опоздав, не вышел бы к гостям. Встретив Салли возле дома дяди, Тобиас был потрясён до глубины души не только его великолепным старомодным нарядом, который юный омега носил с подлинным достоинством, как омеги со старинных портретов. Беседуя с Салли и его младшим родителем, Тобиас понял, что и им тоже нравится, как он пахнет. Да и сами омеги обладали совершенно невероятным чистым запахом, на фоне которых меркли подавляющее большинство тех, кого Тобиас встречал раньше. Особенно восхитительно пах Салли, да и его сходство с той самой статуей сразу бросалось в глаза. Бета был покорён с первого взгляда! Во время танца Салли откровенно льнул к нему, не сводил восхищённых глаз, и это притом, что практически всё остальное альфа-бета-окружение вызывало в нём чувство старательно скрываемого, но всё же заметного историку отвращения. В том числе и собственный отец.
Почему этот очаровательный юноша выглядит глубоко несчастным, а рядом с ним словно ожил? И к нему тянуло куда сильнее, чем ко всем остальным омегам. Разве что... Нет, это другое! А здесь... Несомненный ум, природные красота и изящество и дивный аромат старого пергамента, чернил и библиотечной тишины, среди которых он находил покой и умиротворение от внешней суеты. Тобиас не знал, почему именно об этом он думал, танцуя с Салли, но более привлекательного омеги он доселе не встречал. И если это и есть чёрная магия демона, то ей хотелось поддаться. Хотелось привязать Салли к себе, изгнать из светлых глаз горечь и боль, которую он увидел, поймав его взгляд после того, как Салли что-то сказал папа. Тогда Тобиас не решился подойти снова, а покинул бальный зал, чтобы посидеть в тишине и подумать. Спустя какое-то время он увидел Салли, в полном смятении бегущего по коридору, рискнул заговорить с ним и был снова удивлён тем, как омежка льнёт, жадно вбирая его запах. Салли сказал, что чует садовую сирень, которая цветёт. Рейган твердит, что Тобиас пахнет его любимым яблочным пирогом. Это так странно. Почему он так привлекательно для них пахнет? И что за сила влечёт его к Салли?
Явление Орри и его гневная речь заставили Тобиаса очнуться от счастливого забытия. Бета видел, что этот ещё довольно молодой красивый омега искренне переживает за сына. Что желает ему только добра. Но почему тогда Орри так против их общения? Что заставляет его подчиняться мужу, не позволяя сыну обрести хотя бы небольшой шанс на счастливую жизнь? Он же Спенсер!.. И Тобиас покинул Руднев раньше, чем планировал.
Вернувшись в столицу, молодой историк всё никак не мог выкинуть случайную встречу из головы. Он снова и снова думал о Салли, об их кратких беседах. Последний настоящий потомок древнего известного рода! Наверняка Орри рассказывал ему что-то из семейных преданий, а ведь после Спенсеров осталось немало загадок. Этот дворянский род был славен не только своими делами и великими потомками, но и странными причудами, из-за которых ко времени свержения монархии они обеднели, не стремясь родниться с богатыми фамилиями. Они словно намеренно избегали смешения с ними, но зато принимали к себе таких, кого в приличном обществе, бывало, и на порог-то не пускали. В этой семье часто рождались дети вне брака, они не считали зазорным связываться с людьми из самых низших и презираемых слоёв общества, даже ходили слухи, что кто-то из них был извращенцем или имел сразу двух мужей. И это, якобы, тоже считалось ими вполне нормальным. Почему Спенсеры так поступали? Спросить об этом у Салли Тобиас не успел. А ведь если бы он мог проводить с этим удивительным омегой больше времени, то спросил бы. О многом спросил бы! А потом, набравшись смелости, сделал предложение семьи и брака. Останавливало только высокое социальное положение Салли и невозможность для полунищего аспиранта обеспечить омеге привычный комфорт и благосостояние. Да отец найдёт ему жениха из своего круга, и надеяться на что-то попросту глупо!
Разумеется, друзья это всё заметили, а помрачневший Рейган в лоб спросил, не влюбился ли их дорогой друг. И Тобиас признался себе, что так оно и есть. Даже на большом расстоянии его тянуло к Салли так сильно, что он потерял интерес к другим омегам. Даже Рейган не смог перебить эти мысли. Тобиас то и дело видел своего омегу во сне, причём в таком положении, что просыпался с отчаянно бьющимся сердцем и следами извергнутого семени на белье. Это явно было неспроста.
Собираясь в поездку по городам, Тобиас решил по пути завернуть в Руднев и попытаться хотя бы мельком увидеть Салли. И он увидел своего возлюбленного. И был поражён тем, как за прошедшие недели изменился омега. Он похудел, побледнел, в глазах поселилась пустота. Стало понятно, что приближающаяся свадьба медленно убивает его. И когда они снова столкнулись, бета ощутил вспыхнувшую в душе надежду, когда Салли бросился к нему. Сам. Он не забыл ничего и по-прежнему тянулся.
Разговор в чайной помог решиться, и Тобиас откликнулся на мольбу. Он вознамерился увезти Салли с собой, спасти его от неминуемой гибели. Он не надеялся особенно на взаимность, но искренняя приязнь со стороны Салли уже была наградой. Быть может, со временем Салли сможет полюбить его по-настоящему, а сейчас он видит в нём просто спасителя от нежеланного брака.
Ожидая прихода Салли в назначенном месте встречи, Тобиас отчаянно боролся с желанием добраться до загородного дома Кристо и банально выкрасть Салли оттуда. Кристо занимали далеко не самое последнее место в этих краях, и дом наверняка неплохо охраняется. Чужаку не стоит и мечтать проникнуть туда, а про последствия такой дерзости и думать не стоило. Омега опаздывал, и бета успел вообразить себе много чего, вплоть до самого жуткого. Как Салли собирается покинуть родительский дом? Может, всё-таки стоит... А если они разминутся? Увидев наконец своего избранника, бегущего навстречу, Тобиас выдохнул с облегчением. Не зря выехал пораньше у всех на глазах, а потом уговорил возницу высадить его на изрядном расстоянии от города, чтобы даже дядя поверил, что он уехал один. Даже если Арчибальд и заподозрит, что Салли сбежал с чужаком, то пройдёт немало времени прежде, чем он разыщет того кучера и узнает, что далеко Тобиас не уехал. Потом, разумеется, он рванёт в столицу и поймёт, что Тобиас уехал надолго, и искать по городам почти бесполезно. Проще дождаться, когда Тобиас вернётся из командировки, и заявиться к нему домой. Времени к тому моменту пройдёт немало, до совершеннолетия Салли остались считанные недели, они успеют обвенчаться, а потом по приезде нужно как можно скорее зарегистрировать их брак в мэрии, чтобы потом процедура развода со всеми современными нюансами стала гарантом дальнейшей совместной жизни.
Тобиас понимал, что Салли не сразу согласится лечь с ним в постель, пусть и пообещал отдать себя целиком, а то, в каком он был состоянии, явившись к месту встречи, лишь подтверждало, что омега задержался не просто так. То, как Салли жался к нему в карете дилижанса и косился на попутчиков, то и дело вздрагивая и утыкаясь в плечо жениха, это доказывало. Но Салли молчал, а сам Тобиас спрашивать не спешил. Придёт время, и Салли всё расскажет сам. А пока подождём. Принуждать любимого к сексу совершенно не хотелось.
Хорошо, что беты так не подвержены инстинктам, как альфы!
Потом появился Мэрри, и Тобиас увидел в глазах своего омеги... ревность. Это тоже стало сюрпризом. И Тобиас решился признаться в своей любви. Признание взбудоражило Салли, и в его глазах Тобиас прочёл такое потрясение, что только идиот не догадается, о чём омега думает. Он явно не ожидал такого и был рад услышать, что небезразличен своему избраннику. Разговор принёс ему облегчение, и Тобиас укрепился в решении сдерживаться до победного конца.
А потом случилось то, что пошло вразрез с планами Тобиаса. Он видел, что действительно нравится Салли, что омега искренен. Они быстро перешли на "ты", общались легко и вполне непринуждённо, и Тобиас старался порадовать своего омегу всем, чем мог, стремясь доказать чистоту и искренность своих намерений. А потом... Салли попросил его о поцелуе. И ему... понравилось! Он даже пытался отвечать, просил ещё. И Тобиас чуял, что юношу это возбуждает — омега стал пахнуть заметно гуще. Тобиас уже не раз сталкивался с подобным. Неужели Салли начинает хотеть его?
Салли удивлял снова и снова. Он не жаловался на скудное меню, на неудобства в дороге, слушал очень внимательно и с искренним интересом. Он старался быть достойным попутчиком, и быстро растущее в нём желание стало новым открытием. Салли сам не понимал, что с ним происходит, стыдился так быстро вспыхнувшего желания и всё же тянулся к будущему мужу. Доверчиво льнул, просил ласки, с удовольствием целовался, а, засыпая, опускал голову на плечо, а потом перебирался на грудь, почти ложась на неё. И бета обмирал от одной только мысли, что, возможно, получит то, что так страстно хочет, раньше, чем ожидал. И Салли дал ему часть этого очень скоро.
Сначала было явление прекрасной статуи во плоти. Тобиас глазам своим не поверил, поняв, насколько его Салли похож на того мраморного омегу с яблоком! Заметно исхудавший, робкий и неуверенный. Безмерно прекрасный и соблазнительный. Он разделся перед ним без стеснения и страха. Выразил новую степень доверия. И сам смотрел на него без насмешки и презрения. Тобиас искренне считал себя некрасивым, знакомые омеги тоже об этом говорили, но всегда подчёркивали его несомненные достоинства в виде доброго понимающего сердца и прекрасного запаха. То, как Салли смотрел на него, было удивительным — словно не замечал недостатков внешности. А когда Тобиас заметил, что омега буквально изводится от нахлынувшего желания, то решился чуть-чуть отступить от своего обещания. Рейган как-то под кружку пива рассказал про способ доставить омеге удовольствие, и Тобиас решил попробовать. Салли было тяжело, он страдал от своего пробудившегося влечения, но мучить его дальше было бы несправедливо. Почему Салли так скоро начал хотеть его?
То, что между ними случилось, стало апогеем. Тобиас из последних сил сдерживался, стараясь доставить своему избраннику как можно больше наслаждения, быть бережнее, осторожнее. Показать свою любовь. Салли ещё не готов полностью вкусить плотского, надо подождать.
Тобиас ещё раньше заметил выцветающие синяки на его руках и заподозрил, что перед побегом с Салли случилось что-то по-настоящему жуткое. Неужели Барнс всё же?.. Или Арчибальд? Но тогда почему Салли его не боится? Почему верит и ищет у него поддержки и защиты? Ведь они ещё так плохо друг друга знают. Взаимное влечение — ещё не гарант хороших отношений. О подобном Тобиас тоже слышал, а что-то даже испытал на личном опыте, отчего и не спешил сближаться с Рейганом. К вящей обиде друга и негодованию папы. Но Салли разбил его рассуждения снова. Он так темпераментно поддавался его ласкам и поцелуям, пытался отвечать, снова и снова стонал, выгибался навстречу, а потом позволил дотронуться до самого сокровенного и даже САМ пытался насадиться на его палец!
Выделившейся смазки было так много, что Тобиас едва не подумал, что у его омеги течка. Ведь не может же такого быть, чтобы омега вне течки был таким страстным! Особенно чистый и девственный. Правда, друзья о Рейгане и не такое рассказывали... Тем не менее, было очевидно, что Салли до сих пор был нетронутым. И он хотел его — от омежьего запаха кружило голову. Пахло так, что Тобиас, не забывая ласкать, улучил момент, расстегнул свои штаны и извергся на постель, опасаясь всё-таки сорваться — хватило пары движений. Случившаяся сцепка стала полнейшей неожиданностью — палец беты был так плотно сжат, что даже обильная смазка не дала его осторожно вытянуть. Сцепка означает полное сексуальное удовлетворение, что омега получил настоящее удовольствие. Значит, желание Салли самое настоящее. А когда он отпустил его и очнулся, то произнёс слова, ставшие самой лучшей наградой за терпение.
Признался в любви. И он был искренен. Об этом говорили его горящие глаза. От нахлынувшего счастья перехватило дыхание, Тобиас не знал, что сказать, но тут Салли заплакал, прильнув, и бета сосредоточился на нём.
Салли был необычен. Совершенен. Тобиас понимал, что сберечь его будет непросто. То, как на Салли смотрели все, как к нему то и дело принюхиваются, заставляло напрягаться и каждую минуту ждать опасности. И тем не менее Тобиас не жалел, что увёз Салли с собой. Он нашёл своего омегу, с которым хотелось прожить жизнь. За которого хотелось бороться. Которого хотелось защитить от других даже ценой собственной жизни. Когда-то о том же рассказывал его отец, и Рейган едва не стал для молодого историка тем же самым. Салли стал его величайшим сокровищем, и Тобиас в очередной раз поклялся себе сберечь его любой ценой. Салли доверил самого себя, подарил себя — своё тело и душу. И бета оправдает это доверие. А потом, когда они встанут на ноги, у них родится первенец. Желанный и долгожданный. И его Тобиас будет беречь точно так же, как и его папу. Особенно, если родится омежка, как во сне. Салли никогда не пожалеет, что согласился стать его мужем.
И надо будет переговорить с Донованом по поводу такого быстрого возникновения настолько сильного желания со стороны Салли. Может, его гипотезы что-то прояснят? Ведь не может это быть просто так!
Салли что-то пробормотал во сне, его лицо исказил страх, и Тобиас тихо зашептал ему на ухо, целуя и поглаживая. Салли, не просыпаясь, придвинулся ещё плотнее, перекидывая руку поперёк, и что-то прошептал в ответ. Тобиас прислушался и разобрал слово "любимый". Вспыхнувшая было тревога притихла. Салли действительно любит его! Что бы не ждало их теперь впереди, они встретят все гримассы судьбы вместе. Они будут равны и перед ликом богов и перед людьми. И никому он теперь своего омегу не отдаст.
Утром Салли то и дело краснел, косясь на своего жениха. Он вспоминал случившееся — то со стыдом, то с удовольствием. Тобиас ободряюще улыбался, и от этой улыбки теплело на сердце. Во время завтрака Салли не выдержал и устроился на его коленях, а после завтрака, пока собирались, улучил момент и снова начал приставать, выпрашивая ласку. Тобиас несколько раз напомнил про отъезд, пока омега унялся, да и то пришлось пообещать, что, как только остановятся в следующей гостинице, он получит всё, что захочет. Салли понимал, что ведёт себя странно, но ничего с собой поделать не мог. Просто хотел и делал. Вопреки здравому смыслу. Неудивительно, что омег считают ненормальными!
Снова карета, снова на омегу косились попутчики, и Салли инстинктивно жался к жениху. Аромат цветущей сирени успокаивал и притягивал. Салли с нетерпением ждал своего дня рождения, чтобы воплотить в жизнь задуманное. Сделать последний шаг. Привязать себя к Тобиасу. Он хотел этого и не намерен был отступать.
Следующим городом был Западный Арзам. Это был уже достаточно большой город со множеством мануфактур, и здесь пришлось изрядно поработать. Тобиас нашёл сразу нескольких надёжных поставщиков — Салли только успевал записывать. За обедом и ужином они обсуждали каждые переговоры, делились наблюдениями, и это помогало укрощать желание до отхода ко сну, после чего Салли отводил душу.
Он каждый раз мылся и тщательно причёсывался, после чего расхаживал по комнате в одном полотенце. Ему нравилось, как при этом на него смотрел Тобиас. И откуда только узнал, как надо двигаться, чтобы в глазах беты загорался огонёк вожделения? Как надо встать, как теребить волосы, как говорить, как облизнуть губы... Хочешь не хочешь, а поверишь в демона! Он украдкой прислонялся к спине жениха, когда Тобиас пытался в одиночку разобраться с бумагами или писал в дневнике, поглаживал его плечи, отвлекая от дела, напрашивался на новый поцелуй. Омега видел, как несладко приходится Тобиасу, как бета его хочет, но сдерживается, а потом дарит неописуемое удовольствие. Салли даже пару раз попытался раздеть и его, чтобы точно так же приласкать, чтобы было честно, но Тобиас решительно отказывался, опасаясь сорваться раньше времени.
И всё же Салли заметил, как он сбрасывает напряжение, и это заставило задуматься об одном нюансе первой брачной ночи, о котором омега, охваченный пробуждением демона, совсем не подумал. Палец пальцем, но ведь во время крайнего возбуждения члены альф и бет увеличиваются в размерах. Сможет ли девственный зад омеги вобрать ЭТО в себя, не испытав боли? Смазка смазкой, но ведь... Салли ещё не забыл, как больно было папе во время исполнения супружеского долга, как больно ему потом было ходить по дому. Неужели и ему самому будет больно? Говорить об этом с Тобиасом Салли не решался, оттягивая до последнего, но любви и ласки требовал с жадностью голодного.
Наконец случилось то, что должно было случиться — после третьего ужина в Арзаме Тобиас не выдержал и решительно оторвал Салли от себя.
— Так, Салли, хватит. Успокойся и попытайся всё же взять себя в руки. Я всё понимаю, но это уже чересчур. Оденься и ложись в постель. Я сейчас закончу, и ты получишь всё, что хочешь.
— Тебе не нравится? — От обиды на глаза омеги начали наворачиваться слёзы.
— Нравится, но так продолжаться уже не может. Надо как-то сдерживаться. Я же сдерживаюсь.
— Но ты бета!..
— Да, я бета, и потому говорю тебе — надо попытаться сдерживаться. Мы с тобой в бегах, твой отец наверняка нас ищет, и не стоит привлекать к себе лишнего внимания.
— Но мы же одни!..
Тобиас молча поманил его к окну, немного сдвинул занавеску в сторону и показал на тёмный силуэт курящего человека под ближайшим фонарём.
— Узнаёшь?
Салли недоумённо пригляделся и узнал бету, который за сегодня раз пять или шесть попадался им на пути. Пахло от него чем-то затхлым, почему Салли его и запомнил уже со второго раза. Узнав человека, омега похолодел. Вспомнились "провожатые" из Артекса.
— Работорговец?
— Не исключено. Я его тоже запомнил. Когда их люди находят подходящую жертву, то, если не удаётся схватить её сразу, начинают следить, выискивая удобный момент. Заодно присматриваются, чтобы понять, за сколько можно омегу продать. Если кто-то из их сообщников сейчас находится в гостинице и пытается подглядеть или подслушать, то легко представить, что они о тебе подумают. — Салли стыдливо поник. Тобиас вернул край занавески на место. — Салли, ты ведёшь себя так, что тебя запросто можно принять за профессиональную шлюху. Чем бы это не было обусловлено, но не стоит внушать эти мысли нашим преследователям. Понимаешь? — Салли, глотая слёзы, кивнул, и Тобиас обнял его. — Ты не подумай, я это не тебе в укор говорю. Просто я не хочу тебя потерять.
— Прости. — Салли прижался к нему, вцепившись в жилет жениха. — Я совсем забыл. Я... я не знаю, что со мной творится... но я так хочу тебя! Прости, я постараюсь сдержаться.
— На ночь ты получишь то, что хочешь, обещаю, но до тех пор, пока в нашей комнате горит свет, надо сдерживаться. Я и сам бы хотел потискаться с тобой и поцеловаться вволю. Ведь когда мы приедем в Камартанг и будем жить в нашей квартирке, у нас будет не так много свободного времени. Я должен буду вернуться к работе в университете и на полдня, а то и дольше, уходить из дома. Я уже нервничаю из-за этого — ведь придётся оставлять тебя одного. Понятно, что Оскар и Урри за тобой присмотрят, но ведь Камартанг — это огромный город, разных людей полно, и пропасть там с концами ничего не стоит. И люди пропадают.
— Но ведь ты поможешь? Ты научишь меня?
— Конечно, и научу и объясню, но для того, чтобы ты использовал всё это, до дома ещё надо доехать. Теперь понимаешь? — Салли молча кивнул. — Вот и умница. Будем надеяться, что после нашей свадьбы, когда мы будем регулярно исполнять супружеский долг, ты немного притихнешь, когда получишь то, что хочешь, полностью.
— Мне так стыдно, — прошептал Салли. — Никогда не думал, что со мной может случится что-то такое! Правда, папа мне рассказывал, как влюбился в альфу, и его тоже тянуло к нему так, что это было похоже на одержимость.
— Твой папа? — удивился Тобиас. — Когда это было?
— Ещё до замужества. Папе пятнадцать лет было, и Кристо уже активно сватались. Папа и этот альфа Сет даже пытались сбежать, но не получилось.
— Ну-ка, рассказывай!
Салли рассказал всё, что запомнил из папиного рассказа, и Тобиас ловил каждое его слово, после чего задумался.
— Это что же получается? Как только омеги начинают созревать, они начинают воспринимать наш запах, как мы — их. По какой-то причине одни пахнут для вас привлекательно, а другие — отталкивающе, а вы все для нас — привлекательно. Значит, Дон прав, утверждая, что это часть природного механизма для продолжения рода, ведь детей рожают омеги. По этой же причине мы не воспринимаем альф и друг друга так же. Но тогда почему вы хотите одних и не хотите других? От чего это зависит?
Салли тоже задумался. Среди того, что ему тайком рассказывал папа, была притча о чистом ручье, который попал в ловушку и превратился в гнилое болото. Причём вода в этом ручье была красная, как кровь. Неужели это была сказка со скрытым смыслом, как и легенда об Истинных? Орри в последствии это подтвердил. Может, стоит рассказать Тобиасу об этом? Он же историк, ищет разгадки прошлого. Ему наверняка будет интересно.
— Кстати, — вдруг сказал Тобиас, — я тут подсчитал... Через три дня тебе исполнится восемнадцать. Пора покупать кольца, так что завтра и пойдём. Тут есть одна лавочка.
— Только дорогого не надо, — торопливо замотал головой омега. — Нам ещё долго ездить.
— Там посмотрим. Скоро мы будем проезжать мимо Саларского монастыря. Как ты смотришь на то, чтобы обвенчаться там? Это один из самых уважаемых и почитаемых монастырей Адама, его каноники имеют право проводить свадебные обряды, и бумага, подписанная тамошним настоятелем, прибавит весомости нашему союзу.
Салли встрепенулся. Уже три дня осталось!!! Саларская пустынь? Это же замечательно!
— Я согласен!
— Вот и договорились.
Салли всё таки повис на его шее и жадно приник к губам.
— Я люблю тебя, — шепнул он, оторвавшись на миг.
— И я люблю тебя. Но сколько мне ещё с тобой возиться, милый...
— Тогда терпи, — ухмыльнулся Салли и снова впился в него жадным поцелуем.
Про бумаги всё же пришлось забыть, и ближайшее время прошло в постели. Тобиас едва успел погасить все свечки кроме одной и запереть дверь на полный оборот. Салли на этот раз превзошёл самого себя! Он, набравшись нахальства, всё же ухитрился расстегнуть на нём штаны и обхватил наливающийся член своей ладошкой. Тобиас едва не взвыл, чувствуя, как его выдержка начинает трещать по швам.
— Салли... убери руку...
— Но я хочу!
— Успеешь. Осталось немного. Неужели так трудно потерпеть?
— Но я...
Бета сам отвёл руку жениха от себя и начал активно отвлекать. Как только Салли с протяжным стоном кончил, стискивая его руками, прижимаясь всем телом и даже обхватывая ногами, историк окончательно понял, что попал. Создавалось впечатление, что Салли самой Природой рассчитан исключительно на альфу! И что с ним теперь делать? Ведь выпьет и высушит! Если, получив желаемое, не угомонится. И о чём только думали Светлейший и Флоренс, создавая первого омегу, а потом приспосабливая его тело к деторождению?!! Или всё дело в проклятии Деймоса?
— Тобиас... — спросил Салли, когда сцепка закончилась, а сам он отдышался, — а как мы будем жить? Ведь весной у меня будет течка, а детей нам заводить ещё рано...
— Просто не будем спариваться. Знаю, тебе будет тяжело — некоторые наши знакомые говорили, что после того, как омеги начинают активно спать с альфами и бетами, течки переживаются гораздо мучительнее. Как будто это раззадоривает внутреннего демона омеги. Я даже слышал, что многие проститутки потом, становясь ненужными, уже не могут без секса до конца детородного возраста, а некоторым хочется даже после настолько, что они согласны давать себя даром, лишь бы это прекратилось хотя бы на время.
— Правда? И как же мне быть? — Салли испуганно сжался.
— Не стоит пугаться раньше времени, — утешил его Тобиас. — Как только мы приедем домой, я обязательно познакомлю тебя с Лайсергами — они уже не первый год проводят опросы среди омег. Может, уже нашли какое-то объяснение. Дон выдвинул ряд гипотез, которые высмеяли официальные медики, но Фран считает, что покопаться в этом направлении стоит, и активно помогает брату — он учится на факультете прикладной химии.
Салли медленно перевернулся со спины набок.
— Милый... а ты когда-нибудь спал с течными?
— Ни разу. Только видел, как это делают другие. Я хочу, чтобы мои дети родились в законном браке и тогда, когда этого захочет мой омега. Я не хочу, чтобы ты пил сомнительные настои, а потом не смог выносить малыша.
— Какие настои? — удивился Салли.
— Есть одна травка, настой из которой прерывает незапланированную беременность на ранних сроках. Делаешь настойку покрепче, пьёшь первую неделю после течки, проведённой с кем-то, и ребёнка не будет. Самые хитрые поят ею омег перед течкой и во время. Да, это помогает, но если пить эту дрянь слишком часто, то потом такой омега с трудом вынашивает запланированных детей, а то и вовсе становится неспособен на это. Особенно, если начать пить эту дрянь сразу после установления цикла. Торгуют этой травкой достаточно активно, поскольку запах течного омеги привлекает альф и бет, а в кварталах плотной застройки запахи разлетаются слишком хорошо. Некоторые особо предприимчивые сдают специальные комнаты, в которых можно пережить течку в полной безопасности, но стоит это слишком дорого. Вот и берегутся, как могут. Ребёнок обходится достаточно дорого, работать, имея грудного, невозможно где-то с полгода, и все эти полгода надо на что-то жить.
— Но это же ужасно! Если омега не может родить ребёнка, то он становится никому ненужным!
— Вот именно. Ещё одна беда нынешнего общества, и я не хочу, чтобы ты это тоже пережил. Конечно, если ты по каким-то причинам станешь бесплодным, то я тебя всё равно не брошу — я люблю тебя. Захочешь малыша — возьмём какого-нибудь сиротку на воспитание... тем более, что приютов везде полно. Но сначала всё же стоит просто поберечь тебя.
— Но откуда столько сирот, если омеги никогда по собственной воле не расстанутся со своими детьми?
— Их отбирают силой либо родители умирают при родах или после них, а родня не хочет кормить ещё один рот. Медицина не всегда способна помочь, а жизнь в столице довольно дорогая. За квартиру плати, за дрова, особенно зимой, плати, есть тоже хочется каждый день, да и голышом ходить не будешь. Каждый выживает, как может.
Салли помолчал и рискнул спросить:
— Тобиас... а как омеги способны вынашивать детей? Мы же все по сути одинаковые, а альфы и беты неспособны рожать детей.
— Дон часто бывает в мертвецких крупных больниц. Там студенты на трупах изучают строение человеческого тела, чтобы потом делать операции и вообще лучше знать, как мы устроены. Практика, установившаяся ещё в прошлом веке. Дон мне показывал кое-какие свои зарисовки. У вас в животе, в самом низу, — Тобиас коснулся живота жениха и легонько погладил. — есть специальный орган, благодаря которым вы и вынашиваете и рожаете детей. Он называется "матка", в нём и растёт ребёнок до того, как родиться. Поэтому, кстати, у вас и растут животы во время беременности — матка растягивается по мере роста ребёнка, подпирая снизу другие органы. А ещё там есть другие штуки непонятного назначения, которые прикреплены к матке трубками. Возможно, они тоже важны. И всё это так плотно упаковано внутри вас, что серьёзные повреждения способны привести к невозможности родить малыша. Может, поэтому вы всегда трепетно защищаете свои животы?
Салли нахмурился, вспоминая, как папа, терпя побои мужа, всегда прикрывал не лицо, а именно живот... и сам Салли во время отцовского гнева...
— Да... было такое...
— Так что до весны надо будет подготовиться. И кстати, у близнецов появилась какая-то идея, как пережить течку без последствий и настоев. Надо будет поговорить с ними, и, если идея стоящая, напроситься в испытатели. Уверен, они нам не откажут.
— А что за идея?
— Ребята пока помалкивают. Ничего, приедем — раскрутим. Ни о чём не беспокойся, любовь моя, всё у нас будет хорошо. — Тобиас ласково поцеловал своего омегу. — Может, не сразу и не всё, но будет хорошо. Обещаю...
— Как ты сказал? — встрепенулся Салли.
— Любовь моя.
— Скажи это ещё раз! — Салли улёгся на жениха и потёрся щекой о его грудь.
— Любовь моя...
Пожилой ювелир-бета удивлённо выпрямился, поправляя очки. В его скромную лавку зашла молодая пара. Бета и омега, причём омега одет в одежду заметно устаревшего фасона, но нисколько этого не стеснялся. Ювелир сразу отметил то, как уверенно этот юноша держится за руку своего спутника, который ему совершенно не подходил — худой, долговязый и кажущийся на фоне хорошенького омежки совершенно невзрачным. Очки в самодельной оправе придавали ему вид простака-заучки. С виду студент из не самой обеспеченной семьи — сильно поношенные сапоги и гражданская шинель. И чего они тут забыли? У них деньги вообще есть?
Молодой бета уверенно подвёл своего омегу к одной из витрин.
— Ну, давай, выбирай.
— Но это же слишком дорого... — растерялся тот, разглядывая кольца, выложенные под стеклом. — Я же просил — что-нибудь простое.
— А я обещал, что куплю тебе кольцо, достойное тебя. Мы женимся, и это кольцо ты будешь носить долго, а, может, и до самой своей смерти.
Женятся? Похоже, что сбежали от родительского надзора. В последнее время нетерпеливая республиканская молодёжь часто это делала, после чего просто ставила родню перед фактом. Правда, благополучия в таких семьях надолго не хватало — омеги выскакивали замуж за тех, кто, как им казалось, спасёт их от отцовского выбора, но вульгарный быт потом всё расставлял по местам.
Ювелир осторожно принюхался и удивился снова. Омежка был не просто хорошеньким — он ещё и пах на редкость соблазнительно. Будь он один — попытался бы нагнуть и поиметь в своё удовольствие, а раз уже нашёл себе кого-то, то исключается. И совсем не из-за того, что сам давно женат. Приглядевшись, бета отметил отменное здоровье юноши, хорошие волосы и зубы, статную хрупкую фигурку. На невольничьем рынке за такого можно выручить солидные деньги! И чем ему приглянулся этот нескладный очкарик?
— Но ведь...
— Ну, не хочешь с таким камушком, то можно подобрать что-нибудь попроще. — Бета потянул своего омегу к другой витрине, где были выставлены кольца подешевле. — Смотри, вставки из яшмы, малахита... и не слишком дорого.
Ювелир нахмурился. Обычно омеги, которых приводили сюда за украшениями, смотрели не на цену, а на внешний вид колец и всего прочего.
— Лучше совсем простое, — покачал головой омежка, хмурясь все сильнее, — без камней. Если ты хочешь подарить мне кольцо с камнем, то это вполне может подождать до лучших времён.
Ювелир растерялся. На вид омежке было не больше восемнадцати. Откуда такое здравомыслие в столь нежном возрасте?! Да на этих пальчиках должны красоваться самые лучшие вещи! И, судя по всему, омежка выходил замуж по любви — это было ясно по тому, какими глазами он смотрел на своего избранника. Он словно не видел ни заметно кривого носа, ни излишнюю даже для беты худобу и некоторую неуклюжесть. Верно говорят — омег не поймёшь. Интересно, этот парень уже его отъездил? Судя по слабому запаху, что-то явно было.
— Но здесь нет таких.
— А давай у хозяина спросим? Вдруг найдётся?
Молодой бета приобнял своего жениха, и они подошли.
— Здравствуйте, — заговорил он первый.
— И вам день добрый, молодые господа. Что-то ищете?
— Да. Дело в том, что мы женимся через несколько дней и ищем обручальные кольца.
— Поздравляю, — вполне искренне ответил ювелир. — А разве вам ничего из выставленного не приглянулось?
— Это слишком дорого, — тихо заговорил омежка. — Мы сейчас не можем себе этого позволить. У вас есть кольца без украшений?
Ювелир поймал взгляд омежки и снова удивился. Никакой показной скромности! Он действительно так считал. Откуда его молодой сородич выкопал это чудо?
— Но у меня нет таких, — развёл руками ювелир. — Все образцы выставлены на витринах.
— Совсем-совсем? — огорчённо изогнул брови омежка. — Я слышал, что вы скупаете старые кольца, чтобы пустить их на переплавку. Может, там что-нибудь найдётся?
Ювелир чуть не сел на пол. Этот птенец действительно согласен на такое??? Да кто он такой? С луны свалился?
— Да, есть... но зачем вам этот лом? Он же тусклый, гнутый...
— А можно просто посмотреть? Может, найдётся что-то достаточно приличное? Я любому кольцу буду рад.
Бета огорошенно полез под прилавок за большой шкатулкой, в которой хранил старую мелочь, купленную с рук. Пожалуй, пара мало-мальски приличных колец там и найдётся. Иво Милосердный, этих двоих даже жалко. Ладно, если найдётся что-то подходящее среди этого хлама, то можно и уступить за бесценок.
Омежка начал уверенно перебирать свалку старья, а ювелир не мог не думать о том, какими бы кольцами он украсил эти изящные пальчики. Юноша был просто очарователен! И почему он выбрал этого неуклюжего нищего очкарика?..
— Тобиас, смотри!
Омежка с радостным возгласом выхватил из груды два кольца и показал жениху. Ювелир пригляделся и чуть не позеленел от досады. Так вот куда он их запихнул!!! А думал, что пропали с концами...
На ладошке омеги лежала пара колец, которые попали в лавку меньше тридцати лет назад. Бета уже не помнил, кто их принёс, но он тогда сразу обратил внимание на необычность этих колец. Во-первых, они были очень старыми — явно передавались из поколения в поколение не одну сотню лет. Во-вторых, они не были запаяны наглухо, как будто изначально предполагалось, что их будут подгонять на новых владельцев. В-третьих, было очевидно, что они парные — узор филигранного тончайшего плетения был абсолютно одинаковым. И, в-четвёртых, сам узор и конструкция колец были непохожи на то, что ювелир видел раньше. Это была трёхслойная решётчатая плетёнка шириной в палец в виде растительного орнамента, собранная из нескольких частей. Тонкость работы неизвестного мастера поражала, и бета решил при случае попытаться повторить её, но вскоре закрутился с текущими заказами и забыл про покупку. Какое-то время кольца просто лежали рядом с верстаком, потом были куда-то убраны, чтобы не дразнить случайных гостей, которых очень привлекало это чудо неизвестного мастерства — один даже едва их не украл! — а потом сам так и не вспомнил, куда бросил эти несчастные кольца. Странно, что они до сих пор не попали в переплавку!
Тобиас поправил постоянно сползающие очки, пригляделся к кольцам, и его лицо застыло.
— Не может быть... Салли, это же фамильный орнамент Спенсеров!
— Вот именно! Ты представляешь...
Ювелир остолбенел. Спенсеры? Тот самый легендарный род? Неужели к нему попало что-то из их фамильных ценностей? Бета как-то краем уха слышал, что у этих родовитых, но почти обнищавших во время Революции Омег дворян были свои особенные украшения, а к новым приобретениям они предъявляли особые требования. Все драгоценности этой семьи выполнялись по особому заказу — массивные драгоценные камни и громоздкость они не особо жаловали, предпочитая простоту и изящество.
— ...что-нибудь осталось?
— Совсем ничего. Мои предки были вынуждены продать всё, что у них было.
— Никогда бы не подумал, что они найдутся. Интересно, когда их создали?
Ювелир кое-как взял себя в руки.
— Простите... Так вы Спенсер, молодой господин? — обратился он к омежке.
— Да. Мой папа — последний потомок Спенсеров.
Ювелир буквально разрывался пополам. С одной стороны, стоимость этих старых колец резко возросла в разы, но с другой... Если этот Салли действительно потомок того славного рода, то требовать с него настоящую стоимость грех. Спенсеры совершили немало великих деяний во славу Ингерна, и, как их наследник, этот юноша является владельцем колец по праву крови, пусть они и были куплены честно. Ведь неспроста же кольца потерялись и нашлись именно тогда, когда омежка пришёл в лавку.
Молодой бета достал потёртое портмоне и начал отсчитывать деньги.
— Боюсь, что мы не сможем заплатить вам полную цену сейчас, но мы можем договориться, и я буду выплачивать вам частями...
— Не стоит, — со вздохом принял решение ювелир. Да, жалко было расставаться с такой ценной парой колец, безусловно, но он был честным торговцем. — Я уступлю их вам за столько же, за сколько купил. Вот только жаль, что я не успел скопировать себе их узор и устройство. Я по большому счёту только за этим их и покупал.
И безуспешно пытался повторить, мысленно добавил ювелир.
— Я могу вам перерисовать, — предложил омежка. — Я умею рисовать. У вас найдётся карандаш и бумага?
Ювелир тут же всё принёс и с восхищением наблюдал, как омежка перерисовывает кольца. Явно учился сам, но талант налицо. Его жених тоже наблюдал за процессом с видом знатока.
— А когда вам принесли эти кольца? — поинтересовался он.
— Скоро уже тридцать лет будет. Я тогда только-только открыл свою лавку и работал по частным заказам.
Когда рисунок был завершён, бета с относительно лёгким сердцем отдал кольца, пересчитал деньги, и покупатели покинули лавку. Они оживлённо переговаривались, и ювелир понял, что у этой пары есть шанс на счастливую совместную жизнь. Кто бы мог подумать, что жалкие и наивные омежьи романы способны становиться реальностью?!
А ещё ювелир думал о кольцах и Спенсерах. По его подсчётам, кольца попали в лавку около двадцати шести лет назад. Этому Салли вряд ли больше восемнадцати. Когда там случился пожар, погубивший последнюю усадьбу Спенсеров?
Уже в снятой комнате Тобиас примерил кольца и был потрясён тем, что маленькое оказалось Салли в самый раз. Второе тоже село на его собственный палец как родное — оно было так остроумно собрано, что легко подгонялось под нужный размер.
— Впервые вижу такое, — признался он жениху. — Я изучал историю ювелирного промысла, но про такое нигде не читал. Даже фудзины в свои лучшие времена подобного сделать не могли! Ведь для того, чтобы вытянуть настолько тончайшую проволоку и уметь с ней работать, нужно было обладать поразительными навыками. На старых портретах Ингерна таких колец тоже нет — подобную технологию выполнить практически было невозможно. Слишком мелкая работа. Ты обрати внимание на соединения! А само плетение? И ведь всё это выполнялось вручную, а потом пропаивалось в единое целое, чтобы кольца не деформировались. И три слоя своего характерного вида. Целых три!
— И что это может означать?
— Я затрудняюсь определить их возраст. Видно, что кольца передавались из поколение в поколение много веков, но то, как они сделаны... Даже если их создали в середине или под самый конец Великого Холода, то таких мастеров тогда просто не было.
— То есть они гораздо старше?
— Не исключено. Я не удивлюсь, если они были созданы мастерами, которые владели навыками и технологиями древних. Помнишь, я тебе рассказывал про статую? Она тоже была выполнена с невероятным мастерством, которое сложно ожидать для древней эпохи, как её описывает официальная история.
— Получается, что наши предки были более развитыми, чем говорят летописи?
— Да. Папа тебе что-нибудь рассказывал такого, что не совпадало с официальными канонами?
Салли поджал губы. Рассказы и сказки Орри всё чаще представали в совершенно ином свете. Неужели он что-то знал такое, о чём не мог сказать прямо?
— Да... он много чего рассказывал. Я ещё удивлялся, что его рассказы противоречили проповедям и священным текстам, но они казались мне более правдивыми. Только папа просил никому о них не рассказывать. Это было нашей маленькой тайной.
— И что такого необычного было в его рассказах?
— Когда я был маленьким, он рассказывал, что первым человеком, которого сотворил Светлейший с помощью Флоренса, был омега Иво. Потом Деймос, чтобы уничтожить очередное великое творение, наслал лютый голод на часть зверей и натравил их на Иво. И Светлейший, чтобы уберечь самое лучшее творение, попросил Флоренса, и тот обратил в подобие человека самого крупного волка. Этим полуволком был Адам, первый альфа. Иво добрым словом и лаской приручил его, обучил божественному языку, и Адам стал для него верным другом и надёжным защитником. Деймос, увидев, что ничего не вышло, наслал на Иво, когда тот спал, чёрное колдовство и наделил его невероятно притягательным запахом, который свёл с ума Адама. И Светлейший прислал Рослина, первого бету, который сумел укротить Адама. Снять чёрное колдовство сразу не удалось, а поскольку людей стало трое, то боги решили дать им возможность плодиться так же, как и животным. Только Иво должен был сам выбрать себе мужа, от которого будет рожать детей. А для того, чтобы защитить людей от колдовства и коварства Деймоса, боги воздвигли Мировой Дом на трёх столпах. Если кратко, то так.
— А официальные Заветы утверждают, что первым был Адам, которого поставили Владыкой над зверями, когда Деймос наслал на будущих хищников лютый голод. — Тобиас всё больше хмурился, стремительно это обдумывая. — Потом ему дали в спутники Иво, который был глуп и наивен, и по этой самой причине сам принял чёрный дар Деймоса. А чтобы в первой семье царил мир, боги сотворили первого бету. После чего был воздвигнут Мировой Дом... Получается, что Архонты проповедовали изначальное равенство. Или нет? Как там было дальше?
— Деймос был в ярости и вознамерился добиться изгнания первых людей из Мирового Дома. Его бесила мысль, что эти ничтожные создания бессмертны, как и боги. Он обратился скорпионом, проник в Мировой Дом и начал нашёптывать смутные мысли Рослину. И Рослин поддался, после чего соблазнил Иво первым. Деймос помчался к Адаму, чтобы рассказать ему обо всём. Адам как раз был на охоте. Узнав, что Рослин опередил его, пришёл в ярость, помчался обратно и застал их в самый разгар действа. Он так разгневался, что едва не убил Рослина, но Иво его остановил, сказав, что согласен рожать детей от них обоих, после чего сам перед ним склонился. Он помирил их, и в Мировом Доме снова воцарились мир и покой.
Спустя какое-то время Иво произвёл на свет сразу двух детей, и Адам с Рослином опять поссорились. Каждый считал этих малышей своими. Адам снова впал в неистовство, началась драка. Иво испугался их, схватил своих детей и сбежал из Мирового Дома в леса, где его снова атаковали хищники, которых натравил Деймос, который и спровоцировал эту ссору. Иво не смог защитить своих детей, и те погибли, а сам Иво, израненный, кое-как вернулся назад. Увидев, что он весь в крови, Адам и Рослин перепугались, а когда узнали, что дети погибли, устыдились. Светлейший изгнал обоих из Мирового Дома, лишив божественного света и бессмертия. Но Иво отказался оставаться один. Он так любил своих мужей, что последовал в изгнание вместе с ними. И вместе с ним на землю попал кусочек божественного света первого творения, которое через омег передавалось детям Адама и Рослина. А чтобы не было впредь раздоров из-за детей, боги определили время для зачатия и наделили детей особыми признаками, чтобы можно было сразу понять, кто появился на свет. Сначала, когда людей было мало, срок их жизни исчислялся сотнями лет, но чем больше людей становилось, тем больше сокращался срок их жизни. Частичка божественного света делилась и дробилась, соединяясь в потомках и давая силу для продолжения жизни.
— Так вот почему инквизиция преследовала старых жрецов! Конечно! — Тобиас вскочил и начал слоняться по комнате взад-вперёд. — Патриархи утверждали первородность альфы, и сам факт, что омега является хранителем божественного света, перечёркивал их заявления об изначальной неполноценности и греховности омег. Вероятно, когда грянул Великий Холод, кто-то из жрецов Адама, а, может, и сам Октус Данелий, решив воспользоваться случаем, собрал вокруг себя самых отчаявшихся, исковеркал изначальную легенду и начал захватывать власть. Поскольку альфы были самыми сильными и стали главным орудием выживания, они и встали во главе нового общества, а омежьи культы были объявлены еретическими и опасными, поскольку проповедовали, что омега должен сам выбирать отца для своих детей. Тогда вымирали целые города и деревни, требовалось срочное восполнение людских ресурсов, и старые порядки были отменены, поскольку мешали воплощению замыслов новой власти. Но не всем это понравилось, ведь за один день старые устои не сломаешь. И была учреждена первая инквизиция. Я только одного не понимаю. Почему Архонты и их адепты, видя угрозу вымирания, продолжали настаивать на сохранении старых порядков? Чрезмерная разборчивость могла нас ослабить, и тогда соседи истребили бы нас полностью, предварительно согнав со своих земель.
— Я так понимаю, что они заботились о сохранении чистой крови. — Салли задумчиво погладил своё кольцо, любуясь его затейливым узором.
— Чистой... крови? — Тобиас остановился.
— Да. Папа как-то говорил, что чистая кровь начинает исчезать, из-за чего альфы и беты стали отвратительно пахнуть. Когда я был маленьким, он рассказывал мне сказку о красном ручье.
— Красный ручей?
— Да. Когда-то давным-давно по воле богов в диком лесу забил родник с алой водой. И побежали его воды вперёд, сливаясь со множеством других ручьёв, и вода его была чиста и прозрачна. Ручей превратился в полноводную реку. Но Тьма остановила её бег и заперла в низине. Вода начала застаиваться и гнить. И превратились чистые воды в вонючее болото.
Тобиас нахмурился.
— Чистая кровь... Значит, её можно определить по запаху?
— Да. Папа говорил, что нам, омегам, дан острый нюх, чтобы потом на свет появлялись здоровые дети, и когда я чуял откровенную вонь, то было особенно тяжело. Особенно с возрастом. Но приходилось терпеть. Мой отец пахнет просто отвратительно, и это чудо, что у моих братьев было не настолько плохо. — Салли передёрнуло от одного только воспоминания о несостоявшемся насилии. — Лишь с возрастом что-то начало ухудшаться. Папа рассказывал, что мой старший брат Дориан в детстве часто болел, и папа поил его настоями из целебных трав. Симон, мой второй брат, плохо усваивал грамоту, и папа сам с ним занимался, после чего Симон стал хорошо учиться в школе. Я болел мало, папа всегда меня хвалил за успехи... Если бы меня отпустили учиться в настоящую школу, то я бы, наверно, смог пойти учиться дальше.
— Выходит, что дурная кровь делает нас слабыми и глупыми? — Тобиас сел рядом с ним и приобнял.
— Да, именно это папа и говорил. Он говорил, что дурная кровь убивает божественный свет, и поэтому дети рождаются больными, а то и вовсе рано умирают. Или омега не может родить от такого альфы или беты. Говорил каждый раз, как узнавал о беде в семье кого-то из наших соседей. Правда, говорил только мне...
Тобиас помрачнел.
— Теперь всё ясно. Архонты знали об этой опасности и пытались нас уберечь! Ведь во времена Великого Холода для восполнения людских потерь были сняты все запреты. Даже зачинать детей от собственных детей и родителей перестало считаться зазорным! Пока омега способен рожать, он должен рожать. Отсюда и установка, что омега, неспособный родить ребёнка, никому не нужен. За века такой политики кровь замутилась, смешиваясь с такой же мутной... и это не говоря уже о браках по расчёту между богатыми семьями внутри узкого круга. Знаешь, мой друг Донован как-то заметил, что наши предки были выше ростом, крупнее и гораздо выносливее. Он как-то попал на вскрытие старых захоронений — маленькое кладбище переносили из городской черты за город, чтобы построить новый квартал — и обратил внимание на сохранившиеся кости. Даже прихватил кое-что тайком. Я и сам как-то видел, как пара наших работников ради шутки попыталась примерить старые доспехи, и те оказались им велики! Да и ходить в них долго они не могли — слишком тяжело. И старые мечи и булавы они едва поднимали. А ведь когда-то наши воины довольно легко с ними управлялись! Мы действительно начали слабеть.
— Так кто был прав? — Салли поёжился. Рослин и Рафаэль, сколько же ещё папа успел рассказать?!! И почему сразу всё это не понял?..
— Трудно судить, — вздохнул бета. — Времена были тяжёлые, люди выживали, как могли. С одной стороны — отход от старых традиций помог нам сохранить свои владения, но уже сейчас начинают аукаться последствия. Да, мы могли погибнуть полностью и утратить свои земли, но если бы мы сохранили чистоту крови, то новые поколения — здоровые, сильные и умные — могли бы потом легко это всё вернуть, когда Великий Холод закончился. Мы бы снова размножились и, возможно, под нашей властью сейчас находился бы весь континент!.. Получается, что Спенсеры не просто так допускали в семью "кого попало". Наоборот, они избегали смешения с заражёнными грязной кровью родами. Они заботились о сохранении чистоты крови в своих потомках. Я много читал о них, и в хрониках говорилось, что альфы вашего рода были особенно сильны, умны и отважны, беты внесли весомый вклад в науку и дипломатию, а омеги отличались плодовитостью и красотой, производя на свет здоровых детей даже на излёте соответствующего возраста. — Тобиас многозначительно коснулся лица Салли, который заметно покраснел. — Так вот почему ты такой особенный! В твоих жилах течёт чистейшая кровь.
— Уже не такая чистая. Мой отец...
— Но ведь предыдущие поколения Спенсеров были чисты. Я не думаю, что одна порция дурной крови могла отразиться так ужасно. Может, твоим братьям повезло меньше, но тебя боги уберегли.
— И тебя тоже, — шепнул Салли, прильнув к нему и поглаживая грудь. — Ты так чудесно пахнешь! Значит, твоя кровь тоже чиста. И наши дети будут чисты и здоровы...
По усилившемуся запаху омеги Тобиас понял, что Салли снова сейчас будет требовать внимания, да и после всего услышанного бета тоже был изрядно взбудоражен. Само собой, что придётся снова сдерживаться, но зато потом... Новое знание сделает их совместную жизнь ещё краше и приятнее.
Салли начал теребить пуговицы на его жилете всё настойчивее, и Тобиас с тихим смехом повалил его на спину.
— Вот что мне с тобой делать, а? Ведь рано ещё!
— Зато осталось всего ничего. Скоро мой день рождения, мне будет восемнадцать...
— Скоро? Вообще-то уже послезавтра. Или ты забыл?
— Я не забыл. — Сердце омеги сладко сжалось от предвкушения, и Салли потянулся за поцелуем. — Так что, будешь просто смотреть, как меня терзает демон, или спасёшь грешную душу и подвергнешь её очищению?
— Адам, дай мне сил! — загробным голосом взвыл бета, и Салли рассмеялся, опрокидывая его на спину.
Отходя после оргазма, Салли вспомнил папу и чуть не расплакался. Каково же ему было все эти годы?!
— Папу вспомнил? — догадался Тобиас.
— Да. Как подумаю, как ему было тяжело, зная всё это!..
Тобиас смахнул с лица жениха слёзы и обнял крепче.
— А почему его всё-таки выдали замуж за Арчибальда Кристо? Ведь Спенсеры были на редкость принципиальными. Не думаю, что бедность могла вынудить их на столь трудный шаг. Да и папа твой нашёл себе пару.
— Я сам удивляюсь теперь, — дёрнул обнажённым плечом Салли. — И мне начинает казаться, что он о чём-то умолчал, когда про Сета рассказывал.
— Не дай боги, потом окажется, что и пожар в усадьбе был неспроста, — буркнул историк. — Если это так, то вырисовывается совсем другая картинка. А как ты всё-таки выбрался из дома? Ведь там наверняка была такая охрана...
Салли вздрогнул, вспомнив последний взгляд Орри. Почему папа вдруг помог ему? По какой причине покорный супруг взбунтовался?
— Папа. Он достал мою метрику, когда у меня не получилось, отпер конюшню и ворота. И привратники почему-то меня не остановили. Он просто отпустил меня к тебе.
— Тогда почему он запретил нам встречаться раньше?
— Из-за памяти о Сете. Папа сказал, что если мы продолжим общаться, то разлука будет очень болезненной. Он не хотел для меня такого. А когда я уходил... сказал, что, может, мне повезёт больше.
— Получается, что он подарил нам шанс быть вместе. — Тобиас пригладил растрёпанные волосы жениха, с благодарностью вспомнив сурового омегу-родителя. — Вот бы встретиться с ним ещё раз! Я хочу поблагодарить его за всё.
— Мой отец рано или поздно нас найдёт. Вдруг папа будет вместе с ним?
— Надеюсь.
— А как он может нас найти? Кто, кроме твоих друзей, знает, где ты живёшь?
— В университете есть адрес. Наверно, первым делом твой отец туда сунется. К тому времени, как он к нам заявится, мы уже должны пожениться и официально оформить наш брак в мэрии. Только тогда он ничего не сможет сделать, чтобы разлучить нас — закон будет на нашей стороне.
Салли поёжился, с болью глядя на кольцо, которое так и не снял с пальца.
— Папа говорил, что отец способен на всё, даже на самое ужасное. Кристо разлучили папу с Сетом.
— Как?
— Я не знаю, а папа не сказал. И мне страшно даже представить, что тогда могло случиться. Тобиас?
— Что?
— А твои родители... они какие? Как думаешь, они примут меня?
— Папа точно примет. Он моих друзей всегда привечает и будет только рад за нас. А вот отец... Он довольно известный в столице адвокат, знаток законов, но как он воспримет тот факт, что я тебя фактически из-под венца украл? Он, конечно, хороший человек, но всё-таки бета. Очень осторожный, предпочитает лишний раз перестраховаться. Я, конечно, буду надеяться, что он меня поймёт и поддержит, но мало ли... В любом случае, разводиться с тобой я не собираюсь.
— Я тоже. Ты первый человек в моей жизни, с кем мне захотелось создать семью.
— И я тоже так подумал, когда мы встретились в первый раз. Когда тебе исполнится восемнадцать, то по закону ты будешь считаться вполне взрослым, а значит — имеющим право решать за себя сам.
— А если отец подговорит каноника солгать, что он нас не венчал, а бумагу объявят подложной? — Салли даже привстал, так его эта мысль напугала. О подобном он прочитал в одном из отцовских романов.
— Ты это в книге прочёл? — Салли кивнул. — Да, подобное возможно, но трудно потом будет объяснить, каким именно образом свершился подлог.
— Почему?
— Во-первых, каждое венчание фиксируется в церковной книге, и вырывать из этой книги страницы категорически запрещено. Особенно если речь идёт об особенной обители. Во-вторых, каждая бумага заверяется не только подписями новобрачных, но и двумя печатями — печатью обители и личной печатью старшего священнослужителя, которые хранятся под замком и выкрасть их достаточно трудно. Даже если твой отец и попытается настаивать на своём, то мы сможем доказать обоснованность своих заявлений. Нужно только твёрдо стоять на своём и добиться тщательной проверки всех фактов. А репутация Церкви — вещь серьёзная. Вряд ли Патриархия захочет сейчас марать свою репутацию подобными скандалами. Тем более, что в восемнадцатом веке было несколько достаточно крупных, которые вызвали народное недовольство.
Салли в очередной раз подивился уму своего будущего мужа. Восхищение вновь захлестнуло его. Придётся быть очень внимательным и старательным, чтобы быть достойным такого человека.
— Тобиас, я обещаю, что буду тебе достойным мужем. Если будет нужно, то я буду учиться всему, что ты скажешь, чтобы помогать тебе.
— Посмотрим, как всё сложится потом. Может, ты и так будешь справляться. В конце концов, я неприхотлив и не собираюсь требовать от тебя чего-то особенного.
Проснулся Салли от восхитительного аромата свежесваренного кофе. Приоткрыв глаза, омега сладко потянулся, вдыхая оставшийся в постели аромат своего беты. Спустя несколько мгновений этот дивный запах усилился, и лица Салли коснулось тёплое дыхание.
— С днём рождения, любовь моя, — шепнул Тобиас, и Салли охотно ответил на поцелуй.
— Тобиас... А откуда так пахнет кофе?
— Я достал. Будешь?
Омега резко сел и увидел, что в руках Тобиаса исходит тем самым ароматным дымком чашка расписного фарфора, а на таком же блюдце аппетитно красуется воздушное белое пирожное с засахаренной вишенкой.
— Откуда это?
— Из кофейни напротив. Тебе нравится?
— Боги милостивые... Но ведь это так дорого!
— Это что-то вроде благодарности за работу. Я встал пораньше и помог им разобраться с бухгалтерской книгой.
— Для... меня?
— Именно. Ведь у тебя сегодня праздник.
Салли слегка покраснел, вспомнив о своём решении. Значит, пора настраиваться.
Завтрак получился весёлым, а пирожное они поделили пополам — Салли отказался есть его один. В тот же день они отбывали к Саларской пустыни. По пути будет крошечная почтовая станция, где и пройдёт предвенчальная ночь.
Салли внутренне обмирал, отсчитывая часы и минуты, молчал всю дорогу, раз за разом пытался себе представить, как оно будет. Последний решительный шаг, который окончательно отрежет путь назад. Это шло вразрез семейной традиции Спенсеров — как правило, все их омеги всходили на брачное ложе непорочными. Бывали и исключения, но... Впрочем, незыблемые правила уже перестали казаться такими уж незыблемыми. Да и Салли давно принял решение и отступать не собирался. Пусть будет как будет.
— Салли, с тобой всё в порядке? — встревоженно спросил Тобиас, когда они сошли возле станционного домика, над входом в который тускло горела масляная лампа. — Ты весь день какой-то тихий.
— Всё хорошо. Просто волнуюсь. Мы же завтра женимся.
Свободная комната нашлась, только была очень тесной — в ней еле-еле помещались узкая кровать, небольшой стол, стул, старый деревянный сундук и печка. Салли воспринял это как ещё один знак свыше — он всё делает правильно. Именно сегодня. Бросив взгляд за окно, Салли загадал — если пойдёт снег... И снег пошёл. Он неторопливо сыпался с неба крупными хлопьями, и омега улыбнулся своим мыслям.
Электричества на станции почти не было — только небольшая динамо-машина для телеграфного аппарата. Комнаты освещались свечками, и Салли старательно расставил их так, чтобы создать уютный полумрак. Он долго застилал постель, расправляя каждую складочку. Взбил подушку. Тобиас, разумеется, заметил эти приготовления и насторожился, почуяв, как взволнован его омега.
— Салли... ты точно в порядке?
— Да, всё хорошо. А что?
— Ты снова странно себя ведёшь. Это действительно из-за нашей свадьбы?
— Да. — Салли в последний раз обозрел результат своих трудов и остался доволен. Он запер входную дверь на полный оборот и на засов.
— Салли... — окончательно растерялся бета, — что ты делаешь?..
Омега решительно повернулся к жениху и начал расстёгиваться и развязывать шейный платок.
— Отрезаю себе путь назад. Ты не альфа, пометить меня не сможешь, так пусть всё будет так.
— Салли... — Тобиас всё понял и потрясённо опустился на край кровати.
— Я уже давно всё решил. И я хочу этого.
— Но ведь наша свадьба только завтра...
— Всего лишь формальность, — улыбнулся Салли, сбрасывая жилет и рубашку на сундук. — Ты уже надевал на мою руку обручальное кольцо. Ты уже поклялся мне в любви и верности. И я тоже принёс тебе клятву — в "Пряничном домике". И я намерен исполнить свой супружеский долг.
— Но ведь... — Тобиас растерянно смотрел, как Салли расстёгивает штаны.
— Если забыть про формальности, то мы уже стали супругами. Мы живём вместе, я тебе помогаю, мы уже стали ближе... И ты хочешь меня, я видел это. — Бета густо покраснел, поняв, что Салли имеет в виду. — И я тоже хочу тебя. Я хочу стать твоим полностью. Здесь и сейчас.
Салли избавился от панталон и предстал перед своим мужем полностью обнажённым. Он взволнованно кусал губы и глубоко дышал, чувствуя, как холодеют руки и ноги от последней нерешительности и лёгкого страха, как горит лицо. Аромат омеги становился всё гуще, да и другие признаки возбуждения были налицо — крупные вишенки сосков отвердели, маленький член окреп, а по внутренней стороне бедра неторопливо скатилась капля влаги.
— Салли...
— Ни о чём не думай. Я сам так решил.
Салли медленно подошёл вплотную, переступая через последние сомнения, бережно снял со своего мужа очки, положил их на край стола, обвил руками его шею и жадно прильнул к губам, вкладывая в этот поцелуй всего себя. Всю свою любовь, всю свою решительность. Видя, что Тобиас всё ещё колеблется, сам потянулся к его пуговицам.
— Салли... — Тобиас вяло попытался его остановить, но его выдержка и так уже была на пределе. — Ты...
— Я хочу этого. Я хочу тебя. Не надо больше сдерживаться, — шептал омега. — Я только об одном тебя прошу — будь так же ласков, как и всегда. — И потянул рубашку с его плеч.
— Салли...
Тобиас сдался. Он уже не мог сопротивляться Зову Природы. Он не просто хотел — безумно желал. Как только его рубашка соскользнула на пол, он с глухим стоном обхватил своего омегу руками, прижимая к себе. Салли, не прекращая целовать, потянулся к его пуговицам на штанах.
— Нет... не надо... я сам...
Усадив жениха на постель, бета вскочил и начал торопливо раздеваться. Салли следил за ним горящим взглядом, нервно покусывая губы и пощипывая аккуратно расправленное одеяло. Обнажившись, Тобиас повернулся к нему.
Миг скрестившихся взглядов, и Салли уже лежит на спине, а бета осыпает его поцелуями. Салли суматошно отвечает, запуская пальцы в его шевелюру, оглаживая угловатые крепкие плечи мужа. Прикосновение кожи к коже так приятно, тепло тела и ласковых рук, как и мягких губ, безумно приятны и разжигают огонь желания ещё больше. Совсем нестрашно. Безумно хорошо.
Аромат цветущей сирени обволакивает всё вокруг, мерцание свечей расплывается перед глазами, и Салли понимает, что в его глазах стоят слёзы. Горло сводят спазмы. Тобиас сцеловывает слезинки и шепчет что-то. Салли разбирает только собственное имя. Он распахивает глаза и не может наглядеться на своего мужа. Почему Тобиас считает себя некрасивым? Он же самый лучший! Самый умный, самый добрый, самый заботливый... после папы, самый смелый... горячий... ласковый... желанный...
— Салли, почему ты плачешь?
— Не знаю. От счастья, наверно.
— От счастья? — Лицо Тобиаса озаряет улыбка, и Салли купается в ней, как когда-то в водах тёплого лесного озера. И что с того, что передние зубы его беты не совсем ровные, а между верхними резцами видна крохотная щёлочка? Зато нет острых альфьих клыков, способных запросто разорвать кожу и мышцы. И что с того, что Тобиас не так силён, как альфа? Зато крепок и строен. И пусть у него кривоватый нос — сломал как-то в драке за несправедливо обиженного омегу. Это всё совершенно неважно. Он надёжен, как прочная каменная стена. Может, поначалу будет нелегко, придётся жить жёсткой экономией, но зато они встретят все невзгоды вместе. Они обязательно справятся. А потом, когда они встанут на ноги, когда наладят хозяйство, в их семье родится малыш. Желанный и долгожданный. А, может, и не один.
— Да, от счастья.
— Не надо.
— Я постараюсь.
— Тебе не холодно?
— С тобой — совсем не холодно.
И новая волна ласки. Ловкие опытные руки скользят по всему телу, горячее дыхание почти обжигает, и сладкая мука, подобная той, что накрывает во время течки, требует всё больше и больше. Под задницей становится совсем мокро от сочащейся изнутри смазки, зуд — нестерпимым.
— Милый... я уже не могу терпеть...
— Салли, послушай, — зашептал Тобиас, поглаживая и целуя раскрасневшееся от возбуждения лицо омеги, — ты только успокойся и не нервничай, хорошо? Для тебя это будет в первый раз, а по первости бывает немного больно.
— Очень больно? — Салли замер, вцепившись в его плечи.
— Тебе только надо расслабиться, и всё будет хорошо. Потом станет полегче. Вы быстро привыкаете. Нужно только подготовить тебя. Ты мне веришь?
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю и постараюсь, чтобы тебе не было слишком больно. Ты только на меня смотри. Всё будет хорошо.
Палец беты скользнул между мягкими половинками, пробираясь к заветному отверстию. Чувствовать в себе палец Салли уже привык. Он уже знает, как умеет быть бережным и осторожным его бета, но в этот раз всё будет иначе. После того, как один палец размял тугую дырочку, внутрь начали осторожно проникать сразу два. Медленно, неторопливо, аккуратно поворачиваясь. Затем пальцев стало три, и это уже было немного больно, но Тобиас не прекращает его целовать и что-то успокаивающе шептать на ухо. Нежный сиреневый аромат успокаивает и расслабляет, унимая боль, которую начинает сменять знакомое удовольствие.
— Салли, всё хорошо?
— Да...
— Готов продолжить?
— Да...
— Тебе не больно?
— Уже нет...
— Тогда переворачивайся на живот. Если будет больно — только скажи, и я остановлюсь.
— Хорошо.
— Это только в первый раз бывает больно. Потом будет легче.
— Я знаю. Папа мне это тоже говорил... — Салли начал было переворачиваться и замер, внезапно вспомнив, как его едва не изнасиловал собственный отец.
И Тобиас это понял.
— Ты ведь задержался тогда из-за отца?
Салли резко обернулся.
— Как?..
— Я знал немало омег, переживших насилие. Когда ты пришёл, то дрожал точно так же, как они.
Салли начало колотить.
— Он... он ничего не успел... я ему не дался... Я... я невинен... клянусь...
— Я знаю. — Тобиас ласково поцеловал его. — Если бы что-то действительно было, то вряд ли ты позволил мне до себя дотронуться. И я тебе обещаю — ты никогда подобного не узнаешь.
Салли снова прослезился. Он чувствовал — это правда.
— Я знаю. Ведь ты совсем другой.
Тобиас подкладывает под живот Салли подушку, приподнимая его зад, и осторожно раздвигает стройные ноги в стороны. Ласково и неторопливо поглаживает напряжённую спину, которая медленно расслабляется. Салли тихонько стонет, когда мягкие губы начинают касаться его позвоночника между лопаток, скользят по плечам. Вот рука отбрасывает с шеи растрёпанную косу, и Салли зажмуривается — так приятно чувствовать там жаркое дыхание. Вот сверху неторопливо опускается крепкое тело. Аромат цветущей сирени уже почти обжигает нос, кружит голову, как во время болезни, но даже это кажется восхитительным. Тобиас не оставляет его ни на секунду — целует, ласкает, а меж мягких половинок уже трётся что-то твёрдое. Некстати вспоминаются издевательские шутки Барнса, и в груди омеги всё сжимается. Он резко разворачивается лицом к мужу.
— Нет... я хочу так. Хочу видеть тебя всего. Точно знать, что это ты, видеть твои глаза.
— Боишься? — Иво, сколько понимания в этих серых глазах!
— Боюсь... но и хочу.
— Тогда придётся по-другому.
Подушка перемещается под поясницу. Тобиас неторопливо приподнимает и разводит его ноги в стороны. Салли заметно дрожит.
— Смотри на меня. Только на меня.
— Смотрю.
Вот к мокрому от влаги отверстию прижимается головка, и Салли инстинктивно сжимается.
— Прости...
— Ничего, всё в порядке. Дальше? — Салли мелко кивает. — Дыши ровнее и старайся не шевелиться.
Салли вдыхает поглубже и старается сосредоточиться на серых глазах мужа, в которых всё отчётливее проступает безумное желание. И всё же он сдерживается. Как же это непохоже на отца и Грэга...
Проникновение было неспешным и осторожным. Салли чувствует, как твёрдый член мужа раздвигает упрямые стеночки. Это довольно болезненно, но Салли терпит. Это только в первый раз бывает больно. Тобиас не хочет, чтобы было больно. Потом это пройдёт, его тело быстро привыкнет. И всё будет хорошо. Так же хорошо, как было до этого. Обязательно.
Тобиас медленно входит, чуть подаваясь вперёд и отступая, замирая, стоит только Салли вздрогнуть. Нестерпимый зуд начинает уходить. Стоит только Тобиасу проникнуть чуть глубже, миновав главное препятствие, как Салли тихонько ахает, чувствуя, что стало лучше. И вот он чувствует, как покалывают довольно жёсткие паховые волосы, а в зад упирается что-то широкое. Значит, Тобиас вошёл почти полностью, а это — набухший узел беты, который кажется просто огромным. Неужели тоже в него войдёт?
Тобиас замирает, давая привыкнуть к чувству наполненности и растянутости.
— Салли... как ты?
— Всё... всё хорошо.
— Уверен? — Брови Тобиаса встревоженно изгибаются.
— Всё хорошо.
Выждав немного, Тобиас аккуратно толкается внутрь и чуть отстраняется. Салли до побелевших костяшек вцепляется в одеяло. Из его груди вырывается тихий всхлип. Ещё один мягкий толчок... и ещё один... и ещё...
С каждым новым толчком крепкая плоть, смазанная омежьей влагой, входит и выходит достаточно легко, первая боль окончательно уходит. Салли чувствует, как член беты снова и снова задевает что-то внутри него, отчего голову всё сильнее охватывает дурман. Салли, едва понимая, что делает, уже начинает подаваться навстречу, судорожно хватаясь за руки мужа, стремясь насадиться поглубже. Он слышит, как всё тяжелее хрипит Тобиас, как набухший узел бьётся, пытаясь проникнуть внутрь. Значит, он уже на пределе. В воздухе крохотной комнатки крепко запахло потом.
— Салли... я уже не могу... я...
Омега кивает, приспускает ноги и обхватывает ими талию мужа, после чего протягивает руки.
— Сядь... вместе со мной...
Тобиас подхватывает его, Салли обхватывает шею мужа и тихо вскрикивает, чувствуя, как в него начинает входить узел, распирая до упора. И это было невероятное ощущение! Омега ёрзает, насаживаясь до самого корня, тихо стонет, чувствуя, как его самого всё сильнее охватывает дрожь. Он приближается к пику — стонет, выгибается, ему мало... мало... и Салли не выдерживает. Он взрывается, кричит, кажется, на всю станцию, чувствуя, как внутрь выплёскивается тёплое семя. Это было что-то такое... что не описать словами. Тобиас стискивает его руками так, что, кажется рёбра затрещат. Они мягко опускаются на разворошенное одеяло, и Салли снова бьётся в судорогах оргазма, чувствуя, как внутри него двигается узел и выплёскиваются новые порции семени. Как его снова захлёстывает безграничное наслаждение. Выйти из него Тобиас не может, значит, они сцепились.
Свершилось!
Когда Салли пришёл в себя и кое-как отдышался, он осознал, что Тобиас вышел из него. Зад тихо пульсирует, и ощущение пустоты вдруг показалось... неприятным. Салли чувствовал, как из него вытекает живородящее семя, а на его собственном животе подсыхают жалкие капли мёртвого. Всё тело переполняет блаженная усталость, и это было прекрасно.
