Книга 8. Воздушный Стрелок. Турист

— О котором я узнал только после свадьбы, — фыркнул, скрывая лёгкое смущение Иван Еремеевич.

— О да, вы с моим батюшкой выглядели совершенно одинаково ошарашенными. Он тогда узнал, что его дочь вышла замуж, а муж — что стал миллионщиком, — весело рассмеялась Ирина Фёдоровна. — Это была славная шутка.

— Честно говоря, я до сих пор считаю, что от смерти в тот момент меня спасло только яркое и совершенно неподдельное удивление сим фактом, — доверительным тоном сообщил нам Иван Еремеевич. — Боюсь, если бы не это, тесть просто размазал бы меня по ближайшей стеночке под фреску. Ирина же... её даже не смутило, что родной отец, мой тесть, то бишь, потом три года общался с нами лишь по официальным поводам. А ведь предполагала такое. Сама мне потом призналась.

— Ха! Я просто знала, что эта опала закончится, как только он получит известие о рождении нашего первенца, — отозвалась та и, прищурившись, уставилась на мужа с деланной угрозой. — И попробуй только сказать, что я была неправа!

— С чего бы? — пожал плечами Лебедев. — За меня замуж вышла самая красивая и умная девушка своего поколения. Она подарила мне счастье своей любовью после чего трижды его умножила, дав мне замечательных детей и вырастив из них не менее замечательных, умных и красивых людей. Так что, дорогая, ты абсолютно права... хотя я, всё-таки предпочёл бы обойтись без ссоры с твоим отцом.

— Оно того стоило, — довольно заключила Ирина Фёдоровна.

— Несомненно, — кивнул вслед за ней муж.

— Подкаблучник, — куда тише, но всё с той же искренней улыбкой на лице, проговорила женщина.

— Самохвалка, — моментально отозвался Иван Еремеевич.

— В тятю, — невозмутимо подтвердила Лебедева, вздёрнув подбородок, но тут же рассмеялась. — Они так забавно выглядели в тот момент. Жаль, что тогда ещё не было ручных фиксаторов. Я бы хотела сохранить этот кадр для потомков.

— О... — Лебедев закатил глаза. — Пожалей их. Наши дети и внуки слышали эту историю неоднократно. А будь у тебя снимки с нашей первой встречи с тестем...

Весёлая компания нам досталась, что тут скажешь... Из салона мы с Олей уходили в приподнятом настроении и словно отдохнувшими. По крайней мере, тяжесть прошедшего дня почти не ощущалась, так что, прежде чем добраться до своей каюты, мы с женой решили прогуляться по палубе теплохода. А что? Ночь, Волга, гирлянды фонарей, освещающих кораблик тёплым леденцовым светом, шум мерно шлёпающих о воду колёс... и струнный квартет уже перекочевал из салона на кормовую площадку. Романтика!

— На воде прохладно, — передёрнув плечами, задумчиво проговорила Оля, глядя на бурление тёмной речной воды под плицами.

— Хм, как учитель я должен был бы напомнить о пологах и их возможностях, — задумчиво протянул я, и тут же перебил сам себя. — Но... у нас же медовый месяц, а значит, не место и не время. Потому сделаем иначе...

Мой пиджак перекочевал на оголённые плечи слишком легко одетой жены, в который она тут же и укуталась, благодарно угукнув.

— Хочешь, принесу тебе горячего глинтвейна? — спросил я. — Или можем пойти в каюту... время-то уже к полуночи. Что скажешь?

— Глинтвейн хочу, в каюту не хочу, — помотав головой, отозвалась Оля. — Тут хорошо, спокойно так...

— Что ж, пусть будет глинтвейн, — кивнул я и двинулся к трапу, ведущему на верхнюю палубу, туда, где расположился бар. Там я не только разжился обещанным напитком для Ольги, но и пледом, принесённым по моей просьбе стюардом... отчего-то одарившим меня странным взглядом и волной сумбурных эмоций. Удивление, опаска... недовольство? Да чёрт бы с ним. Меня жена там ждёт, мёрзнет.

