Пролог
Звёзды...
Они сияют холодным блеском на чёрном небосклоне, и ничто не может их заинтересовать в этом мире, даже люди. Им всё равно: есть ли на свете человек, или нет его — они его просто не замечают. Потому что они есть истинная сущность бытия, а цивилизация людей — всего лишь миг, искра в их долгой, предолгой жизни.
А вот человек не таков, на то он и разумен, чтобы даже будучи букашкой стремиться к величию самих звёзд, стремиться к несбыточным мечтам, суя свой нос во всевозможные тайны Вселенной, даже в те, которые ему никогда не суждено постичь, но всё же очень хочется.
Но где же в таком случае предел нашего любопытства? Где тот миг, когда нас больно щёлкнут по носу, указав наше место? Или его на самом деле нет — предела? И человек действительно Божие дитя, кому суждено встать вскорости подле своего отца...
Но не всё так просто. Прежде нужно доказать что мы достойны, окунувшись в бездну Великих тайн, что расстилается за пределами родной планеты. А космос, он коварен и жесток, как дьявол, сулящий неимоверные дары, и в то же время, беспощадно расправляется с героями, дерзнувшими покорить его холодные просторы:
...Колониальный корабль "Могучий" — экипаж: 3248 колонистов; назначение — Созвездие "Геркулеса".
Статус: Пропал без вести.
...Колониальный корабль "Иллория" — экипаж: 3098 колонистов; назначение — Система "Пегаса".
Статус: Бесследно исчез.
...Колониальный корабль "Вавилон" — экипаж: 4560 колонистов; назначение — Созвездие "Паруса".
Статус: Погиб при невыясненных обстоятельствах.
...Колониальный корабль "Аурис" — экипаж: 2367 колонистов; назначение — Созвездие "Скорпиона".
Статус: Не вышел в заданный квадрат.
...Колониальный корабль "Гелиос" — экипаж: 4125 колонистов; назначение — Система "Гелиос — Прайм".
Статус: Исчез в глубоком космосе...
— Глава 1.
...Отряд "Альфа" — продвигайтесь в джунгли.
Отряд "Бета" — следуйте заданному маршруту.
Отряд "Дельта" — начинайте продвижение к точке рандеву.
Время операции — три часа...
Стоило сделать шаг и джунгли поглотили целиком и полностью без остатка, обступая со всех сторон непроницаемой завесой из растительности. И что с первых же шагов поражает, так это ошеломляющие звуки, способные свести с ума любого. Крики, писки, трели и завывания многочисленных тварей и весьма опасных тварей, коих ещё не видел человеческий глаз, раздавались, казалось бы, отовсюду: и сверху и снизу, и в отдалении, и чуть ли не под самым носом. Самих же хозяев звуков пока ещё не видно, но они уже рядом — крадутся, и лишь любопытство сдерживает их до поры до времени, да врождённая осторожность перед неизвестностью. Но скоро их колебаниям придёт конец...
На тактическом дисплее десантного шлема высвечивается маршрут до цели и, группа людей в боевых бронекостюмах неслышным шагом погружаются в густые заросли, сливаясь с ними по цветовой гамме. Джунгли не противятся новым гостям, но и не спешат раскрывать им все свои секреты. Настороженно умолкают, и сразу же поражающий контраст.
Тишина...
Вокруг неожиданно воцаряется такая тишина, что глохнешь от неё не слабее, чем от шквала звуков. И что самое поганое — эта зловещая тишина пугает.
Сердце на миг замирает, а потом словно подстёгнутое кнутом, учащённо начинает колотиться в груди, выплёскивая на губы кисловато-сухой привкус страха. Нервно вздрагиваешь всем телом. Вертишь головой по сторонам, как заведённый, ожидая нападения из-за каждого куста. Мысль одна — бежать, бежать отсюда надо, пока не заметил тебя никто. Но ноги словно бы врастают в землю и не хотят идти. А идти-то надо! Сжимаешь волю в кулак, зубы тоже сжаты, весь покрываешься холодным потом, и наконец, неимоверными усилиями заставляешь себя сделать первый шаг. Потом второй, и вот уже тихонечко крадешься, неосознанно сдерживая дыхание. Каждый вздох, каждый выдох чудится криком в ночи.
Вдруг на дисплее высвечивается движение, и десантники замирают, опасаясь быть замеченными. Проходит три секунды и мимо них стремительно проноситься неясный силуэт. Настолько быстро, что не успеваешь даже понять, кто это был или что, и по коже уже бегут мурашки. Вскоре в отдалении раздаётся предсмертный хрип неосторожной жертвы, после чего в джунглях снова воцаряется звенящая тишина. И только стук сердце гулко отдаётся в голове: тук-тук, тук-тук...
Без сомнений, тот неясный силуэт — был крупный хищник, кто, ничего не опасаясь на своей собственной территории, продолжал свою извечную охоту. И ему было плевать на каких-то там людей, встань и они у него на пути, он и их попробует на зуб.
От подобной мысли, на душе становится и правда жутко.
И всё потому, что света в джунглях пшик, почти что ночь. Лишь тонкие лучи подобно иглам пронзают непроницаемый ковер растительности, расцвечивая его местами: в красные, синие и зелёные оттенки, как яркие мазки по чёрному холсту. И если бы не приборы ночного видения, то бродить по джунглям не было бы никакого смысла. А так хоть что-то можно разглядеть в этакой кромешной мешанине чуждой фауны. Видно, например, что вокруг тебя деревья десятиметровой высоты, с корой чёрной, как уголь, все в наростах и наплывах и ещё странно так блестят. А притронешься к стволу, деревья и вовсе будто бы живые: тёплые, влажные, и даже, кажется, что дышат. Бред конечно, но ощущение не отступает, и потому стараешься держаться от них подальше, но деревья, как будто бы назло, то и дело выныривают навстречу и предлагают снова и снова притронуться к себе.
Минуешь их, обходишь и сразу же запутываешься в лианах, что космами свисают с веток. И лианы эти не простые, так и норовят: опутать, да подцепить своими коготками. Ты режешь их, и кромсаешь, но они вновь и вновь змеями сваливаются с деревьев, впиваясь своими жгучими присосками, что у них между коготками, и тянут, тянут на верхотуру, туда, где расположено их плотоядные отверстия, что ртом не поворачивается язык назвать.
Только выскользнешь из их объятий смертоносных, можно сказать что чудом, как сразу же напарываешься уже на наземные отростки, ползающих по земле с иглою полной яда. Стоит к ним притронуться, как тут же обовьют, и давай своей иглой долбачить, словно клювом, стараясь пробить бронированный костюм. Почувствовав же, что жертва не даётся: пытается ускользнуть, вырывается, юлит; отростки давай её валить на землю и тащить, тащить в сырую нору, где сидит мерзостная тварь в предвкушении поживы.
И вот так стоишь, раздираемый на обе части, размахивая ножом. Брызжет ядовитый сок вперемешку с кислотой. Всё пенится, бурлит, воняет. На запах слетается мошкара. Карабкается с земли, падает с деревьев, врезается на крыльях — и всё ей нипочём. Каждая мерзостная букашка спешит поживиться твоей разлагающейся плотью. Но хрен им! Броня выдерживает и лишь дрожь охватывает от омерзения, что было бы, если бы не защита.
Лецизрея: деревья, лианы, папоротники и хвощи; листья с прожилками, будто бы мышцами увитые; цветы размером с человека и просто бегающие шишки и летающие шары — всё шумит, волнуется, живя своей загадочной судьбой, в столь же загадочном месте, где каждый норовит кусок оттяпать и сожрать скорей, опасаясь, что сейчас отнимут; ты понимаешь что здесь тебе совсем не место. Но что поделаешь — приказ, а их, как известно, не обсуждают.
Под градом атакующих растений и мошкары десантники проходят лишь какую-то пару сотен метров заданного маршрута, как вдруг джунгли снова озаряются криками и трелями животных. И это, как оказывается, хуже тишины, потому как сразу расслабляешься и теряешь бдительность, поддавшись всеобщему спокойствию. А между тем в кустах и сред деревьев уже мелькают звери хищные, примеривая свои зубастые морды — хватить ли сил напасть на диковинных гостей? Подбираются всё ближе, ближе и вот уже не скрываются в листве...
Опасность!
У тебя же в руках только вибрационный нож с молекулярным лезвием и больше ничего. Из винтовки стрелять категорически нельзя — враг заметить электромагнитный всплеск, своими невидимыми датчиками, и тогда — пиши пропало.
Но пока всё тихо — звери особо не проявляют к чужакам агрессии. Только с верхних ярусов деревьев, там, где соединяясь меж собой, толстые корявые ветви образовали многоуровневые террасы, группу десантников провожают голодные глаза, блестящие в ночи, словно маленькие звёзды. Кто-то смотрит холодно и с презрением, кто-то с любопытством, а то и страхом, а кто-то даже заинтересованно и жадно, будто бы уже поедает жертву.
Но есть ещё время, есть, до того момента, как хищники, наконец, решаться сделать первый ход. И десантники упорно двигаются к намеченной цели, по склизкой и мягкой почве, заблаговременно обходя болота, и перелезая поваленные стволы деревьев, постоянно подвергая атакам отвратительных лиан.
Но где же выход? Ещё чуть-чуть и можно навеки остаться здесь гнить белыми костями.
А гнить-то не охота. Вот и идёшь упорно — до-упаду, пока держат ноги, а там уж не обессудьте, как могли Но вот вдали показывается просвет, и карта на дисплее, подтверждает — конец маршрута. Цель достигнута и, слава богу, без потерь...
Отряд в полном боевом составе выходит из плотоядных джунглей на выжженный простор. Прямо перед глазами, в двухстах метрах впереди, вражеский форт-пост во всём своём величие грозном ощетинился оружием и ждёт момента, когда можно будет изрыгнуть огонь, дай только повод.
Но не величие оружейной мысли привлекает взор людей, а величие открывшейся картины написанной самой природой.
Повсюду, куда не кинешь взор, опоясывая выжженный пятачок земли, раскинулись тёмные и загадочные джунгли. И дрожь берёт и восхищение от этакого вида. Джунгли притягивают взгляд, тихо шепчут, манят. И хоть и был там только что, и было это похоже на дорогу в ад, а любопытство и жажда приключений снова манят и зовут окунуться в зелёный ад, или хотя бы любоваться им до бесконечности.
А скосишь глаза чуть вверх, и видишь, как над ковром живой растительности пологом стелются туманные облака: чёрные внизу, потом белесая прожилка, а сверху подкрашены голубоватым светом, отчего они загадочно в ночи мерцают , создавая ощущение, будто перед тобой не облака, а призрачные поля и горы неведомой страны.
Но это ещё что. Прямо над всей этой призрачной странной возвышался голубой диск газового гиганта. Вот где диво, так уж диво.
Величественно и грозно проплывала по небосклону гигантская планета, показывая всем: кто тут истинный хозяин, а кто всего лишь ничтожный спутник сбоку примостившийся.
Озаряя ночь мягким голубоватым светом, сам он хмурился, кипел, то и дело меняя цвет: от слабо-голубого и лазурного, до туманно-серого-стального, с яркими всполохами гигантских молний в дымной глубине. И не было ему никакого дела до людей. А вот десантники не смогли оторвать от него своих восторженных взглядов, всего лишь на секунды позабыв об операции. За что и были наказаны жестоко:
-Отряд "альфа" — уничтожен, — оповестил бесцветный голос в шлеме.
И вдруг всё пропало...
И было это похоже на чудный сон, и вдруг тебя выдёргивают именно на самом интересном месте, после чего ты долго не можешь прийти в себя, пока в глазах рассеивается образы чудесного мирка.
От скафандра отделяются датчики, вползая в потолок. Яркий свет бьёт по глазам. Голова проясняется, и понемногу приходит осознание, что всё, что только что пережил, было всего лишь иллюзией. Иллюзией навеянной виртуальным тренажёром с эффектом присутствия. На самом же деле, никаких джунглей и в помине не было, и вражеского форта и газового гиганта (ну до чего же красив чертяка), не было. Ничего не было. На самом деле, все эти два часа прошли вот в этой самой комнате напичканной электроникой с независимой аморфно-подвижным покрытием: пола, потолка и стен, способной по желанию программы воспроизвести все детали абсолютно любой поверхности, по которой и приходилось всё это время карабкаться, якобы отбиваясь от кровожадных лиан.
Отсоединив от шлема датчики мысленного контроля, сержант Званцев ошалело покрутил головой, избавляясь от навязанного миража, и снимая шлем, ступил в коридор, минуя любезно распахнувшуюся перед ним стеклянную перегородку.
Сколько раз он уже здесь побывал, и каждый раз у него учащённо билось сердце от восхищения торжества человеческой мысли. Огромное цилиндрическое сооружение, основная часть которого пряталась под землёй, вмешало в себя невероятную кучу народа и техники.
И ведь ничего такого уж необычного.
В центре главный компьютер. Дальше по окружности: технический отдел программирования, за ним тысяча кабинок виртуальных тренажёров и, наконец, корпуса временного пребывания с десятью залами тактического планирования, где на больших голографических экранах постоянно мелькали сотни раздробленных изображений поступавших прямо из виртуальных тренажеров, что позволяло командирам подразделений воочию наблюдать за своими подчинёнными, давая им время от времени ценные советы.
Но всё равно — это здание впечатляло: Огромный белый коридор чуть ли не в километр, закругляющийся с обоих концов, и сотни секционных кабинок, в которых прямо сейчас находились люди, сражаясь за собственные жизни на далёких вымышленных планетах с разнообразнейшими условиями окружающей среды.
А пока они там воевали, с потолка, не умолкая, лился бесцветный женский голос "прорицательницы":
-Отряд "бета" — понёс существенные потери.
Отряд 8 — вступил в бой.
Отряд 13 — находится в укрытии.
Отряд "Гамма" — приступил к патрулированию.
Рядовой Ривел — убит.
Сержант Праймус — тяжело ранен...
И так далее: кто убит, кто ранен, а кто, наоборот, без повреждений вышел из боя. И почти сразу же, вслед за комментарием из кабинок выходили люди, и еле передвигая ноги, шли в раздевалку сбросить скафандр и вернуться ненадолго к обычной жизни, чтобы через пару часов отдыха всё начать сначала. И вновь бесстрастный голос будет им вещать: кто из них успел получить ранение, а кто и вовсе уже убит.
Поглазев по сторонам, и немного послушав комментарии, Званцев понуро поплёлся в раздевалку, где его настиг голос всё той же комментаторши:
-Отряд "альфа" и "бета" пройдите в зал тактического разбора. — Дважды повторив сообщение "прорицательница" вновь вернулась к излюбленному делу — вещать о виртуальной смерти.
"Ну, щас мозги-то нам лейтенант прочистит, — ополаскиваясь в душе, подумал Званцев, уже представляя, как будет орать на них ротный. — Нет, ну надо же так глупо попасться. Как мальчишки, ей богу, — ругал он себя, пока душевая кабина высушивала кожу инфразвуком. — Особенно я хорош, погубить весь отряд. Вот идиотизм же! Вылупились блин, рты поразевали...".
Облачённый в униформу, Званцев, лавируя между персоналом учебного комплекса, шныряющего вокруг подобно рассерженной стае ос с вывешенными перед глазами голографическими экранами, добрался до зала тактического разбора, занял свободные места для своего отряда, и расслабленно развалился на мягком кресле, прикрыв глаза. И будь что будет, он так чертовски устал за этот день, что даже винить самого себя не осталось сил.
Длинный Сэм появился одним из первых, с ироничной усмешкой присаживаясь рядом с дремлющим сержантом.
-Кирилл... — позвал он, толкая вбок командира отряда.
Званцев дёрнулся, резко просыпаясь:
-А?
-Тревога командир, враг наступает, — вглядываясь в заспанные глаза, прошептал Сэм — Сейчас в атаку пойдут.
Кирилл быстро оглянулся по сторонам, готовый отразить любое нападение, собрался как при броске, но вместо атаки неприятеля наткнулся на довольное ржание из-за соседних столов.
-Шутишь всё, — холодно хмыкнул Кирилл, глядя на Сэма, как удав на кролика.
-Ладно, не кипятись командир, — примирительно поднял руки Сэм. — Лучше смотри, — посоветовал он, указывая кивком головы на голоэкран. — "дельта" ещё держится. Вот же черти упёртые. А "бета", кстати, даже джунгли не прошла, увязли. Представляешь, их там лианы всех пожрали, — простодушно рассмеялся Сэм. — А "дельта" молодцы. Не то, что мы, да Кирилл?
-Угу... — пробурчал Званцев.
-Эх! — вдруг воскликнул Сэм с раздражением. Видать сильно его уязвило сегодняшнее поражение. — Ну и дали же нам жару в этот раз яйцеголовые, Раньше-то миры все попроще были. А в этот раз художник экстра-класса работал. Точно тебе говорю. Ну всё прям как наяву было и красотища неописуемая. Будто взаправду на другой планете побывал, — с затаённой горечью вздохнул он умолкая.
При этом манера речи длинного Сэма: немного заторможенная, хотя и не всегда, характеризовала его как простодушного меланхолика, с немного вальяжными движениями. Но эта была ошибка и жестокая ошибка многих тех, кто хотел зацепить за живое длинного Сэма. Медленный в речи и плавный в движениях, он вдруг взрывался и превращался в самый настоящий ураган, повергая противников сначала в шок, а затем и в бегство. Противник он был опасный, но, слава богу, беззлобный и обиду долго в себе не держал.
Вскоре подтянулись остальные члены отряда "альфа": Дилон, Квотермайер и Кесседи — единственная девушка в отряде, — ксенобиолог по профессии и к боевым операциям не имела прямого отношения, но тренировку проходила на уровне остальных.
У всех, как и полагается лица были удручённые и осунувшиеся от усталости, но при этом в глазах разведчиков не переставал светиться самый настоящий азарт. Вот по этим-то глазам сразу можно было понять, что полученный ими урок не так уж и сильно их уязвил, скорее только раззадорил. Удручало же разведчиков только одно — предстоящий разгоняй командира, и как следствие возможность лишиться увольнительных на этой недели.
Рассевшись по местам и гомоня на разные лады, разведчики словно малые дети, принялись делиться впечатлениями: кого лианы не отпускали, так и норовили всё сцапать; кто наоборот в это время в болоте топ, а на кого и зверюга какая напала. Там-то в джунглях — этих подробностей никто не замечал, каждый пробирался к цели словно бы в одиночку, даже не видя плеча товарища, лишь электроника постоянно подтверждала, что поблизости идут свои в режиме "невидимки".
-А вот и самый страшный зверь всех джунглей, — прокомментировал Дилон появления лейтенанта, со вздохом разворачиваясь лицом к командиру.
Лейтенант Сайлус вошёл в зал стремительной и грациозной походкой дикого кота на охоте. Остановился, быстро оглядел провинившихся, играя желваками, и ни слова не говоря, повернулся ко всей честной компании своей широкой спиной.
Прошла минута, за ней потянулась вторая в гнетущем ожидании, а лейтенант всё молчал, так и не сдвинувшись с места. По истечению пятой минут позади него протопало пару ног — это в зал тактического планирования ворвалась "бета".
Лейтенант только повёл плечами, и всё с той же неприступной миной, увеличил картинку на голоэкране с воюющей "дельтой". А той, по всей видимости, воевать оставалось уже недолго. Без поддержки, без подкрепления, без помощи отрядов "альфы" и "беты", взять форт им в одиночку было нереально. Но дрались они здорово. Этого не отнимешь. Пёрли и пёрли на приступ ничего не боясь, затем отходили в джунгли, перегруппировывались, и снова шли в атаку. Герои, одним словом.
Но герои они или нет, а остальные бойцы лейтенанта Сайлуса, "дельтовцев" всё-таки не очень жаловали.
Странные они были какие-то, ненастоящие, одним словом. Как отказались от многих человеческих органов, так сразу превратились в машины что ли... Хотя нет.
Они могли и чувствовать, и сопереживать, и даже любить, но их речи постоянно сквозила каким-то холодком и надменностью, будто с тобой не человек разговаривал, а машина своим механическим голосом без эмоций.
В общем: неприятно было с ними рядом находиться, хоть они парни были отчаянные, и порой выручали из таких дерьмовых ситуаций, в какие только можно было вляпаться с дурной-то головы, но против впечатлений, как говорится, не попрёшь.
Но кем бы они ни были — машинами или настоящими героями, "дельтовцы" в итоге проигрывают сражение, и окно с их изображением погасло за ненадобностью.
Сайлус недовольно пожевал губами. Он понимал, что исход был уже предрешён, но до последнего момента не оставлял надежды, что "дельта" выиграет бой.
Но не срослось...
Лейтенант медленно повернулся лицом к притихшим разведчикам, оглядел каждого пронизывающим взглядом, и разом изменившись в лице, разразился гневной тирадой:
-Вы что, мать вашу, только вчера родились? Или это первый ваш мир, в котором вы побывали? Нет? А чего же вы как последние молокососы сегодня развесили уши. Где всё, чему я вас учил?
"Бета" — что у вас произошло? Почему увязли в джунглях?
С места поднялся сержант Клайф:
-Выбрали неправильный маршрут высадки, сэр! — отрапортовал он, вытягиваясь в струнку. — Местность не предоставляла условий для скрытого передвижения, чем незамедлительно и воспользовались представители местной фауны, приняв нас за свою добычу, сэр.
-А за кого, по-вашему, они должны были вас принять, сержант? — удивлённо воззрился Сайлус на сержанта, не обращая внимания на смешки в зале. — За чурбанов безмозглых, что решили прогуляться по опасным джунглям. Вы же знали, на что идёте, почему не искали оптимального маршрута, основываясь на результатах телеметрии?
На справедливое замечание командира, сержант Клайф не нашёлся чем возразить. Тогда Сайлус раздосадовано махнул на него рукой, о чём ещё можно было говорить с этим человеком:
-Отсмотреть весь материал операции, сержант. — Приказным тоном отдал он распоряжение отряду "бета". — Разобрать ошибки и через два часа всё по новой. Приказ понятен?
-Да, сэр!
-Теперь "альфа", — переключил всё своё внимание Сайлус на другой отряд, поглядев взбешённым взглядом на притихших бойцов "Альфа". — Ну вы-то что учудили? Ладно "бета" — на них действительно ополчилась вся местная флора и фауна. Но вы-то что? Джунгли прошли чисто, потерь нет, цель перед глазами и нет, надо было им, этими самыми глазами, начать пялиться по сторонам, будто в первый раз вышли на задание. Постарайтесь объясниться сержант Званцев?
"А и, правда, в чём причина провала? С чего вдруг прожженные в виртуальных боях солдаты, вдруг совершают столь глупую оплошность? Ведь первое правило разведки: ничего не оставляй без внимания, но если объект внимания не представляет потенциальной угрозы, не акцентируйся на нём".
Замявшись, словно школьник перед учителем, Кирилл встал с места намеренно пряча глаза от командира. Мысль у него была одна — попробовать оправдаться, просто неся всякую околесицу — всё что в голову взбредёт, как ему на помощь неожиданно пришла давешняя безжалостная комментаторша, прозванная среди десантников — "моя ласковая старушка смерть", за то, что смерть о которой она вещала, слава богу пока всегда была ненастоящей.
-Лейтенант Сайлус, пройдите в главный штаб учебного центра, — коротко оповестила она своим бесцветным голосом и вновь отправилась вещать о виртуальной смерти по всем коридорам тренировочного центра.
Лейтенант, конечно же, удивился, но виду не подал:
-Садитесь сержант, — сказал он, жестом усаживая сержанта Званцева на место, но перед тем как уйти, приказал "альфе" пройти процедуру обучения, как и "бете". — К вам это тоже относится "альфа". Приказываю, отсмотреть весь имеющийся материал, и сделать соответствующие выводы. Свободны.
— Глава 2.
Штаб учебного центра, в отличие от виртуальных тренажёров, находился на поверхности, в настоящей башне-шпиле, и отвечал не только за подготовку космических десантников, но и контролировал все вооружено-космические силы земли вместе взятые.
-Проходите лейтенант. Присаживайтесь, — предложили Джону Сайлусу, когда он вошёл в эллипсоидное помещение с плоским округлым столом посередине.
Подойдя к столу, Джон прикоснулся к панели и рядом с ним из пола вырос яйцеобразный стул с вогнутым седалищем. Удобно разместившись в нём, Джон поочерёдно осмотрел участников собрания и, сделав соответствующий вывод о важности встречи по высоким чинам здесь собравшихся, постарался придать своему лицу, как можно более заинтересованное выражение.
-Лейтенант, я вижу, что вы удивлены, столь высокой честью, — обращая на себя внимание, тихо произнёс полковник Миронов — командующий центром подготовки космодесанта, — человек лет пятидесяти, с сильным ещё молодецким торсом бывшего десантника. — Не удивляйтесь. Все мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать степень подготовки ваших разведчиков и об их сегодняшнем провале. Об этом я поговорю с вами отдельно. А сейчас разрешите представить... — И полковник, поочерёдно кивая головой на сидящих за столом, стал перечислять. — Генерал Семенов — командующий вооружёнными силами Земли. Полковник Смиттерс — даль разведка. Капитан Трент — командующий центром перехвата космических сигналов. И полковник Смайл — мой заместитель. А так же: человек в штатском перед вами — это уважаемый господин Яхрушев Вениамин Сергеевич — один из президентов компании "Космос инжиниринг".
-А собрались мы здесь вот по какому поводу, — кашлянув в кулак, объявил полковник Миронов и потянулся к пульту управления. Но перед тем как включить голограмму вдруг предостерёг. — Но вначале, пока вы ещё ничего не услышали, запомните лейтенант: информация, которую вы сейчас получите, находится под грифом "государственного секрета". Так что, перед тем как мы раскроем перед вами все карты, я попросил бы вас сделать отпечаток правой ладони для занесения в протокол ваше согласие о неразглашении полученной информации.
Джон Сайлус потея как мальчишка, а ведь только что был похож на дикого кота, когда распекал своих собственных подчинённых, приложил ладонь к лазерному сканеру.
Через пять секунд все условности были соблюдены, и полковник продемонстрировал собравшимся в кабинете голограмму космического корабля:
-Узнаёте? — не скрывая удовольствия, спросил он у Сайлуса.
Космический корабль, если не вдаваться в подробности, имел просто колоссальные размеры. Безусловно, это был один из первопроходцев галактики. Таких кораблей было всего пять, и они были настолько огромны, что их ещё в процессе постройки выводили на орбиту вокруг Солнца, для разгона перед будущем прыжком в гиперпространство. Дико неудобно, дорого, и приносило множество неприятностей. Но по-другому разогнать эту колоссальную махину просто было нереально. Потребовалось бы столько энергии, что она просто разорвала бы корабль на части во время старта.
Ну и конечно же столь колоссальные размеры — это плата за гиперпространство. Ни один из имеющихся у Земли космических кораблей не имел сходного класса, и ни один из них не в силах был совершать прыжки к звёздам. "Первопроходцы" были исключительными кораблями, но как оказалось бессильными против законов Вселенной.
Джон Сайлус, пока что не увидел ничего удивительного в изображении и, потому просто пожав плечами, буднично ответил:
-Колониальный корабль "Гелиос". Экипаж 4125 колонистов. Пункт назначений система "Гелиос — Прайм". По имеющимся данным бесследно исчез пятнадцать лет назад. Очередная жертва экспансии космоса и как я знаю последняя. После ряда неудачных попыток заселить планеты, лежащих за пределами Солнечной системы, проект "Большой космос" закрыли.
-Я вижу, вы хорошо осведомлены. Это даёт вам честь, — удовлетворённо кивнул полковник, похвалил Сайлуса. — Но вы ещё не знаете главного, — и, выдержав театральную паузу, вкрадчиво произнёс. — Мы нашли "Гелиос"...
Вот это была новость! Вот это фурор! Джон чуть со стула не вскочил, поражённый до глубины души. Не может быть! Нашли! Нашли-таки! Это же...это же невероятно!.. Но главное — это могло означать лишь одно...
-Да-да, я вижу, как вы удивленны, — поспешно отреагировал Миронов, между тем оставшись очень довольным произведённым эффектом на младшего офицера. — И я, даже могу предположить, что вы сейчас чувствуете. Мы сами, когда узнали, тоже чуть в пляс не бросились. Ведь находка "Гелиоса" подтверждает возможность заселения других миров. Даёт толчок к созданию новых колониальных кораблей. Вы только вдумайтесь в это. И что немаловажно: "Гелиос" не просто грандиозная находка, а находка мирового масштаба, способная снова вселить надежду в умы всех людей Земли, а значит: всё новые и новые колонисты готовы будут отправиться к звёздам, не смотря на неудачи предыдущих полётов.
-Но я всё же вынужден остудить ваш пыл, — следом за горячими словами тихо проговорил полковник, потухшим голосом. — "Гелиос" не достиг своей точки назначения. Его чисто случайно нашли совсем в другом месте.
Сайлус не понимающе уставился на полковника, ожидая разъяснений. Как это нашли? Это в космосе-то? Позвольте господа, но космос же — это не комната с четырьмя углами, где даже в полной темноте можно что-нибудь да отыскать и уж тем белее не стог сена, где по теории вероятности, но возможно напороться на иглу.
Ясность внёс полковник Смиттерс — поверенное лицо разведслужб:
-"Гелиос" найден в шестидесяти парсеках от места предполагаемого точки выхода на конечную цель, а точнее в неизученной системе жёлтой звезды Солнечного типа, — пояснил он своим гнусавым голосом. — Спектральный класс "F9". Эта звёздная система имеет шесть планет. По нашим данным "Гелиос" совершил посадку на одном из спутников газового гиганта — четвёртой планете от звезды. Как мы можем убедиться... — над столом раскрылось трёхмерное изображение неизвестной системы, — планета-спутник представляет собой космическое тело диаметром 12 267 км, что довольно несвойственно для планетоидов. Мы склонны считать, что, скорее всего, планета была захвачена гравитационным полем газового гиганта в процессе эволюции найденной звёздной системы.
Причина же нахождения нами "Гелиоса", заключается вот в чём, — перешёл Смиттерс к главному, возвращая голографическое изображение корабля. — Это отнюдь не чудо. После исчезновения "Могучего" и "Иллории", все последующие корабли этого класса стали оснащаться специальными автоматическими зондами связи. Двумя такими зондами-буями, был оснащён и "Гелиос". Почему они молчали все эти пятнадцать лет, нам до сих пор неясно. Но факт остаётся фактом — они всё-таки вышли на связь. Первый зонд, отсканировав планету, вошёл в гиперпространство и передал свои координаты вместе с данными о планете на которую опустился "Гелиос".
Получив послание, мы сразу же снарядили автоматический шатл и уже по сигналу второго зонда, направили его прямиком в звездную систему "Аппокс" — это кодовое название обнаруженной системы. Изображения же, которые вы сейчас видите перед собой — это снимки уже с нашего шатла.
Вторичные данные подтверждают — планета-спутник, названная нами "Надежда", имеет вполне пригодную для жизни атмосферу. На поверхности планеты есть один обширный океан, но большую часть всё же занимает суша.
"Гелиос" совершил посадку в наиболее приемлемой для колонизации точке — на экваторе, в месте, напоминающем, что-то сродни каменным джунглям. Но что это в дейсвтительности за образования, мы пока не знаем. — Поделившись всей имеющейся информацией, полковник замолчал, давая себе передышку, пока остальные рассматривали множество трёхмерных изображений.
Лейтенант Сайлус, тщательно изучив показания зондов, по такому случаю, решил озвучить почему-то никем не заданный до сих пор вопрос:
-Значит, по вашим словам колонистам, несмотря ни на что, всё-таки удалось заселить пригодный для жизни мир? И вот это, — указал он на плавающее изображение, — первая открытая планета, покорённая человеком. Что в свою очередь, подтверждает целесообразность скорого восстановления проекта "Большой космос".
-Всё так, да не так всё просто, — вздохнул полковник Смиттерс. — Дело в том, что нам не даёт покоя один немаловажный факт, — протянул он неспешно, раздумывая над поставленным вопросом, а затем выдал всё на одном дыхании. — "Гелиос" не отвечает на запросы шатла, и если честно, вообще не подаёт каких-либо признаков жизни. Создаётся такое впечатление, что четыре тысячи колонистов просто бесследно исчезли. Никаких признаков человеческой активности, никаких вообще факторов подтверждающих наличие людей на поверхности планеты. Будто на планету сел только корабль, жестянка. Хотя... — призадумался Смиттерс: выкладывать ли всю информацию вот так сразу? — Кое-что есть, — решился он по одобрительному кивку полковника Миронова.
-Как вы знаете: зонды и шатлы обладает ограниченным запасом энергии. Поэтому полученные нами данные не изобилуют достоверной информацией, но кое-что нам удалось всё-таки выловить из того скудного источника, которым мы обладаем. Вот, — полковник увеличил изображение "Гелиоса", — видите, шлюзы корабля открыты, а это указывает на то, что колонисты выходили таки на поверхность планеты.
И есть ещё кое-что. Если внимательно присмотреться, то можно различить силуэты терраформных машин, увязших в гротескных джунглях. Более же подробной картиной мы не располагаем из-за буйных формообразований покрывающих поверхность планеты, — развёл руками Смиттерс и замолчал.
Джон Сайлус поелозил на стуле, жадно вглядываясь в изображение чуждой разуму планеты, и его любопытство стало возрастать с каждой проведённой здесь минутой. Он пытался, как профессионал, представить себя на месте колонистов, понять, что могло там произойти: живы ли ещё люди, или все погибли по неизвестной пока причине. Но полученной информации было до обидного мало: жалкие картинки, да анализ атмосферы. Ну куда это годиться? Тут даже нафантазировать нечего, не то, что реально представить истинную картину произошедшего.
-Лейтенант Сайлус, — обратился полковник Миронов, отрывая того от раздумий. — Всё, что вы здесь увидели и услышали, строго конфиденциально и должно пока остаться между нами, — не преминул напомнить он, переходя собственно к тому, зачем сюда вызвали самого лейтенанта. — А теперь о деле. Мы пригласили вас сюда, как командира лучшего взвода космической разведки на данный момент. Как я знаю ваши люди все ветераны, по пять-восемь лет службы за плечами? — Утвердительный кивок головы. — Так вот. Мы намерены послать к "Гелиосу" спасательную экспедицию в которую войдёт ваша рота разведки. О дальнейших планах экспедиции вам расскажет генерал Семёнов.
Получив слово, генерал не стал за ним лезть в карман, а сразу выложил всё, как на духу:
-Лейтенант, — пробасил он суровым голосом, таким же, как и его глаза — холодные и проницательные, — вы со своими людьми войдёте в состав трёх десантных групп по пятьдесят человек в каждой. Вы будете их глазами, ушами и если потребуется ногами и руками. Ваша задача: разведывать маршрут, выслеживать врага, если таковой объявится, и вести десантную группу непосредственно до "Гелиоса", по возможности отслеживая предполагаемый маршрут колонистов, на случай если они вдруг покинули корабль.
По прибытию на место, вы поступите под начало командира десантной роты. Его кандидатура сейчас рассматривается, в отличие от вашей. Вы — это уже решённый вопрос. Конечно же, если вы сами не откажетесь. — На этом Семёнов приумолк, дожидаясь ответа, хотя вопроса прямого не ставил.
Сайлус, только округлил глаза в ответ. Как это можно отказаться? Вы покажите ему такого дурака, которого на протяжении чуть ли не десяти лет готовили для высадки на неизведанной планете, и вдруг он отказывается. И это-то от всего смысла своей жизни! Что-то подобное он и выдал генералу.
Удовлетворившись ответом, Семенов кивнул, коротко сказав:
-Ну вот и отлично. План операции получите позднее, когда его откалибруют в нашем штабе. А сейчас если вкратце, могу описать ваши действия.
Вы высаживаетесь в двухстах метрах от "Гелиоса" в трёх разных точках. После чего начинаете по круговой прочёсывать местность, постепенно приближаясь к кораблю. Находите колонистов, оказываете им посильную помощь — для этого вам выделят контейнеры с продовольствием, оружием и медикаментами. В конце же спасательной миссии, вам останется только дождаться основной группы подкрепления и вы будете возвращены обратно на Землю.
Мы надеемся через полгода прислать на "Надежду" ещё тысячу человек. Пока же, нам придётся положиться только на вас. Корабля способного перебросить на другую планету сразу тысячу человек пока нет в наличие. А вот человек сто пятьдесят мы в состояние снарядить. — И с этими словами Семёнов, продемонстрировал сигарообразную модель космического корабля. После чего высказал своё мнение. — Тут будет уместно передать слово, нашему штатскому коллеге.
Яхрушев Вениамин Сергеевич уже неоднократно слышавший про случай с "Гелиосом", нервно посмотрел на часы, показывая тем самым, что занятому человеку недосуг рассиживаться на одном месте чересчур продолжительное время. Отчего и речь свою он повёл скороговоркой, меча одними сухими фактами и цифрами:
-Корабль "Виктория" — прототип десантного корабля глубокого проникновения. Аналогов на данный момент не имеется. Численность экипажа при полной нагрузке — сто пятьдесят человек. Пилотируется в основном искусственным интеллектом. Способен совершать два гиперпрыжка — туда и обратно, после чего ресурс топлива полностью вырабатывается. Срок сдачи корабля конец текущего месяца. Стоимость... — по привычки было заикнулся коммерсант.
-Ну, Вениамин Сергеевич вы уж совсем не в ту степь пошли, — остановил его полковник Миронов, качая головой.
-Ой, извините, — всплеснул руками Яхрушев. — Совсем заболтался. Просто на этот проект действительно потратили огромные средства, и от исхода вашей спасательной операции, зависит очень и очень многое, в том числе и судьба "Космос-инжиниринг". — Оправдался толстенький человек, с добродушным и ласковым лицом, в чёрном деловом костюме. Потом обернулся к Джону Сайлусу и жарко заговорил, чуть ли не умоляя:
-Лейтенант найдите "Гелиос". Я прошу: найдите его. Отыщите колонистов и докажите что экспансия космоса возможна! Что её нельзя отменять! Пообещайте мне, что вы это сделаете. Ведь на кону не просто судьба моей компании, на кону судьба всего человечества. Верните ему надежду. Дайте людям смысл жизни. Вы же знаете, что вся наша экономика работает на пределе. Одной добычей ресурсов нам уже не обойтись, людям нужен новый дом. Вы слышите, им нужна новая планета пригодная для жизни. Пообещайте же мне, что вы всё сделаете от вас зависящие, и докажите всем — экспансия галактики возможна! Пообещайте...
Джон Сайлус конечное же пообещал, хотя даже и не представлял, что его ждёт в чужом мире, но он не мог отказать этому доброму человеку, что с такой надеждой смотрел на него и не только с надеждой, а, как лейтенант с удивлением заметил, ещё и с завистью от потаённой печали.
Такой взгляд мог говорить только об одно — Вениамин Яхрушев просто грезил космосом и полётами. Он не мог жить без этого и всегда втайне мечтал, что когда-нибудь сам отправиться к звёздам, для чего еженедельно посещал виртуальные тренажёры, упиваясь хоть там иной реальностью. Но для счастья ему, конечно же, хотелось, чего-нибудь реального. Ну, хотя бы побывать на самом завалящем мирке, лишь бы он находиться не у родного Солнца.
Поэтому, и только поэтому поводу он сейчас завидовал Сайлусу, кому выпала честь посетить неизведанный мир, окунуться в него, прочувствовать его и испытать все его тайны на себе лично. А Вениамину Сергеевичу, вновь предстояло вернуться в свой пыльный офис, продуваемый всеми ветрами кондиционеров, и снова лишь грезить о полётах, представляя себя в роли бравого космодесантника, и тихо, в тайне от всех тешить себя надеждой, что вот такие вот люди, как этот лейтенант, когда-нибудь откроют к звёздам безопасный путь, и тогда, такие как Яхрушев, тоже смогут сбыть свои потаённые мечты.
-Спасибо, спасибо лейтенант... — горячо поблагодарил бизнесмен, чуть ли не плача и вдруг сник, как завядший в одночасье цветок.
Глядя на произошедшую сцену, и на состояние Вениамина Сергеевича, полковник Миронов с сочувствием покачал головой. Он-то хорошо знал, какое горячее сердце бьётся в груди этого человека: рохли с виду, но сильного, выносливого и целеустремлённого на деле.
-Лейтенант, — нарушая тишину, подал голос Миронов, — у вас месяц на подготовку. Занятия проводите ежедневно. Даю вам зелёный коридор. И постарайтесь, к концу срока обойтись без провалов операций.
В ответ Сайлус заверил, что лично сделает всё возможное, что от него потребуется, и выдрессирует людей до автоматизма.
-Хорошо, — одобрил Миронов. — Тогда на этом всё господа. Мы закончили. Все свободны, — сказал он, выключая на столе объёмную голограмму.
— Глава 3.
Десантный корабль "Виктория" неспешно плыл по орбите Луны, терпеливо ожидая свой экипаж. Его обтекаемое, вытянутое тело с утолщением маршевых дюз, то ярко вспыхивало, окрашиваясь в белоснежный стальной цвет, то тонуло во мраке, когда корабль покидал дневную сторону Луны, и отследить его неспешное движение в такие моменты можно было лишь по затмению им звёзд.
Подобно акуле, "Виктория", — она и сама, между прочим, была чем-то схожа с акулой, только без спинного плавника, — плавала в космическом пространстве, тестируя системы. И было в этом корабле нечто завораживающее, нечто — что не позволяло отвести от него взгляд.
Безупречность форм, чудо инженерной мысли, никаких лишних деталей, ни единого выступа на корпусе, по типу всяких там антенн, капитанских рубок или орудийных стволов, и ни единой погрешности в пропорциях.
Все датчики упрятаны под обшивку. Навигационную систему и антенну дальней связи заменяет сам корпус корабля. Ощерившаяся акулья пасть под днищем — палуба управления и капитанский мостик — напичкана, словно зубьями, датчиками навигации — глазами суперкомпьютера.
Орудийных стволов нет. Оружие вообще не применялось на космических кораблях — пока не применялось, и соответственно не было сражений в космосе.
Побойтесь бога! какие могут быть сражения, когда на создание одного, даже самого заштатного кораблика, человечество тратило уйму средств и времени. Да такие корабли были на вес золота! Ценнее даже одной человеческой жизни, а то и десятка. И такое вот сокровище, вдруг одним махом, одним выстрелом, если точнее, взять да и превратить в груду железа?
Да рехнуться же можно!
Нет, конечно. Ни о каких боях в космосе и речи не могло идти. А если всё-таки выпадал случай начала межпланетных конфликтов, то противоборствующие стороны просто подводили свои корабли к какой-нибудь планете, по выбору, и высаживали на поверхность людей и технику. И вот уж пусть они там рвут друг другу глотки, сколь душе угодно долго. А корабли ни-ни, не смей их трогать — ведь это же, ни много ни мало, а достояние всего человечества!
Пока же одно из таких достояний человечества плавало в чернильном космосе, вокруг его гротескного акульего тела, сновали грузовые шатлы, загружая "Викторию" под завязку. Всего шесть контейнерных отсеков — три для людей и три для бездушных грузов, и никаких вам: кают, жилых отсеков, зон отдыха и офицерских столовых. Эту блажь могли себе позволить только пограничные корабли Солнечной системы, годами не менявшие экипаж. Вот там создавались все условия для комфортного проживания.
А "Виктория" — это даже не корабль, это средство достижения цели. Примерно, как лифт. Он имеет задачу, доставить вас на нужный этаж, но не имеет комфортных условий пребывания, потому что они ему и не нужны. Зачем в лифте: кресло, телевизор или мини бар? Отличие же "Виктории" от лифта, заключалось лишь в одном — она стоила в миллиарды раз дороже лифтовой кабинки.
Почему прибывшую роту десантников и не стали размещать по каютам, показывая корабль весь целиком. Людей просто высадили на грузовой площадке, задраили за ними люки. А когда корабль был полностью оснащён и укомплектован под завязку, десантников напоследок проинструктировали, как нужно себя вести в полёте и отдали приказ к предстартовой подготовке...
Кирилл Званцев, уже находясь на корабль, всё не мог поверить в свою удачу. Наконец-то к другим планетам. Наконец-то он увидит другой мир собственными глазами, прочувствует его всеми фибрами тела и души. Это тебе не как подвязанная муха барахтаться в виртуальном тренажёре, это совсем другое, совсем...
Но, по правде сказать, он ещё даже и не представлял, как это будет выглядеть по настоящему — высадка на неизвестной планете. Не мог даже и предположить, но мандраж уже охватил его от предвкушения. Он и боялся предстоящего путешествия и не мог дождаться, когда же оно, наконец, начнётся. Отчего восторг в нём сменялся вдруг паническим страхом: А вдруг они не долетят? А что если они уже никогда не вернуться на Землю, затерявшись в глубинах холодного космоса?
Но профессионализм, выработанный годами, брал верх, и Кирилл, по заученной заранее инструкции, паковал вещи и терпеливо ждал начала предстартового отсчёта, выбросив из головы любые мысли о чуждом мире, что ждал его впереди. Хотя это было довольно трудно.
Ведь как не посмотри, а космические десантники и рейнджеры, на самом деле таковыми и не являлись, не смотря на подготовку в якобы других мирах. На самом деле, все операции космодесант проводил в пределах Солнечной системы, выполняя роль этакой космической полиции, по урегулированию острых ситуаций и подавлению восстаний недовольных.
Недовольных не важно в чём. Люди всегда, чем-нибудь, да недовольны: правят ими железной рукой — недовольны, даешь полную свободу — опять недовольны. И всё им чего-то надо, чего-то нужно, чего-то не хватает. А отсюда убийства, грабёжи, пиратство...
Вот космодесантники и совершали рейды от планеты к планете, подавляя бунты, а настоящего дела для чего их конкретно готовили, на протяжении чуть ли не десяти лет, они так ни разу и не видели.
Лишь однажды кое-кому повезло. Но, вспоминая о них, Кирилл не знал завидовать им или жалеть тех счастливцев, что первыми отправились в своё время к звёздам.
Дело в том, что все колониальные корабли, помимо колонистов укомплектовывались дополнительно десантниками — до пятисот человек, — для защиты и обороны новых рубежей человечества. Но, как известно все космические колоссы бесследно пропали во Вселенной, и достигли ли те счастливцы иных миров, никто точно не мог сказать. Может они были обречены уже с самого начала?..
Но вот время мыслей вышло и всё пришло в движение.
Для начального разгона, перед прыжком в гиперпространство, "Виктория" покинула орбиту Луны и направилась к Юпитеру.
Пошла команда:
-Всему персоналу занять стазискамеры.
Десантники, скинув форму, в одном исподнем выстроились в очередь около трёх контейнеров. Так как места на корабле было ограниченно мало, то и стазискамера была весьма своеобразна. Это была вовсе не кабинка для каждого человека в отдельности, где можно было бы лежать с комфортом, на "Виктории" стазискамеры — это три контейнера, куда всем скопом загружались люди.
Десантники выстраивались в шеренгу из десяти человек. Их голые тела подхватывала автоматика, фиксировала на гибких кронштейнах, прикрепляя к каждому индивидуальные диагностеры и дыхательные аппараты, после чего втягивала вглубь контейнера, чтобы следом подхватить следующую партию.
Полуголые люди с разным цветом кожи: белые, чёрные, жёлтые, словно свиные туши на скотобойне, подвешивались за плечи и торс и, уволакивались в контейнер-люльку. Затем люлька проворачивалась и принимала следующую партию людских тел. И так три контейнера по пятьдесят человек в каждом.
Наконец люди упакованы, системы проверенны, целостность корпуса без огрехов — можно отправляться. И "Виктория", плавно войдя в гиперврата, а скорее гиперпушку, приготовилась нырнуть в гиперпространство...
...Гиперпространство — что это? Как чувствует себя человек, оказавшись там?
Кирилл, ещё перед путешествием спрашивал у разных людей, косвенно связанных с эффектом свёрнутого пространства: ученые, первопроходцы, испытатели: Что чувствуешь, когда находишься в стазисе?
И все они утверждали, основываясь на теории или на личном опыте, что стазис — это нечто похожее на сон: засыпаешь, возможно видишь сны, а потом просто просыпаешься.
Но они все врали...
Врали от недомыслия или из-за боязни пережитого, пытаясь уверить самих себя что, то, что с ними было, на самом деле им привиделось.
Потому что стазись похож на смерть...
Ты не спишь и не видишь снов — ты умер. Никаких мыслей, никаких чувств и ощущений, абсолютно ничего, абсолютное ничто. И только дикий холод, пробирающий до самых костей, который чувствуешь вопреки логике, как бы интуитивно; а душу охватывает ужас, ибо разума больше нет. Нет мысли, нет чувств, нет ощущений...
* * *
В двадцати парсеках от Солнечной системы, зонд у планеты "Надежда" получив запрос "Виктории", полностью погрузился в гиперпространство и дал наводящий луч кораблю, а сам, потратив последние крохи энергии, обнулился, превращаясь в квантовое вещество.
Дико дорого и не очень эффективно было использовать гиперпространственные зонды связи. Но куда деваться!
Имея дело с другим измерением, надеяться попасть в одну и ту же точку пространства, хотя бы дважды, оказалось просто глупо. Испытуемый объект постоянно норовил отклониться от маршрута и как следствие промахивался и не на сотни километров, а на сотни миллионов, а то и на целый парсек. Вот тогда и были придуманы зонды связи. Они могли существовать на границе сразу двух измерений и по запросу, наводили движущийся объект прямо к конечной цели заданного маршрута. Но плата в денежном эквиваленте, конечно, была просто огромна.
Зонд нёс на борту ограниченный запас топливного резерва и, находясь сразу в двух измерениях, тратил этот запас в неимоверных количествах. Отчего мог существовать, вообще как физическое тело, не больше года, после чего гиперпространство пожирало его без остатка. Но пока альтернативы не существовало, и человечество по мимо своей воли шло на вынужденные траты.
..Поймав сигнал зонда, "Виктории" провела виртуальный маршрут до точки высадки, и через дуло гиперпушки нырнула в подпространство.
* * *
Сколько времени интересно длится полёт в гиперпространстве?
Пройдя через долгие диспуты и споры, люди так и не смогли точно ответить на этот вопрос. Одни утверждали, что полёт в гиперпространстве длится чуть ли не вечность, но в другом временном континууме.
Другие же уверяют, что полёт длится всего лишь миг, и вообще слово "полёт" здесь не уместен, т.к. корабль пронзает две равноудалённые точки, минуя отрезок их соединяющий. Он как бы входит в одной точке пространства и сразу же выходит в другой, не совершая при этом движения.
Кто из них прав, а кто нет? Бог их разберёт. Это до сих пор покрыто вуалью тайны.
Но сколь бы долог или недолог был полёт "Виктории", она, в конце концов, благополучно выпрыгнула из гиперпространства, выбрасывая перед собой гигантское облако электромагнитной плазмы.
Подходит к планете. Из чрева корабля вылетают два зонда. Один остаётся неподвижным, а другой, сверившись с координатами, сканирует планету, после чего ныряет в гиперпространство, отправляя радостную весть: Полёт увенчался успехом, "Виктория" достигла цели; и обнуляется.
А вот корабль, в отличие от безмозглого зонда, был иного мнения по поводу удачного прибытия:
-Внимание, гравитационная аномалия, — высвечивается мысль квантового компьютера. — Выявлено релятивная дисхронизация систем, раскалибровка целостности корпуса. Возможное разрушение обшивки через пять минут.
Получив сведения от чувствительных датчиков, искусственный мозг попытался выявить причину катастрофы, но его квантовые нервные связи уже начали разрушаться, уничтожая искусственный разум.
-Приоритетная задача, — высветились в его угасающем сознании предпоследняя мысль, — спасение экипажа...
И "Виктория", подчиняясь последней команде умирающего квантового мозга, отстреливает шесть контейнеров, спасая экипаж и груз, а сама бесшумно разваливается на части.
Никто так и не узнал, что же произошло на орбите. Почему корабль развалился на части? Возможно, выход из гиперпространства лежал в непосредственной близости от гравитационного поля газового гиганта, и как следствие, в момент выхода, две физики столкнулись. Пространство и подпространство не поделили реальность меж собой: Одна требовала продолжения стремительного полёта, другая говорила: стоп, а корабль, будучи всего лишь марионеткой в их руках, не выдержав возмущений, просто напросто развалился ...
— Глава 3.
-Кто я?..
-Где я?..
-Что со мной?..
Пробуждение оказалось настолько тягостным и отвратительным, словно целый год провалялся в гробу. Непослушное тело наполнено болью; голову ломит как с похмелья; сознание затуманено — невозможно трезво оценивать ситуацию.
Но уже начинаешь понемногу чувствовать, ещё не открыв глаза — этот жуткий холод, не перестающий терзать твоё тело, даже после того, как действие стазиса бесследно проходит.
...После приземления, сержант Званцев одним из первых выбрался из контейнера. Не выбрался, а скорее даже вывалился из него, после чего отполз в сторону, и полуголым разлёгся на жёсткой поверхности, окидывая затуманенным взором окрестности, так до конца ещё и не понимая, куда собственно он попал. Сон ли он видит или явь перед ним?
"Скорее сон, — мелькнула в голове и угасла мысль. — Потому что явь не может быть такой...странной, необычной, а может даже и дикой по человеческим меркам".
Повсюду, куда не кинешь взор сумрачный лес, наполненный тихим и неясным шёпотом. Но этот лес необычный, а будто специально выращенный безумцем. А если присмотреться, то и вовсе это не лес, а нечто совсем другое, что и рядом-то с ним не валялось.
То, что вначале принимаешь за деревья, на самом деле цилиндрические чёрные столбы. Толстые и тонкие — они возвышаются над головой метров на десять, а то и больше; и не просто возвышаются, стремясь прямо к небу, как колонны, а переплетаются меж собой, изгибаются причудливо извиваясь, ползут по земле, или в гордом одиночестве устремляются к фиолетово-красному небу, подобно фонарным столбам.
Но самое удивительное, — это замечаешь только когда проследишь взглядом от одного гротескного чёрного ствола до другого, — заключается в том, что эти псевдо деревья не имеют корней. Они произрастают из одного общего основания, что неровно стелиться по земле, скрывая под собою привычную глазу почву.
И ни травинки, ни кустика, ни самого захудалого листочка вокруг, ничего, что напоминало бы о живой растительности, а только голые жутко-чёрные столбы, испещрённые наплывами, — в некоторых местах просто гигантскими — словно воск на свечи.
Разве может быть лес таким?
Нет, этому может быть только своё какое-то особое название. Но сознание отказывается искать более-менее подходящее слово и просто сравнивает это с обычным лесом, вдобавок оплетённым красноватым туманом, как какой-то паутиной.
И шёпот, шёпот, шепот...вгрызающийся в сознание, своим тысячеголосым эхом. Он уже начинает сводить с ума. Ты его не слушаешь, пытаешься отстраниться от звука, но шёпот помимо воли всё равно вторгается в твои уши, и от него нельзя скрыться — шёпотом наполнен весь этот жуткий лес...
Вслед за Кириллом, из контейнера появляется следующая партия пробуждённых. Первыми из контейнера высовывают свой нос несколько десантников, вслед за ними, друг за дружкой наружу вывалились: длинный Сэм, Дилон, и Кесседи — непробиваемая женщина. Замыкал же первую десятку — лейтенант Сайлус.
И все они, как на подбор, в этот момент напоминали сонных белесых червей, копошащихся на земле — это десантники так пытались встать на непослушные ноги. При этом все отчётливо проглядывались в сумраке леса. Даже цвет кожи здесь не имел особого значения: белый ты, чёрный или жёлтый, абсолютно все были как под копирку — белые.
Лёжа на жёсткой поверхности, по ощущениям — настоящий камень, Званцев встречал взглядом каждого члена отряда, и всё дивился какой же странный ему сниться сон. Какой-то уж довольно нереальный, чудный или даже жуткий.
-И к чему этот сон?- размышлял он, пытаясь тоже встать на ноги, но конечности ещё не слушались. А бесконтрольная апатия постоянно пресекала какие-либо вообще поползновения с его стороны.
Тогда оставив пустое занятие, Кирилл перевернулся на спину и уставился в тёмно-фиолетовое небо, пробивающееся сквозь порушенные при посадке контейнера чёрные стволы. Он видел перед собой звёзды, но не узнавал ни одного созвездия.
Вдруг его внимание привлёк неясный силуэт. Стремительно вынырнув из пелены тумана, силуэт устремился к людям, а те, не замечая опасности, как ни в чём не бывало, продолжали копошиться на земле.
И с этого момента простой сон превращается в самый настоящий кошмар...
Сумеречное создание на кожаных крыльях, без головы и лап, бесшумно подлетает к одному из десантников, обвивает его шею тонкими отростками, и с корнем отрывает голову. Обезглавленное тело, продолжая стоять на ногах, какое-то время конвульсивно бьётся в судорогах. Фонтаном брызжет кровь. Следом раздаётся истеричный женский крик — это Кесседи, вся красная от чужой крови верещит от ужаса.
Затем истеричный крик сменяется криком боли. Сумеречное создание возвращается, приведя с собой товарищей. Пролетая над сонными людьми, твари пытаются зацепить людей своими тонкими отростками, когда же это у них не получается, они просто хлещут ими, рассекая податливую плоть, открывая страшные раны.
Лейтенант Сайлус, разобравшись в обстановке быстрее всех, бросается к оружейному отсеку контейнера, прикладывает руку к импульсному ружью, и дождавшись, когда оружие признав его, слипнется с запястьем, не целясь, открывает огонь по сумеречным тварям, коих уже с два десятка бешено носилось над головами людей.
"Молодец лейтенант, — апатично похвалил его Кирилл, продолжая лежать. — Даже в моём сне не теряет навыков. Прямо как машина...".
Расцвечивая сумерки импульсными всполохами, лейтенанта Сайлуса что-то кричит, но никто из вышедших из стазиса его не понимает, все истерично визжат, принимая происходящие за кошмарный сон.
Званцев практически ничем не отличается от всех остальных. Лежит себе и лежит.
И вдруг с очередной вспышкой импульсного ружья, в сознание сержанта врывается отчётливый голос полковника Маркова, сыплющий обрывочными фразами:
-"Гелиос"...вы направляетесь на планету "Надежда"...найдите колонистов...найдите выживших...".
Сознание сержанта пробуждается, взорвавшись целым ворохом воспоминаний, и кошмарный сон превращается в жуткую реальность.
-Боже мой... — прошептал Кирилл, понимая, наконец, весь ужас происходящего. И будто подброшенный пружиной, — откуда только силы взялись, — понёсся к контейнеру.
И вот уже две импульсные винтовки запели свою смертоносную песню в воздухе чужой планеты. Затем ещё, уже три, потом четыре, пять.
Но этого недостаточно. Десантники вываливаются из контейнера и непонимающе оглядываются, принимая действительность за сон. Каждого приходиться пинками, кулаками и зуботычинами, крича им в лицо, срывая голос:
-СОЛДАТ! Очнись солдат! Это не сон мать твою! Берись за оружие! Живее... — приводить в адекватное состояние.
А сумеречные твари всё прибывают и прибывают. Их уже не меньше полусотни. Опьянённые кровью — они носятся, словно чертовы банши над головой. В воздухе мелькают прочные нити, рассекая и отрывая плоть кусками.
Люди, зажав раны, с криками опускаются на колени, пытаются остановить потоки крови, но без специального снаряжение подобные поступки граничат с безумием. Те же, кто ещё стоит на ногах, вертятся юлой, пропуская удары и нанося в ответ собственные.
Проходят считанные секунды, но уже кажется, что этому кошмару не будет конца. И полуголые люди все с ног до головы в крови: в собственной или чужой, сложат свои головы на чужой планете, так и не поняв: что к чему.
Но на их счастье, в нестройный ряд полуголых защитников, неожиданно вступают люди в броне костюмах, ведя огонь с обеих рук. Это капитан Ямото сообразил не влезать в бой с горячей головы. Экипировал отряд десантников и только потом выступил в бой.
И сразу же инициатива переходит на сторону людей. Теперь уже сумеречные твари, поняв, что проигрывают, бешено заносились в сумраке, оглашая окрестности визгливыми криками. Они ещё пытаются отвоевать утерянную победу, ещё надеются склонить чашу весов на свою сторону, но изрешечённые словно сито, одна за другой, сумеречные твари обвислыми тряпками планируют на землю и слабо трепеща крыльями, через мгновение затихают.
-Лейтенант, — дотрагиваясь до плеча полуголого Сайлуса, прокричал Ямото, не забывая сбивать, как на тире, ночных тварей, — уводи людей! Мы прикроем.
Сайлус кивком подтверждает, что всё понял, прерывистыми командами собирает разрозненный отряд полуголых бойцов в одну боевую единицу и ведёт всех, кого даже под руку, к грузовому отсеку стазис контейнера.
Званцев, что за всё время боя прикрывал раненую Кэс, подхватил девушку на плечи и петляющим бегом припустился вслед за командиром. Внутри контейнера, он осторожно погрузил свою нелёгкую ношу в регенерационный блок, а сам, разблокировав личный шкафчик, натренированными движениями облачился в бронекостюм.
"Ну всё, — со злорадством подумал он, проверяя целостность швов костюма. — Теперь наша очередь удивлять".
Получив подтверждение "уника" о боеготовности, Кирилл прилепил к рукам оружие и, сколотив небольшой отряд разведчиков, выскакивает наружу, сразу же чувствуя разницу между полуголой бойней и сражением в полной боеготовности.
Еще даже не видя противника, его руки, движимые костюмом, взметались навстречу ночным тварям и давали короткую очередь из импульсных винтовок. Кирилл только успевал разворачиваться на месте, лишь краем глаза замечая подбитого врага, как "уник" уже фиксировал следующую цель. Скорость ведения боя настолько возросла, что порой человек не успевал нажать на курок, приходилось тогда рвать руками на части самых наглых "пташек". И так без передыху: стреляешь, вертишься и рвёшь на части, всё что попадётся под руку.
Но вот "уник" докладывает об исчезновении сумеречных созданий — сам-то ты этого не замечаешь, потому как крылатые настолько уже примелькались перед глазами, что постоянно мерещится, будто они всё ещё носятся у тебя над головой. Жалкие остатки былой нечисти скрываются в тумане зализывать раны, так же стремительно, как и появились всего лишь десять минут назад.
Зато сколько вреда успели причинить, гады!
По общей связи поступает команда: Отбой, и всё тело разом наливается свинцом.
Перед глазами всё ещё стоят ужасы прошедшего боя. Тело трясётся в эпилептическом припадке от перенесённого нервного напряжения, мысли путаются и хочется только одного, чтобы оставили в покое. Но военный человек, есть военный, и как бы не было тебе хреново, а забываться не имеешь право.
-Подсчитать потери и перенести раненых в отсек регенерации, — поступает следующая команда. Делать нечего, плетёшься понуро переворачивать голые тела несчастных, отыскивая среди них раненых товарищей.
Затем и мертвых и живых тащишь в грузовой отсек, там освобождаешься от ноши, и снова идешь на поиски. И все это будто в каком-то тумане, словно ты зомби какой. Того и гляди загнёшься и рухнешь кулём, если бы опять не спаситель "уник" костюма, что, наконец, сжалившись над человеком, отзывается на твои мучения. Быстро проводит диагностику, после чего вкатывает такую лошадиную дозу стимуляторов, что ну прям чудеса с тобой происходят.
Секунда и уже готов носиться, прыгать, как сайгак, и перетаскивать на плечах хоть горы. А жить-то как хочется, мама дорогая! Ну просто заново родился.
Страхи сами собой отступают, пропадет сонливость. Больше не ужасаешься произошедшему сражению, а лишь винишь себя в идиотизме, что голым попёрся на чужую планету. Стыдно-то как...
"Уник" же, неспособный разобраться в произошедших метаморфозах, в ответ посылает запросы:
"Внимание, состояние жизнедеятельности не диагностируется. Возможна угроза здоровью".
Но как объяснишь тупой машине, хоть и с интеллектом, свои чувства навеянные самой душой. Отвечаешь ей мысленно: что всё хорошо, ничего не надо. А машина всё своё, талдычит и талдычит. Что ж...приходиться умерить пыл и собраться, поборов стимулятурную эйфорию.
Транспортирование раненых в регенерационный блок занимает не так уж много времени, как это могло с первого взгляда показаться.
Выкроив свободную минутку, Званцев вознамерился передохнуть где-нибудь в сторонке, но к нему подошли ребята из разведки, и с волнением в голосе участливо поинтересовались состоянием Кэс. Сами-то они ещё не успели попасть в бокс с ранеными, когда тот ещё загружался до отказа, а после туда вообще уже никого не допускали.
Кирилл поспешил всех успокоить:
-Не переживай парни. Наша Кэс и не из таких передряг выкручивалась. Ей плечо немного посекло, и ещё нервный шок заработала. Мужику прямо на её глазах башку оторвали. А теперь представьте, что с вами бы стало, когда на вас кровь хлещет? То-то же... — вздохнул он, припоминая в каком сам состояние находился в тот момент. Вспомнить стыдно. И, слава богу, не пришлось. Его позвали на военный совет.
А там уже всем заправлял десантный капитан Ямото — в чьих жилах текла кровь древних самураев:
-Какие у нас потери? — громко спрашивал он со своего капрала.
-Четверо убитых, и пятнадцать раненых, включая женщину из разведки, — доложил капрал.
-Неплохое начало, да лейтенант? — нервно бросил Ямото, оборачиваясь к командиру разведчиков. — Если так и дальше пойдёт, то мы и до "Гелиоса" не успеем добраться, как нас всех положат, — сделал он осуждающее замечание. Видимо виня во всём разведку, справедливо считая, что десант — это лишь ударная сила, а разведка — это глаза и уши, должные охранять спокойствие всей десантной роты.
Но и лейтенант не остался в долгу. Джон вообще никогда не терял самообладания, по крайней мере, на памяти всей своей разведроты:
-Никто нас ни разу не удосужился предупредить о последствии стазиса, — парировал он. — Я лично, — нажал Сайлус, — чудом пришёл в себя. И смею заверить, что лишь исключительная подготовка моих людей, в итоге спасла всем нам жизнь.
Ямото встретился с упрямым стальным взглядом и отступил, понимая, что искать виновного среди тех, от кого зависела твоя собственная жизнь, всегда глупо.
-Ладно, оставим это, — пошёл он на попятную. — Сейчас нас должно волновать другое. — И далее Ямото выдал удивительную вещь, разразившись фразой. — А именно, мне кто-нибудь объяснит: где мы вообще, чёрт возьми находимся?! И почему молчит "Виктория"?!
От последнего заявления у Сайлуса невольно вытянулось лицо:
-"Виктория" молчит? — непонимающе переспросил он.
-В том-то и дело, что молчит. Капрал Тихон попытался наладить связь с кораблём, но тот словно исчез бесследно. На том же настаивает и поисковый луч. Судя по его показаниям, на орбите вообще нет никакого корабля.
-Но...Но, разве такое возможно, — с замиранием сердца, встрял Званцев. Не смог сдержаться. Ведь корабль был их экстренным билетом домой. Единственной ниточкой, связывающей людей с Землёй.
-Чёрт его знает, что возможно, а что нет! — с раздражением прикрикнул на него Ямото. — Кто бы мне это самому объяснил. И вот, что ещё, — задумчиво добавил он. — Оглядитесь-ка лучше по сторонам уважаемые. Не находите ничего странного? Хм...
А вот я нахожу. Приглядитесь, приглядитесь, разве никто не замечает, что наша высадка проходила в экстренном режиме. При обычных условиях с каждым отрядом параллельно отсылается грузовой контейнер. А теперь ответьте: кто-нибудь его видит? — спросил командир у десантников, красноречиво оглядывая окрестности. — Я нет.
И кстати, радиопередатчик второго контейнера также молчит. Из чего я смею предположить, что грузовой контейнер может находиться сейчас где угодно, и как угодно далеко...
-Может он, просто сбился с курса или у него отказали тормозные двигатели? — предположил Сайлус.
-Может. Всё может быть... — не вдаваясь в подробности ответил Ямото и, вдруг резко прервал разговор, оборачиваясь. — Сержант! Твою мать, где телеметрия?! — прикрикнул он на десантников, возившихся с непонятным аппаратом.
-Через минуту сэр! — вжимая голову, доложил молодой сержант, начиная ещё больше суетиться, отчего подготовка аппарата для сбора разведданных растянулась ещё на две минуты. — Готово сэр!
-Запускай, — нетерпеливо приказал капитан, придвигаясь к аппарату.
Сержант зарядил полую трубу на треноге пиропатроном, вслед за ним вставил цилиндр с вмонтированным датчиком и, отступив на шаг, нажал на кнопку прерывателя электронной цепи. Прозвучал выстрел и в небо унёсся металлический снаряд-цилиндр, в облаке порохового дыма. Достигнув апогея, цилиндр раскрылся, выпуская парашют, и медленно спланировал к земле, раскинув по поверхности планеты лазерную сетку.
-Пошла картинка, — доложил сержант.
На развернутом планшете высветилась трёхмерная поверхность планеты.
-Так, мы вот здесь, — усаживаясь на корточки, указал Ямото на оранжевую точку. Затем он указал на самую большую цель, подсвеченную синим. — Это, по всей видимости "Гелиос". Хм... Далековато же нас занесло. Не меньше восьмидесяти километров будет. Три дня пути, — обескуражено качая головой, заключил капитан.
-Возможно, что и больше, учитывая характер местности, — с профессиональной точки зрения заметил Сайлус.
-Вы так считаете? — вопросительно посмотрел Ямото на лейтенанта. — Ну что ж, может вы и правы. Так что у нас ещё здесь, — пробурчал он следом, разглядывая голограмму. — Ну, как я и предполагал, грузовой контейнер в пределах ста километров даже не наблюдается. Искать бесполезно. Придётся выдвигаться к "Гелиосу" налегке.
Изучение телеметрии заняло от силы три минуты, после чего капитан внёс карту местности в личный компьютер, и распорядился наладить связь с остальными группами высадки.
Из-за того, что на планете не существовало ретрансляторов, а на орбите не летали спутники, связь посредством обычного передатчика не работала. И чтобы решить эту проблему, каждая десантная группа оснащалась довольно громоздким аппаратом связи, состоящим: из генератора подзарядки, площадки голографической отрисовки изображения и антигравитационным шаром.
Двое связистов принесли из грузового отсека громоздкий диск, установили его на треногу, в том месте, где приземлившийся контейнер пробил брешь в трубчатом лесу, и, активировав диск, положили на его середину небольшой металлический шар. Шар полежал-полежал, заряжаясь, да и взмыл плавно в небо. И сразу же во все десантные шлемы ворвался нервный голос:
-"Альфа" на связь. Отвечайте "Альфа". Повторяю — "Альфа"....
Выяснилось, что с ними давно пытаются связаться сразу обе группы, гадая, что могло произойти с группой "Альфа". И уже было отчаялись наладить связь, как Ямото своим командирским голосом отрапортовал:
-"Альфа" на связи.
-Слава богу, — вырвался облегчённый вздох оператора. — Что у вас произошло, "альфа"?
-Докладываю, — подтянулся Ямото перед изображением командира всех групп высадки, капитана Васнецова. — При выходе из стазиса, были атакованы неизвестными существами.
-Какие потери?
-Двое убиты и шестеро раненых.
-Что с разведчиками? Все живы?
-Да сэр, — ответил за Ямото, командир разведотряда.
-А, лейтенант Сайлус, — облегчённо заметил Васнецов. — Рад, что с вами все хорошо, а то тут ваши люди сильно переживали на ваш счёт.
-Спасибо сэр.
-Благодарить будешь потом. Сейчас постарайся подробно объяснить, что у вас произошло. Ведь вы же проходили подготовку, специально разработанную именно для таких экстренных случаев, почему и покидаете стазис первыми, чтобы обеспечить безопасность всем остальным членам отряда на время пробуждения.
-Вы правы сэр, — не стал отпираться лейтенант. И как до этого с капитаном Ямото, быстро обрисовал вышестоящему начальству всё те же наблюдения. — ...Сами поймите, нам никто не докладывал: о возможных последствиях стазиса. Между тем только открыв глаза, у всех создалось ощущение, будто продолжаешь смотреть некий сон. Хотя в стазисе снов не может быть...
-Дальше можете не продолжать, — мирно остановил его капитан Васнецов. — Мы сами столкнулись с тем же эффектом. Так что я вас отлично понимаю, и не имею морального права ни в чём вас обвинять.
-Спасибо сэр.
-Не за что, — отмахнулся Васнецов. — Лучше скажите: вам удалось что-нибудь разузнать насчёт "Виктории"? Почему выброска произошла в экстренном режиме?
-Никак нет, сэр, — доложил Ямото. — Поисковому лучу не удалось зацепиться за крупный объект хотя бы отдалённо напоминающий корабль.
-Понятно, — разочарованно протянул Васнецов, видимо в тайне надеясь на чудо. — У нас, то же самое — никаких следов корабля. Значит выход у нас только один: добраться до "Гелиоса" и уже его радарами попытаться отыскать "Викторию". — Сделал он неутешительный вывод. Ещё не известно, что их ожидает на "Гелиосе". — Что намерены предпринять "альфа"?
На этот вопрос снова ответил Сайлус, капитан слишком долго собирался с мыслями — видимо действие стазиса ещё не совсем прошло:
-Если позволите, командир, — вынес Джон на суд своё предложение. — То я бы предложил пока остаться на месте и передохнуть часов шесть. Люди вымотаны после стазиса и неожиданного боя, и физически и морально. А уставший солдат — мёртвый солдат, тем более в незнакомой местности. Если мы сейчас тронемся в путь, то я не ручаюсь за своих людей. Существует риск погубить сразу весь взвод. — Не стал кривить душой, Сайлус, по поводу своих разведчиков. — И ещё раненные... — привёл он последний аргумент. — Им нужно какое-то время, чтобы восстановиться. Бросить их мы не может, но и тащить за собой тоже.
Капитан Васнецов внимательно выслушал предложение, обдумал его, хмуря брови, взвешивая всё за и против, но перед принятием окончательного решения, всё же поинтересовался у капитана:
-Ямото, а вы как на это смотрите?
Тот хоть и строил из себя недалёкого человека, выказывая себя на публики этаким воякой рубакой с гневливым голосом, а дураком всё же не был, и в предложении лейтенанта рассмотрел разумное зерно:
-Я поддерживаю, — отрывисто сказал капитан и захлопнул рот, тем самым, показывая, что не намерен вводить коррективы.
-В таком случае объявляю общий отбой, — распорядился Васнецов. — У вас шесть часов на отдых. По истечению оных все вместе выдвигаемся в сторону "Гелиоса". Конец связи.
Ямото дождался. когда уберут аппарат связи, и перед тем как отдать приказ на развёртывание лагеря, с великодушием обратился к Сайлусу:
-Лейтенант, на данном этапе операции ваши люди наиболее важны для нас. Предлагаю всем разведчикам выспаться. В дозор пойдут мои люди.
Джон не стал возражать. На том и порешили.
Сайлус со своими людьми расположился поближе к контейнеру, расчехлил походный спальный мешок и, когда тот принял форму кокона способного выдержать любые погодные условия, забрался в него с головой, отрешаясь от мира.
— Глава 4.
Спустя шесть часов утро так и не наступило. Стало только темнее.
Виной всему был газовый гигант. Он закрыл собой местное солнце, возникнув на небосклоне этаким огромным черным пятном с красными светящимися и извивающимися жилами. И хоть это зрелище поистине было чарующим, но радости оно людям приносило мало.
Выбравшись из спальника, командир разведчиков скатал мешок-горшок, как его шутливо прозвали, потом потягиваясь оглядел лагерь и, тут его окликнули:
-С добрым утром сэр. Как спалось?
Сайлус по привычки резко обернулся, готовясь к худшему, но уже через секунду облегчённо расплылся в улыбке:
-А Кэс. Вижу, пошла уже на поправку?
-Так точно. Готова к труду и обороне!
-Молодец капрал, — похвалил её Джон и тепло добавил. — Я рад, что ты серьёзно не пострадала.
-Спасибо, сэр, — стушевалась девушка, но быстро собралась и озвучила заготовленную заранее речь. — Лейтенант, я хотела вас поблагодарить, за своё спасение...
-Э...нет. Не меня надо благодарить, — остановил её Джон. — А сержанта Званцева. Это он прикрывал тебя своим голым телом, а не я.
-Я знаю. — На какой-то момент растерялась девушка. — Я его уже поблагодарила. Просто он сказал, что если бы не вы, то нам всем бы пришёл конец. Именно вы первым сообразили что к чему и вы первым открыли огонь, а я вела себя как дура. Всё стояла и смотрела, как тому солдату отрывали голову, и думала, что это кошмарный сон. Всё пыталась проснуться.
-Не вини себя, Кэс. Не надо. Все мы через это прошли, кто-то быстрее, кто-то медленнее. Просто радуйся, что осталась жива. — По отечески наставил командир.
-Я понимаю, сэр. Но всё равно спасибо, — в ответ благодарно прошептала девушка, но не ушла, будто пыталась ещё что-то сказать.
-У тебя ещё что-то?
-Да, — встрепенулась Кэс, глядя на командира уже совсем другими глазами. — Понимаете, когда я вышла из регенерационного блока, — уверенно стала она рассказывать, — то решила поближе познакомиться с теми летунами, что напали на нас прошлой ночью. Так сказать профессиональное любопытство обуяло. И вот что я выяснила, — продемонстрировала она для наглядности труп давешний сумеречной твари, с которой успела уже подружиться, судя по тому, как просто её держала в руках, чуть ли не тычась носом в неё, с нескрываемым любопытством разглядывая кожистые крылья. — Смотрите, как интересно. На первый взгляд это существо внешне напоминает земных летучих мышей, но ни головы, ни глаз, ни хвоста, у неё нет, только мускульное тельце и кожистые крылья без внутреннего костного остова. И ещё, — Кэс расправила мёртвое тельце, выставляя на показ полуметровые нити, окаймлявшие ротовое отверстие, или подобие его. — Вот эти нити, представляют собой: мускульный жгутик, покрытый кремниевыми чешуйками. Я бы сравнила их с алмазной пилой, пожалуй. Вот почему, они так легко расчленяли плоть, они, как бы, перепиливали её. Вы понимаете?
Но что самое интересное, эти существа не плотоядны. Смотрите, какое у них маленькое ротовое отверстие. Видите, вот здесь есть несколько маленьких хоботков? Это аппарат для высасывания соков или нектара, как у земных бабочек, но никак не для поглощения мяса.
-Так почему же они тогда напали? — задал лейтенант резонный вопрос. — И ты уверена, что они сначала не рассекают плоть этими своими сверхпрочными нитями, а затем высасывают из ран кровь?
Кэс подпёрла подбородок, обдумывая слова командира:
-Хм... Я думала над этим, — пробормотала она, более пристально разглядывая ротовое отверстие сумеречной твари. — Скорее всего, насчёт крови, это домыслы. Наша микрофлора существенно отличается от живого мира этой планеты. Наша кровь просто напросто убила бы этих существ. Да и у кровососущих ротовое отверстие всё же отличается вот от этого. Но почему они тогда на нас напали... — вновь призадумалась она. — Здесь я пока не совсем уверена, — осторожно высказала правду Кэс. — Но думаю, что они таким образом защищались. Видите ли, сэр, я тут немного полазила и выяснила одну интересную вещь. Оказывается, эти сумеречные твари, как их уже успели прозвать, селятся внутри вот этих странных деревьев-труб. А теперь посмотрите сюда, — указала девушка на место посадки контейнера. — Видите какую мы проделали дыру. Мы вторглись на их законную территорию, поломав их жильё. И этим существам просто ничего не оставалось другого, как защищаться. Мне бы только побольше узнать об их иерархических отношениях внутри стаи. Я думаю, что сумеречные твари создали вполне организованное сообщество, как, к примеру, наши муравьи, пчёлы... Или нет. Я бы лучше выразилась, что их сообщество, что-то между стаей стрижей и роем муравьев. Жаль, что у нас нет времени, а то я бы смогла остаться для тщательного изучения, — вздохнула Кэс, искренне печалясь, что не может приступить к своим прямым обязанностям прямо сейчас.