— Салли! Салли, любимый, как ты? — Тобиас склонился над ним, встревоженно всматриваясь. Он весь блестит от выступившего пота, но этот запах совершенно не портит снова ставший лёгким аромат цветущей сирени.
Омега взглянул на мужа и слабо улыбнулся.
— Хорошо.
— Ничего не болит? — Горячая ладонь мягко погладила щеку, по которой снова скатилась слезинка. Потный лоб согрел нежный поцелуй.
— Ничего не болит.
— Правда? Ведь ты в первый раз...
— Всё хорошо, любовь моя. Всё хорошо.
Салли прильнул к мужу, блаженно прикрыв глаза. Последний шаг сделан. Он теперь полностью принадлежит тому, кого выбрал сам. Теперь всё будет хорошо. Может, не сразу, но будет.
— Тобиас...
— Что, любовь моя?
— А ты... хочешь ещё? Ты же так долго сдерживался.
Бета оторопело привстал.
— А ты... хочешь ещё?
— Да, хочу. Нет, не прямо сейчас, а когда мы немного отдохнём. Ведь должно быть полегче, верно?
Тобиас озадаченно моргнул.
— Ты...
— Ну, пожалуйста.
Тобиас невольно рассмеялся.
— Всё понятно. Только не забывай — я не альфа.
— И хвала богам.
Как только Салли, утомлённый и донельзя довольный, заснул, Тобиас бережно укутал его одеялом, подоткнув края, и встал. Руки и ноги беты гудели и подрагивали от перенапряжения.
Салли в очередной раз потряс его!
После того, как они отдохнули, омега снова начал ластиться, требуя продолжения. В принципе сам Тобиас был не против — скопившийся голод требовал насыщения — но темперамент Салли уже начал вызывать опасения. Даже если это результат того, что клерики называли буйством силы юности, которую сам Тобиас переживал с тринадцати с половиной лет до полного созревания в шестнадцать-семнадцать, то есть риск, что он просто не справится с мужем. Впрочем, некоторые опросы Донована показывали, что со временем это должно придти в относительную норму.
Продолжений было целых два, они перепробовали всё, что только в голову взбредало, не заботясь о том, что их могут слышать соседи, и с каждым разом Салли всё больше входил во вкус. Взаимное притяжение застилало все доводы разума. Что же будет во время течки?
За окном шёл снег. Тобиас долго стоял у окна и наблюдал, как белые хлопья сыплются с чёрного неба, устилая плотным ковром уснувшую до весны землю. Весной всё начнёт просыпаться, а у Салли будет течка... Нет, с детьми придётся подождать — сейчас они даже одного не прокормят. Ну, ничего. Тем желаннее будет рождение первенца.
Тобиас начал задувать одну свечу за другой. Пожалуй, Салли не так уж и глупо поступил. Даже если его решение продиктовано загадочной омежьей природой, то в этом был свой смысл. Когда Арчибальд Кристо настигнет их и узнает про добрачную ночь, то это только добавит мотивов бороться до последнего. Может, Тобиас всего лишь бета и пометить омегу своим укусом неспособен, но сам факт, что аппетитного омежку кто-то "надкусил", прилепит на Салли клеймо шлюхи. Если их всё же разлучат, то Салли будут ждать только боль и унижения, постоянные обвинения в распущенности и бесстыдстве. И это при том, что большинство омег этого совершенно не заслуживают — оно больше подходит другим типам. Один раз Салли едва не покончил с собой, дойдя до крайней степени отчаяния. Это может случиться снова, если их разлучат...
Нет, решительно мотнул головой Тобиас, этого не будет! Салли они не получат! Даже если Арчибальд Кристо разлучит их, то месть беты не заставит себя ждать. Она разрушит его репутацию, лишит всего, что эта гнилая семейка имеет, низведёт их в грязь и гниль так качественно, что уже ничем не отмоются.
Не стоит недооценивать республиканскую молодёжь!!!
Тобиас потушил последнюю свечу, надел бельё и осторожно, стараясь не разбудить Салли, улёгся в постель. Салли всё же заворочался во сне, что-то пробормотав. Тобиас забрался под одеяло, приобнял мужа, и Салли снова затих, прижимаясь всё плотнее. От постели пахло случкой, потом и омегой. Да, ночка получилась бурной, а ведь завтра свадьба! Если Салли приспичит с самого утра, то они рискуют опоздать на собственное венчание.
Старенький каноник-бета, пахнущий пылью и кислятиной, долго разглядывал гостей обители, потом так же долго и внимательно изучал их документы — паспорт Тобиаса и метрику Салли — сквозь пенсне на тонкой цепочке.
— Значит, вы хотите венчаться?
— Да, — кивнул Тобиас. — Вы поможете нам?
— Я могу вас обвенчать, но сперва... Значит, вы уже совершеннолетний, юноша? — сурово воззрился каноник на Салли, жадно принюхиваясь.
— Да, святой отец, — тихо кивнул Салли, краснея от стыда. Похоже, что каноник как-то учуял на нём запах утреннего секса. С утра у омеги снова засвербило, и он виновато попросил Тобиаса о помощи. На этот раз было ни капельки не больно — после бурной ночи Салли был уже хорошо растянут. Правда, собирались потом на бегу, а потом ловили на себе любопытные взгляды других постояльцев. — Я искренне люблю этого человека и хочу выйти за него замуж.
Старик сурово покачал лысеющей головой.
— Так хотите, что презрели заветы отцов Церкви и предались греху прелюбодеяния до законного брака???
Салли виновато сжался, вцепившись в ладонь жениха.
— Я виноват, святой отец, признаю, но я не мог ждать...
— Правы были отцы Церкви, говоря, что природа омеги не знает слова "стыд"!!! — яростно вскричал каноник, привставая и опираясь о стол. Салли инстинктивно прислонился к жениху, втягивая голову в плечи. — И о чём вы только думали, молодой господин, увозя его из-под родительского надзора?!! — повернулся старик к Тобиасу, который только сильнее выпрямился под его суровым взором.
— Я готов взять на себя эту ответственность. — Голос историка был твёрд и ровен. — Я бы в любом случае это сделал.
— Так будьте же нетерпимы к бесстыдству супруга своего! Не выпускайте его из цепей долга! Омега — сосуд демона, и должен знать своё место!
— Я справлюсь, святой отец, не сомневайтесь. Рафаэль одарил меня ясным разумом, и Дар этот не пропадёт впустую.
— В таком случае я согласен обвенчать вас по закону Церкви. — Каноник заметно остыл, но принюхиваться к Салли не перестал. В его мутных глазках сверкнул огонёк вожделения. — Следуйте за мной.
В это время монахи либо находились в своих кельях либо упражнялись в просторном дворе почти по колено в снегу. Салли много читал о подобных братствах и, если говорить откровенно, недоумевал, зачем это вообще нужно в нынешнее прогрессивное время. В отцовских книгах и газетах рассказывалось, что в армии священникам без боевой подготовки никак, и альфа-священнослужитель обязан в любой момент быть готовым взять в руки оружие и сражаться рядом с простыми солдатами. Как в старые времена, где эта традиция и была заложена. Разве что использовались в основном рукопашный бой и простейшие предметы вроде боевых шестов и ножей, а не современное огнестрельное оружие. Всё та же традиция — они должны быть примером для солдат и офицеров и поддерживать их боевой дух не только молитвами. Если так, то... И всё же это выглядело немного странно.
Шагая по крытой галерее, Салли с интересом наблюдал за здешними обитателями, которые невольно отвлекались на гостей. Вот только стоило Салли поймать на себе чей-то ответный взгляд, как монах тут же начинал принюхиваться, и на его лице мелькало до отвращения знакомое выражение. Боги и предки, побыстрее бы покинуть это место!
В монастырской часовне было пусто и холодно. Только молоденький омежка в грубой чёрной рясе зажигал свечи, говя часовню к очередному молебну. Увидев каноника, он вздрогнул и поспешно склонился, опустив голову. Разглядев его, Салли еле сдержал возглас. Мальчику было не больше тринадцати-четырнадцати лет, а созревание уже успело наложить на него свой отпечаток — ряса только подчёркивала то, что должна была скрывать. Светлые волосы омежки жестоко укорочены почти под самый корень, что его откровенно уродовало — мальчик был хорошенький. Хоть бы платок на него надели — зима же!
— Вечер добрый, святой отец, — дрожащим тонким голоском поприветствовал каноника омежка.
— Андре, необходимо приготовить всё необходимое для венчания. Времени у нас мало, так что поторопись.
— Слушаюсь, святой отец.
Как только каноник и Андре ушли, Салли дал себе волю.
— Что... что он здесь делает? Разве омегам-послушникам в такие монастыри не запрещено входить? И... ты видел его?
— Это обитель альф, в основном, а как, по-твоему, они способны служить в монастырях и сдерживать свою природу? — горько усмехнулся Тобиас, оглядываясь по сторонам. — Я и сам долго над этим голову ломал, пока Кайл мне не рассказал, как он ездил в одну такую пустынь с первым заданием от редакции. Там только один искренне верующий был, да и тот кастрат — по молодости задурил, оприходовал друга под большой стакан, вот его и наказали.
— Оп-прих-ходов-вал?.. — оторопел Салли.
— Как омегу. Подробностей Кайл узнать не смог, но звучит занятно. И этот парень уж очень усердно свой грех замаливал. Даже на оскопление пошёл совершенно добровольно. У них при монастыре тоже мальчишка жил, который был отдушиной для всех остальных. Кайл тогда спрятался и сам видел, как беднягу прямо на алтаре насиловал настоятель. Когда кто-то посторонний приезжает, его обычно запирают с глаз долой, а потом, как надоест, выгонят и будут искать нового.
— И откуда Кайл это узнал?
— Улучил момент, поймал этого мальчишку за подол, тот ему и рассказал. Когда Кайл рассказал это Дону, тот долго ругался, когда Кайл сказал, что тот малец выглядел слишком зрелым для своих четырнадцати. Дон и сам начал склоняться к мысли, что частый секс с самого начала созревания как-то подхлёстывает процесс — видел подобное в трущобах. Ещё Дон встречал среди уличных проституток таких, которые полностью слетали с катушек на этой почве и даже после завершения детородного возраста искали клиентов вовсе задаром, чтобы хоть как-то унять этот кошмар... но это я тебе уже говорил.
Салли испуганно прикрыл рот ладонями.
— О, боги... И что с этим можно сделать?
— Ребята пока не знают, но они считают, что чрезмерный или просто частый секс что-то будит в омегах, отчего они и могут стать такими ненасытными, что готовы лечь под кого угодно когда угодно. А если учесть общую распущенность нравов и циничное отношение к вам, в этом нет ничего удивительного. Одно непонятно — почему не все омеги, в том числе и замужние, начинают терять головы с концами?
— То есть... я всё-таки... могу стать таким?
— Не факт. Не надо сразу бояться этого, любовь моя. — Тобиас ласково обнял Салли, которого уже начало колотить. — Я думаю, что с тобой всё будет хорошо, ведь ты совершенно здоров, а остальные были не так чисты. Возможно, именно примесь дурной крови так отзывается в них. Это надо изучать.
— Но ведь я... И сегодня утром...
— Мы, кажется, уже предположили, почему тебя ко мне так потянуло. Ты молодой, уже созревший, всю жизнь жил среди тех, кто тебе был омерзителен... Я не имею в виду омег. А тут я, и тебя ко мне потянуло, поскольку ты почуял достаточно чистую кровь. Думаю, что со временем, когда наша жизнь войдёт в свою колею, дикое желание поуляжется, и всё войдёт в норму. Я ведь тоже очень тебя хочу, и если бы не дела, то долго бы с тобой из постели не вылезал.
— Ты же историк, а не врач, — всхлипнул Салли.
— Зато я дружу с будущим светилом медицинской науки. Уверен, Дону и Франу будет очень интересно послушать предания старых жрецов, ведь они так хорошо всё объясняют. Останется только обосновать это с научной точки зрения, и тогда всё начнёт меняться. Интересно, как наши предки додумались до всего этого?
Постепенно Салли успокоился, а вскоре вернулись каноник и Андре. Бета торопливо поправлял церемониальное облачение и серебряную цепь с семью медальонами. Омежка бережно держал в руках две большие тяжёлые книги — Святое Писание в роскошном бархатном переплёте и более скромную монастырскую книгу — а так же пузырёк с чернилами и гусиное перо. На локте мальчика висело кадило, из которого тянуло ладаном.
— Вы готовы, дети мои? — спросил каноник.
— Да, святой отец.
— Следуйте за мной.
В главном зале часовни на возвышении за пасторской кафедрой стояли три внушительные статуи из белого мрамора, изображающие первопредков, и впервые Тобиас смотрел на них без прежнего пиетета. Статуи были изваяны хорошим мастером, но вот их постановка... Услышав древнюю версию создания людей, Тобиас только теперь понял, что его со школьных лет смущало в подобных статуях.
В центре стоял Адам — огромный, звероподобный и непременно в воинских доспехах. Самое настоящее воплощение силы и ярости. По правую руку от него всегда помещали Рослина, которого обычно изображали ниже ростом, в длинной мантии учёного мужа, с обязательной книгой в руках, а на поясе висят перо и чернильница. Рослин стоит, склонившись перед Адамом в почтительном поклоне, на его вполне человеческом лице играет едва заметная, несколько насмешливая улыбка. Слева скульпторы всегда помещали низкорослого хрупкого Иво, едва прикрытого одеждой. Омега сидит в ногах альфы, низко склонив голову либо покорно взирая на него снизу вверх. В этом храме был представлен именно второй вариант. Изображение было бесспорно красивым, вот только скульптор так старательно подчеркнул все соблазнительные изгибы омеги, что только полный идиот усомнился бы в истинности учения Церкви.
Каждый на своём месте.
Книга Первого Завета рассказывала, что изначальные боги-покровители были созданы Предвечным и Блаженным Светлейшим. Они были мудры и полны жажды творения, но один из них, Деймос, был почему-то обделён талантами и потому завидовал своим братьям. Когда начался акт Великого Творения, и первая Песнь создала твердь небесную и твердь земную, он начал вмешиваться, портя работу братьев. Боги продолжили творить — создали свет и тьму, воздух, воду и огонь, которые взял под свою руку могучий Зевс. Деймос начал красть, мешать их, как попало, и новорожденный мир стали сотрясать первые бури, землетрясения и пожары. Светлейший был вынужден вмешаться, и на время Деймос был укрощён. В это же время боги наполнили присмиревшую землю деревьями, травами и цветами, а потом начали создавать животных.
"Узрев это диво, благословил его Светлейший."
В честь этого события Деймос был помилован. Узрев чудо жизни, созданное его братьями, Деймос разозлился и наслал на часть животных лютый голод. И пролилась на молодую землю первая кровь. Увидев это, опечалились боги и обратились к Отцу, дабы испросить у него совета. И решил Светлейший оставить так, как есть, чтобы земля не перенаселилась зверьём и не истребила растительность, ибо все животные прежде были травоядными. Всё это взял под свою руку любящий Флоренс. А чтобы поддерживать мир промеж зверями...
"И создал Флоренс по воле Светлейшего могучего Адама, взяв самого крупного волка. И поставлен был Адам править землёй."
Адам долго правил, разбирая споры меж своими подданными, но было тоскливо одному — настолько он отличался от прочих созданий — и попросил богов создать ему друга. И по мольбе его был создан первый омега, Иво.
"Был прекрасен Иво, добр, ласков и наивен, как дитя. Он восседал у ног Адама во время суда правого, добрым словом утешал несчастных, лечил больных и раненых. И привязался к нему Адам."
Но это ещё больше разозлило Деймоса. Видя, как мир и покой воцаряются на цветущей земле, задумал он дело чёрное. Обманом он совратил Иво, вручив ему свой чёрный дар, и стал Иво пахнуть так притягательно, что потерял голову Адам и возжелал его.
"Испугался Иво дикой страсти друга своего и убежал от него. И в ярости Адам начал крушить всё вокруг. И взмолились боги Светлейшему, и послал Светлейший разумника Рослина, который мудрым словом укротил ярость Адама, а потом разыскал Иво и вернул его домой. И обратился он с мольбой излечить Иво от чёрного колдовства. И исцелили его боги, но не знали они, что не всё чёрное колдовство было побеждено ими. А чтобы уберечь первых людей от мести Деймоса, воздвигли они Мировой Дом на трёх столпах."
Какое-то время в Мировом Доме царили мир и покой, но остатки чёрного колдовства начали пробуждаться в Иво. Поскольку Светлейший решил даровать людям способность плодиться, как и животным, Флоренс наделил этим даром Иво, дабы стал он родителем будущему народу. Но чёрное колдовство, пустив корни и начав расти, сделало первого омегу жадным и похотливым. Он коварством соблазнил чистую душу Рослина, а когда их застал Адам, бесстыдно предложил себя и ему. Спустя какое-то время Иво родил двух детей, из-за которых Адам и Рослин поссорились, разбираясь, чьи они. Иво, чей разум уже был окончательно отравлен, решил, что оба они недостойны быть его мужьями, схватил обоих детей, отнёс в лес и оставил на растерзание хищникам. Вот только забыл он, что и сам слаб и беззащитен, и дикие звери ранили его. Вернулся Иво в Мировой Дом, где всех троих ждал суровый суд.
"И были изгнаны они из Мирового Дома и лишены божественного света и бессмертия. Сосланы были на землю без права возвращения. И так было положено начало роду людскому на земле. А чтобы не было впредь путаницы, определили боги время для зачатия детей и наделили приметами, чтобы можно было распознать, кто родился на свет."
Так гласил официальный Первый Завет. Тобиас слышал эти предания с детства, но, став старше, начал сомневаться в их правдивости. Чем старше бета становился, тем больше ему казалось, что в священных текстах будто чего-то не хватает. Позже, уже заканчивая обучение в школе, Тобиас понял, чего нет в Заветах, из-за чего заметно прихрамывала их логика. Рассказ Салли всё поставил на свои места. Осознав, насколько было искажено первоначальное учение, молодой историк ужаснулся ещё больше. А ведь на этой лжи было воспитано не одно поколение!
— Придите ко мне, дети мои! — провозгласил каноник, когда Андре положил перед ним тяжёлую книгу Святого Писания и раскрыл на нужной странице, после чего с поклоном отошёл в сторонку. Салли и Тобиас, крепко держась за руки, подошли и преклонили колени. Этот обычай всегда казался Тобиасу необязательным к исполнению. Его в какой-то момент и сделали необязательным, вероятно, по просьбе аристократии и молодой буржуазии, но во время омежьего бунта снова вернули. Тобиас делал это как никогда неохотно, но этот обряд был необходим, чтобы можно было зарегистрировать их брак в мэрии и спасти Салли от отца и Барнсов. Всё-таки даже в нынешнее прогрессивное время слово Церкви было весьма весомым. — Мы собрались здесь перед ликом Светлейшего и наших первопредков, дабы скрепить узами священного брака дитя Рослина и дитя Иво. По велению духа и разума пришли они сюда. Да будет благословлён союз сей...
Каноник начал зачитывать нужные слова и молитвы из своей книги, а Тобиас ободряюще поглаживал большим пальцем ладонь своего омеги, которого всё больше бесили слова священника, усиленные эхом. Тобиас и сам раздражался, слушая старую бессмыслицу, но надо было перетерпеть.
— Назовите имена свои, дети мои!
— Тобиас Эркюль Мариус, дитя Рослина.
— С-салли... А-арчибальд Кристо... — кое-как выдавил из себя Салли, видя, как пристально смотрит на него каноник. — Ди-итя Иво...
— Дети Рослина мудры и стойки, — провозгласил каноник. — Им по силам бороться с чёрным колдовством Деймоса. Тобиас Мариус, именем Светлейшего дарую тебе благословение божие. — Тобиас сглотнул и послушно опустил голову, позволяя перекрестить себя. — Будь мудр и крепок. Салли Кристо... — Омега опустил глаза в пол, чтобы не видеть алчно подрагивающих ноздрей священника. — Ты — дитя Иво. Ты несёшь в себе демона, взращенного чёрным колдовством. Ты грешен по природе своей, но есть ещё возможность для тебя войти в райские кущи. Будь покорен супругу своему, держи глаза долу, а язык — за зубами. Только так ты можешь очиститься от скверны и родить чистых детей. Пусть демон-искуситель будет побеждён силой разума.
Салли склонился ещё ниже, чтобы каноник не видел горящего в его глазах гнева. Да как он смеет так говорить о детях Иво?!! О потомках этого чистого создания Светлейшего, который пожертвовал вечной жизнью в Мировом Доме, чтобы быть со своими возлюбленными мужьями?!! Который выносил и родил в муках множество детей?!.
Каноник завёл очередную заунывную молитву, окуривая новобрачных из своего кадила. Краем глаза Тобиас посмотрел на молоденького послушника и ободряюще украдкой ему подмигнул. Он ясно видел в голубых глазах мальчишки слёзы. В аромате Андре ощущались знакомые нотки горечи. Как же тяжко ему здесь живётся?!
— Тобиас Мариус, готов ли ты взять в законные мужья этого омегу?
— Да, святой отец.
— Салли Кристо, готов ли ты признать этого бету своим законным мужем?
— Да... святой отец, — выдавил из себя Салли, чувствуя тепло ладони Тобиаса.
— Именем Светлейшего, Предвечного и Блаженного, благословляю ваш союз. Да не омрачит его дух Зла, да чисты будут дети, рождённые на свет...
"В этом можешь не сомневаться, жалкий старикашка," злорадно подумал Тобиас. "Они будут чисты."
— ...да войдёт душа очищенная под сень небес, покинув твердь земную. Пусть кольца, возложенные на руки ваши, станут символом согласия в семье вашей.
Тобиас достал из кармана обручальные кольца и протянул священнику для обрядового очищения в освящённой воде. Каноник, увидев кольца, замер.
— Это... ваши обручальные кольца?
— Да. Что-то не так?
— Н-нет... всё в порядке...
Судя по лицу священника, кольца о чём-то ему напомнили, но он промолчал. Окропив их святой водой, каноник вернул кольца Тобиасу. Тобиас должен был окольцевать Салли первым.
— Пусть это кольцо станет оковами для демона-искусителя, — провозгласил каноник, когда Тобиас надел кольцо на безымянный палец правой руки Салли. — Пусть это кольцо станет оберегом для души невинной, — провозгласил каноник, когда Салли трясущейся от волнения рукой надел кольцо на палец своего мужа.
И тут случилось то, чего каноник совершенно не ожидал — Тобиас поцеловал кольцо Салли и произнёс слова, которые Салли сказал ему утром, когда они готовились к приезду в монастырь.
— Прими это кольцо в знак моей любви и верности. Я клянусь беречь и защищать тебя и наших детей отныне и навеки, пока смерть не разлучит нас.
Салли тихо улыбнулся и повторил его жест.
— Прими это кольцо в знак моей любви и верности. Я клянусь хранить мир и покой нашей семьи, беречь и растить наших детей отныне и навеки, пока смерть не разлучит нас.
Эти слова произносил Орри, рассказывая сыну свои чудесные сказки, которые всё больше приобретали особый смысл. И они были больше по душе, чем то, что положено было произносить во время обряда. Об одном будущие супруги сожалели — у них не было с собой полагающегося по древнему обряду яблока. И чем-то эти слова задели старого бету.
— Это... это не по обряду... — Каноника аж затрясло. Его пухлые пальцы вцепились в книжные страницы.
— Это от души.
Старик судорожно сглотнул. Тобиасу показалось странным, что каноник не прервал обряд, и вряд ли это было связано с полагающейся оплатой. Дело определённо нечисто. Особенно учитывая его реакцию на кольца.
— Встаньте... дети мои. — Тобиас и Салли поднялись с колен. — Тобиас Эркюль Мариус, Салли Арчибальд Мариус, именем Святой Церкви объявляю вас законными супругами.
Услышав своё новое имя из уст каноника, Салли понял, что оно ему безумно нравится. Салли Мариус! Салли Кристо больше нет и никогда не будет.
Пока каноник выписывал бумагу для столичной мэрии, а Тобиас оплачивал обряд, Андре робко подошёл к Салли, в счастливой задумчивости разглядывающему своё кольцо.
— Господин Мариус... — робко подёргал омежка за рукав старшего сородича. — Можно вас спросить?
Салли слегка покраснел, снова услышав свою новую фамилию. Было так приятно это слышать!
— Да, Андре? Ты что-то хочешь спросить?
— Вы... вы по любви замуж вышли? — Мальчик чуть не плакал.
— Да, по любви. — Салли не сдержал улыбки, и по лицу омежки покатились слёзы.
— Вы... вы такой счастливый... — Андре утёрся рукавом. — Ведь ваш муж тоже любит вас... и он так хорошо пахнет...
Салли ласково обнял бедного мальчика, и он убито уткнулся в его грудь.
— Тебе здесь так плохо?
— Очень плохо. Я уже несколько раз пытался сбежать, но меня каждый раз ловили и... наказывали... до крови... Они называют это укрощением демона... но ведь я не демон!
— А как же течка? — Салли погладил его по жестоко укороченным волосам. Он ясно чуял, что Андре чист. Удивительно чист. Где только его нашли?! И мальчик страдал здесь — его аромат всё больше напитывала горечь.
— Меня в подвале запирают. Почему вам так повезло?
— Я не знаю, Андре. Я совсем этого не ожидал, если честно. Я должен был выйти замуж за другого. Он просто отвратительный вонючий альфа... Но ты не должен падать духом, малыш. Поверь, чудеса всё же случаются. Нужно только верить и ждать. Я ведь мог и не дожить до этого дня, но Многоликий Деймос проявил милость и позволил мне спастись.
— Как это? — Андре, всхлипывая, поднял голову. В его глазах стояло потрясение. — Сам Деймос явил милость?
— Я пытался покончить с собой, чтобы не выходить замуж, но меня успел спасти мой папа. Он остановил меня, берёг, а потом появился Тобиас и забрал меня с собой. Я буду молиться, чтобы и ты когда-нибудь встретил своего спасителя, который станет тебе надёжным защитником.
— А как я его узнаю?
Салли осторожно огляделся по сторонам, убедился, что каноник занят, и понизил голос до шёпота.
— Он будет хорошо пахнуть. Ты только не бойся и иди за ним. Поверь, такие есть. Среди друзей моего Тобиаса все такие.
— А почему все остальные так воняют? — так же тихо удивился Андре.
— Потому что в них течёт дурная кровь. Она отравляет и их души. Мы, омеги, способны чуять чистоту и гниль. Мы — последние хранители света первого творения, и эти гнилые люди травят нас всех, не давая нашим папам и нам самим выбирать.
— Хранители?
— Да. Об этом не говорят, но первым человеком, созданным Светлейшим и Флоренсом, стал наш первопредок Иво. И он был совсем не таким, каким его описывают церковники. Он был чист и добр. И он был отравлен во сне, а не обманут Деймосом. И не он соблазнил Рослина, а Рослин был запутан Деймосом. Иво отдал себя обоим своим мужьям, чтобы примирить, поскольку любил их. И детей своих он не убивал. Он просто испугался, когда Адам и Рослин начали ругаться из-за детей. Но Деймос снова сотворил подлость, и хищные звери растерзали малышей. Иво не смог спасти их, сам был ранен. И он отказался от бессмертия и жизни в Мировом Доме, чтобы быть со своими мужьями.
— Но в священных книгах говорится... — Бровки омежки нахмурились.
— Книги были перевраны во времена Великого Холода, когда началось время смерти и смуты. И на этой лжи выращено не одно поколение наших предков. Из-за ложного учения наша кровь начала мутнеть, и теперь это становится видно особенно сильно. Поэтому большинство альф и бет так плохо пахнут.
— И что теперь будет? — Андре слушал, широко раскрыв глаза.
— Ещё не поздно. Как можно постепенно очистить мутную воду, разбавляя её чистой, чтобы муть осела, и запуская её движение, так и грязную кровь можно очистить, если позволить омегам самим выбирать себе мужей. Сейчас это сделать трудно, но наука начала развиваться, и она может доказать истину. Тогда власти будут вынуждены всё менять. Может, это будет не при нашей с тобой жизни, но обязательно будет. И всё же мы ещё можем обрести своё счастье. Верь и надейся, Андре, и Светлейший обязательно пошлёт тебе кого-нибудь, как послал мне. — Салли украдкой покосился на каноника, писавшего что-то на листе бумаги и зашептал ещё тише. — Ты только этому старикашке не говори ничего, ладно? А то тебе будет доставаться ещё хуже.
— Я не скажу. — Андре улыбнулся сквозь слёзы. — Спасибо вам, господин Мариус...
— Салли. Меня зовут Салли.
— Спасибо, господин Салли...
— Салли! — окликнул мужа Тобиас. — Подойди, пожалуйста. Тебе надо подписать.
— Да, дорогой, иду. — Салли обнял Андре на прощание. — Держись, малыш, и продолжай верить.
— Я буду верить.
Оказалось, что Салли нужно поставить свою подпись в двух местах — написать старую фамилию, а потом новую. Свою новую фамилию омега выписывал особенно тщательно. Потом каноник шлёпнул на бумагу две печати — общую монастырскую и личную печать настоятеля, после чего понёс документ на подпись. Андре последовал за ним, унося книги на место.
— О чём ты говорил с Андре? — тихо спросил Тобиас, обняв мужа.
— Подбодрил его немного. Я не мог не сделать этого.
— Рассказал ему древнюю версию Первого Завета? — догадливо улыбнулся историк.
— Ага. Андре пообещал никому не говорить... — Салли напрягся. — Я зря это сделал?
— Нет, всё правильно. Любое знание имеет смысл и ценность только тогда, когда оно передаётся. Если Андре найдёт себе надёжного защитника и сможет выбраться отсюда, то он обязательно расскажет кому-нибудь другому, а тот — следующему человеку, а, может, и не одному. Слухи будут гулять от одного человека к другому, расходиться по городам и весям, и тот, кто хочет, распознает истину среди нагромождения лжи. И когда-нибудь это сыграет свою роль в становлении нового, более справедливого общества. Ведь надо же людям хоть во что-то верить, иначе жизнь будет казаться жалкой и бессмысленной.
Вернулся каноник и вручил новобрачным бумагу со свидетельством.
— Счастливого пути вам, дети мои... — Он снова покосился на Салли, дёрнув ноздрями. — И да сохранит вас Светлейший.
Пересилив себя, Тобиас и Салли поочерёдно поцеловали руку беты, после чего торопливо покинули монастырь — наступало время службы, и залы начали заполняться монахами, которые не слишком дружелюбно косились на Тобиаса и с откровенной похотью на Салли. Эти здоровяки пахли именно так, как и должны были — отвратительно. Только оказавшись за мощными каменными стенами, Салли выдохнул с облегчением — воздух в монастыре был слишком тяжёлый.
— Как я только выдержал это издевательство?! Это же невозможно слушать!
— Знаю, милый, мне тоже было противно слушать всю эту чушь, — поправил на голове мужа красивую кашемировую шаль Тобиас, — но без этого обряда наш брак будет считаться недействительным.
— И как долго церковники будут иметь такую власть над людьми? — Салли прильнул к нему, блаженно вдыхая чистый аромат цветущей сирени.
— Пока наука не начнёт всерьёз задавать неудобные вопросы, а этот день уже недалёк. Новая власть так активно вкладывается в технический прогресс, что это неизбежно. Нужно только подождать. — Тобиас прижал Салли к себе ещё плотнее и страстно поцеловал. — Если бы не этот сморчок, то я бы сделал это ещё в часовне.
— Не по обряду.
— Зато от души. Кстати, что по этому поводу говорит твой папа?
— Что при поцелуе передаются жизненная сила, божественная благодать и соединяются души.
— А официально считается, что с этим надо быть осторожнее — можно ненароком подцепить частичку демона. И слюна защищает от этого.
— И ты не боишься заразиться омежьим безумием? — лукаво прищурился Салли, возвращая себе хорошее настроение.
— Если только от тебя. Оно мне по душе, — ещё шире улыбнулся Тобиас.
— Я люблю тебя.
— И я тоже тебя люблю, сокровище моё.
Стемнело, и при тусклом свете керосинового фонаря новобрачные еле нашли оставленные неподалёку сани, на которых приехали сюда. Извозчик-омега, нанятый в ближайшей деревеньке, немного поворчал, но, заметив счастливые лица седоков, смягчился.
— Поздравляю.
— Спасибо, — кивнул Тобиас, укутывая мужа в тулуп, лежащий в санях. Заметно похолодало, и снова пошёл снег. — Кстати, а вы сами замужем?
— Нет, и весьма этим доволен, — усмехнулся омега, трогая с места. — Никто тебе не приказывает и не мешает детей воспитывать так, как ты считаешь правильным.
— А у вас есть дети? — полюбопытствовал Салли.
— Да, трое. Старший альфа, средний бета, а младший омега. Живём дружно, всё делим поровну, держимся друг за дружку, когда совсем тяжко, а большего мне и не надо. Справимся.
— Вот видишь, — шепнул Тобиас своему омеге, — надежда ещё есть. И мне кажется, что революционеры, затеяв переворот, сильно недооценили таких омег.
— Они могут воспитать своих детей достойными людьми.
— Именно. Хотелось бы мне знать, кто сумел хорошо воспитать Сета, что твой папа так его полюбил.
Сани всё больше удалялись от монастыря, в котором противно дребезжал колокол, возвещая начало вечерней службы. Салли обернулся на звонницу и шпили монастыря в последний раз и от всей души пожелал, чтобы Андре всё же смог покинуть это жуткое место.
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Салли расправил только что выстиранное бельё на верёвке и обернулся на скрип входной двери.
— Ты быстро вернулся!
— Так тут недалеко. — Тобиас потопал на пороге, сбивая с сапог снег. В руках он держал пакет с едой. — Забирай давай.
— Сейчас, только руки вытру...
Тобиас внимательно оглядел стоящее на табурете корыто с ребристой доской и ведро с чистой водой, в котором Салли полоскал бельё, после чего сокрушённо посмотрел на заметно покрасневшие от дешёвого стирочного мыла руки мужа.
— И не жалко тебе рук?
— Нет, не жалко, — решительно мотнул головой омега, отбирая у него покупки. — И вообще, я не собираюсь быть нахлебником.
— А где ты стирать научился? У тебя хорошо получается.
— Видел не раз, как это делается. Папа меня не подпускал, но отец его периодически заставлял что-то делать собственными руками. Мне жалко было папу, и я всегда рядом стоял.
— А с утюгом справишься?
— Справлюсь, там только приноровиться надо, чтобы не обжечься. Или скалкой... — Салли начал выкладывать продукты на стол и ахнул: — Тобиас!
— Что? — застыл бета, почти сняв с себя шинель.
— Ты хлеба забыл купить!
— Как забыл?
— Забыл и всё. Его здесь нет.
Историк досадливо хлопнул себя по лбу.
— Проклятие! Я так спешил к тебе вернуться...
— Ладно, я сейчас сбегаю — булочная напротив.
— Но ведь...
— Ты же только-только с мороза. — Салли начал торопливо обуваться. — А если за меня так боишься, то следи в окно — прекрасно всё видно.
— Я с тобой пойду...
— Не надо, я и сам схожу.
— Будь осторожен, любовь моя. — Тобиас помог супругу одеться, укутывая его потеплее. — По-моему, на тебя опять кто-то глаз положил.
— Булочная напротив, — терпеливо повторил Салли. — И пора бы привыкать отпускать меня одного — не будешь же вечно везде за ручку водить!
— Я только волнуюсь за тебя.
— Понимаю, но как я стану самостоятельнее, если ты никуда меня не выпускаешь? Давай деньги.
Тобиас достал из кармана несколько монет.
— Держи... и будь осторожен, пожалуйста. Всё-таки это Викторан. Говорят, что здесь для омег особенно опасно. Это старая столица, и когда-то здесь был самый крупный невольничий рынок в Ингерне.
— Ну, это же было давным-давно! Ничего со мной не случится — просто не успеет, — улыбнулся Салли.
— Деймосу и двух секунд хватит, чтобы сломать кому-то жизнь!
— Так я же бегом — туда и обратно. Тем более, что все наши дела закончены, мы уже домой едем. Я должен туда попасть!
— Ты так хочешь этого?
— Ещё бы! Не терпится увидеть наш полуподвальчик! Разве это не повод быть осторожнее?
Тобиас виновато опустил глаза в пол.
— Там не слишком уютно... и ремонт давно не делали. Я же выбирал жильё подешевле и на одного.
— Вот будут деньги — подремонтируем. — Салли прильнул к мужу и ободряюще улыбнулся. — А пока меня и такое жильё устроит. В конце концов, все эти комнатушки, в которых мы останавливаемся, — Омега выразительно оглядел их нынешнее обиталище. — тоже не из самых дорогих, но я же не жалуюсь. И на скромный стол тоже. Если честно, то после богатых разносолов мне самый обычный сыр кажется гораздо вкуснее. И хлеб. И можно не выделываться за столом, изображая великосветские манеры, вести лицемерные беседы и лишний раз следить за языком.
— Слышал бы тебя папа! — притворно возмутился бета. — И это благовоспитанный мальчик из хорошей семьи и потомственный дворянин?!
— Одно другому не мешает. Ты же сам рассказывал, что у вас простая компания, а я хочу стать в ней своим. И мне так больше нравится. Ладно, я побежал, пока булочную не закрыли.
— Будь осторожнее.
Салли умчался, и Тобиас тут же подскочил к окну, чтобы убедиться, что с ним всё будет в порядке. Викторан с давних времён имел плохую репутацию, а его невольничьи рынки были известны ещё со времён середины Великого Холода. Да и сейчас слухи ходили, что здешние работорговцы нашли себе прикрытие где-то в верхах, что сделало их практически неуязвимыми для закона. Если бы не необходимость и возможность хорошо подработать, то Тобиас объехал бы его по широкой дуге.
Вот Салли шагает к хлебной лавке. Свет единственного фонаря освещает часть безлюдной улицы и его хрупкую фигурку в чёрном пальто. До дверей лавки омега дошёл благополучно, но тут глаз беты заметил какое-то шевеление в полумраке соседнего проулка. Тобиас, холодея, схватил стоящую возле печки кочергу, набросил шинель и ринулся на улицу. Надо было пойти с Салли сразу!
Он едва успел. Салли уже возвращался, придерживая у груди завёрнутый в промасленную бумагу каравай, когда на него набросилась огромная тень. Салли тихо вскрикнул и попытался вырваться, но альфа в облезлом овчинном тулупе держал его крепко, зажав рот своей лапищей. Чужак поволок свою жертву в тёмный проулок.
— А НУ, СТОЙ!!! ОТПУСТИ ЕГО!!! — заорал Тобиас и рванул за ними.
Салли едва не задохнулся от внезапно обдавшей его вони. К горлу резко подкатила тошнота, и омега забился в лапах похитителя, но альфа держал его крепко. Пытаясь вырваться, омега выронил свой хлеб и начал извиваться яростнее. В голове билась одна мысль:
"Тобиас!!!"
На одних только мыслях о супруге Салли собрал в кулак всё своё мужество, вспомнил, как отбивался от отца, и, изловчившись, сумел пнуть альфу по колену каблуком. Удар получился слабоватым, альфа тут же попытался перехватить свою жертву поудобнее, чтобы забросить на плечо, и в этот миг Салли вспомнил, что у него тоже есть зубы. Может, у омег и нет таких же клыков, как у альф, но и своими вполне можно как следует укусить! Он задрал рукав тулупа и впился зубами в волосатое запястье.
— Ах, ты, крысёныш!!! — взревел похититель. — Кусаться вздумал???
— Лапы... убери... — в два приёма выдохнул Салли. — Иначе мой муж... тебя убьёт.
— Кто? Этот дохляк очкастый? — презрительно скривился альфа. — Кишка у него тонка!
— Думаешь?
Вонь альфы прорезал аромат цветущей сирени, и Салли встрепенулся.
— Тобиас...
— Отпусти моего омегу, кобель!
Тобиас стоял у выхода из проулка, и одинокий фонарь тускло освещал его долговязый силуэт.
— Такого сладкого? Ты дурак? Да мне за него столько деньжат отвалят, что я до конца жизни смогу не работать!
— Ты сначала получи эти деньги, а потом хвастайся. Отпусти моего мужа!
Вместо ответа альфа зарычал, и Салли сжался от давления его силы. Этот вонючка был слабее Арчибальда, только Салли уже почти отвык от прямого воздействия альфы. Тобиас же даже не вздрогнул и неторопливым шагом направился к ним, крепче сжимая в руке кочергу. Налетевший ветер взметнул полы его шинели, и в аромате беты начала проступать гарь — признак ярости. Салли слишком хорошо помнил эту примесь по отцовскому гневу.
— Отпусти моего мужа, псина. Или докажи своё право на него.
Альфа на миг замер, а потом разразился оглушительным лающим хохотом.
— Доказать? Да я тебя одной левой!
И альфа отшвырнул омегу к стене. Салли было начал вставать, но Тобиас прикрикнул на него:
— Сиди там! Мешать только будешь.
Салли послушно скорчился у грязной стены, наблюдая за ними. Рослин, о чём только думал Тобиас, вызывая этого альфу на бой?!! Он же явно слабее! Этот гад его просто заломает!
— Тобиас...
— Всё будет хорошо, Салли. Не забывай, у меня двое альф в друзьях, и им этот пёс шелудивый в подмётки не годится. — Бета снял очки и убрал в карман.
— Да? И кто они? Может, я их знаю? — Альфа даже не попытался встать поудобнее для атаки.
— Сомневаюсь, что их имена тебе что-то скажут. В любом случае, они сильнее тебя. А самое главное — не кичатся своей силой и не расходуют её впустую.
Альфа снова зарычал и пошёл в лобовую атаку. Он пёр на Тобиаса, как бык. Салли сжался сильнее, сгибаясь под его яростью, но не мог не смотреть, как Тобиас продолжает спокойно стоять. Как будто ждёт чего-то. Когда его и альфу разделяли всего два шага, бета довольно ловко поднырнул под него и изо всех сил врезал кочергой куда-то под дых. Альфа, явно не ожидавший такой прыти, чуть не задохнулся и пошатнулся, сгибаясь пополам. Тобиас оббежал противника и со всего размаха опустил кочергу на его затылок. Ещё удар, и ещё... По могучей шее, по темени, по затылку... В морозном воздухе запахло кровью. Альфа взревел и попытался ответить, но Тобиас снова оказался быстрее — он отскочил и снова ударил. На этот раз по тяжёлой челюсти. Альфа пошатнулся снова. Тобиас кружил вокруг него и раз за разом бил по голове. Наконец альфа рухнул на притоптанный снег. Тобиас нанёс ему ещё несколько ударов и отшатнулся. Он тяжело дышал. Убедившись, что похититель в ближайшее время не встанет, бета подскочил к мужу и потянул за руку.
— Бежим отсюда!
— Он...
— Неважно. В любом случае надо уходить скорее, пока кто-то не увидел.
— Хлеб... — вспомнил Салли, вскочил, подобрал с земли выроненный свёрток с караваем и поспешил за мужем.
Только в своём временном пристанище они пришли в себя и отдышались. До Салли начало доходить, что только что едва не произошло. Он рассеянно положил свой хлеб на стол, всхлипнул и повис на шее мужа. Тобиас выронил кочергу и крепко обнял. Гарь в его запахе потихоньку слабела, аромат сирени становился чище.
— Любимый... ты...
— Всё хорошо, Салли, всё хорошо. Я же поклялся, что никто тебя у меня не заберёт.
— Да как же это...
— Это Викторан, любовь моя. Завтра же утром уезжаем отсюда.
— А... где ты так научился драться? — Салли шмыгнул носом и утёрся краем шарфа. — Я боялся, что он тебя убьёт!
Тобиас устало улыбнулся.
— У меня двое альф в друзьях. Дуг вырос в приюте, а там порядки достаточно суровые. Да и в большом городе надо держать ухо востро, если хочешь добиться признания. Особенно, если ты альфа — ты обязан уметь драться. Дуг сам мне советы давал, как проще противостоять громилам — не раз приходилось драться с противником, который заметно крупнее и сильнее. Да и этот кобель слишком высокого о себе мнения. Раз альфа, то самый сильный... Однако наличие силы — это не повод забывать про мозги. Да и сама мысль, что я могу потерять тебя, заставила собраться как следует.
Успокоившись, Салли вспомнил про запах крови и встревоженно оглядел мужа и его одежду. На Тобиаса почти ничего не попало, а немногие брызги омега быстро замыл. Потом они отмыли слегка погнутую кочергу, чтобы избавиться от последней улики. И если этот альфа был один, то опасность можно считать минувшей. Хорошо, что на улице больше никого не было! Потом Салли кое-как закончил со стиркой, приготовил нехитрый ужин, они поели и легли спать. Правда, заснуть получилось не сразу.
— Тобиас... а твои друзья сильные?
— Не так сильны, как твой отец, но тоже не из слабеньких. И они хорошие ребята. Уверен, они тебе понравятся.
— Да, ты о них рассказывал.
— Альвар в инженерном колледже учится, а Дуг простой работяга, но тоже умный, только не слишком болтливый.
— Пригласим их на моё новоселье?
— Обязательно. Всех соберём. Ладно, давай спать. Завтра рано вставать придётся. Чем скорее мы отсюда уедем, тем мне будет спокойнее.
— Вот мы и приехали, милый. Скоро будем дома.
Тобиас спрыгнул с подножки вагона, опустил оба чемодана на перрон, окутанный дымом паровозной трубы, и протянул руки, помогая Салли спуститься. Омега прижимал к себе свой саквояж, стараясь держаться подальше от снующей толпы.
— Скорее бы увидеть наш полуподвальчик!
— Там сейчас холодно. Надо бы сразу печь протопить.
— Протопим, — беспечно отмахнулся омега. — Дрова есть?
— Да, ещё остались. И полмешка торфа в запасе.
— Вот и отлично. Я займусь печкой, а ты за едой пойдёшь.
Тобиас одной рукой взялся за оба чемодана, другой приобнял мужа за талию, и они неспешно двинулись в сторону роскошного огромного здания вокзала.
Салли пялился на это здание с неприкрытым восторгом — ни в одном из городов, через которые они проезжали, он ничего подобного не видел. Высокий свод над перроном на стальном каркасе, стеклянные окна, сквозь которые было видно серое небо... Красота неописуемая, и Салли тут же захотелось это зарисовать.
Тень Рафаэля всё больше расправляла крылья над Ингерном и, возможно, когда-нибудь осенит и разум вышестоящих, начав менять не только лики городов.
— Нравится? — заметил это Тобиас.
— Очень. Так красиво!
— То ли ещё будет. В столице немало красивых мест есть. Говорят, что новый грандиозный монумент на площади Справедливости будет похлеще статуи первым Императорам, которую снесли после переворота.
— А парки есть?
— Есть. И там даже есть твоя любимая сирень.
— Весной, когда она зацветёт, обязательно сходим туда, — мечтательно вздохнул Салли.
— Значит, меня тебе недостаточно? — с притворной обидой поинтересовался бета.
— Я люблю не только аромат сирени.
Салли чувствовал себя совершенно счастливым. Даже серый пасмурный день и щиплющий щёки и нос мороз не могли испортить его отличного настроения. Все дела его супруга в поездке закончились, на обратном пути даже удалось подзаработать — пригодился не только ум Тобиаса, но и прекрасный почерк Салли! — и на ближайшие несколько недель они были вполне обеспечены. Этих денег должно хватить и на дрова, и на еду, и на пошлину за регистрацию их брака в столичной мэрии и на паспорт для омеги.
Уже с первых шагов столица поразила омегу-провинциала. Камартанг стал ею, по меркам истории, совсем недавно — во время Революции омег. Когда-то это был просто один из сравнительно больших городов Ингерна, Варанга — очередной торговый и промышленный центр. Он стоял на полноводной реке Галаре, а точнее — на её дельте, впадающей в огромное озеро Камар, которое в старину называли маленьким морем. Озеро было проточным, и из него брала начало новая река, Ками, воды которой неслись на юго-восток. Салли видел в одной из отцовских газет план-схему Камартанга, на которой были указаны дальнейшие планы по росту и расширению столицы, так что в перспективе он скоро должен полностью покрыть всю дельту и слиться с портом, до которого сейчас шла железная дорога, по которой доставляли пассажиров и грузы.
Камартанг превзошёл всё, что Салли только мог себе представить, читая газеты и книги отца. Город был огромен, шумен и буквально кишел снующими людьми. Над городом взмывали не только высокие дома с плоскими или островерхими крышами с башенками, выстроенные из кирпича, но и чадящие трубы заводов и фабрик. Высоко в небе парили дирижабли, некоторые даже имели что-то вроде парусов. Ко всему этому примешивались запахи людей, создающие не самую ароматную взвесь, однако Салли уже меньше обращал на это внимание. Омега раньше подобное видел только на картинках в книгах, на фотографиях в газетах, но не думал, что так скоро увидит всё это собственными глазами, пока не попал в Викторан. Викторан, старая столица, тоже стремительно рос и даже мог похвастаться несколькими мостами, по которым тоже ездили, извергая клубы дыма и пара, паровозы. Но Камартанг превосходил Викторан! Причём не только высотой домов и густотой населения.
Едва выйдя на широкую привокзальную площадь, Салли увидел не только конные экипажи, омнибусы, и сани, но и сразу несколько блестящих автомобилей, похожих на отцовский "Фаэтон". В них чинно усаживались хорошо одетые люди, а в заднюю часть даже укладывали их багаж. Площадь окружали высокие красивые здания, от неё разбегались несколько широких улиц, украшенных затейливыми вывесками. Гомон голосов, гудение клаксонов и топот копыт били по ушам. Глядя на всё это, Салли почувствовал себя совсем маленьким и жалким.
Тобиас, заметив, что Салли уже начал мёрзнуть после относительного тёплого вагона, закрутил головой, ища свободного извозчика, и вдруг один сам к ним подкатил.
— Ищете экипаж? Вам далеко ехать?
Тобиас обернулся, и его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Альвар! Вот так встреча! Ты как раз вовремя!
— Привет, Тоби! Вернулся, наконец?! — С козел легко спрыгнул молодой альфа в широкополой шляпе и серой накидке извозчика с номером на спине. Он сразу заметил омегу, стоящего рядом с другом, и тут же принюхался. — А кто это с тобой — такой вкусный?
Салли тоже осторожно принюхался к парню и удивился — пах Альвар и впрямь хорошо. Салли чуял аромат сочного поджаристого шашлыка с луком, которым Тобиас угощал его не так давно — они хорошо заработали, и бета решил побаловать любимого супруга. Да и сам альфа не казался развязным и самодовольным. На нового омегу он смотрел с искренними интересом и симпатией. Как Дэлфин из дома Оттисов. Он был примерно ровесником Тобиаса, рослым, крепким и мускулистым, как и полагается альфе, с широким добродушным лицом и тёмными глазами.
— Знакомьтесь. Салли, это Альвар Кароль — один из моих самых близких друзей. Альвар, это Салли, мой муж.
Лицо Альвара озадаченно вытянулось.
— Муж? Ты женился?
— Да, недавно.
— Погоди-ка... — Альвар прищурился. — А не тот ли это омега, из-за которого ты сам не свой был?
— Он самый, — усмехнулся историк, приобнимая супруга за плечи. — Прошу любить и жаловать.
Альвар снова оглядел омегу — на этот раз с восхищением.
— Да... Он и впрямь хорошенький — как куколка фарфоровая! От такого голову потерять — раз плюнуть!
Салли порозовел. Этот альфа нравился ему всё больше.
— Слушай, Ал, — посерьёзнел Тобиас. — Я могу надеяться, что ты меня правильно понял?
— Само собой, — откровенно обиделся альфа. — Ты же мой друг, а это твой омега! Я бы никогда! Да я сам за него любого прибью!
— Хорошо, а то мне бы не хотелось с тобой ссориться.
— Вот только Рейган может обидеться, — погрустнел Альвар. — Сколько раз ты ему отказывал?!
— Я никогда ему ничего не обещал, так что разберёмся сами.
— Конечно, разберётесь. Так как, поехали? Прокачу с ветерком до самого дома и даже денег не возьму.
— Почему? — удивился Салли, уже готовясь доставать деньги из своего саквояжа.
— Считайте это моим запоздавшим подарком к свадьбе, — подмигнул ему альфа, ставя чемоданы в экипаж. — Прошу.
— Ты так нарвёшься когда-нибудь, — покачал головой Тобиас.
— Обязательно нарвусь, — согласился Альвар. — Только не сегодня.
— А он и правда хорошо пахнет, — шепнул Салли мужу, устраиваясь поудобнее.
— Лучше меня? — притворно нахмурился Тобиас.
— Лучше тебя никого нет и быть не может. — Салли прислонился к нему, и коляска тронулась с места.
Зима прочно вступила в свои права. Наверно, не так давно над столицей прошёл самый настоящий буран, поскольку ещё не везде все дороги разгребли. Может, даже минувшей ночью — из-за сильной метели их состав едва не встал под утро. Частично снег уже был притоптан, но расчистка всё же требовалась, чтобы снять верхние наносы, отчего Альвар постоянно петлял, выискивая уже проторенные пути, которые успел изучить за утро, чтобы не мешать рабочим. Салли то тут то там видел чистильщиков с лопатами. Рядом с ними стояли вместительные грузовые сани, запряжённые конями-тяжеловозами, на которые сбрасывали снег и увозили в неизвестном направлении. С крыш тоже летели тучи снега, и прохожие то и дело шарахались в сторону, рискуя вылететь на проезжую часть или сесть в ещё не убранный сугроб. Кое-кто открыто поругивал городские службы за недостаток работников. Совершенно напрасно, поскольку людей на уборке было задействовано изрядное количество, причём среди работников по расчистке были не только альфы и беты, но и омеги. Последних было больше всего.
— Надолго это, — заметил Салли, наблюдая за чистильщиками. — Город же большой...
— Ага, — согласился будущий инженер. — И было бы просто роскошно механизировать это дело, чтобы справляться с расчисткой побыстрее. Я слышал, что от городских властей уже поступил запрос на инженерную кафедру, так что разработка вот-вот начнётся. Один минус — так, как сейчас, потом не подработаешь. Только если эти машины вдруг сломаются. Или запасти топлива не успеют.
Как и в Викторане, здесь тоже раскатывали по высоко расположенным железнодорожным путям паровозы — они курсировали от завода к заводу, и все эти пути сходились возле порта. Не самый ровный ландшафт столицы, исчерченный множеством каналов, выравнивали такие же каменные или на стальном каркасе мосты, как Викторане, и по ним ездили не только паровозы. Салли мельком видел, как перед приближением очередного гремящего состава постовые опускали перед проезжей частью шлагбаум, а о приближении поезда предупреждал резкий звонок из репродуктора на столбе. Омнибусы, извозчики и машины вместе с людьми останавливались и ждали, пока поезд пройдёт, после чего шлагбаум поднимался, освобождая проход и проезд. Умно!
Чем ближе был центр города, тем роскошнее выглядели отдельные дома, за которыми курились крыши кварталов победнее, высились водонапорные башни. Первые этажи занимали магазины и рестораны с большими окнами, на верхних жили люди. По обеим сторонам улиц пестрели яркие вывески, с которых тоже обметали налипший снег.
Это был огромный современный город, и Салли отчётливо понял, насколько сильно отстаёт от центра провинция. В Рудневе даже "Фаэтон" считается диковинкой, а здесь машин столько, что они, того и гляди, вытеснят конные экипажи. Каждый раз, как над Рудневым пролетал дирижабль или просто воздушный шар, на улицы высыпала вся детвора, взрослые отвлекались от своих дел, чтобы посмотреть и посудачить, а здесь на них почти не обращают внимания, хотя один проплыл довольно низко — казалось, что он сейчас заденет ближайший шпиль. Его баллон был ярко разрисован и там даже было что-то написано. И ими кто-то управлял! Правда, водителей видно почти не было. Когда в Руднев приехал цирк, то за то, чтобы покататься на воздушном шаре, платили неплохие по тамошним понятиям деньги! Салли повезло прокатиться, и он до сих пор помнил, как выглядел их городок и его окрестности с высоты птичьего полёта. Невероятно красиво! Все улицы, по которым они ехали, были "закатаны", как это называли репортёры в газетах, в асфальт, брусчатка осталась только в узких проулках и на дорожках рядом с домами, отделёнными от проезжей части продолговатыми каменными блоками. Рядом с этими блоками — Салли не без труда вспомнил, что они называются "бордюры" — время от времени попадались решётки ливневых стоков — там, где с них успели счистить снег. Такие же омега видел и в Викторане. Тобиас тогда сказал, что под большими городами прорыты самые обширные тоннели канализации, по которым отводится не только использованная вода и нечистоты из домов, но и та, что во время дождей заливала улицы.
Когда Салли увидел площадь Справедливости, то на время потерял дар речи. Подобные площади всегда играли важную роль в жизни любого города. На них проводились главные праздничные гуляния, оглашались указы и проводились публичные казни, а в ярмарочные дни даже появлялись прилавки с товарами. С ростом городов мало что изменилось — лишь внешний облик самих площадей. Салли не раз видел фотографии этой площади в газетах и примерно представлял себе, как она выглядит, однако его представления не отражали и половины действительности. Возможно, дело было в том, что столица продолжала стремительно преображаться, и иные новости за этим просто не поспевали.
Людей в центре было столько, что просто разбегались глаза! Салли смотрел на спешащих по своим делам горожан, усердных чистильщиков, заметил на крышах пару сородичей-трубочистов и попытался представить себя среди них. Толпа казалась совершенно безликой, и только богатые одежды элиты кое-как разбавляли тёмную серую массу. На какое-то время Салли предстояло стать частью этой серой массы, но омега всё равно не жалел, что покинул сверкающий мир бальных залов и светских приёмов.
Его жизнь замужнего омеги перелистнула очередную страницу.
Семейная жизнь Салли складывалась вполне благополучно. Омега быстро привык к кочевой жизни, приноровился вести скромное походное хозяйство, ни на что не жаловался. Ссор, которых он боялся, как огня, до сих пор не было, Тобиас был всё так же ласков и заботлив, а несостоявшаяся попытка похищения сплотила их ещё сильнее. Салли воотчию убедился, на что готов пойти супруг, чтобы уберечь его от чужаков. Утром выяснилось, что Тобиас всё же забил того альфу насмерть — окоченевший труп нашёл один из соседей. Выяснять подробности Мариусы не стали, быстро собрались и покинули проклятый Викторан первым же поездом — Салли уже оценил современное удобство этого вида транспорта, и очень скоро таких путей по стране будет очень много. Викторан остался в памяти Салли мрачным и опасным, Тобиас тоже предпочитал лишний раз не вспоминать о случившемся, но с тех пор по магазинам и прочим делам они ходили только вместе.
А в остальном всё было хорошо. "Цветущая луна" оказалась одним из самых удивительных и восхитительных периодов в жизни омеги — Салли чувствовал, как в его душе цветёт самая настоящая весна, которая когда-нибудь принесёт свои плоды, и в их маленькой семье появятся дети. Салли даже почти не пугала неизбежная встреча с отцом! Очень хотелось ещё раз увидеть Орри, поделиться с ним своим счастьем, чтобы папа порадовался за него. Чтобы узнал, что его труды оказались не напрасными. Салли был как никогда благодарен родителю, что не позволил ему уйти из жизни, уберёг, дал шанс. Чем бы Орри не руководствовался, однако он сотворил благое дело — Многоликий всё же услышал молитвы омеги и смилостивился, проявив не совсем свойственные ему сочувствие и благородство. А, может, в этот момент рядом с ними стоял сам Адам и защитил своих потомков? Кто знает.
Впереди маячили житейские трудности и знакомство с родителями самого Тобиаса, но Салли по этому поводу совсем не переживал. Всё-таки он уже не один.
Площадь Справедливости была гораздо больше Вокзальной. Первым бросался в глаза строящийся монумент, который надёжно укрывали от чужих глаз строительные леса. Альвар нарочно слегка притормозил, давая Салли возможность разглядеть будущий шедевр монументальной скульптуры.
— Ох, и огромный он будет! — прошептал Салли. — А что именно власти задумали?
— Пока никто толком не знает. Монумент собирается из отдельных гранитных элементов на жёсткой стальной арматуре. Слухи уже ходят самые разные.
— А где же рабочие?
— Они придут ночью. Военные даже выставляют караулы, чтобы никто не подглядел, так что все ждут с нетерпением, когда леса уберут. Дуг было попытался затесаться среди рабочих, хотя бы в качестве грубой силы, но кого попало на эту работу не берут, а те, кому повезло, давали подписку о неразглашении. Кайл тоже было нос сунул, так его в кутузке пару дней продержали.
Альвар пропустил два блестящих чёрных, сверкающих свежим лаком автомобиля с флажками каких-то государственных учреждений, которые громко гудели на всю улицу, и свернул на одну из боковых. Здесь дома были значительно скромнее, более старые. Краска на стенах начала облупливаться, фонари попадались реже и были большей частью масляными или керосиновыми. Наверно, ночью здесь ходить будет страшновато... Салли инстинктивно прислонился к мужу плотнее.
— Скоро будем дома, — сказал Тобиас, поглаживая Салли по плечу.
— Дома, — тихо повторил Салли, вцепившись в свой саквояж. — Мой новый дом.
— Наш дом, — мягко поправил Тобиас.
— Да, наш дом. Наш. Гостей вечером ждать?
— Альвар точно придёт, а уж кому он разболтать успеет...
Экипаж остановился рядом с невзрачным старым четырёхэтажным домом из тёмно-красного кирпича. Похоже, что сначала затевали хороший особняк для богача, но в какой-то момент передумали, или, скорее всего, сменился хозяин, и от первоначального замысла остались только два высоких стрельчатых окна на первом этаже, небольшая башенка, в которой кто-то жил, и пара полукруглых балкончиков по углам. По нижней части стены, где был цоколь дома, шёл ряд круглых окошек, и Тобиас, когда они высадились, показал на те два, что были ближе к правому углу:
— Это наши окна.
Сердце омеги отчаянно забилось. Он столько раз себе представлял их жилище, то и дело расспрашивал мужа, чтобы подготовиться, и каждый раз бета виновато говорил, что квартирка не самая лучшая. Но он описал её так подробно, что Салли буквально видел и печку на пол-кухни, и натянутые рядом с ней бельевые верёвки, и широкий стол, за которым часто сидели друзья, и полки с книгами, которые Тобиас вешал сам...
— Эй, Рейган! Рейган! Подь сюда! — закричал вдруг кому-то Альвар, спешиваясь. Услышав знакомое имя, Салли обернулся.
Неподалёку убирали снег несколько человек — сперва проторили дорогу, а наваленные до самых окон сугробы убирали уже сейчас. На зов альфы обернулся омега в кургузом сером пальто, высоких сапогах и кожаной шапке-шлеме с овчинной подкладкой и "ушами". В сравнении с другими омегами он казался чуть покрепче.
— Чего тебе? Не видишь — я на работе? — недовольно отозвался парень, убирая с лица платок, которым закрывался от морозца.
— Иди, говорю! Дело есть. Никуда твой снег не денется.
Омега что-то сказал хмурому коренастому бете, работавшему рядом, воткнул свою лопату в снег и не по-омежьи уверенным твёрдым шагом направился к ним. Салли напрягся, как натянутая струна. Судя по тому, что Тобиас рассказывал про этого омегу, он тот ещё задира.
— Ну?.. — мрачно начал Рейган и тут заметил ещё одного приятеля. Его симпатичное, немножко щекастое округлое лицо начало расплываться в улыбке, а зелёные глаза удивительно чистого малахитового оттенка знакомо вспыхнули. — Тоби!!! Приехал, наконец?! А мы уже тебя потеряли!
— С концами? — так же дружелюбно усмехнулся Тобиас, опуская чемоданы на снег и сердечно обнимая низкорослого друга. Салли едва не взревновал опять. Он ясно чуял, что их запахи очень даже хорошо друг другу подходят, да и видна была настоящая душевная привязанность. Если бы омега не знал, как его любит супруг, то не стал бы молчать. — Не дождётесь. Ты где ночевал-то все эти дни?
— Да я-то найду. — Тут омега что-то учуял и недовольно принюхался к другу. — Кем от тебя пахнет?.. — И в этот самый момент Рейган заметил Салли, который уже начал откровенно робеть. — А это кто?
— Это Салли. Тот самый омега, что нашего историка с ума свёл, — хмыкнул Альвар. — И теперь его законный супруг, так что можешь подобрать слюни — тебе ничего не светит. И вообще... — Альфа намекающе помахал ладонью. — Ну, ты понял.
Рейган отлепился от Тобиаса и приблизился к Салли вплотную.
Омеги долго смотрели друг на друга, принюхиваясь. Салли видел и чуял, что чем-то сородичу не нравится — Рейган поглядывал на него с откровенной неприязнью, хотя они только-только познакомились, и поводов... Впрочем, вспомнив рассказы мужа и приняв во внимание слова Альвара, Салли сложил два и два. Рейган видит в нём победившего соперника. Не о нём ли говорил сам Тобиас, поминая прозрачные намёки папы по поводу женитьбы?
А вообще пах Рейган очень хорошо — Салли чуял солнечный летний луг и спелую землянику, которую они собирали когда-то с папой. И вообще, этот парень был очень даже ничего. Настолько ничего, что даже мелькнула мысль... Странно.
Рейган не был таким уж писаным красавцем, хотя его лицо, хмурое сейчас, Салли понравилось — правильные черты, хороший цвет кожи, тронутой морозным румянцем, отменные зубы... Из-под потёртой шапки, над отворотом которой поблескивали самые настоящие защитные очки на ремешке, выбивались довольно короткие для омеги густые каштановые волосы — даже до плеч не доставали. Клетчатый бордовый платок обёрнут вокруг шеи, защищая от холода. Сапоги очень старые — наверно, доживают последние луны, если не недели. На руках вязаные варежки из грубой шерсти. Самый обычный работяга — доводилось уже таких видеть в дороге. Салли невольно позавидовал, как этот молодой, от силы девятнадцать лет, парень держится. Он явно никого и ничего не боялся, откровенно презирал чужое мнение и жил так, как хочется, а не так, как требуют другие. К тому же было в нём что-то необычное, какое-то особенное обаяние, что очаровывало и притягивало уже с первого внимательного взгляда. Неудивительно, что Тобиас и его друзья приняли парня в свою компанию!
Настораживало только одно — принюхавшись, Рейган начал поглядывать на сородича с оттенком до боли знакомого интереса. В первую секунду Салли заподозрил в нём извращенца, но во вторую вспомнил папу и его рассказы. Неужели Рейган?..
— Салли? — первым заговорил Рейган, смеряя нового знакомого долгим взглядом с головы до ног. Уже без откровенной неприязни.
— Да, Салли Мариус, — справился с первой робостью Салли и уверенно протянул руку для знакомства.
— А до замужества?
— Неважно. Салли Мариус и всё.
Рейган заметно невесело рассмеялся и всё же подал руку.
— А ты не трус! Ладно, пёс с тобой, живите. Рейган Хелль.
— Очень рад. Тобиас много о тебе рассказывал.
— И что именно? Что я оторва, каких поискать?
— Не только. Говорил, что ты очень надёжный друг.
— Ну, спасибо за такую лестную рекомендацию... — Рейган бросил мимолётный взгляд на приятеля, потом снова взглянул на Салли. Будто сравнивая их. — А ты здорово пахнешь.
— Ты тоже.
— И чем я для тебя пахну?
— Летним лугом и сочной земляникой.
— Обожаю землянику! — печально вздохнул Рейган. — Когда я жил в деревне, то мы с братьями её каждое лето домой таскали.
— Так ты деревенский? Поэтому ты такой... крепыш?
— Не только. — Рейган слегка замялся, пряча руки в карманы. — А разве Тоби тебе не говорил?
— О чём?
— Значит, не сказал ещё. Ладно, после поговорим. Вечерком жди в гости, а сейчас мне работать надо.
— Буду очень рад.
Рейган перестал хмуриться, широко улыбнулся и пошёл работать.
— Ну, как он тебе? — поинтересовался Альвар, придерживая свою лошадь за поводья.
— Интересный. А что он имел в виду?
Тобиас и Альвар напряжённо переглянулись, и Салли понял, что его догадка близка к истине.
— Давай мы тебе потом расскажем? Это не для чужих ушей.
— Хорошо.
Альвар попрощался, сел на своё место и укатил, а Тобиас подобрал чемоданы, взял мужа под руку и повёл к парадной двери, которую, похоже, не так давно красили.
— Интересные у тебя друзья. Они все такие?
— Ага. Уверен, ты быстро впишешься. Только не робей. Они ребята хорошие.
— А что всё-таки не так с Рейганом?
Тобиас помрачнел.
— Дома расскажу. Только не говори никому, ладно? Он у нас... особенный. Родился не таким, как все, и мы пообещали сохранить его тайну.
— Катамит? А как же то, что Альвар сказал?..
— Нет, не это. Похлеще. И это лучше оставить в тайне, иначе у парня будут неприятности.
— Никому не скажу, — закивал Салли, поняв, что не ошибся. Вот это да! Кто бы мог подумать, что однажды он встретит самого настоящего Двуликого?!
Согласно официальному Двенадцатому Завету, двое омег потерпели крушение на необитаемом острове, и Деймос решил повеселиться, наделив одного способностью давать живое семя. Чёрная похоть овладела выжившими, и от этого союза начали рождаться дети. А вот Орри рассказывал, что эти омеги были невольниками. Судьба их оказалась настолько тяжела и беспросветна, что Деймос, сжалившись над несчастными, дал им возможность спастись. Омеги были единственными обитателями неизвестной суши и вскоре всей душой полюбили друг друга. Флоренс, увидев это, даровал одному способность давать живое семя, дабы были чисты их потомки и росли в любви и заботе.
"И названы были необычные омеги Двуликими."
Орри рассказывал, что, когда на землю обрушился Великий Холод и началась смута, Двуликих объявили Детьми Деймоса и начали уничтожать. Если Тобиас всё понял правильно, то это решение тоже было вполне обосновано. Нужны были в основном бойцы, а от союза обычного омеги и Двуликого рождались только омеги, которых называли чистокровными даже сейчас, пусть и имели в виду совсем другое. Чистокровки, как и дети Истинных, соединяли в себе самое лучшее, что несли в себе родители. Были носителями чистейшей крови.
Наследие Спенсеров приоткрывалось всё больше и больше, и это не переставало поражать. Обязательно надо это рассказать Тобиасу!
— А как Рейган в вашу компанию попал?
— Близнецы привели. — Тобиас открыл парадную дверь, пропуская мужа вперёд. — Фран его зимой на улице подобрал — Рейган к тому времени долго голодал, ночевал по подворотням и тяжело заболел. Принёс домой и вместе с братом выхаживал. А потом вместе с ним ко мне в гости пришли. Так и пошло.
— А... у тебя с ним точно ничего не было? — Салли испытующе взглянул на мужа.
— У меня не было, а вот у остальных было. И сейчас бывает.
— А почему ты с ним не спал? Он тебе не нравится?
