| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я не только удивлен, но и восхищен тобой, моя милая Хэдвиг.
— Подойди ко мне, мой Ратибор, — нежно позвала его Вера. — Не бойся, мы здесь одни. А то мы стоим в темноте и ведем разговоры, как солдаты на посту.
— Я не боюсь, только сильно волнуюсь, — Франц вытянул руку вперед, найдя в темноте руку Веры, приложил ее теплую мягкую ладонь к своей груди. — Ты пойми меня правильно. Для меня необычно все в эту минуту. Ты необычная. Мне кажется, сейчас нет войны и я не офицер вермахта. Мы находимся в средневековом королевстве. Мы убежали от горного духа Рубецаля. Ты принцесса Хэдвиг, я принц Ратибор. Мы спрятались на сеновале. Мы так долго шли друг к другу, и наконец мы вместе... Я встречаюсь с тобой третий раз, а кажется, знаю целую вечность.
Настолько сжато время в этом королевстве.
— Это не в королевстве сжато время, Франц. Это война его спрессовала, — с потаенной грустью вдруг отреагировала Вера.
— Я чувствую в твоих словах упрек, — с досадой прошептал Франц. — Но я солдат, Вера. Я выполняю приказы. Я воюю только с вооруженными людьми. Это позор для немецкой армии, что под пули и снаряды попадают мирные жители.
— Ладно, Франц, — вздохнула глубоко Вера, вспомнив свой переход в Пропойск, — давай пока не будем говорить о грустных вещах. Лучше продолжай говорить о королевстве. Мне так приятно это слушать. Не останавливайся. Я не знала, что ты такой фантазер.
— Находясь рядом с тобой, хочется быть не только фантазером, а волшебником, чтобы дарить тебе все, что ты захочешь.
— А мне сейчас ничего не надо, кроме тебя, Франц. Ни злата, ни серебра, лишь бы ты был рядом.
Девушка прижалась к нему, поднялась на цыпочки и трепетно, нежно поцеловала в губы. Франц ответил на девичий порыв. Целуя Веру, он чувствовал необыкновенную легкость, воздушность объятий избранницы, отчего становилось жарко, даже несколько душно.
— Подожди, Верошка, — он отстранился от девушки и снял сначала портупею с кобурой, где лежал его верный 'Вальтер-Р38', а затем китель с серебристыми погонами старшего лейтенанта вермахта. Все это быстро и аккуратно сложил в углу. Туда же положил и фуражку. Тут же скинул прекрасно скроенные хромовые сапоги.
Вера понимающе ждала. Когда Франц притих, девушка ласково и таинственно прошептала:
— Ну что, мой рыцарь, снял свои доспехи?
— Да, Верошка, — нерешительно ответил Франц. Он смущался, что стоял босиком перед своей принцессой. Однако ему было очень приятно ступать босыми ногами по сену. Франц внутренне восхитился новыми впечатлениями.
— Ты чего улыбаешься, Францик?
— Ты видишь меня?
— Я чувствую это... — почти неслышно прошептала Вера.
Прозрачное кружевное немецкое белье, впервые надетое, тихо соскользнуло к стройным ногам девушки. Вера робко, стыдливо подошла к любимому.
У Франца перехватило дыхание...
Юная, чуть вздрагивающая девственная грудь, прикоснувшись прохладными сосками, несмело прижалась к нему. Гибкие тонкие руки, словно лианы, трепетно обхватили голову и притянули к себе. Волнующие губы, вначале легко, припали к его губам, но с каждым мгновением, все сильнее распаляясь, настойчивее целовали его.
Чувство благодарности подкатило к горлу Франца. Он что-то невнятно прохрипел, а затем обнял Веру, наслаждаясь продолжительным страстным поцелуем.
Они целовали друг друга, и каждый хотел целовать, а не быть целованным. Это было похоже на игру и воркование влюбленных голубков.
Постепенно губы Франца переместились ниже, к гладкой шелковистой коже шеи и затем груди. Вера легонько застонала от этих прикосновений. Так хорошо ей еще не было ни с кем. Она целовалась в десятом классе. Но это были ребяческие игры. Здесь было иное. Она задыхалась от радостного, воздушного, с каждой минутой все нарастающего сладострастного состояния.