-Ничего, мы здесь на полгода, как минимум, успеешь ещё всю планету излазить, — ободряюще произнёс лейтенант, намереваясь заканчивать затянувшуюся лекцию. — А сейчас иди собирать вещи. Мы скоро уходим.
Кэс уже было развернулась, но что-то её снова задержало:
-Лейтенант позвольте последний вопрос? — обратилась она снова к командиру, преследуя свои цели скрытые у себя голове от посторонних глаз.
-Ну что у тебя ещё?
-Сэр, — твердо проговорила девушка, нервно теребя в руках труп сумеречной твари, — позвольте взять тело с собой для дальнейшего изучения.
Но Джон не разрешил, мотивируя свои отказ словами:
-Отставить. Это для тебя лишний груз, солдат. Вот как только доберёмся до "Гелиоса", там и будешь заниматься своими изысканиями. А сейчас идём налегке. Мы же разведчики в первую очередь, забыла? Так что, выбрось всю дурь из головы и иди собираться.
Избавившись от ксенобиолога, Джон отыскал Ямото. Тот уже был на ногах, а может и вовсе не ложился, всё проверял готовность личного состава к предстоящему марш броску:
-А лейтенант Сайлус, вы вовремя, — вместо приветствия, сказал командир десантников. — Как видите, день так и не начался. Что скажете на это? Не безопасно ли выдвигаться в неизвестную местность, пока вокруг царит такая ночь? Кстати, капитан Васнецов тоже ждёт вашего решения.
Джон на мгновение призадумался, но перед тем как дать окончательный ответ, поинтересовался:
-Как долго продолжится ночь?
-Около двенадцати часов, — неопределённо ответил Ямото.
-Слишком долго, — пробурчал Джон, и вынес свой вердикт. — Тогда я не вижу никаких помех для начала нашей экспедиции. Оптика бронекостюма вполне позволяет передвигаться даже при минимальной видимости.
Ямото удовлетворённо кивнул:
-Я так и передам. Готовьте своих людей. Выступаем через тридцать минут.
Если работать слаженно и чётко, то за тридцать минут можно сделать столько дел, что и за два часа не переделает сброд не знающий дисциплины.
Десантники упаковали охранные системы, передатчик связи, выгребли подчистую грузовой отсек контейнера, укомплектовали личные вещи и уже за пять минут до исхода оговорённого времени, расслабленно сидели, пока начальство обсуждало окончательный план маршрута.
Наконец время вышло, и Ямото громогласно скомандовал, выбрасывая вперёд руку:
-Выходим! — дав начало первому дню экспедиции...
Разведчики, в режиме "Призрак" скрылись в джунглях, а все остальные, построившись в змейку, двинулись колонной следом, в любой момент готовые рассыпаться и замереть, или принять бой ежели потребуется. Всё зависело от обстановки, и от действий разведки.
* * *
Когда от твоих действий зависит не только твоя жизнь, но и жизнь ещё полсотни человек, то это обстоятельство ложится тяжким грузом на твои плечи. Это изматывает, выводит из равновесия и заставляет работать на износ, не жалея себя любимого.
Постоянное напряжение бередит разум и замыливает взгляд, но надо, несмотря ни на что, оставаться спокойным и пристально наблюдать за окружающим тебя миром, стараясь не удивляться его чудесным фокусам, а делать из увиденного лишь один вывод, выбирая одно из двух: опасно ли то, что находится перед тобой, или нет. Другого не дано.
Зазеваешься, залюбуешься, потеряешь бдительность — значит совершишь роковую ошибку. Погубишь и себя и людей, понадеявшихся на тебя, вверив в твои руки свои жизни.
Вот для этого и существовали виртуальные тренажёры, чтобы разведчик или десантник, бродя по множеству выдуманных миров, от самых прекрасных, до самых ужасных, перестал чему бы то ни было удивляться, восхищаться или бояться, независимо от того, что перед ним.
Это вдалбливалось на протяжении нескольких лет. Ломалось сознание и восприятие реальности. Таких людей ещё называли "бездушными чурбанами". Но они не были виноваты в том, что утратили возможность эмоционально ярко и выражено воспринимать окружающий мир, и что они больше не умели улыбаться открыто, и уж тем более смеяться. Их такими сделали. Им сломали души, чтобы они не погибли в чуждых мирах и не сошли там с ума, чего бы им не пришлось там пережить.
Но они так и не стали машинами, они просто упрятали свои чувства глубоко внутри себя, как нечто самое дорогое, что у них ещё осталось. Потому что стать бездушной машиной для любого будущего космодесантника, означало одно — смерть духовная, а за ней наступала физическая.
...Разведчики тенями скользили по трубчатому лесу, без устали выискивая безопасный маршрут. Неизвестность пугает и настораживает, и если не уверен, то лучше не идти, туда, куда не лежит душа. Вот маленький водоём: на вид с тухлой водой, чёрной и маслянистой; его лучше обогнуть и не соваться, хотя глубина навскидку и до колена не будет. Но лучше не рисковать.
А вот неподалёку послышался странный звук — лучше будет повернуть и обойти от греха подальше. Или вот: впереди трубчатые стволы настолько переплелись, что не продерёшься, и кто знает, что средь них может скрываться. Опять делаешь крюк и снова совершаешь лишние телодвижения. А всё вместе это само собой задерживает, замедляет скорость продвижения, и, конечно же, раздражает.
Вокруг же только тьма, окрашенная оптикой в серый сумрак, в котором неясно, словно тени, проглядываются чёрные трубчатые стволы, что, вздымаясь до небес, причудливо изгибаются переплетаясь меж собой. А совсем рядом со стволами порхают сумеречные твари, издавая тихий шёпот. Идёшь, и не знаешь чего от них ждать.
Ноги ступают не по земле и не по почве, а по какому-то странному материалу, из которого состоит по всё видимости вся поверхность планеты. То ли это живая отвердевшая кора, то ли камень, местами гладкий как стекло, а местами весь испещрённый провалами и вздутиями. Не понятно.
И этот материал не просто стелиться по земле, а зонтичными холмами возвышается у оснований деревьев труб, как застывшие волны каменного моря. И их вот так сразу не обойти, потому что в ширину они порой с десяток метров, все в наплывах и каростах.
Карабкаешься на них, срываешься, встаёшь и снова карабкаешься, потому что другого пути просто нет. А минуешь холмы и сразу же соскальзываешь в овраги. И кто там в них прячется, кто затаился там во тьме? Пойди, пойми, вот так сразу с замирающим сердцем падая на самое дно, уже прощаясь с жизнью. Но, слава богу, никого...
И вновь подъем, и снова спуск, а сил уж никаких.
Прав был лейтенант Сайлус, говоря, что путь затянется, чуть ли не на неделю. И как в воду глядел.
За восемь часов, без остановок, экспедиционный отряд преодолел всего каких-то восемь километров, а впереди ещё ждало семьдесят два. Тут и арифметику не надо знать, чтобы понять сколько потребуется времени на весь маршрут.
Проходят ещё четыре часа и в лесу наступает рассвет, являя взору пасмурное небо.
С востока повеяло сыростью и странный лес неожиданно замер, будто приготовившись к чему-то неприятному. Доселе и так безжизненный, он становится ещё более угрожающе мрачным с мертвенной тишиной витающей в воздухе. Ни порыв ветра, ни удивительный крик, ни шёпот сумеречный тварей, ничто больше не нарушало его покой. И даже люди, прочувствовав на себе явные изменения в обстановке, стали тиши себя вести. В их движениях появилась скупость и чрезмерная осторожность, взгляд уже не порхает с любопытством по сторонам, а устремлён только под ноги. Грудь неприятно сдавило и закололо в затылке. Сомнений нет — так интуитивно ощущается угроза, отчего и захотелось вдруг укрыться где-нибудь, хоть где, неважно, лишь бы переждать, пересидеть, то, что надвигается с востока, то, что люди, как и обитатели странного леса, почуяли нутром.
Вскоре Ямото приказывает сделать привал на четыре часа, трезво рассудив, что лучше сейчас немного передохнуть, а потом весь остаток дня пока светло двигаться уже без остановок.
Десантники, наскоро развернули лагерь, и молча принялись за еду, стараясь не смотреть по сторонам. Многим здесь не нравилось. Трубчатый лес внушал неясную тревогу.
-Сэр, можно вопрос, — подходя к Сайлосу, после трапезы, тихо спросил сержант Званцев, отключая общую связь. И получив добро, продолжил. — Мы тут с ребятами немного обсудили кое-что... Хотелось бы ещё ваше мнение услышать. — Но перед тем как задать свой вопрос Кирилл вдруг замялся. — Как бы это получше выразиться, — пробормотал он, собираясь с мыслями, потом понизил голос и заговорщицки зашептал, боясь показаться сумасшедшим. — Вам не кажется сэр, что этот лес, не настолько безжизнен, как хочет казаться? Если внимательно прислушаться, то постоянно чудятся какие-то странные звуки. И ещё меня, да и не меня одного, постоянно преследует ощущение, что за нами неотрывно наблюдают. Хотя детектор жизни молчит.
-И ещё, сэр. — Кирилл подманил командира к одному из трубчатых стволов, достигавшего в обхват никак не меньше шести метров, а в длину и всех пятнадцати: — Прислушайтесь, — прикладывая головой к колосу предложил он.
Джон неуверенно прислонился к гладкой коре дерева, и затаив дыхание вслушался в гулкую пустоту дерева. И действительно, за толстой корой он расслышал какое-то шевеление, внутри дерева что-то скрежетало, порой тихо попискивало, а иной раз резко вдруг кто-то вскрикивал и раздавался топот маленьких ножек; затем можно было различить чавканье, за которым часто следовала сопение и возня маленьких телец.
Без сомнений, внутри ствола скрывалась самая настоящая жизнь этого леса, и слава богу, пока не спешила вылезать наружу. Кто его знает, что может скрываться там, и какие опасности может в себе таить.
Столь странный поступок мужчин не остался без внимания вездесущей Кэс. Заинтригованная, она точно так же прислонилась к стволу колосса, послушала с минуту, да и выдала, слегка постукивая по коре:
-А вы знаете, что эти деревья полые внутри? Хотя и не совсем, — спросила она и, поняв, что завоевала внимание, с жаром продолжила. — Я тут обследовала несколько деревьев, ещё в первом лагере... — Но только она начала свою лекцию, входя в раж и встречая глазами всё новых благодарных слушателей, как голос Ямото всё испортил, сбив девушку с мысли.
-О чём секретничаете, лейтенант? — с усталым любопытством спросил он, немного обиженный, что от него могут что-то скрывать. Но узнав причину, расслабился и с извиняющейся улыбкой, хотя её и не было видно за непроницаемым забралом бронешлема, в благородном полупоклоне, предложил Кэс продолжить свою лекцию.
Та в свою очередь не заставила себя долго упрашивать:
-Как я уже сказала, я обследовала несколько обломков стволов и сделала довольно любопытное открытие. Внутри, — Кэс постучала по окаменелой коре дерева, для пущей убедительности своих слов, — этот ствол полый, но в самой его середине проходит стержень, соединённый с корой цилиндрическими мостками, по которым, я так думаю, течёт питательный сок. А это может означать только одно — эти деревья всё-таки живые, а не каменные остовы чего-то там непонятного.
К сожалению, мне неизвестна их корневая система. Каким образом они высасывают питательные вещества из почвы, и есть ли вообще почва, под нашими ногами, а если есть, то каков её состав?
-Как видите одни вопросы, — обидно развела девушка руками. — Что же до звуков внутри ствола, то, безусловно, это живые существа. По всей видимости, не имея возможности селиться: в почве, дуплах, или гнездиться на ветках, за не имением оных, живность этой планеты облюбовали полые трубчатые стволы. — При этих словах, многие десантники прислонились к деревьям, с намерением тоже послушать странные шорохи и писки. Даже Ямото не утерпел, грациозно подошел к самому крупному стволу и, прильнув к нему, распластал руки — обнял его, после чего прикрыл глаза и стал слушать, рисуя в своём воображение таинственных существ, что населяли этот странный лес.
-Я не знаю, выходят ли они наружу, или всю жизнь проводят внутри стволов, но уверена, что пока они внутри, для нас это будет наилучшим вариантом. Неизвестно ещё, как они отреагируют на нас. В тех обломках у первого лагеря, к моему большому разочарованию, мне не удалось обнаружить ни одного представителя местной фауны. Наверно все разбежались, пока я валялась в регенерационной камере. Жаль, конечно, — вздохнула Кэс и вдруг с лукавым взглядом предложила. — А давайте проделаем дыру и посмотрим, кто там прячется.
-Ни в коем случае! — опомнился Ямото, отлипая от чёрного дерева. — Вы же сами только что сказали, что пока они там, для нас это будет лучшим вариантом. Мало нам сражения с сумеречными тварями, так вы хотите ещё, чтобы и из дыры на нас незнамо что попёрло не менее кровожадное. — Вознегодовал он и жёстко распорядился. — Сайлус, проследите, чтобы никто не смел портить деревья. Нам не нужны лишние проблемы. Сейчас наша первостепенная задача достигнуть "Гелиоса" и желательно без потерь.
-Да я пошутила, — остановила Кэс тираду Ямото. — Нет, мне, конечно же, интересно посмотреть, кто там прячется, но я же не дура.
На это Ямото не нашёлся что ответить. Он настолько устал, что просто махнул рукой и, предупредив, что на отдых осталось меньше трёх часов времени, ушёл обратно в лагерь.
Кесседи проводила Ямото насмешливым взглядом, поглаживая кору дерева, а затем сама прильнула к стволу и расслабленно прислушалась, отстраняясь от мира и его проблем. Там, за каменной корой, и только там скрывался её смысл жизни. Смысл в изучении природы чужой планеты.
Она уже плавала в грёзах, как будет изучать и препарировать эту таинственную и ещё никем не изученную жизнь, как совершит множество удивительных открытий, найдёт массу новых лекарств, получит всеобщее признание, но толчок в плечо, вернул её с небес на землю.
-Капрал, это, конечно же, хорошо, что вы постоянно занимаетесь исследованием нового мира, но надо всё-таки иногда отдыхать, — укорил её лейтенант Сайлус. — Доконаете себя капрал, а вы как никак в первую очередь разведчик. И вы обязаны постоянно быть в форме...
Дальше Кэс не стала слушать. Она понимала, что командир прав, но как ему объяснишь, что испытывает человек, который всю свою сознательную жизнь готовился к изучению внеземных форм жизни и никогда не имел возможности делать этого в реальности. А тут... Да что тут говорить, работы не початый край, и всё так интересно.
Но командиру нельзя перечить, тем более на боевом задание, и Кесседи покорно отправилась спать.
— Глава 5.
Прошло время отдыха и снова в путь.
Местность в течение дня ни на йоту и не изменилась. Не принесла людям облегчения. Всё те же относительно ровные бугристые площадки, сменяются холмистыми наплывами деревьев труб. И как и час назад и два, и пять, всё карабкаешься на эти древесные холмы, будто штурмом берёшь крепостные стены, затем сползаешь вниз, опять карабкаешься, забираешься на самый верх и только для того, чтобы вновь затем, передохнув чуток, идти вперёд, не видя перед собой конечной цели.
Срываешься, соскальзываешь, запинаешься и неоднократно падаешь плашмя на всё ту же жёсткую кору, из которой состоит весь этот чёртов мир. Её пинаешь в злости, покрываешь всеми нелицеприятными словами, какими только знаешь и снова падаешь и вновь встаешь, и снова на земле, но не отчаиваешься, встаешь и упорно ползёшь вперёд, словно ты не человек, а мелкий жук. Потому что где-то там тебя ждут люди, и не просто люди, а герой колонисты. И еще не известно, что с ними стало, но есть надежда, что живы, ждут на последнем издыхании помощи и подмоги. И ты не можешь их предать, хотя в сердце червоточина жужжит и шепчет: "Нет там никого уже, все умерли давно".
Но нет. На то он и человек, чтобы всегда надеяться на лучшее и никогда в себе не гасить луч надежды до самой смерти. И пока он горит, хоть самый маленький, почти что и не видный вовсе лучик во мраке отчаяния и безысходности, человек пройдёт и горы и снега, минует реки и моря, осилит джунгли и болота, обессилит, но дойдёт. Ведь кто-то там, вдали, нетерпеливо ждёт тебя, как Бога
И ты идешь по застывшей картинке ада, до самого конца...
Ночь вместо долгожданного отдыха принесла с собой неприятный сюрприз — дождь.
И ещё какой. О. это надо было видеть.
Налетел ветер, и закачались исполинские деревья трубы: завыли, загудели рассерженно отверстиями на макушке, будто гневались они за что-то на людей.
На крыльях ветра приплыли тучи, во мраке чёрные и грозные от тяжести воды и силы, что просто распирала их. Сверкнула молния, на миг заполнив пространство между трубчатых стволов бледным светом. И снова тьма.
Потом раздался гром и, закапала вода, пока что ещё неспешно, как бы пробуя себя, испытывая свои возможности, но с каждой вспышкой молнии всё сильней, обильней и быстрее.
Молнии сверкают, расщепляясь на множество небесных копий. Эти копья ударяют сразу в нескольких местах, треща статическим напряжением, и обязательно в деревья трубы, что с первыми каплями дождя, неожиданно заткнулись, видать захлопнулись отверстия, чтобы не потонули обитатели внутри. И как завершающий акт всей пьесы — оглушительно грохочет гром, прижимая людей к земле.
Через несколько минут дождь свергается с небес уже стеной. Вода потоками стекает по трубчатым стволам, и, не имея возможности просачиваться в почву, наполняет постепенно все низины, образуя озерца. Уровень воды всё прибывает и прибывает, как будто где-то открыли шлюзы. Сначала вода достигла щиколоток, потом коленей, и вот уже она плещется по пояс, а дождь и не думает прекращаться. Он только начался недавно, с чего ему не лить как из ведра ещё и час и два...
Молнии так часто бьют в деревья, что те уже светятся в ночи, будто окутаны эктоплазмой. То и дело электрический заряд проскальзывает по стволу, разбрасывая снопы искр, и тонет в озерцах. И если б не костюм, то страшно даже представить, что было бы тогда с людьми, кто стал невольным свидетелем стихий небес.
А вода всё прибывает. И когда доходит до уровня груди, карабкаться на холмы нет уже никакой возможности — слишком скользко. Нужно что-то предпринять, нужно как-то же спасаться. Ведь костюм может спасти от многих напастей, но аквалангом он не может быть, и люди попросту захлебнуться, запертые в ловушках между трубчатых стволов...
-Всё дальше идти невозможно, — оповестил командира десантников, вернувшейся с разведки лейтенант Сайлус, еле видимый за стеной дождя. — Нужно делать привал, пока вода не схлынет.
Ямото, стоя по грудь в воде, в раздражении сжал кулаки. Ещё один день насмарку, а они так мало прошли. Что же им тут, чёрт подери, целый месяц бродит! Но делать нечего, со стихией не поспоришь. Но, как обидно... И ещё неизвестно, когда схлынет эта проклятая вода.
"Ну почему именно сейчас, пошёл этот проклятый дождь!", — хотел воскликнуть Ямото, но вместо этого отдал приказ:
-Привал! Всем занять "ИСЗ" (индивидуальные средства защиты) .
Вымотанные долгой дорогой десантники не заставили себя долго ждать. Залезли в, с виду матерчатые мешки, подсоединили длинный липкий жгут, один конец которого отстрелили вверх целясь в трубчатые стволы, а второй прикрепили к спальнику, после чего герметизировали мешок и окуклились. Жгут вздернул коконы на трубчатые стволы и намертво прилип.
Всё, больше в воде никого не осталось.
Лил себе дождь, сверкали молнии, гремел гром, и плескалась внизу глубокая, зловеще-тёмная вода, а люди спокойно себе спали в диковинных грушевидных коконах, замысловатыми плодами унизавших трубчатые деревья.
— Глава 6.
Стена воды падала с небес целых три часа. Затем стихия сменила гнев на милость, и непрекращающийся ливень уступил место моросящему дождю.
Ямото благоразумно прождал ещё два часа, пока вода каким-то чудом не просочилась сквозь непроницаемую толщу каменистой коры, оставив лишь многочисленные лужицы.
Последующий день прошёл как в тумане. В памяти запечатлелись лишь обрывочные образы: моросящий дождь, туманная дымка; серое, без просветов, небо над головой; много влаги, и главное бесконечная, скользкая плёнка воды, покрывавшая абсолютно всё, куда не ступишь.
К концу дня люди вымотались настолько, что уже еле передвигали ноги. И когда дали команду отбой, все рухнули вповалку там, где стояли, и сразу же уснули.
На следующее утро лагерь пробудился от испуганного вскрика. Десантники повскакивали с мест, готовые к любым неожиданностям, но то, что предстало перед ними, повергало в шок. Открывшаяся перед ними картина, настолько поражала, что люди просто встали как вкопанные, широко раскрыв глаза, и не могли произнести и звука.
А посмотреть-то было на что...
Серые тучи разнесло ветром, туман рассеялся, и выглянуло яркое Солнце-2, наполняя мрачный трубчатый лес теплыми искрящимися лучами и благодатью. И самое приятное лес как-то сразу преобразился, стал более добрым что ли, а не таким мрачным и зловещим, как был на протяжении всех тех трёх суток пути. Люди настолько привыкли уже к его чуждости и недружелюбию, что сейчас были просто шокированы его преображением.
И ещё, этот странный лес, не просто стал светлее и приветливей, а он, наконец, наполнился жизнью и сопутствующими звуками: шуршанием миллиардов маленьких существ, что наподобие насекомых, рекой вылезали из своих норок и самым настоящим живым ковром устремлялись вверх по трубчатым стволам, поближе к ласковому солнцу.
-Что за чудеса... — благоговейно прошептал Ямото, наблюдая, как миллиарды существ, заполнив собой всё видимое пространство, с шуршанием упорно ползли по чёрным стволам на самую верхушку, раскрашивая мрачный лес в яркие тона, привнося в его мрачные застенки краски жизни.
Джон Сайлус находился рядом с капитаном и тоже не мог оторвать глаз от чуда, наполнявшего душу пьянящей радостью. Как будто бы он и сам сейчас пробуждался от некой спячки, чувствуя в себе токи живительных соков, возвращавших тело и душу к радости жизни.
Но вдруг укол опасности в самое сердце, заставил лейтенанта сбросить с себя оковы глупого восторга и быстро осмотреться по сторонам. Глаз сразу же заприметил странных маленьких существ. Они уже ползали по его костюму, пытаясь укутать человека в шевелящуюся простыню.
Джон с любопытством, ещё не ощущая должной опасности, сгрёб несколько существ и внимательно их рассмотрел.
И кого там только не было: и сучки и палочки, и разномастные скрученные и разноцветные листочки, и бутончики цветков, и просто шишечки и почки, и что-то наподобие грибков; и все, абсолютно все, быстро-быстро перебирали тоненькими суставчатыми лапками.
Они лезли по лейтенанту, карабкались ему на голову, пинались, толкались, пытаясь лавировать в живом потоке, подминали под себя самых маленьких: или наоборот самые маленькие громоздились на более крупных.
Палочки, сучочки, грибки, каким-то образом крепились на броне, вытягивались во весь свой махонький рост и замирали. На них сразу же взбирались, скрученные листочки вместе с бутончиками, после чего и те и другие раскрывались, с жадностью улавливая живительный солнечный свет.
Иной раз, смешно и неуклюже эти листочки и цветочки перебегали с места на место, в поисках более освещённое пространство, а иногда вообще срывались вместе со своей опорой палочкой или сучком и, очутившись на земле, сразу же быстро-быстро бежали обратно, снова вливаясь в общий поток живых растений.
Забавно конечно, но Сайлусу уж очень не понравилось то, каким образом эти создания цеплялись за костюм. Кто их знает, а вдруг ещё попортят, проедят какой-нибудь своей кислотой?
От такой мысли его аж передёрнуло всего, и Джон, не задумываясь, пустил слабый электрический ток.
И смотри-ка, помогло.
Маленькие существа, все без остатка, моментально попадали на землю этакой пожухлой листвой. Полежали-полежали, вяло двигая лапками, да и побежали себе искать другой объект для восхождения поближе к тёпленькому солнышку, стараясь по пути обходить вредоносного человека.
Ямото вскорости тоже надоело выглядеть замшелым пнём, и он незамедлительно последовал примеру лейтенанта. А вот иных пришлось надоумить, а то, видите ли, стоят и нервно пытаются соскрести живой ковёр руками.
-Включите, болваны, электрическое поле, — прикрикнул на таких Ямото. И дела сразу же пошли у всех на лад.
Лишь один солдат не пытался избавиться от зелёно-жёлто-красного ковра, а даже, наоборот, с удовольствием разглядывал существ, вертя перед лицом руками, боясь кого-нибудь из них придавить.
-Капрал, почему не подчиняетесь приказам? — окликнул Сайлус нерадивого.
Кэсседи оторвалась от научных наблюдений и с большим сожалением пустила ток, а потом с беспокойством и умилением наблюдала, как маленькие существа, суетно разбегались в разные стороны, отыскивая ещё не занятые площадки.
-Ты так бы и пошла, вся обросшая? — с усмешкой подходя к Кэс, спросил Дилон, испытывавший к девушке неровные чувства.
-А и пошла бы, — с вызовом ответила Кэс. Поймала скрученный листочек и восхитилась причудам местной матушки природы.. — Ты только посмотри, как удивительно, — выдохнула она с восторгом. — Эти существа...Никогда бы не подумала. Это же пограничное состояние в любой экосистеме — и не животные, но и не растения. Что-то подобное на Земле отыскать практически невозможно. Грибы, лишайники и некоторые бактерии, вот и всё что мы знаем. А здесь...
Удивительнейшая вещь! Местная экосистема прошла совсем иной путь эволюции, — я так думаю, путь симбионтов. Посмотри. Если попытаться представить общую картину, то получится что: Трубчатые деревья служат домом и защитой для вот этих вот существ. Взамен же, всякие листочки, к примеру, потребляя своими лапками чистую воду и минералы из трубчатых стволов, отдают обратно питательные органические вещества, выработанные ими в процессе фотосинтеза. А палочки, сучочки, и блинчики — наподобие наших древесных грибов, служат им дополнительной платформой.
Но и с палочками не всё так просто. С одной стороны — я бы назвали их паразитами-обманщиками, потому что они прикрепляются к стволу и задарма получают питательные вещества. Но с другой: и в них есть своя польза. Они этакие мостики-канальца — связующее звено между цветком и листочком с деревом, являясь при этом большим подспорьем в деле выработке питательных веществ. А ещё они увеличивают собой полезную площадь. Посмотри сколько на них сидит листиков. К тому же палочки сами ищут более освещённые места, и листочкам с цветочками нет нужды покидать насиженных мест. Разве же это не интересно?
Да я бы всё отдала, только бы остаться здесь подольше, и поближе познакомиться с местной флорой!
-А вот это, — схватила азартно Кэс красно-синий бутончик. — Как ты думаешь, что это? Это не просто цветок, а я думаю, это своего рода орган размножения. Из его семян вылупляются не только очередные цветки, но и все остальные представители местной растительной жизни: и палочки и грибки, и листочки; в зависимости от принадлежности цветка к какому либо виду. Видишь, какое их разнообразие, и все они живут за счёт других. По-другому никак.
Девушка могла бы ещё часами делиться своими наблюдениями с Дилоном или ещё с кем, кто бы её слушал, но приказ Ямото:
-Выходим! — оборвал её, затушив в глазах огонёк исследовательского азарта.
-Раз это для тебя так важно, то я мог бы для тебя выискивать самые интересные экземпляры, — проникновенно пообещал Дилон.
И Кэсседи благодарно ему кивнула, хотя и понимала, что его поступок был скорее обусловлен знаком внимания влюблённого человека, а не исследовательским азартом, как у неё. Дилон смотрел на все взглядом обывателя, она же, в первую очередь, глазами учёного. Но, всё равно, его поступок был оценен по достоинству, и Кэс уже с большим интересом, нежели раньше, посмотрела на молодого человека, и, кстати, самого симпатичного в их отряде.
К полудню, судя по показаниям термодатчиков, стало жарко, как в тропиках. И вот что удивительно: трубчатые деревья настолько сильно нагрелись, что вскоре просто источали жар, как печки. Даже каменная кора под ногами начала трещать под ударами зноя.
Вскоре чудный лес впал в оцепенение, в жаркую истому.
Живые, бегающие растения как-то сразу увяли, поменяв свой цвет на более тусклый. Листочки и бутоны цветков свернулись и, почти не двигались с места, слабо затрепетав на солнце, из последних сил пытаясь удержаться на трубчатых стволах.
Всё замерло и стихло, готовясь к худшему...
И вдруг с громким шипением из-под каменной коры, забили густые струи белого пара. Невероятно! но деревья охлаждали сами себя, выбрасывая в воздух водяные испарения. Пар белыми облаками медленно поднимался ввысь, густой пеленой обволакивал макушки трубчатых деревьев, отсекая лес от жарких палящих лучей.
И неудивительно, что вскоре воздух посвежел. По крайней мере, градусов на восемь стало по прохладней, это точно. Легче стало дышать. В движениях вновь появилась уверенность, дымка спала с глаз, вернулась и бодрость.
А стоило температуре нормализоваться до комфортной — градусов этак двадцать пять, как появились они — первые животные светлого дня. Они неожиданно вынырнули из-под полога белого тумана, будто сотканные из света — белоснежные и прекрасные, как чистые ангелы.
Они медленно плыли по воздуху, да-да именно плыли, бесшумно рассекая его редкими, плавными взмахами своих белоснежно-остроконечных крыльев, издали напоминая морских чаек скрещенных с большими бабочками, только не такие толстые и не такие хрупкие, а на бахромчатой голове у них топорщились две хрустальные антенны.
Ангелы парили в вышине, мерцая отражённым светом и, тихо пели на разные лады, умиротворённо и печально.
И настолько они были удивительны и прекрасны, что некоторые десантники не устояли перед соблазном и нескольких отловили.
С каким же ужасом люди воззрились на это ангельское существо, когда оно оказалось у них в руках, а вернее на то, что оседлало ангела. Это было нечто!
Похожее на маленький грибок, но всё в наростах и колючках; чёрное как уголёк, с большими жёлтыми глазами и острыми крохотными, но крепкими зубами, страшненькое создание сидело поверх летуна, утопая в его белоснежном оперении. И не просто сидело, а опутало всё тельце ангельского летуна своими жёсткими лапками, а два самых длинных из имеющихся отростков оно вонзило ему прямо в основание головы.
Оказавшись в руках людей, наездник дико заверещал и постоянно норовил укусить, хлестая воздух своими колючими и жёсткими, но гибкими и на удивление прочными лапками. И похож он был в тот момент, чес слово, на бесёнка.
А затем, вдруг испугавшись, бесёнок свернул все свои колючки лапки и, скатившись на землю, незаметно скрылся в чаще леса, а ангельский летун, к всеобщей печали — умер. Он получил свободу, но не смог ужиться с ней.
Окрестили же этих двух существ — "всадником Апокалипсиса".
-Ещё один яркий пример симбиоза, — опуская на землю мёртвое тельце летуна, пояснила Кэс. И вывела научную теорию, предположив что:
-Наездник отлавливает летуна и берёт над ним полный контроль, тем самым, получая возможность передвигаться на большие расстояния. Взамен же, так как летун, скорее всего, слеп и ориентируется исключительно по издаваемым им звукам, наездник, обладая острым зрением, направляет своего коня на обильные пастбища.
И в этот раз девушка оказалась права.
Десантникам посчастливилось вскоре наблюдать, как ангельские летуны, закончив бесцельное парение, устремились к трубчатым деревьям. И пока летун, отыскав цветок, поглощал нектар, его наездник жадно хватал всё, что попадалось ему в лапы, и с поразительной скоростью перемалывал своими маленькими острыми зубами.
Как говориться: и кони сыты, и жокей при делах.
Но не в одной лишь совместной кормёжке заключалась выгода этого довольно странного союза. Как оказалось, наездник ещё и всячески оберегал своего летуна, вступая в драку с такими же наездниками, только без коня.
Или вот ещё пример: порой наездник с диким остервенением сражался с существом, что скрываясь под ворохом шевелящегося растительного ковра, недвижно сидело, прилипнув спиной к дереву. И как только летун оказывался рядом, это существо выплёвывало струю застывающей слюны. Затем существо или "Ловчий", как его прозвали, быстро скручивал своё лассо тонкими лапками, будто вязал клубок, и вонзался зубами в свою добычу, предварительно обхватив её девятью лапами. Если же бросок оказывался неудачным, "Ловчий" не отчаивался, проглатывал своё лассо и, растворив его, снова готовил новую порцию липкой слюны.
Люди неоднократно наблюдали своими глазами, как "наездник" резко уводил своего летуна от липких струй "ловчего" или за долю секунды до затвердевания перерубал их своими жёсткими лапками. Но, к сожалению, из десяти случаев, один оказывался фатальным и тогда всадник, и его летающий конь моментально оказывались в пасти хищника.
А ещё по пути экспедиции попадались довольно забавные зверушки, чем-то схожие с блохами, только размерами с воробья. Они обитали, как правило, на верхних ярусах лесного массива.
Эти зверушки питались исключительно растительной живностью, слизывая её длинным языком. Но при этом они абсолютно не умели лазать по трубчатым стволам, имея в наличие всего две цепляющиеся лапки на кожистом тельце. И чтобы как-то передвигаться с дерева на дерево, они придумали довольно забавный способ. Их организм вырабатывал, как продукт отхода, горючий газ, его-то зверушки и накапливали в нижней части своего толстого брюшка. И когда им надо было перебраться на новое пастбище, они резко сжимали брюшко, поджигая газ — получалась этакая реактивная тяга, силы которой с лихвой хватало как раз для перепрыгивания на следующий трубчатый ствол.
Что самое интересное, растительная живность каким-то образом распознавали в "прыгунах" опасность. И стоило такому "реактивному снаряду" особо неудачно совершить посадку, как верхушки трубчатых деревьев с громким шорохом взрывались шапкой, наподобие салюта, и вся растительная живность, медленно планировала к земле, как листва осенью. А "прыгуну" только и оставалось, что неподвижно сидеть, и ждать когда живой ковёр вновь займёт освободившиеся место.
Чудесные метаморфозы, произошедшие с трубчатым лесом, настолько ошеломили людей, что они, позабыв об осторожности, беспечно растянулись в цепь, и словно пребывая на прогулке, неспешно бродили гурьбой, с восторгом находя всё новые и новые удивительные формы жизни.
Такой прекрасный лес, неописуемо красочный, такой тёплый и живой, весь залит ласковым дневным светом и наполнен тихими успокаивающими звуками. Ну не может он таить в себе опасность! Не способно это райское место причинить вред!
Вот и расслабились десантники, а вместе с ними и разведчики, постепенно смешавшись со всеми остальными и точно так же раскрыв рот, любовались чудесами внеземного леса. А между тем местность-то немного изменилась...
Трубчатых стволов поубавилось, поверхность под ногами выровнялась, и всё меньше и меньше приходилось карабкаться по холмистым наплывам, что раньше порою шли один за другим, как гребни волн и ни одного ровного места вокруг.
Само собой шаг людей ускорился, став более уверенным. Нагрузки поубавилось, плечи расправились, и так стало легко! Ну, чем не прогулка...
Укол опасности, как смерч, враз разбросал все радужные мысли в стороны, вселяя тревогу.
Кирилл замер на месте, не понимая ещё, что его так могло насторожить. Он повертел головой по сторонам. Огляделся. Ничего. Вроде всё спокойно. Всё как всегда. Но что же тогда вызвало тревогу, обдав спину морозным ветерком?
"Мм... Бред, — помотал он головой, отгоняя наваждение. — Слишком много впечатлений, вот и мерещиться бог весть что".
Кирилл сделал шаг, и вдруг его осенило! Поверхность под ногами довольно непривычна: податливо маслянистая и обросла вся серо-зелёным мхом. Такая поверхность занимала пятачок в шесть метров, напоминая маленькое болотце, и Званцев уже пересёк его границу.
Он не знал насколько опасно это явление под его ногами, но что-то внутри него советовало поскорей убраться отсюда.
Кирилл медленно поднял правую ногу, отставил её назад, затем левую, и тут сбоку от него на зловещий пятачок вышли трое десантников и, как ни в чём не бывало, беспечно зашагали своей дорогой, приближаясь к самому центру болотца.
"Дурачьё! Куда они прутся?! Даже не обратили внимания на то, что у них под ногами".
Кирилл хотел было их уже окликнуть, как по маслянистой поверхности пробежала волна и, приподняв на миг сержанта, быстро сужаясь, устремилась к центру, прямо в сторону десантников.
-БЕГИТЕ! — только и успел прокричать им Званцев, как поверхность болотца взорвалась, расплёскивая тёмную жижу, и десяток шипов пронзили бедолаг насквозь. Невероятно, но они пробили бронекостюм, нанизав десантников, как шашлык на шампуры.
Кровь ручьями потекла по чёрным шипам вниз. Чокнутый костюм, продолжая бороться за жизнь людей, пичкал их всевозможными лекарствами, и те, находясь в агонии, издавай жуткий хрип, дрыгали ногами и руками, пытаясь соскочить с кольев. А снизу уже, бурля, ползла чёрная жижа. Повалил дым и, несчастные закричали ещё громче. Кислота! Кислота разъедала их вживую.
Несколько подоспевших десантников бросились несчастным на помощь, даже не сознавая, что всё уже кончено и что они сами могут угодить в смертельную ловушку.
-Назад! — прикрикнул на них Сайлус, подоспев к самому разгару. — Всем назад! Никому не приближаться! Я сказал назад! — кричал он, оттаскивая вместе с Кириллом десантников. Но те не слушали. Во-первых — они подчинялись только своему командиру, а во-вторых: в них сильно было развито чувство солдатской солидарности. Десантники не бросают своих, никогда! И если даже им уже не поможешь, то хотя бы можно постараться облегчить их уход и похоронить по-человечески.
Чем бы всё это могло закончиться — представить страшно. Если бы не Ямото. Подбежав к месту трагедии, он не стал пытаться образумить своих людей, а, быстро оценив обстановку, просто швырнул гранату, в самый центр болотца, резко пригибаясь. Прогремел взрыв и болотце вдруг с противным чавканьем, словно медуза, убралось в тёмное отверстие вместе с останками солдат.
Ямото смахнув с себя слизь, поднялся с колен и в бешенстве оглядел собравшихся в круг людей:
-Вы что, мать вашу, вытворяете?! Вы где находитесь, идиоты? — заорал он на бойцов. — Почему растянули строй? Вы что, ублюдки, на прогулку вышли?! Я вам покажу прогулку. Сержант Малютин — собрать людей и построить в шеренгу, — приказал Ямото, и уже обходя строй, придирчиво проверяя амуницию, отдал команду, от которой мог застонать любой. — Идём маршем целые сутки, без остановок и привалов. Больше никакого разгильдяйства. Вы у меня с ног валиться будете, а дурь я из вас вышибу. Отныне: строй не ломать, головой по сторонам не вертеть, глаза смотрят только в спину впереди идущего. Недовольных я лично, привяжу к одному из этих деревьев и оставлю подыхать. Всё! Сержант Малютин — замыкающий. Вперёд, шагом марш...
Последующие два дня ничем не отличались друг от друга. Уже никого не удивляли творящиеся вокруг чудеса, не притягивали взгляд трубчатые деревья и живность селящиеся на них. К тому же местность вновь стала труднопроходимой и вскоре на людей такая усталость навалилась, что хоть просто вой.
Солдаты валятся с ног. Сон перемешивается с реальностью. Порой спишь прямо на ходу. Появляется апатия абсолютно ко всему. На всё уже наплевать, только бы добраться до этого чёртового "Гелиоса", а потом сдохнуть от потери сил, потому что уже сон не приносит облегчения.
Лес, лес, лес. Куда не кинешь взор всюду эти трубчатые стволы. И эта бесконечная кора под ногами, то обрывается вниз оврагами, то вздыбливается ввысь холмами.
Надоело!
Всё уже надоело, до жути. А так хочется простора. Выйти, наконец, на какое-нибудь поле. Увидеть горизонт. Вздохнуть свободы и простора полной грудью и рассмеяться в лицо стремительному ветру, что вышибает слезы из глаз. Увидеть, наконец, чистое голубовато-фиолетовое небо, сливающееся с поверхностью у самого горизонта, и утонуть во всём этом величественном просторе, так чтобы душа взлетела ввысь и потянула за собой и тело.
Но нет...
Повсюду лес, лес и лес, и мечты остаются лишь мечтами. А этот, трижды проклятый лес, скоро сведёт с ума!!!
Шестые сутки в пути. Люди выдохлись и еле волочат ноги. Если бы не бронекостюм с его системой искусственных мышц, точно уже все попадали бы без чувств.
Но в подобных условиях и на чудесный костюм нельзя было полностью положиться. Он попросту уже не справлялся с нагрузкой, не говоря уже о людях, что не могли выдерживать поставленный перед ними темп передвижения до бесконечности. Слишком, слишком трудно давалась километры по пересечённой местности, где не было ни одного прямого легкодоступного участка. Но и останавливаться хотя бы на сутки отдыха, они тоже не могли себе позволить. И дело не в том, что спасательную экспедицию с нетерпением ждут колонисты. Подождут. Ждали же целых пятнадцать лет, и ещё подождут. А может и ждать уже некому, кто знает?
А вот что трубчатый лес не настолько дружелюбен к людям, как казался в начале экспедиции, демонстрируя свои чудеса — это становилось уже существенной проблемой.
Ямото, ни при каких обстоятельствах, не имел право терять своих людей. Даже потеря одного солдата, могло плачевно сказаться на всех остальных. Контингент-то у него был ограничен. Невероятно ограничен. Помощи и пополнения ждать неоткуда. Это не Земля, где только дай клич, и тебе на помощь выделят сотню, а то и тысячу людей сразу, десятки тысяч.
Здесь же, за сотню световых лет, люди были представлены самим себе — ждать помощи им было неоткуда. И чем меньше будет потерь, тем больше у них шансов выжить, и вернуться домой.
Но как бы Ямото не старался оградить солдат от опасности, как бы не работала разведка, обследуя местность, выявляя признаки опасности, "Надежда" оставалась чуждым миром для людей, и предусмотреть всё, было практически невозможно. В чём, в очередной раз и убедились десантники, столкнувшись с непознанным...
Экспедиция шла по проложенному маршруту, изредка совершая незначительные отклонения, по совету разведки.
Сорок человек, растянувшись змейкой, ступая след в след, шли к намеченной цели. Строили живую лестницу, перебирались через зонтичные холмы, скатывались вниз и вновь след в след шли друг за другом.
И как это случилось, толком так никто и не успел понять. То ли те двое десантников зазевались, то ли сбились со следа и наступили не туда, а может так распорядилась судьба, а то, что скрывалось под ногами людей, просто выжидало удобного момент...
И когда он настал, из коры неприметного трубчатого дерева выскочили две тени, обволокли десантников, образовав вокруг них чёрный студенистый кокон, и быстро выстрелили вверх по одной ложноножке, прилепляясь к верхушке трубчатого дерева, после чего резко подтянулись, взмыли вверх, становясь похожими на уродливые кожаные мешки с тяжёлой поклажей внутри. Достигнув же вершины они, враскачку, прилепились к следующему стволу, и таким образом ускакали прочь, находясь в недосягаемости — в верхних ярусах трубчатого леса.
Ямото, скрипя зубами, запретил вызволять бойцов из беды. Нестись сломя голову незнамо куда — форменное безумие.
-Будем включать каждый час пеленгатор — только и сказал он. — Есть надежда, что эти твари не смогут вскрыть костюм и бойцы сами справиться со своей бедой. Но потом им придётся искать дорогу без нашей помощи. Мы им не помощники. Идём дальше. Наша цель "Гелиос". Только бы добраться... — тихо взмолился капитан напоследок.
И на то были свои причины. Достичь "Гелиоса" для Ямото значило не столько выполнение поставленной перед ним задачи, сколько возможность обрести защищённый плацдарм, где бы он смог, наконец, прикрыть спину, и не просто её прикрыть, а ступит ногой на частичку знакомого и родного мира, где всё будет понятно и всё просто.
Капитан ещё не строил планы на будущее, на тот случай, если колонисты погибли, а корабль сейчас несёт в себе не меньшую опасность, чем этот чёртов трубчатый лес. Он просто отбрасывал от себя саму эту мысль. Зачем лишний раз себя накручивать, когда нервы и так уже на пределе? Лучше всегда надеяться на лучшее...
Но странное исчезновение колонистов, радиомолчание, отсутствие всякого рода человеческой деятельности, всё чаще наводили Ямото и многих из его людей, на мысль, что они идут к могиле, которую люди сами себе же и возвели, отправившись в один конец вселенной, без надежды на возвращение. От подобных переживаний Ямото с каждым днём становился всё мрачнее и мрачней.
Оправданы ли те вынужденные потери, что сейчас несут живые люди, брошенные на поиски, скорее всего, мертвецов?
И да, и нет — боролись в нём два ответа.
С одной стороны — долг превыше всего, а ответственность за будущее всего человечества пересиливает личностные желания — жить. Военные — это средство достижения цели любой ценой. И обязанность каждого солдата — выполнить приказ, добиться того, чтобы последующая экспансия открытого мира, вновь не обернулась трагедией для десятков, а то и сотен тысяч новых колонистов.
Но с другой стороны, со стороны человеческой морали — ничего нет ценнее жизни. Жизни индивида, так не похожего на всех остальных. В глобальном мировоззрении это означает, что смерть одного человека — это не только трагедия для его родственников и близких, но, скорее всего, и невосполнимая утрата для всего человечества, вместе взятом.
Каждый индивид — это ячейка неповторимого разума и неповторимых умений, навыков, и потеря каждого, здорового психически, человека — это окончательное и неповоротное стирания блоков памяти входящих в мировое сообщество, называющее себя людьми.
Каким боком не посмотри на этот вопрос, для Ямото и его людей долг всё же оставался превыше всего, а все остальные человеческие, порою глупые, законы и правила, в данный момент не значили ровным счётом ничего. И если им всем придётся сложить на этой планете свои головы, то так тому и быть, коль окажутся они не достойными представлять человечество в других мирах...
На восьмые сутки пути, превозмогая дикую усталость, экспедиционный корпус, наконец, стал реально приближаться к цели. И уже совсем скоро непосильный труд был вознаграждён.
"Гелиос" вынырнул из скопления трубчатых стволов настолько неожиданно в сумерках предстоящий ночи изменяя приевшийся глазу ландшафт, что в первые секунды никто даже не поверил в его появление, приняв корабль за фантом.
Но когда осознание реальности происходящего продралось сквозь туманную дымку усталого и измученного насыщенными переживаниями мозга все солдаты чуть ли не зарыдали от счастья.
-Дошли всё-таки... — с облегчением, не скрывая радости, выдохнул Ямото, стараясь охватить взглядом колониальный корабль класса "Титан" целиком.
А посмотреть было на что:
Два километров в длину, восемьсот метров в ширину и девяносто в высоту, "Гелиос", как циклопическое яйцо с приплющенными боками, зарылся в землю новой планеты и навеки там замер, неспособный больше взмыть в небеса и вновь направится к далёким звёздам. Как самая настоящая гора, с покатыми краями и оплавленными чёрными боками броне термопластин, он медленно дряхлел опутанный гигантскими трубчатыми стволами, будто змеями поверженный титан. И ни огонька, ни звука и не шороха, ничего не нарушало его мертвенного сна. Аж мороз по коже. Жутко и неуютно было находиться рядом с ним. От корабля просто веяло заброшенностью, отчаянием и крахом всех надежд.
Неужели, имея столь огромные размеры, для того чтобы стать колонистам новым домом на чужой планете, "Гелиос", вместо этого, превратился в колоссальную братскую могилу?
Подобным вопросом задавались многие, стоя под сенью корабля, но верить в худшее, никто пока не смел.
Обходя корабль, то и дело, дотрагиваясь до обшивки рукой, Джон Сайлус столкнулся с Ямото.
-Похоже, встречать жаркими объятиями нас никто не собирается, — немного хмурясь, пошутил взводный командир десантников.
На что Сайлус, держа ладонь на обшивке, поделился своим наблюдением:
-Генераторы не работают. Никаких колебаний.
Ямото прикоснулся к корпусу и настроил чувствительные датчики вибрации.
-Хм...точно. И этому есть только одно разумное объяснение: корабль полностью обесточен, — тихо подвёл капитан неутешительный для всех итог, прикрывая глаза, в попытке кожей уловить хотя бы малейшую вибрацию. — Чёрт, именно этого я и боялся. Хотя с другой стороны, глупо было надеяться обнаружить "Гелиос" полный жизнерадостных колонистов, учитывая предпосылки нашей спасательной экспедиции.
Отойдя от корабля на два шага, Ямото поглядел вверх, потом окинул взглядом десантников, что как малые дети, похожие на муравьёв рядом с циклопическим "Гелиосом", группами лазали неподалёку, воочию знакомясь с колониальным кораблём.
-Раз "Гелиос" обесточен, то глупо будет сейчас соваться внутрь, в надежде кого-то там отыскать, — справедливо заметил Ямото, после минутного раздумья. — Предлагаю встать лагерем и дождаться остальные две группы.
Сайлус не стал возражать и уже спустя час все спали мёртвым сном без сновидений, пополняя силы.
Ближе к рассвету подошла "дельта". Итог её марш броска был не утешительный — личный состав спасательной роты оскудел ещё на восемь человек. Но и с этим приходилось мириться. А вот группа "бета" задерживалась и, что самое неприятное не выходила на связь.
Когда Солнце-2 достигло зенита, Ямото уже вознамерился отправиться на поиски, но только он собрал поисковую группу, как к всеобщему вначале облегчению "бета", наконец, вышла из джунглей, но потом облегчение сразу же сменилось недоумением.
На прибывших бойцов страшно было смотреть, настолько они были измождены, что еле двигали конечностями, походя на роботов, у которых кончился заряд. А в их глазах, если бы они не были закрыты шлемом, можно было бы увидеть, как там плескался самый настоящий ужас, вымыв из сознания людей всё человеческое.
Из пятидесяти человек, из трубчатого леса вышло всего двадцать. Рация разбита, командир мёртв, разведчиков всего двое, организации нет, управления нет, и только дикая жажда жизни до сих пор поддерживала в них боевой дух, заставляя бороться до самого конца, не смотря ни на что. И они боролись. Они таки дошли...
А дошли и сразу же упали сморённые мертвецким сном. На чувства радости и облегчения у них просто не осталось сил. Двое местных суток без сна и отдыха, почти без пищи, на одних стимуляторах, эти двадцать человек пробирались сквозь чуждый глазу мир мечтая лишь об одном — дойти до "Гелиоса", дойти до своих и не умереть.
Лишь спустя двенадцать часов Ямото, Сайлусу и лейтенанту Крапивину командующему группой "дельта" удалось восстановить в хронологическом порядке события, произошедшие с группой "бета".
Взахлёб, то переходя на скороговорку, то умолкая на полуслове, вновь воочию переживая те адские моменты, двое десантников, самые вменяемые из всех, поочерёдно поведали свою чудовищную историю.
Вначале пути их группа потеряла троих — двое утонули во время грозы, а ещё одного убило разрядом молнии. Последующие сутки прошли без эксцессов и все будто даже стали забывать о случившейся трагедии, особенно когда страшный сумеречный лес наполнился жизнью. Это были удивительные моменты. Поистине вокруг них происходили чудеса. Живая листва, живые цветочки, так смешно бегающие по трубчатым стволам. Живность всякая и удивительная. И ничего тебе не угрожает, никто не нападает, никто не хочет твоей крови — всё мирно и расчудесно, только не забывай смотреть под ноги. А потом...
-Они пришли ночью, — поведал первый десантник — рядовой Уильямс. — Тёмной ночью, когда мы уже все спали после тяжёлого перехода...
-Они как тени. Как тени выскочили из темноты и напали, — вклинился второй — рядовой Юлонг. — А вокруг темнота. Ничего не видно. Они же двигались бесшумно и стремительно. И этот смех...
-Этот сатанинский смех. Он сводил с ума! Он проникал в уши и никакие фильтры не могли его отсечь.
-А ещё, вокруг кричали полусонные люди. Я до сих пор слышу их отчаянные полные ужаса крики и этот смех. Нет, нет, нет... — хватаясь за голову, запричитал Уильямс. И его сразу же сменил Юлонг:
-Люди кричали, вскакивали с мест, пытались что-нибудь понять, но их сразу же утаскивали во мрак. Майор Васнецов сгруппировал людей и занял оборону. Мы открыли огонь по невидимой цели...
-Но их было слишком много, — прошептал Уильямс и сразу же вскричал. — Слишком! Они как тени, как сама ночь, как её дети. Они были повсюду! Казалось, что сам мрак ожил...
-И тогда майор дал команду отходить. Мы ничего не могли сделать, эти существа были повсюду. Нам оставалось только бежать.
-И мы побежали. Побежали прямо в ночь.
-Нам просто ничего не оставалось, — оправдался Уильямс. — Я не знаю, убивали ли мы этих существ или нет, но их не становилось меньше.
-Мы бежали, бежали, бежали, — перебивая товарища, продолжал Юлонг, глядя в одну точку. — А эти твари нас преследовали, и этот хохот. Казалось, что он шёл отовсюду. Казалось, что это сама ночь, издеваясь над нами, хохотала во всё горло. А мы бежали, бежали, не разбирая дороги...
-Майор пытался держать группу вместе, концентрируя людей вокруг себя...
-Но эти твари выдёргивали ребят из строя и тащили вглубь леса. И мы не могли ничем им помочь. Не могли! Не могли! Мы просто бежали, как безумные...
-А потом появился он... — содрогаясь, прошептал Уильямс и замолчал.
-Да... Появился он, — подтвердил мистическим шёпотом Юлонг. — Он был похож на человека, только крупнее. Под два метра росту. Широкие плечи, мощный торс, длинные ноги и эти светящиеся глаза хищника...
-Он был заодно с этими хохочущими тварями! — выкрикнул Уильямс. — Он неожиданно вынырнул навстречу, врезаясь в нас, как таран...
-Он хватал людей и отрывал им головы. А мы когда бежали, мы думали, что опасность только сзади. А он оказался спереди. Он расшвыривал нас как котят. Даже костюмы не выдерживали ударов его когтистых лап.
-Я видел, как он раскраивал ребят. Как одним ударом сносил им пол лица. И он был быстр, очень быстр...
-Но мы его убили, — закончил Юлонг.
-Да-да... Мы его убили! — снова откликнулся Уильямс и истерично расхохотался. — Ха-ха-ха... Мы его убили! Мы его сделали, суку! Ха-ха-ха! Я лично в него пальнул пару раз. И он завалился. О, это надо было видеть. Он сдох! Сдох как собака! Сдох в корчах.
-Но мы не стали его рассматривать. Мы слишком были напуганы, чтобы останавливаться...
-Да мы снова бежали. Мы побежали как трусливые кролики, а сзади нас нагоняла хохочущая стая волков. И в какой-то момент мы поняли, что нам не уйти. Только чудо могло нас спасти...
-И чудо свершилось. Они отстали. Они прекратили преследование. Они остались там, в ночи. Но мы всё равно бежали, бежали и даже не догадывались, что нас больше не преследуют.
-Мы слышали, как их сатанинский хохот сменился разочарованным скулежом и редким гулким вопросительным восклицанием.
-А мы всё бежали и бежали, стараясь держаться вместе. А когда стало светло, мы упали в изнеможении на землю, и провалялись целый час, как будто во сне. Но мы не спали. Потом майор поднял нас и заставил двигаться.
-И мы пошли. Нас осталось всего двадцать четыре человека.
-Мы шли целые сутки, ничего не видя вокруг — всё будто в тумане. Мы шли лишь благодаря майору, хотя нам уже ничего не хотелось. Но он заставлял держаться нас метки на карте и друг друга. А потом... Потом майор. Он...он...
-Он провалился, — договорил за потерявшего самообладание товарища рядовой Уильямс. — Эта кора... Она разверзлась прямо у него под ногами. Словно кто-то специально открыл нору. И майор провалился.
-Я слышал его крик. Он так страшно закричал. Его крик...это было так ужасно, — вновь обрывая Уильямса заговорил Юлонг. — Мы попытались его вытащить. Но эта чёртова дыра закрылась! Вы слышите? Она закрылась! Взяла, и просто закрылась.
-Но мы её открыли. С трудом, но открыли. Мы взорвали проход. Но там никого не было. Только мрак. Одна жуткая темнота, и никаких следов майора.
-Открывшийся перед нами лаз был похож на пещеру. Там есть воздух и возможно вода, но там нигде не было майора. Он исчез, — выговорился Юлонг и вдруг зловещё добавил, растягивая слова. — А затем мы услышали хохот...
-Он раздавался оттуда, прямо из дыры, и это было так ужасно, что у нас волосы встали дыбом. Весь кошмар прошлой ночи повторялся, и мы снова побежали. Не смогли справиться с ужасом, тем более, что "Гелиос" был уже совсем рядом. Мы бежали из последних сил. Мы падали и вставали, и снова бежали. Мы карабкались на эти холмы и с ужасом чувствовали присутствие кошмарных существ. Мы скатывались вниз, и страх с новой силой накатывал на нас. Мы боялись, что эти существа откроют свои норы прямо у нас под ногами...
-И они их открыли. В них провалились ещё трое, пока мы, наконец, не добрались до вас...
На последней фразе рассказчики замолчали, и в лагере наступило зловещие молчание. Известие о ночных существах не на шутку переполошило людей. Все как по команде, по новому и, не скрывая до селе затаённого испуга, посмотрели себе под ноги, на то, на что наступали все эти восемь длинных суток, даже не подозревая о скрытой опасности.
Этот мир оказался куда более жесток и опасен, чем можно было предположить на первый взгляд. Тридцать пять невинных жертв тому яркое было подтверждение. А раз так, то пора, наконец, понять и принять этот мир таким, каков он есть на самом деле, и отныне всегда, всегда быть начеку.
С гибелью майора Васнецова, командование автоматически перешло к Ямото, как бы он не упирался.
-Планы меняются, господа, — прерывая молчание, обратился капитан к Сайлусу и Крапивину. — Обследование окрестностей, и поиск следов колонистов, откладывается, в связи с враждебно настроенными представителями местной фауны. Лучшим вариантом для нас будет провести следующую ночь уже внутри корабля. Готовьте своих людей. Пойдём со стороны ангаров. Наша задача: занять ангар и найти пригодную технику для доставки контейнеров с грузом и тяжёлым вооружением на "Гелиос". Второе — нужно проникнуть на командный центр корабля, и запустить генераторы, а потом включить поисковую систему. Пора выяснить, что произошло на орбите, и куда делась "Виктория". Всем всё понятно? Вопросы? — Вопросов не возникло. — Тогда приступаем.
Через полчаса десантная рота стояла перед распахнутыми настежь огромными шлюзовыми воротами, ведущими в чёрный зёв корабля.
Последовала отрывистая команда:
-Четвёрками — вперёд! — Прикрывая друг друга, десантники на полусогнутых, нырнули в черноту ангара, пропадая из виду.
Через пятнадцать минут по сети пришёл рапорт:
-Ангар чист.
Ямото, с остатками "беты" безбоязненно ступил на борт колониального корабля, и то, что открылось его глазам воочию, а не посредством камер встроенных в шлем бойцов, ему ещё больше не понравилось. Запустение. Тотальная заброшенность и запустение, вперемешку с хаосом вещей непонятного назначения и мусором.
Вслед за капитаном, в ангар, сгибаясь под тяжестью хитроумного прибора, вбежала группа разведчиков. Бойцы установили непонятную штуковину, похожую на вытянутый снаряд о четырёх ногах в центре ангара. После чего длинный Сэм, повозился пару минут с прибором, и передал по сети предупреждение:
-Внимание. Включаю "КЛОС" — (когерентно лазерный осветитель).
"КЛОС" мягко зажужжав, разделился на несколько частей и выстрелил в потолок сноп света, который через секунду распался на миллионы тончайших лазерных лучей незаметных глазу. Преломляясь и отражаясь от любых поверхностей лазерные лучи, создали световое поле дифракционного света и каждая частица, каждый объект, вплоть до людей, проступили из темноты чёткими силуэтами.
-Так, и что же мы здесь имеем, — деловито поинтересовался Ямото, обходя ангар. — Шесть грузовых грейдеров, две погрузочные платформы, три "МСМ" — многофункциональная строительная машина класса "Жук", и одна сломанная "БМД" — боевая машина десанта. Негусто, — с сожалением заключил он, проведя быструю инвентаризацию.
По плану — это один из гражданских ангаров. Неплохо было бы конечно занять военный, но они все находились на верхних палубах, но шататься сейчас по обесточенному кораблю, да ещё в полной темноте, чистое безумие. Что ж, придётся обойтись пока тем, что есть в наличие.
-Лейтенант Сайлус, — Ямото погладил правый бок одного из грейдеров, не понимая в их устройстве ровным счётом ничего, — я знаю, у вас есть неплохой специалист по технике, пусть он проведёт быстрый осмотр и даст своё заключение: Остаться нам или пробуем занять следующий ангар.
Сайлус позвал Сэма и объяснил ему задачу.
Длинный Сэм кивнул и в своём излюбленном амплуа заторможенности, не спеша подошёл к одному из грейдеров. Забрался в кабину. Повозился там, кряхтя, как старик и через три минуты высказал своё мнение:
-Сделаем командир. Ничего сложного. Система управления, правда, устарела, да ещё напрямую связана с главным компьютером корабля. Ну, это я взломаю без проблем. А вот повозиться, конечно, придётся. Но если в общих чертах, то грейдеры в полном порядке, — очищая руки, закончил он, выпрыгивая из кабины летательного аппарата.
-Отлично, вы меня порадовали, солдат, — не изменяя себе, сухо поблагодарил его Ямото и позвал командира группы "дельта". — Лейтенант Крапивин, выставите охранение, а я с Сайлусом попробую добраться до командного центра. Идёмте лейтенант, — бросил капитан через плечо, направляясь прямиком к выходу, поочерёдно указывая пальцем на тех, кто должен был прямо сейчас идти с ним.
Снова свет сменился тьмою, и впереди ждала одна неизвестность.
Двадцать четыре палубы, огромный жилой комплекс; 125 научных лабораторий, две обсерватории; 83 мастерских, 9 ангаров, четыре из которых военной специализации; три отсека казарм, 15 тренажерных залов; 25 медпунктов, 15 гидропонических сада, 8 парков, три бассейна; 106 складов; 16 генераторных установок, машинный отсек и два командных центра — гражданский и военный соответственно. И это ещё не полный перечень, всего того, что находилось на корабле.
Группе из пятидесяти человек во главе с Ямото предстояло пройти, как минимум полтора километра, минуя треть из всего перечисленного выше. И если бы не обходной путь по ремонтно-техническому туннелю, вдобавок предназначенный ещё и для экстренной эвакуации, вся дорога у десантников заняла бы не меньше часа, а то и двух.
Шли в полной тишине, лишь собственное дыхание отдаётся в ушах. Шли неспешно. Ямото часто останавливается на перекрёстках, сверяется с картой. Туннель три метра в ширину и невообразимо длинный, схож чем-то с кишкой пестрящей указателями.
В руках импульсная винтовка, с виду клешня краба, намертво прилеплена к запястью. Бронекостюм на уязвимом теле. А всё равно не чувствуешь спокойствия, как будто что-то постоянно давит на тебя извне. И такое чувство, что находишься не на планете, а в космосе: за бортом сейчас жестокий холод и вакуум — чернильная пустота. И эта тьма и пустота уже проникли внутрь корабля убив всё живое, и только ты единственный кто ещё живой, а больше никого вокруг.
Внезапно Ямото останавливается и осторожно оглядывает огромную дыру в стене, проделанную взрывом — ничем иным такое сделать больше невозможно. Видны рваные края металла и оплавленной керамики, а из стены торчат порванные кабеля и трубы.
Дыра выходит в огромный зал, но там ничего не видно, лишь отдельные фрагменты, затронутые взрывом и превращенные в груды мусора, попадаются изредка на глаза.
Ямото не рискует и даёт отмашку двигаться дальше. Причиной взрыва придётся заняться позже. Десантники осторожно минуют дыру, в которую с лёгкостью прошёл бы человек, и, не оборачиваясь, торопятся за командиром. И снова туннель-кишка с запертыми дверьми по бокам.
Ямото начеку, уже анализирует увиденное, хмурится, и всё меньше надеется встретить на корабле живых.
"Надо бы поставить у дыры охрану, — автоматически отмечает он в своём электронном блокноте, — кто его знает, что оттуда может выскочить. — И пока не запустим генератор и не перевезём груз, хрен два я вообще сунусь исследовать корабль".
Когда по расчётным данным до командного центра оставалось сотня метров, Ямото было сунулся открывать дверь, ведущую в общий коридор, но потерпел фиаско. Переборка так и не поддалась под натиском человека.
-Режьте, — раздражённо приказал капитан.
При отключении генераторов, все системы на корабле обесточивались и по инструкции, если корабль находился на планете, все двери автоматически открывались, а вот именно эта, почему-то оказалась запертой.
"Снова плохой знак", — краем сознания отметил про себя Ямото, пропуская бойца с лазерным резаком. — Дверь могли только специально запереть. Иначе никак".
Тьму вспорол яркий луч, коснулся переборки и из-под него полился жёлтый дождь расплавленного металла.
Когда металл остыл, переборку осторожно вынули и положили на пол. Шуметь в темноте глупо, да и опасно. Это в чистом поле поорать во всё горло за радость, а впотьмах двигаешься чаще на цыпочках, и не то, что крикнуть, лишний раз вздохнуть боишься.
Прошли центральный коридор. Вокруг ни звука и темно, как в склепе. Жутко.
Наконец показались двери в зал управления. Слава богу — открыты, а то эти толстые переборки уже так просто не получилось бы разрезать.
Проникнув в помещение, десантники установили второй "КЛОС" и от хлынувшей санитарной белизны у всех зарябило в глазах.
Невероятно точная техника не любит грязи, а грязь любит пастельные тона, поэтому-то все помещения, где монтировались вычислительные машины, всегда были похожи на больницы: белые, чистые и светлые, и температура, чтоб не выше десяти градусов.
Ямото сразу отправил техников разбираться с центральным терминалом, в их числе был и Квотермейер — специалист по кибернетике. Он-то первый и доложил результаты прогона центральной системы корабля, обескуражено качая головой.
-Ну что могу сказать. Генераторы мы запустим. Дня через два, три... А вот с накопителем памяти ... — Тут Квотермейер замялся, не зная, как и сказать. — Чёрт, идиотизм какой-то! — вырвалось у него непроизвольно. — Никогда не видел, чтобы так обходились с "Мозгом". Кто-то целенаправленно, просто варварски уничтожил его и заодно повредил почти всё управление вспомогательными системами.
-Починить-то его можно, — с надеждой поинтересовался Сайлус.
Починить его... — тут Квотермейер призадумался, прикидывая шансы на успех. — Не знаю, получится ли, — покачал он головой. — Там практически одни ошмётки. Это уже не "Мозг", а хлам какой-то. Можно конечно попытаться восстановить его личность, но вот на остальное, я бы рассчитывать не стал. — Последовал вздох разочарования. — Во всяком случае, пока не доставят груз, я ничего не могу гарантировать. Нет запчастей, инструментов, диагностирующей аппаратуры, нет программы пробуждения, программ обучения и ещё много чего. К счастью всё это должно находиться в грузовых контейнерах. А вот генераторы мы можем запустить — не сомневайтесь. — Заверил Квотермейер начальство, обнадёжив хоть в чём-то, после чего удалился снова рыться в том хламе, что некогда был "Мозгом", в биллионы раз превосходящий возможности человеческого мозга.
Ямото с Сайлусом обошли командный центр, осмотрели оборудование, так для личного успокоения, хотя и ни черта и не поняли в устройстве сложной техники, но в обстановке разобрались и согласились с мнением техников что, чтобы так варварски разрушить терминал — это кем же надо быть?
-Здесь всё понятно, — наконец сказал Ямото, заканчивая осмотр. — Пора возвращаться. Сайлус вы со мной или остаётесь?
Джон представил, как снова сейчас будет пробираться в потёмках по заброшенному кораблю и благоразумно решил остаться, тем более, что его работа окончилась по прибытию на "Гелиос":
-Если вы не возражаете, я останусь.
-Разрешаю, — не стал настаивать Ямото. — Тогда в ваше распоряжение поступает взвод. Выставите охрану и связь не отключать.
Потом капитан ушёл, прихватив с собой пятерых десантников, а Сайлус остался, и вдруг его охватило по непонятным причинам, такое щемящее чувство безысходности и одиночества, что хоть вой. И это несмотря на то, что рядом с ним находились сорок человек.
На самом же деле всё просто. Джон испытал нечто вроде того, что чувствуют люди, оказавшиеся на необитаемом острове. Вроде бы не один — есть с кем общаться и есть возможность разделить обязанности, чтобы выжить, а всё равно в душе пустота и такое чувство заброшенности, отрезанности от большого мира и полного одиночества, что порой хочется спрятаться в какую-нибудь нору и завыть, тоскливо и протяжно, плача по утерянному дому.
Джон стоял на границе тьмы и света и всеми фибрами души чувствовал, как осязаемая темнота корабля пробуждается, от долгого сна. Ворочается, ворчит, оцепенело водит невидимым руками в пустоте корабельных коридоров, разминаясь от долгой спячки. Спору нет, тьма почувствовала присутствие живых.
— Глава 7.
Первый генератор удалось запустить спустя трое суток, но без центрального "мозга" электропитание получилось дать только на командный центр и ангар, где не покладая рук трудились техники, пытаясь вернуть к жизни летающие аппараты. Остальная же часть, считай, что весь корабль, продолжал тонуть в непроглядном мраке.
-Как дела Сэм? Скоро полетим? — в какой уже раз подходя к одному из грейдеров, поинтересовался Кирилл. За эти три дня десант и разведка — те, кто был без работы, в отличие от техников, — все просто извелись от безделья.
Ямото больше не желал рисковать людьми, и до поры до времени, запретил покидать ангар: выходить наружу, и в особенности исследовать сам корабль. Вот и шатались люди из угла в угол, не находя себе место. Любая работа, предложенная техниками, принималась на ура, но к всеобщему сожалению, уж слишком быстро она заканчивалась.
-Скоро, не скоро, — недовольно пробурчал длинный Сэм, не сомкнувший за все эти дни глаз, отчего спал с лица и стал похож на высушенную воблу. — Я работаю, не видишь.
-Да вижу, что работаешь, — протянул сержант, маясь бездельем. — Только вот что-то до сих пор результатов твоей работы не видно. — Сэм в ответ только раздражённо отмахнулся и нырнул внутрь грейдера. — Так, когда же всё-таки мы полетим, Сэм? — поднимая голос, продолжал приставать Кирилл.
-Слушай, — Сэм снова показался из кабины, весь обмотанный проводами, — тебе заняться нечем? — спросил он, скрывая раздражение, перераставшее уже в бешенство.
-Нечем, — простодушно ответил Званцев, вздыхая. — Десант рвётся в бой, Сэм. Наши парни тоже уже все скисли. Сидим здесь как в консервной банке. Тошно. Вон Кэс себе хоть какую никакую, а забаву нашла. Наловила жуков, пауков и сидит часами изучает, а мне что прикажешь делать? Я же взрывотехник. Может мне весь корабль заминировать, хоть какое-то дело.
-Иди и минируй, — в лёгкой форме послал сержанта длинный Сэм, пытаясь отвязаться от назойливого собеседника. Но тот, похоже, уходить не торопился. — Слушай, иди-ка ты, по-добру по-здорову, а то сейчас как врежу чем-нибудь, чес слово, — пригрозил тогда Сэм, подыскивая глазами подходящий предмет.
-Всё-всё, ухожу, — поднимая руки отступил Кирилл, и, повернувшись спиной, удалился искать себе другой объект для приставаний.
А Сэм, бурча под нос:
-Ходят тут, бродят. Каждые пять минут, пристают с расспросами. Сосредоточиться не дают. Тоже мне, нашли справочную, — снова скрылся в недрах летающей машины.
Кирилл же побродил, побродил, обходя лежащих солдат прямо на полу, и сунулся к Джону Сайлусу, сидящему в правом углу ангара вместе с лейтенантом Крапивиным.
-Лейтенант, может нам вылазку организовать? Ну, сколько можно сидеть, вся задница уже жиром заплыла, — подластился Кирилл к командиру.
-Выход наружу запрещён, — буркнул Сайлус, оглядывая ангар: все ли на месте?
-Да я знаю, — потягиваясь, сказал Званцев. — Но сил сидеть уже никаких. У меня скоро от этого сиденья клаустрофобия разовьётся.
Джон медленно повернул голову и внимательно посмотрел на сержанта, подумал о чём-то, а потом раздражённо махнул рукой:
-Так, иди-ка ты отсюда сержант, и без тебя тошно. Есть распоряжение Ямото и точка. По прибытию на корабль он главный, а я ему только подчиняюсь. Так что иди, иди отсюда.
Кирилл недовольно прокашлялся и ушёл.
Всего три дня безделья, а уже начинается сумасшествие — результат перенапряжения. Организм настолько привык работать на пределе, что просто физически уже не мог бездействовать, постоянно норовил чем-нибудь заняться, куда-то отправиться; лишь бы не стоять на одном месте.
Первый день безделья прошел более или менее ещё сносно.
Изменение обстановки, огромный корабль, таинственность происходящего, неразгаданная загадка исчезновения колонистов — разговоров было уйма, и каждый обязательно выдвигал свою версию по этому поводу. Но был ли кто из них прав, ещё предстояло выяснить.
А вот потом все как-то сразу сникли. Стали вялыми, большую часть времени спали, разговоров поубавилось и вообще, стало скучно, тошно и противно.
И как следствие — среди личного состава начались неурядицы, выяснение отношений, тихая неприязнь, и как не странно зависть. Зависть к занятым людям, а конкретнее к техникам. А ещё завидовали разведгруппе "альфа", так как она считалась, в первую очередь, не боевой единицей, а технической поддержкой двух других групп и все её члены обладали узкоспециализированными навыками. Длинный Сэм, например, механик и летчик по совместительству. Кесседи — как уже известно — ксенобиолог, Квотермейер — кибернетик, и даже лейтенант Сайлус обладал специфической профессией — киберлингвиста — человек способный прочитать любой машинный код и понять логику искусственного интеллекта, даже если тот сошёл с ума, — почему он и крутился большую часть времени рядом с технарями, работавшими в командном центре. И только сержант Званцев — взрывотехник и рядовой Дилон — следопыт, маялись от безделья, как и остальные, точно так же завидуя своим счастливым товарищам.
С другой стороны Дилон хотя бы всё эти три дня обхаживал Кэс, отлавливая для неё разную живность небольших размеров, да и то пока не включили генератор. После этого Ямото незамедлительно приказал задраить ангар и командный центр. Он больше не желал рисковать — охрана это конечно хорошо, но случись ворваться в ангар какой-нибудь твари, размером хотя бы с собаку и не известно ещё, чем это всё закончиться. А если она при этом будет не одна?
Получается, что подача энергии принесла солдатам одни разочарование, вместо облегчения. Раньше они хотя бы любовались на местную природу и на чудный трубчатый лес, радовались солнышку, и поражались величием планеты-гиганта, которого сопровождали ещё с десяток спутников, один из которых мало уступал размерами самой "Надежде". Теперь же люди оказались полностью заперты в стальной коробке, и лишь возможность избавиться от шлема, немного облегчило их страдания.
Но вот, где-то перед закатом, неожиданно для всех, наконец-то наступил тот сладостный миг, которого все так с нетерпением ждали. Ангар наполнился гулом работающего двигателя. Это было как песня, как бальзам намазанный на истерзанную душу, как праздник, в ожидание которого сладостно щемило сердце.
Из грейдера устало вылез длинный Сэм, и на его измученном лице, где жили лишь одни глаза, красовалась лучезарная улыбка. Он это сделал! Он одолел машину!
И как только он вылез, на него сразу обрушились целые волны восторга и удивлённого восклицания перемежающиеся вопросами, требующие немедленного ответа. Но Сэм не торопился. Он купался в лучах славы и, лучезарно улыбаясь во весь рот, с иронией смотрел сверху вниз на окруживших его солдат.
Пробившись, можно сказать через целую толпу, к грейдеру подоспел и Ямото:
-Работает? Сделал? — ещё не веря своим ушам, поинтересовался капитан, будучи уверенный, что техник лишь завёл двигатель, а вот будет ли летать эта машина ещё под большим вопросом.
-Да, сэр, — развеял все сомнения Сэм, любовно хлопая по корпусу грейдера. — Эта малышка ещё послужит нам. Осталось провести пробный полёт и можно сказать: дело сделано.
-Что, прямо сейчас? — не разделил энтузиазма Ямото, мимоходом заметив, что снаружи уже наступила ночь.
-Чем скорее, тем лучше! — выкрикнул Сэм, пытаясь перекричать взбрыкнувший двигатель. — Выявим мелкие неполадки, и завтра прямо с утра можно уже будет лететь на разведку.
Ямото почесал лоб:
-А, была не была... Выводи машину! — согласился капитан с приведёнными доводами. Действительно, сколько можно держать солдат взаперти?
-Есть сэр! — козырнул Сэм и скрылся в кабине.
Грейдер урча, словно он сытый и довольный кот, мягко оторвался от пола. Шлюзовые ворота открылись и под шквал аплодисментов, летательная машина плавно тронулась с места.
Чем-то похожий на шмеля: бронированная округлая кабина без иллюминаторов, сбрасываемый грузовой отсек, и пара двигателей по бокам обтекаемой спины, меняющие своё положение в зависимости от режима полёта; грейдер выплыл за ворота и, зарокотав двигателями, взмыл в ночное небо. Облетел циклопический корабль и вернулся в ангар.
-Ну что, Сэм? — запомнил Ямото имя удачливого техника. — Как?
-Всё окей, сэр! — выпрыгивая из кабины, ответил разведчик. — Машина работает как часы. Завтра с утра можно лететь.
-Ну и, слава богу... — облегчённо выдохнул Ямото. Наконец-то дела сдвигаются с мёртвой точки.
— Глава 8.
Басовито урча и распугивая "всадников Апокалипсиса", грейдер, держась макушек трубчатых деревьев, шёл строго по сигналу от одного из трёх грузовых контейнеров. Эти контейнеры оборудовались пассивной системой радиодатчиков — это значило, что сами они не подавали никаких сигналов, а только откликались на запрос, отражая радиоимпульс. Такая система не очень эффективна, потому как существенно расширяла область поисковых работ, но зато она могла работать десятилетиями. Пассивный передатчик не потреблял энергии. Он был, если можно так выразиться, выключен, и лишь когда улавливал сигнал-запрос, посылал ответный, как зеркало отражает луч.
