Свод светился мягким голубоватым светом, а пол, как мраморный перламутр, лучился белым, создавая иллюзию, словно ты находишься в устричной ракушке, а жемчужиной в ней — была загадочная конструкция в центре зала. Огромная, почти что, до потолка, возвышалась она посередине помещения, напоминая статую гротеска, соединившего в своих фантазиях кубизма направление и сьюреаллизм, переплетя их воедино в нечто особо неправдоподобное.
Одни видели в этом: переплетение деревья, образующих округлый конус, направив ветки внутрь, что, постепенно истончаясь, образовывали квадраты, треугольники и изредка круги.
Другие видели в том же самом: башню замка, практически воздушную, что вмещала ещё одну, совсем уже другую, отличную по форме. Та, следующую вмещала, затем ещё, ещё и ещё одну — до бесконечности.
Структура форм в структуре, от макро и до микрона. Бесконечно переплетаясь и взаимопроникая, конструкция создавала неповторимость форм, недоступных для понимания и осмысления общего впечатления, не позволяя описать себя со стороны.
Это был мыслящий контур "Харона", один из трёх. Реактор мыслей и осмыслений их — своего рода это и был искусственный "мозг". Хотя это не совсем так. На самом деле, перед людьми открылась лишь его верхушка, остальная же часть скрывалась в недрах небоскрёба, и дополнительно пронизывала часть нижних палуб, расползшись там подобно корням дерева.
Здесь, в мысленном контуре, сталкивались нейтроны, образуя связь, потом рвали их и снова сталкивались, тем самым создавая динамично развивающуюся нейронную сеть, наподобие нервной системы человека.
Когда техники оживили "мозг", контур мягко засветился, загудел, покрылся отталкивающим полем, против инородные частицы, которые могли повредить тончайшие структуры, а внутри забегали огни. Они носились подобно искрам по тончайшей паутине веточек-сучков, и каждая из них несла в себе миллионы терабайт — всю мысленную личность "Харона", его так называемое "Я".
Вот такой вот он — этот контур не поддающийся описанию.
Остальную же часть центрального зала занимали, расположившись по кругу от мысленного контура: зал заседания правительства, зал для конференций, зал управления всеми системами корабля, зал технической поддержки, и стратегический зал военного планирования, с множеством голографических карт и голоэкранов (сейчас неработающих), на них раньше выводилась вся информация с датчиков обнаружения, слежения и сопровождения враждебных объектов, где бы они не находились, на самом корабле или на орбите планеты, разницы никакой.
Окантовкой же помещения служила смотровая площадка, с огромными, чуть наклонёнными вовне, панорамными окнами.
-Ну как вам нравится наш новый штаб, лейтенант? — стоя у панорамного окна, поприветствовал Ямото подошедшего сзади Джона Сайлуса.
Джон прислонился всем телом к бронированному окну, при этом со стороны он будто бы повис в воздухе.
-Неплохое место, — через несколько секунд дал он свою оценку. — И город весь, как на ладони, и обороняться, если что, не так сложно будет. Вход один. Только вот до ангаров далековато. Случись что непредвиденное, мы можем здесь застрять и надолго.
-Согласен, но думаю, мы решим эту проблему. — Кивнул головой капитан, и принялся делиться собственными соображениями по этому поводу. — Сразу предлагаю создать безопасный коридор. Установим несколько вооружённых постов там, там и там, а также автоматические системы обнаружения, с системой подавления живой силы противника вот там, там и вот здесь. — Поочерёдно ткнул он пальцем в разных направлениях. — Думаю это хоть немного нас обезопасить на первое время, пока мы полностью не обследуем корабль. А там видно будет. Глядишь, может что и получше подвернётся. — Развернувшись в пол оборота, Ямото заложил руки за спину, и неспешно пошёл вдоль смотровой площадке, осматривая город. — Всех солдат разместим в головном здание. Вспомогательные обследуем и запечатаем, они всё равно нам не нужны. Затем...