— Я в последний раз говорю: оставьте меня в покое, если не желаете проблем, — холодный недовольный голос Ольги я услышал, ещё спускаясь по трапу.

— Фу-ты, ну-ты! — развязный мужской голос был куда громче. Настолько, что легко заглушил и гул собравшихся на кормовой площадке гостей и звуки струнного квартета. — Какие проблемы, подруга?! Я же предлагаю просто повеселиться! Сейчас в нижнем салоне танцы начнутся, пойдём, развеемся, я тебя шампанским угощу! Всё лучше, чем это пиликанье слушать...

Вот ведь! Такой вечер испортил, идиот! Я обогнул стоящего спиной ко мне рослого, бритого наголо детину в белоснежном костюме и, оказавшись рядом с Олей, молча протянул ей кружку с глинтвейном. Плед лёг на фальшборт рядом.

— Знакомьтесь, неуважаемый, — неожиданно весело ухмыльнулась супруга. — Обещанная вам мною проблема. Дорогой, позволь представить тебе это... недоразумение. Да, именно, недоразумение. Имени, к счастью, не знаю.

— Э-ээ, — отчего-то белокостюмный, глядя на меня, резко побледнел, что было заметно даже в неровном свете качающихся фонарей, и, выставив руки открытыми ладонями от себя, попятился. — Да, недоразумение... прошу прощения. Ошибся... Я... я пойду? Пожалуйста?

— Ну, иди, — недоумевая от такого странного поведения только что прыгавшего козликом детины, превосходящего меня ростом едва ли не на целую голову, протянул я. А тут ещё и от Ольги веселье накатывает...

Белокостюмный нервно облизнул губы и, продолжая изображать рака, исчез за трапом. Проводив взглядом резво перебирающего ногами, и, кажется, даже протрезвевшего парня, я повернулся к явно еле сдерживающей смех жене, уже успевшей снять с себя мой пиджак и укутаться в принесённый плед. Почувствовав моё неподдельное удивление, Оля не выдержала и прыснула смехом прямо в кружку с глинтвейном.

— Да что такое-то?! — не выдержал я.

В ответ, жена только рукой замахала. Но, справившись с пошедшим не в то горло напитком и откашлявшись, всё же объяснила. Точнее, просто ткнула пальцем в сбрую моих рюгеров... до недавнего времени вполне успешно скрывавшуюся под пиджаком.

— Упс? — вырвалось у меня. — М-да... то-то стюард так испуганно пялился...

— Всё! Всё-всё-всё! Прекращай меня смешить, — потребовала Оля. А я... А что я? Стою-молчу. Обтекаю от собственного косяка. Это ж надо было так феерически лохануться! Хорошо ещё, что кхукри остались в каюте. Ну не помещались они под пиджаком... точнее, выпирали так, что ни о какой скрытности речи быть не могло. Пришлось вот выбирать. Выбрал, на свою голову... С другой стороны, покажись я перед этим белокостюмным с боевыми ножами гуркхов на поясе, он бы, пожалуй, и вовсе в Волгу сиганул, а?

— Ну, по крайней мере, обошлось без выяснений, кто здесь самый крутой бабуин, — флегматично вздохнув, пробормотал я, натягивая поданный мне женой пиджак. Оно, конечно, поздно уже, но... лучше поздно, чем никогда, верно?

— О да, твоя бабуинистость оказалась вне конкуренции, — отозвалась Оля и вновь сдавленно захихикала. — Нет, ну как он, а! Недоразумение, да, ошибся, простите. Пойду, пожалуйста... Ха!

— Зато не пришлось портить этот вечер банальным мордобоем, — окончательно справившись с эмоциями, отозвался я. — А ты ещё спрашивала, зачем я эту сбрую постоянно таскаю. А оно, видишь, как замечательно получилось?

— Правильно, — с ехидцей в голосе покивала супруга. — Накосячил, делай вид, что так и надо. Авось и прокатит. Но... не в этот раз!

* * *

— Что ты думаешь о наших попутчиках, дорогой? — Ирина Фёдоровна аккуратно сняла серьги и уложив их в стоящий на столике ларец, поймала взгляд мужа в отражении зеркала трюмо. С явным наслаждением избавившийся от удавки галстука, супруг покрутил головой и, повесив на плечики пиджак, пожал плечами.