— Нравится и даже очень, но именно поэтому я не хочу портить нашу дружбу. Уж сколько я омег до тебя встречал, а Рейган очень сильно на их фоне выделяется. Мы быстро подружились — он парень любознательный и со смекалкой, с ним всегда есть о чём поговорить. Рейган очень скоро мне в любовники набиваться стал, папе он тоже понравился, но я так и не решился. Я вообще не собирался жениться, пока на ноги прочно не встану, и только ты вынудил меня передумать. Рейган даже обижался, что я ему отказываю, и довольно сильно, но общаться мы не прекращаем. Правда, после нашей с тобой встречи он что-то сбавил обороты... — Тобиас взглянул на мужа, а потом обернулся на вернувшегося к работе Двуликого, и в серых глазах появилось недоумение. — да и тебя облаивать почему-то не стал, хотя за этим в карман никогда не лезет.
— Да, это странно, — согласился Салли. — Но я чую, что он хороший.
— "Хороший" не то слово, — качнул головой Тобиас, тепло улыбаясь. В его голосе проступила настоящая нежность. — Он большая умница, никогда не отказывает в помощи, а если надо одолжить немного денег до жалования, то обязательно одолжит и никогда не спрашивает, когда отдашь. Даже если после этого сам без единой монеты остаётся. — Тобиас снял запотевшие очки и, перехватив поудобнее чемоданы, протёр их краем своего шарфа. Салли заботливо поддержал его ношу. — Вот вечерком пообщаешься с ним сам и всё поймёшь. А сейчас я тебя познакомлю ещё с одним хорошим омегой.
Внутри дом выглядел таким же старым, как и снаружи, но обстановка носила на себе следы ремонта. Салли понял, что электричества здесь пока нет, а немногие лампы керосиновые.
— Здесь нет электричества? И даже газовых светильников? Почему? Это же столица, и дом стоит близко к центру...
— Дом очень старый. Причём настолько, что даже водопровод примитивный — его построили ещё до того, как начали активно рыть первые канализационные траншеи. Чтобы провести электричество или хотя бы газ, Урри вкладывается в ремонт, чтобы пробить включение дома в городскую программу модернизации. Новые дома и богатые особняки уже снабжены электричеством, газовыми плитами для готовки и центральным отоплением, центральные улицы освещаются электричеством, а в рабочих кварталах даже газовые фонари не везде стоят. Всё-таки это достаточно дорогое удовольствие, которое предстоит окупать годами... А вот и Оскар.
На месте консьержа за потемневшей от времени деревянной стойкой на столбиках сидел немолодой омега и что-то вязал на спицах. Рядом с ним стояли ящик с рядами ключей и большой звонок. Салли с симпатией приглядывался к мужу домовладельца, о котором Тобиас тоже немало рассказывал и с большой теплотой. Оскар Рейнольдс был примерно ровесником Орри, но выглядел не так хорошо сохранившимся — в тёмных волосах вовсю серебрились седые пряди и отдельные ниточки, вполне себе миловидное лицо изрезало несколько глубоких морщин. Одет он был очень просто — в плотную полотняную рубашку, длинный шерстяной вязаный жилет и широкие штаны. И всё же Салли он понравился.
— Здравствуйте, Оскар!
Омега поднял голову от вязания, повернулся к вошедшим, и его лицо расплылось в радушной улыбке.
— Тобиас! Ты вернулся!
— Как ваше здоровье?
— Хвала Светлейшему, неплохо. А кто это с тобой? — Карие глаза Оскара прикипели к Салли, который робко поправил шарф.
— Это Салли, мой муж.
— Муж? — Оскар так удивился, что даже привстал, отложив вязание. Салли разглядел пёстрый носочек для ребёнка. — Когда ты успел жениться?
— Успел, как видите.
Оскар вышел из-за стойки и подошёл к юному сородичу, внимательно вглядываясь и принюхиваясь.
— Иво Милосердный... Какой хорошенький! А как пахнет!.. Тобиас, дорогой, где ты его нашёл?
— В Рудневе. — Тобиас снял кепи с головы. — Оскар, могу я вас попросить переговорить с мужем? Я не смогу платить повышенную аренду какое-то время, но если надо помочь с ремонтом...
— Ну, конечно, не волнуйтесь, — мягко улыбнулся Оскар. — Урри всё поймёт. Вы только внимательно считайте расход воды, хорошо? А то городская служба снова думает повысить плату.
— Деда, а кто пришёл? — В холл откуда-то выбежал пятилетний малыш и замер. — Дядя Тоби! — восторженно завизжал он и бросился к Тобиасу.
— Привет, Артур! — охотно поприветствовал Тобиас мальчика, опуская чемоданы на пол и подхватывая ребёнка на руки. — Как жизнь молодая? Дедушек не огорчаешь?
— Нет, — широко улыбаясь, замотал головой мальчик. Салли вдруг представил себе мужа с их ребёнком на руках, и в груди сладко сжалось. Как жаль, что до этого момента ещё далеко! Тобиас наверняка будет хорошим отцом. — Дядя Тоби, а ты новую книжку привёз?
— Нет, — вздохнул Тобиас. — Я был слишком занят. Но как только куплю новую, то мы сразу её прочитаем.
— Тобиас учит нашего мальчика грамоте, — тихо сказал Оскар Салли. — У вас очень хороший муж.
— Да, я знаю. Артур у вас один?
— Да. — В голосе омеги прорезалась печаль, и Салли понял, что мальчик неспроста живёт с ними.
— А это кто? — Артур посмотрел на Салли.
— Это дядя Салли, — сказал Тобиас, спуская малыша на пол и беря за руку. — Он теперь будет жить со мной. Идём, я вас познакомлю.
Салли охотно пожал ладошку мальчика. Артур был бетой — когда мальчик улыбался, не было ясно выраженных клыков, а для омежки он высоковат, более крепенький и глаза не такие большие. Пахло от мальчика чуть слышно, но приятно. Наверно, Салли ему тоже понравился — малыш задорно сверкал голубыми глазёнками.
— Ладно, нам ещё печку топить, — потрепал Артура по лохматой головёнке Тобиас. — Заходи как-нибудь в гости. Уверен, Салли не откажется рассказать тебе несколько сказок. — И историк подмигнул мужу.
— Конечно, — мгновенно понял Салли. — Я много сказок знаю. Уверен, что ты таких раньше не слышал.
Оскар протянул Тобиасу ключ от комнаты.
— Салли, вы обращайтесь, если что-то понадобится, не стесняйтесь. Мы живём на первом этаже в пятой комнате.
— Спасибо большое.
Пройдя немного по коридору, Тобиас свернул за угол, и Салли увидел четыре двери. С каждым шагом Тобиас всё больше нервничал. Салли же предвкушал знакомство с той самой комнаткой, которая теперь будет его домом.
— Салли, там не очень... — снова виновато заговорил Тобиас.
— Перестань, — беззлобно одёрнул мужа омега. — Я же говорил, что мне неважно это всё. И разве я жаловался раньше?
— И всё-таки...
Салли решительно потянул мужа за рукав, побуждая повернуться к себе, и строго покачал головой.
— Хватит оправдываться. Я прекрасно понимал, за кого замуж выхожу. Даже если там бедненько, то со временем мы всё приведём в порядок. Главное, что мы будет жить там вместе.
Тобиас вздохнул.
— И всё-таки мне неловко приводить тебя туда. Ты же вырос в таком богатом доме. Да, во время нашей поездки ты не жаловался, но ведь ты только-только вырвался на волю. Я слышал, что после того, как человек приходит в себя после резких перемен в жизни, его иногда начинает тянуть обратно...
— Никуда меня не потянет, — уверенно мотнул головой Салли. — Я выбрал свой путь и поворачивать обратно не собираюсь. Ты лучше подумай, чем мы будем гостей угощать.
— По поводу угощения сильно не переживай, — натянуто улыбнулся Тобиас. — Мы всегда сидим вскладчину — каждый что-нибудь принесёт с собой. Мы же бедные аспиранты, студенты и рабочие. С нас только чай, тёплая комната, радушие и хоть что-нибудь вприкуску. Сообща ведь справляться с жизненными трудностями гораздо легче, чем в одиночку. Урри тоже это хорошо знает и потому, если ты не можешь полностью заплатить за комнату, то можно отработать, приняв участие в ремонте дома.
— Он альфа, да?
— Да. И очень хороший человек.
Тобиас остановился напротив двери с номером "1-а", отпер её ключом и открыл.
— Добро пожаловать домой, милый.
Из-за двери пахнуло холодом. Там было мрачновато из-за сравнительно маленьких окошек, но Салли уверенно шагнул на небольшую скрипучую деревянную лестницу, ведущую вниз. Пять ступенек, и он уже стоит в крошечной передней. Из стены торчит несколько одёжных крючков, а рядом с ними закреплена лампа, из которой пахнет смесью старого масла и керосина. Тобиас поставил чемоданы на пол, заглянул под лестницу, достал запылившуюся стеклянную бутыль и спички, и вскоре в лампе заплясал живой огонёк. Сразу стало заметно уютнее. Тобиас подхватил чемоданы и прошёл дальше. Салли, чувствуя, как бьётся сердце, последовал за ним, прижимая к груди саквояж.
Комнатка действительно была не слишком велика, но и не слишком маленькая, и когда-то очень хороша, но время оставило на ней внушительный след. В тусклом свете, падающем из двух круглых окошек, видны кухонька в углу — печь занимала немало места — широкий обеденный стол, пара табуретов под ним, ящик для хранения овощей, небольшой шкафчик на стене, старый поцарапанный комод, ряды книжных полок, забитые томами разной степени потрёпанности, и впечатляющая кровать под пёстрым лоскутным покрывалом. Из-за такого обилия мебели и откровенной бестолковости её расстановки вышло заметно тесновато, но, к счастью, проходы были достаточно удобными, чтобы даже такой крупный альфа, как Арчибальд Кристо, ничего не сшиб. Вполне будет достаточно просто кое-что переставить, и станет лучше. И почему раньше так не сделали?.. Рядом с печью тянутся бельевые верёвки, лежит груда поленьев, из-за которой сиротливо высовывалась горловина рогожного мешка, на лавке стоят два ведра под воду и широкая деревянная кадка, в которой, кажется, лежит ковш. Тобиас торопливо открыл один из ящиков комода, достал подсвечник, свечку и зажёг, чтобы омега смог оглядеться получше, пока не привыкнет к здешнему освещению.
— Ну... в общем-то... вот...
Салли медленно обошёл всю комнату, касаясь стен, оклеенных старыми бумажными обоями тусклого тёмно-зелёного цвета. Вероятно, на них когда-то был узор из завитков каких-то растений, но он почти выгорел в тех местах, куда доставал солнечный свет из окон, и стёрся в других. Подошёл к стене с окнами и увидел, что темно не из-за размеров окошек, а из-за того, что стёкла давно не мыли. Да и снега за стеклом ещё хватало. Это насколько же вся эта честная компания занята своими большими делами, что не придаёт значения настолько важным вещам, подумал Салли. А ведь из-за грязных окон приходится больше денег тратить на свечи и керосин! Совсем нелишние деньги для бедного аспиранта, особенно носящего очки. Тут особенно важно приличное освещение!
Квартирке нужна заботливая омежья рука, понял Салли и, поставив саквояж на постель, решительно начал расстёгивать пальто.
— Рослин Мудрейший... Тобиас, ты когда в последний раз окна мыл?!! Когда только заселялся? Или уже так и было? Неудивительно, что так темно! Так, где у тебя дрова?.. Ага, вижу. Быстренько принеси воды, а я печь затоплю. Пока ты сходишь за едой, я хоть окна помою. И как ты раньше жил здесь?! До чего довёл помещение! Одно слово — холостяк... — Салли провёл пальцем по крышке комода и поморщился. — Так я и знал — пыль! Хотя бы Рейгану не приходило в голову её стереть?.. А тут чего? — Салли заглянул в кадку и отшатнулся. — Фу, хоть бы воду вылил прежде, чем уезжать! Хорошо ещё, что плесень завестись не успела.
Тобиас с удивлением наблюдал за захлопотавшим омегой, всё ещё не веря своим глазам. Салли и впрямь намеревался здесь жить!!!
— ...и паутиной заросло всё! — продолжал ворчать Салли, обнюхивая углы и подворачивая рукава рубашки. — Ну, ничего, я тут наведу порядок. Веник у тебя есть?
— У Оскара есть...
— Попросишь, а то у нас вечером гости будут. И как их принимать в этом свинарнике?..
Тобиасу стало стыдно за свою холостяцкую неряшливость. Он так привык к небольшому, по его меркам, беспорядку, что часто даже не замечал чего-то, а друзья не напоминали, и только Рейган время от времени что-то делал, забегая на пару часиков.
— Давай, шевелись! К приходу гостей хоть немного прибраться надо и кое-что передвинуть. Ну, если у тебя и посуда толком не мытая...
Когда в печи разгорелся огонь, в квартирке уже вовсю развернулась уборка. Пока грелась вода в котелке, который нашёлся почему-то в овощном ящике, Салли, подвязав волосы косынкой, подаренной мужем перед свадьбой, деловито обметал паутину в углах и на потолке, оставив только одну новую сеточку рядом с печкой, чтобы паучку, которого он спугнул, было где расположиться. По старому поверью Спенсеров, пауков нельзя было выгонять из дома совсем, чтобы вместе с ними не ушло счастье — они были спутниками и помощниками Многоликого, а тот не особо жалует подобное неуважение. Кровать теперь стояла в углу, из которого не тянуло сквозняком, а не вдоль одной из стен, комод тоже поменял место дислокации, обеденный стол сдвинут ближе к центру, и комната стала казаться уютнее.
Когда вода согрелась, Салли подставил табурет и принялся намывать окна. Очень скоро тряпка стала почти чёрной от скопившейся, наверно, за годы грязи, а в квартирке ощутимо посветлело. Понятно, что ненадолго — зимой темнеет рано, а в морозы подёрнет инеем, но зато теперь днём будет посветлее, а летом и вовсе замечательно. Тобиас, едва справился с перестановкой мебели, в конце концов сбежал в ближайшую лавку за едой, чтобы не путаться у хлопочущего супруга под ногами — Салли начал мыть пол. Когда к Мариусам заглянул Оскар — узнать, не нужна ли помощь — то восхищённо прищёлкнул языком. Квартирка успела приобрести куда более жилой вид, а Салли уже стирал пыль с книжных полок и внимательно разглядывал библиотеку мужа. Судя по названиям, книги были очень интересными.
— А вы очень хозяйственный, — похвалил Оскар юного сородича.
— Стараюсь. Я впервые делаю такую большую уборку сам, — признался Салли, убирая очередную книгу на место. — Вы меня извините, конечно, но как это вы недоглядели? Тут был такой беспорядок!
— Республиканская молодёжь, — с улыбкой развёл руками Оскар. — Они так заняты своими большими делами, что часто не обращают внимания на мелочи. Ну, теперь за Тобиасом есть кому поухаживать.
— Да уж поухаживаю. — Салли закончил стирать пыль и слез с табурета. — Теперь это мой святой долг.
— А вы уже зарегистрировались в мэрии?
— Нет ещё. Тобиас собирался идти завтра.
— А сколько вам лет, Салли?
— Восемнадцать не так давно исполнилось.
Оскар только головой покачал.
— Вы так молоды...
— Оскар, не надо мне выкать, — попросил Салли. — Я ещё не настолько великовозрастный.
— Хорошо. — Оскар отечески приобнял Салли. — Сразу видно, что ты хороший мальчик. Ты мне только скажи... — Оскар доверительно понизил голос. — Ты по любви замуж выходил?
— Да, — так же тихо ответил Салли, порозовев. — Я очень люблю Тобиаса.
— И деток уже планируете?
— Как только наладим хозяйство, а Тобиас начнёт больше зарабатывать.
Тут взгляд Оскара упал на кольцо Салли.
— Боги... Какое необычное! Где вы его купили?
— Это наша фамильная реликвия. Мы с Тобиасом случайно нашли его в одной лавке.
— Какое красивое!
— У Тобиаса точно такое же. Они парные. Мои предки были вынуждены их продать, когда обеднели, и вот нашлись.
— Так ты из хорошей семьи? — удивился сородич.
— Это как сказать, — отвёл взгляд Салли, перестав улыбаться. — По омежьей линии — да, а вот отец и его родня... Про них я того же сказать не могу.
— Так твои родители живы? А я было подумал, что ты сирота — твоя одежда довольно старомодная. Такую сегодня часто скупают для приютов.
— Да, они живы.
— И как они отнеслись к твоему выбору?
— Папа уже одобрил, а вот отец точно разозлится, когда узнает.
— Так он ничего не знает? — нахмурился Оскар.
— Пока не знает, но скоро приедет. Меня вообще должны были выдать замуж за другого, но я его терпеть не могу и потому сбежал с Тобиасом. Тобиас хороший, и я его люблю с первой нашей встречи.
— А твой несостоявшийся муж? Он богат?
— Да, он богат, но такая сволочь! — не выдержал Салли. — Уж лучше жить в бедности, но с хорошим человеком, чем в богатстве, но с последним мерзавцем.
Тут вернулся Тобиас, держа в руках большой бумажный пакет с покупками. Бета оглядел прибранную комнату и поджал губы.
— Салли... а ты не слишком размахнулся?
— Боишься, что друзья смеяться будут? — усмехнулся Салли, забирая у мужа пакет. — Или что мне потом нечего будет делать? Так у тебя много интересных книг есть, да и я уже посмотрел на твой гардероб. Я же обещал привести тебя в более достойный для учёного мужа вид, так что на ближайшее время занятий хватит.
— Ладно, не буду вам мешать. — Оскар с улыбкой наблюдал за ними. — Если что — я всегда помогу.
— Спасибо, — хором его поблагодарили супруги, и омега ушёл.
— Я тут Кайла встретил, — сказал Тобиас, помогая раскладывать продукты в шкафчике. — Он тоже придёт.
— Тогда тем более стоит поторопиться с уборкой. — Салли вскрыл пачку с чаем и завозился с чайником. Может, в комнатке и потеплело, но от горячего чая омега не смог отказаться. Кроме чая Тобиас купил аппетитно пахнущий каравай хлеба, сахар, пару яблок... Для ужина маловато, зато в самый раз для небольшого перекуса, перед которым вполне можно заняться и кое-чем приятным. Салли поставил наполненный чайник на решётку очага и повернулся к мужу, соблазнительно потянувшись. — Милый... как ты смотришь на то, чтобы немного... отдохнуть с дороги?
Тобиас замер.
— Отдохнуть? Ты хочешь сказать?..
— Ну... — Салли опустился на кровать, выгнувшись в весьма провокационной позе. Он уже неплохо успел изучить своего мужа и знал, какие именно позы его особенно возбуждают. — Три дня в поезде... в общем вагоне... в окружении чужих, в том числе и скверно пахнущих людей...
Тобиас понял, что его омеге снова приспичило. За прошедшие дни супружеской жизни Салли всё никак не мог насытиться и требовал ласки при каждом удобном случае. Вставали они потом наутро довольно поздно, но зато Салли успешно компенсировал свою назойливость старательностью в домашних делах и помощи супругу. Порой Тобиас не знал, что с ним делать. Перед тем, как они сели на поезд, Салли вымотал его так основательно, что они едва не опоздали, примчавшись на платформу за две минуты до оправления! Нет, в постели с ним было удивительно хорошо — Салли был на редкость отзывчивым и быстро научился доставлять удовольствие, не только позволяя Тобиасу брать себя в самых разных позах. Целоваться он обожал и делал это совершенно сногсшибательно. И это уже не говоря о его дивном аромате, который заводил историка едва ли не с пол-оборота! Некогда стеснительный невинный омежка, испытывавший вполне обоснованное отвращение к физической близости, приобретал всё больше опыта, понемногу превращаясь во вполне себе искушённого. Можно себе представить, чего он может нахвататься, пообщавшись с Рейганом! Салли нередко сетовал на то, что Тобиас не даёт приласкать себя как-нибудь по-особенному, ведь он не жалеет ласки для своего омеги, а Тобиас говорил, что ему и так хорошо. До откровенных препирательств дело не доходило — ураган страсти сметал все споры моментально. Вот и сейчас Салли начал соблазнять мужа, проголодавшись за эти три дня. Неужели так не терпится опробовать новую постель?
— А не холодновато ещё? — притворно нахмурился бета. Если верить учению Церкви, то демон, пробудившийся в омеге вместе с созреванием, очень привязывается к телу, поскольку вне его лишён возможности ощущать вкусы, запахи и всё прочее, потому он попытается всеми силами сберечь это тело, и разумнику-бете будет несложно его заговорить. Но те же проповедники говорили, что демон хитёр и коварен. Что он способен идти на самые разные ухищрения, чтобы получить своё и погубить невинную душу. Потому-то и необходим законный брак, благословлённый Церковью — чтобы очистить омегу послушанием и периодическим перенасыщением демона. Закон запрещал снисходительствовать омеге больше положенного, чтобы не раззадоривать демона ещё больше. И если на холоде альфе и бете достаточно просто расстегнуться, то с омеги требовалось снять штаны.
— Так ты и согреешь, — промурлыкал Салли, поворачиваясь на бок и принимая очередную завлекательную позу. — Ты же очень добрый.
— Тебе не совратить меня, мерзкий демон! — нарочито пафосно объявил бета. — Я изгоню тебя и спасу беднягу, как бы ты не хитрил!
— Как же ты жесток! — включил другую "тактику" Салли, сел и начал неторопливо раздеваться, соблазнительно поводя плечами. — Мне же холодно! Неужели ты позволишь мне замёрзнуть?
— Уймись, демон!
— Не лицемерь, смертный! — перешёл на откровенно "тяжёлую артиллерию" омега, отбрасывая рубашку, шейный платок и жилет в сторону. — Разве ты не чуешь запах призывный? Разве ты не хочешь это тело? Для чего же Светлейший создал его, если не для услады вашей? — Салли начал расстёгивать штаны. — Подойди же и возьми то, что ты так хочешь!
Эта игра пока не успела им приесться, и в неё супруги выплёскивали всё своё презрение к официальному учению. Они часто разыгрывали коротенькие сценки из священных текстов и трудов святых отцов, а так же житий святых и блаженных. Этот диалог был почти полным пересказом фрагмента жития благочестивого Магнуса, отшельника-беты, из жалости приютившего случайно забредшего к нему омегу в своей обители. Тобиас ещё покривлялся немного, изображая праведный гнев, но потом "поддался". Салли едва сдержал смех, когда Тобиас с самым суровым видом приблизился и опрокинул его на спину, поглаживая вздымающуюся грудь и будто невзначай задевая крупные твердеющие соски.
— Всё не уймёшься, дух коварный?!
— Я никогда не уймусь!
— Тогда я заморю тебя тем, что ты так хочешь!
— Замори! Замори! А я с наслаждением выпью твою душу! — И Салли рассмеялся.
— Может, всё же подождём, пока не станет теплее? — уже нормальным голосом спросил Тобиас.
— Ну, милый, я уже не могу! — взмолился Салли. — У меня всё свербит и чешется!
— Не преувеличивай, — поморщился Тобиас. — До твоей течки ещё...
— Ну, пожалуйста! Я же чую, что и ты тоже хочешь! — И омега коснулся паха мужа, где уже откровенно выпирало.
— Ну, ладно...
Очень быстро они оказались под стареньким стёганным одеялом безо всего. В последний раз Мариусы любились перед тем, как сесть на поезд, и Тобиас сам успел нанюхаться. И это уже не говоря о Салли. Его сексуального аппетита хватило бы на доброго альфу, и Тобиас, мысленно костеря Флоренса и его причуды, молча смирялся. Да и чего греха таить — ему льстило, что такой роскошный омега хочет его и только его.
Салли тяжело дышал, привалившись к мужу и приходя в себя после сцепки.
— Это было потрясающе!
— Ты тоже был неподражаем. — Тобиас с улыбкой провёл по его животу, и Салли блаженно потянулся. — Ну, как тебе наше супружеское ложе?
— Как раз, как я и хотел. А самое главное — оно пахнет тобой.
Тобиас привстал, навис над мужем и откинул с его лба растрёпанную чёлку, взирая со смесью нежности и недоумения.
— Салли, я не перестаю тебе удивляться.
— Почему?
— Омеги редко проявляют такую инициативу в постели, если они не шлюхи. По крайней мере, я встречал только одного такого, и это Рейган.
— Из собственного опыта? — усмехнулся Салли, невольно вспомнив сородича и его запах.
— Нет, ребята рассказывали, — оценил шутку Тобиас. — Да, меня он тоже пытался затащить в постель, но до секса так и не дошло.
— Ты настолько высоко ценишь его дружбу? — посерьёзнел Салли.
— Очень высоко. Ты ведь уже заметил, насколько мы близки? — Салли кивнул. — Он мне очень дорог. Если бы Рейган позволил, то я бы все силы приложил, чтобы помочь ему лучше устроиться в городе. Чтобы не болтался по улицам и жил нормально.
Салли всё же сел и задумался. В комнате ощутимо потеплело, и голую кожу приятно обдавало воздухом.
— Тобиас, а Рейган, он... Двуликий?
— Как? — удивился бета, тоже поднимаясь. — Двуликий? Ты имеешь в виду Детей Деймоса?
— Папа всегда называл их Двуликими и говорил, что Флоренс неспроста даровал им способность давать живое семя. И предание о том, как они появились, в его версии звучало совсем иначе.
— А ну-ка, расскажи!
Салли пересказал, и историк тоже задумался.
— Значит, у Двуликих тоже чистая кровь?
— Они же омеги, а омеги собирают в себе и передают самое чистое, что есть в нашем народе. Не только в плане крови, но и в плане души.
— Тогда неудивительно, что их предали анафеме и начали уничтожать. — Тобиас поёжился, и Салли понял, что он вспомнил пресловутые домогательства парня. При таком привлекательном аромате и не поддался? Вот это выдержка! — Рейган действительно такой, и мы пообещали, что сохраним эту тайну. Думаю, что и ты будешь помалкивать.
— Конечно! А у Рейгана есть дети?
— Пока нет. Он же ещё очень молод. Сколько точно — мы не знаем, документы у него появились уже здесь, но вряд ли больше девятнадцати. Да и рожать от кого попало не хочет, как и становиться покорным мужем. Не тот характер. Течных сородичей он тоже не трогает.
— А где он живёт?
— До сих пор нигде, и меня это особенно беспокоит. — Тобиас помрачнел. — Это сейчас ему есть где перекантоваться, а уж как он жил, когда только-только перебрался в большой город... Рейган в столице где-то года два, может, чуть больше.
— И спит с другими омегами? А он не боится, что кто-то из них его выдаст?
— Во-первых, он не спит с кем попало, а во-вторых, при этом даёт своим сородичам то, чего они часто не видят от нас и альф. Он омега и потому прекрасно их понимает. За это-то его и не выдают.
— И он работает наравне со всеми.
— Конечно. Ты же видишь, он парень крепкий, на здоровье редко жалуется, много не просит. Только приходится стеречься, чтобы не попасть под раздачу или в бордельную кабалу — как ни странно, но такие, как он, там высоко ценятся. Если хочешь, то можешь его сам поспрашивать.
— А он не обидится?
— Не думаю. С нами он об этом говорит вполне откровенно. Кайл даже по его словам и рассказам целые статьи пишет для бульварных газет.
— А как часто он у тебя ночует?
— В последнее время довольно часто. В какой-то момент мне казалось, что он всерьёз подумывал за меня выйти — когда все наши поняли, что я влюбился, то спросил прямо в лоб и выглядел расстроенным, когда я ответил. Я, если честно, опасался, что он зуб отрастил, и придётся тебя от него защищать, но ты ему, кажется, понравился.
— А он... не будет?.. — Салли покраснел — в голове вдруг промелькнула примерная картинка того, как бы это выглядело.
— Нет, конечно. Он только мерзавцам рога наставляет, чтобы утешить их несчастных мужей, а разве я похож на мерзавца?
— Нет, конечно!
— Вот и не переживай. — Тобиас перестал хмуриться и улыбнулся. — В любом случае, если ты не захочешь, то он навязываться не будет.
— А ты бы... — оторопел Салли, краснея ещё больше — невольно представил себе нечто подобное. Причём на редкость ясно.
— А почему бы и нет? — шутливо хмыкнул бета. — Тебе, я вижу, не бета в мужья нужен, а альфа. Может, действительно найти кого-нибудь, чтобы додавал? А то ты меня и впрямь выпьешь досуха.
— Ни за что! — Салли торопливо прильнул к мужу, для верности обхватывая руками. — Уж лучше я потерплю немного, чем позволю себя уложить в постель кому-нибудь другому!
— Но твои аппетиты уже начинают настораживать. Может, ты и впрямь одержим демоном?
— Значит, ты какой-то особенный, раз мой демон так настойчиво соблазняет тебя.
— И, похоже, что ему мало. — Тобиас провёл между ног у мужа. — Ты ведь всё ещё хочешь, верно?
— Если только ещё разок, а то на завтра ничего не останется.
— Флоренс, неужели все чистокровки такие? — возвёл глаза к потолку Тобиас.
— Только если встречают подходящую пару. — Салли прильнул к мужу ещё плотнее и поглаживая его тело. — Папа говорил, что взаимная тяга способствует накоплению силы для зачатия и рождения здоровых детей.
— А в последние века такого взаимного притяжения не так уж и много. Может, поэтому мы начали слабеть?
— Папа говорил, что это одна из причин.
— Надо обязательно Дону об этом рассказать. Учение Архонтов уж очень хорошо объясняет все несостыковки. И если Дон и Фран сумеют это доказать, то наша жизнь начнёт изменяться. А сейчас давай-ка ещё подкормим твоего духа-искусителя, а то ребята придут, а мы не готовы. — Тобиас уложил Салли на спину и набросил сверху одеяло.
— Я только за. — Салли тут же заулыбался от предвкушения. — Только на этот раз я буду сверху.
— Это как?
— Сейчас узнаешь. — И Салли сам опрокинул его на спину.
К приходу гостей комната была полностью приведена в порядок и должным образом освещена. Салли нервно возился у стола, ожидая первых визитёров, которыми стали братья Лайсерги.
Донован и Франческо оказались сравнительно невысокими, упитанными, в одинаковых клетчатых пальто и белых шарфах. С первого же взгляда и вдоха Салли понял, что они и правда увлечённо занимаются наукой — в их запахах было что-то схожее с Тобиасом. В конкретном аромате это не выражалось, но рождало твёрдую уверенность. От Донована пахло не только лекарствами, но и только что вынутым из печи хлебом, а от Франческо — реактивами и свежей древесиной. С собой близнецы принесли ветчину и сыр.
— Так вот он какой?! — воскликнул Донован, когда Тобиас познакомил его с мужем, и Салли подхватил принесённые продукты, чтобы перенести их на стол. — А Ал ничуть не преувеличил, когда рассказывал!
— А где ты его видел? — поинтересовался историк.
— Подвозил до мертвецкой. Сразу сказал, что ты вернулся, да ещё и не один. По его хитрющим глазам я сразу понял, с кем ты приехал, и оказался прав.
Франческо очень долго тряс руку Салли.
— Очень рад! Я так рад за вас! Ты позволишь обращаться к тебе на "ты"?
— Так ты уже обратился, — не сдержал улыбки Салли. При том, что братья были поразительно похожи, Донован казался старше и серьёзнее. Эти ребята уже начали нравиться.
— Ой, и правда... Значит, можно?
— Конечно. Друзья Тобиаса — мои друзья.
Следующим пришёл Альвар. Первым делом он вручил открывшему дверь Салли — беты уже что-то обсуждали за столом, попутно нарезая то, что не успел нарезать омега — бумажный пакет, из которого сочно пахло копчёной рыбой и чем-то сладким.
— Опять в один пакет запихнул! — укорил друга Тобиас.
— Да там только один и оставался, — начал оправдываться альфа. — Зато рыбу в несколько слоёв завернули.
Сладким оказались сливы и пара апельсинов, провалившиеся на самое дно пакета. Салли только головой покачал — раздобыть апельсины зимой было непросто, поскольку они стоили соответственно. Не стащил же их новый друг с прилавка!
Не успел омега разобраться с новой порцией еды, как в дверь снова постучались. На этот раз на пороге обнаружились альфа и бета — альфа в грубой рабочей куртке с широким капюшоном и в засаленной кепке, бета в новеньком, с иголочки, чёрном пальто и с таким же белым шарфом, как у близнецов. От альфы так пахло рабочим потом и мазутом, что Салли с трудом разобрал его собственный аромат из знакомых трав и пряностей — мята, базилик, розмарин и много чего ещё весьма аппетитного. Это и был Дуглас Хилл. Рослый, широкоплечий, заметно худее Альвара, небритый, с суровым острым лицом, тёмно-русый с серыми глазами. Очень даже симпатичный, пусть и не так, как откровенный добряк Альвар. Знакомясь с новым омегой, парень просто кивнул, дёрнув ноздрями, и первым делом спросил, можно ли вымыть руки.
— Я только что с работы, — кратко объяснил он. — Дизель чинили на заводе.
Бета оказался журналистом Кайлом. Пониже Тобиаса, черноволосый, отменно выбритый, подвижный, тоже довольно симпатичный. Он практически сразу начал заваливать Салли самыми изысканными комплиментами, пока Дуглас не одёрнул его в самом буквальном смысле — вымыв руки, схватил двумя пальцами за длинный выдающийся нос и дёрнул, отворачивая от Салли. Близнецы рассмеялись, Тобиас вздохнул, Альвар пригрозил побить, а сам Кайл только отмахнулся и сразу же обо всём забыл. С собой Кайл и Дуглас принесли зелёный лук, огурцы, помидоры и круг сырокопчёной колбасы.
Гости не рассаживались, где придётся, а активно помогали хозяевам готовить стол. Сразу видно, что подобные посиделки устраиваются регулярно — действовали парни со сноровкой и совершенно друг другу не мешали. И до сих пор не сделали перестановку, чтобы было проще? Вот лентяи, подумал Салли, слегка обидевшись, что по поводу его трудов ничего не сказали. За недостающими стульями и табуретками Тобиас и Альвар сбегали к Оскару, а Салли, быстро оставшись не у дел — возле стола стало слишком тесно — зачарованно наблюдал, как ловко и быстро Дуглас нарезает рыбу и колбасу — тонко и красиво. И как только не крошит собственные пальцы?! Вот это талант!
Последним пришёл Рейган, и именно он наконец-то похвалил изменившийся облик квартирки, чем ещё больше понравился Салли. Двуликий тоже пришёл не с пустыми руками и сразу протянул Салли яркую коробку, из которой соблазнительно пахнуло сладким кремом.
— Это тебе на новоселье.
— Ты где столько денег достал? — ахнул Кайл, сунув нос под крышку коробки. Там были маленькие эклеры, сдобные корзиночки с джемом, слоёные трубочки со сладкой начинкой... У Салли даже слюнки потекли.
— Заработал, — коротко ответил Рейган, снимая пальто и вешая поверх куртки Дугласа, для чего пришлось подпрыгнуть.
— И тут же потратил, — укоризненно нахмурился Донован. — Тебе же новые сапоги нужны! Опять заболеть хочешь? Эти-то еле живы!
— Потерпят, — беспечно отмахнулся Двуликий, снял с головы шапку, привычно бросил её на комод, принял из рук Альвара широкую тарелку, извлечённую из шкафчика, и начал раскладывать нарезку. — В нашей компашке такое пополнение! Надо это как следует отметить.
— А если всё-таки заболеешь? — не отставал медик.
— Отлежусь. Не в первый раз.
— И где ты столько заработал? — хмыкнул Дуглас. — Я точно знаю, где это продаётся и сколько стоит.
— Какая разница? — пожал плечами омега.
— Насосал? И где? На углу Второй и Парадной?
— А хоть и бы и насосал. Тебе-то что? Сам меня регулярно пялишь. Хочешь жить — умей вертеться.
— А сколько клиентов принял твой зад?
Руки Салли резко ослабели, и Тобиас едва успел подхватить чайник, который его муж как раз снимал с огня.
— Что?..
Рейган тут же выпрямился, нахмурившись.
— Ну да, я их своим телом заработал. И что? Есть не будешь? Побрезгуешь? Тогда сам слопаю.
Салли потрясённо смотрел на нового знакомого и никак не мог понять, как такой бесстрашный и симпатичный омега мог оказаться обычной уличной шлюхой. Совершенно непохож!!! И он сегодня работал на уборке снега!!! Когда только успел?.. И он добровольно отдавался всем подряд только для того, чтобы купить сладкого к сегодняшнему вечеру???
Тобиас, заметив, как его омега бледнеет, понял всё.
— Салли, милый, успокойся. Это же большой город — каждый крутится, как может, — зашептал он, ставя чайник на стол и обнимая мужа.
Салли всё же пошатнулся, и Тобиас придвинул поближе табурет, чтобы усадить его.
— Надо же, какие мы нежные! — презрительно скривился Дуглас. — Не знал, куда жить едешь?
— Да, нежные, — сердито ответил Тобиас. — Салли, между прочим, воспитывался в богатой семье.
— Ого?! Ещё лучше! И что их сиятельство забыли в нашей помойке? — Альфа саркастически поклонился. — Неужели думали, что здесь пахнет розами?
Салли вцепился в мужа, чувствуя на себе презрительный взгляд рабочего. Предки, что Дуглас теперь о нём подумает?! Столько холода было в его голосе! Салли стало ужасно стыдно за своё благородное происхождение.
Тобиас, заметив, что Салли вот-вот расплачется, тут же вскинулся.
— К твоему сведению, Дуг, Салли добровольно отказался от богатой и сытой жизни в безопасности ради свободы.
— Свободы? С чего вдруг? Или он не знал, чем порой за эту самую свободу приходится платить?
— А с того, что мой Салли — один из последних потомков Спенсеров.
В комнате сразу стало тихо — только огонь потрескивал в печке. Все гости потрясённо переглянулись и снова уставились на поникшего омегу. Особенно поражённым выглядел Рейган.
— Так он... дворянин? — кое-как выдавил из себя Дуглас.
— Урождённый, — кивнул Тобиас. — И воспитывался соответственно. И всё же предпочёл мой полуподвал и скромный стол, чтобы не выходить замуж за того, кто ему глубоко противен.
Рейган медленно приблизился к сородичу и опустился перед ним на корточки, пытаясь заглянуть в потухшие глаза.
— Салли... прости... Я не знал...
Салли поднял голову, и по его щеке всё же скатилась слеза.
— Рейган... зачем?.. Зачем ты?..
— Жизнь такая. У омеги в большом городе не самый большой выбор, так что уж лучше всё решать самому, чем подставлять зад по принуждению. Да, я часто так подрабатываю, если деньги нужны срочно. Но мне так захотелось сделать для тебя что-то приятное...
От Рейгана и сейчас попахивало чужаками и случкой, и от этого становилось ещё горше.
— Сколько их было?
— Я давно считаю не клиентов, а деньги. Значит, не будешь есть?
— Буду. — Салли вытер глаза ладонью. — Ты только больше так не делай, хорошо? Сладкое на один вечер того не стоит.
— Не буду, — пообещал Рейган и осторожно пожал руку Салли.
Салли с болью смотрел на нового друга. Ну как такое может быть?! Такой симпатичный, умный, смелый, а добровольно отдаётся всем подряд! Ведь молодой ещё совсем! Ему бы пойти учиться, а не шляться по подворотням! Тобиас немало рассказывал о нём и говорил, что Рейган очень способный...
Первым опомнился Кайл.
— Так, Тоби, колись давай. Как ты умудрился на нём жениться?
Тобиас приобнял своего омегу и начал рассказывать. Время от времени Салли дополнял. Все слушали очень внимательно, забыв про подготовку стола, и только Рейган занялся чаем, попутно поглядывая на них. Кайл даже достал из кармана пальто блокнот, карандаш и начал что-то записывать.
— Вот так всё и произошло, — закончил Тобиас. — И ещё ничего не кончилось. Думаю, скоро здесь появится его отец, так что надо поскорее зарегистрировать наш брак в мэрии, чтобы некуда было отступать.
Дуглас смотрел на Салли уже совсем другими глазами.
— И ты не побоялся сменить шикарный особняк на эту конуру?
— Это не конура, — обиделся Салли, принимая из рук Рейгана чашку с чаем. — Очень даже милая квартира. Да, небогато, но зато есть всё, что нужно, а со временем мы приведём её в порядок. Готовить, шить и стирать я умею, а если будет нужно — научусь чему-нибудь ещё. Для меня важнее то, что рядом со мной Тобиас. Я люблю его. Я даже свадьбы дожидаться не стал — отдал ему всего себя накануне венчания.
Рейган присвистнул. Двуликий слушал особенно внимательно.
— Серьёзно? И как оно тебе? Не пожалел?
— Нисколько, — мотнул головой Салли, услышав в его голосе зависть.
— А тебе как? — подмигнул Кайл сородичу.
— Иной раз не знаю, что с ним делать, — полушуткой пожаловался Тобиас. — Как только пробудился его демон, начал бояться, что Салли меня просто выпьет и высушит.
Омега густо покраснел, а Альвар озадаченно на него уставился.
— Это... как?
— А так. Мы в Артекс приехали, когда я начал чувствовать, что от Салли всё гуще пахнет, когда мы разговариваем. С той минуты, как он попросил у меня первый поцелуй, выпрашивал очередной при каждом удобном случае, а потом начал в прямом смысле слова изводиться от желания. И это притом, что до его течки ещё долго.
— И сколько времени прошло с вашего побега?
— Три дня с небольшим. Вы можете себе представить такое? Всего две случайные встречи — и такая тяга.
Донован задумался. Закончив накрывать на стол, все расселись. Рейган придвинулся ближе к супругам и даже начал что-то жевать.
— А что до вашего побега? По отношению к другим ухажёрам такая тяга возникала?
— Я даже смотреть на них не мог, — буркнул Салли, допивая чай. — Для меня они так воняли, что порой до тошноты пробирало. Я до сих пор не понимаю, почему другие омеги от них так носы не воротили! Наверно, из-за скверной наследственности — в них много дурной крови, а она способна притупить нюх. А когда появился Тобиас, то меня с самой первой минуты к нему тянуло...
— Погоди-ка, Салли! — замахал руками Франческо. — Стоп! О какой дурной крови ты говоришь?
— Я понял, почему наша раса начала слабеть, — сказал Тобиас. — Оказывается, когда во времена Великого Холода первые Патриархи начали активно наращивать темпы рождаемости, при этом были проигнорированы законы природы, которые были хорошо известны Совету Архонтов до Великого Холода. За века наша кровь так замутилась, что омеги это воспринимают как вонь и не особо тянутся к возможным партнёрам. Мутная кровь смешивается с такой же мутной с таким же игнорированием природных законов. Наши предки были куда здоровее и чище, и если ничего не изменить, то мы просто выродимся.
— И при этом Салли нравится, как ты пахнешь?! — скептически уточнил Кайл, покусывая кончик карандаша.
— Спенсеры веками берегли чистоту крови по древним законам. А ещё они сумели сохранить часть знаний, которые так отстаивали последователи Архонтов. После того, что мне успел рассказать Салли, я окончательно убедился, что наши предки были гораздо более развиты, чем считается официально, а во времена Великого Холода изрядная часть этих знаний, технологий и умений была утеряна. Ты знаешь, из-за чего убивали последних адептов Архонтов, когда грянула первая инквизиция?
— Ты и это узнал? — замер Дуглас, не донеся до рта кусочек копчёной рыбы, положенный на ломтик хлеба.
— Да. Архонты проповедовали изначальное равенство всех трёх типов, и каждый из первопредков символизировал одну из сторон человека. Адам — это сила, Рослин — разум, а Иво — душа, и эти три начала постоянно перемешиваются в потомках. Только тогда, когда все эти три составляющие приведены в гармонию, возможны полноценная жизнь и развитие. Первоначальное учение было на редкость разумным, но было кем-то, возможно, что самым первым Патриархом, искажено так, что теперь эта ложь губит нас из поколение в поколение.
— Так, давай-ка с самого начала. — Кайл открыл чистую страницу. — В чём Патриархи конкретно наврали?
Салли переглянулся с Тобиасом и начал говорить, озвучивая то, к чему они с Тобиасом уже пришли, обсуждая тайные рассказы Орри. Говорил он долго, видя, как ошарашенно вытягиваются лица его новых друзей, а у Рейгана загораются глаза. Время от времени Тобиас что-то комментировал, и на гостей это производило сильное впечатление.
— ...Таким образом все странности и достижения Спенсеров более чем объяснимы, — закончил Тобиас, продолжая обнимать мужа. — Их потомки неспроста прославили себя в веках. Сколько раз самые богатые и знатные фамилии предлагали им выгодные партии, но Спенсеры отказывались. Я слышал только о двух случаях, когда дети родовитых входили в их семью, но оба они были официально признанными бастардами. То есть, выходит, их кровь была чище. Ведь аристократы и нувориши заключают браки исключительно по расчёту, игнорируя мнение своих детей. В результате рождались ослабленные дети со скверной наследственностью, а то и не рождались вовсе — господин Орри говорил Салли, что если кровь родителей друг другу не подходит, то зачатие может и не произойти, как и просто случиться выкидыш, а то и сам омега умирает во время беременности.
Донован всё больше хмурился, а потом взглянул на Рейгана.
— А что господин Орри говорил про таких, как наш Рейган?
— Он называл их Двуликими, — ответил Салли. — Двуликим не просто так дана возможность не только рожать детей самим, но и зачинать их другим омегам — они несут в себе хорошую кровь, которая должна разбавлять грязную, чтобы она не прогнила совсем. Ещё чистыми рождаются не только дети Двуликих от омег, но и дети Истинных.
— А что значит "Истинные"? — торопливо строча в блокноте, спросил журналист.
— Это когда альфа встречает такого омегу, после которого он уже не хочет других. В официальных Заветах это называют Печатью Рифея. Флоренс нарочно так сделал, чтобы от таких пар родилось как можно больше детей с чистой кровью. Дети Истинных соединяют в себе всё самое лучшее, что есть в родителях, и несут это дальше, передавая своим детям.
— Так это не болезнь и не проклятие Деймоса?!! — ахнул Донован.
— Да, — кивнул Тобиас. — И наши предки до Великого Холода это хорошо знали. Но когда случилась природная катастрофа, то взявшими в руки власть Патриархами были сняты все прежние запреты. Я так понял, что инициатором этого бардака стали именно Данелии, служители культа Адама, раз во главе всего были поставлены альфы. Октус Данелий, которого позже объявили первым Патриархом, собрал вокруг себя самых отчаявшихся, и началась мясорубка. Ведь тогда остро встал вопрос выживания, за земли, на которых ещё можно кормиться, вспыхивали войны, сталкивались амбиции и простые желания. Архонты, которые пытались сплотить людей перед лицом голода с помощью знания и здравого смысла, стали врагами. Позднее из них вылепили особо упорных еретиков, приписывая их благополучие дарам Деймоса и его демонов. И это вместо того, чтобы подтянуть пояса или уйти южнее, где могло быть теплее, и переждать, как это сделали некоторые.
— Так они же потом погибли. Разве нет? — спросил Франческо.
— Я подозреваю, что кто-то всё же выжил и стал частью прародителей империи Альхейн, раз во время воины эту страну начали описывать как Империю Зла. Если я прав, то Патриархи совершили роковую ошибку, разрушив триединство начал. Если бы они этого не сделали, то мы, сохранив себя чистыми, легко смогли бы отбить захваченные соседями земли — заражённые гнилой кровью народы не смогли бы оказать достойного сопротивления.
— Боги милостивые... — только и смог сказать Дуглас. — Получается, что лично мы и наши предки не настолько заражены грязью, раз от нас хорошо пахнет?
— Не только. — Салли потянулся к тарелкам — успел почувствовать, что проголодался — и Тобиас сам придвинул к нему пару поближе. — Спасибо, дорогой. — Салли благодарно поцеловал своего бету, взял пару кружков колбасы и начал сооружать себе бутерброд. На них смотрели во все глаза. — Чистота запаха говорит не только о чистой крови, но и о чистой душе. Например, когда вы злитесь, то я чувствую гарь, и чем сильнее гнев и ярость, тем этот смрад сильнее. А когда кто-то в хорошем настроении, искренно проявляет лучшие свои качества, то его запах становится легче, чище. Например, дядя Тобиаса, Декстер Оттис, мне всегда был симпатичен — от него не так плохо пахло, а на то, что примешивалось, я просто внимания не обращал. Он всегда разговаривал с нами очень учтиво, пусть и мог уронить скабрезное словцо, но рядом с ним мне лучше дышалось. Особенно, если вокруг полно других вонючек. И так с самыми разными проявлениями чувств. Иногда я даже могу сказать, когда человек лжёт. Я не могу этого объяснить, но я так чувствую.
— Я тоже часто чую гарь, когда попадаю в самую гущу разборок, — поддакнул Рейган. — А когда всё проходит, то дышится легче.
— И тебе нравится, как мы пахнем? — подытожил Кайл.
— Да, вы очень приятно пахнете, — кивнул Салли и без стеснения отхватил сразу треть бутерброда. — Наверно, ваши предки сумели очиститься, инстинктивно следуя законам Флоренса, и вы просто хорошие люди — это сразу видно.
— А твои родители не Истинные? — уточнил Донован.
— Нет, папу отдавали замуж против его воли. — Салли не без труда проглотил разжёванный кусок — воспоминания о несчастном Орри всегда отдавались болью в сердце, как и его прощальный взгляд. — Официально считается, что Кристо выплатили все долги нашей семьи, и за это папу выдали замуж за моего отца, но мы с Тобиасом считаем, что это ложь. Тем более, что перед этим папа встретил своего Истинного. Его звали Сет, и он был простым рыбаком. Папа рассказывал, как он был счастлив, как его тянуло к Сету чуть ли не с первой встречи. Но традиции нашей семьи не слишком одобряли ранние связи — зачинать детей лучше всего тогда, когда омеге исполнится семнадцать лет.
— Ну да, — кивнул Франческо. — Мы с Доном выяснили, что именно с этого возраста беременность протекает наиболее спокойно и с рождением детей меньше всего сложностей. И дети рождаются более здоровые.
— Папа уже начал мечтать, как он и Сет поженятся, но тут что-то случилось, их разлучили, потом в усадьбе случился пожар, мои дедушки погибли, как и немногая прислуга, а потом папу, который уцелел, отдали замуж. Якобы он в это время гостил у будущего мужа. Старшие братья папы погибли ещё до того.
— Сколько твоему папе лет было? — поинтересовался Кайл, не прекращая строчить в блокноте.
— Пятнадцать. А уже в шестнадцать он родил Дориана, моего старшего брата-альфу.
— И что Дориан?
— До семи лет он слишком часто болел для "волчонка", был очень слабым, и папа лечил его настоями и мазями из трав. Потом родился Симон, и он поначалу очень плохо усваивал грамоту. Его первые учителя были очень недовольны и даже думали, что он слабоумный. Папа говорил, что отец был просто в ярости! Папа сам Симона учил, и к школе Симон был готов, пусть и чуть позже, чем надо.
— А с тобой особых проблем не было?
— Нет. Я редко болел, всё, чему меня учил папа, давалось довольно легко... только с иностранными языками было плохо.
— А чему тебя папа учил?
— Грамоте и счёту, шить, вышивать, учил каллиграфии, верховой езде... и часто рассказывал такое, что не было похоже на церковные проповеди. Ещё он рассказывал мне о моих предках, а потом просил никому не говорить то, что он мне рассказывает. Я теперь так понимаю, что он пытался передать мне знания древних, сохранившиеся в нашей семье. Только после того, как я встретил Тобиаса, он начал говорить так, что я быстро понял, что это всё правда.
— И как он тебе это рассказывал?
— В виде сказок с продолжениями, при этом часто подмигивал, на что-то намекая. Песни пел, загадки загадывал.
— А про тех детей-бастардов, которых упоминал Тоби, говорил?
Салли нахмурился, вспоминая.
— Были две сказки... В одной он рассказывал про двух Истинных — один, альфа, был из семьи Барсуков, а второй, омега, из семьи Чистого Ручья.
— Барсук? Он изображён на фамильном гербе клана Рольф, последние потомки которого были убиты в самом начале Революции Омег!.. — воскликнул Франческо.
— ...и именно оттуда был альфа, ставший исключением, — кивнул Тобиас. — Именно тогда о Спенсерах заговорили как об отдельном роде. Сын главы клана Рольф не смог дождаться от супруга детей и с благословения семьи заделал ребёнка на стороне. Родился альфа по имени...
— ...Сайлас, — подхватил Салли. — Он рос в замке отца, который запретил ему видеться с папой, но тот сумел пробраться в замок и тайно, под видом простого слуги, виделся с Сайласом, заботился о нём. Когда Сайлас вырос и вышел в свет, то на одном из балов встретил омегу по имени Рикки. Встретив его, Сайлас перестал обращать внимание на других омег, но его отец уже планировал свадьбу с другим кланом. Сайлас вместе с папой сбежал из дома, пришёл к родителям Рикки, и те приняли его, признав Истинного Рикки. Они поженились, у них были дети.
— Это случилось почти сразу после завершения Эпохи Регентства, и тогда случился большой скандал, — качнул головой Тобиас. — Об этом происшествии было упомянуто в хрониках того времени. Когда выяснилось, что Сайлас исчез буквально накануне свадьбы, сватья из клана Мара потребовали возмещения ущерба — брачный договор уже был подписан. Сайласа разыскали и даже смогли насильно увезти, чтобы он выполнил свой долг перед семьёй...
— ...но Рикки последовал за ним, — подхватил Салли. — Он уже носил под сердцем первенца, и всё же сумел освободить мужа. После этого Барсуки отказались от Сайласа.
— А второй? — От спешки и волнения Кайл едва не сломал карандаш.
— Вторым был омега, — ответил Тобиас. — Он тоже был бастардом, но его отец был разочарован — ждал сына-альфу. А чтобы мальчика не использовали, чтобы прибрать к рукам часть семейного богатства, посадил беднягу под замок, и он мало кого видел кроме воспитателя, нескольких слуг и стражи. Когда мальчику исполнилось пятнадцать, его вывели в свет, чтобы найти достойного мужа, и там он встретил сына Спенсеров. Сами Спенсеры тогда временно попали в опалу, поскольку Аскольд Спенсер на императорском совете взял слово против Первого советника.
— Этого омегу звали Жасмин. — Салли снова потянулся к ближайшей тарелке. — После стольких лет, по сути, затворничества он пришёл в ужас от высшего общества, поскольку впервые попал в место, где было столько неприятных для него людей. Он испугался, убежал из бального зала и наткнулся на альфу по имени...
— ...Генри Спенсер, — закончил Тобиас.
— Да, Генри. Он сумел успокоить Жасмина, они разговорились, и Генри пожалел беднягу. Балы затянулись на несколько дней, и Генри начал тайком навещать Жасмина, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким. Нет, ребята, они не были Истинными, но их всё равно потянуло друг к другу, как меня и Тобиаса. Там же случилась их первая ночь, и их застали после сцепки. Генри сумел отбиться и забрать Жасмина с собой.
— Это случилось незадолго до начала серьёзной войны с Альхейном — Спенсерам тогда пришлось без малого на двадцать лет покинуть страну, и они осели в Цехине совсем рядом с границей, — сказал Тобиас. — Похищение Жасмина всколыхнуло высший свет — своим-то не всегда такое спускали. А поскольку Спенсеры отказались возвращать его, то их могли арестовать за похищение и оскорбление. Пришлось бежать за границу, а потом их помиловали, поскольку без командиров-альф из этой семьи было проиграно несколько важных сражений. Единственным сыном Генри и Жасмина стал омега Ливий, а внуками бета Самуил и альфа Эммануил Спенсеры, которые сыграли огромную и очень важную роль в самой долгой и тяжёлой войне с Альхейном. Больше ни один потомок родовитых кланов не вошёл в семью Спенсеров.
— А омеги Спенсеров?
— Омеги нашей семьи всегда считались самыми лучшими, — с гордостью сказал Салли, а Тобиас с улыбкой привлёк его к себе плотнее. — Их несколько раз пытались похищать, но те, кого удавалось украсть, или сбегали или убивали себя, чтобы не допустить осквернения крови семьи. Так поступил и Осгуд Спенсер, и началась Революция Омег.
— Именно поэтому я считаю, что с гибелью Реджинальда Спенсера и его мужа Рэнди что-то нечисто, — сказал Тобиас. — Я сильно сомневаюсь, что при таких мощных и глубоких традициях они могли согласиться на банальную сделку с Кристо. Орри сам не хотел выходить за Арчибальда, и он уже встретил своего Истинного. Я прикинул даты... Вероятно, он пытался умереть, но ему зачали старшего сына во время ближайшей течки, чтобы этого не случилось. И Орри остался жить, привязанный к семье Кристо собственными детьми.
— Но что стало с Сетом? — встревоженно спросил Рейган.
— Подозреваю, что его просто убили, — вздохнул Тобиас. — Орри ещё во время нашего знакомства запретил нам с Салли встречаться — сказал, что тесная связь причиняет боль при разрыве. Могу это объяснить только тем, что он сам это пережил и не хотел, чтобы Салли так же страдал — он мне тогда сказал, что связываться с семьёй Кристо опасно.
— Получается... что последнюю усадьбу Спенсеров могли сжечь за отказ породниться? — Кайл закрыл свой блокнот.
— Это наиболее вероятный исход. Арчибальд, конечно, подпортил кровь Спенсеров, но поколения чистокровных своё дело сделали. Только старшие дети-альфы родились с изъянами, но омега, — Тобиас с нежной улыбкой взглянул на порозовевшего супруга. — остался так же чист, как и его предки. Как тут не поверить, что именно через омег передаётся живая искорка света первого творения?
— Думаю, что на ближайшие вечера нам лучше ничего такого не планировать, — переглянулись близнецы.
— И меня ждите, — кивнул Альвар. — Я просто не имею права такое пропускать!
— И я с вами, — кивнул Рейган.
— И я, — сказал Дуглас. На деле он оказался не настолько суровым, как показался с первого взгляда, слушал очень внимательно, и по глазам было видно, что парню это всё очень интересно. — Я, конечно, не такой учёный, как вы. Я парень конкретный и не люблю философскую заумь, но с заморочками Спенсеров разобраться стоит. Я нутром чую, что это всё правда.
— Только пока помалкивайте, ладно? — попросил Тобиас. — А то, когда я в школе учился, у нас сторож-омега пропал вскоре после того, как рассказал апокрифическую легенду.
— Да уж не дураки — всё понимаем, — кивнул Кайл. — И Салли твоего беречь теперь будем — раз он стал последним хранителем подлинного древнего знания, то сберечь его мы обязаны.
Очень быстро свадебные кольца Мариусов пошли по рукам.
— Это наши фамильные, — пояснил Салли. — Папа говорил, что они были символом преемственности.
— Нигде ничего подобного не видел, — признался Кайл, изучая устройство колец. — Мой двоюродный дядя ювелир, я не раз видел, как он работает и какие шикарные кольца делает, но таких он никогда не делал.
— Сколько им лет? — полюбопытствовал Донован.
— Я не знаю, и мой папа тоже, — пожал плечами Салли. — Они всегда были в семье.
— Возможно, их создали до Радужной Весны по каким-то утраченный технологиям древних, — сказал Тобиас. — И создавал, вероятнее всего, кто-то из Спенсеров. Я сначала думал, что они сохранились ещё со смутных времён, но потом пришёл к этому выводу. Помню, что из рода Спенсеров вышло два великих ювелира, и наиболее вероятно, что создатель колец младший — бета Бенджамин I-ый Спенсер.
— Это который создал новые способы плавки драгоценных металлов и огранки камней? — уточнил Кайл.
— Да, он самый. Он был двоюродным племянником того самого Генри Спенсера, но почему-то не оставил после себя потомства. Даже женат не был. Завистники говорили, что Бенджамин был извращенцем и сожительствовал с неким сородичем, но мне это кажется неправдоподобным. А даже если Бенджамин и был катамитом, то его заслуг это нисколько не умаляет. Его искусство очень здорово помогло семье во время эмиграции, в цехинском столичном музее можно найти его творения, а те, что на руках, являются желанной целью коллекционеров. И, кстати, есть достоверные сообщения, что отец Бенджамина жил одновременно с двумя омегами, поскольку сводный брат Бенджамина, альфа Маркус, тоже был известен своим мастерством. Он был искусным механиком и прославился созданием удивительных по тем временам механических и шарнирных игрушек и просто диковин. Именно из его рук вышла первая музыкальная шкатулка, которая сейчас хранится в одном из наших столичных музеев.
— Это та большая? — ахнул Рейган. — Я как-то работал в этом музее и видел, как её заводили перед посетителями!
— Она самая, — подтвердил Тобиас. — Братья какое-то время после возвращения семьи в Ингерн жили и работали в Викторане, немало ездили по стране, успели обучить двух учеников, выходцев из бедных семей, которые продолжили развивать их промысел. Один из учеников, кстати, стал основателем рода, который позже стал династией ювелиров Джойс. Судя по внешнему виду колец, это вполне возможно. И я надеюсь, что что-то из фамильных ценностей Спенсеров ещё найдётся — их легко узнать.
— А орнамент что-то означает? — спросил Франческо у Салли, передавая оба кольца Рейгану, который даже набрался смелости примерить кольцо Салли.
— Да. Этому орнаменту папа меня учил, когда учил обращаться с иголкой. При этом он мне рассказывал разные сказки, в которых упоминались дуб, плющ и яблоня. Дуб — это дерево Адама, плющ посвящён Рослину, а яблоня — Иво.
— А ведь официальная традиция тоже называет дуб деревом альф, — покачал головой Альвар. — Даже на форме военных вышивались или чеканились на доспехах дубовые листья. Плющ тоже считается растением бет, а растением омег почему-то считается терновник.
— А ведь цветочно-яблочный орнамент находится в середине этого "слоёного пирога", — задумчиво пробормотал Кайл, тыча пальцем в верхнюю планку. — С одной стороны дуб, с другой — плющ, саму плетёнку можно перевернуть нужной стороной вверх, на боковушках просто переплетаются все три элемента, а мелкие выступы и завитки позволяют подогнать кольцо любого супруга под нужный размер. Эти кольца делал настоящий гений! Вы только посмотрите, как остроумно сделаны шарниры!
— Значит, мы правильно их носим, — с облегчением выдохнул Тобиас. — А ведь я подумывал носить дубом вверх.
— Значит, наши предки до Великого Холода владели более совершенными знаниями, — подвёл итог Альвар.
— Да, — кивнул историк. — Сейчас активно совершенствуют систему водопровода и канализации, и до меня доходили слухи, что иные тоннели под Виктораном и Камартангом существуют уже очень давно, да и под другими самыми старыми городами их хватает. Их просто используют, укрепляют и удлинняют. А помните, я вам рассказывал про статую омеги, которую мы нашли в моей первой экспедиции? Она очень старая и немало пролежала в земле, а ведь такие реалистичные статуи начали ваять только после Радужной Весны, да и сама постановка отличается от традиционной. Кстати, мой Салли поразительно похож на неё.
— Да ладно! — усомнился Рейган, возвращая супругам кольца.
— Клянусь предками, не вру! Когда Салли впервые разделся передо мной, я глазам своим не поверил! Да, Салли за время нашей разлуки сильно похудел, но тем не менее сходство в формах и пропорциях фигуры было очевидно.
— И что такого было в этой статуе, что она отличается от традиционных?
— Во-первых, поза. Иво стоит с вытянутыми перед собой руками, а в его ладонях лежит крупное яблоко. Он будто предлагает его кому-то. И его лицо — в нём нет ни капли порочности, слабости или скудоумия. И он не склоняется ни перед кем.
— Яблоко... — задумался Франческо. — А ведь во многих народных сказках, причём не только у нас, яблоко символизирует жизненную силу. Яблоко и сейчас является символом плодовитости.
— К тому же на постаменте статуи есть выемки. Подобные выемки делают для того, чтобы соединять изваянные отдельно фигуры для единой композиции. И в этой композиции Иво стоит в центре. Не Адам, а Иво. И, судя по форме выемок, Адам стоит по левую руку от Иво, а Рослин по правую.
— Сейчас Рослина тоже ставят по правую руку, — задумчиво сказал Кайл. — Правая сторона считается стороной разума, справедливости и мудрости. У большинства людей ведущая рука — правая.
— Сейчас Иво ставят по левую руку, а в этой композиции слева стоит Адам. Значит, левая сторона...
— Так ведь у нас сердце слева, — вскинулся Донован. — Может, из-за этого?
— Может быть, — закивал Тобиас. — Поскольку омеги очень чувствительные и эмоциональные, их призванием называют заботу о детях и мужьях. Значит, они должны руководствоваться велением сердца. Ведь считается, что им одним присуща безграничная любовь.
— Значит, ты тоже омега? — хихикнул Рейган. — То, как ты любишь Салли, и слепой разглядит.
— Альфы часто руководствуются инстинктами, — заговорил Альвар. — Они воплощают собой, если верить нынешним церковникам, дух нашей расы.
— Дух живёт в груди, там же находится сердце... — ахнул Рейган.
— ...поэтому и левая сторона, — закончил Кайл.
— Боги милостивые! — схватился за голову Двуликий. — Как же всё запуталось-то! И всё только потому, что какой-то озабоченный кобель с напрочь ушибленной гордостью возомнил, что ему всё можно?
— И внушил эту мысль другим, — злобно буркнул Дуглас. — А мы теперь разгребаем!
— Потому-то инстинкты и берут такую мощь — замутнённая кровь даёт им силу, — подвёл итог Тобиас. — Ведь Флоренс не терпит беспорядка — он создавал животных и растения так тщательно, что нынешние зоологи и ботаники только ахают от такой рациональности. Надо как-то доказать правоту Архонтов, пока ещё не поздно.
— И докажем. С чего только начать? С запахов?
— Почему нет? — пожал плечами Франческо. — Ведь насекомые летят к цветам на запах — они так привлекают. Что, если и мы выделяем особые пахучие вещества, которые и мотивируют нас на самые разные поступки и пробуждают инстинкты? Тогда церковный постулат о демонах отпадёт сам собой, и станет очевидно, почему все омеги для нас хорошо пахнут — они же вынашивают и рожают детей.
— А почему же омеги теряют головы только во время течки, а в остальные дни либо шарахаются, либо тупо терпят либо притворяются, как шлюхи? — поинтересовался Дуглас.
— Может, как раз из-за дурной крови? Ведь омеги чуют вонь, а разве это может нравиться? Есть такие виды насекомых, что опыляют только отдельные виды растений. Значит, они как-то их распознают среди всего прочего. Что, если омеги точно так же чуют самых подходящих партнёров для рождения полноценного потомства? Чем привлекательнее запах, тем лучше партнёр — он чище.
— И как это доказать, чтобы вас не сожгли на костре? — фыркнул Дуглас. — Ведь если вы это докажете, то получится, что это не омеги выродки, а мы и беты. И как доказать, что именно омеги собирают в себе самое лучшее, что есть в нашем народе?
— Так ведь выводят же разные породы животных и сорта растений. Даже уже выведены некоторые законы передачи наследственности. Если мы возьмём те же методы и теории на вооружение, то сможем хотя бы начать.
— Но ведь животные и растения разделены на два типа, а не на три, как мы, — возразил Альвар. — Потому-то нас и их часто рассматривают отдельно. Что если у них не так, как у нас?
— Так ведь у нас достаточно много общего, — резонно возразил Донован. — Наш профессор уже вывел определённые закономерности и собирается формулировать свою теорию происхождения разных видов. Достаточно смелая даже по нынешним временам, спорная, но основания для неё есть. Да и наука сейчас активно спонсируется, совершенствуется техника. Ещё можно привлечь статистику. Мы с Франом уже кое-что собрали, и наши находки частично подтверждают, что Салли и его предки правы.
— И всё же стоит быть осторожнее, — покачал головой Тобиас. — Прежде чем презентовать свои находки, соберите побольше доказательств и сторонников.
— А что собираешься делать ты?
— То же самое, но уже на ниве истории. Я и раньше видел откровенные натяжки и несостыковки, как и мой наставник, а теперь понял, в каком направлении надо рыть, чтобы откопать истину. Нужно только исследовать всё досконально, обосновать и предоставить железные доказательства, которые невозможно будет разбить. Будет непросто, но я это сделаю. И Салли мне в этом поможет. — Тобиас ласково поцеловал мужа.
— А что я могу? — опять порозовел омега. — У меня же только домашнее образование.
— Значит, у тебя незамусоренные всякой бредятиной мозги, и ты сможешь взглянуть на всё свежим глазом. А ещё будешь моим крепким тылом. Согласен? — Тобиас опустил руку ниже и многозначительно погладил ягодицу своего омеги, чуть сжав.
— Согласен, — улыбнулся Салли и сам потянулся к нему за поцелуем.
— Всё, я уже завидую, — с тоской подпёр голову Альвар. — Где бы мне себе такого омегу найти?.. Ребята, вы видите, как Салли на нашего историка смотрит? Я тоже хочу, чтобы на меня так смотрели!
— Для этого надо, чтобы омега тебя любил, — хмыкнул Рейган. — И у тебя есть уйма возможностей найти подходящего — ты в сравнении с большинством отличный парень. Лично мне нравится с тобой спать.
— Но ты так на меня не смотришь!
— Конечно, мы же просто друзья. Ничего, найдёшь ещё себе. Только будь искренен и не дави по каждой ерунде — чадит.
— Теперь точно не буду — не хочу, чтобы мой омега от меня нос воротил. А раз Салли говорит, что я хорошо пахну, то мутить свой запах мне теперь понапрасну точно нельзя.
— Тоби, а ты можешь провести меня в ваши запасники? — попросил Кайл. — Мне всё сильнее хочется увидеть твою статую.
— Вообще-то в тот отдел кого попало не пускают, — задумался Тобиас. — Я могу попросить своего наставника выписать тебе пропуск, но когда это ещё будет...
— А, может, я просто разденусь? — поколебавшись, предложил Салли. — Если я так похож на ту статую, то достаточно будет.
— Ты уверен? — удивился его муж.
— Так ведь твои друзья мне точно ничего плохого не сделают — просто посмотрят. Ничего такого. Если всё-таки опасаешься, то просто встань рядом.
Дуглас озадаченно присвистнул, переглянувшись с не менее потрясённым Рейганом.
— Ну, Тоби, ты и омегу себе нашёл! И откуда только такие берутся?!
— Из тех ворот, что и весь народ, — ответил старой поговоркой Салли и поднялся с колен супруга. Он ни капли не боялся — от гостей совершенно не пахло голодным вожделением. Раздевался омега неторопливо, наблюдая, как в глазах новых друзей загорается огонёк восхищения, а у Тобиаса — гордости. Вот на руки Рейгана сброшены панталоны, Салли обвязался своим шарфом, и в комнатке повисла тишина.
— Обалдеть... — первым обрёл дар речи Дуглас. — Впервые вижу такого... красивого омегу.
Тобиас тихонько подсказал Салли, как надо встать, распустил его волосы по плечам и дал в руки яблоко. Салли протянул руки вперёд, бережно держа яблоко в ладонях.
— Вот так и выглядит, — сказал историк. — Только вместо Салли — белый мрамор.
