Гареммыка

— Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь.

— В точку! — согласился я, и продолжил: — Нет, думаю, надо отказываться сразу, пока не увяз. И тут из меня вдруг попёрла фронда. "Максим Дмитрич, оно конечно, честь большая, но я, увы, не тщеславен. Ну, вот ни капельки. По мне лучше маленький рубль, чем большое спасибо. Пусть оно даже исходит из самого крайкома." Против удивления, партийный руководитель отнёсся к моему демаршу с пониманием, хотя и попытался обойтись малой для себя кровью. "Может быть, отгулы тебя устроят?"

"Увы, нет. Будь я на окладе, это было бы интересное предложение. Но я на сделке — что произвёл, за то и получил." "Премию выпишем?" "Максим Дмитрич, что я, не знаю ваших премий? Двадцать пять рублей, и ни копейки больше. А мне семью кормить надо. Если организуете трудовое соглашение на сотню, тогда имеет смысл нам разговаривать. Ну, а если нет, то..."

Катька осуждающе покачала головой, а Ира озвучила:

— Серёж, ну зачем ты так? Он ведь парторг завода, а не твой Абрамыч.

— Понимаешь, Ир... Да, я дерзил и откровенно нарывался на начальственную взбучку. Но тогда мне это казалось более предпочтительным, нежели попасть в поле зрения людей, наделённых огромной властью. Только все мои попытки отмазаться оказались впустую. Этот Максим Дмитрич, ни разу не поморщившись, проглотил всю мою дерзость, уже на следующее утро организовал оформленное по всем правилам трудовое соглашение со всеми необходимыми подписями. Как говориться, кушайте, не обляпайтесь.

— И что? — отбросив всякое притворство, Катька теперь жадно ловила каждое произнесённое мной слово.

— А ничего, в тот же вечер поехал я сдаваться в горком комсомола. Дяденька на входе меня выслушал, позвонил куда-то, через две минуты примчался комсомольский активист с плешью до затылка, подхватил меня под белы ручки и повёл прямиком в зал. Мы ещё перед входной дверью посоревновались с ним в галантности, мол, только после вас, в результате я вошел вторым. Дурак. Знал бы, так вперёд пёр бы танком.

— Это почему? — удивилась Ира.

— Сейчас поймёшь. В общем, вошли мы, я гляжу, на сцене куча ящиков, а в первом ряду сидят восемь девиц, терпятся о своём, о девичьем. Мой провожатый меня девицам представил и испарился. Сами понимаете, мне с теми девицами не до куртуазностей. Стал я ящики вскрывать, распаковывать аппаратуру и по кучкам раскладывать. Девчонки тут же крутятся, любопытно им, видишь ли. Так я первым делом открыл те ящики, что поменьше, выудил из них гитары и вручил девицам. Пусть, думаю, позабавятся, всё же лучше, чем мне под руки лезть будут. Но одна, самая молодая из всех, от меня ни на шаг не отходила, словно ей мёдом намазано. Как оказалось, это и была та самая доча, того самого папика. Не стану утомлять вас подробностями, скажу лишь, что я за три дня со всей этой кухней разобрался, всё подключил и настроил.

— Подожди, Серёжа. Ты же мне сказал, что три недели был занят? — насторожилась Ира.

— Во! Дальше начинается самое интересное. Или самое поганое, это смотря с какой стороны взглянуть. В конце четвёртого вечера, когда девчонки разобрали инструменты и стали пробовать что-то из них извлечь, я объявил, что своё дело сделал и стал прощаться. Тут ко мне подлетает эта папина доча и давай упрашивать поработать у них вторым оператором. Я в отказ, мол, такого договора не было. Уехал. А на следующее утро мне на участок звонит парторг и настоятельно советует не выпендриваться. Максим Дмитрич, говорю ему, у нас было соглашение на подключение аппаратуры и обучение оператора. Я всё выполнил, зачем мне впустую время тратить? А он мне заявляет, дескать, трудовое соглашение было заключено на месяц, вот месяц и будь добр отработать.

— Вот он чем тебя подловил! — откинулась на спинку стула Катька. — Ну-ну, и что дальше?

