Когда из-за поворота ущелья вынырнули двое всадников, лишь старший кланта повернул овальную, отсвечивающую стальным блеском голову, оценивая ситуацию. Один хаск был молод, второй значительно старше. Внешность для нубеса не имела значения, все хаски были для него на одно лицо, он оценивал их возраст, опираясь на свои внутренние ощущения. Оба вооружены короткими мечами, да парой кинжалов. Убедившись, что очередные гости Нубесара не представляют никакой опасности, старший потерял к ним интерес и снова уставился на огонь, погрузившись в созерцательное наслаждение. Исконные враги нубесов снова понесли потери, и это было приятно. А кроме того, его тело впитывало животворные струи пламени. Наслаждение было двойным...
А всадники тем временем остановили дракхов, увидев столь живописную картину.
— Чтоб меня причастило, — потрясенно вырвалось у молодого, рослого хааскина, уставившегося во все глаза на пылающий, чадящий холм из сваленных друг на друга тел Вестников и их чарсов. Он дернул себя за волосы, собранные сзади в тугой пламенно-рыжий хвост, словно пытаясь таким образов справиться с чувствами. — Еще одна бойня! Ты только посмотри, да их здесь полегло не меньше, чем в Ножевом ущелье! И снова из-за чужака! А Онни? Что с ней? Надеюсь... — Голос хаска от волнения прервался. Он на миг предположил самое худшее.
— Ее там нет, — сообщил старший, бросив спокойный взгляд на импровизированный церемониальный алтарь нубесов. — Засферник тоже ушел.
— Хвала Истинного Свету! Рад это слышать. Этот засферник прямо притягивает к себе неприятности! Мы еще далеко от них, светлейший?
— Нет. Теперь в самый раз. Опасность для них миновала и можно больше не гнать, к вечеру мы так и так все будем в Жарле.
— Отлично, светлейший! — молодой хааскин заметно оживился. — А то эта бешеная ночная скачка мне всю задницу отбила. Зря я новое, не обкатанное седло взял...
Он осекся, наткнувшись на строгий взгляд Верховного мага, и озадаченно хмыкнул, не понимая его причины. Маг объяснил:
— С этого момента я для тебя просто Стилен, мой мальчик, мы путешествуем тайно. Больше никаких "светлейших".
— Хорошо, свет... Прошу прощения, Стил... Ага. Стилен. — Избавиться от въевшейся в натуру привычки оказалось не так-то просто. — Но тогда больше не называй меня мальчиком! — Лекс широко ухмыльнулся и наставительно выставил вверх указательный палец. — Ты выглядишь лишь чуть старше меня, и подобное обращение сразу вызовет подозрение даже у последнего идиота.
Маг скупо усмехнулся, окидывая пристальным взглядом спутника. Подсотник даже не стал переодеваться, поехал прямо в своем пижонистом наряде, в каком привык красоваться в Сияющем, лишь плащ сменил со светлого на темно-серый. Ночью Гилсвери не обратил внимания, а теперь уже поздно делать замечания. Сам-то он, в его понимании, оделся как можно невзрачнее — долгополый темно-синий ксомох, просторный серый плащ из шкуры рогача с подбивкой из серебристого парскуньего меха, плотные шерстяные штаны. Сапоги вилсиговые — более водостойкой и ноской кожи все равно не сыскать, но природный пурпур, служивший отличительной чертой этой кожи, приглушен сверху серым окрасом, да и сшиты сапоги попроще. "Четырехшовка", как у Лекса, конечно, выглядит посолиднее, но прочность такого покроя сомнительная.
— Хорошее замечание, Лекс. И хороший предлог выразить недовольство, не так ли?
Подсотник с невинным видом пожал широкими плечами.
— Да я ничего такого не имел в виду, Стилен, Светом клянусь...
— Вижу, вижу, понравилось фамильярничать. Но здесь разрешаю, а вот в Сияющем, когда вернемся, даже и не думай продолжать в том же духе. И нечего разводить руками, прохвост, голову оторву, и не посмотрю, что ты любимчик Онни. Следует помнить, что дурные привычки быстро укореняются.
