— Нет! — вспыхнул Мэт, и его руки задрожали от обиды. — У меня есть доказательство! Пуарата управлял Вири, и он никак не мог этому сопротивляться! И я вам это докажу! — Мэт снова поднял тики, указал на Вири и выкрикнул:

— Вернись!

Свечение вокруг Вири померкло, и он исчез. Так же исчезли его пату и тайаха, лежавшие у ног Раты. Тики дернулся в ладони Мэта и затих, оставив чувство опустошения, от которого подкосились ноги.

Толпа обезумела. Воины, окружив Мэта, потрясали оружием, женщины и дети оглушительно верещали и указывали на него пальцами. Ману попятился, оставив Мэта в кругу неистовствующих соплеменников. Теперь рядом осталась одна Келли, в дрожащих руках ее был зажат пистолет Ману.

Перед вождем и тохунгой воины расступились, пропустив их к Мэту.

— Что ты сделал, Мэтиу Дуглас? — спросил Хакавау.

Мэт показал ему тики.

— Я вернул дух Вири обратно в эту фигурку.

Тохунга уставился на тики и облизал губы.

Он хочет его забрать!

Но вместо этого Хакавау повернулся к Рате и повел его прочь, оставив Мэта и Келли, которая продолжала целиться в ближайшего из воинов, в окружении.

Наконец тохунга вернулся.

— Итак, Мэтиу Дуглас, — произнес он, — расскажи мне об этом чуде, которое ты только что совершил.

— Тупу убил Вири... то есть, Тоа, — запинаясь начал Мэт. — Потом Пуарата сделал из его лопатки вот этого тики, в который заключил его дух. Тот, кто владеет тики, может управлять им. Это Пуарата заставил Тоа убить своего брата... и других людей. Тоа невиновен!

Хакавау кивнул.

— Ну, хорошо. Покажи мне.

Мэт растерялся.

— Я... я не умею. Я никогда не пытался управлять им. Он мой друг.

Хакавау наклонился к нему, и его взгляд смягчился.

— Это похвально, Мэтиу. Мы не должны так обращаться с друзьями. Но тебе придется показать мне, как управлять Тоа, если ты хочешь заставить моих людей тебе поверить.

— Я попробую, — робко согласился Мэт.

Он закрыл глаза и представил Вири.

— Тоа, — тихо позвал он.

Знакомое опустошающее чувство выплеснувшейся силы сотрясло его тело, и Вири снова появился, вызвав в толпе изумленный вздох. Все отпрянули. Вири с тайахой в руках изящно переступил с ноги на ногу, принимая боевую стойку и не выпуская из виду ближайших к нему противников. Воины замерли в напряжении, все прочие поспешили удалиться на безопасное расстояние.

— Хорошо, Мэтиу, — сказал Хакавау. — Расскажи нам о своей магии.

— Это сложно объяснить, — пробормотал Мэт, — Я просто чувствую Вири внутри тики и зову его, и тогда он выходит. Это как картинка в моей голове.

— Хорошо, — повторил Хакавау. — А ты, Тоа, тоже можешь чувствовать Мэтиу?

Вири кивнул. Хакавау наклонился совсем близко к Мэту и шепнул ему в самое ухо:

— Прикажи ему бросить оружие.

Мэт посмотрел на Вири, затем закрыл глаза и представил, как тот бросает тайаху на землю.

Он почувствовал легкий всплеск силы, а затем услышал глухой стук. Открыв глаза, он увидел тайаху лежащей у ног Вири. Один из воинов тут же подхватил ее. Вири невидящим взглядом уставился на свои руки, а затем снял с пояса пату и снова встал в стойку. Воины с оружием наготове опять окружили их. Келли тоже подняла пистолет, целясь в того, кто выглядел самым свирепым.

Мэт снова закрыл глаза, представляя, как Вири бросает пату на землю, и дубинка выскользнула из вялой руки. Их глаза встретились. Всё в порядке, подумал Мэт, в надежде, что Вири его поймет, но, казалось, он смотрел и не узнавал друга.

Хакавау тронул Мэта за плечо и шепнул:

— Дай-ка мне эту штуку, — велел он по-английски.