— Потрясающе! — выдохнул Альвар. — И как я теперь по музеям и храмам ходить буду? Там же всё вывернуто наизнанку!
— Можешь не ходить, — усмехнулся Франческо. — Но я теперь в блин расшибусь, но буду стараться помогать Тоби и Салли.
Салли стоял рядом с мужем, крепко держался за его руку и косился то на дверь чиновничьего кабинета то на соседей. Кроме них регистрировать брак пришло ещё несколько пар. У двоих омег под одеждой были заметны выпирающие животы, стоять им было тяжело, однако присесть никто не предлагал. В коридоре даже стульев и скамеек для ожидающих не было!
Делопроизводитель-бета, распределяющий очерёдность, принюхивался к каждому омеге и, стоило только Тобиасу положить перед ним документ из монастыря, жадно начал раздувать ноздри. Салли плотнее прижался к своему бете — он видел огонёк острого вожделения в глазах этого человека. После того, как новые друзья разошлись по домам, Мариусы снова долго миловались в постели и едва не проспали. Неужели всё ещё пахнет?
— Вы восьмые, — буркнул бета, заметив кольцо на пальце омеги. Поморщился недовольно. — Паспорта с собой?
— У моего омеги пока только метрика, но он уже совершеннолетний, — сказал Тобиас, выкладывая на стол их документы. — Тариф на получение общегражданского паспорта ещё не повысили?
— Планировали после Нового Года, — тем же утомлённым тоном ответил делопроизводитель. — После регистрации подойдёте к пятому столу.
— Хорошо...
— Заполняйте бланк.
В руки беты лёг лист бумаги, и Мариусы отошли к длинному столу, на котором стояло несколько чернильниц. Салли вчитался в строчки. Даты рождения обоих новобрачных, место рождения... А это зачем?
— Это для статистики, — тихо пояснил Тобиас про графу "прежние браки". — Сейчас же официально разрешили разводы.
— И что писать?
— Просто ставь прочерк.
Салли вписывал свои данные очень внимательно и аккуратно — металлическое перо, прилагающееся к чернильнице, было в безобразном состоянии. Попутно он пытался прислушиваться к разговорам других пар, пришедших на регистрацию.
— ...Отец заставил?
— Ага. И как только меня угораздило?!! Знал же, что если хоть одного мокряка награжу пузом, то тут же на цепь посадят! И как только пронюхал?!
— Ох, и суровый он у тебя!
— И не говори. А ты как налетел?
— Да просто перед фактом поставили...
— ...и если я узнаю, что ты хоть одному чужаку зад подставил — на улицу вылетишь тут же!..
— ...и чтоб не ныть "Хочу!"!!! Понял меня?
— Да, Клейтон...
— ...помни — у нас договор...
— Тобиас, ты это слышишь? — шепнул Салли своему бете.
— Слышу, — так же тихо ответил тот. — В больших городах жизнь достаточно тяжёлая, нередко исход событий зависит от кучи условностей. Подобные браки — обычное дело.
— А по взаимной приязни бывают?
— Конечно. Мои родители так женились, и дядя Лэсси тоже по любви замуж выходил. Только не всегда и такие семьи живут счастливо. А уж если замуж выходит купленный омега...
— А зачем жениться, если можно просто купить себе омегу для дома?
— Новая политика властей. Чтобы не плодить нищету и показать, что права омег действительно уравнены с правами альф и бет, им разрешили жаловаться, если кто-то им во время течки ребёнка приживёт, и такого дурака обязывают жениться, чтобы обеспечить будущее ребёнка... якобы. К тому же, если замуж выходит купленный, то официальная регистрация автоматически присваивает ему статус свободного. Даже если он овдовеет или попадёт под развод. На самом деле просто втирают очки омежьему населению, создавая видимость строительства правового государства. Чтобы выстроить нормальное общество, надо перестраивать всё, причём начиная со школьного обучения, а сейчас всё просто сбрасывается в одну кучу. Объясняют это тем, что до всего сразу руки не доходят — слишком многое требует изменений и денег, а на границах сейчас опять неспокойно, и армия тоже требует больших расходов, а ведь попутно и внутреннюю жизнь надо налаживать. Не всё сразу. Пока люди верят, а жить как-то надо. Плюс традиции и общие правила морали, созданные Церковью. Вот только богачи имеют прямой доступ к последним достижениям науки и техники и пользуются этим, когда остальным остаётся только смотреть и завидовать. Видел машины? Те, что ездят на спирте, керосине или бензине, делают по особому заказу для самых богатых и членов правительства, люди среднего достатка, да и то не все, ездят на паровых автомобилях, а остальные тратятся на извозчиков или ходят пешком.
— А я-то думал, что только в провинции ничего не изменилось... — поразился Салли.
— Везде одно и то же. Разница только в доступе к финансам, уровню образования и новым достижениям науки и техники. Да, времени прошло не так много, и должно вырасти не одно поколение, чтобы изменения стали заметны, но что-то я не заметил больших подвижек в главной проблеме.
— Отношение к омегам?
— Именно. Пока омега незамужем, то он по-прежнему зависит от родителей, и только совершеннолетие даёт ему хоть какое-то право голоса. И Церковь продолжает проповедовать те же прописные истины, что и на протяжении всего периода своего властвования, начиная с Великого Холода по переворот включительно. А в свете того, что ты мне рассказал, мне становится всё очевиднее, что надежда остаётся только на науку.
— А почему власти вдруг начали так активно в неё вкладываться, даже рискнув вторгнуться в епархию Патриархов?
— Революция Омег всколыхнула не только нашу страну — её огонь перекинулся и на наших соседей. Не тронуло только наши бывшие заморские колонии, юг и Дальний восток. Потери населения грозили стать катастрофическими повсюду, и только наши богатеи сообразили, что если просто давить этот бунт, то мы рискуем остаться на бобах. Без омег продолжение нашего рода невозможно, и если их на всех не будет хватать, то начнётся беспредел, сравнимый со Смутой из хроник, и они потеряют всё. И, как я понимаю, решили дать вам немного воли, чтобы остановить огонь. И им это удалось. Даже было отменено рабство и введены наказания за работорговлю. Кое-кто за рубежом так вдохновился нашими успехами, что уже подумывает повторить наш опыт. Строятся железные дороги, расширяются города, возводятся заводы и фабрики, чтобы обеспечить работой всех, благоустраивается общая инфраструктура, и без дополнительного финансирования науки всё это не обеспечить. Как и без большого количества высокообразованных людей. Те демонстративные шаги, которые предпринимают Президент и министерства, показывают, что новая власть озабочена будущим нашего государства, а следовательно и его граждан.
У нас пожар восстания удалось погасить полностью — пока омеги верят, что всё действительно меняется, и притихли. Их убеждают потерпеть, но новые реалии только усугубляют старые проблемы. Работорговля по-прежнему сохраняется, как бы власти не рапортовали, что почти все выловлены, технический прогресс призван укрепить нашу промышленность и, соответственно, обороноспособность. Омеги получили возможность ходить в школу и учиться, но при том, что школ больше не построили, а частные школы не каждому по карману... Ты не представляешь, что в таких школах творится! И всё же кое-кто сумел всё выдержать и продвинуться выше. Я недавно читал в газетах, что двое омег сумели поступить в технический колледж, а один — в медицинский. Это дало надежду остальным. Вот только общий уровень здоровья нации, усугубляемый условиями жизни в больших городах, где ведётся плотная застройка рядом с заводами, уже начинает внушать опасения. Дон выяснил, что травкой от беременности торгуют уже почти официально, омеги пьют эти настойки с завидной регулярностью чуть ли не с самого начала созревания, поскольку им деваться просто некуда, а потом возникают проблемы с деторождением. В больших городах найти приличное дешёвое жильё очень трудно — новые кварталы, которые возводят на скорую руку, совершенно не приспособлены к такой плотности населения, часто люди чуть ли не по головам ходят, власти совершенно не продумывают толком, как там будут жить, а запахи в таких местах разносятся очень лихо. Возникают проблемы, растёт уровень травматизма, когда схлёстываются альфы, борясь за территорию или учуяв течного, а от искалеченных толку мало — они оказываются на не самых хорошо оплачиваемых работах, и им приходится платить небольшое государственное пособие. Словом, всё это надо как-то разгребать, вот и стараются придать бардаку мало-мало приличный и законный вид. А как такие пары потом будут жить — никого не волнует. И всё это надо как-то обосновывать, распутывать, решать. Наука очень полезна в этом отношении, вот на неё и выделяются деньги.
— И сколько времени уйдёт на то, чтобы начались настоящие изменения?
— Зависит от того, что и как мы будем делать. Мои работы уже пригодились дипломатам, Дон и Фран ломают головы, как решить омежью проблему, Альвар вместе с Франом придумывает способы защиты от проникновения запахов из квартир и комнат. Как только будет устранена проблема, связанная с изнасилованиями во время течки, то прогресс пойдёт по-шустрее. Если бы только строительные инициативы разрабатывались более толково...
— И как ребята собираются это делать?
— Химия уже создала немало новых материалов, и сейчас вовсю думают, где и как их применить. Альвар предлагает создавать что-то вроде замазки или прокладок для щелей, чтобы задерживали запахи, Фран ищет, из чего будет проще и дешевле эту изоляцию делать, чтобы семьи победнее могли себе позволить. Я пока не знаю, до чего они конкретно додумались, но уже есть идея взять за основу теплоизоляционные материалы, которые уже лет пятнадцать как есть. Я, когда ребят провожал вчера, договорился, что мы согласны попробовать что-нибудь. К весне уже будет готов первый образец, мы отделаем нашу комнатку, и если всё получится, то парни выправят патент и предложат запустить это дело в массовое производство.
— А как Дон и Фран собираются предотвращать беременности?
— Всё ещё молчат, — удручённо развёл руками бета. — Но говорят, что идея просто шикарная, только с ней какие-то сложности пошли. Ну, ничего, наши друзья головастые — всё до ума доведут. Хочешь, после регистрации сразу к ним пойдём, и ты сам всё увидишь? Сегодня близнецы дома работают.
— А можно?
— Конечно.
Очередь продвигалась небыстро, и Салли уже начал дёргаться. Что там делают? Неужели сама процедура такая сложная?
— Это что, — успокаивал его Тобиас. — С разводом ещё дольше возятся. Ты только потерпи, когда мы пойдём, ладно? Потом быстренько напишем заявление на твой паспорт, заплатим пошлину и пойдём к близнецам.
Очередь Мариусов подошла только к двум часам. Входя в ставший просто страшным кабинет, Салли крепко держался за руку мужа, чувствуя, как подгибаются колени. Пока они ждали, на него облизывались многие, и омега плотнее кутался в пальто и шарф, чтобы от него так сильно не пахло, выдавая нервозность. Если бы они были не в государственном учреждении, а на улице или базаре, то Тобиасу, наверно, уже пришлось бы драться. Историк только молча прижимал Салли к себе, настороженно оглядываясь по сторонам и видя, как на его омегу с болью и завистью косятся остальные, включая уборщика и помощника писаря, бегающего из кабинета в кабинет со стопками бумаг и папок. Да уж, нечасто сюда приходят такие, как они...
Оскар рассказывал, что когда он и Урри пришли оформлять брак — ещё до переворота — то на них смотрели как на какое-то чудо. Оскар тогда уже готовился рожать, поскольку Урри не сразу смог наскрести денег на пошлину — заработанные им деньги уходили на еду, дрова и съёмное жильё. То, как альфа обращался с женихом, потрясло многих. Сам Оскар обошёлся будущему мужу в совершенно смешные деньги, и омега быстро понял, как ему повезло — до самой течки Урри ни разу на него не замахнулся, никогда не повышал голос и ревностно защищал от чужаков. Когда родился Арти, их единственный сын-омега, Урри совершенно не срывался на Оскаре, спокойно терпя странности родившего омеги и старательно горбатясь на трёх работах, чтобы прокормить семью. Потом внезапно отыскался родственник, от которого Урри и унаследовал свой дом. Сдача жилых комнат оказалась очень выгодным предприятием, и Урри начал потихоньку приводить доставшийся ему старый особняк в порядок. Недостатка в жильцах никогда не было, поскольку альфа не драл три шкуры, охотно соглашался подождать или требовал иной отдачи.
В кабинете пришлось сперва просто постоять в углу, ожидая, пока два чиновника под курение сигар не закончат какой-то пустячный разговор, потом хозяин кабинета долго шуршал какими-то бумагами с таким утомлённым видом, как будто он не с документами работает, а ящики таскает. Когда же чиновник наконец обратил внимание на посетителей, Салли уже готов был грохнуться в обморок — он с самого утра толком ничего не съел от волнения, а от самого чиновника так отвратительно пахло, что омегу начало тошнить. Только прижавшись к Тобиасу удавалось как-то перебить эту вонь.
— Кто? — равнодушно скользнул по Тобиасу глазом чиновник, задержался на Салли. Ноздри раздулись, вбирая запах омеги.
— Тобиас и Салли Мариусы, — ответил Тобиас, крепко поддерживая Салли под локоть и обнимая за талию — бедняга едва держался на ногах.
— Документы.
Тобиас подвёл Салли к чиновничьему столу, и тут у Салли подломились колени. Тобиас едва успел его подхватить.
— Простите, вы позволите моему омеге сесть? Он недавно переболел, и ему тяжело долго стоять...
Чиновник молча кивнул, и Тобиас торопливо придвинул ближайший стул — страшно неудобный, но Салли и этому был рад. Омега тяжело сел, прикрывая рот и нос шарфом.
— О, Иво... — чуть слышно пробормотал он. — Я этого не вынесу...
— Так плохо? — встревоженно покосился на чиновника Тобиас.
— Так же отвратительно, как и от моего отца... Нет, ещё хуже!
— Потерпи, милый. Надо потерпеть, а то нас будут от стола к столу гонять, и мы ничего не успеем. А бумагу надо получить как можно скорее.
Салли вдохнул его сиреневый аромат полной грудью и снова прикрылся шарфом. Интересно, как надолго это всё затянется?
Пока чиновник изучал предоставленные документы — паспорт Тобиаса, метрику Салли, бумаги из монастыря и заполненный бланк — Салли учуял в кабинете ещё один знакомый до отвращения запах, отношение к которому было иным только по отношению к мужу. Пригляделся к чиновнику и заметил, что один из нагрудных карманов слегка топырится. Это омеге не понравилось.
— Саларская пустынь? — удивился чиновник, опознав печати по имеющимся образцам. — Очень уважаемый монастырь боевого братства. Тобиас Мариус... Вы, молодой человек, случайно, не сын Эркюля Мариуса? — настороженно вскинулся бета, поправляя пенсне на носу.
— Да, господин, он мой старший отец, — подтвердил Тобиас, придерживая Салли за плечи. Он ясно чуял угрозу, исходящую от сородича. А как он поглядывает на Салли!
— Понятно. Салли Мариус... До замужества — Кристо... — Чиновник оглядел омегу сквозь пенсне, едва заметно облизнулся, сглотнул. — Вы, юноша, случайно не родственник Арчибальда Кристо?
— Нет, — чуть слышно ответил Салли. Вопреки порядку, имя отца рядом со своим он указал совсем другое. Впрочем, подобное в официальных документах указывать было уже не обязательно, однако Тобиас посоветовал всё же вписать хоть что-нибудь. — Однофамилец.
— Но в вашей метрике стоит не то имя отца, что в бланке заявления. И вы указали своим местом рождения город Руднев, а там, насколько нам известно, только одна семья носит эту фамилию, и есть только один человек с данными именем и фамилией. Причём он альфа, как и указано в метрике.
— С именем — случайное совпадение. Моя семья... недавно перебралась туда, — отчаянно краснея, соврал Салли, понимая, что рискует всё испортить. Если отец уже сообщил Симону, что он сбежал из дома, наверняка сообразил, чего стоит ожидать, и ориентировки разосланы по всем госконторам, то их брак могут и не зарегистрировать. Либо просто сдерут вдвое, а то и втрое больше положенного. — Мой отчим бета... он меня усыновил, когда я был ещё младенцем... и у меня трое братьев... старший альфа. Наш кровный отец... погиб на заводе.
Чиновник вцепился в них не хуже бульдога, устроив форменный допрос. Какие-то вопросы повторялись, и Салли буквально чудом не запутался в своей неуклюжей лжи — торопливо лепил её из того, что доподлинно знал или просто слышал. Тобиас два раза откровенно спасал его, помогая выплыть из этой пучины. Вся эта история ему тоже не нравилась, однако отступать было поздно.
После допроса Салли было перевёл дух, но тут же сжался от нового требования.
— А сейчас, юноша, раздевайтесь.
— Зачем? — возмутился Тобиас.
— Мы должны убедиться, что ваш омега не помечен и не имеет каких-нибудь особых примет, — сладким голосом пояснил чиновник. — Не так давно у нас такой скандал случился! Один молодой альфа подал прошение зарегистрировать его брак с беременным омегой, а потом выяснилось, что он украл его у другого. Пришлось снимать слепки с зубов и сравнивать их со следами оставленной метки, чтобы установить, кто же из этих двух альф омегу пометил.
— Но я ничего об этом не слышал!..
— Распоряжение сверху. Поступило буквально две луны назад, — развёл руками бета, и в его чёрных глазках жадно сверкнуло.
Салли со страхом взглянул на мужа, и Тобиас скрипнул зубами.
— Придётся, милый. Давай помогу.
Салли начал расстёгиваться. То, как к нему принюхивался чиновник, выглядело просто отвратительно! Перед новыми друзьями обнажаться было куда проще и совсем не противно!
Пришлось выдержать мерзкую процедуру осмотра. Чиновник обошёл его со всех сторон, демонстративно взъерошил тщательно уложенную косу, шлёпнул пониже спины... Не зря папа Орри так часто повторял "Терпи!"! Салли уже был близок к обмороку снова, когда чиновник вернулся за стол и сел в своё кресло.
— Одевайтесь, юноша. Всё в порядке.
Салли трясло, как от озноба. Едва он успел набросить пальто и начал укутывать голову шарфом, как в кабинет заглянул ещё один бета.
— Дональд, ты ещё долго?
— Да вот, ещё женятся, — откровенно пожаловался чиновник. — Сколько можно-то?!! Скоро бланков не хватит!
— Да уж, устроили нам весёлую жизнь, — согласился второй, косясь на Салли. — Как будто и без того забот не хватает. Ладно, заканчивай побыстрее и пошли — все уже собрались.
Едва этот бета ушёл, чиновник снова зашуршал бумагами. Спустя ещё десять минут он извлёк из лежащей с краю папки лист гербовой бумаги с красочной печатью и начал аккуратно вписывать имена в графы. Закончив, он ткнул пальцем, где именно нужно подписать, вписал что-то в толстую книгу, шлёпнул пару печатей, но свидетельство о браке не отдал, хотя Тобиас уже собирался его забрать.
— Не так шустро, молодой господин, — осадил его чиновник. — Вы не заплатили.
— А разве вы не должны выписать бумагу для финансового кабинета? — напрягся Тобиас. — Ведь все пошлины и таксы взимаются там...
— Молодой господин, — многозначительно изогнул бровь чиновник, — вы же бета. Неужели непонятно? — И чиновник откровенно облизнул нижнюю губу, вперившись в Салли.
— Сколько? — скрипнул зубами Тобиас.
Чиновник сказал, и Салли ахнул — это было едва ли не столько, сколько Тобиас взял с собой, когда они выходили из дома, чтобы вечером отпраздновать регистрацию. Ясно, взятка. Интересно, за что? Неужели только за то, что он, Салли, так аппетитно пахнет? Или понял, что они солгали? Если Тобиас заплатит, то того, что они успели скопить по пути домой, надолго не хватит. А ведь ещё надо платить за оформление паспорта.
Тобиас молча выложил на стол требуемую сумму, мысленно пожелав сородичу долгой и мучительной смерти. Тот с довольным видом сунул деньги в карман и только тогда отдал свидетельство о браке, присовокупив бланки на оформление паспорта.
— Приятно иметь дело с понятливым человеком. Что ж, желаю... счастья.
Выйдя из кабинета, Салли едва сдержался, чтобы не разреветься. За что???
— Ничего, любовь моя, прорвёмся, — крепко обнял его Тобиас. — Мы же не одни.
— Но ведь... а всё из-за того, что я... Как же мы...
— Заработаю. У отца я ни монетки не попрошу — это только мои проблемы.
— Но ведь...
— Не переживай, справимся.
— А как же пошлина на паспорт?
Тобиас взглянул на большие часы, висящие на стене.
— Так, можно сходить домой, но тогда можем не успеть...
— Проблемы? — раздался рядом знакомый голос.
— Рейган...
Это действительно был Рейган Хелль. Двуликий сразу понял, что что-то случилось. Тобиас, отведя омег в уголок, коротко обрисовал ситуацию, и Рейган нахмурился.
— Сколько надо?
Тобиас сказал. Омега подумал и кивнул.
— Ждите здесь. Я скоро вернусь.
— Ты... — вздрогнул Салли, вспомнив вчерашние пирожные.
— Это единственный способ быстро добыть денег, — покачал головой парень. — Я даже знаю, где это можно сделать. И не надо винить себя Салли — я сам так решил. В конце концов, вы мои друзья. Пока идите и заполняйте бумаги, а я скоро принесу деньги.
И Рейган пошёл куда-то вглубь здания.
Бумаг на паспорт пришлось заполнять немного, но у Салли так тряслись руки, что Тобиасу пришлось придерживать. Писарь предложил было всё сделать за него, но бета отказался — на оплату его услуг не хватило бы даже тех крох, что при них остались. Потом пришлось ждать, пока всё это по мере заполнения неспешно проверялось, потом были вопросы, потом Салли сфотографировали... Салли дописывал последнюю форму, когда в кабинет просунулась голова Рейгана.
— Достал. Жду в коридоре.
От Двуликого пахло сразу тремя, и в этой мешанине Салли разобрал запахи тех самых чиновников. Похоже, что у тех намечалась неофициальная пьянка на рабочем месте, и Рейган этим воспользовался. Салли, увидев добытые другом деньги, всё же разрыдался. Тем более, что Рейган слегка прихрамывал и растирал левое плечо.
— Ничего, Салли, пройдёт. Не плачь ты так, — приобнял его Рейган. — Мы сейчас к Лайсергам пойдём, и Дон меня живо подлатает.
По дороге к квартире близнецов Салли немного успокоился. Он снова начал думать, на что же они с Тобиасом будут жить. А ведь ещё надо заплатить Рейнольдсам за комнату, покупать еду... Придётся как можно скорее продать кашемировую шаль — она достаточно дорогая. На первое время хватит.
Близнецы жили в простом доходном доме, но зато их квартирка была побольше, чем у Мариусов и занимала две смежные комнаты. В первый момент Салли едва не задохнулся от обилия запахов, а потом всё же разглядел просторную мастерскую и несколько столов, заваленных всякой всячиной. Один из углов отгорожен больничной ширмой. Некоторые вещи имели весьма причудливый вид, а рядом с печью на полу стояла клетка, в которой сидели самые настоящие крысы, которых как раз кормил Франческо.
— Привет, ребята! — помахал он друзьям. — Не замёрзли?.. — Заметив, что у Салли красные глаза, бета встревоженно вскочил на ноги. — Что случилось???
— С них солидную взятку слупили, — сердито сообщил Рейган, сбрасывая пальто. — Пришлось мне быстренько подработать, чтобы можно было заплатить за паспорт. Причём деньги, что я получил, были в том числе и наших ребят.
— Сволочи! — выругался Донован, заметив, как чуть кривится от боли Двуликий. — Ничего-то святого у них нет!.. Сколько?
— Трое, один альфа. Ты не посмотришь? А то такое ощущение, что они меня всё-таки порвали.
— Проходи за ширму и раздевайся, — кивнул студент-медик. — Фран, ставь чайник — Салли надо чем-нибудь напоить. У нас валерьянка ещё осталась?..
Уже сидя за расчищенным от стеклянных колб и самых диковинных инструментов столом Салли окончательно успокоился. Осмотр показал, что ничего страшного не случилось — Рейган легко отделался. И всё-таки Донован категорично заявил, что в ближайшие два дня омега будет ночевать у них.
— Я так понял, что вам сегодня не до торжеств, — вздохнул Франческо. — Жалко...
— Ничего, посидим, когда Салли паспорт получит. Тогда всё сразу и отпразднуем, — пообещал Тобиас. — Ребята, у вас никакой работы нет на примете? А то пока получу жалование за командировку...
— В адвокатуре писарь нужен — Альвар говорил, что один из парней приболел. Только с кем ты Салли оставишь?
— Я с ним побуду, — сказал Рейган, потягивая горячий чай. — Уж я не провороню.
— Дон, ты не знаешь, за сколько можно продать кашемировую шаль с кистями? — тихо спросил Салли.
— Настоящая? — удивился Франческо.
— Да, далайская. Мне её прямо с предгорий дальнего востока привезли.
— Найдём, — кивнул медик. — И вы, если что, обращайтесь.
— Только в самом крайнем случае, — насупился Тобиас. — Я должен обеспечить свою семью сам. Мог бы и раньше догадаться, что такой ароматный омега привлечёт слишком много внимания.
— Вот что значит по-настоящему чистая кровь, — грустно улыбнулся Франческо. — Похоже, что чем чище кровь омеги и грязнее альфы и беты, тем сильнее они голову теряют.
— Реакция острее, — согласился Донован. — Понятно, почему омег начали обвинять в том, что они одержимы демонами. Если они хранят в себе самое лучшее, то на чистых во все времена кидались как оголтелые. Значит, что-то есть в омегах, что и позволяет им собирать в себе самое чистое и передавать дальше. Особенно ценятся такие на невольничьих рынках и встречаются в борделях — на них бешеные деньги заколачивают.
— А что это может быть? — поинтересовался Салли.
— Не знаем пока, но похоже, что это-то что-то очень маленькое. — Донован поднялся с табурета и поманил Салли к одному из столов. — Смотри. Это называется "микроскоп". Он позволяет разглядеть очень маленькие штуки. Его изобрели в начале прошлого века. Пока он даёт не самое большое увеличение, но Альвар уже думает, как прибавить мощности. Вот это называется "окуляр". Загляни-ка в него.
Салли склонился, посмотрел в трубочку со стёклышком и замер.
— Что это? — Посмотрел на два маленьких стекла, между которыми был зажат тонкий срез, судя по запаху, луковой мякоти. Снова посмотрел в окуляр.
— Все живые создания — растения, животные и мы — состоим из маленьких частичек, похожих на эти штуки. Они называются "клетки". Клетки могут быть самыми разными, и в них что-то происходит. Разные клетки выполняют разные задачи. Наука уже выяснила, что в нашем семени тоже есть клетки, только у омег они едва живые и их крайне мало. Потому-то ваше семя и называют мёртвым. Скорее всего, у вас в теле вырабатываются и другие клетки, из которых потом и вырастают дети. Я проводил опыты, исследуя то, что вытекает из омег во время очистки, и находил среди этой дряни довольно крупные одиночные клетки, которые ни с чем не были соединены. Раньше считалось, что жизнь даёт только семя альф и бет, укореняясь в теле омег, но теперь получается, что роль омег в этом деле тоже очень большая — они не только вынашивают и рожают, но и что-то дают от себя. Есть предположение, что когда семя альфы или беты достигает подобных клеток в теле омеги, то и происходит зачатие детей. Если нам удастся добыть нормальные образцы и исследовать этот механизм подробнее...
— А как?
— Пока не знаю, но я, кажется, знаю, где искать. — Донован потянулся к одной из полок, которыми были увешаны стены, и достал пухлую тетрадь. Шлёпнул на стол рядом с микроскопом и раскрыл перед Салли. Тетрадь была не просто исписана и изрисована — к страницам студент-медик приклеивал новые листки, добавляя что-то к схемам. — Вот, смотри сюда. Вот это матка, в которой и происходит рост и развитие ребёнка перед рождением. К ней присоединены две эти трубки, на конце которых есть вот эти штуки. Мы вскрывали трупы, я как-то прихватил одну, вскрыл и посмотрел под микроскопом. Там этих клеток полно, но они заметно отличаются от тех, что вышли. Я обсуждал это с нашим профессором... Получается, что то, что вымывается во время очистки, — это умершие клетки, то, что лежит внутри этой штуки, возможно, ещё не дозрело, поскольку в них кое-чего не хватает. Что, если одна или две клетки созревают к началу течки, по этим трубкам попадают в матку и, если зачатия не произошло, вымываются, чтобы к началу следующей течки организм был чист для новой попытки? Если это так, то ответ надо искать именно здесь. Как только Альвар придумает, как сделать микроскопы посильнее, то я вплотную этим займусь.
Салли слушал нового друга, разинув рот.
— Вы уже столько всего знаете...
— Так раньше наука практически на голом энтузиазме развивалась, — усмехнулся Франческо, — Церковь издавна активно препятствовала научной мысли, едва усматривала в новых открытиях крамолу или колдовство. "Зелёную улицу" давали только тому, что не противоречило канонам Церкви и приносило прибыль, а то, что было им не нужно, двигали вперёд такие же чудаки, как мы. Среди твоих предков Спенсеров такие тоже попадались — они поддерживали учёных деньгами, переписывались с ними, сами немало изобрели, пытались пробивать путь некоторым открытиям... Ты знаешь, что воздушный шар изобрёл твой предок Бенджамин II-ой Спенсер, основываясь на принципе минских летающих фонариков? Он рассчитал и разработал форму купола, усовершенствовал простую спиртовую горелку, с помощью которой шар поднимается в небо, разработал систему расчёта подъёмной силы шара... У его крестника и ученика Томаса Освальда, который стал известным изобретателем, осталось немало этих бумаг, по которым первые воздушные шары и были построены, когда запрет Церкви на подобные разработки был снят. На основе этих самых расчётов и моделей были построены не только первые воздушные шары, но и первые дирижабли. Церковники же в разные времена мешали внедрять те или иные вещи, вот и накопилась в запасе уйма проектов, чертежей, фактов и теорий, которые с помощью историков и букинистов, которые скупают старые книги, свитки и дневники, сберегли и предоставили университетам и прочим учебным заведениям для рассмотрения и работы. Тоби и его наставник даже считают, что часть всего этого была попросту украдена у Альхейна, когда империя была разрушена. И это может оказаться правдой, поскольку мощь и богатство этой страны были невероятными в те времена. Сейчас, когда наука пошла в серьёзный рост, появился шанс проверить все прежние предположения и найти ответы на новые вопросы. Отсюда и наша идея о предотвращении беременности. Если не допустить попадания живого семени в тело течного омеги, то ребёнка не будет. И пить ничего сомнительного не надо!
— И как вы собираетесь это сделать? — заинтересовался Салли.
— Вот так. — Донован подвёл его к другому столу и достал какую-то яркую штуку. — Это резина, и из неё мы сделали надувные шарики. Смотри. — Донован поднёс один кончик штуковины к губам и начал дуть. И плоская штука начала превращаться в что-то круглое и просвечивающее. Салли видел нечто подобное на кухне, когда Орри у него на глазах разделывал рыбу. Вот "шарик" начал расти с каждым выдохом Донована. — Красиво? — улыбнулся бета, перекручивая кончик, чтобы не выходил воздух. — Мы на прошлом празднике немало таких продали — дети были просто в восторге! И украшать ими можно. Мы уже получили патент на изобретение и договорились с лавкой шутих, что будем делать эти надувные шары для них. А главное знаешь что?
— Что?
— Они ничего сквозь себя не пропускают, пока нет дырочек. — Донован выпустил воздух из шарика и начал осторожно наливать внутрь воду из стоящего рядом кувшина. Чем больше было воды, чем сильнее растягивался шарик, тем сильнее волновался Салли — вдруг порвётся или прольётся. Но из шарика не выпало ни капли. — Вот мы и задумали делать то же самое, но для защиты омег. Если надеть что-то в этом роде на нас перед спариванием, то всё семя останется внутри и беременность не наступит. Осталось только довести идею до ума.
— Но если всё так просто, то почему раньше ничего подобного не было? Оно же само напрашивается!
— Было, вообще-то — наши одичалые предки не были полными идиотами. Раньше шили мешочки из ткани для этих же целей, их даже пропитывали чем-нибудь, да только позволить себе подобное могли далеко не все, да и помогало не всегда. Некоторые использовали промытые и высушенные кишки животных — с тем же результатом. Вот только Церковь была против подобных изысканий, да и не каждый раз об этом думали, когда альфа или бета натыкался на течного по чистой случайности. К тому же у подобного приспособления был один недостаток, почему от него довольно быстро отказывались — не было таких ощущений, как без них, а если вспомнить, чем тогда стирали, то такие тканевые мешочки быстро изнашивались. А стирать приходилось часто. Сам понимаешь, почему. — Донован многозначительно кивнул омеге, и Салли густо покраснел.
— У... у нас такой проблемы нет.
— Потому что ты питаешься нормально и имеешь здоровые представления о чистоте и гигиене. Как медики уже выяснили, ваш пищеварительный тракт функционирует несколько иначе, чем у нас или альф, и это напрямую связано с воспроизводством нашей расы. Пока непонятно, как это вообще появилось, однако логика неумолимо свидетельствует именно об этом. В старые времена, когда омегам приходилось довольствоваться тем, что оставалось, это плохо влияло на их пищеварение, антисанитария в те времена была жуткая, многие маялись животами, так что легко себе представить, чем в итоге всё оборачивалось. Потому-то омег и начали заставлять промываться перед соитием, а если это делать слишком часто, то это вредит. Это сейчас мы начинаем это понимать, а в старые времена мракобесия чушь правила умами. Окончательно её выкинуть из людских умов будет непросто. Сейчас времена меняются, и новые материалы позволяют воскресить идею и доработать её.
— А на чём вы их испытываете? — заинтересовался Тобиас, подойдя к ним.
— Пока только на мне, — сказал Рейган, — и только во время обычных случек. Работает, только из-за слишком сильного движения эти... как их?.. опытные образцы рвутся. Нужно, чтобы эти чехольчики были достаточно тонкими и прочными, удобными в использовании, но ребят пока смесь подводит — никак не могут сделать так, чтобы было... как оно там называется?
— Однородности не можем добиться, — вздохнул Франческо. — Если хоть одно место будет слишком тонким, то там и порвётся. И состав пока не годится. Но мы ищем.
— А если получится, то как будете испытывать? Обычная случка непохожа на спаривание — в течку всё гораздо жёстче.
— Альвар и Фран с помощью моих зарисовок собираются специальную машинку сделать, которая бы имитировала спаривание. Как только добьёмся ощутимых результатов, то будем искать достаточно рисковых омег, чтобы испытать, что называется, в полевых условиях.
— Я могу поискать, — предложил Рейган. — Я от запаха течных голову не теряю, как альфы и вы. Могу попробовать первым. Если ничего не получится, то обещаю — ребёнка на произвол судьбы не брошу.
— Ты... и с течными тоже? — удивился Салли.
— Не, ты что?! — возмутился Рейган. — От таких, как я, дети же тоже рождаются! Я просто часто сижу рядом с течными и присматриваю за ними за небольшую плату. И за знакомыми ухаживаю. Да, мне их дико хочется в такие моменты, но я могу держаться... не то, что альфы.
— А почему ребёнка сейчас не хочешь?
— А на что я его кормить буду? Я же живу как перекати-поле — ни кола ни двора, ни роду ни племени, а если придётся осесть на одном месте, то получу в нагрузку уйму проблем. А оно мне сейчас не надо. Да и мне всего девятнадцать лет. Успею. Мне и на подработках достаётся! Может, потом, когда стану постарше, станет получше, и я кого-нибудь себе найду... — Рейган бросил быстрый взгляд на Тобиаса с Салли и тут же отвёл. — Да и нашему брату надо держать ухо востро. Уж сколько нас было истреблено инквизицией, а я ещё жить хочу.
Салли принюхался к Двуликому и снова отметил, насколько хорошо Рейган пахнет. Пожалуй, ему можно довериться во время течки, когда близнецы доведут до ума своё изобретение. Вот только что на это Тобиас скажет?
В гостях у Лайсергов Салли понравилось. Там было столько интересного! За один вечер Салли узнал едва ли не больше, чем за всю жизнь! Очень скоро неприятности забылись, и омега повеселел. Позже в гости заглянул Альвар, и занимательная беседа продолжилась. Альфа принёс первые чертежи для испытательной машинки, и они с Франческо начали обсуждать, какие материалы больше подойдут.
Придя домой, Салли тут же достал из комода свою шаль и положил на полку, чтобы не забыть. Тобиас с огорчением разглядывал красивую вещь и качал головой.
— И тебе не жалко? Она так тебе идёт...
— Нам деньги нужны, — непреклонно ответил Салли. — Даже если не дадут её настоящую цену, этого должно хватить на ближайшее время. Я для того её и прихватил — знал же, что в первое время будет непросто.
Тобиас слабо улыбнулся.
— Прости, Салли... Я...
— Не стоит. — Омега обнял мужа и прислонился к нему, наслаждаясь ароматом цветущей сирени. — Я знал, на что иду. И я готов потерпеть. Главное — что мы будем вместе. Мы справимся... прорвёмся.
И Салли улыбнулся. Похоже, что он начинает перенимать слова своих новых друзей. Слышал бы его сейчас папа!
Утром Тобиас пошёл на работу в университет. Салли, который вскочил спозаранку, очень волновался, готовя завтрак и приводя одежду мужа в порядок — предстояло на полдня остаться одному. Правда, обещал зайти Рейган...
Тобиас уже застёгивал свою шинель, когда в дверь постучались.
— Не ушёл ещё? — весело спросил Рейган, заходя и снимая свою шапку. Салли невольно залюбовался его густыми волосами. И почему Рейган их остригает?.. — Значит, я вовремя.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально. Когда тебя ждать?
— Не знаю. Буду отчитываться по поездке, а это точно надолго.
Салли начал торопливо припоминать, не потерял ли он хоть один листочек. Вроде бы всё на месте — дорожные чеки, чеки из гостиниц и частных комнатушек... Кажется, последний... Нет, на месте точно — вчера всё лично перебирал и раскладывал по датам. И свидетельство о браке, чтобы Тобиас мог потребовать прибавки к жалованию!
— Салли, я всё тоже проверял — мы ничего не потеряли, — успокоил его муж. — Отчёт по деньгам будет монетка в монетку. Если руководство не пожлобится, то жалование получится приличным.
— А когда будет жалование?
— Ближе к Новому Году. — Тобиас взял в руки свой старый потёртый портфель с бумагами. Салли тут же всучил ему бумажный пакет со скромным обедом. — Ну... до вечера, любовь моя. — Бета ласково поцеловал мужа под насмешливо-одобрительным взглядом Двуликого. — Если куда-то пойдёте — будьте осторожны.
— Не волнуйся, — отмахнулся Рейган. — Да не обрадуется тот, кто попытается на нас наехать!
— Это ты у нас стрелянный воробей, а Салли...
— Ни о чём не беспокойся. Всё будет пучком.
Тобиас, продолжая беспокоиться, ушёл, и Рейган повернулся к Салли.
— Ну, что делать будем?
— Я планировал закончить с уборкой...
— Да ну её, успеешь. Пошли лучше погуляем. У меня и деньги есть — съедим чего-нибудь вкусненького. Надо же тебе привыкать к большому городу! Вот и покажу, где чего.
— А откуда у тебя деньги? — поёжился Салли.
— Неважно, — отмахнулся Двуликий. — Салли, не заморачивайся ты так! Это моя жизнь, и только я в праве решать, как её прожить. Пошли!
Мороз слегка смягчился. Шагая по расчищенной улице рядом с новым другом, Салли нервно оглядывался по сторонам, да только горожане так спешили по своим делам, что не особо обращали внимание на двух омег.
— Слишком заняты, — объяснил Рейган. — Начальство настолько озабочено прибылью, что наказывает штрафами даже за небольшое опоздание. Да и нас здесь много. Если кому приспичит, то можно найти подходящую задницу и на работе. Я, когда в частных конторах подрабатываю, всегда предупреждаю, что это только до течки, а потом, как отлежусь, ищу другое место, чтобы лапу не наложили и не догадались, что я ненормальный.
— И где ты отлёживаешься? Тобиас говорил, что найти безопасное место непросто...
— Укромных местечек хватает, только там надо всё готовить заранее, чтоб зимой не замёрзнуть. Иногда у ребят перекантовываюсь — они в это время уходят, а потом помогают мне привести себя в порядок. Я тут подумал над тем, что Дон с Франом говорили... Похоже, что чем чище кровь, тем лучше альфы и беты сдерживаются в перерывах, а от тех, кто воняет, лучше и вовсе держаться подальше — обязательно сорвутся.
— А где омега может найти работу? Или только... — Салли виновато потупился.
— Да работы полно. Люди везде нужны — улицы убирать, почту разносить... Мы же мало чем отличаемся от альф и бет — мелкие только и слабые. Трубочисты почти все сплошь омеги — нам проще карабкаться по крышам. Летом можно наняться в какое-нибудь фермерское хозяйство — полоть, поливать, вредителей собирать. Платят маловато, конечно, и от случки никуда не денешься, но зато хоть какие-то деньги можно заработать. За уборку в квартирах можно взяться, присматривать за детьми, если оба родителя работают. Если не могут заплатить наличкой, то отдают едой или вещами... А ты уже хочешь устраиваться на работу?
— Хотелось бы. Тобиас чувствует себя таким виноватым, что беден. Я помочь хочу.
— Тебе сейчас лучше никуда не соваться — ты слишком хорошо пахнешь. Если среди хозяев попадётся какой-нибудь особенный гад, то наверняка попытается тебя продать работорговцам, и всё — привет горячий. Ты на редкость хорошенький и пахнешь так, что даже у меня яйца сводить начинает. Но я тебя не трону, — поспешно добавил Рейган. — Ты же теперь замужем, да ещё за моим другом. Так что тебе лучше найти какую-нибудь надомную работу — шить, стирать или переписывать. Ты ведь грамотный?
— Да. И почерк у меня неплохой.
— Вот, отличный способ заработать. Хорошим чётким почерком мало кто может похвастаться, этому специально учиться надо, а среди омег по-настоящему грамотных и сейчас не так много. — Салли вспомнил Мэрри и кивнул. — Ты попробуй договориться с отцом Тоби — в его контору переписчик постоянно требуется. И Эркюль неплохой мужик — пахнет хорошо, зря не ругается и не придирается. Я как-то там лето курьером отработал — Тоби пристроил — так Эркюль меня ни разу за зад не ущипнул. Я даже с его мужем Елеазаром знаком. Весьма доволен жизнью и мужа любит. Понятно, почему Тоби таким хорошим парнем вырос, — с откровенным теплом в голосе заметил Двуликий, — родители тоже люди хорошие.
— Тобиас обещал познакомить с родителями, когда будет посвободнее.
— Вот и хорошо. Ты их не бойся — люди они и правда хорошие.
— А как омега может сразу много денег заработать? Ну... без... ты понимаешь?
— Есть несколько козырных мест... — Рейган мельком оглядел сородича. — но тебя я туда не поведу — слишком опасно.
— Чем? И где это?
— Художественные и скульптурные мастерские. Там регулярно натурщики нужны, платят хорошо, вот только берут не всех и в перерывах точно попытаются нагнуть. А оно тебе надо? К тому же, если нарвёшься на заказчика, то можешь считать, что пропал. Они все богатенькие, отказы терпеть не привыкли, а мастера против них не пойдут — им тоже на что-то жить надо. Скажешь слово поперёк, а потом заказчиков долго не найдёшь. Можно пойти натурщиком в колледж изящных искусств, только там платят мало и зимой очень холодно, а стоять в нужной позе надо долго и практически голышом. Не каждый сдюжит.
— Работал там? — понял Салли.
— Один раз — знакомый студент рекомендацию дал. Чуть не спалился — у меня же хозяйство побольше, чем у нормального омеги. Хорошо ещё, что тряпку дали — прикрыться...
Салли задумался, прикидывая варианты трудоустройства.
— А везде документы спрашивают? Наверно, паспорт нужен...
— В больших конторах да, а во временных местах паспортом лучше не светить — не факт, что отдадут, а без паспорта ты быстро пропадёшь. Если нарвёшься на полицию, то сперва в "клетку" бросят, потом по рукам пустят, потом на принудительные работы погонят, а там, может быть, и продадут, если покупатель найдётся. Я слышал, что кто-то из высокого полицейского начальства замазан с работорговцами, и те регулярно целые партии за границу продают — там с омегами совсем плохо. Это наши быстро сообразили, чем дело пахнет, а там до сих пор каждый омега на счету, и они продолжают бороться. Если им не будут продавать беспаспортных, то кто-то точно на нас нападёт, чтобы взять своё бесплатно.
Салли вспомнил, как его едва не украли в Викторане, и придвинулся ближе к новому другу. Даже взял его под руку для пущей уверенности. Так было спокойнее.
В целом погуляли хорошо, и Салли использовал возможность посмотреть на столичные диковинки на всю катушку. Всё-таки только в таких больших городах можно увидеть идущие по путям локомотивы с вереницей вагонов с грузами! Рейган рассказал, что те, кто посмелее, даже используют эти самые вагоны в качестве транспорта, чтобы не тратиться на омнибусы и не ходить пешком. Железная дорога разветвлялась по городу, связывая заводы и фабрики с портом, и попасть из одного конца города в другой таким способом вполне можно было. Вот только поезда останавливались только на обозначенных точках, и запрыгнуть на связку, а потом так же легко спрыгнуть с неё без ущерба удавалось не каждому — требовалась определённая сноровка. У Рейгана она определённо была — слишком уверенно Двуликий рассказывал, куда какая ветка ведёт. Салли, посмотрев, с какой скоростью составы ходят по рельсам, сразу зарёкся даже пробовать.
Рейган объяснял не только то, как проще ориентироваться в городе, но и как ловчее избавляться от навязчивых ухажёров. Несколько раз они заходили в магазины и лавки. Цены новобрачного омегу огорчили — в Камартанге всё было гораздо дороже, чем в его родном городке! Да, шаль надо продавать. И искать работу. Тобиас может говорить всё, что ему вздумается, но сидеть у мужа на шее Салли не собирался. И Рейган в этом плане оказался очень полезным другом.
Салли с удивлением и восторгом разглядывал высокие, по пять-шесть этажей, дома, роскошный собор Святого Андрюса, который до того видел лишь на картинах, фотографиях в газетах и бумажных банкнотах крупного номинала, великолепную башню с часами, которые звонили каждый час — местные называли её Большой Белл — внушительную круглую башенку газгольдера, которая, если верить Рейгану, доживала последние годы, поскольку всё больше расширялось снабжение города электричеством, посмотрел на строящуюся водонапорную башню и многое другое. По словам Рейгана, как только сойдут снега, снова начнут рыть траншеи для коммуникаций. Всё это стоило немалых денег, и к этой растущей сети подключали не всех — к кандидатам предъявлялись вполне определённые требования. Потому-то Урри и старался перестроить свой дом, чтобы войти в эту программу. Столичные власти продолжали модернизацию инфраструктуры.
Центральные улицы были широкими и чистыми, кварталы победнее пованивали, и публика там была не такая дружелюбная. Салли то становилось страшно, то он приободрялся. Новая жизнь обещала быть интересной, но не более безопасной, чем прежняя.
Около полудня Рейган затащил Салли в небольшую чайную — погреться. За чашкой горячего чая, под который омеги угощались сдобными сладкими булочками с маком, Рейган рассказывал, как весело будет на Новый Год и весной. Салли ловил каждое слово.
— ...а летом за городом снова начнут летать. Минувшим летом я видел, как очередной самоделкин из университета испытывал летательную машину.
— Летательную? А чем ему дирижабль не нравится?
— Ал и Фран говорят, что у дирижаблей есть одно слабое место — газ, который закачивают в баллон. Он называется "водород" и загорается от любой, даже самой маленькой искры, а если баллон будет слишком большой, а давление в нём избыточным, то может и само по себе взорваться. В общем, опасные эти штуки, хоть и полезные, а это... как его... аль-тер-на-ти-вное топливо... Ой, другой газ, во!.. Он слишком дорогой и его с трудом добывают. "Гелий" называется. Вот отдельные мастера и пытаются построить что-то другое. Они хотят сделать машину с крыльями, чтобы работала на керосине или бензине, как новые автомобили.
— А чего не на дизеле? Я читал, что это достаточно мощный двигатель, почему его и начали внедрять на заводах.
— Слишком тяжёлая машина получится, да и больших мощностей для самолётов пока не надо — идут разработки и создаются опытные образцы. Дизель больше для паровозов или кораблей подойдёт, чтобы с паровым котлом не мучиться — вдруг рванёт. Ал мне, когда рассказывал, расчёты показывал, только я в них вообще не шарю. Но выглядит убедительно.
— И как успехи?
— Продвигаются потихоньку. Такие самолёты были бы очень полезны как в армии, так и на гражданке. Хороших дорог дальнего следования пока мало, железку тянуть — это время и огромный труд, а самолёту только площадка для взлёта и посадки нужна. Ал почти сразу этой идеей загорелся, когда увидел первые прототипы у себя на родине — там самые подходящие места для испытаний. Собственно, для этого он и приехал сюда учиться. Его колледж тоже участвует — собрался свой кружок энтузиастов, Ал его возглавляет, они уже закончили чертежи и вовсю строят свой самолёт. Пока деревянный. Летом собираются испытывать. Прототипы всё никак не могли нормально взлетать, им приделывали уйму лишнего, испытатели, бывало, калечились, и Ал очень внимательно все записи изучал, чтобы так же не промахнуться. И я уверен, что он-то точно успеха добьётся. Если хочешь, то сходим и посмотрим, что у ребят получилось.
— Не знаю, получится ли, — пожал плечами Салли, допивая чай. — Тобиас летом едет в экспедицию по следам армии Эрманариха Железного Клыка и подумывает взять меня с собой. Если я всё-таки останусь в городе, то сходим обязательно.
— Вот и договорились. И вот ещё что... — Рейган перестал улыбаться и нервно погладил блюдце. — Тебе стоит поучиться драться — не каждого можно отшить словами, а ты слишком хорошо пахнешь.
— А что я могу? Мы же маленькие и слабые...
— Если знать, куда бить, и поймать нужный момент, то всё получится. Думаю, что Ал и Дуг позволят тебе потренироваться на себе в свободное время. Мне же позволяют. Тут самое главное — не растеряться.
Салли вспомнил, как сумел отбиться от отца и не только.
— Тобиас меня спас в Викторане. Я сначала думал, что тот громила его одной левой заломает, а тут... Тоже учился на друзьях?
— Конечно. Мы друг другу всегда помогаем, и плевать на то, что втирают попы. Может, я и мелкий, но зато достаточно гибкий и быстрый. Ал и Дуг здоровенные и сильные, но кое-что не могут, что я могу, и я им помогаю там, где они сами не справляются. Близнецы, Кайл и Тоби тоже меня часто просят об одолжениях, и мы уже стали отличной командой. Как настоящая стая. Я знаю и других, которые тоже живут здравым смыслом, но только времена сейчас такие, что проще сорваться и вильнуть хвостом, чем сдержаться или просто взять на себя ответственность. Жизнь дорогая, в деревнях и прочей провинции скучно, а в большом городе много соблазнов. Вот народ и крутится, как может.
— А ты как в столицу попал? И почему постоянно нигде не живёшь? Ты же умный, я вижу, мог бы неплохо устроиться.
Рейган тяжело вздохнул и бросил усталый взгляд за окно, за которым снова пошёл снег.
— Нельзя мне нигде постоянно застревать, — тихо проговорил Двуликий. — Понимаешь, Салли... Меня ищут.
— За что?
— Я... человека убил. Причём непростого, а второй поклялся, что из-под земли меня достанет.
— Что? — Салли похолодел. Рейган... убийца? Да как так-то?!!
Рейган помолчал и начал рассказывать. Так же негромко и неторопливо.
— Мой папа Уилл был из города, который называется Давос. Это в восточной провинции недалеко от Гальяра. Родился и вырос в трущобах, был почти неграмотным. Уже в тринадцать лет он стал уличной проституткой, чтобы хоть как-то заработать на еду и угол. Другой жизни он не знал. Пытался стеречься, но в семнадцать лет всё-таки родил меня. Спустя три года у меня родились братья... Чудесные близняшки. Тоже омеги. И папе пришлось бежать.
— Почему?
— Когда я родился, ему стало тяжело, и он пришёл на работу в местный бордель — там за мной было кому присмотреть. Я почти не помню, как мы там жили — мелкий совсем был. Помню постоянную суету, кто-то любил кричать по поводу и без, меня то и дело куда-то усаживали и говорили сидеть смирно и не мешать... А потом папа всё-таки снова забеременел, хотя его настойкой поили. То ли просто не сработала, то ли слабая оказалась... Папа решил рожать, но об этом узнал хозяин и задумал убить моих братьев вместе с папой ещё до их рождения, а меня со временем пристроить к делу. Папа узнал об этом, и мы убежали. Я так понял, что мои братья были детьми какой-то важной местной шишки, и хозяин испугался неприятностей, если это всплывёт. До самых родов мы с папой мотались то тут то там, потом родились Реми и Якоб, и папа, как только они подросли, решил перебраться в какую-нибудь деревню, чтобы начать всё сначала.
За Давосом, в деревне под названием Салоники, нашёлся пустой дом, там мы и поселились. Пока папа работал по соседям или подрабатывал у местного фермера, я присматривал за братишками. Заботился о них. Было трудно, особенно зимой, но мы дружно жили. И некоторые соседи помогали. А потом, когда Реми и Якобу исполнилось по пять лет, в наш дом пришли чужаки.
Как я потом узнал, они были наёмными "быками" из города, которые когда-то знали папу, а сейчас нанялись к работорговцу и искали место, где можно оборудовать перевалочный пункт переправки живого товара. Давос имеет прямые связи с крупным портом на юге с давних времён, так что Салоники пришлись весьма кстати. Тем более, что наш дом был на самой окраине Салоников и подходил им. Оставалось только не привлекать лишнего внимания соседей, которые могли и шерифу донести, так что в основном пленников пригоняли по ночам, и надолго они не задерживались. А когда эти "быки" узнали папу, то пригрозили ему, что вернут хозяину, а нас продадут, если он не будет им помогать, обслуживать и всякое такое. Папа так боялся за нас, что согласился. Так мы и жили, пока папа не заболел зимой и не умер. Мне тогда уже было одиннадцать лет, и я взял всё хозяйство на себя — работы прибавилось, я начал делать что-то наравне с папой и многое уже умел.
Эти кобели, Рубеус и Арктос, были очень жестокими, постоянно нас шпыняли, часто присматривались, и я понял, что они уже прикидывают, за сколько нас можно продать. Пока им нужна была дармовая обслуга, они не торопились. Потом я начал созревать, и эти гады начали на меня поглядывать пристальнее. Но это было не самое страшное. — Двуликий передёрнул плечами. Дёрнулось и его лицо. — Во время второй течки меня изнасиловал Арктос, оценил по достоинству и сказал, что теперь я буду делать всё то же самое, что когда-то делал наш папа, если не хочу, чтобы моих братьев продали с ближайшей же партией или тоже... Но ведь они были ещё маленькие! — с отчаянием в голосе тихо воскликнул Двуликий. — И я согласился. Я терпел, как мог, и думал, как бы и куда уйти. А куда? К соседям? Так они не захотят с этими гадами связываться. В город? Так там гораздо опаснее, чем в деревне. Да и документов у нас никаких нет. Сбежать в соседнюю? Найдут — с братьями я далеко не уйду. И бросить их не мог. Потом Реми и Якоб тоже вступили в возраст созревания, а я понял, что со мной творится что-то странное. Иной раз чуть ли не на стену лез, и однажды братишки это заметили. Они то и дело видели, что со мной эти сволочи делают, и Реми понял, что со мной. Однажды, когда оба гада ушли по делам, Реми предложил мне помочь. Я испугался и начал было отказываться, но Якоб тоже начал просить, чтобы их первым был именно я, а не эти козлы. И я поддался — никогда не мог им отказать.
Прошло не так много времени, и однажды нас за этим делом застали Рубеус и Арктос — вернулись внезапно. Я-то думал, что их дня два не будет... Увидев, как я трахаюсь с Реми, они сперва остолбенели, а потом смекнули, что за меня можно выручить большие деньги. Я тогда не мог остановиться... Тут прибежал Якоб и попытался заслонить нас, но Рубеус так его ударил, что сломал шею. Только тогда я опомнился и велел Реми бежать, но Реми не смог — его схватил Арктос. Я не успел его отвлечь. Рубеус пригрозил, что если я начну рыпаться, то и Реми тоже пустят по рукам, а то и в бордель продадут. Я понял, что зря тянул, что надо бежать, а тут Реми укусил Арктоса и сумел вырваться. Но ненадолго — Арктос поймал его и случайно придушил. Когда я понял, что и Реми мёртв, я дико разозлился, схватил нож со стола и ударил. Я едва помню, как бил и бил ножом Арктоса, а Рубеус застыл, как оглушённый. Я пырнул и его, но серьёзно не достал. Он попытался меня схватить, но я вырвался и убежал. Рубеус всё кричал, что найдёт меня.
— Иво Милосердный... — Салли, слушая друга, едва верил в услышанное, однако Рейган не врал. Это выдавали его глаза, подёргивающиеся руки, запах и боль, что была видна в нём.
— Первое время мне было очень плохо, ведь я не смог спасти братьев... а папа просил беречь их. — Рейган украдкой смахнул выступившую на глазах влагу. — Они были единственным в жизни, что у меня оставалось хорошего. Я кое-как добрался до Давоса, потом на перекладных попал сюда. Крутился, как мог, работал, где мог, а потом с ребятами познакомился.
— Так ты боишься, что Рубеус может тебя найти?
— До сих пор. — Рейган сдвинул свю шапку на затылок и потёр лицо, будто стряхивая воспоминания. — Я знаю, что те, кто работает на работорговцев, так или иначе, но знакомы друг с другом, а такие, как я, большая редкость. Я не хочу стать игрушкой для какого-нибудь козла, потому и не живу нигде постоянно.
— Но как ты не побоялся связаться с нашими ребятами после того, что было?
— Так уж вышло. Когда я очухался и понял, что нахожусь у кого-то дома, а Дон меня начал убеждать, что всё в порядке, и они меня не обидят, я как-то сразу им поверил. И не обманулся. Когда я пошёл на поправку, то сам предложил им переспать со мной — в благодарность. У меня же ничего не было... И они заметили, что со мной не так. И пообещали, что сохранят мою тайну. Потом познакомили с друзьями... Я к тому времени уже устал от одиночества и был просто на седьмом небе от радости — хоть кому-то я стал нужен, пусть и такой ненормальный. Всё-таки есть в этом дерьмовом мире приличные люди. Пообтёрся в городе, научился жить. Да, бывает нелегко, но я же не один. — Рейган посмотрел на Салли с теплом в глазах. — И ты тоже. Ты теперь с нами, так что ничего не бойся. Если какой-нибудь гад посмеет тебя обидеть, то мы все вместе ему такое устроим, что навеки забудет, что ты вообще существуешь.
Салли помолчал и спросил:
— А ты не хочешь пойти учиться в школу? Я читал в газете, что сейчас это не проблема. Что общеобразовательные, что церковные...
Рейган усмехнулся.
— Ага, вот только на частную деньжищи нужны, каких у меня никогда не будет, и только там мало-мало безопасно, а в смешанной залететь или спалиться — раз плюнуть. Даже в храмовых школах. С нас спрашивают по-полной, прогулы из-за течки не засчитываются, а когда альфы и беты созревать начинают, у них чердак капитально течь начинает, и они пользуются любым поводом, чтобы вдуть любому подвернувшемуся под руку омеге. Уж лучше я с ребятами покручусь, послушаю, что они между собой обсуждают, чем налечу раньше, чем надо. Да и с друзьями веселее. Может, я и не самый учёный, но зато парни так всё объясняют, что мне проще понять и запомнить. Тоби меня грамоте учил, Альвар математике, Дуг — драться... Так лучше, и никакой школы не надо.
— И ты не боишься, что тебя могут схватить и продать?
— Пусть сперва поймают, — фыркнул Двуликий, немного оживившись. — Я быстро бегаю и хорошо знаю, где лучше спрятаться и переждать. Пока жизнь не начнёт меняться по-настоящему, нашему брату надо держать ухо востро и нос по ветру.
Салли смотрел на сородича и всё больше проникался к нему уважением. Вот с кого следует брать пример, чтобы не пропасть здесь с концами!
Когда Тобиас, заметно волнуясь, вернулся домой, то застал супруга за оживлённым разговором с Рейганом и Оскаром. Артур тоже сидел рядом — на коленях у Салли — и слушал, навострив уши. От этого зрелища у историка потеплело на сердце.
— ...и он прямо перед алтарём обратился ко всем присутствующим, — говорил Салли. — Он произнёс такую зажигательную речь, что она запустила огонь Революции Омег по всей нашей стране.
— Правда? — ахнул Оскар. — И что такого он сказал?
— Когда каноник обратился к Осгуду с вопросом, согласен ли он признать главенство своего мужа, то дерзко отказался. В храме тут же стало тихо, и Осгуд обратился ко всем присутствующим. Он рассказал обо всех постыдных и жутких деяниях своего жениха и его родни, заявил, что не намерен вручать свои душу и тело такому негодяю, и призвал всех последовать своему примеру. Сказал, что зря альфы и беты считают себя избранными и Высшими. Что на самом деле без нас они никто. Что пока мы не покажем им это, они так и будут пригибать нас к земле. Договорив, он достал из-под камзола острый нож и вонзил его себе прямо в сердце.
— Светлейший, как он смог?..
— Осгуд предпочёл умереть, но не осквернить себя таким замужеством. Перед тем, как его повели под венец, он встретил человека, которого искренне полюбил, но этого бету казнили по ложному обвинению. И вскоре точно так же перед алтарём убил себя ещё один омега. Потом всё началось всерьёз, и начали погибать и дети. Папа рассказывал, что решиться на этот шаг нашим было непросто, но они были полны решимости выполнить призыв Осгуда. Потом этот огонь перекинулся и на наших соседей. Поняв, что силой и принуждением этот пожар не остановить, наши богачи свергли прогнившую монархию и провозгласили всеобщее равенство, чтобы омеги перестали убивать их, себя и своих детей.
— Но почему до сих пор ничего не меняется? — нахмурился Оскар. — После того, что случилось с нашим Арти...
— Во-первых, времени прошло слишком мало, а, во-вторых, власти оправдывают это тем, что на всё рук и грамотных людей не хватает. И не одно поколение росло и воспитывалось на старых канонах. Так просто это всё не переломить. — Тобиас начал расстёгиваться. — Тем не менее, меня уже начинает это настораживать.
— Тобиас! — Салли торопливо ссадил Артура с колен и кинулся встречать мужа. — Ну, как отчёт?
— Последний нерв вымотал, — вздохнул историк. — И не по поводу нашей поездки, а по поводу самой экспедиции. Её снова грозятся переносить, и если это произойдёт, то мы толком не подготовимся. Доктор Тьюринг чуть горло не сорвал, пытаясь перекричать Гоббсона, Аленсио тоже свои пять медяков умудрился вставить... Завтра снова вернёмся к этому вопросу, а мне придётся засесть в архивы, так что про подработку придётся пока забыть.
— Ну, ничего, Рейган поможет мне работу найти... — попытался подбодрить мужа Салли.
— Не так быстро, — нахмурился бета. — Сначала ты получишь паспорт, а там уже будет видно. К тому же скоро твой отец нагрянет, и пока мы с ним не разберёмся...
— Уже??? — побледнел Салли, вцепившись в жилет мужа.
— В университете, стоило заикнуться, что я женился, на меня уж как-то странно посмотрели. Значит, наводку им уже кинули. Ждём гостей и думаем, как будем отбиваться.
— Я нашим скажу, — жёстко кивнул Рейган. — И я уже знаю, где находится главная контора Кристо. Буду за ними следить и предупрежу, когда они попытаются забрать Салли.
— Кристо? — удивился Оскар и ошеломлённо уставился на нового квартиранта. — Арчибальд Кристо?
— Да, он мой отец, — признался Салли, и Тобиас крепко его обнял. — Вы... когда он придёт... держитесь от нас подальше, хорошо? Я не хочу, чтобы вы пострадали.
— Так ты из такой богатой семьи... и не побоялся уйти? — Оскар защитным жестом привлёк к себе внука.
— Уж лучше перебиваться с воды на хлеб с Тобиасом, чем вкушать деликатесы с тем вонючкой, за которого меня собирались отдавать, — скрипнул зубами Салли. — И папа меня сам из дома выпустил, а он Спенсер. Он знал, что делал.
Оскар только головой качал, а Артур продолжал заинтригованно ловить каждое слово.
— Салли... Я и не подозревал, что у тебя такая богатая родословная!
— Вот и не рассказывайте никому. Так будет лучше. И я не буду чувствовать себя хуже других.
— Хуже?
— Так ведь вы простые люди. Я хочу стать одним из вас, и чем меньше людей будет знать, из какой семьи я вышел, тем легче мне будет вписаться...
В дверь постучались, и Салли вздрогнул. Рейган тут же вскочил и метнулся к нему. Оскар опасливо прижал к себе внука плотнее. Тобиас пошёл открывать, и вскоре омеги услышали его удивлённый голос:
— Отец? Какими судьбами?
— Что, уже стыдишься родителей? — ответил с упрёком незнакомый голос. — Зазнаваться начал? Ты лучше чайник ставь на огонь, а то папа твой уже весь продрог!..
— Эркюль, не стоит кричать на мальчика, — мягко осадил гостя высокий омежий голос. — Сейчас мы его увидим и всё узнаем. Не пытайся казаться грознее, чем ты есть — это уместнее в суде, но не в семье.
Сердце Салли сорвалось с места. Родители Тобиаса!!! Так скоро??? И как они его встретят? Рейган отзывался о старших Мариусах очень хорошо, рассказывал о самых громких делах, что вёл отец Тобиаса. Эркюль Мариус слыл большим знатоком законов, был достаточно принципиален и осторожен. Впрочем, учитывая, какого чудесного сына он вырастил и воспитал, можно было надеяться, что зятя примет достаточно благосклонно и поможет отстоять, если опасение за собственные карьеру и благополучие не вынудят пойти на попятную.
— Всё хорошо, Салли, — шепнул Рейган, поглаживая плечи друга. — Эркюль нормальный мужик. Может, и поворчит немного, но своих он никогда на произвол судьбы не бросает. И Елеазар его почти всегда переубедить сможет, если очень захочет.
В комнату спустилась прилично одетая пара, и Салли выпрямился. Что бы не случится, но он будет твёрд и непоколебим. Никто не разлучит его и Тобиаса!
Увидев своих новых родственников, Салли сразу понял, в кого больше пошёл его бета. Эркюль Мариус был заметно ниже сына и плотнее, даже наметился второй подбородок. Одет представительно и солидно. Масть, общие черты лица и нос Тобиас унаследовал именно от него. Одет с иголочки. А вот Елеазар Салли удивил. Этот ухоженный и всё ещё очень красивый омега был несколько выше обычного для их типа роста, худощавый. От папы Тобиас унаследовал глубокие умные серые глаза, губы и телосложение.
Салли не был большим знатоком столичной омежьей моды — то, что привозили в Руднев, выглядело немного крикливо — но выглядел Елеазар очень эффектно в коротком приталенном тёмно-синем пальто с меховой опушкой по воротнику и манжетам. Голову покрывает роскошный пуховый платок из белоснежной шерсти искусной вязки, поверх которого сидит небольшой изящный головной убор, похожий на низкий цилиндр и украшенный пышным пером. Руки обтянуты дорогими перчатками, которые подчёркивают тонкие пальцы. На правой руке поблескивает красивый перстень с аквамарином, обрамлённым мелкими бриллиантами. Сапожки на невысоких каблуках, благодаря которым омега был одного роста с супругом, подчёркивают тонкие щиколотки, а чёрные шерстяные штаны идеально ровные ноги. Сразу видно, что это достаточно зажиточная семья — такой изысканный наряд могли себе позволить не все. И Тобиас принципиально к ним за помощью не обращается, стремясь всего добиться своими силами!
Салли невольно восхитился тем, как Елеазар успешно борется с возрастом. Совсем, как его собственный родитель! Даже косметики почти нет.
Старшие Мариусы так и впились глазами в юного зятя. Особенно Елеазар, будто сравнивая его с Рейганом, и Салли инстинктивно прильнул к мужу, который приобнял его за талию. Ну да, Елеазар надеялся, что именно Двуликий станет новым членом их семьи... Отец Тобиаса явственно хмурился, давая понять, что шутки кончились. Наконец Эркюль разомкнул тонкие губы. Он демонстративно оглядел комнатушку.
— Вижу, твоё хозяйство не богатеет.
— В университете много работы и подрабатывать некогда, но это временно.
— Однако это самое "временно" не помешало тебе жениться. А ведь не собирался. — Суровый отец покосился на Рейгана. — Зачем тебе лишний рот? Ты и так едва сводишь концы с концами!
— Мне много не надо, — осмелился возразить Салли. — И меня пока всё вполне устраивает.
Эркюль дёрнул уголком рта.
— Перебиваем старших?! — недовольно качнул он головой. — Значит, это и есть твой муж, Тоби.
— Да, отец. Это мой Салли. Когда ты узнал?
— Декстер телеграмму прислал ещё перед настоящими снегами. Ты в курсе, какой шум поднялся в Рудневе?
— Догадываюсь. Но я и Салли уже женаты. И своего мужа я отдавать не собираюсь.
— А ты представляешь, что с тобой сотворит Арчибальд? Он рвёт и мечет! — Эркюль метнул суровый взгляд на Салли. — Ты, украв его сына, сорвал очень выгодную партию! Он не простит.
— Никто меня не крал! Я сам сбежал! — не выдержал Салли. Он не собирался позволять Тобиасу всё брать на себя. Раз обещал, что они будут равны, то и ответственность будут делить пополам! — И я знал, на что иду!..
— А вы, сударь, извольте молчать, когда старшие разговаривают! Молоко на губах ещё не обсохло, а уже рвётесь спорить?
— Дорогой... — Елеазар успокаивающе погладил мужа по плечу. На Салли он поглядывал с любопытством, к которому примешивались понимание и тревога. — Не кричи на него. Выслушай сначала.
— Мы... лучше уйдём, — тихо сказал Оскар, беря Артура за руку. Присутствие сердитого гостя его заметно пугало. — Не будем вам мешать.
— Не спешите только Урри рассказывать. Это успеется, — попросил Тобиас.
— Конечно.
Едва за Оскаром и Артуром закрылась дверь, Елеазар повернулся к супругу с самым суровым выражением лица.
— И что это было?! Тебе не кажется, что ты переигрываешь?
— Какие игры?! — рассердился ещё больше Эркюль, расстёгивая своё пальто и небрежно скидывая его с плеч. — Или ты собираешься сказать, что мы должны отстаивать этого щенка до последнего?!
Рейган метнулся, чтобы подобрать пальто и повесить его на крючок.
— День добрый, сэр.