-Вон он! Я его вижу! — высунувшись из грузового отсека, прокричал Кирилл, указывая на то место, где предположительно находился грузовой контейнер. — Давай ближе!
Грейдер сбавил ход и, зависнув на одном месте, стал медленно снижаться, пока не коснулся днищем трубчатых деревьев, достигавших в некоторых местах десяти метров, а то и больше. Внизу, в переплетении трубчатых переломанных стволов, лежал контейнер.
-Вроде, не раскололся, — поделился со всеми Дилон. В отсеке помимо него ещё находились сержант Званцев и Кесседи — грезившая высадкой на поверхность планеты; и ещё пара десантников — отряд прикрытия.
Первый полёт только поисковый и сейчас приоритетом пользовались в основном разведчики.
-Да, выглядит целым, — согласился с ним Кирилл.
Сэм же, сидя на месте пилота, в это время отмечал на карте местоположение контейнера. Сделав отметку, он связался с грузовым отсеком:
-Плохи дела.
-В чём дело, Сэм? — занервничал Званцев.
-Я именно это и предполагал, — стал объяснять длинный Сэм. — Контейнер в самой гуще леса. Негде грейдер посадить.
-А ты можешь прямо сейчас подцепить контейнер?
-Да ты чего? В нём же груза на пятьсот тонн, а наша малышка потянет только десять.
-Что же тогда делать? — наивно встряла с вопросом Кэс.
-Для начала надо очистить площадку, а там видно будет. Для этого, я думаю, придётся снять с "МСМ" кое-какое оборудование и использовать его отдельно. Саму машину сюда не доставишь, слишком мало места на грейдере. Так что, придётся вам ребятки действовать вручную, — растолковал Сэм. — Всё, возвращаемся! — крикнул он, разворачивая грейдер.
Но тут вдруг взмолилась Кэс, понимая, что упускает такой замечательный шанс:
-Сэм, а ты можешь меня высадить рядом с контейнером?
-Ты с ума сошла! Зачем тебе это?
-Ну, я бы там пару образцов собрала, — покраснев, принялась оправдываться девушка, а потом с вызовом заявила. — Ну не могу я больше находиться на этом корабле! Я там скоро с ума сойду...
-Я тебя понимаю, — оборвал её Сэм. — Но не положено. Сейчас вернёмся, а через час, пойдём искать второй контейнер.
Грейдер, набрал скорость и полетел назад, в сторону уснувшего на века колониального корабля.
Когда поисковая группа вернулась из рейда, их ожидала вторая хорошая новость — первую принесли они, — починили второй грейдер.
Выслушав доклад разведчиков, Ямото поскрипел зубами:
-Слишком далеко... — но, так или иначе, отдал приказ готовиться к оборудованию посадочной площадки. Медлить нельзя. Припасов осталось совсем немного, людям нужно что-то есть, да и лекарства не помешают. Риск, конечно, есть, ну а куда теперь без него, тем более, когда находишься на чужой и, как оказалось, враждебной планете.
-Лейтенант Крапивин, отберите людей, возьмите какое нужно оборудование и приступайте. Сайлус, потребуются и ваши люди. Кого пошлёте?
Стоящий неподалёку Джон, первую кандидатуру назвал не раздумывая, тем более, она сама чуть ли не требовала этого с кулаками. Ну и, следовательно, вторая кандидатура вырисовывалась сама собой — рядовой Дилон.
-Сержант вы полетите? — спросил он у Званцева, когда были уже названы две первые кандидатуры.
-Если разрешите, то да.
-Хорошо, можете лететь. Ещё кто-нибудь нужен? — спросил Сайлус.
И Кирилл предложил:
-Можно взять двоих оставшихся из "беты". — Но сразу встретил противодействие.
-Не нужно, — заявил Ямото. — Им крупно досталось, и я сильно сомневаюсь в их адекватности. Сейчас они будут вам только помехой.
-Ну, вы спросили, я предложил, — отступил Званцев. — Начальству, конечно же, виднее.
-Спасибо, — Ямото оборвал ехидные замечания, и поблагодарил Сайлуса. — Я думаю, этого будет достаточно, лейтенант. "Дельта" тогда пойдёт со второй группой, когда найдут следующий контейнер. — Уже отсылая разведчиков, капитан вдруг чисто по-человечески, попросил. — И поосторожней там. Чтоб без лишнего геройства мне.
...Высадка производилась в тот же самый день. Чего медлить? Длинный Сэм, сжившись с ролью пилота, доставил двадцать десантников и своих четырёх товарищей, на место. Дождался, когда они выгрузятся, после чего поднял машину и, попрощавшись:
-Я прилечу за вами ближе к вечеру, но всё равно, если что, сразу же вызывайте меня. Поняли? — улетел, оставив людей воевать с местной флорой.
Кесседи, тут же, в сопровождение Дилона, куда-то убежала, несмотря на предупреждения своего попутчика, а десантники принялись готовить аппаратуру для расчистки местности от длинных трубчатых стволов, чтобы затем, на их месте водрузить довольно замысловатую конструкцию — посадочную площадку.
Пока подготавливали к работе атомные резаки, Кирилл из любопытства залез в контейнер, и к своему удовольствию внутри он наткнулся на небольшой арсенал, часть, из которого, представляло лёгкое вооружение, но было там кое-что и посерьёзней, а именно немного атомно-диструкторной взрывчатки. Её-то Званцев и прихватил, вылезая обратно на свежий воздух.
Вскоре закипела работа.
Длинный, схожей чем-то с трубой, атомный резака с миниатюрным реактором выстреливал, видимый только по колебанию воздуха, луч и трубчатый ствол начинал мелко вибрировать, издавая низкий гул. Когда ствол раскалялся докрасна, резак выключали и шестеро десантников принимались долбить остывающую каменную кору. Но она чертовски плохо поддавалась, не желая сходить пластами, лишь рассыпалась шлаком, обнажая новый неповреждённый слой.
Деревья оказались крепким орешком. Настолько крепким, что к наступлению вечера удалось повалить только два небольших трубчатых ствола. Они с гулким треском, неожиданно для всех, вдруг лопнули, разбрасывая вокруг себя мириады кристаллических осколков, и медленно завалились на соседние трубчатые стволы, застревая там намертво.
Проклятий было — не счесть. Но делать нечего, правило игры, диктовала сама планета.
После прилёта грейдера, десантники немного разгрузили контейнер, прихватив с собой съестных припасов, а в освободившиеся пространство уложили инструменты, чтобы не таскаться с ними каждый раз.
На следующий день всё повторилось.
Четыре резака, по два человека за каждым, резали трубчатые деревья, ещё десять человек сбивали с каменных стволов образующийся шлак, очищая свежий слой. Снова выстрел резака и снова кропотливая очистка. И надо помнить, что трубчатые деревья отнюдь не карлики, некоторые из них, в обхвате достигали восемь-двенадцать метров. А это столько работы!
Потянулись дни.
День сменялся ночью, работа сменялась отдыхом. В какой-то момент капитан Ямото хотел уже приостановить все работы и попытаться перевезти груз частями. Но куда там. За целые сутки удалось перевезти груза всего на две тонны, а в контейнере — пятьсот! И Ямото пришлось отступить. Работу по очистке возобновили.
На самом корабле тоже без дела никто не сидел.
-Ну наконец-то лейтенант. Долго же вы добирались, — пожурил Джона капитан Ямото. Полчаса назад он вызвал командира разведчиков на командный пост, желая поделиться радостной вестью. — У меня хорошие новости для вас. Думаю, вы заинтересуетесь. Не ранее, как сегодня техники заверили меня, что им удалось восстановить "мозг", в той или иной степени. Вот я и решил предоставить вам возможность блеснуть вашими способностями. Я смею надеяться, что вы не откажитесь?.
Джон в ответ тихо поблагодарил и, сдерживая себя от мальчишеских порывов, чинно подошёл к головному терминалу "мозга", а у самого руки трясутся:
"Неужели сейчас мы узнаем, что произошло с колонистами? — лихорадочно мельтешило у него в голове. — Только бы "мозг" откликнулся на запросы".
От слабого прикосновения терминал осветился холодным голографическим светом. Джон внимательно осмотрел бегущие по дисплею показания жизнедеятельности "мозга", заметил кое-какие прорехи в программном обеспечении личности квантового компьютера, но больше всего, ему не понравилось нарушение логически-смысловой обработки поступающих команд.
Лейтенант с надеждой посмотрел на техников, сидящих поодаль от него в специальных креслах с пузырями "виомами" на головах, соединявшими человека с искусственным мозгом, позволяя последнему, интуитивно восстанавливать пробелы в своих программных файлах памяти.
-Надеюсь — это поможет, — неуверенно пробурчал лейтенант, делая два шага от терминала. — Система головного компьютера, — громко и четко проговорил он, скашивая глаза на дисплей терминала — есть отклик. Джон облегчённо вздохнул. — Индифицируй себя.
Медленно потекли секунды. "Мозг" молчал, но по показаниям дисплея можно было с уверенностью сказать, что команда благополучно прошла.
Джону даже померещилось, как там, в квантовом мозгу, спрятанном в молибденовый кожух, медленно, со скрипом, начали двигаться разнообразные шестерни, пробуждая "мозг" к жизни, заставляя его думать и осознавать себя как личность.
-Интуитивно логическая квантовая система — модель "X-TERRA 2028", — неожиданно раздался возвышенный, сухой и немного надменный, мужской голос, но ничуть от этого не отталкивающий, а наоборот даже располагающий к себе, как к интересному и любимому собеседнику. — Предназначения: следить за работой систем корабля. Производить накопление получаемой информации, анализировать её и по необходимости записывать в свою структуру. Главная задача: оказывать посильную помощь экипажу корабля вплоть до экстренных ситуаций. Защищай и помогай.
-Так, а вот это уже хорошо. Стандартная процедура пройдена, — пояснил Сайлус поведение "мозга" капитану. — Теперь попробуем перевести полный контроль над "мозгом" на себя.
Большинство процедур проводимых с квантовыми системами производились в основном голосовыми командами, так как, эти системы являлись не совсем компьютером, а скорее живым интуитивным интеллектом с ограничивающими программами поведения. И поэтому загрузить в такую систему, что-то на основе машинного кода было куда сложней, чем просто объяснить, так сказать на пальцах, искусственный же "мозг" уже сам сделает соответствующие выводы. А вот машинный код он воспримет точно так же, как и любой неподготовленный человек. Как и мы, он увидит перед собой абсолютную абракадабру, пока его не обучишь распознавать этот самый код.
-Внимание, объявляю экстренную ситуацию, — озвучил следующую команду лейтенант Сайлус. — Ввожу смену кодов доступа приоритетного подчинения.
После недолгой манипуляции человека, "мозг" сообщил, что коды приняты.
-Отлично, — потёр руками Сайлус. — Теперь назовись.
-"Харон"...
-Хм... Довольно странное имя, вы не находите, — после недолгого молчания заинтригованно поинтересовался Сайлус у капитана. Но Ямото на это лишь пожал плечами. Ему, что "Харон", что "Барон" — без разницы.
-"Харон" — это перевозчик душ из мира живых в мир мёртвых. — Джон решил на всякий случай пояснить, видя безразличие капитана. Но тот снова остался невозмутимым, и лейтенанту пожал плечами, вплотную занявшись машиной. — "Харон", прими новые вводные. Объекты подчинения: капитан Ямото, лейтенант Сайлус и лейтенант Крапивин. В случае нашей гибели, идёшь по старшинству. Я загружаю тебе данные о личном составе спасательной экспедиции.
-Принято, — через минуту ответил "Харон", впитав в себя очередной файл информации.
-Превосходно. Теперь, включай системы жизнеобеспечения по всему кораблю.
-Начинаю диагностику, — откликнулся "мозг" и замолчал, связываясь с сотней подсистем корабля. Через пять минут пошёл доклад о состоянии систем жизнеобеспечения. — Внимание, повреждение систем корабля на семьдесят процентов. Шесть из восьми генераторов в неисправном состоянии. Обесточены и отключены палуба один, два, три, четыре и пять. С палубы восемь по тринадцатую, не удаётся включить освещение, повреждены передающие элементы. Система жизнеобеспечения функционирует на восемнадцать процентов.
-Чёрт! — вырвалось у Ямото. — Они что тут весь корабль раскурочили?
Сайлус не нашёлся, что ему ответит, и снова пожал плечами. Что тут скажешь? Его точно так же обеспокоил полученный доклад, но выводы делать было ещё рано.
-"Харон", — обратился он снова к "мозгу". — Оставь пока в покое все палубы. Подключи к системе жизнеобеспечения только командный центр и ангарные отсеки пять и шесть.
-Выполняю.
Корабль пронзила еле заметная судорога. Дрогнул под ногами пол. И спустя многолетний спячки, "Гелиос" вновь стал медленно возвращаться к жизни. Появился слабый гул — заработала вентиляция. Замигало освещение и вдруг одним скачком осветило сразу всю четвёртую палубу, открывая поразительную сцену.
Оказалось, что командный центр совещался с кораблём не только посредством электронной связи, но и визуально, выходя выпуклой кабиной во, что-то наподобие амфитеатра, с тонущими в полумраке ложами. И сейчас все четырнадцать палуб-лож, в разрезе предстали пред глазами ошеломлённой публики.
Хоть это и было предсказуемо, основываясь на схеме корабля, но увидеть такое своими глазами — это было нечто.
-Колоссальные размеры, — восхищённо выдохнул Квотермейер, подходя к огромному, панорамному окну и заглядывая на самое дно амфитеатра, а затем вверх до самого потолка. — Вот же махина, чёрт меня подери. И представляете, повсюду были люди. Они ходили вон там, или там, а может и там, — указывал он пальцем на разрезы палуб, представляя бурлящую здесь некогда жизнь. — Они работали, отдыхали, веселились, любили друг друга и, наверно, ненавидели. Но куда же они все делись, лейтенант? — вдруг просительно, с затаённым страхом, спросил разведчик, поворачивая своё бледное лицо к Сайлусу. — Не могла же такая прорва народу просто взять и исчезнуть?
-Не знаю, Квотермейер, не знаю... — покачал головой Джон. — Но пора это узнать, — твёрдо припечатал он, обращаясь за разъяснениями к "мозгу" корабля. — "Харон" доложи о последних событиях, произошедших на корабле, до твоего отключения.
Но "мозг" на этот раз и не подумал отвечать, будто это не к нему только что обратились.
-"Харон"? — менее уверенно повторил Сайлус.
И тут "мозг" словно пробудившись ото сна и чего-то после этого испугавшись, громко заговорил на весь корабль, врубив тревожную сирену:
-Внимание, невозможно обратиться к блокам памяти. Повреждение нейтронных цепей. — И следом. — Внимание, в системе обнаружен вирус. — Неожиданно на своих креслах закричали техники, подключенные непосредственно к "мозгу". — Внимание, опасность. В системе обнаружен вирус...
-Вырубай его! Вырубай! — нервно закричал Сайлус Квотермейеру, бросаясь к терминалу управления.
-Вниимааание, обнааруужеен вииирус. Вниииманииеее опасность раазруушениия лииичности...
-Ну, чего вы телитесь, отключайте его, — молил Сайлус, понимая, что время сейчас не на их стороне. С каждой секундой квантовый "мозг" безвозвратно терял десятки гигабайт полезной информации.
Между тем вокруг происходило чёрте что.
Кричали надсадно техники. И вытащить нельзя, пока их сознание слито с компьютером, но и слышать их крик полный боли уже нет никаких сил.
"Мозг", постепенно умирая, коверкает слова ломающимся голосом.
Мигает свет, воет сирена. А посередине всего этого кошмара — Ямото, стоит как дурак, и не знает чем помочь, и вид у него при этом такой растерянный и жалкий, что впору было его пожалеть.
-Вниимааа... — "мозг" наконец замолкает, как сломанный патефон, и Сайлус, от перенесённых переживаний, обмякает на терминале управления, жадно хватая ртом воздух.
После пережитого стресса, ему бы немного тишины и покоя, но не тут-то было.
-Что это, чёрт возьми, было?! — раскричался Ямото, помогая подняться с кресла одному из техников.
Квотермейер испуганно спрятался во внутренностях компьютерного терминала, делая вид, что не расслышал вопроса. Лейтенант Сайлус же, приподнявшись на руках, объяснил, как можно проще:
-Кто-то пытался уничтожить "мозг", загрузив в главную систему вирус, оставив при этом жизнеспособными только системы обслуживания корабля. Но вот для чего они это сделали, хоть убей не понимаю, — оборачиваясь и смотря в упор на капитана, закончил он.
Ямото от такого заявления прям опешил:
-Починить-то сможете? — только и нашёлся он, что спросить.
Сайлус на это снисходительно усмехнулся:
-Починить? — И размышляя над этой новой проблемой, вопросительно посмотрел на Квотермейера.
-Ну... — протянул разведчик, высунувшись из укрытия. — Попытка не пытка. Но, если честно, шестьдесят процентов системы почти полностью уничтожены, — покачал он головой. — Я даже не знаю, что при таких повреждениях вообще ещё осталось, в этом "Хароне". Возможно, что уже и ничего ценного для нас. Запустить-то мы его запустим. Только вот кто это уже будет, прежний "Харон" или безмозглая программа, за это я точно не могу поручиться.
Сайлус недовольно пожевал губами. Но злился он не на разведчика, а на судьбу, что насильно поставила их перед неприятным фактом, с которым теперь приходилось помимо воли мириться.
-Действуй, — бросил он Квотермейеру. — Там уже посмотрим, что да как. Сейчас же для нас главное снова запустить "мозг". Без него мы как без рук, — настоял лейтенант и, подойдя поближе, чтобы не орать через всё помещение, назидательно так попросил. — И ты всё-таки постарайся, хоть что-нибудь нарыт из его памяти, хоть каплю какой информации. Ты же сам понимаешь, что мы сейчас как слепые котята, ни хрена в обстановке не разбираемся. Вот что сейчас, к примеру, произошло? Ну, всё же для нас сейчас, как в диковинку. Всему удивляемся, всего боимся. Всё домыслы строим, отгадывать пытаемся, а я вот что тебе скажу: Эту чёртову загадку без "мозга, нам вообще никогда не удастся разгадать.
Выслушав такой спич наставлений, Квотермейру ничего не оставалось, как обречённо кивнуть, соглашаясь с доводами лейтенанта.
-Солдат, ты только сделай, а я в долгу не останусь, — присоединился к лейтенанту и Ямото со своими наставлениями. У Квотермейера аж глаза расширились, от проявления к нему такого добродушного общения. Капитан же рассудив по чести, что здесь его долг исполнен, позвал Сайлуса. — Лейтенант, идём, посмотрим, как идут дела в ангаре, — и широким шагом пошёл прочь из командного центра, даже не подозревая, что ему вслед корчат недовольную рожу. А именно Квотермейер, таким образом, высказывал, всё своё отношение к начальству:
"Починить ему. Ишь умный выискался. Как будто так легко будет починить эту груду хлама".
— Глава 9.
С отключением "Харона", в другие ангары пробраться так и не удалось. Они оказались заблокированы с центрального терминала. Можно было, конечно, попытаться взломать перегородки. Но смысл? Если шлюзовые ворота наглухо заперты, тут уже никакой резак не поможет, а значит, и технику оттуда не вытащишь.
Поэтому, всю последующую неделю десантники только тем и занимались, что без устали очищали посадочные площадки. Второй контейнер нашли довольно быстро, как впрочем, и третий — последний. Но Ямото, в силу нехватки людей, распорядился очищать только две площадки. Разбить солдат на мелкие группы он не рискнул.
Люди трудились от восхода и до зари не покладая рук. С ног до головы, покрытые чёрной пылью, одни управлялись с резаком, другие счищали железной щёткой шлак, открывая свежие раны у трубчатых стволов, а третьи в это же самое время стояли с огнемётом наготове, и как только в стволе образовывалась дыра, сжигали всех обитателей трубчатого дерева.
При этом из дыр и отверстий наверху, валил густой смолянистый дым, делая трубчатые деревья похожими на печные трубы крематория. Вместе с пеплом, из верхних отверстий, стремительно вылетали, спасаясь: и сумеречные твари — с визгливым криком, опалённые огнём они разлетались в разные стороны, не разбирая дороги и не решаясь атаковать; улепётывали и "всадники Апокалипсиса" разом растеряв всё своё величие. Были там и другие не менее экзотичные виды: и похожие на бабочек, и на тяжеленных жуков в панцирях и наростах, которые злобно гудя крыльями, неслись в чащу леса, где поспешно забивались в трещины. Иногда лезли существа похожие на слизней и улиток, только в несколько раз больше своих земных собратьев.
Все спешили, все бежали и летели, все хотели убраться как можно дальше от опасного огня, коего и за всю свою-то жизнь, наверное, никогда не видели.
И вот, в один из таких дней, сержант Званцев, обладая не плохим арсеналом взрывчатки, решил её, наконец, использовать по назначению. Ему надоело наблюдать за тем, какой слабый эффект производили резаки, и сколько времени при этом затрачивалось всего на одно жалкое дерево.
Эффект превзошёл все его ожидания.
Атомно-деструкторная взрывчатка — расщепляла сложные молекулы на простейшие, путем прерывания взаимосвязей между электронами, подавляя их заряд.
Вот и в этот раз направленный взрыв расщепил каменистый ствол дерева, образовав вокруг него кольцо мельчайшей пыли, и дерево, потеряв под собой опору, рухнуло на землю.
-Всего-то и делов! — обрадовался Званцев, удовлетворённый проведённым экспериментом. — Раз и готово.
Единогласно было признано, что второй метод более действенным первого, даже с охотой признали. И через каких-то два часа посадочная площадка была уже почти полностью очищена от трубчатых стволов и запечатана в том месте, где от обычных деревьев остались бы одни пеньки, а не дыры, как здесь, откуда могли пожаловать нежелательные, и что не менее важно, опасные субъекты местной фауны.
Монтаж же конструкции посадочной площадки произвели уже ближе к ночи.
-Чего-то Сэм задерживается, — пробормотал Дилон, не на шутку обеспокоившись наступлением ночи. — Пора бы нас уже забрать отсюда.
Потревоженная шумом, дымом и огнём, живность покинула ту часть леса, где находились люди, и такой привычный и вполне уже знакомый трубчатый лес, с приходом сумерек, превратился в лес гигантских чёрных костей.
Воздух существенно похолодал и испарённая днём влага сконденсировалась, образовав туман. Туман опускался от самых макушек деревьев, достигал земли, и замирал, неспешно качаясь волнами, наподобие молочного озера. И он был настолько плотен, что его можно было раздвинуть руками, словно это не туман из пара, а жидкость.
-Не беспокойся. Скоро прилетит, — успокоил товарища Кирилл, протягивая паёк. — На вот, лучше подкрепись пока.
Дилон поблагодарил, и пересев поближе к Кэс на одно из поваленных деревьев, принялся за еду, с внутренним напряжением посматривая по сторонам.
-А насчёт Сэма, ты прав. Ему давно уже следовало здесь появиться, — подойдя к парочке со своим пайком, вернулся к прерванному разговору Званцев. — Как бы не пришлось связываться с базой.
-По моему, давно уже пора с ними связаться, — высказала своё мнение Кэс, посмотрев на притихших десантников, те ужинали в сторонке от разведчиков, сбившись в кучку. — Люди уже начинают нервничать. Как бы, не случилось чего.
Кирилл посмотрел по сторонам, вывел на дисплей хронометр: "Рановато, что-то сегодня потемнело. Но Кэс права. Положенное время пребывания в лесу давно уже вышло",
-Уговорили, — вынужденно согласился Званцев. — Связываемся с базой, — и направился к длинной антенне передатчика.
Но вдруг еле слышный окрик:
-Тихо! Замрите все, — заставил его резко остановиться.
"Дельтовец" по имени Ровен, прикомандированный к сержанту Званцеву для численного уравновешивания двух оставшихся разведотрядов, соскочил с самого большого поваленного ствола, где всё это время находился на страже и, раздвигая молочное озеро тумана, вышел на середину расчищенной площадки.
-Что там? Что ты видишь? — занервничал Дилон, потому как, что-то типа этого он и ожидал. Что что-то, да обязательно должно было случиться.
Ровен не отвечал, только поднял руку, призвав к тишине.
Десантники, пропадая из виду, поглощённые туманом, быстро рассредоточились, заняв укрытия.
"Что мог такого заметить Ровен, своими кибернетическими органами чувств, того, что не видим мы?", — испуганной канарейкой стучалась мысль в голове сержанта, пока он шаг за шагом, медленно приближался к "дельтовцу".
-Что-то приближается, — предупредил Ровен сержанта.
-Откуда Ровен? Укажи цель, — шепотом попросил его Кирилл, покрываясь холодным пота.
"Дельтовец" молча вытянул перед собой руку, указывая направление.
И тут, как будто откликаясь на этот незамысловатый жесть, в чаще леса раздался диковинный печальный вой, словно кит пропел в лесу, а следом ему вторил другой. Но этим не ограничилось. Людей вдруг охватило чувство тоски и обречённости, потом накатили волны страха, закрутив всех в хороводе безумия дикой паники. В груди замирая, гулко заухало сердце. Внуиренности свело. Задрожали руки, заслезились глаза...
Но и это был ещё не конец.
-В сторону!
Разрывая полог тумана, из леса стремительно выметнулись две огромные призрачные тени. Одна пронеслась поверх голов людей, отвлекая внимание. Другая же, чуть ли не стелясь по земле, схватила Ровена, и вслед за первой, быстро скрылась в чаще леса.
-Ровен! — только и успел прокричать Кирилл. Ни понять, что собственно произошло, ни выстрелить, или даже попытаться спасти бойца, он попросту физически не успел.
Следом закричала Кэс:
-Чего вы стоите?! Его нельзя вот так просто бросать!
Званцев, в нарушение инструкций, колебался недолго:
-Дилон, — отрывисто бросил он, — выпускай охотника! — Сам тоже активировал маленький дискообразный аппарат, величиной чуть больше ладони. Диск, выпустив два серповидных отростка по бокам, завис в воздухе, ожидая команд.
-Вперёд! — скомандовал сержант Дилону и диску, а потом уже мысленно "унику" костюма. — "Режим преследования".
Два диска, с еле различимым жужжанием сорвались в погоню, передавая координаты следования на "уник" костюма, разведчиков. Вслед за ними, развив сверхчеловеческую скорость, последовали и разведчики.
В "режиме преследования", управление над костюмом, а именно над искусственными мышцами, полностью брал на себя "уник", человеку, в этот момент, оставалось лишь безвольно подчиняться. Две чёрные фигуры, отбрасывая приглушённый синий свет — энергосистемы, что как кровеносная система опутала костюм, неслись по трубчатому лесу, проявляя чудеса акробатики. Ведомые встроенным компьютером, они ныряли под изогнутые стволы, взлетали в прыжке над холмами, руками и ногами отталкивались от деревьев, резко меняя направление движения. Иной раз и вовсе скакали по стволам, на скорости удерживая горизонтальное положение тела. И если бы не "уник", способный просчитать сотни ходов в секунду, разведчики на такой скорости просто расшиблись бы в лепёшку. А так терпимо, только необычно, когда тобою управляют.
Вот перед глазами дерево, быстро приближается, и вдруг резко уходит вбок. К горлу подступает тошнота. Следом идёт овраг — прыжок, и сразу же навстречу выныривает холм, потом короткое скольжение, снова ускорение, прыжок, опять бежишь и, только ноги в воздухе мелькают. И как только не отрываются от тела? Прыжок, захват, смена направления...
Перед глазами причудливым калейдоскопом мелькают деревья, холмы, овраги, лужи, мелкая живность. Мозг ещё не успевает обработать смену кадров, а "уник" уже просчитал траекторию десятка метров пути, следуя телеметрическим показаниям "охотников".
-До цели осталось сто метров, — докладывают охотники. На дисплее, отвлекая от мельтешения пейзажа, вырисовывается изображение цели: неглубокий овраг с ровной площадкой, распластанный на земле Ровен, а рядом с ним двое существ. Они чем-то отдалённо напоминают кошек, или скорей даже гепардов — такие же поджарые, с длинными лапами, и узкой грудью-килем. Шерсть у них чёрная, и в тоже время постоянно серебрится, точно переливаясь, становясь то абсолютно чёрной, то светло серой, сливаясь с туманом. Хвост длинный, пушистый, а на конце костяной крюк. Острые подвижные уши, способные прижиматься к голове, как у собак. Глаза тёмно-красные, как рубины, светятся из глубины черепных глазниц. Широкий чёрный нос с четырьмя ноздрями и, наконец, широкая пасть, увенчанная острыми зубами и нижними загнутыми длинными клыками-крючьями, чтобы с лёту можно было хватать жертву, подсекать её как рыбак, подсекает рыбу.
Когда до оврага оставались считанные метры, Званцев приказывает "унику":
-Нацелиться на ближайшее к человеку существо. — В ответ на дисплее появляется перекрестие на одном из животных, усердно пытавшегося прогрызть костюм разведчика.
Опережая ветер, из-за деревьев, со свистом сначала вылетели "охотники". Животные в овраге сразу напряглись. Следом, совершив гигантский прыжок, в овраг ворвались люди, обрушившись на животных, как снег на голову, и ещё не коснувшись земли, синхронно открыли огонь. Прицельное попадание убивает первую зверюгу наповал. Вторая — более расторопна, — неожиданно размазываясь в пространстве, исчезает, только след завихрения остаётся на поверхности густого, как молоко, тумана.
-Ровен, ты как? — приземляясь на ноги, обеспокоено спросил Званцев, стараясь держать всё под контролем. Но вместо ответа слышит удивлённый испуг Дилона:
-Куда она делась? — шепчет разведчик, вращая вжатой от страха в плечи головой.
Но Званцеву не до него:
-Ты слышишь меня, Ровен? — подползая, снова шепчет он.
-Нормально, — простонал, наконец, "Дельтовец", намереваясь встать.
-Лежи. Не двигайся, — остановил его Кирилл, и Ровен, снова лёг в молочную белизну. — "Режим призрак", — следом командует Званцев, и фигуры разведчиков, исчезают.
Но то ли костюм плохо справился с маскировкой, не совладав с туманом, то ли зверюга видела в ином спектре, нежели люди...
-Ложись! — кричит Званцев, и успевает только встать на одно колено, как над ним бесшумно, как при замедленной съемки проноситься еле различимая в сумерках тень. Кирилл заворожено замечает только разверзнутую пасть хищника у себя над головой. Зверь как дым, пролетает над людьми, раздвигая туманный полог. Рассерженно ревёт, и снова растворяется в ночи.
-Бог мой, — с каким-то мистическим трепетом, шепчет Дилон, стоя на коленях. — Оно слишком быстрое для нас, сержант. Мы не справимся с этой тварью. Нужно сматываться.
Званцев на это лишь хищно улыбнулся. Куда бежать? Эта зверюга уже не отпустит. Мы укокошили, судя по всему, его подругу. Нет... Теперь только смерть одного из нас, решит проблему: кому отправиться домой.
-Тихо, — обрывает Кирилл стенания Дилона. — Зверь не ушёл. Он всё ещё здесь. Ждёт момента....
Разведчики замерли, вслушиваясь в показания "уника". Их собственные чувства им сейчас были не помощники. Костюм — вот кто мог ещё спасти их жизни. Десятки датчиков: движения, давления, температуры, нацелились на окружающую среду, пытаясь отловить передвижения хищника. Но тот будто бы действительно состоял из тумана и "уник" прозевал момент...
Молочный полог под ногами вдруг бесшумно взрывается и на Званцева стремительно прыгает зверь.
"А хищник не дурак, меняет тактику. Два раза одинаково не нападает", — подсознательно восхитился Кирилл, заторможено наблюдая, как на него надвигается чёрная лапа, увенчанная острыми когтями, величиною с палец, способных пробивать каменистую кору трубчатых деревьев.
Скорость атаки бешенная. Человек просто не в состоянии уклониться от рокового удара. Кирилл успевает только понять, что ему конец...
Но как бы ни был быстр зверь, очередь из импульсной винтовки оказывается быстрее, тараном отшвыривая зверя от человека. Хищник падает в туман, расплескивая его как воду, скребёт в агонии длинной лапой, ревёт прощальную песнь и умирает. И туман, как заботливая мать укрывает своё дитя, скрывая его от посторонних глаз.
-Вы как сержант, живы? — Из-за деревьев выступила группа камуфлированных фигур, и в одной из них Кирилл сразу признал Кэс. — Слава богу, — выдохнула девушка, тем самым сбрасывая непосильный груз с плеч, — а я грешным делом уже не знала, что и думать. Вы так быстро убежали. Людей не снарядили. Сорвались, побежали, да ещё только вдвоём. — Полились из неё справедливые упрёки. — Дилон, а ты как? Ты не пострадал? — следом поинтересовалась Кэс, помогая разведчику подняться с колен. Не найдя на нём ни единой царапины, она мысленно снова поблагодарила бога. И вдруг, будто только вспомнив, испуганно завертела головой. — А что с Ровеном? Вы нашли его? Он жив?
-Я в порядке, — прокряхтел "дельтовец", поднимаясь с земли. — Спасибо, что хоть вспомнила обо мне. Лучше поздно, чем никогда.
-Ну не обижайся Ровен, — замела хвостом Кэс. — Просто, когда я увидела, как эта зверюга напала на сержанта, я так перепугалась, что сразу всё из головы вылетело.
-А, забудь, — отмахнулся Ровен и, повернувшись к Званцеву, протянул ему руку. — Спасибо сержант. Если бы не вы, то не разговаривать бы мне сейчас с вами, а кормить местных зверей. Я в долгу перед вами сэр.
Кирилл с чувством пожал протянутую руку, принимая благодарность.
-Сочтёмся, как-нибудь, — сказал он. — Сегодня я тебя, завтра ты меня. Все мы сейчас должны держаться друг друга, а иначе никак.
Пока Кирилл с Ровеном объяснялись в дружбе, к ним подошёл сержант Льюис — командир десантной группы:
-Рад, что вы в порядке, сержант — подходя к разведчикам, сухо процедил он. Званцев нарушил инструкции капитана, а этого Льюис не любил, но восхищался проявленной отвагой. Он бы, наверное, так не смог — броситься сломя голову к чёрту на рога не задумываясь о последствиях.
Кирилл предпочёл не замечать проявленное недружелюбие, и не портить всем радостный момент спасения.
-Как видите, — благодушно развёл он руками. — И всё благодаря вам парни. Спасибо, что пошли за нами.
-Сочтёмся, — передразнил десантник, пряча за шлемом самодовольную улыбку. — Становится совсем темно. Пора возвращаться на "Гелиос". Неизвестно, что ещё может вылезти из этого леса, под сенью ночи.
-Э, нет. — Тут уж Кирилл замахал руками. — Вы хоть меня режьте парни, а сил у меня сейчас меньше чем у цыплёнка. Дайте хоть пять минут передохнуть. Костюм все соки из меня выпил, я сейчас как выжитая мочалка. — И в подтверждение свои слова, Званцев устало опустился на землю. Хотелось просто тихо посидеть ни о чём не думая.
Но ночь близка, и рассиживаться ему никто не дал.
-А идти никуда и не придётся, — успокоил Льюис, сверху вниз смотря на Званцева. — Вас доставят с наилучшим комфортом.
-Как? — язвительно усмехнулся Кирилл и указал наверх. — Грейдер здесь нас не подберёт, слишком переплетены стволы. Ни одного окна.
На первый взгляд, крыть, конечно же, было нечем, но Льюис на это лишь пожал плечами:
-А грейдер и не понадобиться, — сказал он буднично, прищурившись под маской шлема.
-Издеваешься? — нахохлился Званцев, отворачиваясь.
-Нет, — снова усмехнулся Льюис и взмахом руки подал условный знак.
Неожиданно, в чаще как будто зашелестела листва и послышался скрежет камня. Кирилл аж встал, не веря своим ушам. Он ещё не видел, что к ним приближалось, но этот звук он не спутает ни с чем. И действительно, через секунду, на пологую полянку-овражек, выехала или выползла, Кирилл так и не смог точно определить, именно то, что он и ожидал увидеть.
-"БМД"! Откуда?! — радостно воскликнул он, перемещая взгляд с чёрной машины на десантников. Но, похоже, кроме него, Дилона и "дельтовца", появление "БМД", никого не взволновало.
А удивляться было чему. Боевая машина десанта это вам не какой-то там танк на гусеничном ходе или бронетранспортёр на колёсах.
"БМД" класса "змей" — это целое искусство. По форме напоминавшей змею, боевая машина десанта, двигаясь на гравитационной подушке, преодолевала абсолютно любые наземные преграды, разве что в горы не лезла, и брала на борт, как правило, не больше двадцати человек. Но как это было всё устроено, просто фантастика!
Вся боевая машина поделена на секции. Эти секции соединялись пластичным, но очень прочным материалом. Каждая из них вмещала шесть человек — по двое в ряд. Также секционное пространство делилось на две части. Внешняя: броня — ничего интересного, а вот внутренняя состояла из подвижных капсул. Вот о них можно и поподробнее.
Дело в том, что когда "БМД" едет или ползёт, никто так точно и не смог определить манеру движения, то живо напоминает змею, из-за чего и получило свой класс наименования. Такая машина может всё: изгибаться, вертеться, стремительно ползти чуть ли не кверху ногами, резко изменять направление, плыть по воде и т.д. Но вот люди, заключённые в её утробу, при таком методе передвижения, просто не выдержали бы перегрузок постоянно болтанки, когда твоя голова резко меняется местами с ногами. Да это же настоящий миксер, а люди ягоды, из которых намереваются взбить коктейль! И надо не забывать, что "БМД" не просто едет, ползёт или скользит, как кому угодно, а она несётся на скорости трёхсот километров в час!
Вот для чего и существовали подвижные капсулы. Они подобно люльке, постоянно держали азимут, а именно сохраняли положение тела таким образом, чтобы ноги были всегда направлены к земле, а голова смотрела в небо, ну как любое естественное положение для человека, в трёхмерном пространстве.
Решением вопроса безопасности, занимались, конечно же, не только одни капсулы, существовало ещё множество вспомогательных систем, в частности гравитационные подавители инерции, позволявшие людям без всякого напряга спокойно сидеть на своих местах, не мучаясь рвотными позывами.
...Машина десанта, шурша гравитационными двигателями, почти полностью выползла на открытое пространство, заглушила мотор, и из передней (или задней?) кабины, а их было у "БМД" две, вылез Сэм.
-Кирилл! — пришибленно приветствовал он командира, чувствуя свою вину перед товарищами. — Парни! Простите, простите меня дурака. Я, как только узнал, что произошло, сразу же бросился на поиски...
-Если бы не Сэм, — тихо поделилась Кэс, стараясь немного ослабить вину Сэма. — То мы бы вас ни за что не нашли. Вы же глупцы не включили маяки, и только Сэм со своей новой игрушкой смог определить ваше положение.
Но Кирилл с виду остался глух.
-Сэм, старый ты чертяка, — проскрежетал он устало. — А ну-ка иди сюда.
Голос сержанта не предвещал ничего хорошо, и Сэм холодея, ступил навстречу командиру, готовясь к худшему. Но то, что за этим последовало его сильно обескуражило.
-Дай же я тебя обниму, — полез сержант к нему с телячьими нежностями.
И ведь было за что. Если бы не своевременно подоспевшая помощь, то, как знать... Может, и не топтал бы больше поверхность этой чуждой планеты, под названием "Надежда", такой славный парень, как сержант Званцев, а лежал бы сейчас, разодранный в клочья, в молочно белом киселе тумана.
У Сэма прям гора с плеч.
-Ты где раздобыл такую штуковину, дружище, — закончив обниматься, живо поинтересовался Кирилл.
И в ответ получил целый ворох информации.
Оказывается, пока они здесь с десантниками расчищали площадку для грейдера, на "Гелиосе" произошло много чего интересного.
Во-первых: техникам снова удалось пробудить "Харона". Память его восстановить пока что не удалось, но установить частичный контроль над кораблём "мозг" со скрежетом, но сумел.
Во-вторых: с пробуждением "мозга", открылся доступ и к двум соседним ангарам, которые ранее намеревались вскрыть силой, но Ямото тогда помнится отказался от подобной идеи.
К сожалению, в ангарах ничего интересного раздобыть не удалось, за исключение, и ещё каким, боевой машины десанта.
-Нравится? — поглаживая гладкий, как стекло, борт машины, воодушевлённо спросил Сэм. — Это из-за неё я к вам опоздал, — пояснил он лучезарно светясь, но, следом вдруг, став жалким и убитым, воскликнул. — Кирилл! Если бы мы вас сегодня потеряли, я себе этого никогда бы не простил. Каким же я дураком был, возясь с этой чёртовой штуковиной! — клял себя Сэм. — Позабыв о вас. Простите меня ребята...
И так он жалостливо проклинал себя, боясь заглядывать разведчикам в глаза, что даже Ровен, которого чуть не разорвали, ободряюще похлопал Сэма по плечу, успокаивая.
Кирилл же, зная о слабости товарища, прищурившись, поинтересовался, считая этот метод более действенным, нежели другие какие слова утешения:
-Это что же получается Сэм, тебе небо надоело? Решил теперь поползать? — И угодил прямо в цель.
Сэм сразу расслабился и запротестовал:
-Да ты что! Небо, я ни на что не променяю. Просто я не мог позволить кому-нибудь первым опробовать эту игрушку. — Любовное поглаживание борта. — Я с ней битых три часа провозился, приводя в рабочее состояние, а потом значит отдавай порулить другому? Ну, уж дудки. Ты же меня знаешь.
-Да я то тебя знаю, как облупленного, — даваясь смехом ответил Званцев. А дальше уже и все кто был близко знаком с Сэмом, дружно рассмеялись.
Но ненадолго...
-Пора отправляться, — настоял сержант Льюис, напомнив о Ямото, который уже рвёт и мечет, не находя себе места от волнения за своих людей. Как бы вторую поисковую группу не отправил.
-И то правда, — спохватился Званцев. — Ну что Сэм, поехали домой.
Сэм, услышал родное каждому человеку слово, и опешил:
-Домой? — непонимающе переспросил он.
Кирилл тоже заметил двойственное значение своих слов, но, немного поразмыслив, задумчиво ответил:
-Да, Сэм... — печальный вздох. — Глядя на эту планету, ты понимаешь, что "Гелиос" — это наш с тобой единственный родной дом. Маленькая частичка далёкой Родины. Так что Сэм — едем домой...
-Едем!
Задраив люки, боевая машина, врубила гравитационные двигатели на полную мощь и стремглав полетела-поползла, разрывая в клочья пелену молочного тумана, что с наступлением темноты, скорее стал похож на осязаемый мрак, стелющийся меж деревьев. И в этот мрак с головой погружалась змея-машина.
Говоря порулить, длинный Сэм, конечно же, кривил душой. На столь бешеной скорости, да по пересечённой местности, где препятствия в виде: трубчатых стволов, оврагов и холмов, так и мелькают перед глазами, говорить об управлении машиной человеком, просто глупо. "БМД" управлял, конечно же, компьютер. Задача же пилота заключалась в том, чтобы своевременно задавать координаты на маршрутной карте, выбирал оптимальный курс движения: переть через горы или ползти по болоту, к примеру. Но чаще всего пилоту приходилось тихо сидеть, как и всем остальные пассажиры.
Пока машина резво продиралась сквозь ночной трубчатый лес, Кирилл узнал и последнюю хорошую новость от ребят, что обрадовала его не меньше, а может даже и больше, чем появление из неоткуда змеиной машины. Если коротко, то смысл её заключался в следующем: с завтрашнего утра вся рота передислоцировалась из ангара на четвёртую палубу в жилые отсеки, полностью подключенные "Хароном" к системе жизнеобеспечения. А значит следующую ночь все они проведут уже не на жёстком полу, а в кроватях. Ну что, разве же это не хорошая новость?
— Глава 9.
Машина-змей вернулась в агар уже далеко за полночь по местному времени, немного отстав от грейдера прикрытия.
Шлюзовые ворота закрылись, пошла фильтрация воздуха — всё можно разоблачаться. На голове Кирилла распался шлем по центральному шву, и стёк за счёт жидких волокон нанонитей на плечи, превращаясь в воротник, давая возможность с неясным удовольствием вздохнуть полной грудью. Как же всё-таки хорошо вот так свободно дышать: чувствовать запахи, ощущать влажность и не побоюсь этого слова — вкус прохладного воздуха. Через фильтр-то этого всего не прочувствуешь, не насладишься.
Прочистив легкие, Кирилл обнаружил рядом с собой капитана Ямото и лейтенанта Сайлуса.
-Отдышались? — язвительно обратился к нему Ямото, как к старшему группы. — А теперь потрудитесь дорогой мой объяснить, что у вас мать вашу произошло на посадочной площадке! Почему я должен для вас оснащать спасательную экспедицию. Всё бросить и заниматься только вами, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями и поиском колонистов.
Званцев готовился к подобному разговору, и поэтому не заставил себя долго ждать, у него уже заранее был заготовлен ответ, который, по его мнению, должен был, хотя бы не понравиться, но во всяком случае оценён по достоинству.
И точно.
Внимательно выслушав доклад, Ямото не стал метать молнии. Хотя поди пойми, о чём он сейчас думал. Но мысли на корабле никто не умел читать, и мысли капитана остались для всех тайной. Но кое-что он всё же озвучил сам:
-Даже и не знаю похвалить вас за проявленный героизм и за спасение человека или же наказать за проявленную безалаберность, что рисковали не только своей своей жизнью, но и жизнью ещё одного разведчика. — Всем была понятна причина такого заявления, учитывая то, какие муки каждый раз испытывал Ямото, теряя своих людей, за кого был в не меньшем ответе, чем в ответе за поставленную пред ним задачу. Вот он и трясся сейчас за каждого человека. К поиску колонистов, можно сказать ещё и не приступали, а потери уже понесли существенные. Но не смотря на прошлые неудачи, комнадир он был отличны, что и продемонстрировал, скупо поблагодарив сержанта. — Молодец! — Не сдержался он, тайно радуясь, что эти сорванцы отделались так легко. И, развернувшись, ушёл прочь, чеканя шаг.
Со своей стороны лейтенант Сайлус тоже не стал вдаваться в подробности и склоку, видя в каком сейчас состоянии были его люди:
-Идите ребята, отдыхайте, — по отечески посоветовал он. — Завтра тяжёлый день. Будем прочёсывать четвёртую палубу. Мы должны излазить её вдоль и поперёк, после чего дать своё заключение — безопасно ли занимать жилые отсеки, или же пока нам сидеть в ангарах. Ямото на нас рассчитывает. Всё, идите. Кирилл, — напоследок окликнул Сайлус сержанта, — молодец, — подмигнул ему лейтенант, — так держать. Мы своих тоже не оставляем.
...Утром, после того, как две группы улетели на разгрузку контейнеров, лейтенант Крапивин с лейтенантом Сайлусом, повели своих людей на четвёртую палубу. Ямото в это время расположился в центре управления, откуда тщательно следил за разведывательной операцией.
-На позиции, — пришло сообщение от командиров двух групп.
-Начинайте, — заранее приготовившись к неожиданным сюрпризам, приказал Ямото. — Каждой группе, разбиться на шесть отрядов и приступить к поискам. Визуальный контакт не терять. Повторяю все должны быть на виду друг у друга. Никакого героизма.
По приказу, Сайлус, со своей группой, а всего выходило восемь отрядов, по левому борту, Крапивин соответственно ушёл на правый, передал последнее наставление:
-Так парни, слушайте задачу: нам предстоит пройти как минимум километр, заглядывая в каждый уголок, в каждую дыру, на этом корабле. Для этого у каждого из вас есть схема корабля, так что постарайтесь ничего не пропустить. Встречаемся в центральном парке. И не забывайте приказ капитана: всегда находитесь на виду, не разбредаться и не лезть без предупреждения в ответвления технических коридоров и вентиляционных шахт. На этом всё. С богом. Командиры отрядов — командуйте.
К себе в отряд Званцев постарался, не смотря на протесты Сайлуса, набрать побольше знакомых, создав, таким образом, вокруг себя ячейку из проверенных годами боевых товарищей. Но сделать это оказалось не так просто.
Квотермейер безвылазно просиживал штаны на командном центре, помогая техникам восстанавливать квантовый компьютер, а Сэм бороздил небеса, в тайне желая вообще не соваться в тёмное нутро корабля.
В итоге пришлось Званцеву брать к себе и кое-кого со стороны.
В отряд вошли:
Конечно же, Кэс. Она сама выразила желание войти в состав поисковой группы, хотя её присутствие было и не обязательно, но ей уж очень хотелось походить по кораблю и посмотреть своими глазами, как жили здесь люди. Прочувствовать, так сказать, их судьбы, желания, мысли и мечты. За ней, соответственно увязался и Дилон, куда же он без любимой девушки, тем более, когда вокруг неё будут виться столько холостых парней.
Ещё из разведчиков Званцеву удалось переманить на свою сторону Ровена — "дельтовец", с кем он уже успел повоевать, так сказать, нюхнул пороху, и сейчас примерно представлял его возможности. А, зная эти возможности, Кирилл бы не отказался и от других членов "дельты", но их полностью разделили по всем отрядам, выделив на каждый по одному разведчику. И в этом крылась своя причина. Но о ней потом.
Что же до остальных членов отряда, то ими стали три десантника. Двух из них Кирилл выбрал по личным соображениям. Он увидел в них бойцов, но осторожных и расчётливых. А третий... Это был молодой ещё необстрелянный юнец — рядовой Кравец. Он как-то подходил к сержанту с расспросами, говоря, что мечтает сам стать в будущем разведчиком. И кстати задатки у него были, как сам отметил Званцев. Но в разведку брали людей в первую очередь образованных, а не вояк прямо с улиц. У Кравеца же было лишь начально-социальное обучение, т.е. бесплатное, которое проходили все жители Земли, а для продолжения обучения требовались уже деньги. И не малые.
У молодого человека таких денег не было, и не было у него влиятельных покровителей, кто бы мог замолвить за него словечко где надо.
Единственный выход — идти в десантники. А там глядишь и в разведку переведут. Главное заслужить такую честь. Ну а тут уж всё зависело только от него самого.
И надо же было так свезти. Не прослужил Кравец и пяти лет, как того требовал кодекс, а уже попал в состав спасательной экспедиции, за пределы солнечной системы. И надо думать, не за просто так. Ведь о такой удаче грезили многие, но выигрышный билет, как правило, вынимали единицы, а покровителей у него так и не нашлось..
Званцев, помнится, в прошлый раз вошёл в положение юноши, пообещав тому, что если выдастся случай, то обязательно поделится некоторыми из своих секретов. И вот, наконец, случай подвернулся. Кирилл не задумываясь выбрал Кравеца, намереваясь его немного поднатаскать, да и вообще присмотреться к парню повнимательней, так сказать, в условиях максимально приближенных к боевым.
-Минуту внимания господа, и конечно же, дамы, — напыщенно обратился Званцев к отряду, валяя дурака. Но не просто так, а чтобы поднять в людях боевой дух, успокоить их, перед тем как всех поглотит неизвестность и тьма. — Нам выпала честь обследовать: сто двенадцать жилых отсеков, две лаборатории, шестнадцать отсеков сферы обслуживания и один виток технического туннеля. А начнём мы, пожалуй, осмотр местных достопримечательностей с технического туннеля. Прошу господа...и дамы, на нашу маленькую экскурсию. Поприветствуйте нашего гида, а то он обидится. — И уже специально для одного, добавил. — Приступай Ровен.
"Дельтовец" встал на колени, поставил перед собой стальной чемоданчик, и доложил своим бесстрастным голосом:
-Выпускаю "пауков".
Крышка чемоданчика откинулась и изнутри резво полезли многоногие миниатюрные создания, весьма отдалённо напоминающие пауков.
Миниатюрно-кибернетические организмы — "МКО", или попросту "пауки", предназначались для исследования труднодоступных мест, и шпионажа.
Имея небольшие размеры, примерно с палец, "пауки" действуя воедино, словно один живой организм, пролезали куда угодно и где угодно, будучи практически незаметными, из-за своей камуфлирующей поверхности гелеобразного тельца.
Неудобство же заключалось в том, что "пауки" не работали автономно. Их всегда должен был контролировать оператор, находящийся на расстоянии не превышающие пяти метров от ведомых. Почему-то "пауки", потеряв над собой контроль, постоянно стремились к хаосу. Норовили: разбежаться, расползтись, не имея при этом никакой определённой цели.
Именно по этой-то причине разведчики ещё и не исследовали "Гелиос" вдоль и поперек, имея в своём арсенале вот такие вот игрушки. Плюс, "пауки" не видели в темноте — для этого потребовался бы дополнительный генератор, а это уже увеличение размеров, следовательно: потеря в ходовых качествах проникновения.
Управлять пауками, при определённой подготовке, мог каждый, но лучше всего с этой задачей справлялись люди с изменёнными органами восприятия. Они могли управлять до двадцати "пауков" разом, и при этом не сходить с ума.
А всё потому, что когда человек подключался к системе паучьего контроля, его собственное сознание дробилось на множество осколков. Оператор переставал воспринимать окружающий мир только своими органами чувств, на него сразу обрушивался целый ворох, целое сонмище разнообразнейших ощущений. Каждый паучок, каждая эта маленькая кибернетическая букашка, стремилась передать человеку всё то, что она видит, слышит, осязает, чует. И остаться в здравом уме, при подобном подходе, было весьма проблематично.
-Готово, — рапортовал Ровен, выстраивая у себя под ногами, свою маленькую армию.
-Отлично. — Званцев в последний раз сверился со схемой и, вздохнув поглубже, распорядился. — Ровен, ты ведёшь. Мы прикрываем. Вперёд.
Паучья армия, повинуясь негласной команде, резво перебирая лапками, побежала впереди людей. Следом за ними, Ровен в окружении шести человек, углубился в, похожий на кишку, технический туннель. Через пару метров, двигаясь как сомнамбула, он доложил.
-Признаков жизни — не наблюдаю. Опасность нападения — нулевая.
-Продолжаем движение, — одобрил Кирилл.
Пять, десять метров, двадцать пять — тихо. Никого и ничего, что могло бы заинтересовать, за что мог бы зацепиться взгляд. Распределительные панели, силовые кабели, различные трубы — всё спрятано. Вся коммуникация, упрятана в специальные компенсирующие кожухи. Один голый туннель перед глазами, с мигающим освещением.
Отряд останавливается у каждой переборки, Ровен запускает "пауков", и через минуту ожидания приходит его лаконичный ответ:
-Чисто. — И поисковый отряд неспешно идёт дальше, придерживаясь оговорённого маршрута.
-Брр... — вдруг поёжился рядовой Кравец, своим голосом разбивая напряжённость обстановки. — Сколько уже нахожусь на корабле, а всё никак не могу привыкнуть к запустенью. Вы чувствуете, какая здесь тишина? У меня просто мороз по коже от неё.
-Не у тебя одного, — шёпотом поддержала его Кэс. — Мне самой не по себе. Такая махина и никого вокруг.
-Вот-вот, — согласился Кравец, — и я о том же. Это же больше четырёх тысяч человек, а мы до сих пор никого не встретили. Куда-то же они все подевались? Не провалились же под землю. И если даже на минуту предположить, что колонисты мертвы, то хотя бы трупы-то мы должны были, рано или поздно, найти.
-А ты всё-таки придерживаешься мысли, что колонисты мертвы? — утвердительно спросила у него Кэс.
-Ну, да. — Пожал плечами Кравец, не видя перед собой иного ответа на загадку исчезновения.
-А может, они все ещё живы, — решив поддержать беседу, сказал Званцев, неусыпно наблюдая за Ровеном, в любую секунду ожидая от него сигнал опасности.
-Как это? — опешил Кравец. — Вы же сами видите, вокруг никого. Мы столько шума здесь уже наделали, что мёртвого можно было поднять из могилы. Все колонисты давно бы сбежались. Однако до сих пор мы никого не встретили.
-Ну, во-первых, не так уж и сильно, — не согласился Кирилл. — Корабль просто невероятно огромен и чтобы здесь достойно пошуметь, надо очень постараться. А так, наша деятельность, для такой территории — это всего лишь комариный писк.
-Допустим, — желая превратить обычную беседу в спор, заявила Кэс, поддерживая своего молодого собеседника. — Но, как в таком случае, вы объясните отключение "мозга" и всех систем жизнеобеспечения, а так же признаки полного запустения корабля? Сами посмотрите, все признаки указывают на то, что корабль брошен.
Кирилл вымученно улыбнулся последнему замечанию. Именно на нём он и построил одну из своих версий, чем и не преминул поделиться:
-Хорошо замечено, — сказал он, — корабль брошен. — Поднимая палец к верху, повторил он высказанную мысль, не глядя в сторону отряда, а вглубь туннеля, даже не подозревая как подействуют его слова.
Десантники аж остановились, удивлённо требуя ответа.
-Вы считаете, — начала было Кэс, до этого просто так, навскидку, предлагая свою идею, но полностью в неё не веря.
-Я не считаю, — оборачиваясь, назидательно заметил Званцев. — Я делаю выводы, по тому, что я вижу. — И остановившись, стал объяснять. — Вы верно подметили. Мы уже две недели, как на корабле. Мы запустили "Харона", подключили систему жизнеобеспечения, пустили электропитание на нескольких палубах, но всё глухо. Никто так и не вышел нам навстречу. И ещё. Ангары, что мы вскрыли, тоже оказались практически пусты. Но техника куда-то же подевалась, а сама она покинуть корабль ну никак не могла, и заметьте люди, между прочим, тоже куда-то запропастились. Ну и какие выводы у вас возникают? — спросил он. Но ответа и не требовалось. — То-то и оно, — патетично заключил Кирилл.
-Хм... Может вы и правы, — обдумав слова сержанта, вслед протянула Кэс. И было, похоже, что и остальные не торопились отмахиваться от услышанных слов.
Но всё-таки нашёлся один, кто предложил, хотя нет, просто высказал свою собственную идею.
-А вот мне кажется, — заговорил зловещим шёпотом Дилон, — что никто этот корабль не покидал. Я не знаю, что здесь могло произойти, но у меня такое ощущение, что мы не одни. Меня постоянно преследует мысль, что кто-то или что-то до сих пор скрывается в самых темных углах корабля и наблюдает за нами, не желая, до поры до времени, вступать с нами в контакт.
Слова Дилона в первую секунду вызвали не меньший эффект, чем утверждения сержанта, но потом все вдруг разом рассмеялись.
-Ха-ха-ха! Нет, ну ты даёшь Дил, — сквозь смех выдавила из себя Кесседи. — Нет, ну я не могу...
-А чего они там прячутся? — следом смеясь, подначил разведчика рядовой Кравец. — Ууу... сейчас они как вылезут из всех щелей, да как набросятся.
-Да парень, тебе бы ужастиков поменьше смотреть, — дружески трепля Дилона за плечо, вклинился Званцев, и смеётся. — А то ненароком привидится чего, начнёшь тогда тут палить по сторонам, не глядя, со страха.
Неизвестно сколько ещё бы издевались над Дилоном, а это могло бы продолжаться довольно долгое время, учитывая обстановку, но громкий голос в наушниках оборвал всё веселие.
-Отряд 2, вы где? Доложите обстановку. — Вышел на связь лейтенант Сайлус.
Званцев сразу подобрался, показал бойцам кулак и, глубоко вдохнув, рапортовал:
-Уже почти прошли туннель. Ничего необычного не заметили. Пусто. Ни одной живой души, сэр.
-Понял, вас. У нас то же самое. Вы там живей давайте! — недовольно прикрикнул Сайлус. — Где вы плетётесь. Чтоб через пять минут были в моём поле зрения. Встречаемся в жилых отсеках.
-Так точно. Конец связи. — Получив нагоняй, Званцев прекратил всяческие беседы. — Ровен, ты как?
-Нормально, — глухо откликнулся разведчик, пребывая сейчас сразу в нескольких местах. Разумом конечно, а не телом.
-Тогда идём. Командир волнуется.
И поисковый отряд снова пустился в путь по кишкообразному туннелю. Шли молча, но у всех в голове роились мысли, от которых сам собой открывался рот.
-И всё-таки, сэр, вы действительно считаете, что колонисты покинули корабль? — спросил Кравец, игнорируя заявление Дилона. — А если ушли, то куда? В лес? А может вообще в другую климатическую зону?
Званцев не оборачиваясь, в этот раз не стал развивать предложенную тему, а просто отмахнулся:
-Ну откуда я могу знать: куда запропастились колонисты. Я всего лишь предположил, что казалось мне наиболее правдоподобным. А там кто их знает. Может, вон Дилон прав, а не я. Может колонисты до сих пор на корабле, прячутся где-нибудь, бояться.
-Бояться? — не отставал Кравец. "Вот прилип". — А чего бояться?
Тут уж Званцев не выдержал, и, наверное, более грубо, чем ранее, ответил:
-Не знаю! Задаёшь, какие-то глупые вопросы. Ну откуда я могу это знать! Сам подумай. Тем более я не утверждал, что они сейчас где-то сидят и чего-то бояться, я просто предположил, а ты сразу с глупыми расспросами.
От такого нападения Кравец сразу смутился и затих — обиделся. И кому же здесь, как не девушке было за него заступиться:
-Ну, и зачем вы так, сэр. Набросились на мальчика.
-А пускай не лезет с ненужными вопросами. — Насупился Званцев, понимая, что возможно совершил ошибку, но он сейчас не мог по-другому, слишком велико напряжение, а тут ещё всякие мысли отвлекают от задания.
-Всё равно так нельзя, — заключила Кэс, морально поддерживая молодого десантника. И чтобы это последнее слово осталось за ней, живо переключилась на другую тему. — Кстати, сержант, я провела анатомический осмотр того зверя, что на вас напал.
-Да, — ожил Кирилл, принимая новые условия неназванной игры. — И что же интересного вы нам расскажите, капрал.
-Ну, — протянула Кэс, уже выстраивая план речи. — В особенности строения я, пожалуй, вдаться не буду.
-Да уж постарайтесь, — издевательски попросил Званцев, по жизни не очень любивший витиеватых объяснений, да ещё тогда, когда практически ни черта в них не понимаешь.
-А вот насчёт шерсти, я вам, пожалуй, расскажу кое-что интересное, — пропуская мимо ушей замечание, продолжила девушка, — Вы же помните, как хищник практически не видим был для нас.
-Ещё бы. Такое не забудешь, — поёжился Кирилл.
-Так вот, это благодаря их шерстяному покрову. Довольно необычному, надо заметить. Я ничего подобного ещё ни разу не встречала.
Шерсть этих животных серовато-чёрно-белесого оттенка, но не по отдельности: один волосок белесый другой серый, третий чёрный, а комбинированно. Я имею в виду, что один волосок сразу несёт в себе три цвета одновременно, различаются лишь вариации цвета. Ну вот, к примеру: один белесо-серо-чёрный, другой серо-белесо-чёрный, третий чёрно-серо-белесый волосок и т.д. Вариаций не очень много, но и этого вполне достаточно. При этом, надо заметить, один цвет никогда не обрывается резко другим, а как бы перетекает из одного в другой.
Ну так вот, их шерсть, каким-то невообразимым для меня пока способом, при движении, преломляет отражённый свет, рассеивая его по всей поверхности тела. Создаётся, как бы эффект размазывания. Глаз просто не успевает сфокусироваться на хищнике. Он пытается нащупать понятные нашему мозгу формы, но их просто нет. Поэтому-то вы и видели только тень, когда хищники атаковали. Но стоило им остановиться, как вы сразу же их разглядели и даже смогли описать.
-Фух... — наигранно с облегчением выдохнул Кирилл. — А я уж испугался, что они и взаправду в призраков превращаются. Никогда не забуду, как та зверюга на меня из тумана выпрыгнула, до сих пор мурашки по коже.
-Можете успокоиться. В призраков они не превращаются, — заверила Кэс. — Но вот кое-какими способностями, лежащими за нашим пониманием, они всё-таки обладают. Помните перед нападением, мы все ощутили неодолимое чувство отчаяния и безысходности? От него просто не возможно было избавиться. Оно парализовало, затягивало в себя, пресекая любые наши попытки спастись. Помните? Так вот — эти "призрачные кошки", я так их назвала, если вы, конечно, не против...
-Ничего себе кошечки, — хохотнул Званцев, обрывая девушку.
Кэс не повела и бровью.
-Так вот, эти "призрачные кошки", — с нажимом повторила она, чтобы за что-то можно было зацепиться, — похоже, наделены способностью ментального воздействия. Я думаю, что перед атакой они пускают перед собой ментальные волны, внушая своей будущей жертве ложные чувства, пресекая все её попытки к бегству.
Всё, жертва парализована, и стоит как вкопанная. И вдруг, раз! — Кэс резко сделала хватательный жест. — Жертва в пасти хищника.
Исключительные охотники. У жертвы просто ни единого шанса на спасения. Зверь появляется стремительно и неожиданно. Его не видно до самого последнего момента, а когда замечаешь, то уже поздно.
Но вот что странно. По законам природы такая удачливость в охоте — нонсенс. Под ударом сразу оказывается выживаемость вида жертвы и хищников. Скорее всего, местные животные как-то научились справляться с опасностью ментального воздействия, приспособились. А вот мы к такого рода атакам совсем не подготовлены. Напрашивается печальный вывод: Мы сейчас, должно быть самая излюбленная добыча "призрачных кошек", и не их одних. Так что, я бы поостереглась впредь разгуливать по планете, по крайней мере, без костюма. Подробный отчёт об этом я уже предоставила Ямото.
-Хорошо работаете капрал, — похвалил Званцев. — Впредь обязуюсь, без костюма наружу ни ногой. А теперь давайте поживее. Сайлус нам башку оторвёт, если мы через две минуты не покажемся ему на глаза.
Туннель закончился массивной перегородкой — экстренного выхода. С натугой открыв бронированные ворота, отряд вышел в сектор жилых отсеков.
-Мы на месте, — доложил Званцев командиру групп.
-Хорошо, вижу вас, — подтвердил лейтенант. — Всем внимание, начинаем обследовать отсеки. Заглядываем в каждый без исключения. Старайтесь ничего не упускать из виду. И кстати, по распоряжению Ямото мы первыми занимаем любые тридцать кают, так что можете застолбить себе заранее тёпленькое местечко, мальчики и девочки, пока другие охотники не пожаловали. — От поступившего предложения, конечно же, никто не стал отказываться. — "Харон" — следом обратился Сайлус к "мозгу", — деактивируй личные коды экипажа и открой все отсеки жилого комплекса.
-Слушаюсь, лейтенант Сайлус, — ответил в наушниках мягкий баритон.
-Приступаем, — передал лейтенант всем отрядам, и восемь мелких групп, вступили в сердце корабля.
Жилой комплекс "Гелиоса" представлял собой густо застроенный район с системой искусственного освещения, голограммой небосвода и имитаторами солнечных лучей, ветра, тумана и даже дождя.
Сами комплексы напоминали девятиэтажные дома, некоторые тянулись непрерывно вдоль всей палубы, вплоть до центрального парка, иные походили на обычные земные строения — небоскрёбы или муниципальные и бизнес офисы, различных архитектурных форм и объёмов.
Вдоль домов-комплексов проходили улицы, со своими названиями; центральные дороги с движущимся транспортом; пешеходные зоны, парки, аллеи и даже дворики. В общем, попав сюда впервые, не отделаешься от мысли, что перед тобой не обычный Земной город, а искусственно воссозданный внутри корабля. Всё для людей и ради людей. Так называемая попытка психологической разгрузки, обусловленная нуждой одиночества. Не дай бог колонисты сойдут с ума, не справившись с условиями чужого для них мира. А так, вроде, находишься в привычной обстановке, словно и не улетал никуда.
-Кто-нибудь держите меня. Просто колоссальные размеры, — восхищённо выдохнул Званцев, оглядывая утопающих в полумраке жилой комплекс. — Огромнейшие.
-И как здорово здесь оказывается, а когда-то наверно было ещё и красиво, — в манере сержанта прошептала Кэс, не смея разрушать своим голосом очарование этого места. — Я начинаю даже завидовать колонистам — жить в таком чудном месте, — мечта. Я бы лично не отказалась поселиться в одном из этих "домиков.
-Занимай любой, — широким жестом хозяина предложил ей Кирилл, — никто возражать не будет, — имея в виду поголовное запустение и следы затхлости, заброшенности и тлена.
Огромный город давно как умер. Парки, аллеи, — засохли, не получая ни капли воды. Газоны выгорели, и трава рассыпалась в жёлто-коричневую труху. Деревья скрючились, сбросив всю листву, и там где были некогда зелёные, пышные парки, стояли мёртвые коряги, гротескными монстрами, нависая над: дорожками, беседками, лавочками и пересохшими прудами.
Центральные дороги покрылись пылью. То тут, то там встречаются заброшенные и обесточенные карты (миниатюрные машины). И повсюду мусор, мусор, тлен, и забвение погружённое в могильную тишину склепа.
Подвижные висячие мосты, лампы освещения, реклама, голографические вывески и плакаты, ничего, ничего не светилось, не переливалось, не пестрило красками, ничего не работало и не работало, наверное, уже годами. Отчего город постепенно, от верха к низу, тонул во мраке, слабо освещённый лишь иллюзорным небосклоном, почему-то с изображением луны и звёзд, вместо привычного солнца и голубого неба.
Сайлус было попытался уговорить "Харона" сменить ночные сутки на дневные или хотя бы включить уличное освещение, но "мозг" ни в какую не соглашался, сославшись на то, что двух запущенных генераторов ему не достаточно для полного подключения комплекса к системе жизнеобеспечения. Но пообещал, что жилые отсеки, будут функционировать в допустимой норме.
Дослушав перебранку командира и "Харона", Званцев пожал плечами — "надеяться больше не на что", — и повёл свой отряд к первому жилому комплексу. Предстояла нелёгкая работа.
Войдя внутрь одного из зданий, отряд оказался посередине длинного коридора с бесчисленными рядами жилых отсеков и десятком лифтовых гравитруб.
-Да уж... — прищёлкнул языком Кирилл. — Как я понимаю, тут работы не на один день. Ну и что будем делать?
-Предлагаю разделиться, — внёс предложение Кравец, от которого сержант сразу же отказался.
-Нет, этого мы делать не будем. Кто его знает, что скрывается за этими дверьми. Может Дилон и прав, вдруг там нас кто-то нетерпеливо дожидается. — Улыбнулся Кирилл, но глаза остались серьёзными. — Поступим так. Делимся по двое, но идём все вместе. Сначала первый уровень. Заглядываете в отсек, быстрый осмотр и идёте дальше. Поняли? Тогда вперёд.
Жилые отсеки или квартиры, если можно было так их назвать, друг от друга почти не отличались. Чаще всего это помещение в шестнадцать квадратных метров: большая комната и ванная с туалетом и душем. Кухня в отсеках не планировалась, предполагалось, что колонисты будут питаться в специально отведённых для этого местах: или общих столовых, или же кофейнях и ресторанах, как кому угодно.
Различие же в дизайне создавала система так называемых "живых стен". С их помощью колонисты могли разграничивать пространство отсека по своему вкусу, оставляя одну большую комнату, или же делали спальню с залом, или две спальни, или спальню и детскую. Вариантов было предостаточно.
Так же различалось оформление отсеков, благодаря различным тканям на основе жидких нанонитей и мебели из специального вещества, позволявшего создавать поистине необычайные и неповторимые формы.
Но самым интересным в отсеках были панорамные балконы. Не зависимо от того, на каком этаже жил человек, он мог воссоздавать любую панорамную картину, с эффектом присутствия. Хочешь лес? Пожалуйста, получи настоящий лес под окном. В нём будет гулять ветер, шуметь листва, цвести цветы, петь птицы и гулять животные. Он будет как настоящий, только потрогать нельзя.
А хочешь берег моря или горы? Тоже не проблема.
И море будет тихо плескаться под окном, маня лазурными и тёплыми волнами, или шуметь, волнуясь и перекатываясь синими и грозными гребнями с пенистыми барашками на вершинах. Свищет настоящий солоноватый ветер, ударяя свежими порывами в лицо, выбивая слёзы из глаз.
А вот величественные горы, шапками снежными блестят на солнце. Небо над ними синие-синие, и такое чистое, почти что прозрачное; и глубокое, настолько глубокое, что кажется просто бездонное. Воздух прохладный и чистый, кружит голову, пьянит не хуже алкоголя, и вот за спиной уже вырастают крылья. Хочется взмахнуть ими посильнее и взмыть на самый верх, на какую-нибудь горную вершину. Но нельзя, не нужно забывать, что это всего лишь иллюзия.
Воссоздаётся практически всё, что только душе угодно. Кому-то подавай природу, кому-то тихий дворик, кто-то хочет пожить в деревне, а кто-то, наоборот, обожает глядеть с верхотуры небоскрёба. И всё настолько реально, что, в конце концов, абсолютно забываешь, что находишься на борту колониального корабля. На что, в общем-то, и рассчитывали инженеры, создавая всё это великолепие.
-Здесь никого.
-Здесь тоже.
-Чисто, не единой души.
-Чисто.
-Продолжаем поиски.
Десантники проходили отсек за отсеком. Быстро заглядывали в один, так же быстро его осматривали и не задерживаясь шли в следующий.
Повсюду одно и то же — запустение, заброшенность и запах нежилого помещения. Но вот что странно, следов панического бегства нигде не наблюдалось. Словно люди просто взяли и по какой-то неизвестной причине покинули свои квартир.
Но почему? Что заставило их уйти из этого чудного города? Без паники, без спешки, организованно, просто ушли и всё тут. Нет, понятно было бы, если бы всё указывало на паническое бегство колонистов. Тогда бы и вопросов возникало меньше. Ответ был бы очевиден — колонисты столкнулись с Врагом, с очень опасным врагом, перед которым люди спасовали. И им ничего другого не оставалось, как только поспешно, на грани паники перебраться в другое место жительства. А на самом деле?
Такое ощущение, что колонисты столкнулись с более жуткой и опасной проблемой. Интересно только с чем? С чумой? С безумием? Или может...
Нет, всё это не существенно, пока нет в запасе хоть одного ответа. А так одни догадки, рождающие ещё больше вопросов, когда нужны только они — ответы. А их, по всей видимости, предстояло искать где-то в другом месте.
В каждом отсеке была брошенная одежда, вещи; кровати не застеленные, дверцы шкафов распахнуты настежь или, наоборот, прикрыты заботливой рукой; игрушки, фотографии, как нестранно на бумаге, всякая мелочь, безделушки. Все эти вещи могли поведать о своих хозяевах, об их характере, хобби, предпочтениях. Рассказать о численности семьи и даже о взаимоотношениях. Раскрыть сердечные тайны или тайны разума: о чём думал человек, о чём мечтал, грезил и какими психологическими отклонениями страдал. Но не могли они поведать о самом главном: что же случилось на корабле? Куда подевались люди?
Десантники искали накопители информации, способные пролить хоть немного света на волнующую их тайну, но если и отыскивались такие, то почему-то обязательно разбитые. Ещё одна тайна за семью печатями.
Ну, хоть что-нибудь, хоть клочок бумаги с просьбой о помощи! Ничего...
Первый этаж пройден. Надо подниматься на второй. Целый час потерян впустую. А впереди ещё восемь этажей. Да тут и за день один комплекс не пройдешь, учитывая его размеры: внутренние зоны отдыха, спортивные площадки, мини магазины и кафе!
И это было чистой правдой. Но начальство не хотело мириться с потерей целых суток и недель.
-Отряд два, посылаю к вам подкрепление. Встречайте, — пришло сообщение от Сайлуса. — По распоряжению Ямото, к поисковым отрядам присоединяется весь личный состав экспедиционного корпуса, за исключением техников и механиков.
-Ну вот, — разочаровано протянула Кэс, вместо того чтобы обрадоваться. — Теперь, фиг два, выберешь себе приглянувшуюся квартирку, когда вокруг тебя целая толпа будет носиться.
-А ты ещё ничего не выбрала? — поразился в ответ Званцев. — Тебе что, мало что ли квартир?
-А мне ничего не нравиться, — сморщила свой элегантный носик Кэс. — Всё какое-то однообразное и холодное. А ещё, в этих квартирах до сих пор витает дух прежних хозяев. Я так не могу. Лучше я выберу какое-нибудь нежилое помещение.
-Ну, тебе не угодишь. То это ей не так, то то... — усмехнулся Званцев, встречая пополнение, числом двадцать человек. — Привет парни. Так, делитесь поровну. Первая десятка на второй этаж, вторая на третий, мы возьмём четвёртый. Затем через этаж, до самого конца.
Десантники, разделились, и слаженно, как единый организм погрузились в гравитрубы и упорхнули на верхние этажи.
-Пойдём и мы, — следом позвал Званцев, ступая в проём лифтовой трубы.
Спустя два часа осмотр комплекса был завершён. Обошлось без происшествий, но и найти ничего интересного тоже не удалось. Группа сержанта Званцева высыпала наружу. Десантники расселись прямо на полу, норовя урвать хоть минутку отдыха. Ровен собрал всех своих пауков, после чего застыл в сторонке столбом, пытаясь собрать собственные мысли в кучу. Дальнейших приказаний не поступало и разведчики, подталкиваемые природной любознательностью, в отличие от десантников пошли обследовать прилегающую к комплексу территорию.
Кирилл сразу пошёл к картам. Выбрал один, трёхколёсный, самый приличный, потрогал его, погладил обтекаемые борта, потом залез внутрь, и положил руки на колесо управления.
-Хорошо смотритесь, сэр, — подходя к сержанту, подколола его Кэс в тандеме с Дилоном. На самом деле Кирилл, в своём бронекостюме, сейчас смотрелся в карте, как медведь в игрушечной машинке, особенно на мягких кожаных сиденьях белого цвета.
-А то! Я везде удалец-молодец, хоть в танке, хоть в карте, — задорно парировал он.
Дилон же, не вступая в перебранку, с интересом обошёл машину вдоль и поперёк, поцокал языком, покачал головой, погладил борта и вообще вид у него был такой, будто он хотел, выкинуть сержанта из машины, и усесться сам.
-Нравиться, — заметил Званцев его неприкрытый интерес.
-А то, — вздохнул Дилон. — На земле таких моделей не делают. Это специальный вариант, для передвижения внутри кораблей класса "титан". Раньше я видел только грузовые карты, но эти. Эти просто великолепны. Смотрите, какие обтекаемые формы, какой салон шикарный, какая динамика... Вот бы её завести, да покататься, — под конец размечтался он.
-А что, можно и попробовать, — подхватил Кирилл идею. — Вдруг получится. Так что у нас здесь. Так, — бормоча себе под нос, Званцев склонился над приборной панелью, потом ниже, изучая принцип приведения машины в движение. — Так я и думал. Машинка заводится, как через личный код владельца, так и через командный центр. Ну-ка попробуем. "Харон", — позвал он, в обход командиров, "мозг" корабля, — ты можешь запустить эту машину?
-Я сожалею сержант, но это невозможно.
-Ну вот, так всегда, — расстался Кирилл с надеждой покататься и тем самым удивить людей. — А почему невозможно? Почему ты не можешь её запустить, ты же контролируешь замок зажигания.
-Все машина обесточены, сержант. Для их запуска нужно вручную подключить один из генераторов к центральному депо.
Выслушав объяснение "мозга" мужчины поникли, а Кэс наоборот развеселилась, наблюдая как сильный пол угодил впросак:
-Ну, что обломились мальчики, — подколола она. — Придётся вам и дальше пешкодралом топать.
