Дэвид Хэйр. Костяной тики. Общий файл

Дэвид Хэйр

Костяной тики

Глава 1

Подслушанный разговор

Привет, мам.

Надеюсь, у тебя всё нормально, и тебе хорошо там, в Таупо[1]. Пишу, потому что делать всё равно больше нечего. Сегодня пятница, папа забрал меня из школы, чтобы поехать на похороны тети Ваи, а сам целый день просидел у себя в кабинете. Сказал, есть дело поважнее.

Вот вечно он так!

Надеюсь, скоро закончит, он сказал, нам надо выйти в два, а сейчас уже четвертый час.

Очень по тебе скучаю.

Мэт.

Мэт Дуглас перечитал только что написанное письмо, потом скомкал его и швырнул в мусорную корзину. Отправить всё равно не вышло бы. Отец мог в любой момент выйти из кабинета и начать орать, будто это Мэт виноват, что они опаздывают. У отца он всегда во всем виноват.

Он поднял глаза и посмотрел в окно, где за крышами домов и набережной плескалось море. Далекий шум прибоя был еле слышен из-за гула автомобилей. Ветер, несмотря на яркое солнце, довольно прохладный, доносил с берега запах гниющих водорослей и морской соли.

Мэт крутанулся на стуле, и зеркало в шкафу мимолетно поймало его отражение: смуглый худощавый мальчик с растрепанными темными волосами, линялая футболка, залатанные джинсы. Мэту было пятнадцать, но он казался младше.

За другим окном виднелась гора Нейпир, притаившаяся в окружении домов. Внизу соседская овчарка неутомимо сновала взад-вперед за забором. Мэт ее понимал: сегодня он тоже чувствовал себя словно в заточении. Видеоигры, книги, музыкальные диски — все уже давно выучены наизусть и надоели до тошноты. Делать было совершенно нечего, оставалось только ждать.

Обернувшись, он задержал взгляд на картинке на стене над кроватью. Среди постеров со звездами регби и героями комиксов она была единственным, что Мэт нарисовал своими руками: наполовину кельтский узел, наполовину кору — маорийский спиральный узор. Обе части в равной степени относились к нему самому: его отец, несмотря на фамилию, был маори, а мать — ирландкой. От отца Мэту достались непослушные темные кудри, крупный нос и полные губы, а матери он был обязан более светлым, чем у отца, оттенком кожи, зелеными глазами и медным отблеском в волосах, заметным только на ярком солнце.

На рисунке кору и кельтский узор разделяла зигзагообразная линия. Мэт раскрасил их зеленым, в цвет поунаму — нефрита, из которого он мечтал сделать медальон, но в действительности пришлось вырезать его из куска каури[2]. Кельтскую половину теперь носила мама, а кору, должно быть, лежал у отца где-нибудь в шкафу.

На тумбочке у кровати стояла фотография. На ней Мэт был на два года младше, чем сейчас, веселый и беззаботный, а родители еще улыбались. Это фото они сделали в парке Дрим Уорлд во время поездки в Австралию — последнее семейное путешествие перед тем, как родители начали ссориться и наконец расстались. После развода прошло чуть больше года, но Мэту казалось, это было уже очень давно. С тех пор он ни разу не виделся с мамой. Отец говорил, у нее был нервный срыв, а Мэт помнил ее слезы... она тогда много плакала. Сначала мама уехала к своей сестре в Веллингтон, потом нашла работу в школе в Таупо, в сотнях километров отсюда. И тогда опеку над Мэтом передали отцу.

Мэт услышал, что внизу отец наконец-то вышел из кабинета и отправился на кухню, должно быть, за очередной чашкой кофе. После отъезда мамы он, казалось, жил на одном кофе и сигаретах, с головой ушел в работу, засиживался в кабинете до поздней ночи и, несмотря на всё это, заметно располнел.

Пора было уже выходить, в самом деле. Сегодня отец забрал Мэта из школы до обеда, и в два они собирались уже выехать. Маорийские похороны — танги — длятся три дня, сегодня был первый, и тело тети Ваи будет погребено только в воскресенье, после множества речей, молитв и обильной поминальной трапезы. Но в обед отцу вдруг позвонил клиент, и с того момента он был занят каким-то важным делом. Мэт тяжело вздохнул, натянул свитер и направился вниз.

Пока он спускался по лестнице, его глаза постепенно привыкали к полутьме. С тех пор как ушла мама, отец терпеть не мог, когда открывали занавески, и в доме воцарился полумрак, везде, кроме комнаты Мэта. В застоявшимся воздухе висела пыль и сигаретный дым. На кухне никого не оказалось, однако запах кофе всё еще был таким сильным, что перебивал кислый душок от немытой посуды в раковине. Мэт взял печенье и побрел в кабинет отца.

Там было так же сумрачно; никакой мебели, кроме письменного стола и единственного кресла, никакого света кроме экрана компьютера. Отец Мэта, большой, плотный, с первой сединой в волосах, сидел, уставившись в монитор, и в этом мертвенном свете морщины залегли на его усталом лице словно трещины на темном дереве. На полу громоздились стопки бумаг и папок, на стене как единственное украшение кабинета висел сертификат, подтверждавший, что Тама Рангинуи Дуглас является дипломированным юристом.

— Пап? — позвал Мэт.

— Ну? — отозвался тот, поморгал и взглянул на часы. Затем перевел взгляд на сына и нахмурился:

— Ты в таком виде на похороны собрался? Марш переодеваться.

— Ну, пап, — попытался возразить Мэт, — другие будут одеты так же. Если не хуже...

— Другие будут, а ты не будешь. Сейчас же иди и надень костюм.

— А Рики говорит...

— Глупости он говорит. Я сказал, живо переодеваться.

Мэт открыл было рот, чтобы снова возразить, но отец холодно отрезал:

— Вирему Мэтиу Дуглас[3], бегом! — и всякое желание перечить увяло. С ним было страшно спорить в последнее время. И рядом не было мамы, чтобы заступиться.

— Ладно, — пробормотал Мэт и поплелся к себе, представляя, как будут потешаться другие мальчишки, и почти наверняка кто-нибудь постарается повалить его на землю и извозить в пыли, ведь испачкать костюм адвокатскому сынку — это так весело. Даже Рики будет смеяться, хотя Мэт считал его своим единственным настоящим другом.

Через десять минут Мэт, уже в брюках, которые были ему коротковаты, и в пиджаке, немного жавшем в плечах, услышал, как отец поднялся в свою спальню.

— Наконец-то, — проворчал Мэт. Он вошел в комнату отца и присел на незастеленную кровать. Тама Дуглас уже завязывал галстук. Комод был открыт, и, заглянув в ящик, Мэт увидел половинку своего медальона.

— Мог бы надевать его хоть иногда. — Мэт выудил медальон из комода. Отец только отмахнулся. Мэт снова положил кору в выдвижной ящик.

— Не знаешь, как там тетя Хине? — спросил он, но отец не отвечал. Мэт хотел еще что-то сказать, но тут зазвонил телефон в кабинете. Тама вздрогнул, что-то пробормотал и побежал вниз. Мэт посмотрел ему вслед, а затем, повинуясь внезапному порыву, снова достал из комода деревянный кору. Он сделал его, когда между родителями начались разногласия, так он хотел напомнить им, что они — две части одного целого. Тетя Ваи очень ему в этом помогла. Маме ее половинка сразу понравилась, а отец мельком взглянул на свою, да так ни разу и не надел. Это было ужасно обидно. Мэт вырезал медальон не для того, чтобы он валялся в шкафу. Ну, что ж, если отец не хочет носить кору, тогда его будет носить сам Мэт. Просунув голову в петлю шнурка, он спрятал медальон за вырез футболки и направился вниз по лестнице.

Услышав отцовский голос, Мэт на секунду запнулся, а потом, навострив уши, на цыпочках подкрался к приоткрытой двери кабинета. Он, конечно, понимал, что подслушивать чужие разговоры некрасиво, но в некоторых случаях приличия его мало заботили. Мэт прекрасно помнил, когда начал шпионить за отцом. В тот день, когда понял, что Тама Дуглас лжет.

Тама всегда был жестким — каким еще быть адвокату, который защищает членов банд. Но он всегда говорил Мэту, что среди его подзащитных на самом деле очень мало действительно плохих людей. Да и те в общем-то не виноваты в том, что стали такими, это всё от недостатка образования. Это всё вина общества. А он, Тама, защищает таких вот жертв обстоятельств, с настоящими преступниками он, конечно, дел не имеет. А так его подзащитные — по большому счету, неплохие ребята, да, оступились когда-то в прошлом, но на этот-то раз они не виноваты, просто полиции удобнее вешать всех собак на них, чем серьезно что-то расследовать. Вот почему Тама мог позволить себе быть нетерпеливым, нетерпимым и требовательным: работа у него такая, нервная и тяжелая.

Но Мэт своими глазами видел, как кузен Рики по имени Уилли (который уж точно был настоящим подонком) разбил стекло в автомобиле своей девушки, выволок ее наружу прямо по осколкам и пинал в живот, пока она лежала на асфальте, истекая кровью. Тама был и его адвокатом — и выиграл дело. Мама тогда очень разозлилась, а отец наорал на нее и дал пощечину. И Мэту тоже, когда он попытался вступиться. Он тогда всю ночь проревел, а красная отметина на щеке была видна даже на утро, и мама в тот день разрешила ему не ходить в школу. С тех самых пор Мэт был полностью на ее стороне, и он с радостью остался бы с ней, но когда родители разошлись, его мнения никто не спрашивал.

Тама всегда желал, чтобы Мэт был кем-то другим, кем он на самом деле не являлся и не мог быть при всем желании. Повод придраться находился всегда: почему у Мэта плохие отметки по математике и другим точным предметам, а хорошие только по рисованию, почему его не берут в школьную команду по регби... С тех пор, как родители расстались, отцу было всё сложнее угодить. Вот мама всегда любила Мэта таким, какой он есть. А отец стыдил его за то, что он слишком похож на мать, слишком чувствительный, слишком мягкотелый. Но Мэт не был таким размазней, каким его считал Тама, он мог быть и упрямым. Было в кого.

Но на этот раз кое-что еще заставило Мэта прислушаться. Иногда он вдруг чувствовал, что ему просто необходимо сделать что-то, порой совершенно неожиданное. Это было похоже на внутренний голос, который давал ему добрый совет, редко, но всегда по делу.

Мэт услышал, как отец нажал кнопку громкой связи на телефоне.

— Тама Дуглас слушает.

— Киа Ора[4], Тама, — ответил глубокий бас. — Это Пуарата. Ты один?

Отец бросил взгляд в сторону двери, и Мэт едва успел отпрянуть, заметив, каким настороженным, даже напуганным выглядел тот сейчас. Таким Мэт его никогда прежде не видел.

— Один, — сказал Тама. — Я прошу прощения, просто ожидал как обычно услышать мисс Кайл. Да, я один, кроме меня в доме только мой сын, но он сейчас в своей комнате.

— Твой сын? — переспросил бас. — У тебя есть сын, Тама? Ты должен нас как-нибудь познакомить.

— Да. Обязательно, — голос отца прозвучал неуверенно. Мэт решил, что очень хотел бы никогда не встречаться с его собеседником. Воображение нарисовало Мэту образ этого человека: жесткие седые волосы, глубокие линии моко[5] на лице и пронизывающий взгляд горящих глаз.

Мэт снова приник одним глазом к щели. Его внутренний голос сейчас был отчетливым как никогда. Он велел слушать, слушать внимательно, пусть даже с риском быть пойманным отцом, хотя в этом случае Мэту бы не поздоровилось.

Рики всегда говорил, что первое правило преступника — не попадаться. Вот Мэт и не собирался попадаться.

— Ладно, — сказал Пуарата. — Документ о праве собственности. Он у тебя?

— Да, конечно. Вот, сертификат о праве владения костяным тики[6].

— Ты показывал его третьей стороне? Эксперту?

— Разумеется. Куратор музея сегодня видел эту бумагу. Он подтвердил, что документ подлинный. Его заключение тоже будет у меня.

— Прекрасно. Теперь послушай, друг мой. Я хочу, чтобы ты приветствовал меня, когда я приеду. Протокол Кахунуи предписывает, что я должен быть приглашен в мараэ[7], а старейшины наверняка будут против. Поэтому меня должен пригласить ты. Твое положение в общине перевесит любые возражения.

Отец некоторое время молчал, и Мэт почти физически ощущал его тревогу.

— Вы считаете, это разумно? — сказал наконец Тама. — Не опрометчиво ли сейчас жертвовать моей репутацией?

Пуарата ответил не сразу, и, когда он снова заговорил, в его голосе появились холодные нотки угрозы:

— Ты не можешь лавировать вечно, друг мой. Однажды тебе придется показать им, на чей ты стороне. Конечно, кое-кому в общине это не понравится. Но скоро ты поймешь, что мое имя открывает больше дверей, чем закрывает. У меня тоже есть определенное влияние, особенно в столице.

Тама Дуглас молча кивнул.

— В любом случае, — подытожил Пуарата, — я получу назад то, что мне принадлежит, и уеду. А ты помиришься со старейшинами, и люди будут помнить только о том, что у тебя есть могущественный друг.

Похоже, это не очень-то утешило Таму. Пуарата продолжал:

— Эта сумасшедшая, Ваи-Ароха, скрывала моего тики долгие годы. Но он мой, и я верну его. Если при этом ты не будешь за меня, тебе придется быть против меня. Некоторые старейшины еще меня помнят, да и старая Хинемоа не настолько выжила из ума, как прикидывается. Она уже подозревает тебя в связях со мной. Так что лучше действовать открыто и решительно, чем позволить людям тянуть из тебя твои секреты по частям.

Тама нервно побарабанил пальцами по колену. Мэт страстно взмолился, чтобы отец передумал, чтобы отказал этому Пуарате, и они смогли забыть о нем. Но Тама произнес:

— Хорошо. Я введу вас в мараэ. Буду ждать у ворот. Во сколько вы приедете?

— Мы сейчас за городом, думаю, через час с небольшим будем там. А ты?

— Где-то через полчаса. Уже собираюсь выезжать.

— Вот и хорошо. До встречи, мой друг.

От того, как Пуарата произнес эти последние два слова, у Мэта по спине пробежал холодок, но за страхом он отчетливо ощутил злость. Потому что, насколько он понял, этот тики, о котором говорили отец и Пуарата, должен был принадлежать ему.

Услышав короткие гудки, Мэт бесшумно отступил к лестнице и притворился, будто только что спустился, когда отец вышел из кабинета.

— Поехали, — бросил Тама. — Опаздываем.

Он ни словом ни обмолвился о своем разговоре, и Мэт ни о чем не спрашивал.

Темно-зеленый "мерседес" Тамы Дугласа, легко обходя более медленные машины, устремился на юг. Вечерело, на востоке сгущалась темнота. Дорога повернула прочь от берега, и море пропало из виду. Они пересекли реки Тутаэкури и Нгаруроро, миновали фруктовые сады и под Гастингсом свернули на южное шоссе. Солнце тем временем скрылось за холмами, но облака над горизонтом еще сияли розовым светом.

Мэт размышлял, кем бы мог быть этот Пуарата. Отец всю жизнь работал с гангстерами, его не так-то просто было запугать, но Пуарате это удалось. Должно быть, он был по-настоящему страшным человеком.

Еще Мэт думал о тете Ваи. Они встречались лишь однажды. Мэт в тот день навещал тетю Хине (на самом деле он приходился ей внучатым племянником): приехал с мамой, пока отец был занят в суде. Ваи тоже гостила у Хине, они были лучшими подругами. Мэт знал о ней совсем немного: вроде у нее с головой не всё в порядке, и все от нее отвернулись, кроме Хине. Ваи оказалась хрупкой маленькой женщиной с сияющими глазами и шрамами на запястьях. У нее была ускользающая улыбка феи, и, когда Хине удалось ее развеселить, Мэт услышал ее странный смех, похожий на тихий перезвон бубенчиков. Она казалось немного... немного сумасшедшей, будто девчонка-подросток, запертая в теле старухи. Мэт очень хорошо помнил их встречу, потому что в тот день он нашел свое предназначение.

Мэт пытался занять себя, рисуя узоры в блокноте, но между тем, что представало в его воображении, и тем, что выходило из-под его карандаша, постоянно оставалось досадное несоответствие, и это его злило. Ваи-Ароха сперва с любопытством наблюдала за его мучениями, а затем невзначай заметила, что его таланту просто нужно найти выход, как ручью, чье русло перекрыло упавшее дерево. Затем взяла у Мэта карандаш, подправила пару линий в его рисунке — и он увидел на бумаге узор из своей фантазии: переплетенные кору и кельтский узел. Этот самый рисунок теперь висел у него в спальне.

— Хороший узор для резьбы, — одобрила тетя Ваи. — Любишь рисовать?

Мэт кивнул.

— Когда поймешь, что у тебя особенно хорошо получается, тогда и узнаешь, зачем живешь на этом свете, — сказала она и тут же, словно забыв о мальчике, побрела прочь.

Мэт зачарованно глядел на рисунок, а в его душе в это время разгоралось волнение. Он уже видел, как две части его узора станут медальонами, двумя идеально подходящими друг к другу половинками одного целого, они лучше любых слов напомнят родителям, что они любят друг друга, что пора перестать ссориться. Более того, теперь Мэт увидел свое будущее и самого себя. Вместо того, чтобы просидеть до старости в офисе, он сможет посвятить свою взрослую жизнь искусству — живописи, резьбе, сможет создавать что-то такое, что будет вызывать восхищение и приносить людям радость. У него словно глаза открылись.

Когда они с мамой уже собирались домой, тетя Ваи на прощание обняла его своими тонкими как сухие веточки руками, а потом с таинственным видом извлекла из-за пазухи костяного хеи-тики — резного человечка, довольно уродливого, но она держала его с таким благоговением, словно это была священная реликвия.

— Когда я умру, Мэтиу, ты должен забрать этого тики, — шепнула Ваи. — Может, ты узнаешь, что с ним делать. Я вот так и не смогла, — ее глаза наполнились слезами, она отвернулась и разрыдалась как дитя. Больше Мэт никогда ее не видел, но до сих пор помнил свое волнение и растерянность от этой встречи.

Вот почему Мэт был уверен, что тики по праву принадлежит ему, что бы там не замышляли отец с Пуаратой. Последний был проблемой. Он внушал безотчетный трепет, хотя Мэт еще даже не видел его — того, что он услышал, было вполне достаточно. Надо было что-то придумать.

Примечания:

1. Таупо — город в центральной части Северного Острова Новой Зеландии, центр одноименного региона.

2. Каури — новозеландское хвойное дерево с ценной древесиной.

3. Вирему — маорийский вариант английского имени Уильям, Мэтиу, соответственно, — маорийский вариант Мэтью.

4. Киа Ора — (маор.) здравствуй. Также это выражение может использоваться для выражения благодарности или одобрения.

5. Моко — маорийская татуировка. Традиционно наносится с помощью зубила из кости или акульего зуба, поэтому оставляет на коже окрашенные борозды. В настоящее время маорийские татуировки по большей части наносятся современными иглами и не создают углублений на коже.

6. Тики или хеи-тики — маорийский амулет в виде человечка или, точнее, человеческого зародыша с огромной склоненной набок головой, трехпалыми ручками, сложенными на бедрах, большими круглыми глазами и высунутым языком. В мифологии маори Тики — первый человек, созданный богом войны Туматауэнгой.

7. Мараэ — центр духовной и общественной жизни маори, где проводятся собрания племени, торжества и праздники, обсуждения внутрисемейных и внутриплеменных проблем и прием гостей. Протокол мараэ — свод правил поведения и обрядов, сопровождающих посещение мараэ.

Глава 2

Пуарата

Некоторое время они ехали в молчании, пока Тама вдруг не вспомнил о последних школьных успехах Мэта. Противостоять его натиску было так же тяжело, как если бы Мэт был его оппонентом в суде. Сначала Тама Дуглас заходил издалека, намеками, только недобрый огонек в глазах напоминал, что расслабляться не стоит. Затем его голос становился тверже, а аргументы жестче. Очевидно, что Мэт недостаточно старался. Почему он не приложил должных усилий? Разве он не понимает, что хорошее образование — это привилегия, которая позволит ему занять достойное место в обществе? Или он хочет стать очередным нищим маори на пособии? Что значит "не доделал домашнее задание"? Понимает ли он, что такие вещи ставят его будущее под угрозу? Почему вылетел из регбийной команды? Почему единственная хорошая отметка — по какому-то рисованию? Как это пригодится в жизни? Художества — это прошлое, а сейчас нашему народу нужны люди, которые поведут его в будущее. Он что, не понимает, сколько денег приносит карьера юриста и как ценится такая профессия среди маори?

Мэт съежился на пассажирском сидении и пытался оправдываться. Он только в девятом классе, ему всего пятнадцать, еще вся жизнь впереди. И какой смысл тратить время и силы на предметы, в которых он всё равно ничего не понимает? Почему бы не сосредоточиться на том, что получается хорошо? "И я не играю в регби, потому что не хочу погибнуть прямо на поле," — чуть не прибавил он, но спохватился: отец в свое время играл за местную сборную и шутку бы не оценил.

Побережье и виноградники остались позади, и теперь дорога лежала через фермы к маленькой деревеньке под названием Кахунуи, где будет похоронена тетя Ваи. Узкое шоссе петляло среди выжженных солнцем холмов, движение оживилось, так что Тама отвлекся от разговора и сосредоточился на дороге. По мере приближения к Кахунуи он всё больше нервничал и то и дело нетерпеливо сигналил плетущимся перед ними машинам, ругаясь вполголоса.

Кахунуи представляла из себя с полдюжины домиков, притулившихся вокруг мараэ, захудалый паб и заправку с маленьким магазинчиком. Все домики были деревянные, краска на них давно облезла, и солнце выбелило дерево до серебряного блеска. Покосившиеся крыши темнели пятнами ржавчины, во многих окнах не хватало стекол.

"Мерседес" медленно тащился среди длинной вереницы автомобилей, тянущейся до самых ворот мараэ. Небо на востоке тем временем совсем потемнело, и в воздухе уже чувствовалась вечерняя прохлада. Тут и там вдоль дороги стояли машины, в основном старые развалюхи: кажется, многим уже надоело ползти в пробке. Вряд ли все эти люди были родственниками тети Ваи, Мэт даже не был уверен в собственном родстве с ней, но на похороны всегда собирается много народу.

Мараэ Кахунуи расположилось на широкой плоской равнине среди пологих холмов, маленькое и очень просто украшенное: деревянный забор с резными воротами, ведущими на площадку перед фаренуи — домом собраний — со светлыми стенами и красными фигурами вокруг входа. Краска на них облупилась, но резьба была весьма искусной. Конек крыши венчала деревянная фигура тики, очень похожего на того, который сейчас занимал мысли Мэта. Тики ухмылялся ему сверху, словно говоря: "Думаешь, он твой? Ну, что ж, попробуй забрать!"

При приближении к стоянке становилось понятно, что вынудило людей бросать машины в километре от ворот: на парковке уже не хватало места. Однако, когда Тама подрулил к воротам, выяснилось, что для него место оставили. "Мерседес" оказался самой большой и самой новой машиной на парковке. Их прибытие было встречено сдержанными улыбками и неприветливыми взглядами. Мэт всегда знал, что у отца хватает как друзей, так и врагов, а ему самому оставалось только молиться, чтобы враги не отправляли своих сыновей в его школу.

Выйдя из машины, Тама положил руку на плечо Мэту. На мгновение на его лице промелькнуло обычное жесткое выражение.

— Вернемся к нашему разговору позже, — тихо произнес Тама. — Не думай, что я забыл, — он выпрямился, и оба огляделись.

На площадке перед фаренуи вереница гостей медленно приблизилась к стоящим у входа женщинам, среди которых были как девчонки лет двенадцати, так и седовласые старухи, все одетые в причудливую смесь традиционной маорийской одежды, сплетенной из льна, и обычной одежды пакеха[1]. Как только последняя группа посетителей миновала ворота, женщины затянули печальную песню, слов которой Мэт не понимал. Обычно его не особенно смущало то, что он не знает родного языка, но иногда — вот, как как сейчас — ему хотелось бы знать его получше. Это была каракиа — приветственная песня, но, поскольку повод был грустный, то и песня звучала особенно печально и жалобно. Все присутствующие хранили молчание, нарушаемое только стрекотом цикад и гулом машин, которые продолжали прибывать к воротам. Мэт заерзал, но оставался на месте, стараясь не привлекать лишнего внимания. У ворот всё еще стояли старейшины, ожидавшие опаздывающих гостей, и Мэт хорошо знал, что они запросто могут надрать уши любому непочтительному мальчишке.

Каракиа завершилась протяжной, похожей на стон нотой, и гости потянулись поздороваться со старейшинами, бормоча каждому "Киа Ора" и соприкасаясь носами в традиционном маорийском приветствии — хонги. Мэт последовал за всеми, и вот уже к его носу прижимались носы множества смуглых старческих лиц, одних со слезящимися глазами и шамкающими ртами, других — с твердым и ясным взглядом, и в большинстве — добрых и приветливых. И, конечно, Мэт не мог не заметить, какое почтение оказывалось его отцу, и даже почувствовал некоторую гордость.

Когда приветствия закончились, Мэт снова ощутил на плече тяжелую руку отца.

— Мне нужно кое-кого встретить, — сказал Тама. — Далеко не уходи, я хочу тебя с ним познакомить. Чтобы через двадцать минут был у ворот, понял?

— Ладно, — пообещал Мэт и выскользнул из железной хватки отца. Заметив одиноко слонявшегося у забора Рики, Мэт не спеша направился в его сторону, притворившись, что не услышал, как отец что-то строго сказал ему вслед.

Рики был долговязым темнокожим пареньком одного возраста с Мэтом, но повыше его ростом и пошире в плечах. У Рики вечно был ветер в голове, учился он так себе, и учителя его либо терпеть не могли, либо просто махнули на него рукой, но он был славным малым и всегда выручал Мэта в случае назревающих неприятностей.

Рики смахнул со лба кудрявую прядь давно не стриженных волос и ухмыльнулся:

— Здорово, братан.

— Привет, — улыбнулся Мэт. — Что тут у вас происходит?

— Да ничего особенного. Ты пропустил всякие песни и причитания. Все мужики сейчас на заднем дворе, помогают вытаскивать ханги[2]. Ты голодный? Я — да.

При мысли о сочном горячем ханги с пылу, с жару, рот Мэта наполнился слюной.

— Я тоже! — он запнулся. — Только сначала мне надо... ну, ты понимаешь... повидать тетю Ваи.

— А, ну да. Пошли. Только смотри, не хлопнись там в обморок.

Мэт посмотрел на друга в надежде, что он шутит, но Рики был на удивление серьезен:

— Некоторые, знаешь, не могут смотреть на мертвецов. Сперва стоит, шатается, а потом — хлобысь! — уже лежит.

— Да ладно, — недоверчиво сказал Мэт. — Это кто, например?

— Да так, кое-кто из девчонок.

Мэт фыркнул.

— Ну, я-то не девчонка.

— Ты-то нет, — согласился Рики. — Хотя в регби ты играешь как девчонка.

Мэт молча показал ему средний палец, оба захихикали и направились к дому собраний.

Вход в дом собраний был отделан резными фигурами, немного напоминавшими горгулий на старинных английских церквях. Они должны были охранять дом от злых духов и в лучах заката казались исполненными собственной тайной силой. Сгорбленные старики, следившие за порядком, были более грозными стражами. Мэт опустил голову и прошмыгнул в фаренуи вслед за Рики.

Внутри был длинный зал с колоннами по центру и резными панелями, раскрашенными красным и черным, по стенам. С колонн на посетителей взирали лики богов и змееподобные танифы[3] со злобными глазами и кривыми когтями. В тусклом освещении зала извивы их тел, казалось, оживали и двигались, блестящие глаза, перемигиваясь, следили за вошедшими. Затхлый влажный воздух фаренуи наполняли тихие и печальные звуки погребальной песни ваиата танги, словно голоса призраков. Как выяснилось, пела сидевшая у колонны старуха в плаще из перьев. Но что действительно приковало к себе взгляд Мэта, так это гроб на столе в дальнем конце зала, где, укрытая одеялом, лежала тетя Ваи. У Мэта пересохло во рту. Он и раньше бывал на похоронах и видел мертвых людей, но каждый раз испытывал такое же необъяснимое волнение, и это чувство ему не нравилось. Может, это была тоска из-за скоротечности человеческой жизни. Может, в глубине души ему казалось, что смерть может быть заразной. А может, это было предчувствие, что однажды и его самого так же положат на стол в фаренуи. Мэт невольно вздрогнул, удивившись, какие странные мысли приходят ему в голову.

Вокруг стола сгрудились несколько человек, среди которых Мэт заметил тетю Хинемоа: она стояла у изголовья, ласково поглаживая волосы тети Ваи. Хине была маленькой пухлой старушкой и имела привычку разговаривать с людьми как с малыми детьми. Мэту всегда было немного стыдно и неловко, когда она обращалась с ним, как с шестилетним, может, думал он, тетя не замечает, что он давно вырос? "Старая Хинемоа не настолько выжила из ума," — сказал в его голове низкий голос Пуараты, и Мэт почувствовал тревогу за нее. Он заставил себя подойти ближе, в то время как Рики, смущенный торжественностью обстановки, наоборот попятился и постарался слиться с колоннами. Тетя Хине кротко улыбнулась Мэту, и ему на глаза невольно навернулись слезы. Опустив взгляд, он уставился на тетю Ваи.

Первое, что поразило его, была ее кожа: лишенная красок жизни, она казалась сделанной из воска. Не было больше загадочной эльфийской улыбки, делавшей Ваи похожей на девочку в старческом теле, таком невероятно хрупком. Мэт сморгнул непрошеные слезы, сквозь пелену которых казалось, что всё происходящее — ошибка, и перед ним не Ваи. Но это совершенно точно была она, и она совершенно точно была мертва. Мэт склонил голову и попытался припомнить какую-нибудь молитву, но на ум не шло ничего, кроме "Аве Мария", и Мэт пробормотал ее слова.

Снова взглянув на тело тети Ваи, он увидел на ее груди бледную костяную фигурку тики. В его голове пронесся подслушанный разговор отца со страшным невидимым собеседником, а потом он словно опять услышал голос тети Ваи: "Когда я умру, забери моего тики. Может, ты поймешь, что с ним делать."

Мэт огляделся. Старики, окружавшие тело, когда он вошел, теперь разбрелись по залу, шепчась между собой. Рики так и стоял у колонны, потупив взгляд. Мэт тихонько кашлянул и покосился на тетю Хине.

— Сюда едет один человек, тетя Хине, — прошептал он еле слышно. — Он хочет забрать тики.

Тетя ласково посмотрела на Мэта:

— Какой еще человек, милый?

— Его зовут Пуарата, — при упоминании этого имени тетя Хине вздрогнула. — Я подслушал, как отец говорил с ним по телефону.

— Что ты слышал? — неожиданно строго спросила тетя Хине.

— Они говорили что-то о документах на тики, чтобы потребовать вернуть его. Я думаю, они имели в виду тики тети Ваи, — сообщил Мэт. — Она сказала, чтобы я забрал его после ее смерти, — с вызовом прибавил он.

Они оба уставились на костяную фигурку. Из-за сетки мелких трещинок тики казался тусклым, и резьба была выполнена довольно грубо. Мэт раньше видел прекрасные амулеты из нефрита в музее или на особо уважаемых старейшинах, искусно вырезанные, идеально отполированные, словно светящиеся изнутри. Мэт не мог понять, что все нашли в этом неказистом уродце... кроме того, что он казался очень старым, даже древним. Мэта внезапно осенило, что кость, из которой был вырезан тики — человеческая. Хотел бы он знать, что это был за человек, и почему именно его кость взяли для амулета...

Тетя Хине взволнованно вздохнула.

— Да что еще ему надо? — сердито сказал она. — Ваи всегда говорила, что этот тики ничего не стоит, тогда почему он так упорствует? Минни могла что-то знать, но у нее уже совсем с памятью плохо... — голос Хине дрогнул, словно внезапный страх сдавил ее горло. Сейчас она выглядела так же растерянно, как отец во время телефонного разговора, и Мэту вдруг показалось, что весь его маленький мирок заключен в хрупкую оболочку, вроде яичной скорлупы, а снаружи ему грозила какая-то неведомая опасность, которая могла в любой момент разрушить и оболочку, и всё внутри нее. Примерно таким же беспомощным и беззащитным он чувствовал себя, когда родители решили разойтись, словно с него вдруг сдернули уютное теплое одеяло. Взгляд тети Хине заметался, как у пойманной птички, но затем она глубоко вздохнула и сказала:

— Спасибо тебе, мой мальчик. Ты всё сделал правильно, — она потрепала его за подбородок и шепнула: — Ваи говорила мне, что хочет передать тики тебе. Но это должно остаться в тайне, — она протянула руку и быстро спрятала тики за ворот платья тети Ваи. — Ты, наверное, хочешь побыть с ней наедине и попрощаться, да, малыш? — громко прибавила она, отступила на шаг, заслоняя Мэта от чужих глаз, и заговорила с одной из старушек.

Мэт наклонился к гробу и замер в нерешительности, но потом его рука словно сама скользнула за ворот платья покойницы, ощутив холод ее кожи, а затем его пальцы сомкнулись на фигурке и вытащили ее наружу. Тики показался ему теплым. Узел на шнурке, на котором висел амулет, неожиданно сам собой распустился, и Мэту даже не пришлось стаскивать его через голову тети Ваи. В это мгновение Мэт почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, но, спрятав тики в карман и оглядевшись, обнаружил, что никто не следил за ним, ни старики, отвлекшиеся на разговор с тетей Хине, ни даже Рики. Только резные фигуры на потолке и колоннах не сводили с него перламутровых глаз. Потрясенный и взволнованный, он поплелся к выходу.

— Ну, как всё прошло? — шепотом спросил Рики.

— Потом расскажу, — пообещал Мэт, взглянув на часы, — мне срочно нужно вернуться к воротам.

Рики понимающе кивнул:

— Ладно, чувак, пошли. Могу представить, каково тебе сейчас.

После полумрака в доме собраний закатное солнце ослепило мальчишек. Рики притих, что на него было совсем не похоже, и оба молча обулись на пороге. У ворот все вдруг оживились, и Мэт заметил отца, нетерпеливо машущего ему рукой. За его спиной огромный темный лимузин с тонированными стеклами пытался въехать на переполненную парковку. Вокруг уже начала собираться толпа любопытных. С волнением сжав тики в кармане, Мэт поспешил к воротам.

Смешавшись с толпой, он ощутил всеобщее смятение. Кого здесь только не было: и старики, и маленькие дети, и суровые мужики в рабочей одежде, и даже татуированные гангстеры попадались, — и все они поддались безотчетному страху, внушенному неожиданными гостями, показавшимися из автомобиля.

Первыми появились восемь мужчин-маори грозного вида, все в черных костюмах, похожие друг на друга, как близнецы. За ними из лимузина вышла женщина, вызвав у толпы удивленный вздох. Она была коротко стриженной блондинкой с красивым, но чрезвычайно высокомерным лицом, одетой в маленькое ярко-красное платье, уместное скорее в ночном клубе, чем на похоронах. Женщина, несомненно, была пакеха, но на ее подбородке красовалось маленькое женское моко[4]. В толпе прокатился неодобрительный ропот, но тут же смолк под ее ледяным взглядом. Какая-то недобрая сила чувствовалась в этой женщине, угрожающая и почти осязаемая. Но тут позади нее выросла темная фигура, и все взгляды обратились к ней. Мэт понял, что это и есть тот самый человек, чей голос он слышал сегодня.

Он был не так высок ростом, как его телохранители, но всё равно казался огромным. На нем был черный деловой костюм, по-видимому, страшно дорогой, на лице зловещей маской переплетались линии моко, обрамляя горящие глаза. Его волосы были седыми до белизны и, когда последний отблеск заката коснулся их, вспыхнули кровавым пламенем. Мэт услышал, как за спиной кто-то из старейшин потрясенно выдохнул:

— Не может быть... Он еще жив? Совсем не изменился!

Один из старейшин выступил вперед. Мэт узнал его: Рангинуи Хирини, дряхлый, но по-прежнему сварливый старик.

— Тебе здесь не рады, Пуарата! Убирайся! — выкрикнул он тонким скрипучим голосом. Точеное лицо блондинки исказилось в граздраженной гримасе, Пуарата улыбался, хотя глаза его оставались холодными.

— Не кипятись, Рангинуи, — Тама Дуглас тоже сделал шаг вперед. — Это старая история, про которую давно пора забыть. Сегодня мистер Пуарата приехал как старый друг Ваи-Арохи, чтобы отдать ей последние почести, — и, обратившись к Пуарате, произнес: — Как член совета мараэ Кахунуи и председатель совета племени, я приветствую вас на земле нашего мараэ.

Люди возмущенно зашептались. Мэту стало не по себе от того, что он стоит тут рядом с отцом под всеобщими неприязненными взглядами.

— Пуарата никогда не был другом Ваи-Арохи, Тама! — вмешался Рангинуи. — Ему запрещено появляться здесь и в любом другом мараэ в этих землях. Он не может войти!

— Я знаю об этом запрете, — ответил Тама, насупившись, — но также я знаю и причину этого запрета: ссора между Пуаратой и стариком Маком Хирини. Это было сорок лет назад, Мак давно умер, и сейчас никто даже не помнит, с чего всё началось. Так почему вы препятствуете людям отдавать последний долг своим близким? Это против наших обычаев, это против всего, во что мы верим!

Часть старейшин рассудила, что это справедливо, и согласно закивала, но Рангинуи эти слова только разозлили.

— Вот ты и открыл свое истинное лицо, Тама Дуглас! — заявил он. — Ты ничего не понимаешь в наших традициях, ты живешь в другом мире, для таких как ты только писанные законы существуют! А Хирини был тохунгой [5], он был мудр, и, если он запретил Пуарате посещать мараэ, у него была на это веская причина.

— Это случилось почти полвека назад, — возразил Тама. — Сейчас речь идет о вопросе семьи, племени, о человеческом горе. А все эти запреты, обиды — это всё дела давно минувших дней.

— Как и я сам, — послышался глубокий бас Пуараты, и все замолкли. — Моё время на исходе, я сам уже одной ногой в могиле. Я хорошо знал Ваи-Ароху в молодости, и мне жаль, что мы давно не могли встретиться из-за ее... болезни. Я просто хочу проститься с ней в последний раз, — он наклонился к невысокому Рангинуи и смиренно добавил: — Меня пригласили мои друзья из числа совета, но, конечно, я войду, только если ты разрешишь мне это сделать. Я не хочу никаких скандалов. Позволь мне войти, Рангинуи. Слово такого уважаемого старейшины очень много для меня значит.

Его речь прозвучала в высшей степени любезно, но Мэту почудилась в ней хорошо скрытая угроза. Однако все вокруг заговорили, соглашаясь, что в такой день старые склоки следует забыть. Это было очень странно. Казалось, одни старейшины понимали, с кем имеют дело, но улыбка Пуараты заворожила и их. Его слова звучали так разумно, так убедительно.

Бедняга Рангинуи уставился на татуированное лицо, нависшее над ним, и наконец сдался, понурил голову, мелко закивал и отступил. Но Пуарата не собирался так просто его отпускать: схватив дрожащего старика за плечи, он проревел ему в ухо слова благодарности и заставил потереться носами.

— Киа Ора! — воскликнули все с такими благодушными улыбками, будто случилось что-то очень хорошее. Мэт недоумевал, почему только его и Рангинуи не радовало происходящее. Он сунул руку в карман и стиснул тики так сильно, что его острые грани впились в пальцы.

Телохранители придвинулись ближе, Пуарата выпустил бедного Рангинуи и повернулся к Таме. Толпа, как только Пуарата отвел взгляд, тут же разбрелась, словно без его внимания здесь больше нечего было делать.

— Тама, друг мой, — произнес Пуарата, с королевским достоинством протягивая тому руку. Мэт поморщился, когда отец с благоговением пожал протянутую ладонь и, улыбаясь, провозгласил:

— Киа Ора, мистер Пуарата. Добро пожаловать в Кахунуи.

Пуарата благосклонно кивнул, затем поманил к себе блондинку и сообщил:

— А это моя помощница Донна Кайл, вы с ней уже общались... Познакомься, Донна, это мой законный представитель Тама Дуглас.

Донна Кайл без тени улыбки коснулась ладони Тамы и тут же убрала руку, не произнеся ни слова.

Пуарата взглянул на Мэта, прищурился, и его улыбка стала еще шире.

— А это, должно быть, твой сын, Тама?

Отец потрепал Мэта по плечу.

— Да, это он. Мой сын, Вирему Мэтиу Дуглас.

— Вирему, — пророкотал Пуарата. Его глаза были темными, почти черными и, казалось, смотрели не на Мэта, а словно сквозь него, а когда старик наклонился ближе, в его дыхании Мэт почувствовал запах гнили. — Сколько тебе лет, Вирему?

— Пятнадцать, сэр.

— И в каком ты классе?

— В девятом, сэр.

— Понятно. И как твои успехи в школе?

Мэт был в панике, ему казалось, тики вот-вот прожжет его карман насквозь, что у него на лбу так и светится огромная надпись "ВОР", и что своими расспросами Пуарата просто пытается заманить его в ловушку.

— Ну... мне нравится рисование, — уклончиво ответил Мэт.

— Это похвально, — сказал Пуарата. — Воображение — это великая сила. Если ты можешь представить что-то, ты сможешь это создать, не так ли, Вирему? Без воображения мы слепы.

— Да, — робко согласился Мэт. — Наверное, так.

Пуарата протянул к нему руку, и Мэт застыл в ужасе. Холодные как лед пальцы обвили его шею, а затем вытащили на свет деревянный кору.

— Это ты сам сделал, Вирему?

Мэт подавил в себе желание поправить старика. "Пусть зовет меня Вирему, если хочет," — решил он.

— Да, сэр. Сам.

Пуарата с интересом рассмотрел резьбу, словно в ней был скрыт какой-то тайный смысл.

— В твоем искусстве есть сила. Я мог бы многому тебя научить. Я ведь тоже своего рода резчик.

Мэт растерялся, не зная, что ответить.

— Ну, что ж, приятно было познакомиться с тобой, Вирему, — Пуарата выпрямился и произнес, указывая Донне на Мэта: — Чудесный юноша. Нам обязательно надо будет как-нибудь снова поболтать.

Донна не удостоила Мэта и взглядом. Пуарата перестал улыбаться.

— А теперь идемте. Хочу отдать последний долг моему старому другу.

Он прошел через ворота и направился к фаренуи в сопровождении Донны и телохранителей. Мэт так и стоял, словно примерзнув к месту, и едва услышал, как отец шепнул:

— Можешь пока идти. Пойди поешь, пока я буду занят, — и поспешил за Пуаратой.

Мэт наконец выдохнул и немного расслабился. Странно: Тама даже не заметил кору. Не может же ему быть всё равно, что Мэт в его отсутствие рылся в комоде и забрал медальон? Его прямо не узнать сегодня, словно это не его отец, а марионетка в костюме отца. Марионетка, которую дергает за веревочки Пуарата. Губы Мэта задрожали.

— Слышь, братан, — Рики откуда ни возьмись возник рядом, — этот дед — какой-то страшный тип! Что он у тебя спрашивал?

— Про школу.

— Чего?

— Про школу. Только не спрашивай, почему, — Мэт снова сунул руку в карман, тики теперь казался очень горячим. — Пошли.

— Куда?

— За мной, — Мэт быстро зашагал к фаренуи, но притормозил, когда увидел на пороге двух телохранителей Пуараты. Остальные, видимо, вошли внутрь вместе с хозяином. Гости снова столпились перед входом, но теперь все выглядели напуганными и подавленными, даже гангстеры. А отец, Пуарата и его свита сейчас были в доме, где лежала тетя Ваи, и у нее на шее больше не было тики. Мэта пробил озноб, и он сильнее вцепился в амулет, лежащий в кармане. Что же случится, когда Пуарата обнаружит пропажу? Мэт поспешил скрыться в толпе, Рики последовал за ним.

Примечания:

1. Пакеха — (маор.) белый человек, европеец. Обычно употребляется только по отношению к белым новозеландцам — потомкам британских колонистов.

2. Ханги — традиционное маорийское блюдо: мясо и овощи, запекаемые на раскаленных камнях в земляной печи в течение нескольких часов.

3. Танифа — в маорийской мифологии — речное или морское чудовище, которое могло быть как добрым (защитником местности и населяющего ее племени), так и злым (вызывающим землетрясения, цунами и коварные течения). Обычно представлялось в виде большой акулы или кита, либо в виде драконоподобного существа, иногда способного летать. На резных украшениях домов танифы изображались с телом угря, лапами ящерицы и огромными круглыми глазами, часто инкрустированными перламутром.

4. Женское моко наносится на губы и подбородок, в отличие от мужского, наносимого на всё лицо.

5. Тохунга: в культуре маори — человек, обладающий мастерством в любой области, духовной или практической. Тохунга может быть жрецом, знахарем, резчиком или художником, татуировщиком, предсказателем будущего и т.д. Считается, что любой тохунга обладает божественным даром и служит посредником между мирами людей и духов.

Глава 3

Тики

Протиснувшись через толпу перед домом собраний, мальчишки скрылись за углом. Солнце совсем село, и темнота стремительно подступала, длинные тени тянулись из каждого угла. Убедившись, что никто их не увидит, Мэт осторожно потянул за ручку двери кладовой фаренуи, опасаясь, что ржавые петли оглушительно заскрипят, но они не издали ни звука, и друзья прошмыгнули внутрь. Рики осторожно закрыл за собой входную дверь, а Мэт тем временем прижался ухом к двери, ведущей в главный зал.

От гулкого баса Пуараты дрожали стены:

— Я пришел отдать последние почести моему старому другу, Ваи-Арохе.

Непривычно решительный и четкий голос тети Хине отвечал:

— Ваи-Ароха не была бы тебе рада.

— Возможно. Но горе сближает людей.

Мэт заглянул в замочную скважину. За дверью была видна часть зала, гроб тети Ваи, силуэт тети Хине и громадная фигура Пуараты над гробом. При тусклом свете в фаренуи его лицо с черными провалами глазниц напоминало череп.

— Горе? Что-то не верится, чтобы ты горевал по Ваи, — тетя Хине сделала шаг к Пуарате. — Говори правду: зачем ты здесь? А ты, Тама, — обратилась она к племяннику, — как ты мог связаться с этими людьми?

— Я здесь в качестве законного представителя мистера Пуараты, — отвечал Тама, и Мэт почувствовал горький стыд за отца, — чтобы помочь вернуть принадлежащий ему ценный предмет.

— У Ваи не было ничего, что принадлежало бы Пуарате.

— А согласно вот этому документу у мисс Ваи-Арохи Теракатини хранился традиционнный амулет в виде костяного тики, сделанный мистером Пуаратой собственноручно и утраченный им. У мистера Пуараты есть основания полагать, что это тот самый тики, неоднократно виденный свидетелями на Ваи-Арохе.

— Это ее тики, — возразила тетя Хине.

— Нет, не ее.

— Посмотри на себя, Тама! — вскричала тетя Хине. — Ты же помогаешь этому... этому ненормальному грабить твою семью!

Тама сделал шаг и тоже оказался перед дверью кладовой. Его лицо потемнело от гнева.

— Выбирай-ка выражения! Мой клиент является полноправным владельцем этой вещи. Своим упрямством ты только наживаешь себе неприятности.

— Вы не посмеете грабить мертвых! — вскрикнула Хине.

— Тики принадлежит моему клиенту! — заорал Тама.

У Мэта внутри всё сжалось. Он судорожно вцепился в ручку двери, и тут снова заговорил Пуарата:

— Успокойся, Тама, — он встал между спорщиками, широко разведя руки, словно собираясь обнять их обоих, и его голос прозвучал мягко и даже умиротворяюще: — Надо, в конце концов, иметь уважение к покойной. Здесь не место для ссор. Мы, конечно, можем сейчас уйти и потом оспорить это дело в суде, в любом случае, я верну себе моего тики. Когда-то я своими руками вырезал его и потерял, но я всегда был уверен, что мой тики у Ваи. Сколько лет я тщетно искал ее! Теперь-то мне ясно, что всё это время она пробыла в клинике для душевнобольных, и никто кроме ее отца и тебя, Хине, не знал, где она. Тридцать лет взаперти вместе с моим тики. Теперь я даже знаю причину ее болезни. Но все эти годы для меня было загадкой: куда исчезла Ваи-Ароха? Уехала за границу? Вышла замуж и сменила имя? Умерла?.. Хинемоа, я заверяю тебя, что тики действительно принадлежал мне. Будет проще, если ты отдашь мне его сама.

— Нет!

— Хинемоа, — его голос стал еще мягче и в то же время страшнее, — Хинемоа, он всё равно мой. Он зовет меня. Посмотри на меня, Хинемоа, — он наклонился к тете Хине и словно схватил что-то невидимое перед ее лицом. — Смотри на меня...

Пуарата наклонился совсем низко. Из своего убежища Мэт не мог видеть лица тети Хине, но чувствовал ее внутреннюю борьбу. Затем она вдруг пошатнулась, поникла и кивнула Пуарате.

Мэт похолодел. Ему казалось, его теперь дыхание могут услышать в зале, а когда Рики пошевельнулся, Мэт съежился в предчувствии неминуемого разоблачения.

Но никто их не услышал. Пуарата обошел гроб и положил руки на шею тети Ваи. Обшарив ее и, очевидно, ничего не обнаружив, он запустил пальцы за ворот ее платья, потом выпрямился с перекошенным лицом.

— Где он? — рявкнул Пуарата.

Мэт отшатнулся от двери.