Мэт вглядывался в лицо тохунги, ища в нем признаки жадности или коварства, но видел только любопытство и толику искреннего сочувствия.

Мэт протянул тики Хакавау. Под всеобщими недоуменными взглядами тохунга внимательно осмотрел фигурку, потом закрыл глаза и что-то беззвучно прошептал. Последовала слабая вспышка света, Вири вздрогнул, но не исчез. Хакавау покачнулся и оперся о свой посох, затем открыл глаза и с изумлением посмотрел на Мэта. В его глазах читалось нечто вроде уважения.

— Ты удивил меня, Мэтиу. Оказывается, ты умеешь кое-что такое, чего не может старый тохунга! Кто ты? Откуда у тебя этот тики? Может, ты один из слуг Пуараты?

— Нет! — вскричал Мэт. — Я не с ним! Я ненавижу его! Он похитил моих родителей!

Хакавау кивнул.

— Я тебе верю. Я почувствовал Пуарату, когда тики был в моих руках. Я слышал его ненависть и страх.

Страх? Пуарата меня боится?

Хакавау снова кивнул и протянул тики Мэту:

— О, да. Он боится. Ты завладел его талисманом и ускользнул из его рук. А теперь ты нашел меня, и Пуарата по-настоящему напуган. Потому что он знает, что сила тики может быть обращена против него самого.

Мэт с трепетом уставился на тики.

— Нет-нет, — испуганно заговорил он. — Оставьте его себе. Вы лучше разбираетесь в таких вещах. Вы сможете помочь Вири и избавить его от власти Пуараты. Я не сумею! У меня не получится! Я — просто маленький мальчик!

— Нет, ты не просто мальчик, Мэтиу, — Хакавау покачал головой. — Тики достался тебе неслучайно, а воспользовавшись им, ты сделался его полноправным владельцем. Теперь тики сможет обрести нового хозяина только если ты умрешь, ну или если ты окажешься слишком далеко от него во времени и пространстве.

Мэт уставился на костяную фигурку, медленно покачивавшуюся на шнурке.

— Тогда... что же мне делать? Как мне освободить Вири? Мне же не придется для этого убить его, правда?

— О, я думаю, есть другой способ, — с серьезным видом сказал Хакавау. — По крайней мере, я надеюсь на это. Но мы поговорим об этом позже, с глазу на глаз, — прибавил он, подмигнув, и повернулся к вождю: — Тоа говорил правду. Он действовал по принуждению Пуараты. И теперь, когда Тоа свободен от этого влияния, отец должен простить его.

Вождь бросил тяжелый взгляд на сына и медленно кивнул. Воины, окружавшие пленников, дружно вздохнули и опустили оружие.

— Есть один способ освободить Тоа, — шепнул Хакавау прямо в ухо Мэту, — И только тебе это под силу.

— Я? Почему я? — испугался Мэт. Хакавау рассмеялся.

— Вот теперь ты и правда говоришь как маленький мальчик! "Почему я"! Потому что ты один можешь управлять тики и скрываться от Пуараты. Обсудим это позже, а сейчас пришло время обеда.

Мэт тоже вдруг понял, что страшно проголодался. Долгий суд и опыты с костяной фигуркой вымотали его, и он был практически раздавлен. Хакавау невзначай коснулся его плеча, и Мэт вдруг ощутил прошедший сквозь него поток тепла. Теперь ему стало намного легче, Мэт чувствовал себя свежим, бодрым и полным сил. Удивленно оглянувшись на тохунгу, он встретил его улыбку:

— Давай покончим с этим судом, чтобы мы смогли наконец поесть!

После короткого совещания с Хакавау вождь Рата провозгласил, что вся вина за гибель его сына Махуты возложена на Пуарату. Более того, когда Махута был убит, вождь повелел изгнать его убийцу из племени и стереть всякую память о нем. Теперь, когда его второй сын признан невиновным, он принят обратно и ему может быть возвращено его настоящее имя.

— Спасибо, мой вождь и отец, — отвечал Вири, — но в последнее столетие я был известен под именем Вирему, и хотел бы сохранить его. С моим первым именем связано слишком много тяжелых воспоминаний. Имя Тоа обагрено кровью. Под именем Вирему меня знают мои близкие друзья и товарищи. Позволь мне и впредь называться Вирему.