-Тебе, между прочим, тоже, — с вызовом заметил Званцев, с неохотой покидая салон карта. — Надо было Квотермейра с собой взять или Сэма прихватить, глядишь, уже бы и катались. А так, эта машина обычная консервная банка, — ударяя по борту машины, заключил он и собрался осмотреть оставшийся автомобильный парк, так ради интереса, но...
Но ему помешали. На четвёртую палубу пожаловал лично Ямото.
-Отряды один и два, выдвигайтесь к центральному зданию жилого комплекса, — распорядился он по общей сети, отменяя все предыдущие команды, и солдатам пришлось живенько подчиниться.
Лавируя между картами, что наподобие горошин заполнили улицы, минуя дворики и аллеи, Званцев не переставал поражаться размерами жилого комплекса, занимавшего, как оказалось, сразу десять верхних палуб, сводом примыкая непосредственно к обшивке корабля.
"Удивительно, — с восторгом шептал он себе под нос, запрокидывая голову кверху. — Такие грандиозные размеры. Но как? Как же они умудрились такое создать? Воссоздать целый город. Немыслимо. А может...".
-"Харон", каким образом удалось сохранить целостность конструкции в условиях космоса, при таких огромных объёмах пустоты? Корабль должен был попросту разломиться.
-Жилой комплекс, полностью воссоздавался уже на самой планете, сержант, — мягким баритоном ответил "мозг" на запрос Званцева, опять в обход начальства, между прочим.
Полученная информация ещё больше взволновала сержанта. И "мозг" видя замешательство человека, счёл своим долгом пояснить, для наглядности продемонстрировав инженерную схему корабля. — Изначально, в конструкции корабля нет никаких пустот. Как вы сами можете убедиться, все палубы строго примыкают друг к другу. И только уже перед самой посадкой, на высоте в один километр, корпус корабля раздвигается, освобождая место для застройки жилого комплекса. После чего автоматические системы воссоздают город в таком виде, в каком он сейчас перед вами. До этого же момента, экипаж находиться в общих жилых отсеках, рядом со стазис камерами, расположенными в носовой части корабля. Эти жилые отсеки не отличаются особым комфортом, но отвечают всем требованиям жизнеобеспечения: пропитанием, водой, чистым воздухом и оптимальной температурой. Так же оттуда можно управлять всеми системами корабля и производить первые экспериментальные работы по изучению новой планеты.
-Спасибо, — пробормотал Кирилл, чувствуя себя нерадивым учеником. Действительно на схеме указывались ещё одни жилые отсеки временного пребывания. Но с другой стороны, как он не догадался о них раньше? Может, просто не обращал внимание. А что если... — "Харон", а ты можешь обследовать эти отсеки на предмет присутствия в них людей?
-Сожалею, сержант, но я не могу выполнить вашу просьбу. Вся носовая часть корабля отрезана от моего контроля.
-Плохо, — констатировал Кирилл, подбегая с отрядом к центральному зданию жилого комплекса. И сразу же забыл о своей просьбе.
Огромное, почти семидесятиметровой высоты, здание местного управления возвышалось над людьми, нереально выделяясь из общего ряда своим дизайном. Отдалённо смахивая на семейство грибов с винтовыми ножками, утолщёнными снизу, стояло оно посреди некогда цветущего парка, подпирая иллюзорный небосвод шестью конусовидными шляпками и одной овальной, самой большой в центре композиции.
-Бог ты мой. Я не верю собственным глазам — отмер первым рядовой Кравец. — Это же точная копия Международного небоскрёба Конфедерации Земли. Только там, на Земле, он высотой с целый километр.
-Всегда мечтал там побывать, — с каким-то трепетом в голосе следом прошептал Дилон. Ведь этот небоскрёб олицетворял собой всю мощь объединённого мира, вызывая трепет и восторг у простых смертных, своей помпезностью и величием, особенно когда его макушки скрывалась в облаках.
-Так идём же быстрее, исполнять мечту, — поторопил Званцев, поражённый не меньше остальных. — Хоть и её уменьшенную копию.
У главного входа группу встретил лейтенант Сайлус:
-Отряд два прибыл, — передал он по связи.
-Поднимайтесь к нам лейтенант. Мы тут ещё и треть здания не осмотрели, — послышался в ответ голос Ямото.
Как оказалось, капитан не только лично прибыл на четвёртую палубу, но уже и умудрился залезть вперёд поисковых групп, лазая сейчас где-то в недрах копии Международного небоскрёба, всего с одним отрядом. Ну, прям не терпелось ему самому сунуть туда свой любопытный нос. Как со схемой разобрался, так сразу и примчался. Видать когда-то тоже мечтал побывать в величественной постройке, что осталась на Земле. И вот он шанс, хоть и уменьшенная копия, зато есть возможность не просто там побывать, а даже занять место самого главного лица правительства, почувствовать, так сказать, себя божком местного разлива.
Внутри, небоскрёб поражал размахом не меньше чем снаружи. Бесчисленные коридоры, переплетаясь и соединяясь меж собой, уводили людей в самые разные и потаённые уголки постройки. Бессчётное количество: кабинетов, тамбуров, зон отдыха, приемных, кружили голову, вселяя смятение. С чего же начать? Великолепнейшая архитектура, гротескные формы, своды под которыми сразу теряешься или узенькие коридоры, фонтаны и панорамные окна, архаичные статуи и цифровые механизмы последней модели, плиточная мозаика под ногами или ковры, всё переплелось воедино в этом здание, всё перемешалось, соединив эпохи и реальность с вымыслом.
И как только здесь ориентировался Ямото, было уму непостижимо. В итоге и он заплутал.
-Лейтенант, пока не суйтесь к нам. Встретьте лучше техников, они уже на подходе, и проводите их в технозону. Пусть они подключат небоскрёб к "Харону". А то тут сам чёрт ногу сломит, пока разберёт, что тут где.
-Вас понял капитан. Ждём техников. Конец связи. — Отсоединившись, Сайлус обвёл своды у себя над головой, вздохнул почему-то тяжко и, обернувшись к отряду, сказал. — Ну что господа, на выход. Все слышали, идём встречать техников.
— Глава 10.
Для того чтобы подключить небоскрёб к системе жизнеобеспечения, техникам пришлось обесточить половину жилого комплекса, оставив тысячи квартир без света, воды и вентиляции.
Когда осветили коридоры, Ямото, первым делом, с боевой группой сопровождения прошёл в головную часть здания — в центральный гриб, чья шляпка возвышалась над всеми остальными, конусными грибами, нависая над импровизированным городом, наподобие зонта. И что самое невероятное, шляповидная часть здания, несмотря на свои просто чудовищные размеры, являлась одним огромным помещением практически без стен. Этакой пещёрой-залом, с коническим сводом над головой, опиравшимся на мощные жилы, что от самого пола устремлялись ввысь до потолка, сливаясь воедино в самом центре.
Свод светился мягким голубоватым светом, а пол, как мраморный перламутр, лучился белым, создавая иллюзию, словно ты находишься в устричной ракушке, а жемчужиной в ней — была загадочная конструкция в центре зала. Огромная, почти что, до потолка, возвышалась она посередине помещения, напоминая статую гротеска, соединившего в своих фантазиях кубизма направление и сьюреаллизм, переплетя их воедино в нечто особо неправдоподобное.
Одни видели в этом: переплетение деревья, образующих округлый конус, направив ветки внутрь, что, постепенно истончаясь, образовывали квадраты, треугольники и изредка круги.
Другие видели в том же самом: башню замка, практически воздушную, что вмещала ещё одну, совсем уже другую, отличную по форме. Та, следующую вмещала, затем ещё, ещё и ещё одну — до бесконечности.
Структура форм в структуре, от макро и до микрона. Бесконечно переплетаясь и взаимопроникая, конструкция создавала неповторимость форм, недоступных для понимания и осмысления общего впечатления, не позволяя описать себя со стороны.
Это был мыслящий контур "Харона", один из трёх. Реактор мыслей и осмыслений их — своего рода это и был искусственный "мозг". Хотя это не совсем так. На самом деле, перед людьми открылась лишь его верхушка, остальная же часть скрывалась в недрах небоскрёба, и дополнительно пронизывала часть нижних палуб, расползшись там подобно корням дерева.
Здесь, в мысленном контуре, сталкивались нейтроны, образуя связь, потом рвали их и снова сталкивались, тем самым создавая динамично развивающуюся нейронную сеть, наподобие нервной системы человека.
Когда техники оживили "мозг", контур мягко засветился, загудел, покрылся отталкивающим полем, против инородные частицы, которые могли повредить тончайшие структуры, а внутри забегали огни. Они носились подобно искрам по тончайшей паутине веточек-сучков, и каждая из них несла в себе миллионы терабайт — всю мысленную личность "Харона", его так называемое "Я".
Вот такой вот он — этот контур не поддающийся описанию.
Остальную же часть центрального зала занимали, расположившись по кругу от мысленного контура: зал заседания правительства, зал для конференций, зал управления всеми системами корабля, зал технической поддержки, и стратегический зал военного планирования, с множеством голографических карт и голоэкранов (сейчас неработающих), на них раньше выводилась вся информация с датчиков обнаружения, слежения и сопровождения враждебных объектов, где бы они не находились, на самом корабле или на орбите планеты, разницы никакой.
Окантовкой же помещения служила смотровая площадка, с огромными, чуть наклонёнными вовне, панорамными окнами.
-Ну как вам нравится наш новый штаб, лейтенант? — стоя у панорамного окна, поприветствовал Ямото подошедшего сзади Джона Сайлуса.
Джон прислонился всем телом к бронированному окну, при этом со стороны он будто бы повис в воздухе.
-Неплохое место, — через несколько секунд дал он свою оценку. — И город весь, как на ладони, и обороняться, если что, не так сложно будет. Вход один. Только вот до ангаров далековато. Случись что непредвиденное, мы можем здесь застрять и надолго.
-Согласен, но думаю, мы решим эту проблему. — Кивнул головой капитан, и принялся делиться собственными соображениями по этому поводу. — Сразу предлагаю создать безопасный коридор. Установим несколько вооружённых постов там, там и там, а также автоматические системы обнаружения, с системой подавления живой силы противника вот там, там и вот здесь. — Поочерёдно ткнул он пальцем в разных направлениях. — Думаю это хоть немного нас обезопасить на первое время, пока мы полностью не обследуем корабль. А там видно будет. Глядишь, может что и получше подвернётся. — Развернувшись в пол оборота, Ямото заложил руки за спину, и неспешно пошёл вдоль смотровой площадке, осматривая город. — Всех солдат разместим в головном здание. Вспомогательные обследуем и запечатаем, они всё равно нам не нужны. Затем...
-Капитан, сэр, можно обратиться?
Ямото досадливо замер на полуслове и развернул перед собой голографическое окно:
-Да, Квотермейер, что у тебя?
-Сэр, мы соединили два мыслящих контура между собой. Теперь вы можете управлять "Хароном" прямо из небоскрёба. — Квотермейер, за всё время, проведённое на корабле, взял под свой контроль всех техников, и те не стали возражать, признав в нём не только лидера, но и высокого профессионала своего дела. И сейчас, проделав очень сложную и тонкую работу, за столь короткий срок, разведчик просто светился, сообщая хорошую новость. — Но... — тут, он неожиданно сник.
-Что? Что не так? — в свою очередь чего-то испугался Ямото.
-Видите ли, — неторопливо начал Квотермейер, — "Харон" работает отлично, без сбоев. Но, — вздохнул разведчик. — Весь банк памяти здесь тоже уничтожен, и точно таким же способом, как и в командном центре управления.
-Вы не находите это странным, Сайлус? — оборачиваясь поделился своими подозрениями Ямото.
-Нахожу. Но не нахожу пока причин вандализма.
-Что ж, вы не один такой. Я вот к примеру, нахожусь в том же состоянии смятения. Но я всё ещё не оставляю надежды получить вскорости ответ на все свои вопросы. — Сделав такое отступление, Ямото вернулся к прерванному разговору. — Хорошо с этим понятно, — дал он отбой. — Но хотелось бы болще конкретики. Я так понимаю: вы и здесь не сможете восстановить память?
-Нет, сэр, — нехотя откликнулся Квотермейер, не зная чем ещё порадовать капитана и не попортить свою репутацию в его глазах. — Со всем уважением, но это невозможно. Мы попробуем, конечно же, наскрести хоть какие-то воспоминания, но думаем это ничего нам не даст.
-Я вас понял, Квотермейер, — устало произнёс Ямото. Здесь он был бессилен что-либо изменить своим приказом. Раз специалист сказал нет, значит, так оно и есть и ты хоть в лепёшку расшибись, а к другому результату не придёшь. — Оставим на время эту тему. Лучше скажите, как у вас продвигаются дела с радаром? Как скоро вы сможете его включить?
Квотермейер минуту посовещался с кем-то, и, получив в руки планшет-дисплей, ответил на вопрос:
-По поводу радара: внешне все системы целы, к ним не притронулась рука вандалов, но мы его ещё не включали. Скоро проведём первый тест системы ближнего обнаружения. О результатах доложу отдельно.
-Жду результатов и хороших вестей. Конец связи. — Отключив окно связи, Ямото продолжил прерванный разговор с лейтенантом, снова начав неспешно двигаться вдоль смотровой площадки. — Как видите, у нас ещё есть время побыть в блаженном неведении, — усмехнулся он печально и вдруг откровенно поделился своей проблемой, что уже измучила его до предела, особенно она донимала его по ночам. — Скажу честно, мне страшно даже предположить, как поведут себя люди, если после включения поискового луча выяснится что "Виктории" больше нет. Солдаты не слишком пока напуганы, они ещё уверены, что в любой момент могут покинуть планету и отправиться домой, и это обстоятельство вселяет в них силу. Но что если это не так и мы застряли здесь как минимум на полгода, пока не прибудет второй корабль? Как вы думаете?
И ещё...Меня постоянно преследует одна мысль, и если задуматься, то она ужасна. Вы никогда прежде не задумывались: Что станет с нами, если нам придётся столкнуться с неведомым врагом, с тем, с которым возможно столкнулись колонисты? Как мы поступим, зная, что отрезаны от Земли и у нас нет другой дороги, как только, сражаться за собственную жизнь? Выживем ли мы, или сложим головы, как и колонисты? Ведь нас так мало, а их было не меньше четырёх тысяч. Как вы думаете Джон?
Верите ли вы, что "Виктория" до сих пор находиться на орбите и с ней всё в порядке, просто она не отвечает на наши вызовы? Может, из-за какой поломки, я не знаю. А если нет, Джон? Как нам тогда быть? Сможем ли мы противостоять тому, с чем не смогли справиться куча народу, среди кого были и десантник прошедшие не одну войну?
Ямото стоял и ждал ответа. Это не был приказ или просьба. Нет. Ему просто очень захотелось облегчить душу, поделиться мыслями, которые его давно уже преследуют; найти того, кто поймёт, кто поддержит, не смотря на занимаемую должность Ямото, кто предложит ему руку помощи, когда в самом тебе уже не остаётся сил терпеть возложенную обязанность.
И Сайлус с благодарностью принял роль товарища — роль человека, который не просто подчиняется приказам и обсуждает лишь планы операций, а которому, можно смело доверит не только личные тайны, страхи, надежды, но так же и мечты и даже заблуждения.
-Сэр, я даже не знаю, что вам на это ответить. Но если вы хотите услышать лично моё мнение...
-Хочу, — одними губами ответил Ямото.
-Ну что же, вы сами напросились, — вздохнул лейтенант, готовясь вывалить на капитана наболевшее. — Лично я со своей стороны не питаю иллюзий насчёт "Виктории". Исходя из того, что высадка производилась в экстренном режиме, для меня это может означать одно — с кораблём случилось что-то непоправимое. Я не хочу думать о худшем, как и многие из нас, но внутренне я уже готов принять жестокую правду о гибели корабля.
-Даже так? — не очень искренне удивился Ямото, скрывая накатившее на него волнение. Перед ним находился ещё один человек, который придерживался мысли, что "Виктории" больше нет. Первым был он сам. Значит уже два человека думали именно об одном и том же. А это настораживает.
-Да, даже так, — настоял Сайлус. — Вы хотели услышать моё мнение, я его вам высказал. Со своей стороны я не исключаю такой возможности, что корабль уничтожен, разрушен, я не знаю точно, что могло там произойти. Но знаю вот что. Система опознавания и отклика, установленная на корабле, так просто не выходит из строя — это своего рода, чёрный ящик корабля, и сломаться она может только в одном случае...
-Если корабль больше не существует, — шёпотом закончил предложение капитан Ямото.
-Точно, — кивнул Сайлус. — И вот ещё что. Наш собственный переносной радар не настолько слаб, чтоб не отыскать этакую махину на орбите, но он выдал нам только непонятные скопления. Мы же по слабости душевной предположили, что это может быть скопление астероидов, но с таким же успехом это могут быть и обломки корабля. Но мы не хотим в это верить, мы до сих пор тешим себя надеждой.
-А как вы сами? — поинтересовался Ямото, не веря, что человек может вот так спокойно рассуждать об утрате обратного билета домой. — Вы уже утеряли надежду, Джон? Вы больше не верите в лучшее, и что все ваши слова лишь заблуждение.
Что мог ответить Сайлус? Хоть он и рассуждал до этого момента холодным голосом, пытаясь не показывать чувств, а у самого внутри всё кричало диким криком: "Нет! Неправда! Ложь! Корабль не погиб! Я не хочу застрять на этой грёбанной планете, оставаясь в неведение, что здесь произошло и куда подевались колонисты". Но здравый смысл покрывал все крики души. С другой же стороны, вот так сразу отречься от надежды, от чувств и от милых заблуждений, даже если всё это было ложь и глупость, он не смог. Потому замявшись, и ответил только:
-Не знаю. — И снова повторил, — не знаю... — качая головой и закрыв глаза, чтоб не видеть собственного отражения в глазах Ямото. — Здравый смысл говорит мне одно, сердце же нашептывает другое. Мне хочется и верить, что "Виктория" цела, и не верить, чтоб вынести предстоящий удар.
-Я понимаю, — сконфуженно пробурчал Ямото, отворачиваясь к окну. — Наверное, вы в чём-то правы. Нужно быть готовым ко всему, а не тешить себя пустыми надеждами. Если "Виктории" больше нет, то мы обязаны поддержать всех остальных. Сохранить целостность роты. И выяснить, наконец, куда исчезли колонисты, а главное почему, чтобы выжить самим, не повторив судьбы тех, кто был здесь до нас.
Высказавшись, Ямото прислонился к окну, и на него со всех сторон, вместе с сумраком просачиваясь в душу, нахлынули безрадостные ощущения. Такие сильные, что в груди сжалось сердце, а в душе поселилась пустота. Хотелось забыться, отвергнуть реальность. Нет! Не верю! — где-то глубоко тихо кричал маленький испуганный мальчик, — это только сон. Страшный сон! Проснись! Проснись!..
Но нельзя поддаваться. Нельзя забыться, когда от тебя зависит столько жизней. Все верят в тебя и верят в правильность твоих приказов, слепо подчиняясь. Потому что иного быть не может. Если не верит командиру, то тогда кому?
Сжав волю в кулак и загнав собственные страхи в самую глубь разума, Ямото, вновь принял облик волевого командира, закрыв на время душу.
-Надо закончит начатое, — сказал он вскользь. — Комплекс и наполовину ещё не обследован. Я снова пошлю две группы. Вы пойдёте?
Сайлус, понимая, что их совместная беседа слишком уж нагнала туч, вызвав у обоих неприятные тоскливые чувства, решил развеяться и не отказываться от... Нет, на этот раз не от приказа, скорее это уже было предложение, он же всё-таки стал товарищем.
-Если я вам больше не нужен, то я, пожалуй, схожу.
-Идите, — кивнул головой Ямото. — А я, пока пошлю остаток людей устанавливать вдоль периметра комплекса камеры слежения и датчики. И ещё, лейтенант, пока не ушли, будьте там повнимательней. Осматривайте все жилые отсеки, постарайтесь найти хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на тайну исчезновения колонистов, любые накопители информации будут в самый раз. А то ведь, из того, что удалось отыскать, одна чушь сохранена: личные переживания, любовные переписки, планы на будущие и всё в том же роде — слезливо плаксивая чушь, никакой конкретики. Такое ощущение, что кто-то целенаправленно уничтожал всю важную для нас сейчас информацию. Словно кто-то специально хотел, чтобы мы и до конца своих дней продолжали бродить в потёмках. Ладно идите, не буду вас больше задерживать. — Сайлус кивнул, и вышел. А капитан соединился с лейтенантом Крапивиным:
-Лейтенант, где вы сейчас находитесь?
-Обследуем одно из вспомогательных зданий, сэр.
-Бросайте это дело. Этим займутся мои люди. А вы и лейтенант Сайлус снова начинайте прочёсывать город. Завершите начатое.
-Есть сэр. Выходим наружу. Конец связи.
— Глава 11.
Построившись в прежнем порядке, лейтенант Сайлус со своей группой по левому борту, Крапивин по правому, отряды отделились от центрального небоскрёба и, развернувшись веером, двинулись вдоль всего жилого комплекса.
Импровизированный город встретил людей ещё более настороженно и зловеще. С отключением питания, слабое уличное освещение погасло, невнятный шум вентиляции окончательно стих, и комплекс погрузился в ватную тишину, трансформирующую, производимые десантниками звуки в неприятные и режущие слух шумы. Каждый неосторожный шаг, каждая задетая вещь, каждый шорох раздавались подобно выстрелу. Это само собой напрягает.
Столкнувшись с подобной тишиной люди в обыденной жизни, обычно, чтобы скрыть свой страх и снять напряжение, сами начинаю шуметь, громко разговаривать, смеяться или горлопанить песни. Но в такие моменты они не веселятся. Нет. Таким вот образом, они пытаются перекричать тишину, заполнить пронизывающую её пустоту собственными звуками и больше её не слышать, не испытывать глубоко въевшийся страх перед ней.
Но десантники были не просто люди — они солдаты, и сейчас они на вражеской территории. Любой неосторожный шум мог навлечь беду, любое слово могло отвлечь внимание. Общение только жестами или короткими командами. Движение только перебежкой от одного угла до другого. Голова постоянно прижата к плечам. Тело напряжено. Ноги полусогнуты.
Колоссальные размеры комплекса обрушиваются с самого верха, вызывая боязнь открытых пространств, что иной раз похлещи клаустрофобии. Ноги вмерзают в землю и отказываются идти. Спина по привычки сгибается. Постоянно ждёшь выстрела из темноты.
Кто же его знает, что скрывает эта тьма?
Незнание обстановки, влечёт за собой неуверенность и смятение. И только плечо товарища, его ободряющий взгляд и дух некоего братства, витающий поблизости, не позволяет ногам бежать, а телу прятаться в какую-нибудь щель и там душе трястись до потери чувств.
Жилые отсеки кое-как пройдены, изучены вдоль и поперёк — ничего конкретного. Личные вещи, фотографии, коллекция фильмов, электронных книг; какие-то объедки, разный мусор, и никого живого. Люди просто испарились, будто исчезли разом, не успев прихватить с собой вещёй. Пусто.
Город призрак на брошенном корабле.
И вскоре азарт пересиливает страх. Найти, найти во чтобы то ни стало, хоть какие-нибудь следы живших здесь людей, но лучше их самих. Отыскать, отрыть хотя бы трупы. Но нет... Всё безрезультатно.
И тогда приходит злость.
Куда же чёрт могли они все подеваться?!
Мыслей по этому поводу вагон и маленькая тележка, но ни одного ответа. И всё чаще начинаешь задумываться уже о собственной участи:
"А что, если тоже самое случиться и с нами, и мы исчезнем не оставив и следа?".
Но гонишь мысль о смерти прочь. Поддашься им и всё — конец. Всепоглощающий страх поглотит без остатка, разрушив разума мосты, и сразу же превратишься: в зверя, что в трусости своей стремится выжить бегством, в одиночку; а может, наоборот, превратишься в безвольную марионетку, что не в силах даже с места сдвинуться, не то что защищаться, жить и выживать.
Да и чего сейчас думать-то о смерти? Рано. Ещё не видно её следов вокруг, её зловонья и тошнотворной "красоты", что она любит оставлять опосля себя. Так что ж звать раньше времени её? Отбросить страх и продолжать искать, не думая ни о чём, вот залог успеха.
За жилыми комплексами начиналась рабочая зона. Здесь в основном находились: исследовательские лаборатории, научные центры обработки информации, технические отделы поддержи и ремонта оборудования. Всё то, что нужно только для работы колонистов.
Рабочая зона начиналась с понижения потолка. Голографическое небо, куполом обрывалось вниз и на последних трёх палубах прерывалось. Получалось так:
Четвёртая палуба — служила фундаментом, как для жилого комплекса, так и для рабочей зоны.
А с пятой по восьмую — выходя в жилой комплекс огромной аркой, размещался вход в рабочую зону.
А дальше всё глухо закрывал небесный купол.
Выходит рабочая зона — служила как бы перешейком меж двух больших открытых пространств: жилым комплексом и центральным парком — конечный пункт назначения поисковой группы.
Посередине рабочей зоны шла просторная центральная дорога, заполненная брошенными картами. От неё ответвлялись улочки, змеились между исследовательскими отсеками, и снова выходили в центр. Так же через центральную улицу были переброшены мосты, платформы и пневмотрубы, для доставки грузов.
Если в общих словах, то это был один такой большой замкнутый муравейник с центральной, горизонтальной шахтой и множеством ответвлений, коридоров, коридорчиков и тупиков, соединенных меж собой нитями мостов.
Но самое поразительно, если жилой комплекс поражал своими размерами, но всё же воспринимался больше, как некий обычный город, то рабочая зона просто повергала в шок. Именно здесь, где не создавалась иллюзия открытого пространства, воочию представали перед людьми поистине циклопические масштабы корабля. И только здесь, впервые люди почувствовали себя муравьями, ничтожными букашками, посреди горного массива.
Когда-то рабочая зона была, наверно, полностью освещена. Она плескалась в свете вывесок и прожекторов, и даже сами стены светились мягким светом. Сейчас же ни единый лучик света не проникал сквозь сумеречную тьму. Лишь чуть-чуть светились чёрно-синие стены, создавая призрачное марево вокруг самих себя.
Но размеры зоны настолько были огромны, что не то, что стены, несмотря на их слабую светимость, просто были не различимы во тьме, здесь даже тишина не могла молчать, как не могут молчать и огромные пещеры в отличие от городов покинутых людьми. Сам воздух здесь, циркулируя, гудел зловеще: стонал, как стонут сотни призраков, и плакал, как дитя. Стонали и кристаллические стены вторя ветру, и где-то капала вода, стекая многочисленными ручьями.
В рабочей зоне было так много влаги, что, казалось, сами стены плачут. Дотронешься, и по руке бегут ручьи.
-О Боги, кто мог создать такое?.. — не веря своим глазам, шепчет лейтенант Крапивин, соединяясь с группой Сайлуса. — Как будто и не люди вовсе строили всё это.
Перед солдатами разверзся самый что ни на есть каньон с перекладинами-мостами. И ему не было видно ни конца, ни краю. А чтобы разглядеть его вершину приходилось выгибать не то, что шею, спину!
Чёрно-синий монолит, изъеденный множеством проходов, практически без окон и дверей, покрытый призрачным маревом тумана, поражал масштабами и грозил запутать всех в своих чертогах, кто вдруг с перепугу дерзнёт сунуться в него.
И кто там может прятаться? Кто жить? Известно только Богу.
-Да, попали... — вторил лейтенанту Крапивину, сержант Званцев, не отрывая взгляда от каньона. — Тут точно за год всего не обойдёшь. Сколько бы сюда людей ни нагнать, всё будет мало.
-Ну и что дальше лейтенант? — вслед за сержантом, ища совета у Сайлуса поинтересовался Крапивин. — Ваш человек прав. Это место просто нереально обследовать нашими силами, даже если мы всех задействуем в поисках. Что скажете?
Но вопрос прозвучал слишком рано — Джон ещё не знал: как им быть, — он думал. А пока думал, не к месту поделился своими наблюдениями, водя рукой по мокрой от влаги кристаллической стене:
-Система жизнеобеспечения здесь, похоже, полностью накрылась. В зоне создался внутренний микроклимат не контролируемый "Хароном". Ещё, по всей видимости, где-то должен был быть большой водоём, отсюда и вода. Водоём высох и превратился в пар. Днём корабль нагревается, нагревается и рабочая зона — вода испаряется. Ночью же корабль остывает и тогда влага конденсируется, осаждаясь туманом на стенах. Круговорот воды в природе. В нашем случае на корабле. Как нам быть? — стремительно меняя тему, переспросил он. — Пока не знаю. — И следом: — Капитан, — связавшись со штабом, — вы видите это? — спросил он, имея в виду каньон и всю рабочую зону вместе взятую.
-Вижу, Джон, — откликнулся, незримо присутствующий Ямото
-Впечатляет, неправда ли? — усмехнулся в ответ Сайлус. — И как они только умудрились построить всё это, ума не приложу.
И хотя Джон напрямую не задавал вопроса, "Харон" вдруг, посчитал себя обязанным внести пояснения, подав голос:
-Эта секция искусственно выращивалась, лейтенант Сайлус, единым составным блоком прямо на корабле при его постройке.
-Спасибо "Харон", — хмыкнул Джон, едко подколов "мозг" в конце. — Эта информация очень ценная сейчас для нас.
Но "Харон" не был человеком и, потому просто ответил:
-Пожалуйста, сэр, всегда к вашим услугам. — Чем вызвал к себе раздражение людей.
-Если ты такой умный, — скрывая неприязнь, обратился к "Харону" лейтенант Крапивин, — то, может, ответишь, как нам обыскать всё это дикое пространство и не заблудиться при этом самим.
-Я сожалею лейтенант, — начал, было "Харон", и тут вдруг умышленно пропустил фамилию того, к кому обращался. Может, он всё-таки и не так сильно отличался от человека, и всё понимал? — Я сожалею лейтенант, но все мои системы в этой зоне находятся в нерабочем состоянии. Там где вы сейчас находитесь, я могу ориентироваться не лучше вашего.
Ответ был очевиден, и спрашивать не было смысла, учитывая условия, в которых пребывала рабочая зона, но попытка не пытка. Хотя она и не принесла желаемых результатов.
Потекли минуты ожидания и анализа.
Наконец, Ямото, сидящий в здании управления, сверившись со схемой корабля, принял решение:
-Обследуйте центральный тоннель и выходите к конечному пункту. Углубляться в рабочую зону не советую. Этот вопрос мы решим позже. Приступайте.
Первым откликнулся Сайлус:
-Вас понял. — И перешёл на внутреннюю связь. — Всем внимание — порядок прежний. Крапивин по правому борту, я по левому. Дистанция пять метров. Если что заметите, сразу давайте знать. Вперёд!
Десантники, снова разбившись на две группы, осторожно прошла арку, углубляясь в каньон рабочей зоны. Со стороны жилого комплекса могло показаться, что люди не вошли в зону, а как бы нырнули во тьму, в некую осязаемую субстанцию, колыхнувшуюся за их спинами.
Обзор автоматически сузился, выделив перед глазами только центральное пятно серого сумрака, остальное всё тонет во мраке. Ещё слабо светился призрачным светом потолок в ста метрах над головой, но абсолютно не освещал пространство внизу.
Осторожность, медленный шаг, несвойственная напряжённость в движениях; восхищение и одновременно боязнь окружающего пространства; постоянное ожидание чего-то, хотя и сам ещё не знаешь чего. Атмосфера накаляется с каждым проделанным шагом. И не дай Бог чему-то сейчас приключиться, чему-то экстраординарному, чему-то, что заставит людей потерять над собой контроль. Сразу же начнётся безудержная стрельба, которую потом уже не остановишь никакими вразумлениями, пока у солдат не закончится боезапас или не уйдёт страх, вылившись адреналиновой рекой.
Вокруг тебя зловеще гудит воздух, проходя сквозь туннель каньона, как по аэродинамической трубе. Вода капает и журчит где-то там во тьме бесчисленных коридоров, и чудиться, что это и не вода вовсе, а чьи-то тихие, осторожные шаги.
Переходы, переходы, ответвления и коридоры, массивные арки или сплошные гладкие стены некоего горного монолита, и всё это тонет в жуткой тьме.
Сыро, холодно, темно.
Противно, страшно и в то же время интересно. Постоянно почему-то ожидаешь появление не живых людей, а призраков. Видимо потому, что здесь просто не было места живым, настолько здесь было зловеще и неуютно, отталкивающе и нереалистично, что воображение само собой рисовало чудовищ, призраков и вурдалаков, но никак не живых людей.
Бррр...мурашки по коже.
Это страх проникает в тебя по каплям разъедающего разум яда. Потеют руки, во рту пересыхает и язык прилипает к нёбу, а дыхание замирает в глотке. Иной раз даже заставляешь себя дышать. Никакого спокойствия, здесь просто невозможно расслабиться. Это место настолько огромно, просто колоссальное, что разум отказывается верить в его необитаемость. Всё время ощущаешь на себе чей-то зловещий взгляд. Быстро оглядываешься.
Но здесь же ни черта не видно! Верти не верти головой, а всё бестолку.
Тогда сжимаешь посильнее руки на рукояти винтовки и поближе, поближе к своим, чтоб если что, тебя не первым сцапали.
Командиры предпочитают не замечать того, что десантники невольно начинают кучковаться, потому как тоже люди, и испытывают те же чувства, что и у остальных. Но идти постоянно в безвестности, каждую секунду ожидая нападения из-за какого-нибудь тёмного угла, тоже нельзя и лейтенант Сайлус решает на свой страх и риск осмотреть хоть один из боковых коридоров, хоть глазком на него взглянуть:
-Ровен, — обратился он к "дельтовцу", несшему на себе ряд всевозможных приспособлений, — ну-ка подсвети. Посмотрим, что там.
Разведчик прошёл чуть вглубь ответвления, активировал два небольших шарика. Шары мелко завибрировали, после чего плавно воспарили над его ладонью. Потом покрылись голубоватой сферой из светящихся частиц и стремительно улетели вперёд, наподобие ведьминого огня, рассыпая искры. Искры, какое-то время плавают в воздухе, создавая два длинных светящихся призрачных следа, а затем медленно дождём или пылью оседали на влажный пол и затухали.
-Ничего, — констатировал Сайлус, мельком оглядев ответвление от центральной улицы. — Совсем ничего. Всё то же самое и ничего нового... Ну, чего застряли? Двигаем дальше. — Поторопил он, направляясь в сторону центрального парка с мыслью — поскорей бы выбраться отсюда.
Вскоре на горизонте забрезжил свет, хотя это и громко сказано. Вообще-то контраст между тьмой и просветлением впереди практически отсутствовал. Так, чуть-чуть, марево мрака растворялось, приобретая уже не целостный характер непробиваемой пелены, а становилось как бы туманно-зернистой, с вкраплением предутреннего сумрака, расчерчивая на выходе из ущелья некую грань.
Вот она с каждым шагом наползает всё ближе и ближе и, десантники, наконец, преодолевают ту самую грань обрамлённую колоссальной аркой. А впереди, аж дух захватывает, невероятных размеров зала с многочисленными террасами, простирающимися, чуть ли не до самого потолка.
-Мать честная, где это мы?, — разинув рот, выдохнул Сайлус, медленно проходя под аркой и попадая в центральный парк, чем-то напоминающий древнегреческий амфитеатр. С одной стороны "сцена" — монолитная стена с балкончиками и окнами, рабочей зоны. А с противоположной будто бы места для зрителей, только вместо ярусов, тут тянулись ступенчатые террасы, каждая с выходом на свою палубу, являя невольным зрителям срез корабля.
На этих терраса некогда произрастали разнообразные деревья, кусты и пальмы; трава стелилась по удобренной почве, и свисали гибкие лианы, достигая в длину иной раз десятка метров, а вьющиеся растения-лозы наоборот тянулись вверх, создавая видимость загадочных джунглей.
Между террас текли ручьи, впадая в импровизированные реки, что, достигнув края одной террасы, свергались водопадом на другую, или преодолевали их все сразу, обрушивая свои воды в бассейн озера, окружённого порослью деревьев и ухоженной травой, в самом центре парка.
Ещё здесь когда-то пели птицы — настоящие, живые, привезённые с Земли, а ещё летали бабочки, и красивые жуки. В озере водилась рыба, а в небольших зарослях — специально созданных и нетронутых эстетикой, бродила живность непугливая. Рассержено цоколи белки и смешно бегали еноты, ещё ежи в траве копались, и зайцы там же прыгали, а за ними шустро бегала лиса. Были животные и покрупнее, такие как, например, карликовые олени и свиньи дикие, тоже карликовые, а так же, были наверно и другие.
Колонисты каждый день приходили в парк, садились у воды, кормили рыб и птиц, или же усаживались в беседках ажурной выделки и там болтали о своём. О чём? Уже и не узнать.
А кто-то, к примеру, желая уединиться, уходил в отдалённые углы, где маленький живой мирок представал перед человеком в первозданном виде. И там люди собирали грибы, ягоды, и орехи; или просто, накрывшись звукоизолирующим полем, лежали на траве и мечтали в приятной тишине вдали от сутолоки мирской.
Да...
Что тут скажешь — центральный парк самое настоящее райское местечко, и, между прочим, созданное специально. В частности по двум причинам.
Первая заключалась, конечно же, в релаксации. Колонисты, будучи вдали от дома, не должны были чувствовать свою оторванность от дома, и их психика могла бороться изо дня в день с реалиями чуждого им мира. Подобие живого уголка, частицы родины заключённой в капсулу корабля, как нельзя лучше способствовало успокоению души и умиротворению мысли.
Вторая же причина, сподвигшая людей создать на космическом корабле самую настоящую замкнутую экосистему, заключалась в своего рода научном эксперименте.
Центральный парк — это не только место отдыха, а ещё и этакий ковчег, с семенами жизни, взятыми с родной планеты. Считалось, что по прибытию на новую планету, образцы, выращенные на корабле, колонисты попытаются ассимилировать в новых условиях окружающей среды, тем самым, создав через десяток лет наиболее приближённую к земным аналогам флору и фауну — единственно пригодную для физиологии человека.
Поэтому-то в центральном парке, помимо прочего, выращивали фруктовые и плодоовощные культуры, отгораживая их от диких сородичей.
Но даже если условия планеты не способствовали выживанию земных форм жизни, центральный парк, как ковчег, вполне мог обеспечивать колонистов, не столько пищей, сколько крайне важной витаминно-ферментативной базой, оставаясь при этом саморегулируемой закрытой экосистемой. Условия созданные внутри самого корабля это позволяли.
Генераторы полюсных температур, освещённости — насыщенной или умеренной; фильтрационные конденсаты воды — обеспечивающие круговорот жидкости внутри замкнутого пространства. А всяческие автономные механизмы, числом до сотни видов, поддерживали жизнедеятельность экосистемы путём: рыхления почв, к примеру, или отвода влаги по микротрещинам; или вот, утилизация отмёршей материи, такой как: опавшая листва, мёртвые насекомые и тела животных, создавая тем самым продукты распада, используемые растениями, как питательная среда.
Но, к чему такие сложности?
Ха! Дело всё в том, что на земле природа сама контролирует экосистему: дополняя её, видоизменяя и облагораживая. И один из её жирных плюсов — это миллионы насекомых с бессчетным количеством микроорганизмов. Ведь это именно они, путём своей жизнедеятельности создают плодородный слой почвы на земле и ила в воде, а так же питательную среду, являющуюся немаловажным звеном в пищевой цепи.
На корабле же такое количество насекомых и микроорганизмов допустить было просто невозможно, и мало того, что невозможно — опасно! Их же не привяжешь к одному месту обитания. Они разлетятся, разбегутся, расползутся, и ищи их потом, свищи. А через пару месяцев начнётся эрозия металлов, замыкание электрических цепей, бактериальное заражение воздуха, а за ними болезни, мор. Да мало ли что ещё!
Почему и перед закладкой ковчега все образцы почв и растительности, а так же животные прошли санитарно-карантинную обработку. И только уже будучи полностью обеззараженными, они поступили на борт корабля, где были выращены или выведены соответственно путём клонирования. А машинам, или автономным механизмам с вживлённой нейронной сетью, пришлось заменить насекомых и микробов.
Ещё одним немаловажной особенностью центрального парка являлась не целостная обшивка. Именно в этом месте огромные бронепластины складывались лепестками по бокам корабля, открывая чудный вид на небо через сапфировые стёкла. Днём в парке блистал солнечный свет, а ночью тёмное небо переливалось загадочными созвездиями, которым ещё предстояло придумать название, окрестив их чудными именами богов и животных.
И всё-таки особенно красиво здесь было ночью, когда деревьев сад и гладь воды, купались в причудливых цветах, отражаясь в свете сразу трёх лун, иной раз четырёх; но чаще вспыхивали как пожар, когда на небосвод выплывал хозяин этих мест — красно-чёрный газовый гигант.
Но теперь всё это в прошлом. Так было там когда-то...
Сейчас же перед глазами десантников предстала совсем иная картина. Бронепластины сомкнуты неплотно. И, несмотря на то, что снаружи стоит светлый день, лучи солнца, пробиваясь сквозь щель, лишь тонут во мраке, не способные разогнать тьму.
Вода испарилась, иссушив источники. Ручьи прекратили свой стремительный бег, иссякли реки, а засохли реки, замолчали и водопады — и высохло озеро. Нет больше жизни в ковчеге, нет на корабле больше рая.
С уходом воды, засохли деревья. Будто скрученные артритом голые, почерневшие стволы — всё указывало на то, что деревья умирали мучительной смертью и долго, очень долго, как не умирает ни одно живое существо на Земле. За это время трава успела окончательно превратиться в труху и пылью осесть по всему кораблю.
А вскоре высохла и почва, превратившись в одних местах в камень со множеством трещин и ран, а в других в песок и сейчас мелко шуршала, осыпаясь с террас.
Не слышно больше в парке птиц; не летают в нём и бабочки со стрекозами, и не плещется рыба; не журчит вода и не шумит листва, отныне здесь лишь мгла вокруг и тишина, прерываемая воем ветра, что постепенно укутывал слоем пыли и песка кости животных, да и птиц, — этакий памятник смерти из высохших мумий.
-Всё погибло, — хрустя подошвами по жухлой листве, убивалась Кэс. Она брала в руки почерневшие листья и они рассыпались в прах. Девушка хотела его сдуть с ладони, но вспомнила о шлеме и просто смахнула пыль. Всюду тлен и прах. Он витает в воздухе в виде мелкой пыли. Он — это памятник смерти. — Ничего не выжило. Всё погибли. Всё, — бубнила Кэс, оглядывая посеревшие террасы. — Высохло. А как здесь должно быть было красиво. Я только слышала о таких системах замкнутой экосистемы, но никогда не видела. На Земле есть нечто подобное, но там ботанические сады не полностью автоматизированы, как здесь. Здесь было удивительное место.
-Не-то слово удивительное. У меня аж мурашки по коже бегут от этого места, — поёжился в ответ Званцев, не отрывая взгляд от сотен вздымающихся почти что до самого потолка террас.
-Кэс, ты можешь определить, когда отключилась система жизнеобеспечения? — обратился Сайлус к ксенобиологу, медленно оглядывая парк.
Девушка призадумалась. Растёрла несколько листьев в пыль, поломала ветки на кустах и деревьях, потрогала твёрдую почву и уже после всех этих недолгих манипуляций выдала свою версию:
-Если вот так сразу, на вскидку, то... — снова закатила она глаза, ведя подсчёт, — где-то два года назад, судя по характеру отмирания растительных волокон. Хорошо, что в этом парке практически отсутствовала микрофлора, растения остались, можно сказать, не тронутыми.
-Это точно? — переспросил Сайлус.
-Ну, нет, конечно, — пожала плечами Кэс. — Не совсем.
-Что не совсем?
-В смысле: не совсем точно. Но я могу попробовать назвать и поточней, но надо кое-что для этого сделать, — объяснила, наконец, Кэс, своё колебание в собственной уверенности.
-Ну так делай, а не болтовню здесь разводи, — поморщившись, поторопил её Сайлус.
Девушка с минуту походила по парку, стараясь не отдаляться от группы, нашла самое крупное дерево, и без сожалений разрезала его пополам, открывая сердцевину или спил. Затем наклонилась над пеньком и стала медленно водить по спилу пальцем. Потом подняла голову и сказала:
-Ну, как я и говорила года два назад, — и стала объяснять. — Деревья одни из самых живучих созданий. Даже будучи сломанными пополам или засохшими, они могут жить ещё не один год, в ожидании благоприятных условий. Но здесь мы уже видим картину полного разрушения растительных клеток. И время, когда это произошло, качественно указывают нам вот эти годовые кольца, — указала девушка на пенёк. — Вот они. Видите. Как всем должно быть известно, эти деревья генетически выращивались уже на самом корабле, с добавками гормона роста. Следовательно, срок жизни этих деревьев должен совпадать со сроком нахождения корабля на этой планете, и эта цифра нам известна — пятнадцать лет. Колец же на спиле — четырнадцать, что и понятно, ведь примерно только год строили этот парк. А теперь дальше. Видите, все кольца равномерные и отстоят друг от друга примерно на равном расстоянии. Это говорит о том, что дерево за всю свою жизнь на корабле не испытывала дискомфорта. Ему было тепло, сытно и вольготно. Но вот эти последние два кольца, — Кэс провела пальцем по кромке спила-среза, — практически сливаются друг с другом. Видите, какой резкий контраст? Вот именно с этих пор, дерево стало ощущать нехватку света, воды и питания, но ещё какое-то время держалось, боролось за собственную жизнь, но в конце всё-таки погибло, а вместе с ним погиб и весь парк.
-Значит, прошло уже два года с того момента, как что-то случилось на корабле — пробормотал Сайлус, соглашаясь с выводами девушки. Он и сам, что-то слышал о годовых кольцах, и не верить заключениям специалиста просто не мог, хотя названная цифра убивала всякую надежду на спасения хоть кого-то из колонистов.
"Слишком длительный срок прошёл с тех пор. Сомневаюсь, что здесь кто-нибудь выжил". — Мелькнуло неутешительно в его голове мысль, но озвучил он совсем другу:
-Молодец Кэс, — искренне похвалил он девушку. — С твоей подачи, у нас теперь есть приблизительная дата исчезновения колонистов. А это уже что-то. Хоть какая-то информация.
-Поисковой группе один и два, приказываю вернуться на базу, — неожиданно для всех сквозь тишину парка, прорезался взволнованный голос Ямото. — По прибытию, командирам групп явиться в зал тактического планирования. Есть срочный разговор.
-Вас понял. — Сайлус отключил связь и, повернулся к бойцам. — Все слышали, возвращаемся! Ровен, выпускай светлячков, не будем заставлять нашего капитана ждать.
"Дельтовец", как и раньше достал из загашника два небольших шара и после того как они покрылись светящимися искрами, послал их по коридору рабочей зоны.
-Вперёд, — скомандовал Сайлус и первым перешёл на бег трусцой.
— Глава 12.
-Итак, как я понял из выше сказанного, все наши опасения сбылись. "Виктории" нет на орбите, — уточняя, подвёл неутешительный итог командир разведчиков, после того как услышал доклад техников из уст самого капитана Ямото.
-Но, но куда она могла подеваться? — отказывался поверить в услышанное лейтенант Крапивин. Он, как и многие на корабле ещё пребывал в блаженном неверии, по поводу их билета домой. И вдруг всем его надеждам пришёл крах. — Куда она могла запропаститься? Корабль же не мог сам улететь или сойти с орбиты? Или мог? Скажите же, мог корабль просто поменять орбиту? — с мольбой вглядываясь в глаза капитана, просил он.
-Нет, — безжалостно отрезал Ямото. — "Виктория" не поменяла орбиту и не сошла с неё.
-Так что же тогда с ней произошло?! — закричал Крапивин. — Куда она, чёрт возьми, по вашему делась? Поищите снова! Включите радар и ищите! Ищите до тех пор пока не найдёте! Она там на орбите. Она там! Вы просто её проглядели!
-Лейтенант заткнитесь и возьмите себя в руки! — сорвался на крик и Ямото. — Я не потерплю здесь истерик!
-Но...
-Я приказываю вам успокоиться и захлопнуть рот, лейтенант! Не можете себя сдерживать, так извольте покинуть помещение, без вас тут как-нибудь разберёмся!
И Крапивин успокоился, к своей чести, сгорбившись под тяжёлым взглядом командира. Хотя в глазах так и остался стоять призрак озвученного вопроса: Так куда же подевалась "Виктория"?
Тот же вопрос вскоре озвучил и Сайлус, только уже более спокойным голосом. Ямото переместил свой тяжелый взгляд на него, поиграл желваками и вдруг тоже сник, растеряв весь свой запал.
-На этот счёт, у нас нет точного ответа, есть лишь теория, но я склонен ей верить. Слишком уж всё сходиться, — продекламировал капитан, беря в руки электронный планшет. — После включения радары, мы обнаружили на орбите вот это. — Половина тактического зала утонула в голографическом изображении планеты и её орбиты.
-Наше внимание привлекли, вот эти вот, на первый взгляд непонятные образования, похожие на метеоритные осколки, — вещал Ямото, увеличивая масштаб изображения. — Но вскоре оказалось, что мы ошиблись с поспешным выводом. С помощью компьютерного анализа мы попытались сложить всё эти осколки воедино и посмотреть, какую форму имело космическое тело до разрушения. И вот что у нас получилось. — Изображение непонятных комков покрылись сеткой. После чего осколки произвольно завращались и вдруг, вытягиваясь и утолщаясь, стали слипаться между собой, постепенно формируя остов корабля. И уже через две минуту перед зрителями сформировалось изображение космического корабля, с огромными прорехами в борту, как будто что-то выдрали из корпуса. Но, не смотря на пробелы в полученном изображение, в нём уже явственно проступали черты "Виктории", а автоматическая дорисовка окончательно развеяла все иллюзии неверующих в страшную правду скептиков.
-Это... Это же "Виктория"! — сразу же узнал черты корабля лейтенант Крапивин, зажимая рот.
-Да, это "Виктория", — кивая, тихо подтвердил Ямото, не отрывая глаз от изображения. — По какой-то необъяснимой нам пока причине корабль взорвался. Часть обломков рассеялось по орбите в оплавленном состоянии, а часть упало на поверхность планеты. Они и сейчас ещё продолжают падать.
-Как вы думаете, что могло вызвать разрушение корабля? — открыл рот Сайлус, как только Ямото закрыл свой.
Капитан лишь пожал плечами:
-Спросите лучше своего человека. У него всегда на всё найдётся свой ответ в отличие от меня. Да к тому же он вам понятней объяснит.
Квотермейер, находясь всё это время за спинами командиров, вышел вперёд, облачённый в облегающий белый комбинезон, и переняв из рук Ямото электронный планшет, изменил изображение голограммы, отдалив планету так, чтобы зрители смогли охватить взглядом всю планетарную систему спутников вокруг газового гиганта.
-Сейчас мы не можем в точности восстановить события, произошедшие на орбите, — сказал разведчик, произведя необходимые манипуляции, — но кое-что нам стало ясно, после компьютерного анализа и совместной работы с "Хароном". А именно. — Голограмму планет пересекли пунктирные линии, прямые и изгибающиеся, а газовый гигант накрыло витками прозрачная сфера, простирающаяся за пределы планетарной системы. — Когда корабль вышел из гиперпространства. — Квотермейер указал на вектор входа в систему. — Он не смог угодить в нулевую точку данного пространства. То есть, то место где сила ускорения и торможения должны были уравняться по значению. То ли бортовой компьютер неправильно произвёл расчёт точки выхода, а может у нас просто имелось мало информации. Видите, — показал Квотермейер на прозрачную сферу, — это гравитационное поле газовой планеты, а это наш вектор входа. Как видите, при входе в систему произошёл гравитационный излом и скручивание, после чего корабль просто развалился на мелкие части, не сумев самостоятельно погасить инерцию. К счастью, до разрушения он успел катапультировать экипаж и грузовые контейнеры, придав контейнерам, вторичный вектор движения, что и спасло всех нас.
-А спутники обратной связи, как они? Целы? — вдруг вспомнил Сайлус о не менее важных объектах, для всех людей находящихся на этой планете. И вот тут уже его действительно охватил страх за будущее экспедиции и за своё собственное. Одно дело корабль, Джон и так уже подозревал о катастрофе, и внутренне был готов к подтверждению своих догадок, но вот спутники — если и они погибли, то тогда всё, пиши — пропало, куковать им всем на этой злосчастной планете до самой смерти. А такая перспектива ему, ну уж очень не улыбалась.
-Слава богу, один уцелел, — обнадёжил было Квотермейер, но тут же всё испортил. — Но мы, не знаем, работает ли он. Вы же понимаете, что мы не в состояние это проверить. Для этого нужен гиперпространственный запрос. А мы не располагаем такими возможностями. Нам остаётся только скрестить пальцы и молиться, чтобы он работал. Не то мы застрянем здесь на очень и очень долгий срок, а может и навсегда.
В зале повисла напряжённая тишина. Все молчали, стоя за экранирующим силовым полем, отгораживающего тактический зал от всех остальных в головном помещении небоскрёба-гриба. И никто не мог найти слов поддержки или утешения.
Наконец слово взял капитан Ямото:
-Итак, господа, — обвёл он всех взглядом, — мы с вами крупно влипли. Очень крупно. Я бы даже сказал, что мы все в полном дерьме, застряв на этой планете, как минимум на полгода, а может и на всю оставшуюся жизнь.
Но, что я хочу сказать. Ни для кого не секрет, что именно к этому нас постоянно и готовили на Земле, как знали, что мы можем оказаться в столь плачевной ситуации, для чего и учили нас выживать, надеясь только на собственные силы. Так не будем же забывать, что мы в первую очередь военные, и только потом уже люди. Не будем поддаваться паники, и всегда будем надеяться на лучшее. Пока у нас есть реальный срок — полгода, мы должны прожить его с честью, выполняя возложенную на нас задачу. После же истечение названного срока, мы вновь с вами соберёмся вместе и уже решим, как нам жить дальше. А сейчас давайте думать, как нам обустроить базовый лагерь.
После недолгой речи, но довольно пронзительной и откровенной, куда капитан постарался вложить всю свою душу и убеждение, на какое только был способен, Ямото сразу же стал перечислять некоторые из возможных шагов:
-В первую очередь я предлагаю перенести все наши запасы в небоскрёб, так мы сможем минимизировать лишние передвижения по кораблю. Во-вторых, нужно разместить людей на постоянное проживание. Пусть выберут себе понравившиеся помещения и там обустраиваются. Если мы так и не найдём колонистов, припасов нам хватит, как минимум на три года.
-А как быть с моральным состоянием людей? — спросил Сайлус, ведя к тому, захотят ли солдаты подчиняться устоявшемуся порядку, узнав, что возможно застряли здесь на всю жизнь.
-Это тоже сейчас немаловажная проблема для всех, — нахмурился Ямото, обдумывая слова лейтенанта в поисках достойного ответ. — Дайте им надежду! — наконец предложил он, сам же загораясь какой-то идеей. — Дайте им надежду, — повторил он. — Не говорите о том, что они могут застрять здесь на всю жизнь. Это морально убьёт их. Они ещё не готовы. Расскажите правду о корабле и о нашем положении на сегодняшний день, но не запугивайте их, не заглядывайте в будущие и первыми пресекайте все толки по поводу нашей безрадостной судьбы. Скажите всем: что мы не одни, что Земля нас не забудет и не бросит здесь подыхать, что нас рано или поздно отыщут и вернут домой. И скажите им, что это произойдёт уже через полгода. Каких-то полгода — это же такая малость! Внушите им это! Добейтесь от них положительных мыслей! А чтобы солдат не посещали иные мысли, загрузим их работой и тренировками. Не будем забывать, что мы на задании, и что долг сейчас для нас превыше всего.
Закончив на столь возвышенной ноте, Ямото опустил на, выросший из пола, стул и горестно вздохнув, изрёк, в продолжение всего вышесказанного:
-Но для начала, мы сами должны поверит во всё это, прежде чем донести надежду до всех остальных.
Идея, в общем-то была неплохая. Перенацелить всё внимание людей, с гибели "Виктории", на проблему исчезновения колонистов. Загрузить работой. Выстроить чёткий график распорядка дня. И, наконец, внушить, что на самом деле ничего страшного не произошло, для чего нужно всего-лишь скрыть часть правды. А всё вместе это может послужить не таким уж плохим подспорьем для выживаемости личного состава, запертого внутри колониального корабля. Наружу, как бы там, на первый взгляд не казалось хорошо и удивительно, никто пока не спешил высовываться и создавать поселение под открытым небом. А раз так, то надо понять и принять, что "Гелиос" для всех без исключения, отныне становится родным домом. И чтобы он таковым и оставался впредь, нужно во чтобы-то ни стало, раскрыть загадку: исчезновения прежних хозяев корабля.
Джон Сайлус четко уяснил для себя эту истину, и так же понял, что в первую очередь поднимать мораль надо среди самих командиров. Поэтому он и подошёл к Ямото и, положа руку ему на плечо, проникновенно произнёс:
-Мы через многое уже прошли капитан, и никто из нас ни о чём не жалеет. Ведь все мы мечтали попасть сюда, оказаться когда-нибудь на другой планете, окунуться в другой мир. И ради этой мечты, мы все готовы были продать душу. Мы с самого начала знали на что идём, получив, наконец, шанс полететь к звёздам. И я вполне уверен, что мы справимся, мы выживем, даже если нам придётся провести на этой планете всю жизнь. И какой бы она не была, мы обязаны во имя всего человечества, прожить эту самую жизнь достойно, не поддавшись собственным выдуманным страхам и моральному разложению, тем самым вызвав культурный и этический упадок в нашей маленькой, но сильной колонии, которую мы создадим, если случиться так, что о нас забудут.
Но не будем сейчас об этом. Не будем заглядывать так далеко. У нас есть реальный срок, вот и будем придерживаться его и работать. Работать, как проклятые, чтобы отогнать ненужные мысли и постепенно привыкнуть к нашей возможной участи — новых колонистов. А дальше, пусть нас рассудит судьба...
-Спасибо Джон, спасибо, — в благодарность, сжал Ямото руку лейтенанта у себя на плече. — Ты прав, не будем поддаваться паники раньше времени и не будем думать о плохом. Действуем по плану: оповещаем людей. Здесь я полагаюсь на твою помошь Джон, — попросил капитан и Сайлус дал своё согласие. Раз уж начал, так доводи дело до конца. — Вот и ладненько, — облегчённо выдохнул Ямото, внутренне понимая, что в одиночку он не справился бы с такой обязанностью. — Затем, выделяем личному составу помещения — пускай устраиваются. А уже после, я предлагаю снова всем встретиться, и обсудить наши дальнейшие действия. Если есть вопросы или какие-то предложения, говорите. Говорите, я всех выслушаю, — предложил он к концу, но никто ничего не стал говорить. И так всё было понятно, чётко и ясно. — Ну что ж, — хлопнул по коленям Ямото, — в таком случае приступаем к заплыву в тёмные и опасные воды человеческого разума.
— Глава 13.
С возложенной обязанностью Джон справился на отлично. Его составленная для капитана речь была пламенной, как всесокрушающий пожар, заставляя сердца людей учащённо биться, и в то же время успокаивающей и обнадёживающей, как ласкающий бриз при закате солнца, поистине вселяющей надежды в разгорячённые умы.
Во всей своей писанине, он употребил почти те же слова, что говорил накануне и капитану, только немножечко умаслил старые слова, добавив в них горсть сладкого сахара, совсем чуть-чуть. И, хотя эти слова и могли показаться со стороны немного помпезными, пафосными и наигранными, как какая-то там пропаганда в заштатном театрике, но людям именно этого сейчас и не хватало — поддержки.
Им не нужны были сухие слова человека проповедовавшего истину. В такие минуты людям нужны пламенные, ораторские слова, способные впасть в самую глубину души. И не важно, что звучат они порою глупо, обещая нереальные и несбыточные вещи, важно, что именно такие слова сплачивают людей воедино, зажигая их сердца общей для всех целью и надеждой на лучшее, к чему и стоило отныне стремиться сообща, рука об руку...
-С этого момента, — под занавес речи вещал капитан Ямото, стоя перед десантниками с открытым, суровым лицом, — мы должны сплотиться, как никогда. Мы должны стать друг для друга нечто большим, чем просто боевой товарищ! Мы должны стать семьёй, и стиснув зубы, идти рука об руку в наше будущее, чтобы там нас не поджидало. А для этого, никаких больше распрей между собой, никаких споров и взаимных обид. Запомните — от этого зависит наша с вами выживаемость на этой планете. Отныне не существует чёткой границы между командиром и солдатом. Ваши проблемы, теперь и наши проблемы. Не стесняйтесь и обращайтесь в любое время. Ведь от состояния каждого из вас зависит успех всей нашей компании!
На этом Ямото, перевёл дух, переминаясь с ноги на ногу, и с новым пылом бросился в атаку за людские умы, желая закрепить успех, взыванием к совести и долгу:
-Да, мы не можем покинуть планету. Но я обещаю, что это временно! А пока, ответьте честно хотя бы самим себе: разве не об этом вы мечтали всю свою жизнь?! Разве вы не мечтали побывать на других планетах?! Увидеть вселенную!
-Да.
-Возможно...
-Как знать, чего мы хотели, — послышался нестройный хор голосов.
-Тогда чего же вы развели здесь сопли! Чего нагнали на себя страху, — продолжил капитан, с ещё большим пылом. — Ответьте мне: Разве кто-нибудь побежал бы с планеты, если бы была такая возможность! Осмелился бы кто-нибудь из вас предать человечество, которое смотрело на вас, как на героев, а вы бы за место того, чтобы выполнить возложенный на вас долг, побежали бы плакаться к своим мамкам под юбку?! И с чем бы вы тогда вернулись на Землю? С позором! Вы этого бы хотели?!
-Нет! — пронеслось громом по залу.
-И я говорю вам — НЕТ! Мы выполним долг, даже если все тут ляжем костьми! Мы отыщем колонистов, или хотя бы разгадаем загадку их исчезновения. А после дадим свой вердикт: Возможно ли колонизировать этот мир или нет!
И я со своей стороны клянусь, что дойду до конца и не сломаюсь, и гибель "Виктории" не подломит меня! Я носом землю буду рыть, но добьюсь того, чтобы подарит человечеству новую планету, что вскоре новым домом будет зваться! Ну так что? Кто со мной?! Ты? Ты? А может ты, — наугад указал пальцем Ямото на нескольких бойцов. — Или может быть вы все? Не слышу?! Так вы, со мной?!
-Да.
-Вы со мной?!
-Да!
-Не слышу! Вы со мной?!
-Дааа!!!
-Тогда перевернём вверх дном весь этот корабль!
-Дааа!!!
Слаженный хор голосов лёг капитану бальзамом на душу. Он смог покорит людские умы. Он сумел завести толпу и повести её в нужном направлении. Ведь каким бы ни был подготовленным человек, и к каким бы ситуациям не был бы он готов, а всё-таки иногда и он ломался.
Сейчас, вот эти самые люди, будучи оторванными от родной Земли, находились, можно сказать, в положении осады на территории врага. Без возможности получать приказы свыше, без возможности выбраться, вырваться самим из окружения, потому как неспособны были ориентироваться на местности — она была чужда их разуму, а значит и о надежде на лучшее, не могло быть речи. А значит и обычный воинский распорядок: подчинение и дисциплина, кодекс воина, в конце концов, могли попросту здесь не сработать.
В подобных условиях люди часто перестают кого-либо слушать. Для них блекнет авторитет прежних командиров или главарей. Отбросив мораль и воинский устав, пойдя на поводу только у чувств, люди в итоге воздвигают вокруг себя анархию, тем самым губя себя.
Поэтому и крайне важно сейчас было для Ямото сплотить солдат и не просто сплотить, а сжать их в кулак единого целого. Чтобы каждый из них, внутри образованного сообщества, почувствовал себя не просто пешкой, солдатом, а нужным, ценным и незаменимым человеком. Частичкой, но очень важной частичкой целого организма. Тем, от кого зависела жизнь других, и непросто зависела, а она была в его руках и в его поступках. И вот тогда, этот человек без страха и сомнений положит свою жизнь на защиту других, таких же, как и он сам частичек. Только в этом случае он будет способен на самопожертвование. Потому что отныне он часть целого, но очень важная его часть, как впрочем, и все остальные.
-Мы с вами, — кричали солдаты в зале.
-И мы наконец-то станем семьёй! — последний выкрик на высокой ноте, заставил всех заржать и расстаться с горестными мыслишками.
Под общий хохот, Ямото простёр кверху обе руки, сомкнутые в рукопожатие и, выкрикнул последнюю фразу, под общие аплодисменты:
-Так покроем же себя бессмертной славой и подвигами умостим свою жизнь! И потомки осыпят нас почестями, как истинных героев — покорителей новых миров!
-ДА!!! — вторили ему в ответ сотни голосов.
И пока толпа бесновалась, вдохновленная словами капитана, сзади к Ямото тихо подошёл Сайлус, и поздравил от чистого сердца:
-Вы справились сэр. Поздравляю. Теперь они ваши.
-Спасибо Джон. Спасибо, — рассыпался в благодарностях Ямото. — Если бы не ты, то я не знаю даже, чтобы я делал. Выручил, одним словом. Теперь я у тебя в неоплатном долгу.
Джон конечно засмущался. Если честно, ему суровому и гордому человеку, довольно сложно было написать достойную для этого случая речь, для тех людей, кого большую частью даже не знал в лицо. Он никогда не был многословен. Он был человек, в первую очередь, действия. Болтовню же всегда оставлял на совесть штабистов, кто по определению любили почесать языком. Но сейчас стоя перед солдатами, он явственно ощутил, что эти, можно сказать ещё мальчишки и девчонки, тридцать лет самый старый возраст, просто нуждались в подобных словах поддержки и понимания. И хотя лейтенант не отличался с рождения ораторскими способностями, он постарался при написании речи выложиться на полную катушку, вложив в умы людей те идеалы, которым сам всегда был верен.
Но лишнюю благодарность он принять не мог, ему казалось это неправильным. Он выполнял долг, не просто воинский, а просто долг каждого сильного человека. Долг перед людьми, что могут заблудиться, выбрав неверный путь. Он же просто протянул им руку помощи в самый нужный момент. Вот и всё. И благодарит его за это не нужно.
Но озвучит свои мысли перед капитаном он не посмел. Зачем? Зачем портить такой прекрасный момент своим холодным и расчётливым цинизмом. Всё равно не поймут. Вместо этого Сайлус постарался снова скрыться в тени. Он всего-лишь советник, а Ямото...
О, Ямото — это лицо, авторитет перед которым трепетали солдаты, и в не меньшей степени обожали его. Капитан был отличным командиром, и люди готовы были пойти за ним хоть в огонь, хоть в воду.
...Тем же вечером, десантники перетащили свои пожитки в центральный небоскрёб, и, заняв понравившиеся комнаты, устроились на ночлег, бурно обсуждая минувший день и новости, что он с собой принёс.
Сержант Званцев, с благословения Сайлуса, устроил своих людей в общем крыле, одного из коридоров, на восемьдесят втором этаже, поближе к центральному помещению-шляпке. Ямото предлагал поселить офицерский состав отдельно от солдат, но лейтенант его отговорил, намекнув, что это испортит весь эффект от его давешней пламенной речи, и капитан не стал настаивать.
Единственную грань, которую пока не могли переступить солдаты, так это завязать отношения между разведкой и десантниками. Хотя они и действовали бок о бок по долгу службы, их кодексы существенно отличались и наложенный тем самым отпечаток взаимоотношений внутри устоявшихся групп, никак пока не мог пересечься или ужиться с другим мировоззрением.
Между разведчиками и десантниками всегда существовало взаимно-холодное уважение, но оно никогда не перерастало в тёплые отношения. Почему так? Никто точно сказать не мог.
Может потому, что разведчик по своей натуре одиночка, а десантник, наоборот, любит поорать в компании своих товарищей, бахвалясь своими ратными подвигами, в то время, когда разведчик в основном должен умалчивать о своих собственных, не менее героических — военная тайна. Отсюда и растёт непонимание, а возможно и тихая неприязнь, корнями проросшая из того положения, что две эти службы почти всегда зависели друг от друга, но в то же время всегда можно было переложить ответственность за провал операции на другого, из желания не признавать собственных ошибок.
Кирилл в выделенной ему довольно скромных размеров квартирке, первым делом немного прибрался, и попрятал вещи прежних хозяев, чтобы окончательно стереть в помещении затхлый след их пребывания. Потом провёл инвентаризацию собственных вещей, после чего разместил их по шкафам и полочкам.
Оставшись вполне довольным результатами проделанной работы, Кирилл расстелил спальный мешок на гравитационном ложе. Достал из сумки последнюю самую ценную вещь — напоминание о Земле, а именно голофотографию родного дома на заднем плане и семьи: отец, мать и маленькая сестрёнка. Полюбовался родными, нежно погладил снимок, поцеловал и с глубоким вздохом водрузил его на самоё почетное место у изголовья кровати.
"Увижу ли я вас снова, мои дорогие, или свидимся мы уже только в другой жизни?".
Ещё раз вздохнув, он растянулся на ложе и уставился в матовый, светящийся потолок, обуреваемый разнообразными мыслями: о доме, о семье, просто о родной планете и, конечно же, о корабле и колонистах, покинувших "Гелиос". Куда же без них?
Сон не шёл. Как Кирилл не старался расслабиться, в его голове постоянно кто-то без умолку говорил, говорил, говорил, перетирая различные темы, большей частью ни о чём конкретном, только мешал, отвлекая ото сна. Кирилл ворочался с боку на бок, выключал и включал освещение, менял его интенсивность, пробовал считать овец, искал для своего внутреннего голоса какую-нибудь одну тему для рассуждения, чтобы, закончив её, уснуть — ничего не помогало. Голос в голове, будто, жил своей собственной жизнью, и болтал, болтал, болтал, как заведённый.
Так и не найдя с самим собой согласия, Кирилл решил прогуляться. Вышел в коридор, осмотрелся — пусто. Никого. Все разошлись по своим комнатам.
Длинный коридор без углов и стыков, напоминающий туннель, мягко светился лазурно-белым светом, утопая в тишине — умиротворённой и успокаивающий, сонной и завораживающей, и, идя по прорезиненному полу, Кирилл упивался этой благостной тишиной, пребывая в неком радостном трепете, от ожидания какого-то чуда.
Там за перегородками, в своих постелях, тихо посапывая, спали люди, и видели сны, а он один бодрствует и будто находиться сейчас на границе сна с реальностью, где волшебство уживается с логикой, и где фантазия не спорит с прагматизмом. Идёшь и боишься нарушить гармонию такой тишины, разрушить иллюзию покоя и возможных чудес.
Достигнув тупика Кирилл оказался напротив панорамного окна. Прикоснувшись лбом к прохладному стеклу, он осмотрел тёмные улицы и здания, вглядываясь в игру теней, пробежал глазами по ночному иллюзорному небосводу, снова оглядел здания с безжизненными и тёмными окнами, будто провалами и всё его благостное настроение улетучилось со скоростью птицы.
Там, за окном, тоже стояла нерушимой стеной тишина, но в отличие от первой, то была зловещая тишина, мертвенная как дыхание смерти и полная тоски. И лишь тонкое стекло отделяло сейчас мир живых от мира мёртвых, мира тлена и праха.
Этот контраст настолько был силён, что Кириллу на секунду почудилось, будто он сейчас находился среди хладных трупов зданий умирающего города, что с ненавистью глядели на человека своими мрачными глазами, и только центральный небоскрёб ещё теплился огоньком жизни, находясь в безбрежном океане пустоты окутанного тьмою. Но могильный холод всё ближе и ближе простирал свои крючковатые длани, с намерением погасить огонь в сердцах людей, сделав их своими слугами — вечно блуждающими во тьме призраками, одним лишь напоминанием о былой жизни.
Невольно поёжившись, Кирилл помотал головой, отгоняя наваждение и тьму из своих мыслей, и зашагал в обратном направлении, не переставая чувствовать спиной всё тот же холод, что рвался сквозь стекло, как бешеный зверь, но при этом незаметный и тихий, горя желанием затопит людские умы: тоской, отчаянием и паникой, граничащей с безумием.
По пути назад, за одной из перегородок, Званцев расслышал тихое пение. Значит спят не все, кто-то тоже мучается бессонницей. И он даже знает кто. Кирилл нажал на кнопку селектора, сбоку от двери, и в ответ сразу же раздалось бодрое — "Входи!".
Перегородка исчезла, и Кирилл лицом к лицу столкнулся с Кэс. Девушка стояла напротив двери, смущённо опустив глаза и не замечая, кто именно к ней заявился на ночь глядя. А вот сержант хорошо разглядел юную красавицу, да так, что у него челюсть отвисла — настолько разительное преображения произошли с девушкой.
Извечный бронекостюм, с которым разведчики, за всё их пребывание на планете, практически не расставались, сейчас сиротливо стоял у дальней стены. Вместо него, на Кэс красовалась белоснежная ночнушка и серебристый халат из жидких нанонитей, похожих на шёлк. Повторяя все изгибы прелестной фигуры, халат ниспадал до самых её пят, струясь по телу, как самая настоящая вода. Великолепное зрелище!
-А, это ты Кирилл, а я думала...— наконец заметив сержанта, разочаровано протянула девушка, смущенно запахиваясь в полы халаты.
-Классно выглядишь, — еле выдавил из себя разведчик, сглатывая слюну. — Не знал, что у тебя такая отличная фигура.
Кэс смутилась и не нашлась сразу, чем ответить командиру за его комплимент, только покраснела, словно девица на выданье, ставя Званцева ещё в более неловкое положение.
Дураку ясно, что это представление предназначалось не для сержанта. И вырядилась Кэс, несмотря на полевой образ жизни, для одного только человека на этом корабле. Но Кириллу очень не хотелось возвращаться в свою пустую и холодную комнату-каюту. Хотелось с кем-то поговорить, развеять тоску и печаль, да хотя бы просто услышать нормальную человеческую речь, без всякой субординации. И если не излить душу, то хотя бы, просто поболтать ни о чём. Поэтому он и не выскочил за дверь сразу же, как только заметил девушку в столь откровенном наряде, вместо этого, с неохотой отведя взгляд от девушки, нагло оглядел её "хоромы".
-А у тебя здесь мило, — протянул он как можно беспечней, понимая, что эта неловкой ситуации, в которой они оказались, может в будущем стать между ними стеной. Поэтому нужно сейчас было себя вести, как можно проще, не раскрывая своё волнение или ещё какие-нибудь чувства.
-Ага, — вяло согласилась Кэс, мельком заглядывая за спину сержанта. Тот кого она ждала должен был объявиться с минуты на минуту, и девушка опасалась, что это будет не очень тёплая встреча. Но с другой стороны не гнать же командира вон, без особых причин, тем более, когда они все стали одной большой семьёй.
"Подумать только!", — усмехнулась девушка, лукаво стреляя глазами. Ну а раз намёков сержант не понимает, то нужно, до прихода кавалера, поддержать беседу. Неудобно же как-то.
-Сама выбирала, — откидывая густые каштановые волосы, похвалилась она и, отступив от командира, поспешно отошла вглубь комнаты. — Если честно, я тут довольно долго приглядывалась. Ходила, бродила, всё высматривала. Какими, оказывается, неряхами были колонисты. Столько грязи после себя оставили, прямо ужас. Во многие каюты, я даже заходить не стала. А потом набрела вот на эту. — Круговым жестом обвела она свою комнату. Теперь уже свою. — Скорее всего, раньше здесь жила женщина. Комнатка аккуратная и дизайн мне по душе. А ещё я нашла здесь много женских вещей. Большинство пришлось спрятать. Неприятно как-то, когда тебя окружают чужие вещи. Но вот перед этим халатиком я устоять не смогла. А кстати, как он вам? Нравиться? — кокетничая, спросила Кэс, делая полный оборот вокруг оси, и ткань сразу же ожила, заструилась по точёным плечам, и стекла волнами до ступней, создавая иллюзию ртутного столба, окутавшего фигуру девушки.
Зрелище надо вам сказать...
Кирилл только и смог, что промычать:
-Ещё как.
И Кэс весело рассмеявшись, погрозила пальцем.
-Только чур руки не распускать, а то я знаю вас мужчин.
Кирилл, и вправду испугавшись самого себя, поспешно спрятал руки за спину. Шутка ли, почти уже месяц воздержания при постоянном боевом напряжении.
Но вот смех отзвучал, и снова наступила утомительная неловкость. Пришлось сержанту опять искать тему для разговора. Ведь так не хотелось уходить, отказываясь от столь чудного образа, хоть и недоступного. Но можно же просто любоваться. Правда?
-А не боишься, что явиться прежняя хозяйка и вышвырнет тебя отсюда со всеми твоими пожитками, вон? — пригрозил Кирилл, немного при этом сгустив краски, чтобы разбавить столь уж откровенный интим.
И это подействовало.
Кесседи перестала вертеться, её улыбка угасла, а глаза на секунду затуманились, уставившись в одну точку. Она ярко представила, как возвратившись откуда-то, прежняя хозяйка застаёт самозванку у себя в комнате, и с безобразным скандалом начинает вышвыривать её вещи за дверь. Сначала в коридор летят комбинации и платья, которые к слову будет сказано, Кэс, как истинная девушка прихватила с собой — она же не подозревала, что на корабле окажется так мрачно и безлюдно, и все её наряды будут ни к чему. Потом за дверь отправятся: её фотографии, косметика, личный дневник. И уже в конце за порогом окажется тяжёлый бронекостюм, который пыхтящая мегера с натугой вытащит в коридор, волоча его по полу, оглашая весь небоскрёб безобразными выкриками в её адрес.
Что послужило последней каплей: вышвыривание за порог платьев или бронекостюма, к которому, надо сказать по чести, молодая разведчица относилась с не меньшим трепетом — неизвестно. Но картина нарисованная воображением была настолько яркой и животрепещущей, что Кэс вся аж позеленела от нахлынувшей на неё злобы.
-А пускай только попробует, — с вызовом взвилась она, — живо сама за порог полетит вверх тормашками. Я хоть девушка и слабая, а постоять за себя смогу. Ишь шаталась, моталась где-то, а тут вдруг заявиться. Счас! Был один хозяин, а стал другой! Вот если вернуться все колонисты, тогда и разговор будет другой. Тогда я может и уйду. А так...
Слушая нападки на несуществующую женщину, Кирилл невольно рассмеялся, наблюдая, как преобразилась при этом Кесседи, растеряв всю свою девичью кроткость, но, не став от этого менее привлекательной, а даже наоборот. А как у неё горели глаза...
-Да ты надо мной издеваешься! — задохнулась Кесседи от возмущения, и атаковала сержанта, несильно молотя его кулачками. — Ах ты негодяй. А ну-ка иди сюда, я тебе сейчас вломлю по первое число, будешь знать, как издеваться над бедной девушкой. — Потом обессилив, повисла на Званцеве и рассмеялась, как никогда в жизни, наверное, не смеялась. И Кирилл вместе с ней.
Ведь так приятно было смеяться, не произнося ни единого слова, потому что они больше не нужны. Смеяться открыто и весело, потому что это было сейчас нужно как никогда, дабы снять напряжение минувших дней. А как его ещё снимешь, если не смехом, рассмеявшись прямо в лицо опасности.