— Бежим, — шепнул он Рики, — надо убираться отсюда.

Рики толкнул заднюю дверь, они выскользнули наружу и побежали прочь от дома собраний, туда, где вдоль ограды росли раскидистые сосны. Вокруг вились песчаные мошки, с другой стороны изгороди на них равнодушно уставилась корова. Мараэ тем временем уже окутали густые сумерки.

Рики внимательно посмотрел на Мэта в поисках признаков сумасшествия.

— Чувак, чё происходит? Чего этот дед так распсиховался?

— Я всё объясню, только попозже. Слушай, Рики, ты же можешь взять машину своего папаши?

— Вообще могу. Но прав у меня нет, так что, наверное, не стоит, вдруг копы остановят?

— И давно ты такой законопослушный?

Рики насупился.

— Да иди ты... Зачем нам вообще куда-то ехать?

Мэт посмотрел в глаза другу:

— Ты слышал, что там творится?

— Ну, слышал, только ни фига не понял. Этот... как его...

— Пуарата.

— Да. По-моему, он здорово разозлился из-за этой штуки, которую старуха Хине не хотела ему отдавать. И твой батя вроде тоже не обрадовался.

— Пуарата хотел кое-что забрать. Он заставил моего отца сделать ему бумагу, чтобы всё было законно. Эта штука... это тот костяной тики, который обычно носила тетя Ваи.

— И чё?

— Он у меня.

Рики уставился на друга, выпучив глаза.

— Нафига? Чувак, ты чё, нафига ты его взял?

— Не знаю, — вздохнул Мэт. — Тетя Ваи сказала, чтобы я забрал тики, когда она умрет. Но если бы я просто пришел и сказал: "Отдавайте мне тики, Ваи мне его завещала" — да меня бы просто на смех подняли. Знаешь, это, конечно, звучит странно, но я должен был его забрать. И мне почему-то кажется, что если он достанется Пуарате, будет очень плохо.

— Совсем рехнулся? — перебил Рики. — У мужика толпа охраны, самая крутая тачка, какую я в жизни видел, и сам выглядит как какой-то маорийский крестный отец. Я бы не советовал с таким связываться, чувак, честно.

Мэт огляделся и потянул Рики к воротам.

— Пошли отсюда. Где тачка твоего старика?

— Э, нет, — уперся Рики. — Ты спятил? Куда ты собрался?

— Даже не знаю. Наверное, в Таупо. К маме.

— А ничего, что до Таупо двести километров? Поищи себе другого водилу!

— Да я не прошу везти меня в Таупо! Просто подбрось до Нейпира, а дальше я на попутках.

— Но если ты сбежишь, — Рики предпринял последнюю попытку, — все же сразу поймут, куда девался тики.

Мэт облизал пересохшие губы:

— Хорошо, а что ты предлагаешь?

— Ну, не знаю, спрячь его где-нибудь, потом заберешь, когда всё утихнет. Сейчас дергаться — только лишнее внимание привлекать.

Мэт задумался. Рики говорил дельные вещи, но... его внутренний голос надрывался: "Беги! Спасайся!" Мэт покачал головой.

— Нет. Нам нужно исчезнуть.

— Вам? — переспросил Рики. — Ну, ладно. Уговорил. Поехали. Но учти, только до Нейпира. Я сгоняю за ключами, и встретимся за воротами, — Рики убежал, а Мэт еще некоторое время смотрел ему вслед.

Впрочем, ему тоже пора было начинать действовать. Потолкавшись на площадке перед домом собраний, Мэт оглянулся: у входа по прежнему царило оживление, два телохранителя всё еще были на месте. Он быстро зашагал к воротам, с трудом удерживась, чтобы не побежать.

Перед парковкой, словно готовые к прыжку стальные пантеры, теперь стояли три черные машины в окружении плечистых ребят, таких же неотличимых друг от друга, как и телохранители Пуараты. К облегчению Мэта, они не обратили на него ни малейшего внимания, и, миновав парковку, он продолжил свой путь вдоль стоявших на обочине автомобилей гостей мараэ. Найдя место, где, по его собственному мнению, охрана Пуараты не должна была его видеть, Мэт уселся на травяную кочку и, уставившись в вечернее небо, задумался, пытаясь найти хоть какое-то оправдание для отца.

"Господи, пап, ну зачем ты связался с этим ужасным типом? Неужели ты совсем не мог ему противостоять? — Мэт ощупал в кармане клубок из шнурка и кости — тики. Всё происходящее казалось ненастоящим. Он украл. Он впервые в жизни что-то украл — и это не казалось ему чем-то неправильным. Тетя Ваи не хотела, чтобы тики попал в руки Пуараты, в этом Мэт был совершенно уверен.

Что теперь делать? Может, и правда, просто зарыть где-нибудь этого тики?.. Вечерний ветерок, принес запах сухой травы и охладил мальчишке его взмокший лоб. Мэту было совсем не по себе, во рту пересохло, в голове словно стучали маленькие молоточки. Папа-папа, ну зачем?..

И вдруг он заметил странную жаркую пульсацию в кармане. Казалось, тики ожил. Мэт прижал ладонь к карману и огляделся.

Его взгляд приковала загадочная фигура: у ворот мараэ стоял человек, огромный и мощный, со спутанными длинными волосами, рассыпавшимися по обнаженным плечам, одетый в одну льняную юбку[1], и с нефритовой дубинкой мере[2] в руках, как у древних маорийских воинов. Удивительно, но как будто никто не видел этого великана, хотя, казалось бы, не заметить его было трудно. Но воин словно был невидим для всех — кроме Мэта. Незнакомец внимательно осматривался, словно ища что-то... или кого-то. Мэта вдруг объял нечеловеческий страх. Не помня себя от ужаса, он скатился в густую траву и распластался на земле. Сухие былинки впились ему в лицо, нос наполнился пылью, но Мэт был не в силах поднять голову. Затем он услышал, как зашуршал гравий под чьими-то ногами, всё ближе и ближе. Кто-то приближался со стороны ворот.

Наконец шаги остановились.

— Эй, Мэт? — тихонько позвал голос Рики.

— Я тут, — отозвался Мэт, поднимаясь с травы. Рики озадаченно поглядел на него.

— Ты видел воина? — спросил Мэт. — Здоровенный такой парень в травяной юбке и с дубинкой.

— Чего?

— Да брось, ты не мог его не заметить, в нем метра два росту. И дубинка.

Рики медленно покачал головой:

— Дуглас, ты чокнулся.

Мэт оглянулся на мараэ, но воин исчез, словно его и не было. Только Пуаратины прихвостни маячили вокруг своих машин.

— Ладно. Пошли.

Рики с шумом втянул воздух и произнес:

— Слушай, ты не обижайся, братан, но я тебе скажу: ты точно спятил.

— Неважно, Рики, неважно, пошли, где твой старик оставил тачку?

Они пошли вдоль дороги. Мэт изредка оглядывался, чтобы убедиться, что за ними нет погони. Но в мараэ, похоже, пока было не до них, там сновали люди и царила неразбериха. Мэт представил, как отец ругается со старейшинами, и над всеми ними возвышается Пуарата. Вдруг Рики остановился возле старого "форда", хлопнув его по капоту.

— Пришли, — он отпер дверь и серьезно посмотрел на Мэта: — Ты точно знаешь, что делаешь?

— Нет, — вздохнул тот, — не знаю.

Рики потряс головой.

— Братан, ну так объясни мне. Зачем тебе всё это, может, еще не поздно вернуться и всё исправить? Мне, честно, не хотелось бы, чтобы ты влип в передрягу.

И тогда Мэт в двух словах поведал ему о подслушанном телефонном разговоре, о поддельных документах на тики, о том, почему тики достался ему. Рики сочувственно посмотрел на друга:

— Да-а, чувак... А мне твой старик всегда казался нормальным парнем.

— Он и так нормальный, — обиделся Мэт. — Вот только его работа...

— Точно, — подтвердил Рики, — гребаные законники. Ну, и что ты теперь будешь делать?

— Поеду к маме в Таупо, может, она знает кого-нибудь, кто сможет разобраться в этом тики.

Рики присвистнул:

— До Таупо часа три ехать.

Мэт молча кивнул. Рики смахнул волосы со лба и заявил:

— Тогда надо выдвигаться прямо сейчас.

— Спасибо, чувак!

— Но смотри, мы договаривались только до Нейпира, так? Про Таупо я ничего не обещал. Доберемся до твоего дома и там подумаем, идет?

Мэт согласился. "Форд" чихнул, медленно сполз с обочины и покатил в сторону города. Обернувшись в последний раз, Мэт снова заметил у ворот рослую фигуру воина. Кажется, он разговаривал с телохранителями.

Примечания:

1. Традиционная маорийская мужская одежда включала в себя короткую юбку пиупиу из переплетенных волокон так называемого новозеландского льна (который не имеет ничего общего с настоящим льном).

2. Мере — традиционное маорийское оружие ближнего боя, короткая и плоская нефритовая дубинка каплевидной формы. Помимо практического применения имела значение как символ власти вождя. Обладать таким оружием имели право (и могли себе позволить) только люди знатного происхождения.

Глава 4.

Бегство

Было почти семь, когда они, смешавшись с плотным потоком машин на окраине Гастингса [1], свернули на шоссе, ведущее в Нейпир.

Вечер был ясный, движение оживленное, но, к своей радости, приятели не видели за собой погони из черных автомобилей. Мэт старался следить за этим, но сосредоточиться мешали теснившиеся в голове образы: пронизывающий взгляд Пуараты и рокот его голоса: "В твоем искусстве есть сила, мальчик, я мог бы многому тебя научить", озлобленное лицо отца и застывшее, словно восковое лицо тети Ваи, холод ее кожи и пульсирующее тепло тики, его маленькая несуразная фигура и таинственный гигант у ворот... Всё завертелось в ошеломляющем вихре и постепенно растаяло во тьме, уступив место огням фонарей и свету мелькавших за окном домов.

Следуя по южному шоссе, они миновали небольшой городок Клайв и мосты через реки и наконец выехали на дорогу, идущую вдоль моря, которая, достигнув окраины Нейпира, превращалась в набережную. Сосны выстроились вдоль берега, как часовые, неусыпно глядящие на море. Вдалеке на севере светился окнами домов приземистый горб горы Нейпир, а цепочка перемигивающихся огоньков порта под ней подсвечивала линию прибоя там, где начинался риф.

Есть одна легенда об этом рифе и о девушке по имени Паниа, будто бы морские духи заманили ее своей музыкой на скалы, и она утонула[2]. Статуя Пании стоит в парке на набережной, но это уже совсем центр, а путь друзей лежал в жилые кварталы в южной части города.

"Форд" подъехал к темному дому, хрустя гравием под колесами, дернулся и остановился. Мэт вышел из машины и пошарил за изгородью в поисках запасного ключа. Отец прятал его в фальшивом камне, из тех, что продавались на каждом углу на прошлое Рождество. Мэт повернул ключ в замке и ввел секретный код на панели сигнализации. Сигнализация трижды пискнула, моргнула огоньками и замолкла. Мэт открыл дверь и включил свет в прихожей.

— Ого, — произнес за его спиной Рики, — неплохо ты устроился!

Мэт только сейчас осознал, что Рики еще ни разу не был у него дома. Отец не одобрял этой дружбы.

— Ну да... — пробормотал Мэт. — Слушай, ты здесь подожди, я мигом, — и помчался в свою спальню.

Включив свет, он обвел глазами комнату — всё казалось таким успокаивающе знакомым: запахи, постеры на стенах... "Соберись!" — велел он себе, схватил школьный рюкзак и, вытряхнув из него учебники, принялся запихивать на их место одежду.

— Прихвати какую-нибудь еду из холодильника! — крикнул он Рики. — И попить!

— Понял, — отозвался тот снизу.

— Так, нож взял, трусы, свитер... Щетку! — Мэт метнулся в ванную и только там, увидев себя в зеркале, понял, что он всё еще в костюме. Бегом вернувшись в комнату, он переоделся в любимые джинсы и футболку, затем, подумав, натянул еще ветровку и вязанную шапку.

— Я нашел сыр и ветчину, а еще пару банок колы, — заорал Рики из кухни. — Чипсы брать?

— Бери! — крикнул в ответ Мэт, вспомнив, что страшно голоден.

Он вернулся к сборам. Фонарик — взять обязательно. А вот в чем он будет спать? У Мэта был спальный мешок, но он хранился где-то в гараже. Можно будет забрать его перед самым выходом. Больше ничего в голову не шло. Мэт застегнул рюкзак и уже спускался на первый этаж, как вдруг зазвонил телефон.

— Не бери трубку! — вскрикнул Мэт, скатываясь вниз по лестнице. Рики с пакетом продуктов в руках выглянул из кухни.

— Не бери трубку, — повторил Мэт.

— Да я и не собирался, — отозвался Рики. Мэт заглянул в кабинет отца: там стоял телефон с определителем номера, и на панели светились цифры. Эхо звонка металось по пустой комнате.

— Отец звонит с мобильного.

— Не к добру это, — заметил Рики. — Похоже, он тебя хватился. Хорошо, если он всё еще в мараэ. Я вот что подумал: по-моему, есть какой-то поздний автобус до Таупо, если будем шевелиться, ты как раз успеешь.

Телефон замолчал.

Мэт взглянул на друга, чувствуя, как пересохло во рту.

— Ты всё-таки не повезешь меня в Таупо.

Рики опустил голову.

— Братан, я бы с радостью. Но бак почти пустой, а денег у меня нет. И если мой старик заметит, что я тоже пропал, все поймут, что я помогал тебе. А если я быстро поеду назад, через час уже опять буду в мараэ, а ты заметешь следы.

Мэт сглотнул. Рики был прав, это было лучшее, что они могли сделать.

— Ладно. Тогда пошли.

Мэт пропустил Рики вперед, сомневаясь, идти ли в гараж за спальным мешком. "Всё равно сегодня я буду ночевать у мамы," — подумал он. В доме снова зазвонил телефон. Мэт сунул ключ в замок, но, внезапно услышав звук мотора, медленно обернулся, и душа у него ушла в пятки.

На дорожке, намертво загородив выезд, стояла машина его отца с выключенными фарами и поднятыми стеклами. Рики с глухим стуком выронил пакет. Мэт замер, стиснув в пальцах ключ, не сводя глаз с машины. "Он же мой отец. Он ведь простит меня, правда? Я же не сделал ничего такого уж плохого!"

Дверь со стороны водителя открылась, и на дорожку, пряча в карман мобильник, вышел Тама Дуглас.

— Мэт! — с искаженным яростью лицом взвыл он. Затем шагнул вперед и устремил взбешенный взгляд на Рики.

— А ты какого черта тут делаешь?

Рики попятился с поднятыми руками.

— Я ничего. Я просто хотел помочь другу, вот и всё. Я ничего не сделал!

Тама, сжав кулаки, двинулся на него. Из задней двери "мерседеса" показалась Донна, ее ярко накрашенные губы казались кровавым отпечатком на бледном лице. Из другой двери появился Пуарата, и его седые волосы и оскаленные белые зубы сияли в свете фонарей.

— Рики, беги! — заорал Мэт, рванув дверь на себя. Все на мгновение замерли, а затем всё пришло в движение.

Мэт увидел, как Рики обернулся к нему, открыв рот, чтобы ответить, а затем кулак Тамы, описав широкую дугу, врезался мальчишке в челюсть. Рики, закатив глаза, как подкошенный рухнул на дорожку. Тама взревел и повернулся к сыну. За его спиной Донна потянулась к вырезу своего платья жестом, знакомым Мэту по американским боевикам. Не дожидаясь, пока она достанет то, что там было спрятано, он бросился в дом, захлопнув за собой дверь.

И тут он услышал голос Пуараты, тихий, но очень отчетливый. Вирему! Его звук словно опутал Мэта гигантской паутиной и потянул назад. Ему казалось, будто повелительный голос зарождается прямо в голове, заполняя ее изнутри. Успокойся, мальчик. Тики в кармане буквально раскалился, кровь гудела в ушах, заглушая слова Пуараты. Мэт сделал шаг назад и приоткрыл дверь. Как в замедленной съемке он увидел надвигающуюся фигуру отца и блеснувший в руке Донны металл.

Вирему!

Я тебе не Вирему! Меня зовут МЭТ! Он захлопнул дверь и повернул замок. Дверь содрогнулась, когда снаружи о нее всем телом ударился Тама. Потом еще и еще раз.

— Мэт! Открой сейчас же!

Мэт повернулся и побежал прочь через холл и ванную к задней двери. Позади него снова послышался удар, а затем металлический скрежет. Конечно, у отца были ключи. Мэт выскочил на задний двор, одним прыжком перемахнул через изгородь, не заботясь о том, что оставил дверь открытой. Оказавшись в соседском саду, он со всех ног припустил насквозь, перепрыгивая капустные грядки. Вслед неслись полные ярости крики отца. В окнах домов зажегся свет и показались встревоженные лица соседей. Мэт не остановился, пока не выбежал на улицу на другом конце квартала, и, отдышавшись здесь, повернул в сторону центра.

Пробежав еще квартал, Мэт оглянулся и заметил высокую темную фигуру. Оранжевый свет фонарей вспыхнул на седых волосах.

Пуарата!

Мэт... Теперь я знаю твое настоящее имя. Верни мне тики, Мэт!

Несмотря на расстояние между ними, Мэт по прежнему слышал голос Пуараты так отчетливо, будто старик шептал ему прямо в ухо.

Мэт повернулся и побежал.

Тебе не скрыться от меня, Мэт! Не вынуждай меня сделать тебе больно!

Он продолжал бежать, мотая головой, будто пытаясь вытряхнуть из нее голос Пуараты.

Мэт!.. Мэт!.. Отдай его мне!

Проезжавшая мимо машина притормозила было рядом, но сидевшая за рулем женщина пригляделась к мальчишке и с перепуганным лицом прибавила газу. Мэт перебежал через дорогу и снова оглянулся. Пуарата стоял на прежнем месте, однако за ним возникло растущее пятно света, и из-за угла появился отцовский "мерседес". Вот черт! Мэт снова припустил бегом, слыша, как машина остановилась, а потом снова тронулась, набирая скорость. "Подобрали Пуарату и теперь снова гонятся за мной. Надо спрятаться." Он увидел уходящую вбок аллею и свернул туда, едва не упал, поскользнувшись на гравии, и наконец очутился в темноте. Он слышал, как остановился машина — гораздо ближе, чем он ожидал. Хлопнула дверца. Затем чьи-то ноги зашлепали по камням, словно их обладатель был бос. Мэт прибавил шагу, шмыгнул в проход между двух домов, перепрыгнул изгородь и побежал вниз по проезду к другой улице. Звуки шагов раздались пугающе близко. Бросив взгляд через плечо, Мэт увидел огромный силуэт, появившийся из аллеи, и его волосы зашевелились на голове.

Воин. Та страшная фигура, которую он видел в мараэ.

"Откуда он взялся? Его же не было в машине!"

Чудовищный преследователь приближался, сопя, как разъяренный бык. Ужас придал Мэту сил, и он удирал во все лопатки, так что сердце чуть не выпрыгивало из груди. Изо рта вырывался пар, глаза застила пелена слез от быстрого бега на холодном ночном воздухе. Ему показалось, что гигантская ладонь уже хватает его за шиворот, и он снова свернул: перепрыгнув через низкий заборчик, Мэт оказался на чьем-то дворе, налетел в темноте на автомобиль, затем перелез через другой забор на следующий двор, слыша позади себя возмущенные крики хозяев и шум ломящейся следом огромной туши. Боясь оступиться или поскользнуться, он, не оглядываясь, продолжал бежать вниз по улице, потом по переулку, и, оказавшись наконец на школьном дворе, увидел далеко впереди огни железнодорожной станции. Шаги не отставали. Мэт пересек спортплощадку с такой скоростью, на какую только был способен. Его футболка вся пропиталась потом и липла к коже, рюкзак на спине бешено подпрыгивал.

Внезапно тяжелая рука ударила его в плечо, мир перевернулся, и земля, стремительно приблизившись, врезалась ему в лицо, отчего нос и передние зубы взорвались болью. Чувствуя во рту металлический привкус крови, Мэт попытался подняться, но тут же огромная ладонь схватила его и рывком перевернула. Лежа на спине, Мэт хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться. Сперва он увидел высоко над собой звездное небо, а потом звезды заслонила косматая голова.

Тусклый свет фонарей со школьного двора осветил татуированное лицо. Мутные выпуклые глаза чем-то напоминали рыбьи, черный рот искривился в ухмылке, обнажив крупные желтые зубы. В ледяном дыхании незнакомца слышался запах гниющего мяса. Толстые пальцы сомкнулись на шее Мэта, как холодные металлические тиски, и сжали его горло. Второй рукой воин принялся обшаривать его одежду, довольно посмеиваясь и что-то приговаривая низким гортанным голосом.

Мэт попробовал закричать, но из сдавленного горла не вырвалось ни звука. Воин наконец извлек из кармана ветровки тики и деревянный кору, со спутанными в один клубок шнурками.

— Стой! — прохрипел Мэт, почти теряя сознание и чувствуя, как из носа ему в горло стекает кровь.

Внезапно совсем рядом раздался женский голос. При звуке повелительного окрика воин вздрогнул, выпрямился, разжав пальцы, и ухмылка сползла с его лица. Мэт рухнул навзничь, почувствовав, как следом ему на грудь упали оба медальона. Сжав их в кулаке, он отполз в сторону и приподнялся, чтобы рассмотреть, кто же его спас.

Напротив воина стояла девочка-маори, от силы лет шестнадцати. Ее длинные темные волосы растрепались, глаза сверкали. Маленькое моко украшало ее подбородок. Воин на мгновение замер, затем попятился, спотыкаясь и прикрывая глаза ладонями, а когда девочка протянула к нему руку — взвыл и исчез в темноте.

Примечания:

1. Гастингс — крупный город примерно в 20 км к юго-западу от Нейпира.

2. Согласно общепринятой версии легенды, Паниа была морской девой, в которую влюбился вождь местного племени. Русалка согласилась стать его женой при условии, что она будет проводить с ним ночи, а каждое утро сможет возвращаться в море. После рождения сына молодой муж решил, что жена должна перестать исчезать каждое утро и навсегда остаться в его доме. По совету тохунги он попытался накормить морскую деву человеческой пищей, что должно было сделать ее смертной женщиной. Однако, почувствовав обман, Паниа убежала в море и больше никогда не возвращалась к мужу. Их сын стал танифой, которая с тех пор охраняет залив вокруг Нейпира. На набережной Нейпира действительно есть статуя Пании-с-рифа, ее сравнивают с копенгагенской Русалочкой, отчасти они похожи внешне. На постаменте статуи изложен вариант легенды, приведенный в повести.

Глава 5

Паниа

Мэт поднялся на ноги и с удивлением уставился на свою спасительницу. Как ей удалось? Она казалась такой маленькой и безобидной...

— Эй, — сказала она, улыбаясь. — Привет!

Мэт смутился. Девчонка оказалась очень симпатичной, а улыбка придавала ей еще большее очарование. Блестящие как полированное черное дерево волосы в свете фонарей отливали серебром. Мэт поморгал и встряхнулся: он готов был поклясться, что видел моко на ее подбородке, но теперь, когда он рассмотрел девушку поближе, ее лицо оказалось совершенно гладким.

"Почудилось," — решил он. Не мудрено: у него до сих пор дрожали колени после пережитого.

Девушка протянула ему руку, и на мгновение Мэту показалось, что он снова видит на ее лице татуировку.

— Ты что, малыш, я же просто поздоровалась! — рассмеялась девушка, когда он с испугом отпрянул. — Всё нормально? Нос у тебя вроде не сломан, так что просто надави на кончик, и кровотечение остановится, — она приставила палец к своему носу, показывая, что надо делать.

Мэт прижал палец к кончику своего носа, а другой рукой вытер с лица кровь и грязь.

— Пойдем, — сказала девушка, когда Мэту удалось справиться с кровотечением, — если не хочешь снова встретиться с этим громилой, то лучше держись поближе ко мне.

Мэт оглянулся в темноту позади себя, но никого не увидел.

— Как тебе удалось его напугать?

— Он всегда таким был: здоровый, но тупой, — девушка засмеялась. — Но он может вернуться, так что лучше пойдем отсюда.

— Так ты... — Мэт замялся, — ты его знаешь?

Она нахмурилась.

— Мы с ним очень старые знакомые, скажем так. Но хватит болтать, надо двигаться.

Они вышли со стадиона в темную аллею, а затем девушка вдруг предложила, загадочно улыбаясь:

— Срежем путь?

Они свернули на тропинку, которую Мэт сначала не заметил. Деревья тянули к ним ветви из темноты, огни города, казалось, потускнели. В окне одного из домов Мэт заметил женщину в длинном платье, сидевшую за фортепьяно при свете газовой лампы. Женщина бросила взгляд в окно, и на мгновение их глаза встретились. Потом видение скрылось в темноте, и Мэт услышал шум волн и почувствовал запах моря.

"Где это мы?" — в растерянности подумал он.

— Не отставай, Мэт, — позвала его таинственная провожатая, — надо спешить.

Очень странно: Мэт думал, что хорошо знает эти места, но сейчас совершенно потерялся. Он никогда не видел этой тропинки. Он не понимал, где именно они сейчас находились. И по его расчетам, они давно должны были бы пересечь улицу, но почему-то по-прежнему шли в темноте среди деревьев. Куда же они попали?

— Мы недалеко от набережной, — подсказала девушка. — Идем, уже немного осталось, — она взяла его озябшую ладонь в свою теплую руку и потянула за собой. Мэт сам не знал, почему он доверился этой милой незнакомке, которая откуда-то знала его имя.

Выйдя из зарослей, они очутились на набережной. Отсюда до дома Мэта была всего пара километров. Там, в южной части города, лежали жилые кварталы Нейпира, которые затем сменялись мотелями, потом, ближе к берегу, — достопримечательностями для туристов вроде Аквариума и парков развлечений, а ближе к подножию Блафф Хилл расположились сады. Сама по себе набережная представляла собой четырехполосную дорогу, разделенную рядом высоких пальм, украшенных переливающимися гирляндами, как новогодние елки.

Мимо с громким хохотом и выкриками прошествовала подгулявшая компания, распространяя вокруг себя запах пива. Мэт и его провожатая остановились, пропуская их, затем девушка огляделась и заключила:

— Вроде всё в порядке. Как ты себя чувствуешь?

Мэт глубоко вздохнул: его нос наконец-то позволил набрать полные легкие воздуха. Как он себя чувствует? Если не считать преследовавшего его монстра... и голоса Пуараты в голове... и страшного папиного лица, когда он сбил с ног Рики... и неизвестной судьбы самого Рики... Мэт не смог во всем этом признаться и молча кивнул, в знак того, что с ним тоже всё в порядке.

— Отлично, — улыбнулась девушка, — тогда идем. Пока ты со мной, им до тебя не добраться, — с самым серьезным видом прибавила она. — Я знаю безопасный путь.

Они пересекли проезжую часть, прошли через детскую площадку и Арку Миллениум, а затем спустились на пляж. Волны с шумом обрушивались на покрытый галькой берег и откатывались назад с громким шипением. Сотни гладких, отполированных морем камушков хрустели под ногами. Холодный ветер приносил запах соли и тучи мелких брызг, мгновенно оседавших на куртке Мэта. Девушка шагала рядом, напевая какую-то незнакомую мелодию без слов, а ветер трепал ее длинные волосы. Двое мальчишек, швырявших камни в море, при виде нее забыли о своем занятии и долго смотрели ей вслед. Впереди сверкал огнями порт, а над ним, как гигантский могильный курган, возвышалась гора Блафф Хилл.

— И всё-таки, ты знаешь воина? — снова спросил Мэт. Девушка промолчала. — Просто это было так странно, что он испугался тебя, когда уже поймал меня... Или вот, взгляни, — он достал из кармана тики, — тебе это о чем-нибудь говорит?

Она остановилась и протянула руку к тики, но в последний момент отдернула, так и не коснувшись его.

— Нет, — помрачнев, ответила она, — но мне кажется, ты должен беречь его, Мэтиу Дуглас.

Мэт завязал узел на шнурке и повесил тики на шею вместе со своим кору, спрятав их обоих под футболку.

— Я что-то забыл, как, ты сказала, тебя зовут? — лукаво спросил он.

Девушка рассмеялась звонким серебристым смехом.

— А я и не говорила, — она протянула ему руку точно так же, как в самом начале их знакомства, но на этот раз Мэт ответил на рукопожатие. — Меня зовут Паниа.

— Паниа? Как Паниа-с-рифа?

— Ага.

— Круто!

Паниа снова расхохоталась.

— Так куда же ты направляешься, Мэт? — наконец спросила она.

— В Таупо, — отозвался тот. — Правда, я пока не знаю, как туда добраться. Я хотел попасть на станцию, но теперь до нее далековато, а эти люди...

— Охотятся за тобой? — Паниа поглядела на него озабоченно. — Они наверняка будут ждать тебя на станции. Лучше было бы попросить кого-нибудь из друзей спрятать тебя на время.

Мэт перебрал в памяти всех людей, к кому он мог бы обратиться, и кто при этом не сообщил бы немедленно его отцу. Чем дольше он думал, тем больше казалось, что Тама был поистине вездесущ.

— У меня нет таких друзей, — признался, наконец, Мэт.

— Ничего страшного, — утешила Паниа, — заведешь новых.

Мэт не успел ответить на это оптимистическое замечание, потому что вдруг снова услышал шепот.

Мэт...

По спине пробежал холодок.

Мэт!

Паниа нахмурилась и, взяв Мэта за руку, успокаивающе зашептала:

— Ш-ш-ш... Тише, тише, — словно утешая плачущего ребенка.

Шепот в голове смолк.

Мэт изумленно уставился на нее:

— Как ты это сделала?

— Что сделала? — невинно переспросила она.

Как же с ней сложно, подумал Мэт. Она вся такая ускользающая — как вода, словно постоянно утекает меж пальцев.

— Да нет, ничего, — пробормотал он.

— Послушай, — сказала Паниа, — если здесь у тебя нет никого, кому ты мог бы доверять, наверное, тебе лучше будет завтра попробовать добраться до Таупо автостопом. Если будешь достаточно осторожен, всё получится.

Может, она и права, подумал Мэт. Если он переночует здесь на пляже, а с утра поймает машину, то к полудню уже будет в Таупо. Он поделился своими соображениями с Панией, и она задумалась, чертя круги на камушках носком ботинка.

— Думаю, надо отвести тебя в обход порта, — сказала она наконец, — если за ночь ты уйдешь достаточно далеко, утром успеешь уехать прежде, чем они догадаются о твоих планах.

— Да, наверное, так и сделаю, — согласился Мэт. — Обогну порт, потом перейду мост в Айрон Пот и как раз доберусь до Вестшора.

— На твоем месте, — добавила Паниа, — я бы постаралась убраться подальше отсюда, например, к реке Эск, и уже там утром ловила попутку. Вряд ли они догадаются, что ты мог уйти так далеко, и, кроме того, так ты сможешь избегать дорог, где тебя будут искать.

Мэт мысленно прикинул расстояния, о которых она говорила. Дорога вокруг Блафф Хилл займет не меньше часа, потом прийдется пройти километров десять по Западному Пляжу, а там еще пару километров до долины Эск... Мэт сомневался, что сможет за ночь пройти так много.

— Тогда заночуй где-нибудь по дороге, а утром продолжишь.

— Но если утром я всё еще буду в Нейпире, они могут засечь меня, — возразил Мэт. — А нельзя переночевать у тебя? — он покраснел. Паниа засмеялась.

— Прости, но никак нельзя. И машины у меня тоже нет, если ты хотел об этом спросить.

Мэт вздохнул.

— Тогда я, пожалуй, пойду.

— Конечно, идем. Когда доберемся до Саундшелла, я попробую раздобыть тебе что-нибудь поесть.

И действительно, едва достигнув Саундшелла, Паниа привела Мэта к фонтану, подсвеченному разноцветными лампочками. Мэт часто бывал здесь с родителями, они вместе ели рыбу с картошкой фри и любовались игрой света в водяных брызгах. Позади фонтана блестела бронзовая статуя, изображавшая сидящую на скале девушку-маори в традиционной одежде.

— Подожди меня здесь, — улыбнулась Паниа, — моя тезка за тобой присмотрит.

Мэт проводил ее взглядом, пока она не исчезла из виду. Вокруг фонтана гуляли парочки, чуть поодаль по скейт-парку носились школьники, которым вообще-то пора было бы уже быть дома. Огоньки иллюминации на деревьях дрожали на ночном ветру. Мэт повернулся к статуе и нашел, что его новая знакомая и Паниа-с-рифа выглядели немного похожими. На мгновение ему даже показалось, что... Нет, не может быть. Она просто обычная девчонка, наверняка ходит в нейпирскую школу для девочек и смотрит дурацкие телешоу, как все... Тем не менее, странное чувство его не покидало.

Паниа вернулась с чизбургерами и молочным коктейлем. Они вдвоем спустились обратно на пляж и там уничтожили ее добычу.

— А в какой школе ты учишься? — между делом поинтересовался Мэт. — В старшей нейпирской для девочек?

— Нет, — ответила Паниа и тут же спросила: — А ты? В старшей нейпирской для мальчиков?

— Ага, — Мэт поведал ей всё про школу, и про свое увлечение рисованием, и даже о родителях рассказал по пути вокруг порта. Ему казалось немного странным обсуждать повседневные заботы после всего, что произошло за день, а когда он пытался заставить Панию рассказать что-нибудь о себе, она постоянно мастерски увиливала от ответа и снова переводила разговор на него самого. Так, скоротав время за беседой, они вышли на дорогу у подножия Блафф Хилл. Пустынный пляж уступил место зеленому парку, где, несмотря на поздний час, резвилась шумная компания подростков. За парком расположились магазинчики района Айрон Пот, и доки для рыбацких лодок, и яхтенный клуб, чьи причалы растянулись к северу по каналу. Часть доков была переоборудована в рестораны; пробираясь под окнами, Мэт слышал разговоры и смех внутри и чувствовал запахи еды.

Он чувствовал себя ужасно усталым. Было почти десять, что означало, он уже больше двух часов только и делал, что бегал по городу или шел по берегу. Паниа, как ни в чем ни бывало, танцующей походкой легко шагала впереди. Тем временем они достигли старого порта, служившего теперь причалом для рыбацких лодок, миновали деревянное здание, в котором когда-то располагалось таможенное управление Нейпира, и добрались до старых верфей. Внизу под причалом вздыхало невидимое темное море, а где-то далеко впереди их ждал мост через протоку, который им предстояло пересечь.

Мэт неплохо знал эту местность. Там, где протока впадала в море, раскинулись болотистые мангры, заливаемые каждым приливом. Единственная дорога на север шла через мост, далее она огибала Вестшор и за аэропортом разделялась на две: одна — через горы в Таупо, а вторая — на север, в Ваироа и Гисборн.

Они направлялись к мосту с самыми мрачными предчувствиями: если Пуарата догадался о планах Мэта, то наверняка уже отправил своих людей сторожить его на мосту. И когда до цели оставалось уже рукой подать, худшие опасения подтвердились: на подъезде к мосту стояла черная машина, и высокий человек в темном костюме прохаживался вокруг, слегка пригнувшись и приложив руку к уху, вероятно, разговаривая по телефону.

"Ну вот, — подумал Мэт, — теперь я точно попался."

Он вместе с Панией спустился к кромке воды, прикидывая свои шансы. Человек на мосту спрятал мобильник в карман и выпрямился. С того места, где он стоял, отлично просматривались и мост, и протока под ним.

— Можно вернуться, уйти вглубь побережья и обойти протоку, — предложила Паниа, задумчиво морща лоб и перебирая камушки. — Но это еще часы пути. А еще можно просто переплыть на ту сторону.

Мэт опустил в воду кончики пальцев.

— Холодная! Мы же не доплывем!

— Почему? — удивилась Паниа. — Я хорошо плаваю.

— А я нет. И я промокну насквозь, и мой рюкзак, и все мои вещи. И что я тогда буду делать?

Паниа на минуту задумалась, накручивая на палец прядь волос.

— Придумала! Постой тут, я сейчас вернусь, — и она исчезла за верфью.

Ее не было минут десять, и Мэт уже начинал беспокоиться. Ветер усилился, и стало совсем холодно. Со стороны города доносились голоса и музыка, от воды поднимался запах тухлой рыбы и гниющих водорослей, напомнивший Мэту дыхание воина, когда тот обыскивал его, распластанного в грязи на футбольном поле.

— Эй, Мэт! — шепотом позвала Паниа. Мэт оглянулся: ее лицо почти светилось от гордости, а в руках она держала охапку каких-то вещей. Первым предметом был серый полиэтиленовый мешок, достаточно большой, чтобы положить в него рюкзак. Остальное оказалось полотенцем и спасательным жилетом.

— Ух ты, — удивился Мэт, — где ты всё это раздобыла?

— Стащила, конечно, глупыш. Давай, снимай джинсы, куртку и клади всё в мешок.

Мэт почувствовал, что краснеет. Паниа тихонько захихикала:

— Давай-давай, скромняга, времени нет. Мне, между прочим, тоже придется раздеться, — она стянула с себя свитер, оставшись в короткой черной футболке, и расстегнула пуговицу на джинсах. Мэт вспыхнул до ушей и поспешно отвернулся. Непослушными пальцами он едва справился с единственной пуговицей ветровки и, сняв ее и джинсы, запихнул их в рюкзак. Паниа за его спиной прыснула:

— Что-то ты бледноват для мальчика-маори. Больше похож на тощего пакеха.

Мэт обиженно промолчал. Паниа, всё еще посмеиваясь, протянула ему спасательный жилет.

— Знаешь, как с ним обращаться?

— Знаю, — буркнул Мэт. — На яхте у папиных друзей научили.

Он выхватил у нее жилет, натянул его через голову и застегнул ремни. Паниа спрятала рюкзак в пакет и крепко завязала на узел.

— Это я понесу, — сказала она. — Теперь смотри: чтобы парень на мосту нас не заметил, надо отойти подальше отсюда. Предлагаю спуститься в воду с верфи, согласен?

Мэт кивнул, будучи не в состоянии сейчас думать ни о чем, кроме ожидающего его холода воды.

— А может, всё-таки можно обойти его как-нибудь по-другому? — на всякий случай еще раз уточнил он.

— Конечно, можно, — весело заверила Паниа, — только вряд ли у нас получится. Ну, что, идем? — она повернулась к морю и скользнула в темную воду. Мэт глубоко вздохнул и бросился следом.

Из воды мир выглядел совсем иначе. Автомобили, проезжавшие над ними, казались немного нереальными. К часовому на мосту тем временем присоединилась еще одна фигура: изящная женщина со светлыми волосами. "Донна!" — с содроганием подумал Мэт. Паниа вынырнула из темноты и бесшумно заскользила через стремящийся в море поток. Ее волосы струились за ней, словно морская трава, и девушка казалась каким-нибудь водяным духом или русалкой из легенд.

Вода оказалась ужасно холодной. Дно очень быстро ушло из-под ног, и Мэт был близок к панике, если бы не Паниа, которая успокаивающе коснулась его плеча и зашептала:

— Не спеши и не греби так сильно ногами. Старайся, чтобы они всё время оставались под водой, тогда не будешь шуметь. Всё будет хорошо!

И Мэт ей поверил. Это чувство согрело его, он лег на спину, полагаясь на спасательный жилет, и, помогая себе ногами, поплыл прочь от берега. Ночь стояла звездная, но безлунная, в чернильно-черной воде, дрожали светящиеся дорожки от фонарей и окон баров на набережной. Две фигуры по-прежнему стояли на мосту, но никто даже не взглянул в сторону пловцов.

Паниа легко двигалась вперед, держа перед собой мешок с вещами. Казалось, ей было даже в радость плавать в холодном ночном море.

— Не оглядывайся, — вдруг сказала она. — Сейчас они нас не видят, но лучше не смотри на них. У женщины есть глаз.

Мэт ничего не понял, но на всякий случай решил последовать ее совету.

Вода уже не казалась ледяной. Звезды кружились над ними в вышине, и Мэту показалось, что он слышит звуки музыки — но не отголоски ритмичных басов из ресторанов на набережной, а что-то совершенно иной природы, что-то древнее, певучее, чарующее... Что-то, идущее из моря. Словно голос, зовущий его. Мэт вздрогнул и принялся энергично грести, взбаламутив воду вокруг себя. Паниа нахмурилась, но ничего не сказала и быстрее поплыла вперед. Наконец ноги почувствовали что-то твердое, и они оба вскарабкались по бетонным плитам на берег. Ветер обжег влажную кожу, и Мэту показалось, что мокрая футболка на нем превращается в лед. Заметив, что у мальчишки зуб на зуб не попадает, Паниа потащила его в густые прибрежные заросли, где они смогли спрятаться от ветра и посторонних взглядов.

— Снимай мокрые вещи, — прошептала Паниа, — и бросай в мешок. И полотенце возьми. Смотри-ка, твой рюкзак совсем не намок!

Мэт послушно схватил полотенце и, обвязав его вокруг бедер, стащил с себя мокрую футболку и трусы. Медальоны на его груди тихонько щелкнули друг о друга. Удивительно, но оба до сих пор казались теплыми. С силой растерев кожу полотенцем, он переоделся в сухие вещи. Паниа тем временем засунула узел мокрой одежды в передний карман рюкзака. Сама она по-прежнему оставалась в мокрой футболке и трусиках, но, казалось, совершенно не чувствовала холода.

— Если пойдешь вдоль берега, тебя никто не заметит. Не останавливайся, что бы ни случилось, ни с кем не разговаривай и не отходи от моря, пока не доберешься до устья реки, понял?

Мэт кивнул, не признаваясь, как ему хотелось бы, чтобы Паниа сопровождала его и дальше. Покончив с переодеванием, они вместе снова спустились к воде. Мост не был виден отсюда. Вдали сиял ночными огнями Нейпир, а вдоль линии порта выстроились на рейде контейнеровозы. На севере светились жилые кварталы Вестшора, через небольшой темный промежуток — домики в Бэй Вью, потом Фиринаки со своим целлюлозным комбинатом, и сразу за ним цепочка огней обрывалась. Там впадала в море река Эск. Как же она далеко, подумал Мэт. В свете звезд линия прибоя очерчивала край залива серебристой полосой. Мэт вспомнил, что ему следует держаться подальше от дорог и жилых кварталов, где его могут заметить, это значит, весь этот долгий путь ему предстояло проделать в темноте. Еще не расставшись с Панией, он вдруг остро ощутил свое одиночество. Одиночество и страх.

Паниа обняла Мэта, уткнувшись лицом ему в плечо, точно, как любила делать мама. Мэт почувствовал тепло ее кожи под мокрой футболкой.

— Всё будет хорошо, — шепнула Паниа.

Мэт стиснул зубы, чтобы не заплакать. Ему хотелось быть мужественным в эти минуты, но вместо этого его охватило чувство совершенной беспомощности. Его пугала не только возможность встречи с Пуаратой, Донной или воином. Он боялся за Рики и тетю Хине. Боялся, что мама уже никогда больше не обнимет его. И что папа больше никогда не станет прежним.

Паниа что-то успокаивающе шептала ему в ухо, но она говорила на маори, и Мэт не понимал ни слова. Он впервые в жизни действительно пожалел, что не знает родного языка. Мэт хотел сказать ей об этом, но Паниа мягко остановила его.

— Всё в порядке. Ты храбрый мальчик, и ты справишься. Сейчас тебе всё тут кажется странным, потому что ты впервые прикоснулся к новому для тебя миру... Но он всегда был здесь и ждал тебя. Это Аотеароа[1]. Он светлый и волшебный, хотя иногда в нем есть место мраку. Это твой мир. Он как река: если уж вошел — течение не отпустит тебя. Придется плыть. Жаль, что ты так мало знаешь о тиканга маори[2], но ты научишься. Просто будь мужественным и верь в себя.

— Но зачем? — нерешительно спросил Мэт.

— Ну, хотя бы для того, чтобы добраться к маме в Таупо, как и ты хотел, — сказала Паниа. — Но не забывай, что они знают, где живет твоя мама, а Пуарата так просто не отступится.

Мэт застыл, парализованный ее последними словами. Они знают, где живет мама. Конечно, знают, тупица! Пока ты бежал, как последний трус, ты хоть раз подумал о ней? Слезы злости на самого себя и страха за маму выступили на глазах, но он с яростью смахнул их.

— Что же мне теперь делать?

Паниа ласково коснулась его волос.

— Я думаю, сейчас тебе лучше не ехать к маме. Послушай, в Ваикато[3] на берегу реки есть одно место, па[4] Маунгатаутари. Там живет человек по имени Хакавау. Он тохунга. Он тебе поможет.

Мэт молча кивнул. Ему трудно было смириться с мыслью, что он не сможет встретиться с мамой.

— Если опять услышишь шепот в голове, — продолжала Паниа, крепко обхватив его плечи, — не пугайся. Не слушай его, просто скажи голосам: "Ш-ш-ш!" — и они замолчат. Понял?

Значит, она знала! Потрясенный Мэт снова кивнул. В конце концов, это был первый понятный совет за сегодняшний вечер.

— И еще, — прибавила Паниа. — Если окажешься в беде, возьми в руку тики, представь воина-маори и позови Тоа. Он придет и поможет. Запомнил?

— Тоа?

— Да. Берешь тики, представляешь воина и зовешь Тоа. Он высокий и сильный, у него темные кудрявые волосы... и он очень хорош собой, — неожиданно смутившись, закончила Паниа.

— Тоа — это его имя?

— Нет. Тоа значит воин.

— Ой, — только и сказал Мэт. С некоторых пор воины не внушали ему доверия.

— Что ж, мне пора назад, — вздохнула Паниа. — Но мы еще обязательно встретимся, когда ты вернешься.

— Было бы здорово, — пробормотал Мэт.

— Ну, ступай. Удачи! — Паниа отступила к воде и, обернувшись, помахала рукой на прощанье. В это мгновение Мэт снова отчетливо увидел моко на ее подбородке.

— Кто ты? — спросил он.

— Я же тебе сказала, — улыбнулась она, — я — Паниа, — она шагнула в воду, и море беззвучно поглотило ее. Мэт смотрел ей вслед, пока ему не показалось, что он снова слышит гипнотическую музыку моря. Он повернулся и быстро зашагал по кромке пляжа на север.

Его энтузиазма хватило еще примерно на полчаса пути, но потом усталость навалилась на плечи, словно огромное ватное одеяло, и потянула к земле. Ноги начали заплетаться, глаза слипались. Был уже совсем поздний вечер, свет в окнах домов вдоль пляжа погас, и только редкие машины, проносившиеся невидимыми за деревьями, оживляли берег. Возможно, среди них были и черные автомобили Пуараты. Или папина машина... С другой стороны мерно шуршали волны. Только раз какая-то страдающая бессонницей чайка промелькнула над головой, издав пронзительный вскрик, и исчезла.

Мэт вспомнил, что где-то неподалеку, на насыпи, защищающей низину в долине реки от приливов, должен быть старый оружейный склад. Его построили во время Второй Мировой, когда над Новой Зеландией нависла угроза нападения японского флота и даже ходили слухи о вторжении вражеских подлодок в воды Хокс-Бэй[5]. Однажды Мэт даже был внутри — грязная бетонная коробка, разрисованная граффити и провонявшая мочой. Однако сейчас он был согласен и на такое убежище. Может, удастся поспать там пару часиков?

Мэт свернул с пляжа и принялся карабкаться вверх по насыпи. В тишине ночи гравий, посыпавшийся из-под ног, загремел как ружейный залп. Мэт поднял голову и оцепенел. Над ним стояла высокая темная фигура с единственным горящим во тьме красным глазом. Мэт, затаив дыхание, начал медленно спускаться обратно, и тут фигура заговорила:

— Эгей! Кто тут?

Чиркнула спичка, и Мэт увидел перед собой грубое заросшее щетиной лицо, улыбавшееся, однако, вполне дружелюбно и приветливо. Красный глаз оказался горящей сигаретой. Незнакомец был одет в военную форму старого образца: защитного цвета плащ и широкополую сержантскую шляпу, а на плече у него висела винтовка.

Мэт от неожиданности потерял равновесие и скатился вниз к подножию насыпи.

— Эй, Мик, — позвал солдат, — тут какой-то парнишка.

Гравий громко захрустел под солдатскими башмаками совсем близко, и человек склонился над Мэтом, но у того уже не было сил ни бежать, ни даже подняться на ноги. Огонек зажигалки осветил лицо второго солдата, узкое и вытянутое, со старомодными маленькими усиками.

— Похоже, ему совсем худо, Уолли, — заметил этот второй.

Оба наклонились к нему, и Мэт даже успел испугаться, но с моря сквозь звуки прибоя донесся сладкозвучный напев, словно нежный девичий голос выводил мелодию какой-то колыбельной. Голова закружилась, веки налились тяжестью, и Мэт почти не чувствовал, как сильные мозолистые руки подняли его и перенесли в замечательно теплое и уютное место, затем укутали одеялом, пахнущим камфарой и оружейной смазкой и влили в рот горячее какао. Низкие голоса пробормотали что-то ободрительное, и бутылка с горячей водой легла ему под мышку.

— Это тебе на завтра, приятель, — сквозь сон услышал Мэт, — Отдохни тут покамест! — после чего всё растворилось в темноте.

Примечания:

1. Аотеароа — маорийское название Новой Зеландии, буквально — "Длинное Белое Облако". По преданиям каноэ полинезийского путешественника Купэ проделало долгий путь на юго-запад из легендарной прародины маори — Гавайики, и наконец жена Купэ заметила на горизонте длинное белое облако, какие бывают только над большими массивами суши. Последовав в этом направлении, команда Купэ достигла берега Северного Острова. Писатель использует это слово как название мифической стороны Новой Зеландии.