— А-а-а, — непроизвольно простонала она, когда ее сосков коснулись горячие, желанные губы Франца и стали целовать их и ласкать языком. Они вожделенно набухли и превратились в упругие комочки. Вера задрожала от появившейся необычной, не ощущаемой ранее истомы внизу живота, которая разливалась, возбуждая нестерпимое желание. Пальцы ее рук в это время нежно теребили волосы любимого.
Франца покидал рассудок. Он стал пошатываться, как пьяный. Нарастающее желание обладать этой хрупкой и необыкновенной девушкой неосознанно толкало его быть более решительным. Желание было подобно лавине.
Его губы и руки, трепетно скользя и задерживаясь, наслаждались каждой впадинкой, каждым изгибом, каждой клеточкой ее тела, восхищались совершенством форм, созданных Творцом. Уже не контролируя себя в эту минуту, он, как перышко, подхватил свою фрейлейн и уложил на природную одурманивающую супружескую постель.
Вера всем телом, каждым нейроном почувствовала ярко выраженную мужскую силу, мощь своего избранника. Она хотела слиться с ним и вместе с тем боялась этого слияния.
Подобные чувства и желания возникали и у Франца. Он не хотел обидеть Веру своей грубостью и невежеством.
— Верошка, моя ромашишечка, я тебя люблю, — прошептали его губы тихо и нежно. — Я в твоей власти.
Вера улыбалась от счастья.
— Ромашечка, мой любимый. Ромашечка, а не ромашишечка.
— Мой ты василечек и ромашечка. Сейчас правильно, любимая?
— Почти... Мне очень хорошо с тобой. Целуй меня и говори, говори, говори...
От Вериных признаний душа Франца просто летала. Он понял в этих словах разрешение девушки быть смелее.
В нежном и трепетном порыве, лаская ее девственную упругую грудь, ее гибкое и стройное тело, его пальцы пошли дальше и неожиданно легко коснулись редких пушистых волосиков на лобке и застыли завороженно на месте.
Вера вздрогнула. Ей вдруг страстно захотелось ощутить прикосновение этих мягких нежных пальцев к своим половым органам, которые уже сочились влагой. Ноги ее непроизвольно раздвинулись, помогая проникновению к самому сокровенному и неприкасаемому. Рука Франца скользнула ниже между ног и впервые в жизни стала трогать и возбуждать нежные от внутреннего сока большие и малые губы девушки. Томное желание разлилось по всему телу Веры. Она отключилась от всего и целиком отдалась ласкам.
Вдруг Веру как будто парализовало. Тело ее выгнулось, из груди вырвался глубокий стон:
— Да, любимый! Да!
Франц был на пределе своих возможностей. Больше сдерживать себя он не мог. Он застонал, как зверь, не слыша своего стона, но прекрасно понимая вожделенное желание подруги. Это было превыше его сил. Дрожащими пальцами он быстро расстегнул бриджи и как можно осторожнее и легче дотронулся своей ярко выраженной мужской индивидуальностью до ее потаенных губ.
— Я боюсь, Францик. Я боюсь...
— Верошка, жена моя, я не могу себя сдержать. Не бойся, любимая. Я буду осторожен и не причиню тебе боли, — и он чуть-чуть придвинулся к ней, уже не сдерживая себя, обуреваемый неистовым желанием.
— Я чувствую тебя, ты не поверишь. Я чувствую тебя, любимая. Я люблю тебя! Мы не можем друг без друга, и без этого не может быть любви.
— Да, мой ангел! Да, мой Ромео! Иди ко мне, иди...
Вера инстинктивно сжала руками сильную спину возлюбленного, приподняв и раздвинув бедра. Франц напряг ягодицы и решительным движением вошел в нее до предела.
— А-а-а, — вскрикнула девушка и только сильнее сжала Франца.
Тот понял, что его подбадривают, и начал совершать медленные глубокие движения. Затем движения участились, он задрожал. Вдруг спина прогнулась. Мышцы охватила сладкая судорога, которая томительно разлилась по всему телу. Одновременно со стоном пошли упругие мощные жизненные толчки. Их было много, очень много...
Франц провалился в невесомость. В глазах засверкал салют из тысячи ярких огней.