— Это точно, светлейший... тьфу ты, пропасть. Это я не на тебя, Стил... Стилен, то есть. Вот и вправду дурная привычка!
На лицо мага набежала легкая тень недовольства.
— Ну, хватит зубоскалить, пора в путь...
— Минутку. — Сделав над собой усилие, Лекс посерьезнел. — Для полноценной маскировки твое новое имя должно быть полным.
Гилсвери озадаченно приподнял брови, подумал и признал мысль здравой.
— Хорошо. Как там вы меж собой меня кличете? Гладколицый? Ладно, не делай столь удивленный вид, будто для тебя это новость, сам же верно, это прозвище и придумал. Ну так как тебе это имечко — Стилен Гладколицый?
Лекс, не выдержав, коротко заржал, отворачивая лицо в сторону. Да уж, неприметное имечко...
— Ну-ну, прохвост, посмейся мне еще.
— Да я что, я ничего, хорошее имя. Гладколицый. Да нормально! Гладколицый, значит. Который Стилен...
— Заткнись. Голову оторву.
"Неистребимый" скорбно вздохнул, всем своим видом выражая полнейшее смирение, но в глубине его глаз по-прежнему плясали лукавые огоньки. Обещания Верховного мага никогда не были пустым звуком. А дорога была такой длинной...
19. Драхуб
Трое верховых во весь опор неслись по дну Ножевого ущелья. Мощные удары копыт дробили воздух множественным эхом, перекатывающимся с одного крутого скального склона ущелья на другой ощутимо тяжелыми волнами, холодным ветер бил в свирепые лица.
Оплавленные ударами боевой магии, скалы кое-где все еще дымились.
Драхуб зорко смотрел по сторонам, ожидая нападения гвэлтов и готовый усмирить их страшнейшими заклинаниями. Из темных глаз мага лился тусклый мертвящий свет. Злость от поражения распирала его изнутри, требовала выхода. А потеря своего меча Силы, Оретуна, и вовсе приводила в неистовство, не говоря уже о предательстве чарса. Но забава с гвэлтами, по всей видимости, отпадала, Инитокс с ними уже разобрался. Что ж, Драхуб умел сдерживать чувства. Он подождет...
Когда он наткнулся на россыпь раздробленных костей и остатки доспехов, разбросанных среди огромных, полуизъеденных магической кислотой камней, то остановил чарса и нахмурился, рассматривая останки погибших сородичей. Двое сопровождавших его пардов почтительно замерли за спиной.
Заклинание не пощадило никого, растворив и плоть, и камень, и почти неуязвимую виритовую сталь. Странно, что Инитокс не справился с такой простой задачей, не сумел укротить гвэлтов заранее. Сдается, что и тут проявил силу мерзкий демон, будь он проклят... Драхуб не мог забыть, как чудовищный по силе — и невидимый удар вырвал его из седла, смяв сверхпрочный виритовый панцирь, словно тонко выделанную кожу, и бросил на Алтарь Зверя. Вот она отметка, у него на груди. И пока демон не умрет, этот панцирь он не сменит. Он так решил.
Но следует поторапливаться. Тысячное войско, связывавшее ему руки, давно отослано назад, так как осаждать город хасков не потребовалось, и дальше Драхуб отправился лишь с двумя воинами-пардами, старыми проверенными ветеранами Джарвигом и Стошарком, его личными слугами. Если Инитокс не сумеет перехватить демона на границе, то и тысячное войско не поможет справиться с макором нубесов. Тут необходимо действовать хитрее... Скоро это выяснится. От Инитокса он по всем ощущениям отставал всего на десять-пятнадцать минут.
Здесь и застало его заклинание Всевидящего Ока.
Законы магии Внутреннего Круга почти невозможно обойти, и на такое способен только Икседуд, ибо магическая мощь Владыки Колдэна необъятна, как длань Первородного Мрака, простертая над миром Хабуса, повелевающая и указующая. Но, даже не взирая на его мощь, связь вышла слабой, и появившееся в воздухе перед глазами ловчего мага черное лицо Владыки неустойчиво колебалось.