2. Тиканга Маори — собирательный термин, используемый для обозначения культуры маори, их верований, обычаев и традиционного образа жизни.

3. Ваикато — область в центральной части Северного Острова, сразу к югу от Окленда. Через нее протекает одноименная река, самая крупная на Северном Острове.

4. Па — традиционное поселение маори, укрепленная деревня.

5. Хокс-Бэй — залив на юго-восточном побережье Северного Острова, на берегу которого стоят описываемые в повести города Нейпир, Гастингс и т.д.

Глава 6

Келли

Проснувшись, Мэт ощутил запах моря и мокрого бетона, кислый привкус на пересохшем языке и боль в мышцах. Открыв глаза, он тут же зажмурился от ослепительного солнечного света, а проморгавшись, обнаружил себя завернутым в ветровку, лежащим на дамбе у стены заброшенного оружейного склада. Прямо перед его лицом сидела чайка и кричала громким противным голосом. Мэт потряс головой, прогоняя остатки сна, и заодно спугнул надоедливую птицу. Воспоминания предыдущего дня постепенно возвращались: тики, папа, люди на черных машинах, Рики... Пуарата! Мэт вскочил на ноги и в панике огляделся. Не считая старушки, прогуливавшейся вдоль кромки воды, пляж был пуст. Со стороны шоссе доносился слабый монотонный гул автомобильных моторов. Мэт взглянул на часы на запястье: было всего семь утра, но солнце уже поднялось над морем.

"Мне надо попасть в долину Эск, — подумал он, — потом по берегу реки уйти вглубь побережья и там поймать машину до Таупо. Я должен повидаться с мамой... а потом найти па Маунгатаутари и встретиться с каким-то тохунгой."

Это был очень странный план.

Также Мэт смутно припоминал двоих людей, что завернули его в солдатское одеяло перед сном, но ничего кроме рюкзака и ветровки при нем не было. Мэт поднял куртку и на землю выкатилась пластиковая бутылка с водой. Вчера ему привиделось, что солдат по имени Уолли оставил ему старинную фляжку. Мэт поднял бутылку и рассмотрел поближе: она была совсем новая, непочатая, с пластмассовым кольцом на горлышке. Мэт отвинтил крышку и глотнул воды, а потом, почистив зубы и прополоскав рот, спрятал бутылку в рюкзак и зашагал на север.

Поравнявшись со старушкой, бредущей по пляжу, он поздоровался, и она в ответ пожелала ему доброго утра. В небе кружили чайки, то и дело ныряя в море, а однажды их распугал маленький самолет, идущий на посадку в аэропорт Нейпира. День обещал быть жарким, хотя пока даже яркое солнце не давало как следует согреться на холодном ветру. К полудню Мэт основательно проголодался, и с тоской вспоминал пакет с едой, которую вчера для него собрал Рики. Хотел бы он знать, как там Рики... и папа... и сообщил ли кто-нибудь маме? Может, постучаться в какой-нибудь дом и попросить телефон, чтобы позвонить ей? Впрочем, поразмыслив как следует, он отказался от этой идеи.

К обеду Бэй Вью остался позади. Вдоль пляжа потянулись коттеджи, и их обитатели — в основном старички со своими собаками — гуляли по берегу. Они с интересом рассматривали Мэта, а один даже спросил, как его зовут. "Рики," — соврал тот, сам не зная почему, и поспешил прочь.

Вскоре он достиг устья реки. Вообще-то Эск маловат для реки, хотя и слишком велик для ручья, но Мэт когда-то видел там несколько отличных заводей, где можно было поплавать. Он отхлебнул еще воды из бутылки, задумавшись, можно ли пить воду из речки Эск, и отправился вверх по течению.

Путь был не из легких, приходилось продираться сквозь заросли камышей, обходить частные пастбища, и только через час изрядно промокший Мэт выбрался к мосту, по которому проходило шоссе из Нейпира. К своей радости никаких черных машин вокруг он не заметил, и люди в костюмах не следили за дорогой. Почти сразу за мостом шоссе разделялось на две дороги, одна — в Гисборн и Ваироа, а вторая — в Таупо, но Мэт решил, что безопаснее будет пройти еще вверх по реке и выйти на шоссе до Таупо подальше от перекрестка.

Перед мостом на лужайке стояла машина и большая азиатская семья выгружала продукты для пикника. У Мэта жалобно заурчало в животе. Он поспешно отвернулся и продолжил свой путь. Вдоль берега росли виноградники, но виноград еще не поспел. Птичка-веерохвост[1] увязалась за мальчишкой и на лету хватала вспугнутых им насекомых. Мэт подумал, что было бы неплохо, если бы его еда так же порхала вокруг. Он допил последний глоток из бутылки и набрал воды из реки: она отдавала илом, но всё равно была прохладной и очень вкусной. Удаляясь от моря, Мэт чувствовал, как становится жарче и даже снял ветровку.

Теперь, когда моста не было видно, ему казалось, что он снова покинул мир людей. Крутые берега заросли высокой травой, раскидистые ивы переплетались ветвями, образовав извилистый зеленый тоннель, заглушавший шум шоссе. Единственными звуками, сопровождавшими Мэта, были журчание и плеск воды, птичьи голоса и стрекот цикад. Над головой носились стрекозы, легкий ветерок ласково ерошил волосы, и Мэт даже начал забывать о грозившей ему опасности.

Путь вдоль ручья занял больше времени, чем рассчитывал Мэт, поскольку местами ему пришлось перебираться через поваленные древесные стволы, взбираться на кручи и обходить стремнины. Пару раз он оступился и зачерпнул полные кроссовки воды, к тому же в них то и дело забивались камушки, и приходилось останавливаться, и вытряхивать. Голод и усталость делали свое дело, и Мэт был настроен уже не так весело, как прежде.

Один раз он услышал знакомый шепот в голове. Очень слабый, но от него по спине у Мэта пробежали мурашки. Мэт... Мэт... Где ты? Ответь мне, мальчик, или тебе несдобровать. Тебе и твоим родителям, Мэт!

Дрожащей рукой Мэт достал из-за пазухи кору, стиснул в кулаке и зашептал, как учила Паниа.

Голос затих. Мэт встряхнул головой. Его охватило чувство нереальности происходящего. Всё это было похоже на странный горячечный сон... но Пуарата совершенно был настоящим. И Паниа. Ведь это она научила Мэта бороться с голосом, и у него получилось! Мэт почувствовал некоторую гордость за себя, и это придало ему бодрости, он с новыми силами зашагал по берегу и уже подумывал, не пора ли выбираться на дорогу, как вдруг услышал собачий лай и чей-то голос.

Мэт замер в замешательстве, а затем увидел девчонку лет восемнадцати, с короткими огненно-рыжими волосами и веснушчатым носом. Рядом с ней, высунув язык, сидел толстый лабрадор. Поймав на себе взгляд Мэта, он снова гавкнул и усердно завилял хвостом.

— Эй, ты не заблудился? — спросила девчонка.

— Нет, — отозвался Мэт, — я... я просто гуляю!

Девчонка прислонилась к дереву и открыла бутылку с водой, которую держала в руках.

— Понятненько.

— А что, что-то не так? — спросил Мэт, изо всех сил стараясь изобразить непринужденность. — Это частная собственность что ли?

— Да нет, — ответила его собеседница, покосившись через плечо, — Это парк Эскдейл.

— Ясно. Спасибо, — сказал Мэт. Кажется, он забрался гораздо дальше, чем собирался. Он взглянул на часы: была уже половина третьего.

— Я, наверное, лучше пойду, — сказал он, попятившись.

— Погоди-ка!

Сердце подпрыгнуло. "Может, лучше дать деру, пока не поздно?" — подумал Мэт.

— Ну что? — спросил он, надеясь, что его голос не дрожит.

— Да ничего, просто хотела предложить перекусить и заглянуть на ярмарку, — сказала девчонка.

— Какую еще ярмарку?

— Да там, в парке, — она махнула рукой.

— Нет, спасибо, — Мэт снова попятился. — Я лучше пойду.

— Слушай, — снова сказала девушка, — а ты, случайно, не тот мальчик, который сбежал из дома?

— Какой еще мальчик?

— Про которого по радио передавали. Вирему-какой-то-там. Это ты что ли?

— Нет, — пискнул Мэт.

— Да ладно тебе, — весело сказала девчонка, — я же никому не скажу. Я сама в твоем возрасте тыщу раз убегала.

Мэт замер, пытаясь сообразить, что теперь делать. Лабрадор подошел к нему и ткнулся носом в ладонь, словно пытаясь примирить с хозяйкой.

У нее было доброе, открытое лицо, ничего от липкой паутины колдовства Пуараты или холодной жесткости Донны. На грязной голубой футболке был нарисован клоун, и Мэт подумал, что вряд ли человек в футболке с клоуном может быть злым.

— Ну, — нерешительно произнес он, — может быть, это я.

Девушка кивнула.

— Меня зовут Келли.

— А я — Мэт.

— Так все-таки Мэт? — озадаченно переспросила Келли. — Не Вирему?

Он покачал головой:

— Это мое первое имя. Мне больше нравится, когда меня называют Мэт.

— Ладно, — согласилась Келли, — тогда я тоже буду звать тебя Мэтом. Есть хочешь? У меня в машине есть немного, ничего особенного, просто чипсы и всё такое... Если это подходит, то я принесу.

— Давай!

Келли скрылась, а Мэт опустился на лежащее на берегу бревно. Лабрадор снова обнюхал его и замахал хвостом. Мэт почесал его за ухом. Келли показалась из-за деревьев с пакетами в руках, пес с радостным лаем бросился ей навстречу и запрыгал вокруг, толкая ее лапами и едва не сбив с ног.

— Откуда только взялся этот дуралей? — сказала Келли. — Появился сегодня утром, когда я приехала на ярмарку. Даже не знаю, есть ли у него хозяева. Похоже, он хочет, чтобы я оставила его себе.

— И ты оставишь?

— Да ни за что!

Лабрадор взглянул на нее с таким трагическим видом, что оба расхохотались. Мэт наконец немного расслабился.

Словно желая еще повеселить их, лабрадор тявкнул и перекувырнулся.

— По-моему, он уже всё решил за тебя, — со смехом заметил Мэт.

— Он просто прелесть, — Келли тоже присела на бревно и открыла пакет с чипсами. — Газировки нет, — извиняющимся тоном добавила она. Мэт осторожно достал из пакета горсть картошки. Лабрадор тоже сунул было нос в пакет, но Мэт легонько оттолкнул пса.

— Извини, песик, но это не тебе, — сказал он и жадно набил рот чипсами. Келли тем временем достала из поясной сумки зеркальце и маленькие разноцветные баночки.

— Что это? — спросил Мэт.

— Мой грим. Я же клоун, — она усмехнулась. — Сейчас поем — и опять на ярмарку, выступать. Буду показывать фокусы и всякие глупые клоунские шутки. Круто, да?

Мэт неуверенно кивнул.

— По-моему, песик тоже хочет попробовать себя в шоу-бизнесе.

— А ты уже пробовала использовать его в своем представлении?

— Не-а. Когда я выступала перед обедом, его больше интересовал пудель одной старушки, — Келли засмеялась.

— А что это за ярмарка? — спросил Мэт.

— Обычная сельская ярмарка, какие бывают весной и летом. Фермеры продают еду, а разные чудики вроде меня развлекают людей. Ничего особенного.

— Ясно.

— Ну, — сказала Келли, — теперь ты расскажи, что с тобой случилось.

Мэт задумался и уклончиво ответил, надеясь, что его новая знакомая не станет слишком уж допытываться:

— Да... просто пришлось сбежать.

— Понятно, — с сочувствием произнесла Келли. — Можешь не рассказывать, если не хочешь. И куда же ты направляешься?

Мэт неопределенно пожал плечами. Келли не настаивала. Через пару минут молчания она достала из сумки маленький радиоприемник. Они прослушали рекламу, потом выпуск новостей и наконец экстренное объявление:

— Полиция Нейпира просит помочь с поиском Вирему Мэтиу Дугласа, ученика старшей нейпирской школы для мальчиков. Он наполовину маори, возраст — пятнадцать лет, рост — сто пятьдесят пять сантиметров, телосложение худощавое, волосы темные. Предположительно направляется в Таупо. Если вы видели этого мальчика или располагаете сведениями о его местонахождении, пожалуйста, немедленно сообщите в Полицейское Управление Нейпира.

Мэт побледнел. Келли взглянула на него и выключила радио.

— Тебе нужно в Таупо? — она потрепала лабрадора по холке. — Я сбегала из дома по три раз в год. Предки постоянно бухали, меня это бесило.

— А мои развелись. Опеку передали отцу.

— И твоя мама живет в Таупо?

— Да.

Они помолчали. Тишину нарушал только пес, с шуршанием обнюхивающий пустые пакеты из-под чипсов.

— Хочешь, подброшу? — внезапно предложила Келли. — Я как раз собиралась ехать туда после выступления.

Мэт внимательно посмотрел на нее. Он чувствовал некоторое подозрительное беспокойство, которое быстро улеглось. У него не было повода доверять ей, но внутренний голос подсказывал, что ей можно верить.

— Почему ты мне помогаешь? — спросил Мэт.

— Потому что я тебя понимаю, — тихо ответила Келли. — Ну и к тому же я думаю, что никто не имеет права запрещать человеку видеться с матерью.

Мэт задумался. Кажется, она говорила искренне.

— Спасибо, — сказал он.

— Тебе спасибо, — засмеялась Келли.

— А мне-то за что?

— За доверие, — она вскочила на ноги. — Хочешь посмотреть на фокусы?

— Хочу... — Мэт осекся. — Но там же будут люди.

— Ищут одного мальчика, а не нас двоих, — возразила Келли. — Спрячь свои вещи в моей машине, а если кто-нибудь спросит, скажешь, что ты мой брат. И кстати, там на ярмарке еще должны были остаться горячие сосиски, может, удастся перехватить парочку.

Услышав слово "сосиски", лабрадор радостно тявкнул.

— Отлично, — улыбнулся Мэт.

Ярмарка действительно оказалась очень скромной, всего около дюжины столов, по большей части с овощами и прочими фермерскими продуктами. Около сотни человек сидели на лугу, греясь под весенним солнцем, а детишки с визгом носились вокруг.

— Это была папашина машина, — сказала Келли, указывая на древний "фольксваген-жук", — Но я ее перекрасила.

Мэт подумал, что это и так было понятно, учитывая ядовито-розовый цвет автомобиля и его ярко-зеленые двери с нарисованным клоуном. Келли сунула ему пару монеток, чтобы он мог купить сосиски, а его рюкзак бросила на заднее сиденье. Пока она заканчивала свой грим, подошел какой-то толстяк с мегафоном и, перекинувшись с Келли парой слов, заревел, что "Волшебный клоун Келли" скоро начнет представление.

Между "фольксвагеном" и ближайшим деревом был натянут транспарант с именем Келли, одновременно служивший задником импровизированной сцене. Она сама, в клоунском костюме и с разрисованным лицом, выглядывала из-за потертых холстов, изображавших кулисы. Мэт усмехнулся и отправился на поиски еды. Всё, что удалось найти, — это сосиски и кокосовые тянучки: не то чтобы Мэт их очень любил, но выбора не было. Вернувшись к машине Келли, он уселся на траву, не замеченный никем, кроме лабрадора, которого Мэт решил назвать Фитци — просто ему показалось, что псу подходит это имя. Мэт положил подгоревшую сосиску на кусок хлеба, полил томатным соусом — и это блюдо показалось ему вкуснее всего, что он когда-либо пробовал. Фитци, почуяв сосиску, умоляюще заглянул ему в глаза, но Мэт не собирался делиться. В два счета покончив с едой, он всё еще не насытился и жалел, что деньги так быстро закончились, но попросить у Келли еще было стыдно. Чтобы отвлечься, он стал рассматривать самодельную посуду и букеты из сухих цветов на прилавках. Тут мегафон снова взвыл, и на площадку перед автомобилем выскочил клоун в бело-розовом костюме и растрепанном лиловом парике.

— Эй, детишки, вот и Келли! — выкрикнул клоун, перекувырнувшись через голову. Один из присутствующих малышей немедленно разревелся.

— Охохонюшки! — воскликнула Келли, когда разъяренная мать увела своего рыдающего отпрыска. Пожав плечами, клоунесса ткнула пальцем в девочку лет шести и протянула ей бумажный цветок, появившийся в ее руке словно из воздуха. Цветок рассыпался, едва девочка до него дотронулась, что вызвало новый взрыв плача.

"Не густо," — подумал Мэт.

Келли подскочила к кому-то из взрослых и исполнила старый добрый трюк с выниманием яйца из-за уха, а затем прошлась колесом по площадке. Тут Фитци почему-то решил, что его зовут играть, и принялся носиться за Келли с оглушительным лаем. Это зрелище наконец-то вызвало смех у зрителей, и вокруг импровизированной сцены начала собираться толпа. Мэт решил, что в целом у Келли неплохо получается, по крайней мере, пантомима и акробатика зрителям понравились. Фитци успокоился и устроился рядом с развеселившимся Мэтом. Представление уже близилось к концу, как вдруг лабрадор насторожился, принюхался и, обернувшись к парковке, глухо зарычал. Мэт обернулся посмотреть, что такое увидел пес, и улыбка сползла с его лица. Со стороны стоянки к нему шла Донна Кайл.

Мэт поднялся на ноги, но не смог двинуться с места. Фитци вскочил и, ощетинившись, зарычал. Губы Донны с извечной кроваво-красной помадой искривились в довольной усмешке.

— Здравствуй, Мэт, — сказала она и добавила что-то неслышно, отчего мальчик ощутил нечто похожее на удар током, в голове помутилось, а в глазах зарябило. Зрители начали оглядываться на них, удивленные и озадаченные, но Донна, подойдя почти вплотную, ласковым голосом произнесла:

— Вот ты где, милый! Пора домой!

Фитци заскулил и, поджав хвост, попятился. Донна, по-прежнему улыбаясь, протянула к Мэту руку с длинными ярко-красными ногтями. В ее улыбке было что-то змеиное.

Внезапно между ними прокатилось бело-розовое облако, Донна невольно отшатнулась, и Келли (а это была именно она), сделав пируэт, пронзительно прокричала:

— А сейчас, уважаемые зрители, волшебный клоун Келли исполнит для вас свой коронный номер! Такого вы еще не видели! — она схватила Мэта за руку. — Сейчас Келли заставит этого мальчика ис-чез-нуть! Подойдите ближе, все подойдите ближе, давайте-давайте! — Келли наклонилась к уху Мэта и сквозь зубы спросила: — Она пришла за тобой? Не оборачивайся, просто кивни, если да.

Мэт кивнул.

— Отлично, — сказала Келли, увлекая его к сцене, — я смотрю, вам с собачкой она не нравится, ну и мне тогда тоже.

Теперь, когда их разделяла толпа, Донна уже ничего не могла поделать и только бессильно сжимала кулаки, а Келли торжественно объявила:

— Итак, почтеннейшая публика, сейчас вы увидите самый потрясающий фокус в вашей жизни. Я, волшебный клоун Келли, заставлю этого мальчика испариться! А если нам с вами повезет, то я смогу вернуть его обратно. Если, конечно, его родители не будут против, — добавила она, и в толпе одобрительно засмеялись. — Сейчас я накрою тебя платком, — вполголоса сообщила она Мэту, — и ты сразу ныряй под транспарант и беги к реке. Иди вверх по течению и жди меня у моста. Понял?

— Понял! — у Мэта в голове наконец прояснилось, и теперь он старался сосредоточиться на происходящем и не смотреть на Донну.

— Как тебя зовут, приятель? — громко спросила Келли и, не дожидаясь ответа, выкрикнула: — Он говорит, его зовут Стиви! Ну, что, Стиви, ты готов исчезнуть?

Мэт кивнул, и Келли вытащила из рукава огромный сиреневый платок.

— Абракадабра! — воскликнула она и накрыла им Мэта. Едва платок скрыл его от глаз публики, Мэт пролез под транспарант и пустился бежать к берегу, слыша позади себя крики Келли: "Стиви! Где же ты?" Он представил себе лицо Донны, когда она увидела, что он действительно исчез, и у него вырвался истерический смешок.

Мэт не остановился, пока не увидел мост, о котором говорила Келли. Мост был совсем маленький, пропускал только один автомобиль, а вокруг опор росла густая высокая трава. Мэт рухнул в заросли, не обращая внимания на то, что вымазался в глине и иле и снова промок.

Отдышавшись, он взглянул на часы. Была уже половина пятого. Становилось прохладно, ветер забирался под влажную футболку, вызывая дрожь. Мэт уже начал беспокоиться. Наконец затарахтел мотор, и у моста остановилась машина, слишком шумная для дорогих автомобилей Пуараты. Со скрежетом открылась дверь, и залаяла собака. Мэт вскочил на ноги, но тут же его повалил обратно счастливый Фитци. Следом появилась хохочущая Келли.

— Видел бы ты ее! Она орала благим матом и пыталась доказывать, что она — твоя мать, но ей никто не верил. Она даже пыталась искать тебя на берегу и вопила "Стиви, милый, где ты?" Я чуть не описалась от смеха!

Мэт легонько отпихнул лабрадора и огляделся.

— А где она теперь?

— Где? — прыснула Келли. — Да там, в парке, пытается завести машину. Представляешь, какой-то негодяй вытащил свечи зажигания, пока дамочка бегала к реке, — она достала из кармана две свечи и швырнула их в воду, — Ужас, правда?

Мэт посмотрел на нее в немом восхищении. Лабрадор воспользовался моментом и от души лизнул его в лицо. Мэт обнял его, чувствуя неожиданный прилив счастья и спокойствия.

— Кстати, — сказал он, — я назвал его Фитци, если ты не против.

— По-моему, отличное имя, — согласилась Келли. — Эй, Фитци, поедешь с нами в Таупо?

Лабрадор тявкнул.

— Мне правда можно поехать с тобой? — спросил Мэт.

— Конечно. Я всё равно туда собиралась, почему бы не подбросить тебя?

— Спасибо.

— Ладно, пора ехать, — сказала Келли. — Эта тетка кому-то звонила, когда я уезжала. И похоже, она разозлилась.

Ее слова вернули Мэта в действительность. Расслабляться было рано. Интересно, где сейчас был Пуарата: позади или впереди?

"Жук" покатил по дороге, и вскоре выехал на пустое шоссе. Мэт устроился на переднем сидении вполоборота, чтобы наблюдать за дорогой в обе стороны, и Фитци снова не преминул облизать ему щеки, Келли включила радио и принялась подпевать знакомой песне. Знак у дороги гласил, что до Таупо оставалось 172 километра.

Примечания:

1. Веерохвост, или пивакавака — маленькая птичка, похожая на трясогузку, новозеландский эндемик.

Глава 7

Явление Тоа

Старый "фольксваген" Келли достиг горной цепи, окружающей Хокс-Бэй с севера, и теперь неторопливо взбирался по склону. Немногие встреченные по пути машины принадлежали фермерам или таким же путешественникам, и Мэт наконец успокоился. День постепенно уступал место вечеру, поля и пастбища вдоль дороги часто сменялись диким бушем[1] и тенистыми сосновыми лесами, темнеющими на глазах, по мере того, как солнце всё ниже склонялось к вершинам гор. Далеко позади до самого горизонта темнело зеленое море, изредка вспыхивая последними отблесками заката, у его края, как упавшая звезда, мерцал Нейпир, который скоро исчез за волнистыми изгибами холмов.

В небе кружил одинокий ястреб, выслеживавший пасущихся кроликов. Грязно-белые овцы лежали на сухой траве, а коровы лениво бродили вокруг своих сараев для дойки. Всё вокруг готовилось ко сну.

Радиосигнал стал слабеть, то и дело прерывался помехами и наконец замолчал. Келли выключила радио и продолжала мурлыкать себе под нос. Фитци сидел, уставившись в заднее стекло, словно тоже подозревал погоню. Солнце уже коснулось вершины гряды, и небо окрасилось в темный пурпур, до темноты оставалось еще больше часа, но Келли предпочла включить фары и габаритные огни, чтобы более крупные и быстрые машины могли заранее заметить ее крошечный неуклюжий автомобильчик, с пыхтением ползущий вверх по дороге.

Медальоны за пазухой у Мэта громко щелкнули друг о друга, и он, вспомнив о тики, решил, что теперь можно рассмотреть его получше. Достав тики из-под футболки, Мэт поднес его к окну, ловя затухающий солнечный свет.

— Что это? — спросила Келли.

Мэт замялся. Он еще не решил, насколько стоит посвящать Келли в свою историю. Кроме того, ему не хотелось, чтобы она приняла его за воришку.

— Это тики, — объяснил Мэт. — Семейная реликвия и всё такое. Я думаю, он из человеческой кости.

— Ужас какой!

— Ну да, есть немного, — Мэт провел пальцем по гладкой поверхности фигурки и попробовал ногтем мелкую резьбу. Тики со своими злобными глазками, острым язычком и хищно скрюченными пальчиками по-прежнему казался ему уродливым. Мэт закрыл глаза, пытаясь представить человека, создавшего амулет.

— Тоа, — шепнул Мэт, но ничего не произошло. Тики остался холодным и неподвижным.

Мэт почувствовал горячее дыхание на своей шее: это Фитци заглянул ему через плечо, словно ему тоже было что сказать о странной маленькой фигурке.

— Эта собака почти как человек, — заметила Келли, — как будто всё замечает.

Мэт улыбнулся и потрепал лабрадора за ухом. Потом снова полез за пазуху и вытащил кору.

— Еще одна семейная реликвия? — поинтересовалась Келли.

— Не, это я сам сделал. Для папы. Это кору.

— Типа как на самолетах Эйр Нью Зиланд[2]?

— Да, вроде того.

Келли посмотрела на кору и добавила:

— Он классный! Ты правда сам его сделал?

Мэт рассказал Келли о том, как изучал рисование и резьбу в школе, и та в свою очередь поведала ему, как сама разрисовала свой занавес, и учительница сказала ей, что Келли следовало бы заняться карикатурой или комиксами.

— Но у меня нет чувства юмора, — с сожалением закончила Келли. — В карикатурах должен быть юмор, а у меня с ним беда. Вот такой я бесполезный клоун.

— Неправда, — возразил Мэт. — В парке у тебя очень хорошо получалось. Мне было весело.

Келли усмехнулась.

Фитци лизнул Мэта в ухо и вернулся к своим наблюдениям за дорогой. Мэт снова сосредоточился на тики. Вспомнив свои чувства во время создания кору, он попытался представить, что чувствовал человек, вырезавший тики. Перед его внутренним взором возникло нахмуренное татуированное лицо Пуараты с пронизывающим взглядом. Мэт вздрогнул. Теперь он был уверен, что тики действительно сделал Пуарата. Интересно, чью кость он использовал? Может, кость этого Тоа?

— Тоа, — мысленно произнес Мэт, вперившись взглядом в тики. Он снова и снова повторял это слово, но ничего не изменилось. Мэт почувствовал себя глупо. Нет, ну а что, по-твоему, должно было произойти?

— Слушай, Мэт, — перебила его мысли Келли, — а кто была та тетка в парке?

— Это... это папашина любовница. Терпеть ее не могу. Потому и сбежал.

Блестяще! Просто и правдоподобно. Рики, мастер художественного вранья, мог бы им гордиться.

Мэт не был уверен, купилась ли на его выдумку Келли, но она больше ничего не спросила, и Мэт был ей за это благодарен.

Небо потемнело. "Фольксваген" миновал деревеньку Тепоху и, задыхаясь, на второй скорости взбирался на перевал Титиокура, обгоняемый большими машинами. Каждый раз, когда очередной автомобиль с ревом проносился мимо, Мэт вжимался в кресло, стремясь стать как можно менее заметным. Это уже начало входить в привычку. Келли беззаботно и фальшиво напевала какую-то мелодию, но вдруг Фитци на заднем сидении заворчал. Келли бросила взгляд в зеркало заднего вида, прищурившись от слепящего света фар. Мэт снова притаился.

— Ну давай, обгоняй уже и отвяжись, — пробормотала Келли, — вон, полоса свободна!

Автомобиль еще поболтался у них на хвосте, а потом, взревев двигателем, прибавил скорости и поравнялся с ними.

— Что это за машина? — спросил Мэт.

— Черный BMW с тонированными стеклами, — отозвалась Келли.

— Это они, — прошептал Мэт.

— В смысле? — насторожилась Келли. — Что еще за "они"?

— Она попросила своих знакомых бандитов помочь найти меня.

Келли бросила взгляд на BMW и с шипением втянула воздух.

— Черт! — прошептала она. — И никого поблизости нет!

Мэт быстро перегнулся через сиденье и схватил свой рюкзак. Фитци отрывисто залаял. Свернув за поворот, BMW легко обошел "фольксваген". Келли выругалась и взглянула на Мэта.

— Что теперь будем делать?

— Не знаю. А где мы?

— Думаю, подъезжаем к ущелью, там дорога сильно петляет, пересекает одну и ту же реку туда-сюда. Реку Ваипунга.

Со всех сторон вокруг вздыбились высокие скалы, дорога стала уже и извилистее. Теперь уже не оставалось никакой возможности обогнать BMW, который начал тормозить, вынуждая Келли снизить скорость. Мэт подумал, кто может быть в машине. Донна? Пуарата? Воин? А может, и папа тоже? И что теперь с ними сделают? Может, если выскочить из машины, удастся убежать в горы и скрыться? Он выглянул из-за приборной доски, но увидел только габаритные огни BMW. Келли смертельно побледнела, и веснушки на ее лице проступили еще ярче.

— Что они делают? — спросил Мэт.

BMW еще сбросил скорость, стекло со стороны водителя опустилось, и рука в черном рукаве жестом велела Келли свернуть вправо. Они приближались к повороту, где справа под отвесным обрывом бежала река.

— Они хотят, чтобы мы остановились там, но так мы свалимся в воду, — сказала Келли.

Мэт кивнул и надел рюкзак.

— Если придется остановится, я побегу в горы и отвлеку их. Они охотятся за мной.

— А кто тогда будет спасать меня? — попыталась пошутить Келли.

Мэт судорожно сглотнул. Его начало подташнивать.

— Я попробую их обхитрить, — глубоко вздохнув, сказала Келли. Мэт затаил дыхание и приготовился.

На повороте Келли притормозила, словно собираясь действительно съехать на обочину. В приоткрытом окне BMW Мэт увидел смуглое лицо водителя, их взгляды встретились, но в это мгновение Келли вдруг вдавила педаль газа в пол, и "фольксваген" резко вильнул влево. BMW рванулся им наперерез, и его передний бампер ударил "жука" в бок с леденящим душу треском. Келли завизжала, на заднем сидении отчаянно залаял Фитци. Другим боком "фольксваген" зацепил скалу слева от дороги, мир бешено завертелся, Мэта бросало из стороны в сторону, он врезался головой в боковое стекло, и ему показалось, что внутри черепа полыхнула яркая белая вспышка, наполнившая его болью. Келли в панике жала на тормоз, но "Фольксваген" уже не слушался, он кружился и скользил по дороге, а затем врезался в дерево с таким звуком, словно кто-то раздавил консервную банку. Ветка ударила в лобовое стекло, разнеся его на мелкие осколки, усыпавшие Мэта, и Келли, и Фитци, который успел запрыгнуть ей на колени. Машина в последний раз повернулась вокруг своей оси и остановилась. Двигатель заглох.

Мэт дотронулся до саднящего лба: на пальцах осталась темная жидкость, и он не сразу догадался, что это кровь. Перед глазами всё плыло. Мэт открыл дверь и вывалился наружу. Солнце уже спряталось за скалы, и ущелье погрузилось в сумерки. Под обрывом шумел горный поток, где-то совсем рядом ревел мотор BMW. Мэт услышал, как в машине всхлипывает Келли, попытался подняться на ноги, но снова упал на четвереньки.

BMW остановился, и все четыре его двери распахнулись. Фитци заскулил и залаял, щелкая зубами. Из автомобиля показались четыре темные фигуры: Донна и с ней трое мужчин, действительно похожих на гангстеров. Один — весь покрытый татуировками, второй — с косматой бородой и шрамом на лице, третий, наоборот, с гладко выбритыми щеками, сплошь изрытыми следами от угрей. Мэт оглянулся в поисках Келли и увидел ее возле открытой двери "фольксвагена", удерживающую Фитци. Лабрадор рвался из ее рук, по-волчьи скалясь на противников.

— Оставь нас в покое, гадина, — крикнула Келли. Донна улыбнулась и коротко приказала:

— Взять их.

Ее подручные двинулись вперед. Татуированный нацелился на Келли, а бородач направился к Мэту. Фитци прыгнул им навстречу и вцепился в ботинок татуированного. Тот выругался и отшвырнул пса, который отлетел назад и ударился о бок "фольксвагена", но тут же вскочил и снова бросился на защиту хозяйки. У Келли оказался при себе маленький нож, которым она была намерена пустить в дело, если на то пошло, но у бородача нож был побольше. Мэт похолодел. Рябой по-прежнему стоял рядом с Донной и шарил в карманах пиджака.

Мэт сунул испачканную в крови руку за пазуху и коснулся тики.

Тики снова был горячим.

— Тоа! — в отчаянии позвал Мэт. — Помоги нам! Тоа!

Тики в его ладони словно раскалился, заставив мальчика вскрикнуть от боли. Он снова увидел Пуарату с сосредоточенным нахмуренным лицом, с резцом и кусочком кости в руках. Словно почуяв неладное, колдун оглянулся и — Мэт готов был поклясться — Пуарата посмотрел на него. Образ растаял, и вместо него возник новый: молодой воин-маори, лежащий холодный и недвижимый в луже собственной крови, со страшной раной на виске. Внезапно его глаза открылись и тело содрогнулось, будто от электрического разряда.

Тики словно вспыхнул в ладони Мэта, боль стала нестерпимой, как от прикосновения пламени, а ущелье вдруг прорезала темная молния, сгусток абсолютной тьмы. Мэт услышал удивленные возгласы и громкий вздох Донны, и тут же упал на колени, отброшенный устремившимся из него потоком энергии, почти опустошенный. Мэт пошатнулся, едва не теряя сознание, но увиденное привело его в чувство, и он вскрикнул в изумлении.

Рядом с ним теперь возвышалась новая фигура, закутанная в плащ из перьев. Это был тот самый молодой воин-маори из его видения, но теперь он был реален, очень, очень реален. В правой руке он держал нечто вроде деревянного копья, а левой отбросил в сторону плащ, оставшись в одной льняной юбке. Волосы воина были собраны на затылке в пучок, украшенный пером, его красивое лицо портил только длинный шрам, тянувшийся через весь висок. Он бросил на Мэта беглый взгляд и, перешагнув через него, двинулся навстречу противникам, обеими руками сжимая свое оружие, в котором Мэт теперь узнал смертоносную маорийскую дубинку — тайаху[3].

Донна и ее подручные удивленно уставились на непрошеного гостя, затем татуированный поднял нож и перешел в наступление.

Мэт украдкой посмотрел на свои руки, ожидая увидеть на них ожоги, но кожа выглядела невредимой. Он снова поднял голову и как раз успел увидеть, как татуированный бросился на воина, как разъяренная гадюка.

Тайаха мелькнула в воздухе и обрушилась на запястье руки, сжимавшей нож. Татуированный бандит взвыл, его колени подогнулись, и он рухнул на асфальт, держась за сломанную руку. Следующим неуловимым движением тайаха впечаталась в разинутый рот наемника. Кровь и осколки зубов взметнулись в воздух, но воин, не оглядываясь на распростертого на дороге противника, уже приближался к следующему, приседая и подпрыгивая, словно в танце. Бородач резким движением выбросил руку вперед, метнув нож точно в грудь воина, но тот косым взмахом тайахи отбил бросок, а затем, уперев ее резную голову в гравий, подпрыгнул и, перевернувшись в воздухе, ударом ноги свалил бородача с ног. Прежде чем тот пришел в себя, тайаха настигла его сокрушительным ударом в горло, и наемник остался лежать на земле, хрипя и задыхаясь.

Донна отступила к машине, держа перед собой маленький пистолет, однако было похоже, что она скорее собирается сбежать, чем отстреливаться. Рябой бандит, который всё это время оставался рядом с ней, наконец тоже выхватил ствол и прицелился. Грохот выстрела прокатился по ущелью. Мэт услышал, как Келли снова вскрикнула.

Воин пошатнулся, а затем, издав яростный вопль, пошел на единственного оставшегося противника. Рябой, разинув рот от страха и недоумения, снова и снова нажимал на спусковой крючок, пули впивались в тело воина с тошнотворным влажным звуком, но он всё шел вперед, пока наконец не замер в боевой стойке, с тайахой наготове.

Донна попятилась, потом запрыгнула в машину и завела двигатель. Глаза рябого наемника расширились от ужаса, но, совладав с паникой, он вдруг направил пистолет на Мэта.

— Стой! Или мальчишка покойник!

Келли взвизгнула. Мэт замер, глядя на нацеленный на него пистолет, который показался ему ужасно большим. Внезапно воин снова пришел в движение, тайаха мелькнула в воздухе, и грянул выстрел.

Дубинка с жутким хрустом переломила запястье рябого гангстера за миг до того, как тот нажал на спусковой крючок, и пуля, пройдя рядом с головой Мэта, засела в капоте "фольксвагена". Рябой взвыл от боли — Мэт видел кость, торчащую через кожу его руки — попятился, и тут тайаха завершающим ударом раздробила ему челюсть.

Донна вдавила педаль газа в пол, BMW взревел, разбрасывая гравий из-под колес, развернулся и, выскочив на дорогу, умчался обратно на юг.

Стало очень тихо.

— Мэт, — позвала Келли, — ты живой?

— Живой, — отозвался тот, не сводя глаз с воина, который тем временем бродил по полю боя, рассматривая лежащие тела. Татуированный и рябой несомненно были мертвы, поскольку их головы превратились в кровавое месиво, но бородач всё еще хрипел и на его губах пузырилась кровь. Воин поднял тайаху и нанес ему один точный удар в темя. Бородач замолчал и больше не двигался. Почувствовав приступ тошноты, Мэт поспешно отвернулся. Он никогда в жизни не видел, как убивают людей, разве что в видеоиграх, но там убийство выглядело совсем не так грязно и кроваво. Мэт подполз к Келли, обнял ее и Фитци и зажмурился, пытаясь стереть из памяти то, что он только что видел.

Он всё еще слышал удаляющийся звук мотора, да еще — как в ущелье свистит ветер, как на деревьях поют цикады, и бормочет река под обрывом. Открыв глаза, Мэт надеялся, что воин исчезнет, но он по-прежнему был там: стоя на коленях в пыли обочины, он набрал горсть камешков и медленно высыпал их сквозь пальцы, произнося что-то нараспев ясным и звучным голосом. Плечи воина задрожали, словно он готов был разрыдаться, но вместо этого он вдруг запрокинул голову, сжал кулаки и вскинул руки к небу в молитвенном жесте.

Все замерли. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем воин поднялся и подошел к Мэту.

— Я готов служить тебе, Мэтиу, — произнес он на чистом и правильном английском с едва заметным акцентом. — Приказывай.

Мэт в ужасе уставился на него. На груди воина виднелись три отверстия от пуль, но они не кровоточили. Мэт задрожал и попробовал отползти назад. Воин остановился и протянул к нему руку.

— Приказывай.

— Что приказывать? — растерялся Мэт.

— Ты вызвал меня, ты новый хозяин тики, теперь я буду служить тебе.

— Ничего мне от тебя не надо! — Мэт сорвал с себя злополучный амулет и швырнул к ногам воина. — Вот, забирай и оставь меня в покое!

— Если бы всё было так просто, — печально отозвался воин. — Я не могу прикоснуться к тики, Мэтиу. — Он наклонился и попробовал дотронуться до амулета, но его пальцы словно прошли сквозь костяную фигурку. — Видишь?

Мэт выпустил из своих объятий Келли и Фитци и медленно поднялся на ноги.

— Кто ты такой? — сказал он. — Откуда ты взялся? Откуда ты знаешь мое имя?

— Ты знаешь ответы, Мэтиу. Иначе ты не смог бы меня вызвать.

Келли непонимающе взглянула на Мэта:

— Да что тут происходит?

— Магия, — ответил Мэт. — Настоящая магия. Не фокусы, а самая настоящая волшебная магия.

— Настоящая... что? Боже ты мой, — Келли вздохнула.

Мэт посмотрел на воина, который снова завернулся в свой плащ из перьев.

— Так значит, ты — Тоа? И тики сделан из твоей кости?

Тот кивнул.

— Если точнее — из лопатки. Кстати, можешь звать меня Вирему. Или Вири. Когда я в последний раз был в мире людей, меня называли этим именем.

Воин сделал легкий поклон и протянул руку. Мэт коснулся его ладони, она была теплой, сильной и осязаемо реальной. Затем Вири повернулся к Келли и торжественно произнес:

— Киа Ора, женщина. Я — Вири.

Та протянула ему дрожащую руку, и воин помог ей подняться на ноги.

— П-привет, — сказала она. — А я — Келли.

— Киа Ора, Келли, — с очень серьезным видом повторил Вири, а затем наклонился к лабрадору.

— Его зовут Фитци, — робко вставила Келли.

— Киа Ора, Фитци, — улыбнулся Вири, — рад снова тебя видеть.

Фитци задрал голову, и оба замерли, пристально глядя друг другу в глаза, словно обмениваясь мыслями. Наконец Вири кивнул и выпрямился.

Мэт поднял с земли тики, все еще горячего и измазанного его кровью. Келли с тревогой уставилась на амулет.

— Так они охотятся за этим?

Мэт кивнул.

— Ничего себе, — выдохнула она. — Боже ж ты мой...

Вири обернулся к Мэту:

— У меня к тебе много вопросов, Мэтиу. Думаю, у вас с Келли тоже. Но сейчас с этим можно подождать. Пуарата близко. Ты ведь уже знаешь его, верно?

— Кто близко? — шепотом спросила Келли.

— Потом расскажу, — пообещал Мэт.

Она села за руль "фольксвагена" и попробовала завести, но ничего не вышло. Пуля рябого наемника пробила двигатель, и, пока они разговаривали, масло тихо вытекло на обочину.

Мэт обошел бесполезный автомобиль и пнул бампер.

— Эй! — обозлилась Келли, — это, между прочим, моя машина!

— Была, — отозвался Мэт. — И что нам теперь делать?

Оба повернулись к Вири. Молодой воин нахмурился.

— Если машина не может ехать, придется идти пешком. Женщина Пуараты наверняка уже сообщила своим приятелям, так что нам надо исчезнуть как можно скорее. Кроме того, следующий же водитель на этой дороге увидит их, — он кивнул в сторону трупов, — и вызовет полицию.

Мэт озадаченно уставился на Вири.

— Откуда ты всё это знаешь? Про машины? Полицию? Откуда ты вообще знаешь английский?

— Позже, — остановил его Вири. — Я всё объясню, обещаю. Всё, что тебе сейчас нужно знать, это то, что я достаточно пожил в твоем мире, чтобы понимать все эти вещи. А теперь идем! — он ободряюще похлопал Мэта по плечу, и тот почувствовал тепло его ладони и запах разгоряченного молодого тела. Вири был очень реальным. И живым. По-настоящему.

Келли еще раз попробовала завести машину, но "фольксваген" не подавал признаков жизни. Дело было не только в вытекшем масле, повреждения оказались куда обширнее — бедняга был попросту уничтожен.

— Моя машина! — Келли, чуть не плача, ударила по рулю и клаксон издал короткий пронзительный звук. — Чертова ты ведьма, моя машина!

С юга донесся звук мотора. Какой-то автомобиль приближался к ним.

— Келли! — крикнул Мэт. — Сюда кто-то едет! Скорее, уходим!

— Мэт прав, — подтвердил Вири, — Не думаю, что это уже за нами, но надо спешить. Следуйте за мной, я хорошо знаю горные тропы в этих местах.

Келли скрепя сердце вынула ключи, затем открыла смятый багажник и вытащила большой рюкзак. Мэт повесил на спину свой. Фитци уже сбежал вниз по тропинке и нетерпеливо лаял, поторапливая. Обменявшись напоследок тревожными взглядами, они начали спускаться.

К тому моменту, когда с шоссе донесся шум мотора, а затем резкий скрип тормозов — очевидно водитель заметил тела на обочине — три человека и собака скрылись среди деревьев. Узкая каменистая тропа вела их прочь от реки и дороги, в горы.

Примечания:

1. Буш — первозданный, природный новозеландский лес. Собственно, словом "лес" в Новой Зеландии называют искусственные посадки для промышленных целей.

2. Эйр Нью Зиланд (Air New Zealand) — национальная авиакомпания Новой Зеландии, ее логотип — символ, основанный на узоре нгаи кофаифаи, варианте кору. В повести не описывается подробно, как выглядел медальон, вырезанный Мэтом, но можно предположить, что это был простой, так сказать, базовый кору — одиночная спираль, символизирующая молодой побег папоротника.

3. Тайаха — традиционное маорийское оружие, нечто среднее между коротким копьем, дубинкой и стилизованным веслом. Представляет собой дубинку из дерева твердых пород, длиной обычно от 1,5 до 1,8 м, состоящую из трех частей: длинного уплощенного "тела", украшенной резьбой "головы" и заостренного наконечника — "языка".

Глава 8

Сквозь лес

Темнота наступила очень быстро. Воздух стал плотным и холодным, заросшие густым бушем отвесные скалы обступили тропу со всех сторон, нависли над ней, будто грозя раздавить. Мокрые папоротники тянули к путникам свои лапы, в любой ложбинке между мохнатых от мха камней поблескивала застоявшаяся грязная вода. Каждый вдох в этой промозглой и влажной атмосфере давался с трудом, словно глоток тумана.

Фитци перестал убегать вперед и теперь трусил бок о бок с Вири, словно они с воином были старыми приятелями. Вскоре Мэт совершенно выбился из сил: сегодня он проделал долгий путь вдоль реки, потом было бегство из парка, а вызов воина высосал из него всю жизненную энергию, так что теперь бедняга чувствовал себя севшей батарейкой. Да еще и кроссовки опять промокли.

Наконец Мэт споткнулся и рухнул на каменистую дорожку. Вири поспешил вернуться и помог ему добраться до полянки, где их дожидалась Келли, встретившая Мэта взглядом, полным искреннего сочувствия. Тот осел на землю, внутренне сгорая от стыда, но ничего уже не мог с собой поделать.

Мэт снова поднялся, опираясь на плечо Вири, и они преодолели еще сотню метров по едва заметной тропинке. Шум машин с дороги был уже почти не слышен. Впереди брел Мэт, поддерживаемый Вири, Келли — за ними, и обернувшись, Мэт заметил, что она не сводит с Вири глаз, полных не то ужаса, не то восхищения. Он и сам не вполне определился со своими чувствами к воину, в чье присутствие здесь ему всё еще сложно было поверить. Вири привел их к небольшому уступу под скалой, где Мэт наконец-то смог прилечь, и Келли принялась доставать из рюкзака одежду, спальный мешок, еще какие-то вещи... Вири удалился, сопровождаемый Фитци. Келли помогла мальчику забраться в спальный мешок, ворча что-то о том, как ему повезло, что она такая запасливая и догадалась прихватить всё это богатство, но Мэт не слышал ее: едва оказавшись в мешке, он тут же уснул. Через некоторое время Келли разбудила его. На часах было 11 вечера. Мэт, сонно моргая, высунулся из мешка и вдруг учуял восхитительный запах жареного мяса. На площадке под скалой, потрескивая, горел костер, и Вири крутил над огнем насаженного на палку огромного лесного голубя, пока Келли подбрасывала в костер ветки.

— Вовремя ты проснулся, — весело заметил Вири, наблюдая, как Мэт, зевая и потягиваясь, выползает из спального мешка, — еще немного — и тебе бы уже ничего не досталось!

— Да, придется теперь делиться, — подхватила Келли.

Одного Фитци нигде не было видно. Выяснилось, что пес куда-то убежал где-то с час назад и до сих пор не вернулся. Келли и Вири, перешучиваясь и посмеиваясь, продолжали свое занятие. Если бы не одежда, Вири можно было бы принять за обычного молодого маори, разве что его манера разговаривать звучала непривычно. "Больше похоже на то, как выражается отец, — подумал Мэт, — чем на мальчишек в нашей школе." В речи Вири было что-то ужасно правильное, как если бы он выучил английский в Англии. Но это, конечно, было бы совсем фантастикой.

Голубиный жир капал в огонь, распространяя умопомрачительный аромат. Мэт почувствовал, как его рот наполняется слюной, и решительно придвинулся к костру.

— Еще не готово, — засмеялся Вири. — Пару минут терпения — и садимся ужинать.

Он устроил отличный очаг, прикрытый куском сланца, защищающим костер от ветра и сырости. Оказалось, у камня было и другое предназначение: удостоверившись, что он достаточно нагрелся, Вири принялся раскладывать на нем каких-то жирных белесых червяков.

Мэт с отвращением передернул плечами, и Келли, внимательно следившая за его реакцией, расхохоталась.

— Что это за гадость?

— Личинки хуху[1], — объяснил Вири. — Они очень вкусные, тебе понравится, вот увидишь.

Личинки корчились на раскаленном камне, и Мэт почувствовал, как его желудок сжимается в комок.

— Кажется, я не такой уж и голодный, — пробормотал он.

— Я, пожалуй, тоже пас, — сказала Келли.

Вири посмотрел на друзей, приподняв бровь.

— Ну, раз вы совсем ничего не хотите, — произнес он, — видимо, птичку тоже придется съесть мне, — и при виде их неподдельного ужаса рассмеялся: — Шучу! Но, между прочим, если в дальнейшем мы не найдем других личинок... я имею в виду, еды — у вас просто не будет выбора.