Они могли бы ещё долго так смеяться, весело заглядывая друг другу в глаза и находя там отклик понимания родственной души, но вдруг Кэс испуганно зажала рукой рот и побледнела:
-Ой!
Кирилл в предчувствие опасности, резко обернулся:
-Фу ты чёрт, Дилон! Нельзя же так тихо подкрадываться. Меня чуть Кондратий не схватил из-за тебя, — расслабившись, своеобразно поприветствовал сержант молодого разведчика, и заметив замешательство в его глазах, а скорее даже недобрый огонёк, что уже начинал набирать силу, поспешил разрешить неловкую ситуацию, укоризненно пожурив Дилона. — А ты где вообще был? Нехорошо брат заставлять барышню ждать.
-Ну, это... — стушевался Дилон, не спуская глаз с Кэс. — Я, там, пока вещи распаковал, пока разложил.
-Ну, ладно-ладно. Не оправдывайся, — подбодрил его Званцев. — Пришёл и хорошо. Не всё же одним девушкам заставлять нас томиться в ожиданиях. А я тут, в общем... — Кирилл хотел было пояснить, постараться объяснить, что он здесь делает в столь поздний час, но вдруг нахмурился, потом разозлился на самого себя, уже понимая, что ещё слово и он поведёт себя как мальчишка, и поэтому просто бросив пожелания. — Ну, я пошёл. Не буду вам мешать. Спокойной ночи, — выметнулся в коридор.
-Что это с ним? — Уже стоя в коридоре, расслышал Кирилл, слова Дилона.
-А то сам не знаешь, — хмыкнула в ответ Кесседи и протянула сочувственно. — Одинокий он. Вот что. У тебя есть я. Вот тебе есть кому пожаловаться если что, а у него никого. Мне даже жалко стало нашего командира. Как думаешь: тяжело это, когда рядом никого нет?
Больше Кирилл ничего не слышал, но произнесённые слова преследовали его, как осы, больно жаля в сердце, пока он быстро удалялся вглубь здания. Одиночество — правильное слово. Одиночество и тоска.
И всё его приподнятое настроение снова рухнуло в тёмную бездну тоски. Одиночество, одинокий, совсем никому не нужный на всём белом свете — донимали его мысли примерно такого толка. Одни из самых чёрных и упаднических мыслей, что не дай бог, могут завестись в голове. Обладая разрушительной силой, они влекут человека в его внутренний ад, разрушая душевную гармонию, и мир, которым он себя окружил. И как следствие — петля на шею.
Эти мысли губят человека или заставляю бороться за собственное счастье, выбор только за ним.
"Ишь жалелка нашлась. Самая умна, да? Подумаешь...жалко ей стало меня. Ну и что, что я такой... К чёрту! К чёрту! — не разлепляя губ жёстко твердил себе Кирилл, пытаясь в злобе утопить тоску, что червём изъедала ему душу, пока шёл по коридору. — А может не всё равно? Может пора, наконец, познакомиться с кем-то? Среди десантников, кстати, есть довольно милые девушки. Неизвестно же, сколько нам придётся ещё здесь торчать. Всё, с завтрашнего же дня начинаю подыскивать себе пару. Хватить, в тоске захлёбываться. Пора. Да, пора...".
Дойдя до своей квартирки, Кирилл немного потоптался у двери, и, скорчив мину, пошел на выход с этажа. Спать не хотелось. Тишина больше не успокаивала, хотелось наоборот кутежа и веселья, чтоб забыться, да ещё и напиться вдрызг, да чтоб, как свинья. Да, именно, как свинья. Чтоб все мысли разлетелись из башки, унося прочь печаль и страхи.
Проём выхода охранял "АСПИД" — автоматическая скорострельная пушка интуитивного действия. Похожая на муравья, относительно похожая конечно, стояла она посреди выхода, направив тупорылое рыло на лестничный пролёт, не подавая признаков жизни. Но "АСПИД" всегда был начеку, ещё за сто метров распознавая приближающийся объект, как "свой-чужой".
"АСПИД" большей частью применялся на поле боя, не как сторожевая система, а как система подавления живой наступательной силы противника. С виду хрупкий и легковесный агрегат, обладал собственным портативным генератором гравитационного поля, посредством которого мог самостоятельно изменять свой вес. Поэтому сбить его с механических ног или перевернуть вверх тормашками, например гранатой, или же вообще утащить с собой, было практически невозможно. Попробуй двадцатикилограммовую чушку утащить с поле боя, когда она, включив активное поле, в одночасье превращалась в двухтонную бандуру, изрыгавшейся скорострельными зарядами.
Интуитивность же "АСПИДА" заключалась в том, что он не был стационарным. В режиме "охрана" он постоянно норовил спрятаться, закопаться, забиться в щель и стать невидимым, шокируя противника своим внезапным появлением. В "свободном" же режиме "АСПИД" получал полную свободу действий. Обладая неплохой мобильностью, он попеременно менял место своей дислокации: заходя противнику в тыл, пользуясь неотрывной связью со спутником; или неожиданно нападал из-за укрытий, выборочно меняя заряды — от обычных, до бронебойных и гранат, исходя из ситуации.
Проходя мимо, Кирилл мимоходом глянул на автоматическую систему и с облегчением отметил, что у той нераскрыто рыло, где был спрятан многофункциональный ствол с лазерной сеткой наведения.
"АСПИД" никогда не ошибался и если его системы бездействуют — значит всё спокойно, — можно ничего не опасаться, а вот если он вдруг покажет своё жало, то тут уже, ноги в руки и по стеночке вперёд за подкреплением, иначе поздно будет.
Выйдя с этажа, Кирилл попал на винтовой лестничный пролёт. Только вместо ступеней там были подвижные дорожки, текущие словно вода в обоих направлениях — вверх и вниз. Сейчас кстати бездействующие.
Званцев прислонился к парапету винтового пролёта и, опустив голову, заглянул в бездну...
Под ним лежало почти что полсотни метров до земли, высотища-то какая, аж дух захватывает, начинает кружиться голова и в зобу дыхание спирает. Самый настоящий огромный колодец, уходящий в мерцающую бездну, где с самого дна, подымался мыслящий контур "Харона". Вздымаясь подобно ракете из толстых гофрированных труб до самого верху, он расчерчивался сотнями искр снующих то вверх, то вниз, а когда они сталкивались, то образовывался холодный всполох огня, кругами разбегавшегося в стороны, чтоб угаснуть навек и дать волю новым нарождающимся мыслям. И надо заметить, что всё это происходило в полной тишине, лишь слабый зуд проникает в уши. Завораживающие зрелище. Можно часами здесь стоять и наблюдать за бесшумным фейерверком.
Помимо мыслящего контура ярусы винтового пролёта соединяли ещё и трубы магнитных лифтов из карбонового пластика.
Кирилл смотрел в самый низ бездны, считая ярусы, и в полной тишине, под мерный зуд, на него неожиданно навалилась сонливость, или тот самый господин Морфей, что сыпет нам всем по ночам в глаза песок.
Раз клюнув носом, другой, Кирилл не на шутку испугавшись, что сейчас с лёгкостью может сверзиться вниз, собрал остатки сил, и доволочил себя обратно до каюты, где плюхнувшись на кровать, сразу же уснул.
— Глава 14.
В течение последующих трёх дней, десантникам удалось белее менее оснастить свой новый форт-пост, дополнительно проложив туннель безопасности от ангаров до жилого комплекса. Сам жилой комплекс по мере возможности десантники оборудовали системами слежения и датчиками раннего оповещения. Запечатали все входы и выходы. Самые большие проёмы, а именно арочный, ведущий в рабочую и парковую зоны, перекрыли системами "АСПИД", подключив их к "Харону".
Проделав чуть ли не с сотню маршрутов туда и обратно, десантники перетащили в небоскрёб все имеющиеся в наличие припасы и медикаменты, при этом не забыли оставить в специальных тайниках чуть ли не треть из них — на чёрный день. А техники к этому времени успели полностью привести в порядок сам небоскрёб, подключив его к системе жизнеобеспечения.
И на этом, можно сказать, основная работа была выполнена, но впереди лежал ещё непочатый край другой не менее важной работы.
На четвёртые сутки, после принятия решения о создании военной базы, Ямото, как всегда заведённый и весь на нервах, появился в центральном помещении-шляпке, ещё более взволнованный и нетерпеливый, чем прежде.
-Наконец-то Джон я до тебя добрался, — отдуваясь и пыхтя, выдохнул он с мучительной гримасой на лице. Лейтенант, в это время, находясь в тактическом зале, просматривала отрывочные и разрозненные голографические карты местности. Отдышавшись и немного придя в себя, капитан продолжил, но почему-то не с того, с чего было начал, а с вопроса. — Нашли что-нибудь интересное?
В ответ Сайлус пожал плечами, продолжая листать карты, время от времени сверяя их между собой.
-Скорее нет, чем да, — с сожалением выдавил он из себя. — Здесь в основном карты четвёртого материка, того, что на другой части полушария, и больше ничего. И как вы сами понимаете, нам эти материалы сейчас, как корове рога — вроде бы и есть, а пользы никакой.
-Точно подмечено. Точнее не придумаешь, — ухмыльнулся Ямото. — Но я вообще-то по другому поводу, — поманил он Сайлуса за собой. — Идёмте Джон. У меня для тебя есть кое-что интересное. — На немой вопрос лейтенанта, он только махнул рукой. — Да, я сам толком ещё ничего не знаю. Но подозреваю, что будет интересно. — И уже, будучи в коридоре ведущего из центрального помещения стал объяснять. — Я только что из ангара, решали там: запечатывать его или всё же не стоит. А тут мои люди докладывают, что на что-то наткнулись в одном из вспомогательных зданий небоскрёба. Ну и я сразу к тебе. — Продолжая говорить, Ямото вступил в магнитный лифт, спустился вместе с лейтенантом на первый этаж — в общий холл, соединявший все здания небоскрёба между собой, вспомнил направление и быстрым шагом отправился к другому магнитному лифту. — Техники сказали, что, то, что они нашли скорее всего похоже на... — но здесь Ямото не стал торопить события. — В общем, сам сейчас всё увидишь. — пробормотал он, и вдруг остановился с вымученным видом, шлем-то снят. — Ох, подожди, Джон. Не могу больше, — взмолился он, стирая испарину со лба. Потом замер, постоял так с секунду к чему-то прислушиваясь, и через мгновение был уже как огурец. — Отключил искусственные мышцы, — с извиняющейся улыбкой пояснил он своё состояние. — Постоянно в костюме. Так и растолстеть не долго. Вот я и отключаю мышечные усилители время от времени, чтобы тонус не терять. Тебе я, между прочим, тоже советую. Бодрит. Ну всё, я в порядке. Идём.
Дальше шли молча, но не долга. Поднялись на лифте до сорокового этажа, прошли парочку коридоров и остановились перед незаметной дверью, у которой на страже стояли два десантника в полной боевой экипировке.
-Заходи Джон. Чувствуй себя, как дома, — великодушно предложил Ямото, пропуская лейтенанта вперёд себя.
В небольшой комнате, скорее всего это был чей-то личный кабинет, присутствовали четыре техника, среди них Сайлус приметил и Квотермейра. Тот судя по всему слишком был занят работой, чтобы заметить появление новых лиц.
-Это тебе что-нибудь напоминает? — пройдя к дальней стене, заинтересованно спросил Ямото, указав на большой чёрный ящик, рядом с массивным столом и таким же массивным креслом.
Сайлус подошёл поближе, осмотрел куб. Сначала довольно беспечно, но вглядевшись повнимательней, еле сдержал вопль радостного удивления.
-Это... Это же, накопитель информации с ограниченным доступом. И, судя по всему целый, — трогая находку, благоговейно выдохнул он. — Как? Как вы его нашли? Хотя что я несу, боже мой. Интересно другое: почему мы сразу его не нашли. Кстати, а как он? — осторожничая, спросил лейтенант. — Накопитель работает? Там есть хоть какая-то информация?
Ямото довольно улыбнулся, понимая состояние лейтенанта. Ведь этот накопитель информации, не только для Джона, но и для всех людей в экспедиции, сейчас являлся настоящим клондайком. Самой ценной находкой, из всех до сих пор найденных на корабле, из-за своей особенности. Он был способен пролить свет на исчезновение колонистов.
-Квотермейер, — позвал капитан разведчика из группы техников. — Ну-ка поделитесь с нами своими выводами, насчёт этого накопителя. Вы уже успели его осмотреть?
-Так точно! Накопитель в полном порядке. Законсервирован и ждёт, когда мы подберём правильный консервный нож, сэр — отчитался Квотермейер перед начальством.
-Я так понимаю — это "DX-530", правильно? Базовый блок памяти, с собственной шифровальной программой класса "Е", — блеснул Сайлус познаниями, прерывая дальнейшие объяснения разведчика.
-Точно, — согласился Квотермейер.
-Используется для хранения особо секретной информации, — продолжил лейтенант. — Модель настолько себя зарекомендовала, что до сих пор не придумано аналогов, способных работать лучше чем "DX".
-Вы хорошо осведомлены, сэр, — польстил Квотермейер, но тут же внёс поправку. — Но это необычный "DX", а модернизированный. — И завидев замешательство, пояснил. — Как вы знаете "DX" используют чаще всего как архивные блоки памяти в интеллектуальных системах, подобных нашему "Харону". Самостоятельно отыскивая и сортируя информацию, "DX" её зашифровывает только ему одному известным кодом, и каждую десятую долю секунды передают новый пароль доступа на головной компьютер. Вскрыть такие блоки памяти невозможно, не зная пароля. Но этот. Этот полностью автономен. Он имеет собственный блок питания. Он полностью отключен от сети корабля или ещё от каких-либо источников информации. И похоже, у него не сменный пароль, а статичный, но очень тщательно закодированный. Так что этот ларчик возможно ещё сложнее открывается, чем его сотоварищи.
-Ну, вот Джон, у тебя наконец-то появилась настоящая работа, — благодушно произнёс Ямото. — С паролем техники не справились. Вся теперь надежда только на тебя. Ты же у нас, как я понимаю, по специальности киберлингвист. Учился, значит, общаться с такого рода механизмами. Ну так, вот он, твой шанс проявить свои способности. Справишься?
-Ещё не знаю, — пожал плечами Сайлус. — Надо посмотреть.
-Ну так смотри, разбирайся! — поторопил его капитан. — С этого момента, я снимаю с тебя все обязанности, кроме этой. Взломай мне этот драгоценный ящик, и выпотроши его до основания. Мне нужно знать, что он в себе скрывает. Ты слышишь: нужно. И срочно.
Ну что можно было на это ответить?
Ежу же понятно, что этот блок притащили сюда неспроста. Но вот, то ли в нём заключено, что сейчас так нужно было всем на корабле или это была очередная пустышка — никто точно этого не мог сказать. А ещё взлом. Такие системы не так-то просто взломать, без соответствующего оборудования. Да и времени на это уйдёт, даже со статичным паролем, уйма.
Джон никому ничего не стал объяснять, ещё мало было ясности во всей этой затеи. Молча убедился, что блок в рабочем состоянии, потом вздохнул и напялил на голову капюшон "виома". Но перед тем как окунуться в безбрежный океан символов и формул, поинтересовался:
-А что, если подключить накопитель к "Харону", получится?
Квотермейера разрушил все иллюзии:
-Пытались уже, сэр, ничего не вышло. Как бы мы не ломали голову, тот, кто шифровал этот "DX" подразумевал расшифровку только силами человеческого разума.
-Ну что ж, раз нет иного выхода, будем напрягать свой мозг, — и Сайлус подключился. Постоял с минуту с отстранённым выражением на лице, потом весь побледнел, покрылся испариной и резко вынырнул обратно в реальный мир, сдирая с головы "виом".
-Что? Что случилось? — занервничал Ямото, никогда прежде не наблюдавший за работой киберлингвистов, вынужденных полностью растворяться в сознании машины, чтобы понять её психологию с логикой одновременно.
-Чёрт, — сквозь зубы процедил Сайлус. — Чёрт, я не думал, что это окажется так тяжело, — массируя глаза и виски, повторил он проклятия. — Уф... Нет, ну тут такое по-наворочено. Без "Харона" тут точно не обойтись. Иначе кранты. Его действительно нельзя подключить?
Техники опустили глаза, а Квотермейер только развёл руками:
-Нет. Этот блок памяти полностью зациклен на самом себе. Мы даже, просто диагностирующую аппаратуру не можем к нему подключить. Единственное, что нам удалось узнать: информации на нём не так уж и много, как следовало бы ожидать.
-Всё равно, подумайте. Ещё раз всё проверьте. Попробуйте найти выход, — настаивал Сайлус, здраво понимая, что не справится собственными силами. А блок вскрыть очень надо. — Может его тогда просто взломать? Попробуем разобрать и обойти системы защиты, потом перепишем информацию на другой носитель.
Идею, конечно же, никто из техников не поддержал. Потому что глупо. Такие блоки именно для того и создавались, чтобы их невозможно было вскрыть или взломать их систему безопасности. Они как неприступная крепость — видишь её, а внутрь не так-то просто попасть.
Наступило молчание. Все имеющие в кабинете мозги лихорадочно искали решение. Даже Ямото о чём-то там задумался. Но есть подозрение, что не о накопители.
Ответ же, как ни странно пришёл совсем с другой стороны, с какой не ждали.
-Если позволите, то я мог бы внести своё предложение, по решению вашей проблемы, — неожиданно раздался в кабинете бесплотный голос "Харона".
Что тут сказать — все были заинтригованы.
-Продолжай, — любезно разрешил Джон выговориться "мозгу". И тот обратился именно к нему со словами.
-Вы можете стать посредником, между мной и накопителем. Тогда я смог бы через ваш разум прочесть шифр и помочь с расшифровкой.
Идея на первый взгляд неплохая. Чем чёрт не шутит, а вдруг получится! Но тут запротестовал Квотермейер.
-Я бы не советовал этого делать, — справедливо заметил разведчик. — Сэр, при двойном слиянии велика вероятность потери личность. Она у вас просто разобьётся, как стеклянный шар. И собрать вас после этого, будет уже некому. У нас здесь нет таких специалистов.
Что правда, то правда. Здесь на корабле нейропсихолога днём с огнём не сыщешь. Да и любого другого человека с приближёнными знаниями в наличие тоже не имелось.
-Я не настаиваю. Решать только вам лейтенант, — совсем по-человечески отреагировал "Харон" на замечание.
И Джон задумался. С одной стороны — существовала опасность стать идиотом на всю оставшуюся жизнь. С другой же — пытаться подобрать нужный шифр к накопителю без "Харона", значит просидеть здесь не один, а то месяцы, годы...
-Да, дела, — глубокомысленно извлёк он из себя. — И что прикажете делать? Лично я склоняюсь к тому, чтобы рискнуть. Без "Харона" я как без рук. Там слишком сложный код, а у меня давно, даже очень давно, не было практики.
Похоже ситуация патовая. Один специалист утверждает, что такой шаг очень опасен, другой же не сможет ничем помочь, пока не решиться на такой шаг. Как быть? Остаётся слово за командиром экспедиции.
-Да, поставили вы мне задачку. Ну и положеньеце, итить её. — Пробурчав ругательство, Ямото потребовал от лейтенанта только одного. — Скажи честно Джон, ты уверен, что не пострадаешь при двойном слиянии? Только честно. Я лично сталкивался с теми беднягами, кто потерял личность при подобном слиянии. Поверь — это было жуткое зрелище. И желать тебе такой участи я бы ни за что в жизни не рискнул, даже не смотря на цену вопроса. Ответ за тобой Джон. Только тебе решать, делать это, или мы будем искать ответы в другом месте. Чтобы ты не решил, я на всё согласен.
Сайлус отдавал себе отчёт, на что он собирался пойти, на что решиться — не дурак. Но эта неясность, незнание и непонимание обстановки творившейся на корабле, всё это влекло за собой бездействие и затаённый страх перед неизвестным, что порядком ему уже надоели, да и всем остальным. Сможет ли он сохранить личность? Сможет ли справиться сразу с двумя инородными сознаниями у себя в голове?
Как ни странно, для самого Джона это уже был вопрос десятый. Он уже всё для себя решил. Пора положить конец всем предрассудкам, раз и навсегда. Раз кто-то оставил один блок памяти в целости и сохранности, и закодировал его так, что фиг откроешь в два счёта — значит там, сокрыта очень и очень важная информация. И он должен, просто обязан её добыть.
-Я полностью не уверен, справлюсь ли я или нет, но я должен попытаться, — твёрдо ответил Джон капитану. — А чтобы не подвергаться опасности, буду делать большие перерывы. Работа при этом растянется, но так я хотя бы сведу риск до минимума.
Ямото его не стал отговаривать.
-Хорошо Джон, — не зная радоваться ему или беспокоиться за друга, согласился он. — Попробуй. Но если что почувствуешь, какие-нибудь в себе изменения, сразу же бросай это дело. Ты понял меня, Джон?
-Я понял. Как только, так сразу, — заверил тот.
-Тогда не буду тебе больше мешать. Действуй, — благословил Ямото. — Тебе ещё кто-нибудь нужен из них, — спросил он напоследок, имея в виду техников.
-Нет. Раз они ничем не могут помочь, то я хотел бы остаться один.
-Хорошо. Как скажешь, — согласился Ямото, стоя уже в дверях. — Но охрану я тебе оставлю. Она за дверью. Если что, кричи. Удачи тебе. И Джон... будь осторожен.
Следуя примеру капитана, техники быстро свернули оборудование, и ушли восвояси, оставив Сайлуса в гордом одиночестве.
-Подключите дополнительно ваш "виом" к панели расположенной на столе, лейтенант, — сказал "Харон", когда кабинет очистился от толпы людей. — И начнём.
Джон Сайлус соединил один провод с накопителем, второй протянул до стола и воткнул в гнездо портативной панели связи с системами корабля. Потом сел в кресло, натянул на голову капюшон "виома" и растворился в эфире информации.
— Глава 15.
Прошло двое суток, затем ещё одни пролетели, будто и не наступали вовсе, а Джон Сайлус так и не на йоту не продвинулся в своих изысканиях. Чёртов накопитель не желал расставаться с секретами, стойко храня тайну пароля.
Небритый, с красными от недосыпа безумными глазами и осунувшимся бледно-серым лицом, Джон часами просиживал в кресле, с надетым на голову капюшоном "виома". Затем вставал и принимался метаться по кабинету, словно зверь взаперти, постоянно думая и просчитывая в голове всевозможные варианты решения непростой задачки, заданной ему накопителем.
Общение меж двух виртуальных интеллектов выматывало его дальше некуда. Порой его собственное сознание размывалось, и он забывал: где находиться, а один раз вообще забыл своё имя и битый час пытался его вспомнить. Он чувствовал, что растворяется, что находится уже у критической точки, за которой последует полное растворение личности.
Пароль на накопителе и его взлом — это не просто программы, написанные специальным языком, куда нужно просто вводить команды, решая, например, математические задачи, а потом ждать результаты, — нет. Современные системы — это самостоятельно мыслящие механизмы и мыслящие в трёхмерном, а то и в пятимерном измерении. Миллиарды комбинаций в секунду, миллионы осмысленных операций, сотни тысяч теорий и прорва мыслей неокрашенных в эмоциональную оболочку, как это бывает у людей.
Погружаясь в такой информационный эфир, ты не видишь перед собой экран с символами или образами. Перед тобой открывается целая вселенная, подчиняющаяся, чаще всего, своим собственным законам.
Когда Джон Сайлус первый раз подключился к накопителю, он будто с головой нырнул в киселеобразные воды оранжевого океана, наполненного вместо воды: цифрами и буквами, формулами и фразами из которых впоследствии создавались предложения и целые математические задачи с множеством переменных. Так же: подобно мыльным пузырям, то тут, то там всплывали образы людей, животных и пейзажей. Они хотели о чём-то рассказать, поведать, помочь понять. Но быстро лопались и растворялись без остатка.
Всё шевелится, бурлит, неспешно плавает или проноситься быстрее молнии перед глазами. Тут главное не зевать. И как бы небыли быстры эти образы и символы их надо умудриться поймать, потом понять смысл, и уже только в самом конце пытаться собрать всех их воедино, выстраивая стройную структуру виртуального бытия, и вот только тогда перед тобой, возможно, откроется путь к сокрытой информации. Главное всё сделать правильно.
Но как тут сосредоточишься, когда собственные мысли постепенно отступают куда-то вглубь сознания, испаряются, и пропадает ощущения тела. И вот ты уже и не человек, не "эго", что думает и мыслит, ощущает и познаёт. Ты океан, ты часть его, ты одна из букв оранжевого бульона — всего лишь жалкая искорка информации в бездонном мареве огня. И ты один, совсем один, ещё способный мыслить, жить, пока...
Но с каждым часом уподобляешься общему течению, теряя собственное "Я", теряя самого себя...и как знать, кем ты окажешься уже через секунду.
Мир же "Харона", или океан его, был окрашен голубым с чёткими логическими цепями, что паутиной обвивали эфир сотен тысяч метров виртуального пространства. Дотронёшься до одной, и на тебя вывалиться целый ворох информации, словно окатывает дождём.
Были там и огромные пустоты с чёрными, безжизненными, порванными нитями логических цепей. Словно выжженные острова, где нет больше места жизни, а значит и мысли, эти пустоты дрейфовали по водам виртуального океана, сталкиваясь с паутиной живой нервной ткани — так "Харон" пытался восстановить пробелы в памяти. Иногда получалось, и отмёршие цепи снова наполнялись искрящимся светом. Но чаще нет, и пустоты наоборот разрушали ещё живые цепи, до которых дотрагивались; или же они отскакивали, как мячи.
Были и такие места, где ничто уже восстановлению не поддавалось. Там был лишь хаос — чёрный и мрачный хаос смерти заключённый в стазис, чтоб не рушил то, что удалось спасти.
Погрузившись в этот мир, в мир "Харона" Джона сразу окружила целая вселенная — закономерная, целостная, логичная и гармонично выстроенная, как формула объясняющая устройство мира всего в двух слова. И эта вселенная была куда как огромнее, мира накопителя. Это был безбрежный океан непостижимого разума, схожего с людским по своему размаху. Пойди, пойми целый мир одного человека? Что делается у него там, в голове? Во вселенной же "Харона", включено было до сотни разумов единовременно, спаянных воедино в этакий монолит суперразума.
И он мыслил. Он жил. Он самостоятельно думал, размышлял, и даже философствовал. И если разум накопителя и не назовёшь таковым, скорее это интуитивная программа, заложенная в него человеком, и надо сказать гениальным, то разум "Харона" был полноценным, практически неотличимым от человеческого. Единственное его отличие заключалось в невозможности ощущать и сопереживать, мечтать и фантазировать. Но самое главное: он не был свободен.
"Харон" не сознавал себя целостной личностью, индивидом, который боится умереть, желая жить вечно, а потому он не способен был защищаться и строить козни. Его мысли были кристально чисты, как слеза младенца. Он не мог лгать, обманывать, ошибаться. Он мог иногда просто не знать, но ошибаться — никогда.
Пребывая в его виртуальном пространстве, Джон постоянно слышал миллионы голосов, одного сознания, шелестящие, словно высокая трава на ветру, где-то там, в отдалении, но иногда до его ушей доносились особо громкие восклицания, и это сильно действовало ему на нервы.
Откуда же эти слова. Да всё очень просто! Так "Харон" пытался взломать пароль, советуясь с самим собой же:
-Постойте!... А я говорю вам... А что если попробовать вот так?.. Нет-нет, всё это чушь... Подождите, на что это вы намекаете?.. Смысл этой задачи... Потом... Никакая логика здесь не работает... Да-да, мы уже делали так — это ни к чему не привело... Послушайте, а что если вот это формула... Да сколько же мы должны вас слушать?.. Формулы не совпадают с буквенными значениями... А вы обратили внимания на образы?.. Говорю вам, из этого ничего не выйдет... Да вы послушайте!..
Обрывки фраз, слова, вопросы и восклицания, взаимные обиды и угрозы, проникали в разум человека, как разрозненные осколки чего-то важного, но собрать их было нереально, а прислушиваться к каждому голосу из миллиона — просто невозможно.
И так получалось, что "Харон" в большей мере мешал человеку своей болтовнёй, нежели помогал. Но с другой стороны, "мозг" уже выстроил с сотню возможных схем решения задачи, Сайлус же ни одной. Но пока ни одна из схем не подходила. Нужно было что-то ещё, что-то, что называют человеческим фактором, то, что отличало человека от машины, то, что не поддавалось никакой логике.
Код заложенный в накопитель для расшифровки пароля, был создан специально для того, чтобы его не смог взломать искусственный разум. Он основывался на противоречиях и парадоксах между вопросом и ответом. Никакой логики, никакой закономерности, одна абстракция.
-Думай Джон, думай, — иной раз, стучась головой о стену, повторял лейтенант, когда пребывал в реальности. — Ты должен расшифровать код. Ты должен. Но как? Как его взломать? Ничего в голову не идёт, хоть убей. Абсолютно ничего. Что же делать? Что?.. Так Джон соберись, — уподобившись "Харону", следом вёл он диалог с самим собой. — Вопросы не имеющие чёткого ответа, основаны на дополнительных знаниях, которых у меня пока нет. Здесь "Харон" поможет. Но, что делать, когда ответ совсем не связан с вопросом, и в то же время несёт смысл постановки самого вопроса. Постоянно встречаются какие-то обрывки фраз, на что они указывают? Или вот эти странные диалоги, к примеру:
Один говорит:
-Жили-были три сестрички и жили они на самом дне колодца и таскали они оттуда мармелад.
А второй у него спрашивает:
-Откуда взялся мармелад?
Первый ему отвечает:
-Это был мармеладный колодец.
Второй всё равно настаивает на своём:
-Но я не понимаю, как же они таскали оттуда мармелад?
Первый ему объясняет:
-Из обыкновенного колодца таскают воду, а из мармеладного — мармелад. Разве непонятно?
И тогда второй тоже поясняет свой вопрос:
-Я говорю, как они таскали мармелад оттуда? Ведь они там жили!
И получает просто гениальный ответ по своей нелогичной простоте:
-Не только жили. Они жили-были...
Откуда это вообще? И к чему? К чему эта история полная противоречий, с наводящими вопросами, и в тоже время уходящими от основной темы повествования? Непонятно.
Или вот маленькое продолжение... Да, скорее всего это продолжение первого, хотя...кто знает?
"Они его ели и лепили. Лепили из него всё что хотели — всё, что начинается на "М"".
Почему на букву "М"? Этот вопрос, скорее всего, как раз не предназначен искусственному интеллекту. В нём никакой логики вообще. Почему на букву "М"? Почему не на букву "Д", "П" или "А"? Я же поразмыслив, отвечу: Потому что мармелад на букву "М". И любой человек подумав, скорее всего, ответит точно также, а вот машина никогда. Ну, здесь ответ понятен, хотя и он бессмыслен
Это, как известная загадка про полотенце. Вопрос в ней специально отводит от темы, вставляя ненужное абсолютно сравнение.
"Висит на стенке, зелёный, длинный и стреляет".
А почему стреляет? — а чтобы труднее отгадать.
И во всём остальном абсолютно тоже самое. Во всей этой белиберде засунутой в накопитель, как код к шифру, нет, с одной стороны никакого смысла, но в то же время, с другой, всё должно свестись к одному знаменателю, к одному чёткому ответу, который и послужит паролем. Но вот как его найти? Как понять? Как, как, как?..
Пребывая в смятение, Джон метался по кабинету — от стола к двери, от двери к столу, и снова в обратном направлении. В его голове одна мысль обгоняла другую со скоростью света. Одна наступала на предшественницу, и растаптывала ее. Но часто мысли просто громоздились друг на друга, грозя обвалом и окончательной, всеобщей путаницей.
И вот, в очередной раз, в нерешительности замерев, Джон, осенённый новой идеей, подскакивает к креслу, и со словами:
-А может так? — поспешно натягивает капюшон "виома" на голову, а уже через секунду с проклятиями срывает. — Нет! Чёрт, нет! Проклятье! Не так! Совсем не то! О чём ты только думаешь? — И, задрав подбородок к потолку, бессильно воет. — Боже, я больше так не могууу!..
И только входящий вызов, позволяет Сайлусу, наконец-то, немножечко отвлечься:
-Да капитан, я вас слушаю? — Перед лицом лейтенанта, прямо в воздухе, вспыхнуло окно с изображением Ямото — потомка древних самураев.
-Ну ты как там Джон, всё в порядке? — побеспокоился капитан.
-Пока всё нормально, сэр. Не жалуюсь, — заверил Сайлус. — Как видите живой ещё и в своём уме.
-Это хорошо, — скупо улыбнулся Ямото. — А-то, я уже стал беспокоиться. Совсем ты пропал из виду. Ни в столовой тебя не встретишь, ни в спортзале не появляешься. Уж не знаю, что и думать. Ну как там у тебя дела с паролем? — после короткого вступления поинтересовался капитан, надеясь на успехи.
Но в ответ услышал только досадное бормотание:
-А никак. Топчусь на одном месте. Ни туда, ни сюда, как об стену горохом. Никакого сдвига с мёртвой точки.
-Думать надо, что эта задачка не для слабаков, раз этот накопитель остался единственным в своём роде на всём корабле. Но я в тебя верю Джон. Ты справишься, — подбодрил его Ямото, меняя тему. — Я вообще-то сейчас по другому вопросу. Во время последнего облёта близлежащей территории, десантники наткнулись на станцию терраформинга. Завтра я посылаю туда группу, думаю ещё там поискать следы колонистов. Вот хотел поинтересоваться: Ты поедите завтра в составе группы?
Предложение, конечно же, было заманчивым. Будет возможность размять ноги, прочистить голову, отвлечься от надоедливых мыслей, но...
Но Джон не мог вот так просто сдаться и бросить всё на полдороги. Не в его это было правилах. Потом снова настраивайся и почти всю работу начинай сначала. Нет, так дело не пойдёт. Пароль, вот что сейчас главное и что за ним спрятано, а поисками могут заняться и другие.
-Не могу, — с усилием отказался Сайлус. Проветриться-то тоже было охото. — Понимаете, я чувствую, что уже близок к разгадке. Мне бы только уцепиться за её хвост и всё. А если я сейчас всё брошу и куда-то помчусь, то считайте вся моя работе пойдёт коту под хвост. И смогу ли я ещё раз через это пройти — это будет уже под большим вопросом.
-Понимаю, — сказал Ямото, найдя резон в словах лейтенанта. И хотя ему и не помешало бы присутствие опытного разведчика на предстоящей вылазке, он всё-таки не стал настаивать. — В таком случае не буду мешать. Раз говоришь нужно, значит нужно. Но выглядишь ты неважно, Джон, — следом заметил капитан, повнимательней вглядевшись в измождённое лицо Сайлуса. И не найдя там ничего хорошего, распорядился. — Вот, что. Хоть ты завтра и не летишь, а выспаться тебе надо.
-Но... — заспорил, было, Джон, чувствуя в себе ещё силы.
Но остался не услышанным.
-Это не просьба Джон — это приказ, — настоял на своем Ямото. — Иди отсыпайся. Никуда этот накопитель от тебя не убежит. Могу гарантировать. Я даже охрану увеличу, если пожелаешь.
Делать нечего, пришлось смериться. И то правда, чувствовал себя Джон не важно.
-Есть, идти отсыпаться, — козырнул он. — Разрешите выполнять?
-Выполняйте, — дал добро Ямото и отключил голографическое окно связи.
Джон посмотрел на накопитель, подумал было провести ещё один сеанс виртуального слияния, но потом оставил эту попытку. Капитан прав, он слишком устал, чтобы и дальше заниматься дешифровкой. Неизвестно чем всё это может в итоге закончиться для него. Лучше не рисковать. Отсоединив виом от накопителя, и, бросив его на стол, лейтенант покинул кабинет.
— Глава 16.
На головокружительной скорости трубчатый лес, под днищем грейдера, стелился самым настоящим ковром, изредка мелькая отдельными фрагментами трубчатых стволов, особо невероятных размеров. Грейдер делает вираж, и очередной гигантский ствол со свистом проносится мимо. И снова простор, только ветер навстречу бьёт в кабину крылом.
-Сэм, далеко ещё? — нетерпеливо поинтересовался Званцев, не имея возможности находиться в кабине пилота. Получив ответ: что скоро, сержант осмотрел свой немногочисленный отряд.
Ямото, в этот раз, выделил для задания в основном одних разведчиков, дополнительно предоставив им в помощь группу прикрытия из восьми десантников. Тут были и Дилон, и Ровен, и, конечно же, Кэс — куда без неё. Её вообще капитан отпустил с лёгким сердцем. А то она ему все уши уже прожужжал на тему дискриминации, мол: ей нечем заняться на корабле. Она-то де думала, что обнаружит результаты исследований фауны, собранные колонистами за весь период их пребывания на планете. Ей же останется их только благоговейно изучать. А оно-то как вышло. Все блоки памяти уничтожены, вся информация пропала и восстановлению не подлежит. Ну и что тогда прикажите делать запертому внутри корабля ксенобиологу. Вот Кэс и взбеленилась окончательно, когда до её ушей дошла информация о вылазки на планету. Ямото даже не стал спорить, просто ткнул в неё пальцем: Идёшь, — и всё.
Помимо них в погрузочной кабине грейдера ещё находились: Квотермейер — пожелавший собственными глазами взглянут на гидропонную станцию колонистов, может чего и нароет там полезного. Хан — из расформированного отряда "бета" и его товарищ по оружию рядовой Колин, знаменитый своей стремительностью и остротой глаза.
Ну и, наконец, восемь десантников. Те сидели обособленно, создав, так сказать, свой кружок интересов. Их имён Званцев не помнил. Но вот одно имя, ему запоминать не пришлось — Элен. Да-да, именно. Сержант-таки последовал совету души и познакомился с девушкой, которую как не трудно догадаться, звали Элен.
Это была милая и хрупкая девушка, с тонкими чертами лица, с забавной застенчивой улыбкой и абсолютно беззащитными глазами. Они-то и пленили сержанта, привыкшего видеть в глазах военных чаще всего жёсткий блеск металла.
Имея папу генерала, можно сказать этакого тирана, всю сознательную жизнь мечтавшего о сыне — продолжателе рода, — Элен с душой романтика, пришлось провести детство в военных лагерях — куда её засунул любимый папочка. Там ей прививали дисциплину, и делали из неё самого настоящего солдата без страха и упрёка, ломая в ней тонкую натуру актрисы и индивидуальность художника.
Но, несмотря на грубый и властный характер своего отца, Элен всё-таки любила его как дочь и безмерно гордилась им, даже скорее почитала. Как же, ветеран двух войн — трижды герой, — хвала и почёт! И потому, как только встал вопрос о дальнейшем пути после окончании школы, Элен даже не заикаясь о своих желаниях перед суровым папой, поступила в военную академию, постигать там сложную науку позиционных войн.
Но от себя, как известно не убежишь. И вопреки логики, вместо того чтобы очерстветь душой на поприще военного уклада жизни, Элен не рассталась со своими маленькими женскими интересами, продолжая стремиться всей своей юной душой, в тайне конечно, к романтики и путешествиям. А кто это мог ей дать в её-то суровом положении? Конечно же, только космодесант. Космические корабли, далёкие звёзды, другие планеты, и всюду сильные суровые мужчины, с уверенной и твёрдой жизненной позицией. Примерно как её папа. Хотя, конечно же, с ним никто не мог сравниться — в этом Элен была уверена по своей детской простоте.
После окончания академии, Элен по собственному желанию, отправилась служить на дальние рубежи Солнечной системы. Служить её пришлось на корабль "Могучий Защитник", несшего вахту на орбите Плутона, хотя могла всю жизнь прослужить в центральном штабе военно-вооруженных сил альянса Земли, как и её отец. Но нет. Какая-то затаённая обида, не смотря на всю любовь к нему, гнала Элен подальше от отца.
Потом была война: пара сражений с непокорными марсианами, погоня за пиратами. В должности связиста Элен целыми сутками прослушивала космос, забыв о всякой романтики и полётах души. Но так сложилась судьба, что если бы не эта хрупкая девушка, то человечество никогда бы, наверное, не услышало о "Гелиосе". Ведь это именно она была первой, а может и единственной в своём роде, кто засёк и расшифровал входящий гиперсигнал, настолько слабый, что он даже не распознавался электроникой — она его попросту проигнорировала, — а вот Элен — нет.
Вот так она и очутилась на "Надежде". К тому времени папа её уже умер, и препятствий ей никто не чинил, зато его Имя ей только помогло.
Первый раз Кирилл пересёкся с Элен в тактическом зале планирования операций, где девушка вместе с капитаном Ямото и ещё с парой специалистов, разбирала карты местности, пытаясь их восстановить по показаниям лётчиков, планомерно исследовавших экваториальный материк планеты. Познакомился же он с ней уже в общей столовой, куда, кстати, не так часто захаживал. Элен сидела совсем одна, с печалью на глазах и затаённым страхом, гнездившимся у неё в душе. Она сидела, не замечая никого вокруг, а он подсел к ней за столик, встретился пару раз с девушкой глазами и вдруг представился. Знакомство продолжалось пять минут, и этого хватила пленить Элен окончательно и бесповоротно. Ведь разведчики — это же какие люди! Таких не берут в солдаты, таких сразу в генералы! Но они почему-то не идут. Предпочитают не предавать своё призвание, которое ценят выше любых званий. И когда встал вопрос кого брать на задание, Кирилл, поколебавшись, но под уговорами самой Элен, сдался и взял её в свою команду, напутствовав, чтоб всегда держалась рядом. Но, наверное, зря согласился.
Потому что сейчас украдкой переглядываясь с девушкой, Кирилл впервые опасался за чью-то жизнь по настоящему. Его неприложным правилом было: что разведчик всегда должен отвечать только за самого себя, и только в крайних случаях приходить на помощь другому. А иначе — провал. Но сейчас, когда он отдал своё чёрствое сердце Элен, а взамен взял её сердце — он впервые почувствовал, что должен отныне беречь этот дар любыми возможными способами, даже в ущерб заданию. А это было непозволительно! Кощунство, предавать своих ребят!
"И как поступить, случись что? — разрывался Кирилл между голосом рассудка и позывами души. — Дурак, дурак, что согласился взять её с собой. Но ведь и отказать не мог. Как же всё-таки хорошо видеть её рядом с собой, быть спокойным за неё, зная, что её судьба сейчас находится только в моих руках, и ничего не может с ней случиться, как было бы, если бы она сейчас находилась где-нибудь совсем в другом месте, вдали от меня".
-Подлетаем к станции, — механически проскрежетал в отсеке голос Сэма.
Трубчатый лес кончился, как будто его кто-то скосил под самый корень, расчистив обширное поле с мелкой порослью, где теснились тепличные постройки, отходящие лепестками от центрального купола самой станции гидропоники.
-А вот и посадочная площадка. Держитесь крепко! — предупредил Сэм, резко бросая грейдер вниз. Это был его излюбленный манёвр, во время которого, чтоб желудок сразу к горлу подпрыгивал.
Спланировав к посадочной площадке, летающая машина, грузно повисла над площадкой, примериваясь к цели, и плавно опустилась, выпуская шасси и заглушая двигатели. Когда машина окончательно замерла, открылся люк погрузочного отсека, и оттуда полуживыми выбрались люди все зелёные с лица.
-Боже, что это было? У меня чуть кишки наружу не вылезли, — складываясь пополам, простонал Квотермейер, покидая грейдера последним.
-Это была самая лихая посадка, какую я только совершал в своей жизни, — в ответ воскликнул Сэм, в приподнятом настроении покидая кабину. Такой великолепный вираж, который он только что совершил, не должен был остаться незамеченным, и Сэм уже готовился выслушивать в свой адрес хвальбу вперемешку с удивлённым восторгом. Но остальные участники почему-то не разделяли его энтузиазма. Хватало одного взгляда, чтобы понять, сейчас вместо того, чтобы хвалит, все будут Сэма бить: долго и отчаянно. Вот только немного придут в себя и сразу начнут бить. И пока не произошло рукоприкладство, Сэм поспешил хоть чуть-чуть развеять грозовые тучи на своей бедной головой, но ничего лучшего не придумал, как спросить: — А чего это вы все такие убитые? — Ему же на самом деле было не в досуг, почему его товарищи еле стоят сейчас на ногах.
Сделав три глубоких вдоха, Кирилл погрозил весельчаку кулаком и наглядно объяснил, грозно пообещав:
-Ещё раз так сделаешь, и я тебя прямо из кабины во время полёта вышвырну. Вот тогда и посмотрим, какой из тебя летун без крыльев. Ты меня знаешь.
И Сэм действительно знал своего командира: От угроз к делу у него короткая дорога пролегала.
-Ну, извините ребята, не рассчитал. Вот ей богу клянусь — больше так не буду. Я же не знал, что вы крайне отрицательно относитесь к перегрузке, — проблеял он, искренне не понимая до какого состояния довёл людей. Он-то сам в порядке и даже ничего не почувствовал.
-Не рассчитал он, — пробурчал Квотермейер, кое-как, наконец, распрямляясь. — Головой надо думать, прежде чем делать, Икар хренов.
-Ну ладно вам. Я же извинился, — канючил Сэм, вымаливая прощение.
-А нам от твоих извинений лучше не стало. Засунь их себе, знаешь куда? — снова осадил Сэма Квотермейер, да ещё с такой интонацией, что уже теперь Сэм начал злиться, заливаясь краской гнева. Ещё бы чуть-чуть, и он за себя не отвечает...
Хорошо, что назревающую перепалку прервал голос Ямото в передающем устройстве.
-Сержант Званцев, доложите обстановку. Вы прибыли на место?
-Да сэр, только что.
-Хорошо. В таком случае слушайте вводные. В этой операции вы за старшего группы, сержант. За людей отвечаете мне головой. Если что пойдёт не так, сразу же улетайте. Вы меня поняли?
-Да, сэр.
-Тогда слушай дальше. Ваша задача: обследовать станцию от крыши до подвала. Если найдёте работающие накопители информации, попробуйте с них скачать все имеющиеся данные. И вот ещё что. Вам придётся поторопиться, скоро взойдёт "Красное Око", а я крайне отрицательно отношусь к тому, чтобы мои люди шатались ночью по этой богом забытой планете. Зарубите это у себя на носу. Для информации: у вас всего два часа до сумерек. И на этот счёт я вот что думаю: может вообще отменить операцию до завтра? — закончил Ямото коротким рассуждением, чем немало напугал Званцева. Конечно же, его напугали не слова, а перспектива снова париться в кабинете грейдера. Значит нужно отговорить капитана от подобного шага:
-Лучше не надо сэр. — неуверенно втиснул слова в разговор Званцев, будто опасаясь проклятий на свою голову. — Мы только сюда целых четыре часа добирались, чуть не сдохли пока долетели. Вы же сами знаете, каково это находиться в грузовом трюме грейдера. Давайте мы лучше поспешим и попробуем управиться за два часа. Зато на завтра уже отпадут все вопросы, и вам спокойней и нам отдых.
И Ямото уступил.
-Ладно, бог с вами, — разрешил он, отлично понимая чувства людей на том конце "провода". Сам когда-то по нескольку часов торчал в трюме без возможности размять ноги или вздохнуть свежего воздуха. — Но если не уложитесь в условленное время, дальше будете докладывать мне через каждые полчаса. И чтоб без этих ваших штучек. Не выйдете на связь, я со всех вас шкуры спущу.
-Я это учту сэр. Через каждые два часа выходим на связь. Отбой. — Окно связи погасло. Кирилл посмотрел на небо: чистое от облаков и лазурно-фиолетовое как море, и подумал мечтательно:
"Интересно где в этот раз покажется гигант? Красиво, всё-таки, когда он медленно выплывает из-за горизонта, постепенно закрывая собой солнце и звёзды. Смотрел бы и смотрел".
-Так, у нас всего два часа до наступления ночи, — распрощавшись с грёзами, обратился Званцев к отряду сразу с предупреждения. — Работаем в темпе, а не то капитан будет очень зол на нас. Поэтому любоваться местными достопримечательностями никому не рекомендую — без башки останетесь, — я сам её вам откручу. Надеюсь это всем понятно? Отлично! Тогда за дело. Сэм — остаешься на грейдере. Если что, прикроешь. Далеко от машины не отходи, а по мне, так вообще из кабины не вылезай. Остальные за мной, дистанция один метр! — коротко скомандовал Кирилл, направляя во главе маленького отряда к входу на станцию гидропоники.
Переходный шлюз, конечно же, заклинило, а может ещё чего — сколько лет-то прошло. На выяснение причины не было времени, и переходные ворота просто взорвали, вогнув створки внутрь купола. А за ними...
Если честно так сразу с одного взгляда и не понять. Внутри, станция напоминала сразу огромный парк, сад и огород, вместе взятые. Длинные предлинные трёхуровневые площадки, радиально отходящие от внешней стены к центру купола. Между ними протянулись упругие дорожки из непонятного материала, мутно-белого цвета. На самих же многоуровневых площадка росли разнообразные садовые культуры: от фруктовых деревьев, до кабачков и помидоров, вплоть до картошки с морковью и т.д.
А всё вместе это напоминало скорее даже не парк, огород и сад, вместе взятые, а скорее некую оранжерею, где пытались сохранить редкие виды растений. Только здесь — на другой планете, — абсолютно все культурные растения, привезённые с Земли, являлись редкими и требовали к себе особо тщательного ухода.
Но самое удивительное было не в самой архитектуре станции, а то обстоятельство, что в оранжереи все растения были живые и в полном здравии! Цветут и пахнут, как говорится. Разведчики-то ожидали увидеть снова высохшие мумии, как в центральном парке на корабле. А тут такое...
Просто невероятный контраст! Вдруг взять и увидеть, среди приевшихся уже трубчатых стволов родные растения — да это же почти что, встретить дорогих друзей и притом там, где их просто не должно было быть. Абсолютно тоже самое! Аж слезы на глаза наворачиваются.
-Мать честная, чудо-то какое! — остолбенела Кэс переступив порог, и будучи не в силах сдержать нахлынувшие эмоции, стала тараторить, меча словами не задумываясь, одни эмоции. — Поверить не могу. Они это сделали! Они создали все условия для выращивания Земных растений, за пределами корабля. Выходит, для этого им пришлось взять местные образцы почв. Но откуда?! Здесь же ничего нет на сотню километров. Невероятно... — Всё ещё пребывая в лёгкой стадии шока, Кэс поравнялась с зелёной зоной и, протянув руку, осторожно потрогала листву ближайшего дерева, такую мягкую и сочную, такую трепетную и нежную, что не расплакаться было невозможно. Но плакать Кэс никто не дал.
-Нет времени капрал, я же предупреждал. — Накинулся на неё сержант. — Никому не покидать строй! Квотермейер показывай дорогу.
Как инженер-техник, разведчик предложил начать обследование станции с центра управления:
-Сэр, вон там, в центре, видите? — указал он на середину яруса, где возвышался толстый металлический стержень, проходящий через всю шахту станции с верхнего яруса по нижний — Это должно быть центр управления станции гидропоники. Нам туда.
-Понял, — принял на веру Кирилл и приказал отряду. — Идём к центральному стержню! Всем быть предельно внимательным. Ничего не упускать из виду. Кэс, да оставь ты эти свои растения! — одёрнул он девушку, снова принявшуюся за своё. Теперь она уже копошилась в земле, как баба на грядке. Потом сержант подтащил поближе к себе Элен, напомнив ей, чтобы держалась рядом, и поспешно пошёл по матовой дорожке, мягко и упругой, как резина.
Прямо по центру купола проходила округлая шахта с толстым металлическим стержнем, по которому перемещалась сферическая кабина площадью сорок квадратных метров. И когда отряд поравнялся с этой самой шахтой, то людей в первую очередь снова поразил размах, с каким действовали колонисты. Огромная дыра прямо в полу, перегороженная всего лишь тоненькими перилами, внушала неподдельное опасение — оступишься и пиши пропало, никакой костюм не спасёт, полетишь вниз как миленький и останется от тебя одно мокрое место.
Пока Квотермейер возился с панелью вызова кабины гигантского лифта, остальные, затаив дыхание, осторожно разглядывали дно шахты, где покоилась, подобно яйцу дракона, сферическая платформа центра управления. Интересно: сколько лет она уже так простояла, ни разу не поднявшись на другой ярус? Много. А могла бы и навечно там застрять и сгнить вместе со всей станцией гидропоники, если бы сюда снова не вернулись люди.
Натужно заработали магнитные двигатели, и вот платформа спустя столько лет снова пришла в движение — медленно поползла вверх. Поравнялась с верхним ярусом и поисковый отряд, проверив все входы и выходы с неё, быстро рассредоточился, занимая выгодные для обороны позиции.
-Отлично, половина дела сделано, — похвалил Званцев, любуясь чёткостью работы. — Осталось дело за малым. Квотермейер, начинай диагностику системы. Мы прикрываем.
Обойдя платформу, Квотермейер выбрал, по его мнению, главную панель связи с сервером и, соединив свой "уник" с компьютером, принялся радоваться, как ребёнок нашедший ещё не поломанную им игрушку.
-Вот так чудеса! А вы мне про какие-то там деревья, — в первые же секунды вырвалось у него. — Господа, нам невероятно повезло! Здесь полностью автоматизированная система, не связанная с системами корабля. И представьте себе, она ещё работает. — И уже как истый профессионал, полез разбираться с бессчетным количеством программ. — Так, посмотрим, что же мы здесь имеем? — задумчиво пробормотал он, раскрывая во всю стену голографический экран, и разделяя его затем на три, равных по размеру.
На одном изображались какие-то ползающие графики.
-Так — это у нас система климат контроля, — пояснил Квотермейер. — Похоже здесь всё в порядке. — На следующем экране, мелькали, сменяя друг друга, изображения помещений станции. Ну, это понятно, камеры наблюдения. Здесь Квотермейер пояснять ничего не стал, сразу указал на третий экран. — А вот это уже интересно, — загадочно произнёс он. На голоэкране изображалась схема всей станции с наземными и подземными постройками. Увеличив изображение, Квотермейер поделился своими наблюдениями. — Оказывается, эта станция питается электроэнергией от собственного гидрогенератора. И если судит вот по вот этой схеме, недалёко от нас должна находиться довольно большая река. Странно... При составлении топографических карт мы почему-то её не заметили. Может она подземная? — задался он вопросом, но через секунду уже его отбросил. Не до этого сейчас. — Ладно, с этим потом. Вот этот туннель, — следом указал он на схему, проведя по ней светящуюся черту, — ведёт прямиком к реке. Протяжённость пятьсот метров. Многовато. А значит и его нам придётся обследовать, если ничего не хотим пропустить. При таких размерах, там много чего можно припрятать.
Стоя за спиной техника, Званцев профессиональным взглядом запомнил схему, отметив наиболее укромные места, и отвечая на слова Квотермейера, буркнул:
-Разберёмся. Ты давай-ка верни изображение с камер наблюдения, пора приступать к поискам, а то время. У нас его и так не густо. — Когда изображение было возвращено на место, Кирилл перед началом поисковых работ, в последний раз поинтересовался. — Отсюда можно увидеть всю станцию целиком или всё равно придётся всё обходить?
-Практически, — неопределённо ответил Квотермейер. — Во всяком случае, нам наверно не придётся покидать центр управления. Помимо камер можно ещё на каждом ярусе использовать "ос". Этого, я думаю, будет достаточно, чтобы охватить всё пространство станции разом.
-Вот так и поступим, — согласился Званцев. Такая перспектива ему понравилась. — Начинаем с верхнего яруса, а потом едем вниз. Ровен, выпускай своих малышек, — приказал он "дельтовцу", а сам прильнул к экрану.
Товарищи помогли Ровену снять со спины объёмный блок-саквояж, после чего он уже сам его расчехлил и достал оттуда пористый металлический ящик с генератором подзарядки, там-то и находились пресловутые "осы".
"Осы" — бескрылые овальные капсулы размером с ноготь, на магнитно-резонансной тяге — подобие анти гравитационных двигателей, только последние были размером с автомобиль. Функция "ос" заключалась в сборе данных возмущения окружающей среды. Общими словами — это были обычные летающие датчики. Создавая сеть между собой, они охватывали довольно большое пространство разом, а, обладая мобильностью, сами перемещались вслед за объектом наблюдения.
В чём же заключалось возмущение окружающей среды?
Ну, во-первых: тепловое возмущение — каждый живой объект обладает собственной температурой, часто на порядок превышающей температуру окружающей среды.
Во-вторых: электромагнитное возмущение. Каждая живая клетка вокруг себя создаёт электромагнитное поле. Наибольшая же активность этого поля наблюдается в районе сердечной мышцы и мозга.
Также эти датчики засекали и более тонкое возмущение среды, а именно волновое.
Первое — это звук, здесь всё понятно.
Второе же заключалось в волновом возмущении воздушной среды — любой объект обладающий плотностью и двигающийся с достаточной скоростью, создаёт вокруг себя волновое колебание воздуха. Он как бы раздвигает воздушную завесу, хотя она и не кажется нам плотной. Такой метод позволял обнаруживать человека находящегося в режиме "призрак".
Но здесь были и свои минусы. Достаточно среднего ветерка и датчики оказывались слепы. Чем и пользовались нарушители, устанавливая миниатюрные механизмы нагнетания воздуха, попросту микровентиляторы. Поэтому-то эту функцию использовали чаще всего в помещениях с малой проточностью воздушных потоков. И если вдруг где-то обнаруживалось ускорение потоков, то согласитесь — это выглядело странно.
Ну и, наконец, "Осы" оборудовались, помимо прочих датчиков, активным датчиком движения, основанном на эхолокации. Микропроцессор на основе отражённого звука, отрисовывал первичную картинку местности, делая изображение матричным. После чего просто сравнивал поступающую информацию с первичной. Если какой-то объект поменял своё местоположение, то значит, он возможно живой и за ним стоит понаблюдать более внимательно.
Прозвище же "осы" — эти смышленые датчики получили за возможность атаковать визуальный объект, например во время задержания. Сбившись в рой, они поражали человека электрическим током — жалили его, — вызывая кратковременный паралич. Отсюда и прозвище — "осы".
-На верхнем ярусе — чисто, — доложил Ровен, когда "осы" просканировали пространство.
-Хорошо, — откликнулся Званцев. — У меня на экранах тоже ничего. Едем вниз.
Сферическая платформа натужно поползла на следующий ярус. Затем всё повторилось: Ровен выпустил "ос", а Званцев вместе с Элен и Квотермейером стали просматривать данные с камер наблюдения, стараясь ничего не пропустить из виду. Остальные стояли на своих позициях, готовые дать отпор неизвестно кому. Но это только пока неизвестно. Ведь колонисты же куда-то запропастились? Может сами сошли с ума, а значит сейчас с ними опасно встречаться. А может и кто-то или что-то на них напало. Кто знает? Лучше в такой ситуации всегда быть начеку, готовясь к худшему.
Только Кэс не могла устоять на месте, и как всегда в своей манере, под прикрытием Дилона, отдельно вошла, только уже с другого терминала, в исследовательскую базу данных.
-Посмотри Дилон, я, кажется, была права, — обратилась она к соратнику, как к единственному слушателю, за неимением других. — Колонисты попытались вывести новые сорта культурных растений, пригодных не только для пищи, но и для выживания на этой планете. Но одного я не могу понять, — продолжила она диалог, скорее с самой собою, нежели ещё с кем-то, — почему они не высадили все эти образцы в открытый грунт? Что им помешало? Ведь судя по показаниям — это давно нужно было уже сделать. Не понимаю...
-Четвёртый ярус — чист, — снова доложил Ровен, и платформа медленно поползла на следующий ярус.
-Так, а здесь что у нас? — ничего вокруг не слыша, продолжала свои изыскания девушка и вдруг воскликнула. — Дилон, ты только взгляни на это! — указала она на такую же схему станции, какая была и у Квотермейера на экране. — Это же вольеры для животных. Глазам не верю! У них был домашний скот! Ты понимаешь, что это означает? Колонисты готовились к полной экспансии планеты.
-А где эти животные сейчас? В вольерах? — поинтересовался Званцев, с подачи Квотермейера, тоже подключившийся к исследовательской базе данных.
Кесседи быстро просмотрела показания датчиков, пролистала несколько диаграмм и с сожалением констатировала:
-Увы, животные исчезли, как и колонисты. Может они разбежались, когда исчезли колонисты, или люди сами их забрали, когда решили покинуть корабль? — поразмыслив, предположила девушка.
-Ага, забрали, разбежались, разлетелись, — подключился к беседе заскучавший Колин. — А по мне так их просто всех сожрали со всеми потрохами. Только вот кто? Сами колонисты или местные хищники. А может и ещё кто?
-Нашли о чём спорить, — проворчал Хан. — Нам от этого не жарко не холодно. Были эти животные, не были. Разбежались они или их съел кто. Главное, что сейчас их там нет, а значит и о сочной отбивной даже и мечтать не стоит.
Последнее утверждение было тонко подмечено. Чего раздувать из мухи слона, когда объект споров отсутствовал в наличие. Но главное как это было сказано! С такой интонацией, будто человек только что расстался с кладом, который, ещё секунду назад мерцал перед глазами златом.
И под общий смешок, Колин непременно в своём духе, просто обязан был подколоть товарища:
-Тебе бы только о жратве думать! — выкрикнул он.
-А о чём ещё я могу думать, — проскрипел в ответ Хан, — когда каждый день жрёшь одну синтетику. А она у меня вот уже где, — указал он ребром ладони на горло.
-Тут ты прав дружище! — согласно подхватил Колин. — Здесь я тебя полностью поддерживаю. Синтетика нас доконает! И заметь, колонисты это первыми поняли, вот и сожрали всех своих курочек и свиней, пока не явился ты, а то бы им точно ничего не досталось.
-Смейся, смейся, олух царя небесного. Сейчас сам же не отказался бы от свеженького мяска, — парировал Хан, брюзжа, как старик, поучавший молодое поколение.
-Ещё бы... — с мечтательной улыбкой выдохнул Колин. — Жаренная отбивная, да с картошечкой, да с корочкой. Умм...объедение. Всё жирненькое такое, а ты это всё тогда соленьями разными закусываешь, да аперитивчиком запиваешь.
И так красочно это описывал Колин — свои гастрономические мечты, приплетя туда ещё несколько рецептов, — что все в отряде чуть слюнями не захлебнулись. О да, домашняя еда — это не синтетика, и тем более живая еда, такую вообще уже давно мало кто едал на Земле, только богачи, способные отвались за кусок парного мяса целое состояние. А откуда такие деньги у солдат.
Отсюда и реакция Званцева была не благожелательная:
-Замолчишь ты тренделка! — сглатывая слюну чревоугодия, прорычал он. — Разгалделся тут, как баба на базаре. Делом лучше займись. Ровен, что у тебя?
-Второй ярус — чист. Признаков жизни не наблюдаю, — доложил разведчик, безучастный ко всему происходящему вокруг него, что не касалось его лично и его задания. Сейчас он полностью растворился в своих малютках "осах", шнырявших по всему ярусу оранжереи.
-Понятно. Едем тогда на последний этаж. Посмотрим, что там.
На первом уровне картина практически не изменилась. Всё те же растения, дорожки, и снова никого, как и на предыдущих ярусах.
-Вот мы и подошли к концу. И каков результат? А никакого! Здесь, как и на корабле, пусто. Никаких следов колонистов, — заключил Званцев, отрываясь от показаний с камер наблюдения. — Что дальше, Квотермейер? Ещё есть места, куда нам нужно заглянуть, кроме твоего туннеля?
-Да. Есть ещё два нижних яруса — подвальных. Там проходят инженерные коммуникации станции.
-Едем, — коротко бросил Званцев, и платформа плавно заскользила подпол.
Нижний ярус уже не показался разведчика таким уж огромным по сравнению с предыдущими. Наверное, из-за того, что он не представлял собой одно огромное, открытое пространство, как ярусы оранжереи, а весь был сложен из коридоров, ответвлений и помещений, складского и инженерно-технического характера. И ещё здесь практически отсутствовал свет. Только редкие галогеновые лампочки, разрежали общий мрак яруса. Анахронизм конечно. Причём здесь эти лампочки — такая древность? Но видимо у колонистов на этот счёт было своё мнение, а может, они просто не сумели воссоздать здесь светящиеся стены или не видели в них необходимости. В общем, поисковому отряду придётся пользоваться тем, что есть, и снова положиться на автоматику бронекостюма.
-Ну и дела, здесь же ни черта не видно. Хоть глаз выколи, — утрируя, воскликнул Колин, высовывая нос с платформы.
В поддержку прозвучавшего замечания проворчал и Хан:
-Опять в потёмках придётся шастать.
-Да уж, здесь нам "осы" уже не помощники, придётся своими ножками поработать, — авторитетно заявила Элен, хотя была далека от технической подоплёки вопроса.
И, конечно же, ошиблась, хотя и не во всём.
Ножками поработать придётся — это не обсуждается, а вот что "осы" здесь будут бесполезны, это она была не права, что и продемонстрировал Ровен. Он, пока Квотермейер пытался поймать сигнал с камер наблюдения, собрал своих малюток в один большой рой, и сотворил, таким образом, единый радар. Теперь "осы" не могли зондировать помещение всеми своими многочисленными датчиками, но живой объект, если что, засечь были в состоянии.
И они его засекли...
-Наблюдаю слабый сигнал, — неожиданно для всех, коротко произнёс Ровен. И сказал это так буднично, будто ничего и не произошло.
На самом же деле эта новость просто оглушила людей. Все сразу опешили, не смея произнести и звука. Как-то даже уже свыкшись с мыслью, что повсюду, куда не сунуться разведчики, их постоянно встречала безлюдная пустота, никто не посмел и предположить, что это был за сигнал. От кого? Или от чего он исходил?
-Где? — севшим от волнения голосом еле слышно спросил Званцев, по-новому оглядывая станцию гидропоники. Пока они тут беспечно болтали, будучи уверенные, что одни, оказывается, на станции в это время был ещё кто-то. Ну дела...
-В двухстах метрах от нас, — снова механическим голосом ответил Ровен.
-Ты...Ты уверен в этом? — не справляясь с волнением, уточнила Кэс, захлёбываясь словами. Остальные в этот момент до сих пор переваривали новость, и не могли адекватно реагировать. — Ты уверен, что твои "осы" не ошибаются?
-Абсолютно, — припечатал Ровен, и вывел схематическое изображение подвального яруса со слабым мигающим сигналом, без каких-либо опознавательных знаков.
-Не удивлюсь, если это какое-то очередное пакостное животное, провалиться мне на этом месте, а не человек, — проворчал Хан.
-Странно, а вы заметили, оно не двигается, — в свою очередь поделилась наблюдением Элен. — Может это вовсе и не живой объект?
Званцев понаблюдал за светящейся точкой и согласился с подругой.
-Ровен, ты уверен, что это вообще живой объект? Может это какой передатчик? — стал он допытываться ясности.
Разведчик в ответ только скривил рожу и едко заявил:
-Я что похож на идиота? — Его глаза приобрели ясность, а на лице, как у любого нормального человека, наконец-то, выступило раздражения. Это было первое проявление эмоций "дельтовца", за весь период его нахождения на планете. — По-вашему, я здесь шутки шучу? Сказал, что есть сигнал, значит есть. А он всегда идёт только от живого объекта. Теперь всем всё ясно надеюсь?
Ясно-то оно ясно, да вот только под наводящими вопросами, люди подсознательно пытались оттянуть момент. Момент разгадки тайны. Неизвестно же что скрывалось там, в сумеречной обстановке. Кто засел в подвале? Это может быть и местный хищник, опасный тем, что неизвестно что от него можно ждать — каких сюрпризов, или всё-таки там человек? Но какой он? В своём ли он уме, или опасно безумен? Безумен, как зверь, потерявший весь человеческий вид.
Званцев ещё минуты две понаблюдал за точкой на радаре — та так и не сдвинулась с места, — и вздохнув, решился на опасный шаг.
-Стой, не стой, а идти надо. Квотермейер, Кэс, Элен, Хан и вы трое, — указал он на десантников, — остаётесь на платформе...
-Но... — взбрыкнула было Элен, жаждя приключений.
-Без вопросов, — остановил её Кирилл. — Если с нами что-нибудь случится, то у нас будет надежда только на вас. Да и мне так будет спокойней. Остальные кого не назвал, за мной! Оружие на боевой взвод. Стрелять только по моей команде. — Кто бы там ни был, кто бы там не прятался в темноте, Кирилл, отдавая последний приказ, просто не имел права рисковать людьми, даже в том случае если где-то там, в потёмках, вдруг обнаружится человек. Если он не лишился ума, то и не нападёт. А значит и нечего опасаться за его жизнь.
Всего платформу покинуло девять человек и, слившись с мерцающей мглой, они скрылись в глубинах подвала, где мог прятаться кто угодно — не только человек.
Коридоры, коридоры, расползаются в разные стороны, словно кишки какого-то животного, и ещё какие-то ящики постоянно путаются под ногами. Мусор, грязь, полиэтиленовые мешки — пустые, разодранные или сваленные в кучу с образцами почв. А вокруг густая и влажная тишина и лишь капель воды пробивается сквозь неё, да неясный, ватный гул машин, работающих в самом центре подвала.
Галогеновые лампы почти не дают света, лишь подсвечивают стыки между мощных стен и низким потолком. Остальное пространство тонет во мраке теней, покуда замерших на месте, но на самом деле будто бы живых и только и ждущих момента, чтобы напасть. Но нет, люди спокойно проходят вперёд, а тени так и остаются неподвижны, лишь хищно поглощают девять своих товарищей, а потом выпускают, чтоб пожевали и другие.
Судя по радару, до цели восемьдесят метров. Разведчики переходят в режим "призрак", хотя контрастная тьма и так скрывает фигуры людей лучше всякой маскировки. Десантникам же остаётся только плестись сзади, не имея возможности раствориться во тьме, как их собратья. Чем ближе к цели их роль больше становится вспомогательной, нежели атакующей.
Пятьдесят метров, сорок, тридцать, радар показывает — цель уже рядом. Теперь ни единого звука, только бы не спугнуть. Бойцы уже не идут, а крадутся, просчитывая каждый свой шаг.
И тут, в уже приевшейся тишине, противно звучит радар: пип, пип, пип...
-Цель начала движение, — оповещает Колин, и отряд останавливается, как и лев, который замирает перед решающим прыжком. Одно неверное движение и добыча ускользнёт.
-Мы засветились, — то ли спрашивая, то ли утверждая, поинтересовался Дилон, не смея оторвать взгляда от дисплея радара.
-Чёрт его знает, — прошипел Кирилл. — Пойди разбери кто здесь кто, а главное где. Только бы не ушёл, вот что сейчас важно. Предлагая взять цель в кольцо. "Призраки" впереди — остальным ждать команды.
Миновав очередного коридора, коих здесь было бессчетное количество, Званцев замер у прохода в складское помещение, заставленное железными ящиками, мешками с грунтом и цистернами с жидкостью. Дверь была открыта и Званцев, не долго думая, заглянул внутрь.
Темнота. Даже лучше сказать темнотища. Ни единой лампочки, ни единого лучика света. Электроника шлема попыталась, было, выдать картинку, но потерпела фиаско. Чёрная тьма, сменилась серо-черной, зернистой пеленой и всё, как помехи при трансляции на голоэкране, когда нет сигнала. И тогда Званцев переключился на тепловизор. Чернота посинела. Стали видны очертания ящиков и ещё, быстро испаряющийся жёлто-синий тепловой след, в тех местах, где к ящикам прикасался некто живой и тёплый.
Пройдясь глазами по тепловым отпечаткам, сержант отследил путь неизвестного и его взгляд наткнулся на один из ящиков. Без сомнения, за ним кто-то скрывался. Кирилл попытался рассмотреть кто же там, для чего ему пришлось привстать на цыпочки, и вытянуть шею.
В шести метрах от него, за ящиком, сидело нечто, так сразу и не поймёшь кто или что. Это было похоже на яркое, жирное пятно, смазывающие любые очертания фигуры. И кто это не понятно, хоть тресни: человек или ещё кто.
И ещё до сержанта доносился звук. Неясный такой звук. Он сначала походил на довольное урчание, потом хруст, наверное, обёртки, а потом раздалось сладостное чавканье, и снова кто-то заурчал.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что за ящиком кто-то чего-то ел. Сидел там себе спокойно и набивал пузо, ничего, похоже, не замечая вокруг. Но нет...
Этот кто-то вдруг замер, будто чего расслышав во тьме, поднял голову и, прислушался, совершая при этом дерганые движения головой, словно ещё и принюхивался вдобавок.
Званцев инстинктивно отпрянул за дверь, переводя дух. Ещё бы чуть-чуть...хотя... Существо или ещё кто, не могло его заметить — это абсурд, в такой-то темнотище. Но инстинкт в таких делах сильнее. Когда ты за кем-то наблюдаешь, то тяжело избавиться от неприятного ощущения что и он тебя тоже видят, хотя, казалось бы, и спрятался надёжно, разглядеть невозможно. А вот поди убеди себя в обратном. Для этого нужно стальные нервы иметь.
-Ну что сэр, вы его видели? — нетерпеливо спросил Колин, когда Званцев прильнул к стене.
-Да.
-Ну и кто там?
-Похоже на человека, но я не уверен.
-Так чего мы ждём? Давайте зайдём и поздороваемся.
-Не спеши торопыга. Нужно сначала всё обмозговать хорошенько, — охладил Званцев разведчика. — Так, из помещения два выхода. — В подтверждение слов, у всех перед глазами вспыхнула схема помещения. — Видите, около первого выхода стоим мы, а вот второй как раз напротив нашего объекта. Нужно брать в кольцо, а то сбежит. И ещё: не известно, как он на нас сейчас отреагирует. Не исключено, что он сразу вцепится вам в глотку, нежели примет с распростёртыми объятиями. Поэтому заходим, как можно тише. Десантники ждут у входа, а мы...
-Сэр, а может кому-то из нас обойти помещение и попытаться зайти с другого входа? Так мы смогли бы сразу отрезать все пути к отходу, — перебивая командира, предложил Дилон, опасаясь, что они спугнут того, кто там находится, пока будут подбираться ближе.
Званцев сразу отказался от этого предложения:
-Нет времени. Пока он там, по всей видимости, чем-то насыщается, он наш. Но я не думаю что это надолго. А вот куда он потом пойдёт, тут уж как карта ляжет. Двинется в нашу сторону, или выберет другой путь? А что если вы не успеете ко второму выходу, тут надо почти половину яруса обойти. Нет, идём все вместе. И ни звука мне.
Четверо разведчиков в режиме "призрак" неслышно нырнули в проём, и осторожно лавируя между ящиков, подкрались к цели. Объект, слава богу, пока ничего не заметил, и, продолжая чавкать, спокойно поедал снедь, добытую из железного короба.
Званцев весь потом покрылся, пока достиг цели, и сейчас стоя напротив объекта, осторожно делал глубокие вдохи и такие же медленные выдохи, чтобы унять стук сердца.
Вдох, выдох, вдох, выдох. Всё, пора!
-Чтобы не случилось, не стрелять, — в последний раз предупредил он, перед началом знакомства. В том, что перед ним человек, он больше не сомневался. Его "уник" отчётливо распознал в ярком пятне фигуру человека. Но вот кто сейчас перед ними, это ещё предстояло выяснить.
Кирилл мысленно перекрестился, и решив что перед ним всё-таки мужчина, чётко произнёс:
-Сэр, только ничего не бойтесь. Мы здесь, чтобы помочь вам. — И сам же испугался своего голоса. Так громко он прозвучал во тьме ночной. Создалось впечатление, что он только что совершил некое святотатство, порушив извечный покой темноты.
Но что там сержант. Если уж он испугался, то, что уж говорить о незнакомце. Нет, он не подскочил, как ужаленный. Он просто выронил упаковку сухого пайка, и казалось, оцепенел. Такой у него был шок.
Дальше находиться в темноте было глупо, и Званцев приказал:
-Ровен, подсвети.
В помещении зажглись два "светляка", и перед десантниками воочию открылся образ незнакомца.
Это был мужчина лет сорока. Что самое странное, он даже не зажмурился от яркого света. Такое впечатление, что он уже приготовился к смерти.
Длинные, годами не мытые пепельные волосы, вместе с не менее длинной бородой, полностью закрывали ему лицо, не позволяя определить возраст незнакомца. Лишь оба его глаза ярко сияли сквозь волосяной покров, как два красно-белых куриных яйца, с невероятно огромными, расширившимися от ужаса зрачками. И в этих глазах плескалось самое настоящее безумие — человека потерявшего всякую надежду на спасение.
Одет же он был в разодранный и полинявший свитер неопределённого цвета, и такого же цвета штаны со следами давно запёкшейся крови. Одежда каторжника рудных копий.
По сморщенному рту мужчины потекла слюна, повисла на бороде и застыла, чтобы медленно растянуться в длинную и вялую струю. Незнакомец даже не попытался её стереть, он просто сидел на корточках, и с отрешённым ужасом таращился на "светлячков", как на некое диво, пуская сопли и слюни. Одним словом — конченный человек.
От подобной мысли Званцева всего передёрнуло, то ли от отвращения, то ли от жалости, а может и от злобы: на судьбу, на Бога или ещё на кого, кто мог сделать такое с этим несчастным беднягой
-Ну всё, кончаем представление, — раздражённо сказал он и приказал разведчикам. — Появляемся, берём этого под руки и уходим отсюда.
Но оказалось, не всё так просто.
Когда из неоткуда, вынырнули четыре чудища, в блестящих, чёрно-синих доспехах, а именно такими показались разведчики незнакомцу, его ужас перерос в поистине дикий ужас, когда человек уже не понимает что делает, а просто делает потому, что так надо, лишь бы выжить.
Кирилл только наклонился к заросшему мужчине, чтобы помочь тому подняться, приговаривая:
-Ничего не бойтесь. Мы из спасательной команды. Мы прибыли за вами. Теперь всё будет в порядке. Вы в безопасности.
Незнакомец неожиданно для всех, в доли секунды взвился в воздух, визжа, как поросёнок, и размахивая руками, словно он мельница, с просто нечеловеческой силой, смахнул с дороги Ровена с Дилоном, что прикрывали выход; и, завывая, ракетой выметнулся в коридор.
-Чёрт, ускользнул! Живо за ним! — в сердцах выругался Званцев и ринулся вдогонку, ни секунды не сомневаясь, что остальные сразу же последуют следом.
Дикарь же проявлял поистине чудеса прыти. Даже с помощью искусственных мышц костюма Кирилл не мог его нагнать, как бы он не старался и не выкладывался на полную катушку. Мысль перейти в режим "преследования" сразу же пришлось отбросить, слишком петляли многочисленные коридоры, да и под ногами постоянно валялось не весть что, иной раз приходилось даже протискиваться сквозь сваленные в одну кучу мешки с ящиками, как сквозь какую-то баррикаду. Бежать приходилось с постоянной оглядкой: то под ноги, то на потолок.
А вот дикарю всё нипочём. По всей видимости, он уже изучил тут всё вдоль и поперек, безошибочно выбирая направление. Но почему он так стремительно убегал от тех, кто хотел ему помочь, кто от чистого сердца желал ему добра?
Ответ мог быть только один. И нечто подобное Званцев, как раз и предвидел, следуя за улепётывающим со всех ног мужиком, похожего на дикаря. У Кирилла даже сомнений не возникало, что этот человек не в своём уме. Бродит, словно призрак в темноте; лазит по складам, как крыса; неухоженный, обросший, как обезьяна, ест подобно животному — торопливо и жадно; разве может себя вести так нормальный человек. Конечно же, нет.