— Привет, малыш, — буркнул Эркюль, стянул с ладоней перчатки, снял с головы шляпу и передал Двуликому, который понятливо запихнул их в один из карманов. Под щегольским котелком обнаружилась намечающаяся лысина, старательно прикрываемая волосами с проседью. — Что тут делаешь?
— Чай пью.
— Ну да, ну да... — Адвокат достал из кармана гребешок и поправил причёску. — Чайник так и не поставили на огонь?
Салли вздохнул и пошёл выполнять приказ. Что бы не представлял из себя его старший тесть, стоит набраться терпения. Понять бету можно, вот только тон, с которым он начал разговор...
Елеазар тоже быстренько снял верхнюю одежду и передал Рейгану вместе с платком и цилиндром, под которыми обнаружились русые волосы, уложенные в простую, но изящную причёску с драгоценной золотой заколкой. Одет он тоже был с иголочки — и дорогой чёрный жакет с золотистым шитьём и глубоким вырезом, из-под которого выглядывают белоснежные рюши и пышный тёмно-синий шейный платок, и однотонные, а не вертикальную полоску, как носили в Рудневе, штаны только подчёркивали все достоинства его фигуры. Вместе с перчатками омега снял и перстень с руки, причём совершенно спокойно отдал его Рейгану, не опасаясь, что Двуликий может его незаметно прибрать к рукам и сбыть где-нибудь, чтобы добыть деньжат. Да тот и не собирался ничего прикарманивать — просто запихнул драгоценность вместе с перчатками в карман роскошного пальто. Из драгоценностей помимо перстня на Елеазаре были только небольшие серьги с жемчугом, цепочка, свисающая из кармашка для часов, обручальное кольцо простого плетения и скромная камея-брошь из яшмы. Оправившись и пригладив волосы, омега поспешил помочь Салли. Тем временем отец и сын начали что-то тихо и яростно обсуждать.
— Не бойся, Салли, Эркюль вас не выдаст. Просто известие, на ком женился Тоби, его изрядно взбудоражило, вот он и беспокоится. А когда он беспокоится, то всегда так себя ведёт.
— А... вы?
— Для меня важно только одно... — Елеазар доверительно приобнял Салли и склонился к его уху. Пах этот омега вкусно и мягко. Почти как Орри. Только не горчило. — Ты по любви замуж выходил?
— Да. Я с первой встречи полюбил вашего сына, и мне было очень плохо, когда он уехал. А когда Тобиас снова появился, то я сам попросил его забрать меня с собой. Я не хотел выходить замуж за Барнса — я его ненавижу. Он мерзкий и вонючий.
— А Тоби? — улыбнулся Елеазар, сбрасывая жакет и кладя его на ближайший табурет. Небрежно поддёрнув рукава великолепной шёлковой рубашки, он подбросил дров в очаг и взялся за кочергу. Вполне сноровисто и уверенно, не боясь занозить или запачкать свои гладкие изящные ладони.
— Ваш сын... он... Он так хорош, что я... — Салли покраснел и потупился, подавая ему прихватку. — Я даже не дождался венчания и отдал ему всего себя накануне. Я очень быстро... начал его... хотеть.
Тщательно подведённые по последней моде брови Елеазара поползли вверх.
— Даже так?! Ну, тогда на меня можешь рассчитывать. А если мой муж упрётся, то насядем со всех сторон и переубедим.
— И вы не боитесь неприятностей? — удивился Салли. — Вы же вполне благополучная семья... а из-за меня...
Елеазар только улыбнулся шире, и Салли заметил знакомую щёлочку между верхними передними резцами.
— Так ведь я и Эркюль тоже так же начинали семейную жизнь. Эркюль был всего лишь мелким клерком в здании суда, попутно учился на юриста. Правда, жили мы не в цоколе, а под самой крышей, которая то и дело протекала в сильные дожди и оттепели зимой. Жили очень скромно, приходилось и поголодать, но это было ерундой. Мы были молоды, влюблены и счастливы. Потом, когда Эркюль выиграл своё первое дело, а Тоби исполнилось шесть лет, наша жизнь начала меняться, денег стало больше, и мы перебрались в квартиру поприличнее. Так что трудностями меня не запугать. Я и Лэсси сами из бедной семьи и в случае чего готовы вернуться туда. Для нас всегда на первом месте стояла семья, и Эркюль разделяет наши убеждения. Ни о чём не беспокойся, Салли. Просто расскажи ему всё, как есть, и он обязательно поймёт.
— А... почему у него имя такое странное? — осторожно полюбопытствовал Салли. — Его предки... эмигранты?
— Нет, это в честь друга семьи. Эркюль Марэ был очень хорошим человеком и близким другом отца моего мужа. Он перебрался в Ингерн со своими родителями из франкийской провинции ещё в детстве. Я его уже не застал — Марэ умер от тяжёлой пневмонии, когда моему Эркюлю было восемь лет, но его помнят до сих пор.
Салли покосился на старшего тестя, который продолжал хмуриться и о чём-то спорить с сыном. Пахло от Эркюля вполне прилично, пусть и не так хорошо, как от Тобиаса, но всё же что-то внушало чувство доверия к нему. Может, всё-таки обойдётся?
Все расселись за столом, причём табуреты отдали гостям, а за недостающими Тобиас сбегал к Оскару, чтобы заодно его утешить — наверняка беспокоится. Салли сидел рядом с Рейганом, изо всех сил сохраняя спокойствие — Эркюль косился на него с неодобрением, пусть и заинтересованно подёргивал ноздрями. Елеазара же это совершенно не беспокоило. Омега очень приветливо разговаривал с Рейганом, подтверждая, что когда-то рассматривал его в качестве возможного зятя — расспрашивал, как живёт, где сейчас работает, не нужна ли подработка... Салли очень быстро поверил, что супруги и впрямь начинали с самого низа — Елеазар совершенно не заморачивался изящными манерами, не жаловался на то, что чашка, в которой ему подали чай, старая и с обколотым с одной стороны краем, сам помогал разливать. Его модный наряд казался, мягко говоря, неуместным в этой комнатке, пусть и красил своего обладателя. Салли он нравился всё больше и больше — от Елеазара исходили самые настоящие родительское тепло и забота.
— Слушай, Рейган, — обратился старший Мариус к Двуликому, — я тут слышал от одного знакомого, что в борделе у Расмусена появился новый омега, который всегда выступает в маске и способен за раз обслужить не меньше трёх клиентов. Мелькает редко, но к нему быстро очередь выстраивается. И платят неплохо.
— А что такого? К чему вы это говорите, сэр? — Рейган и бровью не повёл, а вот Салли насторожился.
— А то, что по описанию этот Дир уж очень похож на тебя. Может, всё же возьмёшься за ум и бросишь бл...ать?
Салли передёрнуло от неприличного слова, произнесённого старшим тестем.
Рейган насупился.
— Это моё дело. И у Расмусена я работаю только тогда, когда надо срочно заработать побольше. В отличие от других, Расмусен не пытается меня на цепь посадить и всегда честно расплачивается. И со своими омегами обращается куда приличнее.
— Ты же умный парень! Тебе учиться надо, а ты...
— А вам, сэр, поменьше надо по борделям шляться, — буркнул Рейган. Уязвлён, однако слишком уважает, чтобы откровенно огрызаться, понял Салли. — Вы почтенный женатый человек.
— Рейган, — мягко упрекнул его Елеазар, — ты же знаешь, что это часть работы моего мужа. И я не возражаю — Эркюль всегда ко мне возвращается, и это самое главное.
— Но ведь слухи ходят...
— И пусть ходят. При работе Эркюля очень важно поддерживать нужную репутацию, чтобы иметь возможность больше знать о потенциальных клиентах и их скелетах в шкафах. Мы же вращаемся в достаточно высоких кругах, а там те, кто выбивается из общего ряда, вызывают подозрение. О том, что мы раньше были бедны, все знают, а потому искренне уверены, что для того, чтобы удержать свой нынешний статус, будем достаточно сговорчивыми. Да, у такого подхода есть свои издержки, но это позволяет нам вершить справедливость и помогать таким, как ты.
Салли удивлённо взглянул на мужа, и тот кивнул. Вот это да!..
— А как именно вы им помогаете?
— Это часть новой государственной политики по обеспечению правопорядка, — небрежно махнул рукой Эркюль. — Каждый практикующий адвокат обязан брать на себя часть дел в качестве государственной услуги тем, кто не в состоянии оплатить адвоката самостоятельно. Платят за это гроши, многие мои коллеги ведут такие дела спустя рукава, но я всегда работал на совесть. И я не считаю зазорным отстаивать права омеги, который рискует остаться в нищете и с ребёнком на руках, а то и вовсе без него. Сейчас эти несчастные получили возможность хоть как-то себя обеспечить, и я им помогаю в этом. Закон и порядок должны стать опорой для строительства нового светлого будущего для всех!
Казалось, что последние слова старший Мариус произносит с иронией, но по блеску в глазах Салли понял, что отец Тобиаса искренне в это верит. Призвание, как для Тобиаса история и поиск истины. Неудивительно, что сын так похож на отца. Значит, надежда на его поддержку всё же есть.
— И всё же завязывай с проституцией, парень, — повернулся к Рейгану Эркюль. — Ты, конечно, уже стреляный, но дерьмо всё же случается. Да и грязное это всё-таки дело...
— Не вам судить! — рассердился Салли, вскакивая — настолько эти слова его задели. — Может, вы и правы, но Рейган уже взрослый и вполне самостоятельный. Да, иногда он продаёт себя, но он честно зарабатывает на жизнь. Он не убивает никого, не ворует, не подделывает эти деньги. Он просто пытается жить, как может. И вы не вправе осуждать его за это.
Старший Мариус вперился в зятя... и рассмеялся. Совсем по-доброму.
— Так вот почему Арчибальд рвёт и мечет?!! Ох, уж эта республиканская молодёжь... Вижу, что эта славная компания и тебя успела заразить. Прости, сынок, — вытирая глаза, попросил бета, — но уж очень мне было интересно, на ком женился мой сын. Сразу видна кровь Спенсеров. Так, значит, ты практически из-под венца сбежал?
— Можно и так сказать, сэр. — Салли понял, что тесть его просто проверял, и снова сел рядом с мужем, который обнял его, поглаживая по плечу. Тобиас и сам выглядел так, словно не был полностью уверен в отце.
— И чем же полунищий аспирант-историк оказался лучше Грэгори Барнса?
— Во-первых, Тобиас прекрасно пахнет, а Грэг воняет. Во-вторых, Тобиас умный и прекрасно воспитан, а Грэг отвратителен, распущен и груб. И, в-третьих, ваш сын стал первым и единственным, с кем мне захотелось создать семью и завести детей.
— Да, Тоби всегда хорошо пах, — улыбнулся Елеазар. — Когда он родился, то акушер-омега сказал, что такие ароматные рождаются не так уж и часто. Чем бы это ни было обусловлено, но я всегда гордился, что мы с Эркюлем родили такого замечательного мальчика. И я старался, чтобы мой мальчик был так же светел душой — под стать своему запаху.
— А вашего мужа не огорчило, что Тобиас не стал адвокатом?
— Эркюль был бы рад, если бы Тоби пошёл по его стопам, но наш мальчик уже в детстве обнаружил склонность к науке, а она сейчас активно спонсируется государством.
— Да, перспективы у учёных сейчас очень хороши, — согласился старший Мариус, допивая чай. — Тоби уже успел себя зарекомендовать, и если не упустит момент, то высоко поднимется, а там и до благосостояния будет рукой подать.
— А то, что мы так быстро поженились?
— Я и сам так же женился в двадцать лет, — отмахнулся Эркюль. — Ждать тогда казалось смерти подобно — влюблён был по уши! И семья стала хорошим стимулом работать, чтобы обеспечить своих. Эли тоже во всём меня поддерживал, так что изрядная часть моего успеха — это целиком и полностью его заслуга.
— Правда?
— Преувеличивает, — порозовел Елеазар, поправляя чёлку. — Я всего лишь правильно понял все сложности выбранной им профессии и вовремя закрывал глаза. Да, когда мне рассказывали про измены, было неприятно, но когда Эркюль возвращался домой и просил у меня прощения, то я раз за разом убеждался, что он меня действительно любит. Да и эти походы помогали выигрывать дела, после чего я снова и снова видел, как моего мужа благодарили его подзащитные. Это дорогого стоит. А когда родился наш сын, то отпали последние сомнения — Эркюль ни разу меня не упрекнул, когда я его гонял по дому и истерики устраивал. Я лишь старался стать для него надёжным тылом. Тихой гаванью, в которой он мог отдохнуть от всей современной грязи.
Эркюль с нежностью взял супруга за руку и поцеловал кончики изящных пальцев своего омеги.
— Я нисколько не преувеличиваю, милый. Я сказал чистую правду.
— Значит...
— Мы с вами, дети. Только с внуками для нас пока не спешите, ладно? Наладьте сперва хозяйство, встаньте на ноги. Я вас поддержу, конечно, но денег не ждите. К нам обращайтесь только тогда, когда будет совсем уже край.
— Я и не собирался, — буркнул Тобиас.
— И всё же к ужину мы вас всегда будем рады видеть, — улыбнулся Елеазар, вставая и обнимая Салли и сына. — И к обеду, и по праздникам... И ваших друзей тоже. Рейган, дорогой, ты тоже приходи.
— Боюсь, что у меня нет подходящего наряда для такого богатого дома, — буркнул Двуликий, отводя глаза.
— Приходи, — мотнул головой Эркюль. — Уж мы не будет тебе пенять за это. Ладно, Салли, рассказывай, что там у тебя случилось. И поподробнее, чтобы мне было с чего начать.
Эркюль Мариус слушал сына и Салли молча, ловя каждое слово. Когда Салли рассказал про попытку изнасилования со стороны родного отца, то отчётливо расслышал, как адвокат тихо выругался, а его ладонь сжалась в кулак.
— Вот как... И тебя не испугала бедность? Мой сын ещё не настолько хорошо обеспечен.
— Не пугает. Я многое умею — папа учил. И я предпочёл жить с тем, кто мне мил, чем потом жалеть, что упустил его.
— Твой отец — очень сильный человек. Его влияния хватит, чтобы попытаться навредить нам и вам, а так же сорвать карьеру Тобиасу. Ещё тебя могут попросту сделать вдовцом и увезти. — Салли вцепился в ладонь мужа. — Такая перспектива тебя не пугает?
— Я скорее умру, чем вернусь домой. И бедность меня не остановит. Есть вещи гораздо хуже.
— Да, ты прав — есть вещи гораздо хуже, — кивнул старший Мариус. — Ладно, я подумаю, что можно сделать. Но если я узнаю, что ты нас обманываешь...
Салли снова вскочил и выпрямился. Последние слова тестя снова уязвили его. В бесцветных глазах сверкнуло. Тобиас невольно вздрогнул — таким он своего омегу ещё не видел. Сразу видно, что Спенсер!
— Сэр, вы известны как очень опытный адвокат. То, что вы вполне преуспеваете, говорит о вашем высоком профессионализме. Это означает, что вы умеете разбираться в людях. Так взгляните же на меня и скажите — я вам лгу?
Эркюль удивлённо взглянул на юношу.
— Так ты и впрямь...
— Да, сэр, я люблю вашего сына. Я готов мириться с любыми неудобствами, пока всё не наладится. И я готов ждать столько, сколько будет нужно.
Эркюль снова рассмеялся.
— Да, видно, что Спенсер! Кровь, одним словом!.. Ладно, сынок, не дёргайся, прорвёмся. Садись. Вы в мэрии зарегистрироваться успели? — Тобиас споро достал свидетельство о браке и бумаги из монастыря. Эркюль достал из нагрудного кармашка монокль и начал читать. — О, замечательно! Так просто это не перебить.
— Есть только одна проблема... Я на вопросы чиновника наврал... а Тобиас поддержал... — потупился Салли.
— Ничего, я и не с таким работал. Ты только на все вопросы о возможном принуждении говори, что не было ничего. Сейчас не монархия, чтобы вас вообще не слушали. А уж мимо газет это точно не пройдёт.
— Га-газеты? — Салли ушам своим не поверил.
— Тоби, сходи к Кайлу и попроси его накатать статью, если начнётся разбирательство, — сказал Эркюль, убирая монокль обратно в карман. — Это будет интересный прецедент, не думаешь?
— Ты собираешься поднять шум на всю страну? — понял Тобиас.
— Раз есть возможность что-то обратить в свою пользу, то мы должны ею пользоваться. Твой Салли — один из последних потомков Спенсеров, а те были достаточно придирчивы в плане выбора мужей и никогда о своём выборе не жалели. Это всем известно. С его родителем-омегой, конечно, не всё понятно, но тут не о нём речь. И если мы раздуем кадило, то от исхода этого дела многое будет зависеть — надо только грамотно написать, а Кайл это умеет. Сила прессы — это большая сила, и мы ею воспользуемся.
— А что от меня требуется? — спросил Рейган.
— Присматривай за Салли. Я знаю, ты парень не промах. Считай, что я тебя нанял. Нужны будут деньги — говори сразу.
— Не стоит, сэр... — покраснел Двуликий. — Я для друзей... мне ничего не надо...
— Ладно, разберёмся. Я начну думать, а ты, Салли, начинай настраиваться, что это всё может затянуться. Я пошлю своего поверенного в монастырь, чтобы он проверил, все ли страницы в церковной книге на месте, а в мэрию загляну сам. Если всё получится, то уже после Нового Года можете жить спокойно.
Салли едва сдержал навернувшуюся на глаза слезу.
— Сэр...
— Я не зверь, Салли, и раз уж ты вошёл в нашу семью, то мы тебя отстоим. Мои предки ещё до Революции Омег сделали это главным принципом нашего рода, и я намерен продолжить традицию.
— Как это?
— Моя семья по омежьей линии получила своё начало от бывшего невольника, которому за особые заслуги была дарована свобода. Он был бетой, и его звали Ларс. Потом Ларс женился, и в мужья ему достался на редкость умный омега, благодаря которому семья не бедствовала, пусть и жила очень скромно. Ларс жил с мужем в согласии, точно так же они воспитывали и своих детей. Семейная сплочённость не раз нас спасала, и я не прерву эту традицию, что бы не говорила по этому поводу родня моего отца по линии мужа.
— Но я не смогу вам ничего такого дать. У меня нет ни приданого, ни наследства мне не светит...
— Зато у тебя есть имя, а оно дорогого стоит.
— Вы... собираетесь извлечь из этого выгоду? — поёжился Салли. — Но какую?
— Там посмотрим. И помни — от того, какой поддержкой ты будешь, будет зависеть и карьера Тоби.
— Я это понимаю. Я даже собираюсь при первой же возможности устраиваться на работу. Если надо, я даже учиться буду...
— Не спеши. Сначала разберёмся с твоим отцом. Я знаю, твой брат Симон уже отправил сообщение, что вы прибыли в столицу, так что ждите Ачибальда ближайшим поездом.
Когда старшие Мариусы покинули полуподвальчик, Салли выдохнул с облегчением. Потом за Рейганом пришёл Франческо. Когда Салли и Тобиас остались наедине, то омега прильнул к мужу.
— Поверить не могу... Всё так удачно складывается! Новые друзья, твои родители... За что мне всё это и в таком количестве?!
— Заслужил. — Тобиас пригладил волосы своего мужа. — Пора бы, тебе не кажется? Ты и так настрадался в жизни. Пора получить компенсацию, и Многоликий явно не пожадничал.
— Но ведь за всем этим последует новая полоса бед и несчастий — мой отец не простит...
— ...которую мы встретим вместе. — Тобас поцеловал Салли. — Мы справимся. Обязательно.
— А твоим родителям мы расскажем про наследие моих предков?
— Позже. Сейчас важнее уберечь тебя от отца, а потом, когда наши друзья подкопят фактов, можно будет и рассказать. Мой отец тоже человек фактов, простым словам редко доверяет, так что без обоснований что-то такое рассказывать бесполезно. А уж тайны он хранить умеет.
В гости к новым родственникам молодые супруги сходили очень скоро — деньги, которые остались, таяли слишком быстро. Рейган ещё накануне забрал кашемировую шаль, но предупредил, что пристроить её за достаточно приличные деньги сразу не получится. Собираясь на семейный ужин, Салли как можно тщательнее укутывал голову шарфом, чтобы не повредить свою причёску, с которой помогал Оскар — морозы по-прежнему оставались сильными.
Салли наконец получил вожделенный паспорт с новой фамилией, и это решили опраздновать именно у старших Мариусов.
К торжественному ужину были приглашены все. Правда, Рейган пообещал заглянуть как-то очень уклончиво, и Рейнольдсы не смогли придти — Оскар приболел. Встретившись возле дома Рейнольдсов, вся компания кое-как втиснулась в повозку Альвара, которую он одолжил для такого случая у товарища по службе извозчиков и должен был вернуть сразу по прибытии на место.
Увидев, где живут родители Тобиаса, Салли заметно растерялся — это были достаточно солидные мебелированные комнаты со стрельчатыми окнами. Когда друзья высаживались из повозки, на них неодобрительно косился швейцар-альфа с пышными усами, но промолчал, едва узнал Тобиаса.
— Господин Мариус... — Судя по выражению его лица, такие гости бывали здесь нечасто. — Решили навестить родителей?
— Да, я и мои друзья приглашены к ужину. Возможно приедет ещё один человек. Вы пропустите его, хорошо?
— Кто такой?
— Омега по имени Рейган Хелль. Если возникнут сомнения, то зовите.
Старшие Мариусы обитали в комнатах на третьем этаже. В окнах квартиры уже ярко горело электричество. Салли, едва перешагнув порог, остолбенел, узрев достаточно богатую, но вполне стильную обстановку, совсем не изуродованную излишней роскошью, переходящей в безвкусицу.
— Папа лично занимался, как только они сюда въехали, — тихо объяснил Тобиас. — Обычно это не принято, но здешний домовладелец не мешает менять обстановку, однако жильцы обязаны делать это за свой счёт. Прежние тут такого нагромоздили... Неудивительно, что потом сама квартира стала им не по карману.
— Из-за электричества?
— Не только — здесь плита не на дровах, а газовая, так что пока газгольдеры со счетов списывать рано. Этот дом ещё и с системой центрального отопления, а это тоже не слишком дёшево.
Дуглас чувствовал себя здесь не слишком уютно — он специально ради этого визита сходил в баню, одолжил у Альвара запасной выходной костюм, который сидел на парне не слишком хорошо, и заметно нервничал. Близнецы и Кайл совершенно не парились по поводу уместности своего здесь присутствия. Они спокойно переговаривались, отдавая верхнюю одежду омеге-горничному, которого звали Бернардо. Когда этот паренёк предложил свои услуги Салли, то тот взял себя в руки и начал расстёгивать пальто.
— Добро пожаловать, мальчики! — Навстречу гостям выбежал сам Елеазар — в скромном домашнем наряде, но как всегда убийственно элегантен. Волосы тщательно подвиты и уложены, украшения достаточно скромные. — Вы как раз вовремя... Салли, милый, ты прекрасно выглядишь! Проходите, стол уже почти накрыт.
Похоже, что синий цвет у Елеазара был любимым не только из-за типа мужа, поскольку он и всевозможные оттенки голубого преобладали в интерьере. Всего здесь были две жилые комнаты, просторная гостиная, уютная столовая, отдельный санузел с ванной и небольшой кабинет-библиотека. Помимо прекрасных картин стены украшали и декоративные ящики с живыми растениями, которые красиво обрамляли отдельные предметы обстановки и освежали воздух. Подобное новшество всё больше входило в моду, и Салли читал, что в больших городах даже начали возникать клубы любителей домашних растений. Пожалуй, стоит со временем и себе парочку приобрести!
Где-то в глубине квартиры тихо играла музыка, и Салли узнал пьесу "Раздолье" Симона Грея. Мелодия была прекрасной, а вскоре выяснилось, что звучала она с пластинки граммофона. Рядом на изящной подставке расположилась целая коллекция пластинок. Граммофон стоял в углу столовой. Пока уже знакомые с домом друзья рассаживались вокруг стола, Елеазар показал Салли, где чего. В кабинете главы семьи, где синий цвет был заменён тёмно-зелёным — по настоянию самого Эркюля — Салли с восторгом увидел большущий книжный шкаф, а, вчитавшись в названия красиво переплетённых томов, узнал несколько книг, которые были и в отцовской библиотеке.
— Любишь читать? — догадался Елеазар.
— Обожаю!
— Тогда приходи и выбирай любую.
— Спасибо, я обязательно воспользуюсь вашей библиотекой. Вот только займусь сперва гардеробом Тобиаса.
— А зачем?
— Я хочу кое-что перешить, чтобы подогнать по его фигуре. И себе что-нибудь соображу.
— Если что, то я поделюсь — у нас достаточно близкий размер.
— Вы так добры... — Салли даже стало неловко из-за такой щедрости.
— Салли, хватит мне выкать, — шутливо нахмурился Елеазар, приобнимая зятя. — Ты же теперь член нашей семьи, а в нашей семье не принято говорить друг другу "вы".
— Но я...
— Так уж и быть, мужу моему выкать ещё можешь, но я требую, чтобы ты меня называл либо по имени либо папой. Договорились?
— Я... постараюсь. — Салли покраснел, а потом с грустью вспомнил Орри. Интересно, он вместе с Арчибальдом приедет? Так хотелось с ним встретиться!
Ужин пах так аппетитно, что Дуглас с трудом сдерживался, чтобы не наброситься сразу — он от волнения с утра ничего толком не ел. Альфа мялся за столом, накрытым изящным сервизом, не зная, куда деть руки. Елеазар подбадривал его, как мог.
— Дуглас, дорогой, не стоит так волноваться.
— Но я же не знаю... как и что...
— Ничего страшного, — погладил его по плечу хозяин. — Просто не стоит слишком громко чавкать за столом и будь поаккуратнее. И не забывай про салфетки. Если что-то будет непонятно — спрашивай. Знание правил этикета, конечно, лишним не бывает, однако среди своих всё это не так уж и обязательно. Я сам им следую только на званых вечерах и больших приёмах.
Дуглас немного успокоился.
Бернардо помогал Елеазару с сервировкой, после чего его просто посадили за один стол вместе со всеми.
— Берни сын наших бывших соседей, — пояснил Елеазар. — Он рано осиротел, и мы взяли его под крыло, а потом приняли на работу, чтобы был на глазах. Хороший мальчик, умный.
Бернардо порозовел от такой похвалы.
— Он и живёт тоже здесь? — понял Салли.
— Да, в бывшей комнате Тоби. Так безопаснее.
Вскоре вернулся Альвар и уверенно занял своё место, а там и явился припозднившийся Эркюль. Бета прошёл в столовую прямо в верхней одежде, и по лицу и запаху было видно, что он крайне раздражён.
— Прошу прощения за задержку, но сегодняшнее заседание получилось на редкость чокнутым! — пожаловался бета, отдавая свою шляпу Бернардо и сбрасывая пальто.
— Дорогой! — укоризненно воскликнул Елеазар. — А переобуться!?
— Сейчас, милый... В общем, Кайл, оставить это так нельзя. У "Стрелочника" в ближайшую неделю свободное местечко будет?
— Так точно, сэр, — понимающе сверкнул глазами журналист. — Специально придерживаем до последнего.
— Тогда сразу после ужина всё и обсудим.
— Отец, ты Рейгана не видел? — спросил Тобиас.
— А он ещё не пришёл? Вот, паршивец! Не дай боги, опять у Расмусена ошивается.
— Сэр... — стиснул в кулаке серебряную десертную вилочку, которую как раз крутил в пальцах, Дуглас. — При всём уважении... Не ваше это собачье дело!
— Так я же за олуха этого волнуюсь! Всё-таки друг моего сына! И перестань портить вилку. Мне не жалко, но это дело принципа.
Альфа спохватился и торопливо спрятал погнутую вилку под край своей тарелки.
Елеазар и Бернардо готовили просто восхитительно! Несколько перемен, три вида десерта, ароматный дорогой чай с юга... Дуглас попробовал всё, кроме десерта — он не очень-то любил сладкое. Парень то и дело косился на Елеазара и Салли, стоило хоть на минуту забыться — как-то они отреагируют? — но упрекать в недостатке хороших манер его никто и не собирался. Застольная беседа тоже была не слишком обременительной. В основном, все расспрашивали Салли о его родителях, братьях, прежней жизни. Потом разговоры перекинулись на текущее положение в стране, последние газетные публикации, некоторые светские сплетни...
Рейган поспел только к десерту. Двуликий запыхался, словно бегом бежал, и друзья-альфы тут же повскакивали со своих мест, учуяв, как их омега напуган.
— Что случилось?
— Чуть не украли... — Рейган привалился к бросившемуся к нему Дугласу. Рабочий дёрнул ноздрями и скрипнул зубами.
— Ну, конечно... Всё-таки у Расмусена был?!!
— Всё ещё пахнет? — вздохнул Рейган.
— Я чую. Зачем деньги нужны были? — уже спокойнее спросил Дуглас.
— Семье одной помочь — ребёнок заболел, а к нормальному лекарю без денег соваться бесполезно.
— Рассказывай, — потребовал Дуглас, усаживая его на стул.
Елеазар захлопотал снова. Он помог новому гостю снять верхнюю одежду, выдал домашнюю обувь, потом поставил перед ним чистую тарелку. Вдруг в дверь деликатно постучались. Это оказался швейцар.
— Прошу прощения за беспокойство, но к вам прорвался какой-то оборванец...
— Это наш гость. Не стоит беспокоиться.
— Гость? — Усы пожилого альфы встопорщились от возмущения.
— Да, гость. — Эркюль достал из кармана сколько-то денег и протянул ему. — Лучше сходите и попейте горячего чаю.
Швейцар смягчился, извинился за вторжение и ушёл.
— Так что там случилось? — вернулся к расспросу Дуглас.
Рейган отпил из чашки с чаем, протянутой Елеазаром.
— Короче... Мрачный переулок знаешь?
— Ну, знаю. И что?
— Там семья из четырёх человек, двое — дети. Младший серьёзно заболел, омежка. Я его старшего брата хорошо знаю, и он спросил, где можно найти недорогого доктора, чтобы можно было заплатить частями. А где такого сейчас найдёшь? Только в морге. Я узнал, сколько стоит приём у ближайшего, и пошёл к Расмусену. И, как назло, там нарисовался один постоянный клиент, которому приспичило меня в личное пользование выкупить.
— Кто такой? — деловито спросил Эркюль, садясь напротив. — Я его знаю?
— Его все знают. Потом на ушко шепну... Расмусен заикнулся было, что я не продаюсь, но тот и слушать ничего не хотел. Я отработал, собрался уже к вам бежать, как вижу — у выхода меня ждут. Я так и понял, что этот перец кого-то вызвал, чтобы меня силком забрали. Ну, я и дал дёру. Уцепился за какую-то машину, проехал до ближайшего удобного проулка, потом на вагоне чутка проехал, а потом кругаря задал... Вроде ушёл, но бежал долго, чтобы уже наверняка.
— Говорил я тебе — хватит б...ать. И вот результат, — сурово сдвинул брови адвокат. — Значит, так. Чтобы это было в последний раз. Ты меня понял?
— А вы мне не отец, чтобы указывать! — всё-таки огрызнулся Двуликий, и Елеазар успокаивающе погладил его по волосам.
— Так ведь мы за тебя волнуемся, — тихо сказал он.
— Не стоит, — буркнул Рейган. — Ничего со мной не случится.
Эркюль только головой покачал.
— И в кого ты такой упрямый?!
— Не в папу точно. Не надо меня так опекать, сэр.
Дуглас хмуро смотрел на приятеля.
— И всё-таки... почему ты бежал всю дорогу? Одним из ловцов был кто-то знакомый?
Салли похолодел, вспомнив рассказ Рейгана о самом себе. И по лицу друга понял, что работяга попал в самую точку.
Рейган стиснул зубы, и все переглянулись.
— Сегодня ночуешь у меня, — безапелляционно заявил Дуглас.
— Ладно, — не стал спорить Двуликий.
— Ты голоден? — заботливо спросил Елеазар.
— Да... съел бы чего-нибудь.
— И помоешься потом. Я тебе чистое бельё дам.
— Но это же ваше... и оно дорогое... — попытался возразить омега.
— Это простое, как ты и любишь — я с прошлого раза запомнил, какой у тебя размер, и купил на всякий случай.
Рейган густо покраснел.
— Вы...
— И назад не возьму. Знаю я, куда почти все твои деньги уходят. Это очень благородно с твоей стороны, сынок, но и о себе иногда думать надо.
Рейган окончательно смешался и уткнулся в чашку.
— Я же вам... чужой...
— Ты друг нашего сына, — твёрдо сказал Эркюль. — И мы достаточно хорошо тебя знаем. Ты же совсем один, и нет ничего плохого в том, чтобы принимать чью-то помощь. Я понимаю твоё стремление ни от кого не зависеть, но и в свободе тоже должны быть разумные ограничения. У тебя вся жизнь впереди, парень, и пора подумать о будущем. Есть люди, которым ты небезразличен. Так что берись за ум, пока ещё не поздно. Тем более, что мне как раз работник нужен. В общем, жду тебя в своей конторе послезавтра в восемь утра, и давай без опозданий.
— И что я делать буду? Пишу как кура лапой, по три ошибки на слово сажаю...
— С той работой большой грамоты не нужно. Всё объясню на месте. Когда пойдёшь с Дугласом, я тебе денег дам — купишь себе приличный костюм и сапоги.
У Рейгана подозрительно заблестели глаза.
— Сэр... почему?..
— Потому что. И снисходительности не жди. И чтоб по первому требованию был в моём кабинете минута в минуту.
Кое-как поев, Рейган, сопровождаемый Елеазаром, поплёлся в ванную, и Тобиас тут же повернулся к отцу.
— Синекуру решил завести? У тебя же уже есть секретарь.
— Кто тебе сказал? Нет, конечно. Для отвода глаз, разумеется, посажу его на мелкую работу, но на самом деле мне как раз такой шустрик нужен давно. Рейган парень умный, наблюдательный, знает город, и я намерен использовать его таланты в своей работе. Заодно дам возможность хоть как-то наладить нормальную жизнь, пока все эти заскоки не привели в сточную канаву, раз ты женился на другом. Жалко парня. А так будет стабильный заработок и хоть какие-то перспективы. Там подтянем его грамотность, может, всё-таки пойдёт учиться куда-нибудь. А, может, и замуж выйдет за приличного человека. Не дело ему по улицам болтаться!
— Путёвку в жизнь решили выписать? — понимающе улыбнулся Кайл. — И который это уже по счёту будет? Третий? Пятый?
— Неважно. Короче, пристроить его надо, пока голову не сложил за медный грош и понапрасну. А уж со своим заработком пусть делает что хочет.
Салли потрясённо смотрел на тестя, лишний раз убеждаясь, в насколько замечательной семье вырос его супруг. Было с кого пример брать! Неужели среди богатых есть такие же? Вот папа удивится, когда узнает...
Приближался Новый Год.
Деньги за шаль Рейган принёс вскоре после того самого вечера. И как раз вовремя — молодожёны уже вовсю ломали головы, на что лучше потратить последние деньги — на дрова или еду? Цены перед праздником заметно подскочили, причём сильнее, чем в прошлом году, а тут ещё и сапоги самого Тобиаса приказали долго жить — с правого отлетела подмётка, причём окончательно. Нести в починку было бессмысленно, и Мариусы купили новые. Разумеется, они уже были поношенными, как и всё, что носил Тобиас. Хватило бы до тепла... Салли, как мог, растягивал оставшиеся продукты, друзья тоже периодически что-то подкидывали, но долго так продолжаться не могло. Жалование задерживали, подработать Тобиас так и не смог — в университете был полный завал. В перспективе Тобиас надеялся получить подработку для Салли — переписывать каталог запасников, но ректорат откладывал и этот вопрос, сосредоточившись на распределении очередного вливания средств от государства. Каждый раз, возвращаясь домой, Тобиас виновато косился на супруга, однако Салли не унывал — всё образуется. Да, трудно, но ведь было ясно с самого начала, что так и будет.
С дровами вопрос решился сам собой. В тот же вечер, как Рейган принёс деньги за шаль, к Мариусам-младшим заявился очень печальный Альвар и попросил помощи у Салли. Оказалось, что альфа умудрился порвать последнюю приличную выходную рубашку. Когда родители собирали его на учёбу, то папа Ян, зная сына, положил в его чемодан четыре, и вот трагически погибла последняя. Альвар всегда был настолько увлечён сперва детскими шалостями, а потом учёбой и работой, что мог совершенно не думать о сохранности своих вещей, и, пока было в чём ходить, чихал на всё. Однако последствия его всё же настигли, а в рабочей в колледж особо не походишь.
С первого же взгляда Салли понял, что зашивать тут бесполезно — проще купить новую, однако будущий инженер тоже страдал от нехватки лишних денег — стипендию задерживали. Салли, подумав, спросил, где остальные порванные рубашки. Оказалось, что одну Альвар уже пустил на тряпки, а остальные так и валялись где-то дома забытые. Салли решил просто перешить их в одну, чтобы парню было в чём ходить, пока не получится добыть что-нибудь на смену, а взамен потребовал достать топлива. Альвар тут же повеселел — в ближайшие дни он должен был работать на разгрузке угольного товарняка, где можно нагрести себе немного в счёт заработка.
Уже на следующий день Альвар притащил свои рваные рубашки, Салли рассмотрел всё это и удовлетворённо кивнул. С утра он распорол их по швам, обрезал рваные края и сначала выстирал, после чего начал колдовать. Тобиас, работая за столом, весь вечер украдкой наблюдал, как его омега раскладывает на их кровати получившийся материал, что-то прикидывает, бормоча себе под нос, а потом начинает кроить, орудуя одолженными у Оскара ножницами. Потом началось самое загадочное — Салли начал шить. Вскоре Альвара вызвали для первой примерки. Сбежалась вся их компания, даже заглянули старшие Мариусы — Рейган разболтал. Кстати, по поводу своей новой работы Двуликий пока помалкивал, но, похоже, что Эркюль не разочаровался в новом работнике, да и сам Рейган не жаловался.
Увидев то, что уже сметал Салли, Альвар ахнул.
— Это... мои бывшие? — не поверил он.
— Да. Знаю, немного странно выглядит, но из того, что ты приволок, ничего другого не получится.
Творение Салли общим видом походило на обычные рубашки, но выглядело более приталенным и облегающим, а соединительные швы, замаскированные под тончайшие складки, только подчёркивали статную фигуру альфы, широкие плечи и крепкие мускулы. С размером Салли почти угадал — нужно было лишь сдвинуть основные швы на пол-пальца. И смотрелось всё так, словно не из трёх-четырёх сшито, а изначально было таковым задумано, несмотря на то, что собрано из отдельных кусков и полос. Смотрелось очень стильно.
— Салли, милый, это просто потрясающе! — всплеснул руками Елеазар. — А как идёт-то! А воротник! Ты где такие увидел?
— Придумал. Мне показалось, что если сделать его отложным и поплотнее, то Алу так пойдёт больше. Особенно под галстук, если понадобится. Да и возни при глажке не будет.
У Оскара нашлось большое зеркало, и Альвар долго крутился перед ним, разглядывая себя со всех сторон. Альфе очень понравилось, как он выглядит.
— Салли, а за сколько ты мне такую же сошьёшь? — полюбопытствовал Кайл.
— Предпочитаю брать натурой, — отшутился омега. — Лучше дровами. Что, такую же хочешь?
— Ага, не отказался бы. Думаю, на мне будет смотреться лучше, особенно если укоротить рукава и сделать застёжку от воротника до середины груди. Летом будет в самый раз.
— А как ты её надевать будешь? — резонно возразил Салли. — Тканный хлопок не настолько хорошо тянется. Если бы можно было сделать машину, которая могла вязать тканевые нити, чтобы сделать материал более эластичным, как вязаные из шерсти, то тогда было бы дело, а так — только с полным набором пуговиц.
— Я подумаю. — пообещал Альвар. — Есть же вязальные машины для изготовления шёлковых чулок и простого белья, и их вполне можно приспособить для вязания более широких полотнищ из хлопка, а уже из них кроить и шить всё, что нужно. Думаю, такой материал отлично подошёл бы для практичной спортивной одежды. Особенно, если шить из тканей разных цветов. Тем более, что массовый выпуск готовой одежды собираются наращивать. Если хочешь, то можешь принять участие в конкурсе по разработке новых фасонов...
— И шить на тебя мне некогда — Тобиасу кое-что подгонять надо.
— А моя рубашка? — обиделся будущий инженер.
— Завтра дошью, снова примеришь и всё. К Новому Году точно будет готова.
— Тогда достану ещё материала, и сошьёшь парочку. Что тебе за это купить?
— Там договоримся. Мне ведь и себе что-то доставать надо.
— О, наш Салли становится практичным, — хмыкнул Донован. — Думаю, что теперь ваше хозяйство, Тоби, в надёжных руках. Ты только сам не плошай, а уж каждая монетка будет потрачена с пользой.
Альвар начал бережно расстёгиваться, когда Салли вдруг вздрогнул, увидев за одним из окошек до боли знакомые сапоги. Начищенные до зеркального блеска, с металлическими подковками. Дуглас тоже повернулся к окнам, учуяв поблизости очень сильного альфу. Салли задрожал и попятился к мужу.
— Что такое, Салли? — встревожился Рейган.
— Отец... он снаружи...
— Что? — Эркюль вскочил. — Ты уверен? Рейган!!!
— Я ничего об этом не знаю, — побледнел омега. — Похоже, что он не собирался ставить никого в известность о своём приезде.
Тобиас тут же привлёк мужа к себе — Салли начала бить дрожь. Друзья сгрудились вокруг них.
— Салли, ты только не бойся! Мы тебя никому не отдадим, — пообещал Франческо. — Нас здесь всяко больше!
— У меня уже есть план, — сказал Эркюль. — Ты только не вмешивайся, хорошо?
— Всё будет хорошо, любовь моя, — шепнул Тобиас. — Всё будет хорошо.
Салли едва понимал, что ему говорят. Он буквально чувствовал приближение отца, топот тяжёлых шагов и удушливый запах его ярости. За эти дни и недели он почти забыл про Арчибальда, нырнув с головой в новые заботы. И вот момент истины настал. От того, что произойдёт сейчас, будет зависеть вся дальнейшая жизнь.
Наверху уже был слышен рык старшего Кристо, которому что-то пытался объяснить Урри Рейнольдс, но Арчибальд его даже не слушал. Наверно, соседи тоже поняли, что кто-то заявился, но высунутся посмотреть не скоро... Кайл храбро пошёл открывать, чтобы не пришлось потом ремонтировать дверь, и едва успел отскочить, иначе получил бы этой самой дверью по носу. Такой же яростный скрип ступенек, и в комнатку спустился отец Салли. Холодный и взбешённый. В дорогой шубе, припорошенной снегом, он казался огромным зверем, который едва не заполнил маленькую комнатку полностью. Он обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом и замер на сыне.
Рейган, стоявший в этот момент за спиной друзей-альф, моментально зажал рот и нос и отвернулся.
— Светлейший... ну и вонь...
— А я о чём говорил?! — чуть слышно ответил Салли, собираясь с духом.
Арчибальд долго смотрел на сына, потом перевёл взгляд на Тобиаса, который крепче обнял мужа. Бета ясно чувствовал силу гостя, но отчего-то уже почти не боялся. Да, сила альфы пробуждала трепет и желание поддаться, но держать спину прямо было уже легче. И колени не тряслись. Словно ощущение Салли в собственных объятиях придавало силы. Да и поддержка Альвара и Дугласа ощущалась не менее сильно.
Следующим под взгляд Арчибальда попал Эркюль, и рот альфы искривила злоба.
— Мариус! — рыкнул Арчибальд. — Так это ты всё затеял?!!
— Привет, родственник! — улыбнулся адвокат, заслоняя собой перепуганного супруга. — Рад тебя видеть. Нет, на этот раз не я. Наши дети сами всё сделали. Я лишь был поставлен в известность, что называется, постфактум.
Салли ушам своим не поверил.
— Вы знакомы?
— Да, я как-то вёл дело против одного из поверенных его офиса здесь, в столице. Симон, твой брат, тоже был фигурантом дела, однако так и остался свидетелем — мне не удалось доказать его более солидного участия в деле. А чтобы преступник всё же понёс заслуженное наказание, пришлось провернуть один трюк, который себя полностью оправдал. В прессу это не попало, да я и не настаивал. Я тогда выбил для пострадавшей семьи такую компенсацию, что Арчибальд до сих пор мне этого простить не может. Ох, и сложное было дело...
— Прохвост!!! — зашипел Арчибальд. — Шакал!!! Решил добить меня??? Так ты ничего не получишь!!!
— А я пока ничего и не просил, — невинно пожал плечами адвокат, почти не реагируя на альфью ярость. — А если и попрошу, то исключительно по-родственному.
— Ты мне не родственник, шавка подзаборная!!! Салли, собирайся!..
— Салли никуда не пойдёт, — решительно встрял Тобиас, привлекая к себе мужа ещё плотнее. Салли тоже вцепился в него. — Вы не имеете права приказывать ему.
— Ещё как имею!..
— Не имеете. Мы уже женаты. И наш брак официально зарегистрирован в столичной мэрии.
Салли вдохнул поглубже и продемонстрировал отцу своё кольцо. Тобиас тоже поднял правую руку, и Арчибальд замер. По его лицу пробежала тень. Пока альфа подбирал слова, в комнату вбежал ещё один человек, и Салли с обмиранием учуял родной запах сквозь удушливый отцовский чад.
— Папа...
Орри заметно спал с лица, но был всё так же красив и элегантен в великолепном чёрном полушубке с пушистым собольим воротником. Увидев сына, он на миг замер, а потом бросился его обнимать.
— Салли... солнышко...
Тобиас охотно отпустил своего омегу, и Салли, всхлипывая, прильнул к родителю.
— Папа... я так скучал по тебе...
— Мальчик мой... Ну, как ты? — Орри придирчиво начал присматриваться к сыну.
— Всё хорошо, папа. Может, с деньгами не очень, но это не так страшно. Со временем всё наладится.
— Тебя не обижают? — Орри встревоженно оглядел всех присутствующих.
— Ну что ты! У Тобиаса очень хорошие друзья! И они так хорошо пахнут! Чистые ещё есть. Идём, я тебя с ними познакомлю...
— Здравствуй, Орри.
Орри поднял голову и заметил приободрившегося Елеазара. Омеги переглянулись, и Орри нахмурился.
— Вы кто?
— Это Елеазар, папа Тобиаса. Он очень хороший.
Елеазар улыбнулся, выходя из-за спины супруга.
— Вот мы и встретились, Орри. И должен сказать, что твой Салли — просто чудо.
Орри принюхался к старшим Мариусам и смягчился.
— Так вот почему Тобиас так хорошо пахнет — вы отлично подходите друг другу! Будто Флоренс нарочно создал вас друг для друга!
— В каком смысле? — удивился Эркюль.
— Салли, ты им не сказал? — Орри обернулся к сыну.
— Мы собирались, но чуть позже. Тем более, что друзья Тобиаса тоже заинтересовались, — слегка виновато объяснил Салли. — Дон учится на врача, а Фран на химика, и они надеются доказать это научным путём.
— Это кто? — Орри быстро оглядел всех присутствующих.
— Вот. Они братья. Это Дон, а Это Фран, — представил братьев-бет Салли.
Братья вышли вперёд и синхронно поклонились Орри.
— Донован и Франческо Лайсерги к вашим услугам, господин Орри, — первым заговорил Донован. — Для нас большая честь быть представленными прямому потомку Спенсеров.
Орри принюхался к парням и улыбнулся ещё шире.
— Невероятно... Вы так хорошо пахнете! Может, не так замечательно, как Тобиас, но тоже прекрасно. Вы тоже чисты!
— А я чист? — рискнул спросить Кайл. — Разрешите представиться. Кайл Базиль. К вашим услугам.
— Да, вы вполне чисты... — Орри слегка нахмурился. — однако я чую, что вы не всегда чистоплотны в своих поступках.
— Я журналист, — пожал плечами Кайл. — Это часть моей работы.
— Вот оно что... Надеюсь, что в повседневной жизни вы достаточно совестливы? — Брови Орри строго сошлись.
— Стараюсь. Жизнь сейчас непростая, порой приходится чем-то жертвовать... Позвольте представить вам наших друзей. Это Альвар Кароль, будущий инженер, а это Дуглас Хилл, простой рабочий, однако я вас уверяю, что он очень достойный альфа. — Кайл хотел представить и Рейгана, но, заметив, что Двуликий спрятался за спинами друзей, решил отложить это на потом.
Дуглас заметно покраснел и неуклюже поклонился.
— К... вашим услугам...
Орри мягко улыбнулся ему. К обоим альфам он принюхивался не без удовольствия.
— Не стоит так себя принуждать, молодой человек. Вы же непривычны к таким формальностям.
— Это верно, — согласился Елеазар. — Дуглас очень гордый мальчик. Он не стыдится своего простого происхождения и гордится, что всего добивается сам. Правда, он хорошо пахнет?
— Удивительно хорошо! Я и не ожидал, что в одной комнате соберётся так много чистой крови.
— Чистой крови? О чём вы, дорогой?..
Елеазара перебил презрительный смех Арчибальда.
— Чистой крови? Ты этот сброд называешь чистокровным? Да ты посмотри на них! Один Светлейший знает, кто их породил на свет и от кого!
— Уж ты бы помолчал! — вдруг вспылил Орри, оборачиваясь. — Можно подумать, я не знаю, как ты сам появился на свет! Интересно, как себя чувствовал твой несчастный брат Ринго, когда собственный отец зачал ему тебя? И как долго он прожил после твоего рождения? Сколько ему тогда было? Четырнадцать? Пятнадцать?
Салли поражённо пялился на родителя. Он едва узнавал папу. ОРРИ ВЫСТУПИЛ ПРОТИВ МУЖА ОТКРЫТО??? И то, что он сказал...
Арчибальд побагровел.
— Ты что несёшь??? Совсем рехнулся???
— Я знаю больше, чем ты думаешь, — сказал Орри, разворачиваясь полностью и расправляя плечи. Настоящий потомок древнего и великого рода! — Ты даже не представляешь себе, чего добился, когда взял меня в мужья. Ты и твой отец всегда недооценивали наш род. И ваша грязная кровь тоже повинна в этом. Но сейчас всё меняется, и я, как и прежде, буду молить Деймоса о милости, чтобы часть этой самой грязи всё же послужила на благо нашего многострадального народа.
— Простите, Орри... О чём вы говорите? — вступил в разговор Эркюль, переводя растерянный взгляд с одного гостя на другого, а потом повернулся к сыну и Салли. — Что всё это значит?
— Только то, что я сказал, — ответил Орри. — И вы, к вашему счастью, чисты тоже. Ваши предки сумели очиститься, и это даёт надежду на спасение нашего народа.
— Спасение? — Глаза Арчибальда опасно сузились. — И от кого ты собираешься нас спасать?
— От вековой грязи, что накапливается в нас со времён Великого Холода. Ты и твои компаньоны продолжаете это всё сохранять и поддерживать с помощью лжи, которую вливаете в уши омег и тех, кто воспитывается на старом обмане Патриархов. Вы сами верите в эту ложь и даже не понимаете, чем грозит нам всё это. Только Спенсеры продолжали хранить крупицы старого знания, чтобы когда-нибудь истина всё изменила, и наш народ встал на путь очищения, дабы слава его приумножилась в веках.
— Ложь? Ты называешь ложью учение Церкви? Ты разве не знаешь, на чём оно стоит?
— На ужасной подмене, которая свершилась с обрушением на наш мир Великого Холода. — Голос Орри всё больше набирал силу и твёрдость. Им нельзя было не любоваться. Орри был прекрасен в своём бунте! — Смута практически разрушила всё, чего достиг наш народ к тому времени, что-то уничтожалось новыми хозяевами, а теперь ваши хронисты всерьёз заявляют, что ничего подобного быть не могло. Пять инквизиций преследовали тех, кто знал правду, и уничтожали их, чтобы Церковь не смогла утратить собственных позиций. Наши предки и Баалы, наши старшие родичи, поняв, что бороться открыто бессмысленно, решили просто дождаться более благоприятного времени, чтобы потом вернуть эти знания людям. Ждать пришлось долго, неустанно трудясь на общее благо. Когда Баалы исчезли, их место заняли мы, Спенсеры. Мы веками и поколениями хранили свою кровь чистой, и это давало нам силы и дарования, чтобы наша страна сохранилась целой и процветала. Чтобы она стала началом возрождения прежнего мира на нашем континенте после того, как был разрушен Альхейн — последний настоящий оплот древней мудрости.
— Эти варвары? — хохотнул Арчибальд. — Которые дали вам столько воли, что это погубило их самих? А Орион, этот демон Деймоса во плоти, который был засланным шпионом, чтобы уничтожить правящую династию?
— Очередная ложь, призванная скрыть правду. Постыдную правду о нашей доблестной аристократии. Которая уже прогнила настолько, что той чистой крови, что в них ещё остаётся, не хватит и на одного человека, способного достичь величия наших предков.
— Чистой? Да вы принимали к себе всякий сброд, рожали от кого попало!!! По-настоящему чистая кровь течёт в жилах аристократии!!!
— Нет, аристократы погубили сами себя, презрев законы Флоренса, которые знали наши предки. Почему Императоры вместо того, чтобы разумно и рационально бороться с омежьим бунтом, разбираясь в том, что происходит, попросту начали давить этот самый бунт? Почему Первый советник и тогдашний глава Государственного университета даже не пожелали выслушать моего родича, Уильяма Спенсера, когда он попытался объяснить, что происходит? Его просто подняли на смех прямо на заседании Совета министров, выставив закоренелым извращенцем. Да, Уильям был рождён истинным катамитом и даже сумел найти себе пару, однако это не делало его глупее и недальновиднее. Да и сами катамиты являются не извращенцами, а частью замысла Флоренса. Но не с вашими заплесневелыми понятиями рассуждать об этом. — Эркюль слегка нахмурился, думая о чём-то. — Потом Уильяма услали на границу — оборонять рубежи от соседей, на которых начал перекидываться пожар восстания. Это случилось через десять лет после того, как его старший брат Осгуд был похищен и поведён к брачному алтарю, возле которого он и убил себя, призвав других омег последовать своему примеру. В бою Уильям и погиб, и у нас есть сильное подозрение, что его убили свои же. Род продолжили двоюродные братья — потомки Самуила Спенсера, прямым наследником которых стал мой покойный родитель Рэнди.
Почему мы искали спутников жизни на стороне? Почему другие аристократы не были достойны смешать свою кровь с нашей? Да потому, что они отупели, стали слабыми и грязными, а последние потомки практически утратили способность к деторождению и из последних сил восполняют это, усыновляя детей, тайно подменяя негодных на здоровых и роднясь с дворянами, богатыми промышленниками и просто нуворишами, поднявшимися с самых низов. Где выбор куда шире и достойнее. Последний потомок императорской династии и сейчас ещё живёт, но грязь, которая накопилась за века и сменившиеся поколения, с трудом позволит продолжить этот род. И не только ему, отчего вы и сейчас идёте порой на крайности и подлоги, чтобы хотя бы внешне соблюсти установленные когда-то правила. Вы, нынешние хозяева жизни, рискуете повторить их ошибку, и тогда начнётся новая смута, которая погубит нас либо извне — когда вторгнутся соседи, а нам нечего будет противопоставить, либо изнутри — когда мы начнём вырождаться. И нас не останется совсем, а тех, кто уцелеет, опять же сметут соседи. Вы не знали всего этого, но поняли, что надо что-то всё-таки делать, и сделали то, что мы имеем. Когда вам стало понятно, что действия императорской администрации рискуют подорвать ваше собственное благополучие, вы решили свергнуть её и установить свою власть. Вы нашли единомышленников среди уцелевших в огне Революции Омег потомков аристократии и совершили государственный переворот, но, став хозяевами, не стали что-то менять в основах, а взялись за обустройство других сторон жизни и общества, презрев то, что мы пытались когда-то вам сказать. А ведь это одна из самых главных вещей, которая начнёт подтачивать ваш мир изнутри. Есть вещи, неподвластные даже королям.
Салли опустил взгляд на своё обручальное кольцо и погладил прихотливо переплетённые листики. Неужели, увидев столько чистых людей, папа воспрял духом? Что же будет, когда он увидит кольца?
— Папа, смотри. Это ведь те самые фамильные кольца, о которых ты мне рассказывал?
Орри взглянул и замер с приоткрытым ртом, после чего омега вцепился в ладонь сына, поглаживая кольцо пальцем и глядя на него полубезумным счастливым взглядом.
— О, предки... Это оно! Кольцо моего оми! А где... где второе???
— Вот оно. — Тобиас показал свою руку. — Мы ведь правильно их носим?
Орри всхлипнул, увидев второе кольцо, и, кое-как сдерживая рвущиеся из груди рыдания, обнял зятя.
— Тобиас... милый... Ты прости меня... но я хотел, как лучше...
— Я понимаю.
— Где? Где вы их нашли?
— В одной лавочке среди колец, предназначенных для переплавки. Я сразу узнал ваш фамильный орнамент.
— Ты ведь понимаешь, что это значит? — Тобиас слегка нахмурился. — Это ещё один знак! Ещё не всё потеряно! Ещё можно что-то изменить, и вы ступили на верную дорогу! Салли тебе рассказывает?
— Всё, что узнал от вас, — кивнул историк, приобнимая взбудораженного Спенсера. — И мы уже начинаем собирать воедино то, что есть, и соотносить с вашим наследием. Да, предстоит многое узнать и разобрать, отделяя зёрна от плевел, но начало положено.
Орри ласково погладил его по щеке.
— Это не иначе как воля Светлейшего, что именно ты стал избранником Салли. Даже Деймос подчинился, позволив вам быть вместе! Время пришло. Мы дождались. Вы с Салли уже думаете о детях?
— Да, но чуть позже. Сначала надо встать на ноги, обеспечить приход нашего первенца, обустроить дом, а это будет нескоро. Когда я начну достойно зарабатывать...
— И кого бы ты хотел?
— Омегу первого. Чтобы новый наследник Спенсеров стал хранителем мудрости предков. А там посмотрим. И я был бы счастлив, если он станет похожим на вас, Орри.
Омега улыбнулся сквозь слёзы. Салли уродился в своего родителя-омегу — отличия были незначительными — и это стало лишним подтверждением, что именно Салли настоящий наследник рода, а не его братья. Как и возвращение родовых колец, предвосхищённое в сне-пророчестве, после которого на свет и появился Салли.
Орри смотрел на присутствующую в комнате молодёжь, и в его душе начала возрождаться угасшая было после смерти Истинного и родителей надежда. Страхи и опасения таяли с каждым мгновением. Он не зря ждал и терпел столько лет, вкладывая свои надежды в детей! Орри понял, что именно хотел сказать Светлейший, прислав Салли в его сон ещё до зачатия малыша. С тем самым родовым кольцом на пальце. Именно его, а не его братьев. Дориан и Симон, несомненно, внесут свой вклад в божий промысел, но настоящим посланцем Высших Сил стал именно Салли. Он притянул к себе Тобиаса и его друзей, которые готовы продолжить то, к чему веками стремились и Баалы и Спенсеры. Они молоды, полны сил, и всё у них может получиться.
Арчибальд гневно зарычал.
— Что за бред??? Снова??? Неужели ересь Архонтов всё ещё кого-то прельщает???
— Это не ересь. Это правда. И если бы вы не убили моего Сета и родителей, то всё бы сложилось иначе. Хотя ещё не поздно, раз Салли всё же появился на свет.
— Убийство? — нахмурился Эркюль. — Так это был не несчастный случай?
— Да. Это было убийство. Особо циничное и совершённое исключительно по прихоти и алчности. Только потому, что мы были чисты. — Орри бросил полный отвращения взгляд на мужа. — Грязная кровь Кристо и их непомерное самомнение, которые не желали знать отказа, стали лишь орудием в руках наших врагов.
Наша семья благополучно пережила Революцию Омег. В нашей семье никогда не было тех ужасов, что царили вокруг, и мы бы благополучно плодились и дальше, разнося чистую кровь, если бы не наша растущая бедность и интриги завистников. Мои предки жертвовали всем, дабы исполнить свой долг — сохранить нашу державу единой. Чтобы она развивалась и богатела. Когда одни набивали карманы и сундуки и тешили своё тщеславие, мы тратили собственные богатства, чтобы солдаты на наших границах были сыты и здоровы. Чтобы умножались знания. Всё, что у нас в итоге осталось — это крохотная усадьба возле деревеньки Лисий Брод, откуда был родом Клео Спенсер, муж и верный помощник изобретателя и мецената Бенджамина Спенсера...
— ...жалкая шлюха... — оскалился Арчибальд.
— ...которой он не по своей вине был долгих три года. С двенадцати лет. — Елеазар испуганно прикрыл рот ладонью. — Так вот, Лисий Брод. Эта деревня находится в окрестностях Руднева. Нужда вынудила нас перебраться туда, а к моменту моего рождения долги нашей семьи грозили отобрать и это. Мы жили достаточно скромно, а реалии и долг требовали, чтобы мы продолжали вращаться в обществе, чтобы продолжать нашу миссию. Вскоре после гибели моих братьев, Артакса и Равелина, я дебютировал в свете, и на том самом балу меня приметил Арчибальд. Он тут же захотел меня, но мой отец зорко следил, чтобы никто не смел меня тронуть. И Кристо посватались, считая, что погрязшая в долгах семья не откажется от такого шанса поправить свои финансы. Отец им отказал — он видел, как мне противен Арчибальд, да и слухи, что он родился от греховного соития отца с собственным сыном, имели под собой все основания. Оми Рэнди тоже был против, и его слово стало решающим, как слово истинного главы Семьи. — Тобиас напряжённо переглянулся с отцом. — Мы не могли допустить, чтобы чистая кровь была осквернена, да и я не хотел чувствовать на себе эту вонь и грязь. А спустя несколько дней я встретил Сета, своего Истинного. От союза с которым родились бы чистые дети. В согласии с заветами предков. — Голос Орри дрогнул, а в глазах блеснула влага. — Сет был простым рыбаком, грозен с виду, но его запах был чист настолько, что меня потянуло к нему. Мы не просто захотели друг друга — мы полюбили друг друга. Когда я решился представить его родителям, мой оми сразу понял, что мы связаны Истинным Предназначением. — Арчибальд презрительно фыркнул, однако что-то его всё же обеспокоило в этом утверждении. — Родители благословили наш союз, но выставили условие — мы поженимся и родим детей только тогда, когда мне исполнится семнадцать лет. Я был ещё слишком юн для этого. И Сет согласился. Он был чист не только кровью, но и душой, и это давало ему силы сдерживать своё вожделение всё это время. Мы должны были быть вместе... — Орри с болью прикрыл глаза. — но Кристо не собирались отступать.
Пока я тайно встречался с Сетом, они предложили нам сделку — Кристо погашают все наши долги, а мы роднимся с ними. Мои родители снова отказали. Они уже готовились к тому, чтобы оставить усадьбу и перебраться в столицу, чтобы можно было начать всё сначала — у нашей семьи уже были имя и репутация. Пусть и жаль было покидать эти места. Похоже, что об этом догадались и Кристо, поскольку просто выкупили все наши закладные и векселя и снова потребовали меня для Арчибальда. В противном случае пригрозили, что всё равно своё получат. И оми понял, что другого пути нет. Он и отец отдали нам последние деньги, эти самые кольца и велели бежать. До моей течки оставалось уже не слишком много, и они позволили нам нарушить традицию и зачать малыша раньше срока. Даже если нас настигнут, то укус Сета невозможно будет выдать за укус Арчибальда. Метка станет моим спасением. Но уйти мы не успели — шавки Кристо следили за усадьбой. Арчибальд настиг нас на станции дилижансов и на моих глазах просто разорвал Сета — звериная ярость и грязная кровь придали ему сил. — Салли побледнел. Он ещё не забыл, как боялся за мужа, когда тот бросил вызов уличному бандиту. — Потом у меня отобрали кольца и привезли обратно в усадьбу, где предъявили родителям и снова потребовали законной свадьбы. Эта свадьба стала бы символом окончательной победы над нами. Я понял, что это конец. Что придётся выбирать между смертью и бесчестием — ведь мы были последними в роду. По глазам оми я понял, что он предпочитает смерть. После очередного отказа Кристо убили моих родителей и оставшихся в доме верных слуг, пожилых супругов Освальдов Дастина и Адриана, после чего подожгли дом вместе с телами. К счастью, Освальды по совету моих родителей успели отослать своих детей и внуков к родственникам, и они не погибли. Они и сейчас живут где-то на просторах Ингерна, сохраняя и передавая то, что узнали от нас.
В комнате было очень тихо — все слушали страшный рассказ Орри. Арчибальд только кривил губы, но тоже молчал.
— Меня отвезли в загородный дом Кристо и начали спешно готовиться к свадьбе, пока люди не узнали о гибели моей семьи. Они солгали, что отец и оми уехали по делам, связанным с подготовкой к свадьбе. Я после всего случившегося был не в себе и сопротивляться просто не мог. Однако огонь заметили в Лисьем Броду. Деревенские, которые хорошо знали и уважали нашу семью, успели к месту пожара первыми, нашли тела, а кое-кто даже заподозрил поджог и убийство. Кристо, опасаясь скандала, предприняли нужные шаги, и подкупленный следователь вынес вердикт о внезапно вспыхнувшем пожаре. Разумеется, потом пришлось врать и дальше.
Когда о гибели моих родителей стало известно, под лицемерные скорбные спичи их похоронили. Меня выдали замуж, и на венчании я очнулся. Я решил убить себя той же ночью, но Кристо предусмотрели и это. Арчибальд лишил меня невинности, когда меня привязали к постели, чтобы точно ничего с собой не сделал, а через две недели состоялась моя течка, и мне зачали Дориана. Это было мерзко и унизительно... — Орри содрогнулся, обхватив себя руками, и Рейган, мучаясь пониманием и состраданием, закусил губу. — Когда я понял, что теперь ношу ребёнка, то сперва подумал, что умру вместе с ним, но Дориан благополучно родился, я не умер, и я понял, что Кристо не настолько грязны, раз я смог всё же родить. И я решил выполнять свой долг так, как смогу. Всё-таки мой сын несёт в себе кровь рода. Может, получится воспитать его достойным человеком? И всё же грязь Кристо повлияла на моего малыша — до семи лет Дориан очень часто болел, и мне кое-как удалось выходить его, дать окрепнуть. Сейчас он военный, служит на границе, его ценят и уважают солдаты, и мой старший сын с гордостью несёт славу своих предков. Симон родился невеликого ума, как считали Арчибальд и нанятый гувернёр, и я сам учил его, чтобы развить дарования предков, доказать, что они ошибаются, и всё получилось. Симон вырос очень умным талантливым мальчиком, и я им искренне горжусь. А когда мне приснился Салли, — Орри улыбнулся. — то я понял, что вся надежда нашего рода воплотится именно в нём. Что мой третий малыш будет чист. И так и получилось. Я растил его, вкладывая всю душу, поверял тайны нашей семьи, и Салли не обманул моих ожиданий. Он вырос чистым душой, ясным разумом, а теперь я вижу, что он ещё и отважен, как его предки-альфы.
Когда появился Тобиас, и Салли потянулся к нему, я сначала испугался, что Арчибальд убьёт его, и мой мальчик будет страдать так же, как когда-то страдал я. Да, я воспротивился их единению, но когда Салли едва не убил себя, дабы избежать свадьбы с Барнсом, мне стало ясно, что наш род рискует угаснуть совсем, и все ранее потраченные жизни и усилия будут напрасными, если я не дам им шанс. Деймос сплетает пути судеб самыми причудливыми способами, часто смеётся над нами, но до сих пор он был достаточно милостив к нашему роду, позволив нам дожить до нынешних времён. Он не мог отвернуться и в этот раз! И я получил подтверждение — Тобиас приехал снова. Я видел, что их с Салли взаимное притяжение всё ещё сильно. Как между мною и Сетом. Надо было что-то делать, но без документов Салли нечего было делать в большом мире. Нужно только отдать ему метрику, а уж Тобиас что-нибудь придумает — он же такой умный мальчик. Арчибальд не выпил то, что ты ему подлил, — повернулся Орри к сыну, — и я напоил его снотворным сам. Как и охранников. После чего отпер кабинет, достал метрику и оставил путь, чтобы ты мог сбежать. Я не мог поступить иначе. Это был мой долг Спенсера.
— Папа...
— Я сразу понял, зачем ты выпросил у меня капли. И это стало лишним подтверждением, насколько всё серьёзно.
— Отец не простит.
— Я знаю, солнышко. Когда Арчибальд обнаружил, что в доме тебя нет, он впал в ярость. Он понял, кто тебе помог, избил меня и начал искать. Даже его ума хватило, чтобы сообразить, с кем и как ты сбежал. И то, что Тобиас уехал один, его не запутало — Тобиас вполне мог вернуться. Мало ли о чём вы разговаривали в "Пряничном домике". Может, договаривались. Когда он навёл справки и узнал, что Тобиас до сих пор не вернулся в Камартанг, то приказал следить за университетом, чтобы не пропустить ваш приезд. Барнсы тоже были в бешенстве. Все их планы войти в высшие круги общества на законных основаниях права крови — через брак с потомком уважаемого дворянского рода — летели псу под хвост. Они не приехали только потому, что на их мануфактуре случилась крупная авария, и надо было разбираться с последствиями.
— Пусть только сунутся! — рыкнул Дуглас, с хрустом сжимая кулаки и вставая рядом с Салли и Тобиасом. — Порву на государственный флаг!
— И ты не боишься, что с тобой потом сделают? — скорбно заломил брови Орри.
— Не боюсь. Я никогда не был шакалом и за своих друзей всегда готов жизнь отдать. А тут сам Адам велел.
— Кто твои родители? — заинтересовался Орри.
— Я не знаю — вырос в приюте. И я насмотрелся достаточно гнили и подлости, чтобы понять, что так жить нельзя. Салли только дал мне понять, что пора действовать, и я буду действовать.
— Пёс подзаборный! — презрительно прорычал Арчибальд. — Дворняга беспородная!
— Да, я беспородная дворняга, но мне известно, что такое долг и преданность. Салли и Тобиас женаты, и вы не имеете права забирать Салли. Его дом теперь здесь.
— Разведутся. Теперь это не проблема...