— У нас затруднения, Драхуб, — глухо пророкотал Икседуд, за спиной которого угадывались очертания Трона. — Отряд Инитокса уничтожен нубесами, а сам он побежден демоном, прошел преображение и скоро его каруна присоединится к тебе. Используй ее, как сочтешь нужным... Мы лишились второго Меча Силы, это начинает тревожить... Отправляйся в обход территории нубесов по землям серых адалаев, перехватишь демона у пристани на Великом озере — до того, как он сядет на корабль. Активизируй, сколько сумеешь, марнов на пути следования демона. Если это и не остановит его, то, по крайней мере, задержит, создаст ему трудности. Драхуб! — Темные глаза Владыки Колдэна грозно сверкнули красным расплавом — словно вспыхнули в глубине черепа уголья. — Даю тебе право Священной мести! Действуй!
Магическое изображение исчезло в беззвучной вспышке — столь велико было волевое усилие Икседуда, удерживающее связующий визуальный канал через границы макоров.
Некоторое время Драхуб пребывал в неподвижности, оценивая полученную весть, не столько встревожившую его, сколько озадачившую. Инитокс... Совсем еще мальчишка по жизненным меркам дал-роктов. Ловчий маг не услышал отголоска посмертия его отряда, потому что схватка произошла на территории макора нубесов, Граница отсекла все ментальные возмущения. Пройти через преображение, чтобы превратиться в каруну, посмертное физическое воплощение души Посвященного, терха могло заставить только сильное потрясение в момент смерти — боль, гнев, отчаяние. Само по себе преображение происходит редко, только в исключительных случаях. Что же демон сотворил? Явно что-то иное, чем с ним, Драхубом, с чем еще сталкиваться не приходилось. Информация каруны будет весьма кстати, нужно понять и оценить новую опасность...
Нельзя сказать, что маг любил молодого терха, это чувство ему было неведомо, как и всякому нормальному дал-рокту, но определенную привязанность он ощущал, немого большую, чем к чарсу, который его предал... Именно Инитокс нашел его на Алтаре Зверя и помог восстановиться. За все это тоже предстояло отомстить. Два меча Силы, попавшие в чужие руки, должны вернуться обратно... Что же до демона... да, тот силен. Глупо этого не признать, а Драхуб никогда не числил себя глупцом. Но второй раз застать его, Хранителя Силы Рода, врасплох не удастся. При следующей — и скорой встрече все будет по-другому. Для демона приготовлен очень неприятный сюрприз.
Ловчего мага охватило злобное предвкушение того, что он сделает. Что он теперь вправе сделать. Сердце демона с этого момента целиком принадлежало ему. Владыка отказался от своих притязаний, ему больше не нужен необычный раб. Драхубу — тем более. Предчувствие заставило его тогда сотворить такую могучую магическую ловушку, всего лишь предчувствие, но он никак не ожидал, что этого окажется недостаточно. Он, как и Владыка, хотел получить уникального раба, а обрел могущественного врага. Тем лучше. Более действенного способа развеять многовековую скуку не найти. Жизни дал-роктов бесценны, а демон уничтожил уже многих, и месть теперь необходима как воздух для дыхания. Что ж, он предвидел подобное развитие событий, потому и взял пардов, а не воинов Рода. В чужих макорах лица хасков не будут вызывать столь пристального внимания, как внешность дал-роктов, да и потерять их будет не так жаль, как истинных воинов. А уж себя-то он всегда сумеет замаскировать, даже несмотря на свой огромный по сравнению с пардами рост...