Но что могло так изменить его? Что он пережил такого, из-за чего потерял рассудок? И много ли ещё таких как он? Выжили ли другие?
Это и ещё многое другое ещё предстояло выяснить. И именно этот дикарь сейчас был единственной зацепкой, в долгой истории покрытой мраком неизвестности, под общим грифом "Гелиос".
Почему корабль сбился с курса? Почему он вдруг вышел на связь, в отличие от своих менее удачливых собратьев? Куда подевался весь экипаж после этого? И что, чёрт возьми, произошло на планете?
Вопросы, вопросы, вопросы, и ни одного пока ответа.
И вот оно! Наконец-то появляется зацепка — маленькая ниточка, что может привести людей к клубку, к разгадке. Званцев просто не имел право её упускать. Он должен был догнать дикаря, должен и точка.
Сзади постепенно нагоняли. Кирилл отчётливо расслышал позади себя тяжёлый топот ног, но не стал оборачиваться, его интересовал только дикарь. Вот показался силуэт в свитере и сержант, недолго думая, прямо на бегу содрал с пояса диск, и запустил в сторону убегающего человека "охотника". Всё, птичка попалась. Как бы теперь не юлил этот дикарь, а от "охотника" ему не уйти, кишка тонка.
Взяв цель на мушку, "охотник" передал на шлем изображение дикаря, что дало возможность всему отряду следить за передвижением объекта не только по показаниям радара, но и визуально.
Стремительно летели секунды и чуть отставая от них, бежали люди по тёмным коридорам. Один, страшный и волосатый убегал от других страшных и блестящих. Кто кого? Мышка успеет забиться в норку, или кошка сцапает её?
И вот, в какой-то момент, уже кажется, что всё, ещё чуть-чуть и дикарь окажется в лапах военных. Вот он уже на расстоянии пяти метров, ещё наддать, и можно уже хватать.
Но тут случается неожиданность, которая путает все карты. Дикарь, будучи, казалось бы, уже был в руках, со всего маху ныряет в боковой, незаметный глазу проход и стремительно задраивает за собой технический люк, блокируя запорный вентиль.
Безумный, а ума хватило. Ишь как быстро нашёл выход из мышеловки.
Званцев в негодовании врезался в люк, дёрнул вентиль: раз, другой — ничего, намертво сидит зараза, даже не шелохнётся, и тогда он с досады просто забарабанил по металлу:
-Открой идиот! Мы же здесь, чтобы вытащить тебе! — разорался сержант, но быстро взял себя в руки, с больными так не разговаривают, и уже более тихим и спокойным голосом заговорил. — Успокойся. Только успокойся. Сделай глубокий вдох и успокойся. Я не причиню тебе вреда, обещаю. Я здесь, чтобы помочь. Открой!
Со стороны, могло показаться, что Кирилл только что разговаривал с дверью, но телеметрия с "охотника" показывала, что дикарь всё ещё за дверью, и, похоже, прислушивается к словам, да вот смысла их он так и не уловил. Скорее всего, у него произошло кратковременное просветление, а затем всё вернулось на круги своя. Безумный, снова превратился в животное, дико огляделся по сторонам, заметил серповидный диск "охотника" у себя над головой, подобрал какую-то трубу и постарался его сбить, а когда это у него не вышло, снова бросился наутёк.
-Ушёл, — разочарованно выдохнул Дилон, останавливаясь от командира в паре метров, перекрывая путь остальным членам отряда. — Но почему? Почему он бежит? Мы же ему помочь хотим.
-Крыша у него поехала, вот почему, — буркнул сержант и, не теряя ни секунды драгоценного времени на пустые разговоры, вывел на дисплей схему станции, с подачи "уника" отыскал обходной путь и скомандовал: — Планы меняются. За мной!
По новому плану: нужно было преодолеть путь в тридцать метров по общему коридору, потом свернуть налево, снова налево потом направо и снова налево. Запутаешься с непривычки, в отличие от дикаря, который, скорее всего, знает станцию как все свои пять пяльцев. Но тут пришёл на помощь "уник", он взял под свой контроль управление костюмом, и в который раз, хотя Званцеву и не нравилось чувствовать себя марионеткой, ему пришлось превратиться в безвольное существо, отдаваясь полностью во власть унифицированного компьютера.
"Уник" справлялся со своей задачей безукоризненно, он мог вести человека даже в кромешной тьме, для этого ему не нужны были глаза, но вот его управление телом, было, мягко говоря, не слишком грациозным. От такого посильного управления у Кирилла, да и не у него одного, постоянно бунтовал вестибулярный аппарат, пытаясь вывернуть желудок наизнанку, а тело вернуть в уравновешенное состояние исходя из положения центра тяжести. Если бы не постоянные тренировки, то любой бы точно заблевал весь шлем, как это бывало не раз у самого Званцева, ещё во времена первых тренировок. Хорошо хоть, что с выучкой эти позывы организма притуплялись. И к чему только человек не привыкает...
-Дикарь уходит на подуровень, — выразил общую мысль Колин, когда точка на радаре переместилась вниз по трёхмерному экрану.
Отряд преследования поравнялся с винтовой лестницей ведущей как раз на подуровень. Кирилл отключил контроль "уника" над костюмом и замер на месте. Ему нужно было составить план маршрута. Он отсёк на схеме все ярусы станции, оставив один подуровень, и сразу понял, куда направлялся ускользнувший объект — на гидроэлектростанцию.
-Чтоб тебя, он хочет покинуть станцию. Похоже, мы ему здорово прижгли пятки, — пробормотал он себе под нос.
-Чего мы тогда стоим. Бежим за ним! — азартно спохватился Колин, почуяв дичь.
-Не так быстро, — поднял руку сержант, соединяясь со второй частью отряда. — Квотермейер, — тот, как и все остальные оставшиеся на платформе, видели всё от начала и до конца, и поэтому посвящать его в детали, не было нужды, — бери людей и возвращаётесь на посадочную площадку, — распорядился Кирилл. — Мы за беглецом по тоннелю. Если он попытается скрыться на открытом пространстве, отрежьте ему пути отхода.
-Вас понял, сэр, — откликнулся Квотермейер. — Возвращаемся на посадочную площадку, — и добавил. — Сэм передаёт, что снаружи скоро станет темно, как в заднице у негра. — Кирилл сверился с часами и действительно, два отпущенных им часа были уже на исходе. Как быстро летит время. — Так что поторопитесь сэр. У вас мало времени. Ямото не понравится наша задержка.
-Постараюсь, — пообещал Званцев. — Конец связи.
На подуровне размещались огромные водяные насосы и муфты генератора. Всё работало, гремело и шипело. Было слышно даже как по силовым кабелям бежит электричество. Но вот света опять не было. Просто какое-то проклятие!
Беглец уже находился практически в тоннели, а там скоро и выход на поверхность. Сомнений нет, дикарь пытается покинуть станцию, скрывшись от железных людей на широких просторах трубчатого леса. А этого ему позволить ну никак нельзя.
Переключившись на управляемый бег, отряд снова бросился в погоню. Миновали машинный отсек и вступили в тоннель, тянущийся строго вперёд, на пятьсот метров. Беглец умудрился преодолел уже двести.
Тут можно бы и режим "преследования" включить, но вот незадача, тоннель был весь заставлен крупногабаритными ящиками, контейнерами и тачками, для перевозки грузов, а также всяким подобным мусором, представляющим немалую опасность, для человека рискнувшего перейти на сверхскорость.
-Такое ощущение, что здесь велись боевые действия, — шёпотом поделился с командиром своими впечатлениями Дилон. — Здесь всё выглядит так, будто тут специально строили баррикады. Ящики не просто так навалены, они точно перегораживают проход, оставляя место для засады и стрельбы. Но от кого эти баррикады? От тех, кто внутри станции, или от тех, кто мог прийти снаружи?
Перебираясь через очередной завал, Кирилл просипел:
-Не знаю. — Но не согласиться со словами подчинённого, он не мог, учитывая, как здесь всё было загромождено. Похоже, те, кто здесь был раньше, не просто строили баррикады, а создали целую оборонную сеть. — Сейчас нет времени со всем этим разбираться. Нужно догнать беглеца. Снаружи уже почти что темень. А мне как-то не улыбается всю ночь бегать за этим психом по лесу. Вон он, какой прыткий, — напомнил Кирилл, наблюдая по дисплею, как беглец лихо карабкается, точно обезьяна, через завалы.
Вдруг какой-то непонятный звук заставил сержанта как вкопанного замереть на месте. Что-то в этом звуке будило неясные воспоминания, связанные с какой-то опасностью, с очень большой опасностью. Но какой?
Секунды и его тело покрывается холодным потом. Мозг ещё толком ничего не успевает понять, как инстинкт уже работает на полную катушку.
-Мины! — орёт Кирилл во всё горло и бросается за первый подвернувшийся ящик. Он ещё не успел распрощаться с жизнью, как, оглушительно вибрируя на высоких частотах, гремит взрыв, и наступает тишина, покрытая взвесью серой пыли.
Ни криков, ни стонов, ничего. Наступает ватная, тягучая тишина, да шуршание осыпающихся стен.
И тут лучиком света вспыхивает первая, и единственная мысль: Я жив, — со знаком вопроса неверия в чудо. А следом вторая: — Или всё-таки умер, и я в Аду.
С возращением сознания, постепенно приходит и ощущения реальности. Контуженный, но живой, Званцев прислушался к нервным сигналам организма. Вроде бы всё цело. Потом, когда туман в голове рассеялся, он догадался сверить свои ощущения с показаниями "уника" костюма. Точно, всё цело и даже нет поверхностных повреждений.
"Но этого не может быть, — протестующее запульсировало в его голове. — Или может? Тогда это чудо. По-другому никак".
Но на этом чудеса не закончились.
Когда Званцев, поднимаясь с земли, прохрипел:
-Эй, есть кто живой? — с пола поднялись все семеро членов его маленького отряда. — Как вы там? У всех всё цело? — спросил он, разглядывая качающихся и мотающих головой людей.
-Боже, по мне будто трактором проехались, — просипел Колин, распрямляя спину.
-А по мне, так вообще кувалдой врезали, и разов так эдак пять, а то и больше, — вторил ему Дилон, еле шевеля непослушным языком.
-А? Чего? — ища глазами напарника, переспросил Колин, у кого только один звон в ушах стоял. — Чего ты сказал?
-Забудь, — отмахнулся Дилон, наклоняясь, чтобы малость прийти в себя и собрать мысли в кучу.
Остальные — Ровен и четверо десантников, обошлись без слов, каждый по-своему переживая происшествие.
"Всё в порядке". — Отлегло у Кирилла от сердца. Он уже догадывался, что именно произошло, но предательскую дрожь в руках и коленях никак не получалось унять. Подумать только, они только что могли все погибнуть, но не погибли, но были близки к этому. Очень близки. Если бы не одно но, то сейчас бы всем им лететь на небо и притом без крыльев.
А произошло то, что мины не имели боевого заряда — вместо них в мины кто-то установил специальный заряд для подрыва сверхтвёрдых горных пород при прокладке туннеля. Вибрационно-звуковой, — вот как он назывался. Мина с таким зарядом выпускала всю свою энергию внутрь породы, разрушая её кристаллическую решётку. При этом наружу выделялось лишь слабое тепло и высокочастотный звук. Ни ударной волны тебе, ни огня, ни разлетающихся осколков.
Да... Только и остаётся, что помолиться богу за такой подарок.
Будь на этом месте мина с боевым зарядом, и от всех людей осталось бы одно раскалённое атомное облачко. Никакой бы ящик не спас, и не потребовался в дальнейшем.
Это-то осознание чуда никак и не давало покоя сержанту. Он всё ещё никак не мог поверить в него. Ведь ни один нормальный человек не станет устанавливать в мину заряд для подрыва сверхтвёрдых пород. Это же практически не эффективно, против живой силы. Разве что попытаться завалить противника, вызвав обвал. Но и здесь группе Званцева невероятно повезло. Мины по какой-то причине сработали с опозданием. Скорее всего, кустарная работа, так сказать, сделанная на коленке.
Выходит, не только богу надо молиться, но и кустаря надо поблагодарить, кто такую хрень надумал сделать.
-Слышь сержант, а пути-то назад больше нет, — вдруг подал голос один из десантников, кто ближе всех был к завалу.
После чего, все сразу сгрудились рядом с ним и стали осматривать тот тарарам, который наделал взрыв.
-Да, завалило нас не хило, — констатировал Колин, водя рукой по глянцевым обломкам, чем-то схожих с кварцитом. — Хрен теперь его разберёшь. Ни одного просвета. — Осмотр потолка тоже не внёс существенных поправок. Эпицентр взрыва обрушил потолок, образовав вверху дыру, а внизу завал горой. При этом соседний участок потолка надломился, и массивная плита перегородила образовавшуюся дыру на поверхность, из которой сейчас поступал свежий воздух, но ни одного просвета видно не было. — Обратно путь нам закрыт навечно, — неутешительно заключил разведчик.
Званцев это понял и без его слов. И на какой-то момент к нему вдруг подступил страх, со своими липкими лапами. Остаться заживо погребёнными — это ещё полбеды, — вытащат, когда придёт время. А вот что если они здесь не одни? Тогда как быть?
-Сэм. — Кирилл попытался связаться с пилотом грейдера. — Ты слышишь меня, Сэм? — вторично послал он запрос сквозь статические помехи. — Сэм, ответь, Сэм? Чёрт бы тебя побрал, Сэм, отвечай!
Слушая трескотню в наушниках можно было предположить худшее: сигнал не в состоянии пробиться сквозь твёрдую породу кварцита, а это само собой осложняло ситуацию. И ещё как. Но, слава богу, вскорости пришёл ответный сигнал, порушив иллюзию заживо погребённых:
-Слышу вас сержант, — протрещало в наушниках. — Что случилось?
-Отлично, связь есть, — обрадовался Кирилл и коротко объяснил ситуацию. — Ты всё понял, Сэм? Сможешь пробить дыру в туннеле и вытащить нас? — спросил он под конец, надеясь ещё на одно чудо.
Но Сэм оказался не волшебник:
-Боюсь, что ничем не смогу помочь, сэр. — разочаровал он командира. И то верно. Хватит на сегодня с них чудес. — У меня на борту нет подходящего оборудования. Единственное что я могу, так это доложить капитану о случившемся. Тогда он вышлет к вам группу помощи.
Званцева такой расклад не очень обрадовал. Сидеть в темноте, как минимум три часа и чего-то ждать, не принимая никаких действий? Нет, это не для него. И дело даже не в том, что после спасения, самой группы спасения, Ямото с Сайлусом не погладят его по головке, он просто сам не выдержит. Торчать в темноте уйму времени, а вокруг тебя в это время будет ходить невесть кто. Нет уж, дудки.
И Кирилл решил положиться пока на собственные силы. А там кто его знает, может ещё не всё так плохо:
-Подожди Сэм с докладом. Я думаю ещё рано куда-то спешить. Сначала мы попробуем выбраться сами. А вот если не выберемся, то тогда тебе все карты в руки. Понял?
-Всё понял командир. Будь спокоен, я нем как рыба.
-Молодец, — похвалил Званцев. — Ну, всё тогда. Будь на связи. Так господа хорошие, — обернулся Кирилл к товарищам по несчастью, — расклад у нас такой. Пути назад больше нет, а это значит. А это значит, что нам дорога одна — вперёд. Будем надеяться, второй выход в порядке, и мин мы больше не встретим. Всем всё ясно? Тогда скрестили пальцы и вперёд.
-А как быть с тем мужиком? — остановил командира Дилон. — Как быть с ним? Я так понимаю: он уже давно сдулся отсюда. Теперь ищи его свищи в чистом поле, коль впереди и вправду есть выход.
Действительно, Кирилл, как-то и не подумал об этом. Он уже даже успел забыть о беглеце. Ну, это надо же! Совсем мозги отшибло с этим обвалом.
Во время взрыва и после, "уник" переключился на диагностирующую систему, и сейчас, так как связь с "охотником" осуществлялась только через "уник" командира, никто из членов отряда не мог пронаблюдать за беглецом. "Ос" же вообще всех разметало взрывом, и на них надежды никакой.
-Нет, смотри-ка, ещё здесь — в тоннели мужичок-то наш, — оскаблился Кирилл, выводя на дисплей картинку с "охотника". — Не успел смыться. Взрыв всю прыть из него разом вышиб. Ишь, как его качает бедолагу. Ну, сейчас-то мы тебя и возьмём тёпленьким, дорогуша.
Контуженный звуковой волной дикарь, уже не карабкался по кучам из железных ящиков и другого мусора, с обезьяньим проворством, а пьяной походкой, то и дело, падая на колени, волочил ноги, не разбирая дороги. Только бы идти. В этот момент он напоминал сломанную игрушку, в которой ещё остался завод, но цель и смысл движений уже потерян.
-Надо спешить, пока он не очухался, — предупредил Званцев и пошёл неуверенно вперёд, используя ящики как опору.
Но, несмотря на все старания разведчиков, незнакомец опередить-таки спасательный отряд, и первым вышел на простор. Быстро осмотрелся и припустил со всех ног к трубчатому лесу.
-Чтоб тебя! Убежал, — поражаясь способностям дикаря, выдохнул сержант, поравнявшись с выходом из тоннеля.
-Где? Где? Где, он, — следом за командиром показываясь из тоннеля, затараторил Колин, выискивая добычу с азартом гончей собаки, почуявшей дичь.
Вскоре подоспели и остальные — Дилон, десантники, Ровен и Квотермейер замыкающие.
-Ну и скорость у этого парня, — проскрипел Квотермейер, отдуваясь, будто только что пробежал не один километр. — Из-под самого носа смылся. Где вот его теперь искать?
А ведь не так-то просто отыскать человека только по отрывку изображения транслируемому "охотником", радара-то больше нет.
-Я вижу его. Вон он! Смотрите! — неожиданно для всех воскликнул Колин, отыскав-таки, наконец, добычу. — В лес уходит, зараза. Ну уж дудки, от меня не уйдёшь! — В следующий миг костюм разведчика покрылся светящейся паутиной синего света, переходя в режим "преследования", и Колина будто ветром сдуло по направлению к мелькающей фигуре средь трубчатых стволов. — Попался! — Разведчик заключил в железные объятия незнакомца, отклоняя его чуть назад на себя и подгибая ему колени, чтоб тот не смог перебросить разведчика через плечо, и заголосил, — Люди! Скорей сюда. Я его долго так не удержу!
Мужик вырывался из стального захвата, проявляя чудеса изворотливости. Он метался и вертелся юлой, постоянно что-то мычал, завывая по-звериному. Понять его было невозможно, одни гласные и согласные летели из его нечистого рта, не слагаясь на выходе в определённые и понятные слова. Но то, что он испытывал безумное чувство страха, понятно было и без слов. От него, не то что веяло, от него пахло, просто разило страхом, как от настоящего животного угодившего в лапы кровожадному хищнику.
-Да угомонись же ты, идиот! — прикрикнул на него Колин, сжимая объятия, чтобы мужик в обносках, наконец, перестал вертеться. Но в следующий момент понял, что эта мера только усугубила их и так недружеские отношения. — Будь пай мальчиком, не вертись, — тогда заговорил разведчик доверительным шёпотом. — Я понимаю, тебе страшно, но бояться нас не надо. Всё закончилось. Всё позади. Не знаю, что здесь с тобой произошло парень и как ты тут жил все эти пятнадцать лет, но знай одно — всё уже позади и сейчас ты в безопасности. — Но увы, доверительная беседа тоже не помогла, и Колин скрывая своё нетерпение, выпустил весь свой пар, по внутренний связи. — Твою мать! Да где вы там! — раскричался он. — Сколько же можно ждать?!
-Всё-всё, не кричи, я уже тут. — Квотермейер, маленький, но ушлый мужичок, появился сбоку, как чёртик из табакерки, и сходу вкатил в аборигена двойную дозу успокоительного, прилепив ему на шею два всасывающихся пластыря. — Вот так, — пробормотал он, как добрый доктор "Айболит", следя за тем, как пропадают пластыри. — Ну, вот и всё. Через минуту можешь ослабить хватку. Скоро наш заморыш станет довольным и счастливым человеком, каких ещё поискать. Только не отпускай, а то он упадёт. Ещё вывихнет себе чего или не дай бог сломает. Тащи его потом через весь лес на собственном горбу.
Обросший дикарь ещё какое-то время подёргался, в надежде вырваться из стальных объятий, а потом взгляд у него сделался бессмысленным, тело его обмякло, и он безвольно обвис на плечо Колина, пуская слюни.
-Всё командир, объект готов к транспортировке, — доложил Квотеремйер, удостоверившись, что лекарство подействовало должным образом, и дикарь, он же, по всей видимости, и колонист, не сдох от передозировки.
-Отлично. — Званцев бросил мимолётный взгляд на трубчатый лес, на сгущающиеся сумерки, что призраками уже бродили меж чёрных и гладких стволов, поёжился и поспешно связался с пилотом грейдера. Пора было отсюда выбираться подобру-поздорову — Сэм, мы готовы. Выдвигаемся к тебе. Подбирай нас.
-Понял. Уже вылетаю. Выходите на открытое место.
-Жди. Конец связи. Так господа, время не на нашей стороне, — следом обратился Званцев к отряду с новыми вводными. — Впереди нас пятьсот метров непролазного леса. Нам нужно преодолеть его за минимально короткий срок. Ещё неизвестно, что тут вылезает по ночам на поверхность. И я не горю желанием это узнать. Поэтому двигаемся в темпе. Я и Квотермейер — ведущие. Дилон, Ровен и Колин с объектом — в центре. Десант — замыкающие. — Напоследок Кирилл осмотрел свой маленький отряд, проверяя построение — выгодное ли оно, — и отрывисто скомандовал. — Пошли парни.
Но перед тем как окончательно углубиться в лес, бойцам пришлось сначала свернуть к реке, чтобы обойти водозаборные шлюзы и насыпные валы неизвестной породы, отгораживающие площадку гидрогенераторной станции от наступающего со всех сторон трубчатого леса.
-Теперь понятно, почему мы не заметили реку с воздуха. — Подходя к пологому берегу, задрал Дилон голову к верху. — Вы только посмотрите, как здесь странно растут эти деревья. Да, они раскинулись тут целым шатром над всей рекой. Ничего себе. Сквозь них вообще ничего не видно. Вы только гляньте.
И действительно, трубчатые деревья рядом с рекой настолько плотно соседствовали друг с другом, что казалось, они всю свою жизнь рвались именно сюда. Не сказать, конечно, чтоб они росли, прям впритык друг к другу, но довольно часто. И если на берегу ещё можно было протиснуться между ними, так как более сильные деревья подавляли более слабых, то наверху, там, где были верхушки деревьев, раскинулся действительно самый настоящий шатёр-козырёк необъятных размеров. Но с чего ему тут было образовываться?
Точно неизвестно. То ли деревья сами дугой склонились над водой, а может под собственным весом и под весом соседей, что лезли прямо по макушкам. Но факт оставался фактом. Трубчатые деревья только в этом месте извивались, переплетались, вплетались в вязь уже сплетённых конструкций, и походили скорее на змей, что скручиваются в клубок во время брачного сезона, чем на гротескные чёрные трубчатые стволы.
И хоть река была и немалых размеров, деревья каким-то чудом умудрялись покрывать её всю, от берега до берега непроглядным шатром. А что самое удивительно, так это то, что трубчатые деревья — гладкие по жизни, как столбы, здесь переставали ими быть. Их верхушки разделялись и разрастались на множество длинных и разных по величине отростков, прям как кроны у обычных деревьев, когда они стоят без листвы. Именно эти отростки и сливались в неумолимо безумном хороводе, постепенно срастаясь друг с другом, образуя плетёный шатёр.
Но ещё удивительней была река.
-Да что там деревья, — отмахнулся Квотермейер. — Ты лучше глянь, какая в этой реке вода, — прошептал он, не в силах оторвать взгляда от густой, как кисель поверхности реки.
Река текла медленно, как бы с ленцой — тёмная, густая, зловещая. И вместо того чтобы волноваться обычными волнами, когда одна гонит другую, её волны медленно наползали друг на друга, отчего поверхность реки действительно напоминала кисель, а может даже и масло, что наверно ближе.
Цветом же она была не совсем чёрного. Этот цвет преобладал, но он не был главенствующим. Поверхность реки скорее была радужная, как маслянистая плёнка бензина, пролитого в воду.
Чёрная как смоль в одном месте она вдруг расцвечивалась во все цвета радуги в другом, когда сверху падал свет, затем шли снова чёрные смолянистые пятна и вновь островки радужного цвета.
И ещё эта странная река текла практически в кромешной тишине, ни журчания, ни шорохов, ни капель не нарушали её покоя. Только изредка она оглашалась резкими приглушёнными хлопками — это поднимался газ со дна, надувая пузыри. Эти пузыри, как невесомые странники, какое-то время плыли по течение, изредка сталкиваясь с себе подобными, чтобы слиться в одно целое, медленно перетекая друг в друга, а потом неожиданной взрывались, разбрасывая вокруг себя маслянистые брызги невесть чего, но уж точно не воды.
Квотермейер исхитрился зачерпнуть горсть воды и задумчиво пробормотал:
-Каждый раз вижу что-нибудь новое и каждый раз не перестаю удивляться. Анализатор утверждает, что это обычная вода с необычными примесями неизвестного органического вещества. — Он наклонил ладонь и маслянистая вода, вытянувшись широкой струйкой, неспешно стекла, оставив после себя мерзостную, слизкую плёнку. — Но раз так, то почему колонисты установили здесь гидрогенератор? Здесь же нет течения. — И вроде бы он задал вопрос, да ответить-то некому было. Не тому же дикарю вносить свои объяснения. И Квотермейеру пришлось пораскинуть самому мозгами. — А, кажется, понимаю, — пробурчал он снова в голос. — Раз здесь обычная вода, то, скорее всего у этой реки два слоя. Невероятно! Один имеет более плотную основу. Он легче воды и выглядит, как масло. А второй — обычная вода. И именно там, на глубине находится сильное течение. А то, что мы видим — это всего лишь покрывало, масляное покрывало. Да, неисповедимы пути твои господи, и невероятны чудеса твои, коим никогда не найдётся конца.
-Не разрывать строя! — прикрикнул Званцев, призывая Квотермейра к порядку. — У нас нет времени на здешние чудеса.
С каждой секундой лес становился всё мрачнее и темнее. Живые растения: листочки, сучочки, цветочки, снялись со своих насиженных мест, и сейчас живыми ручьями, напоминая солдат на плацу, вливались во чрево деревьев, оставляя после себя гладкие, чёрные и безжизненные стволы, смахивающие на огромные кости; производя при этом нестерпимый шуршащий звук, как будто бы стадо мышей неслось сквозь опавшую, сухую листву.
Температура стремительно понижалась, и вскоре от реки потянулся туман, настолько плотный и тяжелый, что он даже не поднимался с поверхности земли, а молочной плёнкой наползал на берег и беззвучно устремлялся в лес. И как бы люди не торопились, он легко их нагнал, так же, как ветер догоняет падающий лист, и погрузил в своё туманно-белесое лоно, утопив их в себе.
-Пошевеливайтесь, — понукал Званцев отряд, скрывая своё собственное беспокойство. Разводя руками плотную, белую пелену или просто врезаясь в неё всем телом, он будто бы предчувствовал надвигающуюся опасность. Угрозу, что таил в себе лес.
Если бы в этот момент разведчики находились на открытом пространстве, то перед их глазами предстало бы грандиозное явление, как огромный диск газового гиганта величественно и не спеша, поднимался из земли вдоль всего горизонта, медленно приближаясь к яркому солнцу. Подобно неукротимому гиганту, он пядь за пядью накрывал своим телом фиолетово-голубое небо, окрашивая его в багровые тона. И вроде бы его подъём был неспешен и не заметен глазу, как движение минутной стрелки на часах, но был он неумолим, как течение самого времени.
И где тело его соприкасалось с землёй, постепенно рождалась не менее величественная тень, чёрная как сама ночь. Вот она набухает, раздаётся по бокам, клокочет от нетерпения, и вот уже стремительно несётся по воздуху, со скоростью поезда, задевая верхушки деревьев бесконечного трубчатого леса, сея вокруг себя тьму.
Проходят считанные минуты и газовый, чёрно-красный гигант уже наползает на яркий диск солнца, пытаясь его поглотить без остатка. Светило ещё какое-то время выглядывает из-за его спины, будто пытается сбежать, не утонут во мраке, светит в спину ему, образуя яркое гало вдоль очертаний гиганта, но всё бесполезно. От судьбы не уйдёшь.
И мир погружается во тьму...
Для спасательного отряда блуждающего в лесу ночь не наступила, она обрушилась на них, стремительно пронёсшись мимо, отбирая последние остатки света. Только что туман был белым и вдруг стал чёрно-серым, превратившись во мглу.
-Замечательно! — в сердцах ругнулся Званцев, сетуя на природу. Им бы пять минут, может десять от силы, и они были бы уже на свободе. А теперь шастай здесь в потёмках. Даже электроника шлема не помогает, туман мешал.
Разведчики практически на ощупь пробирались через лес, особо буйно произраставший именно на месте их передвижения. От одного трубчатого ствола они подходили к другому, затем тыкались носом в следующий ствол, потом перелезали через холмистые наплывы перегородки, скатывались вниз и снова брели к следующему препятствию, что щедрой рукой господа были здесь насыпаны, как горох.
Подходя к очередному холму наплыву отходящему от трубчатого ствола, у Званцева в ушах прорезался голос длинного Сэма:
-Парни, как у вас дела? Вы скоро выберетесь?
-Не волнуйся Сэм, уже подходим. — Им оставалось пройти ещё чуть больше ста метров. — Скоро будем, — повторил Кирилл и следом уже хотел, было, поинтересоваться, как там у них самих дела, как эти невысказанные слова застряли у него в глотке.
Его обдало самым настоящим морозом, от которого кровь застыла в жилах. Он будто бы приливной волной обрушился на него с той стороны, где их ждал Сэм. Кожа пошла мурашками. Позвоночник покрылся льдом. Внизу живота заныло, а перед глазами всё поплыло.
Это было как разряд молний, как раскат грома, застающие тебя в самый неожиданный момент, заставляя непроизвольно вздрогнуть и окаменеть.
Волна прошла мимо, и Званцев с каким-то несвойственным ему садистским удовлетворением, узнал, что все, что сейчас произошло не плод его собственных бредовых фантазий, когда услышал хриплый и испуганный шёпот Дилона:
-Бог ты мой, что это было, парни? Я чуть в штаны не наложил.
Столь злорадное чувство в нем всколыхнулось неспроста, так он попытался заглушить свой собственный страх, а может даже неконтролируемый ужас, что было, обуял его душу.
"Соберись, — приказал себе Кирилл. — Нам нужно выбраться. Поскорей выбраться отсюда и все дела. Соберись тряпка! И начинай успокаивать людей".
Но удивлённый оклик Колина спутал ему все карты.
-Эй, ты чего? — поддерживая дикаря-колониста, откровенно удивился тот, когда человек в обносках, невероятными усилиями, а может и чудом, обошёл блокаду лекарства, и стал, остервенело вырываться. — Что случилось-то? — ничего не понимал Колин. — Да что с тобой? — стал он раздражаться. И чтобы хоть как-то утихомирить дикаря, снова заключить его в железные объятия.
Званцев резко обернулся на голос, и встретился глазами с обросшим дикарём.
У того во взгляде не осталось ни следа сонливости. Его глаза были ясными, всё понимающие, и в то же время полны безумного ужаса. Всепоглощающего ужаса, что гасит любое проявление разума. Его лицо перекосилось, превратившись в гримасу. Он ещё какое-то время пробовал вырываться, а потом, обмочив штаны, закричал. Такого отчаянного нечеловеческого крика Званцев не слышал ещё никогда в своей жизни.
-ОНИ!.. — дико выкрикнул колонист, как загнанный зверь, пялясь в ту сторону, откуда пришла волна. — Они идуууут! — завыл он, выпучивая глаза, и потерял сознание.
И тут пошла вторая волна.
Волна ужаса. Волна паники и смятения. Она обрушилась на людей, как молот, вбивающий душу в пятки; как цунами, смывающее любое благоразумие, оставляя лишь один животный ужас.
Тело задеревенело, во рту снова всё пересохло, и Званцев уже думал, что сейчас тоже обмочиться. Но нет. В нём ещё осталась капля рассудка. Хотя её, ох как трудно было удержать.
-Ровен, — прошептал он, боясь, не-то что двинуться, даже смотреть в сторону, откуда накатила ментальная волна. — Ровен, ты слышишь? — повторил он, проглатывая комок в горле. — Выпускай "ос".
"Осы" вылетели на простор.
Званцев с опаской посмотрел на радар и, ничего не увидел. Только девять светящихся точек — это они сами. В этот момент у него будто гора с плеч обрушилась.
"Выходит — это морок, — с облегчением или даже со смехом подумал Кирилл. — Кто-то или что-то пытается нас запугать, как в тот раз с тем хищником. Кэс говорила, что животные здесь умеют ментально запугивать свою добычу, перед тем, как напасть".
Он, было уже, расслабился. Один или два хищника сейчас им неопасны. Перевёл дух, и тут у него глаза полезли на лоб.
-Чёрт, а это что? — выдохнул он с мистическим трепетом, отказываясь верить в увиденное.
Весь дисплей радара скачкообразно покрылся сразу сотней светящихся точек, окружая полукругом девять обозначений, сиротливо светящихся по середине дисплея. А затем, со всех сторон раздался дьявольский хохот.
-Нет, только не это, — умоляюще просипел Кирилл. — Только не это... — Он, только что, вспомнил рассказ уцелевших бойцов из "беты". И следующие двадцать минут прошли, как в тумане.
-Бежим! — надрывая глотку, и разрывая струны ужаса, разворачиваясь всем корпусом в противоположную сторону от хохота, закричал сержант. — Бежим! Все обратно в туннель! Здесь нас всех положат!
Начался бег наперегонки с самой смертью.
Таиться бесполезно. Переходить в режим призрака не имеет смысла. Юлить, обманывать, делать засады и вступать в бой — глупо. Слишком много целей на радаре. И кто бы там ни был в сером тумане, они стремительно приближались. Тут только бы унести ноги.
Практически в полной темноте, девять человек, словно мистические создания, сотканные из светящихся голубых нитей, неслись напролом через трубчатый лес, со скоростью выпущенного из пращи камня. Их цель одна — туннель. В его горловине можно сдержать хоть целую роту противника. На открытом же месте, шансов остаться в живых — никаких.
Соединив силу собственных мышц и силу искусственных, разведчики бежали через лесу, казалось бы, не слишком заботясь, что у них под ногами. То, что до этого, занимало уйму времени и сил, преодолевалось с завидной лёгкостью. Овраги, холмистые наплывы, или перегородки, соединяющие трубчатые стволы, миновались всего одним или двумя прыжками. Но и изматывало это в десятки раз сильнее, чем обычное карабканье по гладко каменистой тверди.
Но как бы быстры они не были, Званцев с ужасом сознавал, что всё равно они уступают в скорости своим преследователям. Те будто нематериальные призраки летели сквозь туман, неуклонно настигая людей, дико хохоча им вслед своими нечеловеческими глотками. Полукружье из точек на радаре постепенно превращалось в кольцо, и оно начинало сжиматься.
Понимая, к чему это может привести, десантники из группы прикрытия чуть-чуть сбавили темп.
-Сержант, всем не уйти, мы прикроем! — доложил старший из десантников, смирившись с участью героя.
-Отставить, — прохрипел Кирилл. Силы его уже были на исходе. Режим "ускорения" забирал слишком много энергии. В груди, как птица в клетке, с силой бьётся сердце, желая выскочить наружу. В висках стреляет. Ноги наливаются свинцом. Перед глазами будто шоры, всё мелькает и плывёт. Но нужно, нужно двигаться и выжить. Нельзя вот так глупо отдать концы. — Отставить, — повторил он свой приказ, дыханье себе сбивая. — Их слишком много. Вы и секунды не продержитесь. Лучше поднажмите парни. Осталось совсем чуть-чуть.
Но его оптимизм был слишком преждевременным. До туннеля ещё бежать и бежать, а цели на радаре практически подошли вплотную.
И туман ожил, наполнившись хохочущими тенями.
Первыми в бой вступил десант. На полном ходу, они выкинули руку с оружием себе за спину и дали залп. Затем немного сместили прицел и вторично открыли огонь, представляя при этом довольно странную картину. В то время как их корпус и голова неслись вперёд ведомые ногами, их правая или левая рука, будто жила своей собственной жизнью. А всё потому, что целиться на таких скоростях в серый непроглядный туман, человеку было бесполезно, разве что, уповая на чудо. За них это делал "уник". Он накладывал показания радара на карту местности, потом корректировал прицел в трёхмерном измерении с траекторией движения и нажимал на гашетку.
Ночь расцвечивается электрическими всполохами импульсных винтовок, и к дьявольскому хохоту примешиваются животные агонизирующие хрипы.
"Глупо, глупо, как всё глупо получилось, — корит судьбу на все лады Кирилл, продираясь через лес, так что воздух вокруг свистел. — Сначала этот дикарь колонист. Что он там делал только? Потом этот туннель. Мины эти, будь они неладны. Сейчас бы просто вернулись на посадочную площадку без всяких приключений, а так пришлось переть через лес. И надо было так нарваться. Глупо и несправедливо. И ведь никакого тяжёлого вооружения, одни винтовки. Знать бы только наперёд, что всё так получиться. Сейчас бы пару "АСПИДов".
Вслед за ним, наступая на пятки, несётся Колин со своей ношей, перекинутой через плечо.
-Беги к туннелю, что есть мочи, — приказывает ему Званцев, пропуская разведчика вперёди себя, а сам присоединяется к воюющей шестёрке.
Тени, мелькающие тени. Туман кипит ими. Проступают какие-то неясные силуэты. Они уже повсюду и, кажется, ещё миг и они перемешаются с людьми.
-Аааа! — пропадая в тумане, отчаянно кричит один из десантников, схваченный тенями, а через секунду уже замолкает, и лишь дьявольский хохот несётся в ответ из темноты.
Невероятно, но они расправились с ним за какие-то считанные секунды. Что же это за создания такие, что так лёгко убивают закованного в броню солдата?
Лучше этого не знать. Да никто этого и не хотел. Все хотели лишь одного — добежать до туннеля. Там и только там спасение и надежда на жизнь. Здесь же только смерть вокруг и неважно от кого она исходит.
Стрельба практически ведётся не переставая. Целей настолько много и они столь стремительно быстры, что "уник" уже не справляется и начинает давать промахи. Волна атакующих постепенно захлёстывает людей.
В глубине шлема прорезается взволнованный голос Сэма:
-Сержант! Ровен, Дилон, Колин, отвечайте. Что у вас происходит? Что случилось? Почему начали стрелять? Чей это за такой ужасный смех? Вы слышите меня? Отвечайте!
Вопросы, вопросы, вопросы...
Разве сейчас на них ответишь, когда эти дьявольски опасные существа уже дышат тебе в спину.
-Сэм, свяжись с базой! — кричит в ответ Званцев, интуитивно пытаясь перекричать сводящий с ума безумный хохот. — Мы окружены, Сэм! Мы в полной жопе! Идём назад к туннелю! Свяжись с базой! Ты слышишь? Свяжись с базой!
Всё, на дальнейшие разъяснения нет времени. Остаётся надеяться, что Сэм всё понял. А сейчас полная концентрация. Сосредоточиться на одном — как можно дольше не подпускать таинственных созданий.
Люди стремительно бежали по лесу, перепрыгивая через овраги и наплывы, бугры и ползущие по земле трубчатые стволы, огрызались огнём из импульсных винтовок, а за ними, по пятам, неслись загонщики, со скоростью гепарда. И они не то, что неслись, они, будто летели над землёй. Их призрачные лапы, мелькая в тумане, смазывались в пространстве, и казалось, будто бы их и вовсе нет. Их гибкие тела совершали невероятные прыжки, а мощные передние конечности с силой отталкивались от стволов деревьев, стремительно меняя направление движения своих хозяев.
Как успел заметить Званцев, их преследователи, отдалённо напоминали волков. Гибкие, стремительные, мускулистые и голые. Скорее всего, у них не было шерсти. Хотя Званцев точно не был в этом уверен.
Гонка продолжалась, но не в пользу людей.
"Нужно выиграть время. Нужно их заставить притормозить. Ошеломить их. — Лихорадочно думает Званцев. — Но как?". — Перед его носом мелькает слабо различимая фигура Колина, покрытая светящейся паутиной синего цвета. А позади туман уже густеет. То и дело из него появляются неясные фигуры и снова пропадают, всосавшись обратно в серое марево. Но они всё ближе и ближе протягивают и протягивают свои когтистые лапы, в попытке зацепить человека.
И в его голове отыскивается ответ: Гранаты.
"Точно, — мысленно бьёт себя по лбу Кирилл". У них же с собой есть небольшой запас кумулятивных гранат, для прожигания стен и запертых дверей. Но и на открытом пространстве они могут причинить немало вреда. И он отдаёт команду.
Веером разлетаются гранаты. Через секунду гремит взрыв. Вокруг вспыхивает, выплёскиваясь из темноты жёлтый огонь, и серое марево тумана разрывает в клочья, а с ним и ужасных тварей. Ночь оглашается диким рёвом боли, заглушая дьявольский хохот.
-Есть, — злорадно радуется за всех Кирилл. — Ну что, съели?! — хочется выкрикнуть ему следом, но в следующий момент он с ужасом понимает, что совершил роковую ошибку. Слишком поспешил.
Все звуки в лесу разом обрываются. Больше никакого хохота. Серые существа, мелькающие в тумане, перестают смеяться и от них, начинает веять животной злобой и безудержной ненавистью. До этого момента они только играли с людьми, как кошка играет с мышью. Но вот мышь показала зубы и кошка, решила с ней покончить, раз и навсегда.
И атакующая волна созданий, всей своей массой, обрушивается на людей. Туман изрыгает её из себя и солдаты, воочию видят своих преследователей. Среди них различалось два вида.
Первые были — тонкие, жилистые, стремительные звери, со злыми треугольными глазами, светящимися во тьме бледным, призрачным светом. Их морды были вытянуты, как у собак, а из широкой пасти, с множеством острых зубов, вываливался длинный чёрный язык, напоминающий древко копья.
Больше рассмотреть ничего не удавалось. Они постоянно двигались, туман менял их очертания, и их фигуры то пропадали вовсе, то вновь проявлялись перед самым носом.
Вторые же были — огромные, под два метра каждый, с широкими плечами, и узкой талией, продолжающейся мускулистыми ногами.
Голые, с серой кожей, и чёрными, светящимися внутренним зелёным светом глазами. Мощные, грозные и беспощадные — они бежали, чуть согнувшись, по-обезьяньи, позади первых, и сразу было видно кто именно из этих двоих видов хозяин.
Они были — вожаками. Все остальные — стаей. Голодной, безудержной, хохочущей, дикой и злобной стаей.
Когда туман выплеснул всех этих существ на людей, Кирилл с тоской и болью в замирающем сердце понял: Всё. Им всем конец.
Ночной лес наполнился рычанием и рёвом, завыванием и криками боли. Стрелять уж приходилось в упор, практически не целясь. Очередь от бедра, уклонение и снова очередь веером, только бы побольше зацепить. Под самым носом туман взрывается криком боли и следом идёт снова волна дикого рёва, и новые попытки напасть.
Кричит отчаянно ещё один десантник. Его заваливают звери из стаи. Следом поспевает серый гигант. Он поднимает десантника на уровень своего пояса и переламывает его пополам, практически разрывая, чтобы потом швырнут труп стае. И стая с диким завыванием набрасывается на поверженного солдата, разрывая его окончательно в клочья.
Всё происходит настолько стремительно, что кажется нереальным. Снова погоня, снова стрельба, новые жертвы и новые враги.
Хочется закричать в голос:
Ну когда же эта погоня закончиться?! — Но ответ знает только господь Бог.
Сил терпеть психологическую атаку уже никаких. Хочется всё бросить и просто бежать. Бежать без оглядки, дико, как зверь, не думая ни о чём, только бы побыстрей выбраться из этого ада.
В какой-то момент из тумана выметается здоровенный детина и, утаскивает с собой Ровена.
-Нет! Ровен, дружище, только не ты! — в бессильной ярости шёпотом кричит Званцев. А тот умирает, так же как и жил — с гордостью, с честью и с достоинством, знаменуя свою гибель яркой вспышкой взрыва в сером тумане.
И его гибель, как удар для всех. Оставшиеся в живых вдруг разом понимают, что всё, они не уйдут. Остаётся лишь одно — отдать свою жизнь подороже.
Но что-то внутри не даёт решиться на такой шаг. Что-то протестует против отказа от надежды на спасение и потому, бежишь дальше, спасаешься, спасая свою ценную жизнь и жизнь остальных.
С гибелью Ровена, исчезают показания радара. Разведчики оказываются слепы. "Уник" больше не контролирует стрельбу и страшные создания тумана, подходят ближе...
Званцев видит перед собой спину Колина и бежит на неё как на маяк. Вокруг непроглядный туман и тени, снующие в нём. Позади Дилон и двое оставшихся десантников.
Кирилл, ведомый костюмом, вертит головой по сторонам, ожидая неожиданного нападения и вдруг, его сердце останавливается. По правому боку, на расстоянии вытянутой руки, он замечает мерзкую харю и не может оторвать от неё взгляд.
Зверь бежал вровень с ним, с лёгкостью держась рядом. При этом всё его тело практически скрывается в тумане, а вот его голова с мерзким, хищным оскалом... О! Она была повёрнута к человеку. Она как бы плыла в тумане отдельно от туловища, оставляя за собой дымные следы облачных завихрений серого марева. Туман то захлёстывал её полностью, то она вдруг сама его пробивала, как рыба пробивает гладь воды, выпрыгивая на воздух. Вверх-вниз, вверх-вниз, покачивалась она, как при замедленной съёмке, и пялилась, пялилась, пялилась на сержанта, своими треугольными и немигающими холодными глазами, словно издеваясь над ним.
-Получай тварь! Это тебе за Ровена, — в ярости выплёвывая слова, прошипел Званцев и, наставив дуло винтовки на башку твари, нажал на курок. Попал ли он или нет, он так и не понял. Зверь растворился в тумане также стремительно и незаметно, как и появился, не издав ни единого звука.
Как близко. Даже слишком близко. — От пережитого у сержанта трясутся руки. Он будто заглянул в зубастую пасть смерти и чуть не проморгал её хищную атаку. — Боже, да кто же они такие! Неужто создания твои? Нет! Этого создать ты не мог. Это могут быть только порождения сатаны. — В голову лезут ненужные мысли, хотя, казалось бы, на размышления нет времени, но и отделаться от них никак не получается. Они постоянно летят следом и врезаются в мозг, пытаясь отвлечь, защитить психику, не дать её сойти с ума. Пока...
Пока из тумана не вылетает следующая зверюга и мысли, как встревоженные мухи разлетаются в стороны осколками хрусталя, оставляя за собой одну пустоту.
Нападение зверя происходит настолько стремительно и нагло, что Званцев не успевает прицелиться и чтобы как-то избежать столкновения просто наотмашь с ходу наносит удар винтовкой, отшвыривая тварь обратно в серый туман.
И тут всё завертелось, закружилось в хороводе хаоса тумана и теней ревущих на весь лес, постоянно ускоряясь и мельтеша перед глазами.
Справа выскакивает очередная зверюга, "уник" перехватывает инициативу и прицельным выстрелом разрывает ей башку. Следующая серая тень чуть не сбивает Званцева с ног и снова "уник" на высоте, выравнивает положение тела и продолжает вести человека по заданному курсу. А голодная ревущая стая уже со всех сторон. Нападения приобретают систематически характер. Званцев отдаёт свою правую руку полностью под управление "уника", в левой же руке зажимает нож, и со злорадством, отбросив все страхи и предрассудки, врезается в стаю.
И туман сразу уплотнился, обретая форму.
Сразу со всех сторон несколько хищных морд устремляются к горлу человека. Кирилл наотмашь бьёт по ним ножом. Справа, не переставая, стреляет "уник", отчего рука сама собой дёргается, причиняя резкую боль в плече, но ничего не поделаешь, нужно терпеть.
В это же самое время кто-то пытается снова сбить его с ног, вгрызается в правую руку и повисает на ней, как гиря, клоня человека к земле. Кирилл, волоча зверюгу за собой, молниеносным круговым движением отсекает той башку, и тело зверя пропадает в тумане. Башка же остаётся висеть на запястье, но это сейчас не имеет никакого значения. И Кирилл даже не замечает помехи.
Следом, на помощь стаи приходит здоровенный детина. Он преграждает путь сержанту, и всей своей массой пытается повиснуть на нём. Кирилл резким ударом снизу, распарывает его пополам, от низа живота до подбородка. Серый гигант, брызжа кровью, заваливается на землю и остаётся где-то там позади в тумане.
Кто-то опять пытается преградить путь, появляясь перед самым носом, Кирилл, не останавливаясь, с силой бьёт в незнамо что ногой и сразу же переключается на следующего врага.
Пред глазами всё перемешалось. Где люди, а где звери — не поймёшь. Кажется, что пространство вокруг вдруг исчезло. Остались только время и ты подвешённый в пустоте, глупо мельтешишь ногами, создавая тем самым иллюзию движения. А вокруг из серой пелены тумана выпрыгивают твари из самой страны кошмаров.
Спору нет: Мы все в аду. — Последняя мысль с обречённостью вспыхивает в голове сержанта, и он, уподобившись врагу, превращается в машину смерти. В эти секунды надежда умерла в его душе. И жизнь на последнем издыхании схлестывается со смертью в неравной схватке.
Кирилл перестаёт что-либо чувствовать, как впрочем, и остальные из его отряда, ощущать, бояться и даже жить. Он больше не человек. Он комок инстинктов. Беспощадная машина, что не чувствует сожаления, когда ломается, не успев выполнить задачу, но всегда идущая до конца, чего бы ей это ни стоило, потому что не боится смерти. Ведь она не знает что такое — смерть.
Переступив черту страха, за которой одна пустота, человек чаще всего сходит с ума, а если не сходит, то на нём навсегда остаётся чёрная метка. Такие люди перестают чувствовать жизнь. Они больше не могут любить, дружить, сопереживать, ненавидеть — обладать человечностью. Они замыкаются в себе. И даже если они когда-нибудь смеются, внутри у них всё пусто, а в глазах стоит печаль такая, что сердце разрывается на части. У них смеётся лишь оболочка, душа же их мертва. Поставив на кон всё, что у них ещё оставалось, они выжгли себя изнутри, оставив пепелище внутри себя. Нельзя остаться человеком, идя осознанно на смерть. Нельзя быть Богом, любя и карая одновременно.
Герои, что по иронии судьбы остались живы! Герои, которых не утешат даже награды, честь и хвала! Герои искалеченные войной. Пойдя на подвиг — они умерли, оставшись же в живых — у них душа погибла. И они невиноваты, что перестали быть людьми, но и воскресить их невозможно. За всё приходиться платить в этой жизни. И даже за добро во спасение жизней боевых товарищей своих, возьмётся плата, не нами установленная.
Сознание будто отделяется от тела. Кирилл больше не мыслит, не анализирует, не боится. Работало лишь тело как заведённый механизм. Перегруженный "уник" управлял теперь только одними ногами и правой рукой, корпус же полностью перешёл под командование хозяина. И он пользовался им на пределе человеческих возможностей.
Званцева толкали со всех сторон, и он толкал в ответ. Он хватал зверюг и отшвыривал их от себя, а следом принимал град удар. К нему тянулись пасти с острыми зубами и лапы с длинными когтями, а он уворачивался и махал в ответ ножом. Фонтанами выплёскивалась чёрная кровь и в разные стороны летели отрубленные конечности и головы.
Мышцы натянуты до предела, вот-вот лопнут. Перед глазами стоит кровавая завеса. Дыхание жжёт грудь, наждаком прохаживаясь по горлу. Сердце бьётся так, будто сейчас выпрыгнет и застрянет комом в горле. Виски того и гляди взорвутся, а глаза выпрыгнут из орбит.
Но нет, ещё живёшь, ещё держишься, ещё дерешься и не собираешься сдаваться. В голове не-то что мысль, а какая-то программа: Нельзя подпустить их к Колину, и выполняешь её, следуешь ей, как послушная машина, не думая больше ни о чём.
А вокруг всё мелькает, всё шевелится, всё живёт и пытается тебя разорвать в клочья, а потом сожрать со всеми твоими потрохами.
К стае присоединяются новые существа. Их не видно. Они нападают из-под земли, а точнее из-под каменистой коры устилающей землю, вскрывая её, как потайные двери, образуя под ногами людей дыры. Последний десантник, замыкающий маленький отряд, проваливается в одну из таких дыр и скрывается под корой без единого звука. Раз и нет человека.
Сам Кирилл чудом в последний момент отскакивает от точно такой же дыры и несётся дальше, даже не оглянувшись. Оплакивать погибших они будут потом, если останутся живы, а сейчас нужно спасаться самим, чтобы жертвы не оказались напрасны.
Но враг настойчив и неутомим. Он не считается с собственными потерями. В нём кипит ярость и гнев. Он голоден и беспощаден даже к самому себе. И люди это знают, но продолжают бороться. И будут бороться, пока не упадут замертво. Но на долго ли их хватит?
-ТУННЕЛЬ!!!
Крик Колина, крик человека сбросившего с себя непосильный груз дикого напряжения, вдруг возвращает к жизни всех остальных. Это был крик надежды. Крик призывающий жить. Маяк указующий на свет спасенья.
Услышав его, Званцев будто очнулся, вынырнув из забытья диких первородных инстинктов. Его душа вновь вернулась в тело, расправив крылья. Надежда если умирает, то умирает и человек, но иногда она может воскреснуть и тогда воскресает и человек, чтобы вновь сворачивать горы, следуя за ней.
И Кирилла обуяла именно такая надежда, воспламенив его с головы до ног. Он покрылся горячим потом. Сердце забилось в груди ещё быстрей, хотя куда уж быстрей. Появились мысли в голове, а главное появилось такое дикое и страстное желание жить, когда цель почти что рядом, что, казалось, он сейчас взорвется изнутри распираемый этим самым желанием.
Нет! Нет, я не умру. Только не сейчас. Не хочу! Ты слышишь господи, не хочу! Я не хочууу! Дай мне только сил немного и я вырву жизнь подаренною тобой из лап смерти и спасу всех остальных, обещаю.
И он собрал последние остатки воли, наскрёб мизерные крохи силы и, сжав всё это вместе в один большой кулак, бросил себя вперёд, навстречу жизни.
-Аааа!!! — Дикий крик, продиктованный самой жаждой жизни, вырывается из его глотки и все остальные вторят ему. — Аааа! — перекрикивая дикий рёв зверюг ночных.
И слившись воедино, малочисленный отряд, состоящий всего из трёх человек, из последних сил, нечеловеческим усилием, подобно пушечному ядру пробили ряды нападающих и со скоростью ветра влетели в спасительный тоннель.
Аминь!
Внутри они спрятались за железные ящики, ощетинившись оружием. Это ещё не всё. Никто не отменял боевую готовность. И следом за людьми с опозданием всего в две секунду в проём сунулись оскаленные морды и тут же получили по заслугам. Вал атакующих отхлынул зализывать раны, потом было, снова сунулся и снова отхлынул, чтобы затем вновь повторить попытку, когда люди окончательно потеряют бдительность.
Пространство вне тоннеля ревело и завывало, скрытое серым туманом, потом примолкало и похохатывало. А Званцев думал лишь об одном: Хватит ли им патронов.
-Теперь вся надежда на Сэма, — прошептал он в пустоту, чувствуя, как теряет сознание, заваливаясь на ящик. "Уник" взял под контроль бесчувственное тело и продолжил производить одиночные выстрелы в проём тоннеля, уде без участия хозяина, отгоняя самых неуёмных зверюг обратно в непроглядный мрак тумана...
* * *
-Капитан, сэр, как слышите?! Докладываю — группа Званцева попала в засаду! Повторяю — группа Званцева попала в засаду. Их окружил неизвестный противник! Как поняли? Запрашиваю помощь. Срочно пришлите подкрепление.
Взволнованный голос Сэма не стал сюрпризом для Ямото. Всё последнее время он просто ждал нечто подобное. Уж очень всё тихо было и, как-то уж гладко проходила их спасательная экспедиция. Ну должно было что-то неприятное случиться. Обязательно должно. Ведь исчезли же куда-то все колонисты. Не испарились же они сами собой.
Не любящий суеты, Ямото подошёл к вопросу подкрепления обстоятельно. Он уже знал о находке, и понимал, что это открытие может дать им всем ключ к волнующей загадке, но свершить сейчас ошибки он не имел право.
-Доложите обстановку, рядовой, — потребовал капитан, уже отдавая приказ готовиться двум боевым группам, а то не дай Бог, кинет подкрепление и прямо в мясорубку.
Но что мог на это ответить Сэм? Он и сам толком ничего не понимал, потому что не видел собственными глазами, всего, что творилось сейчас где-то там, в лесу. Вот, только что ребята, двадцать минут назад возвращались к посадочной площадке и, всё было вроде бы нормально. И вдруг, началось, что-то поистине нереальное, фантастическое.
Сначала этот туман. И какой ещё туман! Обладая плотностью и повышенной текучестью, он не просто выполз, как облако, он выплеснулся из леса настоящим молочным морем, разбиваясь о трубчатые стволы, и постепенно растёкся по всей площади станции, полностью укутав землю чуть ли не двухметровым слоем.
Сейчас этот туман, как настоящая призрачная вода плескался и переливался волнами под ногами Сэма, абсолютно скрыв под собой землю и деревья, только верхушки их торчат, как головы утопленников.
А потом вообще началось что-то невообразимое. Весь лес наполнился диким, просто дьявольским хохотом, от которого бросает в дрожь. Топот, рёв, крики, улюлюканье. Впору было сойти с ума. И самое страшное-то, что нельзя же было ничего разглядеть! Ни черта невидно. Такое ощущение, что туман наполнился настоящими чертями вышедшими из чертог самого ада с наступлением темноты.
И тут с ним связался сержант. Вот когда впору было сходить с ума. Мифические существа разом стали реальны. Они обрели плоть и кровь, и как впоследствии, оказалось, были очень и очень опасны. Но кто они? Откуда они взялись? На это ответить Сэм не мог. Он не знал, откуда взялись эти твари и почему они вдруг напали. Но знал твёрдо — ребят нужно вытаскивать.
И потому, не раздумывая более, скоротечно обрисовал капитану все, что видел собственными глазами:
-Группа находиться в лесной полосе, протяжённостью в пятьсот метров. Повсюду туман. И, он какой-то необычный, сэр, больше походит на воду, чем на газ. Этот туман закрыл собой весь лес и пространство вокруг станции. В самом лесу, по последним словам самого сержанта, замечены многочисленные передвижения неизвестных существ. Слышу частую стрельбу и световые вспышки. Собственными силами эвакуацию провести не могу. Подлёт с воздуха невозможен из-за густоты леса. Прошу помощи... — Последние слова Сэм выдохнул с какой-то обречённостью. Вот уже две минуты, как в лесу прекратилась стрельба. И Сэм просто боялся подумать, что с ребятами могло произойти самое плохое, что они все погибли.
Прошу помощи. — Столь горьки были эти слова, что у самого Ямото заболело сердце. Неужели они опоздали?
-"Змеи" уже в пути! — Выкрикнул он в рацию, пытаясь поддержать людей на том конце "провода". — Держитесь там! И молитесь всем богам, которых только знаете...
"Змеи" появляются спустя три часа. За это время в лесу за туманом ничего не изменилось. Он так же ревел и время от времени заливался хохотом, от которого стыла душа.
Оправдывая своё прозвище, "змеи", пронзительно шурша электромагнитными подушками, чёрными стрелами врываются в лес и, приводят в действие своё смертоносное жало. Из их тел высовываются реактивные установки залпового огня и пространство вокруг, взрывается сотнями ярких вспышек, раздирающих пелену тумана и всех кто в нём прятался.
В первые же секунды массированной атаки, стая атакующих существ будто захлебывается в собственной крови и кроме разрывов реактивных снарядов, в трубчатом лесу наступает гробовая тишина. Существа замерли, опешив.
Никак не ожидая нападения, твари, рыщущие в тумане, вдруг натолкнулись на сильного противника, плюющегося огнём, и было уже, поддались паники, готовые бежать наутёк, как рёв серого гиганта, заставляет их пересмотреть свои взгляды.
Вновь пошла ментальная волна, лишающая воли и стая, с новой дикой яростью, бросается на наглецов, посмевших лишить их законной добычи.
Сразу сотни существ облепляют борта машин. Они ревут и хохочут, как сумасшедшие. Сотни когтей скребут по обшивке, в попытке разодрать стального монстра. Но куда им...
Похожие на помесь собак с гиенами, твари срываются с гладких бортов "змеев", снова встают на лапы и снова прыгают на спину змееподобного монстра. Иные сразу же попадают под днище и их, разрывает на куски, что приводит всех остальных ещё в большее безумие.
Видя всю безуспешность стаи завалить монстра, серые гиганты сами приходят в ярость и, не сознавая, что делают, распространяя вокруг себя ментальные волны, бросаются наперерез "змеям".
Обе машины содрогнулись от сокрушительных боковых ударов, но выстояли и даже, казалось бы, и не заметили помехи, слизнув пару гигантов электромагнитной подушкой, оторвав кому ноги, а кого и вовсе расплескав по каменистой поверхности леса кровавым пятном.
Наконец "змеи" достигли отверстия тоннеля и, перегородив его поперёк, замерли, чему несказанно обрадовались создания тумана, посчитав, что ранили-таки стальных монстров.
Но они рано радовались, дико хохоча в темноте. Смеётся тот, кто смеётся последним.
Первые люки открылись и из тела змееподобных монстров показались стальные гиганты по размеру сопоставимые серым гигантам тумана.
Это были "ТиБОБы" — тактическая броня открытого боя, в простонародье "БОБ". Ямото не рискнул соваться в пасть противнику, будучи прикрытым лишь одной боевой бронёй десанта.
Да-да, капитан Ямото лично прибыл на поле сражения и надо отдать ему должное, просиживание штанов в кабинетах штаба, не лишило его былой боевой сноровки.
И пока "змей" огрызаясь реактивными установками, держали основную часть нападающих на расстоянии, Ямото со своим немногочисленным отрядом тяжёлых десантников, принялся очищать ближние пространство, в первую очередь, сбивая собакообразных гиен с корпуса боевых машин.
Расправившись же с "грузом" Ямото развернулся всем корпусом к чаще леса и дал длинную очередь из спаренных импульсных пулеметов, хищно улыбаясь, чувствуя, как пули пронзают не только белесое марево тумана, но и с противным чавканьем впиваются в плоть, превращая её в ошмётки.
Пулемёты стреляют, треща электрическими разрядами, разгоняя пули до такой скорости, что они начинают светиться от трения воздуха. Твари, снующие в тумане, ревут и беснуются. Они в панике, но ещё не собираются сдаваться.
Вал атакующих бросается под пули. Их разрывает на части, а они прут и прут, как заведённые, горя яростью и злобой.
В какой-то момент, Ямото, отвлечённый группой прущих на него существ, пропускает серого гиганта. Тот стремительно выныривает из тумана и на всех парах, как паровоз, несётся к капитану, широко расставив руки-лапы. Он хочет схватить стального гиганта и подмять его под себя, раздавить, сломать ему все кости и выдавить все внутренности. Но он не на того напал. Слишком неравны были силы.
В последний момент, спаренные пулемёты прыгаю на предплечье Ямото, и он, освободившимися руками, принимает предложенные объятья серого гиганта, с лёгкостью отрывая тому обе его брёвно подобные лапы. Гигант, фонтанируя кровью, падает мешком на землю под ноги человека, и тот приканчивает его, размозжив стальной ногой его мерзкую башку.
Всё, с этого момента вся инициатива на стороне людей. Стая, потеряв очередного предводителя, разом теряет последние остатки своей смелости и больше не норовит нападать, неожиданными выпадами из серого тумана.
Из "змеев" показываются остальные бойцы в обычных броне костюмах и, выстроившись в цепь, начинают, как бы нехотя постреливать в туман, отгоняя последних смельчаков подальше в лес.
Не видя более перед собой препятствий, Ямото скрипя гидравлическими мышцами и тяжело бухая ногами, подошёл к отверстию тоннеля и заглянул внутрь:
-Эй! Есть, кто живой! — прокричал он в темноту, с радостным трепетом отмечая тепловой след четырёх человек. — Ну, вот и славно. — Вырывается вздох облегчения и, капитан по-отечески приказывает. — Вылезайте! Едем домой...
— Глава 17.
За четыре часа до отправки разведчиков на станцию гидропоники, лейтенант Сайлус проснулся в своей каюте в прекрасном настроении духа, осенённый свыше ответом на свой вопрос, что задавал себе вот уже в течение трёх суток, пока его веки не отяжелели до такой степени, что стали просто настоящими бетонными плитами.
Этой ночью, ответ пришёл к нему сам собой, как бы из ниоткуда. Воистину говорят, что утро вечера мудренее. А ответы посылает во снах сам господь Бог.
Сколько гениальных решений родилось во снах! По этому поводу есть, кстати, как раз одна теория.
Известно, что когда человек пребывает в стране снов, его сознание отключается и за работу принимается подсознание. А оно-то уж точно не отягощено бренными мыслишками, порой так мешающие нам трезво смотреть на повседневную жизнь.
Подсознание — это что-то вроде архивного компьютера, куда заносятся файлы всего, что мы каждый день видим, слышим, познаём. Там эти файлы сортируются и рассовываются по полочкам строго по своим местам. Они не валяются под ногами, не пылятся грудой ненужного хлама и не пытаются сформатировать себя в другой файл, как часто это бывает у сознания.
Вспомните, как, порой пытаясь отгадать кроссворд, мы иной раз наталкиваемся на какое-то слово, которое мы вроде бы и знаем. Вот оно вертится на языке. А никак. Сколько голову не ломай, а это слово выудить не удаётся. Всякая чушь в голову лезет, а то, что нужно где-то там преспокойненько себе плавает в безбрежном океане сознания, даже не помышляя о том, что в нём есть сейчас потребность.
А сколько людей в разговоре пытаясь выразить какую-то конкретную мысль, вываливают столько словесного мусора, что аж уши вянут, так и не придя к конкретному умозаключению. А всё почему? А потому, что у них отсутствует дисциплина мысли. Их мозг не может производить дефрагментацию по сжатию файлов. Они не могут чётко и ясно выразить свою мысль. У них постоянно на ум во время разговора приходят порой совсем другие мысли не связанные с конкретной темой, а чтобы восполнить пробелы в словарном запасе они часто прибегают к сравнительным словам, к словам паразитам и словам общего обозначения не несущих в себе определённой конкретики. В таких случаях ещё говорят: В голове одна каша.
Подсознание же руководствуется другим термином — краткость сестра таланта. Оно не разменивается на мелочи. Не бросается от одной темы к другой. А как старый библиотекарь с чувством, с толком, с растоновкой, любовно прочитывает книгу, потом делает анализ и приходит к определённому выводу. После чего ставит книгу на стеллаж и берёт другую. Но ни в коем случае не бросает её небрежно на пол или не берётся прочитать сразу две, а то и три книги разом. А если же такое всё-таки случается, то бесспорно, человек сходит с ума.
Подсознание — это как бы корневой каталог личности. Не будет его, не будет и личности. Именно оно часто определяет наше поведение и наши поступки. Мы даже не успеваем порой проанализировать свои дальнейшие действия, к примеру: на какое место сесть в транспорте, по какой стороне улицы лучше идти, когда нужно нажать на тормоз, с чего лучше начать уборку и т.д. Мы это делаем импульсно, как будто руководствуясь чьему-то совету. Ещё говорят интуитивно. Ан нет. Этот советчик как раз таки не кто иной, как само подсознание. Оно просто быстрее реагирует по некоторым вопросам, нежели сознание.
А теперь представьте, что происходит, когда подсознанию предоставляют полный карт-бланш. О! Тогда можно свернуть горы и решить все задачи мира. Конечно при одном условии, что у вас есть все исходные данные этих самых задач. А точнее все знания в области наук.
Поэтому-то и осеняет во снах в основном учёных-мыслителей, а не подзаборных пьяниц, у которых задача только одна — где бы выпить.
Но не надо отчаиваться. Порой и у обычных людей бываю прозрения. Надо просто очень сильно захотеть и во снах вы обязательно получите ответ. Правда, иногда довольно бредовый. Поди потом — разбери...
...На первый взгляд ответ "свыше" вспыхнувшей в голове Джона ярким солнышком не казался бредовым. Он даже поспешил его занести в личный компьютер, пока не засорился мыслями проснувшегося сознания.
А то ведь оно как бывает. Это же то же самое, что сарафанное радио. Чем больше думаешь над правильностью ответа, тем больше нарастает фальши и вымысла, и истинность первоисточника считай, что уже потеряна. А ему это надо?
Решение настолько казалось, выверено логически, чистым и правильным, что Джон, не мешкая, отправился к накопителю, даже забыв позавтракать.
Придя на место, он сразу же слился сознанием посредством виома с накопителем и ввёл, как ему казалось в тот момент, правильный код активации, ожидая логического завершения всех своих мучений и метаний.
Каково же его было разочарование, когда накопитель — этот чёртов безмозглый ящик — не принял его чудесный код. Это не передать словами. Это то же самое, что выиграть последнюю битву и вдруг узнать, что твоя страна капитулировала. Мать!
Настроения как не бывало. Оно вместе с паром гнева и раздражения вылетело из Джона, опустошив его до предела. Он был раздавлен, сломлен. Он даже всплакнул немного, обиженный на судьбу, на накопитель и на всех кто бы ему сейчас попался, даже на "Харона", что незримо сейчас присутствовал в том же самом кабинете.
Дальнейшими поисками кода заниматься не было желания. Хотелось просто раздолбать этот тупой железный ящик. Джон даже порывался в праведном гневе, кипя яростью, схватить первое, что попадётся под руку и бить, бить, крушить чёртову железяку. А лучше взять стальную трубу, или ещё лучше большой молоток спереть у техников из ангара и чтобы всмятку. Но лучший вариант ему представился, как он расстреливает паскудный ящик, делая из него решето, превращая в обычную консервную банку, и пускай забирает с собой все свои проклятые секреты, что так бережно хранит.
Улыбнувшись своим же собственным кровожадным мыслям, Джон немного поостыл и просто так от нечего делать, не имея определённого желания, напялил на голову виом и с головой ухнул в океан сознания накопителя, распугивая и расталкивая все его жалкие мыслишки.
Так он просидел целый час, бездумно тасуя различные решения, предлагая накопителю в качестве кода активации первое, что придёт на ум. (Так мы часто все поступаем).
Он не советовался с "Хароном". Не пытался логически найти ответ. Даже пытался не думать. Просто тупо тасовал файлы.
И если "Харона" представить в тот момент в виде человека, то он стоял бы позади лейтенанта с открытым ртом, пребывая в недоумении: Что такое вытворяет человек? Его электронным мозгам просто не могло прийти на ум, что, при решении сложной задачи, можно заниматься вот этим.
С его точки зрения это было кощунством и мракобесием, как для нас, к примеру: в офисе, во время работы вдруг завывая раскидать всё со стола и начать на нём дико танцевать, да ещё и без музыки!
Время шло, а воз и ныне был там. Часы стали отсчитывать уже второй час. Джон всё занимался непристойным занятием, и вдруг его вышвырнуло из накопителя. Грубо и бесцеремонно. Он даже опешил вначале. Было такое ощущение, что ему врезали по башке, а затем засунули в мешок..
Он даже схватился за голову в первый момент, подумал, правда, мешок. Пощупал. Нету, слава богу. Тогда он недоумённо похлопал глазами: А почему темно?
Потом прислушался к своим ощущениям и, наконец, понял, что это не в его сознании произошло помутнение, а в кабинете, по какой-то причине, просто вырубился весь свет и, стало так тихо, что аж страшно стало.
Во рту пересохло и стало как-то гадко. Джон сглотнул, силясь понять, что же могло вызвать сбой. Затем поводил рукой перед самым носом, оценивая степень темноты. И уже было стал прикидывать, как будет добираться до выхода, как на потолке вспыхнули маленькие лампочки, погружая каюту в трепещущий полумрак.
-Ну вот и славно, — произнёс он одними губами, чувствуя, как тело покидает напряжение.
Джон откинулся на спинку кресла, раскидал руки в стороны и прикрыл веки, расслабленно улыбаясь своим собственным страхам.
И тут вдруг он понимает, что не один...
По спине, будто наждаком прошлись, а потом ещё и льдом протёрли. Он прямо нутром почуял дыхнувший в затылок ветерок опасности.
Дверь-то никто не открывал.
Последняя мысль заставляет Джона действовать на пределе своих возможностей. Он с придыханием вскакивает с кресла, резко разворачиваясь всем корпусом и, выстреливает перед собой правую руку, понимая уже в самый последний момент, что оружие осталось прицепленным к бронекостюму, сиротливо лежащему сейчас в углу каюты.
Столь грубое нарушение инструкции приводит его в краткосрочный ступор. Он стоит в нерешительности и в полумраке, наконец, разглядывает своего неожиданного визитёра. Тот стоит у порога и не двигается, словно наваждение.
Это был мужчина лет пятидесяти с измождённым лицом и с седыми висками. Одет он был в форму "ВКС", и на первый взгляд Джона, ему этот человек был незнаком. И это ему очень не понравилось.
Откуда здесь мог взяться незнакомец? — мелькает в голове и Джон инстинктивно принимает боевую стойку. На языке вертится справедливый вопрос: Вы кто? Но задать его Сайлус не успевает.
Незнакомец скачком отрывается от двери, стремительно надвигается на лейтенанта и...
И проходит сквозь него.
Голограмма, — отшатываясь, догадывается Джон и, согнувшись пополам, беззвучно смеётся.
Смеётся не потому что, ему смешно, а потому что второй раз за день переживает странные моменты, способные напугать любого человека до икоты. Но все они оказываются объяснимы и вполне закономерны. И уже поняв это, он сжимает кулаки и машет ими в воздухе. Машет, а его душа кричит и поёт в буйной пляске радости:
-Да! Да! Да! Я сделал это! У меня получилось! Получилось! У меня получилось. Получилось! Получилось! Я взломал эту хрень! Я сделал — этот чёртов ящик!
Успокоившись, наконец, он с интересом начинает наблюдать за незнакомцем в форме "ВКС".
Тот в свою очередь уже прошёл к столу и по-хозяйски уселся за него в кожаное кресло с высокой спинкой. Пошуровал в видимых только ему бумагах, передвинул какой-то невидимый предмет. Потом сложил руки, как послушный ученик и, устремив свой печальный взгляд в туманную даль начал свой нелёгкий рассказ.
И вот что он поведал:
-Год 2489. Дневник первого помощника капитана — Эштана Праймса. Личный номер — 00/6. — Раздался чуть надтреснутый глубокий голос и от этого голоса у Джона по всему телу побежали мурашки. Этот голос — это было похоже на послание из страны мёртвых. Весточка продравшаяся из мира духов, с одной лишь целью предупредить о чём-то. О чём-то очень важном.
И Джон, не слыша себя, на негнущихся ногах прокрался к креслу и сев напротив голограммы помощника капитана Эштана Праймса, приготовился внимательно его выслушать.
Когда-то я мечтал о звёздах...
Мечтал побывать на других планетах и повидать миры иные, что где-то там скрываются в космических далях. И лишь во сне мои мечты сбывались, где я путешествовал к другим мирам. — Завёл свой рассказ этот измученный обстоятельствами человек. — Как часто, ещё в детстве, я просыпался средь ночи и не мог понять, где я, а, понимая это, приходил в глубокую печаль.
Всёй душой я рвался к звёздам и все помыслы мои были направлены именно на то, чтобы сбыть свои мечты.
И поэтому дорога мне была одна. После окончания общеобразовательного обучения я сразу же поступил в лётное училище и после окончания курса обучения с блеском сдал выпускные экзамены. А, затем, ничуть не сомневаясь в правильности своего выбора, отправился добровольцем служить в вооружённые космические силы. Ведь только там я мог достичь тех высот, которые в дальнейшем помогут мне отправиться к звёздам.
По распределению я попал на крейсер "Гиперрион", где прослужил штурманом целых десять лет.
Вскоре началась война. В той войне я был на стороне землян. Мы тогда выступали против независимости Марса, посмевшего бросить вызов колыбели человечества.
Я с содроганием вспоминаю те дни и долгие годы, за которые пролилось так много крови, что казалось, ей можно было наполнить целый океан. Сколько горя и страдания принесла та война всему человечеству. И почему мы так страстно любим воевать, если войны приносят нам лишь одни страдания, горе, и боль утраты, с которой невозможно смириться, от которой невозможно излечиться.
Мне снова повезло. Экипажи кораблей лично не принимали участия в кровопролитиях и я, не видел тех ужасов, что творились на поверхности планет. А они были поистине ужасны. Уж поверьте мне. Война всегда вынимает из человека всё самое мерзкое и циничное, что скрывалось глубоко в его душе, всё то, что делая из него зверя.
Когда война практически закончилась, меня перевели на флагманский корабль землян "Громобой". Туда я попал уже в чине старшего помощника капитана, за свои боевые заслуги.
А ещё через полгода, коалиция свободных миров пала и в Солнечной системе все было вздохнули с облегчением. Но следом появились пираты — те — кто не признал победу Земли. Они грабили и уничтожали грузовые и пассажирские суда. Неожиданно возникали перед самым носом, а, сделав своё чёрное дело, вновь скрывались в неизвестном направлении. Они действовали нагло и напористо, расправляясь с пассажирами и экипажем с жестокостью не присущей человеку.
Рейдеры космических глубин — отбросы и изгои общества, наводящие ужас на все остальное население Солнечной системы. Животные — не подчиняющиеся ничьим законам.
Пять лет мы выбивали эту мразь из системы, и пять лет я не знал покоя. Я полностью забылся, выполняя свой долг и, на какой-то момент я даже предал своим мечтам.
Но вот окончилась война, а пиратов более не существовало и в помине. Я добился славы и признания. Моя грудь была вся увешана наградами. Меня носили на руках и даже поместили мой бюст в аллеи славы. Я добился всего, о чём мог только мечтать военный человек. Чего же более?
Но я так и не сбыл своей мечты...
И каждый раз, подходя к иллюминатору, меня охватывала тоска, когда смотрел на звёзды я, на рой скопления миров. Они звали меня, а я рыдал, осознавая, что моё время безвозвратно ушло. Я был уже слишком стар и дорога к звёздам была для меня закрыта.
Но судьба распорядилась по-иному.
В какой-то момент человечество будто бы очухалось ото сна и вдруг осознало, что пришло время устремить свой взгляд к другим мирам. И снова возобновились прерванные было эксперименты с гиперпространством.
Вначале к звёздам отправились автоматические корабли. Затем, после ряда успешных экспериментов, к звездам направили первопроходцев.
Узнав про это, я сразу же попросился в добровольцы. Но меня не взяли, несмотря на все мои слёзные прошения и на мои заслуги перед человечеством. Видать посчитали, что подвигов с меня уже довольно, и что я ещё ценен здесь, на Земле.