— Ещё какая проблема, — возразил Эркюль, наблюдая за разговором и улыбаясь. — Арчи, ты разве забыл, чем ваша камарилья до сих пор сдерживает новый омежий бунт? Вы сами установили такую процедуру развода, что рискуете попасться на собственной недальновидности. Согласно недавно принятому закону, во время предварительного судебного заседания Салли спросят, согласен ли он развестись со своим супругом. И мальчик ответит категоричным отказом. Уже это застопорит дело. Казалось бы — пустая формальность, но именно на ней ты и подорвёшься. Да, омеги слабы, но если хоть один будет стоять на своём, то это создаст определённые трудности. В случае отказа вы будете искать повод для аннулирования брака, начнут разбираться, и все ваши аргументы будут разбиваться один за другим. Если ты попытаешься провести идею о фальсификации церковного документа о венчании в Саларской пустыни, то рискнёшь нарваться на конфликт с Церковью. Я сильно сомневаюсь, что местная прелатура пойдёт на открытый конфликт с Патриархией — репутация вещь коварная. Я уже навёл справки и знаю, что ты посылал поверенного по ближайшим храмам и монастырям, чтобы узнать, не венчались ли Салли и Тобиас. И твоему поверенному особенно ярый фанатик уже дал пинков, когда твой человек попытался вырвать нужную страницу из монастырской книги. У меня по сути есть заверенные показания не только самого членовредителя, но и ещё трёх монахов из той самой обители и жалоба из местной шерифской службы от твоего поверенного — мой посланец телеграфировал с ближайшей станции и уже везёт их в столицу. Если ты не вмешаешься, и делу будет дан ход, то это станет поводом для скандала, который Патриархии совершенно не нужен. И ты, скорее всего, проиграешь дело. Если ты попытаешься аннулировать регистрацию в мэрии, то мне ничего не будет стоить доказать, что Салли солгал из самосохранения, чтобы остаться со своим венчанным супругом, которого выбрал сам. Его побег из отчего дома более чем красноречив — сейчас это не такая уж и редкость, и прецедентов набралось более чем достаточно по всей стране. Кроме того, чиновник, подпись которого стоит на свидетельстве о браке, может попасть под следствие за взятки, если решит тебе помочь — у меня уже есть пара заслуживающих доверия свидетелей, которые готовы это подтвердить. Да и сам факт венчания придаст словам Салли вес и силу, ведь они венчались в весьма заслуженной обители, о чём есть все необходимые записи. Заявление о подделке его подписи тоже провалится — Салли расписывался в присутствии каноника, который не станет лжесвидетельствовать в суде, поскольку в противном случае сам попадёт в гущу скандала. — Эркюль дёрнул бровью, и Салли понял, что его тесть знает об Андре. Быстро же он работает, и предусмотрел, кажется, всё! — И это уже не говоря о том, что само дело о разводе младшего сына такого богатого и влиятельного человека, как Арчибальд Кристо, не пройдёт мимо газет. Сейчас, когда новая власть активно втирает омегам мысль о равноправии при очевидном лицемерии, даже слухи о том, что люди, близкие к этой самой власти, идут против собственных утверждений, могут разжечь новый пожар восстания, и вы потеряете всё. Начнётся беспредел, и нас постигнет то же, что сейчас творится за границей, а ведь у нас только-только всё наладилось и даже появились большие перспективы. Ты всё-таки не самый глупый человек, Арчи, и должен понимать, какие будут последствия, если ты затеешь этот самый бракоразводный процесс. И даже если ты попытаешься объявить Салли душевнобольным, то я добьюсь его полного освидетельствования, и суд обратится за консультацией к доктору медицинских наук Дмировски, который одним своим словом способен решить исход дела. И я тебя уверяю — Гай выдаст вердикт в пользу Салли и Тобиаса не только потому, что мы с ним за одной партой в школе сидели, но и потому, что он человек фактов, а не домыслов. Сейчас, когда наука активно развивается, голословные обвинения будут отвергаться, особенно в делах, способных произвести большой резонанс в обществе. Громкие слова не только подавляют бунт — они способны и поднять его, а вы сейчас кричите о равноправии и всесилии науки чуть ли не на каждом углу. Так что, Арчи, будет проще, если ты оставишь наших детей в покое. Я не собираюсь претендовать на часть вашего богатства на правах новоиспечённого родственника. Можете даже лишить Салли наследства и принадлежности к семье — Салли и Тобиас вполне могут прожить и сами. Я лишь требую, чтобы ты их никогда больше не трогал, иначе на свет божий начнут выползать не самые благовидные дела вашей гнилой семейки. Пусть пока нет твёрдых доказательств, но слухи — вещь страшная, а их уже ходит немало.
Салли вспомнил Артекс и Викторан. Неужели его отец тоже имеет какое-то отношение к работорговле? Или тесть имеет в виду что-то другое?
Орри слушал новоиспечённого родственника с улыбкой.
— Вот и ещё одно доказательство правоты моих предков — начали рождаться люди, способные всё изменить. Их становится всё больше, а с развитием науки сами основы прогнившей власти вскоре начнутся шататься и рушиться.
— Да что ты-то в этом понимаешь?!!
— Кое-что понимаю, — бросил на мужа презрительный взгляд Орри. — Не только Салли таскал у тебя из-под носа газеты, книги и журналы. Это делал и я — все эти годы. Я следил за ситуацией не менее пристально, чем ты, и многое понял. Эту способность анализировать мне прививали родители, когда я учился дома. Это часть семейного домашнего образования Спенсеров, и я учил своих детей тому же так, как мог. Дориан уже демонстрирует отменные качества тактика и стратега, благодаря которым так быстро продвигается по службе и пользуется заслуженным уважением своих солдат. Симон с отличием закончил частную школу, получил университетский диплом по финансовым дисциплинам и сейчас успешно ведёт свою часть семейного бизнеса, верно? Когда придёт время, он без проблем заменит тебя. А Салли смог сделать верные выводы и выбрать путь, на который уверенно ступали наши предки снова и снова. Господин Эркюль умный человек, опытный, и я уже много лет читаю сообщения о его успешных делах. Не знал лишь, что и его сын так же умён и предан своему пути, пока не познакомился с ним у Оттисов. Тобиас уже доказал свою полную состоятельность в исторической науке. Уверен, что и его друзья тоже добьются немалого со временем — такие люди сейчас крайне необходимы. Маховик запущен, и вы с этим ничего не сможете сделать, иначе получите новый бунт. Да, сейчас у вас в руках рычаги воздействия на огромные массы людей, но если можно построить плотину, чтобы изменить течение реки, то обильный паводок способен снести эту самую плотину ко всем псам. Вы слишком часто недооценивали и сейчас недооцениваете простых людей, кровь которых течёт в наших жилах, и уже недалёк тот день, когда вы в этом убедитесь лично.
— Орри, вы не хотите развестись с мужем? — почтительно обратился адвокат к Орри. Эркюль был весьма польщён оценкой, которую ему дал потомок Спенсеров. — Я готов вести ваше дело совершенно бесплатно.
— Не стоит, Эркюль, — качнул головой Орри. — Я уже прожил жизнь и сумел-таки выполнить свой долг. Пусть Салли живёт дальше, неся память наших предков. Вы уже много для меня сделали, подарив миру своего замечательного сына. И моя благодарность не будет знать конца и края даже тогда, когда Авалон и Асмос призовут меня в чертоги Мирового Дома.
— Но ведь твой муж, Орри... — обеспокоенно начал Елеазар.
— Я знаю. И я готов взойти в чертоги Мирового Дома, где меня уже ждут Сет, родители и братья. Моя душа спокойна. Вы только позаботьтесь о моём мальчике, хорошо?
— Об этом не беспокойтесь, — сказал Рейган, выходя из-за спины Дугласа. — Мы сбережём его.
Орри взглянул на парня и застыл, яростно принюхиваясь. Омега метнулся к Рейгану, отчаянно вглядываясь в него, ощупал его руки и плечи, решительно коснулся паха, и Рейган отшатнулся, покрываясь испариной.
— Господин...
— Ты... Двуликий? — прошептал Орри. — Великие предки... Неужели вы ещё рождаетесь?!!
— Сэр... — прохрипел Рейган, отступая под защиту Дугласа и видя, как на него уставился Арчибальд.
— Ой! Прости, сынок... но я уже так давно о вас не слышал... — опомнился Орри. — Прости. Как тебя зовут?
— Рейган Хелль...
— Сколько тебе лет?
— Де-девятнадцать...
— Дети есть?
— По-пока нет...
Орри продолжал принюхиваться, чему-то улыбаясь. При этом он поглядывал на сына и Тобиаса, которые тоже придвинулись ближе к другу. Салли даже решительно взял Рейгана за руку и крепко сжал.
— Вот и хорошо, милый. Вот и не спеши. Ты ведь не будешь рожать от кого попало, верно? И я уверен, что и твои дети будут чисты. Береги себя, дорогой, ладно? Сейчас чистая кровь особенно ценна.
Арчибальду, похоже, надоело это всё слушать. Поняв, что сейчас проиграл, альфа решительно вцепился в воротник мужа и потащил его к выходу.
— Мы уходим. И я это всё так не оставлю. Ещё ничего не кончено.
— Папа! — Салли рванулся было за родителем, но Елеазар успел его поймать.
— Салли, не своди наш труд впустую! Твой папа будет очень огорчён!
— Но отец убьёт его!
— Твой папа сделал свой выбор, малыш, — перестал улыбаться Эркюль. На лице адвоката отразилось облегчение, и он промокнул лоб платком. — Всё, чем мы теперь можем помочь твоему родителю — это продолжить миссию вашего рода. Орри благословил вас. Не стоит забывать об этом...
— ПАПА!!!
Салли всё же вырвался и помчался за родителями, забыв, что снаружи лютая зима. Он промчался мимо напряжённого и мрачного Урри, перепуганного Оскара, прижимающего к себе внука, выбежал на улицу и успел увидеть, как Арчибальд запихивает мужа в стоящую неподалёку карету конного экипажа. Он даже не обратил внимания на то, как пристально на происходящее смотрит кучер с поднятым высоким воротником.
— ПАПА!!!
— Я люблю тебя, Салли! — высунувшись из кареты на миг, крикнул Орри. — Живи!
— ПАПА!!!
— Трогай! — рявкнул Арчибальд кучеру, и тот тронул карету с места.
— Папа...
Салли побежал было за ними, но поскользнулся и упал на дорогу. Он даже не почувствовал боли и холода вдыхаемого воздуха — изнутри буквально разрывало и жгло, выдавливая из глаз горькие горячие слёзы. Салли знал, что видит горячо любимого родителя в последний раз.
Морозный воздух и страшный полумрак вечера прорезал дивный аромат сирени, и Салли начали поднимать и укутывать в тёплую шинель ласковые надёжные руки.
— Салли, любимый, идём домой. Холодно же, ты заболеешь.
— Папа...
— Понимаю, любовь моя, но мой отец прав, — продолжил уговаривать его Тобиас, хотя и сам был огорчён таким концом. — Твой папа передал нам свою миссию, и мы должны довести дело до конца. Мы ему ничем не поможем сейчас.
— Но что мы можем? Без него?
— Как сказал один мудрец: "Дорогу осилит идущий." — Тобиас поднял мужа на ноги и привлёк к себе, плотнее закутывая в свою шинель. — Что бы не попыталась противопоставить истине новая власть, она не сможет предусмотреть всё. Мир уже меняется, и рано или поздно всё встанет на свои места. Мы ведь не одни такие — нас много. Это и наши друзья, и Рейнольдсы, и мои родители и дядя Декстер... Надо только помочь новому миру — подготовить почву для изменений в большем масштабе. И мы сделаем это, а потом новое знание будет посеяно и даст обильные всходы, возвестит тем самым новую Радужную Весну. Шаг за шагом, но путь будет пройден. Обязательно. И память о твоём папе сохранится в веках. Его великий труд не пройдёт незамеченным. А то, что не успеем сделать мы, продолжат наши дети.
— Наши дети...
— Да, наши дети. А потом внуки и правнуки. И не только они. Идём домой, Салли.
Омега молча кивнул, утираясь. Только теперь он начал чувствовать, как холодно на улице и болят ушибленные колени. От аромата сирени боль потихоньку унималась. Салли заметил сияющие тёплым светом окна их полуподвальчика и вспомнил о друзьях, которые наверняка волнуются.
— Ты ведь будешь рядом?
— Всегда.
— Ты не отступишь?
— Никогда.
— Ты не бросишь меня?
— Я люблю тебя.
— И я... люблю тебя.
С неба начал неторопливо падать снег, засыпая следы уехавшего экипажа. Салли прильнул к мужу, и они пошли к распахнутой настежь двери дома Рейнольдсов, в окнах которого виднелись огоньки и силуэты других жильцов, что наблюдали за ними.
ПЕРВЫЕ ШАГИ
— Ну, долго вы ещё будете копаться?! — возмутился Кайл, заглядывая в квартиру Мариусов. — Или Салли опять приспичило?
— Не приспичило. Сейчас поднимемся, — ответил Тобиас, помогая Салли с шарфом. На улице заметно потеплело, но без шарфа было нельзя. Тем более, что к празднику Салли сделал себе такую красивую причёску с маленькими косичками, что совсем прятать было жалко.
Кайл увидел, во что одет омега, и восхищённо присвистнул.
— Ого! Папа одолжил?
— Да, — смутился Салли, поддёргивая полы алого сюртука с вычурными застёжками. — И я верну сразу после праздника.
— Так ведь Елеазар...
— Нет, мы сами заработаем, — решительно мотнул головой Салли. — А сегодня Новый Год всё-таки.
Салли выглядел очень эффектно, и Тобиас на его фоне заметно терялся. И всё же Салли гордился своим мужем — они до сих пор жили в мире и согласии. Даже странно было, что всё так хорошо складывается! С поддержкой мужа и друзей Салли кое-как пережил окончательное расставание с Орри и вернулся к обычной жизни... если не считать любопытных косых взглядов соседей.
В тот печальный вечер многие слышали шум на нижнем этаже и видели богато одетых гостей в окне. Очень скоро они поняли, чьи это были гости, а также откуда взялся Салли, и теперь вовсю гадали, что же произошло. Салли было не слишком-то приятно ловить на себе эти взгляды, но зато не спрашивают, и на том спасибо.
После визита Арчибальда прошло не так много времени, могли быть проблемы, но их почему-то не было. Тобиас по-прежнему работал в университете, командировочное жалование пообещали выплатить после праздников, зато выдали небольшую годовую премию, и денег пока хватало — супруги примерно рассчитали ближайший семейный бюджет. Оставалось только как-то пережить трудности, а там...
Учитывая непростое финансовое положение молодой семьи, их друзья, не сговариваясь долго, решили в качестве подарка к празднику устроить Салли настоящее гуляние. Тем более, что на площади Справедливости обещали устроить нечто интересное. Тобиас сперва хмурился, узнав, сколько для этого друзья собрали денег, но всё же принял такой подарок. Особенно после того, как Альвар, когда забирал свою новую рубашку, даже рот другу, чтобы возразить, открыть не дал.
— Это не для тебя, а для Салли, — категорично заявил он. — Повеселиться как следует на празднике ему не помешает, так что не спорь.
Тобиаса по-прежнему уязвляло, что он не может обеспечить своему любимому омеге достойный уровень жизни. Тобиас боялся, что Салли всё же начнёт скучать по прежней жизни в родительском особняке и бросит его ради кого-нибудь побогаче. Сам Салли и не думал жаловаться, а прилежно подсчитывал все расходы, старался готовить супругу достойный стол и был невероятно ласков и щедр в постели. Он уже занялся перешиванием кое-каких вещей мужа, и на праздник Тобиас надел подогнанную его руками запасную шинель, которую Салли приводил в порядок особенно старательно. Шинель сидела на худощавой фигуре историка как влитая! Рейган даже позавидовал, сказав:
— Флоренс Вечно Живой! За что ты послал Салли такого потрясающего мужа?! Хочу себе такого же!
— Да ладно тебе... — смущённо попытался отмахнуться Тобиас.
— Что "да ладно"? Я сам за тебя выйти хотел, а тут пришёл их сиятельство и увёл тебя, как телка на верёвочке! А мне что достанется?
— Так ведь в нашей компании полно достойных кавалеров, — сказал Салли, убирая иголки и нитки. — Чем не женихи? Например, Дуг. Симпатичный, почти непьющий, работящий, надёжный. И мне кажется, что он вполне тебе подходит — когда вы сидите рядом, то ваши запахи неплохо сочетаются.
Дуглас, который тоже присутствовал на примерке вместе с Альваром, едва не поперхнулся чаем.
— Я?
— А что? Вы бы были хорошей парой — очень даже хорошо ладите, часто работали вместе.
— Ты нас сватаешь что ли? — покраснел альфа.
— Нет, просто сказал для примера. Ещё Ал отличный парень, и близнецы тоже... Выбирать есть из кого.
Рейган насупился.
— Ну, конечно, Спенсерам всё самое лучшее, а нам, убогим, остаётся только в сору копаться.
— А за меня бы пошёл? — нахально приобнял Двуликого Альвар. — В койке ты меня более чем устраиваешь, много не ешь, готовишь тоже неплохо...
— Обрыбишься! — возмутился Рейган, хотя глаза его смеялись.
— Что ж так-то? — состроил обиженную физиономию альфа.
— Не хочу. И вообще, рано мне ещё замуж.
На том тема и заглохла.
Снаружи ждали все, включая Рейнольдсов. Чуть позже договорились встретиться и со старшими Мариусами. Со стороны площади Справедливости уже доносились звуки большого праздника.
— Салли, ты, как всегда, неотразим! — восхитился Оскар, всплеснув руками. Сам омега выглядел более чем скромно, пусть и надел самое лучшее, что у него было. Урри придерживал за руку внука, которому уже не терпелось посмотреть, что есть на площади. — Снова и снова убеждаюсь, что Тобиасу досталось настоящее сокровище!
— И, как и за любое сокровище, за него стоит повоевать, чтобы не забрали чужие, — хитро подмигнул другу Рейган.
— Ну, воевал в основном мой отец, — пожал плечами историк, натягивая вязаные перчатки, которые ещё год назад подарил Оскар — он связал их сам.
— Так ведь первое сражение выиграл ты, — пихнул его локтем Кайл. — Забрал Салли из родительского дома, привёз сюда в целости и сохранности...
— Не совсем из родительского, — поправил Тобиас. — Там был загородный дом, который принадлежит всей семье.
— Это мелочи, — ничуть не смутился журналист. — А самое главное — ты сумел покорить его сердце.
— Это тоже было не слишком трудно, учитывая его тогдашнее окружение. Особенно Барнса.
— Не надо про эту сволочь, — поморщился Салли, крепко держась за локоть мужа.
— Всё, больше не будем, — пообещал Кайл. — Ну, идём?
Вечерело, и начинались главные мероприятия новогоднего гульбища.
Камартанг приоделся к празднику. Все центральные улицы были освещены электричеством, столбы и дома украшены гирляндами из разноцветных фонариков, еловыми, сосновыми и можжевеловыми венками, перевитыми нарядными ленточками и медными колокольчиками. До завтра ни одна машина не появится на дорогах, и по проезжей части важно раскатывали извозчики на красивых санях. Альвар хотел напроситься на ночную смену, чтобы прокатить Салли по всему городу, но ему отказали — поймали-таки на "благотворительности", когда альфа подвозил бедняков задарма. Особенно ребятишек. В новогоднюю ночь, по его словам, можно было отлично заработать, и Альвар только вздыхал об упущенной возможности. И ведь попался глупо — его поймал с поличным один из конторских, самый мерзкий лизоблюд, случайно оказавшись на той самой улице. И всё же о сделанном Альвар нисколько не жалел.
Недостроенный монумент укутали огромным парусиновым полотнищем, старательно закрепив его и выставив пару полисменов, чтобы присмотрели. Никто не должен был увидеть будущий шедевр раньше срока! Сама площадь была украшена высоченной живой елью, убранной игрушками и электрическими разноцветными лампочками. То тут то там разносчики предлагали всевозможные лакомства, ароматные травяные чаи, пиво, шутихи... Поговаривали, что нынешний фейерверк будет гораздо богаче прошлогоднего. Салли не терпелось посмотреть на это чудо — праздники Руднева были куда скромнее, а фейерверки беднее. По краю площади уже устанавливали специальные пушки, такие же были расставлены на крышах самых высоких зданий, исключая собор Святого Андрюса. На недавно сколоченной сцене настраивал инструменты городской оркестр, собранный из самых лучших музыкантов столичных театров. Двери ближайших кафе были приветливо распахнуты.
Праздник обещал стать незабываемым!
Салли был весь в предвкушении. Тем более, что это был его первый настоящий праздник за последние несколько лет. После дебюта он старался лишний раз во время городских торжеств на улицу не выходить, ибо на него тут же слетались все окрестные гуляки, и приходилось жаться к родителям, терпя отцовскую вонь. Только Орри худо-бедно сглаживал всё это, а потом они тихо праздновали вдвоём в комнате Салли.
Новый Год Салли любил ещё и потому, что перед тем, как укладывать его спать, папа рассказывал какую-нибудь новую сказку, после которой Салли, особенно когда был маленьким, всегда с удовольствием засыпал, не подозревая об истинном её смысле. Они вместе украшали его комнату, в которой стояла отдельная маленькая ёлочка, затевали своё застолье с самыми вкусными вещами, пели песни, а Салли играл для папы на деревянной флейте. Именно на флейте, поскольку, по папиным рассказам, Иво любил играть на ней. Орри очень радовался, слушая, как Салли исполняет тайные песни. Арчибальд, впрочем, флейту не одобрял, считая вульгарным инструментом, который годится только для простолюдинов. Он пытался заставить младшего сына играть на рояле, даже нанял учителя, но Салли, пусть и любил музыку, каждый раз уклонялся под любым удобным предлогом — громоздкий инструмент за пазухой не пронесёшь куда-нибудь. Зато роялем увлёкся Симон, обнаружив неплохие способности и утешив этим родителя. Дориана музыкальным слухом Флоренс заметно обделил, зато даровал другое, явно сговорившись с Рафаэлем, что и позволило альфе всё же поступить на военную службу и вполне успешно продвигаться вперёд.
Народу на площади уже было полно. Рейган тут же купил всем по пирожку для начала. Салли с аппетитом жевал свой, вертя головой по сторонам. Кроме ёлки на площади стояли качели, яркая карусель, тоже горящая огнями, всевозможные развлечения вроде силомера, принцип действия которого Салли уже знал — Альвар растолковал. Какой-то альфа уже испытывал свою силу под аплодисменты публики. Подобные ярмарочные балаганы были разбросаны по всему городу, как и передвижные кукольные театры, рядом с которыми толпилась детвора, как и рядом с каруселью. Циркачи давали представления, на цепочке водили самого настоящего дрессированного медведя, но внимание Салли первым привлёк молодой бета, держащий под уздцы норовистого вороного жеребца под яркой попоной.
Салли сразу оценил стать красивого животного, и омеге страстно захотелось прокатиться на нём. Это заметил Кайл, подошёл к сородичу и что-то тихо спросил, после чего кивнул и поманил Салли к себе.
— Ты ведь прокатиться хочешь?
— А можно?
— Я плачу.
— Ты уверен? — обеспокоенно уточнил бета в яркой ливрее. — Астерий с норовом.
— Зато Салли отличный наездник. Ставлю плату против лишней поездки, что он запросто с твоим конём справится.
Бета рассмеялся, мельком оглядев Салли с головы до ног.
— Этот клоп?
— Слабо? — не остался в долгу Кайл.
Тобиас поспешил к ним. На его лице было написано самое настоящее опасение за мужа.
— Салли, ты уверен? Конь не слишком большой?
— Нормально. — Салли весь подобрался, готовясь. Он уже практически чувствовал себя в седле. — Я и не на таких ездил.
— Замётано, — насмешливо хмыкнул циркач. — Если ваш Салли сумеет проскакать круг по площади и не вылететь из седла...
Салли только глазами сверкнул. Орри начал сажать его на лошадь сразу же, как омежка стал способен сидеть в седле прямо, и маленький Салли с малых лет привык к лошадям не по росту. Особым трюкам папа его учил уже втайне от мужа, иначе бы не видать было им верховых прогулок... И Салли ничего не забыл.
— Запросто!
— Тогда держи.
И бета насмешливо протянул Салли поводья.
Конь, почувствовав уверенную руку омеги, переступил с ноги на ногу. Салли ласково разговаривал с ним, поглаживал по крупу и шее. Конь быстро успокоился, Салли подошёл вплотную и ловко вскочил в седло, использовав один приём вольтижировки, которому его обучил Орри, когда Салли было лет десять, и он дотягивался до седла только с папиной помощью. У циркача глаза на лоб полезли. Это Астерию уже не понравилось, и он, заржав, встал на дыбы, но Салли уверенно сжал колени и натянул поводья. Кто-то ахнул, и ближайшие горожане расступились. Салли лихо развернул коня и ткнул его каблуками. Он описал не один круг, а три, красивым ровным галопом, а напоследок они даже перескочили через какой-то прилавок, перепугав маленького продавца. Вернувшись к хозяину коня, Салли триумфально взглянул на него, небрежно подбоченясь.
— Достаточно?
— Салли! — К нему пробился Елеазар. Красивый и испуганный. — Сынок, ты что?!! Это же опасно!!!
— Папа, меня учили верховой езде. Ничего бы не случилось.
— Слезай сейчас же!!!
Салли только вздохнул и спешился в объятия мужа — Тобиас легко и бережно подхватил его.
— Папа...
— Тоби, милый, ты-то куда смотрел?!
— Эли, уймись, — довольно улыбнулся Эркюль. — Салли же воспитывался по канонам дворянства, да и Орри берёг его, как зеницу ока и учил на совесть. Ничего бы с Салли не случилось.
— Бессердечный, — проворчал Елеазар и решительно оттащил Салли от коня.
— Папа... — вздохнул Салли.
— Это слишком опасно, — повторил Елеазар.
После отъезда Орри Елеазар решительно взял Салли под крыло, каждый день его навещал, подбадривая и утешая, и на третий день Салли назвал его папой. Елеазар успел полюбить юного зятя как родного сына и был просто счастлив, услышав это.
— Лучше пойдём на фокусника посмотрим... — продолжил тянуть Салли подальше от коня омега.
— Дворянства? — оглушённо замер циркач, едва не выпустив перехваченные поводья из рук.
— Да. А что? — ухмыльнулся Кайл, забирая свои деньги из ладони огорошенного сородича.
— А то, что наш спор недействителен!
— А мы и не обговаривали условия! — парировал журналист.
— А он три круга проскакал! Гони ещё!..
Спор оборвал Дуглас — посрамлённый циркач отказался от претензий сразу, как увидел его клыки.
Чем темнее становилось, тем больше огней загоралось. Когда по сигналу зажглись гирлянды на ёлке, детвора захлопала в ладоши, и заиграл оркестр. Играли на всех больших площадях, но на центральной оркестр был самый богатый. Салли долго стоял и слушал неизвестные ему новогодние гимны и пьесы, а близнецы называли спектакли, в которых звучала та или иная мелодия. Салли всё больше понимал, насколько столичная жизнь отличается от провинциальной. Даже музыка здесь была другой! В небе появились празднично украшенные дирижабли с яркими баллонами — маленькие, всего на одного пассажира — с которых через репродукторы декламировали стихи патриотического содержания и поздравления от лица Президента. А потом то тут то там начались танцы. Салли с некоторым удивлением наблюдал, как люди словно забывают про различия и предрассудки.
— Праздник — это такое время, когда хочется забыть про всё, что беспокоит и напрягает, — объяснил Донован. — Такие гулянки устраивают для простых людей, а богачи развлекаются в закрытом кругу и даже не видят, как подобные события незаметно сплачивают народ хотя бы на время. Потому-то Новый Год у нас любят больше, чем другие праздники. Сейчас, когда всё медленно, но меняется, именно Новый Год становится началом чего-то нового и дарит настоящие надежды на будущее. Потом, конечно, часто приходит горькое похмелье, но воспоминания о самом празднике остаются надолго и греют душу.
То тут то там вспыхивали фейерверки и салюты, крутились огненные колёса, меча снопы искр, быстро гаснущие в воздухе, но лёгкий запах порохового дыма нисколько не портил ароматы праздника. Салли всё больше погружался в его атмосферу, забыв про житейские проблемы. Очень скоро он увлёк мужа танцевать, и Тобиас охотно пошёл.
Оркестр заиграл новую мелодию, и Салли узнал знакомый вальс. Именно под него он когда-то танцевал на том самом балу с Тобиасом.
— Ну, как тебе большой город? — спросил Тобиас, любуясь своим омегой, с головы которого всё же сполз шарф.
— Не так плохо, как можно подумать, — улыбнулся Салли.
— Неужели тебя совершенно не беспокоит, что я...
— Прекращай, — нахмурился Салли. — Сколько раз тебе повторять можно — я знал, за кого замуж выхожу! И мне всё равно! Разве я жалуюсь?
— Нет... — Улыбка историка заметно померкла. — и это меня беспокоит...
— Выкинь из головы эту дурь, не порть праздник. Сейчас я не хочу слышать ничего подобного, понял? Мы пришли гулять и веселиться, а не текущие проблемы обсуждать.
Тобиас только головой покачал.
— Салли, я ведь не от простой поры всё это говорю. Я всё не могу забыть тот факт, что ты вырос в богатой семье. После роскоши трудно привыкать к простой жизни — по себе знаю. Пусть по уровню доходов мои родители никогда не сравнятся с твоими. Если бы я не хотел стать самостоятельным и заниматься тем, что мне по-настоящему интересно, то вернулся бы к родителям и всё-таки пошёл учиться на юриста, как надеялся отец.
— Но ведь у тебя призвание. И ты справился. Сейчас ты занимаешься любимым делом и счастлив. Это главное, а проблемы бывают всегда. И это не на всю жизнь. Я подожду.
— Но всё-таки... — Тобиас остановился. — почему ты так спокойно принимаешь всё это?
— Потому что я люблю тебя. Это то, о чём я мечтал после дебюта, и моя мечта сбылась. Ради этого можно и потерпеть.
С неба начал сыпаться снег — Зевс будто хотел придать словам омеги особый вес. Лёгкие хлопья падали на волосы Салли и тут же таяли, превращаясь в блестящие капельки — слёзы божества, растроганного этими словами. Тобиас смотрел на уморительно строгое лицо мужа и боялся поверить услышанному в очередной раз. Неужели этот красивый омега действительно готов мириться с нуждой? Да ему место в богатых бальных залах! И, тем не менее, вот он — рядом с ним, в его объятиях. Перестаёт хмуриться и начинает улыбаться. Светло и искренне. Маленькая ладонь поглаживает его грудь, и в воздухе заметно гуще запахло восхитительным ароматом супруга.
— Салли...
— Забудь про это хотя бы сегодня. Всё будет хорошо. Не сразу, но будет, а все наши нынешние трудности — лишь испытание Деймоса.
Салли прильнул к нему и привстал на цыпочки, снимая очки с супруга и цепляя их на козырёк кепи. Тобиас робко улыбнулся и склонился к губам мужа.
Неподалёку от младших Мариусов стоял высокий сухопарый бета в синем клетчатом пальто. Молодой, откровенно некрасивый, лохматый, в добротных сапогах. На плече висит холщовая сумка, в руках небольшой альбом, в котором парень набрасывал фрагменты праздника. Окинув очередным взглядом площадь, он заметил танцующую пару поблизости и замер, вглядываясь пристальнее. Тёмные глаза художника буквально прикипели к этой паре, после чего он раскрыл новую страницу и начал быстро-быстро что-то зарисовывать.
По домам начали расходиться после двух часов ночи. Рейган проводил друзей до дома, попрощался с Рейнольдсами и, слегка пошатываясь от излишнего количества выпитого с альфами пива — поспорили — погрозил другу-бете пальцем.
— Т-ты сильн-но не ув-влекайся со свои...ми изв...вин-н-нения-ами, понял? Н-не вынуждай Салли... ик... тревожиться.
— О, кому-то пора в постельку, — вздохнул Тобиас. Он почти не пил, хотя Рейган и предлагал. Салли попробовал то, что пили друзья, и деликатно отдал свою порцию Дугласу, который охотно опустошил всю кружку залпом, пошутив, что пиво, попробованное Спенсером, можно считать чудодейственным.
— А ты пригл-лаш-шаешь? — Рейган рассмеялся, повисая на его руке, крепко вцепляясь в рукав и многозначительно строя глазки. — А как же... ик... Салли?
— Если будешь ночевать у нас, то ляжешь на полу, — отшутился бета.
— Понял. — Рейган вскинул руки. — Больше не на-апрашиваюсь.
— Ты лучше к Альвару или близнецам иди спать, если у нас не хочешь, — посоветовал Салли. Его удивило, что Рейган способен пить пиво почти наравне с друзьями — для тех Двуликих, о которых рассказывал Орри, спиртное было настоящим ядом. — Мало ли на кого наткнуться можешь.
— Дело говоришь, — одобрил Двуликий. — Можно, я тебя поцелую за добрый совет?
— Только не увлекайся, — немного смутился Салли — аромат друга по-прежнему казался на редкость привлекательным, и это не на шутку тревожило супружескую верность омеги.
— Да я по-братски... — Рейган приобнял Салли за плечи и смачно чмокнул в щеку. — Я же так тебя люблю, Салли!
— Я тоже тебя люблю. Всё, до следующей встречи?
— Пока.
Рейган махнул друзьям рукой и, спотыкаясь и держась за стену, побрёл за угол. Салли с тревогой смотрел ему вслед, не решаясь броситься следом и всё же пригласить остаться на ночь.
— Может, всё же стоило пригласить его к нам? — просительно взглянул он на мужа.
— Раз не захотел сам — бесполезно уговаривать. Хотя он явно хотел попроситься, но почему-то передумал. Я только не понял — зачем он так напился? Хорошо ещё, что они только пиво хлестали! — Тобиас нахмурился. — На Рейгана это совсем не похоже.
— И он не боится столько пить? Дон говорит, что большие дозы алкоголя на нас плохо влияют, а папа говорил, что Двуликих и вовсе убивают.
— Да, это так — омеги гораздо быстрее спиваются, чем беты и тем более альфы. На счёт Двуликих ничего не слышал, но Рейган способен легко переносить большие разовые порции пива. Вот только я ни разу ещё не видел, чтобы он пил столько — всегда знает, когда остановиться и отказаться. Алкоголь же способен ослабить бдительность, а для него это особенно опасно.
— Тогда надо вернуть его! — Салли окончательно решился бежать за другом, но Тобиас придержал.
— Не надо. Рейган не пропадёт, да и сейчас на улицах до новых сумерек будет тихо — народ будет отсыпаться после гулянки.
— А если его такого всё же подкараулят и попытаются украсть?
— Будут очень удивлены. И даже если Рейган не пойдёт к нашим друзьям, то найдёт где переночевать. Ты не смотри, что шатается — на ногах стоит вполне уверенно. Значит, ещё в своём уме. Идём домой.
Говоря всё это, Тобиас на самом деле беспокоился за друга не меньше. Рейган был ему дорог почти так же, как и Салли, однако историк знал приятеля слишком хорошо. Рейган очень гордый, и если он чего-то не хотел, то переубедить будет невозможно. Бывали случаи, когда омега откровенно обижался и злился. Оставалось только надеяться, что и в этот раз ему повезёт, как везло все последние два года.
Рейган свернул в соседний проулок, прислонился к облезлой стене, набрал горсть снега и вытер лицо. Лоб и щёки ожгло холодом, возвращая привычную ясность мыслям. От хорошего настроения не осталось и следа. Двуликий снова пошатнулся и сел в сугроб.
Пил он не ради выигрыша или азарта, а по более банальной причине — ему было больно наблюдать за младшими Мариусами. Видеть, как они счастливы вместе. Двуликий был отчаянно и безнадёжно влюблён. Причём уже не столько в друга-учёного, сколько в его юного и прекрасного мужа.
Рейган любил Салли.
Когда Лайсерги впервые привели его в полуподвальчик Тобиаса и познакомили с другом, то Рейгану сразу понравился умный и занятный парень в нелепых очках. Не только за прекрасный аромат, который Рейган воспринимал как яблочный пирог, который был большой мастер печь покойный родитель ещё в те времена, когда все они четверо спокойно и счастливо жили в деревне. Рейган был буквально очарован Тобиасом! Чем ближе Двуликий узнавал нового знакомого, тем больше им очаровывался, а потом загорелся идеей выйти за Тобиаса замуж. То, что Тобиас раз за разом отказывается просто переспать, огорчало вплоть до откровенной обиды, однако Рейган не терял надежды когда-нибудь его окрутить. А потом Тобиас вернулся от родственников в каком-то забытии, и Рейган догадался, что он встретил кого-то, кто сумел похитить его сердце. Это ставило все надежды и планы парня под удар. Двуликий заранее возненавидел этого омегу. Потом Тобиас поехал в командировку, из которой вернулся уже не один, и Рейган понял, что на этот раз совсем пропал. Салли оказался самым настоящим ангелом во плоти! Рождённый в богатой семье и происходивший из древнего, ставшего легендарным дворянского рода, он оказался другим, нежели Двуликий его себе представлял, и совершенно не испорченным большими деньгами! На его фоне меркли все прежние любовники-омеги Рейгана — конкуренцию мог составить разве что всё тот же Тобиас — а то, как Салли отреагировал на пирожные и способ заработка на них, потрясло. Салли не начал его презирать, а напротив — стал ближе. Если бы он и Тобиас не были уже женаты, то Рейган попытался бы отбить сородича у друга или замутить тройничок!
В первый же вечер Рейган понял, как сильно Салли любит мужа. Чуял. Было ясно, что он ни на кого своего бету не променяет. И это только подливало масла в огонь. Рейган понимал, что никогда не сможет дать Салли то, что способен подарить Тобиас. Разве сможет обеспечить такое чудо какой-то приблудный омега — без роду без племени, полуграмотный, болтающийся по улицам, как перекати-поле, не имеющий даже самого захудалого жилья и регулярно подрабатывающий проституцией? И всё же Рейган тянулся к Салли с самой первой минуты знакомства. Он даже пирожные помчался покупать, едва понимая, почему это делает. Просто захотелось чем-нибудь порадовать необыкновенного сородича. От прежней злобной ревности не осталось и следа — она сменилась безмолвным обожанием. А когда Салли рассказал о Двуликих и их предназначении, то в душе Рейгана всё же начал теплиться огонёк надежды.
С каждым новым часом, проведённым с Салли, Рейган увязал в своей резко вспыхнувшей любви, как оса в сладком сиропе. Он скрывал эту любовь от всех, вёл себя как просто друг, а сам в это самое время страдал. Ночуя у знакомых омег, он до смерти боялся в моменты страсти назвать Дика или Нолана именем Салли. Даже во сне видел только Салли. Прекрасного и желанного. И всё же Рейган не решался разбивать счастье друзей. В том числе и от нежелания пачкать Салли той грязью, что налипла на него за время жизни сперва с работорговцами, а потом в большом городе. Двуликий чувствовал себя слишком грязным, чтобы пытаться добиться взаимности со стороны возлюбленного. С Тобиасом общаться и то было проще! Да и где это видано, чтобы приличные супруги допустили в свою постель чужака?! Да если люди узнают, то всё — репутация будет погублена, и останется только переезжать туда, где вас никто не знает. И это на фоне лицемерного благочестия высших кругов, которые среди своих и вдали от чужих глаз и не такое себе позволяли. Всё-таки проповеди церковников крайне жёстко осуждали подобные вещи.
Когда близнецы начали знакомить Салли со своими планами и изобретениями, то Рейган ухватился за новую надежду — попытаться провести с Салли хотя бы часть течки в качестве испытания очередной задумки. Тобиас мог бы и согласиться... если бы не его озабоченность своим финансовым положением и опасением, что Салли его всё же бросит. Рейгану и самому с трудом верилось, что выходец из такой важной семьи так запросто может отказаться от привычного комфорта, однако Салли не жаловался. Эта стойкость была удивительна, пусть и вполне ожидаема от потомка Спенсеров, и всё же историк боялся потерять то, что было ему так дорого. Навещая друзей после визита Арчибальда, Рейган не раз слышал, как шушукаются между собой другие жильцы дома Рейнольдсов, какими глазами они провожают нового соседа, и вряд ли Тобиас обо всём этом ничего не знает. Про университет и говорить нечего. То-то друг так переживает, когда денег почти не остаётся!
Посидев в снегу немного, Рейган всё же поднялся и поковылял в сторону притихшей площади. Надо где-то приткнуться на ночлег, пока на охоту не вышли "быки" работорговцев. Проходя мимо дома Рейнольсов, Рейган не удержался и украдкой заглянул в окна Мариусов, в которых ещё мерцал огонёк керосиновой лампы. Заглянул и отпрянул, увидев, как Салли и Тобиас раздевают друг друга, отступая к постели. Салли снимает с мужа эти нелепые очки и бросает на стол... они опускаются поверх одеяла... сплетаются в плотных объятиях... Рейгану страстно захотелось оказаться там, рядом с ними, и присоединиться. Омега буквально чувствовал их усилившиеся запахи, которые, соединяясь, дарили чувство неописуемого наслаждения. Чувство покоя. Если соотносить с преданиями предков, то это означало, что Салли и Тобиас прекрасно, даже идеально друг другу подходят. И, раз этот аромат вызывает столь сильное притяжение, подходят самому Рейгану. Но разве позволят они стать другу — всего лишь другу! — третьим в семье? Нет, Тобиас, да и Салли тоже, вряд ли захотят портить себе репутацию — слишком многое от неё будет зависеть в будущем. К тому же они любили друг друга больше жизни. Ради Тобиаса Салли бросил прежнюю жизнь, а Тобиас рискнул выкрасть Салли из родительского дома, наплевав на возможные проблемы. Сможет ли когда-нибудь кто-то так же поступить ради самого Рейгана? Вряд ли.
Стало заметно примораживать — надолго оттепель не задержалась. Двуликий поднял воротник, закрываясь от поднявшегося колючего ветра, и побрёл куда глаза глядят. Его то и дело засыпало снегом, сдуваемым с крыш, но парень этого даже не замечал. Он чувствовал себя потерянным, одиноким и никому ненужным. До боли знакомое чувство. Не то, что пару часов назад, когда Салли и Тобиас поддерживали его с обеих сторон...
— Рейган! — вдруг окликнул знакомый голос. Рейган обернулся и увидел Дика, который, похоже, тоже возвращался домой. — Ты далеко?
— Да так... — пожал плечами Двуликий. — А что?
— Зайти ко мне не хочешь? — Дик смущённо спрятал руки за спину и начал ковырять снег носком сапожка. — Мои сейчас за городом и вернутся только послезавтра... Ты где сегодня ночуешь?
— Нигде... пока.
— Тогда пошли? И в тепле поспишь и накормлю, если ты голодный.
— Есть-то я не хочу — с друзьями погуляли.
— А как насчёт чего... другого? — Дик отвёл глаза.
— Дик, я тут хватил лишку пива... — попытался отговориться Рейган — перед глазами всё ещё стояли образы друзей.
— Да я чую, но ведь это не помешает. Ты так хорошо пахнешь... и мы уже не один раз... Или ты не хочешь?
Дик был сыном зажиточного булочника, который жил неподалёку. Тайну Рейгана он узнал случайно, когда парня наняли присмотреть за мальчишкой во время течки. Тогда Дику было пятнадцать, а на первую случку омежка уболтал приятеля уже через полгода. Встречались они довольно часто. Дик исправно держал язык за зубами, ловя свободу в объятиях необычного любовника — отец уже планировал со временем выдать его замуж за своего компаньона. Рейгану этот парнишка тоже нравился, но не настолько, чтобы вытеснить из сердца светлые образы Салли или его мужа. Однако созревающее в яйцах Двуликого семя уже начало требовать выхода, и Рейган пошёл за другом. Выпив чаю, он почти сразу потянул Дика в постель, изо всех сил стараясь не думать, что рядом с ним не Салли.
— ...Кто такой Салли?
Озадаченный голос Дика выдернул Рейгана из усталой истомы после сцепки. Рейган кое-как разлепил веки и недоумённо повернулся к любовнику.
— Какой Салли?
— Тебе лучше знать. Ты, когда кончал, всё бормотал мне на ухо: "Салли... Салли..." Кто это?
Рейган приглушённо выругался и сел. Всё-таки спалился! В свете керосиновой лампы он ясно видел, как обижен Дик.
— Никто.
— Врёшь. Это омега? Имя омежье, старое.
Рейган отвернулся. Перед другом было крайне неловко.
— Да, — выдохнул он, с трудом сдерживая наворачивающиеся на глаза слёзы. — Это омега.
— Я его знаю?
— Нет. — Рейган попытался проглотить подкатывающий к горлу сухой ком, но тот застрял почти намертво.
И Дик всё понял.
— Ты... влюбился?
— Да... но он... он... — Рейгана начало трясти, и он закрыл лицо ладонями.
Дик встревоженно обнял его.
— Что он?
— Он муж моего лучшего друга... и Салли... он... он просто ангел. Он такой... а я... — кое-как выдавил из себя Рейган, и его всё же прорвало. Двуликий рухнул на разворошенную постель, уткнулся в подушку и зарыдал, выплёскивая всё, что носил в себе столько времени.
Никто, кто знал Рейгана в его вольной жизни, никогда не видел его слёз. Ни уличные клиенты, ни посетители борделя Расмусена, ни те, с кем он прежде работал, ни друзья, ни любовники. Никто, и Дик был ошарашен увиденным. Рейган плакал горько и отчаянно, что только подтверждало, что всё более чем серьёзно. Всё, что юноша мог сделать — это прильнуть к своему любовнику и попытаться хоть как-то его утешить.
Как же всё-таки паршиво быть омегой!
Снаружи темнело, и дико завывал ветер — снова начались морозы и метели. Со стороны площади виднелся свет уличных фонарей, которые уже зажигались. Салли зябко повёл плечами и поправил наброшенное сверху пальто. Очень хотелось подбросить в печь хотя бы пару полешков, но дрова опять надо было экономить — обещанное жалование Тобиасу так и не выплатили. Молодая семья проедала последние деньги и, как могла, экономила топливо, как следует обогревая комнату только на ночь. Каждый раз, как Тобиас возвращался домой и молча садился за стол, по его лицу Салли видел, как его бета мучается от невозможности обеспечить семью даже самым необходимым. Чай они вторую неделю пили без сахара, да и чаем это с трудом можно было назвать, а еда стала совсем простой и незамысловатой. Салли по-прежнему не жаловался, подбадривал мужа, однако тому легче не становилось. Друзья иногда приносили что-то, но и эту помощь Тобиас принимал, скрипя зубами — после праздников парни сами едва сводили концы с концами. Рейган, видя, как младшие Мариусы страдают, мучительно боролся с искушением снова подработать привычным способом, но Эркюль был неумолим — никакой проституции. Он постоянно находил для Двуликого какие-нибудь поручения, за которыми некогда было думать о сторонних подработках. На днях Рейган, уходя, оставил у друзей большую часть первой зарплаты, которая сразу была потрачена на дрова и еду, да и ту отдал Салли тайком — раздражённый Тобиас, стоило лишь заикнуться, и слышать ничего не хотел, а потом, увидев более приличный суп, поморщился, но промолчал и не стал отказываться. Правда, ел без особого аппетита.
Тобиас начал плохо спать, часто вставал среди ночи и молча сидел за столом, о чём-то размышляя. Стоило Салли проснуться, как историк делал вид, что всё в порядке, и всё же это было не так. И омега решил искать работу. Хоть какую-нибудь. Об этом он сказал Рейгану, который выкроил немного времени и забежал в гости.
— Салли... — вздохнул парень, грея ладони о кружку с кипятком.
— Я знаю, понимаю всё, но долго так продолжаться не может. Соседи шушукаются практически открыто, двое язвят прямо в глаза, Тобиас совсем измучился и того и гляди сорвётся. Я просто не могу его таким видеть. И я чувствую себя бесполезным захребетником! Я уже Оскару по дому помогать начал, и Урри платит продуктами, Робби недавно попросил кое-что перешить для детей, а ведь скоро надо платить за комнату! Если мы не достанем денег...
Рейган нахмурился.
— Ты так твёрдо намерен устроиться на работу?
— Да. Папа Эли сказал, что у Эркюля в конторе места нет — Черри справляется сам, а переписывать вручную пока ничего не надо. Тобиас пытался взять заказ на переписку университетских каталогов для меня, но там опять какие-то интриги между кафедрами начались. Даже экспедиция под угрозой срыва! Ребята меня с собой брать отказываются и даже посоветовать ничего не хотят... Я не могу просто сидеть дома и ждать неизвестно чего! Ты не знаешь, куда меня могли бы взять хотя бы на время? Пусть немного, но заработаю.
Рейган задумался и вдруг сказал, заметно оживившись:
— Пожалуй... в одном месте можно попытаться. Я только уточню, не взяли ли туда кого, а потом сходим.
— Где? — обрадовался Салли.
— Не сейчас. Я не могу отвести тебя туда, где ты не будешь в безопасности. И я всё-таки тоже работаю. Придётся отводить тебя туда, а потом забирать. И если Тоби узнает, то может разозлиться. Он же дико боится за тебя.
— Но раз ты подумал про этот вариант...
— Не всё так просто, — качнул головой Рейган. — Этот вариант Тоби точно не одобрит, хотя за твою безопасность там я почти уверен.
— И что за работа?
— Натурщиком в художественной мастерской. Я тут недавно одного приятеля встретил... ну, который художник, и я ему позировал, после чего он меня на подработку в колледж устроил.
— Да, я помню, ты рассказывал. А ему ещё требуются натурщики?
— И достаточно часто. Он сейчас затевает новую картину и ищет подходящую натуру.
— И... кто он? — Салли напрягся, вспомнив, что Рейган рассказывал про такие места.
— Вообще-то он пока только студент колледжа изящных искусств. Его отец достаточно зажиточный, снимает ему квартиру на улице Золотых фонарей.
— А он кто? Бета?
— Да. Зовут Лориеном.
— И... насколько он надёжен в плане... безопасности?
— Вполне надёжен. Лори буквально помешан на идее стать настоящим художником и очень здорово рисует. Со своими натурщиками он всегда обращается по-людски, а если попадётся какой-нибудь особенный, то Лори с него буквально пылинки сдувает и носится, как дурень с писаной торбой. Он как-то на рынке встретил какого-то особенного альфу, тут же в него вцепился и еле-еле уговорил на пару сеансов. Даже имя не спросил — забыл второпях. Может, много и не заплатит — деньги на натурщиков отец даёт неохотно — но зато лапать точно не будет. За его соседа Кёрка тоже переживать не надо. Может, он и пустомеля, любящий перебрать с пивом, но Лори его всегда одёрнуть может.
— Так в чём проблема?
— Тоби терпеть не может художников. Однажды он встречался с омегой, который как раз устроился подработать в скульптурную мастерскую, и мастер его соблазнил, а потом, как наигрался, продал в бордель, где парень долго не прожил. Это было ещё тогда, когда Тоби только-только поступил на первый курс. Мне Фран рассказал.
— А если объяснить, что этот Лори приличный?
— Достаточно одной только принадлежности к этой братии. И если ты сможешь устроиться туда, то Тоби не должен ничего знать, иначе всё пропало.
— И когда ты к нему пойдёшь?
— Завтра заскочу. Тоби ни полслова, ясно?
Салли молча кивнул. Врать мужу очень не хотелось, но пора было уже что-то делать. Все робкие намёки на трудоустройство в городе Тобиас отвергал с завидным упорством, раздражённо повторяя одно и то же, однако так дальше продолжаться уже не могло.
Улица Золотых фонарей находилась не слишком далеко от ближайшего газгольдера и была так прозвана за красивые фонари, которыми освещалась. По соседству с этой улицей полтораста лет назад было построено величественное здание, известное как Галерея, в котором проводились самые важные светские публичные мероприятия, и потому, когда началось активное внедрение электрических ламп, Галерея стала одним из первых зданий, переоборудованным под них. Даже городская мэрия не оказалась в первых рядах! Улица по соседству, которая раньше называлась иначе, как раз прилегала к той, на которой возвели Галерею, именно по ней прибывали экипажи с гостями, и потому уличное электрическое освещение впервые было установлено именно здесь. Сами фонари, как и стоящие перед парадным входом в Галерею, были покрыты стеклом золотисто-жёлтого цвета вместо прозрачных бесцветных, и на это волшебство науки часто приходили посмотреть не только все окрестные жители, но и других районов. Даже спустя годы эти фонари продолжали заливать своим светом всю улицу и близлежащие переулки. Кроме нескольких магазинчиков и преуспевающего ателье на улице Золотых фонарей стояли дома, в которых сдавались комнаты внаём, но они были куда богаче дома Рейнольдсов, пусть и не стоили так же дорого, как квартира старших Мариусов. Мебелированные комнаты тоже освещались электричеством, имели прочие современные удобства, потому позволить себе поселиться здесь могли не все, но отец Лориена, достаточно богатый владелец соляного промысла и пары консервных заводов Джулиус Райли, вполне мог себе это позволить. Лориен был его младшим сыном.
Рейган познакомился с этим необычным студентом у Расмусена, когда Лориен заглянул туда с сокурсником развлечься в свой день рождения и заметил омегу в бархатной маске. После часа развлечений бета уговорил Рейгана на пару сеансов, заинтересовавшись его стройной, но крепкой фигурой. Всего Рейган позировал ему три раза и время от времени приводил с собой кого-нибудь ещё, давая подработать знакомым.
Салли стоял перед домом и напряжённо смотрел на высокие окна третьего этажа. Омеге было откровенно не по себе, причём не только из-за возможного гнева мужа. Рейган сказал, что Лориен Райли вполне приличный... Ладно, будем надеяться, что фамильное чутье Спенсеров это подтвердит. Оставалось только потом вовремя вернуться домой.
— Салли? Ты готов? — окликнул его Рейган.
— Я... Ты уверен?
— Тебе нужна работа или нет? Это пока единственный вариант, а если Тоби узнает, то я сам с ним разберусь. Идём.
— Хорошо...
Внутри дом выглядел не менее внушительно, чем снаружи. Декоративная лепнина под потолком, карнизы, пилястры и кованные перила лестницы придавали простым стенам и потолку некоторый шик, а сам дом поддерживался в отменном порядке — ни пылью ни сыростью не пахло. В доме, по всей видимости, даже было собственное отопление! После морозной улицы тело Салли сразу начало оживать. Рейган уверенно поднимался по лестнице, и Салли, стараясь не спотыкаться — колени подрагивали — следовал за ним.
Коридор третьего этажа ничем не уступал холлу и лестнице. Найдя нужную квартиру, Двуликий самым решительным образом забарабанил в неё. Дверь открыл весьма упитанный молодой бета, комплекцией даже превосходящий близнецов Лайсергов. Белобрысый, в полурасстёгнутой рубахе, и Салли сразу почуял, как в квартире тепло. А ещё — что от парня не так плохо пахнет, только его запах ощутимо портила примесь кислятины и дешёвого пива.
— Рейган! — воскликнул бета, узнавая знакомца. — Приве... А кто это с тобой — такой сладенький? — Парень ожидаемо начал жадно принюхиваться, и Салли чуть отступил назад.
— Закатай губу, Кёрк, — сурово ответил Двуликий. — Салли замужем, и его муж долго рассусоливать не будет. Может, он и твой сородич, но одного такого, пытавшегося украсть Салли, он уже забил насмерть простой кочергой. И это был целый альфа.
— Ого! — тут же перестал облизываться Кёрк. — Тогда ладно. А жаль...
— Лори дома?
— Ага, как раз возится с холстом. Так ты ему привёл?
— Да, он новую картину затевает. Салли, заходи.
Омега осторожно вошёл и замер, с удивлением разглядывая просторную комнату, обставленную так, что у него глаза разбежались. Везде стояли разномастные диванчики и кресла, пара пуфиков, полки и шкафы забиты самыми разными вещами — от чучел животных и птиц до кусков каких-то статуй. В углу стояли три... скелета, при одном взгляде на которые пробирал инстинктивный ужас. На деревянных рамах разного размера были в причудливом виде натянуты и присборены куски самых разных тканей. Были и книги. На единственном столе стояли немытые тарелки, кружки, снова предметы, неизвестно зачем принесённые в дом... Пахло пылью, краской, чем-то едким, но эта взвесь почти не раздражала нюх.
По комнате разносился стук молотка. Рядом с окном стоял мольберт с деревянной рамкой, к которой прикреплял маленькими гвоздиками полотнище другой бета. Высокий, заметно выше Тобиаса, сухопарый и необычно лохматый для беты. Его тёмные волосы были даже длиннее, чем у Рейгана! Лица Салли пока не видел, но сразу учуял запах — не самый приятный, но, как и с Урри, что-то внушало чувство спокойствия и безопасности. Рубашка с засученными по локоть рукавами, жилет и брюки пошиты хорошим портным из самого качественного материала, но уже заляпаны краской. В том числе и испещрены следами от пятен, которые кто-то пытался отстирать. Кёрк и то был почище, хоть и одет не так дорого. Значит, это и есть Лориен Райли? Не слишком-то похож на сына зажиточных родителей. Скорее, на выходца из семьи попроще. Движения молодого художника были быстрыми, чёткими и уверенными.
— Лори натягивает холст на подрамник, — шёпотом объяснил Рейган. — Кусок холста грунтуют специальным составом, отчего он становится потвёрже. И краска лучше ложится. Лори, этот подойдёт? — уже громче окликнул приятеля Двуликий.
Бета обернулся, откидывая с лица сползающие волосы, и Салли сглотнул.
Лицо Лориена не отличалось красотой — грубые резкие черты лица, крупный нос, кривоватая линия рта с тонкими губами. И пронзительные чёрные глаза, которые буквально впились в гостя. На правой щеке виден растёртый мазок синей краски. Салли невольно спрятался за спину друга, слегка испугавшись.
Лориен медленно выпрямился, забыв про холст. Он не сводил глаз с Салли. Потом выронил молоток, сорвался с места, ловко лавируя между предметами обстановки, приблизился вплотную, вцепился в плечо Салли и задрал его подбородок вверх, всматриваясь в лицо. Пальцы у Лориена были длинные, узловатые, тоже в полустёртых следах краски. Лицо художника приобрело ошеломлённо-восторженное выражение, а в глазах жадно загорелось.
— Светлейший... Это же тот самый!!! Ты где его нашёл???
Даже низкий голос Лориена не отличался приятностью — своей хриплостью смахивал на воронье карканье, и Салли едва не пожалел, что пришёл сюда. Омегу начал пробирать холодок страха, особенно после того, как бета начал бесцеремонно ощупывать его тело сквозь одежду.
— Лори, не так быстро, — закатил глаза Рейган, расстёгиваясь. — Я же тебе сказал — Салли замужем, и муж над ним трясётся, как над драгоценностью короны. Если ты хотя бы один синяк случайно оставишь, то Салли влетит, а меня Тоби просто убьёт.
— Кто??? — возмутился Лориен. — Кого??? Да я сам его прибью!!! Как можно поднять руку на этого ангела?!.
— Да отпусти же! — начал сердиться Рейган. — И сбавь тон — ты пугаешь Салли!
Лориен взглянул на начавшего бледнеть омегу и смягчился.
— Ой... прости... но я так редко встречаю такую великолепную натуру... — Голос тоже изменился — стал мягче. Салли выдохнул. Лориен откашлялся. — Салли, да?
— Да... сэр... — кое-как выдавил из себя Салли.
— Никаких "сэров", — мотнул головой Лориен, перестав хрипеть. — Мне всего двадцать лет. Просто Лори и на "ты" — меня все так зовут, кроме отца. Позволь помочь снять пальто...
Грубость и бесцеремонность ушли, Лориен начал ухаживать за гостем со всей полагающейся по официальному этикету вежливостью. Он был достаточно учтив и предупредителен, провожая гостя в комнату и усаживая на ближайший диванчик, однако Салли чуял, что он не настолько привычен к подобным церемониям, как и Тобиас, пусть и был с ними знаком. Лориен временами спотыкался в словах, принюхиваясь, в его взгляде буквально горело нетерпение, но не такое, какое Салли то и дело видел во взорах своих ухажёров на балах в Рудневе. Лориен жаждал чего-то другого. А когда Салли снял перчатки, глаза художника так и прикипели к кольцу.
— Рослин Мудрейший... Вот это да! Ты где такое взял???
— Это наше фамильное. Оно передавалось из поколение в поколение.
— Могу я взглянуть поближе??? — В глазах Лориена снова прорезалась жадность.
Салли, поколебавшись, снял кольцо и протянул. Лориен медленно и осторожно — его пальцы подрагивали — взял кольцо Спенсеров, опустился на ближайший пуфик и начал внимательно изучать.
— Потрясающе... Никогда не видел ничего подобного... Кто его сделал?
— Вероятно, кто-то из моих предков, который занимался ювелирным делом. Я точно не знаю.
Кёрк встал за спиной друга, так же внимательно рассматривая кольцо. Салли понял, что он, в отличие от приятеля, не так фанатично увлечён искусством.
— Обалдеть, — вынес свой вердикт Кёрк.
— Не то слово! — Лориен сам надел кольцо на руку Салли, и омега снова удивился — художник дотрагивался до него так легко и осторожно, будто боялся смять пушистый венчик одуванчика. — Салли, ты что будешь пить — кофе или чай?
— Кофе, — без колебаний сказал Салли. В последний раз он пил кофе в гостях у Елеазара после Нового Года, и горячее питьё сейчас было в самый раз.
— Сей момент! — Лориен сорвался с места и скрылся за дверью, ведущей в соседнюю комнату. Похоже, там была кухня. На пороге художник обернулся и яростно ткнул пальцем в сторону соседа. В его голосе снова прорезалась хрипотца. — Кёрк, руками не трогать — яйца отвинчу!
Этот долган уже начал Салли нравиться. Может, и страшен, как его прежняя жизнь, то и дело забывает про хорошие манеры, но было в нём что-то, что начинало незаметно очаровывать. Рейган, заметив это, украдкой подмигнул, подсаживаясь к другу.
— Ну, что я тебе говорил? Может, и не красавец, пахнет не очень, но парень хороший. Здесь ты будешь в полной безопасности.
— Жалко, что ты замужем, — заговорил Кёрк, ставя рядом раскладной столик. — А то бы я...
— Сказано же — закатай губу! Ты и с другими натурщиками неплохо развлекаешься.
— Так ведь Салли так здорово пахнет! Как тут удержишься?!
— Как хочешь, иначе и альфы наши покусают. Особенно Дуг — он точно порвёт на государственный флаг.
— Ой-ой, напугал! Да я своему брату скажу, и он...
— Ага, как же, будет твой братан из-за тебя напрягаться! Чего же ты здесь живёшь, а не дома?
— У нас тесно.
— Угу, прокурору расскажешь. Отчим опять лютует, да? И как твой бедный папа его только терпит?..
— Как-то терпит, — вздохнул Кёрк. — Раймон, может, и сволочь местами, но зато с ним безопасно. И женился по закону, а то мог бы и...
Кёрк Дюбуа и впрямь оказался любителем поболтать. Так Салли узнал, что он и его родитель-омега жили в самом глухом захолустье, пока на каком-то празднике не встретились с плотником-альфой Раймоном Дюбуа, который и предложил съехаться — Раймон не так давно овдовел и ему требовался домохозяин, а лишних денег на покупку нового мужа не было. Женился честь по чести, пасынка сильно не гнобил, даже присвоил ему свою фамилию и собственному сыну-альфе задирать не позволял. Но когда Кёрк отказался учиться на плотника и решил поступать в колледж изящных искусств, отчим встал на дыбы. Он на полном серьёзе считал художников бездельниками и ни на что не годными. Даже робкие возражения пасынка не слушал. Кёрк всё же поступил, куда хотел, потом познакомился с Лориеном, и студенты начали жить вместе — Лориен пожалел беднягу. Узнав это, Салли уже совсем другими глазами посмотрел в сторону кухни.
— А почему ты решил стать художником? — спросил парня Салли, принюхиваясь — в квартире уже запахло кофе. Да так, что у омеги слюнки потекли.
— Нравится мне это дело. — Кёрк ненадолго скрылся на кухне и вернулся оттуда с двумя тарелками. Колбасная и сырная нарезка, мягкий сдобный хлеб... Порезано было не слишком ровно — Лориен явно торопился — но Салли едва не захлебнулся слюной, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься. — К тому же за заказные портреты и роспись стен и потолков неплохо платят. Книжным издательствам тоже художники нужны, архитекторы охотно наших в команду берут, да и не хочу я топором махать и в стружке копаться. Если только заниматься резьбой по дереву, но это потом... — Кёрк заметил, что гость колеблется. — Салли, да ты бери, не стесняйся. Голодный что ли?
— Нет... — Салли покраснел.
— У них сейчас с деньгами напряг, — объяснил Рейган, без стеснения начиная сооружать бутерброды. — Тоби жалование за командировку так и не выплатили, подработать не получается, а жить на что-то надо. Вот Салли и ищет работу. Представляешь, что они сейчас едят?
— Тогда ешь на здоровье, — подвинул к Салли поближе обе тарелки Кёрк и снова пошёл на кухню.
Лориен с восторгом и умилением наблюдал, как Салли жадно уписывает угощение. К бутербродам прилагались фрукты — сочные, крепкие и удивительно сладкие. В самый разгар зимы они стоили очень дорого. Когда все наелись, Лориен убрал со стола и приступил к делу.
— Я так понял, что Салли раньше никогда не позировал.
— Д-да... — с усилием соврал Салли, вспомнив, как его отец заказывал семейный портрет накануне переворота. Салли тогда было восемь лет, он уже начал тяготиться запахами отца и старших братьев, а приходилось часами сидеть рядом с ними, чтобы художник, приглашённый откуда-то издалека, мог нарисовать их всех. Причём нужно было сидеть неподвижно не в самой удобной позе, а ведь то рука затечёт, то нога начинала сама собой подёргиваться... Кстати, Орри улучил момент и показал гостю рисунки сына, не уточняя, кто из его детей автор, и гость одобрил работы юного художника, добавив, что при должном обучении со временем будет толк. Это вдохновило Салли рисовать дальше. Портрет получился хороший, но воспоминания о том, как его рисовали, остались тягостными.
— Тогда объясню, как я работаю. Прежде, чем начать писать картину, я должен приглядеться к натурщику, пообщаться с ним, чтобы уточнить концепцию и постановку на полотне. От того, будет ли натурщик понимать, что с него пишут, будет зависеть и конечный результат.
— Почему? — удивился Салли.
— Да потому что меня бесит традиционный подход к живописи, — поморщился Лориен, откидываясь на спинку мягкого кресла. На его лице отразилось крайнее презрение. — Двадцатый век на дворе, а мы малюем так, как будто всё ещё в семнадцатом живём! Символизм, конечно, дело хорошее, но трактовать искусство как исключительно книги для неграмотных — это вчерашний день. С наступлением Радужной Весны скульптура и картины стали реалистичнее, но сама постановка... Я не хочу тупо писать то, что будет понятно с первого взгляда. Я хочу, чтобы мои картины разглядывали снова и снова! — Руки художника взлетели с подлокотников и быстро-быстро начали двигаться, подкрепляя слова. Лориен сел прямо и наклонился к собеседнику. — Чтобы каждый мог увидеть в них что-то своё и, может, понять, что именно я хочу показать людям! Использовать все известные приёмы перспективы, освещения и цветопередачи, чтобы они говорили со зрителем. Традиционные шаблоны самих приёмов и их техники тоже уже приелись до тошноты, а ведь каждый человек — это что-то удивительное! Все разные, жизненные обстоятельства и сиюминутные прозрения показывают человека с самых неожиданных сторон, и именно это я хочу показать всем. А для этого мне важно изучить самого натурщика, поймать в нём именно то, что мне нужно, и запечатлеть это на холсте, будь то заказной портрет или сюжет на религиозную тему.
— Мудришь, — поморщился Кёрк.
— Наверно, но я иначе не могу. Надоела рутина. Выписано безупречно, краски радуют глаз, а удовлетворения нет. Картина мертва, а я хочу её оживить.
— И как ты это будешь делать? — Салли заинтересовался всерьёз.
— Я тут задумал картину по одному из эпизодов Первого Завета, и мне не хватало только образа Иво. Я перебрал уйму натуры, но ни один омега мне не подошёл. Они никак не могли усвоить то, что нужно мне для набросков и постановки. Да и внешне было что-то не то. Но на Новый Год я увидел тебя и понял, что ты — это именно то, что мне нужно. Ты ведь тогда с мужем был?
— Да. А что такого ты увидел?
— Как искренно и самозабвенно ты любишь своего мужа. Иво тоже был воплощением света и любви до своего падения и изгнания из Мирового Дома, после чего потерял благословение свыше, и я хочу показать это в своей картине. Образ Адама я уже нашёл, и ты подойдёшь, чтобы поставить к нему в пару.
— А Рослин на картине будет?
— Нет, сюжет из времени до его появления. Я хочу изобразить суд Адама. Адам восседает посреди дикого леса, рядом с ним Иво, а вокруг них — звери, пришедшие на судилище. Ты не обижайся, но Иво будет полностью раздетым, поскольку первая одежда была создана уже после изгнания. Так что я должен буду посмотреть на тебя без одежды. Ничего?
Салли задумался. Картина на традиционный сюжет... То, что говорил Лориен, интересно, но... И деньги, заработанные здесь, лишними не будут.
— А как будет выглядеть Адам?
Лориен просиял.
— Вот это я понимаю — серьёзный подход к работе! Сейчас покажу! — Бета сорвался с места, метнулся к шкафу и вытащил пухлую папку, в которой начал лихорадочно рыться. — Где же ты?.. А, вот, нашёл. — Лориен вернулся и протянул Салли два листа бумаги. — Это оригинальный натурщик, а это то, что будет на картине.
Салли взглянул, и в груди ёкнуло. Лориен и впрямь был очень талантлив! Он изобразил на первом листе молодого альфу примерно семнадцати-восемнадцати лет с таким красивым, волевым и одухотворённым лицом, что омега сразу прикипел к нему. Тонкие черты лица, высокие скулы, никакой кирпичной челюсти, как на старых картинах и у статуй, изображения которых Салли видел в журналах и книгах. Не идеальное для альфы лицо, но всё равно красивое. Можно было бы даже подумать, что этот парень ещё очень незрел... Портрет, нарисованный угольным карандашом, буквально дышал жизнью. Салли сразу понял, что этот альфа умён, силён духом и благороден. На втором листе тоже был он — лик альфы легко узнавался даже под звериными чертами волка, которыми наделил его Лориен. Салли не мог не залюбоваться тем, что видел.
— Он... прекрасен.
— Я еле-еле этого парня уговорил на пару сеансов, — доверительно сообщил Лориен. Он был потрясён реакцией омеги. — Увидел его на рынке летом и сразу понял, что упускать не имею права. Я уже тогда замыслил эту картину и обдумывал сюжет. Парень сначала отказывался — он кого-то или что-то искал, времени было мало — но когда увидел мою мастерскую, то согласился. Я за самое короткое время успел сделать с него уйму набросков... — Лориен высыпал перед Салли кипу обрывков и целых листов, на которых был изображён всё тот же альфа, но с разных точек зрения. То в полный рост, то по пояс, то он на чём-то сидит, то полулежит на полу... Прекрасное, даже идеальное тело!.. но это был всё тот же нетрадиционный идеал. Не гора мускулов и ощутимая масса, а крепость гибкого, быстрого и ловкого хищника. Не медведь или буйвол, а гепард или тигр. Хотелось смотреть и смотреть... да только Тобиас на его фоне всё равно не казался хуже. Он был просто другим. — Мне даже разговаривать с ним не пришлось — он будто сам понимал, что мне надо. Шикарная была натура!
— Потрясающе! — ахнул Салли, рассматривая другие рисунки, но эти были тронуты цветом пастельных мелков. Пастель легко и натурально очерчивала скулы альфы, подчёркивала синеву его глаз и черноту густых длинных волос. Настоящий красавец! Даже Рейгану понравился.