Рата согласился, после чего заключил сына в объятия, таким образом официально принимая его обратно в семью. Следом и другие члены племени потянулись поприветствовать Вири, и большинство из них искренне радовались его возвращению, обнимали его и говорили много теплых слов, и только трое воинов, которые накануне встретил путников у входа в па, казалось, остались недовольны решением вождя, а самый рослый из них отказался подойти к Вири и остался стоять потупив взгляд.

— Это Караитиана, — шепнул Ману, — Махута был его лучшим другом. Шестьсот лет — недостаточно долгий срок, чтобы забыть о его смерти.

Мэт и Келли переглянулись.

— Так значит, вам всем здесь по шестьсот лет? — спросила Келли.

— Конечно, — усмехнулся Ману, — мы тут те еще старички!

— А каково это — жить вечно? — полюбопытствовал Мэт.

— Даже не знаю, — Ману наморщил лоб. — Шестьсот лет — это еще не вечность. Ну и... наверное... Ай, спроси лучше у тохунги! Мне известно не так уж много. Как и всем остальным. Мы просто... живем себе и живем, — в его голосе послышалась грусть. Ману повернулся, чтобы уйти, а затем бросил через плечо:

— А, да. Женщина! Ты отдашь мне мой пистолет в конце концов?

Келли, помедлив, всё же протянула ему пистолет.

— И чтобы больше такого не было, — буркнул Ману. — Никто не смеет к нему прикасаться!

Келли в ответ только мило улыбнулась.

— И если собираешься стрелять, — добавил Ману, — надо сначала снять его с предохранителя, — он коротко хохотнул и побрел прочь.

Келли покраснела и тихонько выругалась.

— Ты всё равно выглядела очень круто, — утешил ее Мэт.

Она посмотрела на него и вздохнула.

— Ты тоже.

Подошедший Вири сгреб их обоих в объятия, не стесняясь блестевших на его глазах слез.

— Спасибо вам, — шепнул он, — вы вернули мне тангата фенуа — мой народ. Мою семью.

Они пообедали с Ратой и его многочисленными женами и детьми в самом большом доме деревни. Их угощали печеной кумарой, и птицой, и свининой, и угрем, и другой речной рыбой. Вири принимали как почетного гостя — как вернувшегося в семью сына. Мэт знал некоторые песни, из тех что пелись на этом празднике, только здесь они звучали легко и естественно. Когда воины плясали и выкрикивали боевую песню, под их ногами сотрясалась земля. Когда женщины крутили пои[3] под свой мелодичный напев, у Мэта щемило сердце. И если он знал слова, то присоединялся ко всем и подпевал слегка охрипшим от избытка чувств голосом.

Мэт не придал особенного значения тому, что Иру, младшая жена Вири, подсела к ним и нежно улыбалась, когда Вири, занятый разговором с отцом, вдруг случайно встречался с ней взглядом. Но это не укрылось от глаз Келли, и теперь она сидела мрачнее тучи.

Хакавау пообедал в одиночестве, как то предписывает тохунгам обычай, но после присоединился к гостям в доме вождя, усевшись между Мэтом и Келли. Хакавау оказался единственным, кто заметил ее злость на Иру, и это его здорово забавляло.

— Вот овца-то! — проворчала Келли. — Сначала она требует его казни, а потом вдруг хочет его обратно в мужья.

— Не суди ее слишком строго, — ответил тохунга, — она хранила верность своему мужу несколько сотен лет, а когда наконец нашла нового — так он взял и умер. Вири объявил себя свободным от всяких обязательств перед ней, но Иру это не устроило, и теперь она, конечно, хочет его вернуть.

Келли сердито покосилась на Вири.

— А мне он не говорил, что его жены до сих пор живы! Я-то была уверена, что вся его семья давно умерла.