— Я чувствую тебя, Францик. Я чувствую твою любовь и силу, — Вера благодарно принимала пульсирующие горячие струи новой жизни.
Франц молчал. Его сердце учащенно билось. После короткой передышки он улыбнулся и прошептал Вере на ушко:
— Любимая моя, у нас будет девочка. Я хочу, чтобы она была похожа на тебя, на золотую славянскую фею Златовласку.
— Глупенький, я рожу тебя мальчика. Он будет твоей копией, таким же сильным, рослым и красивым, — Вера сильно и страстно стала целовать Франца.
Тот, не выходя из нее, принимая и отвечая взаимными ласками, налился вновь. И уже смелее, без разрешения Веры, отдавал свою силу и любовь с удвоенным усердием.
В какой-то момент, делая победное движение, он почувствовал, как Вера задрожала сильнее прежнего и, до крови вцепившись в его спину, закричала:
— Люблю... Люблю... Люблю... — и зарыдала...
Франц проснулся от того, что ему что-то мешало спать. Он приоткрыл глаза и быстро зажмурился. Теплые ласковые лучи утреннего солнца, пробившись через щели, в отдельных местах старой соломенной крыши играли на его лице. Немного опухшие от поцелуев губы раскрылись в улыбке.
— Das ist fantastisch сеновал, — и Франц, скрипя мышцами, сладко потянулся. — Верошка, где ты? — но ему никто не ответил.
Молодой человек сбросил с себя тулуп, прикрывавший их ночью, и приподнялся на сенном супружеском ложе, осмотрелся вокруг. Веры на чердаке не было.
— Верошка, где ты? — обеспокоенно позвал он девушку. В ответ горласто и обнадеживающе прокричал деревенский петух:
— Ку-ка-ре-ку!
Франц глянул на водонепроницаемые, с фосфорным напылением циферблата часы, обязательный атрибут всех немецких офицеров, и удивился. Было около семи утра. Это почти на час позже его официального подъема. Недовольный этим, он быстро надел бриджи и сапоги и, взяв в руку остальное обмундирование, слез по лестнице вниз, удивленно отметив, что вся его форма была тщательно вычищена, выглажена и даже подшит свежий подворотничок.
Не успел Франц восхититься заботой Веры, как открылась сенная дверь и оттуда вышла она сама: умытая, свежая, причесанная, улыбающаяся, с радостными приветливыми глазами.
— Guten Morgen, Franz!
— Добрый день, Верошка! Ты выглядишь очень хорошо, как это солнышко.
— Спасибо, милый, — Вера подбежала к нему и чмокнула в щеку. — Давай будем умываться.
Франц обнял ее и начал осыпать поцелуями. Вера мягко отстранилась, сняла с его волос несколько травинок, деловито промолвила: — Потом, потом, дорогой. Завтрак стынет на столе.
— Хорошо, распорядок превыше всего.
Однако Ольбрихт не успел насладиться утренним моционом. Во двор заскочил водитель легковушки.
— Господин старший лейтенант! Хорошо, что вы проснулись. Приезжал посыльный. Вас к девяти вызывают в штаб корпуса.
— Что? — Франц побледнел, застыл на мгновение, держа в руках полотенце. Уже вчера он знал, что в связи с активным сопротивлением русской 151-й стрелковой дивизии у деревни Искань и концентрацией там части сил 50-й танковой дивизии принято решение не перемещать штаб 24-го моторизованного корпуса в ранее намеченный поселок Поляниновичи, а подобрать место в другом направлении. Слишком близки были русские, и слишком упорно дрались их стрелки. Трое суток шли кровопролитные бои, а выбить русских из этой деревни доблестные войска пока не могли. Но он не думал, что его так быстро отзовут. Он надеялся побыть здесь, хотя бы еще один день с любимой и такой уже родной Верой.
— Черт! Готовьте, Ганс, машину, — выдохнул Ольбрихт, скрипя зубами. — Возьмите лишнюю канистру бензина. Через двадцать минут отъезд.
Вера стояла, не проронив ни одного слова. Она просто онемела, лишилась дара речи на мгновение. Лицо молодой, совсем юной женщины было белее снега. Губы дрожали, не находя слов. Большие глаза небесного цвета заволоклись туманом. Как только водитель ушел, ее прорвало. Она заревела, превращаясь в плачущего ребенка.