-Капитан, сэр, можно обратиться?
Ямото досадливо замер на полуслове и развернул перед собой голографическое окно:
-Да, Квотермейер, что у тебя?
-Сэр, мы соединили два мыслящих контура между собой. Теперь вы можете управлять "Хароном" прямо из небоскрёба. — Квотермейер, за всё время, проведённое на корабле, взял под свой контроль всех техников, и те не стали возражать, признав в нём не только лидера, но и высокого профессионала своего дела. И сейчас, проделав очень сложную и тонкую работу, за столь короткий срок, разведчик просто светился, сообщая хорошую новость. — Но... — тут, он неожиданно сник.
-Что? Что не так? — в свою очередь чего-то испугался Ямото.
-Видите ли, — неторопливо начал Квотермейер, — "Харон" работает отлично, без сбоев. Но, — вздохнул разведчик. — Весь банк памяти здесь тоже уничтожен, и точно таким же способом, как и в командном центре управления.
-Вы не находите это странным, Сайлус? — оборачиваясь поделился своими подозрениями Ямото.
-Нахожу. Но не нахожу пока причин вандализма.
-Что ж, вы не один такой. Я вот к примеру, нахожусь в том же состоянии смятения. Но я всё ещё не оставляю надежды получить вскорости ответ на все свои вопросы. — Сделав такое отступление, Ямото вернулся к прерванному разговору. — Хорошо с этим понятно, — дал он отбой. — Но хотелось бы болще конкретики. Я так понимаю: вы и здесь не сможете восстановить память?
-Нет, сэр, — нехотя откликнулся Квотермейер, не зная чем ещё порадовать капитана и не попортить свою репутацию в его глазах. — Со всем уважением, но это невозможно. Мы попробуем, конечно же, наскрести хоть какие-то воспоминания, но думаем это ничего нам не даст.
-Я вас понял, Квотермейер, — устало произнёс Ямото. Здесь он был бессилен что-либо изменить своим приказом. Раз специалист сказал нет, значит, так оно и есть и ты хоть в лепёшку расшибись, а к другому результату не придёшь. — Оставим на время эту тему. Лучше скажите, как у вас продвигаются дела с радаром? Как скоро вы сможете его включить?
Квотермейер минуту посовещался с кем-то, и, получив в руки планшет-дисплей, ответил на вопрос:
-По поводу радара: внешне все системы целы, к ним не притронулась рука вандалов, но мы его ещё не включали. Скоро проведём первый тест системы ближнего обнаружения. О результатах доложу отдельно.
-Жду результатов и хороших вестей. Конец связи. — Отключив окно связи, Ямото продолжил прерванный разговор с лейтенантом, снова начав неспешно двигаться вдоль смотровой площадки. — Как видите, у нас ещё есть время побыть в блаженном неведении, — усмехнулся он печально и вдруг откровенно поделился своей проблемой, что уже измучила его до предела, особенно она донимала его по ночам. — Скажу честно, мне страшно даже предположить, как поведут себя люди, если после включения поискового луча выяснится что "Виктории" больше нет. Солдаты не слишком пока напуганы, они ещё уверены, что в любой момент могут покинуть планету и отправиться домой, и это обстоятельство вселяет в них силу. Но что если это не так и мы застряли здесь как минимум на полгода, пока не прибудет второй корабль? Как вы думаете?
И ещё...Меня постоянно преследует одна мысль, и если задуматься, то она ужасна. Вы никогда прежде не задумывались: Что станет с нами, если нам придётся столкнуться с неведомым врагом, с тем, с которым возможно столкнулись колонисты? Как мы поступим, зная, что отрезаны от Земли и у нас нет другой дороги, как только, сражаться за собственную жизнь? Выживем ли мы, или сложим головы, как и колонисты? Ведь нас так мало, а их было не меньше четырёх тысяч. Как вы думаете Джон?