— Дальше... Приехал туда, злой как чёрт. На лепшую подружку папиной дочи рявкнул так, что её будто ветром сдуло. Гляжу, а Ленка, барабанщица, мне тайком большой палец из-за ударной установки показывает. Она-то потом меня и просветила, что тут к чему и что почём. Оказывается, как и я, все девчонки согнаны в группу в добровольно-принудительном порядке. Кому место в общежитии, кому повышенную стипендию, кому экзаменационные хвосты припомнили. В общем, кроме дочи и её подруженьки, каждую нашли, чем зацепить. А папина доча, Ольга, но она требовала, чтобы её все называли Хельгой, так вот эта самая Оленька с самого первого дня повела себя как королева, мол, вы никто, а я звезда.

Естественно, девчонки подобные замашки приняли в штыки, стали её осаживать. Дескать, это не ты, а твой папа, а без папы ты никто, пустое место. Та взвилась: да я и без папы всего добьюсь, я и умница, и красавица, за мной поклонников толпы бродят. Девчонки давай её подзуживать, мол, не твоим мужем, а папиным зятем те поклонники стать мечтают. Оленька в крик: да я любого соблазню, хоть первого встречного. Месяца не пройдёт, как он за мной тенью будет следовать. Дошло у них до спора. Кто первым в дверь войдёт, того эта Оленька должна будет очаровать. Срок — месяц. Поспорили.

— Погоди. — встрепенулась Ира. — Ты же говорил, что вторым вошел, а не первым?

— Не-а. Я появился третьим по счету. Первой вошла уборщица, вот тут девки со смеху и покатились. Давай, Хельга, вперёд, крути обаяшку на полную катушку! Та надулась, дескать, уговор был про мужчин. Тогда условия изменили, уточнив, что объектом соблазнения должен быть только мужчина, и не первый, а второй вошедший. Якобы для чистоты эксперимента. Хотя, как призналась Ленка, это условие по их задумке было ещё одной миной под Оленьку. Просто девчонки заметили, что по заведённому в данном учреждении порядку, первым в помещение всегда вбегает халдей, открывающий двери своему начальнику, вот они и решили посмотреть, как соплячка будет солидного дядечку окучивать. Эх, надо было мне первым войти, тогда бы Оленька того плешивого активиста вниманием одаривала!

— И теперь эта Хельга тебя соблазняет! А как? Давай, рассказывай, не томи! — Катька в предвкушении даже заёрзала на стуле, а Ирина, закусив губу, переводила встревоженный взгляд то на меня, то на откровенно веселящуюся Катьку.

— Ахи, охи, томные взоры, случайные прикосновения, призывные позы. То есть весь стандартный набор женских уловок... в весьма неумелом исполнении. Я иной раз с трудом сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос, глядя на её ужимки и прыжки.

— Я так понимаю, тебе недолго осталось терпеть? — к концу рассказа Ирина разволновалась не на шутку.

— До тридцатого апреля, у них в этот день должен состояться первый концерт. Вот отсижу выступление и свободен, как птица.

— Свободен? — скептически покачала головой Катя. — Не думаю. Если ты не поддашься на её уловки до Первомая, то она должна будет придумать способ продлить срок. Хрен с ним, со спором, тут будет уже дело принципа, ведь иначе речь пойдёт о потери лица, а к своей репутации люди такого сорта относятся очень болезненно.

— А что же делать? — Ира даже кулачек закусила от беспокойства.

— Не знаю. Я думал взять тебя с собой на этот концерт, показать, что у меня уже есть любимая. Если ты придёшь в своём новом платье, то легко затмишь всех женщин в зале.

— А что? Может и сработать. — одобрила моё предложение Катька. — Точно! Приоденем Иру, подкрасим, бижутерию подберём, и пусть эта Хельга попробует с нашей Иришкой потягаться.

Ободрённая словами Катьки, Ириша повеселела, заулыбалась. Она погладила меня по руке, но вдруг встрепенулась, подтянула её ближе к глазам и впилась взглядом в мои часы.

— Ой, а время-то уже сколько! Всё, Кать, спасибо за чай, нам уже пора.