— Ещё бы! И ты как раз подходишь, чтобы встать рядом с ним в своём первозданном виде. Сейчас я смотрю на тебя и понимаю это всё лучше! Так как, ты согласен?
Салли поднял глаза и увидел фанатичный блеск в чёрных глазах художника. Лориен и впрямь был охвачен стремлением запечатлеть в своём полотне то, что говорил! Это стремление и знакомая искренняя увлечённость делом сглаживали не самую привлекательную внешность. И ему захотелось помочь.
— Да, я согласен. Как часто мне надо будет приходить?
Лориен улыбнулся ещё шире, и его некрасивость сгладилась окончательно. Салли вдруг понял, что напротив него сидит очень даже по-своему симпатичный парень. Даже несколько кривых зубов нисколько его не портили. Салли видел, что Лориен действительно хороший человек — неприятные примеси в запахе сейчас едва чувствовались.
— Я так понял, что твой муж художников не любит... — Улыбка художника вдруг приувяла.
— Мягко выражаясь, — кивнул Рейган, выглядевший очень довольным.
— Тогда сегодня я просто посмотрю на тебя, ты подумаешь, как часто и когда сможешь приходить, и мы начнём работать. Я ведь учусь...
— Вот и договорились. — Тут Салли пронзила ещё одна мысль. — И... могу я тебя попросить кое о чём?
— О чём?
— Ты мог бы дать мне несколько уроков?
— Ты рисуешь? — удивился Лориен.
— Немножко. Я бы хотел подучиться.
Лориен застыл, а потом протянул Салли чистый лист и карандаш.
— А ну-ка...
Салли склонился над листком и начал неторопливо рисовать свою любимую сирень. Лориен и Кёрк придвинулись ближе.
— А он начинает сразу с лепестков, — заметил Кёрк. — Почему...
— Цыц! — цыкнул на него Лориен, не сводя взора с листка бумаги. — Пусть рисует так, как умеет.
Салли так давно не рисовал, что полностью погрузился в процесс. Каждую весну, когда сад вокруг загородного дома Кристо начинал цвести, он срывал какой-нибудь цветок, утаскивал к себе и начинал рисовать. Орри был далёк от живописи, но знал в ней толк и охотно выписывал сыну бумагу, краски, карандаши и цветные восковые или пастельные мелки, а потом любовался результатом, говоря, что у Салли несомненно есть талант, унаследованный от дедушки Рэнди Спенсера. Салли любил рисовать и видеть, как при этом улыбается папа.
Лориен смотрел и только головой качал.
— Ты сам учился?
— Да, — Салли поднял голову. — А что? Плохо?
— Наоборот, очень хорошо для самоучки. У тебя острый глаз. Значит, хочешь учиться?
— Да. Мой Тобиас историк, ездит в экспедиции и рассказывал, что им иногда нужны художники, поскольку не всегда можно установить фотоаппарат, где-то одних фотографий мало — они же чёрно-белые. А ректорат на хороших художников жмотится, приглашают кого попало, а потом начинаются свары. Я бы хотел ездить вместе с Тобиасом и помогать ему. Платить посторонним не нужно, а работа будет сделана.
Лориен восхищённо уставился на гостя.
— Да, ты именно то, что мне нужно! Ну, Рейган, теперь с меня причитается!
— Ты лучше позаботься о Салли, и можно считать, что мы в расчёте.
— Ни о чём не беспокойся.
Салли решился, встал и начал раздеваться. Лориена он уже совсем не боялся. Кёрк ещё внушал кое-какие опасения, но Лориен был рядом.
Когда Лориен увидел обнажённое тело Салли, то надолго потерял дар речи. Бета долго беспомощно открывал и закрывал рот, потом медленно приблизился к Салли и опустился на колени, трепетно беря его за руку. В его чёрных глазах горело подобострастное преклонение.
— Салли... чудо ты моё... Я тебе обещаю — здесь ты будешь в полной безопасности!
Домой Салли пришёл в приподнятом настроении. Лориен осмотрел нового натурщика со всех сторон, сделал несколько набросков... Совсем голым не оставил — дал лёгкий длинный лоскут шёлка, чтобы обмотать вокруг бёдер. Салли оказался вполне понятливым. Он быстро сообразил, что откровенно картинные позы Лориену не нужны — художник цепко наблюдал за ним весь визит, то и дело просил замереть и хватался за карандаш. Наброски он делал быстро, порой размашисто, но когда дело касалось важных деталей, то они были достаточно чёткими. Салли наблюдал за его работой и восхищался. Новая картина непременно будет великолепной! Рейган даже рискнул отлучиться по работе, а потом вернулся, чтобы забрать Салли и отвести домой. Лориен заплатил аванс и даже присовокупил кое-что с кухни, чтобы Салли не выглядел таким недокормленным. Расставались с ожиданием новой встречи. Уже дома Салли договорился с Рейганом, что будет говорить, будто заглянул в гости к Елеазару, который и дал еды в нагрузку.
За ужином Тобиас долго молчал, а потом спросил:
— Салли... тебя действительно не беспокоят нынешние трудности?
— Конечно. Зима ведь, всякое бывает. Даже наши первопредки столкнулись с большими трудностями, когда наступила Белая Ночь. Тогда случилась первая настоящая зима, и им пришлось немало поголодать. Но ведь пережили же, наступила весна, и всё наладилось. — Салли беспечно хлопотал вокруг него. — А что слышно в университете? Скоро заплатят?
— Я уже начинаю подозревать, что это всё козни твоего отца. На меня косятся, намёки делают... — Тобиас с несчастным видом взглянул на мужа. — Салли, ты только будь осторожнее, когда будешь выходить куда-нибудь, хорошо? Мой отец уже взялся за разбор этой задержки, так что скоро должны что-то дать. С Урри я поговорил, и на выходных займусь ремонтом крыши, а то весной могут быть протечки... — Бета виновато попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. — Мы справимся.
— Конечно, справимся. — Салли ласково обнял его. — Мы же вместе, и это самое главное.
Тобиас улыбнулся искреннее, чувствуя, что от Салли запахло гуще. Историк всё ещё удивлялся такой верности и стойкости мужа. Выросший в богатом доме при полном достатке, Салли спокойно переносил невзгоды и всё так же влюблённо смотрел на своего избранника. И за что боги только послали ему это диво дивное?
Отлежавшись после сцепки и понежившись, Салли поцеловал мужа, встал и, одевшись, занялся уборкой после ужина. Он тихо напевал себе под нос, а Тобиас лежал на постели и безмолвно любовался им.
Жалование выплатили через несколько дней, а остаток денег, заработанных у Лориена, Салли припрятал до лучших времён. Тем более, что у него появилась идея, на что потратить часть гонорара.
Когда он и Рейган, идя к художникам спустя пару дней, проходили мимо лавки с оптикой, то в витрине Салли углядел оправу для очков, которая моментально привлекла его внимание. Лёгкая, с удобными заушниками и прямоугольными обводами под линзы меньшего размера. Салли тут же зашёл в лавку, чтобы узнать, сколько она стоит вместе с линзами — очки мужа уже начали его заметно раздражать. И тяжёлые, и неказистые и общий вид порят... Цена в итоге огорчила — модель была совсем новая и стоила соответственно. Лориен не жадничал, но часть этих денег Салли собирался подкладывать и в шкатулку для денег на общие расходы... Заметив, что омега огорчился, продавец, весьма приятный пожилой бета, спросил о причине расстройства и, узнав, что омега хочет купить эту оправу для мужа, но не имеет возможности сделать это сразу, только улыбнулся и предложил просто отложить одну до тех пор, пока Салли не соберёт нужную сумму. На том и порешили. Салли уже знал, какие линзы нужны, и мастер очень внимательно это записал вместе с именем заказчика, чем обнадёжил ещё больше.
Сама работа оказалась совсем необременительной и весьма увлекательной. Может, где-то ещё омеги-натурщики и впрямь часами сидели, стояли или лежали в не самых удобных позах, то Лориен работал иначе. Сначала просто наблюдал за Салли — как он ходит по комнате, садится, встаёт, ловил особенности мимики и жестикуляции во время бесед... Он охотно знакомил омегу со своим реквизитом, со смехом рассказал, как знакомые студенты-медики наворовали ему костей из мертвецкой, чтобы собрать те самые скелеты для изучения опорно-двигательного аппарата человеческого тела, чтобы художник мог лучше изучить особенности строения каждого типа. Дождавшись нужной реакции, Лориен командовал Салли замереть и начинал рисовать. Время от времени Салли позировал и Кёрку.
Помимо общения Салли поражал хозяев и другими своими талантами. Когда среди вещей нашлась деревянная флейта, которую Лориен привёз из деревеньки, в которой как-то провёл всё лето, Салли тут же схватил её и заиграл. Лориен пришёл в полный восторг, а потом и вовсе закружил Салли в танце. Танцевал он, кстати, неплохо и был бы хорошим партнёром, если бы не внушительная разница в росте. Салли уже во второй визит окончательно забыл про изъяны внешности и запаха — настолько Лориен был обаятелен и интересен.
Салли то и дело приходила в голову мысль всё же познакомить нового друга с мужем и остальными, но Рейган эту идею моментально зарезал.
— Нельзя, — категорично заявил он, объяснив ещё одну причину. — Лори, конечно, хороший, но если он увлечётся и проболтается о том, как вы познакомились, то Тоби может и не понять. Я потому о нём и не рассказывал — наши парни уж очень трепетно к нам относятся, а большой город — это большой город.
Помимо работы Лориен учил Салли основам рисунка и композиции, а так же умению смешивать цвета. Рассказывал, как их обучают в колледже, и сетовал на излишне формальный подход и придирки, стоит только студенту начать делать так, как ему удобнее.
— Да, все эти приёмы полезны, — соглашался бета, — но когда художника настигает вдохновение, то он меньше всего об этом задумывается. Он держит карандаш не так, как его пытаются приучить, а так, как ему удобно, и это позволяет сосредоточиться на идее и не отвлекаться.
Среди книг Лориена нашёлся очень дорогой альбом с копиями известных картин и фотографиями скульптур. Лориен на конкретных примерах разъяснял Салли, чем его стремления отличаются от традиционной живописи, и Салли не мог с ним не согласиться. Среди рисунков и этюдов попадались такие, которые классическим подходом не назовёшь, однако они завораживали изгибами линий, штрихи и мазки красок лепили форму не хуже обычной штриховки и тона, а кое-где среди цветных работ и вовсе не было настоящей чёрной краски. А одна из картин и вовсе была написана с виду хаотичными мазками, которые вблизи казались простой мешаниной. Однако стоило отойти на несколько шагов, как среди этого хаоса обнаруживалось настоящее живое изображение. И это казалось настоящим чудом! Видел Салли и то, как Лориен работает над небольшими заказами, которыми подрабатывал, если отец давал мало денег на руки. К тому же это давало необходимую практику. Лориен рисовал небольшие картины — от простеньких натюрмортов до пейзажей. На небольших холстах, деревянных досках, кругляшах, загрунтованных гипсом, которые потом использовались в отделке интерьеров в зажиточных домах. Иногда он не покупал готовые краски, а изготавливал их сам по технологиям ранних мастеров. Достать некоторые ингредиенты было непросто, и молодой художник чего только не придумывал, чтобы раздобыть искомое!
В мастерской уже накопилось немало законченных картин, и их художник показал Салли уже в первый же день. Загородные пейзажи, пара городских с видом строящихся объектов, несколько омежьих портретов и натюрмортов. Салли не мог не восхититься увиденным — друг каким-то невероятным образом наполнял свои картины неописуемой магией. Тончайшие оттенки, которые глаз едва улавливал, изменяли привычные вещи, глаза натурщиков казались живыми, а предметы на натюрмортах вызывали самые разные чувства из-за особенностей света на полотне. Особенно Салли понравилась небольшая картина, на которой Лориен написал горящую в тёмной комнате керосиновую лампу, свет которой играл на стоящем рядом хрустальном винном бокале и отбрасывал причудливые тени от охапки высохших трав. Картина не была так хороша, как новые работы беты, однако вызывала какое-то щемящее чувство в груди. Стоило об этом сказать, как лицо Лориена стало грустным.
— Ты понял.
— Ты... не просто так её написал, верно?
— Я написал её в годовщину папиной смерти. Я один тогда пришёл на кладбище — отцу и Мастерсу было плевать. Как и всей остальной родне. Я стоял над могилой, вспоминал, как папа пахал на них, обеспечивая уют и вкусный ужин, как они с ним обращались, и мне было больно. Все эти травы — это те, которыми для меня пах папа. Бокал — это отец и брат. Мрак — моя жизнь без папы, а лампа — моя надежда. Видишь, что именно тени рисуют на стене? — Салли присмотрелся и увидел фигуры двух людей. Омеги и его ребёнка. Лицо малыша было довольно чётким, и Салли узнал друга. Омега не отличался идеальной красотой, но был очень мил. Особенно с печальной улыбкой на лице.
— А почему бокал отражает свет? Сквозь него он не проходит, и это неправильно. Потому, что твои отец и брат...
— Да. Знаю, символизм и аллегория в чистом виде, но я не мог не написать эту картину. Это помогло мне тогда, и потому эту картину я никогда не продам.
Работал Лориен довольно быстро, но внимательно, и Салли порой недоумевал — зачем друг учится, если он и сейчас всё умеет? Лориен только вздыхал, водя карандашом по очередному листку бумаги.
— Сейчас мало одного только таланта — нужна бумажка, заверенная кем-то известным, чтобы придавала вес. Конкуренция.
— А где ты раньше учился?
— В нашей школе был учитель математики, который на досуге баловался живописью. Он меня и начинал учить, когда как-то на уроке поймал — я вместо решения примера рисовал в тетради. Начинал учить как раз на небольших картинах с цветами и фруктами. Потом я начал заниматься сам, ходил по музеям и перерисовывал что-то, собирал коллекцию, чтобы упражняться дома. А когда я нарисовал портрет отца, то он разрешил мне поступать туда, куда я хочу. Даже снял мне эту квартиру.
— И что ты думаешь делать потом?
— На последнем курсе можно будет уже презентовать свои картины, вот я и создаю задел. Мы будем участвовать в выставках, где самые удачные картины можно продавать, и я рассчитываю подзаработать, чтобы самому оплачивать жильё, краски и холсты. Может, дадут какой-нибудь крупный заказ. Кроме того, в колледже изучают не только классическую живопись, но и гравюру, литографию... Это самые разные техники рисунка, которые применяются в типографском деле. Тоже неплохой способ заработать, да и сам принцип мне очень интересен. Даже в чёрно-белом исполнении можно создать настоящую картину.
— А ты не боишься, что когда фотография станет удобнее и цветной, живопись потеряет такое значение?
Лориен только насмешливо фыркнул.
— Во-первых, это будет ещё нескоро, а во-вторых, никакая фотография не заменит руку художника. Условия съёмки порой не самые удачные, блики способны помешать полностью запечатлеть кадр, возможен брак на стадии проявки, брак плёнки, царапины на объективе и так далее, да и фотографии со временем выцветают, особенно на солнце. И с объективом не договоришься — он показывает всё, как есть, а художника можно поуговаривать. — Салли рассмеялся, оценив шутку. — Картина, особенно правильно расположенная и покрытая лаком, хранится гораздо дольше, хранит яркость красок. Да и сама мысль, что её создала не бездушная штуковина, а живая рука, придаёт ей особую ценность. Художник может даже самую привычную вещь показать так, что останется только удивляться, почему ты не замечал этого раньше, поэтому мы никогда не потеряем работу. Её может стать меньше, но и только. Делать жизнь и окружающий мир красивее — это нормальное стремление, и мы можем это сделать. В любом материале и когда угодно. Мне тут не так давно пришла в голову одна идея, вот только всё руки не доходят...
Салли зачарованно слушал наставника, ловя каждое его слово, и однажды решился. Кёрк тогда отлучился в пивную, и Салли, посмотрев на наброски Лориена для композиции картины, осторожно рассказал первоначальную версию создания людей. Лориен выслушал молча, потом подумал, перебирая наброски, потом взял в руки портрет безымянного натурщика-альфы и первый рисованный портрет Салли, положил на столик рядом, посмотрел на них... и выпрямился, осенённый какой-то идеей.
— А что, если...
Художник схватил со стола новый лист и начал что-то набрасывать. Салли несмело заглянул ему через плечо и замер, не веря своим глазам. Лориен размашистыми штрихами набрасывал совершенно другой рисунок — на фоне дикого леса на земле скорчились две фигуры.
— Салли, как там именно было? Волк превратился в человека и отогнал всю эту свору?
— Да... — растерянно кивнул Салли, не веря тому, что видит.
Лориен прекратил водить карандашом по бумаге и встал.
— Так, ляг-ка на пол. Будем искать нужную позу для Иво.
— То есть ты...
— Я всё никак не мог понять, что мне покоя не даёт. Я бы давно начал работать с холстом — казалось, нашёл нужную натуру, всё обдумал, садись и пиши, но почему-то вы неважно сочетались с сюжетом — что-то шептало, что это не то. Теперь я понял, что именно. Попробуем поработать с этим, а там решу.
— И тебя не возмутило, что...
— Да плевать на святош и их байки! Я давно уже на традиционные трактовки плюю с Большого Белла! Каждый раз, как я видел картину или скульптуру на традиционный сюжет, меня коробило от того, как персонажей изображают, а твоя версия... Она свежая и неожиданная. И куда более правдоподобная. Хочу её попробовать. А кто тебе это рассказал?
— Папа Орри.
— А ещё что-нибудь он тебе рассказывал?
Так у Салли появился ещё один благодарный слушатель. Лориен был восхищён древней трактовкой и охотно пообещал сохранить это всё в секрете — посвящать в тайну Кёрка было бы несусветной глупостью. Может, парнем он был и неплохим, но слишком зашоренным. Набросков для нового сюжета становилось всё больше, а вскоре Лориен начал работать с холстом. Салли уже не столько позировал, сколько сидел рядом и следил, как бета легко и осторожно наносит на загрунтованный холст угольный рисунок, наживляет фон, а потом начинает накладывать краски слой за слоем, прорабатывая отдельные детали. Как он время от времени сосредотачивается на мелочах, потом снова берётся за общий колорит и композицию, расставляя свет и тень. Салли помогал новому другу, подавая тюбики с краской, моя кисти, готовя чай или кофе, стоя у плиты, чтобы накормить проголодавшихся художников. В квартире Лориена он уже чувствовал себя почти как дома.
Дома же всё потихоньку налаживалось. Период неразберихи в университете наконец закончился, и Тобиас смог начать работать на стороне, чем он и занялся, периодически возвращаясь домой очень поздно. Сидя дома, Салли не только хозяйством занимался, но и переписывал своей рукой какие-то бумаги, которые предстояло представить на суд каких-то больших начальников, ответственных за финансирование. По вечерам омега урывал и время для шитья, готовя мужа к ответственной поре — скоро должны были начаться приёмы в здании университета, на которых будет со всей торжественностью объявлено о достижениях науки, под которые ректорат планировал увеличить ассигнования и гранты. Тобиас, как представитель исторической кафедры, тоже должен будет выступить с небольшим докладом, и Салли спешил подготовить супругу достойный выходной костюм и надеялся, что успеет купить новые очки. На себя он тоже шил. В лавке с подержанными вещами омега нашёл несколько достойных вещей устаревшего фасона и начал перешивать. Тобиас не мог явиться на приём один, и Салли не собирался ударить в грязь лицом. В мастерской Лориена он отдыхал от повседневных забот, а отложенные деньги постепенно набирались на нужную сумму.
Надвигалась весна, а с ней и течка Салли. Близнецы и Рейган обнадёживающе рассказывали, что первые опыты закончились успешно, и обещали наделать презервативов для Мариусов, чтобы не прибавить и без того издёрганному Тобиасу лишний рот на шею. Салли так радовался, что всё наконец выправляется, что забыл про осторожность, что очень не любит Многоликий. Рано или поздно ложь должна была вскрыться, и она вскрылась.
Тобиас заглянул к родителям, получив очередное жалование, и очень удивился, не застав там Салли.
— Нет, дорогой, Салли сегодня не приходил, — покачал головой Елеазар. — Я вообще его уже которую неделю к себе зайти не могу упросить.
— Как это? Он же говорит, что часто к вам заходит.
— Не заходит он к нам, ты что-то путаешь. Ты хорошо себя чувствуешь? — встревожился омега, щупая лоб сына. — Ты же так устаёшь в последнее время, да и после Нового Года было непросто...
У Тобиаса колени подкосились. Салли то и дело приходил откуда-то довольно поздновато и рассказывал, что навещает Елеазара. Весело так рассказывал, с огоньком, спешил приготовить ужин, после чего садился работать с бумагами или шить. На днях состоялась первая примерка нового выходного костюма, и Тобиас был потрясён тем, что получилось. Ему безумно понравилось, и бета с нетерпением ждал торжественного вечера на котором представит всем своего супруга, о котором по университету давно слухи ходили. А тут выясняется, что Салли что-то скрывает, прикрываясь откровенным враньём!
Тобиас вспомнил, как они миловались не так давно на сон грядущий, и от рук Салли пахнуло жидкостью, которой художники и маляры отмывают кисти от масляной краски. Салли, смеясь, пожурил супруга за мнительность и посоветовал побольше спать, а то скоро совсем запутается, что чем пахнет. После чего опрокинул его на спину и навалился сверху, страстно целуя. Салли вообще стал каким-то другим — особенно оживлённым.
— А откуда он тогда продукты брал? — невольно сказал Тобиас вслух.
— Ты о чём? — нахмурился Елеазар.
— Да... когда у нас с деньгами стало совсем туго, и мы печь протапливали только на ночь, чтобы не замёрзнуть, он приносил еду и говорил, что это от тебя.
— Говорю же, малыш, я сейчас нечасто Салли вижу — так, встречаемся мимоходом в городе... — Елеазар недоумённо потрепал свою чёлку. — Если Салли тебе лгал, то зачем?
— Вот и я не понимаю. Ладно, пап, я пойду.
Всю дорогу домой Тобиас перебирал в уме события последних недель. Салли вёл себя как обычно, но, возвращаясь домой откуда-то, где пребывал довольно долго, не выглядел уставшим или недовольным. Напротив, он словно был где-то, где было очень весело — у омеги глаза блестели. Тобиас было подумал, что, возможно, его супруг... и тут же начал гнать эту мысль подальше. Разумеется, Рейган часто рассказывал, как некоторые замужние омеги, встретив более привлекательных партнёров, охотно спали с ними, добирая того, что никогда бы не увидели от мужей — Тобиас и сам был грешен — но чтобы Салли... При его-то разборчивости? Никогда!!! Если бы Салли был таким, то давно бы!.. Не стал бы он вести себя как ни в чём не бывало, если бы начал гулять на стороне!!! Да и вообще не стал он ложиться под первого встречного, ведь он верный и примерный супруг!!! Он отказался от сытой жизни ради него и свободы!!! В верности своего мужа аспирант не сомневался — он чувствовал её всем своим существом!!!
Тобиас ускорил шаг, спеша домой. Сегодня Салли никуда не собирался, чтобы закончить с перепиской первой части университетских каталогов, заказ на который всё-таки удалось получить, и дошить парадно-выходную рубашку для мужа. Надо серьёзно с ним поговорить и выяснить причину вранья!
Ворвавшись в квартиру, Тобиас сразу учуял, что Салли дома нет, и ушёл он не так давно. Шитьё висело на вешалке, на столе аккуратными стопочками лежали исписанные листы и новенький журнал из архива университета. Тобиас перебрал их. Всё дописано красивым аккуратным почерком Салли. Где же сам Салли? В лавку за едой пошёл? Но ведь они ещё позавчера закупились на несколько дней вперёд, чтобы не бежать за какой-нибудь мелочью, если снова заметёт.
Тобиас, теряясь в догадках, поднялся к пустой стойке консьержа и наткнулся на одного из соседей, с которым были весьма натянутые отношения. Альфа Рекс сразу положил глаз на Салли, и понадобился очень внушительный Дуглас, чтобы растолковать такому же, как он, работяге, что этот омега неприкосновенен.
— Привет, Тоби! — ухмыльнулся сосед, заметив напряжённое лицо историка. — Потерял кого?
— Ты Салли не видел? А то его дома нет.
— Ушёл твой Салли, — скабрезно усмехнулся альфа, опираясь на перила ведущей на второй этаж лестницы.
— Куда?
— Известно куда. К нему какой-то пацан с запиской прибежал, твой Салли тут же собрался и куда-то умчался. Весёлый такой!
— Что?.. — Колени историка резко ослабели, и он пошатнулся.
— Ты только теперь допирать начал? Да Салли твой уже давно при первой же возможности из дома убегает.
— Куда? — Внутри беты всё оборвалось.
— Не знаю, но догадываюсь. — Ухмылка Рекса стала ядовитой. — Этот ваш Рейган с ним частенько уходит-приходит, и они так оживлённо обсуждают каких-то Лори и Кёрка... Думаю, что твой мокряк нашёл себе кого-нибудь побогаче — этот Лори ему деньги даёт. Интересно, за что именно — за задницу или рот?
Тобиас скрипнул зубами, отказываясь верить услышанному.
— Что ты сказал?
— То, что слышал. Или ты не знаешь, какие это шлюхи?! Думаю, что ваш Рейган его сосватал кому-нибудь...
Тобиас не выдержал, запрыгнул на нижнюю ступеньку, вцепился в ворот соседа и врезал ему кулаком по носу. Ещё и на их лучшего друга напраслину возводит?!! Как только язык поганый повернулся??? Рейган в Салли души не чает и ни за что бы не стал так подставлять!!!
Рекс только головой мотнул, оскалившись и ухмыляясь ещё шире. Интеллигент гневается!
— Врёшь, псина!!!
— Охота была! — Рекс потрогал нос, из которого потекла кровь. — Такой пирожок, как твой Салли, просто обязан искать более перспективного ё...я. Думаешь, он будет ждать, пока ты начнёшь прилично зарабатывать? Ага, щас! Небось уже подумывает обзаводиться выводком, а его ещё кормить надо.
Рекс уже когда-то был женат, но семья не сложилась — Питер сбежал от мужа вместе с двумя детьми, когда Рекс в очередной раз остался без работы и начал пропадать по пивным. Альфа проклинал своего неверного и говорил, что тому только деньги и были нужны. Правда, соседи-омеги утверждали, что дело было не в этом, а в том, что Рекс был крайне жестоким и не раз бил мужа, а тогда напился в хлам, выместил все свои проблемы на младшем омежке, и Питер, боясь, что муж когда-нибудь просто убьёт малышей, сбежал, едва встретил проезжавшего мимо и остановившегося на три дня у Рейнольдсов недурно пахнущего коммивояжёра.
— Салли не такой!!! И Рейгана ты совсем не знаешь!!!
— Все они такие!
Рекс развернулся и потопал вверх по лестнице — разбираться с Альваром или Дугласом, если покалечит "дохлого учёныша", альфе не хотелось.
Тут к стойке подошёл Оскар, который всё видел и слышал.
— Тобиас...
— Оскар, вы знали, что Салли то и дело куда-то уходит из дома? — Бета вцепился в перила, чтобы твёрже держаться на ногах.
— Так ведь он работу себе нашёл, — удивился омега. — Его Рейган провожает и забирает, и, похоже, что там вполне безопасно. Они просили меня ничего тебе не говорить, а то ты рассердишься и запретишь, а у вас с деньгами было тогда туго. Салли просто помочь хотел.
— А куда они ходят?
— На улицу Золотых фонарей. Точно не говорили, но там их наверняка помнят. Ты поспрашивай.
Тобиас выругался, вспомнив, кто преимущественно живёт на той улице. Неужели Салли всё-таки?..
Историк тут же помчался по указанному адресу. Местный дворник-омега быстро вспомнил Салли и охотно указал, куда "этот красавчик" ходит. Даже сказал к кому, и Тобиас моментально вскипел, как чайник. Этот "Лори" оказался студентом-художником!!! Причём жил не один, а с приятелем!!! И, судя по всему, квартиру оплачивает его отец — отнюдь не бедный. Стоило Тобиасу услышать фамилию, как в глазах потемнело.
Райли!!!
Владелец соляных приисков и двух консервных заводов Джулиус Райли как-то был противником Эркюля Мариуса в одном из дел. Начав свой бизнес с того, как обманом выманил право на разработку соляных пластов, бета быстро пошёл в гору. На заводах и разработках пользовались любым поводом, чтобы срезать работягам зарплату, а омегам, работавшим там практически за бесценок, и вовсе приходилось туго. Кто-то потом просто пропал бесследно. Не выдержав такой несправедливости, восемь омег подали в суд, и дело принял старший Мариус в качестве помощи от государства. Отец Тобиаса докопался до какой-то особенной грязи, и это помогло выиграть дело — Райли пошёл на мировую, заключив сделку. Насколько Тобиас помнил, у Джулиуса было двое сыновей, старший уже возглавил один из заводов, а младший пока был не у дел. Уж не к нему ли шастает Салли?!
На третий этаж Тобиас взбегал на всех парах. Сердце колотилось так, что даже в ушах отдавалось! Нужную дверь нашёл быстро и тут же услышал голос Салли.
— ...не так трудно.
— А если подумать? — поинтересовался незнакомый хриплый голос, и Салли захихикал.
— Щекотно! Прекрати!
— Это для дела.
— Ага, конечно! Ты же обещал!..
Тобиас ясно расслышал игривые нотки в голосе мужа и, забыв про всё, ворвался в квартиру, практически вынеся дверь. То, что он увидел, потрясло его до глубины души и подтверждало слова Рекса.
На алой тахте с гнутыми ножками возлежал его Салли в весьма фривольной позе. Омега был практически голый — только лёгкий шёлковый лоскут обвивал его на манер набедренной повязки. Густые шелковистые волосы разметались по плечам, и их неторопливо перебирал долговязый парень-бета в наполовину расстёгнутой рубахе, заляпанной красками. На полу стоял поднос с сочными фруктами, среди которых даже был полупрозрачный и безумно дорогой виноград с приморской границы. Напротив них в кресле восседал другой бета — полный, белобрысый, пониже, одет попроще — и неспешно смаковал пиво из большущей кружки. У его ног стоял небольшой бочонок. Тоже со следами краски на одежде и готовый раздеться по первому же требованию Флоренса. Едва дверь с грохотом распахнулась, все трое замерли, после чего Салли тихо вскрикнул и отвернулся, пряча лицо и потянув на себя покрывало, свисающее со спинки.
Долган поднял лохматую голову и уставился на гостя.
— Ого! А чего без стука? Теперь дверь чинить... Салли, кто это?
— Это мой... муж, — чуть слышно прошептал Салли и съёжился.
Долган вгляделся в Тобиаса, начавшего порыкивать, и вдруг широко улыбнулся.
— Точно, это Тобиас! Теперь вспомнил! Значит, всё-таки узнал, что ты к нам ходишь? Вот и познакомимся. — Долган легко вскочил и шагнул навстречу гостю, протягивая руку для приветствия. — Привет, я Лориен, но ты мо...
Тобиас, не помня себя от злости, размахнулся и врезал сородичу под дых. Лориен охнул и отшатнулся, пытаясь восстановить дыхание. Второй художник выронил недопитую кружку и юркнул за своё кресло. Салли сжался на тахте ещё сильнее. Тобиас в три шага приблизился к нему, пинком отшвырнул поднос — яблоки и персики раскатились в разные стороны, несколько виноградинок попало под сапог и брызнули соком — и вцепился в плечо, разворачивая к себе.
— Вот значит как? Надоело с хлеба на воду перебиваться? Назад потянуло? И чем они тебя купили?
— Милый... ты всё не так понял... — Салли только ещё сильнее поник. В его глазах блестели слёзы. — Я всё могу объяснить... Прости, я должен был сказать раньше...
Хлёсткая пощёчина оборвала речь омеги.
— Как ты мог??? Я верил тебе, а ты меня предал??? И с кем??? С Райли???
— Но всё совсем не так...
— Живо одевайся!!! Мы идём домой!!!
— Да, милый.
Салли, всхлипывая, встал с тахты и начал одеваться. Мимоходом Тобиас отметил, что его одежда сложена на ближайшем стуле уж как-то слишком аккуратно. Тем временем Лориен пришёл в себя и снова попытался подойти.
— Слушай, Тоби, ты всё не так понял...
Тобиас снова его ударил. Что-то хрустнуло — наверно, нос художника. Историка взбесила та фамильярность, с которой к нему обратился этот парень. Мало того, что спит с его омегой, так ещё и считает это поводом записываться в приятели??? Не на того напал!!! В пылу гнева бета даже не учуял, что случкой в комнате и не пахнет. Не заметил он и мольберт со слегка прикрытой полотнищем картиной и россыпь набросков на столе, на которых звероподобный альфа и омега то сидели у ручья, то играли на травке, то просто сидели бок о бок и любовались проплывающими в небе облаками. Лицо Салли, запечатлённое рукой Лориена, выражало целую гамму восторженных либо умиротворённых эмоций.
Лориен потерял равновесие и рухнул на пол. Салли кинулся к нему, не успев застегнуться.
— Лори! Прости, пожалуйста! Я всё ему объясню...
— Сильно же твой Тобиас художников не любит, — прокряхтел Лориен, поднимаясь и прикрывая разбитый нос ладонью. — А чего сразу в бутылку-то лезть? Он же тоже бета!
— Я объясню...
— Салли!!! — рявкнул Тобиас, снова закипая — Салли с таким страхом разглядывал побитого, что это буквально сносило остатки самообладания. — Отойди от него!!! Одевайся!!!
— Да... конечно...
Салли торопливо оделся, обулся, собрал волосы в небрежный пучок на затылке и покорно подошёл к мужу, не смея смотреть ему в глаза. Омега молча плакал, теребя в руках шарф. Тобиас бесцеремонно схватил его за локоть и потащил к выходу. На пороге Салли всё же обернулся и снова прошептал:
— Лори... прости, пожалуйста...
Лориен ответить не успел — Тобиас потянул мужа за собой к лестнице.
На улице поднялась метель. Тобиас тащил за собой молча рыдающего Салли, не замечая, как его омега то и дело спотыкается и падает. Бета был в ярости. Весь его мир рушился.
Как такое могло случиться??? Как Салли мог предать его??? Его Салли — удивительный и прекрасный омега с безупречным вкусом и придирчивым носом??? Неужели его привлекли деньги Райли??? И он врал, подстраховываясь, если ничего не выйдет??? Откуда столько подлости и коварства???
— Тобиас... любимый... позволь мне объяснить...
Тобиас остановился, рывком прижал Салли к стене ближайшего дома и, яростно дыша на него, вцепился в воротник пальто. Салли тихо охнул от боли — твёрдая кирпичная стена не была мягким матрасом. Шарф сполз с его головы, и омегу начал пробирать колючий холод.
— Чем он тебя купил??? Как часто ты с ним спишь??? Говори!!!
— Тобиас... милый... ничего не было... я правду говорю...
— Как и о том, что ты ходишь в гости к папе???
— Да... я врал... но иначе было никак. Рейган...
— Рейган??? — Очередная волна болезненного разочарования накрыла бету. Рейган, самый близкий и верный друг, едва не ставший чем-то гораздо большим... Неужели с ним всё-таки случилось то, чего он боялся?!! Если прежде Тобиасу и в голову бы не пришло Двуликого ударить, то если бы Рейган попался под руку сейчас, был бы прибит прямо на месте. — Так это он тебя туда привёл?!! И многому он тебя обучить успел??? Он у нас шлюха с опытом...
— Нет... не надо так... Он не хотел...
— Не хотел??? И всё же приобщил тебя к своему ремеслу??? Так вот что, милый, раз такая пьянка пошла, то теперь ты будешь получать то, что заслуживаешь. Нет, разводиться с тобой я не буду — жалко сил, потраченных на тебя! — но теперь всё будет по-другому.
— Да... хорошо... только не бросай меня...
— Не брошу. Но снисходительности не жди.
Салли молча кивнул. Омега ясно чуял, как зол муж — аромат цветущей сирени пронзил такой едкий запах гари, что сирень едва ощущалась — но не вырывался, как учил Рейган, а терпел. Это просто недоразумение. Да, ложь вскрылась, но ведь ничего такого не было! Лори просто взял небольшой перерыв в работе над текущей картиной и искал новые сюжеты про Первое Семейство. Пока он рисовал только Иво и Адама. Да и печь в доме перетопили. К тому же на сегодня встреча запланирована не была — ожидался небольшой сабантуй в колледже — но внезапно какой-то мальчишка принёс записку, что всё отменяется, а значит — можно продолжить. И Салли, торопливо закончив домашнюю работу, сорвался к Лориену. Надо потерпеть, подождать, пока Тобиас успокоится, а потом всё ему объяснить. Тобиас не сможет не понять! Они же так хорошо живут, и первое задание из университета выполнено полностью, и костюм дошит... Лучше смерть, чем немилость, а сейчас стоит просто потерпеть.
Не зря Орри в своё время говорил: "Терпи!"
Оскар оторопел, увидев своих квартирантов, но ничего не сказал — только чуть поморщился, когда Тобиас проходил мимо стойки консьержа. Салли успел мотнуть ему головой, молча прося не вмешиваться, и сородич остался на месте.
Комната уже успела заметно остыть. Тобиас втолкнул мужа внутрь, Салли, спотыкаясь, слетел с лестницы и упал на пол.
— Поднимайся! Ты ещё не сполна заплатил за предательство.
— Всё не так... Позволь мне объяснить...
— Нечего тут объяснять. Я всё видел собственными глазами. И что ты только разглядел в том уроде?!
— Лори не урод... Он просто...
— Ах, не урод?!! Тогда понятно! Всё-таки деньги?! И ты не знал, что у него за родня??? Да с этой семейкой ни один нормальный омега не свяжется, даже если будет подыхать с голоду!!!
— Лори не такой...
Попытки мужа защитить этого художника взбесили Тобиаса ещё больше. Не такой? С такой-то роднёй?! Даже Рейган, когда подрабатывал у Расмусена, рассказывал, насколько жестокими клиентами были Джулиус Райли и его старший сын Мастерс! После их "развлечений" иные омеги по два-три дня отлёживались, не только залечивая синяки. И как он только посмел отвести Салли к сыну такого мерзавца?!! Не знал, куда тащит?.. Хотя, всё это неважно. Пусть только появится и тоже получит на орехи!
Тобиас рывком поднял мужа с пола и резко приказал:
— Раздевайся!
Салли покорно начал раздеваться. Что бы не сделает Тобиас, это надо перетерпеть. Потом он успокоится, и тогда можно осторожно всё объяснить. Потом придёт Рейган и расскажет, как всё было, потом они сходят к Лори вместе, и Тобиас собственными глазами увидит прекрасную картину, которую Лори скоро должен закончить. Жалко, если она так и останется незаконченной.
Тобиас обошёл обнажённого супруга кругом. Ни одного синяка, и случкой почему-то не пахнет, однако злость не унималась. Значит, просто не успели. Да, вовремя он пришёл, а то убил бы на месте, и даже отец вряд ли смог бы его отмазать по статье "Защита чести и достоинства".
— Ну, и чему Рейган успел тебя научить?
— Научить? О чём ты...
— Не ври! — Тобиас снова ударил Салли по лицу. — Раз уж ты пошёл по рукам, то просто обязан был попросить у него совета. Ладно, не отвечай. Просто делай своё дело.
И Тобиас начал рывками расстёгивать брюки.
Салли быстро понял, что это означает, и сглотнул. Рейган рассказывал про подобные "развлечения", но Тобиас ни разу даже не намекал, что хотел бы попробовать это. Он всегда считал это очередным способом унизить омегу. Учитывая, какие "сведения" о природе омег с прежних времён ходят в народе, а также укореняются Церковью, сам факт, что омега берёт в рот то, что периодически шурует в его заду, служило неистощимым источником для самых пошлых шуток и анекдотов. Про которые сами омеги, разумеется, прекрасно знали. Потому-то иные альфы и беты никогда не целовали омег в губы — брезговали.
— Пасть открой.
Салли колебался, но бета разжал его челюсти силой, и Салли едва не задохнулся. Он совершенно не умел этого делать, да и Рейган, когда подрабатывал у Расмусена или на улицах, прикрывал рот каждый раз, когда рассказывал об этом. Салли едва не стошнило, когда плоть мужа ткнулась в его горло, но удар по затылку напомнил, что сейчас лучше не сопротивляться, как и давление взбешённого беты.
"Терпи!"
Салли взял себя в руки и покорно начал облизывать, вспоминая рассказы друга-Двуликого. Так старательно, как только мог. Запах гари сильно мешал, Салли то и дело морщился, но продолжал терпеть, считая это вполне приемлемым наказанием за обман. Нужно только перетерпеть, а там всё разъяснится, и будет, как раньше.
Пальцы Тобиаса немилосердно впивались в волосы на затылке, узел начал набухать...
— Достаточно. Поднимайся.
Тобиас ничком швырнул Салли на постель, коленом раздвинул его ноги и одним движением ворвался в дрожащее тело. Салли вскрикнул от боли — едкая гарь совершенно не способствовала появлению желания, когда и пальцы-то были не нужны — но был тут же прижат к одеялу.
— Молчи, шлюха!
Оставалось только терпеть. Салли молча плакал, поддаваясь толчкам мужа, и вспоминал, как его едва не изнасиловал родной отец. Тобиас, помнится, обещал, что Салли никогда не переживёт подобного... и сам же это сделал... Нет, терпи! Это от злости и недопонимания! Тобиас не злодей! Он всё обязательно поймёт, когда успокоится! Он же такой умный!..
Когда всё закончилось, то сцепки, разумеется, не последовало. Тобиас слез с мужа, тяжело дыша. Он едва помнил себя от очередного разочарования.
— Что, теперь брезгуешь? И где твоя страсть? Я тебе больше не нужен стал?..
— Салли!!!
В квартирку ворвался запыхавшийся Рейган — Тобиас забыл запереть дверь. Увидев встрёпанного бету и Салли, лежащего на кровати — со следами крови на ягодицах — Двуликий пришёл в ярость.
— Что ты наделал, кобель??? Да как ты посмел???
— Я??? — резко обернулся Тобиас, снова вскипая от одного вида второго омеги. — Да как ты?..
Рейган просто молча ударил. И ударил снова. Тобиас сложился пополам, а потом рухнул на пол. Рейган бил его и бил, не жалея кулаков, пока в него не вцепился Салли.
— Рейган, не надо! Это просто недоразумение! Всё разъяснится, когда Тобиас успокоится...
— Успокоится??? После того, что он с тобой сделал???
— Так мы же его обманывали! Я обманывал! Я виноват...
— Нет, Салли! Виноват я один! Ты же предлагал их познакомить, чтобы ходить к Лори открыто, а я тебя отговаривал. И вот результат — ты в крови! Неужели ты думаешь, что Тоби поверил бы сразу, если бы мы сказали, что Лори не такой, как его отец и старший брат? Только поэтому я тебя и отговаривал. И ошибся. Отвечать за это должен я.
— Как там Лори? — всхлипнул Салли.
— Ничего, до свадьбы заживёт, но он за тебя переживает. Прихожу я к нему, а он с разбитым носом и бормочет, что с тобой беда. Даже бежать за вами хотел, но Кёрк удержал. Всё-таки какие-то мозги у него есть, даром что трус. Я тут же к вам... Что он ещё сделал?
— Заставил взять в рот, но это ничего...
— Ничего??? — снова вскипел Рейган, и Салли невольно отшатнулся, что вынудило Двуликого опомниться. — Прости, Салли. Ладно, ложись, я сейчас быстренько воды согрею, обмою тебя, а потом за мазью сбегаю. Дон говорит, что такие штуки сразу лучше обрабатывать, чтобы инфекцию не занести.
Тобиас слушал их разговор, всё больше приходя в недоумение. Злость потихоньку начала униматься.
— Ты картину видел? — тихо спросил Салли, осторожно ложась на кровать и кривясь от боли.
— Да, и другие эскизы тоже, — кивнул Рейган, набирая воды из ведра. — Поди поверь, что подобное мог нарисовать мерзавец и сволота! Лори всё-таки гений. Если картина так и останется незаконченной, то будет очень жалко.
— Какая картина? — кое-как выговорил растерянный историк.
— Обыкновенная — на холсте и маслом, — зло ответил Рейган, пристраивая кастрюлю на решётке очага, после чего развёл огонь и подкинул дров. — И это называется "Я верю друзьям."?! Ты где свои выдающиеся мозги растерял??? Как ты мог поверить, что Салли способен на измену??? Он хотел искать работу, чтобы помочь тебе, и я нашёл самый безопасный вариант. Салли смотреть не мог спокойно, как ты мучаешься! Может, Джулиус и Мастерс и сволочи, но Лори совсем не такой. Да, пахнет неважно и мордой страшен, как насмешка Деймоса, но парень хороший. Он художник по призванию, предан чистому искусству и никогда бы не причинил Салли вреда. Между прочим, он пишет картину на сюжет из первоначального Первого Завета, а не по традиционному, как сначала хотел. Ты лучше застегнись — смотреть на тебя противно.
Бета опомнился и увидел на себе кровь. И это отрезвило его окончательно.
— Рослин Мудрейший... как это могло произойти?..
— Вот именно, как??? — снова начал наступать на него Двуликий, тыча пальцем. — Ты что говорил? Ты какие клятвы давал? Да, Салли тебя обманывал, но только потому, что я настаивал. С меня и спрашивай. Ладно, пусть пока вода греется. Я за мазью схожу — тут недалеко.
Тобиас, лихорадочно оправляясь и застёгиваясь, вскочил, бросил испуганный взгляд на скорчившегося на постели Салли и кинулся за парнем.
— Рейган... подожди...
Тобиаса разъедал изнутри жгучий стыд. Ну как он мог так подумать о самых близких ему людях?!! Салли — бесценный дар богов, который был вручён ему на сохранение, Рейган — настоящее воплощение верности, усомниться в котором — страшный грех. А он...
Уже на улице Двуликий снова крепко врезал историку под дых. Тобиас налетел на стену и сполз на снег. Рейган навис над ним, вцепившись в ворот шинели.
— Если я ещё раз увижу, что Салли из-за тебя плачет, то я его у тебя отобью. И мне плевать, что он тебя любит до беспамятства! Никто и никогда не посмеет обидеть моего Салли!!!
Тобиас застыл, увидев в глазах Двуликого неприкрытый огонь ярости, похожий на тот, что совсем недавно бушевал в нём самом. Ярость, похожая на гарь, была и в запахе парня. И по слову "моего" Тобиас всё понял.
— Ты...
— А что, для тебя это новость? Думаешь, что Двуликий не способен влюбиться в нормального сородича? Ты забыл, что нам рассказывал Салли? Да, я люблю его. С самой первой встречи, но не стал вставать между вами, видя, как он тебя любит. Тебя, понимаешь, дурья твоя башка?!! — рявкнул омега бете прямо в лицо. Тобиас даже зажмурился. — Я бы никогда не повёл его туда, где ему грозила бы опасность!!! Я три раза позировал Лори и других натурщиков к нему приводил. И никто не жаловался. На эти самые деньги Салли покупал еду, да и с собой ему тоже давали — Лори о своих натурщиках всегда заботится. И Салли откладывает часть этих денег тебе на новые очки.
— Что?..
— Да. Мы тут как-то мимо лавки оптики проходили, и Салли присмотрел пару для тебя, но она стоила слишком дорого, и Салли договорился с продавцом, что он отложит, пока Салли денег не подкопит. Он для тебя старался!!! И Лори его учит рисовать, чтобы Салли мог не просто ездить с тобой в экспедиции, но и реально помогать.
— Но ведь я видел...
— Да что ты видел?!! У Лори свой метод работы с натурщиками, подход к сюжету и постановке композиции, и именно это ты и видел. Обязательно было сразу лезть с кулаками? Так трудно было выслушать сначала? Неужто Деймос совсем тебе мозги вышиб? Ты же никогда таким не был, Тоби! Что с тобой случилось?
Рейган замолк, чтобы перевести дух и выпустил воротник беты. На его лице отчётливо проступило разочарование, и это окончательно потушило бушующий в душе историка ураган. Тобиас начал вставать на ноги, всё больше понимая, что натворил. И в душе тоскливо заныло. Бета крыл себя последними словами за то, что поверил Рексу. Да этот гад что угодно наговорит, чтобы выставить всё так, как видит сам! Безмозглый озабоченный кретин!
— Боги милостивые...
— Богов не поминай — не помогут! — безжалостно оборвал его Рейган. — Значит, так, с Лори разбирайся сам, как хочешь, но если ты снова причинишь боль Салли... И папе твоему всё расскажу, а он с тебя три шкуры спустит, когда картину увидит. Уж Елеазар не станет так спешить с выводами, как ты.
— Рейган... — с мольбой выдавил из себя Тобиас, не зная, какими словами вымаливать прощение.
— И Салли ни полслова, понял? — уже спокойнее сказал Двуликий, прислоняясь к стене. Его запах заметно полегчал, а гарь начала выветриваться. — Я не собираюсь вам мешать. Я был вам надёжным и верным другом и хочу им остаться, чтобы хотя бы так быть рядом с тобой и Салли. Всё, я пошёл, и чтоб, когда вернусь, вы помирились.
Салли тихо лежал на постели, чуть вздрагивая от тихих рыданий и боли. Вот скрипнула, открываясь, дверь, ей отозвались старые ступеньки, и в полуподвальчике снова запахло цветущей сиренью — гарь ушла. Салли привстал и с надеждой обернулся к мужу, спускавшемуся по лестнице.
— Тобиас...
— Прости, Салли. Я не знаю, что на меня нашло. Я же тебе обещал...
Тобиас смотрел на своего омегу, и по лицу было видно, что он глубоко раскаивается. Бета чуть не плакал. Салли сполз с постели и подковылял к нему, морщась от боли.
— Тобиас...
— Тебе очень больно?
— Ничего, пройдёт. — Салли прильнул к мужу, блаженно вбирая его очистившийся запах с изрядной примесью морозной свежести. Как же хорошо, что это недоразумение так быстро разъяснилось! Многоликий натешился и смилостивился. — Ты только больше не дерись сразу, хорошо? Я не хочу, чтобы мы начали ссориться.
— Я больше никогда на тебя руку не подниму, обещаю. — Тобиас крепко и бережно обнял мужа, тоже вдыхая его чистый аромат, от которого становилось легче и спокойнее. Салли любит его. Искренне любит. И оттого осознавать содеянное было вдвойне тяжело.
— Я так виноват... Прости...
— Да оба хороши. Это в первый и последний раз, клянусь тебе.
Когда вернулся Рейган, вода уже согрелась, и историк бережно и осторожно ухаживал за мужем. Салли чуть слышно стонал от боли, но терпел и не дёргался.
— Кажется, всё. Сейчас я тебя оботру...
— Я потерплю.
— То-то же, — проворчал Рейган, выкладывая на стол жестяную баночку с мазью. — Мазать два раза в день, перед этим остатки прежней смывать начисто. Через три-четыре дня можно уже ограничиться одним разом в день до полного заживания. Сильно порвал?
— Обошлось, но мелких трещинок много, — вздохнул Тобиас, откладывая сухое полотенце. — Гарь от меня не позволила расслабиться.
— Дай я посмотрю. — Рейган осторожно обследовал Салли и успокоился. — Да, могло быть и хуже. Повезло, называется. Значит, Деймос просто подножку поставил, а не планировал вас разводить.
После обработки лечебной мазью Рейган велел Салли ложиться в постель и отдыхать, а сам занялся ужином. Рейган сам по себе был омега хозяйственный, как любой нормальный деревенский житель, многому успел научиться на различных подработках, вот только реализовывать навыки чисто для себя возможностей было слишком мало — своего жилья у парня так и не появилось. В основном, он старался для друзей и знакомых. Тобиас виновато начал помогать — Двуликий не спешил менять гнев на милость.
— Слушай... а этот... Лори... он сильно разозлился?
— Изрядно, но я уговорил его сразу тебе морду не чистить — Салли немало о тебе рассказать успел. Теперь ждёт, когда вы вместе придёте, чтобы показать тебе свою работу. Лори давно хочет с тобой познакомиться.
— Но почему ты?..
— Он вас ещё на Новый Год срисовал, но подойти не успел, а потом из виду потерял. Лори к тому моменту уже картину свою задумал, искал подходящую натуру. Я с ним в пивнухе встретился, когда следил за одним типом по заданию твоего отца, мы поговорили, и я понял, что Лори имеет в виду именно Салли. Салли уже тогда начал подумывать об устройстве на работу, и я решил свести его с Лори. Я знал, что Салли там будет в полной безопасности, но твои предубеждения на счёт художников, да и сама фамилия...
— Но как Лори получился приличным человеком?
— Во-первых, он художник от Светлейшего и способен видеть и ценить красоту и чистоту. Во-вторых, он младше Мастерса на десять лет. Пока Джулиус старшим занимался, чтобы сделать его своим преемником, Лори с папой сидел, а Фиона воспитывал его иначе. Умер, когда Лори было пятнадцать. Лори очень его любил. Да, внешне получился тем ещё уродцем, грязи в основном от отца, нахватался, но душой он чист. И Салли говорил, что очень быстро перестал обращать внимание на его изъяны. А Спенсеры всегда умели чувствовать достойных людей. Лори как раз такой. И он слушает старые предания и верит им. Так что пойдёшь и поговоришь — картину надо заканчивать.
— Схожу, как только Салли станет лучше. Вместе пойдём.
— Тоби, пойми, сейчас такое время, что по-настоящему приличных в поле зрения мало, а у нас впереди трудная и тяжёлая работа. Нам надо искать сторонников, и Лори, как мне кажется, вполне способен нам помочь. Искусство — это сила, ты сам мне говорил, и если с его помощью Лори сможет донести до людей правду, то это нам только поможет.
Тобиас молча кивнул. Сказать тут было просто нечего.
После ужина Рейган ушёл, решительно заявив, что будет ночевать у художников. Отпускать его так скоро не хотелось — чувство вины ещё жгло. Хотелось посидеть втроём, чтобы поскорее сгладить след от случившегося, но удерживать друга силой историк не стал. Провожая, он чуял, что омега уже не сердится, но и забудет нескоро.
Супруги остались одни. Тобиас достал свой дневник, попытался описать сегодняшний день и причины своего бессмысленного и жестокого гнева, но так и не написал ни единого слова — рука не поднималась. Бета видел, что Салли не до сна — омега украдкой поглядывал на него, теребя край одеяла и покусывая губы, но молчал. И повисшее в воздухе молчание было невыносимым. Посидев немного над записями, сделанными рукой Салли, и всё ещё терзаясь муками совести, Тобиас всё же решил ложиться спать. Он погасил свет, снял верхнюю одежду и осторожно лёг рядом с Салли, который тут же прильнул к нему, вздыхая с облегчением.
— Я люблю тебя, — шепнул омега. — Ты всегда будешь для меня единственным.
— А ты — для меня. И это больше не повторится. Я не для того женился на тебе, чтобы ты плакал.
— Я так боялся, что может случиться что-то подобное... Потому и не говорил тебе про Лори. Теперь я всё буду тебе рассказывать.
Салли пошевелился, пристраиваясь рядом с мужем поудобнее, и зашипел от боли — мазь полностью её не уняла. Тобиас виновато приобнял мужа и ласково поцеловал.
— Прости...
— Ничего, скоро заживёт.
— Как я могу искупить свою вину?
— Разреши мне и дальше ходить к Лори. Когда я сижу рядом с ним, помогаю мыть кисти или просто что-то рассказываю, Лори очень хорошо работается. И я скоро смогу купить тебе новые очки. Уверен, они тебе подойдут больше, чем нынешние.
— И ты учишься рисовать?
— Да. Ты же рассказывал, как непросто бывает в экспедициях... А потом, когда ты станешь большим учёным, то я помогу тебе с выпуском твоей первой книги.
— Книги?
— Да. Про то, что мы найдём. Там будут красивые картинки и фотографии, я сам нарисую обложку и красиво выпишу название и твоё имя. Эта книга будет стоять на нашей полке и вдохновлять тебя дальше.
Тобиас только улыбнулся.
— До этого ещё далеко, а ты уже планируешь?
— Конечно. Я хочу, чтобы наш сын гордился своим отцом.
— Наш малыш... — Тобиас вспомнил, как Салли возится с Артуром, и невольно представил, как он будет точно так же возиться со своим первенцем. — Как ты думаешь, кем он будет?
— Омегой, — уверенно ответил Салли.
— Почему ты так думаешь?
— Я... его недавно во сне видел. — В голосе Салли проскочила знакомая нотка, и Тобиас навострил уши. — Маленького пока, но потом он подрастёт к тому времени, когда придёт пора зачинать его.
— Ещё одно предание? — Тобиас даже привстал.
— Да. Папа Орри же говорил, что видел меня во сне до моего зачатия. Меня, а не моих братьев. Да ещё и с родовым кольцом на пальце. Похоже, что Верные считали, что такие дети особенные. Что они потом либо станут великими либо сделают что-то, что может серьёзно повлиять на события и изменить их. И многие омеги так или иначе видят своих детей, которым суждено появиться на свет, во сне, но редко говорят об этом, поскольку мало кто им верит. И если ребёнок снится снова и снова, то его рождение уже предрешено Светлейшим, и даже козни Деймоса тут бессильны. Что бы не происходило, но пока ребёнок не родится, омеге бояться особо нечего. А разные мелочи, которые потом являются наяву, — это знаки, которые показывают, что люди идут в правильном направлении. Как и замыслил Светлейший.
— И что я должен сделать, чтобы наш малыш родился здоровым?
— Он уже будет чистым и здоровым. Ты только не делай так больше — я не хочу в тебе разочароваться и потерять свою любовь к тебе. Папа говорит, что чем сильнее взаимное притяжение, тем сильнее и чище будут дети. Как и задумал Флоренс. И я хочу, чтобы наш первенец был чист.
— Тогда я сейчас же исправлюсь.
Тобиас начал целовать и ласкать своего омегу. Нет, до конца он, конечно же, не пойдёт, но как-то скомпенсировать причинённую боль ещё можно.
Засыпал Салли с чувством неописуемого покоя на душе.
Открыв дверь, починенную буквально вчера, Лориен просиял. Нос у него, и впрямь, оказался сломанным, и Тобиас сразу вспомнил ту драку, где получил аналогичную травму. Вот только там всё было справедливо.
— Салли! Хвала Светлейшему! Я уже начал бояться, что Деймос оказался сильнее Рафаэля, и ты больше не придёшь...
— Всё в порядке, Лори, — сказал Салли, входя и сбрасывая с головы шарф с налипшим снегом. — Мы разобрались, а вчера Рейган водил Тобиаса по своим знакомым, которые тебе позировали, чтобы совсем убедить.
Художник, не помня себя от дичайшего облегчения, крепко обнял его.
— Вот и хорошо. Теперь мы сможем закончить картину...
Негромкий деликатный кашель заставил опомниться, и Лориен увидел за спиной Салли ревнивого супруга.
— Ой... извини... Я так переволновался...
— Понимаю. Я и сам постоянно переживаю, когда оставляю Салли дома одного надолго. — Тобиас вошёл в квартиру и протянул руку. — Ты прости меня. Деймос попутал.
— Его любимое занятие, — криво усмехнулся художник и охотно поприветствовал гостя. — Лориен, но ты можешь звать меня просто Лори.
— Тобиас.
— Горячего? — тут же предложил художник. — На улице пёс знает что творится — Зевс, похоже, не на шутку разгулялся на радостях.
— Я приготовлю. — Салли торопливо расстегнулся, и Лориен подхватил на руки его пальто и шарф. — Вы пока поговорите... А где Кёрк? — заметил, что в квартире пустовато, омега.
— Его срочно домой вызвали — с отчимом беда.
— Что именно?
— Не знаю. Кёрк не распространялся, а я не стал спрашивать.
— Наверно, что-то серьёзное, раз этот болтун не стал жаловаться...
Салли скрылся на кухне и привычно забренчал посудой. Тобиас посмотрел, как сородич умилённо смотрит в ту сторону, и окончательно поверил, что у Лориена никаких серьёзных видов на Салли нет и не было.
— Тебе так повезло... — вздохнул Лориен с завистью в голосе. — Тебя так любят! Хотел бы я, чтобы и меня так же кто-то полюбил.
— Может, кто-то и полюбит — ты хороший парень.
— Да ну! Урод я, да и пахну неважно, — грустно отмахнулся художник. — Таких, как я, только папа родной и может любить. Похоже, что Флоренс крепко рассердился на моих предков.
— Салли говорит, что уже не обращает внимания на твои изъяны. Что ты достаточно достойный человек, чтобы пренебречь какими-то недостатками, а он у меня достаточно разборчивый. Думаю, что когда-нибудь отыщется омега, который будет любить тебя именно за твои достоинства и таким, какой есть.
— Да, Салли разборчивый, — задумчиво произнёс художник. — Как и положено настоящему Спенсеру.
— Он и это тебе рассказал?
— Да, Салли объяснил, почему я так плохо пахну. До меня и раньше доходили слухи, что у меня по линии отца не всё благополучно, а теперь я знаю, что это вовсе не слухи.
— Но раз Салли принял тебя таким, какой ты есть, то это означает, что ещё не всё потеряно.
— Только это и даёт надежду, что когда-нибудь у меня всё-таки будет хорошая семья. Я видел, как отец и Мастерс папу обижали, и не хочу, чтобы в моей семье было так же.
— А что за картина, над которой ты сейчас работаешь? — Тобиас снял свою шинель и кепи — в квартире было очень тепло.
— Хочешь посмотреть? — Тобиас кивнул. — Я не очень-то люблю показывать недоделанное, но это... Когда Рейган познакомил меня с Салли, то мне стало гораздо лучше писаться. Как будто Салли придаёт мне сил, и всё, что я умею, собирается воедино и выплёскивается на холст. Мне никогда ещё так легко не давалась работа над картиной!
Лориен подошёл к укутанному мольберту и осторожно сбросил покрывало. Тобиас взглянул на холст и замер.
Картина была завершена примерно наполовину, но в ней уже были видны черты настоящего шедевра. На полотне Лориен изобразил чащу ночного дикого леса, озарённого золотистым светом, исходящим от двух центральных фигур. В одной с первого взгляда узнавался Салли, и в изображении его обнажённого тела, знакомого Тобиасу до последнего изгиба, не было ни порока ни откровенного соблазна, как в омегах на картинах с традиционной постановкой. Иво привставал с густой травы, с лёгким страхом, потрясением и удивлением взирая на припавшего к земле полузверя-получеловека. Адам косился на тени с горящими глазами, спугнутые силой первого альфы. Огромный в сравнении с Иво, сильный и прекрасный в своей первозданной ярости. Тело Адама частично покрывал густой, угольно-чёрный, чуть вьющийся мех, лицо-морда несло отпечаток гнева, и всё же в нём был виден ещё неокрепший, но всё-таки разум. Момент создания первопредка-альфы в своём заключительном аккорде. Работы ещё хватало — прописать передний план, расставить акценты, проработать светотень... И всё же картина уже сейчас внушала священный трепет.
— Ну... что скажешь? — заметно волнуясь, спросил Лориен.
— Если бы я сразу её увидел, то не стал бы тебя бить, — признался историк. — Мерзавец не смог бы создать подобное.
— Значит, я могу её заканчивать?
— Ты просто обязан её закончить.
— И всё же мне так неловко за то, что ты тогда увидел... — Лориен смущённо поскрёб затылок. — Увлекся, понимаешь? Я задумал серию картин о Первом Семействе по рассказам Салли, и мы думали, что и как будет лучше изобразить. Образ Адама уже есть — я того парня хорошо запомнил — Иво тоже есть, и я делаю эскизы... — Лориен достал папку и раскрыл. Тобиас подошёл ближе и ахнул. — Вот что я задумал, но я не могу рисовать, пока натурщик не даст мне подсказку. Чувства и эмоции имеют столько оттенков, которые могут отличаться друг от друга! Я хочу поймать самый точный момент, чтобы он раскрыл всю суть картины и момента, запечатлённого на ней. Показать людей так, чтобы всем было видно их истинное лицо, мысли. Знаю, это кажется невозможным, но с Салли мне это удалось. И я уверен, что не раз смогу это повторить. И я хочу написать ваш с Салли портрет в качестве извинения. Чтобы, глядя на него, ты никогда больше не усомнился в том, как сильно Салли тебя любит. Я увидел это ещё на новогоднем гулянии, когда заметил вас в первый раз. И за эту картину я с вас ни медяшки не возьму. Пусть это будет мой вам подарок.
— Ты слишком щедр... — Тобиас аж опешил. Художник такого уровня не возьмёт денег за работу? Неслыханно!
— Ничуть. Я хочу написать этот портрет и возьмусь за него, как только закончу это. Но ты должен будешь мне позировать.
— Я работаю, и у меня не так много свободного времени... Ты приходи прямо к нам. Я тебя с остальными познакомлю.
— Буду только рад! Салли и Рейган столько всего о вас рассказывают!..
Скоро поспели и чай и кофе. Как только стол был накрыт, разговор продолжился.
— Тоби, понимаю, почему ты с таким предубеждением относишься к художникам. Я и сам не раз это видел, и меня от этого коробит. Но я всё-таки художник, работаю с образами и цветами. Мой основной инструмент — это глаза, которыми я смотрю и вижу всё. Если бы я был скульптором, то тогда моим главным инструментом были бы руки, которыми я бы изучал каждый изгиб модели, чтобы потом повторить его в глине или мраморе. Но и тогда я бы ни за что не причинил вред своей модели. Я не хочу разрушать. Я хочу создавать. Как тело омеги создаёт ребёнка, так и я хочу создавать свои картины.
— И всё-таки... как вышло, что ты вырос иным, чем твои отец и брат?
— Папа, — грустно улыбнулся Лориен. — Когда я родился, то акушер-бета сказал, что я вряд ли выживу — я получился таким хилым. Но папа верил и надеялся. Он выходил меня, согревал своей любовью, и я помню её до сих пор. Когда я стал подрастать, все обращали внимание на то, что я получился настоящим уродом, и даже отец начал относиться ко мне как к выродку. Мастерс получился куда более видным, а я... И только папа смотрел на меня не так, как другие. Он любил меня таким, каким я был. До самой своей смерти. И именно его любовь ко мне создала меня таким.
— И ты не презираешь омег за их несуразность?
— Нет. Такими они были созданы Светлейшим и Флоренсом, и не нам их за это судить.
Тобиас всё больше понимал, почему Салли приходил от Лориена в таком приподнятом настроении. Молодой художник был чист душой, искренен, умён и дальновиден. Оставалось только вознести хвалу и благодарность покойному Фионе за такого замечательного сына. Только омежьи любовь и чутьё способны разглядеть в самом неприглядном человеке самое лучшее, и эти самые любовь и чутьё спасли Лориена от участи озлобиться и превратиться в подобие старшего отца и брата в их худшем варианте.
Похоже, что в их компании появился ещё один преданный друг и соратник.
Первые весенние метели участились. Приближалась течка Салли, и омега волновался. Как-то всё пройдёт? Рейган уверял, что всё будет в полном порядке. Он уже трижды испытал новое изобретение близнецов на своих знакомых, и всё получилось — и Дик, и Нолан и Руби остались довольны и не получили в нагрузку ребёнка. Это обнадёживало, но на самих себе Лайсерги пока испытания не проводили, да и Альвар с Дугласом не рискнули, опасаясь что-то сделать не так или просто забыть про "страховку". Кайл тоже сомневался. На очередных вечерних посиделках, на которых впервые был представлен компании Лориен — его встретили настороженно, но искреннее радушие со стороны Мариусов это сгладило — только этот вопрос и обсуждали.
— Так в чём проблема? — удивился художник. — Давайте я попробую. Договорюсь через Рейгана с кем-то из его знакомых или с ним самим...
— Я после Салли иду, забыл? — демонстративно постучал ему по лбу Двуликий.
— Ах, да...
— Так как с Салли быть? — спросил Франческо. — Чуешь, как от него стало гуще пахнуть? А о детях им пока думать рано. От силы неделя осталась.
— Ты боишься что ли? — повернулся Лориен к новому другу.
— Боюсь, — чуть поколебавшись, признался историк, крепко прижимая Салли к себе. — Салли и в обычные-то дни бывает ненасытным, а уж течка... Да и не всегда я смогу быть рядом — я же работаю, и университет никто не отменял. Вдруг к нам чужак нагрянет?
— Не нагрянет, — уверенно заявил Франческо. — Мы испытали опытный образец изоляции для запахов на гнилых огурцах и помидорах после маринования, и всё работает, если стыки подогнаны достаточно хорошо. У вас, конечно, кое-где щели откровенно видны, но ведь дом старый. Просто сделаем слой потолще и всё, а со временем поставим новую коробку и оконные рамы. Может, что-то и просочится, но не так сильно, как можно подумать. Мы уже завтра можем отделать вашу комнату.
— Как это — на помидорах? — удивился Лориен.
— Мы сколотили деревянный ящик, отделали швы изнутри и положили внутрь подпорченные помидоры и огурцы после неудачного маринования. Почти луну всё это стояло в самом тёплом месте и почти не воняло — только если подойти вплотную, да и то не так противно.
— Хорошо, — кивнул Тобиас. — Сколько времени это займёт?
— За один вечер управимся — ваша комната не так велика.
— А концентрацию вы учитывали? — резонно вопросил Альвар. — Чем гуще запах и меньше помещение, тем сильнее воздействие. Если потом проветривать, даже если только через окна, то...
— Я могу присмотреть за окрестностями, — предложил Дуглас. — Я не так сильно голову теряю от течных, как другие.
— Уверен? — напрягся Тобиас, вспоминая, во что при встрече с течным омегой обычно превращается альфа.
— Да. Буквально недавно один из моих новых соседей потёк и заперся в своей комнате. В коридоре пахло вовсю, но я стоял на страже и никого не пустил.
— И тебе не хотелось самому? — поразился Лориен.
Дуглас молча засучил рукава, и все ахнули — руки работяги были испещрены следами от собственных укусов. Довольно глубокими следами. Заживать будут долго, а, может, даже что-то останется.
— И так все три дня. Я сдержался.
— Потрясающе! — воскликнул Донован. — Вот и ещё одно подтверждение правоты Спенсеров — чем чище кровь, тем лучше контроль! А ведь Орри сам сказал, что ты чистый!
— Тогда договорились.
— А с Салли как быть? — спросил Кайл. — Будет мучиться днём? Тоби чужого к нему не подпустит в любом случае, да и сам Салли...
Тобиас покосился на Рейгана и с шумом вдохнул, решаясь.
— Рейган, можно тебя на два слова?
Все молча переглянулись. На их лицах проступило недоумение. Едва друзья вышли в коридор, Двуликий потрясённо уставился на бету.
— Только не говори, что...
— Другого выхода нет. Я слышал, как тяжко омегам приходится во время течки, и не хочу, чтобы Салли мучился. Днём с ним будешь ты, а по вечерам я. Тем более, что первая вспышка придётся как раз на день. Когда вернусь домой, ты мне расскажешь, как всё прошло.