Кораблей было пять, добровольцев тридцать пять и все они, отправились к звёздам в разных направлениях. Предполагалось, что эксперимент продлиться месяц, но прошёл целый год. И все, было, уже подумали, что первопроходцы погибли, а значит, и о колонизации ближайших миров нужно позабыть.
Но снова вмешалась судьба. Она как будто бы специально готовила почву для реализации моей собственной мечты.
Случилось невероятное — вернулся один из кораблей первопроходцев и его экипаж поведал удивительную историю, от которой сразу же загорелись умы и сердца почти всех людей живущих на свете. Всем стало сразу понятно, что колонизация других миров не миф, она вполне возможна!
Первый колониальный корабль отправился к звездам в 2465 году. С каким восторгом я провожал его, находясь в это время на посту уже своего "Громобоя". И как же я завидовал тем счастливцам, кто был на борту "Могучего". Они направлялись к другой звезде, к другому миру, а я по-прежнему вертелся вокруг Земли, лелея себя несбыточной надеждой, что и моё время когда-нибудь придёт.
Но время шло, а я всё также был далёк от реализации своей мечты, как и в самом начале своего пути.
К далёким звёздам отправлялись всё новые и новые корабли, а я безвылазно сидел на "Громобое", теша себя бесплодной надеждой. И чего я только не предпринимал, через что я только не прошёл, чтобы только попасть в группу колонистов. Доходило даже до смешного. Я готов был отказаться от всех своих привилегий и наград, от своей карьеры и от заслуженной пенсии, лишь бы попасть на борт колониального корабля. Я умолял взять меня хоть кем: техником, мастером на все руки, да хоть грузчиком — это было и неважно. Но мою слёзную просьбу каждый раз отклоняли.
А потом грянул гром...
Пришло известие, что колониальные корабли, не достигли мест назначения. Они исчезли в глубинах космоса. И около десяти тысяч человек навсегда пропали без вести.
Это был шок для всех. Настолько сильный, что на самой Земле в один день покончило с собой до пяти тысяч человек.
Колонизация других миров означала для многих — новую надежду процветания человечества. Ведь на самой Земле уже давно буйствовали голод и болезни, а около двух миллиардов жили в постоянной нищете, потеряв человеческое обличье.
Власти схватились за голову. Сотни триллионов денежных средств были потрачены на программу колонизации и вдруг, оказалось, что всё впустую. Мировая экономика, получив сокрушительный удар, стала трещать по швам. Ещё около сотни миллионов человек переступили черту бедности. Ещё больше голодающих и больных. Большинство практически находятся в рабстве, работая только за кусок хлеба. Начинались волнения...
Итог — сотни тысяч погибшими.
Каждый выживал, как мог. О звездах и о других мирах, казалось, все забыли. Люди, как тараканы, запертые в банке, думали только о себе, не заботясь об общем благе и не преследуя великих идей.
Но снова по иронии судьбы остались на Земле ещё энтузиасты, видевшие в колонизации других миров единственный выход из создавшегося положения. И на собранные средства на стапелях закладывается новый колониальный корабль — "Гелиос". Самый надёжный и современный корабль за всю историю покорения космоса. Чудо инженерной мысли. Миллионы людей работали над его созданием, не доедая и не высыпаясь, как следует, преследуя только одну цель — воскресить в людях надежду, вернуть их к возвышенной жизни, вдохнув в них всё лучшее, что даровал им Бог от рождения.
Но как это нестранно, бедственное положение многих живущих на Земле, не сподвигло людей на новый подвиг. Исходя из печального опыта, они больше не стремились покорять космос, радея только за свою собственную бессмысленную жизнь. Боясь всеми силами потерять её окончательно. Хотя какая это была к чёрту жизнь...
Какими же странными порою бывают эти люди. Влача жалкое существование в нищете и болезнях, живя в сараях из картонных коробок и получая трёхразовое питания из непонятной желеобразной субстанции, они всегда надеются, что их жизнь когда-нибудь, обязательно изменится в лучшую сторону. При этом сами ничего не делают, для того чтобы эта самая жизнь вытекла, наконец, из зловонного болота, в котором они все сидят. Они цепляются за свои бренные жизнёнки, убив в себе все мечты и помыслы, окрашивающие наше существование в радужные краски. Мы рождены для того, чтобы самим сделать сказку былью. Но никто не хотел об этом даже думать.
И вот в этот самый момент судьба преподносит мне, наконец, подарок. Самый долгожданный подарок, который я желал всю свою сознательную жизнь.
Я даже и не надеялся на столь высокий пост, что в один прекрасный день предложило мне моё начальство. Ведая о моём жадном желании покинуть Солнечную систему, оно в какой-то момент пошло на попятную и выдвинуло мою кандидатуру на пост первого помощника капитана.
Столь кардинальное изменение в отношении ко мне, скорее всего, сослужило одно немаловажное обстоятельство. Капитаном "Гелиоса" был назначен сам Андрей Глотов — герой войны, пользующийся не меньшим почётом среди всего остального населения Земли, чем я сам. Он занимал пост главы всех вооружённых сил альянса и ему уже пророчили карьеру в правительственном президиуме и ни кем ни будь, а самим председателем — главой собрания планетарного альянса. А он взял и одним росчерком перечеркнул свою судьбу, лично назначив себя капитаном "Гелиоса". Он был герой, но был он и романтиком ещё в душе, и за ним пошли, как за пророком. В его команду вошли только самые лучшие представители человечества, которых он только смог собрать под своим знаменем, а кого не смог, заменил не менее достойными.
Я был не в себе от счастья. Я помню, как прыгал до потолка, получив приглашение, а потом не мог успокоиться, пока, наконец, не ступил на борт "Гелиоса" в чине первого помощника капитана.
До этого же момента я постоянно не высыпался думая о предстоящем путешествии. Моя голова раскалывалась от переизбытка мыслей и эмоций. Я не мог ни есть, ни спать нормально. Я не мог ничем отвлечь себя. Меня постоянно била судорога нереального счастья.
То я торопил события. Хотелось, чтобы поскорей началось наше путешествие. Я становился раздражительным, злым. Мои движения становились дёрганными, а нервы расшатывались до предела, и я по часу успокаивал потом дрожь в руках, и мельтешение мыслей в голове.
А в следующий момент на меня вдруг нападала тяжелейшая хандра. Мной охватывала непонятная тоска. Я становился задумчивым и всегда пытался скрыться с глаз людей. В такие моменты я хотел побыть один.
Но я не изменил себе, и ни разу не допустил мысли отказаться от собственной мечты. Смешно даже вспоминать сейчас, какой страх я испытывал тогда, боясь что моя сказка вдруг закончится. Я боялся, что экспедицию отменят. Снова начнётся война или кто-нибудь посчитает, что колонизация — это глупая затея неисправимых романтиков.
Я боялся заболеть и слечь в постель. Боялся ослепнуть, оглохнуть, потерять способность двигаться, хотя ко всему этому у меня не было предпосылок. Но я боялся как ребёнок, что ждёт Рождества, подарков и вдруг за день до праздника заболевает и его, увозят в больницу, а праздник проходит мимо. Точно так же было и со мной.
Я боялся умереть — погибнуть при несчастном случае. Совершая несколько межпланетных рейсов, я молился, чтобы мы не разбились, а потом, пересекая улицу, я замирал от страха перед транспортом и перед непонятными людьми, у которых бог весть знает, что было на уме.
Ведь как обидно потерять мечту всей жизни именно в тот самый момент, когда она почти сбылась. Когда только-только начиналось самое интересное...
Нас называли идеалистами и романтиками, глупцами и самоубийцами, подкрепляя свои доводы ехидными усмешками. Но мне было на них плевать. Я не боялся умереть во время путешествия к звёздам. Лучше умереть, идя к мечте, чем загнуться в собственной постели. И я шёл к ней, не обращая внимания на глупые смешки, и на жалость глупости.
И вот моим мучениям, наконец, пришёл конец — назначен день старта. Будущие колонисты помещены в стазис. Я с капитаном и экипажем проводим последние приготовления перед прыжком. Все на взводе, но пытаются это скрыть, занимаясь каждый своей работой. К своему удовольствию я не замечаю в тот момент ни у кого из них в глазах сожаления. Сожаления, что они выбрали неверное решение, неверный путь.
Наконец все приготовления закончены, системы в норме и экипаж отправляется в стазис камеры. До прыжка один час. На мостике остались только я и капитан.
Андрей не торопит меня и не говорит ни слова. Он понимает мои чувства и переживания, и просто тихо стоит в сторонке. По инструкции: последним покинуть мостик и занять стазис камеру должен капитан.
А я подхожу к панорамному окну голограммы, транслирующего вселенную за бортом и на глаза мне наворачиваются слёзы, а в груди начинает так сильно что-то давить, что я еле сдерживаюсь, чтобы не зарыдать в голос. Трясущейся рукой я прислоняюсь к голограмме и, тихо так шепчу Вселенной:
-Увижу ли я другие звёзды? Увижу ли я мир иной? Или умру, так и не открыв ни разу глаз и не почувствовав собственной смерти...
А потом была смерть. Другого слова я просто не нахожу, чтобы описать то пережитое мной чувство. Я не могу описать то состояние, что испытал, находясь в стазисе. Ни мыслей, ни чувств, ни снов. Ничего. Один чёрный абсолют "ничто". Это такое состояние, когда ты даже не осознаёшь, что вокруг тебя мрак. Тебя нет и нет больше ничего вокруг...
Во время прыжка наш корабль сбивается с маршрута и выходит из гиперпространства совсем в другом месте галактики.
Мы пополняем список без вести пропавших...
Но хвала Иисусу господу нашему, мы не погибаем! На нашем пути попадается планета весьма пригодная для жизни и "Харон" принимает решение сажать корабль.
Первыми по инструкции пробуждался экипаж. Он проводит диагностику всех систем корабля, устраняет небольшие поломки и отслеживает координаты корабля и Земли по известным звёздным скоплениям.
Мы впали просто в шок, когда узнали, что "немножечко" промахнулись и, вышли совсем не там, где предполагалось. Но это не омрачило наши мысли, мы знали, на что идём и мы были безмерно счастливы, что остались живы, а провидение подкинуло нам прекрасную планету, где можно было начать всё с чистого листа. Мы были переполнены радужных идей, надежд и планов. Мы были счастливы, что живы, а за бортом неизвестный мир, ещё не загрязнённый человеком.
Вскоре выяснилось, что планета, на которую мы сели, оказалась необитаема. Но я и не тешил себя надеждой встретить представителей иных цивилизаций. Я вообще не верил в инопланетян. Нет, ещё жизнь помимо нашей, конечно же, существует во Вселенной, но расстояние между представителями других миров, поистине, настолько огромны, а различия в восприятии реальности просто безмерны, что они скорей всего никогда не пересекутся меж собой. Может быть - и к лучшему, кто знает.
Я же навсегда запомнил тот день, когда впервые вступил на неизведанную планету.
Был вечер. На небе уже блестели звёзды, но было ещё достаточно светло. Передо мною, повсюду, куда не обратишь свой взор, расстилалась пустошь, покрытая местным лишайником и мхом голубоватого оттенка, а жалкие кусты, как диверсанты, торчали то там то здесь, неторопливо кланяясь на ветру.
Тишина и покой и лишь ветер, радостно шепча, треплет мои волосы, принося с собой удивительные ни с чем несравнимые запахи.
Я посмотрел на небо и меня, было, охватила тоска: Вернусь ли я когда-нибудь домой? Узнают ли о нас земляне? Наверно нет.
Но в то же время я был безмерно счастлив, как ребёнок, вдыхая неземные, неподдающиеся описанию ароматы другого мира. Я стоял и чувствовал, как за спиной у меня вырастают крылья. Мне захотелось броситься вперёд и бежать сломя голову, подставляя лицо свежему неземному ветру, бежать, а потом упасть и валяться на земле покрытой лишаем, вдыхая запах своего нового дома. Но я сдержался, не знаю как. И всё стоял, не смея сдвинуться с места и отвести взгляда от просторов неземных.
А потом появилось "Око"...
Я увидел, как, закрывая горизонт, вдали вырастая, поднимался из земли, колоссальный диск газового гиганта и меня охватил дикий восторг.
Поверьте, чтоб увидеть такое стоило пойти на риск, грозящий смертью. Я понял, наконец, что жизнь моя прожита не зря.
И запрокинув голову, я рассмеялся от всей души: Ха-ха-ха! — и по щекам моим потекли ручьём слёзы счастья.
Приблизительно через неделю эйфория отступила, и начались трудные будни колонистов, осваивающих свой новый дом.
Мы как-то пока не задумывались над нашей участью. Над тем, что мы возможно уже никогда не увидим Землю. Во-первых, у нас не было на это времени, а во-вторых, у нас теперь был новый дом, названый на староанглийский манер "New hope" (произносится одним словом) или "Новая надежда"; и мы должны были его обживать, если хотели выжить и построить новый мир людей.
До пробуждения колонистов оставалось полгода. На корабле закладывается жилой комплекс, там работают в основном автоматические системы, мы же, почти весь экипаж, занимаемся в это время картографией местности.
Эти бесконечные часы полётов на "Грейдерах" и нескончаемые вылазки на "Змеях", могут утомить кого угодно. Но мы не сдаёмся и работаем посменно, как проклятые.
Наконец наступает час "Д". Время, когда мы готовы принять первых колонистов.
За те полгода, что мы работали, не покладая рук, мы сделали всё, чтобы колонисты, выйдя из стазиса, ощутили себя, хоть и не как дома, но хотя бы другая планета показалась им не такой уж и незнакомой. Сотни терабайт накопленной информации, тысячи снимков и поверхностно экспериментальных исследований: атмосферы, климата, поверхности почв, анализы воды и астрономические наблюдения. И поверьте — это был адский труд.
Моя деятельность исследователя сразу же прекращается с поступлением первой партией колонистов. Сотня колонистов в день. Всего сорок с лишним дней.
Будучи включённым, в состав президиума, в мои обязанности входило размещение новых членов нашего небольшого общества по жилому комплексу, соответственно после внесения их в реестр профориентации.
Куча бумажной работы, которая постоянно вгоняла меня в сон. Но я не роптал, понимая, что это не менее важно, чем колесить по планете в поисках неизвестности. А после работы, я обязательно, каждый вечер выходил наружу и подолгу гулял по планете — по своей новой родине, где будет похоронено тело моё, а душа навечно останется по этим грандиозным просторам, подобно ветру.
Обычно, я проходил пару километров, потом где-нибудь усаживался прямо на землю (мне нравилось сидеть на мху, он был такой мягкий и шелковистый, что больше напоминал лебяжий пух, нежели растение); и часами предавался размышлениями.
Чем дольше ты находишься на другой планете, тем сильнее стираются грани неповторимости, что так сильно, в самом начале, волновали сердце.
Под твоими ногами обычная почва и её химический состав практически схож с Земным. Тебя обдувают ветры, и ты не видишь разницы между этим ветром и тем, что бросал пыль тебе в лицо на родной планете. Неповторимые запахи приедаются, и ты больше не обращаешь на них должного внимания.
И вот так сидишь и думаешь: А скоро здесь зацветут земные деревья, и заколоситься земная трава, потом вырастут города, фермы, заводы, и вот тогда всякая граница неповторимости окончательно сотрётся. И всё станет по-прежнему, как это было на Родной планете.
И почему-то становится грустно и больно на душе, и удивлённо спрашиваешь себя: Неужели я шёл сюда за этим? Только ради того, чтобы просто построить очередное государство, как до этого делали наши далёкие предки; подогнав всё в итоге под стандарты всё той же матушки Земли, исключив всю неповторимость и непревзойдённость абсолютно другого мира, что за полсотни световых лет от колыбели человечества.
А потом меня вдруг охватывал злой пофигизм. Ну и пусть! — твердил я себе. — Пусть снова сажают деревья, разводят скот, строят города и заводы. Пусть! Раз такова человеческая природа. Раз мы не можем придумать ничего другого, как только подводить всё под рамки постижимого, стремясь воздвигнуть вокруг себя мир, хоть и простой и обыденный до отвращения, зато понятный и не страшащий нас, своей непредсказуемостью. А сейчас наслаждайся лаврами первооткрывателя, оставив всё потомкам. Это им строить новый старый мир, а не тебе.
И я растягивался на земле, мой взор устремлялся в небо, и меня вновь охватывал ребячий восторг. Вот! — кричало в моей душе. — Вот то, что человеку не дано подвести под рамки понятного и простого. Вот, что всегда будет напоминать, хотя бы мне, что я больше не на Земле.
Тёмное небо с мириадами звёзд, с неизвестными созвездиями и гигантом соседом с его десятью спутниками свитой — заставляло меня каждый раз рыдать от счастья.
Поверьте мне, ко всему можно привыкнуть, но к совсем другому небу привыкнуть невозможно. Оно всегда будет поражать и волновать вашу душу до глубины чувств, не оставляя ни единой клеточки в организме без своей капельки восторга и восхищения. И вы будете, точно так же, каждый раз задыхаться от восторга, как и я, когда узрите то, что видел я...
Известие о том, что мы сбились с пути и сейчас находимся в положение затерянных в глубинах космоса, произвело довольно ощутимый удар на психику колонистов. Но к моему счастью основная их часть смирилась с этим, поняв, что нет смысла устраивать истерик на корабле и добиваться от нас с капитаном, хоть каких-нибудь бессмысленных действий.
В последствии же, выяснилось ещё одно обстоятельство, которое приподняло нам всем настроение и наполнило рядом надежд. Как оказалось, к нам на корабль были присланы двадцать инженеров из секретных служб даль разведки. В их обязанности вменялось провести эксперимент со сверхновым оборудованием, находившимся на корабле, о котором не догадывался даже сам капитан.
Зонды гиперсвязи — так называлось это новое изобретение научно-исследовательских центров земли. "Игрушки" которые могли передать весточку домой.
Эта новость поразила всех нас до глубины души, не меньше той, где говорилось, что отныне мы сами по себе и, скорее всего, до конца своих дней.
Эти засланные "казачки" провозились со своим оборудованием где-то с месяц, после чего вынесли вердикт: Зонды в порядке, но из-за того, что не сработала какая-то там программа, и зонды не отстрелились от корабля во время выхода из гиперпространства, они не успели запастись энергией в достаточной мере.
А этой энергии, я вам скажу, им нужна была прорва. Столько, сколько у нас не было и во всём корабле.
И тогда эти инженеры предложили следующий вариант: Вывести зонды на орбиту, раскрыть солнечные батарей и пускай они там запасаются энергией столько, сколько им нужно. И мы, конечно же, все сразу согласились. Притом, что у нас на борту, как раз имелись два космических шатла, для совершения полётов в пределах звёздной системы, на случай разработок полезных ископаемых на соседних планетах или астероидах...
-Я ПРОКЛИНАЮ ТОТ ДЕНЬ! когда мы вывели зонды на орбиту и оставили их там для подзарядки. Я и по сей день, молюсь, чтобы они сломались и не смогли передать известие о нас!
Но не буду убегать вперёд. Всё по порядку, а то сложно будет меня понять...
По словам всё тех же инженеров из дальразведки, зонды должны были зарядиться не ранее нескольких лет, а то и десятилетий, на том все и успокоились. И жизнь наша пошла своим чередом.
За два года мы построили несколько гидропонных станций. Вывели всевозможные культуры Земных растений, ещё не много и их можно было бы высаживать в открытый грунт. И ещё у нас намечался большой приплод домашней скотины.
Наша жизнь была спокойной и, наверное, счастливой, и могла бы сойти за жизнь на обычной ферме где-нибудь на Земле.
Одни проводили исследований в своих лабораториях, изредка шныряя по планете. Другие копошились в земле. И каждый из нас по мере своих сил гнал мысли о доме, время от времени, с надеждой вглядываясь в небо, будто там можно было разглядеть зонды гиперсвязи, единственное звено связующее нас с нашей любимой Родиной, где мы все когда-то родились.
И всё бы шло своим запланированным неспешным ходом, пока однажды...
— Глава 18.
-Лейтенант Сайлус срочно пройдите в медблок. — Взволнованный и между тем требовательный голос Ямото, вырвал Джона из забытья воспоминаний, возвращая его к действительности. И как бы ему не было горько и даже обидно, ему казалось это кощунством, но ему пришлось-таки прервать рассказ Эштана Праймса — этого романтичного героя, с волевым лицом и неукротимыми амбициями.
И когда Джон входил в медблок, на его лице читалось явственное раздражение человека, которого оторвали, можно сказать, от дела всей его жизни. Он всё ещё прокручивал в голове полученную информацию, путешествуя вместе с первым помощником капитана по неизвестной и чудной планете, силясь представить себя на месте первопроходцев. Но картина, которая пред ним предстала, вымела все мысли из головы, превратив его снова в лейтенанта Джона Сайлуса — командира отряда разведчиков.
В медблоке сразу находилось несколько человек. Среди них были и его люди.
Сержант Званцев, над которым хлопотала какая-то молодая девушка, пока тот недвижно лежал на койке и рядовой Дилон также обласканный со всех сторон заплаканной Кэс. Напротив лежал Колин. Рядом стоял хмурый Хан. И был ещё какой-то десантник, что лежал в гордом одиночестве.
Ещё там были медики в белых комбинезонах. Они попеременно подходили то к одному разведчику, то к другому и что-то замеряли, снимая показания приборов, и покачивали иногда головой, будто кого-то осуждали.
Но среди всей этой разномастной толпы особенно выделялись только два человека. Это капитан Ямото, что нервно прохаживался по всему медблоку, грубо с кем-то разговаривая по рации. Он резко обрывал собеседника и громко начинал говорить что-то своё, ускоряя темп своих шагов, потом умолкал на секунду и, замедлялись его движения, чтобы в следующий момент вновь начать всё заново.
И ещё там был этот странный до ужасти человек, больше похожий на дикаря, нежели на члена их экспедиционного отряда. Вот он-то сразу привлекал к себе внимание.
Во-первых: своим видом. Какой-то он был весь волосатый, с длинной бородищей, и в замызганной, засаленной одежде, смахивающей больше на лохмотья. И ещё от него явственно несло мочой.
А во-вторых: своим поведением. Незнакомец был не в себе. Чокнутый то бишь. Но его безумие было настолько сильным и притягательно нереальным, что от него просто невозможно было оторвать глаз.
Вроде бы перед тобой и человек, но с другой стороны настолько испуганный и жалкий, что ничего человеческого в нём уже не осталось. И от этого волей неволей пробирает дрожь.
-Кажется, я что-то пропустил, — тихо заключил Джон и смутился, потому что на него все вдруг удивлённо так уставились, будто он и не стоял здесь уже с минуту, а то и больше. И чтобы скрыть своё дальнейшее смущение, отводя глаза, Джон снова посмотрел на незнакомца.
Неловкое молчание прервал Ямото. Он, заканчивая разговор, грубо бросил пару нелестных слов своему собеседнику:
-Нет, я сказал! Всё хватит. Нет, сделаешь всё, как я сказал. А я сказал... Всё! Надоел ты мне! Делай, как я сказал! Конец связи.
И с несвойственной ему злобой обратился к Джону:
-У нас тут целая катастрофа, Джон! — Но тот его уже не слушал.
Джон всё пристальней вглядывался в лицо незнакомца и вдруг негромко позвал его по имени, как бы спрашивая, не надеясь на ответ:
-Вацлав? — Потом стремительно подошёл ближе и, не веря собственному чутью, но, уже находя знакомые черты в этом странном на вид человеке, выдохнул на одном дыхание. — Вацлав? Не может быть, неужели это ты, Вацлав? — Чем, ещё сильнее удивил всех присутствующих, а Ямото даже крякнул от удивления, подавившись словами. Но Джон больше никого не замечал вокруг. — Вацлав, ты узнаёшь меня? Это я Джон Реджевальд Сайлус, — как можно теплее говорил он, пытаясь найти отклик разума в безумно испуганном человеке. Но тот на него не реагировал, только слабо сопротивлялся, обколотый успокоительным.
Джон внимательно посмотрел на мужчину в обносках, тот был такой жалкий и испуганный, такой беззащитный и слабый; и в его покрасневших глазах предательски защипало. Он нежно обхватил дикаря, как дорого сердцу человека, прижал его голову к груди и, покачиваясь, забормотал. — О, милый, милый, мой Вацлав, что же могло такое с тобою, со всеми вами, здесь приключиться, раз ты больше не узнаёшь меня, милый мой Вацлав. Что же с тобой случилось, что ты больше не узнаешь своего старого друга. Бедный, бедный мой Вацлав...
Он мог бы так долго ещё стоять и покачиваться, тихо бормоча себе под нос слова утешения, если бы не Ямото. Он тихо подошёл сзади к лейтенанту и, положа тому руку на плечо, как можно деликатнее, стараясь не задеть его чувств, тихо попросил:
-Оставьте его Джон. Оставьте. Он больше не узнаёт вас. Он вас боится. Идёмте, идёмте же...
Ямото напоследок чуть посильнее сжал плечо Джона и отошёл в противоположный угол, где тихо стал ждать. Он понял, видя какие изменения произошли с лейтенантом при виде этого странного человека похожего на дикаря, что тому обязательно нужно сейчас с кем-то поговорить, но лучше наедине. Дать ему, так сказать, выговориться, чтобы не держал в себе, по всей видимости, трагедию личного характера.
И когда лейтенант подошёл к нему, низко опустив плечи, Ямото спросил у него, открывая тем самым отдушку:
-Неужели вам знаком этот человек? — Ни чуть не притворяясь, что действительно удивлён сим фактом.
Джон потоптался какое-то время, боясь поднять глаза, но когда Ямото снова положил ему на плечо свою тёплую и сильную руку, приободряя его, он решился:
-Да мы когда-то дружили.
-Очень интересно, продолжайте, — ласково по-отечески попросил капитан.
И Джон выдал всё что знал.
-Этого человека зовут Вацлав Плоешнир. Мы познакомились, когда оба поступали в военную академию. Мы тогда были ровесниками и, наши интересы как-то сразу по многим вопросам совпали. Почему мы и сдружились собственно.
Мы были практически неразлучны. Учились в одной группе, жили в одной комнате. У нас были одинаковы беды и радости. Мы были настоящие друзья, такие, что не разлей вода.
Но в какой-то момент наши дорожки разошлись.
Я выявил желание, после окончания основного курса, идти учиться на даль разведчика. Я был наивным романтиком. И мне казалось, что ничего нет лучше, чем исследовать новые миры.
Вацлав же тогда посмеялся надо мной. Он сказал, что, по крайней мере, на наш век так и не выпадет возможности попасть на другие планеты. И что вся моя затея — это пустая трата времени. И, как рационалист, он выбрал факультет военных инженеров, пояснив свой выбор тем, что инженеры всегда и всем нужны, как на Земле, так и в космосе.
Но мы не прервали своих отношений, несмотря на то, что отныне мы не могли часто видеться. Мы встречали раз или два в неделю. Всё так же весело общались и весело проводили свободное время. У нас был общий круг знакомых. Мы даже влюбились в одну и ту же девушку. Ухаживали за ней, оба признавались ей в любви, соперничали между собой. Но когда это соперничество переросло уже в противостояние, я благоразумно решил отойти в сторону. Рассудив, что любовь я ещё повстречаю, а вот такого друга, как Вацлав я, скорее всего, уже никогда не найду. И я выбрал дружбу.
Но как только я сделал свой выбор, то и Вацлав как-то сразу охладел к той девушке и мы больше о ней никогда не вспоминали и мало того, я даже не обижался на него, за то, что он так сразу сдался, как только я отошёл в сторону.
Прошло пять лет и, как бы не был скептичен мой друг, по отношению к межзвёздным перелётам, они всё-таки состоялись. И так получилось, что счастливый билет выпал именно ему, а не мне.
Его зачислили в состав экипажа "Гелиос".
Он был такой счастливый и так радовался, когда узнал об этом. — У самого Сайлуса в этот момент затуманились глаза и с лёгкой улыбкой на устах, он отправился в страну счастливых воспоминаний. — Он просто не находил себе места от счастья. Завидовал ли я ему в тот момент? Конечно да! Но эта была белая зависть, такая, которая не заставляет предать ваши чувства по отношению к близкому человеку, к товарищу и другу. Я даже не подал вида, что завидую. Вацлав же, наверное, всё-таки понял мои чувства и поэтому уже старался не проявлять столь бурно свои собственные эмоции. Но всё-таки понял не до конца.
Потому что помимо зависти, я вдобавок сильно испугался за него, когда узнал о его назначении. Помня о прискорбных случаях с предшественниками "Гелиоса" я уже было хотел отговорить его от полёта. Но он был такой счастливый. Он летал на крыльях и всё не мог дождаться начала своего путешествия. И я не стал ему ничего говорить, не стал его отговаривать, хотя в душе моей был холодный страх за него.
Если бы тогда я увидел, разглядел хотя бы намёк на испуг. Если бы в его глазах в тот момент промелькнула бы хотя бы искра нежелания лететь, я бы его отговорил. Обязательно бы отговорил. Но ничего этого не было. Он действительно был счастлив и радовался как мальчишка. Он всей душой желал лететь, и я промолчал. Попытался скрыть от него все свои переживания, чтобы не испортить ему его личный праздник.
Мы уже были больше чем друзья. Мы даже перед самой отправкой его на "Гелиос", поклялись на крови, что никогда не забудем и, всегда будем помнить друг о друге, но отныне уже не как о закадычных друзьях, а как о кровных братьях.
-И вы, соглашаясь на спасательную операцию, в первую очередь надеялись встретить Вацлава? Надеялись снова встретиться со своим кровным братом? — тихо, как пастор, спросил Ямото, проявляя живейшее участие в переживаниях лейтенанта.
-Да, — согласно кивнул Джон, признаваясь самому себе в истинности своего желания участвовать в спасательной экспедиции. — Но я даже в страшном сне не мог представить, что увижу Вацлава в таком... — Здесь Джон запнулся от нахлынувших на него чувств, — состоянии. — Наконец выдавил он из себя, так и не найдя подходящего слова. — Я бы, наверное, смирился с его смертью, но вот с этим...
Больше Джон Сайлус сказать ни чего не смог. Он мелко задрожал. Лицо его покраснело, как и глаза. Но слезы так и не проступили. Вот что значит сила воли. Он сжал губы в ниточку и раздув ноздри, стал с какой-то злобой на самого себя, за проявленную слабость, вдыхать в себя воздух. Потом, успокоившись немного и помассировав глаза, уже ровным, но настойчивым, с нотками мстительной злобы голосом поинтересовался:
-Что там произошло, пока я отсутствовал? Я хочу знать всё. Каждую деталь. Каждую секунду.
И Ямото поведал ему всё что знал. Потом они вместе прошли к разведчикам и те, перебивая друг друга, дополнили общую картину происшествия.
Джон внимательнейшим образом выслушал поведанную историю, живо сопереживая рассказчикам, сочувствуя им и жалея их, а ещё почему-то, не смотря на все поведанные ужасы, он завидовал им, и в глубине душе корил себя, что это он должен был тогда спасать Вацлава из лап жутких существ. Это его первым должен был увидеть Вацлав, перед тем как всё началось. И тогда возможно, будь оно всё так, всё что произошло, могло бы повернуться иначе, и они бы не потеряли стольких людей, в особенности...
-Бедный Ровен. Вечная память тебе боец, — только и смог выдавить из себя Джон, дослушав историю до конца. Его всегда серьёзное лицо практически без эмоций, но между тем волевое и благородное, скрывало всю ту бурю, что бушевала сейчас в душе Джона.
-Вечная память... — опуская голову, сокрушённо вздыхая, согласился Ямото. — Несмотря на все наши предосторожности и перестраховки, мы продолжаем терять людей, и порою таких, которым уже никогда не найдётся замены.
Боль по погибшим товарищам приходит после боя. Она обрушивается разом, тогда, когда, казалось бы, что уже всё в душе прошло и выгорело. Ан, нет. Чувство потери обязательно должно проявить себя, как дань памяти по тем, кто не вышел с поля боя победителем.
И не все, кто находился в медблоке, после высказанных слов Ямото, смогли сдержать слёз. В этот момент, особенно у разведчиков, их боевой товарищ — Ровен, представал перед ними, как живой. Вся его немного замкнутая и тихая жизнь проносилась перед их глазами, а потом неожиданно обрывалась эпизодом его ужасной гибели. После чего боль накатывала с новой силой, и чтобы как-то её притупит, те, кто особенно хорошо знал Ровена, вновь и вновь вспоминали нелёгкую, но может быть вполне счастливую жизнь своего погибшего товарища. Пытаясь тем самым в памяти навсегда запечатлеть его живой образ, а не образ его смерти.
Вспомнили и о погибших десантниках. Немного разузнали о них у единственного оставшегося в живых их товарища. После чего помянули всех добрым словом и минутой молчания.
Когда же чувства уступили, наконец, место здравому рассудку и жестокой реальности, когда понимаешь, что скорбеть вечно невозможно, и надо продолжать бороться и действовать, решать насущные проблемы, пытаясь найти выход, Ямото снова обратился к лейтенанту:
-Не хотите ли взглянуть на одно из тех существ, что минувшей ночью напали на ваших людей. — И не дожидаясь ответа, повёл Джона в соседнее помещение временного сохранения трупов.
Там было холодно и неуютно. И хоть там и не было трупов, а столы стояли абсолютно пустые, блестя полированной металлической поверхностью, у Джона всё равно создалось такое впечатление, что он переступил некую границу, войдя сюда, отделяющую мир живых от мира мёртвых. А мертвецов Джон в тайне немного побаивался. Не тех, которых он часто встречал на полях сражения: искалеченных и искорёженных, обгоревших и разорванных на части. А именно тех, кто величественно, скорбно и безучастно возлежал в гробах. От таких, его всегда охватывал мистический трепет.
Погибая неожиданно и легко, или мучительно и долго, люди на поле боя, перед смертью выражают свои последние эмоции и чувства: ужаса, сожаления, облегчения, удивления, злости и ненависти. На такие лица, с застывшей эмоциональной маской, смотреть страшно и ужасно, но Джон в них видел почему-то ещё живых людей. Людей, которые, ещё секунду назад жили и радовались жизни, отчего их нежелание умирать, порой до неузнаваемости искажало им лица.
В гробу же люди, почти что всегда, лежат умиротворённо и холодно, как будто они никогда и не жили, напоминая этакие памятники из воска. И самое ужасное, Джон никогда не мог прочесть их лица, их последние желания. Хотели они умирать или не хотели, радовались они жизни или нет, знали ли они что умрут и готовились к этому или смерть пришла к ним неожиданно.
Джон не мог этого сказать, глядя на бесстрастные восковые лица со сжатыми бескровными губами. Он не видел в них больше людей и они, не могли вызвать в нём печали или скорбь. Они были холодны и нечеловечески спокойны, как будто бы они уже давно не здесь. Но с другой стороны вот же они, рядом, вот же знакомые черты, которые всегда знал и любил, и в то же время ощущение было таким, что это уже совсем кто-то другой.
И поэтому Сайлуса каждый раз охватывал мистический трепет, при виде умиротворённого трупа. Ведь глядя на них, он вдруг приходил к убеждению, что душа всё-таки есть и это именно она дыхание всей жизни, что окрашивает людей, предаёт им вид живости. А если есть душа, то значит, есть и загробный мир. И вот он-то и пугал Джона сильнее всего, а вернее вопрос: А куда суждено попасть мне после смерти? И что там? А главное, достоин ли я или всё-таки нет?
В общем, входя, даже в пустой морг, Джон всё равно не почувствовал, что вошёл в обычный холодильник. Запах что ли там какой-то другой или атмосфера, а может и ещё что, но ему сразу стало не по себе, пока Кэс, что пришла следом, не выкатила из морозильной камеры каталку; и он не увидел нечто, что заставило его сразу же позабыть обо всём на свете.
На каталке, свесив мощные лапы, лежал труп, с первого взгляда, собакообразного существа, полтора метра в холке и почти столько же в длину, если не длиннее. Шерсти у животного не было. Вместо неё у собакообразной твари была коричневатая с отливами чёрного кожа, ороговевшая и покрытая пупырышками в основном вокруг головы, на лапах и груди. По спине же шла широкая полоса зеленовато-болотного цвета из ороговевших пластин, что наползали на сморщенную морду, создавая видимость забрала, из-под которого, ранние, светились два злобных треугольных глаза.
Если же целиком смотреть на существо, то оно, наверное, напоминало гиену, только раза в полтора, а то и в два, крупнее её. У этого мёртвого животного были крупные и длинные передние лапы, заканчивающиеся саблевидными когтями, сантиметров десять не меньше; и задние, покороче, но уже без ужасающих когтей. Вместо саблевидных когтей на задних лапах располагались попарно два когтя крючья и одна шпора на голеностоп.
Тело же гиенаподобного существа было поджарым и широкоплечим, в отличие от узкого таза. Казалось, что всё оно сплетено из мышц, настолько они явственно проступали через кожу, буграми перекатываясь под ней, напоминая переплетенье веток молодого дерева.
Джон стоял и заворожёно смотрел, не смея отвести глаз. Он, как наяву представил, как эта дура несётся на него, а потом в прыжке нападет, и ему стало дурно.
-Ну как тебе? — шёпотом спросил Ямото, борясь с тошнотворным страхом, что внушала ему существо. — Красотка, правда? Мы назвали её "Гончей смерти". Даже представить страшно, что сделали эти твари с нашими людьми. А как представлю, так сразу мороз по коже. Это вам не собачка какая-нибудь там, а самая настоящая зверюга. Смертельная зверюга, что не знает пощады. — На этом словарный запас капитана иссяк и он, постояв с минуту разглядывая тушу на столе, передал пальму первенства Кэс. — Капрал, — обратился он к девушке, — что вы успели узнать, изучая сей объект? Есть вам что нам порассказать?
Кесседи, что всё это время стояла немного в стороне с заплаканным и каким-то испуганным лицом, вдруг покраснела, став пунцовой, как помидор, — она немного побаивалась капитана и в особенности боялась пред ним опростоволоситься или показаться бездарным специалистом; — отчего начала свою речь немного неуверенно:
-Я ещё не успела провести вскрытие, — проговорила она, как бы извиняясь, — но у меня уже есть кое-какие интересные предположения. — Кэс в нерешительности постояла, замерев на секунду, лихорадочно вспоминая, чем же она это намеревалась поразить начальство, а когда вспомнила, то уже не мешкая, приступила к делу. — Вот, — объявила она, беря в руки мощную переднюю лапу "гончей", отчего огромные когти на лапе издали сухой щелчок кастаньет. — Я долго думала, каким образом эти существа пробиваю наши бронекостюмы способные несколько секунд выдерживать шквал направленного огня из импульсных винтовок. Я просто не могла этого понять. Мне казалось это таким диким и нереальным, что я не хотела, просто-напросто, во всё это поверить.
Только представьте. Импульсная винтовка разгоняет пулю в десятки раз больше скорости звука. При таких скоростях пуля не-то что летит, она плавиться трением о воздух. И когда происходит соударение пули с костюмом, происходит огромный выброс энергии. Пуля не просто пробивает броню, она её испаряет. В таких условиях спасает лишь многослойные броневкладыши и гасители инерции. И поверить, что какие-то существа берут и с лёгкостью пробивают костюм? Да это же смешно. Теперь вы понимаете, почему я так скептически относилась к этому вопросу.
Но когда я увидела вот эти вот приспособления, я бы их лучше так назвала, то всё сразу встало на свои места. Вот полюбуйтесь, — задрав лапу кверху, предложила девушка, гремя когтями. — Да не бойтесь вы так, можете даже потрогать. Только осторожно, когти очень острые, — подтрунила она командиров, видя их нерешительность. — Ну как вам? — одобрительно и самодовольно поинтересовалась она, когда Ямото и Сайлус по очереди провели пальцами по ужасным когтям, походя при этом на детей, которым всучили диковинку и они не знают, что с ней делать. — Это вам не просто какие-то там обычные когти. Это произведение искусства. Я раньше не видела ничего подобного. Обычные когти состоят из огрубевшей соединительной ткани, редко — это кость, но все они состоят в основном из одного материала — белка. Здесь же никакого намёка на органику. Состав этих когтей что-то сродни кремний углероду. Только в отличие от кремния они не хрупкие. Что-то ещё в них входит такое, не знаю что, но это придаёт когтям эластичность.
Так каким же образом эти существа пробивают бронекостюм? А всё очень просто.
Видите, лапа больше схожа по строению с лапой кошачьих, нежели собачьих, к кому мы ассоциативно относим это существ. Низ лапы, у человека это ладонь, подвижна и может, как сжиматься, так и разжиматься, приспособлена она для того, чтобы впиваться в жертву, раздирать её или выцарапывать откуда-нибудь. И вот этой-то способностью они и пользуются против нас.
Они, эти животные, эти "гончие", как вы их назвали, не пробивают броню костюма, они, как ножом взрезают швы, скрепляющие броне вставки. Без этих швов мы не смогли бы с вами двигаться. Потом они погружают когти глубже и уже изнутри, — Кэс показала это наглядно, — вырывают броне вставки и вскрывают костюм, как моллюска или орех. Вот почему нас не спасают костюмы. Они просто не предназначены выдерживать силу направленную изнутри самого костюма. Выдерживая прямое попадание, они пасуют перед консервным ножом.
Ещё что интересно, — осторожно опуская мощную лапу и подходя к морде "гончей" сказала Кэс. В этот момент она зажглась профессиональным энтузиазмом и, её просто невозможно было остановить, потому что она спешила рассказать всё, что успела узнать, пока её грубо не остановят. Но останавливать её, по-видимому, никто пока не спешил, сдавшись под её напором. И она продолжила:
-Восемь клыков. Восемь сверху и восемь снизу. Всего шестнадцать, — продемонстрировала она, отгибая ротовые складки, острые и длинные жёлтые клыки, по пять сантиметров каждый, которые не накладывались друг на друга, а примыкали, как солдаты на плацу, образуя полукруг. Потом девушка с немалым усилием приоткрыла руками пасть "гончей" и продолжила свою лекцию. — Что интересно, каждый клык не имеет своего корня. Они как бы срослись между собой, образовав под десной одну корневую пластину. Такое строение позволяет невероятно усиливать хватку, без боязни потерять зуб. Вырвать их практически не возможно. Разве что сломать. Но я так думаю, что зубы у них, после этого, вновь отрастают. Хотя, может и ошибаюсь.
Дальше больше. Их нижняя челюсть настолько подвижна, что при поедании пищи, — здесь она намеренно пропустила слово мясо, потому как о человеческом не думать было не возможно, — "гончие", как бы перетирают её, а не разрезают, как это делают Земные хищники. Вот так это выглядит. Сначала их пасть приоткрывается, потом вытягивается нижняя челюсть вперёд, а когда пасть снова закрывается, челюсть возвращается в исходное положение. Напоминает этакие жернова.
При этом заметьте, у них давлению челюстей на порядок выше, чем у тех же гиен или, например, крокодилов, чему способствуют просто огромные мышцы на затылочной части, не маленькой надо заметить, головы.
Кстати, — прыгнула она снова за новой идеей, — примечательно, что, несмотря на такие размеры черепа, мозг у этих животных довольно маленький. Я думаю, они довольно глупы, чтобы жить обособленно, что косвенно и подтверждается фактом их существования в стае. Но вот чего я не могу понять... — задумчиво завела девушка биолог, смотря в пустоту. — Вы говорили, что там, в лесу был ещё кто-то? Кто-то, кто совсем не похож на "гончих", — спросила она, намереваясь в ответе найти ускользавшую от неё мысль.
-Да, был, — поперхнулся Ямото, полностью завороженный речью девушки. — То есть были. Их там достаточно много было. Серые гиганты, похожие на людей, но только издали. Вблизи я их как-то не разглядел. Не до этого было. Мы тогда думали только, как бы нам ноги оттуда унести поскорей, пока нам их не оттяпали. Не до вашей живности. Схватили, что первое попалось под руку, то и приволокли. А за гигантами нам не досуг было бегать, да и места у нас не было.
-Жаль, жаль, жаль, — растеряно закачала головой Кэс, искренне сокрушаясь по такому поводу. — Подумать только, — начала она тогда развивать свою мысль абстрактно, — представитель совсем иного вида, а охотиться вместе с "гончими". — Глаза её на секунду подернулись пеленой и девушка, впала в задумчивость. Но вот в её глазах искрой мелькнула мысль и она азартно, воскликнула, прищёлкивая пальцем. — Это их вожак! Точно! Как же я раньше-то не догадалась. А то всё голову ломала: Почему в охоте принимало участие не меньше трёх, а то и всех шести стай. По идеи, так не должно быть. Каждая стая в таких случаях преследует только собственные цели, и они никогда не делятся добычей. А здесь...
Точно это их вожаки. — Помотав головой, припечатала она, приходя, наконец, к единому мнению. — Исходя ещё и из того, что на планете явственно прослеживается процесс симбиоза живых существ. Подумать только какое интересное эволюционное решение. Одни направляют, другие охотятся, и при этом все находятся во взаимовыгодных отношениях. Это вам не приручение собак или кошек, это нечто большее. Эти отношения не на грани сотрудничества, а на грани слияния двух видом между собой, позволяющие одним целиком и полностью отдавать себя для нужд других. Фантастика! И всё это миллионы лет эволюции жизни...
Слушая длинную лекцию Кесседи, Джон Сайлус испытывал какое-то моральное удовольствие. Какая же она умная эта Кэс. Но когда она снова, по простоте своей душевной, полезла в дебри, чуть ли не влюбившись в предмет своих изысканий, да ещё по ходу рассказа, она начала поглаживать труп "гончей", от которого Джона лишь воротило, он решил её чем-нибудь наказать, за то, что она забыла при каких условиях произошла встреча с этими самыми "гончими" и гигантами. А наказать он её решил таким способом, чтобы, не смотря на все свои умозаключения, она, неожиданно, даже для самой себя, села в лужу. И он знал, что ей такого преподнести.
-Здесь никогда не было жизни, — одним махом выдал он, цепляясь за фразу: миллион лет эволюции, и потом с каким-то злорадным удовольствием наблюдал, как девушка давится словами и как на её лице начинают расширяться удивлённо глаза.
-То есть, как это не было? — начинает она приходить в себя.
-А вот так. Вот, можешь полюбоваться. — Протянул он огорошенной Кэс информационный кристалл. — Это всё что я успел пока разузнать. Изучай, учёная.
Кэс хищно схватила кристалл, будто это самая ценная вещь на свете, и надо было только видеть, с какой ревностью в этот момент посмотрел на неё Ямото. А потом не скрывая нетерпения, поинтересовался:
-Вижу, тебе удалось взломать накопитель. В таком случае сегодня жду отчёта. — И уже из любопытства спросил. — Ну, а в двух словах. Что там было?
Джон пожал плечами:
-Да так, ничего особенного. Одна предыстория, можно так сказать. Остальное я пока не успел просмотреть. Если интересуетесь, то вот, я и вам сделал копию. — Протянул он точно такой же кристалл. — Там есть пару моментов интересных. Но в остальном, ничего конкретного по нашему вопросу. Ничего... — И тут он вспомнил Вацлава и, ему сразу стало так горько и больно, что снова захотелось его увидеть, прижать к себе и попытаться успокоить. Какой же он несчастный и убитый. Прямо сердце разрывается. Неужели он и вправду лишился рассудка? Неужели он больше никогда меня не узнает?
Гоня от себя тяжёлые мысли, он, скорым шагом, вернулся в медблок, хотел, было уже снова прижать Вацлава к груди, наговорить ему кучу нелепицы, чтобы успокоить его беснующуюся душу, но что-то его остановило.
На койке перед ним, сжавшись калачиком и пуская слюни, находился уже совсем другой человек. Да и человеком его уже трудно было назвать. Настолько был он опустошён и безумен, что в нём остались лишь одни инстинкты, позволявшие ему ещё как-то жить, но, уже не сознавая этого. Он напоминал животное, разбитое параличом страха и безумия. И смотреть на него без слёз было невозможно.
Джон так и не подошёл к нему. Он стоял в сторонке и тихо плакал, больше внутри, чем снаружи, чтобы никто не заметил его слабости.
Но от бдительного ока Ямото ничего не скрыть. Капитан и без намёков понял, что снова срочно нужно выручать лейтенанта, а не то тот сам погрузиться в омут безумия от сильных переживаний.
Ямото твёрдо взял Сайлуса за локоть и настойчиво повёл к себе в каюту. Там он усадил лейтенанта в мягкое кожаное кресло, достал из бара виски и два бокала, после чего устроился напротив в точно таком же кресле, разлил виски и протянул один бокал Джону. Потом откинулся на спинку кресла, вытащил откуда-то древнюю сигару, — невероятный шик, между прочим, — и предварительно предложив соседу, с удовольствием раскурил её, перед началом беседы.
Наконец время подошло и он, как бы, между прочим, сказал, пуская клубы дыма:
-Джон, я вот всегда хотел у тебя узнать, что тебя сподвигло податься в разведку? Ведь, как я знаю, это та ещё работёнка, врагу не пожелаешь.
Джон повертел стакан в руке, наблюдая за переливами янтарной жидкости, за игрой красок и переливами цвета. Потом усмехнулся собственным мыслям и, отхлебнув виски, повёлся на разговор:
-Когда я был маленьким, лет десять мне, было, — завёл он нудно, — мой отец впервые повёл меня в планетарий и показал совсем иную жизнь. Там были миллиарды звёзд, миллионы галактик и сотни планет и планетоидов, и все они кружили вокруг меня, а я трогал их и они, рассыпались искрами. И тогда я понял, стоя там, какой я по настоящему маленький, какой ничтожный и, как ничтожны все мы люди, и ничтожны все наши помыслы, по сравнению с величием Вселенной. Я помню, меня это так сильно поразило, что я ещё долго не мог успокоиться после этого.
Я всё размышлял и спрашивал себя: Зачем нужны такие огромные просторы и мы, такие маленькие?
-И ты нашёл ответ на свой вопрос, Джон? — подаваясь вперёд, заинтересованно поинтересовался Ямото.
-Да... — помолчав, неуверенно ответил тот. — Думаю да. Да, я нашёл ответ. По крайней мере для себя.
-И что же это? Каков же твой ответ?
Джон замешкался: говорить ли или промолчать. Но, поразмыслив, решил полностью раскрыться, тем более ему сейчас это было нужно, как никогда, и, покраснев, ответил:
-Мы маленькие, но мы не ничтожные. Мы — великие, как и сама Вселенная. — Всё больше распаляясь и повышая голос, заговорил он. — Просто мы пока не доросли до её величия. — И в его взгляде засветилась былая, сурова гордость. — Величие наше в том, что мы от рождения обладаем безграничными возможностями, способными сделать нас подобно богам. А размеры? Размеры космически далей, нужны для того, чтобы мы или ещё кто другой, кто обладает разумом, в своём стремлении познавать самих себя и жизнь вокруг себя, стремясь к знаниям и прорывам, открывая всё новые и новые двери в неизведанное, никогда не устали жить. Ведь эти стремления будут такими же бесконечными, как и бесконечна сама Вселенная. А значит и летопись разумной жизни никогда не прервётся.
-Очень интересно, — стряхивая пепел в серебряного дракончика, сказал задумчиво Ямото, возвращаясь в прежнее расслабленное положение.
Джон всё искал у него намёка сострадания и насмешки, но так и не дождался, к своему облегчению.
-И что ты вынес из всего это, Джон? — вместо этого серьёзно спросил Ямото, когда закончилась их игра в гляделки. — Ты решил покорить Вселенную? Решил рискнуть раскрыть хоть малую толику её тайн?
Сайлус поёрзал на кресле, и выдохнул:
-В принципе да, но не совсем. — И опережая капитана, его не заданный вопрос, быстро заговорил. — Ближе к окончанию курса, я понял для себя вот что. Нет, я загорелся замыслом внести по жизни свою лепту в изучении Вселенной. Оставить свой след в истории. Так сказать прорубить тропу, по которой уже пойдут мои потомки. Ну, вы понимаете — детские мечты, романтика, приключения. Наив...
И как нельзя, кстати, в то время, когда я оканчивал общеобразовательный курс, как раз начались первые эксперименты с гиперпространством. Это был подарок судьбы.
Я помню, как с замиранием сердца следил за итогами всех проводимых экспериментов и молился, чтобы они все оказались удачными.
Поэтому-то я долго потом и не раздумывал и, следуя всеобщему поветрию, поступил в военную академию, где после окончания курса намеревался стать даль разведчиком. Но существовала одна проблема...
Вы же помните, как в те времена относились к разведке? Даль разведка была всего лишь экспериментом, фантазией. Никто не знал, когда человек отправится к звёздам. Обычная же разведка практически была упразднена. Все думали, что в ней просто-напросто нет нужды в современном обществе.
-Да, я это хорошо помню, — согласился Ямото, грузно меняя позу в кресле. — И так думало абсолютное большинство, пока не началась война...
-Точно. Война сразу всё расставила на свои места, кто прав, а кто виноват. И в отличие от нас, марсиане первыми поняли, в чём преимущество разведчастей.
-Согласен. Я никогда не забуду их диверсионно-разведывательных подразделений — летучие отряды "Тени Марса", как они себя называли или "Красные призраки". Их побаивались даже в штабах коалиции Земли. Захват кораблей и космопортов, подрыв складов, уничтожение баз и колонн снабжения, ночные рейды в тыл врага и причинение максимального ущерба техники и живой силе, но главное — оперативные сведения о расположение наступательных сил противника, позволявшие марсианам наносить точные и опережающие удары.
-И это ещё не весь список, — добавляя к сказанному, заметил Джон, но развивать тему не стал. Сейчас не об этом. — Я же в это время как раз оканчивал второй курс, и вот тут-то всё и началось. Наши правительственные шишки сразу же схватились за голову: Как это так, почему мы проигрываем на всех фронтах, и это при численном-то перевесе?! Почему марсиане всегда на два шага впереди нас?! Вопрос, наверное, так и завис бы в воздухе, и всё больше солдат гибли бы в бессмысленной схватке, но нашлись умные люди, ещё помнившие, как нужно вести войны. Они-то и ответили:
"Почему, почему. Да потому что марсиане давно готовились к войне. У них под ружьём только два миллиона диверсантов и разведчиков, не говоря уже о специально обученных регулярных войсках. А у нас один десант считай, что только и знает лезть в самую сечу, без предварительной подготовки, привыкнув к мысли, что всегда разобьют врага числом и преимуществом в технической оснащённости, как оно бывало всегда. Но настоящая-то война — это не просто схлёстывание дивизий меж собой, стенка на стенку и кто кого переборет. Война — это целое искусство, которому надо долго и упорно учиться. А каждое войсковое подразделение, принимающее в ней участие — это всего лишь часть огромного организма под названием армия, его шестерни. И вот чем больше таких передаточных моментов, в разумных пределах, конечно, тем армия становиться более: манёвренной, эффективной и дальнозоркой".
И это подействовало — правительство прислушалось к сказанным вслух словам и возродило институты военной дисциплины. А вскоре началась и экстренная подготовка разведчиков.
Я, как и остальные попал под общую гребёнку. Нам больше не преподавали астрономию, геологию, планетологию, ксенобоилогию и т.д. Короче всё связанное с выживанием на других вымышленных планетах. Такие предметы отбросили за ненадобностью. Отныне нас обучали только настоящие псы войны — ветераны всевозможных конфликтов. Нас заставляли выживать в самых тяжёлых условиях, какие только могут прийти в голову человека. Мы жарились в пустынях, тонули в болотах, пересекали джунгли и северный полюс, переплывали моря и океаны, и так пока кто-нибудь из нас не падал замертво. Жестокие времена, суровые порядки.
Но главное, теперь нас учили убивать. Убивать людей. До этого, мы даже не задумывались над этим. У нас стояла совсем иная задача — наоборот защищать людей ценою собственных жизней в условиях чужого мира и никак иначе. Это выглядело так благородно, чисто, по геройски... — Сайлус невесело улыбнулся наивным порывам. — А тут начались сразу грязь, кровь, жестокость, злоба, ненависть. И многие не выдержали, сдались. Они посчитали, что лучше атаковать врага в лоб и на равных, чем бить его в спину и ушли в десант. Мы всё искали благородство в войне, боясь утерять его в себе...
Докончив фразу, Сайлус замолчал, похоже, вновь погрузившись в личные переживания. Но Ямото хотел дослушать историю до конца и своим наводящим вопросом вернул лейтенанта к разговору, как заправский психолог:
-Но ты-то не сдался, — сказал он, вновь подаваясь всем телом вперёд. — Почему? Я слышал много вашего брата, так и не доучившись, подались к нам, а взамен, правительство тогда вывело кибер модернизированных солдат. Уж они-то не задавались целью благородства.
-Я? — очнулся Джон и, поразмыслив, ответил. — Я, нет. Я не сдался. Я рассудил, что, через чтобы я не прошёл — это меня только закалит и сделает в будущем более хладнокровным в любой ситуации, в какую бы только не попал. В тот момент я, наверное, наконец, повзрослел. — И Джон снова печально улыбнулся. — Ну а остальное вы в общих чертах знаете. Я попал на войну уже под самый конец. Даже и года не провоевал. Потом были выслеживания пиратов. И напоследок, когда воевать стало уже не с кем, меня захотели отправить в отставку. Объяснив это переизбытком кадров. Разведчиков просто стало некуда девать, столько их наготовили. Спасло меня лишь то, что вновь открыли программу исследования межзвёздного пространства. Даль разведка снова вернулась в строй.
-Очень интересная история, — поблагодарил Ямото, когда кончился рассказ. — Спасибо, что немного рассказал о себе. Приятно знать о человеке хоть что-нибудь, особенно из его детства. Сразу можно понять кто перед тобой.
А потом они сидели и молчали, попивая коньяк, устремив взгляд в свои личные думы. Тишина усиливалась, а вместе с ней усиливалось и нерешительность. Они бегло встречались глазами и быстро отводили взгляд. Сидеть и молчать становилось уже как-то неудобно, но с другой стороны и расходиться было неохота. Что-то было ещё не досказано, не излито до конца, а может они просто боялись остаться сегодня наедине с самим собой.
И поэтому Ямото, вздохнув как-то по-особому, неспешно затянул свою историю:
-А у меня вот не было такого отца, который сводил бы меня в планетарий, где и я мог бы, как и ты, загореться мечтами. — И он улыбнулся так же, как до этого улыбался лейтенант: с печалью, с грустью затаённой и даже болью мелькающей в глазах, но с умилением и любовью к тем людям, кто навсегда остался в прошлом. А потом, вновь вздохнув тяжко, продолжил. — Моя семья была очень бедная. Мой отец всю жизнь проработал на фермах по переработки синтетической пищи. Мы и жили прямо там, на ферме, как и сотни ещё таких же нищих бедолаг. И я не помню, чтобы мы когда-то ещё что-то ели, кроме этой студенистой отвратительной жижи, что там производилась. Завтрак, обед, ужин — всегда одно и то же, — белковые водоросли, спрессованные в брикеты с различными витаминными добавками. "Спаситель человечества!" — так называли этот продукт. Напыщенно, гордо, с довольством.
А я вот чего тебе скажу. Когда я впервые попробовал настоящую пищу, то сразу понял — лучше сдохнуть, чем всю жизнь жрать то говно, которым нас постоянно пичкали.
В семье нас было семеро — отец, мать, трое моих братьев, я и сестра.
Моя мать шила грубую рабочую одежду. Этой работой занимались почти все женщины, у которых было больше трёх детей. С виду такая работа казалась не очень сложной, но я до сих пор помню её жёсткие, исколотые руки, которые постоянно мелко дрожали, после изнурительного труда. И помню, какое у неё было безжизненное усталое лицо, на котором не отражалось уже ни одной мысли. Только её глаза ещё светились печальной добротой к нам, к своим детям.
Помню, как иной раз, она, возвращаясь вечером в нашу коморку, тихо садилась в уголочке и наблюдала оттуда своим тёплым взглядом, как мы смешно пытаемся приготовить для неё ужин или убираем комнатушку. Лишь иногда её взгляд становился печальным и наполнялся болью — это когда кто-нибудь из нас болел, или когда мы с братьями начинали драться у неё на глазах. В таких случаях она всегда говорила, своим тихим, печально уставшим голосом:
-Дети, никогда не делайте друг другу зла. Всегда держитесь вместе, как скала. Ведь вы больше никому не нужны на всём белом свете кроме самих себя. Помните это и никогда не совершайте поступков, которые могут вас разъединить и сделать врагами на всю оставшуюся жизнь.
Но мы редко слушали её. Мальчишки! — что с нас взять. Мальчишки всегда дерутся и злятся на весь мир, что их окружает, из-за того, что всегда хотят его завоевать, ещё не зная всей правды жизни — жестокой и беспощадной, но больше всего равнодушной.
А злиться было с чего. После перенаселения и тотального обнищания населения, Федерация решила, чем задарма кормить такую армию нищих, пусть лучше они работают в ресурсозатратных отраслях. И ручной труд сразу же обесценился. Миллионы людей отправили в шахты, на фермы и на различные промышленные предприятия, где раньше в основном работали машины. Общество вернулось в средние века, а нас просто стали эксплуатировать, как самых настоящих рабов.
Мы работали не за деньги. Ха-ха! какие там деньги. Смеёшься что ли? Мы работали за право получать ежедневно белковые брикеты и жить в сараюшке, продуваемом всеми ветрами. А денег мы и в глаза-то никогда не видели. Лишь раз в полгода нам выдавались карточки на получение предметов первой необходимости: мыло, порошок, кое-какие лекарства и немного топлива, для разогрева пищи, которое мы должны были беречь пуще зеницы.
Правда раз в год, отец брал ещё одну карточку, редко две, на приобретение кому-нибудь из нас обновки. Одежда, которую нам выдавали, была дрянная и рвалась на раз. Помню, сколько же тумаков мы с братьями отхватывали, только за то, что умудрялись выпачкать свои комбинезоны, а уж за дырку. О! Это был настоящий вселенский скандал, со слезами и побоями...
В восемь лет я пошёл работать на ферму. Трое моих братьев в это время уже вовсю трудились. А работа на ферме, я тебе скажу, не из лёгких. Водоросли, которые там выращивали, на самом деле были не растения, а бактерии. Они очень быстро размножались и образовывали длинные такие нити похожие на водоросли.
Каждый день мы должны были сцеживать до сотни бассейнов, грузить водоросли на тачки и везти их в цех переработки. Уже там груз помещался в центрифуги, затем в автоклавы, а после высушивания, порошок из водорослей поступал в огромный пресс, где формовался в огромные кирпичи. Рабочие брали эти кирпичи, распиливали на порционные брикеты, взвешивали и отправляли в сортировочную, где брикеты уже разделялись по питательности и минерализации. Потом в них добавлялись витамины и по окончанию всех операции брикеты в конвейерной, запаковывались и готовились к отправке.
По большому счёту такая работа не требовала особой специализации, поэтому каждый раз идя на работу, ты не знал, куда тебя поставят. Неделю, например, работаешь в цехе. Помню от постоянного грохота, уши закладывало так, что целый вечер ничего не слышишь. Тебе говорят, а ты только глазами хлопаешь. Приходилось кричать при разговоре, чтобы услышать и себя и чтобы услышали тебя, а в глазах постоянно мелькали какие-то тени, особенно после конвейёрной, где целый день смотришь неотрывно на брикеты и как машина автоматически выхватываешь бракованные. Мыслей же в этот момент вообще никаких.
А бывало, что целый день простоишь по колено в солёной воде, и просолишься так, особенно при ветре, когда он нагоняет волны и брызги, что хоть ножом потом эту соль с кожи соскребай. Бассейнов-то полно, этих резервуаров, они же все в ряд и тянутся, чуть ли не на пять квадратных километров. Смотришь так, жмуришься особенно когда солнце яркое и ветер в глаза, а перед тобой настоящее озеро плещется и, люди по нему бегают словно муравьи, маленькие, чёрненькие. Смотришь и думаешь: так и умру здесь, ничего так толком в жизни и не повидав. И так гадко на душе становиться, что слезы горести сами собой из глаз льются, добавляя соли к соляной маске на лице.
Смертность на таких плантациях была ого-го. Люди мёрли у нас довольно часто. Особенно те, кто большую часть жизни проработал на водных полях. Соль иссушала им кожу и выедала глаза. Мой отец, сколько его помню, сам уже выглядел, как засушенная таранка, хотя ему было-то всего лет сорок не больше, выглядел же он на все семьдесят. Соль медленно, но верно убивала, и ещё недавно молодые быстро состаривались...
Джон внимательно слушал и не верил собственным ушам, настолько сильно отличался его мир от мира капитана. Нет, до него доходили, конечно же, слухи вот о таких вот коммунах, где трудились нищие слои населения, но чтобы там всё было так ужасно и бесправно — это для него было открытием.
Ямото же, видя невысказанное сочувствие к себе, наоборот устыдился и решил следующим монологом показать, что и в его жизни были праздники:
-Но о смерти мы никогда не думали. Просто жили, ну как все живут. И даже у нас была мечта, — при этих словах капитан зло ухмыльнулся, даже с ненавистью с какой-то растянул свой рот. Видно за то, что их мечта благодаря кому-то, была настолько жалкой, что вызывала в нём сейчас бурю протеста, но тогда она была самой сладостной из всех. — Как сейчас помню, раз в год, мы всёй семьёй отправлялись в близлежащий городишко, где находился цирк, и я считал в то время, что нет на свете лучше этого места.
Помню, мы уже загодя готовились к своему маленькому празднику. Наша мамка стирала нашу одёжку, подштопывала её, нас самих заставляла долго мыться, чтобы смыть кисловатый запах водорослей и вкус соли. Потом сама долго парилась в бане, а по выходу из неё доставала своё единственное платье, которое она сшила из обрезков, по-тихому воруя их из ткацкого цеха. Потом, долго наглаживая, надевала платье и мы с восхищёнными лицами долго не могли отвести от неё глаз. Она казалась нам в такие моменты такой красивой и женственной, и в то же время хрупкой и беззащитной, что у нас волей неволей щемило сердце. Она же, застенчиво улыбаясь, смущалась и, каждый раз краснея, всё помахивала на нас руками, что, мол, хватит с неё комплиментов, собирайтесь живее.
И мы словно очнувшись, бросались принаряжаться. Потом критически себя осматривали и с вздохами понимали, что рядом с такой красавицей мамой, мы всё равно будем выглядеть, как мешки, оскорбляя, тем самым, её красоту.
Даже отец, переодетый в рабочий костюм, специально перешитый матерью под парадный, всё время в такие минуты смущался стоя перед мамой и шутливо бурчал:
-Ну куда я пойду в таком виде. Ты только посмотри. Мы же все будем выглядеть рядом с тобой, как принцесса и её рабы. — И так каждый раз, когда наступал наш маленький праздник.
А мама только звонко смеялась, трепала нас по головам и целовала, кокетничая:
-А я и не против побыть принцессой, — отвечала она, кружась по нашей сараюшке. - Вы же будете не рабы мои, а моя придворная свита. — Гордо подняв голову, заявляла она и снова смеялась.
Она смеялась только в эти дни. Ни разу не помню, чтобы она хоть раз рассмеялась в обычной жизни. И мы заражённые её смехом, тоже начинали хохотать на все лады, сразу позабыв обо всём на свете, и, к концу сборов, счастливые, важно выступая, отправлялись в цирк.
-Цирк, — вздохнул Ямото. — Цирк для нас в то время не просто был местом пристанища клоунов, акробатов, жонглёров, эквилибристов, дрессировщиков. Нет. Цирк олицетворял для нас место, где было много счастья, веселья, смеха и добра. Поэтому и мечта-то наша детская была: сбежать в цирк и путешествовать с труппой по всему свету, даря людям: добро, смех и веселье, окутанное светом и радужным цветом, как он дарил это нашим родителям.
Я даже не знаю от чего мы, дети, больше всего веселись. От клоунов и акробатов, что выделывали различные кренделя на арене или от того, как изменялись в тот момент наши родители.
До сих пор помню, как они садились рядом с нами и потом, глядя на арену, смеялись не меньше нашего. Их лица постепенно расслаблялись, в глазах разгорался огонёк, а в уголках век проступали слезинки, и они просто начинали светиться от счастья, лукаво поглядывая на нас. И мы смеялись в ответ, боясь спугнуть их счастье, такое трепетное и хрупкое, а наши сердца, сжимаясь, плакали от любви и жалости к нашим родителям. Они были такие счастливые. Такие счастливые. И только раз в году...
Помню, что и по возвращению, мы ещё долго куролесили и, кривляясь, подражали цирковым артистам, стараясь продлить тот счастливый миг, когда наши родители начинали по настоящему жить.
А потом всё возвращалось на круги своя...
Отец погиб, когда мне исполнилось одиннадцать. Он работал на дальнем бассейне, и когда у него прихватило сердце, некому было вытащить его из воды. Он захлебнулся.
Помню, он всегда был такой вежливый и всегда всем улыбался, по любому поводу. Его за это многие любили, а нас его поведение поначалу только коробило с братьями. Его обругают, а он улыбается, его оскорбят, а он снова улыбается, его ударят, а он только улыбнётся в ответ. Мы его одно время даже перестали уважать, посчитав его трусом.
А он как-то раз подозвал нас и говорит так: тихо, шёпотом, назидательно:
-Сильный человек лишь тот, у кого есть цель в жизни. Опасный человек лишь тот, кто скрывает помыслы свои. Смелый же человека лишь тот, кто умеет слабость свою в силу превратить.
Мы тогда, конечно же, ничего не поняли, плечами только пожали и остались при своём мнении. Но один случай заставил нас пересмотреть свои взгляды.
Как-то раз, на ферму привезли заключённых, матёрых таких мужиков. Кто-то там, на верху, решил, что они должны отплатить свой грех трудом, а не отсидкой в камере, как на курорте. Ну и подсунули этих рецидивистов к нормальным людям. А ты сам знаешь, какие у них порядки. Они ж мало чем, от животных отличаются.
Вот и начали они свои правила везде устанавливать. Выбрали себе десять паханов, и давай самые тёплые места занимать, отменив устоявшийся порядок работы. А дальше, больше.
Стали, значит, они рабочих потихоньку под себя подминать, да и к женщинам приставать, жён, как они выражались, выбирать. Ну и на беду вышли они на наших родителей. Зашли в сараюшку, и давай ржать, да обзывать нас по всякому, а отец им только улыбается. Улыбается и стоит, качается болванчиком, кланяется. А они ещё пуще ржать, и пальцем тычут: Смотри, мол, дебил.
Ржут и ржут, а отец им кланяется и кланяется, как заведённый, и мы в уголке стоим и бьёмся с братьями в бессильной ярости и стыда за отца. На глазах слёзы, кулаки сжаты, аж сухожилия трещат, а сделать ничего не можем, даже отцу крикнуть не можем, чтобы устыдить его: Ну чего ты перед ними раскланялся! Страха-то у нас не было, да ведь мальчишки же, куда нам супротив этих громил. Лишь злоба в душе, так и кипит, так и кипит, прям разъедает изнутри и стыд, такой, что хоть под землю проваливайся.
Ну а потом этим недочеловеком надоело ржать. Один из них ударом кулака отшвырнул отца в угол, и они всей ватагой двинулись к нам со слащавыми улыбками ублюдков. Мы сразу поняли с братьями, что они нацелились на нашу мать и сестрёнку, и попытались, было, им загородить дорогу. Но куда там. Они расшвыряли нас как щенят. Потом схватили наших женщин, и давай их лапать: Ах, какие вы хорошие, сладенькие. И какие из вас получатся прекрасные рабыни. Вы ведь будете хорошими девочками, правда?
У меня до сих пор в ушах стоят их омерзительные голоса.
И вот тут случилось то, что заставило нас навсегда зауважать нашего отца и всегда им гордиться.
Когда эти уроды потащили мать и сестру к выходу, из угла, им навстречу вынесся наш отец. Мы даже не успели ничего понять, да и никто не успел. Он был смерч, ураган, торнадо. Он носился вокруг ублюдков, сметая их и калеча. Будто тысяча чертей в тот момент вселилось в нашего отца. Словно сам сатана принял его облик. И он бил, бил, крушил их, своих врагов, мечась по сараю, не слыша наши испуганных вскриков.
Когда всё закончилось, наступила жуткая тишина, в которой раздавались лишь слабые стоны боли и всхлипывания нашей сестры. Мы же, четверо братьев, стояли и не могли двинуться с места, и смотрели, смотрели, на отца, что стоял в самом центре сарая, и был для нас подобен богу.
Уголовники же, уползая из нашего дома, поклялись отомстить. Всё кричали: Мы тебя уроем гнида! Ещё пожалеешь, что на свет появился. Но вначале, мы всю твою ублюдочную семью в бассейне утопим, у тебя на глазах. Так что готовь гробы гнида.
Нас тогда это сильно напугало. Ведь они и вправду исполнили бы свои угрозы. Но отец опередил их. И мы с братьями, наконец, поняли смысл его слов.
Он всегда всем улыбался и кланялся для того только, чтобы скрыть свой внутренний мир, чтобы никто не смог заглянуть ему в душу и раскрыть его тайны, которые он тщательно скрывал даже от нас. Слабость же его, о которой он нам говорил в своём послании, была в любви к семье, и просто к людям, в которых он всегда пытался отыскать хорошее. И вот свою слабость он и превратил в силу, выступив на тропу войны.
Он первым нанёс удар и в течение двух недель уничтожил почти всю верхушку уголовников, одного за другим. Затем сплотил людей вокруг себя и прижал к ногтю всех остальных ублюдков. И когда нескольких из них вздёрнули, как груши на столбах освещения, нас больше никто никогда не побеспокоил.
После этого случая отцу предложили стать старостой на ферме, но он отказался. Привилегий — это никаких не приносило, а управлять людьми было не в его духе. Он их любил, но пастухом для них быть не хотел. И вскоре он снова превратился в вежливого старичка, кто всем всегда улыбался.
Лишь однажды я видел, как, изменив себе, он плакал.
На следующий год на ферме случилась эпидемия. Тогда многие умерли, болезнь косила всех без разбору. Умерли и два моих старших брата.
Мы даже похоронить их по человечески не смогли. Их просто забрали и сожгли где-то, закапав прах. И вот тогда я увидел, как мой отец плачет.
Он сидел в углу, под занавеской. Сидел на табурете, весь сгорбившись и, просто смотрел в одну точку, а по его глазам неумолимо текли слёзы, скапливались на подбородке и каплями срывались вниз. Отец время от времени шевелил губами, сглатывая слёзы и в его глазах, возрастало отчаяние и опустошённость. Его тело содрогалось в беззвучном рыдании. Он закрывал лицо руками и из-под них слышались приглушённые всхлипы человека раздавленного горем.
Это было страшное для меня зрелище — смотреть, как беззвучно плачет сильный человек, силясь, чтобы никто не увидел его слабости. Ни крика, ни причитаний, ни воя, лишь слёзы в глазах, горе, пустота и отчаяние, когда крик лишь внутри оглушает.
Не знаю, как пережили мы ту потерю. Тот год был тяжёлым для всех и из каждого сарая или барака раздавались рыданья и плачь, сломленных горем людей.
Отец так, наверное, и не смерился с потерей — это было видно по тому, как удесятерилась его любовь к нам. И в то же время он как будто отдалился от нас, боясь своей любви и привязанности, боясь снова кого-то из нас потерять.
Прошло время и он, как и раньше, вновь стал всем улыбаться, но теперь в его глазах прочно поселилось пустота и какое-то отчаяние. Словно он хотел от чего-то сбежать, но это что-то всегда его нагоняло.
Умер он с улыбкой на устах. Можно было подумать, что он обрадовался своей смерти, убежал таки от своего страха. Но стоило заглянуть ему в глаза, и стразу становилось ясно, по его застывшему взгляду, что страх за жизни своих детей, в ком он не чаял души, его всё-таки догнал.
Я же, увидев этот взгляд, понял, наконец, и смысл его самого первого постулата: Сильный человек лишь тот, у кого есть цель в жизни.
Цель моего отца была в детях. Он мечтал вырастить нас достойными людьми, и всеми силами силился не допустить, чтобы мы работали там, где трудились все нищие, как наши родители, кладя свои жизни. В этом и была его сила, и эта сила не покинула его до самой смерти.
А через пять лет умерла мать. Мне тогда, как раз, исполнилось шестнадцать. У неё, от непосильного труда и затаённого и неутешительного горя по умершим детям и мужу, остановилось сердце.
Прошёл месяц, и мы, не связанные больше сыновним долгом, подались в город на поиски другой, более счастливой жизни.
Я не хочу сейчас вспоминать через какие трудности и лишения нам пришлось пройти, оказавшись в городе, пока не встали на ноги. Скажу только, что это были самые голодные и обездоленные годы в моей жизни. В это время исчез наш старший брат. Мы с сестрой не могли места себе найти, покоя не знали, пытаясь его отыскать, хоть весточку какую, хоть намёк получить, что жив он. И только через полгода неведения и безрезультатных поисков, мы, наконец, узнали, что он подался в "ГСП" — гражданские силы правопорядка.
Он и меня зазвал на службу, внушив, что так будет лучше для всех, намекнув, что только так мы сможем прокормить себя, а значит выжить. И представь себе, я пошёл вместе с ним. А куда мне ещё было деваться? Мы неделями голодали. Месяцами не видели крыши над головой. Сестра уже подумывала собой торговать, чтоб хоть как-то прокормиться.
Но разве об этом, разве о такой жизни для нас мечтали наши родители?
Силы "ГСП" курировали как раз такие же фермы и заводы, где трудились когда-то наши родители, общими словами все нищие Земли. Бойцы "ГСП" отлавливали беглецов, усмиряли марши протесты недовольных, и ещё занимались множеством подобного непотребства, от которого сейчас меня воротит с души.
Нищие ненавидели нас, а мы их, хотя сами ещё совсем недавно были в их числе.
Но я вот что тебе скажу, выживает сильнейший и выживает за счёт того, что подминает под себя слабых. В службу "ГСП" специально нанимали бывших нищих, таких же работников ферм и заводов, против кого они должны были действовать, для того, чтобы они всегда помнили о своём прошлом и не забывали своих благодетелей, исполняя любой их приказ.
И мы не забывали, получив в обмен за нашу с братом преданность комнату в бараке, куда мы поселили и сестру, плюс трёх разовое питание, не такое как на ферме, а настоящее, человеческое. Плюс ежемесячное жалование.
Только представь себе, мы впервые увидели деньги и узнали, какие блага они могут приносить. Вот тебе, наверное, смешно сейчас. А мы, наконец-то, почувствовали себя немножечко счастливыми.
Так прошло ещё два года. Сестра тоже устроилась в "ГСП" на конторскую работу, подцепила себе ухажёра и постепенно удалилась от нас. А я с братом и дальше честно отрабатывал свой кусок хлеба, мотаясь по бесчисленным фермам, заводам и шахтам, усмиряя нищий люд, что поставили на позиции рабов.
И знаешь, хоть я тебе и говорил, что выживает сильнейший и выживает, как может, я, наверное, впервые, спустя два этих года, сломался.
Экономика Земли рушилась. Единицы стремительно богатели, а тысячи становились банкротами. Всё больше нищих выбрасывало на обочину жизни. Они подавались на фермы и заводы, надеясь найти хоть там кров и пищу, но когда понимали, что отныне они должны быть за рабов, то пытались с этим бороться. Повсюду росло недовольство. Столкновения с "ГСП" приобрели систематический характер и, впервые пролилась большая кровь.