Мэт придвинулся к костру, стараясь не глядеть на камень с личинками.

В конце концов он всё же попробовал одну, но побоялся разжевать ее и просто проглотил целиком, предварительно убедившись в том, что личинка была мертва и полностью прожарена — пережарена, по мнению Вири. Келли тоже решилась, откусила кусочек и тут же выплюнула, вызвав приступ веселья у Вири и испортив аппетит Мэту. Голубя они разделили поровну. Вири принес речной воды в пластиковой бутылке Мэта, и все трое с наслаждением выпили ее после ужина.

Мэту было любопытно, чем питался Вири, находясь в тики, и зачем вообще ему еда, но он решил оставить этот вопрос на потом. Он всё еще не мог поверить: он сам вызвал этого парня из маленького резного кусочка кости! Если не обращать внимания на плащ из перьев, на замысловатые татуировки и моко, Вири выглядел совершенно обычным. Его волосы пахли потом и травами, на коже остались следы сажи от возни с костром и под обломанные ногти забилась грязь, на верхней губе и подбородке легкой тенью проступила щетина, а шрам на виске всё еще казался болезненным. На вид ему можно было дать лет двадцать. Он выглядел как любой из молодых маори, которых Мэт видел в Нейпире... хотя и не совсем. В нем чувствовалось какое-то необыкновенное достоинство, особая уверенность в походке и движениях, спокойствие и жизнелюбие во взгляде, что отличало его от всех, кого когда-либо в жизни встречал Мэт. Учись он в старшей школе, он был бы капитаном школьной команды. Окажись он на улице Нейпира, он шел бы по ней, как хозяин, а не крадучись, словно побежденный миром белых. Вири напоминал Мэту спортсменов из Маори Олл Блэкс[2], их часто показывают по телевизору: энергичные, уверенные в себе молодые люди. Победители.

Мэт собрался задать вопрос и уже было открыл рот, как вдруг заметил, что и Келли хочет что-то спросить. Вири рассмеялся, глядя на них:

— Время поговорить, верно? Кто первый?

Мэт задумался, не зная, с чего начать.

— Давайте я, — подала голос Келли. — Поскольку я совершенно ничего не знаю о том, что тут происходит, я начну, а Мэт продолжит, тогда у Вири будет полная картина, и он сможет объяснить нам недостающее. И потом, мне кажется, ты не вполне сориентировался, — сказала она Вири, — хоть ты и разговариваешь, как мы, и знаешь много современных слов... Да ты, наверное, даже не представляешь, какой сейчас год!

— Да, пожалуй, так и сделаем, — согласился тот. — Но прежде, чем мы начнем, я хочу, чтобы мы все кое-что друг другу пообещали. Мы должны быть предельно честными и рассказать всю правду, как бы странно она не прозвучала. Потому что, поверьте мне, — добавил он, — кое-что из моего рассказа покажется вам очень странным.

— Кому ты это говоришь, — усмехнулась Келли, — мою машину сегодня обстреляли гангстеры, а потом нас спас какой-то маори-ниндзя.

— Это еще нормально, — ответил Вири, — ты просто не слышала мою историю.

Некоторое время они сидели молча, глядя в огонь. Келли беззвучно шевелила губами, словно репетируя свою речь, а потом наконец начала:

— В общем, тем утром я была в Нейпире и решила смотаться на ярмарку в Эскдейл, дать там пару представлений. По радио несколько раз передавали объявление о пропавшем мальчике, но тогда я не придала этому значения. Спустившись к реке набрать воды, я встретила мальчика, похожего по описанию на того, о ком говорили по радио. Я сама когда-то убегала из дома, вот и подумала: может, ему нужна помощь? И я окликнула его.

— И напугала до полусмерти, — вставил Мэт.

— Скажи спасибо, я тогда еще не успела загримироваться! — рассмеялась Келли. — Короче, я встретила Мэта, накормила его, и мы немного поболтали. Я хотела выяснить, может, стоило убедить его вернуться домой, но Мэт рассказал мне, что хочет попасть в Таупо к своей маме, и я предложила подвезти его, раз уж я всё равно собиралась туда ехать. А потом в разгар моего представления нарисовалась эта белобрысая стерва и набросилась на Мэта. Я помогла ему сбежать и... в общем, всё шло отлично, пока они не догнали нас на дороге. А дальше ты сам знаешь, что случилось. Бедный мой "жучок"!

— Ее зовут Донна Кайл, — сообщил Вири. — Это было смело с твоей стороны — встать между ней и ее добычей. Очень смело. Я знал ее, она одна из помощников Пуараты. Эти люди не из тех, кому можно безнаказанно перейти дорогу.

— Попадись она мне еще раз, я ее так разукрашу, родная мать не узнает, — буркнула Келли.

— Тебе бы лучше поостеречься встречаться с ней снова, — сказал Вири. — Кроме пистолета в ее распоряжении есть кое-что похуже.

— Ой, как страшно, — продолжала хорохориться Келли. Вири вздохнул и покачал головой.

Теперь наступила очередь Мэта рассказывать, и он начал с подслушанного им разговора между его отцом и Пуаратой, и как он догадался, что они говорили о тики тети Ваи. Он попытался объяснить, почему был так уверен, что должен забрать тики, прежде чем до него доберется Пуарата.

— Да, я понимаю, о чем ты! — воскликнула Келли. Вири, нахмурившись, слушал и молчал.

Мэту удалось сохранять спокойствие, пока он описывал прибытие Пуараты в мараэ, и как отец, сам на себя не похожий, стал плясать под его дудку, но дойдя до того момента, как их с Рики застали врасплох у дверей его дома, он не выдержал и заплакал.

Келли подсела ближе и обняла его за плечи. Мэт вытер слезы и продолжил. Он рассказал о своем бегстве по ночному Нейпиру и о преследовавшем его великане. На этом месте Вири напрягся и велел снова описать воина и погоню. Мэт послушно повторил, Вири помрачнел, крепко сжал свою тайаху и больше не перебивал. Мэт рассказал о Пании, о своем заплыве через Айрон Пот и полусне-полувоспоминании о солдатах, обогревших его на насыпи. Он прекрасно помнил все подробности второго дня своего путешествия, от дороги вдоль реки до всех последующих событий... кроме того мгновения, когда тики вспыхнул и ожил в его ладони и затем появился Вири.

— Знаете, на что это было похоже? Вот когда рисуешь, и получается полная ерунда, а потом добавишь один штрих — и сразу всё получается, как хотелось. Или когда... Не знаю даже, — он замялся. — Это было так странно! — он смутился и замолчал.

— Да ты не волнуйся, — утешил его Вири, — вряд ли найдется человек, кому удалось бы описать то, что ты рассказываешь. Это нужно самому пережить.

— А ты когда-нибудь испытывал такое? — спросил Мэт. — Ты чувствовал эту силу?

Вири задумался.

— Не совсем, но что-то близкое к этому — испытывал, — он наклонился вперед и спросил: — Вы двое, точно готовы послушать мою историю? Уже поздно, но выглядите вы довольно бодро.

Мэт закивал в ответ. Поев, он почувствовал себя намного лучше, и теперь ему не терпелось услышать рассказ Вири. Келли нахохлилась, и под глазами у нее залегли темные круги, но взгляд оставался ясным, и она тоже хотела слушать.

— Ну хорошо, — согласился Вири. — Прежде всего, я должен предупредить, во многом из того, что со мной произошло, мне удалось разобраться только спустя время. Кое-чего я до сих пор не понял, о чем-то лишь догадываюсь, но некоторые вещи я знаю наверняка. И еще вы должны понимать, что я маори, когда я родился, у нас не было письменности, и истории передавались из уст в уста, из поколения в поколение, часто приукрашенные до неузнаваемости. Так что, если моя история будет похожа на легенду, то это потому, что она и есть легенда... Но в то же время всё, что вы услышите — чистая правда, — и он начал свой рассказ:

— Я родился в Ваикато, в маленьком хапу[3] Нгати Таутари из племен вака Таинуи[4]. Кроме других племен Таинуи нам были дружественны некоторые из Нгати Туфаретоа, которые жили вокруг озера Таупо. Мы были довольно миролюбивым племенем... или просто слишком маленьким и незаметным, чтобы вести с кем-то настоящую войну. Теперь моего племени больше нет... по крайней мере, их нет в этом мире. Но это уже совсем другая история...

Вири, погрустнев, помолчал немного, но затем продолжил:

— Мой отец был вождем. Наше па стояло — да и сейчас стоит — на холме на берегу реки Ваикато, в месте, которое мы называли Маунгатаутари. Да, Мэт, это туда Паниа советовала тебе идти, и это не совпадение. Признаюсь, я завидую твоей встрече с девой рифа. Потом расскажешь мне поподробнее. Если бы она в свое время встретилась Ваи-Арохе... Но я отвлекся. Когда это было? Точно не скажу, но думаю, где-то около 1400 года. Но я могу только догадываться, ведь у нас не было летоисчисления, как у пакеха. Наша жизнь была совершенно обычной для того времени, не такой благородной и романтичной, как рассказывают легенды, но и не такой уж плохой. Мы выращивали овощи, мы охотились на птиц и ловили рыбу в реке. Пели песни, сражались с соседями, женились и рожали детей.

— Кем был я? Что ж, я был сыном вождя, что означало некоторые привелегии. Я мог позволить себе охотиться ради забавы, поскольку другие члены моего племени снабжали меня пищей. Но чем я действительно жил — это искусством войны. Никто не мог одолеть меня в поединке, даже мой старший брат, и наши люди говорили, что во всей Аотеароа нет воина искуснее меня. Эту песню я мог слушать бесконечно.

— К тому времени, как мне минуло двадцать, у меня были две жены и четверо детей. Мой отец обожал меня, а брат ненавидел — и его можно понять, ведь я помыкал им при любой возможности. Мой брат был хорошим человеком, пусть и ничем не примечательным, но судьба была к нему жестока: я затмевал его во всем.

— Так проходила моя жизнь, и, скорее всего, в будущем я сам стал бы вождем и погиб в очередной стычке с соседним племенем. В те времена сильнейшие воины искали возможности сразиться друг с другом в поединке, победа над лучшим бойцом считалась величайшей доблестью, и многие желали заслужить эту славу, убив меня. Кто знает, может, так и было бы. Но однажды в Маунгатуатари пришли два незнакомца. Одним из них был Пуарата из Уреверы, славившийся как искусный тохунга. С ним был воин, огромная гора человеческой плоти с повадками животного. Его звали Тупу.

— Они были встречены в нашей деревне с почестями. Гостеприимство того времени сильно приукрашено сказителями, и нам, маори, нравится думать, что когда-то мы были одной большой дружной семьей. На самом деле наши деревни были крепостями, а любая встреча с чужаками могла стать последней в жизни. Впрочем, честь тоже много для нас значила. Тот год выдался урожайным, и у нас было достаточно припасов, а мой отец хотел произвести впечатление на странствующего тохунгу, так что гости были приняты со всем радушием.

— Однако вскоре пришельцы стали доставлять неудобства. Тупу был груб, как скотина, а Пуарата наводил на людей ужас. Он владел скрытыми силами, которые действовали на нас угнетающе. Я тоже не испытывал к нему теплых чувств. В те времена я не верил тохунгам и считал их ловкими обманщиками, дурачащими людей, но Пуарата пугал даже меня. Он был первым на моей памяти, кто по праву назывался Тохунга Макуту — Черный Тохунга. От одного его взгляда кровь стыла в жилах.

— Что касается Тупу, он занимал меня не больше, чем грязь под моими ногами. Но людей он изумлял и вызывал уважение своими размерами. Женщины щупали его мышцы и восхищались его силой. Столкновение было неизбежно. Мужчины нашего племени наперебой превозносили перед Тупу мое мастерство, говоря, что я лучший воин среди них. Они хотели увидеть, как мы сразимся — и им было всё равно, кто победит. Если погибнет Тупу — он был всего лишь чужаком, и всех раздражало, что наши женщины засматриваются на него. Если погибну я — что ж, значит, пришло время кому-то укоротить мою гордыню... И тогда Пуарата воспользовался обстоятельствами в собственных целях.

— Незадолго до их появления умер наш тохунга, и племя чувствовало себя беззащитным без духовного проводника. Кроме меня, конечно. Пуарата предложил: если его человек победит в поединке, он останется в деревне и его власть над землей и водами будет покровительствовать нашему племени. Если победа останется за мной, Пуарата покинет па и вернется в Уреверу оплакивать своего друга.

— Мой отец решил, что это было бы честно — но он ошибался, это была грязная игра. Тутаэ а тито![6] Пуарата знал, что я никогда не смог бы убить Тупу. Почему? Потому что Тупу уже был мертв.

— Мы сошлись. Он был огромен — уж ты-то знаешь, Мэт! — но медлителен. Я осыпал его ударами, но он держался. Я не мог понять, почему он не падает, против моих атак невозможно было выстоять, невозможно было остаться в живых! И тогда меня обуял страх. Я сломал тайаху о его голову, а он только сплюнул кровь и несколько зубов и одной рукой схватил мою руку, а второй поразил меня своей огромной мере — вот сюда, в левый висок, — и, конечно, этот удар мгновенно убил меня.

Келли и Мэт уставились на него, разинув рты.

— Это было очень давно, — сказал Вири с мягкой улыбкой и машинально потер шрам на виске. — Я уже привык к тому, чем я стал. Не живой... Не мертвый... Что-то посередине.

Он на мгновение закрыл лицо руками, но тут же снова улыбнулся.

— И вот я перед вами, — продолжал он. — Я мертв. Но в то же время я жив. Как такое возможно? Что ж, с тех пор я многому научился и на своей шкуре узнал, что некоторые тохунга — нечто большее, чем хитрые шарлатаны или скромные служители богов. Кое-кто из них — такие, как Пуарата — обладают силой, которую мы называем макуту — колдовство или черная магия, как вам больше нравится. Итак, Пуарата забрал мое мертвое тело. Череп он поместил в деревянную фигуру над воротами па. Из лопатки вырезал тики, который теперь висит на шее Мэта. А всё, что осталось, сожрал Тупу, чтобы получить мою силу и искусство. И я сомневаюсь, что он утруждал себя готовкой.

— Вы, ребята, выглядите напуганными. Вот так же и я был напуган, когда Пуарата впервые вызвал меня из тики. Я не мог поверить, во что я превратился: я стал призраком, заключенным в маленькой резной фигурке, таким же, как Тупу. Выйдя из тики, я выгляжу как обычный человек из плоти и крови, за исключением того, что меня невозможно убить: дух оживляет меня, и он же поддерживает меня, когда страдает тело. Вот как сегодня: пули ранили меня, причиняли боль, но не могли убить. Если рана будет слишком серьезна, я вернусь в тики. Амулет невозможно уничтожить, и, как вы уже заметили, я не могу до него дотронуться. Только живой человек может прикоснуться к тики. Или Пуарата. Так что теперь я что-то вроде джинна из волшебной лампы: я раб того, кто владеет тики. Ты тоже можешь повелевать мной, Мэт, хоть и сомневаешься, но ты просто еще не пробовал.

— Пуарата полностью завладел мной, так же, как Тупу, а затем он завладел моей деревней. Из деревянной головы с моим черепом внутри он сделал оружие, заставив ее издавать ужасный визг, убивающий врагов, оказавшихся поблизости. Против врагов внутри деревни он использовал меня и Тупу. Он поработил всех, включая своих искренних сторонников, и в конце концов разорил деревню и покинул ее, отправившись на север, прихватив с собой визжащую голову, но на пути в Уреверу потерпел поражение от другого могущественного тохунги, Хакавау. Эта история, хоть и в искаженном виде, описана в преданиях. Хакавау вернулся в мою деревню, восстановил ее и привел к процветанию. А меня и Тупу, спасаясь бегством, забрал с собой Пуарата.

— Мы остались в северных землях на сотни лет. Когда пришли пакеха, Пуарата присоединился к сторонникам Хаухау[7] в их борьбе против захватчиков. Я сражался вместе с Те Раупарахой[8] и Те Кооти[9], хотя никто из них не подозревал об истинных мотивах Пуараты. Позже, когда всё было кончено, Пуарата стал носить европейскую одежду и перебрался в Окленд. Он переименовал меня в Вирему, то есть, Уильяма на маорийский лад. До этого он называл меня просто Тоа. В эту новую эпоху Пуарата наконец понял, что ему придется приспосабливаться. Ему пришлось многому научиться, и он заставлял учиться меня, чтобы я мог лучше служить его целям, когда он был вынужден иметь дело с пакеха. Тупу оказался необучаем. А я закончил Оклендский Университет и Университет Мэсси в Пальмерстон Норт. Так я прожил полу-жизнью то спрятанный в тики, то вне него больше шестисот лет. Теперь я знаю очень много, уж точно больше, чем европейские поселенцы, и, думаю, даже больше, чем сам Пуарата.

— Как бы ни были могущественны его силы и познания в темной магии, невежество Пуараты неистребимо, поскольку он всегда только презирал людей. Он ненавидит пакеха так же, как маори. Он ненавидит женщин так же, как мужчин. Он просто всех ненавидит. Почему? Этого я не знаю. Всё, что я могу о нем сказать, — все люди для него не более, чем скот. Если он зовет кого-то другом, это значит только лишь то, что он хочет что-то получить от этого человека, а может, сделать своей игрушкой или послушным рабом. Он приказывал мне убивать людей, которых он только вчера называл своими друзьями или кому клялся в вечной любви, просто так, из прихоти. Он хуже всех, кого я когда-либо знал.

— Что же до Тупу, то он и теперь всё то же бессмысленное огромное животное, как и столетия назад. Неуязвимое. Бессмертное. Безумное. Зверь в человеческом обличии. А я так и оставался бы пленником и рабом Пуараты, если бы не случайная ошибка черного тохунги. В 1964 году он отправился на юг, в Веллингтон, в поисках новых слуг — людей, обладающих даром, таких, как Донна Кайл, людей, одаренных воображением — и гневом. Отмеченных видимой ему одному меткой, отличающей их от других, указывающей на то, что они могут обучиться магии. Я был телохранителем Пуараты, послушным его приказам... но не более. Я обнаружил, что получая от него распоряжение, я должен следовать ему буквально, но вот что упустил черный тохунга — так это то, что его приказы давали мне свободу действий. То, чего он не запрещал мне прямо, было разрешено. Например, он не запретил мне влюбляться.

— Я встретил девушку-маори на выставке молодых художников в Национальном Музее. Она называла себя Виломина Стивенсон — под английским псевдонимом было легче продавать картины. В те времена лучше было не быть маори. Ее настоящее имя было Ваи-Ароха Теракатини.

Мэт чуть слышно ахнул.

— Да, Мэтиу, это была твоя тетя Ваи. В самом расцвете своей молодости и женственности она была очень красива. Как маленькая птичка с острыми коготками! Когда-нибудь я расскажу вам подробнее, но главное то, что я уговорил ее украсть у Пуараты тики.

— За несколько часов, проведенных на выставке, мы полюбили друг друга всем сердцем. Ваи-Ароха должна была похитить тики, и мы собирались убежать и жить вместе долго и счастливо. Это казалось таким простым... Но Пуарата внезапно запер меня в тики, и Ваи-Ароха не знала, что я был внутри, когда она выкрала амулет. Я не раскрыл ей всей правды, и она так никогда и не смогла выпустить меня. Даже когда она носила тики и звала меня, когда она мечтала обо мне... она не могла выпустить меня. И я ничем не мог ей помочь.

— Она лишилась рассудка. Ее семья поспешила скрыть позор, определив Ваи-Ароху в лечебницу, и лишь одна ее верная подруга, Хинемоа — твоя тетя Хине, Мэт, — поддерживала с ней связь.

— Что до Пуараты, то я могу представить себе его ярость, когда он узнал о том, что тики похищен! Конечно, он бросился на поиски, но я предупреждал Ваи, что Пуарата очень опасен, и она скрылась сразу же, как тики оказался в ее руках. А потом ее поразило безумие, и она оказалась в лечебнице. Даже в ее собственной семье никто не знал, где она, кроме ее отца, но он умер вскоре после произошедшего. Знала одна Хинемоа. Запертый внутри тики, я мог слышать, как она говорила с Ваи.

— Ирония была в том, что я практически вырвался из рабства, но никто не знал, как мне покинуть тики, никто, кроме Пуараты. Можете вообразить себе мой ужас. Пребывание в тики похоже на блуждание в вечной тьме, но при этом я мог слышать всё, что происходило вокруг, мог даже обонять, видеть свет, чувствовать окружающий мир, но я не мог вырваться наружу и не мог подать знак о себе. О, я пытался! Я кричал, и взывал, и молился, и передо мной маячила угроза вечности, проведенной в тики. Может ли быть участь хуже?

— Я чувствовал, как старела Ваи. Я ощущал ее безумие и отчаяние, и как она постепенно слабела, и как жизнь в ней наконец угасла, словно крошечный огонек свечи. И я чувствовал, что Пуарата всё ближе. Но к моему величайшему изумлению, не он забрал мой тики с мертвого тела Ваи, а мальчик, с которым она встречалась лишь однажды. Я ни за что бы не поверил, что ты сможешь вызвать меня! Может, моя воля помогла тебе в этом? Не знаю. Но теперь я здесь.

Вири посмотрел на них и вздохнул. Фитци, который, должно быть, вернулся, пока все были поглощены рассказом, теперь лежал у входа в их убежище и взирал на воина печальными глазами.

— Что ж, — сказал Вири, — пора спать. Я еще о многом хотел бы вам рассказать, но время позднее, и вы устали.

Мэт открыл было рот, чтобы возразить, но вместо этого неожиданно для самого себя зевнул. Келли просто молча кивнула, и, укрывшись курткой и подложив под голову свитер, улеглась на нагретые камни, несмотря на все попытки Мэта уступить ей место в спальном мешке. В голове у мальчишки всё еще роились тучи вопросов, но сон уже начал одолевать его. Он взглянул в сторону Вири, который, завернувшись в свой плащ, сидел прямо, по видимому, намереваясь стеречь их.

— Что нам теперь делать? — тихо спросил Мэт. Вири обернулся, и в его задумчивых глазах отразились все прожитые им сотни лет.

— Я не знаю, Мэтиу. Но я бы предпочел, чтобы ты выбросил тики в море вместе со мной, чем снова вернуться в рабство к Пуарате. Конечно, я мечтаю отомстить. Я хотел бы убить Пуарату и Тупу за всё, что они сделали людям, которых я любил и считал своей семьей. Но больше всего я хотел бы, чтобы всё это наконец закончилось, — он мрачно посмотрел на Мэта и добавил: — У меня есть план. Поговорим об этом завтра. Спи.

Келли пробормотала, что ни за что бы не поверила, что после сегодняшних приключений они смогут спокойно заснуть, но, едва Вири загасил костер, оставив угли медленно тлеть, в их укрытии стало так спокойно и уютно, что уже через несколько минут и Келли, и Мэт уже спали.

Один раз в эту ночь Мэт всё же проснулся, но то, что он увидел, не оставило в нем уверенности, не было ли это сном. Келли крепко спала, Фитци нигде не было видно, Вири с тайахой на коленях по-прежнему был на своем посту, а у его ног сидело странное маленькое существо. Приземистое, полностью голое, с блестящей черной кожей и лысой головой с длинными заостренными ушами, оно походило на какого-то гротескного гнома. На руках и ногах существа были по три маленьких пальчика, на мордочке выделялись огромные выпученные как у рыбы глаза, крючковатый нос нависал над толстыми губами. Оно выглядело так, словно сошло с резной колонны дома собраний.

Оно говорило на языке маори, но в его гортанном голосе не было ничего человеческого. От существа воняло, словно оно только что выползло из какой-нибудь грязной норы, но Вири беседовал с ним очень дружелюбно. Наконец, существо согласно кивнуло и исчезло в зарослях.

"Очень странно," — сонно подумал Мэт. Его мозг отказывался думать об этом происшествии прямо сейчас, так что мальчик просто повернулся на другой бок и снова уснул.

Примечания:

1. Хуху — крупный лесной жук, новозеландский эндемик. Взрослые особи несъедобны, но личинки, обитающие в трухлявых стволах, считались у маори деликатесом.

2. Маори Олл Блэкс (Maori All Blacks) — новозеландская регбийная команда, член Национальной Ассоциации Регби. В настоящее время обязательное требование к участникам команды — иметь доказанное маорийское происхождение.

4. Хапу — социальная единица в обществе маори, иногда это слово переводят как "клан". Несколько родственных хапу составляют иви (племя).

5. Вака — маорийское каноэ. В данном случае имеется в виду одна из нескольких десятков легендарных океанских каноэ, на которых полинезийские путешественники прибыли из Гавайики в Аотеароа. Устные предания сохранили названия их всех, и каждое иви ассоциирует себя с вака, на котором прибыли его предки. К племенам вака Таинуи относятся иви, населявшие район Ваикато.

6. Тутаэ а тито — (маор.) буквально: "[это] состоит из грязи". Перед этим восклицанием Вири употребляет смешанное выражение "load of tutae", что в совокупности, как мне кажется, можно перевести как "грязная игра".

7. Хаухау (или движение Паи Маарире) — синкретическая религия, зародившаяся на Северном острове в 1860 гг, и просуществовавшая до 70 гг XIX века, основанная на синтезе христианства и маорийских духовных практик, провозглашавшая маори новым богоизбранным народом и призывавшая освободиться от гнета английских колонизаторов. Получила широкое распространение среди племен Северного острова, к ней примкнули сторонники движения за маорийского короля, и в итоге первоначально миролюбивая религия превратилась в движение довольно экстремистского толка, что привело к серии кровавых столкновений.

8. Те Раупараха — вождь племени Нгати Тоа, активно участвовал в политической жизни своего времени, иногда сотрудничая с англичанами, однако в 1840 гг изменил свое отношение к колонизаторам, и в 1846 г его отказ продать свои земли привел к вооруженному конфликту.

9. Те Кооти — маорийский духовный лидер. В 1860-х гг участвовал в подавлении движения Хаухау, но был заподозрен в шпионаже и сослан на остров Чатем, где основал собственное движение. Вместе с другими заключенными угнал корабль, вернулся на Северный остров и до 1872 г с переменным успехом вел партизанскую войну против англичан.

Глава 9

Таупо

Мэт и Келли проснулись озябшие и голодные, с опухшими спросонья глазами. Вири по-прежнему был бодр и свеж, только щетина явственно темнела на щеках, и кудрявые волосы слиплись от влажного воздуха в ущелье. Фитци вернулся и весело скакал вокруг, будто призывая скорее вставать и действовать. Низкие облака облепили вершины скал, отчего воздух стал еще плотнее, и очертания предметов тонули в тумане. С невидимой из-за густых зарослей дороги долетал далекий неясный шум моторов. Вири затушил тлеющие угли костра, а Келли отыскала в рюкзаке остатки печенья. Подкрепившись, они с Мэтом почистили зубы и умылись в ручье. Фитци всё никак не мог угомониться и вертелся вокруг, поторапливая друзей.

— Эта псина с ума сошла, — проворчала Келли.

Вири снова повел их сквозь утренний туман, всё дальше и дальше от дороги по крутому берегу горной речки Мокомоконуи. Извилистая тропа шла по скалам и кручам, через густой кустарник и чащи древовидных папоротников. Вири сказал, что в этих местах Те Кооти сражался с англичанами, поэтому им следовало быть осторожнее. "Ерунда какая-то, — подумал Мэт, — он же давно умер, чего теперь опасаться?" Он сказал бы это вслух, но слишком выдохся, пытаясь не отстать от Вири. Келли, похоже, пришлось еще тяжелее, чем Мэту: ее веснушчатое лицо стало малиновым, и на лбу проступили бисеринки пота. Казалось, один Фитци радовался этой лесной прогулке и бодро трусил впереди, то и дело скрываясь в зарослях, откуда потом внезапно выскакивал, виляя хвостом.

Впрочем, Вири тоже был полон энергии и наслаждался возможностью снова ходить и бегать. Они с собакой быстро оторвались от пыхтящих позади подростков и весело карабкались по скалам. Мэт безнадежно отстал от своего неутомимого проводника, зато нашел в Келли отличную собеседницу: в последние три года ему нечасто удавалось пообщаться с противоположным полом, поскольку мама уехала, а учился он в мужской школе. Девчонки всегда казались ему кем-то вроде инопланетян, но болтать с Келли было весело... если не обращать внимания на то, что она по-прежнему не сводила глаз с Вири.

Промозглый воздух ущелья пропитал одежду влагой, зато теперь у них не было недостатка в питьевой воде. Маленькие ручейки тут и там журчали по склонам, собираясь в небольшие заводи, сливаясь вместе, прежде чем водопадами обрушиться с высоты на землю. Мэт с тоской прикинул, что, если дорога из Нейпира в Таупо на машине занимает пару часов, то, чтобы преодолеть тот же путь пешком, им понадобится куда больше времени. Когда они бросили машину, до Таупо оставалось больше восьмидесяти километров по шоссе, а теперь они медленно тащились через заросшие бушем холмы.

Около полудня друзья устроили привал. Вири сообщил, что за утро они прошли не больше пяти километров, и это весьма огорчило всю компанию. Еще через несколько часов непростого пути путники набрели на старую хижину. Ветер усилился, разогнал низкие облака, забирался ледяными лапами под одежду на подъемах и перевалах. Келли и Мэт предлагали передохнуть в домике и немного вздремнуть, однако Вири настоял на том, чтобы разбить лагерь подальше от тропы, в какой-нибудь небольшой пещере. Он снова поймал в силок лесного голубя, который был незамедлительно зажарен и съеден. Мэт и Келли слишком устали для разговоров, и, несмотря на то, что у них всё еще было, о чем расспросить Вири, оба тут же уснули и проспали до самого заката под неусыпной охраной воина и собаки. Щетина на лице у Вири темнела всё гуще, и теперь даже он выглядел усталым.

На другой день беглецы вышли к фермерским угодьям. Вдали на голых склонах холмов виднелись овечьи загоны и коровники, на пути изредка встречались небольшие стада овец, тут же разбегавшихся в панике, едва завидя незнакомцев. Пришлось ускорить шаг, чтобы как можно быстрее миновать открытое пространство. Вири указал на возвышавшийся среди холмов пик, укрытый шапкой низких облаков — гору Кокомока. По его словам, на другое утро они должны миновать гору, и тогда идти станет намного легче. Если повезет, до Таупо можно добраться за пару дней. В эту ночь он согласился остановиться в крепком, вполне современном домике, где обычно ночуют работники фермы. В доме обнаружился небольшой запас консервов, из которых получился отличный ужин. На этот раз в спальном мешке ночевала Келли, а Мэт устроился на полу, закутавшись во всю имевшуюся у них теплую одежду. В эту ночь спал даже Вири.

Путь лежал на северо-запад. Во вторник горный хребет остался позади, и, спустившись с пастбищ, друзья углубились в сосновый лес, благоразумно обойдя стороной трудившуюся в чаще бригаду лесорубов. Несколько раз Мэт улавливал раздававшийся в лесу стук топоров, жужжание бензопил и голоса. Однажды ему показалось, что он слышит доносящиеся из долины крики и громкий треск, напоминающий выстрелы. Вири велел всем спрятаться, и путники, затаившись, подождали, пока всё стихнет. С наступлением сумерек Мэт несколько раз явственно ощущал на себе чей-то пристальный взгляд, но так никого и не увидел в густом буше. Он расспрашивал Вири о том существе, похожем на гоблина, которое привиделось ему во время первой ночевки в горах, но воин в ответ только рассмеялся. Никаких признаков погони не было.

На другое утро Мэт и Келли, которые всё еще постоянно отставали от Вири и Фитци, услышали впереди голоса. После недолгого колебания, они прокрались на звук и обнаружили странную картину: Вири беседовал со всадником на гнедом коне. Лошадь нервно выкатывала глаза и всхрапывала, а когда Фитци попытался приблизиться и обнюхать ее ноги, испуганно попятилась. Всадник успокаивающе погладил ее по шее.

— Он как будто из массовки со съемок какого-нибудь исторического кино, — фыркнула Келли. Мэт не мог с ней не согласиться. У всадника были густые бакенбарды и щегольские усы, как у персонажа сериалов по романам Джейн Остен, которые обожает мама. На нем была черно-белая военная форма и длинная винтовка на плече, а разговаривал он на ярко выраженном кокни [1], и на лошади держался очень лихо. Всадник говорил Вири о каких-то проблемах на севере, на что Вири клятвенно пообещал избегать этих мест. Верховой с любопытством покосился на Мэта, и, приподнявшись в седле, церемонно поклонился Келли, чем поверг ее в смущение, а затем умчался прочь.

— Кто это был? — спросила Келли.

— Местная полиция, — объяснил Вири.

— Больше похоже на местный клуб реконструкторов, — заметила Келли. Они с Вири еще долго перешучивались по поводу великосветского говора, но о том, кем на самом деле был всадник и откуда он взялся, воин так и не рассказал.

Однако вечером Вири завел очень странный разговор.

— Пуарата как-то сказал мне, — неожиданно произнес он, — что у каждого места есть собственная тень. Есть реальный мир, где живут и умирают люди, и его двойник, земля теней, населенная тем, во что люди верят, и тем, что они помнят. В каждой стране она своя. В Ирландии там живут фейри и лепреконы, в Америке — индейские духи и народные легенды. В Центральной Европе — вампиры и цыганские ведьмы. Всё, во что верят жители страны, обитает в ее тени. Понимаете?

Мэт и Келли неуверенно кивнули.

— Представьте, что всё, что имеет особое значение для людей, всё, во что они верят, о чем думают, чем занимаются, всё это создает запись, вроде телепередачи. А теперь представьте, что эта запись проигрывается снова и снова, и каждый раз дополняется новыми подробностями, новыми поверьями, легендами и событиями. А так же призраками умерших. Понимаете?

-Наверное, — отозвался Мэт.

— А я нет, -призналась Келли.

— Ну, хорошо, — вздохнул Вири, — помните извержение вулкана Таравера[2], которое уничтожило Розовые и Белые Террасы? А теперь представьте себе такую версию Новой Зеландии, где Террасы по-прежнему существуют — просто потому что о них помнят.

— Было бы круто, — вставила Келли, — представляете, сколько тогда можно было бы заработать на туристах? — Вири покачал головой, и Келли злорадно ухмыльнулась.

— Вот еще пример: встреча Мэта с Панией, — продолжал Вири. — В самом ли деле ты повстречал ее? Я не знаю. Но многие люди достаточно долго верили в историю о Пании, чтобы создать отпечаток в мире памяти, так что, если тебе удастся попасть туда, ты сможешь найти ее.

Мэт недоверчиво нахмурился.

— Но я никуда не попадал. Я был в настоящем Нейпире. Ведь так?

— Возможно. Твой рассказ меня очень удивил. Но с другой стороны, такие, как Паниа, могут покидать мир теней и проникать в реальность. Она — волшебное существо из легенд, что дает ей силу в мире памяти.

— Выходит, это место — что-то вроде параллельной вселенной, где живут все мифы нашего мира? Геракл, Зена[3] и все остальные?

— Возможно, что и не все. Появление кого-нибудь в мире теней может быть очень неожиданным, главное, чтобы достаточно много людей думало о нем продолжительное время. Еще у меня есть версия, что главное — это впечатление, которое остается о ком-то или чем-то. Например, все звезды Олл Блэкс[4] вполне могут оказаться там, правда, только после того, как умрут. Я заметил, что никто не может иметь двойника в мире теней при жизни, поэтому Пуарата называл его миром духов.

— Значит, прямо рядом с нами существует волшебный мир, где живут Паниа-с-рифа и мертвые участники Олл Блэкс? — сказала Келли. — А ты сам-то там был?

Вири кивнул. Келли задумалась и наконец, тряхнув головой, заключила:

— Нет, всё равно не поверю, пока своими глазами всё это не увижу!

Четверг они встретили, пробираясь через сосновый лес неподалеку от шоссе, соединяющего Нейпир и Таупо. Временами приходилось преодолевать просеки, где молодые деревья были лишь немногим выше человеческого роста. Путники как раз пересекали одну из них, около километра в длину и вдвое большей ширины, как вдруг послышался нарастающий рокочущий шум, и над просекой показался вертолет.

— Пригнитесь! — Вири потянул Келли на землю. Мэт нырнул в заросли сплетенных ветвей кустарников, с запутавшимися в них сухими сосновыми иголками. Фитци прошмыгнул снизу и уткнулся Мэту в лицо, часто дыша. Вертолет ревел прямо над головой, зависнув почти над самыми верхушками молодых сосенок, а затем так же внезапно набрал высоту и направился на север. Когда он скрылся из виду, друзья покинули своё укрытие и медленно поднялись на ноги.

— Это были они? — спросил Мэт.

— Донна Кайл, — ответил Вири, задумчиво почесав щетину на подбородке. — Я чувствовал ее присутствие.

Келли бросила сердитый взгляд в ту сторону, где исчез вертолет, и принялась вытаскивать из одежды сосновые иглы.

— Нам не следует выходить на открытое пространство, — заметил воин. — Если всё время идти по лесу, это займет немного больше времени, зато мы будем в большей безопасности, чем на просеках.

Отдышавшись, они продолжили путь.

— Знаешь, Вири, тебе уже не помешало бы побриться, — сообщила Келли. — Не люблю бородатых.

— Правда? — парировал Вири. — А я-то стараюсь, отращиваю, всё ради тебя.

— Что же ты пошел в поход без бритвы?

— Пуарата забыл положить, когда собирал меня, — усмехнулся Вири. — Тайаху и пату[5] сделал, набедренную повязку и плащ сделал, а вот про бритву забыл. А ведь мог бы дать мне еще очень много разных полезных вещей, жаль, что их тогда еще не изобрели.

— А вот если дать тебе пистолет, — вмешался Мэт, — ты смог бы забрать его в тики и потом использовать, когда понадобится?

— Нет, — покачал головой Вири, — только то, что Пуарата вырезал на тики. Приглядись — и ты всё это увидишь.

Мэт вытащил медальон из-за пазухи, и действительно — на обратной стороне можно было увидеть крошечную дубинку пату в ручке у тики, и тайаху у него на плече, и стилизованный плащ из перьев, и набедренную повязку. Мэт поделился открытием с Келли, и она снисходительно заметила, что все мужчины вечно забывают о нужных вещах.

— Скажи спасибо, хоть про одежду вспомнил, — добавила она.

Вири рассмеялся, и некоторое время они развлекались, придумывая, что еще полезного можно было вырезать на тики: пистолет, бритву, запас еды, мобильный телефон, вертолет...

Настоящий вертолет еще несколько раз пролетал над лесом, зависая над верхушками деревьев и заставляя беглецов прятаться в подлеске. Вири утверждал, что Донна Кайл по-прежнему была на борту, однако вертолет оставался слишком высоко чтобы можно было разглядеть кого-то в кабине. К вечеру похолодало, и ветер свободно гулял по широкой равнине, испещренной небольшими холмами. Путники приближались к сердцу древнего вулканического плато, где над долиной возвышалась гора Таухара.

— С ее вершины видно Таупо, — объяснил Вири, — но только мы туда не полезем. Таухара — не лучшее место для прогулок в темноте.

— Почему? — с любопытством спросила Келли.

— Из-за патупаиарехе.

— Пату... кого?

— Па-ту-па-и-а-ре-хе. Это что-то вроде новозеландских фейри. Они белокожие, рыжеволосые и любят зло подшутить над людьми. А еще иногда пьют кровь.

— Бред какой-то, — сказала Келли.

Вири пожал плечами.

— Ну, ладно, — сказал Мэт, — а нам-то что с того?

— Помнишь, что я говорил о мире легенд? Если ты, конечно, веришь моим рассказам...

— Вот именно, — вставила Келли, — "если".

— О'кей, — усмехнулся Вири, — я понял. Но если вы примете во внимание мою точку зрения — точку зрения прожившего много столетий воина-маори, вызванного из тики, — вам придется согласиться, что идти туда, где возможна встреча с кровососущими фейриподобными созданиями, — не лучшая идея.

— Но почему их никто не видел? — упорствовал Мэт.

— Просто люди обычно не обращают внимания, — объяснил Вири. — Но у вас есть я, и я не вполне обычный человек. Другая причина — это тики. Он привлекает подобных существ. Если бы ты почаще смотрел по сторонам, ты бы их заметил.

Мэт снова припомнил похожее на гоблина создание в пещере и кивнул.

— Вроде того, с которым ты разговаривал в первую ночь?

— Например, он, — подтвердил Вири. — Или всадник.

Келли изумленно уставилась на него.

— Этот тип на лошади? А мне показалось, обычный мужик, просто одет чудно. Так он тоже из этого твоего... параллельного мира?

— Конечно. Некоторые люди более чувствительны к такого рода вещам. Они притягивают существ из мира теней. Такие люди, как Мэт.

— Ну ладно тебе, — фыркнула Келли, — не пугай ребенка.

— Я не ребенок, — обиделся Мэт. Но с этой минуты он стал внимательнее присматриваться к теням.

Ночь с четверга на пятницу они провели у подножия Таухары, поужинав диким голубем и кроликом, которого принес Фитци. Вири рассказал им легенду о том, как патупаиарехе так досаждали местному племени, что вождь со своими воинами отправился на вершину Таухары, где застал патупаиарехе спящими и всех их перебил.

— Впрочем, это не лучший выбор истории для такого места, — добавил Вири, закончив свой рассказ. — Они могут обидеться. Давайте, я расскажу о чем-нибудь другом.

И он поведал о том, как тохунга по имени Нгаторо-и-Ранги создал Таупо-Нуи-а-Тиа — озеро Таупо, швырнув с вершины горы Таухара дерево тотара, прямо в пустую долину. Ствол вышиб со дна камень, из отверстия хлынула вода и заполнила долину, так появилось Великое Озеро Таупо. Этот же тохунга вызвал извержение вулкана Тонгариро[6]. Замерзая во льдах на вершине Тонгариро, он воззвал к своим сестрам, оставшимся в Гавайике, и они послали ему на помощь подземный огонь, который сперва вырвался на поверхность на острове Уайт в Заливе Изобилия, а затем достиг Тонгариро и согрел Нгаторо-и-Ранги, а заодно и зажег все остальные вулканы вокруг Таупо.

— Какая чушь, — заявила Келли. — Эти вулканы существовали за миллионы лет до того, как здесь появились маори!

— Тем не менее, — пожал плечами Вири, — в стране мифов возможно всё.

— Ну конечно.

— Но в меня-то ты веришь?

— Тебя я могу потрогать, — возразила Келли. — А вот тохунгу, который создал вулканы, чтобы погреть себе пятки, — нет!

Они вдвоем спорили и смеялись до поздней ночи, пока Мэт в полудреме мечтал научиться так же веселить Келли, как это делает Вири. Прежде девчонки не сильно его интересовали, но Келли — совсем другое дело. Мэту пришлось признаться себе, что она ему нравилась. Даже очень нравилась. Только когда она прекратила болтать с Вири и легла спать, Мэт наконец смог тоже уснуть. Воин как обычно остался бодрствовать, охраняя свой маленький отряд.

Поздно ночью Мэта разбудила какая-то неясная тревога. Открыв глаза, он увидел перед собой странное бледное лицо с холодными глазами и спутанными волосами, отливавшими в свете костра кровавым отблеском. В ужасе Мэт пронзительно вскрикнул, и лицо исчезло, а он остался лежать, оцепеневший и онемевший от страха. Вири успокоил его и взволнованного Фитци, убедив их, что причин для паники нет. Тем не менее, Мэту плохо спалось остаток ночи, хотя никто больше не потревожил их до самого рассвета.

Наутро Мэт проснулся в еще большей тревоге. Всю дорогу через долину он старался не думать о том, что ждет его в Таупо, но теперь их почти безопасное путешествие подходило к концу. Следит ли Пуарата за маминым домом? Наступила пятница, и с того дня, когда Мэт похитил тики и сбежал, прошла ровно неделя. У Пуараты было полно времени, чтобы подготовиться к встрече. Появиться в мамином доме было бы сущим безумием, но Мэт чувствовал, что ему совершенно необходимо увидеться с ней. Мама всё поймет и защитит его, она обнимет его, накормит и приютит. Можно будет снять проклятого тики, и пусть кто-нибудь более взрослый и опытный решает эту задачу, в конце концов, Мэт всё еще ребенок, он не может нести такую ответственность! Но больше всего на свете он мечтал снова обрести родителей.

Тихонько выскользнув из пещеры, Мэт спрятался под деревом и поднял глаза к светлеющему небосводу. Порывы пронизывающего ветра приглаживали кустарник и высокую траву в поисках живой плоти, которую можно мучить и жалить обжигающим холодом. Мэт снял кеды и носки и осмотрел натертые ноги. На пальцах появились мозоли, но они болели не так уж сильно. Ноги ныли от непривычно долгой ходьбы, и колени были все в ссадинах, но в целом Мэт был сейчас в отличной форме и чувствовал себя лучше, чем когда бы то ни было.

Над цветущими травами жужжали пчелы, в небе кружил одинокий ястреб. Мэт проследил за ним глазами, пока птица не исчезла, камнем упав вниз за добычей. Просунув руку за ворот футболки, Мэт вытащил медальоны, висевшие на его шее. Рядом с уродливым тики его кору выглядел произведением искусства. Таким изделием по праву можно было гордиться. Мэт вспомнил, как обрадовалась мама, получив свою половинку, и понял, насколько ему не терпится поскорее увидеть ее снова. Кору и кельтский узел словно звали друг друга, притягивались, как магниты. Мэт соединит их в знак своей любви, и мама улыбнется, как прежде, и всё опять станет хорошо. Да, теперь он был уверен, что делает правильный выбор. Нужно идти в Таупо.

Переведя взгляд на тики, Мэт подумал, что, при всей его гротескности, нельзя было не отметить мастерства Пуараты. Мельчайшие детали резьбы, отменная полировка кости — всё это делало тики совершенным в своем безобразии. Он попытался вспомнить то чувство в миг, когда ему удалось вызвать Вири, но ничего не вышло. В ту минуту Мэт был в такой панике... но каким-то образом ему удалось. Интересно, смог бы он повторить это снова?

— Мэт? — окликнул его Вири. — Ты готов? — он держал в руках рюкзак Мэта. Рядом с ним были Келли и Фитци, и лабрадор озабоченно принюхивался к запахам, приносимым ветром.

Мэт вздохнул.

— Что будем делать? — спросил он.

Келли мрачно покосилась на Вири, который, казалось, не собирался отвечать, и сказала:

— Лично я думаю, лучше всего было бы обойти город стороной, добраться до реки Ваикато и спуститься вниз по течению, пока не найдем это... как его... па Маунгатари. Правда, тогда ты не сможешь встретиться с мамой.

Мэт так и знал, что она это скажет. Он хотел бы объяснить, почему был уверен, что ему нужно в Таупо, что это будет правильно. Но слова не шли.

— Нет. Мы идем к моей маме, — сказал он, упрямо тряхнув головой.

— Да ладно тебе, — сказала Келли. — Подумай еще раз. Ты пойдешь прямо в лапы к Донне и ее дружкам. Это же просто глупо!

— А почему вы так в этом уверены? — огрызнулся Мэт. — И вообще, тебе легко рассуждать, твой отец не помогает охотиться на тебя. Ты можешь уйти, когда тебе захочется, и тебя оставят в покое.

— Но до сих пор почему-то не ушла, да? — перебила Келли. — Уже неделю хожу за тобой, как привязанная, все ноги стоптала, рискую своей задницей ради тебя, даже машину мне из-за тебя прострелили, если ты вдруг забыл.

— Ну и отлично, — Мэт стащил тики со своей шеи и швырнул к ногам Келли. — На, забирай! — и быстро зашагал прочь, часто мигая, чтобы не разреветься, и пытаясь не слушать внутренний голос, который нашептывал, что сейчас Мэт неправ, ой, как неправ.

— Давай, деточка, вали к мамочке! — крикнула ему вслед Келли. Мэт перешел на бег, а когда остановился, был уже слишком далеко, чтобы увидеть друзей. И тогда он сел на землю и заплакал.

Услышав шаги, Мэт поспешно вытер слезы и обернулся. За его спиной стояла Келли, и ее глаза тоже были красными и припухшими. Фитци подбежал к нему и положил голову на колени. Мэт хотел было снова убежать, но что-то его удержало: он должен был доказать Келли, что он взрослый.

Келли робко протянула ему тики.

— Вот. Забирай. И — да — извини.

— Он мне не нужен, — буркнул Мэт, — отдай Вири.

Келли вздохнула:

— Он сказал, что если тики не будет у тебя, они найдут нас очень быстро.

— Это еще почему?

— Почем я знаю, — она пожала плечами. — Я думала, что могу сама отнести тики, раз уж ты нас бросаешь. Но Вири сказал, что ты что-то такое делаешь, и это скрывает тики от Пуараты. А я так не могу.

Мэт вспомнил, как Паниа научила его заглушать шепот в голове. Может, Вири имел в виду именно это? А может, просто всё выдумал, чтобы заставить Мэта остаться с ними?

— Возьми его, пожалуйста, — добавила Келли. — Он меня пугает. Это как... как паука в руке держать.

Мэт неохотно протянул руку и ощутил в ладони вес фигурки и ее скользкую, словно маслянистую поверхность, а в голове раздался прежний шепот: Мэт!..

— Ш-ш-ш, — прошептал Мэт, и голос смолк. Он с облегчением выдохнул, и одновременно с ним вздохнула Келли.

— Прости, что смеялась над тобой, — сказала она. — Я не хотела. Просто вышла из себя — и вырвалось. На самом деле я ничего такого не думаю. А ты и правда собираешься в Таупо? Просто... так мы можем всё испортить. Только потому, что тебе захотелось повидаться с мамой.

— Я чувствую, — отозвался Мэт. — Я должен. Точно так же, как чувствовал, что должен забрать тики.