— Как же так, Франц? Как же так? — ее слезы текли ручьем. — Милый, любимый мой, не уезжай. Останься со мной. Мне столько еще надо тебе сказать хороших и нежных слов, — она причитала и дергала его за китель. — Я согласна, Франц. Я буду твоей женой: преданной, нежной, заботливой. Только останься еще немного. Не уезжай.
Ольбрихт нехотя отнял руки Веры и глядя в глаза обнадеживающе произнес:
— Любимая Верошка, мне также тяжело расставаться с тобой, но я приеду, обязательно приеду.
— А когда, Францик? — Вера вытерла кулачком слезы. Она верила каждому его слову, чтобы он ни сказал в эту минуту.
— Сегодня 21 июля. Я приеду через две недели за тобой. Мы поедем в Берлин и там поженимся. Мне родители пришлют свое согласие. Оно необходимо, чтобы меня отпустили в отпуск. Только дождись меня, Верочка. Хорошо? — Франц обнял Веру за поникшие плечи и целовал, целовал, целовал опухшие, покрасневшие, заплаканные глаза. — Все будет хорошо, моя любимая. Успокойся. Все будет хорошо. Ничего не бойся. Местная администрация вас не тронет, я подготовлю документ. Ведь ты теперь жена офицера вермахта.
— Хорошо, любимый, — тихо проронила Вера, положив голову на грудь Франца, — мы будем тебя ждать, я и наш мальчик. Только береги себя. Только береги себя для нас.
— Ты родишь не мальчика, а девочку, — нежно гладя Вру, убеждал ее Ольбрихт. — Девочку Златовласку.
— Хорошо, хорошо, — глубоко вздохнула она, — пусть будет девочка, как ты хочешь.
Они не замечали, что на них смотрят старческие, слезливые, но умудренные большим жизненным опытом глаза Хадоры. В них было много печали и грусти. Видимо, бабка сердцем чувствовала скорую развязку трагедии этих молодых красивых людей. В руках она держала кувшин с парным молоком. Когда Франц окончательно простился с Верой и хотел было уходить, она прервала свое молчание:
— Сынок, подожди! Верочка! Попои на дорожку своего суженого, — и она морщинистыми старческими руками передала молоко Вере.
Девушка радостно вспыхнула от такой помощи бабушки.
— Францик, попей молочка. Оно парное. Оно придаст тебе сил в дороге.
Франц также обрадовался этой деревенской традиции. Это был лишний повод задержаться еще на минуту возле Веры, возле своей вспыхнувшей яркой, как огненная комета, любви.
Он пил молоко и улыбался. Улыбалась и Вера.
В это мгновение их глаза светились истинным счастьем, искренней любовью, которые не знали ни границ, ни возраста, ни национальности, ни времени.
Глава 13
11 мая 1944 года. В тылу передовых линий 48-й армии 1-го Белорусского фронта.
Рогачевский район, Гомельская область, Белоруссия
Резкий холодный арктический воздух, прорвавшийся ночью в средние широты и принесший сырую погоду, несмотря на первую половину мая, немилостиво пробирался через приоткрытую палатку и тревожно досаждал Ольбрихту, не давая тому дремать после раннего завтрака. Неприятные мурашки, долго не задерживаясь на теле, почему-то назойливо волновали душу. Он сопротивлялся этому, отгонял их, но они, исчезая, появлялись вновь и вновь, навевая тревожные мысли. Франц интуитивно почувствовал тревогу. Хотя они удачно проскочили через вторую линию обороны у поселка Цупер, благодаря раненому русскому комбату и без задержек прошлись правее населенного пункта Майское, выйдя к первой условной точке, отсиживаться здесь, в мелколесье, в тридцати километрах от линии прорыва, ему показалось в эту минуту опасным. Он хотел было посоветоваться с Клаусом, вторым 'я', но тот в этот раз никак не проявлял себя. Франц морщил лоб, тер виски и мысленно вызывал друга, но попаданец молчал и не реагировал на его потуги, видимо, решил не вмешиваться в естественный ход событий, коль все пока идет по плану, и берег свои ресурсы на более серьезный случай.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