Верите ли вы, что "Виктория" до сих пор находиться на орбите и с ней всё в порядке, просто она не отвечает на наши вызовы? Может, из-за какой поломки, я не знаю. А если нет, Джон? Как нам тогда быть? Сможем ли мы противостоять тому, с чем не смогли справиться куча народу, среди кого были и десантник прошедшие не одну войну?
Ямото стоял и ждал ответа. Это не был приказ или просьба. Нет. Ему просто очень захотелось облегчить душу, поделиться мыслями, которые его давно уже преследуют; найти того, кто поймёт, кто поддержит, не смотря на занимаемую должность Ямото, кто предложит ему руку помощи, когда в самом тебе уже не остаётся сил терпеть возложенную обязанность.
И Сайлус с благодарностью принял роль товарища — роль человека, который не просто подчиняется приказам и обсуждает лишь планы операций, а которому, можно смело доверит не только личные тайны, страхи, надежды, но так же и мечты и даже заблуждения.
-Сэр, я даже не знаю, что вам на это ответить. Но если вы хотите услышать лично моё мнение...
-Хочу, — одними губами ответил Ямото.
-Ну что же, вы сами напросились, — вздохнул лейтенант, готовясь вывалить на капитана наболевшее. — Лично я со своей стороны не питаю иллюзий насчёт "Виктории". Исходя из того, что высадка производилась в экстренном режиме, для меня это может означать одно — с кораблём случилось что-то непоправимое. Я не хочу думать о худшем, как и многие из нас, но внутренне я уже готов принять жестокую правду о гибели корабля.
-Даже так? — не очень искренне удивился Ямото, скрывая накатившее на него волнение. Перед ним находился ещё один человек, который придерживался мысли, что "Виктории" больше нет. Первым был он сам. Значит уже два человека думали именно об одном и том же. А это настораживает.
-Да, даже так, — настоял Сайлус. — Вы хотели услышать моё мнение, я его вам высказал. Со своей стороны я не исключаю такой возможности, что корабль уничтожен, разрушен, я не знаю точно, что могло там произойти. Но знаю вот что. Система опознавания и отклика, установленная на корабле, так просто не выходит из строя — это своего рода, чёрный ящик корабля, и сломаться она может только в одном случае...
-Если корабль больше не существует, — шёпотом закончил предложение капитан Ямото.
-Точно, — кивнул Сайлус. — И вот ещё что. Наш собственный переносной радар не настолько слаб, чтоб не отыскать этакую махину на орбите, но он выдал нам только непонятные скопления. Мы же по слабости душевной предположили, что это может быть скопление астероидов, но с таким же успехом это могут быть и обломки корабля. Но мы не хотим в это верить, мы до сих пор тешим себя надеждой.
-А как вы сами? — поинтересовался Ямото, не веря, что человек может вот так спокойно рассуждать об утрате обратного билета домой. — Вы уже утеряли надежду, Джон? Вы больше не верите в лучшее, и что все ваши слова лишь заблуждение.
Что мог ответить Сайлус? Хоть он и рассуждал до этого момента холодным голосом, пытаясь не показывать чувств, а у самого внутри всё кричало диким криком: "Нет! Неправда! Ложь! Корабль не погиб! Я не хочу застрять на этой грёбанной планете, оставаясь в неведение, что здесь произошло и куда подевались колонисты". Но здравый смысл покрывал все крики души. С другой же стороны, вот так сразу отречься от надежды, от чувств и от милых заблуждений, даже если всё это было ложь и глупость, он не смог. Потому замявшись, и ответил только:
-Не знаю. — И снова повторил, — не знаю... — качая головой и закрыв глаза, чтоб не видеть собственного отражения в глазах Ямото. — Здравый смысл говорит мне одно, сердце же нашептывает другое. Мне хочется и верить, что "Виктория" цела, и не верить, чтоб вынести предстоящий удар.