— Кстати, — вмешался Мэт, — у меня есть к тебе один вопрос, Хакавау. Я спрашивал Ману, каково это — жить вечно, ну или хотя бы много веков, но он сказал, что лучше спросить у тебя. Я видел детей в деревне, и ты говоришь, что люди здесь могут умереть. Тогда я не понимаю. Вири говорил, что это земля мифов, и каждый ее обитатель — что-то вроде видеозаписи... — тут он запнулся, внезапно подумав, что тохунга может и не знать о том, что такое видеозапись. Хакавау усмехнулся и покачал головой.

— Позволь мне кое-что тебе объяснить, Мэтиу. Видишь ли, больше всего это похоже на сон. Представь себе один бесконечный сон, который создают все спящие люди вместе. И когда ты или кто-либо другой думает о чем-то или представляет себе что-то, это тут же становится строительным материалом для этого огромного общего сна. Должно пройти время, чтобы новые детали сложились со старыми в единую картину, и более старые воспоминания постепенно тускнеют и замещаются новыми. Старые боги и чудовища могут прожить здесь гораздо дольше, чем в вашем мире. Здесь обитают существа, давно исчезнувшие из мира живых. Представь также, что все населяющие Аотеароа призраки — это отражение легенд вашего мира, его призраки, в мире грез. Здесь мы можем быть такими, как мы захотим. Такими, какими мы сами себя представляем.

— Тогда почему ты такой старый? — спросила Келли. — Разве тебе не хотелось бы быть помоложе?

Хакавау покачал головой.

— Я — совсем другое дело. Я — порождение самого мира снов. И так же появился Пуарата. Только я — тохунга, хранитель знаний и традиций, а он — повелитель темных тайн. Вот почему мы с ним враждуем. Мы с ним существуем дольше, чем кто-либо другой в мире Аотеароа, и повидали больше, чем кто-либо другой. Мы выглядим такими, какими нас ожидают увидеть люди. Пуарата переселился в мир людей и обрел в нем свою силу, то же случилось со мной здесь, в мире духов. Здесь я хозяин, в твоем мире — он. Но нам обоим пришлось заплатить свою цену за наше могущество. Пуарата пожертвовал бессмертием, и с тех пор ему приходится использовать свое темное искусство, чтобы поддерживать в себе жизнь. А я превратился в старика и теперь навсегда привязан к этому месту: я не могу надолго покидать Аотеароа. Как по мне, так это не так уж страшно, я люблю это место, и населяющих его людей.

Мэт и Келли помолчали, переваривая услышанное. Наконец, Мэт задал следующий мучивший его вопрос:

— Ты сказал, новый муж Иру умер. Значит, люди в мире духов смертны?

— О, да, мы смертны, Мэтиу, — отвечал Хакавау. — Один призрак может убить другой. На мужа Иру напала танифа на реке Ваикато. Некоторые погибли в боях с соседними племенами. Как видишь, мы в Аотеароа всё еще воюем. Это место прекрасно и полно разных чудес, но мира нет и здесь.

— Так значит, — продолжил Мэт, — если Вири сразится с Тупу здесь, в мире духов...

— Нет-нет, они — другие, — печально объяснил тохунга. — Их нельзя убить. Но они двое — как две стороны одной монеты, и они непременно встретятся снова, лицом к лицу, в решающей схватке.

Песни завершились, и праздник подошел к концу. Гости разошлись по своим домам, и даже Иру удалилась, хотя и с неохотой. Остались только вождь Рата, Хакавау и трое путешественников. В доме развели очаг, и все расселись на циновках вокруг огня. Келли и Вири сидели рядышком и молчали. Рата, освещенный красноватым светом очага, напоминал приземистый вулкан. Мэта начало клонить в сон.

Хакавау завернулся в плащ из перьев, словно даже пламя очага не могло согреть его старые кости.

— Нам нужно составить план, — сказал он наконец.

Примечания:

1. Те рео — (маор.) буквально — язык. Имеется в виду маорийский язык.

2. Гамильтон — крупнейший город региона Ваикато.

3. Пои — шарики на веревках из волокна харакеке, которые женщины, исполняя церемониальные танцы, ритмично вращают кистями рук.

Глава 12

Судьба Вири

После недолгого размышления вождь подался вперед и обратился к сыну:

— Знает ли Пуарата о том, что ты здесь? — из уважения к гостям он говорил по-английски.