— Славцевы — обыденность, — отозвался он, но тут же был перебит женой.

— Я не о них, а о пареньке со светобоязнью и его жене, — голос Лебедевой приобрёл командные нотки. Привычка со времён службы. Всё же десять лет командования Корпусом просто так со счетов не сбросить. А уж учитывая, какой там служит "контингент"... В общем, Иван Еремеевич всё понимал правильно, и не обижался на требовательный тон супруги. Привык.

— Кирилл и Ольга, — невозмутимо кивнул он, расстёгивая серебряные запонки и тут же укладывая их в свободный кармашек жилета. — Интересные ребята. Наблюдательные и... я бы сказал, взрослые не по возрасту.

— Но не сломанные, — добавила Ирина Фёдоровна. — Скорее...

— Помнишь, как везли с Саланга пластунов на восстановление?

— А? Да, знаешь, действительно похоже. Воины на отдыхе. И оружие настолько привычно, что не замечается, в ту же копилку, да. Но... сколько им? Восемнадцать? Девочка чуть старше. Двадцать, — задумчиво проговорила женщина, машинально вынимая заколки из причёски. — Что-то не сходится, тебе не кажется?

— Сходится, милая, всё сходится, — неожиданно ухмыльнулся её муж и демонстративно щёлкнул пальцем по розетке орденского знака на лацкане своего пиджака. — У паренька такой же имеется. На сорочке. Под пиджаком. Заметил, когда он представление на кормовой площадке устроил. Аккуратничает молодой человек, но... тут, как с оружием. Расслабился, отвлёкся, забылся... вот и результат.

— Не заметила. Ты уверен? — недовольно поджав губы, качнула головой Ирина Фёдоровна и, увидев в отражении зеркала кивок мужа, вздохнула. — Бережётся, значит. Что ж, правильно делает. Такая награда в его возрасте... у кого-то и вопросы вызвать может, а то и агрессию... от скудоумия. Умный мальчик. Да, дорогой мой, ты же до сих пор в Капитуле числишься, если мне память не изменяет?

— Числюсь, — вздохнул вслед за супругой Иван Еремеевич, уже понимая, что последует за этим формальным вопросом. И не ошибся.

— Может быть узнаешь подробности награждения столь юного кавалера? Интересно же, за какие подвиги нынче орденом Святого Ильи жалуют, а? — попросила мужа Ирина Фёдоровна, поднимаясь с мягкого пуфика перед трюмо.

— Попробую, почему нет? — отозвался тот. — Мне и самому интересно, что за птица этот наш новый знакомый. Но, дорогая... давай отложим этот вопрос до завтра. Тревожить секретаря в столь позднее время...

— Ну, разумеется, дорогой! — блеснула белоснежной улыбкой пожилая, но сохранившая следы былой красоты женщина. — Третий час ночи, в конце концов. Позволим любезному Николаю Ярославичу выспаться перед рабочим днём.

Глава 16. Болтовня болтовнёвая

Разумеется, избежать беседы с судовой охраной после такого фиаско, нам с Олей не удалось. Да я, признаться, и не рассчитывал, что история с оружием пройдёт мимо внимания отдыхающих и персонала. Так что и удивлён не был, когда на полпути к каюте нас с Ольгой перехватил хмурый дядечка, чью плотную фигуру борца не мог скрыть даже свободный светлый костюм. Правда, беседа с главой охраны судна вышла довольно краткой, так что надолго он нас не задержал. Фактически, ему хватило одного взгляда на расшифровку пересланных нами идентификаторов, чтобы, увидев отметки дипломов эфирников, облегчённо вздохнуть и, попросив не пугать более гостей оружием, свалить в темноту. Полагаю, на доклад к капитану.

— Если в документах ты значишься грандом, то наша маскировка только что полетела ко всем чертям, — индифферентно заметила Оля, выскальзывая из платья. Перешагнув через упавшую одежду, она тряхнула гривой светлых волос и, на ходу избавляясь от нижнего белья. скрылась за дверью ванной, напоследок соблазнительно вильнув обнажёнными бёдрами. Вот же ж...