-Я понимаю, — сконфуженно пробурчал Ямото, отворачиваясь к окну. — Наверное, вы в чём-то правы. Нужно быть готовым ко всему, а не тешить себя пустыми надеждами. Если "Виктории" больше нет, то мы обязаны поддержать всех остальных. Сохранить целостность роты. И выяснить, наконец, куда исчезли колонисты, а главное почему, чтобы выжить самим, не повторив судьбы тех, кто был здесь до нас.
Высказавшись, Ямото прислонился к окну, и на него со всех сторон, вместе с сумраком просачиваясь в душу, нахлынули безрадостные ощущения. Такие сильные, что в груди сжалось сердце, а в душе поселилась пустота. Хотелось забыться, отвергнуть реальность. Нет! Не верю! — где-то глубоко тихо кричал маленький испуганный мальчик, — это только сон. Страшный сон! Проснись! Проснись!..
Но нельзя поддаваться. Нельзя забыться, когда от тебя зависит столько жизней. Все верят в тебя и верят в правильность твоих приказов, слепо подчиняясь. Потому что иного быть не может. Если не верит командиру, то тогда кому?
Сжав волю в кулак и загнав собственные страхи в самую глубь разума, Ямото, вновь принял облик волевого командира, закрыв на время душу.
-Надо закончит начатое, — сказал он вскользь. — Комплекс и наполовину ещё не обследован. Я снова пошлю две группы. Вы пойдёте?
Сайлус, понимая, что их совместная беседа слишком уж нагнала туч, вызвав у обоих неприятные тоскливые чувства, решил развеяться и не отказываться от... Нет, на этот раз не от приказа, скорее это уже было предложение, он же всё-таки стал товарищем.
-Если я вам больше не нужен, то я, пожалуй, схожу.
-Идите, — кивнул головой Ямото. — А я, пока пошлю остаток людей устанавливать вдоль периметра комплекса камеры слежения и датчики. И ещё, лейтенант, пока не ушли, будьте там повнимательней. Осматривайте все жилые отсеки, постарайтесь найти хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на тайну исчезновения колонистов, любые накопители информации будут в самый раз. А то ведь, из того, что удалось отыскать, одна чушь сохранена: личные переживания, любовные переписки, планы на будущие и всё в том же роде — слезливо плаксивая чушь, никакой конкретики. Такое ощущение, что кто-то целенаправленно уничтожал всю важную для нас сейчас информацию. Словно кто-то специально хотел, чтобы мы и до конца своих дней продолжали бродить в потёмках. Ладно идите, не буду вас больше задерживать. — Сайлус кивнул, и вышел. А капитан соединился с лейтенантом Крапивиным:
-Лейтенант, где вы сейчас находитесь?
-Обследуем одно из вспомогательных зданий, сэр.
-Бросайте это дело. Этим займутся мои люди. А вы и лейтенант Сайлус снова начинайте прочёсывать город. Завершите начатое.
-Есть сэр. Выходим наружу. Конец связи.
— Глава 11.
Построившись в прежнем порядке, лейтенант Сайлус со своей группой по левому борту, Крапивин по правому, отряды отделились от центрального небоскрёба и, развернувшись веером, двинулись вдоль всего жилого комплекса.
Импровизированный город встретил людей ещё более настороженно и зловеще. С отключением питания, слабое уличное освещение погасло, невнятный шум вентиляции окончательно стих, и комплекс погрузился в ватную тишину, трансформирующую, производимые десантниками звуки в неприятные и режущие слух шумы. Каждый неосторожный шаг, каждая задетая вещь, каждый шорох раздавались подобно выстрелу. Это само собой напрягает.
Столкнувшись с подобной тишиной люди в обыденной жизни, обычно, чтобы скрыть свой страх и снять напряжение, сами начинаю шуметь, громко разговаривать, смеяться или горлопанить песни. Но в такие моменты они не веселятся. Нет. Таким вот образом, они пытаются перекричать тишину, заполнить пронизывающую её пустоту собственными звуками и больше её не слышать, не испытывать глубоко въевшийся страх перед ней.