— Хорошо, — сказала Келли, после недолгого молчания. — Я тебе верю. Думаю, ты знаешь, что делаешь, — и внезапно обняла его и прижала к себе. Мэт замер на мгновение, а потом, смущенный, вырвался из ее рук.

— Я с тобой, — заверила Келли. — Я ни за что тебя не брошу. Я бы никогда не бросила человека в такую минуту.

Мэт почувствовал, что краснеет.

— Спасибо, — пробормотал он.

Позади послышались шаги Вири. Мэт оглянулся и быстро спросил:

— Значит, точно не из-за него?

Теперь пришла очередь Келли покраснеть.

— Я не могу уйти далеко от тики, — признался Вири, пока они шагали через долину. — Иначе он втянет меня обратно силой. Это как натянуть резинку, а потом отпустить. Очень неприятно. К тому же, — с улыбкой прибавил он, — я не могу появиться в городе в таком виде. Тебе придется спрятать меня в тики.

— Что? — Мэт немного испугался. — Как?

— Не волнуйся, это проще, чем вызвать меня обратно, — успокоил его Вири. — Нужно просто взять тики в руку, сказать: "Вернись", и представить меня в тики. И я исчезну.

— Ты прямо как покемон какой-то, — фыркнула Келли.

— Точно, — засмеялся Мэт. — Пикачу, я выбираю тебя!

Они расхохотались. Потом Мэт заметил, что, пожалуй, Вири больше похож на Хитмонли[7]. Кончилось тем, что пришлось рассказать Вири всю историю покемонов, и, по признанию Келли, это была самая странная сцена в ее жизни.

Вечером, вскоре после заката, друзья достигли окраины Таупо. На самом деле никакой четкой границы у города нет, просто по мере приближения домов сначала становится немного больше, потом еще больше, а потом возникает целая улица. Остановившись, Вири коснулся плеча Мэта и указал на тики. Они вдвоем отступили за куст и, прежде чем Мэт успел что-либо предпринять, воин извлек из складок плаща пату — плоскую костяную дубинку с чрезвычайно острыми краями.

— Бей вот так, — коротко пояснил Вири. — Кромкой. Будешь защищать Келли. Теперь ты — единственный воин в отряде, — он едва заметно усмехнулся. — Она ведь тебе нравится, верно?

— Ну... в общем... да, — Мэт смутился, — но ей, кажется, нравишься ты.

— Тебя это беспокоит?

Мэт задумался.

— И да, и нет, — признался он. — Вы двое... вы как мои мама с папой. В те времена, когда они были вместе. По-моему, — добавил Мэт, — я для нее — всё равно, что младший брат. Так что, если бы у вас получилось, я был бы рад.

— Для твоего возраста ты рассуждаешь необыкновенно зрело, — произнес Вири, и его обычно суровые глаза потеплели. Мэт пожал плечами и, зажав в руке тики, сосредоточился на нем, но тут же фыркнул и рассмеялся. Вири укоризненно покачал головой.

— Прости, — сказал Мэт. — Просто я опять вспомнил про Пикачу. Давай, попробуем еще раз.

Следующая попытка увенчалась успехом, и Вири, только что стоявший перед Мэтом, улыбаясь, исчез.

— Ух ты, — выдохнул Мэт, ощущая легкое головокружение. — Получилось!

Фитци тихонько заскулил.

— А ты сможешь вернуть его обратно? — уточнила Келли. Мэт кивнул, хотя он вовсе не был в этом уверен.

Они отправились дальше, следуя самым тихим и безлюдным улочкам Таупо и прячась всякий раз, как мимо проезжала машина. Мэт немного знал город: он с родителями раньше бывал здесь. Мамин дом стоял в переулке почти на углу Спа Роад, которая, ответвившись от главной улицы, взбиралась вверх по холму до самых горячих источников. Можно было попробовать пробраться в дом с заднего двора, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. Келли разумно предположила, что Пуарата вполне мог привлечь к поискам Мэта полицию Таупо. Тогда они мгновенно окажутся в его руках, Вири навсегда останется в рабстве, и еще неизвестно, как Пуарата и Донна поступят с теми, кто доставил им столько хлопот. Добравшись до нужного квартала, Келли отправилась на разведку, а Мэт притаился среди деревьев в темном саду, дрожа от нетерпения. Он уже почти наяву слышал мамин голос и видел свой медальон у нее на груди.

Наконец, Келли вернулась и сообщила, что не заметила никаких признаков засады, зато в доме горел свет. Эти известия вызвали у Мэта такое облегчение и воодушевление, что он, не в силах больше ждать, помчался по улице к маминому дому.

Дом был маленький и довольно старый. Мама не могла позволить себе ничего лучше: после развода ей почти ничего не досталось (на суде отец утверждал, что она уходит от него к другому мужчине; Мэт в это не верил). Дверь, когда-то давно выкрашенная белой краской, подернулась сетью мелких трещин. На стенах виднелись пятна плесени, в плафоне фонаря над крыльцом скопились дохлые насекомые. Мэт остановился перед дверью и в нерешительности оглянулся. Фитци снова заскулил. Мэту стало немного не по себе: плохой знак — когда пес тревожится. Келли снова огляделась, но вокруг не было ни души. Мэт собрался было постучать, но передумал и тихонько потянул за дверную ручку. К его удивлению, дверь оказалась не заперта, и это ему не понравилось. Однако отступать было поздно.

Мэт приоткрыл дверь и заглянул в прихожую. На него пахнуло затхлой сыростью, словно дом давно не проветривали. Это было совсем не похоже на маму: обычно она всегда держала окна открытыми, чтобы в дом свободно проникал свежий воздух и запахи сада. По спине у Мэта пробежал холодок. Что если он ошибался, принимая свои надежды за настоящий внутренний голос? Что если это ловушка? Он вытащил из-за пояса пату и дрожащими пальцами стиснул костяную рукоятку.

"Подожди здесь," — одними губами произнес Мэт, обернувшись к Келли, а затем медленно двинулся через темную прихожую. Из-под двери слева пробивалась полоска желтого света. Глубоко вздохнув, Мэт толкнул дверь и оказался в гостиной.

Мама сидела в кресле, уставившись на экран выключенного телевизора, держа в руке кельтский узел, и шнурок медальона обвивал ее тонкие пальцы.

— Мама? — внезапно осипшим голосом позвал Мэт.

Она обернулась, и ее губы тронула улыбка. Мамино лицо казалось очень усталым и осунувшимся, словно она провела не одну ночь без сна.

— Мэт. Слава богу. Я так за тебя волновалась, — мама протянула к нему руки и медальон закачался в воздухе, будто притягиваемый к кору, как магнит к магниту. Мэт почувствовал, как у него на шее все волоски становятся дыбом. Где-то позади завыл Фитци.

— Подойди ко мне, милый. Дай, я тебя обниму.

Это не был голос его матери. Мэт похолодел. Ее глаза. У его мамы зеленые глаза. У женщины, что приближалась к нему, глаза были голубыми. Черты ее лица заострились, волосы побледнели, стремительно теряя медную рыжину, пока не стали совершенно белыми. Это была не мама. Это была Донна.

— Мы знали, что ты придешь, — сказала она с довольной улыбкой. — Ты ведь, наверное, думал, что ты сам принял решение прибежать домой к мамочке, как верный песик на свист хозяина? А теперь хватит глупостей, отдай мне то, что ты у нас украл.

Ноги Мэта словно примерзли к полу, отказываясь повиноваться. Он не мог пошевельнуться, с ужасом наблюдая, как пальцы Донны приближаются к его шее, хватают тики и сильным рывком тянут к себе. Шнурок, на котором висел амулет, больно врезался в кожу.

— Ты сильно пожалеешь обо всем, что ты натворил, — пообещала Донна. — Жалкий воришка.

В это мгновение внутри Мэта словно лопнула натянутая струна, и, освободившись от парализующих оков ужаса, он ударил остро заточенным краем пату прямо в бледное лицо Донны. Раздался хруст. Взвизгнув, Донна отшатнулась и скорчилась у его ног, зажимая нос ладонью. Между ее пальцев заструилась кровь. Подхватив с пола упавший медальон матери, Мэт рванулся к двери и замер, столкнувшись лицом к лицу с разъяренным Пуаратой.

Он казался огромным, заполняя весь дверной проем. Призрачные руки, холодные, как сама смерть, сомкнулись вокруг Мэта. Внезапно колдун вскрикнул от боли, и Мэт почувствовал, что снова свободен: это Фитци впился зубами в ногу Пуараты. Из прихожей что-то закричала Келли. Лабрадор на мгновение выпустил ногу противника, зарычал и снова бросился на Пуарату.

Выскочив из гостиной, Мэт заметался по дому в надежде найти мать. Ее нигде не было. Тем временем в гостиной Фитци вцепился колдуну в горло.

— Где она? — заорал Мэт.

Пуарата не отвечал: ему наконец удалось оторвать от себя пса, и, с пугающей силой отшвырнув Фитци, он обратил к Мэту залитое кровью лицо.

— Твоя мать в моих руках, мальчик, — прохрипел он. — Как и твой отец. Верни мне тики, и, может, тогда я дам тебе еще раз увидеть их.

Донна по-прежнему лежала на полу, скуля от боли. Фитци, ударившись о стену за спиной Мэта, уполз, поджав хвост. Глядя в густеющую тьму в глазах Пуараты, Мэт понял, что, задержись он еще на минуту — и ему точно конец. Он бросился прочь из комнаты, захлопнув дверь прямо перед лицом Пуараты. Дверь вздрогнула, раздался звук, словно кто-то провел гвоздем по школьной доске. Мэт отступил на шаг, ноги предательски подкашивались.

— Бежим! — услышал он крик Келли со стороны входной двери, и увидел ее саму, освещенную сзади тусклым светом уличного фонаря. Позади нее заходился в лае Фитци.

Все трое опрометью пустились бегом вниз по улице, слыша за собой рев моторов. Бросив беглый взгляд через плечо, Мэт заметил в свете фар силуэт Пуараты. За углом раздался скрип шин, и через секунду беглецы оказались в ловушке.

Мэт остановился, стиснув в ладони тики, и отчаянно выкрикнул: "Тоа!" На этот раз на тики не было его крови, но это оказалось и не нужно, знакомое чувство хлещущей через край энергии, хотя и не такое сильное, как в первый раз, подсказало Мэту, что у него опять получилось. Воин возник перед ним, сжимающий в руках тайаху, присев в боевой стойке. Его хмурое сосредоточенное лицо, снова гладкое, будто только что после бритья, было обращено к выскочившему из-за угла черному BMW.

Келли и Мэт одновременно вскрикнули, когда автомобиль, не снижая скорости, рванулся прямо на Вири. На мгновение Мэту показалось, что воин сейчас будет сметен неумолимой массой металла, словно бумажная фигурка, однако в следующий миг Вири перегруппировался и прыгнул... но не в сторону, а вверх и вперед, прямо на капот приближающейся машины. Тайаха описала полукруг и вонзилась в лобовое стекло, осколки сверкнули в воздухе, послышался страшный крик, машина дернулась и остановилась. Лобовое стекло с зияющей дырой с водительской стороны было забрызгано кровью. Вири приземлился на ноги с поистине кошачьей ловкостью.

— За мной! — коротко велел он, обернувшись к Мэту.

Тем временем их настигала уже вторая машина, и в открытом окне Мэт заметил блеск пистолета.

— Берегитесь!

Грохот выстрела прокатился по пустынной улице. Пуля чиркнула по асфальту у ног Вири. Фитци яростно лаял. Двери первой машины были открыты, и пассажир вытащил на дорогу окровавленное тело водителя. Мэт и Келли прибавили ходу и, следуя за Вири, выскочили на Спа Роад: налево она уходила вниз, к центру города, туда-то они и направились. На время черные машины пропали из виду.

— К реке, — скомандовал Вири. — У меня есть идея, — он внезапно запрокинул голову и прокричал что-то в ночное небо на языке маори; его крик странным эхом отдался в ушах, очень громкий и в то же время еле слышный, словно не предназначенный для человеческих ушей.

— Надеюсь, она не спит, — улыбаясь, сказал Вири.

— Кто не спит?

— Увидишь.

И едва они было тронулись с места, послышался трубный голос, словно рев раненного быка, который стер улыбку с лица Вири.

— Это Тупу, — констатировал он. — Скорее!

Теперь Вири прикрывал их с тыла. На улице показались первые прохожие, явно удивленные необыкновенным зрелищем: впереди, непрерывно лая, мчался лабрадор, по пятам за ним следовали Мэт и Келли, не обращая внимания на обращенные к ним встревоженные возгласы и вопросы, но больше всего внимания привлек Вири, одетый в льняную юбку и плащ из перьев. Достигнув перекрестка с главной улицей, они свернули вправо, туда, где в паре сотен метров виднелся мост через реку Ваикато. Мэт не представлял, что их там ждет, но полностью доверился Вири: он же говорил, что у него есть план.

Однако из вереницы машин на перекрестке вдруг вынырнули два черных автомобиля, устремившись за беглецами. Вдали завыла полицейская сирена. Но больше всего Мэта пугала огромная полуобнаженная фигура со спутанными длинными волосами, быстро приближавшаяся к ним, словно не видя никого вокруг себя, сбивая с ног случайных зевак. Кто-то счел происходящее чем-то вроде костюмированного представления, но те, кому не повезло столкнуться с Тупу, уже почуяли неладное.

До моста уже было рукой подать. Оглянувшись на Вири, Мэт увидел, как тот на мгновение замешкался в мучительном выборе между жаждой битвы и необходимостью защищать своих подопечных, а затем обвел взглядом прохожих, остановившихся поглазеть на странную компанию, выкрикнул что-то на языке маори, решительно повернулся и побежал следом за Мэтом и Келли.

Они были на полпути к мосту, когда на перекрестке, взвизгнув тормозами, остановилась первая черная машина, за ней вторая. Полицейская сирена завывала где-то уже совсем близко. Тупу прорвался через собравшуюся толпу любопытных и неотвратимо топал следом.

Мэт бежал так быстро, как только мог. Вот они уже достигли моста, но Тупу был уже рядом. В каждой руке у него было по огромной каменной дубинке мере. Одна их них описала круг над его головой и встретилась с тайахой Вири, тогда как вторая промелькнула прямо у лица молодого воина. Блокировав удар, тайаха снова пришла в движение и молниеносным броском врезалась в ногу Тупу. Обычный человек сейчас свалился бы с ног с раздробленной коленной чашечкой, но великан только утробно ухнул, на мгновение запнувшись, и обрушил на противника новый град ударов. Одна из дубинок задела Вири плечо, и он едва не упал, но в последний момент устоял. С отчаянным воплем Мэт выхватил пату и бросился на помощь другу. Тупу с неожиданной быстротой развернулся, и Мэт едва успел отскочить, ощутив, как мере просвистела в считанных миллиметрах от его головы. Вири снова оказался между ними, тайаха с громким стуком встретилась с запястьем Тупу, но тот снова глухо крякнул и бросился на Вири, тесня его к парапету.

Черные машины окружили мост. Мэт видел вооруженных людей внутри, Келли, из последних сил удерживающая Фитци в руках, вскрикнула. Проезжавшие мимо люди приостанавливались взглянуть, что происходит, и тут же поспешно уезжали. Сирена выла всё ближе.

Первым из машины появился Тама Дуглас.

— Мэт! — заорал он, заслоняя сына от стрелков. — Сюда! Скорее!

— С дороги, Дуглас! — кричали ему из машины.

— Оставьте моего сына в покое, ублюдки! — отозвался Тама. — Пусть Пуарата делает, что хочет, но руки прочь от моего сына!

— Скройся отсюда, придурок! — человек с пистолетом приближался.

— Папа! — вскрикнул Мэт. Стрелок замахнулся рукой с зажатым в ней пистолетом и ударил Таму в лицо.

— Беги! — прохрипел тот и тяжело рухнул на асфальт к ногам сына.

— Мэт! — Вири едва сдерживал атаки своего гигантского противника. — Прыгай в реку! Вы оба! Скорее!

Но ни Мэт, ни Келли не могли пошевельнуться, как завороженные наблюдая, как приближаются люди Пуараты, как кружатся две каменные дубинки, послушные огромным темным рукам. Блестящие дула казались распахнутыми металлическими ртами.

Внезапно река словно закипела, и всех людей на мосту окатило водой. Раздалось громкое шипение, невыносимо запахло рыбой. Все замерли.

Из-под моста поднималось странное существо, похожее на огромную змею с гладкой блестящей кожей и длинной узкой мордой. Глаза чудовища излучали холодное призрачное свечение, а пасть была полна острых зубов, каждый — длиной с человеческую ногу. Гигантские челюсти со скрежетом сомкнулись на капоте одного из автомобилей, подняли его над землей и швырнули на другую машину, превращая их в груду искореженного металла и разбитых стекол. Тупу, опустив оружие, попятился. Заметив его, речной монстр сделал бросок и щелкнул зубами, но великан уже исчез. Дракон разочарованно зашипел и огляделся в поисках новой цели.

— Это я позвал ее! — Вири встряхнул Мэта, приводя его в чувство. — Не бойся, она тебя не обидит!

— Что это?

— Это танифа! Прыгай! Прыгай, не бойся!

Мэт медлил, и Вири пришлось столкнуть его самому. В ушах просвистел ветер, вода, бурлившая вокруг извивающегося тела танифы, стремительно приблизилась, и Мэт погрузился в реку, захлебываясь и барахтаясь. Затем его голова ударилась обо что-то твердое, перед глазами вспыхнули разноцветные искры, и темная вода поглотила его.

Примечания:

1. Кокни — просторечный лондонский говор.

2. Извержение вулкана Таравера в 1886 году — самое крупное извержение в Новой Зеландии за исторический период. До извержения окрестности Таравера славились Розовыми и Белыми Террасами — геотермальным полем с 800-метровым каскадом из кремниевых и кальциевых травертинов, облюбованным европейскими колонистами в качестве термального курорта. Террасы были полностью разрушены во время извержения.

3. Зена и Геракл — персонажи фэнтези-телесериала "Зена — королева воинов", снятого в Новой Зеландии в конце 1990-х гг.

4. Олл Блэкс (All Blacks) — национальная сборная Новой Зеландии по регби. Существует с конца XIX века, неоднократный чемпион мира. Четырнадцать спортсменов, в разное время выступавших за сборную, были введены в Международный регбийный зал славы. Учитывая популярность регби в Новой Зеландии и объективные достоинства команды, ее участники действительно воспринимаются новозеландцами как национальные герои и живые легенды.

5. Пату — маорийское оружие ближнего боя, короткая дубинка каплевидной формы, изготовлялась из различных материалов: камня, дерева или китовой кости. Мере является разновидностью пату.

6. Тонгариро — один из наиболее активных вулканов в районе Таупо. Два других крупных вулкана — Руапеху и Нгаурухоэ, последнее на данный момент извержение было в 2012 году. Сама чаша озера Таупо представляет собой кратер супервулкана.

7. Хитмонли — покемон (существо из известной медиафраншизы), использующий в бою физическую силу, внешне напоминает человечка.

Глава 10

Реки Аотеароа

Мэт очнулся с пульсирующей болью в затылке. Как будто огромная рука то сжимала, то отпускала его череп, снова и снова прокачивая боль через всё тело. Мэт открыл глаза и не увидел ничего, кроме темноты, на секунду он даже испугался, что ослеп, но затем краем глаза заметил слабое свечение и потихоньку начал осознавать окружающую действительность.

Мэт лежал в спальном мешке Келли с заботливо подсунутой под голову курткой. Неподалеку, тихо потрескивая, горел костер, и ночной ветер время от времени выхватывал из пламени стайки искр. Рядом, опершись на большой камень, прикорнул Вири, на груди у него уютно устроилась Келли, обвив его руками и сладко посапывая. Фитци, как огромный плюшевый медведь, лежал у Вири на коленях, в больших добрых глазах пса отражался огонь костра, и на мгновение Мэту почудилось в них что-то совершенно разумное, мудрое и очень древнее.

Заметив, что Мэт очнулся, Вири улыбнулся и приложил палец к губам, кивнув на спящую Келли, а затем указал на маленькую пластиковую тарелку с куском жареной рыбы. Мэт набросился на еду и в два счета управился с рыбой, оставив от нее только пару косточек.

Головная боль снова напомнила о себе. Мэт вспомнил, что у Келли был какой-то запас лекарств, и полез в карман ее рюкзака, в надежде отыскать что-нибудь обезболивающее. Поиски увенчались успехом, Мэт проглотил таблетку, запив ее речной водой, и наконец посмотрел вверх. Над ним сияли звезды и полная луна, и это было очень странно, поскольку Мэт отлично помнил, что еще вчера наступило новолуние. Однако сил на размышления не осталось, голова отяжелела, веки сами собой закрылись, и он снова погрузился в сон.

Мэт... Мэт...

Шепот. Опять.

— Ш-ш-ш, — Мэт нащупал тики и сжал его в кулаке, но голос не замолкал. Нечто призрачное и неясное проступило из темноты и зависло над огнем костра, сливаясь с дымом. Бледное лицо с темными провалами глазниц, обрамленное рыжими волосами, и под ним — светящийся, как раскаленный уголь, деревянный кельтский узел.

— Мама! — Мэт подался вперед, но видение растаяло, как дым, и его руки прошли сквозь него, а над огнем возникло другое лицо, смуглое, с грубыми, но такими родными чертами.

Где ты, Мэт? Вернись к нам!.. Вернись...

Мэт словно снова увидел, как рука с зажатым в ней пистолетом встречается со скулой отца, и тот падает на землю, а затем его видение сменилось новым: седой старик с причудливыми узорами моко на лице посмотрел на него из пламени и поманил к себе. Мэт дико вскрикнул и проснулся.

— Тише-тише, — услышал он голос Вири, — Это просто сон.

Мэт сел и огляделся. Он был весь мокрый от пота, сердце бешено колотилось. Луна по-прежнему висела низко над землей, как улыбающееся серебряное лицо, звезды мигали сквозь путаницу древесных ветвей, река сияла и переливалась в их свете. Мэт глубоко вздохнул и усилием воли перестал дрожать.

Вири освободился из объятий Келли и отер пот с разгоряченного лба Мэта.

— Это был всего лишь сон, маленький братец, — повторил он. — Всё хорошо. Спи.

Мэт кивнул, но сон уже как рукой сняло. Он потянулся за новой таблеткой, и вдруг понял, что на нем не та одежда, в которой он упал в реку.

— Слушай, Вири, — встревоженно сказал он, — это ты меня переодел?

— Да нет, это Келли.

— Ты серьезно? — ужаснулся Мэт.

Вири беззвучно рассмеялся.

— Шучу-шучу. Конечно, я, — он подбросил веток в костер, огонь затрещал и выбросил в темноту сноп искр. Келли завозилась, ее веснушчатое лицо нахмурилось, дыхание участилось. Вири обернулся, поправил куртку, которой была накрыта Келли, и, прежде, чем вернуться к Мэту, на мгновение задержал на ней нежный взгляд.

— Так вот, о чем это я, — весело продолжил он. — Ты пропустил всё самое интересное. Видел бы ты, как мы преодолели водопады Хука[1]!

— Как долго я спал?

— Спал — не то слово, скорее даже, был в отключке. Несколько часов. Мы уже начали за тебя беспокоиться. Келли велела передать: если почувствуешь головокружение, то лежи и не вставай. Она боится, что у тебя сотрясение мозга.

Мэт осторожно ощупал затылок:

— Всё еще болит! А что вообще произошло?

— Я вызвал танифу озера Таупо, и она встретила нас на мосту.

— Танифу? — перебил Мэт. — Так всё это было на самом деле? Она была настоящая? Круто! Она такая... такая... огромная! А где она сейчас? — закончил он, оглянувшись на реку.

— Наверное, спит где-нибудь на дне неподалеку. Встретитесь утром.

Мэт поежился. Воспоминания о водяном драконе будили в нем смешанные чувства, нечто между восторгом и ужасом.

— Да, она впечатляет, — засмеялся Вири. — Старушка жила здесь за сотни лет до того, как пакеха прибыли на острова. Она — одна из древнейших легенд Аотеароа.

— И ты просто приказал ей прийти, и она пришла?

— Нет, я ничего ей не приказывал. Я попросил — и она решила помочь.

— Но... — Мэт замялся. — Ты же раньше был рабом Пуараты. Почему танифа решила тебе помочь?

— А ты соображаешь, — улыбнулся Вири. — Сначала она думала, что я всё еще принадлежу Пуарате, и не хотела отвечать, потому что и она его недолюбливает. Но потом, когда увидела, что я уже не на его стороне, решила прийти на помощь.

— А у нее есть имя?

— Конечно. Но я не могу произнести его вслух. Имена — слишком мощная штука, ими не следует разбрасываться. Видишь, я многому научился за годы своего рабства.

— А она может летать? — не успокаивался Мэт, — Или плеваться огнем?

— Ты путаешь ее с английскими драконами, — со смехом отвечал Вири. — Я слышал, что в Британии они умеют и то и другое. А у нас живут танифы, создания водной стихии, очень могущественные и очень древние. Когда она узнала, что я больше не принадлежу Пуарате — очень обрадовалась возможности отплатить ему за старые обиды. А еще она пообещала отвезти нас вниз по реке так далеко, как только сможет.

— Значит, — в смятении произнес Мэт, — завтра мы опять будем кататься на танифе?

Вири кивнул.

— Никто не в силах приручить танифу, даже Пуарата. Нам оказана большая честь. Танифа согласилась помочь нам в нашем путешествии, и она желает нам победы. Это добрый знак.

— А что мы теперь будем делать? Поедем искать твое па? А что случилось на мосту?

— Не всё сразу! — Вири поднял руки, притворяясь, что сдается. — Я всё расскажу, маленький братец, только по очереди, ладно? Значит так, на мосту мы оказались как раз вовремя, и танифа всё-таки откликнулась на зов, как я и надеялся. Хоть она и появилась в самый последний момент, но благодаря ей мы ускользнули от погони.

— А люди? Там же было полно народу на улице, что они должны были подумать, когда увидели всё это?

Вири пожал плечами:

— Вряд ли они видели то, что происходило на самом деле. Скорее всего, для них всё выглядело просто как большая авария на мосту, ну и, может, еще сильный всплеск. Создания Аотеароа никогда не показываются в своем истинном обличии тем, кто не принадлежит к их миру. Основной проблемой был ты — ты ударился головой и ушел на дно, хорошо, что Фитци успел предупредить танифу, и она спрятала тебя во рту.

— Во рту?! — вскричал Мэт.

Келли снова заворочалась.

— Тише ты, — шикнул на него Вири. — Да, во рту. Не волнуйся, мы тебя отмыли. Мы с Келли взобрались танифе на спину, тут на мосту появился Пуарата, его люди открыли огонь, но танифа перенесла нас в Аотеароа и повезла вниз по течению. Я был в отчаянии, я серьезно думал, что мы тебя потеряли, пока танифа не изогнулась и не выплюнула тебя, как невкусный кусочек.

Мэта передернуло.

— Господи! Я был у нее во рту!

— Точно, — весело подтвердил Вири, — ты — счастливчик, маленький братец, это большая честь!

— Ладно, — произнес Мэт, успокоившись, — значит, сейчас мы всё еще в Аотеароа?

— Да, — отвечал Вири. — В стране мифов Новой Зеландии. Видишь, луна полна и созвездия в небе не похожи на те, к которым ты привык в реальном мире? Утром ты увидишь и другие отличия, — он снова подбросил в огонь ветку и продолжал: — Мы должны поступить, как советовала Паниа-с-рифа: добраться до па Маунгатаутари. Завтра к полудню будем там.

Мэт откинулся на спину и втянул холодный, пахнущий дымом воздух.

— Значит, завтра... всё кончится? — он задумался, через что ему уже пришлось пройти и сколько всего сделать. На глаза навернулись слезы, и Мэт попытался притвориться, что это просто от дыма. Увижу ли я снова маму? И папу? Он же пытался помочь, он понял, чего хотел Пуарата... Пуарата! Он не отступит. Он не любит проигрывать. Что же делать?

— Мне жаль, Мэт, — сказал Вири с сочувствием, — но ничто не кончится до тех пор, пока живы Пуарата и Тупу, — его взгляд стал холодным и безжалостным, и только теперь Мэт увидел в глазах воина весь груз прожитых столетий. Мэт не мог себе представить эти века рабства.

— Ты отдашь тики тохунге Хакавау, — сказал Вири, положив тяжелую ладонь на плечо Мэта, — и мы с ним сделаем то, что должны сделать. Я не успокоюсь, пока не уничтожу Пуарату, а ты не сможешь вернуться домой. Чего бы мне это ни стоило.

Что-то в его голосе заставило Мэта зябко поежиться.

Мэт проснулся на рассвете, когда небо посветлело, а берега реки заволокло густым туманом. Келли и Вири еще спали, Фитци снова куда-то запропастился. Потягиваясь и зевая, Мэт побрел к реке, чтобы умыться. От воды тянуло холодом, ивы и гладкие валуны на берегу призрачно темнели в белесой дымке. Где-то вскрикнула невидимая птица.

Мэт постоял, глядя на подернутую рябью воду у берега и размышляя, что делать дальше. Туман скрадывал всё за пределами нескольких шагов, и другой берег не был виден. Мэт даже забеспокоился, найдет ли он дорогу назад. Он повернулся и позвал Вири. Ответа не было. Келли тоже не отзывалась.

Достав из кармана кору и кельтский узел, Мэт сложил их вместе, и они легко слились в единое целое, словно никогда и не разлучались. Помедлив мгновение, Мэт извлек тики, надел все три шнурка на шею, спрятал медальоны за пазуху и собрался было идти на поиски лагеря, но громкий всплеск заставил его обернуться.

Танифа смотрела на него сверху вниз, и в утреннем свете она казалась еще огромнее, чем вчера — слишком огромная для этой реки — на ее покатом лбу можно было разместить небольшой грузовик. Мэт вспомнил, что сделала танифа с черным BMW и с опаской взглянул на чудовищные зубы. Из гигантской пасти со свистом вырвалось дыхание, обдав Мэта невыносимым запахом тухлой рыбы. Глаза танифы мерцали, как два огромных стеклянных шара, а гладкая блестящая шкура была покрыта зеленоватой слизью и водорослями. Медленно наклонившись к мальчику, водяной монстр посмотрел на него сперва одним глазом, затем вторым.

Мэт словно примерз к камню, на котором стоял. Затем, наконец, нашел в себе силы и, кашлянув, дрожащим голосом произнес:

— К-киа Ора. С-спасибо, что спасла меня.

Танифа приблизила к нему свою огромную морду и коснулась его лица кончиком носа. Гигантские ноздри втянули воздух, а затем выпустили белую струю пара. Уставленный на Мэта сияющий глаз мигнул, а затем танифа медленно положила голову на берег.

Мэт вздохнул и смог наконец пошевельнуться, колени по-прежнему дрожали. Он попятился, не сводя глаз с чудовища. Танифа снова мигнула и уставилась на что-то позади Мэта. Из тумана послышался отрывистый лай, и на берег выскочил Фитци. Танифа скосила на него свой огромный глаз, и лабрадор, тихонько заскулив, склонил голову, будто в поклоне. Танифа с громким шипением обдала их обоих струей пахнущего рыбой пара и слегка шевельнула хвостом, обрушив на берег большую волну.

Из тумана возник Вири и положил руку Мэту на плечо:

— Идем. Пора собираться.

Они уничтожили все следы лагеря, и Вири повел свой маленький отряд обратно на берег. Танифа медленно поднялась из воды и уставилась на них немигающим взглядом. Она спокойно позволила Вири погрузить своих спутников ей на спину. Келли прижимала к себе Фитци и казалась напуганной и усталой. Когда все устроились, Вири произнес что-то на маори, танифа пришла в движение и, вильнув змееподобным телом, устремилась по течению, оставляя за собой широкий след на поверхности воды.

Это было незабываемым путешествием. Двигаясь на север по течению Ваикато, они проплывали мимо множества таниф поменьше, которые выглядывали на поверхность, как крокодилы в африканских реках, чтобы посмотреть на монстра, вторгшегося в их владения, но увидев размеры танифы из озера Таупо, тут же прятались в глубине.

— Ваикато танифа рау, хе пико хе танифа, — пробормотал Вири. — Это старая поговорка. "В реке Ваикато сотни таниф, в каждой излучине по танифе". Это правда, хотя все думают, что она имеет в виду мелких вождей вдоль реки.

Видел Мэт маорийского рыбака, который разинув рот смотрел на проплывающее чудовище, а затем с проклятиями бросился поправлять сметенные волной сети, и белую девушку в старинном платье, с криком скрывшуюся при виде танифы, и компанию сидевших в тени деревьев человечков-тики, похожих одновременно на гоблинов и на маленьких будд, проводивших их непроницаемыми взглядами. Видел он и огромную бескрылую птицу, выглянувшую из зарослей, вдвое выше человеческого роста, покрытую грязно-коричневыми перьями — моа, нелетающий гигант, который когда-то привольно бродил по лесам Новой Зеландии.

— А я думал, они вымерли! — изумленно протянул Мэт и тут же же прикусил язык, осознав, как глупо это прозвучало здесь, в земле мифов, на спине танифы.

И даже если никакие существа из легенд и сказок не показывались на глаза, достаточно было вдохнуть этот воздух или заглянуть в ослепительную синеву неба или глубокую зелень леса, чтобы понять — здесь был совершенно особенный мир. Все вокруг играло яркими красками, словно излучая собственный свет, пульсируя жизненным сиянием — каждое деревце, каждая травинка и даже каждый камень; воздух был теплым и ароматным, а солнце удивительно ярким, но не обжигающим. Даже птицы и рыбы в реке, казалось, были наделены собственным сиянием, были частью этого волшебного мира, через который танифа несла на своей спине четверых друзей.

Аотеароа невозможно спутать с нашим миром, думал Мэт, очарованный окружающим. Он жадно ловил каждое слово Вири, когда тот рассказывал, мимо чего они проплывали. Все эти места были знакомы воину: где-то он побывал сам, о чем-то только слышал, но вот наконец он стал узнавать те места, где он играл ребенком, или охотился юношей. Па Маунгатаутари было уже близко.

К вечеру танифа вынесла их на речной берег и бесцеремонно стряхнула на мелководье, а затем, подняв со дна тучу ила, вильнула длинным телом и заскользила назад, вверх по течению. Фитци выбрался на сушу и с негодующим видом отряхнулся. Келли подобрала его и обняла, шепча что-то в мохнатое ухо. За весь день Мэт не слышал от нее ни единого слова, но вид у нее был такой же ошарашенный, как у него самого. Сам он тоже промок, но был настолько взбудоражен, что совершенно не расстроился. Его мысли всё еще неслись сквозь новый волшебный мир, полный удивительных созданий и разных чудес. С восторгом обернувшись к Вири, Мэт заметил его отстраненный взгляд и осекся. Там, на западе, куда смотрел Вири, вдалеке виднелась цепочка холмов.

— Нам туда, — сказал Вири, неожиданно положив руку на плечо Мэту. — Там мой дом.

Келли с Фитци на руках присоединилась к ним, и все уставились на холмы. Вири медлил.

— Идем, — сказал он наконец.

Они нашли тропу, еле заметную в густом буше, и отправились по ней, пробираясь между плотно сомкнутых зарослей. Здесь было прохладно, и громко пели цикады. Веерохвосты порхали вокруг, на лету хватая песчаных мошек, от кустов мануки[2] поднимался густой медвяный аромат.

Добравшись до крутого склона холма, Вири внезапно остановился. Перед путниками возникла фигура воина — призрачный силуэт в лучах заходящего солнца. Вири обратился к нему на языке маори, и воин замер, пораженный и испуганный.

— Тоа? — воскликнул он. — Тоа? — и тут же убежал прочь.

Келли озадаченно покосилась на Вири.

— Ты вроде говорил, мы идем к тебе домой?

— Так и есть, — отозвался Вири.

— По-моему, этот парень был не особенно рад тебя видеть.

— Это так. В последний раз я был здесь уже рабом Пуараты. И я убил своего брата, — голос Вири дрогнул, — Вот почему здесь меня называют Тоа. Отец отнял мое настоящее имя.

Мэт смотрел на него, чувствуя, как его радость и воодушевление улетучиваются, оставляя горьковатый привкус тревоги.

— Но ты же не виноват, — тихо сказала Келли.

— Я сделал это моими собственными руками, — возразил Вири.

— Но по приказу Пуараты! Ведь это он тебя заставил, разве не так?

Вири покачал головой:

— Я твердил себе то же самое сотни лет. Но всё, что я знаю — это моя рука нанесла смертельный удар. Ты говоришь, это был приказ Пуараты. Но что если на самом деле он не заставлял меня? Что если в глубине души я сам этого желал?

Келли скрестила руки на груди и с вызовом уставилась на Вири:

— Не смей так говорить! Ты не убийца!

Вири пристально посмотрел ей в глаза и отвернулся. Мэт заметил, как дрожат ее губы.

— Идем, — сказал Вири. — Вход в деревню там.

Мэт раньше видел па на картинках и в виде маленьких моделей в музеях, а однажды папа возил его в реконструированную деревню под Роторуа[3]. Но эта была настоящей. Па Маунгатаутари располагалось на невысоком холме, чьи склоны были изрезанны многоуровневыми террасами, разделенными деревянными изгородями. Другие изгороди, повыше, окружали группу деревянных домиков-фаре. Ворота были украшены резными фигурами чудовищ, выкрашенными охрой, с глазами, украшенными переливающимися раковинами пауа[4]. К воротам сбежались черноволосые и смуглолицые обитатели деревни: голые ребятишки и взрослые в набедренных повязках, причем некоторые женщины не закрывали грудь. Мэт смутился и с трудом заставил себя прекратить разглядывать их прелести, чувствуя себя крайне неловко.

Пришельцы остановились на плотно утоптанной площадке перед воротами. Жители па сохраняли полное молчание. Впереди всех выстроился ряд воинов, а позади — группа старейшин столпилась вокруг вождя, как куча осенних листьев у корней дерева.

Трое воинов выступили вперед, один из них, одетый в льняную юбку, приблизился к Вири, потрясая тайахой и поигрывая могучими мышцами. Его длинные волосы были собраны в узел на макушке, на гладко выбритом лице замысловатым узором переплетались линии моко, глаза блестели недобрым огоньком. В каждом его движении чувствовались угроза и вызов.

Мэт уже много раз видел традиционную церемонию приветствия в мараэ, и эти долгие пляски, крики и потрясание оружием его смешили. Но то, что происходило перед ним сейчас, не было спектаклем.

Воин, несомненно, был мастером в своем искусстве. Послушная умелым рукам тайаха пела, когда он стремительно заносил ее над головой или с громким хлопком ударял о свою ладонь, сияла, когда он выписывал ею затейливый узор в воздухе. И во время своего танца с оружием, воин непрестанно выкрикивал угрозы, вызывая Вири осмелиться войти. Келли и Мэту не нужно было знать язык, чтобы понимать о чем идет речь. Каждый его вопль, каждый его скользящий шаг говорили сами за себя. Воин был готов сразиться с пришельцем.

После каждого угрожающего рыка он делал шаг назад, и Вири тут же двигался вперед, и тогда воин возвращался, сокращая расстояние между ними. Иногда его выкрик звучал как вопрос, и тогда Вири отвечал, то твердо и уверенно, то печально, и ему позволяли сделать еще один шаг вперед. Мэт, съежившись, с ужасом ожидал, что Вири скажет что-нибудь не то, и тогда толпа сметет и уничтожит их всех. Сперва один Фитци оставался рядом с Вири с гордо поднятой головой, но затем и Келли, выругавшись про себя, вздернула подбородок, и ее веснушчатый нос порозовел от волнения.

Только не вмешивайся, мысленно взмолился Мэт, ты всё испортишь!

Келли вскинула голову и сделала шаг в сторону Вири. Мэт схватил ее за руку и держал, даже когда она попыталась вырваться. На ее возмущение Мэт молча потряс головой, делая знаки: Не лезь! Это против правил! Он сам разберется!

Келли бросила на него уничтожающий взгляд, потом глубоко вздохнула и осталась на месте.

Тем временем первый воин закончил, и на его место выступил следующий, еще крупнее и злее, вооруженный огромной мере. Ростом он был, пожалуй, не меньше Тупу, с устрашающим лицом и неровными поломанными зубами. Он словно пытался разозлить Вири, заставить ввязаться в драку, но тот держался с невозмутимым достоинством, и второй воин медленно, будто нехотя, уступил, и вышел третий — невысокий мускулистый парень с очень длинным языком. Этот вызывающе наступал на чужаков, далеко высунув язык в оскорбительном жесте, и его глаза при этом грозили выскочить из орбит. Наконец, и он отступил, а затем вернулся с листом папоротника в руках. Медленно и осторожно он присел перед Вири и положил лист к его ногам. Вири так же медленно поднял папоротник, не спуская с воина глаз. Как только он выпрямился, воин попятился, и толпа испустила дружный вздох. Почувствовав неожиданное головокружение, Мэт схватил Келли за руку.

— Что? Что это значит? — нетерпеливо зашептала она.

— Кажется, они не собираются нас убивать. Они хотят впустить нас, накормить и позволить Вири объясниться.

Келли с облегчением вздохнула.

И вот после этого они нас убьют, подумал Мэт.

Вперед вышел рангатира — вождь племени. То был высокий дородный мужчина с первой сединой в густых черных волосах и морщинками вокруг глаз, говорившими о его веселом нраве... но сейчас на лице вождя не было и тени улыбки. Его великолепный плащ был сделан из перьев моа и оторочен белыми и зелеными перьями туи[5]. Вождь медленно приблизился к Вири и произнес что-то мягким спокойным голосом, а затем указал на седовласого старика с гордой осанкой и горящими глазами. Они заговорили вдвоем, обращаясь к Вири. Мэт смотрел на них во все глаза в поисках хоть какой-то подсказки о том, что происходит, и заметил, что оба называли Вири "Тоа". Мэту показалось, что это не предвещает ничего хорошего. Вири дважды кивнул, затем сказал что-то, коротко и согласно. Старейшины отступили назад, и толпа заволновалась. Ни хонги, ни каких-либо других дружественных жестов не последовало. Мэт огляделся и отметил, что, хотя никто больше не выказывал им враждебности, она не исчезла.

Огромная толпа — Мэту показалось, что там было не меньше пары сотен человек — окружила странников и последовала с ними вверх по холму к маленькому строению. Там их затолкали внутрь, закрыли дверь, и друзья остались в полной темноте. Снаружи бурлили голоса.

— Кто-то говорил, что нас накормят, — заметила Келли.

— Они вас накормят, — равнодушно отозвался Вири. В его голосе послышалась усталость.

— А где Фитци? — спросила Келли. И действительно, пса среди них не было. Келли позвала его, но лабрадор не отзывался. — Надеюсь, он успел убежать, — прибавила она. — Они же не съедят его, правда?

— Попробовали бы они, — усмехнулся Вири.

— В смысле? — переспросил Мэт. — Ты о чем?

— Я потом объясню, — пообещал воин.

Вскоре действительно принесли еду: горячую кумару и ямс[6], немного рыбы и тыквенную бутыль с водой. Снаружи выставили охрану, как минимум двоих воинов, как показалось Мэту. Келли попыталась расспросить Вири о том, что происходит, но он то ли слишком устал, то ли упал духом, в общем, разговор не задался.

— Завтра будет суд, — коротко объяснил Вири. — Они хотят заставить меня ответить за смерть моего брата. Мне надо поспать. — он отвернулся к стене и замолчал.

— Но ты же обещал что-то рассказать о Фитци, — напомнил Мэт. Вири молчал. Мэт попытался искать поддержки у Келли, но она легла к другой стене и тоже отвернулась. Мэту ничего не оставалось, кроме как лечь между ними и смотреть в темноту, размышляя обо всех новых загадках, пока сон не сморил его.

Примечания:

1. Водопады Хука — каскад водопадов на реке Ваикато, невысоких, но очень мощных, поскольку, протекая через узкий каньон Ваикато сужается со ста метров до пятнадцати. В переводе с языка маори "хука" означает "пена".

2. Манука — "чайное дерево", новозеландский кустарник с мелкими белыми цветками, медонос, один из основных компонентов буша.

3. Роторуа — город в центральной части Северного острова, недалеко от Таупо, центр маорийской культуры.

4. Пауа — новозеландское название абалона, крупного морского моллюска с разноцветной перламутровой раковиной.

5. Туи — новозеландская певчая птица размером приблизительно с горлицу. Ее тело покрыто черными перьями, отливающими на свету синим и зеленым, а на шее — два шарика из белых перьев, напоминающие бубенчики.

6. Кумара — маорийское название сладкого картофеля. Ямсом в Новой Зеландии называют оку (кислицу) — другой корнеплод.

Глава 11

Правосудие Раты

Друзей разбудили птичьи трели и запах готовящейся пищи. Солнечные лучи пробивались в щели в стенах, освещая резные украшения. Задумчиво водя пальцем по завиткам узора, Мэт рассматривал одно из них. Резьба была волшебная, хотя и немного пугающая: она изображала каких-то фантастических существ, одних звероподобных, других — похожих на людей. Их глаза были инкрустированы раковинами пауа, которые, отражая солнечный свет, рассыпали вокруг разноцветные всполохи, и Мэту казалось, блестящие глаза пристально смотрят на него.

Наконец дверь отворилась, и принесли еду: рыбу, жареную кумару и немного воды. После того, как пленники поели, их отвели на площадку перед домом собраний. Воины окружили их, в толпе слышался возбужденный гомон, но Мэт мог распознать только многократно повторяемое слово "Тоа". Эх, если бы он только понимал, о чем они говорят! И почему я не выучил маори раньше? Ведь это и мой язык!

Фитци так и не появился. Мэт подумал, что с собакой связано слишком много загадок. Вири сказал, Фитци предупредил танифу о том, что Мэт тонет. Как пес это сделал? Откуда он появился, и как ему удается находить их, куда бы они ни направились? Вири очевидно что-то знал, но сейчас было совершенно неподходящее время для подобного разговора.

Земля еще не нагрелась, и даже утренний туман не вполне развеялся. К дому собраний сбежалась вся деревня. Окружившие пленников воины смотрели враждебно, в стороне рангатира совещался со старейшинами.

Мэт заметил в толпе мальчишек своего возраста, разглядывавших его, подталкивая друг друга локтями. Большинство из них смотрели задиристо и вызывающе, но двое-трое не скрывали любопытства. Девочки и женщины рассматривали Келли, хихикая и перешептываясь. Заметив это, Келли задрала нос и окинула их свирепым взглядом, чем только сильнее рассмешила их. Но больше всего внимания, конечно, досталось Вири. Казалось, с печалью и самобичеванием было покончено: он стоял, расправив плечи, с гордо поднятой головой. Затем он положил на землю тайаху и пату, и кто-то из воинов тут же поднял их и унес прочь. Тогда Вири уселся на землю, скрестив ноги, прямо напротив вождя, к которому присоединился вчерашний старик (тохунга — догадался Мэт).

Все присутствующие тоже опустились на землю. Воцарилось молчание.

— Что происходит? — шепотом спросила Келли.

— Я согласился предстать перед судом иви, — объяснил Вири. И, взглянув на вождя, добавил: — Перед судом моего отца.

Вождь Рата был мрачен. Его сходство с сыном было поразительным, Вири казался полной копией отца, только более молодой и стройной. Но в глазах вождя не было и тени отцовской любви, и его сурово сжатые губы напомнили Мэту его собственного отца, такое свойственное ему выражение неприязни и разочарования. "В чем же я ошибся?" — словно спрашивал его взгляд и тут же отвечал: "Ни в чем. Эта вина — полностью на моем сыне."

Тохунга, энергичный старик с живыми и умными глазами, напоминавший большую птицу, что-то быстро зашептал вождю. Должно быть, это и был Хакавау, о котором говорила Паниа. Нужно попросить о помощи Хакавау. Мэт надеялся, что у него будет шанс.

Процесс был для Мэта в диковинку: из-за юного возраста отец еще ни разу не брал его с собой на дебаты совета племени. Сначала Рата и Хакавау задали Вири вопросы, и тот отвечал, много раз упомянув имена Мэта и Келли. Затем слово предоставили другим членам племени. У Мэта было очень туманное представление о правилах подобных собраний, он только слышал, что у разных племен они могут отличаться. Где-то слово дают исключительно в порядке старшинства, а где-то — всем желающим. У одних племен только мужчины имеют право принимать участие в собрании, в других женщины могут присутствовать, но обязаны хранить молчание, а кое-где и женщинам дают слово. В племени Вири, похоже, право высказаться имели все, и у всех было, что сказать. Не успевал один оратор закончить, как уже трое новых просили слова. Рата выбирал следующего, а остальные ждали своей очереди.

Даже не понимая практически ни слова, Мэт догадывался, что дела у них плохи. Люди кипели гневом, и в их взглядах, когда они указывали на Вири, читались осуждение и страх. Пара человек даже плюнули в его сторону, однако Рата тут же строго отчитал их. А когда пришел черед воина, который накануне первым встретил путников у ворот, он бросил на Келли и Мэта взгляд, исполненный такой ярости, что она казалась осязаемой, будто наэлектризованной.

Люди в толпе волновались и хлопали себя по бедрам в знак согласия всякий раз, как очередной пламенный оратор высказывал свою точку зрения. Однако вскоре Мэт заметил, что Рата с подсказки Хакавау чаще давал слово тем, у кого были припасены разумные доводы помимо праведного гнева. Прошло больше часа, Мэт был на взводе и здорово напуган. Да что с ними со всеми не так? Это же очевидно, что Вири невиновен, почему никто этого не понимает?