— Мастер, — тряхнув головой, чтобы хоть на миг избавиться от невовремя замаячившего перед внутренним взором притягательного морока, произнёс я вслед закрывающейся створки двери. — По нынешним документам, я уверенный мастер Эфира со специализацией в сенсорике и скрыте, и новик со слабой надеждой на выход в потолок в статусе младшего воя. Может быть, когда-нибудь... если повезёт.

— Мастер, значит. А не жирно для восемнадцати лет-то? — донёсся до меня сквозь шум включенного душа, голос жены.

— В самый раз, — откликнулся я, с удовольствием стягивая с лица уже изрядно надоевшие очки. — Получил звание аккурат к выпуску из государевой эфирной школы, что в Трёхпрудном переулке. И, между прочим, все испытания сдал с отличием. Не то что некоторые!

— А? — Дверь ванной приоткрылась и из-за неё, полускрытая клубами пара, выглянула Оля. — Это ты о чём?

— Ну так, тебе-то даже подмастерье зачли только из-за выхода в потолок, вой Обухова, — с ехидцей ответил я. Супруга нахмурилась и, приманив телекинезом свой "новый" браслет-коммуникатор, быстро пробежалась пальцами по развернувшемуся перед ней экрану. Миг, и светлые бровки Оли, не догадавшейся внимательно просмотреть данные своего идентификатора при его получении, поползли вверх.

— А ничего, что здесь моя награда отмечена? — протянула она, переводя взгляд на меня.

— Моя тоже, — пожал я в ответ плечами и ткнул пальцем в только что скинутую на нашу кровать рубаху, на светлой ткани которой тускло поблёскивала серебром скромная розетка орденского знака. — Анатолий Семёнович решил, что это может придать нам веса в глазах окружающих. А учитывая наш невысокий по легенде статус, это может оказаться нелишним в некоторых ситуациях, согласись?

— Во-от как... — протянула Оля. — И, полагаю, в регистре капитула ордена соответствующие записи тоже внесены? А то ведь спалимся.

— А вот это уже было бы натуральным подлогом, на который ни Вербицкий ни государь пойти не могли. Орден-то, де юре, не является государственной организацией, и наделён весьма широкой автономией. В том числе, капитул ордена обладает исключительным правом награждения своими знаками отличия и приёма воинов в свои ряды, тогда как государь волен лишь рекомендовать кандидатов на награждение или вступление в орден. Впрочем, у государя, как и у главы Преображенского приказа есть ещё кое-какие права в ордене, но в основном они касаются вопросов государственной безопасности. Вот таким правом Анатолий Семёнович и воспользовался, — усмехнулся я. — Идентификаторы наград отсылают к нашим реальным данным. А те находятся в списке, закрытом государевой печатью. Так что, в случае любого запроса в регистр, подлинность наград будет подтверждена, а вот более подробные данные никакому любопытному прочесть не удастся. Без личного допуска от главы Преображенского приказа или государя.

— Гриф "Корона", значит, — пробормотала Ольга и я кивнул в ответ. — И что, даже сами члены капитула не смогут ничего сделать?

— Без официального запроса главе Преображенского приказа или самому государю... дохлый номер, — развёл я руками. Теперь уже жена понимающе кивнула и, вздрогнув от скользнувшего по каюте сквозняка, молча скрылась в ванной, где тут же вновь зашумела вода.

Ну а пока она приводила себя в порядок, я отыскал в своём несессере копию той розетки, что красовалась на моей рубахе и, выложив её под зеркало на небольшом столике в углу каюты, принялся собирать раскиданные женой вещи... на ходу лениво прикидывая, не стоит ли мне присоединиться к Оле в её водных процедурах. Мне ведь тоже не мешало бы смыть пыль и пот этого долгого дня, верно?

— После меня! — раздавшийся из-за тонкой двери весёлый голос жены, явно почуявшей мои намерения, вызвал у меня почти неподдельно печальный вздох. — И не вздумай ломиться в ванную! Что я, не знаю чем обычно заканчивается твоё "давай спинку потру"?!