— Ну вот, только разговорились, а вы уже убегаете. — огорчилась Катя. Она вышла проводить нас до двери и, пока мы с Ирой одевались, поинтересовалась:

— Вы сейчас куда?

— Я Иру провожу и домой поеду.

— Может, и мне с вами прогуляться? Заодно и договорим, что не успели.

— А обратно ты как? — замерев, Иришка даже перестала застёгивать сапог.

— Обратно на троллейбусе, с Сергеем. Не волнуйся, я на своей остановке выйду, а твой женишок дальше поедет.

— Да я не волнуюсь... — несколько стушевалась Ира.

— Тогда подождите меня, я мигом!

Она действительно не заставила себя ждать, появившись через минуту уже джинсах. Сунула ноги в короткие полусапожки, накинула пальто, упрятала под вязаную шапочку огненную копну и заявила:

— Ну, я готова, чего стоим, кого ждём? Пошли!

Выйдя на улицу, Иришка неким разделителем сразу вклинилась между нами, взяв под руки меня и Катю. А Катька не обратила на это никакого внимания. Она сразу же продолжила прерванный разговор, задав мне очередной животрепещущий вопрос:

— А вообще, что Оленька из себя представляет, какая она внешне?

— Да никакая. Плоская как доска, тощая, костлявая, с подростковой угловатостью, зато гонору выше крыши.

— А как она одевается?

— О, тут всё по последнему слову молодёжной моды. Прическа из серии "взрыв на макаронной фабрике" с мелированными кончиками торчащего в разные стороны начеса. Макияж такой яркий, что любой попугай от зависти удавится. Куча пластиковых колец-браслетов на руках, бусы как у цыганки в десять рядов, по килограмму ваты в подплечниках варёной куртки, микроюбка с широченным кожаным поясом, из-под которой торчат две спички в легинсах. Фильм "Маленькая Вера" смотрели? Вот примерно так же, как там главная героиня одевалась.

— Тогда бижутерия отпадает сразу. — Катька отошла на пару шагов в сторону и пробежалась по Ирине критическим взором. — Только золото, но и того не много. Понимаешь, тут надо на контрасте сыграть, выставить против той маленькой девчонки настоящую даму высшего света. Чтобы у Оленьки даже мысли не возникло потягаться с Ириной. Но, боюсь, одного наряда будет мало. Ты, Серёжа, говорил, что Оля девочка с гонором? Тогда нет, надо что-то другое придумать, что-нибудь шокирующее. Чтобы раз, и наповал! Эх, Ир, жаль нет в тебе ни капли стервозности, она бы тут не помешала.

— Зато у тебя её с избытком. — усмехнулся я.

— На том стоим! — не стала спорить Катька, а потом выдала: — Слушай, а может мне с тобой сходить? Я эту выскочку мигом на место поставлю.

— Спасибо за заботу, Кать, но я без Иры не пойду.

— А пойдёмте все вместе? — опрометчиво брякнула Ирина.

— Вместе? Вместе... — Катька покатала это слово на языке и согласилась: — А давай! Нужен шок? Устроим.

Девчонки принялись обсуждать наряды, какой из них кому лучше одеть. По задумке Кати, одежда одной дамы должна была максимально сочетаться с нарядом другой и не противоречить облику кавалера. Но при этом все три прикида просто обязаны были быть разными. Действительно, задачка оказалась не из простых: три образа, где каждый индивидуален, но все вместе они образуют единое целое.

Я отрешился от беседы и шел сам по себе, наедине со своими мыслями. Ощущения были, мягко говоря, необычными. Да, я бессчетное количество раз гулял и с Ирой, и с Катей, даже спал что с одной, что с другой, но всегда между ними был промежуток. Пусть в несколько часов, но был. А вот чтоб так, одновременно, такого до сегодняшнего дня не случалось. Впервые из треугольника, где каждый тянет на себя, стало складываться единое трио, объединённое одной целью. Пусть пока эта цель была мелкой и сиюминутной, но она была, и обещала новые встречи, так же как и сейчас — втроём, вместе.