— И ты готов мне довериться? — недоверчиво склонил голову набок Двуликий. Он так до конца и не простил другу тот срыв — слишком мало времени прошло.
— Да, — собравшись, подтвердил бета. — Салли тебе тоже доверяет, и это хорошо.
— И ты не будешь считать это изменой? — Рейган смотрел в упор, и в его взгляде отчётливо читалось: "Меня терзают смутные сомнения..."
— Нет, если сам Салли согласится.
— И ты так легко мне позволишь?..
— Не скажу, что легко, — признался, опуская глаза в пол, Тобиас. — Всё-таки воспитывали меня вполне определённым образом, но если выбирать между личным эгоизмом и благом для Салли... Я выбираю второе.
— Не думаю, что твой отец это одобрит, если случайно узнает. Да и отпустит ли он меня с работы на несколько дней?
— С отцом я поговорю. Всего ему говорить необязательно.
Рейган поколебался и вздохнул.
— Хорошо. — И протянул руку для скрепления соглашения.
Возвращался Тобиас в комнату спокойным. Допускать в супружескую постель постороннего не хотелось до смерти, однако какой из этого парня посторонний?! Свой в доску!!! Урок был прочно усвоен, и так Двуликий быстрее сменит гнев на милость — размолвка обошлась историку слишком дорого. Каждый раз, как Рейган навещал их после того случая, видеть холодность и укоризну в его зелёных глазах было тяжело. И течка Салли была отличным способом показать, что больше подобного не случится. Тобиас был как никогда уверен, что Рейган не подведёт, да и на днях Салли снова видел во сне маленького омежку и даже разглядел в нём какие-то черты мужа. Значит, первенец будет действительно от них обоих.
Рейган, видя и чуя, что друг настроен вполне серьёзно, едва верил такой удаче. Он всё-таки сможет побыть с Салли??? Испытать счастье, о котором даже мечтать не смел??? Невероятно!!!
И он простил.
Салли, похоже, тоже догадался, о чём шла речь, и обнял мужа, едва тот занял своё место.
— Ты уверен? — тихо шепнул омега ему на ухо.
— Да... если ты не возражаешь. Чужого я бы к тебе не подпустил, а Рейган Двуликий и наш друг.
Салли метнул короткий взгляд на Рейгана, спокойно начавшего делать себе очередной бутерброд, и кивнул.
— Я... согласен.
— Вот и хорошо.
Решив насущный вопрос, компания снова начала обсуждать привычные темы — текущие проблемы, новые открытия и новости. Лориен достал свой альбом и начал что-то зарисовывать. Кайл рискнул подсмотреть и понял, что художник набрасывает образы Салли и Тобиаса.
— Это зачем?
— Хочу написать их семейный портрет и ищу нужный сюжет. Они такая прекрасная пара! Я это ещё в Новый Год заметил.
— Ещё бы! — ухмыльнулся Кайл. — Не каждый бы рискнул пойти против богатого и влиятельного человека. А уж против Арчибальда Кристо...
— Хлеще было бы, если бы Тоби выкрал омегу из семьи Барри, — согласился Альвар. — Тогда бы точно хана настала.
Все рассмеялись. Лориен согласно покивал и продолжил набрасывать штрихи и линии на лист бумаги.
— Ну... я пошёл. — Тобиас приобнял мужа и ласково поцеловал, чувствуя, как от Салли пахнет всё гуще, пробуждая сильнейшее желание остаться. Все последние вечера они практически не вылезали из постели, а вчера пошли первые признаки предтечки — Салли почти не притронулся к ужину.
— Ты точно не будешь ревновать... если Рейган?.. — неуверенно начал Салли, заметно краснея.
— Мы же всё обсудили. И я буду уверен, что ты в надёжных руках. Всё-таки он Двуликий.
— И ты не будешь считать это изменой?
— Рейган меня о том же спрашивал. Не буду, если у тебя не появятся более серьёзные чувства к нему, — шутливо щёлкнул мужа по носу Тобиас.
— Я тебя люблю.
— Вот именно. А это всего лишь помощь и поддержка. Тем более, что последствий не будет — Дон и Фран ручаются за надёжность своего изобретения.
— Конечно, не будет ничего, — улыбнулся Салли, потираясь щекой о грудь мужа. — Я снова видел нашего малыша — он похож на тебя и меня. Значит, бояться нечего... — Улыбка Салли пригасла. — Ты только сам не забудь, ладно? Мы сейчас не можем себе позволить ребёнка.
— Не забуду, обещаю. Тем приятнее будет, когда придёт время зачать нашего мальчика. Кстати, скоро Дуглас придёт. Он побудет у Рейнольдсов, а потом будет охранять вас.
Салли кивнул, проводил мужа до двери и тут же заперся — уже четыре дня поблизости то и дело околачивался кто-то из соседей, привлечённый вкусным запахом омеги в преддверии течки. Их запахи пугали Салли до полуистерики, и омега уже два дня не выходил из дома. Вот и сейчас, стоило приоткрыть дверь, чтобы выпустить мужа из квартиры, неподалёку снова мелькнули знакомые личности.
Салли поёжился, кутаясь в пальто, и торопливо заперся. Изоляция близнецов отлично работала, если дверь была закрыта, и всё же омега инстинктивно набросил на себя пальто, чтобы приглушить запах лишней преградой.
Салли снова подошёл, чтобы рассмотреть то, что придумали братья. Это были широкие полоски бумаги с приклеенным к ним мелкопористым материалом, пропитанным специальным составом, которыми оклеили все углы и щели в дверном проёме и окнах. Пахло от изоляции не слишком приятно, но это успокаивало — она действительно удерживала почти все запахи внутри квартиры, давая шанс благополучно пережить течку. Салли молча взмолился Флоренсу, чтобы всё прошло хорошо, и слёзно попросил Деймоса не мешать — и без того предстояло нарушить данную перед искажёнными, но всё же ликами предков клятву.
Салли согласился на помощь Рейгана не только потому, что это их верный друг, и Салли искренне был к нему привязан. Все эти дни он не мог не замечать, что сладкий земляничный аромат Двуликого притягивает к себе едва ли не так же, как сиреневый запах законного мужа, и это был соблазн в чистом виде. Вчера, когда Двуликий сидел у них в гостях, его запах пробудил почти такое же страстное желание, как и по отношению к Тобиасу, и это испугало Салли. Да, он знал, что так и должно быть — Двуликие несли в себе чистую кровь, и Зов Флоренса приказывал обращать на них внимание — но это казалось чем-то неправильным, ведь Салли замужем и любит своего мужа! Разве можно так спокойно ложиться в постель с кем-то, кроме законного супруга? Традиции Спенсеров тоже не одобряли подобного — верность мужьям была одной из главных семейных заповедей, и Салли, воспитанный в традициях Семьи, боялся, что его предки, наблюдающие за ним сейчас из высоких окон Мирового Дома, будут сильно гневаться. Однако деваться некуда — риск, что изоляция подведёт, и кто-то чужой и зловонный покусится на тело потомка Спенсеров, был страшнее такой измены. В конце концов, Рейган пообещал, что если Салли не решится и откажется, то он настаивать не будет, а просто присмотрит. Тем более, что он знает способ облегчить вспышку. Салли уже испытывал на себе этот способ и был согласен на такой вариант. Он стоял первым пунктом, но если Зов сработает в полную силу, то...
Салли убедился, что дверь надёжно заперта, вернул пальто на вешалку, подбросил дров в печь, поворошил в устье кочергой и вернулся в постель, где ждала недочитанная книга. Рейган должен был придти с минуты на минуту — Эркюль, узнав, что у Салли течка на носу, согласился дать подчинённому отгул. В детали плана его посвящать не стали — бета мог и не понять.
Читалось плохо, и Салли отложил книгу. Он волновался. Воспоминания о прежних течках были не самыми приятными, особенно когда ему стукнуло четырнадцать. Чем старше становился Салли, тем мучительнее это всё протекало. Орри каждый раз сидел рядом с сыном, держал его за руку и утешал, поглаживал по плечам и волосам, и это несколько облегчало состояние омежки. Причина была проста — всё тот же закон Флоренса. Присутствие сородичей и отсутствие возможного отца ребёнка слегка гасила очередную волну желания, ощущения притуплялись, однако рано или поздно тело своего потребует — течка была придумана с определённой целью, и этого не отменить. Вполне можно помочь себе самостоятельно, но способ Рейгана был действеннее — одно его присутствие давало часть того, что нужно.
Почему Орри ничего подобного не упоминал, когда готовил младшего сына к поре созревания? Может, из-за того, что о Двуликих давно не слышал? Ведь то, что собирался сделать Рейган, вполне могли делать и обычные сородичи, чтобы подавляемая сила Флоренса хоть как-то находила выход. Разве Спенсеры об этом не знали? Или знание сгинуло вместе со старыми хрониками и манускриптами во времена Великого Холода и его прадедами? Второе было наиболее вероятным — Орри говорил, что спасти все свои ценности Верные не успели, а ведь там могли быть и книги по медицине, в которых могли быть и советы по подобным делам.
Орри как-то рассказал историю про двух влюблённых, семьи которых враждовали. Перед очередной течкой омегу услали в монастырь, куда альфам путь был заказан, однако его возлюбленный сумел пробраться через высокие стены и провести одну ночь со своим избранником. Омега забеременел, и семьи были вынуждены признать их союз. Если эта история правдива, то в подобных монастырях должны были знать способ облегчения течки. Это или такие же манипуляции, что использовал Тобиас, или какие-то настои из трав и кореньев...
Род и Рафаэль, сколько же всего уничтожили Патриархи во времена Великого Холода?!!
Чем больше Салли и Тобиас обсуждали то, что успел передать им Орри, тем больше понимали, насколько развитой была древняя Империя до Великого Холода. Тобиас записывал рассказы мужа до последнего слова, они, случалось, допоздна сидели за столом или прямо в постели обсуждали каждую мелочь, и Тобиас восхищался умом Орри, который рассказывал не всё сразу, но из отдельных историй и их деталей складывалась вполне определённая и завершённая картина. Аспирант, сложив очередной фрагмент, который порой буквально напрашивался сам по себе, тихо проклинал того, кто задумал всё сломать ради каких-то своих амбиций. Да, времена были тяжёлые, но зачем городить такой огород? Ведь некоторые последователи Архонтов предлагали уйти южнее и переждать обрушившееся на них несчастье, и кто-то даже ушёл, но Данелии оказались на редкость твердолобыми. Как и сменившие их Патриархи, начиная с Саккарема — они возглавили отчаявшихся, что сбились в отдельные армии под предводительством новых духовных лидеров и князей. Среди книг Тобиаса было и краткое изложение хроник того времени в пяти томах, с помощью которого историк пытался восстановить подлинную картину произошедшей катастрофы, пока не удастся разыскать более солидные доказательства, чем просто слова. Дополненное рассказами Орри повествование приоткрывало истинные события и их масштаб, но крайне неохотно. К тому же на момент убийства родителей Орри было всего пятнадцать лет, и вполне могло быть, что что-то родители не успели ему додать, чтобы завершить обучение сына — ведь он стал бы главой семьи, если бы вышел замуж за Сета. В конце концов, зачем-то было выставлено условие на счёт отсрочки свадьбы! В то время, когда даже детей могли поженить, будь на то прихоть родителей.
Тобиас уже настраивался на долгое сидение в архивах и запасниках. Салли, заметив, как огорчён этим супруг, предложил свою помощь. Тобиас было заметил, что Салли не умеет читать на старом наречии, на что омега предложил обучить его. Всё-таки старый диалект — это не зарубежный язык, общего будет гораздо больше. И работа будет продвигаться быстрее. Тобиас, видя рвение в глазах мужа, пообещал, но чуть позже.
Салли уже подумывал ставить чайник на огонь, как в дверь постучались. Салли было вздрогнул, но раздавшийся за дверью голос успокоил.
— Салли, это я.
Омега с облегчением кинулся открывать другу. Рейган протиснулся в небольшую щёлку — Салли продолжал осторожничать — и принюхался.
— Ого! Уже скоро, да?
— Да. Чай будешь?
— Давай. Что делаешь? — Двуликий начал снимать пальто и переобуваться, а потом привычно стянул с головы шапку и бросил на комод. Салли украдкой полюбовался тем, как друг пытается пригладить разлохмаченные волосы. Боги и предки, зачем он так коротко их стрижёт?! Впрочем, ему это так идёт...
— Читаю одну из книг Тобиаса про Великий Холод. Мы пытаемся восстановить подлинные события.
— И получается?
— Когда как.
Салли видел, как на него точно так же украдкой поглядывает друг, и это волновало не меньше, чем откровенные взгляды мужа. Запах Двуликого становился всё притягательнее, но Салли крепился. Когда чайник вскипел, и омеги сели за стол, Рейган несмело заговорил:
— Салли... я...
— Я помню.
— А ты?..
— Да, есть такое. И это так странно. Ты же первый Двуликий, которого я встретил.
— И... каково тебе... это? — Рейган смущённо теребил прядь своих волос, по-прежнему не решаясь смотреть в глаза. Его лицо то и дело захлёстывал румянец.
— Пока не знаю, — пожал плечами Салли, поглаживая свою кружку. Он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. — Ты... очень притягательно пахнешь.
— А я тебе... нравлюсь? Не как друг, а... ну, ты понимаешь... — Двуликий всё-таки поднял голову, и их глаза встретились.
Салли покраснел, чувствуя, как тут же заколотилось в клетке рёбер его сердце. Рейган попал прямо в цель, и в памяти вдруг робко трепыхнулось.
— Нравишься. Очень нравишься. И меня это беспокоит. Я ведь уже замужем, а наша семейная традиция предписывает блюсти верность своему супругу.
— Но ведь в вашем роду, случалось, рождались дети вне брака...
— Да, и не раз, но это было только тогда, когда потомок был ещё не женат. После законной свадьбы ничего подобного, насколько я помню, не бывало. Случалось такое, что наши потомки не выдерживали предписанного воздержания от зачатия детей до свадьбы, но к этому относились снисходительно — Зов Флоренса является частью естественного порядка вещей. Случалось, что избранники потом погибали. Иногда, когда во время больших воин альфы уходили сражаться, нарочно зачинали детей до брака на тот случай, если будущий муж мог погибнуть. Чтобы семя его не пропало. Случалось, что подходящий человек встречался случайно, но остаться не мог... И каждый раз зачатие детей предваряло их появление во сне каждого нашего омеги. То, что ребёнок должен родиться в самое ближайшее время. И мои предки выполняли волю Светлейшего, которую объявлял этот ребёнок.
Рейган замер, и в его глазах вспыхнул огонёк озарения.
— Мой папа... он мне как-то рассказывал, что я приснился ему во время той самой течки, когда я был зачат. Будто бы я ему сказал, чтобы он не боялся рожать. Что так и должно быть. И мои братья тоже... А что это означает?
— Если омеге снится будущий ребёнок, особенно, если он снится раз за разом, то это означает, что такой ребёнок будет особенным. Он либо станет великим или просто выдающимся человеком, либо совершит что-то, что может показаться мелочью, но эта мелочь сыграет очень важную роль в будущем.
— Если бы мои братья не стали моими... партнёрами... то нас бы не застукали... и я бы не встретил вас... — Рейган немного сбледнул. Вспоминать, как он не уберёг братьев, было всё ещё тяжело. — А... отцам дети могут сниться?
— Могут, если так надо. Например, убедить его в важности будущего зачатия или предназначения. Поторопить, если зачатие ребёнка необоснованно откладывается. Просто передать какое-то послание или явить знак свыше, как наши родовые кольца.
— А... ты уже видел своих детей?
Салли улыбнулся, вспоминая.
— Да, мне уже три раза приснился наш с Тобиасом первенец. Омежка. Он пока ещё очень маленький, но очень милый. И я вижу, что он будет похож на Тобиаса. Я знаю, для его рождения время ещё не пришло, ведь он пока не умеет говорить, а то бы попросился к нам сам.
Рейган слушал очень внимательно, подперев голову кулаком.
— А я ещё ни разу детей во сне не видел. Мне только братья снятся иногда, когда они были маленькими, и я присматривал за ними.
— Скучаешь по ним? — Салли сочувственно коснулся второй руки друга. Не мог не коснуться.
— Ещё бы! И не потому, что они позволяли мне с собой спать, когда мне совсем туго приходилось. Я просто любил их так же сильно, как и папу. — Рейган сглотнул.
— Ты не виноват.
— Может быть, но мне от этого не легче.
Салли смотрел на Рейгана и всё сильнее чувствовал, как к нему тянется тело. Запах Двуликого уже начал обволакивать разум, желание усиливалось, а тряпичная подкладка намокала от смазки. Их пальцы всё сильнее сжимались, переплетаясь, и это казалось правильным. Огрубевшая ладонь Рейгана походила на ладонь Тобиаса, только была заметно меньше, и касаться её было так же приятно... Салли понял, что началось, и отдёрнул руку.
— Уже? — Рейган тоже яростно принюхивался. Его лицо заметно раскраснелось.
— Да... начинается...
— Так, раздевайся и ложись.
Рейган сунул руку в карман, что-то нащупывая, и Салли обмер. Так что же делать? Тобиас сказал, что возражать не будет, Зов тоже говорит, что стоит, но омега не решался переступить через брачные клятвы. И это при том, что Рейгана уже хотелось до помрачения рассудка.
— Салли, я обещал — если ты не захочешь... — начал было Двуликий.
— Я... я не знаю... — прошептал Салли, не сводя с него горящего взгляда. — Я и хочу... и боюсь...
— Раздевайся и ложись, а я просто рядом посижу. И если ты решишься, то я голову не потеряю, гарантирую. Я уже не впервые за течными присматриваю.
— Отвернись.
Рейган с готовностью повернулся к нему спиной, и Салли начал торопливо раздеваться. Казалось бы, кого стесняться? Все они, по сути, одинаковые, тем более, что Рейган омега... И всё же Салли отчего-то не решился раздеваться под взглядом друга. Под пристальным и жадным взглядом — Рейган тоже хочет, но сдерживается. Держит данное слово.
Салли сбросил с себя панталоны — подкладка уже изрядно намокла — и как можно быстрее нырнул под одеяло. Чтобы не возиться с чисткой матраса, Оскар принёс Мариусам старый, который специально держали на чердаке для подобных случаев, и запас простыней. В квартирке было достаточно тепло, но Салли казалось, что резко стало жарче. Это началась вспышка, понял омега, и сжался. Он уже чувствовал, как засвербило в заднем проходе, как всё тело охватила дрожь, а рядом Двуликий, который пахнет так заманчиво и соблазнительно!
— Салли, всё будет хорошо. Ты только не дёргайся и не жмись, так будет легче.
Рейган осторожно сел рядом и начал поглаживать дрожащего Салли по плечу. Его запах ещё больше раззадорил влечение, и Салли потянул одеяло на голову.
— Так тебе только жарче будет, я знаю. Ты будешь маяться ещё больше. Не надо укутываться.
— Я... — несчастным голосом начал Салли.
— Не надо меня стесняться — я же омега и всё понимаю. Скоро и мой черёд настанет. — Рейган погладил Салли по голове и начал осторожно стягивать с него одеяло. Салли вцепился в край. — Салли, я знаю, что делаю. Просто доверься мне. Не надо бояться — тебе от этого только хуже станет. Если ты не захочешь — я тебя не трону. Я просто посижу рядом, чтобы тебе не было так плохо. Если ты всё же наберёшься смелости, то мы можем и не спариваться — я знаю другой способ, и это нельзя будет считать полноценной изменой.
— Я знаю про этот способ — Тобиас так делал... до свадьбы... когда мне было совсем невмоготу от его близости. — Голос Салли начал дрожать и срываться. — Я просто...
— Понимаю. Я первый Двуликий в твоей жизни, и к этому непросто привыкнуть. Мне тоже первое время всё это дичью казалось, но я смирился. Так ты будешь раскутываться? Я уже чувствую, какой ты горячий. У тебя часто во время течки так бывает?
— Жар? Бывает...
— Вот и не надо утепляться лишний раз. Жар должен уходить в воздух, чтобы ты не перегрелся. Если что, то я тебе компресс сделаю. Всё в порядке, успокойся. Я же твой друг.
Говоря, Рейган всё же стянул с Салли одеяло, и омега съёжился, подтягивая колени к груди и обхватывая себя руками. Запах Рейгана, сочный и манящий, уже обжигал нос, а знакомая ломота начала усиливаться, как и зуд в заду.
— Салли, расслабься. Это часть нашей природы, и если пытаться её перебороть, то бывает только хуже. Спокойнее, не нервничай.
Салли вскинул голову и увидел, как на него смотрит Рейган. В глазах Двуликого расплылись зрачки, став просто огромными, ноздри подёргивались, вбирая запах Салли, на щеках горел лихорадочный румянец, от него запахло ещё гуще, но голос оставался всё таким же твёрдым и спокойным. Даже ласковым. И руки практически не тряслись. Рейган чуял и хотел, но головы не терял.
— Рейган...
— Успокойся, Салли, всё хорошо. Бояться и стесняться нечего — я же тоже омега.
Салли вспомнил, как рядом с ним на каждой течке сидел папа, и стало чуточку спокойнее. Он даже осмелился распрямить ноги.
— Рейган...
— Как ты скажешь — так и будет.
И Салли сдался.
— Ляг рядом... поближе. Просто обними.
— Хорошо, только рубашку сниму, а то ты, извини, вспотеешь скоро, а запасную я не взял...
Салли невольно улыбнулся. Конечно, не взял — она же единственная. Вторую, наверно, опять кому-то отдал, кому нужнее... Рейган быстро избавился от рубашки и жилета и проворно улёгся. Салли перестал скручиваться в узел, прильнул к нему, жадно вбирая носом сочный земляничный аромат, и стало чуть-чуть легче и спокойнее.
— Вот так, Салли, всё хорошо. — Рейган осторожно обнял его, продолжая поглаживать по голове, и Салли нежился в его объятиях. — Всё хорошо.
С каждой минутой Салли осознавал, что объятий мало. Он хотел большего. Рейган продолжал негромко и ласково с ним разговаривать, и его голос обволакивал мозг, который всё больше терял способность здраво мыслить. Желание снова начало захлёстывать, и Салли решился. Он повернулся к другу лицом и чуть слышно попросил:
— Рейган... поцелуй меня.
Рейган едва сдерживался, ведь он получил возможность испытать нечто удивительное и невероятное — провести не один час один на один с любимым человеком. Не просто за разговором, а... Салли. Здесь. Так близко. И он попросил! От этого рассудок плавился, и Двуликий, как мог, цеплялся за его остатки, чтобы ничего не испортить. Он обещал, да и Светлейший не зря показал Салли его будущего сына. Значит, ему угодно, чтобы дети у Салли были от законного мужа. По крайней мере первенец. Может, когда-нибудь...
Рейган изо всех сил загнал вспыхнувшую было надежду на самое дно, чтобы не дать слабину. Нельзя желать такого лучшему другу!!!
Рейган лишний раз ощупал содержимое правого кармана, чтобы убедиться, что искомое по-прежнему на месте. Если всё же дойдёт до спаривания, то пригодится.
— Рейган... пожалуйста... — Салли с мольбой в глазах обвил его шею руками и потянул на себя.
— Да... — И Двуликий осторожно нагнулся к губам друга.
Первый поцелуй был робким и неуверенным, но каждый последующий... Салли становился всё жаднее, и Рейгану стоило немалых сил держаться. Он безумно хотел, но обещание, как набат, билось в голове. Держаться. Или всё же воспользоваться изобретением близнецов? Нет, не сейчас. Сначала уже опробованный способ. Это поможет Салли хотя бы ненадолго разрядиться, они отдышатся, придут в себя, а там уже будет видно. Так, сначала...
Рейган в очередной раз жадно прильнул к губам Салли, попутно отбрасывая край одеяла в сторону. Жар уже покинул тело Салли, но на смену ему пришло неистовое желание. Рейган, вспоминая, как прежде помогал течным — все они реагировали на него точно так же, после чего парень убеждал, что всё это им почудилось — начал ласкать и зацеловывать тело сородича. Салли с глухим стоном выгнулся, подставляясь, и Рейган понял, что Тобиас не раз прибегал к этому способу, чтобы доставить супругу максимум удовольствия, когда по какой-то причине не мог довести дело до конца. Значит, всё в порядке. Осталось только собрать всю оставшуюся выдержку в кулак и не сорваться самому.
Своего первенца Салли должен родить от законного мужа. Такова воля Светлейшего.
Салли крепко спал. Рейган бережно укутывал его, а рядом с печью на корточках сидел Дуглас и следил за огнём. Альфа все четыре часа, пока длилась вспышка и проветривался полуподвальчик, слонялся рядом, охраняя друзей, и вошёл только тогда, когда Рейган сам его впустил. От Двуликого же так пахло Салли, что альфа едва не набросился на него.
— Чуть позже, — понимающе кивнул Рейган. — Ещё немного, и пойдём за угол. Тебе стоит сбросить напряжение.
— Было? — стискивая кулаки и беря себя в руки, глухо спросил Дуглас.
— Нет, обошлось. Я применил другой способ, которым раньше помогал течным. Возможно, завтра или послезавтра... Я не решился.
— И как Салли?..
— Как любой другой омега. Я не раз это видел. Надеюсь, что Тоби не спасует вечером.
— Не спасует. — Дуглас всё же встал и направился к лестнице. Он выглядел всё более напряжённым. — Я лучше выйду...
— Я скоро, — пообещал Рейган.
Дуглас, стараясь не топать слишком громко, выскочил из квартирки. Достойный представитель потомков Адама, подумал Двуликий, глянув ему вслед. Не то, что... Рейган подоткнул одеяло, поправил подушку, полюбовался спящим Салли и тихо вышел, предварительно заперев дверь. Прошёл мимо стойки консьержа, за которой сидел Оскар.
— Как Салли? — спросил взволнованный омега.
— Спит. Всё хорошо. В самом начале был небольшой жар, но потом всё прошло. Извините, но я должен помочь Дугу.
— Да, конечно...
Дуглас ждал двумя лестничными пролётами выше у окна. Он был так возбуждён, что с трудом держался на ногах и опирался о подоконник. Рейган решительно приблизился и начал расстёгивать на нём штаны.
— Сначала сбросим самое дикое, а потом по-нормальному...
Вместо ответа Дуглас подхватил его и жадно поцеловал. Рейган не раз уже с ним спал, но на этот раз почуял в запахе друга что-то новое.
— Дуг... что с то...
Альфа не дал ему договорить — усадил на подоконник и продолжил своё дело. Рейган понял, что его это тоже начинает заводить — после вспышки Салли он всё ещё был несколько взбудоражен. В процессе он дважды спустил собственное семя, но, похоже, этого было мало. Двуликий охотно позволил расстегнуть на себе жилет с рубашкой, а потом снять штаны. Секс с приятелем был более чем привычен, и Рейган расслабился, испытывая желанное удовольствие. Всё-таки это не то, что подставляться за обшарпанным углом или по борделям, особенно смердящим клиентам. Тем более, что Дуглас так хорошо пахнет!
Это гораздо лучше. А если бы вместо него были Салли или Тобиас...
Когда Тобиас вернулся домой, Салли ещё спал, а Рейган и Дуглас сидели за столом и тихо о чём-то беседовали. Увидев тревогу на лице историка, Рейган кивнул.
— Всё в порядке. Чужих не было.
— А вы с Салли...
— Нет, ничего не было — я не решился. Использовал другой способ. Тот самый.
Тобиас выдохнул с облегчением и начал расстёгиваться. Он весь день дёргался, представляя себе Салли в объятиях друга, и это было не самым приятным — коллеги заметили и даже не думали скрывать ухмылки. Кто только сказал?!.
— Салли скоро проснётся. Ты есть будешь? Я приготовил ужин.
— Да, не откажусь. Я весь день толком не ел... Кто-нибудь из наших был?
— Близнецы забегали узнать. — Рейган полез в кухонный шкаф за посудой.
— А Лори был?
— Нет, но зайдёт, когда у Салли очистка будет. Когда я вчера к нему забегал, то наш художник жаловался, что без Салли ему едва работается даже по проходным заказам.
— А "Рождение Адама"? — Тобиас подошёл к кровати, чтобы взглянуть на мужа. Салли крепко спал и казался таким милым. Уже скоро он сам узнает, каков Салли во время течки. От постели, как и от спящего в ней омеги, потягивало Рейганом, и почему-то ревности это совсем не вызвало. Скорее, наоборот.
— Так и не продвинулся. Когда я заходил, то Лори стоял перед ней и рассматривал что-то. Кисточку в руках вертит, а ни единого мазка не положил. Весь вечер только эскизами к будущим задумкам занимался, но как-то вяло. Похоже, что Салли стал его вдохновением.
— Ничего, после течки, как только Салли отдохнёт, мы к нему сами придём, и Лори сможет закончить картину. Мне тоже уже не терпится посмотреть, что же получится в итоге.
Историк успел поужинать, когда проснулся Салли. Заметив мужа, он смущённо улыбнулся, прикрываясь одеялом.
— Милый...
— Как себя чувствуешь? — Тобиас тут же перебрался к нему и приобнял.
— Хорошо. Я соскучился... — Салли сел и прижался к нему, поводя носом и блаженно принюхиваясь.
— Я тоже.
Тобиас ясно чуял запах мужа, от которого мурашки ползли по телу, пробуждая страстное желание. А ведь новая вспышка ещё даже не началась! А то, что к аромату Салли примешивался запах Рейгана, почему-то возбуждало не меньше. Сразу вспоминались прежние времена, когда Двуликий откровенно домогался его, а сам бета не решался сделать шаг навстречу, хотя это было бы естественно. Рейган был по-настоящему дорог Тобиасу — ни один омега до встречи с Салли не смог добиться такого расположения, как бы не старался. Недолгая ссора лишь показала это лишний раз. Если бы не это отношение, то никакие высшие силы бы не заставили Тобиаса согласиться на дублёрство.
Течка — один из самых опасных периодов для любого омеги, ведь даже изнасилование между вспышками может закончиться беременностью. Донован Лайсерг, опираясь на логические построения и выводы прежних учёных-энтузиастов, выдвинул гипотезу, что те клетки, которые были обнаружены в яичниках омег, созревая, закрепляются в матке и ожидают, когда до них доберутся клетки живого семени, чтобы потом это всё, соединившись, дало начало развитию ребёнка. Обсуждая новые открытия и теории непризнанных прежде исследователей, компания только удивлялась узколобости старых властей и Церкви, которым было наплевать на такие важные вещи.
Активное развитие науки и техники, подобное нынешнему, вполне могло начаться сразу после Радужной Весны, когда, наконец, окончательно отступил Великий Холод, но в те времена особенно широко торговали рабами — не только омегами, но и альфами и бетами. Самых дорогих к тому же просто разводили как породистый скот! Корабли военных и торговых флотов бороздили моря, открывались новые земли, освоение которых требовало немалое число рабочих рук, войны уносили жизни множества людей, как и эпидемии болезней, до сих пор не побеждённых медициной. Ручной труд в те времена был обычным делом, и технически развивались только те отрасли, что считались наиболее выгодными, плюс отдельные изобретатели неплохо жили при императорском дворе или в замках богатых аристократов и мануфактурщиков, обустраивая их быт своими изобретениями. На больших ярмарках свободные граждане дивились самым разным диковинкам, но и только. Глобально не менялось ничего.
Наука не была в большом почёте — умами правила Церковь, способная увидеть крамолу там, где её в помине не было. Развитие науки и техники всё же шло, но крайне медленно — отдельные изобретения с трудом и при поддержке меценатов вроде Спенсеров пробивали себе дорогу. Спенсеры помогали изобретателям и первооткрывателям поддерживать связь, чтобы делиться друг с другом и копить новые находки, чтобы они не пропали. Были все основания считать, что какие-то изобретения и открытия были попросту украдены, например, в разгромленном Альхейне, который с давних времён был желанной добычей, а, может, даже в странах самого дальнего востока, откуда пришли сказки о летающих чудовищах. Только когда их страну начала будоражить Революция Омег, подогреваемая подобными сообщениями из-за рубежа, власти всерьёз озаботились проблемой технического прогресса и стали собирать наработки и записи этих энтузиастов, их потомков и учеников, которые и дали новый взрыв технологий, после которого развитие науки пошло невероятными темпами. Медицина тоже начала активно развиваться, что только добавило причин принизить омег — их анатомия настолько отличалась от анатомии животных второго типа, производящих на свет потомство, что это породило на свет предположение о ненормальном возникновении самих омег. Появились первые учёные, которые рискнули оспорить идею о божественном происхождении людей, историки и первые археологи, усомнившись в некоторых летописных свидетельствах, принялись раскапывать древние курганы и изучать сохранившиеся с давних времён места и предметы, начали находиться артефакты прошлого и строиться разнообразные гипотезы по поводу возникновения их расы, ведь не могло же всё это появиться просто так. После того, как была свергнута императорская династия, наука получила один из высших приоритетов наравне с развитием военно-промышленного комплекса, оттого-то её и начали активно финансировать. Если бы отдельные представители университетских кафедр не попытались урвать кусочек этого жирного пирога в собственный карман, то к моменту женитьбы Тобиас уже мог бы снимать более приличное жильё.
Сейчас, когда после Революции Омег жизнь начала потихоньку налаживаться, администрация Президента как могла объясняла происходящее населению через газеты и журналы, убеждая немного подождать, пока наука не подсоберёт знаний, чтобы выработать единый справедливый порядок, а пока стоит подготовить основу — обустроить города и создать отлаженную транспортную сеть, построить заводы и фабрики, чтобы обеспечить работой и заработком новые поколения граждан, построить школы, чтобы все дети могли получить хорошее образование. Однако на всё не хватало средств, ведь за границей по-прежнему продолжаются беспорядки, которые губят жизни людей, и озлобленные власти этих стран грозятся напасть на их земли, только-только пришедшие в себя после бед и несчастий. Нужно содержать армию, а это тоже требует денег и сил... Пока люди верили, новый омежий бунт не вспыхивал, и власти то и дело выпускали свежие циркуляры, чтобы как-то урегулировать новый порядок. Вот только предрассудки и дикая скученность больших городов порождали новые проблемы, до которых либо не доходили руки либо никто и не собирался это всё решать, извлекая собственную выгоду.
Громогласные заявления об искоренении рабства и работорговли были лукавством, ведь людьми и сейчас активно торговали. Главной целью работорговцев стали омеги, которые то и дело пропадали в неизвестном направлении. То, что можно по сходной цене купить себе мужа повкуснее, знали все. Знали даже, где именно. Время от времени кого-то арестовывали, но всё так и оставалось по-прежнему. Ходили слухи, что кто-то вывозит из страны целые партии омег, чтобы сдержать наступление соседей на границы, но робкие попытки поднять эти вопросы натыкались на глухую стену, а особо упорные умирали при загадочных обстоятельствах. Если таковым становился кто-то известный, и замолчать эту смерть не получалось, его объявляли героем нации, писали торжественные некрологи, обещали найти убийц, но потом всё само сходило на нет.
Чем больше друзья понимали масштаб происходящего, с тем большим рвением они защищали своих омег. Рейгану то и дело твердили об осторожности, Салли редко выходил из дома один — его обязательно кто-то провожал к Лориену или по магазинам, а сын домовладельцев и вовсе умер при родах — его похитили, позабавились при случае и уже готовили к отправке за границу. Арти всё же смог сбежать и вернуться домой, но его это не спасло. После вполне благополучной беременности что-то пошло не так, Урри понял это слишком поздно, а когда смекнул, то звать на помощь ближайшего доктора было бессмысленно. Остался только Артур. Чем чище омега, тем выше были его шансы раствориться на просторах большого города. Пропадали и дети, особенно в приютах. На фоне всего этого росла уличная преступность, которая тоже требовала сил и средств для её искоренения.
Словом, время перемен было нелёгким. И в это самое время младшие Мариусы встретились и создали собственную семью. Предстоял нелёгкий труд длиною в жизнь, чтобы как-то помочь и изменить всё с помощью древнего знания. А ведь жизнь человеческая коротка! Вся надежда была на следующее поколение. Которое ещё нескоро появится на свет.
Дуглас, заметив, как супруги поглядывают друг на друга, смущённо кашлянул.
— Ну... я пойду тогда... не буду вам мешать.
— Я с тобой, — кивнул Рейган. — Так тебе нескучно будет.
— Отец не злится? — чуть виновато спросил Тобиас.
— Нет, он всё понимает. Хороший он мужик, твой отец! Побольше бы таких. — Рейган вздохнул и потянулся за своим пальто. — Чем больше вижу скотства, тем больше понимаю, сколько дров наломали первосвященники Великого Холода. И всё это надо разгребать и разгребать, а попробуй разгрестись на фоне этого бардака! Урри и то свой ремонт куда... как там говорят?.. рациональнее ведёт.
Урри Рейнольдс и впрямь очень разумно подошёл к реставрации своего дома. Старый особняк постепенно приводился в порядок не только его собственными руками, но и усилиями самих жильцов. Студент-архитектор, живущий на третьем этаже, помог составить общий план дома, который предстояло перестроить с учётом новых удобств, два плотника и Тобиас починили крышу, печник со второго этажа на пару с младшим сыном-омегой довели до ума почти все печи в доме, механик-самоучка, работавший на одной из насосных станций, уже строил планы по перестройке системы водоснабжения... Такими темпами дом скоро будет выдвинут на подключение к городской системе электрификации, благо он располагался в центре, а, может, даже получится провести газ. Сам дом был выстроен вполне добротно и обещал простоять без капитального ремонта ещё минимум пол-столетия. Оставалось переоборудовать его согласно новым современным требованиям, что, при рациональном ведении дела, обойдётся минимальными неудобствами для обитателей.
Едва друзья вышли за дверь, Салли вцепился в жилет мужа и ловко опрокинул его на постель.
— Значит, пора пришла подкормить моего демона как следует? — промурлыкал омега, наваливаясь сверху.
— Прямо сейчас? Что-то я не чую, что он так уж голоден. — Тобиас перехватил инициативу и быстро оказался сверху сам. Салли, хитро улыбаясь и сверкая глазами, изобразил непокорность. — Может, чуть погодим?
— А чего ждать?
Бета привстал, заметно хмурясь, и Салли забеспокоился.
— Салли... а как тебе было... с Рейганом? — негромко спросил Тобиас. — Ты не думай, я не ревную. Мне просто интересно.
— Ничего такого не было! — поспешил объяснить Салли.
— Я знаю, Рейган уже сказал. Но... всё же?
Салли сел прямо, поправляя воротник ночной рубашки. Омега выглядел смущённым.
— Я и не думал, что Зов может быть таким сильным и к другим. Помнишь, как меня тянуло к тебе по пути сюда? — Тобиас кивнул, садясь рядом и приобнимая. — Это примерно то же самое, только сильнее. Я сперва даже испугался — я же всё-таки тоже омега, а Рейган первый Двуликий, которого я встретил... но Зов оказался сильнее. Рейган так притягательно пахнет!
— Тебе было... хорошо?
— Да. И мне от этого не по себе. Я знаю, это часть нашей природы, но ведь мы с тобой женаты.
— Это необходимость. — Тобиас ласково поцеловал своего омегу, и Салли тихонько застонал, прижимаясь плотнее. — Я не хочу, чтобы ты мучился лишний раз. И я уверен, что твои предки и Род поймут.
— Милый... — после краткого молчания сказал Салли, — мне снова приснился наш малыш.
— И как он? — заинтересовался историк.
— Он улыбнулся мне. Значит, всё в порядке.
— А он правда похож на меня?
— По маленьким омежкам не сразу бывает видно, на кого они больше похожи, но мне упорно кажется, что он будет похож на тебя. Пока в нём видны мы, Спенсеры, но ведь он потом подрастёт. Ты бы его видел! Он такой хорошенький!
Тобиас усмехнулся.
— Вот они, омеги — им все новорожденные кажутся хорошенькими. Лори рассказывал, что папа никогда его уродом не считал, мой папа всегда говорил, что я самый прекрасный ребёнок, какого он только видел... Похоже, что это тоже часть вашей природы.
— Это Дар Иво, и я думаю, что он вполне может передаваться и альфам и вам, но почему-то не у всех он есть. — Салли погрустнел.
— Время сейчас такое. Но когда-нибудь всё изменится, вот увидишь.
— Боюсь, что мы всего так и не застанем.
— Да, изменения займут не одно поколение, но они будут. И мы будем смотреть на это из окон Мирового Дома, а потом вернёмся. И, может, снова будем вместе.
Салли прижимался к мужу всё плотнее, начал ёрзать, и бета почуял, что его запах стал густеть, а собственное тело отзываться особенно нетерпеливо. Пока всё это было некритично, однако пора настраиваться. Когда Салли полез к мужу целоваться, Тобиас мягко отстранил его.
— Салли, ты ничего не забыл?
— Что? — недовольно закатил глаза омега.
— Нашему малышу придётся подождать.
— Да... конечно... — В глазах Салли промелькнуло замешательство.
— Я только возьму кое-что, и мы продолжим. Думаю, что к началу твоей вспышки я уже настроюсь. Я ведь тоже давно жду этого.
Изобретение близнецов лежало на книжной полке в картонной коробочке. Лайсерги наделали своих презервативов с запасом, не зная, как долго будет длиться каждая вспышка и с какой интенсивностью — у каждого омеги это протекало по-своему. Темперамент Салли настораживал Тобиаса ещё до их венчания, дальнейшая совместная жизнь это только подтверждала, так что лишняя осторожность не помешает. Понятно, если что, то родители помогут, однако собственная гордость не позволяла бете принимать помощь от других чаще нужного. Он твёрдо был намерен пробиваться собственными силами, как когда-то его отец.
Как пользоваться новинкой Тобиас уже знал. Главное — не забыть. Раздевшись, Тобиас краем глаза заметил, как ночная рубашка Салли полетела на пол, а сам омега, изводясь от желания, ворочается поверх одеяла. В воздухе запахло его смазкой, запах самого омеги всё больше густел, обволакивая историка полностью и заглушая остаток запаха друга-Двуликого. Всё-таки пора.
Тобиас снял очки, положил их на стол, пристроил коробочку поближе, но с таким расчётом, чтобы ненароком не смахнуть на пол, и лёг рядом с мужем. Салли только этого и ждал — налетел на него подобно коршуну, и страстный поцелуй оставил всё далеко за стенкой.
Ожидания Тобиаса полностью оправдались — в течке Салли был ещё более неистовым, чем в обычные дни. Он вис на своём муже, вжимался всем телом, ёрзал, норовя потереться истекающим густой обильной смазкой задом о налитый кровью член мужа, стремясь принять его в себя как можно быстрее, но сразу этого делать было нельзя — Рейган рассказывал, что задний проход омег часто напрягается и расслабляется в моменты возбуждения, и надо быть очень внимательным, чтобы поймать нужный момент и не причинить боли и вреда. Тобиас упорно отвлекал Салли ласками и поцелуями, дожидаясь нужного мига. Зов Флоренса требовал всё больше и больше, и когда начал требовательно разбухать узел, Тобиас решительно потянулся к коробочке.
Лайсергам всё же удалось найти оптимальный состав для своего изобретения, и Франческо уже планировал, как выправит патент. Пользоваться презервативом тоже было просто — главное не спешить слишком, а аккуратно раскатать по всей длине до самого узла. Близнецы придумали очень удобную форму, тщательно подогнав и размер. На самом конце была небольшая каплеобразная штучка, которая способствовала сбору семени, чтобы оно не просочилось наружу и не испортило всё — когда Рейган испытывал первые образцы на своих знакомых вне течки, то это было первое, что выяснили изобретатели. Чувствовать это на себе было непривычно, но все неудобства быстро отступили, сменившись беспощадным инстинктом. И Мариусы забылись в своей взаимной страсти.
Неудивительно, что течка стала проклятием омег, промелькнуло в голове историка. Веками она была не только стимулом для рождения новых детей, но источником самых разных бед и несчастий. Особенно, если омега сталкивается с альфой — эта встреча могла закончиться не только новой беременностью, но и гибелью самого омеги, если альфа в пылу одержимости не рассчитывал собственных сил. Сколько таких искалеченных и сейчас приносили к самозваным лекарям и в городские больницы, сколько их умирало потом или оставалось калеками на всю жизнь, становясь никому не нужными и вливаясь в ряды нищих, просящих милостыню и умножая число воспитанников приютов! Каждый раз, видя нового бедолагу, Тобиас давал им немного денег, проклинал Деймоса, оставившего им это, и раз за разом обещал себе, что с его омегой и Рейганом такого никогда не будет. Особенно с Рейганом — парень и без того успел хлебнуть дерьма полной мерой. Когда в жизни историка появился Салли, стремление уберечь друга только укрепилось, став нерушимым, как гранитная скала. Чего бы не стоило, но Салли и Рейган будут спасены. Они проживут долгую и счастливую жизнь.
Миг проникновения Тобиас едва почувствовал — Салли просто раскрылся, впустив его в себя практически сразу. Мягко и стремительно. Когда их тела слились в единое целое, Салли словно потерял остатки разума. Он стонал и поддавался каждому толчку, стремясь насадиться как можно глубже. Он двигался в такт толчкам супруга, ускоряясь и требуя всё больше и больше, обхватывал его, насколько позволяли руки, царапал спину и плечи. Когда внутрь проскочил узел, Тобиас забыл обо всём. Это было неописуемое ощущение! Гораздо сильнее, чем во время обычной случки! В момент взрыва он услышал тихий вскрик Салли рядом со своим ухом и стиснул его крепче.
Когда мозг начала заволакивать пелена долгой сцепки, историк услышал тихий шёпот своего омеги:
— Я люблю тебя.
Когда всё закончилось, Тобиас не без труда поднялся с разворошенной постели. Это была его первая ночь с течным омегой, и этот опыт оказался поистине ошеломляющим. Это было нечто, плохо описуемое простыми словами — любые слова казались недостаточными, давая только слабое представление о том, что такое спаривание.
Тобиас и раньше слышал, как об этом рассказывали знакомые альфы, да и Дуглас с Альваром не раз говорили, что противостоять беспощадному инстинкту очень трудно — это как удар кувалдой по голове, после чего ты просто делаешь то, что хочешь. Они потом сами покупали нужную травку и приносили пострадавшим, чтобы родители не узнали, и просили прощения... Эркюль тоже признавался, что сдерживаться в такие моменты сложно, но в целом можно. После того, как родился Тобиас, Мариусы решили повременить с новым ребёнком, а потом пришли к выводу, что одного сына им вполне достаточно, и Елеазар, скрепя сердце, стал пить настой во время каждой новой течки. Зато омеге не приходилось часто мучиться в одиночестве, и всякий раз, как супруги уединялись в спальне, Елеазар наслаждался своим мужем. Он вспоминал эти мгновения как нечто восхитительное и открыто сетовал, что не каждому омеге так везёт. Случайные знакомые вспоминали спаривание с отвратительно пахнущими партнёрами как нечто ужасное, и то, что их тела не могли сопротивляться нарастающему Зову, было хуже всего. Когда всё проходило, и бедные омеги вспоминали, как стонали и извивались под своими невольными любовниками от охватившей их похоти, то готовы были умереть от стыда. Потом были дети и новые беды.
Салли это всё не грозило — друзья заранее позаботились о последствиях, а то, что рядом был любимый человек, только усиливало эффект. Во время перерывов Салли просто лежал рядом с ним и восхищённо смотрел на супруга, смущённо улыбаясь и краснея от того удовольствия, с которым Тобиас любовался его телом, ласково поглаживая. Омега был счастлив, и этим счастьем хотелось делиться. Однако реалии современного мира лишали большинство омег этого счастья. И часть ответов, способных изменить всё, была именно в руках младших Мариусов.
— Как ты, любовь моя?
— Лучше не бывает. А ты?
— Тоже. Всё... получилось?
— Да, изобретение близнецов не подвело, я проверил. Всё хорошо.
Салли устало потянулся, и Тобиас с удовольствием поцеловал его.
— Теперь до следующего вечера?
— Да, мне нужно быть в университете. Экспедиция всё же состоится, и мы поедем вместе. И... — решительно выпалил Тобиас, — завтра ничего не бойся. Если всё же ты будешь спариваться с Рейганом, то я не буду сердиться. Он наш друг, ему можно довериться.
— Я... боюсь. — Улыбка Салли померкла. — Я хочу, но и боюсь. Боюсь, что стану меньше тебя любить. Меня ведь к нему очень сильно тянуло.
— Не надо бояться, любовь моя. Это наша природа, и с этим ничего не поделаешь... Ладно, давай-ка приведём всё в порядок и ляжем спать. Мне вставать рано.
Салли расслабленно позволил Тобиасу обтереть себя влажным полотенцем и вытереть насухо, одеть в ночную рубашку, а потом перестелить простыню, после чего прильнул к нему, блаженно вбирая ослабевший аромат.
— Так будет всегда?
— Да, всегда. Спи, сокровище моё. Отдыхай.
Утром Рейган пришёл спозаранку и тут же встал у плиты. Двуликий выглядел слегка невыспашимся, но довольным.
— Как прошло дежурство? — несколько сковано спросил его Тобиас за завтраком. И дело было не в том, что он вот-вот оставит мужа с ним, а из-за того, что что сказал Салли перед сном. Вспомнилось, как Двуликий активно набивался в любовники, и, наблюдая за хозяйственным другом, бета впервые подумал, что если бы не Салли... Сам Салли ел вяло, но это было вполне нормальным. Для него Рейган приготовил жиденький супчик на наваристом курином бульоне, чтобы подкрепить перед новой вспышкой. Второй день течки, процесс нарастал, и силы требовались немалые.
— Нормально. Дуг отогнал нескольких особо наглых.
— А изоляция?
— Работает, как и рассчитывали близнецы. Если её доработать как следует, то будет ещё лучше, и парни уже ищут новые материалы и способы нанесения. Есть ещё пара идей... Если бы не изоляция, то желающих было бы больше, и Дугу пришлось бы драться всерьёз.
— А как он сам?
— А я на что? — резонно вопросил Рейган, и Тобиаса отчего-то уколола досада. — Стоило ему хоть чуть-чуть, но нанюхаться, я был рядом и помогал сбросить. Дуг отлично пахнет, я не раз с ним спал, так что всё нормально. Слушай, Салли, а он не может быть ребёнком Истинной пары? Уж очень здорово сдерживается — того течного, на которого как-то нарвался, даже не укусил.
— Очень даже может, — кивнул Салли, рассеянно бултыхая ложкой в супе и украдкой поглядывая на сородича. — Папа Орри рассказывал, что Сет ему говорил, что его покойные родители жили хорошо, и отец не ходил на сторону. И Сет замечательно пах. А для наших носов...
— Тогда и Дуг, наверно, такой же. Хорошо. А Альвар?
— Не знаю, но пахнет он вполне чисто. Ты знаешь, кто его родители?
— Откуда, если они в другом городе живут? Ал специально приехал учиться именно сюда, чтобы потом помочь им перебраться поближе, как только заработает на достойное жильё. Я поспрашиваю.
Как только Тобиас ушёл, не без труда оторвавшись от Салли, который захотел пожелать ему удачного дня, Рейган тут же ощупал свой карман.
— Салли...
— Сегодня мы будем вместе, я решил. Вчера было так хорошо, что я... — Салли густо покраснел. — хочу попробовать.
Двуликий едва не задохнулся. Даже подумал, что ослышался.
— Салли...
— Ты же наш друг. Ты не причинишь мне вреда. И вы такая редкость. Было бы несправедливо упускать такой шанс. Тем более, что до рождения нашего сына ещё есть время.
— Нашего? Ты имеешь в виду...
— Да. Впрочем... я тут за завтраком подумал... — Салли снова зарумянился. — быть может... когда-нибудь... Ты же чистый, а чистокровные омеги наделены особым благословением Светлейшего. Может, когда-нибудь Тобиас позволит... Ведь чистая кровь сейчас так нужна миру.
Рейган едва не сел мимо табурета.
— Салли... я ушам своим не верю... Ты хочешь?..
— Не сейчас, но, может, когда-нибудь... — Салли отвёл взгляд. — Мы ещё так молоды... И я ещё кое-что понял. Папа Орри рассказывал, что когда-то у одного омеги могло быть два мужа. Как в Первом Семействе. При всестороннем согласии подобное изменой не считалось. И это считалось нормальным. И в нашем роду такое случалось несколько раз — когда не один супруг, а два. Причём на равных правах. Правда, такое благословение даётся не всем — тут очень важно взаимное доверие. Ревность и гнев убивают божественный свет и мешают рождению здоровых детей. Ведь когда-то Адам и Рослин всё же рассорились и разошлись в разные стороны, Иво остался совсем один, его последний ребёнок из-за этого родился мёртвым, и он, терзаемый болью потери, стал первой яблоней, чтобы плоды его любви всегда служили потомкам.
— А если ты встретишь... своего Истинного? Ты оставишь нас?
Салли вздрогнул. Приходила такая мысль в голову, когда его готовили к дебюту, но расстаться с Тобиасом... Нет! Уж лучше согласиться на двух мужей сразу! Или трёх, если и Рейган станет частью Семьи. Он будет любить их всех, мирить, дарить себя всем троим, но не расставаться! Не сейчас! Если Светлейший и впрямь возложил на Спенсеров особую миссию, то не позволит его семье развалиться.
Омега стремительно приблизился к другу, вцепился в его плечи и решительно поцеловал. Рейган пошатнулся и вцепился в сидение, сдерживая нарастающее желание.
— Салли... — выдохнул Двуликий, едва их губы разомкнулись. Он смотрел Салли прямо в глаза и ясно видел в них растущее желание.
— Мир меняется. Когда-нибудь всё будет так же, как до Великого Холода. И с чего-то надо начать. Может, именно мы должны начать?
Рейган смотрел в глаза своего возлюбленного и не верил. Это Салли предложил стать частью его семьи? Когда-нибудь зачать общего ребёнка? От него — бывшей уличной шлюхи? Как такое возможно?
— Салли...
Салли взял его за руку и потянул к кровати.
— Идём. Я хочу быть с тобой. Узнать, что это, пока есть время, а потом... Ведь когда моя течка закончится, то долго будет нельзя.
— Я... только возьму...
— Да, конечно.
Салли сбросил с себя ночную рубашку и забрался на постель. Рейган ошеломлённо мотнул головой и снова сунул руку в карман. Лайсерги дали достаточно, и всё же он сомневался. Салли действительно хочет быть с ним или это только течка?
Рейган знал, что это такое. Когда охватывает желание — дикое, неукротимое, и хочется, чтобы эта мука закончилась, в какой-то момент уже начинает хотеться хоть чего-нибудь, чтобы это закончилось. Когда парню было двенадцать-тринадцать, и его регулярно насиловали работорговцы, жившие в их доме, Рейган хорошо это запомнил. Как он хотел, и как ему потом было плохо. И как братья успокаивали его — рыдающего и глотающего слёзы. Как обнимали его, гладили по плечам и голове и говорили, что он не виноват ни в чём. Знали бы, что это такое — осознавать, что хочешь не кого-то, а потного вонючего ублюдка, которого ненавидишь всей своей душой?!!
Салли ждал, и Рейган, сглотнув, начал неторопливо раздеваться. Вспомнив про дверь, он проверил, надёжно ли та заперта, и вернулся. Забираясь на кровать, Двуликий дрожал от последней неуверенности и предвкушения. Салли пах так соблазнительно!
— Иди ко мне.
Салли потянулся к нему, и омеги начали медленно сплетаться в объятиях. Даже сейчас, когда комнату проветрили, Рейган чуял, как от одеяла пахнет Тобиасом, и от этого вспоминались дни и недели до появления Салли и мечты о жизни с прежним возлюбленным. Да что ж такое-то?! Неужели он так и будет разрываться между ними? Или стоит прислушаться к... Салли тоже что-то тревожило, его дыхание дрожало, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Неуж-то ещё сомневается, стоит ли? Да, вроде, не то...
— Салли...
— Пожалуйста... я хочу этого.
Пальцы Салли погрузились в густые волосы друга, чуть сжали, поглаживая затылок, и Рейган сдался. Он жадно впился в сладкие губы Салли, торопливо оглаживая трепещущее тело.
Салли жадно вдыхал сочный аромат Рейгана, который становился всё гуще. К землянике примешивалась нотка сирени, и от этого сердце заходилось особенно сильно. Как будто его муж тоже здесь, и эта фантазия пьянила. Эта смесь уже почти обжигала нос, и Салли внезапно понял, что это начинается вспышка. Так скоро? А ведь казалось, что до начала больше времени...
Эта мысль быстро потонула в разгорающемся мареве охватившей его страсти. Тем более, что ещё одно обстоятельство увлекло омегу — он и Рейган были практически одного роста и телосложения. Только Рейган покрепче и чуть шире в кости. Салли невольно залюбовался его телом — стройным, поджарым, с заметным, пусть и не таким ощутимым рельефом, как у Тобиаса. Ещё в мастерской Лориена он видел эскизы, срисованные с друга, но видеть это наяву — не то, что рассматривать великолепные, но всё же рисунки. Тело было живым, тёплым, оно было здесь и сейчас, и оно живо отзывалось на ответные ласки. То, что они были почти одинаковыми, давало больше возможностей приласкать как следует, обхватить полностью, не нужно тянуться. Салли опрокинул Рейгана на спину и начал изучать его.
Двуликий покраснел, когда ладонь возбуждённого сородича коснулась его стремительно крепнущего члена, и отвёл взгляд.
— Салли...
— Где эта штука? Как с ней надо?..
— Сейчас...
Рейган вскочил и потянулся к своим штанам. Бумажные обёртки с тихим шуршанием посыпались на пол. Рейган охнул и бросился их подбирать. Салли цепко наблюдал, едва сдерживаясь — то, как небольшие мускулы сородича гуляли под кожей, завораживало. Рейган вскрыл первый бумажный пакетик и достал требуемое. Его руки тряслись — от возбуждения и страха. Не порвался бы... Нет, не порвётся — Салли абсолютно уверен! Но едва он вернулся обратно...
— Я... я сам. Как там надо?
Рейган, краснея, начал объяснять. От прикосновений Салли к его налитому кровью члену по его телу ползли знакомые мурашки. Какой же он чувствительный... Салли аккуратно раскатал презерватив до самого узла, с любопытством его разглядывая.
— А... это зачем?
— Если бы этого не было... то после извержения семя бы просочилось наружу.
— А... понял...
Салли снова поднял глаза на друга и забыл обо всём. Вспышка набирала обороты.
Рейган едва верил в то, что происходит. Салли. Здесь. С ним. В его объятиях. Не Дик, Руби или Нолан, а Салли! Его любимый Салли!!! За что ему это чудо?!
Гибкое жаркое тело под руками. Одуряющий запах омежьей кожи и смазки. Ответные ласки и поцелуи. Объятия, которые становятся всё крепче и требовательнее. Салли стонет и просит. Рейган стиснул зубы, забросил его ноги к себе на плечи и одним рывком ворвался в столь желанное тело, которое легко его впустило и тут же сжало в себе. То, что было потом, в памяти едва отпечаталось, а затем после дичайшего оргазма сознание заволок туман сцепки.
Когда вспышка завершилась, Салли с некоторым смущением покосился на друга, собирающего со смятой постели использованные презервативы и проверяя их на всякий случай. Ни одного разрыва, ни одной протечки — близнецы сработали на совесть.
— Рейган... я... не слишком...
— Нет, всё в порядке. Сейчас я быстренько воды согрею... — Двуликий, заметно притомившись от солидной нагрузки, начал вставать. — Пить хочешь?
— Да... пожалуйста.
Обтирая Салли влажным полотенцем, Рейган всё же рискнул спросить:
— Салли... ты это всерьёз говорил?
— Про нашего общего ребёнка? Да. Только надо сначала обсудить это с Тобиасом. Всё-таки это серьёзный вопрос, и он мой законный муж. Без него решать нельзя. И если Тобиас будет не против, то у нашего малыша обязательно будет сводный чистокровный братик.
— И тебе не страшно будет зачинать ребёнка от... бывшей уличной шлюхи? — тихо спросил Рейган, бросая полотенце в таз с водой и отворачиваясь.
— Не называй себя так! — возмутился Салли и, собравшись с последними силами, сел и прильнул к другу. — Ты не шлюха! Тебе просто трудно приходилось в жизни! Никто не имеет права осуждать тебя! Неизвестно, что бы они сами сделали, окажись в твоей шкуре!
— Я же... грязный... — Рейган поник. Его начала бить противная дрожь стыда.
— Если стремление жертвовать собой ради своих — это грязь, то я согласен измараться в этой грязи. Это гораздо лучше лицемерной чистоты, за которой таится самая настоящая свалка. И я люблю тебя, что бы ты не делал раньше. Ты наш друг. Один из самых близких и дорогих... — Салли стиснул руки крепче. — Нет, самый близкий и дорогой.
Рейган едва сдержал слёзы. Слышать это было больно. Салли считает его всего лишь близким другом, а ведь сквозь дикую страсть Двуликому померещилось нечто другое. И в этот мираж хотелось верить.
— Правда?
— Правда. И я буду любить тебя, что бы не случилось.
Рейган сжал ладонь сородича, поглаживающую его по плечу. Просто друг, но всё-таки любимый.
— Спасибо, Салли. Ты не представляешь, что для меня это значит.
— Ну, как? — Лайсерги с заметным волнением взирали на младших Мариусов.
— Получилось. — Салли, чуть морщась, коснулся низа живота. — Спазмы с самого утра, и кровянистые выделения пошли. Очистка.
Франческо выдохнул с таким облегчением, что на него все уставились с лёгким упрёком.
— Хвала Высшим Силам... Я так боялся, что где-то просчитался, и презервативы не выдержат...
— Они выдержали. — Салли прислонился к плечу довольного супруга. — И что собираетесь делать дальше?
— Осталось провести официальные испытания и можно оформлять патент, — ответил Донован. — Может, сразу прибыль и не пойдёт, но пробные партии вполне уже можно делать, а там, может, пойдут реальные продажи. Тем более, что это добавит хоть какой-то гигиены для самых брезгливых, а, может, даже станет защитой от некоторых срамных болезней.
— Я черкну пару заметок, — предложил Кайл. — Нужно привлечь внимание к вашему изобретению.
Лориен сидел в своём уголке и сосредоточенно водил карандашом по альбомному листу. Рядом с ним уже лежало несколько набросков и рисованный портрет Тобиаса. По поводу картины художник отмалчивался, хотя пришёл в гости к друзьям не с пустыми руками — из его сумки торчал деревянный тубус.
— Лори, чего молчишь? — повернулся к парню Рейган. — Хоть бы сказал чего!
— Я занят, — недовольно процедил художник.
— И чем ты занят?
— Ищу композицию и постановку для первого семейного портрета наших друзей.
— А разве того, что ты уже набросал, мало? — удивился Дуглас. — Ты же постоянно что-то рисуешь, когда к ним приходишь.
— Я не могу поймать нужный момент. — Лориен огорчённо опустил альбом на колени. — Чего-то не хватает.
— Всё художники с блажью? — насмешливо поинтересовался Альвар, выразительно покрутив пальцем у виска.
— Не знаю, но я точно, — вернул ухмылку Лориен.
— А ту картину когда заканчивать думаешь?
— Вообще-то... я её уже закончил. — Лориен покраснел.
— Как? — вскричал Рейган, вскакивая. — Когда это ты успел?
— Вчера. Я беспокоился о Салли, всё время думал о нём, а потом сел за мольберт и работал всю ночь и утро. Краски уже высохли. Осталось только лак положить, но это вполне может подождать.
Рейган машинально покосился на тубус.
— Только не говори, что...
— Да, я её с собой принёс. Всё ждал подходящего момента, чтобы показать.
— А чего не на подрамнике? — удивился Кайл.
— Он сломался... случайно. Кёрк так хорошо погулял в пивнухе по поводу свадьбы сводного брата, что сшиб и сам сверху приложился неудачно.
— А картина? — побледнел Рейган.
— Не пострадала, и я убрал от греха подальше.
— Так доставай!
Лориен нервно извлёк тубус из сумки и начал откручивать крышку. Все затаили дыхание, боясь нарушить торжество момента. Те, кто видел наполовину завершённое полотно, рассказали другим, и друзьям не терпелось увидеть законченную работу.
Салли слез с колен Тобиаса и подошёл ближе, волнуясь не меньше друга. Вот Лориен извлёк из тубуса аккуратно свёрнутый холст и начал неторопливо разворачивать. Все замерли, вглядываясь в красочный слой. Салли увидел первый и ахнул.
— Лори... это...
Лориен смущённо развернулся к друзьям, держа холст раскрытым, и в комнате надолго повисла тишина, нарушаемая только воем ветра снаружи и потрескиванием огня в печке. Наконец заговорил Дуглас:
— Вот в это я верю.
Картина действительно получилась волшебной. Она была так тщательно проработана, что следов мазков практически не было видно. От полотна словно исходило настоящее сияние божественного света первого творения. Лориен проработал все детали так, будто взял их из реальности и поместил на холст. Ни одно творение последних двухсот лет не могло сравниться с этим! Фигуры поражали своей реалистичностью, которая не соперничала с современной фотографией, а побеждала её, беря не только реальностью, но и сочностью красок. Адам и Иво застыли в совершенно естественных позах, их образы буквально дышали жизнью, и вместе они смотрелись как единое целое — притяжение было бы очевидно даже неискушённому зрителю.
— Первые Истинные, — прошептал Рейган. — Лори, ты просто гений!
— И что будешь делать с картиной дальше? — Кайл тоже подошёл поближе, разглядывая шедевр восторженным взглядом.
— Приберегу для особой выставки.
— Слушай, а ты можешь написать уменьшенную копию? Я её дома на стенку повешу. Ты не думай, не задарма! Я заплачу столько, сколько ты запросишь. И необязательно в масле — мне и акварель сгодится.
— Так хочешь себе такую же?
— Очень хочу!
— Тогда напишу, когда закончу с портретом наших молодожёнов.
— Я позову Оскара, — решил Тобиас. — Ему тоже стоит посмотреть.
— Тогда и Артура с Урри зови.
Рейнольдсы, едва увидели картину, надолго потеряли дар речи, после чего Оскар заплакал, прильнув к мужу, а малыш-бета повис на шее у Лориена.
— Дядя Лори, это здорово! Дядя Салли такой красивый получился! А я смогу ещё раз посмотреть?
— Конечно. Приходи ко мне в гости и смотри, сколько хочешь. — Лориен потрепал малыша по макушке. — Кстати, Оскар, у меня для вас есть маленький подарок.
Лориен достал из своей сумки что-то округлое и плоское, размером с его ладонь, завёрнутое в холстину. Развернул, и все увидели небольшой портрет Артура. Лориен и с мальчика сделал несколько набросков — Артур покорил его смелостью, искренностью и живостью. Оскар, принимая подарок, снова начал хлюпать носом.
— Спасибо... Вы так щедры, Лори...
— Вам спасибо за доброту и гостеприимство.
Оскар горячо и эмоционально расцеловал молодого художника, и Лориен снова начал краснеть.
Когда посиделки закончились, и народ начал расходиться по домам, Салли помог Лориену свернуть холст и поместить в тубус.
— Лори... у меня просто нет слов. Я опять едва верю в то, что не сплю!
— Почему?
— Всё будто нарочно складывается один к одному. Сначала я встретил Тобиаса, потом отыскались наши фамильные кольца, потом оказалось, что у Тобиаса совершенно замечательные друзья и родители, потом мы сумели отбиться от моего отца, потом появился ты... Я не верю, что это просто совпадение!
— А, может, это воля Светлейшего? Он устал наблюдать за бесчинствами, порождёнными Данелиями, и решил, что хватит? И Деймос начал сводить вместе тех, кто может хоть как-то изменить всё.
— И всё же как-то слишком уж удачно всё сходится.
— Это только начало, Салли, и Деймос попытается нам помешать ещё не раз — работа у него такая. — Лориен опустил ладонь на плечо омеги и ободряюще погладил. — Стоит заранее настраиваться и копить силы, чтобы суметь выбрать правильный путь из множества. И всё-таки рано или поздно свет истинного знания всё же воссияет. И мы будем приближать этот миг так, как сможем. Дорогу осилит идущий — шаг за шагом.
Салли дождался, когда Лориен закроет тубус, и крепко обнял его.
— Спасибо, Лори.
— За что? — растерялся бета.
— За то, что ты есть. За то, что ты получился именно таким.
Эти слова растрогали парня до глубины души, и художник тоже обнял друга в ответ.
— И тебе спасибо, Салли.
— Мне-то за что? — Салли поднял голову, глядя ему в глаза.
— За то, что не испугался и сделал так, как хотел. Если бы ты не рискнул сбежать из дома, то всего этого просто не было бы. И я принесу ваш портрет сразу, как закончу. И копию вам с этой картины напишу. Это самое малое, чем я смогу отблагодарить вас.
— За что?
— За то, что приняли меня и поняли. За то, что указали путь. Я понял, зачем Светлейший наделил меня талантом, и буду работать, чтобы воля Его исполнилась. Пусть даже не при нашей жизни.
Вернувшись домой, Лориен обнаружил Кёрка крепко спящим в одном из кресел. От приятеля потягивало не только пивом, но и другими следами свадебного торжества. После посиделок у Мариусов сородич казался особенно недалёким и даже порой раздражал. Поскорее бы его брат съехал от отца, и тогда Кёрк вернётся домой — Раймон пошёл на мировую, увидев учебные работы пасынка, которыми тот похвастался папе. Среди рисунков было и изображение Салли, которое Кёрк без зазрения совести выдал за собственную придумку, что особенно не понравилось его компаньону.
Поморщившись, Лориен положил на стол папку с набросками, зажёг тройной подсвечник, чтобы не будить приятеля ярким светом, раскрыл папку и начал перебирать её содержимое. Он сделал множество набросков младших Мариусов, снова и снова восхищаясь ими, но ни один не отражал полностью то, что художник хотел запечатлеть в портрете. Последним Лориену попался на глаза тот самый набросок, который он сделал на новогоднем гулянии, когда увидел Салли и Тобиаса в первый раз, и бета замер, разглядывая его. Контуры, очертания поз и предметов одежды были сделаны довольно грубо, но вот лица он проработал достаточно детально. Он поймал миг до того, как губы супругов слились в поцелуе. Улыбки, играющие на их лицах, отсветы праздничных огней, блеск полуприкрытых веками глаз...
Всё это моментально всплыло в памяти, и Лориен, торопливо сбросив на пол своё пальто, выхватил чистый лист, сел на табурет, схватил первый попавшийся карандаш и начал рисовать. Он снова не смыкал глаз всю ночь, прерываясь только на то, чтобы достать новые свечи для подсвечника — старые уже практически расплавились — и зажечь их. К тому моменту, как за окном начал осторожно сереть рассвет, эскиз был готов. Лориен понял, что это именно то, что нужно. Он поднялся с табурета и начал перебирать загрунтованные холсты, выбирая самый подходящий, который быстро отыскался. Лориен прикрепил его к подрамнику ремешком, не желая поднимать шум молотком, установил на мольберте, бросил короткий взгляд за окно... и устало махнул рукой. Успеется. Только вот в колледж он сегодня не пойдёт, как и Кёрк. Надо выспаться, чтобы с новыми силами взяться за новую картину.