В последний раз скользнув взглядом по останкам воинов из отряда Инитокса, Драхуб, не трогая поводьев, мысленным посылом развернул чарса в обратном направлении. Предстояло сделать изрядный крюк, чтобы перехватить врага с более подходящей позиции. А именно — необходимо вернуться к началу ущелья, свернуть на север вдоль подножья гор Карбеса, и по землям своего макора преодолеть больше шести переходов до следующей Границы, после чего совершить еще пять переходов по чужой территории, принадлежащей серым адалаям, — до Великого озера. До Границы он рассчитывал добраться уже к нынешней ночи. До Великого озера — равно через сутки, к ночи следующей, если не возникнет никаких непредвиденных препятствий...
При этой мысли Драхуб гневно зашипел, оскалив клыки.
Никаких препятствий больше не будет.
Он об этом позаботится.
Часть 2. Навязчивая легенда
1. В трактире "Судный день"...
...И в этот вечер было полным-полно народу. Пузатый Бочонок, правнук Большого Бочонка, внук Дырявого Бочонка и сын Рогатого Бочонка, корд по рождению и оттого светловолосый и бронзовокожий, внешне вполне оправдывал свою кличку. При малом росте он обладал столь внушительным животом, что при первом же взгляде на него казалось, будто этот малый в один из несчастных для себя дней целиком проглотил бочонок из-под дронтума. Да так и остался с ним в брюхе на всю оставшуюся жизнь. Что поделаешь, не переваривался, зараза.
Впрочем, выполнять обязанности хозяина заведения ему это ничуть не мешало. Острый глаз коротышки-корда не упускал ни одной мелочи в зале, с потомственной сноровкой обшаривал посетителей, отделяя толстые кошельки от пустых, и вовремя рассылая порыкивающим баском служанок к столикам, требующим хмельного подкрепления. Для обладателей толстых кошельков, естественно, сразу находились свободные места, даже если зал казался переполненным.
— Грена, толстозадая кудаха, что ты так копаешься, пятый столик от окна справа, и возьми кувшин побольше, — зычный бас трактирщика перекрыл сумятицу прочих голосов. — У светочтимых гостей жуткая жажда...
— Может, мне лучше прихватить тебя, Пузанчик, — незлобиво огрызнулась служанка, уже устремляясь в указанном направлении, — сразу на весь зал хватит. Разве что штаны долго с... крана стаскивать придется, если он там вообще имеется...
Часть посетителей, до коих донеслась реплика толстозадой Грены, одобрительно загоготала. Сама же виновница шутки громко взвизгнула, получив несколько щипков в упомянутое трактирщиком место, и понеслась среди столиков не хуже необъезженного дракха, ловко избегая дополнительных поощрений в многострадальную часть тела, что свидетельствовало об ее богатом опыте в подобных делах.
— Ну-ну, поговори мне еще, — с добродушной ухмылкой проворчал ей вслед Пузатый Бочонок. — Светочтимым приятнее щипать твою задницу, а не мою... Леста, Бая, в левый угол! Навра, вон тот светочтимый в синем с позолотой плаще справа, как раз его снимает сейчас... Дуй туда. И будь полюбезнее, если снова залезет тебе под юбку, от тебя не убудет. Если понравишься ему, то в накладе не останешься, я этого типа давно знаю.
Девушка смущенно зарделась, что не помешало ей шустро выполнить указание. Светочтимый в синем с позолотой плаще и впрямь полез под юбку, шепча ей что-то на ушко, пока она, склонившись, наливала ему из кувшина в бокал, и нельзя было сказать, что ей не понравилось сказанное.
В общем, день катил своим чередом.
Обычный день...
Да нет, не совсем обычный день, мысленно поправил себя Пузатый Бочонок. Как он не отвлекался на своих многочисленных гостей, состав которых менялся как вид ручья, бегущего по горному склону: то лениво камушек поднимет и понесет-покатит, то горсть разноцветных прошлогодних листьев прихватит и вновь выбросит на берег, а то вдруг упадет поток с неожиданной кручи вниз. И вот он уже не журчит, а ревет и брызжет пеной на каменных изломах порога, совсем, совсем другой тогда ручей, и не ручей вовсе, а взбесившийся жгут перекрученной воды...
Пузатый Бочонок спохватился.