Стремясь продлить, растянуть это ощущение единства, я стал замедлять шаг, впитывая, втягивая в себя это смешение запахов, эмоций, каких-то неуловимых эманаций, исходящих от нас троих. Я упивался этим коктейлем, будоражищим кровь и заставлявшим хмелеть без вина. Я был искренне благодарен Ирине за сегодняшний день, а Ириша, чувствуя исходящую от меня нежность, прижималась ко мне всё теснее.

— Зайдёшь? — спросила она, когда мы добрались до её дома.

— Нет, Ир, ты что?! Юльчик уже спать ложиться, а увидит меня, начнёт скакать по комнате, так вы её потом пол ночи не угомоните.

Нисколько не стесняясь Катьки, мы обменялись долгим поцелуем и расстались. Казалось, захлопнувшаяся за Ириной дверь острым лезвием обрезала все разговоры, и недолгий путь до троллейбусного кольца мы с Катей проделали в молчании, четко выдерживая некоторое расстояние между нами, чтобы не дай бог случайно не соприкоснуться. А на кольце нас встретила пустота асфальта и сиротливо поблескивающие нити проводов над головой.

— Пошли пешком?

— Пойдём.

И мы пошли вдоль безлюдного ночного проспекта, словно два актёра на залитой огнями сцене. Впрочем, проспект был не столь уж безлюден — уже через минуту нам навстречу попался запоздалый прохожий. Почему-то сразу вспомнились все страшилки о грабителях и просто шпане, выползающей из подворотен с наступлением темноты. Я взял руку Кати, положил её на сгиб правого локтя и почувствовал благодарное пожатие пальчиков. Так мы дошли почти до Катиного дома. Нам оставалось лишь свернуть с проспекта, преодолеть два двора и мы уже у цели, когда нам преградили путь три парня чуть младше меня.

Я молча задвинул Катьку за спину и пробежал взглядом по округе в поисках палки, дубинки, простого камня, словом, всего, что может стать оружием в драке. Но тротуар был пуст, чисто убран и выметен, как полагается центральной улице города. Тогда я перевёл взор на шпану, стараясь оценить противников. Джинсы-"бананы", украшенные обилием заклепок кожаные косухи, на головах "французский выщип" стоящего от геля начеса — полный прикид первых парней на районе. Ребятишки стояли, снисходительно улыбаясь и предвкушающее разминали руки в перчатках без пальцев.

— Оба-на, пасаны, вы тока гляньте, какая варёнка к нам пришла! — обрадовался моей куртке средний, судя по замашкам, вожак этой троицы. — Надо тока хлюпика из неё вытряхнуть.

— Так эт мы враз! — с готовностью заржали двое по бокам, а тот, что стоял справа, добавил:

— Да и краля ничо так, я гляжу, она явно хочет пойти с нами. Как, пасаны, уважим?

— А уважать будем по кругу, или станем жребий тянуть? — вякнул левый. "Похоже, трусоват, отметил я, вон как постоянно на вожака оглядывается".

— Там разберёмся, я сначала хочу свою курточку забрать. — явно рисуясь, вожак протянул ко мне руку. Спокойно так, не торопясь, в полной уверенности своего превосходства.

"Попробую левой обозначить свинг, чтоб он закрылся, шаг вперёд и короткий апперкот в челюсть. Поплывёт, должен поплыть, а нет, так хоть напугаю. Потом замах в сторону правого, два шага, и я у стены дома, так хоть со спины не зайдут. Ну а там как получится, улица светлая, менты часто ездят, может и отмахаюсь". Сдерживая кипящий в крови адреналин, я старался не дёрнуться раньше времени, чтобы не спугнуть эту приближающуюся руку. Я уже начал сжимать кулаки, как вдруг из-за моей спины вылетела Катька. Просто, без изысков, она с такой силой толкнула в грудь вожака, что тот сделал два судорожных шага назад, запнулся пяткой за бордюрину и грохнулся навзничь на спину, глухо ударившись затылком об асфальт тротуара. А Катя тут же повернулась к правому и кошачьим движением полоснула ему по лицу ногтями, разодрав бровь и щеки.