Наконец Рата сделал знак прерваться и потребовал воды. Вири обернулся к друзьям, он был напряжен, но при этом спокоен. Внезапно к ним подсел худощавый молодой человек, довольно неопрятного вида, одетый в невероятную смесь традиционной одежды маори и старинной английской военной формы. Он приветливо кивнул Вири, и тот неожиданно обратился к нему по-английски:

— А, это ты, Ману. Ты как будто только проснулся!

— А так и есть, — ухмыльнулся его странный собеседник и поскреб щетину на подбородке. — Зачем ты вернулся? Ты же знаешь, что Рата никогда тебя не простит.

— Знаю, — согласился Вири. — Но пришло время всё прояснить. — Он указал на друзей: — Это Мэтиу и Келли. Не мог бы ты побыть с ними и рассказать, что происходит? Они не говорят на те рео[1].

— Для тебя — что угодно, — пожал плечами Ману, — Рата все равно меня терпеть не может, так что хуже уже не будет. — Он пересел поближе к Келли и одарил ее улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов: — Киа Ора, Келли. Киа Ора, Мэтиу.

На нем была грязная, пропахшая дымом солдатская куртка времен колониальных войн, надетая прямо на голое тело, за поясом торчал большой старинный пистолет с ореховой рукоятью, а вокруг шеи был обмотан цветастый шарф, в рисунке которого Мэт с изумлением узнал эмблему регбийного клуба Ваикато. Заметив его удивление, Ману расхохотался:

— Да, я люблю сгонять в Гамильтон[2] посмотреть матч. Вы, пакеха, принесли много зла в эти края, но вот за пиво и регби вам спасибо!

Келли и Мэт обменялись красноречивыми взглядами. Интересно, подумал Мэт, часто ли обитатели Аотеароа посещают наш мир, просто так, ради забавы, или для каких-то более серьезных целей?

— А ты не слишком привлекаешь внимание в таком виде? — поинтересовался Мэт.

— Ты когда-нибудь бывал в Регби Парке в Гамильтоне? — спросил Ману. И, получив отрицательный ответ, пояснил: — Поверь мне, по сравнению с некоторыми из ребят, что там собираются, я — просто студент колледжа.

Тем временем дебаты возобновились, и теперь с помощью Ману Мэт и Келли получили представление о ходе разбирательства. Ничего обнадеживающего они не услышали. Выступала молодая женщина, она говорила о макуту — темных силах — и требовала немедленно предать Вири смерти. Выслушав ее речь, Вири побледнел и опустил глаза.

— Это Иру, — прошептал Ману, — его младшая жена.

Келли с шумом втянула воздух сквозь зубы. Мэт тихонько вытащил из-за пазухи тики и стал обдумывать путь к отступлению. Он мог бы вернуть Вири в тики, но тогда они с Келли окажутся абсолютно беспомощными в окружении недружелюбной толпы. Таким образом, спрятать Вири — не выход. Что же делать?

Солнце поднялось высоко, стало жарко, и многие уже начали требовать скорее вынести решение. Мэт в задумчивости покрутил тики в руках и острой гранью фигурки почесал заживающую царапину. Внезапная боль заставила его поморщиться: край амулета сорвал корочку, и на ладони снова выступила кровь. Тики потеплел и запульсировал. Мэт прикрыл глаза, сосредоточившись на своих ощущениях и тики в саднящей ладони.

Перед его внутренним взором появилось спокойное лицо Пуараты, освещенное пламенем свечи. Словно почувствовав присутствие Мэта, черный тохунга поднял голову, и его глаза блеснули.

— Ш-ш-ш... — зашептал Мэт, и, когда видение испарилось, добавил: — Тоа! — в его руках зародилось бледное сияние, свет, не дающий тени, ничего не освещающий, он наполнил ладони Мэта и, перелившись через край, устремился к Вири, окутав его тело призрачным свечением. Мэт поднял глаза: никто из окружавших его людей, казалось, ничего не замечал. "Выходит, я один могу это видеть," — решил Мэт. Вири обернулся к нему, и в то же мгновение глаза мальчишки встретились с проницательными глазами Хакавау.

Мэт бросил вопросительный взгляд на Вири, и воин согласно кивнул. Тогда Мэт набрал в грудь побольше воздуха и поднялся на ноги.

— Я прошу слова!

Десятки лиц обратились к нему. Рата нахмурился, но Хакавау подал упреждающий знак, и вождь промолчал.

— Я прошу слова! — громко повторил Мэт, и его голос зазвенел в наступившей тишине. — Я могу доказать, что Вири — тот, кого вы называете Тоа — невиновен! — Я сейчас выгляжу испуганным маленьким мальчиком. Стук сердца отдавался в ушах.

Толпа снова загалдела. Ману перевел его слова на язык маори, и они привели людей в бешенство. Крики возмущения и протеста повисли в воздухе, и потребовалось вмешательство Раты, чтобы призвать всех к порядку. Затем Хакавау поднялся со своего места.

— Пусть говорит этот мальчик, — сказал он на превосходном английском. — У него есть, что нам рассказать. — Тохунга поднял вверх резной посох и сверкнул своими острыми глазами старого ястреба.

Мэт покосился на Келли, которая встала рядом с ним, сжав кулаки. Ману положил ладонь на рукоять своего древнего пистолета, однако по-прежнему улыбался, будто всё происходящее было веселым спектаклем. Вири так и сидел на земле, скрестив ноги, в ожидании решения суда племени, всё еще подернутый слабым свечением. Тохунга кивнул. Рата подался вперед Мэт с трудом сглотнул, собрал в кулак всю свою решимость и злость и произнес:

— Вы все ошибаетесь.

Ману перевел. Все вокруг заволновались.

— Вири — он же Тоа — не убивал своего брата. Это сделал Пуарата.

— Но мы все видели, как Тоа сам собственноручно убил своего брата по приказу своего господина, — ровным голосом возразил Хакавау. — Пуарата также виновен, но смертельный удар нанесла рука Тоа. Мы все видели это. И Тоа сам это подтверждает.

— Пуарата заставил его это сделать! — взволнованно ответил Мэт. — Он... он управлял Тоа с помощью этого! — Мэт поднял тики над головой. Некоторые из присутствующих отшатнулись и сделали защитные жесты. Прочие уставились на Мэта, словно ничего не увидев.

— Этот тики сделан из кости Тоа. Он управляет им!

— Постой-постой, — перебил Хакавау, — ты говоришь, он из кости Тоа. Тогда как же сам Тоа сидит сейчас перед нами, живой и невредимый?

— Вы что, ничего не знаете? — воскликнул Мэт. — Вири мертв! Его убил Тупу!

Как только Ману перевел эти слова, снова поднялся шум. Кто был напуган неожиданным известием, кто разозлился на белого мальчика и требовал от вождя немедленно покончить с этими шутками, кто-то просто не поверил ни единому слову. Мэт не сводил глаз с Хакавау, умоляя его поверить.

В конце концов Рата велел всем замолчать и заговорил сам:

— Тоа уже рассказывал нам всё это, но так и не предоставил нам никаких доказательств своих слов. Да, мы видели, как Тупу ранил его, но Пуарата вылечил Тоа своим искусством, и Тоа сделался его преданным другом и учеником. Он последовал за Пуаратой, чтобы учиться искусству макута, а когда вернулся, в ссоре убил Махуту, своего брата. Его слова были отравлены злом, которому Тоа научился у Пуараты. Только вмешательство Хакавау помогло изгнать Пуарату, и Тоа вместе с ним. Мы видели всё это собственными глазами. Мы видели, как этот человек, который был моим сыном, убил своего собственного брата! Какие же у тебя есть доказательства, маленький пакеха? Или ты просто водишь нас за нос?

— Нет! — вспыхнул Мэт, и его руки задрожали от обиды. — У меня есть доказательство! Пуарата управлял Вири, и он никак не мог этому сопротивляться! И я вам это докажу! — Мэт снова поднял тики, указал на Вири и выкрикнул:

— Вернись!

Свечение вокруг Вири померкло, и он исчез. Так же исчезли его пату и тайаха, лежавшие у ног Раты. Тики дернулся в ладони Мэта и затих, оставив чувство опустошения, от которого подкосились ноги.

Толпа обезумела. Воины, окружив Мэта, потрясали оружием, женщины и дети оглушительно верещали и указывали на него пальцами. Ману попятился, оставив Мэта в кругу неистовствующих соплеменников. Теперь рядом осталась одна Келли, в дрожащих руках ее был зажат пистолет Ману.

Перед вождем и тохунгой воины расступились, пропустив их к Мэту.

— Что ты сделал, Мэтиу Дуглас? — спросил Хакавау.

Мэт показал ему тики.

— Я вернул дух Вири обратно в эту фигурку.

Тохунга уставился на тики и облизал губы.

Он хочет его забрать!

Но вместо этого Хакавау повернулся к Рате и повел его прочь, оставив Мэта и Келли, которая продолжала целиться в ближайшего из воинов, в окружении.

Наконец тохунга вернулся.

— Итак, Мэтиу Дуглас, — произнес он, — расскажи мне об этом чуде, которое ты только что совершил.

— Тупу убил Вири... то есть, Тоа, — запинаясь начал Мэт. — Потом Пуарата сделал из его лопатки вот этого тики, в который заключил его дух. Тот, кто владеет тики, может управлять им. Это Пуарата заставил Тоа убить своего брата... и других людей. Тоа невиновен!

Хакавау кивнул.

— Ну, хорошо. Покажи мне.

Мэт растерялся.

— Я... я не умею. Я никогда не пытался управлять им. Он мой друг.

Хакавау наклонился к нему, и его взгляд смягчился.

— Это похвально, Мэтиу. Мы не должны так обращаться с друзьями. Но тебе придется показать мне, как управлять Тоа, если ты хочешь заставить моих людей тебе поверить.

— Я попробую, — робко согласился Мэт.

Он закрыл глаза и представил Вири.

— Тоа, — тихо позвал он.

Знакомое опустошающее чувство выплеснувшейся силы сотрясло его тело, и Вири снова появился, вызвав в толпе изумленный вздох. Все отпрянули. Вири с тайахой в руках изящно переступил с ноги на ногу, принимая боевую стойку и не выпуская из виду ближайших к нему противников. Воины замерли в напряжении, все прочие поспешили удалиться на безопасное расстояние.

— Хорошо, Мэтиу, — сказал Хакавау. — Расскажи нам о своей магии.

— Это сложно объяснить, — пробормотал Мэт, — Я просто чувствую Вири внутри тики и зову его, и тогда он выходит. Это как картинка в моей голове.

— Хорошо, — повторил Хакавау. — А ты, Тоа, тоже можешь чувствовать Мэтиу?

Вири кивнул. Хакавау наклонился совсем близко к Мэту и шепнул ему в самое ухо:

— Прикажи ему бросить оружие.

Мэт посмотрел на Вири, затем закрыл глаза и представил, как тот бросает тайаху на землю.

Он почувствовал легкий всплеск силы, а затем услышал глухой стук. Открыв глаза, он увидел тайаху лежащей у ног Вири. Один из воинов тут же подхватил ее. Вири невидящим взглядом уставился на свои руки, а затем снял с пояса пату и снова встал в стойку. Воины с оружием наготове опять окружили их. Келли тоже подняла пистолет, целясь в того, кто выглядел самым свирепым.

Мэт снова закрыл глаза, представляя, как Вири бросает пату на землю, и дубинка выскользнула из вялой руки. Их глаза встретились. Всё в порядке, подумал Мэт, в надежде, что Вири его поймет, но, казалось, он смотрел и не узнавал друга.

Хакавау тронул Мэта за плечо и шепнул:

— Дай-ка мне эту штуку, — велел он по-английски.

Мэт вглядывался в лицо тохунги, ища в нем признаки жадности или коварства, но видел только любопытство и толику искреннего сочувствия.

Мэт протянул тики Хакавау. Под всеобщими недоуменными взглядами тохунга внимательно осмотрел фигурку, потом закрыл глаза и что-то беззвучно прошептал. Последовала слабая вспышка света, Вири вздрогнул, но не исчез. Хакавау покачнулся и оперся о свой посох, затем открыл глаза и с изумлением посмотрел на Мэта. В его глазах читалось нечто вроде уважения.

— Ты удивил меня, Мэтиу. Оказывается, ты умеешь кое-что такое, чего не может старый тохунга! Кто ты? Откуда у тебя этот тики? Может, ты один из слуг Пуараты?

— Нет! — вскричал Мэт. — Я не с ним! Я ненавижу его! Он похитил моих родителей!

Хакавау кивнул.

— Я тебе верю. Я почувствовал Пуарату, когда тики был в моих руках. Я слышал его ненависть и страх.

Страх? Пуарата меня боится?

Хакавау снова кивнул и протянул тики Мэту:

— О, да. Он боится. Ты завладел его талисманом и ускользнул из его рук. А теперь ты нашел меня, и Пуарата по-настоящему напуган. Потому что он знает, что сила тики может быть обращена против него самого.

Мэт с трепетом уставился на тики.

— Нет-нет, — испуганно заговорил он. — Оставьте его себе. Вы лучше разбираетесь в таких вещах. Вы сможете помочь Вири и избавить его от власти Пуараты. Я не сумею! У меня не получится! Я — просто маленький мальчик!

— Нет, ты не просто мальчик, Мэтиу, — Хакавау покачал головой. — Тики достался тебе неслучайно, а воспользовавшись им, ты сделался его полноправным владельцем. Теперь тики сможет обрести нового хозяина только если ты умрешь, ну или если ты окажешься слишком далеко от него во времени и пространстве.

Мэт уставился на костяную фигурку, медленно покачивавшуюся на шнурке.

— Тогда... что же мне делать? Как мне освободить Вири? Мне же не придется для этого убить его, правда?

— О, я думаю, есть другой способ, — с серьезным видом сказал Хакавау. — По крайней мере, я надеюсь на это. Но мы поговорим об этом позже, с глазу на глаз, — прибавил он, подмигнув, и повернулся к вождю: — Тоа говорил правду. Он действовал по принуждению Пуараты. И теперь, когда Тоа свободен от этого влияния, отец должен простить его.

Вождь бросил тяжелый взгляд на сына и медленно кивнул. Воины, окружавшие пленников, дружно вздохнули и опустили оружие.

— Есть один способ освободить Тоа, — шепнул Хакавау прямо в ухо Мэту, — И только тебе это под силу.

— Я? Почему я? — испугался Мэт. Хакавау рассмеялся.

— Вот теперь ты и правда говоришь как маленький мальчик! "Почему я"! Потому что ты один можешь управлять тики и скрываться от Пуараты. Обсудим это позже, а сейчас пришло время обеда.

Мэт тоже вдруг понял, что страшно проголодался. Долгий суд и опыты с костяной фигуркой вымотали его, и он был практически раздавлен. Хакавау невзначай коснулся его плеча, и Мэт вдруг ощутил прошедший сквозь него поток тепла. Теперь ему стало намного легче, Мэт чувствовал себя свежим, бодрым и полным сил. Удивленно оглянувшись на тохунгу, он встретил его улыбку:

— Давай покончим с этим судом, чтобы мы смогли наконец поесть!

После короткого совещания с Хакавау вождь Рата провозгласил, что вся вина за гибель его сына Махуты возложена на Пуарату. Более того, когда Махута был убит, вождь повелел изгнать его убийцу из племени и стереть всякую память о нем. Теперь, когда его второй сын признан невиновным, он принят обратно и ему может быть возвращено его настоящее имя.

— Спасибо, мой вождь и отец, — отвечал Вири, — но в последнее столетие я был известен под именем Вирему, и хотел бы сохранить его. С моим первым именем связано слишком много тяжелых воспоминаний. Имя Тоа обагрено кровью. Под именем Вирему меня знают мои близкие друзья и товарищи. Позволь мне и впредь называться Вирему.

Рата согласился, после чего заключил сына в объятия, таким образом официально принимая его обратно в семью. Следом и другие члены племени потянулись поприветствовать Вири, и большинство из них искренне радовались его возвращению, обнимали его и говорили много теплых слов, и только трое воинов, которые накануне встретил путников у входа в па, казалось, остались недовольны решением вождя, а самый рослый из них отказался подойти к Вири и остался стоять потупив взгляд.

— Это Караитиана, — шепнул Ману, — Махута был его лучшим другом. Шестьсот лет — недостаточно долгий срок, чтобы забыть о его смерти.

Мэт и Келли переглянулись.

— Так значит, вам всем здесь по шестьсот лет? — спросила Келли.

— Конечно, — усмехнулся Ману, — мы тут те еще старички!

— А каково это — жить вечно? — полюбопытствовал Мэт.

— Даже не знаю, — Ману наморщил лоб. — Шестьсот лет — это еще не вечность. Ну и... наверное... Ай, спроси лучше у тохунги! Мне известно не так уж много. Как и всем остальным. Мы просто... живем себе и живем, — в его голосе послышалась грусть. Ману повернулся, чтобы уйти, а затем бросил через плечо:

— А, да. Женщина! Ты отдашь мне мой пистолет в конце концов?

Келли, помедлив, всё же протянула ему пистолет.

— И чтобы больше такого не было, — буркнул Ману. — Никто не смеет к нему прикасаться!

Келли в ответ только мило улыбнулась.

— И если собираешься стрелять, — добавил Ману, — надо сначала снять его с предохранителя, — он коротко хохотнул и побрел прочь.

Келли покраснела и тихонько выругалась.

— Ты всё равно выглядела очень круто, — утешил ее Мэт.

Она посмотрела на него и вздохнула.

— Ты тоже.

Подошедший Вири сгреб их обоих в объятия, не стесняясь блестевших на его глазах слез.

— Спасибо вам, — шепнул он, — вы вернули мне тангата фенуа — мой народ. Мою семью.

Они пообедали с Ратой и его многочисленными женами и детьми в самом большом доме деревни. Их угощали печеной кумарой, и птицой, и свининой, и угрем, и другой речной рыбой. Вири принимали как почетного гостя — как вернувшегося в семью сына. Мэт знал некоторые песни, из тех что пелись на этом празднике, только здесь они звучали легко и естественно. Когда воины плясали и выкрикивали боевую песню, под их ногами сотрясалась земля. Когда женщины крутили пои[3] под свой мелодичный напев, у Мэта щемило сердце. И если он знал слова, то присоединялся ко всем и подпевал слегка охрипшим от избытка чувств голосом.

Мэт не придал особенного значения тому, что Иру, младшая жена Вири, подсела к ним и нежно улыбалась, когда Вири, занятый разговором с отцом, вдруг случайно встречался с ней взглядом. Но это не укрылось от глаз Келли, и теперь она сидела мрачнее тучи.

Хакавау пообедал в одиночестве, как то предписывает тохунгам обычай, но после присоединился к гостям в доме вождя, усевшись между Мэтом и Келли. Хакавау оказался единственным, кто заметил ее злость на Иру, и это его здорово забавляло.

— Вот овца-то! — проворчала Келли. — Сначала она требует его казни, а потом вдруг хочет его обратно в мужья.

— Не суди ее слишком строго, — ответил тохунга, — она хранила верность своему мужу несколько сотен лет, а когда наконец нашла нового — так он взял и умер. Вири объявил себя свободным от всяких обязательств перед ней, но Иру это не устроило, и теперь она, конечно, хочет его вернуть.

Келли сердито покосилась на Вири.

— А мне он не говорил, что его жены до сих пор живы! Я-то была уверена, что вся его семья давно умерла.

— Кстати, — вмешался Мэт, — у меня есть к тебе один вопрос, Хакавау. Я спрашивал Ману, каково это — жить вечно, ну или хотя бы много веков, но он сказал, что лучше спросить у тебя. Я видел детей в деревне, и ты говоришь, что люди здесь могут умереть. Тогда я не понимаю. Вири говорил, что это земля мифов, и каждый ее обитатель — что-то вроде видеозаписи... — тут он запнулся, внезапно подумав, что тохунга может и не знать о том, что такое видеозапись. Хакавау усмехнулся и покачал головой.

— Позволь мне кое-что тебе объяснить, Мэтиу. Видишь ли, больше всего это похоже на сон. Представь себе один бесконечный сон, который создают все спящие люди вместе. И когда ты или кто-либо другой думает о чем-то или представляет себе что-то, это тут же становится строительным материалом для этого огромного общего сна. Должно пройти время, чтобы новые детали сложились со старыми в единую картину, и более старые воспоминания постепенно тускнеют и замещаются новыми. Старые боги и чудовища могут прожить здесь гораздо дольше, чем в вашем мире. Здесь обитают существа, давно исчезнувшие из мира живых. Представь также, что все населяющие Аотеароа призраки — это отражение легенд вашего мира, его призраки, в мире грез. Здесь мы можем быть такими, как мы захотим. Такими, какими мы сами себя представляем.

— Тогда почему ты такой старый? — спросила Келли. — Разве тебе не хотелось бы быть помоложе?

Хакавау покачал головой.

— Я — совсем другое дело. Я — порождение самого мира снов. И так же появился Пуарата. Только я — тохунга, хранитель знаний и традиций, а он — повелитель темных тайн. Вот почему мы с ним враждуем. Мы с ним существуем дольше, чем кто-либо другой в мире Аотеароа, и повидали больше, чем кто-либо другой. Мы выглядим такими, какими нас ожидают увидеть люди. Пуарата переселился в мир людей и обрел в нем свою силу, то же случилось со мной здесь, в мире духов. Здесь я хозяин, в твоем мире — он. Но нам обоим пришлось заплатить свою цену за наше могущество. Пуарата пожертвовал бессмертием, и с тех пор ему приходится использовать свое темное искусство, чтобы поддерживать в себе жизнь. А я превратился в старика и теперь навсегда привязан к этому месту: я не могу надолго покидать Аотеароа. Как по мне, так это не так уж страшно, я люблю это место, и населяющих его людей.

Мэт и Келли помолчали, переваривая услышанное. Наконец, Мэт задал следующий мучивший его вопрос:

— Ты сказал, новый муж Иру умер. Значит, люди в мире духов смертны?

— О, да, мы смертны, Мэтиу, — отвечал Хакавау. — Один призрак может убить другой. На мужа Иру напала танифа на реке Ваикато. Некоторые погибли в боях с соседними племенами. Как видишь, мы в Аотеароа всё еще воюем. Это место прекрасно и полно разных чудес, но мира нет и здесь.

— Так значит, — продолжил Мэт, — если Вири сразится с Тупу здесь, в мире духов...

— Нет-нет, они — другие, — печально объяснил тохунга. — Их нельзя убить. Но они двое — как две стороны одной монеты, и они непременно встретятся снова, лицом к лицу, в решающей схватке.

Песни завершились, и праздник подошел к концу. Гости разошлись по своим домам, и даже Иру удалилась, хотя и с неохотой. Остались только вождь Рата, Хакавау и трое путешественников. В доме развели очаг, и все расселись на циновках вокруг огня. Келли и Вири сидели рядышком и молчали. Рата, освещенный красноватым светом очага, напоминал приземистый вулкан. Мэта начало клонить в сон.

Хакавау завернулся в плащ из перьев, словно даже пламя очага не могло согреть его старые кости.

— Нам нужно составить план, — сказал он наконец.

Примечания:

1. Те рео — (маор.) буквально — язык. Имеется в виду маорийский язык.

2. Гамильтон — крупнейший город региона Ваикато.

3. Пои — шарики на веревках из волокна харакеке, которые женщины, исполняя церемониальные танцы, ритмично вращают кистями рук.

Глава 12

Судьба Вири

После недолгого размышления вождь подался вперед и обратился к сыну:

— Знает ли Пуарата о том, что ты здесь? — из уважения к гостям он говорил по-английски.

— Точно не знаю, отец. Скорее всего, он догадывается. Больше мне некуда было пойти.

— Это правда, — согласился Хакавау. — Ни одно другое племя не приняло бы тебя. Здесь у тебя хотя бы оставалась надежда.

— И как, по-твоему, поступит тохунга макуту? — продолжал Рата. — Попробует уладить дело мирно и просто потребует вернуть своего раба? Или приведет отряд головорезов из Хаухау?

— Боюсь, время переговоров прошло, — отвечал Хакавау, в задумчивости рисуя своим резным посохом какой-то сложный узор на пепле очага. — Теперь Пуарата придет с войной.

— Тогда и мы встретим его с оружием в руках, — сказал Рата. — Я пошлю весть всем своим друзьям и союзникам из Таинуи и Нгати Туфаретоа. Мы сразимся с этими Хаухау, что приползут за Пуаратой, и покончим с ними раз и навсегда.

— А я, — хищно улыбаясь, прибавил Вири, — наконец-то смогу отомстить.

Келли взглянула на него почти со страхом.

— Но что, если вы проиграете? — тихо спросила она.

— Тогда мы постараемся забрать с собой столько врагов, сколько будет в наших силах, — с недовольством ответил Рата. Ему явно хотелось, чтобы она помалкивала, но Келли было не так-то просто заставить молчать.

— И тогда, — продолжала она, — Вири вернется в рабство и снова станет Тоа, а Мэт и я будем убиты, как, кстати, и все вы.

— Война — это всегда риск, — нетерпеливо вздохнул Вири. — Пуарата в любом случае не отпустит меня по доброй воле.

— Но как много воинов он может привести, и сколько людей есть у нас?

Рата задумался, прикидывая, и наконец заключил:

— Если откликнутся наши союзники, у нас будет более трех сотен воинов.

— А у Пуараты? — не унималась Келли.

— Откуда нам знать, — пожал плечами Рата.

— Как минимум вдвое больше, — сказал Вири. — И, что хуже всего, некоторые из них не люди.

— Значит, наши враги превосходят нас числом в два или три раза. Вы меня извините, но при таком раскладе я не стала бы ставить на нашу победу.

— Ну, и что, по-твоему, нам теперь делать? — с раздражением спросил Вири. — Сдаться? Какой еще у нас есть выбор?

— Вот об этом я и спрашиваю! — воскликнула Келли. — Что еще мы можем сделать?

— Женщины ничего не понимают в военном деле, — угрюмо пробасил Рата. — Зачем мы вообще ее слушаем?

— Затем, что я реально оцениваю наши шансы, — огрызнулась Келли. Вождь грозно нахмурился, однако Хакавау что-то предупредительно зашептал ему.

Мэт потер глаза, чтобы прогнать сонливость, и внезапно услышал собственный голос:

— Если мы останемся здесь, Пуарата окружит нас и прихлопнет, так?

— А может, и мы его, — вставил Вири.

— Но скорее он нас, верно?

— Мы знаем эти места, в этом наше преимущество. Другие племена не захотят видеть воинов Хаухау на своих землях и, даже если не откликнутся сразу, то присоединятся позже. Мы можем победить.

— Но многие погибнут, так? Духи могут убивать друг друга, значит, люди умрут по-настоящему, верно?

— Да.

Мэт глубоко задумался. Он вспомнил таинственный взгляд Хакавау и его слова о том, что у него есть план, как вырвать Вири из лап Пуараты.

— Пуарате нужен тики, — сказал он, наконец, — Мы можем... — он повернулся к Хакавау, — ты можешь уничтожить его и сделать Вири снова человеком?

Хакавау покачал головой.

— Нет, Мэтиу. Ни то, ни другое мне не под силу. Мне кое-что известно о магии, которую использовал Пуарата, чтобы создать тики — он не может быть уничтожен, по крайней мере, человеческими силами. И даже если бы кто-то смог разрушить его, в этом случае Вири тоже исчезнет.

Вири потер лоб и задумчиво произнес:

— Я кое-что припоминаю. Однажды Пуарата был очень зол на меня и сказал... он сказал мне что-то вроде: "Тебе не скрыться от меня, тебе никогда не вознестись из священного места, ты принадлежишь мне навеки". Иногда я вспоминал эти слова, и мне казалось, в них скрыта надежда, — Вири взглянул на Мэта. — Ты знаешь эту легенду? Скорее всего, нет, ты чудовищно невежествен во всем, что касается твоего народа... — услышав это, Мэт покраснел, — словом, когда человек умирает, его душа покидает тело и следует на север, на самую дальнюю точку Северного острова — мыс Кейп Реинга. Там растет старая похутукава[1]. По ее корням духи умерших спускаются в подземный мир. Если отнести тики к этой похутукаве, возможно, мой дух наконец освободится, и я обрету покой.

Мэт почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Обретешь покой? То есть... умрешь?

Вири кивнул.

— Если это сработает, мы сможем сохранить сотни жизней. И я надеюсь, мне удастся забрать с собой Пуарату.

Все замолчали. Казалось, Келли уже готова была отказаться от своих слов против войны.

— Что ты скажешь, тохунга? — спросил наконец Рата.

Мэт подумал, что вот сейчас Хакавау откроет свой секретный план, на который он так загадочно намекал и который с самого начала собирался предложить, но старик промолчал и продолжил рисовать в пыли.

— Я думаю, Вири прав, — сказал он наконец. — Если поместить тики среди ветвей похутукавы на Кейп Реинге, то его душа освободится.

Келли чуть слышно ахнула.

— Что ж, — произнес Рата, положив руку на плечо сыну, — если ты и вправду этого хочешь, будь по-твоему. Мы могли бы сразиться за тебя и бились бы до последней капли крови, но раз ты выбрал отправиться на Кейп Реингу, мы поможем тебе в этом, чем сумеем.

Вири опустил голову. В доме снова воцарилась тишина, только огонь потрескивал в очаге.

— Это не я выбрал, — сказал он наконец. — Всего три человека могут прикоснуться к тики. Хакавау, Келли и Мэт. Никто другой во всем племени не может. И из них троих один только Мэт способен скрыть тики от Пуараты.

— Но должен же быть другой выход, — тихо возразила Келли, — который позволит тебе остаться в живых?

— Я не вижу иного пути, — покачал головой тохунга. — Я бы очень хотел, чтобы он был, но нет.

Вири обернулся к Мэту.

— Я понимаю, что ты еще слишком юн, — сказал он. — И я не в праве просить тебя совершить это путешествие ради меня.

Целый рой мыслей закружился в голове Мэта, но, когда он заговорил, его голос был тверд:

— Меня не нужно просить. Я отнесу тики.

— Даже если ты понесешь его навстречу моей смерти? — с нажимом произнес Вири.

Мэт почувствовал, как его глаза наполняются слезами, и просто кивнул.

— Да будет так, — тихо сказал Вири. — Путешествие навстречу смерти. Как это сказал Питер Пэн в той английской сказке? "Смерть — это тоже приключение." Что ж, наверное, это именно то, чего я на самом деле хочу. Наконец умереть.

— Нет! — Келли, побледнев, вскочила на ноги. — Нет! Нет! Ты не можешь! Должен быть другой способ! Ты не можешь умереть, дурак такой! — она громко всхлипнула и выбежала из дома.

— Келли! — Вири бросил беспомощный взгляд на Мэта, а затем тоже вскочил и последовал за ней в темноту.

Мэт ждал друзей весь оставшийся вечер и, так и не дождавшись, отправился спать в одиночестве.

Они пробыли в па еще три дня. Каждый день светило яркое солнце, каждый вечер шел дождь. Река блестела между зеленых холмов, как серебристая лента. Вири провел это время среди воинов своего племени, то упражняясь с оружием, то помогая в строительстве большого боевого каноэ.

Келли проплакала весь следующий день после совета, но потом извлекла из рюкзака свой розовый костюм, нарисовала себе лицо грустного клоуна и отправилась веселить деревенских детишек. Маленькие обитатели па очень полюбили ее трюки, они от души хохотали и требовали еще фокусов. "Кери-и-и!" — кричали они, и Келли, тихонько вздохнув, повторяла выступление снова и снова.

Что касается Мэта, он провел эти дни в обществе Хакавау. Жители деревни, помня о чуде, которое он явил на суде, сторонились Мэта, словно боясь, что, разозлившись, он способен заставить исчезнуть любого. Поначалу Мэта забавляло, что все считают его опасным и могущественным колдуном, но вскоре одиночество взяло вверх над чувством превосходства. Заметив его хандру, тохунга отвел Мэта на прогулку вокруг укреплений, и наконец они вдвоем оказались на зеленом склоне, откуда была видна вся округа на многие километры. К северу возвышалась Радужная Гора, что вблизи Роторуа; к югу, рядом с Таупо, темнели великие вулканы: вечно скрытая в облаках Руапеху, мерно дымящийся Нгаурухоэ и горбатый Тонгариро. Далеко на западе сияла заснеженная вершина горы Таранаки [2]. Древние горы, далекие и нетронутые, здесь, в Аотеароа, казались еще более прекрасными и огромными, чем привык их видеть Мэт.

— Не мог бы ты еще разок показать мне тики? — спросил Хакавау, прервав восхищенное молчание.

Мэт достал из-за пазухи тики и оба родительских медальона, спутавшиеся шнурками в один клубок. Старый тохунга взял в руки костяную фигурку и долго пристально рассматривал ее, а затем с содроганием протянул обратно Мэту:

— Это очень старая вещица, полная зла. Когда держишь ее в руках, можно почувствовать ее создателя. Услышать его голос.

— Это точно, — поежившись, согласился Мэт. — Иногда я слышу, как он зовет меня, только Паниа научила меня, как заставить его замолчать.

— Это не каждому под силу, — задумчиво сказал Хакавау. — Ты очень необычный мальчик, Мэтиу, — тохунга взглянул на кору, и его птичье лицо озарилось довольной улыбкой. — О-о-о! А вот это наполняет мое сердце радостью. Ты сам их сделал? — Хакавау взял деревянные медальоны своими длинными пальцами и разделил на кору и кельтский узел, а затем соединил обратно. Мэт рассказал, как и почему он их вырезал, и старик одобрительно потряс головой.

— Я слышу, как они зовут друг друга, Мэтиу. Ты создал нечто очень могущественное... у тебя редкий дар, мой мальчик. Да-да, очень редкий дар. Береги эти фигурки, в них скрыта способность объединять миры. Постарайся использовать их правильно.

При этих словах Мэт почувствовал невероятную гордость. Хакавау улыбнулся в ответ, затем поглядел на север и заговорил о предстоящем путешествии:

— Скоро вам придется отправиться в путь. Следуйте по течению реки на север, пока не достигнете Гамильтона. Там у нас есть друзья среди поселенцев-пакеха. Найдите капитана, он поможет вам добраться до Окленда, а вот дальше вам придется полагаться только на самих себя. Беда в том, что Пуарата может догадаться, куда вы направляетесь. Мы постараемся отвлечь его и будем притворяться, что вы всё еще в деревне, но, боюсь, нам не удастся дурачить его слишком долго. Это всё, чем мы можем помочь вам, когда вы покинете земли нашего племени. С другой стороны, ты умеешь скрывать себя от его всевидения. Используй свой ум и свои способности, мальчик, и тогда вы ускользнете от недругов.

— А что делать, когда мы окажемся на Кейп Реинге?

— На Реинге вы найдете маяк на крутом утесе. С утеса увидите старую похутукаву. Просто повесь тики среди ее ветвей, сила священного места сама сделает всё остальное.

Мэт взглянул на старика и, набравшись храбрости, задал вопрос, мучивший его больше всего:

— И тогда Вири умрет?

Лицо тохунги омрачилось, он кивнул в ответ. Они оба посмотрели туда, где кипела работа над боевым каноэ, и Вири трудился вместе с другими воинами племени.

— Пойми, Мэтиу, на самом деле он умер много лет назад. Ты подаришь мир и покой его душе. Я знаю, как тяжело тебе будет расстаться с другом, но это необходимо.

— Я так хотел бы всё изменить, — тихо сказал Мэт, — чтобы Вири мог остаться с нами. Так хотел бы...

Хакавау покачал головой и бросил тревожный взгляд на восток.

— Пуарата собирает свою армию в Уревере. Люди Хаухау — наши враги. Они превосходят нас числом, у них есть оружие белых людей, война с англичанами закалила их. Вы должны опередить их, ради спасения нашего племени. Если тебе удастся ускользнуть от преследования и освободить Вири, ты нанесешь власти Пуараты сокрушительный удар.

Мэт не отвечал; закрыв лицо руками, он присел на корточки и замер. Хакавау ласково взъерошил его волосы и мягко прибавил:

— Жизнь несправедлива, Мэтиу. И в твоем мире, и в нашем.

Накануне своего похода Мэт и Келли вместе со старым тохунгой проводили время сидя на том же заросшем травой склоне, когда Вири, оставив строительство лодки, поднялся к ним. За ним по пятам следовал Фитци, весело виляя хвостом. Друзья не видели лабрадора с тех самых пор, как прибыли в Маунгатаутари, и Келли с радостным визгом вскочила на ноги, подхватив пса. Фитци, казалось, тоже был счастлив их видеть, и, освободившись из объятий Келли, прыгнул на Мэта, опрокинув смеющегося мальчишку на спину.

— Фитци ужасно смышленый, — заметила Келли. — Он как будто понимает всё, что мы говорим. Иногда мне кажется, что эта собака даже умнее меня.

— Так и есть, — отозвался Хакавау, загадочно улыбаясь. Пес оставил Мэта, подошел к старому тохунге и положил голову ему на колени.

— Что ж, рассказывай, — сказал тот, обращаясь к Вири. — Это твоя история.

Вири согласно кивнул и, глядя в темнеющее небо, начал:

— Это случилось очень давно, задолго до того, как белый человек впервые увидел наши острова. В те времена маори старались селиться вдоль побережья, и лишь немногие племена отваживались забраться вглубь вулканического плато. Это были опасные места, населенные духами. Эти создания известны под разными именами, например, высоких светлокожих существ мы называем патупаиарехе, а их береговых родственников — понатури. Есть мелкие земляные духи — таипо и типуа. Тех, что покрупнее, мы зовем кехуа. Есть еще оборотни — их называют туреху. Всех их бесчисленное множество, и все они отличаются друг от друга так же, как люди.

— Потерпев поражение от Хакавау, Пуарата бежал в Уреверу, прихватив меня и Тупу. Это была таинственная земля, полная темных пещер. Там обитали патупаиарехе с голодными и жадными глазами. Там жили типуа и кехуа, которые поклонились черному тохунге и стали служить ему. Уревера была родиной опасных созданий и злобных духов, неприветливое к человеку место.

— Однако там была деревня, где патупаиарехе находили добычу и питались кровью похищенных женщин и детей. Эти холодные создания очень трясутся за свою бледную шкуру и не любят лишний раз рисковать. У Пуараты был к ним свой интерес, и, чтобы ублажить новых союзников, я должен был приносить им пищу. О, как же я их ненавидел! Иногда Пуарата в знак особой приязни позволял им отведать моей крови, и они находили ее необыкновенно питательной. Я вынужден был служить им, ведь я был рабом Пуараты. Я ловил им рыбу в ледяных водах озера Ваикаремоана, охотился для них в непроходимых чащах на холмах Уреверы. И главную добычу для этих тварей, жадных до человеческой крови, приносил тоже я. Среди окрестных племен даже появилась легенда о призрачном воине, похищающем людей, которых с тех пор никто больше не видел. Эта легенда говорила обо мне. Я не мог противиться приказам. Сколько я ни пытался дать жертвам возможность сбежать, всякий раз колдовская сила Пуараты овладевала мной, я терял власть над собственным телом и утаскивал бедняг в нашу темную пещеру.

Пуарата связал меня многочисленными правилами. Я не должен был драться с Тупу, не должен был причинять вред патупаиарехе и не смел пытаться сбежать. Я не должен был никаким образом помешать его планам. Я утратил надежду. Пуарата управлял каждым мгновением моей жизни, вынуждая делать всё, что ему заблагорассудится. Он собирался превратить меня в подобие Тупу, заставляя делать ужасные вещи, о которых я даже не в силах рассказывать, и участие во творимом Пуаратой зле должно было сломить мое сопротивление и сделать меня послушным орудием в его руках, его преданным помощником, таким же, как Тупу. Но потом случилось нечто такое, что снова дало мне надежду.

— Однажды Пуарата побывал у озера и на утесе Панекири встретил оборотня-туреху. Пуарата захотел изловить его, но туреху — известные хитрецы, и колдун понял, что это будет непростая охота. Сперва он отправился на юг, где на берегу собрал раковины пауа. Затем выменял на них драгоценный поунаму — нефрит. После вернулся на север и купил немного кварца. Возвратившись в свое логово, он сделал чудесные бусы, перемежая кусочки раковин, нефрита и кварца, и каждая бусина была произведением искусства: то крошечная танифа, то манайа[3], то хеи-тики. Слов не хватит, чтобы описать, как хороши были эти бусы, ведь Пуарата прекрасно знал, что туреху обожают изящные блестящие штучки и ни за что не устоят перед соблазном заполучить такую. Он наложил на свое изделие заклятие, разрушающее магические силы того, кто наденет ожерелье, а затем отдал мне со словами: "Ступай к озеру и оставь эти бусы на вершине утеса Панекири, а сам спрячься неподалеку. Когда туреху найдет их и наденет, схвати его и приведи ко мне. Если кто-нибудь, кроме туреху, возьмет их, просто убей его и столкни тело в воду."

— Я сделал, как велел мне Пуарата. В ясный ветреный день я поднялся на утес и оставил бусы на самой вершине, а сам залег в укрытии. К счастью никто из людей в тот день не появился на скале, и мне не пришлось никого убивать. Вскоре показалась большая чайка и принялась описывать круги, спускаясь всё ниже и ниже, пока не приземлилась на вершине утеса. Но, едва она взяла ожерелье в клюв, как тут же превратилась в человечка с темной кожей, большой лысой головой и короткими скрюченными ручками и ножками, на которых было всего по три пальца. Мурлыча от удовольствия, существо нацепило бусы на шею, и тут я выскочил из своего тайника. Создание взвизгнуло от страха и подпрыгнуло в воздух, собираясь снова превратиться в чайку, но я оказался проворнее и крепко схватил его. Существо извивалось и пыталось меня укусить, но я был сильнее и, скрутив его, стал спускаться с утеса.

— Немного погодя туреху сообразил, что вырваться ему не удастся, как не удастся изменить свое обличье из-за наложенного на бусы заклятья. Тогда он успокоился и заговорил со мной. "Кто ты такой?" — спросил он. Я нашел, что Пуарата не запрещал мне говорить со своими жертвами, и ответил ему: "Я — Тоа, слуга Пуараты, черного тохунги." "Ага, — сказал туреху, — значит, это тохунга заколдовал ожерелье, чтобы поймать меня?" "Да," — отвечал я. "Он, должно быть, великий колдун!" — продолжал туреху. "Да," — с горечью подтвердил я. Туреху продолжал расспрашивать о том, откуда я и почему служу тохунге макуту, и когда маленький хитрец сообразил, что я — заложник темной магии, стал допытываться, что я могу делать, а чего не могу, и не хотел бы я освободиться. Тем временем мы всё приближались к пещере, и туреху впал в отчаянье. Он умолял меня отпустить его, но я не мог этого сделать. Но туреху очень умны, и наконец мой маленький гоблин спросил: "А тохунга макуту запретил тебе снимать с меня ожерелье?" "Нет, — подумав, ответил я, — Ничего такого он не говорил." "Так сделай это поскорее!" — попросил он. Держа его одной рукой, я снял с его шеи бусы, и туреху улыбнулся мне своими черными губами, показав мелкие острые зубы. "Кто я?" — спросил он. "Ты — туреху," — отвечал я. Тогда он превратился в чайку и сказал: "Смотри, теперь я птица!" "Нет, — возразил я, — ты всё еще туреху, просто в обличьи птицы." Туреху стал бить меня крыльями, но я по-прежнему крепко держал его и продолжал свой путь к пещере. Тогда туреху превратился в собаку, из тех, что маори привезли с собой со своей далекой прародины; он укусил меня за руку, но и тогда я не выпустил его. Туреху превратился рыбу и почти выскользнул из моих рук, но безуспешно. Он превратился в летучую мышь и отчаянно царапался, хлопая крыльями. Потом он стал угрем, и его было невероятно сложно удержать, поскольку его кожа была очень скользкой. Но приказ Пуараты по-прежнему действовал на меня, и я в последний момент крепко ухватил его за хвост. И тогда туреху обернулся ящерицей, отбросил хвост, который остался извиваться в моей руке, а сам вырвался на свободу, превратился в птицу и взлетел высоко на дерево.

— Я упал на колени в ужасе от ожидавшего меня жестокого наказания, хотя в глубине души я чувствовал радость, оттого что туреху удалось избежать плена у черного тохунги. Оборотень тем временем вернул себе свой обычный гоблиноподобный облик и, смеясь, посмотрел на меня с высоты. "Я слишком умен, чтобы тохунга мог пленить меня с помощью колдовства или своего жалкого раба," — сказал он. "Я очень этому рад, — ответил я, — а теперь улетай, потому что Пуарата вот-вот появится здесь." Так он и сделал, но, прежде чем покинуть меня, он рассказал мне о трех вещах. Во-первых, о том, что мой дух еще не сломлен, и только благодаря этому ему удалось спастись. Во-вторых, что я могу найти способ вырваться из рабства. И наконец, в знак дружбы туреху открыл мне свое имя, несмотря на то, что черный тохунга смог бы легко узнать его и использовать для новой попытки пленить его. Я, пожалуй, не стану называть его и сейчас, могу только сказать, что оно очень длинное и начинается с "Фиати", что звучит очень похоже на "Фитци", не зря это имя первым пришло тебе в голову, Мэт, когда ты встретил туреху в облике собаки. Вот так туреху ускользнул от Пуараты и заодно подарил мне надежду на свободу. Конечно, черный тохунга сурово наказал меня за то, что я упустил добычу, и прошло еще очень много лет, прежде чем я хоть немного продвинулся по пути к освобождению, но благодаря туреху теперь у меня была надежда.

Мэт ошарашенно переводил взгляд с Вири на собаку.

— Ну, — сказала наконец Келли, — если бы я не видела всех прочих чудес, ни за что не поверила бы в твою историю, но теперь...

Лабрадор внезапно сел, открыл рот и произнес:

— Если ты не веришь, я могу доказать, что эта история — чистая правда. Хочешь, я покажу тебе свой настоящий вид?

Келли подпрыгнула от неожиданности, отшатнулась и помотала головой.

— Нет, спасибо, лучше не надо.

Мэт с любопытством посмотрел на Фитци.

— Я думаю, я уже видел твое истинное лицо, — сказал он. — В пещере. В ту ночь, когда мы спаслись от Донны и ее подручных.

Лабрадор кивнул и улегся обратно.

— Мне нравится быть собакой. Люди не обращают на меня внимания, это очень удобно. Даже Пуарата не узнал меня в Таупо. Если бы он понял, кто я на самом деле, он бы меня растерзал.

— Если хочешь, мы будем называть тебя Фиати, — предложил Мэт.

— Не надо, — собака покачала головой. — Мне нравится имя Фитци.

— Да, и еще вот что, — нахмурилась Келли. — Никакого больше сна в обнимку.

Лабрадор хихикнул.

— Ой, да ладно тебе. Я же просто милый песик. Я могу согревать тебя в холодные ночи! — он оскалился в улыбке и оглянулся на остальных, словно приглашая посмеяться вместе с ним.

— Пожалуй, он нравился мне гораздо больше, когда не разговаривал, — заметила Келли. — Не знаю, как тебе, Мэт, а мне надо развеяться, а то я просто слечу с катушек от всего этого.

Она поднялась на ноги и пошла вниз. Фитци вскочил и хотел броситься за ней, но Вири остановил его.

— Тогда иди и успокой ее сам! — сказал туреху.

— Не могу, — печально отозвался Вири. — Она не хочет со мной разговаривать.

— Ну и ладно, — и лабрадор поскакал следом за Келли. Сперва она вроде хотела убежать или прогнать его, но затем пес догнал ее и затрусил рядом, и так, бок о бок, они скрылись из виду.

— Она очень переживает за тебя, — сказал Хакавау, взглянув на Вири. — Эта девочка-пакеха.

— Да, но с тех пор, как мы приняли решение на совете, она со мной не разговаривает, — ответил Вири.

— Это понятно, — кивнул Хакавау. — Ей сейчас нелегко. Вам обоим. Из-за ее чувств к тебе... и твоих к ней, верно?

Вири скорбно опустил голову.

Мэт поднялся на ноги и пошел прочь. Ему не хотелось слышать продолжение этого разговора. С тех пор, как он узнал Вири, воин стал ему старшим братом. Заботливым. Сильным. Который всегда присмотрит, всегда защитит, научит, если надо. С которым можно посмеяться. Мысль о том, что он потеряет Вири, казалась невыносимой. Это было так несправедливо, Мэт всю жизнь мечтал о брате, а теперь, когда у него есть брат, он снова должен будет его лишиться.

Примечания:

1. Похутукава — распространенное на Северном острове вечнозеленое дерево с ярко-красными цветами, один из символов Новой Зеландии.

2. Таранаки — высочайший вулкан Северного острова.

3. Манайа — в маорийской мифологии — проводник между миром людей и духов. Манайа — популярный мотив для резьбы и амулетов, изображается с птичьей головой, человеческим телом и рыбьим хвостом.

Глава 13

Путь на север

На другое утро они покинули деревню. Женщины провожали их песнями, воины напутствовали добрым словом, а те, кому повезло быть выбранным в команду каноэ, свысока посматривали на своих менее удачливый товарищей. Среди этих счастливчиков был и Ману.

Когда Вири на прощанье прижался носом к носу Иру, она, к бешенству Келли, вдруг ударилась в слезы и повисла на нем. Рата попрощался с каждым из путешественников лично, напоследок крепко обняв сына. Дети весело махали Келли руками, и она с улыбкой помахала им в ответ.

— Хаэре ра[1], Матиу, — сказал Хакавау. — В добрый путь. Прощай, — он сжал руки Мэта в ладонях и прижался носом к его носу. Мэт сморгнул подступающие слезы и с трудом произнес:

— Прощайте. Спасибо вам за всё.

Друзья взошли на борт каноэ, где уже сидели двенадцать гребцов и лежали припасы, собранные для них жителями па. Фитци взбежал на корму, где внезапно обернулся большой чайкой и взмыл в небо.

— Я, наверное, никогда к этому не привыкну, — заметила Келли.

Мэт кивнул, провожая глазами туреху, который устремился на север впереди каноэ.

Путешествие вниз по реке заняло два дня. Течение Ваикато мягко несло каноэ вперед, облегчая работу гребцам. Вири, как предводитель отряда, занял место на носу, а Ману уселся между Келли и Мэтом и всю дорогу развлекал их разными байками, историями о местах, мимо которых они проплывали, и пересказами легенд своего племени. После его рассказа о воине по имени Хатупату, который где-то на этих берегах повстречал Птичью Ведьму и едва спасся от нее, Мэт принялся расспрашивать Ману о туреху и других удивительных созданиях.

— Некоторые оборотни — хорошие ребята, — отвечал Ману. — Чего не скажешь о понатури. Эти живут в море и выглядят почти совсем как люди, но они очень опасны. Хотя и эти не все поголовно злые. Иногда они влюбляются в людей и заманивают к себе, как Панию, например. А вот патупаиарехе — эти самые страшные. С виду могут показаться даже красивыми, но они сожрут тебя и глазом не моргнут. Так что, если вдруг встретишь их, — сразу беги. Я слыхал, иногда, если человек им понравится, они могут поймать его и держать в своем жилище, как собаку, пока он им не наскучит, — Ману поморщился. — Вири знает о них больше. Я-то сам с ними не встречался, повезло!

Потом разговор зашел о войнах с колонистами, и Ману рассказывал о них без ненависти, просто с безысходной грустью.

— Я до сих пор не могу этого забыть, — признался он. — Ничто еще не кончено, будет только хуже. Помяните мое слово, я знаю, о чем говорю. Но когда-нибудь и эта война закончится.

— А как ты нашел дорогу в мир людей? — спросил Мэт.

— Это не так уж и сложно, — Ману пожал плечами. — Кое-где наши миры идут бок о бок, надо просто знать места и уметь этим пользоваться.

Мэт задумался, а затем достал из-за пазухи тики и попытался представить свой мир, но картинка получалась нечеткой и расплывчатой, как сон, и в конце концов, Мэт отказался от этой идеи и снова спрятал тики. Тем временем воины с шутками и песнями вели каноэ вниз по реке, и Вири, к которому они, похоже, прониклись любовью и уважением, был среди них первым.

— Он здорово изменился, — заметил Ману. — Раньше — до встречи с Пуаратой — он был совсем другим, таким, знаете, язвительным, заносчивым, всегда держался особняком и чуть что цеплялся к брату... А теперь как будто повзрослел, что ли. Сейчас он кажется спокойным и счастливым. Жалко, что скоро его с нами не будет, — тут Ману натянул на глаза свою потрепанную английскую фуражку и надолго замолчал.

Путники ночевали на берегу, выставив дозорных, которые сменялись всю ночь, давая друг другу отдохнуть. Фитци, летевший впереди, возвращался к Вири с докладом, после чего снова вылетал на разведку, теперь уже в виде маленькой совы руру, и всю ночь кружил в темноте, высматривая погоню.

В первый вечер Вири рассказал о том, как они с Ману стали друзьями.

— Всё произошло спустя много лет с тех пор, как я встретил туреху — в те времена, когда на острова уже пришли белые люди. Наша земля изменилась, и эти перемены коснулись как мира людей, так и мира теней. Пуарата был всерьез обеспокоен вмешательством пакеха, он догадывался, что они могут подорвать его могущество, особенно миссионеры. Они принесли веру в нового бога, и вера в прежних богов, в старые мифы и легенды стала слабеть — и с ней слабела сила Аотеароа, которая питает магию Пуараты.

— Он явился к вождям, что встали на путь борьбы с пришельцами, и предложил им свои услуги. Так мне пришлось сражаться в земельных войнах[2]. Я воевал в Ваикато до тех пор, пока Пуарату не раскусили и не вынудили убраться восвояси, а немногим позже я сражался вместе с воинами Те Раупарахи, со сторонниками Хаухау и Те Кооти. Я вкусил плоти их врагов вместе с ними.

— Однажды я получил приказ отправляться с отрядом, который должен был устроить засаду на патруль английского ополчения под Опепе, что вблизи Таупо. Это случилось в 1869 году. Небольшой отряд англичан с проводником-маори разбил лагерь в заброшенной деревне. Учебник истории говорит, что проводник предал их и бросил на погибель, но на самом деле всё было не совсем так. Проводников было двое. Один из них действительно оказался предателем, но только один. А вторым был Ману.

— За несколько веков до этих событий Хакавау перенес наше племя в мир духов, чтобы защитить от войн между Нгати Туфаретоа и племенами Таинуи. Так наши люди прожили сотни лет, не ведая старости и смерти, однако и в мире теней они не были в полной безопасности. С приходом пакеха всё изменилось. Мир теней тоже менялся. Хакавау догадывался, что влияние белых людей ослабляет Пуарату, и решил, что мы должны помочь им. Была и другая причина его решению: Хакавау осознавал силу пришельцев и их преимущество перед нами и понимал, что в конце концов они могут уничтожить нас всех. Прав он был или нет, но тохунга рассудил, что сопротивление приведет нас к гибели. И тогда он послал наших людей искать мира.

— Не зная о том, что с отрядом англичан, на который мы собирались напасть, пришел мой соплеменник, я вместе с людьми Те Кооти прибыл к Опепе и ждал сигнала. План был простой: усыпив бдительность пакеха, проводник должен был ускользнуть из лагеря и привести к нему отряд Те Кооти. В лагере не было охраны, а те, кто попытался поднять тревогу, были мгновенно убиты. Еще несколько солдат стирали одежду в ручье и, застигнутые врасплох, голышом убежали в лес. Пуарата велел мне убивать белых людей — только белых, поскольку даже не подозревал, что среди них может оказаться маори. Я ворвался в хижину и ударом тайахи убил английского солдата. Внезапно за моей спиной раздался щелчок взведенного курка, и кто-то крикнул по-маорийски: "Стой, стрелять буду!" Я обернулся с тайахой наготове и увидел на пороге маори, одетого в английскую военную форму. Его пуля ударила меня в грудь, отшвырнув на пол. Полагая, что я убит, маори принялся перезаряжать свое оружие, но тут я поднялся на ноги и уже занес тайаху над его головой, как вдруг узнал своего противника. Это был Ману. Мы замерли, уставившись друг на друга. Я не видел никого из людей моего племени несколько столетий и полагал, что всех их давно нет на свете. Что касается Ману, то он знал от Хакавау, что я всё еще жив и по-прежнему верно служу Пуарате, поэтому, столкнувшись со мной лицом к лицу, Ману был уверен, что настал его смертный час. Но я вспомнил, чему меня научил туреху, и на этот раз нашел лазейку в приказе Пуараты: он велел мне убивать белых людей, но ни словом не упомянул о маори. И я позволил Ману сбежать. Это был второй раз, когда мне удалось нарушить волю Пуараты.

— Ага, — подтвердил Ману, — так всё и было. Он меня отпустил. Потом меня послали выследить его отряд, и я нашел способ поговорить с Тоа... то есть, Вири. Он всё мне рассказал. Я вернулся и сообщил Хакавау о том, что узнал. Тохунга велел мне помалкивать. Я был уверен, что Вири можно как-то освободить, даже попробовал выкрасть тики — и чуть не попался в лапы тохунге макуту. После этого случая Пуарата стал осторожнее, и больше я уже их не встречал. Так что можете себе представить, как я обрадовался, когда вы появились в деревне. Только сперва наши люди должны были убедиться, что Вири больше не подчиняется Пуарате, и ваш визит — не какая-нибудь хитрая уловка, чтобы захватить па. Поэтому вас заперли и подвергли суду племени. Если что, я был против, это Хакавау настоял.

— Это ничего, брат, — усмехнулся Вири, — я не в обиде. После всего, через что я прошел, возможность просто побывать дома была для меня как подарок.

Никто не потревожил их в эту ночь, Мэт только заметил птицу моа в сумерках, а потом, когда совсем стемнело, ему показалось, что он слышит шум тысяч птичьих крыльев. Возможно, это слуги Птичьей Ведьмы искали Хатупату. Но не исключено, что птицы выслеживали Вири.

На другой день они встретили на реке небольшое парусное судно. На палубе английские моряки курили и жевали табак, с любопытством рассматривая Келли и Мэта на борту каноэ, но даже не попытались их окликнуть, а один из них, проводив каноэ подозрительным взглядом, напоследок показал гребцам свой мушкет. После этой встречи воины оставили песни, а Ману проверил свой пистолет.

К полудню третьего дня Фитци вернулся и, спикировав на каноэ, тут же снова превратился в собаку. Мэт и Келли поначалу встретили его сдержанно, но, когда лабрадор снова принялся по-собачьи прыгать и дурачиться, рассмеялись и приласкали его как прежде. Потом Фитци отправился на нос каноэ и, поговорив с Вири, опять притворился самой обычной собакой, и уже не разговаривал по-человечески до самого Гамильтона.

Прежде Мэт был в Гамильтоне лишь однажды, и это был обычный современный город реального мира. Гамильтон, представший их глазам, был маленьким городком с белыми домиками и деревянными изгородями, с запряженными лошадьми повозками на улицах; его населяли усатые мужчины в старинных коричневых костюмах и жилетках и женщины в капорах и юбках с кринолином. На улицах приглядывали за порядком служащие королевской полиции в черной форме. В городе можно было встретить и маори в английских обносках, вид у них был удрученный и подавленный; среди них бросались в глаза безногие и безрукие калеки. Улицы гудели криками торговцев, стуком топоров, скрипом колес, гулом разговоров и лаем собак, но Мэту и Келли, привыкшим к городскому шуму двадцать первого века, этот Гамильтон показался тихим и спокойным местечком.

На причале путников встретил улыбчивый молодой полицейский, с такими обширными бакенбардами, что при виде его Келли едва удержалась от смеха. Он поприветствовал Ману как старого приятеля, и они принялись весело обсуждать результаты последнего регионального чемпионата, сойдясь, наконец, на том, что надо опять как-нибудь собраться во "Вдалеке", чтобы за бутылочкой пивка посмотреть игру. Затем, вспомнив о спутниках, Ману представил своему другу Вири, Мэта и Келли. Полицейского звали капитан Тимоти Сприггз, он был родом из Лондона и перебрался в колонии когда-то очень давно. Рядом с мускулистыми воинами из Маунгатаутари его нескладная долговязая фигура смотрелась комично, однако он возвышался над ними всеми едва ли не на целую голову. У его левого бедра висела длинная сабля, а черная форменная куртка была украшена золотым шитьем.

Путники тепло попрощались с сопроводившими их в Гамильтон воинами — каждый был готов следовать за ними и дальше, хоть до самой Кейп Реинги, но Вири отказался. Остался один Ману, который должен был проводить их до условленного места, где вся компания должна была переместиться из Аотеароа обратно в мир людей, чтобы ускорить свое путешествие. Поскольку в мире людей Ману чувствовал себя как рыба в воде, эта миссия подходила ему как никому другому. Вири с грустью обменялся с товарищами прощальными объятиями и хонги, и потом печально смотрел вслед уплывающему каноэ.

— Ну ладно, ребятки, — прервал всеобщее молчание Сприггз, — я так думаю, надо вот что сделать. Ты, парень, ступай поймай кэб, чтобы юная леди и джентельмен могли на нем доехать. Леди неплохо бы переодеться во что-нибудь приличное, а то, вон, люди смотрят, не нужно нам этого. И вам, мистер Мэт, тоже бы переодеться. Ничего, моя женушка всё это сделает в лучшем виде. Ну, что скажете?

Мэт завороженно внимал его странному говору и послушно залез в кэб, когда разгоряченные лошади остановились прямо рядом с ним. Его спутники последовали за ним, а Фитци с невероятно страдальческим видом втиснулся к ним под ноги. Повозка тронулась и покатила по улицам Гамильтона.

Сприггз объяснил, что они едут к нему домой, чтобы переночевать, а утром нанять экипаж для путешествия на север. Он обещал помочь им добраться до Окленда, где кто-то из его друзей должен был препроводить их дальше.

— Нам надо бы поостеречься, особенно тебе, Вири, — заключил он. — Ману говорил, ты, так сказать, в бегах, а нам по дороге придется миновать несколько караульных постов. Наш старший уже показывал бумагу насчет вас. Там говорится: "Девица семнадцати лет, волосы рыжие, коротко остриженные, звать Келли, да мальчишка пятнадцати лет, маори-полукровка, звать Вирему Мэтиу Дуглас." Так что вас уже во всю ищут, это ясно как белый день.

Мэт и Келли испуганно переглянулись.

Капитан наклонился и попытался погладить Фитци, но лабрадор увернулся от его руки.

— Эй, бобик, — сказал Сприггз. — Не бойся, не обижу. Как тебя звать, бобик?

— Можешь называть меня Фитци, — холодно отозвался туреху, и капитан отпрянул, словно тот его укусил.

— Мать честная! — воскликнул Сприггз. — Мне сейчас почудилось, что пес заговорил!

Фитци в ответ тихонько тявкнул.

— Похоже, послышалось, — решил капитан, прочистив ухо. — Как, ты сказал, его звать? — обратился он к Мэту. — Фитци? Ну, Фитци — так Фитци. Да вы не беспокойтесь, доставим вас в Окленд в целости и сохранности — глазом моргнуть не успеете!

Наконец кэб остановился, и путешественники вышли на тихую улочку перед домом Сприггза. Дом был совсем небольшой, деревянный, весь выкрашенный в белый цвет, с эркером, высокими потолками и деревянными полами. У дверей их встречала невысокая пухленькая женщина. Наклонившись к ней, Сприггз быстро чмокнул покрасневшую от смущения жену в шею.

— Это Амелия, свет очей моих, — сообщил капитан. После того, как он представил жене своих гостей, она с никак не соответствующей ее мягкой внешности твердостью отправила подростков переодеваться, а затем, хлопнув в ладоши, вызвала с кухни служанку-маорийку и велела ей приготовить на ужин побольше еды.

— Мы ожидали, что вы прибудете не ранее, чем завтра, — извиняясь, призналась Амелия. — У нас достаточно еды, но ее еще надо приготовить. Поэтому прошу меня простить, но я вынуждена вернуться на кухню. А вы, молодые люди, — прибавила она, обращаясь к Вири и Ману, — как самые сильные из присутствующих мужчин, натаскайте-ка воды в ванну. В нашем доме никто не садится за стол, не помывшись.

Первой в ванну отправилась Келли, пока хозяйка стояла под дверью, "оберегая честь бедной девушки", как она выразилась, при этом успевая выдавать указания своей маорийской служанке.

— И смотри, чтобы бобы не разварились, слышишь, Сильвия? — кричала Амелия, между делом рассказывая Мэту, как ей жаль, что электричество еще не открыто: — Это такая досада, когда знаешь, что оно есть, но ты не можешь им пользоваться!

Мэт сочувственно кивнул, размышляя, каково это — знать о будущем.

Фитци подкрался к нему и вполголоса попросил:

— Можешь раздобыть у нее что-нибудь и для меня, а, Мэт? Я умираю с голоду. Не отказался бы от сыра, если найдется. Обожаю сыр. Молоко тоже сойдет.

Амелия милостиво выдала Фитци обрезки мяса, однако наотрез отказалась переводить сыр на собаку.

— Какое унижение, — буркнул туреху и набросился на еду. — Но ты все-таки поделись сырком, — заключил он, когда в миске остались одни кости, — а то я кого-нибудь покусаю!

Закончив мыться, Келли выскочила из ванной, завернутая в полотенце, сверкая белыми, как сметана, ногами. Вири и Ману встретили ее восхищенным свистом и были немедленно выдворены возмущенной хозяйкой дома. Затем настала очередь Мэта. Ванна уже остыла, в ней плавали ошметки мыльной пены, и Вири с Ману пришлось принести еще горячей воды с кухни. Мэт с удовольствием погрузился в ванну и принялся скрести кожу жесткой мочалкой. Потом вымыл волосы с мылом и, завернувшись в полотенце, прошмыгнул в комнату, которую ему выделила Амелия.

На кровати уже лежал комплект одежды, примерно подходящей ему по размеру: грубые хлопковые штаны, белая рубашка, пояс и клетчатая кепка. Усмехнувшись, Мэт надел последние трусы из своих запасов и принялся натягивать старинную одежду. Все прочие его вещи, вероятно, отправились в стирку. Одевшись, он немного повертелся перед зеркалом, принимая картинные позы и воображая себя Томом Сойером, после чего надел на шею все свои амулеты, на мгновение сжав в ладони кору и кельтский узел, прежде чем спрятать их за ворот рубашки. Деревянные медальоны напомнили ему о родителях. Как далеко были они теперь!

Мэт осмотрелся. Комната была обставлена антикварной мебелью — впрочем, почему антикварной, она была обставлена по последней здешней моде. Комод ручной работы был накрыт кружевной салфеткой, на нем лежали серебряные гребни и щетки для волос. "Как в музее," — подумал Мэт. Впрочем, в доме капитана всё выглядело вполне современным и уместным.

Перебравшись в гостиную, Мэт уселся ждать. Его внимание привлекли безделушки на каминной доске: похожая на морского конька манайа, вырезанная из кости кашалота, и деревянная модель парусника. Мэт взял в руки манайю, чтобы проверить, всякая ли резьба в этом мире обладает силой. Но нет, он ничего не в ней почувствовал. Вернув фигурку на место, Мэт принялся рассматривать висевшую над камином картину, изображавшую сурового мужчину с косматой бородой. "Полковник Горацио Эдвард Сприггз, 1789-1834", гласила надпись под портретом. "Интересно, — подумал Мэт, — как они здесь считают время?"

— О, Мэт, дорогой! — в гостиную заглянула Амелия. — Ты выглядишь чудесно, милый. Только у нас не принято носить кепку в доме. Это отец Тимоти, — она кивнула на портрет. — Ужасный был человек, прости меня, Господи, нехорошо так о покойниках! Ладно, ты не мог бы принести немного дров и растопить камин, мой мальчик? Умница! Спасибо! — она снова исчезла за дверью и продолжила раздавать команды домочадцам.

Мэт нашел на заднем дворе дрова, принес в гостиную несколько поленьев и разжег огонь, предпочтя из всех имевшихся способов простую и надежную газовую зажигалку из своего времени. Затем в гостиную переместился капитан Сприггз, а с ним Вири и Ману, чисто вымытые, гладко выбритые и переодетые в европейскую одежду. Они втроем устроились у камина, потягивая виски из хрустальных стаканов и болтая о кино и спорте, что звучало особенно странно здесь, в этом старинном колониальном доме. Мэту выдали стакан лимонада — не той химической шипучки, что продается в супермаркетах, а настоящего, из свежевыжатого лимона. Он вполуха прислушивался к болтовне приятелей, пока Сильвия накрывала на стол под руководством хозяйки дома. Похоже, никто, даже воины-маори, не видели ничего предосудительного в том, что им прислуживает одна из их соплеменниц, и Мэту было за них немного стыдно. Он уже раздумывал, как бы потактичнее намекнуть им об этом, но тут в комнату вошла Келли, и Мэт растерял все свои мысли.

Амелия подыскала для нее восхитительное платье из зеленого бархата и парчи и к тому же украсила ее шею жемчужным ожерельем. Келли остановилась среди комнаты и густо покраснела, когда все присутствующие, разом замолчав, уставились на нее.

— Келли, дорогая, это прелестно! — воскликнула Амелия.

Капитан поднялся на ноги и, поцеловав Келли руку, забормотал:

— Выглядите сногсшибательно, милочка, просто сногсшибательно. Оч мило.

Вири и Ману вскочили и отвесили смущенной Келли глубокий поклон. Затем Ману тоже прижал ее руку к губам, а Вири, наклонившись к ее уху, прошептал нечто такое, что ужасно развеселило Кели, и парочка обменялась пронзительным взглядом, таким продолжительным, что Амелия была вынуждена прервать их, деликатно кашлянув.

— Ну что ж, наверное, пора за стол? — многозначительно сказала она.

На ужин была вареная картошка с разварившимися бобами и сочная баранья нога в мятном соусе. После угощения в па эта еда казалась совершенно обыденной. Капитан Сприггз открыл бутылку шардоне из Хокс-бей, добавив современных мотивов в старомодный ужин. Мэт, как и обещал, не забыл украдкой припрятать в карманах немного чеддера для Фитци. Однако вскоре уют и спокойствие застольной беседы начал ускользать от него, оставляя его в одиночестве и растерянности. Капитан сыпал остротами, Ману одобрительно цокал, когда Вири и Келли заглядывались друг на друга слишком долго и откровенно. Мэт же погрузился в мысли о маме. Как она? Где она? Может, ей сейчас одиноко и страшно? А папа? Как же папа?..

Мэт резко встал, и все замолчали.

— Что-то не так? — спросил Вири.

Мэт помотал головой, думая только о том, чтобы ему хватило сил совладать с собой.

— Так, молодой человек, — сказала Амелия, поднимаясь из-за стола, — похоже вам пора в постель. Давайте-давайте, отправляйтесь. И не забудьте почистить зубы!

Добравшись до кровати, Мэт быстро уснул, и, если Амелия и заглядывала в комнату, проверить, как он, Мэт этого не слышал. Последнее, что он запомнил, засыпая, — это то, как туреху в своем истинном обличии прокрался в спальню и принялся рыться в карманах его брюк в поисках сыра.

Наутро они снова отправились в путь. К величайшему неудовольствию Келли, Амалия снова нарядила ее в платье — гораздо более практичное, чем накануне, но всё же это было платье.

— Я не надевала юбку с тех пор, как закончила школу, — проворчала Келли.

Вдобавок ко всему, миссис Сприггз выдала ей белый капор, чтобы прикрыть коротко стриженные волосы. Мэт снова надел старинную мальчиковую одежду, а их вещи, заботливо выстиранные и высушенные у огня, были аккуратно упакованы и рассованы под сиденья экипажа.

Капитан на прощанье чмокнул жену в щечку, и Амалия вдруг расплакалась и стала уговаривать его не лезть на рожон лишний раз и возвращаться поскорее. Она сердечно распрощалась с Мэтом и Келли, взяв с них обещание когда-нибудь снова навестить дом Сприггзов. Затем обняла обоих воинов, и львиная доля ее нежности досталась Вири.

— Не думайте о смерти, молодой человек, — сказала она ему. — Думайте лучше о жизни.

Фитци обернулся птицей и полетел вперед. Мэт ему немного завидовал: путешествие в старинном экипаже обещало быть долгим и малоприятным. Дорога, несмотря на ясную погоду, была довольно грязной, но движение всё равно казалось весьма оживленным, особенно в южном направлении, куда непрерывно следовали повозки и маршировали отряды.

— Правительство раздает землю в Ваикато, — пояснил Сприггз, — вот народ и съезжается туда в надежде отхватить немного землицы под ферму.

Мэт припомнил, что что-то такое ему говорили на уроках истории.

— Разве для этого не пришлось согнать маори с их земель? Там была война?

— Там и сейчас идет война, приятель, — подтвердил капитан. — Губернатор Грей объявил землю к югу от Хантли[3] собственностью британской короны. Он заключил сделку с некоторыми племенами, а остальных надеется прогнать силой. Только они так просто не дадутся, к тому же у них теперь тоже есть ружья. Так что нашим ребятам эта кампания не покажется легкой прогулкой.

— Но ведь это и правда несправедливо, — заметил Мэт.

— Может, и нет, — пожал плечами Сприггз. — Просто так вышло. Королева хочет, чтобы ее колонии были под надежной защитой и приносили прибыль, так что мы должны постараться ее уважить. А как по-другому? Французам что ли всё отдать?

— А нельзя решить это как-нибудь мирно?

Сприггз нахмурился.

— Ты знаешь, — сказал он, — дело-то в том, что эта война случилась в твоем мире, и теперь мы тоже вынуждены вести ее в нашем. И простому человеку вроде меня ее не остановить, тут самому бы выжить. Мне тоже всё это не по душе, но что мы с тобой можем поделать?

— Наверное, ничего, — вздохнул Мэт. — Хотя я очень хотел бы...

— Я тоже, приятель, — кивнул Сприггз. — Я тоже.

Путешествие на север началось. На пути в Окленд их дважды останавливал патруль ополчения. В первом оказались знакомые Сприггзу солдаты, но второму предводительствовал чрезвычайно дотошный полковник, который перерыл все сопроводительные бумаги и долго, пристально разглядывал Келли и Вири. Когда путникам, наконец, позволили проехать, Вири попросил Мэта на всякий случай вернуть его в тики. Мальчик, конечно, согласился, но вся компания теперь чувствовала себя еще неуютнее, несмотря на то, что Мэт мог в любой момент вызвать Вири обратно.

Ману правил экипажем, Келли притворялась племянницей капитана, а Мэт изображал мальчика-слугу. Фитци вернулся и в собачьем обличьи ехал вместе со всеми, время от времени покидая повозку, чтобы размять лапы, однако чем дальше они продвигались на север, тем реже туреху показывался снаружи. Один день выдался дождливым, и дорогу развезло, но, когда они достигли Бомбейских холмов[4], она заметно улучшилась, а за окном потянулся сплошной ряд домов. Путники въехали в южный Окленд, и беспокойство усилилось. То и дело экипаж останавливал очередной патруль с проверкой. Мэт прятался под сиденьем, пока капитан представлял свою мнимую племянницу офицеру, который выговаривал ему жестко и неприязненно:

— Черт вас побери, Сприггз! Есть же запрет покидать Ваикато! Планируется наступление на юге. Вот, где вам следует быть, а не изображать здесь дуэнью для своей родственницы!

Но в конце концов патруль пропустил путешественников, и Сприггз с облегчением вздохнул:

— Ну, теперь я спокоен. Если уж мы прорвались через майора Окдена — прорвемся где угодно.

К вечеру они въехали в Окленд, миновав те места, которые в будущем станут районами города: Манукау, Холм Одинокого Дерева и Маунт Иден; через Ньюмаркет спустились к морю и покатили по берегу залива. Свинцовая вода подернулась рябью от мелкого дождя. Фитци сидел на козлах рядом с Ману, а оставшиеся в экипаже Мэт, Келли и капитан Сприггз слушали доносившееся сквозь скрип колес и цоканье копыт пение своего возницы. У Ману оказался приятный голос, а его репертуар состоял из народных песен и кантри-баллад семидесятых годов. Всякий раз, узнав мелодию, Келли страшно веселилась.

— Этого не может быть! — восклицала она. — Ты и эту песню знаешь? А с моими родителями ты случайно не встречался, а, ископаемое?

Мэта уже не забавляло и пение Ману. Поездка в экипаже оказалась для него сущим мучением. Его трясло и подбрасывало, колеса невыносимо скрипели и застревали в колее, через маленькое окошко почти ничего не было видно, в повозке не было радио, и, что гораздо хуже, — не было кондиционера. После целого дня пути в этой крошечной коробке, все изрядно вспотели, и дышать стало решительно нечем. Пару раз Мэта основательно укачало: пришлось высовываться в окошко прямо на ходу, и это было ужасно. Дешевые гостиницы, где они останавливались на ночлег, все как одна были убоги и переполнены, и друзьям приходилось занимать любые свободные кровати в комнатах с другими постояльцами. Делить комнату с незнакомцами Мэту совсем не нравилось. В довершение всего, там частенько даже невозможно было помыться.

После всех этих лишений в пути Мэт не мог дождаться, когда же они наконец доберутся до Окленда. Сприггз пообещал, что они остановятся в доме одного его знакомого, адвоката, который позаботится о них и проведет на корабль до Расселла[5].

Когда экипаж, подпрыгивая, покатил под горку к заливу, Мэт вытащил часы из кармана, куда он их благоразумно припрятал, едва первый патруль остановил экипаж для досмотра. Было начало шестого. В гавани теснились деревянные суда, но среди них не было ни одной белоснежной яхты, которые Мэт помнил по единственному в его жизни путешествию в Окленд с родителями. Деревья вдоль дороги гнулись и качались под порывами ветра, за окошком слева мелькали богатые виллы.

— Я слыхал, в твое время эти домики будут стоить каких-то баснословных деньжищ! — заметил капитан. — Прямо миллионы[6]! Правда, они и сейчас недешевы...

Мэт не ответил. У него раскалывалась голова, и, ощущая знакомые признаки подступающей дурноты, он приоткрыл окно на случай, если его снова стошнит. Келли побледнела так, что цвет ее лица уже не отличался от цвета чепчика, и, судя по всему, чувствовала себя не лучше.

— Далеко еще? — простонала она.

Словно сжалившись над ней, повозка замедлила ход и свернула в тихий переулок, с решетчатыми изгородями, увитыми розами, чей аромат проник даже в экипаж с его крошечными окошками. Келли с облегчением вздохнула.

— Похоже, сегодня мы наконец-то будем спать на нормальных кроватях! — с удовольствием отметил Сприггз. Мэт горячо согласился. Ему плохо спалось в дешевых гостиницах по дороге в Окленд, и теперь он был совершенно вымотан.

Когда экипаж остановился, Мэт распахнул дверцу и вывалился наружу. Стоя на четвереньках на влажной после дождя траве, хватая воздух ртом, он пытался подавить приступ тошноты. Через некоторое время мальчик почувствовал себя лучше, и прохладный морской ветер охладил его мокрое от пота лицо.

Позади него кто-то тихонько кашлянул. Сгорая от стыда, Мэт вскочил на ноги, оглянулся и увидел пухлого молодого человека с безупречно ровными бакенбардами и тщательно уложенными волосами. Щеголь глядел на Мэта с нескрываемым изумлением.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — поинтересовался он.

Мэт покраснел и отряхнул колени.

— Я в порядке, — пробормотал он.

— В порядке? — озадаченно переспросил молодой человек. — Э-э... вы правы, джентельмену следует всегда содержать себя в порядке.

— Ой, нет, я имел в виду, что у меня всё в порядке, — поспешно пояснил Мэт. — Всё супер. Отлично. Понимаете?

— Ах, ну тогда я очень рад! — оживленно кивнул его собеседник. — Это прекрасно. О, вот и вы, Сприггз! Как поживаете, старина?

Капитан приветливо помахал ему в ответ, неловко спустился на землю и помог Келли выбраться из экипажа, после чего обернулся к приятелю и потряс его руку.

— Здравствуй, Форбс, рад снова тебя видеть. Как поживаешь?

— О, замечательно, Сприггз, просто прекрасно, погода, вот, правда, не радует.

— Познакомься, Форбс, это моя племянница, Келли Энн Гаффин. Старшая дочь сестры жены старшего брата моей Амелии, впрочем, ты вряд ли их знаешь. Келли Энн, это адвокат Саймон Форбс, выпускник Оксфорда и вообще отличный парень.

Келли растерянно взглянула на Форбса и сделала книксен.

— Знакомство с вами — это такое счастье для меня, мисс Гаффин, — заверил тот. Мэт с любопытством разглядывал толстячка. Вопреки своим словам, он не выглядел счастливым, даже наоборот, встревоженным или нездоровым. Форбс был бледен, и на его лбу обильно проступил пот, а когда их представили друг другу, протянутая для приветствия ладонь оказалась влажной и липкой. Слуга, вышедший из дома помочь Ману разгрузить багаж, тоже казался взволнованным.

Белый деревянный дом с черепичной крышей был огромен. Все занавески на окнах были плотно задернуты, только одна в левом крыле едва трепетала, словно на слабом ветру. За домом простирался огромный запущенный сад, разросшийся как джунгли. Позади экипажа на другой стороне переулка, опираясь на мушкеты, стояли и курили двое солдат.

Внезапно Мэт ощутил смутное беспокойство. Что-то подсказывало ему, что им не следует входить в этот дом. Это было хорошо знакомое Мэту чувство — его внутренний голос, который подсказал ему подслушать разговор отца с Пуаратой и забрать себе тики... но в Таупо голос подвел. Мэт в нерешительности оглянулся на спутников. Ману беззаботно подшучивал над лакеем, пытаясь нагрузить на него лишний чемодан. Келли под руку с капитаном, следуя за Форбсом, шли по дорожке к дому. Один Фитци по-прежнему не покидал повозку, выглядывая из двери и тревожно принюхиваясь. Туреху тоже это чует, догадался Мэт. Лошади беспокойно переступали с ноги на ногу и косились куда-то за спину Мэту. Он быстро обернулся, но успел заметить только всколыхнувшуюся штору, как будто кто-то только что распахнул ее и затем задернул снова.

Это ловушка! Всё это — ловушка!

Мэт собирался было крикнуть это вслух, но тут же сильные грубые руки в черных рукавах, пропахших табаком, схватили его, и скрипучий голос над самым ухом произнес:

— Закрой рот и топай!

Мэт почувствовал, как холодный кружок металла уперся ему в шею. Он тут же прекратил сопротивление и медленно побрел к дому, пытаясь незаметно засунуть руку под рубашку, чтобы найти тики. Двери дома распахнулись, и люди в черных мундирах военной полиции под предводительством рыжебородого офицера хлынули наружу.

Фитци зарычал и бросился им наперерез, закрывая собой Келли, но был встречен ударом мушкета по голове и покатился по дорожке. Келли в панике озиралась, не зная, что предпринять.

— Мэт! Зови Вири! — Ману выхватил свой пистолет, но в ту же секунду лакей замахнулся тяжелым чемоданом и сбил его с ног. Келли взвизгнула.

Сприггз застыл на месте, уставившись на Форбса.

— Прости, приятель, — сказал тот. — Они знали, что вы здесь появитесь. Что я мог поделать?

Один из полицейских ударил Сприггза прикладом мушкета в живот, капитан согнулся пополам и повалился на землю, судорожно кашляя и хватая ртом воздух. Келли бросилась было к нему, но другой солдат грубо схватил ее за плечо. Она мгновенно обернулась и вцепилась ногтями в лицо нападавшему, тогда на нее набросились еще двое. Келли брыкалась и отбивалась изо всех сил, пока и ее не уложили на землю.

Из дверей виллы неслышно выскользнула женская фигура в старинном черном платье. Темный чепец оттенял смертельную бледность ее лица. Мэт увидел лиловые отметины и тонкую багровую борозду, перечеркнувшую искривленный нос от щеки до щеки, синевато-желтые синяки вокруг обоих глаз. И только теперь узнал в этом восставшем мертвеце Донну Кайл.

Мэт схватился за тики.

— То... — Что-то твердое и тяжелое обрушилось на его голову, вызвав внутри вспышку боли и яркого света. На краю беспамятства он попытался удержать в сознании образ Вири, почти представил его лицо, но на месте рта его видения разверзлась бесконечная черная пропасть и увлекла Мэта во тьму.

Примечания:

1. Хаэре ра — (маор.) до свидания, прощай.

2. Новозеландские земельные войны — серия вооруженных конфликтов между маори и английскими поселенцами при поддержке британской армии в 1845-1872 годах. Одной из причин были спорные моменты в разделе земли, частично присвоенных поселенцами, частично выкупленных в результате сделок, которые племена отказывались признать законными. Другой причиной было изменение отношения маори к переселенцам и заключенному договору с Британской короной, однако часть коренного населения поддерживала англичан и сражалась на их стороне. Наиболее кровопролитные бои происходили в Ваикато, в том числе вблизи Маунгатаутари.

3. Хантли — небольшой промышленный город неподалеку от Гамильтона.

4. Бомбейские холмы — гряда холмов на южной окраине современного Окленда, отделяющая его от округа Ваикато. Название гряды происходит от одноименного поселения, в свою очередь названного в честь английского судна "Бомбей", на котором прибыли основавшие деревню колонисты.

5. Расселл (первоначальное название — Корорарека) — первое европейское поселение в Новой Зеландии, ныне — маленький городок в Заливе Островов на полпути от Окленда до Кейп Реинги.

6. Судя по тому, что перед этим герои проезжали Ньюмаркет, они спускаются к гавани через Парнелл — престижный район с одними из самых высоких в Окленде цен на недвижимость, так что капитан Сприггз совершенно прав.

Глава 14

В доме Донны

Безжизненно лежащий на боку Фитци. Келли, с криком отбивающаяся от солдат, сдиравших с нее одежду вместе с кожей. Истекающий кровью беспомощный Ману. Капитан Сприггз, скорчившийся на земле в судорожном кашле. И хохочущая Донна, с острыми, как ножи, желтоватыми зубами...

Мэт пришел в себя оттого, что холодная вода залила ему лицо, нос и рот, и, на какое-то мгновение, захлебываясь и кашляя, он подумал, что Донна бросила его в море и теперь он тонет. Однако затем его голова встретилась с деревянным полом, отчего ее стиснула боль, такая, что Мэт едва опять не лишился чувств. Над правым ухом набрякла болезненная пульсирующая шишка. Пошевелившись, Мэт почувствовал веревки, связывавшие его запястья и щиколотки. В глаза ударил нестерпимо яркий свет, и чей-то шепот прошипел в самое ухо:

— Давай, просыпайся, гаденыш!

Мэт открыл глаза и часто заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд. Перед ним возникло бледное лицо Донны, словно рассеченное пополам раной, нанесенной ей пату. Искривленный нос вне всякого сомнения был сломан, а на зеленоватых линиях моко на ее подбородке виднелись царапины и ссадины, словно Донна пыталась сорвать татуировку со своей кожи.

— Видишь, что ты наделал, маленький ублюдок! — ее глаза пылали ненавистью. — Посмотри на меня!

Мэт застыл, в ужасе уставившись на нее.

— Вы за всё заплатите, и ты, и эта девчонка. Вы дорого заплатите! Ты будешь молить меня о смерти! Видишь, что ты сделал с моим лицом? Я отплачу тебе сторицей за каждую отметину, уж поверь мне, я наполню остаток твоей коротенькой никчемной жизни такой болью и уродством, какие ты даже представить себе не можешь!

Мэт попытался отвернуться. Желудок болезненно сжался, и горькая желчь обожгла горло. Он был заперт в тесной комнатушке с единственной дверью. Где же все остальные? Мэт припомнил последние мгновения перед тем, как его вырубили ударом по голове, и почувствовал, как все внутренности свернулись в холодный тяжелый ком. Неужели его друзья погибли?

Ледяные пальцы Донны сжали его подбородок и резко повернули голову.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — она схватила его за шиворот и нечеловечески сильным рывком поставила на ноги; в нос Мэту ударил запах кофе и сигарет. Прямо перед ним очутились налитые кровью глаза Донны.

— Ты будешь делать, что я говорю, или девчонка умрет в страшных мучениях. У меня много способов это сделать, я могу облить ее бензином и поджечь, как тебе такая идея? Если ты не научишь меня, я так и сделаю, и мы вместе с тобой будем смотреть, как огонь пожирает ее смазливую мордашку. Ты меня понял? — Донна встряхнула его. — Понял?

Мэт в страхе кивнул. Он не представлял, чему и зачем он может научить Донну, но надеялся, что ему хотя бы удастся спасти Келли.

Донна отшвырнула его обратно на пол, и, ударившись об пол, Мэт от боли снова на миг потерял сознание, Донна чуть слышно ахнула, и, увидев ее лицо, Мэт внезапно понял: она боится.

— Я пришлю кого-нибудь привести тебя в порядок, а потом тебя отведут в мой кабинет. И запомни: будешь упрямиться — девчонке несдобровать.

Донна повернулась и выскочила из каморки, хлопнув дверью и оставив Мэта в полной темноте.

Он пробыл в одиночестве не слишком долго, но достаточно для того, чтобы переждать приступ тошноты, а потом проверить своё состояние. Медальоны исчезли. Карманы были пусты, по крайней мере, так ему показалось. Ботинки тоже пропали, однако на нем по-прежнему была старинная одежда, в которую его нарядила чета Сприггзов. Если верить Донне, Келли всё еще была жива, но что случилось с Ману и капитаном? И как насчет Фитци? Неужели они все убиты? Паника и беспомощность накатили на него, но усилием воли Мэт взял себя в руки. Я не сдамся! Не сдамся! Он припомнил выражение лица Донны. Чему я должен ее научить? Чего она боится? Тики у нее в руках... что еще она от меня хочет? Тики уже в ее руках. Разве она не должна отдать его Пуарате? Где же тогда сам Пуарата? Если я могу воспользоваться тики, может ли Донна сделать это? Она хочет, чтобы я научил ее пользоваться тики! Но зачем?

И где Пуарата?

Наконец дверь открылась, и толстяк-полицейский с большим носом ввалился в чулан, где был заперт Мэт. От его мундира разило потом и табаком, и Мэт, узнав этот запах, догадался, что перед ним тот же человек, который ударил его. Носатый бесцеремонно поднял Мэта, подхватив одной рукой под живот, и поволок его прочь из каморки, да так неосторожно, что задел его плечом дверной косяк.

Протащив мальчишку через холл, носатый втолкнул его в ванную. Это оказалась самая обыкновенная современная ванная комната, здесь была ванна с душем, и раковина, и бледно-желтый коврик на полу. За унитазом виднелась мусорная корзина, а полочка под зеркалом была заставлена баночками с косметикой и какими-то щеточками и кисточками.

Носатого вся эта современная обстановка, казалось, совершенно не смущала. Он бросил Мэта на пол и навис над ним, развязывая путы на руках и ногах. Кровь устремилась в освобожденные конечности, вызвав почти болезненное пощипывание. Солдат легонько пнул Мэта носком ботинка.

— Давай, делай свои дела и умойся. У тебя на всё про всё пятнадцать минут.

— А ты не можешь выйти? — буркнул Мэт.

— Нет, не могу, — отрезал носатый. — Давай-ка без разговоров, маленький дикарский ублюдок.

С трудом подавив свой бессильный гнев, Мэт включил воду и стянул с себя одежду трясущимися от унижения и ярости руками. Стоять нагишом перед этим грубым солдафоном было невыносимо, и Мэт испытал несказанное облегчение, когда задернул занавеску и залез под душ. Какое-то время он просто стоял под водяными струями и беззвучно плакал, и вместе со слезами в ванну стекали его отчаяние и беспомощность.

Потянувшись за шампунем, Мэт заглянул в мусорную корзину, почти пустую, не считая нескольких обрезков ногтей со следами алого лака. Значит, он в доме Донны, догадался Мэт. Должно быть, их привезли сюда, пока он лежал без сознания. Как же долго он пробыл в отключке и где сейчас остальные?

Вымыв волосы, он намылил свое усталое тело. Все мышцы ныли. Ему нестерпимо хотелось лечь, свернуться калачиком, и лежать так и никогда уже не вставать... Но я не могу. Я должен спасти Келли, Вири и остальных.

— Побыстрее там, — окрикнул его носатый.

Мэт почувствовал, как усталость и отчаянье в нем сменяются злостью. Он думал об обрезках ногтей: маникюрные ножницы Донны тоже должны быть где-то здесь. Может, если удастся заставить своего надсмотрщика выйти хоть на минуту... Мэт выключил воду и выбрался из ванны, обдумывая свой план. Под неусыпным взглядом поросячьих глазок толстого солдата он насухо вытерся большим полотенцем и оделся.

— Мне надо, — пробормотал Мэт, кивнув в сторону унитаза.

— Ну и в чем проблема? — отозвался носатый.

— Я не могу, когда смотрят.

— А придется. Мне велено не спускать с тебя глаз.

Черт! Мэт отвернулся и расстегнул брюки. Что же делать? Он обвел взглядом ванную в поисках ножниц или чего-то другого, что он мог бы использовать в качестве оружия. Ничего. Он снова безнадежно опустил глаза и уставился на мусорную корзину, где на самом дне лежали обрезки ногтей Донны, словно окровавленные осколки костей.

Костей.

У него появилась новая идея.

Застегнув ширинку, Мэт притворился, будто на него напал новый приступ тошноты, и, упав на колени, он обхватил унитаз, кашляя и отплевываясь. Услышав, как носатый с отвращением фыркнул и отступил на шаг, Мэт запустил руку в корзину и схватил обрезки ногтей Донны. Ему удалось подобрать четыре из них, и он быстро сунул их в карман, прежде чем носатый поставил его на ноги.

— Умойся, — рявкнул толстяк. Понимая, что отплатить своему надзирателю прямо сейчас не удастся, Мэт проглотил обиду и молча повиновался, а затем носатый вытолкал его обратно в холл и провел еще через пару дверей, пока они не оказались в большой комнате.

Это был кабинет в классическом стиле, с огромным дубовым столом, на котором не оказалось ничего, кроме чернильницы и подставки для пера. Пол украшал индийский ковер с черно-бордовым узором. В углу расположился телевизор, а на полке над ним — стереосистема. По стенам высились два книжных шкафа, заполненные томами, то в старинных кожаных переплетах, то в современных бумажных обложках. Одну из полок занимали глянцевые журналы. В комнате были два окна, оба плотно зашторенные, так что единственным источником света служил электрический светильник на потолке над столом.

Донна, сменившая черное платье с кринолином на вполне современные блузу и джинсы, сидела в кожаном кресле за столом, разглядывая тики.

— Оставь его тут и подожди снаружи, — приказала она носатому. Тот толкнул Мэта на середину комнаты и вышел, закрыв за собой дверь.

— Сядь, — коротко велела Донна. Мэт неуверенно присел на ближайший стул.

— Почему? — произнесла Донна, протягивая к нему тики. — Почему какой-то жалкий крысеныш, вроде тебя, может заставить эту штуку работать, а мне, той, которая всю свою жизнь посвятила изучению магии, это не удается? Как это возможно?

— Не знаю, — пожал плечами Мэт.

— Но должно же быть что-то! — Донна приподнялась с кресла и подалась в его сторону. — Какое-то секретное слово? Заклинание?

Мэт покачал головой.

— Тебе лучше рассказать мне сейчас, мальчик. Иначе твоим друзьям придется плохо.

Друзьям, она сказала "друзьям". Значит, они всё еще живы!

Должно быть, что-то промелькнуло на его лице, поскольку Донна, нахмурившись, прибавила:

— Рано радуешься. Капитан и дикарь сейчас в камере, и ты их уже не увидишь. А вот девчонка здесь, а значит, я могу делать с ней всё, что захочу. И ей наверняка не понравится то, что я захочу с ней сделать.

Мэт сглотнул и опустил руку в карман, ощупывая лежащие там обрезки. Выбрав самый крупный, он сжал его в ладони и твердым голосом спросил:

— А зачем тебе это? Разве ты не должна отдать тики Пуарате?

— Не твое дело, — отрезала Донна. — Скажи, как включить тики.

Мэт тихо вздохнул. Для осуществления его плана ему нужно было вытащить Вири из тики... и при этом не дать ему попасть под власть Донны. План был очень рискованный, но иного выхода Мэт не видел.

— Ладно, — сказал он, — но сначала я хочу увидеть Келли.

Донна бросила на него злобный взгляд.

— Какой же ты наглый маленький засранец!

Но Мэт был непреклонен. Она стукнула кулаком по столу:

— Капрал!

Носатый приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

— Приведи девчонку.

В ожидании, Донна поднялась с кресла и открыла окно слева от Мэта, и он увидел свет электрических фонарей, а вдалеке — огоньки Оклендского моста[1]. Мы вернулись в реальный мир! Но как тогда здесь очутились солдаты?..

Донна что-то пробормотала себе под нос и распахнула занавески на окне справа. Там в темноте тускло светились газовые фонари, и медленно двигалась вереница повозок, ведомых колонистами с факелами. Аотеароа!

Мэт был в замешательстве. Каким-то образом дом Донны существовал сразу в обоих мирах... вот как ей удавалось так легко переходить из одного в другой! Взволнованный, Мэт принялся обдумывать новый план, путь к спасению. Он бросил взгляд на стол. Тики по-прежнему был в руках у Донны, но его кору и кельтский узел лежали на полированной дубовой столешнице. При мысли о том, как Донна касается их своими холодными пальцами, Мэта передернуло от бешенства и отвращения.

Носатый капрал вернулся, волоча связанную Келли, и швырнул ее на середину комнаты. Келли уставилась на Мэта круглыми от ужаса глазами. Платье на ней было порвано, ноги исцарапаны, а рот был завязан какой-то белой тряпкой, поэтому, когда она попыталась что-то сказать, ей удалось только издать нечленораздельное мычание и шипение.

— Оставь нас, — велела Донна носатому. — А ты не смей даже приближаться к ней, — добавила она, обращаясь к Мэту.

Донна обошла вокруг стола, тики покачивался в ее бескровных пальцах.

— Ну вот, ты убедился, что твоя подружка всё еще жива. Теперь говори, если не хочешь, чтобы я исправила это досадное недоразумение. Как заставить талисман работать?

Она остановилась перед Мэтом, глядя на него сверху вниз, и на ее изуродованном лице отразилась смесь страха и алчности.

Мэт бросил взгляд на Келли, которая отчаянно замотала головой, и ободряюще кивнул. Затем перевел глаза на Донну и сказал:

— Хорошо. Я могу тебе показать.

Донна презрительно усмехнулась.

— Думаешь, я настолько глупа? Нет, ты расскажешь мне.

Ну, что ж, попытка не пытка...

— Лучше поторопись, потому что скоро здесь будет Пуарата. Думаешь, он окажется к тебе добрее? — она пыталась запугать его, но по ее голосу Мэт понял, что Донна сама до смерти напугана.

— Ты даже не в силах вообразить, что значит быть слугой Пуараты, — неожиданно сказала Донна. — Ты не представляешь, что он со мной сделал. Помоги мне, и я отпущу тебя. Вас обоих. И остальных тоже. Но только если ты мне поможешь.

Мэт прочел на исковерканном лице Донны всю ее историю: ее жажду власти над другими людьми, жажду денег, красивой жизни, магии, всё, что привело ее к Пуарате. Он понял, как она попалась в ловушку колдуна, и какой бессильный ужас она теперь перед ним испытывала. Всё, что осталось ей в жизни, — это бесконечное служение своему безжалостному хозяину. И наконец Мэт понял, что движет ею: отчаянная надежда, что власть над тики и духом Вири каким-то образом поможет ей освободиться.

Мэт сжал к кулаке большой обрезок ногтя Донны, так что он впился прямо в тот порез, который он расцарапал, когда в последний раз воспользовался тики. Он почувствовал болезненное саднение, а затем ощутил, как выступила кровь и обволокла другие кусочки у него в кулаке.

— Тебе нужно представить его и позвать по имени, — сказал он. — И самое главное: ты должна пролить на тики свою кровь.

— Кровь! — Донна прищурилась и повторила свистящим шепотом: — Кровь. Ну, конечно же.

Она обогнула стол и открыла верхний ящичек. Мэт зажмурился и сосредоточился на Донне и кусочках ее ногтей. Он почувствовал, как возникло слабое свечение, похожее на то, что появлялось, когда он контролировал Вири, только гораздо слабее.

Донна провела по своей ладони маленьким серебряным ножом и, сжав кулак так, чтобы ее кровь стекала на тики, тихо нараспев произнесла:

— Тоа... приди!

Келли забилась на полу, пытаясь освободиться от своих пут и добраться до Мэта, пока тот сосредоточился на тики и Донне. Воздух завибрировал от невидимых разрядов, Мэт ощутил, как энергия тики нарастает, готовясь выпустить своего узника, сдерживаемая только тем, что не Донна, а Мэт по-прежнему был хозяином талисмана, и в его власти было продолжить ритуал или прекратить его. Мэт позволил Донне расходовать свою силу на оживление тики, и, когда она почти исчерпала себя досуха, выпустил энергию тики на свободу.

Донна, вскрикнув, откинулась назад. Из тики поднялся сгусток тьмы, призрак, на глазах обретающий реальность. Вири, закутанный в свой плащ из перьев, окинул окружающий мир диким взором и принял боевую стойку, но Донна оказалась проворнее. Резко выпрямившись, она гортанно выкрикнула какие-то слова, и словно темные щупальца протянулись из тики, опутывая Вири, и, связанный по рукам и ногам, он беспомощно повалился на стол.

— Получилось! — ликующе воскликнула Донна. — У меня получилось!

И тогда Мэт нанес свой удар. Нет, физически он не тронулся с места, но те мельчайшие частицы тела Донны Кайл, что оказались в его руках, открыли ему дорогу в ее разум, и на какое-то мгновение он словно стал ею. Всё еще ощущая в руке пылающие обрезки ногтей, он проскользнул мимо ее чувства ликующей злобы, мимо воспоминаний о погибшем отце и жестокой матери, мимо злобного демона, тянущего ее во тьму, прямо к холодной искрящейся воле Донны. Мэт подмял ее, оглушил и услышал, как Донна взвыла в страхе. Затем всё исчезло, и он снова стал собой, чувствуя лишь опустошенность и тошноту.

Открыв глаза, он встретил невидящий взгляд Донны. Ее руки бессильно опустились. Она дернула головой, и на ее лице промелькнула тень страха и неверия в то, что всё это действительно происходит. Мгновения потребовались ей, чтобы понять, что случилось, но было уже слишком поздно.

Темные путы спали с Вири, словно старая паутина, и он вскинул тайаху. Защищаясь, Донна закрыла лицо руками, но дубинка, пройдя сквозь зажатый в ее пальцах тики, обрушилась на ее голову. Раздался отвратительный треск, Донна вскрикнула и откинулась на стол, в попытке удержаться на ногах. Выпавший из ее ослабевших пальцев тики звучно стукнулся об пол. Донна всё не сдавалась, и уже нашла глазами упавший талисман, но второй удар тайахи настиг ее, и она безжизненно сползла на пол.

Дверь распахнулась под сильным ударом, и на пороге показался носатый капрал, а за ним целый полк под предводительством того же рыжебородого офицера, которого Мэт запомнил с того вечера, когда был пленен.

Вири выскочил им навстречу. Мэт обогнул стол и схватил тики. Донна лежала неподвижно, на полу под ее головой стремительно росла лужа крови, залившей ее лицо и светлые волосы. Мэт не понял, жива ли она, да и, если честно, не имел никакого желания в этом разбираться. Тики, всё еще горячий, быстро остывал в его руке. Схватив со стола свои деревянные медальоны, Мэт обернулся к двери, где уже кипела настоящая битва.

Носатый согнулся пополам от удара тайахи в живот, и его челюсть встретилась с кулаком Вири, отчего толстяк кубарем отлетел назад. Второй солдат с мушкетом наперевес прорвался в кабинет, и тайаха Вири переломила ствол, отведя выстрел в сторону, а затем с хрустом впечаталась в затылок стрелка, и тот мешком рухнул на пол. Рыжебородый офицер, до сих пор только отдававший команды из холла, наконец тоже ворвался в кабинет с саблей наголо, целясь Вири в горло, но воин ловко уклонился от удара, который должен был снести ему голову, и парировал следующий тайахой, а потом твердое как сталь дерево скользнуло по металлу и вонзилось в живот рыжебородого. Глаза офицера стали круглыми как плошки, он попятился, силясь выдавить из груди крик, но издал лишь невнятный стон.

Вири со зловещей ухмылкой выдернул свое оружие из его раны и отступил назад. Затем он подхватил Келли, закинув ее на плечо, Мэт быстро надел на шею амулеты и подобрал нож Донны. Пошарив в ящиках стола, он нашел целую связку ключей, но, не успев обрадоваться этому, услышал, как захрустел гравий под колесами подъехавшей к дому машины. Выглянув из-за занавески, Мэт разглядел темные тени, шевелящиеся на дорожке у дома.

— Пуарата приехал! — крикнул он.

Один из людей, суетившихся возле черных автомобилей, поднял голову и, заметив Мэта, что-то выхватил пистолет и что-то заорал, указывая наверх. Мэт бросился к другому окну и похолодел. Сад наводнили солдаты в черных мундирах, и горящие факелы в их руках освещали их лица демоническим пламенем.

Пуля пробила стекло и вошла в стену прямо рядом с Мэтом.

— Бежим! — крикнул он, и друзья бросились прочь из кабинета: впереди Вири с Келли на плече, за ним Мэт, запирая за собой двери. Они проследовали по длинному коридору и оказались перед белой дверью. Не останавливаясь, Вири пинком распахнул ее, и Мэт уже хотел было последовать за ним, как вдруг заметил слева узкий проход.

— Эй! Есть там кто-нибудь? — крикнул он. В ответ послышался слабый невнятный голос. Не обращая внимание на доносившийся из дома шум, Мэт поспешил на зов и обнаружил металлическую решетку с тяжелым замком, а за ней — связанных по рукам и ногам Сприггза и Ману с кляпами во рту. Сприггз, похоже, был без сознания, но Ману вертелся и мычал, пытаясь освободиться, его-то и услышал Мэт из коридора.

Мэт взглянул на связку ключей, пытаясь определить, который из них открывает их темницу, но в этот момент дверь, ведущая в коридор, распахнулась, и солдаты ворвались внутрь. Мешкать было нельзя и, швырнув ключи в камеру, Мэт помчался догонять Вири, крича и призывая того на помощь.

Преследуемый по пятам, он свернул за угол и встретился с Вири с пату наготове — здесь было слишком тесно, чтобы сражаться тайахой. Мэт рухнул на четвереньки и прошмыгнул между его ног, а выскочивший из-за угла солдат ощутил всю силу кулака Вири, отчего отлетел назад и остался лежать на полу. Поморщившись от боли в пальцах, Вири поспешил за друзьями и захлопнул белую дверь.

За ней оказался вовсе не задний двор, а гараж, где стояла новенькая красная "тойота" RAV4. Запертые металлические ворота гаража оставались единственным выходом. В дверь, через которую друзья проникли в гараж, уже ломились с другой стороны. Мэт проверил, как хорошо он ее запер, а затем заглянул в кабину. Вири тем временем освобождал Келли от связывавших ее пут.

— Тут нет ключа! — горестно воскликнул Мэт.

— Не волнуйся, я могу завести что угодно и без ключа, — отозвалась Келли, выдернув изо рта кляп. — Черт! Да развяжи уже мне ноги! — прикрикнула она на Вири. Избавившись от веревки, она запрыгнула на водительское сиденье.

— Ничего тачка, — буркнула Келли, склонившись над торпедо. — Стервам всегда хорошо платят.

Мэт вдруг в ужасе вспомнил два черных BMW, перегородивших выезд со двора. Удастся ли проскочить между ними, или ловушка уже захлопнулась?

— Мэт! — позвала Келли. — Садись в машину!

Они с Вири уже оба были внутри, и Келли, скорчившись под рулевой колонкой, колдовала над цветными проводками. Мэт придвинул к двери тяжелый ящик с инструментами, как вдруг мушкетная пуля пробила дверь и со звоном срикошетила о блестящий бок автомобиля. Мэт ойкнул и поспешил назад, лихорадочно соображая. Келли выругалась, затем наконец выпрямилась и надавила на педаль. Пробудившись, мотор кашлянул, отчего машина вздрогнула всем кузовом.

— Мэт! Лезь в машину! — крикнула Келли, но Мэт не двигался, не сводя глаз с автомобиля. У него появилась новая мысль, совершенно сумасшедшая, но...

Я смогу!..

— Что ты стоишь?! — заорала Келли, и Вири с беспокойством оглянулся на мальчика. Мэт запрыгнул на заднее сиденье, захлопнув дверь, и достал из кармана нож Донны.

Келли направила пульт управления на гаражную дверь, и та медленно поползла вверх. Задняя дверь содрогнулась от сильного удара, ящик подпрыгнул, но всё еще держался. Мэт взглянул на открытую ладонь своей левой руки и, зажмурившись, полоснул по ней ножом для бумаги, невольно вскрикнув от боли. Мотор "тойоты" ревел, из-за двери доносились голоса, один из которых звучал очень знакомо, но Мэт прогнал эту мысль, сосредоточившись на своем деле.

Сжав в кулаке здоровой руки амулет, в то время как кровь из раны на левой ладони капала на сиденье, пачкая дорогую обивку, Мэт прислушивался к себе, чувствуя, как энергия талисмана бежит по его венам через грудную клетку в левую руку, и хлещет из раны. Кровь заливала сиденье, но Мэт не замечал этого. Всё, что он видел, — это свет. Энергия. Сила. Она изливалась из него потоками, обгоняя пришедший в движение автомобиль. Мэт не слышал криков Келли, не слышал зова Вири. Мысленно он вернулся в Таупо и вспоминал свои ощущения, когда он прыгнул в реку и танифа открыла проход между мирами и увлекла их в Аотеароа. Он вспоминал пронзительно синее небо мира легенд, запах папоротников и нагретой земли, вкус кумары и певучие голоса жителей па Маунгатаутари. Мэт беззвучно воззвал к Аотеароа — и она откликнулась и распахнулась перед ним, и он понял, что они уже там.

RAV4 с рычанием выкатился из гаража, и, свернув вправо, Келли слишком поздно сообразила, что мчится прямо на перекрывшие выезд две BMW. Она вскрикнула, и тут Мэт открыл глаза и откинулся на спинку сиденья с чувством опустошенности и невероятного спокойствия.

Люди Пуараты, окружившие черные машины с оружием наготове, замерли, а затем вдруг пропали. Исчезли, словно испарившись, и два автомобиля, а вместо них возникла кучка полицейских колониального Окленда, которые бросились врассыпную, когда RAV4 рванулся прямо на них.

Вири издал победный клич, Келли с довольным видом, выправила руль, и они понеслись по темным дорогам старинного города — мифического двойника Окленда, оставив врагов далеко позади.

Мэт с облегчением улыбнулся и опустил глаза. На раскрытой левой ладони он обнаружил старый шрам от давно зажившей раны. Мэт разжал правый кулак и в изумлении вздрогнул.

Он ожидал увидеть тики, но вместо резного человечка в ладони Мэта оказался кору. Медальон потемнел, будто каким-то странным образом впитал кровь своего создателя, и казался удивительно холодным и тяжелым. Мэт включил свет на потолке, чтобы получше рассмотреть, что случилось с кору, и тихонько ахнул.

Кору уже не был деревянным. Каури превратилась в нефрит.

Примечания:

1. Оклендский мост (Auckland Harbor Bridge) — автомобильный мост над заливом Ваитемата, соединяющий так называемый Большой Окленд с районом Норт-Шор-Сити.

Глава 15

Девяностомильный пляж

— Что там произошло? — спросила Келли.

"Тойота" уверенно взбиралась по извилистой грунтовой дороге на холмистое взгорье на западе от Окленда. Позади остался город, переполошенный внезапным появлением на улицах чудовищного механизма с рычащим мотором. Особенно пугались лошади, которые при виде шумной блестящей машины начинали панически метаться, опрокидывая повозки, и Мэт искренне надеялся, что обошлось без жертв. Какой-то всадник, вооруженный пистолетом, попытался догнать их, но автомобиль, конечно, легко оторвался от преследования.

К несчастью, в этом мире еще не возвели Оклендский мост, поэтому пришлось сделать большой крюк, чтобы обогнуть залив Ваитемата и продолжить путь на север. Дороги оказались вполне удобными, а редкие встречные повозки шарахались в сторону, и их пассажиры долго смотрели вслед автомобилю, гадая, что за чудо только что пронеслось мимо.

— Хорошо, — отметила Келли, — что здесь еще не придумали радио. Они не могут сообщить о нас постам, чтобы нас перехватили по пути.

Интересно, подумал Мэт, способен ли Пуарата на нечто подобное? В одном он мог быть совершенно уверен: Пуарата перемещался по хайвеям реального мира гораздо быстрее, чем они по проселкам Аотеароа.

— Послушай, Мэт, — сказал Вири утром, — ты так и не объяснил нам, как тебе удалось переместить целый автомобиль из одного мира в другой?

Мэт, дремавший на заднем сидении, приоткрыл один глаз. Накануне они еще пару часов ехали в темноте, пока не были вынуждены остановиться: не потому, что внедорожник не мог справиться с грязью Аотеароа, а просто побоялись заблудиться. Указателей на дорогах было исчезающе мало, так что Вири предложил остановиться и подождать рассвета. Перед сном Мэт рассказал о том, что нашел Ману и капитана Сприггза и передал им ключи. Новость о том, что друзья живы, вызвала всеобщее воодушевление, хотя никто не мог быть уверен, что в конечном итоге им удалось бежать.

Светало. Мэт взглянул на часы и обнаружил, что они стоят. Он не знал, какой теперь был день, и имел только смутное представление о времени. Тем не менее, он прекрасно выспался и чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Даже свернувшись на заднем сиденьи "тойоты", Мэт всю ночь спал как убитый — так он был вымотан. Зато теперь он был голоден — "по-взрослому", как сказал бы отец.

— Ладно, я расскажу, — произнес Мэт, — но только если ты найдешь мне что-нибудь поесть.

Вири расхохотался.

— Понимаю, — сказал он. — Кел, сверни-ка на ближайшую ферму!

— Уверен? — Келли нахмурилась. — Думаешь, это хорошая идея?

— Ну, всяко лучше, чем умирать с голоду, — отозвался Вири.

Келли неуверенно кивнула.

— Ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь... — через несколько минут она свернула с дороги и направила машину по извилистой дорожке вверх по холму, прямо к большому деревянному дому.

Навстречу им с оглушительным лаем выскочили собаки, привязанная во дворе лошадь рванулась, испуганно выкатывая глаза; с отчаянным кудахтаньем разбежались куры. Через открытую дверь сарая виднелась какая-то сельскохозяйственная техника, еле умещавшаяся внутри, Мэт раньше встречал такую на выставках в музее, только здесь она была новенькая и блестящая, еще не тронутая ржавчиной и пылью. Еще один знак, что мир, в котором они оказались, был непостоянен: он жил и развивался своим чередом. На крыльце дома стояло нечто вроде примитивной стиральной машины, разобранной на части, словно появление друзей застало ремонт в самом разгаре.

Едва выйдя из автомобиля, путники услышали зычный голос, заглушивший истошный лай собак:

— А ну, стоять! Стойте, а то стрелять буду!

В дверях дома показался мужчина в холщовой одежде и с ружьем в руках. В окна выглядывали любопытные детские мордашки.

Вири поднял руки и, улыбаясь, произнес:

— Киа Ора, хозяин. Нельзя ли купить у вас чего-нибудь съестного?

— Нет, пока не скажешь, что это за чертовина, на которой вы приехали!

— Это самодвижущийся экипаж, — охотно объяснил Вири, — из Окленда.

Фермер задумался.

— Из Окленда, говоришь? — переспросил он. — Ну, там какой только дряни не водится... — он опустил оружие и присмотрелся: — Что с вами стряслось? Вас всех будто через куст малины протащили.

— Пришлось спасаться бегством от одной неприятной компании, — извиняющимся тоном объяснил Вири. — Сейчас мы надеемся, что они отстали. Но у нас совершенно не осталось ни воды, ни припасов. Мы вовсе не напрашиваемся на приглашение, просто хотели бы купить немного еды.

— Ну что ж, мы здесь народ гостеприимный, так что вы по адресу попали. Но сперва расскажите, кто такие, прежде чем я впущу вас в свой дом.

— Конечно, — согласился Вири. — Я — Вири из племени Таутари, родом из Ваикато.

Фермер кивнул.

— Уинстон Бейли. Родом из этих мест. Владелец земли, что вы видите вокруг.

Мэт огляделся. С вершины холма открывался обзор на бескрайние поля.

— А это Келли и Мэт, — добавил Вири, указывая на спутников, — они из Нейпира, что в Хокс-бей.

— Далеко же вы забрались, — прищурился фермер. — Что вас сюда привело?

— Мы направляемся на север, — уклончиво сказал Вири.

— Стало быть, на север? А ну-ка, расскажи мне, от кого это вы там убегали?

Вири коротко поведал хозяину только что выдуманную историю о нападении грабителей. Однако, фермер вовсе не был простаком, каким мог показаться на первый взгляд, и выспрашивал подробности, пока не услышал знакомое имя.

— Так вы знаете Сприггза? — воскликнул он. — Славный малый, хоть и англичанин. Если вы знакомы с Тимом, мне этого достаточно. Входите. Можете звать меня Уин.

Толпа детишек высыпала на двор, чтобы поближе рассмотреть незнакомцев и их диковинную самоходную повозку.

— Какая-то новомодная штуковина из Окленда, — пояснил Уин, и его домочадцы понимающе закивали. Похоже, для них Окленд был почти мифическим местом, где можно найти любую, даже самую фантастическую вещь.

Затем появилась жена Уина и, взглянув на Келли, тут же потащила ее в дом.

— Это ужасно, дорогая, — сообщила фермерша. — Только посмотри на эту дыру! Даже нижняя юбка видна, стыд какой... И что, ради всего святого, они сделали с твоими волосами!

Мэт потешался над этой сценой, пока хозяйка дома не дошла до него:

— И тебя, бедняжка, я сейчас тоже приведу в порядок! Входи.

В доме их умыли, накормили и переодели. Короткий рыжий ежик Келли расстраивал фермершу (ее звали Клара) буквально до слез, и она всё без конца причитала:

— Это так ужасно, милая, какая жестокость с их стороны — отрезать твои чудесные волосы!.. Наверное, сделают парик для какой-нибудь оклендской модницы.

Мэт тихонько хрюкнул от смеха.

Испорченное платье не подлежало ремонту, и Клара великодушно предложила взамен одно из своих, но, к ее ужасу, Келли упрямо требовала мужскую одежду. В конце концов фермерша смирилась и махнула рукой.

— Вкусы современной молодежи — за гранью моего понимания! — заключила она и удалилась, ворча себе под нос.

Дети — а их было семеро — облазили весь RAV4, в окружении своих многочисленных собак; казалось, они были бы не прочь оставить эту штуку себе. Келли печально глядела на них через окно, и Мэт догадался, что она волнуется о Фитци. Она всё еще видела в нем не оборотня-туреху, а верного пса, который был рядом во всех испытаниях. В конце концов, маленький гоблин стал им другом и частью команды, и его судьба беспокоила всех.

На завтрак друзья получили яичницу с беконом и жареным луком и по стакану молока с большим куском пирога. Уинстон Бейли и слышать не хотел ни о какой плате:

— Мы тут, как вы видите, не бедствуем, так что лучше приберегите свои денежки на дальнюю дорогу. Просто передайте мое почтение Тиму Сприггзу, когда встретите его.

Вскоре путники снова погрузились в машину и отправились дальше, а семеро ребятишек еще долго бежали за ними вслед, маша руками. Собаки с задорным тявканьем проводили автомобиль до ворот. Сам Уин Бейли помахал на прощанье с крыльца и, очевидно, тут же вернулся к своим хозяйственным заботам.

Друзья продолжили путь на север, минуя самые старые европейские поселения в Аотеароа, казавшиеся куда более обжитыми, чем Ваикато: с большими добротными домами, каменными оградами и старинными церквями. Всякий раз при приближении "тойоты" всё движение на дороге замирало, и народ изумленно таращился на автомобиль, пока Келли медленно и осторожно объезжала повозки, стараясь не сильно напугать лошадей. Дважды их окружали стада коров, пересекавшие дорогу в сопровождении пастушьих собак и пастухов верхом на лошадях. Коровы были единственными, на кого машина не производила ни малейшего впечатления, и они провожали ее безучастным взглядом, каким обычно смотрят на мир коровы.

Келли включила радио и, ко всеобщему изумлению, поймала какую-то станцию. Передачу вела некая Тетушка Дейзи — Мэт припомнил, как отец рассказывал, что, когда он сам был совсем маленьким, вся Новая Зеландия ее просто обожала. Целый час Тетушка делилась хитростями экономного ведения домашнего хозяйства и кулинарными рецептами, пока автомобиль не спустился с холма, и радио наконец потеряло волну.

— Как странно, — признался Мэт. — Сначала мы проезжали деревни первых колонистов, потом оказались в Окленде 1860-го года, оттуда попали на ферму начала двадцатого века, а здесь — пожалуйста — уже существует радио. Чудно!

— Это страна легенд и мифов, — пожал плечами Вири, — здесь ко всему надо быть готовым.

Единственное, что теперь тревожило путников, был бензин. Окленд они покидали с баком, заполненным не более, чем наполовину, а теперь он был почти пуст.

— Интересно, — заметила Келли, — скоро ли изобретут заправки?

— Возвращаясь к моему вопросу, — произнес Вири, обернувшись к Мэту, — теперь-то ты готов рассказать, как ты переправил машину в Аотеароа?

Мэт задумчиво почесал щеку.

— Да я и сам не совсем уверен, как это у меня получилось. Трудно объяснить. Я просто попробовал использовать воображение, как я делаю, когда отправляю тебя в тики или вызываю обратно. Или когда я управлял тобой там, на мараэ, чтобы доказать твоему племени, что ты невиновен. То же самое я проделал с Донной, только для этого мне пришлось использовать обрезки ее ногтей.

— Когда я тусила с готами, — вмешалась Келли, — я прочитала одну книгу про ведьм, и там говорилось, что для того, чтобы наложить на человека заклятье, нужны его волосы и ногти!

— Наверное, так и есть, — согласился Мэт. — Короче, когда мы оказались в гараже, я понял, что если нам не удастся перебраться в Аотеароа — мы пропали. И тогда я попытался... ну, вроде как управлять джипом, чтобы вытолкнуть его из одного мира в другой. И у меня получилось.

Келли посмотрела сначала на Вири, потом опять на Мэта.

— Ты меня пугаешь, — сказала она. Вири промолчал, задумчиво глядя на мальчика, отчего тому стало не по себе.

— Эй, ребята, я же просто хотел спасти нас всех! — расстроился Мэт. — Я — это всё еще я. Ничего не изменилось!

— Ты молодец, — сказал наконец Вири. — Не перестаешь нас удивлять. А ты смог бы повторить этот фокус еще раз?

— Конечно, — отозвался Мэт. — То есть, наверное. Мне кажется, смог бы. Просто это ужасно выматывает.

— Но если мы хотим раздобыть бензин, нам придется вернуться в реальный мир уже совсем скоро, — заметила Келли.

Все замолчали и некоторое время ехали в тишине.

— Надеюсь, что у Фитци всё хорошо, — сказал Мэт. — И у Ману с капитаном Сприггзом.

— Я тоже надеюсь, — вздохнул Вири. — Впрочем, ты знаешь, Ману не привыкать выбираться из переделок. Что касается капитана, то я думаю, люди Пуараты вряд ли пойдут на убийство полицейского. Это будет сложно замять. — Он положил руку Келли на плечо и прибавил: — А за Фитци я даже не волнуюсь, этот маленький прохвост живуч, как таракан!

Келли на мгновение коснулась щекой его запястья, но промолчала.

Возвращение в реальный мир (впрочем, Аотеароа теперь казалась не менее реальной) далось нелегко. Мэт долго не мог представить нужную картинку, и наконец перед его внутренним взором возник кору — Мэт мысленно заставил его из каменного вновь сделаться деревянным. Почувствовав знакомое головокружение, он открыл глаза и без особого удивления увидел перед собой асфальтовую дорогу. Кругом не было ни души, не считая пасущихся по обеим сторонам шоссе овец. Мэт покосился на кору — тот по-прежнему оставался нефритовым. "А ведь у маори нефрит считался волшебным, " — с трепетом подумал он.

Дорожный указатель гласил, что до ближайшего города оставалось двенадцать километров. Там, на южной окраине, друзья нашли заправку. Вири остался в машине, чтобы не привлекать внимание своим видом, пока Мэт заливал бензин, а Келли тем временем накупила чипсов, шоколадок и кока-колы. Пополнив запасы, они вернулись назад в Аотеароа, однако два перехода за такое короткое время выжали из Мэта все силы, и он практически тут же уснул и проспал до самого вечера.

Он проснулся оттого, что рядом кто-то тихо плакал. Солнце уже совсем закатилось, и только приборная панель призрачно светилась в темноте. Поморгав, Мэт различил фигуры Вири и Келли, сидевших в обнимку. Не желая мешать им, Мэт снова закрыл глаза, но в это мгновение его живот громко заурчал, требуя пищи, и, поскольку притворяться спящим больше не было смысла, Мэт уселся на заднем сидении, нарочито потягиваясь и широко зевая. Влюбленные выпустили друг друга из объятий, и Келли, шмыгая носом, вытащила из бардачка пачку салфеток.

— Проснулся, маленький братец? — сказал Вири. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — отозвался Мэт. — Голодный, правда, страшно. Где мы?

— Хороший вопрос. На вот, перекуси, и я тебе всё объясню. Даже покажу, — Вири протянул ему бутылку колы и пачку чипсов, а затем, включив верхний свет, достал из бардачка карту дорог.

— Мы вот здесь, — объяснил Вири, ткнув пальцем в карту, — немного южнее Каитайи[1]. К северу от Каитайи остров сильно сужается. Там есть только одна дорога, очень узкая и извилистая, даже в мире людей. А здесь в Аотеароа она просто чрезвычайно трудна. Конечно, на такой машине, как у нас, будет попроще, но окажись на дороге любое препятствие — и мы застрянем. Поэтому мы можем вернуться в реальный мир и ехать открыто, в надежде, что Пуарата не посмеет напасть на нас при свидетелях.

Мэт нервно кивнул.

— Но, — продолжал Вири, — сейчас он готов на всё, и никакая огласка его не остановит. Кроме того, он легко может скрыться в Аотеароа, если придется. Вполне вероятно, он даже заручился поддержкой полиции в поисках якобы пропавшего ребенка из Нейпира. Полиция может задержать нас до прибытия Пуараты, и тогда нам конец.

— Что же нам делать? — спросила Келли, промокнув глаза салфеткой.

— Есть еще один выход, — Вири улыбнулся и отчеркнул пальцем вдоль береговой линии на карте. — Здесь. Самая прямая дорога, без которой редко обходится путешествие на север. Девяностомильный пляж. Вот он тянется по всему западному побережью прямо сюда, до Те Као[2]. Так мы срежем путь и, если повезет, оторвемся от соглядатаев Пуараты.

Все уставились на карту.

— Значит, мы вернемся на шоссе в двадцати километрах от мыса Реинга, — сказала Келли.

— Точно, — подтвердил Вири.

— По какому миру мы собираемся проехать? — спросил Мэт. Он сомневался в своих силах переместить машину и всю компанию еще раз так скоро.

— Можем пока остаться в этом. Будем поближе к Реинге, тогда и посмотрим, что нас ждет.

Посмотрим, что нас ждет. Это прозвучало не слишком воодушевляюще.

— Ты поспи пока, братец, — предложил Вири. — Мы хотим успеть проскочить Каитайю к полуночи, чтобы шпионы Пуараты не взяли наш след.

Мэт молча кивнул. Даже немного подкрепившись, он ощущал слабость, словно после тяжелой болезни. Зажав в кулаке соединенные в один медальон кору и крест, он откинулся назад и позволил своим мыслям дрейфовать по волнам разума. Перед его внутренним взором проплыл образ матери, шепчущей ему ободрительные слова, и лицо отца, велевшего ему быть сильным. С этой мыслью Мэт и заснул.

В следующий раз он проснулся на рассвете от тряски, когда "тойота" съехала с дороги.

— Мы в Ахипаре, — сообщил Вири. — Здесь мы можем въехать на пляж. Теперь впереди только восемьдесят восемь километров песка — или пятьдесят пять миль, как вам больше нравится — и мы будем почти у цели.

— Всего пятьдесят пять? — удивилась Келли. — А где остальные тридцать пять миль? Пляж же Девяностомильный!

Вири усмехнулся:

— Спроси у тех пакеха, которые его так назвали.

Они оказались в самом начале пляжа, казавшегося бесконечно длинным. Солнце взбиралось ввысь по безоблачному небу. Воздух был тепл, тени, гнездившиеся в волнах песка, исчезали на глазах, оставляя лишь простор, тонущий в золотистой дымке на севере. Пляж был широк, а песок у кромки воды казался плотным как камень. Много дней назад путь Мэта начался на берегу Тихого океана на восточном берегу острова, а теперь сотнях километров от дома он глядел, как волны Тасманова моря обнимают западный берег.

Келли вдавила педаль газа в пол, и "тойота" помчалась вдоль линии прибоя. Никого кроме них не было вокруг, насколько хватало глаз, лишь нетронутый белый песок. Вири издал восторженный возглас, и Мэт с трудом удержался, чтобы не завопить вместе с ним. Одна Келли оставалась мрачной, и мысленно, похоже, была далеко впереди, в том ужасном моменте, когда дух Вири, освободившись от оков этой жизни, покинет этот мир ради того неведомого, что лежит за его пределами. Сам Вири, видя ее грусть, пытался как-то развлечь и развеселить Келли, и порой ему это удавалось, но каждый раз ее смех обрывался болезненным молчанием. Но несмотря ни на что она вела машину вперед, и Мэт мог лишь восхищаться ее мужеством.

День продолжался, такой же солнечный и ясный, как предшествовавшее ему утро. Вскоре друзья поняли, что на пляже они были вовсе не одни: то им встречались рыбаки-маори со своими грубо сплетенными сетями и ловушками из тыквы-горлянки, то вдруг попадались пакеха со вполне современными снастями и приветливо махали рукой вслед автомобилю. Мэт мельком замечал, как много людей и предметов, похоже, легко путешествуют между мирами, а потом возвращался к мыслям о маме, и до боли стискивал в пальцах медальон, и грыз ногти, стараясь не дать воли слезам.

— Иногда люди сами не замечают, как переходят из одного мира в другой, — сказал Вири. — Есть прекрасные девственные места, где нет границы между Новой Зеландией и Аотеароа. Там оба мира сливаются в один.

Мэту очень понравилась эта мысль, и он вслух заметил:

— Если выберусь из этой передряги живым, я изучу их оба.

— Конечно, братец, — кивнул Вири, — у тебя всё получится.

Пляж казался тонкой полоской рая, лежащей вдоль берега. Справа дюны вздымались всё выше и выше, и Мэт в глубине души мечтал остановиться и взобраться на самую вершину одной этих песчаных гор, и оттуда кубарем скатиться вниз или съехать, как по детской горке. Как это было бы чудесно!

Вдали в открытом море какие-то огромные существа — морские танифы, а может, киты — боролись с волнами, сверкая мокрыми боками на солнце. Со склона дюны гигантская туатара [3], размером почти с автомобиль, проводила их загадочным взглядом. В небе кружили чайки, то и дело ныряя за рыбой. Птицы казались совершенно обычными, и Мэт задумался, может, чайки тоже умеют перелетать из одного мира в другой?

Вдруг он заметил одну особенно крупную чайку, стремительно приближавшуюся к ним со стороны дюн. На мгновение Мэт замер, уставившись на птицу, а затем схватил Келли за плечо с криком:

— Стой! Останови машину!

— Что случилось?

Мэт в ответ ткнул пальцем куда-то в тучу поднятого колесами песка. Чайка снизилась и прокричала:

— Киа ора всем!

— Фитци!

Все выскочили из машины навстречу приземлившемуся туреху, мгновенно принявшему свой гоблинский облик, и заковылявшему к ним с широченной улыбкой. Вири подхватил коротышку на руки и заключил в объятия; немного помешкав, Мэт присоединился к ним, обняв туреху словно этакого уродливого младенца-переростка. Келли смотрела на них с опаской: маленький оборотень ее до сих пор немного пугал, но когда Мэт устал держать его на руках и передал ей, и Фитци чмокнул ее в щеку — дрогнула и поцеловала его в ответ. Туреху оскалился в улыбке, показав блестящие острые зубки.

— Наконец-то я вас нашел! — взволнованно произнес он. — Я вас всюду искал и, когда наконец сообразил, что вы задумали, ужасно от вас отстал. Вы молодцы, но тохунга макуту вас опередил.

— А что с остальными? — перебил Вири. — И как тебе удалось сбежать, ты, маленький пройдоха?

— Маленький? — обиделся Фитци. — Может, и маленький, зато пользы от меня побольше, чем от некоторых больших!

— Ей-богу, когда он был собакой, он нравился мне гораздо больше, — пробормотала Келли.

— Так вам интересно узнать, что случилось, или нет? — насупился Фитци.

— Да рассказывай уже, — нетерпеливо прикрикнул Мэт. — Ты видел моих родителей? Что с Ману и капитаном Сприггзом? Как ты сбежал?

— Хорошо, хорошо, — отозвался Фитци. — Поставь меня на землю, женщина, — величественно велел он, и Келли недовольно плюхнула его на капот машины, где он и уселся в позе Будды и послал ей воздушный поцелуй.

— Итак, друзья, у меня для вас новости. Есть хорошие и есть плохие. Начну с плохих: Донна Кайл в больнице и в ближайшее время не порадует нас своим обществом.

— Какая жалость, — заметила Келли, — эта стерва всё-таки выжила.

— Вторая плохая новость: эти два недотепы, капитан Сприггз и Ману, тоже живы и больше не могут наслаждаться гостеприимством мисс Кайл.

Вири с облегчением вздохнул.

— И третья — совершенно ужасная: вы так спешили, что пропустили вечеринку в вашу честь, которую Пуарата запланировал в Каитайе.

— Печаль, — усмехнулась Келли.

Фитци вздохнул и продолжал уже гораздо серьезнее:

— Честно говоря, остальные новости тоже не такие уж хорошие. Поняв, что вы ускользнули из его ловушки, Пуарата немедленно отправился на север и будет ждать вас на мысе Реинга.

— Я предполагал нечто подобное, — кивнул Вири. — Что еще?

— Я облетел мыс и заметил странные огни в небе и огромную радугу, так что, мне кажется, Пуарата готовит большой праздник в честь вашего прибытия. И последнее: он привез туда твоих родителей, Мэт. Думаю, он собирается шантажировать тебя, и ни перед чем не остановится, лишь бы вернуть тики. Мне жаль говорить тебе об этом, но это так.

Все замолчали, переваривая услышанное. Мэт ощутил щемящее чувство отчаянья. Как им теперь добраться с тики до похутукавы? Разве может кто-то проделать это и остаться в живых?

— А ты, — Келли взглянула на Фитци, — ты не можешь полететь туда и повесить тики на дерево? По крайней мере, у тебя больше шансов остаться незамеченным.

Фитци печально покачал головой.

— У меня та же проблема, что и у Вири: я не могу прикоснуться к тики. Только живые люди могут до него дотронуться, — в доказательство своих слов он протянул лапку к амулету, и его пальцы прошли сквозь фигурку, как сквозь дым.

— Тогда, — снова заговорила Келли, — почему бы нам не затаиться на время? Они не могут ждать нас там вечно. Рано или поздно Пуарата ослабит бдительность, и тогда мы вернемся!

— Можно и так, — кивнул Вири, — но тогда мою деревню уничтожат Хаухау, а Пуарата призовет всех своих союзников на север. У него и без Донны Кайл много помощников. Когда они объединят свою силу с его, они пробьют мысленную защиту Мэта, и тогда мы больше не сможем скрываться. Наконец, наш бросок к мысу Реинга был по крайней мере неожиданным. В другой раз так легко не будет. Нет, боюсь, у нас есть только один шанс. Сейчас или никогда.

— Я чувствую, как они идут за нами, — добавил Фитци. — Вынюхивают нас. Твари из земли мифов. Медлительные, но беспощадные. Птичья ведьма. Патупаиарехе. Все союзники Пуараты откликнулись на его зов. Если мы будем медлить, они нас настигнут.

Келли спрятала лицо в ладонях, Вири положил руку ей на плечо, но она оттолкнула его и побрела прочь, к морю. Вири проводил ее беспомощным взглядом, прежде, чем снова повернулся к туреху.

— Ты видел, как Пуарата расставил свои силы на Реинге?

— Я видел немного. Задерживаться надолго было опасно. Но я всё-таки заметил кое-что обнадеживающее. Пуарата оставил своих подручных в обоих мирах, поскольку он не уверен, откуда вы появитесь. В мире людей он держит отца Мэта под присмотром одного из своих учеников. Остальные остались в Аотеароа с твоей матерью, Мэт.

У Мэта подкосились ноги, и Вири, словно тоже ощутив его слабость, подставил плечо. Лицо воина посуровело.

— Надо выдвигаться немедленно.

Он окликнул Келли, и она вернулась, бледная и с заплаканными глазами, однако без лишних слов села за руль и повела "тойоту" дальше вдоль пляжа. Фитци, приняв обличье собаки, устроился на заднем сиденье рядом с Мэтом.

К полудню они достигли северного конца пляжа, и теперь надо было возвращаться к дороге.

— Нужно найти устье реки, — объяснил Вири, — если проследовать вверх по течению, то как раз попадем на дорогу.

Река вскоре обнаружилась, и путники остановились на привал, чтобы поесть. Мэт не чувствовал себя голодным, он думал о том, что скоро ему предстоит переместить машину из мира в мир, а возможно, и не один раз. Впереди была последняя битва, там ждали Пуарата с Тупу и другими своими приспешниками. Они будут вооружены. И родители Мэта — у них в плену.

— Насчет Реинги, — сказал Вири. — Я сам там никогда не был, но слышал легенды и много читал о ней. Это дикое место. Дорога вьется и петляет то вверх, то вниз, пока не уткнется в гряду. В мире людей там построили туристический центр. В Аотеароа, конечно, ничего подобного нет, как нет туда хода живым людям. Это земля призраков, место, откуда духи уходят в страну мертвых. Это священное место. Тапу[4].

— Оттуда по скалистому хребту можно пройти на север. В мире людей там стоит маяк. Оттуда можно увидеть, как встречаются воды двух океанов[5]. Тасманово море с запада разбивается о волны Тихого океана с востока, и вы легко можете увидеть тонкую белую линию пены, ту черту, где духи двух океанов бьются друг с другом.

— От маяка недалеко до священного места. В обоих мирах оно выглядит одинаково, но только в Аотеароа там можно встретить духов, бледных и потерянных, которые бредут на север, пока не достигнут старой похутукавы — дерева, которое открывает врата в иной мир.

Все поглядели на север, и Мэт, прищурившись, заметил вдали среди ясного неба радугу. "Пуарата, — подумал он. — Пуарата ждет. Он готов встретить нас."

Они осторожно ехали вдоль реки, пока не выбрались на дорогу. Впрочем, это сложно было назвать дорогой — просто едва намеченная колея в грязи. Вокруг густо разросся буш, местами очень заболоченный, воздух был влажный и тяжелый. Вири отправился на разведку, пока Келли и Мэт напряженно ждали его в машине.

— Никого, — сообщил он, вернувшись. Келли быстро поцеловала его и тут же оттолкнула. Мэт вздохнул и отвернулся, чувствуя, как защипало в носу.

Некоторое время все молчали, пока, наконец, Фитци, снова в гоблинском облике не высунулся в окно с вопросом:

— Ну что, едем?

— Нет, — внезапно сказал Келли, — взглянув на Вири. — Сначала я хочу кое о чем спросить. Можно?

Вири кивнул.

— Потом у нас не будет времени, — продолжала Келли,— а я должна знать. Расскажи о Ваи-Арохе.

Вири растерянно поглядел сперва на нее, потом на Мэта.

— Ты уверена?

Келли на мгновение замешкалась, затем твердо кивнула.

Вири прикрыл глаза. Сейчас он выглядел таким же древним, как Хакавау.

— В июле 1964-го года Пуарата привез меня в Веллингтон. Стоял самый разгар зимы, было ужасно холодно и сыро, ветер пронизывал до самых костей, и никакая одежда не спасала. Мы бывали там и раньше: я учился, а Пуарата заводил связи — с богатыми бизнесменами-пакеха, с влиятельными политиками-маори. Но на этот раз он искал новых учеников.

— Он и раньше завлекал к себе людей — хотя большинство из них не выдерживали испытаний и умирали. Но некоторые, такие как Донна Кайл, прошли их достойно. Донну Пуарата завербовал в 1960-м. Были и другие, но их оказалось немного.

— Он искал в людях художественный талант и гнев. Талант — потому что это верный признак развитого воображения, необходимого колдунам, ведь им приходится представлять вещи как можно полнее, чтобы воплотить их. Пуарата обычно заставлял кандидатов представить огонь и силой своей фантазии разжечь настоящее пламя. Но прежде он давал им зелье из крови призрачных народцев — патупаиарехе и туреху. Оно могло дать человеку могущество — или убить. Донна выжила. Большинство других — нет.

— Пуарата возлагал большие надежды на одного молодого художника по имени Френсис Скорсон. Пуарата велел мне сблизиться с ним, чтобы оценить, действительно ли он был так хорош, как казался. Сам Пуарата был слишком занят, и я оказался предоставлен сам себе. Думаю, он чувствовал, что я по-прежнему оставался бунтарем и искал путей к освобождению, поэтому мне были даны четкие инструкции: никогда не упоминать о Пуарате, не вступать в разговоры с посторонними, кроме случаев крайней необходимости, не рассказывать о себе и не делать ничего такого, что могло бы вызвать подозрения. Я был связан по рукам и ногам этими запретами, но однажды они сыграли мне на пользу.

— При близком знакомстве Скорсон оказался ремесленником — ему было не занимать упорства, однако той мерой таланта, какую искал Пуарата, он не обладал. Зато у другой художницы его хватало с лихвой — ее звали Виломина Стивенсон, и, как вы знаете, ее настоящее имя было Ваи-Ароха. Мы познакомились на одном приеме — все вокруг были так деликатны, притворяясь, будто даже не подозревают, что мы оба были маори. Ее работы были невероятно выразительными и даже немного тревожными, но душа Ваи-Арохи была слишком чиста для того, чтобы позволить ей стать ученицей Пуараты. Я сообщил о ней своему хозяину, поскольку это входило в мои обязанности, и он велел присмотреться к ней, но в спешке не дал мне достаточно подробных инструкций, так что у меня остались кое-какие лазейки.

— Я представился агентом по торговле живописью. Она задавала много вопросов, а приказы Пуараты заставляли меня отвечать уклончиво, и это ее злило. А я... я был очарован ею. Она была такой милой, одухотворенной девушкой, такой живой и непосредственной. В конце концов мои увертки надоели ей, и она прямо велела мне либо говорить правду, либо сейчас же оставить ее в покое.

— Но дело было в том, что и то, и другое было мне запрещено. Оба ее требования противоречили приказам Пуараты. Я едва не лишился чувств, и, должно быть, это было заметно, поскольку окружающие начали на нас коситься. Однако затем мне стало лучше, и,к своему удивлению, я вдруг ощутил, что свободен от обоих приказов. Я наконец-то мог говорить.

— Я предложил ей пройтись, и мы нашли тихий маленький бар на углу Физерстон стрит, где я рассказал ей всё, что мог. Моя настоящая история прозвучала бы слишком неправдоподобно и даже фантастично, так что вместо нее я сказал, что Пуарата преследует меня, что он разрушил мою семью и распоряжается моей жизнью. И что я смогу освободиться, если заполучу костяного тики, которого Пуарата носит на груди. Якобы это должно было помочь мне вернуть собственность моей семьи.

— Это была наспех выдуманная история, но Ваи-Ароха мне поверила, хотя, думаю, она поверила бы всему, что бы я ей ни наговорил, и приняла мои слова близко к сердцу. В ее глазах я был просто привлекательным, образованным молодым мужчиной-маори. Мы говорили о ее искусстве. Потом она рассказала о своем бывшем возлюбленном, который разбил ей сердце. Мы говорили очень долго. А когда мы молчали, вместо слов говорили наши взгляды.

— Была ли это любовь? Я не знаю. Мы оба так думали, когда целовались в баре на Физерстон стрит. Потом она пообещала, что добудет для меня тики. Я сказал, что, когда тики будет в ее руках, ей нужно просто подумать обо мне, и я приду. Ей казалось, это просто красивая метафора. Я предостерегал ее насчет Пуараты: он страшный человек, говорил я, у него есть связи в преступном мире. Она заверила, что будет предельно осторожна и скроется с моим тики, даже если это будет означать конец ее карьеры художницы. Когда пришло время расходиться по домам, мы с трудом оторвались друг от друга и расстались, рассыпая клятвы, и долго оглядывались друг другу вслед.

— Я вернулся в свой номер в гостинице Сент Джордж на Виллис стрит, самое шикарное место в столице. У нас с Пуаратой были отдельные номера, чтобы я учился приспосабливаться к современной жизни и оставался полезным слугой. В ночь, когда я вернулся после встречи с Ваи-арохой, Пуарата был очень зол. Он узнал, что мы покинули вечеринку вместе и заподозрил, что произошло нечто, ослабившее его власть надо мной. Он стал допрашивать меня, требуя отвечать правду. Я был в отчаянии и боялся, что подверг Ваи-Ароху смертельной опасности. Но внезапно нас прервали: прибыл Министр Короны, желающий поговорить с влиятельным лидером племен Восточного побережья. "Посиди-ка пока взаперти," — сказал Пуарата, и сперва я решил, что он отсылает меня в мою комнату, но колдун вдруг вернул меня в тики, и это стало катастрофой.

— Один из побочных эффектов зелья — жажда человеческой крови, как у патупаиарехе, чью кровь содержит элексир. Когда министра сморил сон, Пуарата напился его крови, к тому моменту щедро разбавленной виски, и тоже уснул. Уже за полночь появилась Ваи-Ароха. Сперва она искала меня в моей комнате, но та, естественно, был пуста. Тогда она прокралась в номер Пуараты — дверь оказалась не заперта. Даже увидев спящих людей, Ваи не утратила решимости. Она сняла тики с шеи Пуараты и покинула гостиницу. Я был свободен — и заперт в ловушке.

— Ваи была верна своему слову. Она оставила всё: карьеру, имя, семью — и скрылась. Единственным человеком, кому она доверилась и кто разделил с ней ее тяготы, была ее кузина Хинемоа. Ваи ждала, но время шло, и ее ожидание рушилось под напором сомнений и страха. От Хинемоа она знала, что ее ищут. Она сжимала тики в руке и звала меня — но тщетно. Ее силы не хватало, чтобы пробудить чары и освободить меня. Иногда она звала меня во сне, и я отвечал, я молился о чуде, которое помогло бы ей открыть тайну. Но этого так и не произошло. Со временем, ее реальность дала трещину и рассудок помутился. Хинемоа пыталась помочь, но, когда Ваи-Ароха попыталась покончить с собой, пришлось отдать ее на лечение. Теперь только ее отец знал, где была заперта Ваи-Ароха.

— Я чувствовал, как она старела, и как жизнь покинула ее. Возможно, если мне удастся сойти по тропе мертвых в мир духов, я встречу ее снова и смогу всё объяснить и попросить прощения. Я надеюсь.

Так Вири закончил свой рассказ и посмотрел на Келли. Она молчала, и только крупные слезы катились по ее щекам.

— Ты услышала то, что хотела узнать?

— Не знаю, — ответила Келли, и ее губы задрожали. — Я не уверена, что действительно хотела это услышать. Но спасибо, что рассказал. Мне ужасно жаль, что всё так получилось...

Еще долго все сидели в молчании. Наконец Фитци поднялся на ноги на заднем сиденьи джипа.

— Вы простите, ребятки, что порчу вам такой момент, но нам надо шевелиться, а то что-то очень нехорошее придет с юга, и тогда нам всем не поздоровится.

Вири и Келли согласно кивнули. Келли завела машину, и направила ее по дороге, ведущей к мысу.

Примечания:

1. Каитайя — самый северный город в Новой Зеландии, расположенный у основания полуострова Аупоури, которым оканчивается остров Северный.

2. Те Као — административный округ на полуострове Аупоури.

3. Туатара или гаттерия — крупная (до метра длиной) ящерица, обитающая только на некоторых островах Новой Зеландии, внешним видом и повадками напоминающая игуану.

4. Тапу — в полинезийских культурах (в том числе маорийской) — система запретов на взаимодействие с определенными местами, предметами или людьми (более известная нам как "табу"). В современных полинезийских языках слово "тапу" означает нечто запрещенное законом или правилами.

5. На самом деле Тасманово море тоже входит в состав Тихого океана, так что технически океан всего один.