Это было ужасно. Мы шли против собственного народа, который просто хотел иметь хоть какие-то человеческие права в своей нелёгкой жизни, а получался замкнутый круг. Силы "ГСП" сотнями расстреливали демонстрантов, а нищие в отместку сжигали фабрики и фермы, убивая своих нанимателей, кто как раз таки и наживался на всём этом, богатея не по дням.
И вот видя всю эту несправедливость творящуюся вокруг меня, я вдруг сломался. Я не мог больше разгонять бастующих, когда душа требовала встать самому в их ряды. Не знаю, что со мной произошло бы в дальнейшем, и как повернулась бы моя судьба, но тут, как манна небесная, на нас обрушилась война. Да-да, именно как манна небесная.
Отныне мы, и нищие, и бойцы "ГСП", могли излить свою ненависть на реального врага, который хоть чем-то, да отличается.
Марсиане.
Правительство винило их во всех смертных грехах. Но главная вина их была в том, что, по словам правительства: именно внеземные колонии сжирали львиную долю продовольствия, требуя взамен увеличения цен на своё сырьё, без которого уже не могла обходиться Земля, из-за чего мол повсеместно рушилась экономика и закрывались предприятия, обрекая людей на нищенское существование.
И мы поверили. Мы воспылали жуткой ненавистью к марсианам, обвинив их во всех своих невзгодах и лишениях.
Правительство объявило повсеместную мобилизацию гражданского населения. Силы "ГСП" старались не трогать, чтобы не допустить очередного массового бунта, но мы с братом сбежали и отправились на войну.
Я не люблю вспоминать годы, проведённые мною на войне. Скажу только, что мы шли от фабрики к фабрике, от завода к заводу, сжигая города и поселения, убивая людей и упиваясь их кровью и страданиями. В нас горел факел праведной ненависти к тем, кто якобы наживался на нас. Без неё на войне делать нечего. Без ненависти пропадает весь смысл самой войны.
Но вот что я тебе скажу Джон. Всё что нам говорило правительство, всё это была ложь! Лживая не прикрытая, мерзкая чушь.
Нам говорили, что марсиане и другие колонии наживаются на нас Землянах, на наших бедах и страданиях, испивая нашу кровь.
Правда же заключалась в том, что и марсиане и другие колонисты, жили точно также, а то и ещё хуже нас, на своих планетах. Рабство у них было повсеместно. Беззаконие, криминал, голод и тотальная нищета — вот что мы увидели на Марсе. Вот, что было реальностью. Миллионы голодающих, миллионы людей похожих на скелетов. Сотни тысяч больных. Тысячи умирающих, вповалку лежали на улицах, дожидаясь смерти. Вот где была страшная правда, которую я узрел собственными глазами.
Реально, внеземные колонии были уже доведены до отчаяния настолько, что им просто ничего уже не оставалось другого, как отстаивать свои права с оружием в руках. А их за это обвинили во всех смертных грехах и подписали им всем смертный приговор.
Я сейчас вообще считаю, что развязанная война была всего лишь предлогом. И ненависть, вражда, злоба — разжигались в людях специально. Просто кто-то там, на верху, решил именно таким вот способом разрешить проблему экономического краха, убрав с арены жизни неблагонадёжных и экономически слабых людей. Двести миллионов сожжены в жерле войны. Ещё четыреста перемолоты и выплюнуты, как отработанный материал. И практически все они в последствии передохли, как собаки: обездоленные, искалеченные, больные и брошенные всеми невинные души.
К моему стыду. Да, к моему стыду эта война не перемолола меня, не переживала и не выплюнула. Я даже дослужился до звания капитана. Был удостоен множества наград и почёта. Но каждый раз, встречая сослуживцев, кому повезло меньше, а таких было большинство, я испытывал стыд, за то, что выжил в богом проклятой войне. И не просто выжил, а выжил благодаря тому, что убивал таких же, как и я, нищих попрошаек — людей у которого правительство отобрало всё, что только могло отобрать, пытаясь нажиться, принимая нас за безвольных кукол, коими можно вертеть, как заблагорассудится.
Запомни Джон, в войне выигрывает не народ, не нация, в войну выигрывают только те, кто её начал. Жажда власти, абсолютной власти, тирания или боязнь потерять эту самую власть — вот три главных постулата тех ублюдков, кто развязывает войны. И сами они никогда не схлестнутся меж собой, по-честному на дуэли. Нет. Для преследования своих целей у них всегда есть под боком собственный народ. Вот его-то они сподвигают на подвиги, выкрикивая с площадей громкие лозунги и призывы, а потом беспощадно проливают их кровь, не желая больше ничего слышать о муках и страданиях собственных же людей.
Когда же люди, наконец, понимают, что их используют, как последнюю шлюху, то уже просто не могут остановиться, по инерции лавиной скатываясь к логическому концу — победе или поражению.
Так было и с нами. Никто из народа не выиграл в той войне. И марсиане, и земляне оказались в проигрыше. А вот бизнес синдикаты подсчитывали прибыль и расправляли крылья. Ну, как же, теперь-то им некому будет чинить препоны. Голодных ртов на порядок уменьшилось, а значит и недовольных стало во сто крат меньше. Так-то вот, Джон. Так-то вот...
Ты вот думаешь, откуда потом взялись пираты? А всё оттуда же — из народа. Из того народа, которого вновь нагло обманули и на ком не хило нажились, всякие толстосумы. Среди пиратов разные были люди и не только марсиане, как нам говорили на каждом углу. Много там было и землян. Я это хорошо знаю. Лично брал несколько пиратских баз. И я тебе скажу, многих я там встречал, кто ещё совсем недавно стоял плечом к плечу со мной и, смотря им в глаза, я жалел их и сочувствовал им, но ничего не мог изменить.
После ряда подобных случаев, я стал уже подумывать поставить крест на своей карьере. Служба в десанте ничего хорошего мне не принесла. Все мои друзья, которых я успел нажить — погибли. Мой брат погиб. Сам я сотни раз здоровался со старухой смертью, но каждый раз костлявая разворачивалась и уходила, чтобы в следующий раз попытаться подойти поближе и в конце концов обнять. Я же не хотел уже предоставлять ей такого шанса.
Но вдруг все заговорили о полётах к звёздам. И не просто заговорили, а к другой звёздной системе отправился первый в истории космический корабль.
Я никогда не мечтал о звездах, Джон, как ты, и о других мирах тоже не задумывался. Во мне нет ни капли романтики. Я рационалист. Рационалист до мозга костей — вылепленный самой жизнью. Сухой, расчётливый прагматик. Мне было с рождения плевать, какие там, в космосе миры вращаются вокруг неизвестных звёзд и что на них. Но вот что я тебе скажу: единственная причина, почему я остался в космодесанте, и впоследствии полетел сюда с личного согласия, была в моей способности рационалиста увидеть, какие безграничные возможности могут предоставить человечеству новые миры, с их плодородными почвами и незагрязнённой атмосферой. Возможности, когда всё можно начать сначала, с чистого листа. Ни голода, ни нищеты, ни болезней, ни перенаселённости, а значит, не будет больше вражды, ненависти и злобы, которая пожирает Землю вот уже на протяжении четырёхсот лет. Новые колонии — это возможность построить новый мир свободный от грехов старого.
Кстати о грехах старого мира. Ты вот знаешь, что колонизация на пике разрухи, была пронизана не только высокими идеалами? Ха! К чёрту высокие идеалы! Когда корабли отправлялись к звёздам экспериментально непроверенные, без предварительной подготовки и практически в неизвестность, — это могло означать одно, — их всех посылали на смерть.
И это чистая правда, Джон. Подобным способом правительство Земли помимо прочего ещё и отделывалось от последних людей, в ком ещё кипела кровь, жажда справедливости и вообще ещё какой-то интерес оставался к жизни.
И когда неожиданно для всех пришёл вдруг ответ с "Гелиоса", там, на верху, все здорово переполошились. Как же, мир, который неподконтролен Земле. Свободный мир, со всеми вытекающими оттуда последствиями. Представляешь, если бы о нём узнали раньше времени? Да туда бы ломанулись миллионы людей и не только простых, но и бизнесмены, коммерсанты, торговцы, сразу ставя под вопрос саму тиранию и беспощадную эксплуатацию Солнечной системы кучкой сукиных сынов.
Информацию о "Гелиосе" постарались скрыть.
Новый мир — это была не просто очередная планета с великолепными возможностями для новой жизни. Это был символ для миллиардов людей. Символ свободы, за который отныне стоит бороться.
Ха-ха-ха. Но у них ничего не вышло. Информация просочилась наружу. О "Надежде" заговорили.
И тогда правительство выдвинуло последний аргумент в защиту своих интересов. Оно объявило, что "Надежда" непригодна для жизни и в доказательство отправило сюда нас, глупых овец, кто не должен был выжить при подлёте к планете. Ха-ха-ха! Но мы выжили Джон. Мы выжили вопреки их коварным планам!
И теперь, пока на Земле работают нужные люди, пытаясь свергнуть режим тиранов, я землю буду грызть, но отвоюю этот мир для людей, для свободных людей. А если и этого будет не достаточно, я лягу костьми на чужой планете. Как ты там говорил: Мы всего лишь зачинатели великих дел. Так кажется? Вот-вот. И если даже не в наших будет силах открыть дорогу человечеству к новой жизни, то мы с тобой тогда хотя бы потопчемся, протаптывая тропку для следующих поколений, чтобы им было легче начинать свою жизнь в новом мире без грехов своих отцов...
-Ну вот Джон, — заканчивая свою историю, сказал Ямото, — теперь ты видишь, что мы с тобой абсолютно разные люди. С разными взглядами на жизнь. Но что интересно, — заметил он, загадочно разглядывая лейтенанта, — судьба таки столкнула нас вместе и мы, кстати, неплохо дополняем друг друга. Ты не находишь? — И не дожидаясь ответа. — Дополняем, дополняем, — замахал он руками. — Вот ты, сколько виртуальных миров посетил?
До вопроса Джон Сайлус с открытым ртом слушал капитана, боясь пропустить хоть слово. Он слушал и ужасался. Через что только не пришлось пройти этому сильному характером человеку. Его жизнь била-била и не добила, пыталась согнуть, а он не сгибаем, пыталась сломать, а он ужом выскальзывал из её рук, пыталась унизить, а он только смеялся ей в ответ.
И в то же время он завидовал Ямото, услышав в его истории настоящие кипение жизни. Той жизни, которая призывает постоянно бороться. Ведь истинный смысл жизни в борьбе. В борьбе за место под солнцем, а всё остальное фальшь, навеянная глупостью мысли. И именно вот такие люди, кого жизнь и судьба не жалели, кто пройдя через все беды, что только можно себе вообразить, и почувствовать на собственной шкуре, не сломавшись в конце, воспламеняются чувством справедливости и истинной доброты, и начинают помогать остальным избежать всех тех бед через которые сами когда-то прошли. А когда такие люди становятся лидерами, их не веки запоминает людская молва.
А что он? Что сделал он, Джон Сайлус лейтенант дальразведки? В чём его борьба? Разве он видел жизнь, настоящую жизнь, что всё это время била мощной струёй вокруг него. Разве та жизнь, которую он вёл сам, заставляла его бороться за место под солнцем. Нет. Он всегда жил в своём придуманном мирке, пытаясь отгородиться от всего остального мира. Да он воевал, как и Ямото. Но его никогда не посещали такие же мысли, перед ним всегда был всего лишь враг и не больше. И что этот враг может быть сломленным и униженным человеком, которого жизнь заставила бороться за свои права, никогда не приходило ему в голову, и что почти весь мир вокруг, по сути, похож на этого самого человека — униженный и оскорблённый. Нет, в таких масштабах он никогда не мыслил.
И если, раньше отвечая на вопрос: сколько он посетил виртуальных миров, Джон всегда отвечал с немалой гордостью, выставляя напоказ рекорд всего центра подготовки, то сейчас, сидя перед человеком, который всей душой презирал виртуально романтическую жизнь и людей уподобившихся этой жизнью, смущенно и униженно тихо пробормотал:
-Сто двенадцать.
-Во как. — Немало удивленный ответом, поднял кверху указательный палец Ямото. — А я только десять прошёл, — хохотнул капитан. — И знаешь, мне этого вот так хватило. — Резко подаваясь вперёд, рубанул он себя по горлу. — Мой мозг просто не переваривал всю ту бездну информации, что там вываливали на меня. Я ни разу не воспринял виртуальный мир всерьёз, каким бы он ни был реалистичным. Нет, я, конечно, выполнял все задачи, возложенные на меня во время тренировок. Но знаешь...это было, как игра. Игра — где всё вроде бы взаправду. Я вижу, я слышу, я чувствую запахи, ощущаю на лице дуновение ветерка, тёплую ласку солнышка. Я могу сорвать травинку, сломать палочку, поймать жука, убить врага. И всё это будет выглядеть по настоящему, как в реальности. Не к чему придраться. Полное погружение. Но что-то внутри меня постоянно мне напоминало, долбилось в моей черепушке, бурча безрадостно, не давая насладиться упоительными образами фантомной жизни, что всё это фальшь, обман, нечестно.
И что же ты думаешь, я совершал в виртуальных мирах такие подвиги, которые даже и не снились многих ветеранам, как ты. А всё почему? Да потому что я всегда знал, что умереть там не возможно. Это знаешь, как с настоящей игрой. Кто-то может всю жизнь вживаться в предложенную им роль, и они будут с усердием маньяка пытаться провести своего героя через всю игру, боясь сделать что-то не так: совершить то, пойти туда, пойти сюда — как в жизни. Они постоянно будут бояться совершить ошибку, перенося реальную жизнь в виртуальную. А кто-то, такие, как я, в какой-то момент понимают, что перед ними всего лишь программа, подчинённая своим собственным законам. И если есть какая-то задача, то они её просто выполняют, не пытаясь себя ассоциировать с героем игры.
Такие, как я не подчиняются навязанным правилам, чтобы сполна вкусить всю прелесть игры, проникнуться её атмосферой, погрузившись туда с головой. Мы просто делаем то, что от нас все ждут. Вот и всё.
Хорошо это или плохо, я не знаю, — проговорил Ямото, подливая виски в стакан. — Я не теоретик, чтобы выводить такие формулы. Но вот что я тебе сейчас скажу. Я ни разу не воспринимал всерьёз миры виртуальных тренажёров. — Поведал капитан, поднося стакан ко рту. — Но знаешь... — и, не доведя стакан до губ, зловеще прошептал, — порой мне кажется, что мир, куда мы все попали и все те события, что с нами здесь случаются, тоже нереальны. — И выпил виски словно воду.
Тут было от чего мурашкам побежать по коже. Здесь явно уже попахивало психозом. И в каюте сама собой воцарилась тишина.
Сразу стали различимы вокруг неясные шорохи и вздохи. Скрипы и постукивания неведомых механизмов заполнили пространство, а шёпот вентиляции и тихий гул генераторов вонзились в кожу.
Корабль жил своей собственной таинственной, загадочно опасной жизнью, наполненный призраками былых событий и будто бы чего-то ждал, и ждали призраки вокруг.
Молчание затягивалось и Ямото, раздосадованный тем, что поделился самым сокровенным так глупо, выставив себя просто-напросто психом каким-то, решил, было, оправдаться, но тут Сайлус его опередил:
-Синдром виртуального присутствия — припоминая что-то, вдруг сказал он.
Ямото будто об стенку ударили. И он, ничего лучше не придумал, как только не с непониманием переспросить:
-Что?
-Я сказал: Синдром виртуального присутствия, — отчётливо повторил Сайлус, и чтобы было понятней, продолжил, пускаясь в витиеватые объяснения. — Разделяют на две категории. У вас, по всей видимости, вторая. Вторая категория — это заведомое отрицание того, что не укладывается в собственное мироощущение. Это когда ваш мозг постоянно пытается найти аналогии с уже известными объектами, а когда не находит, начинает отрицать обстановку, как реальность. Первая же категория — это когда человек, долго находящийся в виртуальном пространстве начинает путать реальную жизнь с вымышленной, сливая обе жизни в одну, стирая тем самым все границы.
К счастью, ваша форма психологического заблуждения довольно лёгкого характера. — Поспешил Джон успокоить капитана, видя, как у того вытянулось лицо. — Вам намного легче доказать, что мир вокруг вас реален, в отличие от первой категории. Для этого вас достаточно ущипнуть. Шутка конечно, но иногда и это помогает.
-Может быть. Может быть... — протянул Ямото.
Сайлус же не останавливаясь, продолжил:
-Что же до первой категории, то я нечасто встречал людей с подобным синдромом. Но то, чему я был свидетелем, было довольно жалкое зрелище, надо сказать. Люди, поражённые этим недугом, абсолютно перестают жить. У них происходит, так называемый, коллапс мышления. Вначале их мозг пытается соединить реальный мир с вымышленным, но потом от переизбытка информации, он начинает путаться, и тогда у человека появляются галлюцинации, навязчивые идей, фобии и т.д. И как итог — их мозг просто перегорает. Он как бы замыкается в самом себе. Происходит коллапс. После чего часто наступает смерть.
В вашем же случае, таким недугом, как и у вас, страдают до трети населения Земли. И ничего, все живы до сих пор и не жалуются. Просто, такие как вы, — назидательно сказал Джон, глядя прямо в глаза капитану, — не способны поверить в сказку.
Сравнение почти с тремя миллиардами Ямото понравилось. Оно наглядно говорило в пользу того, что он не съехал окончательно с катушек. А то, что в сказку не может поверить, так он это всегда знал.
-И откуда ты только всего этого понабрался. — Капитан насмешливо погрозил пальцем, внутренне расслабляясь. — Ишь как всё по полочкам разложил. И диагноз мне сразу поставил. Молодец.
-Да так, было дело, — отмахнулся Джон смущаясь. — В академии как-то курс проходили по психологии, вот и врезалось в память.
-Это хорошо, что врезалось и до сих пор не выветрилось, — похвалил Ямото. — Да всё правильно говоришь. Я к этому собственно и вёл, ещё в начале нашей беседы. То, что мы дополняем друг друга. Помнишь? Как ты там говоришь: в сказку не можем поверить. Вот именно что, что не можем. Не созданы мы, такие как я, для этого. Мы люди приземлённые, в чудеса не верим. Ты нам дай конкретную задачу, мы её выполним, костьми ляжем, а выполним. Но вот когда задача особо не определена, а мир похож на сказку, то тут уж извини, мы начинаем пасовать. — Развёл капитан руками. — Зато вот такие, как ты, — следом упёрся он указательным пальцем в грудь Джона, — принимают даже самый фантастичный мир, таким, каков он есть на самом деле и ничему не удивляются, оставаясь холодными и расчётливыми наблюдателями. Вас практически невозможно выбить из колеи. Вы же всю свою жизнь мечтали о других мирах, грезили ими наяву. В этом-то и заключается ваш дар. Вы, так называемый, фундамент идей. Люди, которые сказку превращают в быль, открывая новые просторы для деятельности, таким как мы — обыденным рационалистам. И к этому я собственно и веду.
Вот что я хочу собственно у тебя попросить. Ты Джон поможешь мне понять этот мир, привыкнуть к нему и принять все его тайны на веру. И чтобы с нами не приключилось в дальнейшем, с помощью тебя Джон и таких людей как ты, я и надеюсь выжить здесь на первых порах, пока этот мир не станет понятным нам всем.
Со своей же стороны, обещаю делать всё, что от меня потребуется. За мной ты будешь, как за каменной стеной. Обещаю. Ну, как согласен? Ведь ты же не можешь не согласиться, после всего сказанного, с тем, что мы дополняем друг другу. И я предлагаю вот что: Ты будешь первопроходцем в нашем тандеме, как всегда этого хотел, а я строителем. Ты будешь прокладывать фундамент, а я строить наш общий дом.
-Ну, так что Джон, согласен ли ты, идти со мной рука об руку? — снова повторил Ямото, протягивая ладонь. — Согласен поддерживать меня в минуты отчаяния и откровенного безумия, когда я перестаю отличать реальность от вымысла? Взамен же, имея трезвый взгляд с помощью тебя, я обязуюсь защищать всех людей на этой планете, до последнего своего вздоха и быть всегда справедливым в своих решениях, будучи командиром всего нашего экспедиционного корпуса.
-Почту за честь. — С благодарностью пожал протянутую руку Сайлус. — Но думаю, вы преувеличиваете. Вы и без меня неплохо справляетесь.
-Это уж позволь мне решать, — остановил его Ямото и протерев покрасневшие глаза... — А всё-таки хорошо иметь под боком друга — человека, на которого в любой момент можно положиться. — Он окончательно расчувствовался, хватив лишку с алкоголем. — Ты Джон, без преувеличений, мой друг и я горжусь этим. — И высказал всё как на духу, полез обниматься.
Сам же Сайлус в этот момент не знал, куда деваться от смущения. Он привык видеть капитана всегда хмурым и довольно замкнутым человеком, суровых нравов. А тут такое...
Наконец, волна откровенности отхлынула и вновь наступила суровая реальность, где чувствам отводилось довольно мало места. Смущённо отведя взгляд, Ямото громко продышался, растирая лицо, потом не менее громко прокашлялся, приговаривая загадочно "Да..." и покачивая головой. И уже через секунду перед лейтенантом снова стоял прежний капитан — немного замкнутый, с суровым взглядом серых глаз, и гордым, даже надменным лицом, как и подобает начальнику.
-Ты меня извини, Джон, — вставая с места, сухо проговорил Ямото, малость стыдясь своего поступка. — Я тут похоже лишку хватил. Норму превысил.
В ответ Сайлус лишь незаметно улыбнулся, попытавшись отвести взгляд. Но он не смеялся над капитаном, даже наоборот. И то, что капитан вдруг стал извиняться, почему-то вселило в душу печаль. Наверное, оттого, что своими извинениями капитан, как бы перечеркнул все свои слова: о дружбе и взаимопонимания. Будто и не было их вовсе.
Но, к своему облегчению, Джон оказался неправ.
-Нет, ты не подумай, что я здесь всё с пьяного бреду наговорил, — поспешил заверить его Ямото в искренности своих взглядов. — Просто... А... — махнул он рукой и заметался по каюте. — Просто — это я должен был тебя сейчас успокаивать, быть тебе, так сказать мамкой в жилетке. А вместо этого сам чуть нюни не распустил. Прости. Просто, понимаешь, всё так сразу навалилось. Ещё с вылазкой этой промах получился. Четверых потеряли. А завтра? Кто мне скажет, что будет завтра? Скольких завтра я рискую потерять, а? Никто не скажет.
-Кстати о завтрашнем, — резко сменил тему капитан, посчитав прежнюю исчерпанной. В дальнейшем оправдании, на его взгляд, уже не было смысла. Тут всё опиралось на чувства. И поймёт или не поймёт собеседник — это уже его проблемы. Ежели не поймёт, значит, Ямото ошибся в друге. — Какие у тебя планы на завтра? — спросил он останавливаясь. — Снова будешь сидеть со своим накопителем? — Утвердительный кивок. — А... Ну сиди, сиди. Не буду мешать. Тем более что это одна из самых приоритетных задач сейчас для нас. А я, пожалуй, с завтрашнего дня займусь, наконец, полным обследованием корабля. Давно пора перевернуть это корыто вверх дном.
Крапивина с основной группой отправлю в носовую часть, пусть там перешерстит всё как следует. Твоих же разведчиков с парой десантников пошлю-ка я в рабочую зону, пусть установят осветительное оборудование и по немного начинают обследования. А то у меня тут создалось нехорошее такое подозрение насчёт того, что ты узнал из накопителя и насчёт этих хохочущих животных напоминающих собак, и этих ещё серых гигантов. Как бы наши друзья колонисты не начали баловаться генной инженерией. Как думаешь?
-Всё возможно, — пожал Сайлус плечами.
-Вот и я о том же. Всё как-то легко сходиться. — Прищёлкнул пальцами капитан. — Вот сам подумай. Не было на планете жизни и не было. Ну и не надо. Но вот прилетает человек и на тебе, через какое-то время вокруг вдруг во всей своей красе расцветает жизнь, да и ещё какая ни пером тебе описать, ни топором её вырубить. Хотя это-то как раз меня не очень настораживает. — Тут Ямото задумался. — А не нравится мне вот что. Зачем колонистам нужно было в первую очередь создавать неземную форму жизни, когда сами же нуждались в привычных продуктах питания, для чего и строили станцию гидропоники? Почему бы им сразу не высадить в грунт земные растения? — задавался он вопросами, но вдруг резко себя оборвал, окончательно запутавшись. — А чтоб тебя, тут сам чёрт ногу сломит! Хватит об этом! Что попусту-то гадать. Вот когда ты Джон вынешь всё из накопителя вплоть до его потрохов, вот тогда, я надеюсь, мы и узнаем обо всём, ясно и чётко. А сейчас, — перед глазами Ямото высветились цифры часов, — давай-ка отправляться спать. Уже поздно. Ещё чуть-чуть и я завалюсь спать прямо на полу — это я тебе точно говорю.
Ямото проводил лейтенанта до выхода, открыл перед ним дверь и, уже на пороге взяв его за руку, ободрил последним напутствием:
-А за Вацлава не беспокойся. У нас хорошие специалисты, Джон. Они поставят твоего друга на ноги. Я на это надеюсь. И ты надейся. Не теряй надежды Джон, никогда не теряй надежды. Это последнее, что у нас осталось. Ну, всё, до завтра. Спокойной ночи.
— Глава 19.
Из дневника Эштана Праймса:
Пока однажды, при плановом обследовании планетарной орбиты, астрономы не уловили странный сигнал. Сигнал исходил от астероида довольно правильной овальной формы, напоминающий грушу. Впоследствии мы узнали, что орбита прохождения этого астероида лежала в пределах двух самых крупных планет, планетарного сообщества газового гиганта. Мимо нашей: "New hope" и соседней: "Лазарь" — прозванной так за то, что она систематически удалялась, скрываясь на полгода за "Оком", а потом снова на два месяца возвращалась.
В своё время мы исследовали "Лазарь". И хотя две планеты были практически схожи, как близнецы, по каким-то геологическим причинам атмосфера на "Лазаре" образовалась в основном из соединений серы, метана и углекислого газа, на что явственно указывали жёлтый цвет планеты с белоснежно-белыми и свинцово-ртутными облаками, плывущими на разных высотах и с разной скоростью. Остальные же показатели практически совпадали: масса, гравитационная постоянная, температура, цикличность суток и т.д.
"Странник" — астероид, неожиданно привлёкший наше внимание, в основном крутился вокруг "Лазаря", и лишь при максимальном сближении планет, он совершал петлю вокруг "Надежды", сроком в один месяц. После чего вновь отправлялся в путешествие со своим хозяином.
Раньше мы не обращали большого внимания на сам астероид, нас больше интересовал "Лазарь", как возможное место разработок полезных ископаемых в будущем. С астероида же ни разу никаких сигналов не поступало, а его орбита не угрожала нашему существованию.
Но со среды на четверг по местному времени, астероид вдруг ожил и стал посылать в широком диапазоне радиосигналы. Он как будто захотел, чтобы на него обратили внимание.
Сигналы, исходящие из астероида, не несли в себе особой сложности, да и смысла в них, я так думаю, никакого не было. Обычные систематически повторяющиеся звуки с постепенным увеличением мощности и с последующим спадом. Цель этого сигнала заключалась не в том, чтобы послать нам какое-то важное сообщение требующие расшифровки, а, скорее всего, сообщить нам, что этот сигнал является продуктом разумной деятельности, то есть он искусственного происхождения, а не естественного — вселенского шума.
Нас, само собой, сильно взволновали эти сигналы. Откуда они могут взяться, когда ещё ни один корабль с Земли не достигал этих звёзд? Безусловно, они были внеземного происхождения.
Вы представляете, что мы почувствовали тогда, придя к такому заключению? Нет, вы даже не можете себе вообразить, в каком мы были состоянии шока. Я, конечно, могу попытаться это вам описать, но думаю, вы и близко не подберётесь к истинному положению дел.
Вы привыкли всё перекладывать на плечи правительства и армии. Вы привыкли жить, где все глобальные вопросы решаются сообща и часто без вашей помощи. Вокруг вас огромное общество и в этом ваша сила. К вашим услугам промышленность целой планеты и все достижения человеческой мысли. По сути вам не надо думать ни о чём, чего конкретно вас не касается.
А теперь представьте: вы вдали от дома, на чуждой вам планете, где даже воздух пропитан чужими и непонятными ароматами. Вы не можете вернуться. Вы совершенно одни. Вам не на кого больше положиться. Некому вас выслушать и некому защитить. Отныне всё только в ваших собственных руках. И вы, смирившись со своей участью, засучив рукава, берётесь обустраивать собственную судьбу, полагаясь на жалкую горстку людей, которые отныне составляют всё ваше общество.
Но тут, когда, казалось бы, что жизнь и не так уж и плоха, вам вдруг на голову сваливается неизвестный сигнал, пришедший из космоса. Ваши ощущения?
Вокруг никого и вы никого не ждёте. Родная планета, если так можно выразиться, у чёрта на рогах. Вы спокойно строите свою новую жизнь и вдруг на тебе — внеземной сигнал. Сигнал, который, веками ждало всё человечество.
А вы подумали, что несёт в себе этот сигнал? Что он может пророчить именно вам? Угрозу, требования, приветствие или предложение дружбы?
Вы, конечно же, по наивности своей, когда за вами всё человечество, склонны считать, что инопланетяне, если таковые объявятся, предложат обязательно дружбу и протянут руку помощи. А теперь подумайте сами: Зачем это им?
Вот и мы, отрезанные от Родной планеты, в первую очередь сильно испугались.
Поймите. Нас некому было защищать. У нас не было армии и боевой техники. Нас было всего четыре тысячи человек с остатком и, каждый из нас был невероятно ценен для общего дела, если мы хотели создать новое общество людей, заселив, в конце концов, всю планету. Мы были всего лишь на просто маленькое зёрнышко. Зёрнышко, которое по любой неблагоприятной причине могло загнить и навеки похоронить мечту всего человечества — освоить другие миры. И навсегда, вы слышите навсегда, отправить нас всех в безымянную вечность, не оставив памяти о нас в потомках наших.
Исходя из этого, неизвестный сигнал, в первую очередь, нёс для нас всех только угрозу.
Мы долго не могли смириться с мыслью, что сигнал внеземного происхождения. Выстраивали разные теории, догадки, даже больше скажу, несли откровенный бред:
И что это ещё один зонд гиперсвязи, успевший-таки отсоединиться от корабля. И что это Земной спутник, захваченный нами во время гиперпрыжка. Да много чего было...
Но как бы то ни было, а природное любопытство в итоге победило страх.
Мы попытались связаться с астероидом. Передавали на разных частотах различные вариативные комбинации, но всё как об стенку. Наш сигнал только отражался, ответа так и не последовало.
И тогда наши астрономы прозондировали астероид поисковым лучом, оснащённым масс детектором. Детектор показал, что астероид полый внутри. Это и послужило толчком к окончательному решению. Мы решили исследовать загадочный объект.
На свой страх и риск, мы снарядили шатл и отправили научную экспедицию к космическому объекту. В состав той экспедиции вошёл и я собственной персоной.
Астроид — полтора километра в поперечники, состоял в основном изо льда и осадочных базальтовых пород, снаружи не представляя никакого интереса. Внутри же него мы обнаружили зал-камеру, будто специально встроенную в каменистое тело. Не знаю, из какого вещества она состояла, но, скорее всего, я думаю, это был какой-то кристалл. Дело в том, что когда мы только туда вошли, в огромной зале царила кромешная тьма, хоть глаз выколи, но по мере того, пока мы там размахивали своими фонарями, пытаясь что-либо разглядеть, зала постепенно стала заполняться светом, но каким-то невидимым. Зал-пещера просто стал сам собой проступать из темноты.
Наши учёные это объяснили тем, что кристалл преломлял свет таким образом, что он единожды попав в залу, уже не мог покинуть её приделы, по крайней мере, месяц.
И вот всего через десять минут вокруг нас было уже светло, как днём.
Выключив фонари, мы внимательно огляделись по сторонам, стараясь ничего не упустить из виду, и тут нас всех охватил благоговейный трепет.
Стены, потолок, и пол залы были выложены небольшими зеркальными плитами. Цвета они были иссиня-чёрного, хотя это было довольно странно, исходя из того, что вокруг было всё прекрасно видно, и это без видимых источников света.
Ещё нас немало удивило: если поглядеться в плиты пола, то можно было увидеть своё отражение. Но оно было необычным, как в зеркале, а отражение тонуло в глубине, дробясь на призрачные фрагменты, уходя в бесконечность. Это невозможно описать словами. Это надо было видеть. Это походило на то, как вроде бы под твоими ногами твёрдая поверхность, и в то же время ты будто бы несёшься в бездну с головокружительной скоростью.
А вот плиты на потолке наоборот, отражение в них как бы выплывало из глубины, постепенно увеличиваясь в размерах.
Стены же отражали по-разному. Некоторые из плит отражали в соседстве друг с другом, одна дополняла картинку другой и так далее, создавая тем самым целостное объёмное отражение, тянущееся от пола до потолка, но какое-то по-своему — загадочное. Напоминало аттракцион кривых зеркал. Где-то моё отражение становилось тонким и вытянутым, как глиста, где-то волнообразным, где-то до неприличия толстым. Иные же плиты вообще вытворяли с моим отражением чёрти что, даже язык не поворачивается это описать.
И вот мы стояли там и не могли перевести дух, как там было удивительно и в своём роде даже красиво. Пространство вокруг нас как будто бы дробилось на десяток измерений, теряя чёткость реальности. Наш разум не мог сосредоточиться и трезво оценить размеры зала. Нам казалось, что он в какой-то момент внезапно расширялся. Стены, потолок и пол резко раздавались в стороны, а мы с той же скоростью становились мельче, превращаясь в букашек, что по недомыслию сунули свой нос туда, куда не надо. Но стоило сделать шаг и пространство вокруг нас вдруг сжималось, мы превращались в гигантов и с каждой секундой ожидали, что потолок сейчас обрушится нам на головы.
Какой-то эффект преломления не позволял нам чётко очертить границы залы. Пространство вокруг нас словно жило. То оно вдруг вытягивалось в длинный туннель, то расширялось сферой, то вдруг снова сжималось, на краткий миг приобретая свой истинный размер, а через мгновение уже снова искривлялось и снова принималось за свою странную пляску, от которой неимоверно кружилась и болела голова.
Первой нашей общей мыслью было: Где мы? Что это за место? Кто построил всё это? И главное — зачем?
Но на эти вопросы, конечно же, никто не мог ответить. Нам пришлось самим всё это выяснять. И если честно мы так до конца ничего практически и не узнали об истинных строителях того зала. Но вот их мотивы нам стали более или менее ясны, после того как мы столкнулись со странными объектами и как они изменили нашу жизнь в дальнейшем.
Объекты находились в центре зала, если вообще можно было найти там центр. Всего их было двенадцать и все вместе они образовывали вокруг конусного возвышения правильный круг. Что они из себя представляли? Даже и не знаю, что сказать. Как вообще можно описать то, что не предназначено человеческому глазу. То, что создано чуждым нам разумом настолько далёким от нас, что даже коллективный разум насекомых нам покажется таким понятным и родным, по сравнению с тем, с чьими плодами деятельности мы столкнулись. В нашем языке даже нет таких слов, чтобы внятно описать то, пред чем самые буйные скульптурные фантазии людей блекнут, как миражи недостойные восхищения. Но я всё же постараюсь.
В высоту объекты были два с половиной метра и полтора в ширину. Сначала нам показалось, что они состояли изо льда. Что и неудивительно, принимая во внимание тот факт, что в зале температура была куда как ниже нуля, а если точнее — минус сто восемьдесят градусов по Цельсию. Но мы ошиблись — это был не лёд. Во-первых: поверхность объектов была на порядок теплее окружающей среды, где-то всего минус двадцать градусов. А во-вторых, не знаю, из какого вещества они состояли, но их поверхность была гладкой и одновременно твёрдой и упругой. Чёрт! Не представляю, как это даже объяснить. Когда дотрагиваешься, то под рукой ощущается твёрдость стекла, но стоило немного надавить и, стеклянная поверхность продавливалась, постепенно размягчаясь, становясь похожей на упругий гель. При этом никаких трещин и разводов вокруг не наблюдалось, вещество постоянно оставалось целостным. Стоило же отпустить руку, и продавленное место снова возвращалось в исходное положение и снова затвердевало. Просто удивительно!
К сожалению, мы толком так и не смогли установить, что же это за вещёство такое.
Сама же форма объектов была многогранна и изоморфна, многослойная с внутренне наполненной сложно геометрической объёмной структурой, не поддающейся описанию, и пронизанной тончайшими мостками перемычками, наподобие кровеносной системы.
Ну, как например можно доходчиво описать глыбу льда, камня, айсберг, гору, в конце концов? Не знаю. Но вот примерно таков и был первый слой, самый понятный из всех. Прозрачный, гладкий, отливающий голубым, многогранный кожух.
А вот что было внутри него — это уже вообще не поддавалось никакому описанию. Наше воображение, по привычке своей, рисовало дракона, свернувшегося вокруг разлапистого древа жизни, что под другим углом уже превращался в хрустальный чудный замок эльфов, что в свою очередь так же перетекал в чью-то мерзкую рожу. Мерзкая рожа разевала рот и становилась ратью воинов, борющихся с мерзкой тварью, побеждали и превращались в непонятную испещрённую дырами и туннелями массу. А масса в свою очередь образовывала объёмные морозные узоры, что мы видим зимой на окнах, хрупкие, невесомые, прекрасные и завораживающие своей простотой и сложностью одновременно. И так до бесконечности. Одно становилось другим, меняло форму, и при этом оставаясь неподвижным, словно вмёрзшим в лёд, опутанное вдобавок непонятными тонкими, серебряными нитями, унизанными микроскопическими серебристыми шариками.
Я никогда в своей жизни не видел ничего удивительней. Мы все стояли там и не могли отвести взгляд, даже позабыв о чудесах самой залы. Но долго так стоять и любоваться мы не могли, у нас заканчивался воздух, и мы по своей варварской простоте, после недолгого совещания, решили захватить один из объектов с собой, чтобы доставить на планету.
Но вместо одного нам пришлось взять с собой сразу два, а всё из-за нашей человеческой жадности.
Когда мы оторвали один, выбранный нами объект от пола и уже собрались в обратную дорогу, конус, что находился в самом центре странной композиции, вдруг весь покрылся трещинами, и через мгновение рассыпался на миллион осколков, явив нашему взору ещё объекты — плоды неведомых мастеров иных цивилизаций.
Эти объекты были уже на порядок мельче первых и стояли они в узорчатых нишах, спиралеобразного, похожего на толстую змею постамента, что открылся после разрушения конуса; и каждая из ниш была подсвечена особым образом, будто специально заманивала к себе.
Ну и мы не устояли.
Всего мы насчитали опять двенадцать объектов, такое же количество, как и больших. Новые объекты были размером с футбольный мяч. Но, несмотря на свои малые размеры, они ничуть не уступали по красоте своим предшественникам.
У меня снова не поворачивается язык, чтобы описать их. Моё воображение и так было уже воспалено, а тут новое невообразимое сочетание форм, в которые и поверить-то сложно, не-то что вообразить.
С виду новые объекты напоминали нагромождение геометрических фигур, с множеством лепестков и отростков, совершенно различных формаций. И почему-то мне это сразу напомнило головоломку. Не знаю даже почему. Но что-то заставило меня именно так подумать. Как бы это поточней выразиться?
Там, в форме этих объектов, не было какой-то завершённости что ли. В них не было, несмотря на всю дикость форм, симметрии что ли. И в то же время каждая частица объекта, каждый его отросток, лепесток, кубик или шарик, будто бы являлся дополнением другого, но они, как и в головоломке, находились не на своих местах. Но если повнимательней присмотреться, от каждого фрагмента можно было провести аналогию к другому. В итоге же из этих всех фрагментов, так мне вначале показалось, должен был создаться единый завершённый узор, что по своей красоте не должен был уступать диковинным узорам больших объектов.
По какой-то непонятной нам причине, ниши помоста располагали на разных уровнях по спирали. Самый первый объект был на уровне наших колен, а самый верхний находился над нашими головами, на высоте трёх метров, мы даже до него дотянуться не могли.
С собой мы взяли тот, который был на уровне груди, тот, что удобней всего было брать, и, погрузившись в шатл с двумя артефактами, отбыли обратно на планету.
По возвращению, нас встретила целая толпа любопытных. Все хотели видеть инопланетные артефакты неземной красоты, с необычайными свойствами материала из которого они были сделаны. Мы, как истинные кладоискатели — охотники за сокровищами, с гордостью вынесли из шатла свою находку и водрузили её на специально приготовленный постамент. И хотя, практически все окружающие нас люди наблюдали за ходом экспедиции и уже видели, в общем-то, артефакты, никто из них всё равно не смог сдержать своего восхищения и остаться равнодушным. А посмотреть было на что...
Попав на планету и согревшись, непонятные объекты ещё более стали прозрачны и заискрились на солнце изнутри, таким холодным, но белым и чистым цветом, что от них просто невозможно стало отвести взгляд. Как они были удивительны и загадочны одновременно...
Но если бы я только знал тогда, что нам принесёт эта находка, что в них по-настоящему храниться, я бы их прямо там, на месте уничтожил!
Но я ещё ничего не знал и даже ни о чём не догадывался...
А люди всё подходили к объектам и жадными глазами разглядывали их, сначала с опаской, а потом всё смелей и смелей, дотрагиваясь руками и с замирающим сердцем наблюдая воочию, как поверхность артефакта проминается под их руками.
Карантинная служба не позволила внести артефакты на корабль, пока не будут сконструированы специальные защитные боксы, и находку на время пришлось оставить под открытым небом, в окружении следящих систем, прикрепив совет: не приближаться.
Но люди есть люди. Никто не хотел упускать шанса изучить творения иных цивилизаций, и тем более откладывать это на потом. Вокруг артефактов, несмотря на карантин, постоянно крутилась целая толпа учёных-энтузиастов и просто зевак, выкроивших свободную минуту из своего рабочего графика. Они всё высматривали, ходили вокруг да около, как дети малые, трогали объекты, потом высказывали свои предположения, догадки, а когда их не принимали всерьёз, просто любовались и постоянно восторгались чуждыми нашему разуму предметами, даже не представляя, для чего они созданы. В чём их суть? Но уже совсем скоро все узнали.
Как это произошло?..
Никто так толком и не понял, всё произошло слишком быстро и непонятно. Зато мы впервые убедились, насколько опасными могут быть эксперименты, я бы даже сказал игры, с непонятными нашему разуму вещами.
Это случилось на пятый день пребывания артефактов на планете:
Антон Стеглов, так кажется, звали того парня, что собственными руками раскрыл их секрет. Если честно не помню, столько потом всего случилось, на две, а то и три жизни хватит.
Молодой парень, лет двадцати пять, полный сил и куража, немного самовлюблённый и в то же время наивный. Способный, в некотором образе даже талантливый мальчик, но уж очень заносчивый. Считал себя умнее всех и постоянно стремился это всем доказать. Он работал лаборантом под началом нашего светила науки — минералога и геофизика Имануила Лебедянского и его зама Джерома Стивенсона. Изучал минеральный состав исторических пластов планеты. Часто проводил собственные эксперименты — мечтал открыть новую структуру материи, взаимный переход из твёрдого состояния в жидкое, без потерь в энергии, оставаясь целостным объектом. И тут такая удача. Поверхность артефакта имела именно такую структуру.
Говорили, что Стеглов использовал лазерскальп, тайно пытаясь отрезать от артефакта кусочек, для дальнейших экспериментов, что было строго запрещено, но молодой человек наплевал на все запреты и поступил по-своему, за что и поплатился.
Я не видел, как всё в точности произошло, но, судя по рассказам очевидцев, артефакт неожиданно выплеснулся на Стеглова, заключая его в пузырь, после чего сразу же затвердел. Молодой человек стал похож на насекомое, что порой находят застывшими в кусочках янтаря. Никто не знал, жив ли он или сразу умер. Он не двигался, не кричал, не пускал пузыри, застыл, как скульптура и даже глазами не двигал.
Это было жуткое зрелище. У всех во взгляде кто был рядом в тот момент, застыл ужас. Никто не мог сдвинуться с места, никто не кричал и не бился в истерике. Все были просто в шоке. А потом вдруг разом прозрели, закричали, забегали, засуетились. Пересиливая страх, попытались вытащить несчастного из западни, но артефакт больше не поддавался под их руками, оставаясь твёрдым как скала. Тогда решили артефакт резать атомным резаком, но, как только принесли резак, было уже поздно...
Под истошный женский крик, наполненный неописуемой истерикой, тело Антона Стеглова внутри артефакта взорвалось, и то, что осталось от него стало медленно заволакивать инопланетный объект буро-красной субстанцией-кровью с кусочками плоти и костей, лишая артефакт той неземной прозрачности, что так завораживала вначале наш взор.
В неописуемом ужасе люди шарахнулись от артефактов, как от дьявольских вещей. И уже издали, борясь с отвращением и любопытством, наблюдали, как кровь с остатками плоти медленно, но верно, собираясь в облако, скапливалась в центре большого артефакта, постепенно впитываясь в неземной красоты узор-начинку.
После такого, ни у кого из увидевших этакую жуть, не осталось сомнений в том, что артефакты нужно уничтожить. Но разве люди когда-нибудь быстро договаривались между собой, особенно когда взгляд на одни и те же вещи у них разный?
И пока суть до дела, случилось ещё одна неожиданность — большой артефакт испарился.
Это я видел уже собственными глазами. И поверьте, я снова не нахожу слов. Артефакт просто испарился, и всё. Он не таял, не трескался, не кипел, перед тем как испариться, не взрывался. Он просто взял и весь вдруг превратился в туманное облако. Вот так: секунда, куда там, даже меньше — мгновение, смотришь на глыбу артефакта, мигаешь и перед тобой уже туманное облако. Никаких звуков, ни порывов ветра, ни земных толчков, как при взрыве — ничего. Абсолютно ничего. Тишина и колдовство какое-то.
Если честно я стоял столбом в тот момент и глупо таращился на туманное облако — всё что осталось от артефакта. Ещё один момент, который просто не укладывался в моём сознании. Но в своё оправдание могу сказать: не я один так себя повёл. Вокруг меня многие стояли столбом, а выражения их лиц были куда как глупее моего собственного.
А туманное облако меж тем, медленно разрасталось вширь и подхваченное слабым ветром разнеслось по округе.
Кто-то, было, сорвался брать пробу для исследований феномена, но капитан запретил это делать, благоразумно приказав всем скрыться внутри корабля, на тот случай если облако окажется ядовитым. И мы всей толпой, без лишних пререканий, не поддаваясь паники по мере своих душевных сил, бросились к переходным шлюзам.
Облако же, будучи тяжелее воздуха, до ночи рассеивалось по округе, покрыв, тончайшим слоем тумана, пять квадратных километров, после чего, на утро, пеленой осела на землю и окончательно, без остатка впиталось в почву.
Как знать, возможно мы вскоре благополучно забыли бы о случившимся, упрятав второй артефакт в защитный бокс, отбросив всякую мысль привезти ещё. Если бы последствия прискорбного случая не проявили себя во всей своей красе.
Вокруг корабля, ни с того ни с сего стали умирать растения. Мох, лишайники и кусты желтели, потом скрючивались и рассыпались в прах. Мы никак не могли взять в толк, что же происходить. Почему растения погибают? Что их может убивать?
Выставлялась гипотеза, что виной всему наше пребывание на планете. Мы сами каким-то образом внесли диссонанс в местную экосистему, нанеся непоправимый вред своей активностью.
Площадь же отмирания с каждым днём всё разрасталась и разрасталась, постепенно расширяясь, покрыв уже коричневым пятном десять километров видимого пространства. И всё бы ничего, но та же самая напасть постигла и наши Земные посевы вместе с саженцами плодовых деревьев. С этого момента мы уже рисковали собственными жизнями и планами на будущее. Нет, с голоду бы мы не умерли, внутренние оранжереи, и фермы искусственной пищи, в достатке снабжали нас пропитанием. Но гибель посевов и невозможность их высаживать в будущем, ставили под угрозу вообще саму идею колонизации планеты. Наше сообщество просто-напросто не смогло бы увеличиваться в численности, оставаясь примерно на прежнем уровне.
Образцы почв показали присутствие инородных микроорганизмов — терраморфов — преобразователей. Сначала мы подумали, что это наши собственные бактерии, занесённые в почву для насыщения её азотом, мутировали и перестали выполнять свои функции. Но нет. Генетический анализ не выявил никаких аналогий с Земными бактериями. Инородный микроорганизм вообще оказался не с этой планеты. Для нас — это был шок.
И вот тогда мы все разом вспомнили об артефакте. Что же в нём на самом деле скрывалось? Что мы привезли с собой с астероида?
Но времени размышлять над этим вопросом у нас больше не оставалось. Поражённых участков земли становилось всё больше и больше. Коричневое пятно с каждым днём разрасталось вширь, как раковая опухоль. Уже всё обозримое пространство вокруг корабля было заражено. Нужно было срочно начинать борьбу с инородным захватчиком.
И что мы только не перепробовали: и жгли его огнём, и выжигали кислотами и щёлочью, и облучали почву, и подсаживали Земные микроорганизмы, скрещивая их с местными и даже с захватчиком. Ничего не помогало.
Мы пробовали снимать дёрн — не помогло. Пробовали изолировать здоровые участки земли, роя ямы по периметру и вкапывая плиты, пропуская затем по ним ток. Ничего.
Инородные микроорганизмы каким-то образом всюду просачивались. А их способность к воспроизводству была просто колоссальна, что позволяла им быть не восприимчивым к большинству наших жалких попыток одержать верх над ними.
Эти микроорганизмы образовывали между собой колонии, разрастаясь чёрной сетью с нервными узлами-ячейками, где их концентрация достигала поистине огромного количества. В процессе жизнедеятельности они наполняли почву кальцием и минеральными солями, уничтожая любые проявления органики специальными окислами.
Но в их вредоносной деятельности, как оказалось, была и маленькая польза. Инородные микроорганизмы входили в разряд так называемых групп хемосинтетиков, микробов способных выживать в самых экстремальных условиях, не нуждаясь: в солнечном свете, тепле и кислороде извне. Кислород они добывали сами, высвобождая его из оксидных минералов. Кое-что потребляли сами, но большую часть выбрасывали в атмосферу. Вот это было положительным фактором для нас, учитывая, что атмосфера "Надежды" изначально была довольно бедна на кислородную смесь. Но в остальном, они приносили нам лишь один вред и беды.
В течение полугода мы боролись с инородными захватчиками, но так и не победили их. Рок отчаяния навис над нами, пригнув к земле.
Но мы не сдались. Стараясь хоть что-то ещё успеть спасти, мы соорудили висячие платформы, насыпали на них незаражённую почву, и заново засеяли земные культуры, надеясь хоть таким образом всё-таки получить в скором времени первый большой урожай живых продуктов пропитания.
Впоследствии же нам вообще пришлось изолировать наши платформы, построив отдельно от корабля станцию гидропоники, где мы так же ещё разместили и скотоводческие фермы.
Что же касательно инородных захватчиков, то мы какое-то время не беспокоились на их счёт, рассудив, что спешить теперь нам не к чему, коль бой уже проигран. Но когда-нибудь мы обязательно их изведём. Дайте только время.
Но и этого нам не дали.
Вскоре, взамен микроорганизмам из земли проросли непонятные отростки чёрного цвета. На ощупь они напоминали камень, хотя были пока довольно хрупкими и с лёгкостью переламывались, крошась в руках чёрным острым песком. Эти отростки, как чёрные иглы-шипы, всюду торчали из земли, утыкав её словно ежа. Создавалось такое ощущение, что кто-то подле нас готовился к осаде, возведя вокруг острые ловушки. Ходить по такому ковру из острых игл было совершенно немыслимо без специальной обувки.
Мы по человеческой своей природе, конечно же, не смогли смириться с вопиющим вторжением в нашу жизнь опасных предметов, и в первый же день уничтожили практически все отростки, размолов их в пыль. Но на второй день они появились снова. И снова мы всё сравняли с землей, устлав почву мелким кристаллическим песком, от чего вокруг стало чёрно и неприветливо. Словно покрытая сажей и пеплом земля чернела у наших ног овеянная смертью. Кто же знал, что это было на самом деле началом новой жизни. Жизни удивительной и абсолютно чуждой нам.
Отростки вылезали из земли, мы их разрушали, интуитивно испытывая перед ними страх, а они каждый раз снова и снова вырастали и тянулись вверх.
Не знаю, сколько б длилась наша бесполезная война: месяц, два, а может год, но в какой-то момент мы с ужасом узрели под слоем чёрного песка твёрдые образования — корку всё из того же черного кристалла. Эта корка, незаметно, скрываясь от наших глаз под слоем чёрного песка, с поразительной скоростью разрастаясь, закрывала живительный слой почвы, становясь в итоге твёрже камня.
Что за образования такие? Что же это за кристалл такой, что растёт сам по себе?
Этот вопрос мучил нас с первых дней, как только мы заметили отростки-иглы. Но ответ пришёл намного позже. После чего мы совершили свою вторую роковую ошибку.
Выяснилось, кристаллообразования не живые сами по себе и они не продукт микроорганизмов захватчиков, их выращивала совсем другая форма жизни, которая, только подумать, и в помине не наблюдалась на нашей планете. Чудеса какие-то. Одна живая форма, взявшаяся можно сказать из ниоткуда и вдруг, появляется другая.
Эти организмы — эта новая форма жизни, не подпадала ни под одну из известных нам классификаций привычного живого мира. Единственная слабая аналогия прослеживалась с земными полипами, что вокруг себя строят минеральный каркас, образуя целыми колониями коралловые рифы.
Но здесь, процесс жизнедеятельности "кристаллитов" нам был абсолютно не ясен. За счёт чего они живут? Чем питаются? Зачем строят свои кораллы из чёрного кристалла?
Единственное, что мы узнали "кристаллиты" использовали для построек своих кораллов: кварцит, кварцевый морион, слюду, гранит и часть редких минералов, которые каким-то образом очищали от всех примесей. Если кому интересно, то в образованиях "кристаллитов" можно найти золото, серебро и даже платину, довольно высокого качества. Выходило так, что перед нами и под нашими ногами были настоящие кладовые несметных богатств. Только зачем оно нам, когда тебе негде было посеять хлеб.
Целиком же материал "кросталлов" — образований "кристаллитов", был нам так до конца и не понят.
И ещё одна интересная особенность. Не смотря на всю кажущуюся прочность "кросталлов", "кристаллиты" могли видоизменять их состав, делая материал вязким. Это позволяло им выращивать свои "кросталлы" в виде полых трубок, постепенно разрастаясь вширь и вверх, с поразительной скоростью.
Куда там нашим полипам, строящим коралловые атоллы на протяжении сотен тысяч лет. Уже через три месяца, в пяти километрах от корабля, где мы ради эксперимента не разрушали постройки "кристаллитов", "кросталлы" вымахали в рост человека.
Просто невероятная скорость. Скорость, против которой мы ничего не могли противопоставить.
Мы бросили все свои силы на уничтожение "кросталлов". Мы утюжили иглы-отростки "Жуками", ломали кристаллическую кору, потом очищали от осколков землю, ссыпая их в кучи, питая надежду, что это в последний раз. Но вся наша возня, по иному я не могу этого назвать, походила на возню навозных жуков, что вознамерились очистить целое поле от навоза с пасущимися на нём коровами. Всего через два дня, наш труд шёл прахом, и приходилось всё начинать сначала.
С каждым месяцем радиус очистных работ постепенно сужался. Никто из нас больше не верил, что мы одолеем когда-нибудь кристаллические порождения, а потому не очень и старался. Когда твой труд проходит незаметно, а работа, что добросовестно выполняешь, вкладывая в неё все свои силы, не приносит ощутимых результатов, то и делать её становиться всё сложнее и сложней. И не оттого, что устал, а просто она — эта работа, уже не нужна самому себе.
Дошло до того, что дежурная команда очищала пространство только вокруг корабля, не давая "кристаллитам" захватить хотя бы нас самих. Всё остальное же было брошено нами на самотёк.
Это было бесспорное поражение. Мы сдались, совершив тем самым свою вторую ошибку.
Всего через десять лет вокруг нас вырос этот ужасный чёрный трубчатый лес, с каменистыми стволами-хоботами вместо деревьев. Чужой, страшный, непролазный каменный лес.
Материал "кросталлов" затвердел настолько, что его уже не брал даже атомный резак, а каменистая корка, став толще, вздыбилась, окончательно превратив местность в непролазную чащу.
Люди перестали без особой нужды покидать корабль. Стали злее и раздражительней. Этот трубчатый чёрный лес угнетал и пугал одновременно. Что-то было в нём жуткое, непонятное, что-то, что заставляло людей всегда разговаривать шёпотом, когда они были снаружи корабля.
Казалось, что этот лес что-то затевает, готовит нам ещё один сюрприз, от которого мы точно будем не в восторге.
Злой лес, неправильный, чуждый нам, и оттого пугающий. Да и не лес это был вообще. Просто по-другому мы его назвать не смогли, уж слишком похоже, что само на язык попросилось. А как его ещё назвать: Сталагмиты? Сталагнаты? Сталактоны? Но ведь это всё продукт не живой природы. А лес был живой, как и мы с вами. Только это была иная жизнь. Жизнь лежащая за рамками нашего понимания самой жизни. Но то, что он был живой — в этом не приходилось сомневаться, судя по тому, как "кристаллиты" изменяли форму "кросталлов" — трубчатых стволов, создавая из них причудливые изгибы и переплетения.
Лес рос и ширился. И чем он становился обширнее и выше, тем сильнее изменялся климат на планеты, а особенно микроклимат самого леса. Из-за черного цвета температура внутри него иной раз доходила до пятидесяти-восьмидесяти градусов Цельсия. Он как огромная батарея, днём жадно впитывал солнечный свет, раскаляясь, подобно духовки, так, что вода, циркулирующая внутри "кросталлов" с громким шипением вырывалась наружу в виде белого пара; ночью же лес охлаждался, отдавая накопленное тепло, будто сбрасывал раскалённую шубу. Этот процесс происходил по какой-то причине довольно скачкообразно. Разность температур чёрных стволов и воздуха, достигала порой десятка градусов, что приводило к образованию просто невероятных туманов, по густоте могущих дать сто очков форы любому из Земных.
А спустя ещё год, после того, как по нашим наблюдениям, каменный лес достиг своих окончательных размеров, вымахав отдельными экземплярами трубчатых стволов до сорока метров в высоту, на нас как из рога изобилия посыпались чудеса.
Лес стал бурно наполняться жизнью.
Одна форма жизни заменяла другую, другая дополняла третью, третья вступала в симбиоз с четвёртой и т.д. Казалось, что все эти живые создания появлялись из ниоткуда. Из воздуха, из эфира, из других измерений, из другого мира, в конце концов. Как будто кто-то неведомый нам открыл вентиль, но вместо воды из крана стали появляться живые существа.
Мы вставали утром и с удивлением наблюдали, как трубчатые стволы с громким сухим шуршанием покрывались живыми растениями; обедали и замечали, как в лесу начинали ползать большие черви и жуки; отправлялись на ужин и перед нашими глазами проносились тени летающих созданий, а когда снова ложились, то слышали первые крики хищных зверей.
Это было незабываемое, удивительное время. Время, когда на наших глазах рождался абсолютно новый мир, со своими законами и правилами выживания.
Теперь я знаю: чем же на самом деле был артефакт и для чего он был создан.
Астероид, кто бы его ни построил, — это ковчег, сомнений здесь быть не может. Артефакт же — не что иное, как сам банк жизни. Жизни, что последовательно, как некая программа, сама себя распаковывала, создавая все условия для существования, сначала низших форм, а потом и более высокого порядка самоорганизации.
Первыми были микроорганизмы — терраморфы — преобразователи. Они подготовили почву для комфортного существования "кристаллитов". Те в свою очередь вырастили каменный лес. А лес стал колыбелью уже для всех остальных живых созданий, предварительно как бы смоделировав будущую пищевую цепочку: изменением микроклимата и первыми потребностями в энергии.
Самое интересное — эта жизнь не была набором генов или хромосом, как мы привыкли считать, в банк жизни были встроены, вморожены, сразу сменена жизни, ее зародыши-зиготы, покрытые оболочкой, что в нужный момент, исходя из окружающих условий среды, запускала механизм развития.
Стеглов же — этот бедный мальчик, послужил своеобразным детонатором. Убив Антона, артефакт впитал с его плотью и кровью некую искру жизни, что запустила механизм пробуждения. Некую энергию, многие возможно назовут её душой — не знаю, так ли это, — которая заключена во всё живое на свете.
Ведь мы до сих пор точно не знаем, что отличает живую материю от неживой. Что заставляет клетку жить. Химические реакции? Так они происходят с тем же успехом и в колбе, но живыми от этого они — эти вещества, вступившие в реакцию, не становятся.
Почему мы говорим, указывая на корову жующую траву, что она живая, а, глядя на свежий кусок мяса, мы говорим, что это мёртвое? Хотя в куске мяса, как и в самой корове, продолжают происходить химические реакции, а значит кусок мяса тоже живой. Но нет, кусок мясо или целиком труп, мы относим уже к неживой, мёртвой материи.
Так, где же тогда грань между живым и не живым? В воспроизводстве? Но и в куске мяса, пока его не заморозили, продолжается деление клеток, а подпитывай его, так они ещё будут и расти, и развиваться, как ни в чём не бывало.
Нет, есть что-то такое, что делает клетку именно живой, отделяя её от всего остального мира, где точно так же происходят химические, тепловые, электрические и ядерные реакции.
Вся материя во Вселенной состоит из одних и тех же атомов. Но что-то одно, делает одну материю живой, а другая навсегда остаётся мёртвой. Сколько раз ученые пытались воссоздать жизнь химическим путём, но получили только молекулу белка, а вот что-то по-настоящему живое собрать из этих молекул они так и не смогли.
И именно это что-то, по моему разумению, и пробудило заключённую в артефакте жизнь, дав толчок к рождению нового мира.
А он, как и всё новое и не понятное поражал и будоражил воображение.
Сотни новых видов животных и растений, что никогда не видел глаз человека. Тысячи живых существ: ползающих, порхающих, летающих, прыгающих, гомонящих, свистящих, кричащих и загадочно поющих.
Лес, как по мановению волшебной палочки, наполнился звуками и шумом, движением и жизнью. Там разыгрывались драмы, там была смерть, и там вновь рождалась жизнь. Одни поедали других, потом их самих ловили и тоже съедали. Даже растения здесь мало чем отличались от животных. Они так же шустро бегали на своих суставчатых ножках и тоже активно боролись за место под солнцем, отпихивая и убивая соседа.
Загадочный, удивительный, нереальный мир.
Мир, заслуживающий того, чтобы о нём рассказали...
Но не только чудесами полнился каменный лес, но и опасностей поджидающих нас на каждом шагу становилось с каждым днём всё больше и больше. Кого-то, возможно, это только раззадоривало, привнеся в их жизнь свежесть ощущений, адреналиновое опьянение, часто так не хватающее людям занимающихся рутинной работой; и, наконец, страх, который они могли побороть в себе, выплескивая его в проявлении жестокости. У таких людей целью жизни стала охота. Их хобби. Они готовы были сутками напролёт ползать по каменным джунглям, встречая опасности лицом, один на один, проверяя на прочность и себя и свои нервы. Особенно много вступило в стан полоумных-охотников, измаявшиеся от безделья десантники. А их командиры попросту закрывали на это глаза, нередко присоединяясь к подчинённым. Да и никто, в общем-то, и не был против. Лес за десять лет невероятно разросся по всей округе, достигнув колоссальных размеров, а ещё через год число существ населивших его не поддавалось уже никакому подсчёту.
Но большинству, к их числу я приписываю и себя, опасное соседство принесло уйму проблем. Если раньше ты мог спокойно перемещаться по планете, то теперь, только выйдя наружу, ты уже рисковал не вернуться обратно. О простых прогулках пришлось забыть. Перемещение по лесу отныне только в сопровождении вооружённого отряда. Периметр корабля постоянно охранялся десантниками. И не было дня, чтобы они не схлестнулись с каким-нибудь хищником, привлечённым нашим запахом и суетой.
Пробудив артефакт, мы сами себя заперли в ловушке каменного леса. О переносе колонии не было и речи. Лишь рядом с кораблём у нас был шанс выжить на этой планете. Здесь и медикаменты, и оборудование: медицинское, исследовательское, промышленное. Здесь и оружие и защита. На корабле мы могли выращивать продукты, получать витамины. И, конечно же, здесь был комфорт нужный любому цивилизованному человеку, чтобы не утерять свою культуру, превратившись в дикаря. И нам ни чего не оставалось, как только смириться с условиями нового мира пропитанного опасностью, страхом, и жестокостью первобытной жизни, начав нашу собственную жизнь с самого начала, снова с чистого листа.
Как всё-таки порой бывает, удивительна судьба. Мы промахнулись и не достигли намеченной цели. Не увидели того мира, что был уготован нам ещё на Земле. Вместо этого мы приземлились на другой планете, где, о чудо, оказался мир весьма пригодный для нашей жизни. Этот мир мы полюбили, изучили, и постепенно он стал для нас своим, родным, нашим новым домом. Но снова вмешалась судьба. Всего одна случайность на миллион и вот перед нами уже совсем другой мир. Мир, к которому снова нужно привыкать, изучать, познавать и попытаться принять, чтобы теперь он стал нашим новым домом. А это ох как нелегко — начинать всё сначала...
Но что делать. Всё равно деваться некуда. Мы постепенно приняли условия новой игры под названием жизнь, и она нам даже чем-то понравилась. Наверное, потому, что сбылась наконец-то наша общая мечта: мы все, наконец, почувствовали себя на другой планете, в другом мире, где абсолютно всё незнакомо тебе и чуждо твоему сознанию. Там, где именно я и хотел оказаться, отправившись к далёким звёздам, сбывая свою детскую мечту.
Но не всё так радужно бывает в мечтах, как нам это представляется. На пути к заветному всегда могут попасться неучтённые факторы, что как острые рифы у столь желанного берега, в итоге превращают мечту в проклятье.
Этим фактором для нас был и оставался второй артефакт. Он, как ящик "Пандоры" лежал под толстым слоем стекла и терпеливо дожидался, когда люди заглянут внутрь. Он там лежал тайной нераскрытой, манящей и зовущей, и многим "жёг" руки, распаляя в них нездоровое любопытство.
Любопытство...
Какое это странное и интересное слово — любопытство, несущее в себе двоякий смысл. С одной стороны оно дар людям. Не будь человек любопытен от природы и он, до сих пор бы прозябал в пещерах, не ведая ни огня, ни одежды. Но с другой: Излишнее любопытство, нездоровое, любопытство подкреплённое тщеславием, гордыней, обязательно приводило человечество к печальным последствиям, к краху надежд.
Так что же оно — сила или слабость человеческая, — это любопытство?
Кто знает. Наверное, и то и другое разом. Главное успеть понять для себя, в решающий момент, какое оно. И тогда многих бед можно было бы избежать. Но только не мы. Нам видно на роду было написано, открыть то, к чему любой человек в здравом уме даже не прикоснулся бы.
Группа учённых, всего более ста человек, во главе с профессором Родригесом, выбили-таки из капитана разрешение на исследование второго артефакта. Они всё были охвачены нездоровым любопытством, сделавшим из этих умнейших и здравомыслящих людей фанатиков науки, что не ведают что творят, им нужен был лишь конечный результат, а всё остальное — гори оно синим пламенем. В такие моменты бренный мир для них перестал существовать.
Артефакт отсканировали, создали его трёхмерное изображение и загрузили в память "Харона". После чего "Мозг", подтверждая мою собственную идею, выдал своё заключение: Артефакт, скорее всего, это некая головоломка. Асимметричная форма объекта несёт в себе строго логическую последовательность деталей и действий для создания симметричного рисунка внутри прозрачного слоя, — кажется так, он выразился. Отсюда все и начали танцевать.
От одного только слова — головоломка, у всех людей в белых комбинезонах уже потекли слюнки. Что уж говорить о том, с каким жаром бросились они её решать. Никто из них ни капли не сомневался, что второй артефакт тоже являлся банком жизни. Но чьё семя жизни заключено в нём? Вот что их волновало. Вот в чём был главный вопрос. Раз артефакт стоял особняком от больших объектов, значит, в нём должно находиться что-то особенное. Что-то, не связанное со всем остальным живым миром, невольными свидетелями рождения которого мы все стали. Но что?
Ответ напрашивался сам собой. Во втором артефакте заключены семена не просто жизни, а разумной жизни. Зародыши инопланетян — самих создателей артефактов.
А? Каково? Каково было бы вам, услышь вы такое. Да вы бы всё бросили и занялись только разгадкой одной головоломки, в надежде увидеть их. Увидеть своими глазами представителей иных цивилизаций, или хотя бы их потомков.
Соблазн велик и устоять пред ним никто не в силах.
Но то, что мы открыли, ужаснуло всех. Мы богом стали проклятые, за то, что сунули свой нос туда, куда не нужно...
— Глава 20.
Рабочая зона имела столь огромные размеры, что группа из тридцати человек с лёгкостью терялась там, будто проглоченная мраком. И что уж говорить об одиночках, что могли неделю там бродить, ни разу так и не встретившись.
Всё это огромное пространство просто поражало воображение, вмещая в себя бесчисленное количество фабрик и лабораторных комплексов, встроенных как бы в недра глубокого каньона, стены которого соединялись меж собой лишь маленькими мостками, кажущимися издали настоящими ниточками, сплетёнными в паутинную вязь.
Когда сержант Званцев с группой десантников из сорока человек прибыл туда по заданию капитана, сидя верхом на грузовом карте, рабочая зона тонула в кромешной мгле пропитанной сыростью и тленом. И лишь на самом верху, на высоте шестидесяти метров, по какой-то причуде строителей, тускло мерцала полоска бледного света, подобно небесной тверди. И если задрать голову и долго всматриваться в этот тусклый призрачный свет, то можно было заметить, как там, на верху, клубилась тьма, пытаясь поглотить последние остатки ненавистного врага. На самом деле это водяные пары кружили поверху каньона подхваченные ветром воздухаотводов и, будучи не освещённые, живо напоминали, что мрак не всегда бывает бесплотен.
-Слезай, приехали, — скомандовал Кирилл, спрыгивая с головной машины и останавливаясь на границы сумерек и абсолютной тьмы. Ох, как не хотелось заступать за эту границу, манящую, словно бездна и отталкивающую смертельным ужасом неизвестного. Соваться внутрь и ворошить там прошлое, распугивая призраков, стенающих от сырости и одиночества. — Где-то здесь должен быть "АСПИД", — на краткий миг мелькнуло в голове Кирилла, собравшегося с духом нырнуть во тьму, ободрённый последней мыслью.
Автоматика шлема резко сужает обзор, окрашивая клубящуюся темноту в серый зернистый сумрак. Видимость три метра. Не густо.
Мрак вокруг клубиться, наступая, наползая отовсюду, накрывает саванов и пытается впитать. Журчит вода и мелко где-то капает, сливаясь в однотонный, неясный шум шагов и вздохов. Замираешь, вслушиваешься. Все чувства на пределе. Натянут, как струна. Чувствуешь всеми фибрами души, что пустота на самом деле не так пуста и постоянно ожидаешь, что вот сейчас из темноты высунется костлявая рука и поманит пальцем в вечность. Ноги будто приросли, а по спине струится пот. Ожидание затягивается и, вот уже не слышишь ничего. Звуки будто потонули, испарились. Слышишь только собственное прерывистое дыхание и как сердце, отдаваясь в голове: бум, бум, бум, стучит молотом в груди, готовое в любой момент забиться птицей и, захлебнувшись, умолкнуть навсегда.
Воображение населяет мрак вокруг жуткими существами, с кем недавно пришлось столкнуться в сером густом тумане. Гиенообразные твари, затаясь и вздрагивая на каждом шаге, подбираются всё ближе, неслышным, как у кошки шагом, ближе, целясь прямо в горло немигающим своим жутким взглядом. А рядом с ними серые гиганты неуверенно протягивают лапы, или просто издеваясь, то и дело, задевая край непроглядной темноты, бродят под самым носом, от чего всего на миг, мнится, будто видишь их тела, что значит во плоти. И сердце готово уже забиться в предсмертном хрипе. Кажется, что если отвернёшься и тьма наброситься, раздирая тело в клочья острыми когтями и зубами.
-Ну, хватит! - не выдержал напряжения Званцев, проигрывая темноте в хладнокровии. Достал два шара и через секунду "светляки" запорхали вокруг, ведьмиными огоньками, тщетно пытаясь разогнать призрачные тени, что всего на миг шарахнулись в испуге, а потом снова стали надвигаться, наползать, шептать, пророчить. — Ну, нет. Это никуда не годится, — пробурчал Кирилл себе под нос и, поймав светляков, покинул границу мрака.
-Ну-ка дай-ка мне "цветок", — обратился он к десантнику, возвращаясь к головной машине. Тот секунду порылся в кузове и протянул овальный цилиндр, с виду настоящий бутон нераскрывшегося цветка. Несколько манипуляций и внутри бутона разгорелся яркий, слепящий свет. Уперев его себе в грудь, Кирилл разжал лепестки и в рабочую зону устремился ослепительный столб света, от которого, стаей воронья, во все стороны шарахнулась тьма и, уплотнившись, негодующе закружилась поодаль. — Установи ещё два "цветка" рядом с выходом, — приказал Званцев всё тому же десантнику, замершему в кузове. — Вы двое, — отметил он следующих бойцов, — со мной. Берите бутоны. Будем освещать дорогу грузовикам.
Через час нижний ярус основной магистрали рабочей зоны более-менее сносно удалось осветить, развесив по периметру яркие цветки, и поисковая команда лейтенанта Крапивина, не вынужденная уже ползти в темноте, рискуя набить шишки, бодро чеканя шаг, проследовала в носовую часть корабля, ободряюще помахивая руками, и скрылась на неисследованной территории.
-Ну чего застыл, — растормошил Званцев рядом стоящего десантника, что во все глаза смотрел, задумавшись вслед марширующей колонне. — Вешай давай. И направь свет внутрь здания. — Повинуясь, боец взмыл по прицепленному тросу на шесть метров и, словно подвязанная кукла, прилепил "цветок" к влажной поверхности металокристалла, осветив внутренности какой-то лаборатории. — Первому отряду. В секторах с первого по двенадцатый, есть свет. Начинайте обследование. — Передав команду, Кирилл подсоединился к камерам поискового отряда и стал ждать.
Поиски, как и ожидалось, ни к чему не привели. Перешли к следующему ярусу, осветили, обследовали — безрезультатно. Начали всё по новой: Сняли "цветы", прошли двадцать метров, остановились, развесили "цветы", осветили, поискали. Залезли во все щели — пусто. Снова сняли "цветы", прошли, остановились, снова развесили "цветы", и так далее, пока не будут обследован весь нижний ярус от и до. Потом нужно будет подняться на второй и, снова проделать туже самую процедуру. Затем на третий. А всего их шесть, по двенадцать секторов-этажей в каждом. Работы выше крыши. Даже думать страшно, сколько предстоит пройти и сколько раз придётся вешать-снимать эти "цветочки" по три килограмма каждый. Это вначале они кажутся невесомыми, а потаскаешь их с часок другой, так они уже целую тонну весят.
Хорошо хоть помощь вовремя прибыла. Когда Званцев уже собирался переносить поиски на второй ярус, а это означало, что все "цветочки", всего около сотни, придётся теперь тащить только на своих руках, прибыли два тяжёлых десантников в "ТиБОБах".
-Нас прислал капитан, — пробурчали они независимо и вознамерились отстояться в сторонке, якобы на страже, водя спаренными импульсными пулемётами. Но Кирилл быстро их разжаловал, и в мгновение ока превратил два боевых меха в мобильные погрузчики, заставив тягать на второй ярус "цветы" целыми букетами. А дальше работа снова пошла по накатанной колее. Снова развесили, осветили, поискали, снова ничего не нашли, снова сняли и пошли дальше.
Внутреннее содержание секций чаще всего не отличалось разнообразием и на взгляд обывателя, могло показаться штампованной по одной модели. Везде какие-то механизмы, приборы, станки, громоздящиеся друг на друге из-за экономии пространства. Ничего не работает, не пищит, не жужжит, не стрекочет. Стоят себе и потихоньку ржавеют тоня во мраке небытия. Гигант уснул, и внутренности его затихли.
Второй ярус не приносит никаких изменений и открытий.
-Перекур десять минут, — благосклонно разрешил Званцев отдохнуть десантникам и сам с не меньшим удовольствием растягивается прямо на полу, а точнее на одном из мостиков, что соединяли две части каньона. Потом подползает к краю и свешивает голову, наблюдая, как внизу слабо тлеют огоньки оставленных "цветков". Как они борются с подступающей темнотой, как бедные стараются. А тьма наползает, подбирается, глумится живой массой вокруг, накрывает огоньки и те испуганно мигая, начинают тлеть. Но через секунду с новой силой разгораются, словно кто-то подпитал энергией, и они, точно солдаты передовой, рвутся снова в бой, гневом переполненные. И тьма словно обжигаясь, шарахается в стороны и зло шипит, зализывая раны. А потом снова нападает, протягивает огромные лапища и тянется, тянется в надежде загасить-таки ненавистные огни.
Этот бой беззвучен, но не менее жесток, нежели реальный. Сердце невольно сжимается в ужасе и восторге, когда видишь, как Голиаф всей массой наваливается на Давида, а тот изо всех сил отмахивается горя надеждой победить, рассеять мрак и белый свет распространить вокруг. Но их бой неравен. Тьма повсюду, куда не кинешь взор. Она везде. И с каждым пробитым часом грозит проникнуть внутрь, завладеть душой и телом, лишить ума и развеять разум, оставив только липкий ужас и панику безумья, когда уже ничего не видишь перед собой, не замечаешь и не хочешь верить ни во что, лишь стараешься спастись, а в итоге погибаешь.
Тьма — она, как невидимая болезнь проказа, незаметно вгрызается в тело и начинает разъедать, пока окончательно не погубить ежели ей в укор вдруг не хлынет откуда-нибудь животворный свет, что излечивает любые страхи и болезни.
Но не всегда свет воюет с тьмою. Бывает он становиться предателем и начинает якшаться с врагом. Тогда зовут его бледный свет, неровный, нечестивый, призрачный свет или вовсе злое свечение.
Как раз такой и был рядом с людьми, что посмели тревожить тьму рабочей зоны. Развешанные "цветы-светильники", освещали не только секции и ярусы, их свет предательски создавал повсюду ещё и тени, что казались чернее ночи, и полутона, выхватывая края стен каньона, наполняя формой их, и делая очертания заметней. Отсюда получалось, что как будто бы стало и светлее, но с другой стороны, на каждом этаже, в каждой секции тьма словно ожила. Подступила, задышала и опасно замерла, населив лаборатории и заводы призраками, что с укором, недовольные и злые, смотрели они на людей из чёрных оконных провалов.
Лежишь и невольно замираешь, боишься шевельнуться, слушаешь, прислушиваешься к пустоте. Тишина. Грандиозное пространство нависает со всех сторон, давит на психику нещадно. Лежишь, как червь и боишься даже лишний раз вздохнуть, неосторожным звуком привлечь внимание оживших призраков, того и ждущих, чтобы всей массой накинуться и утащить во тьму, ей на пропитание.
-Сержант Званцев! — Голос капитана взрывом обрушивается на голову Кирилла, доведя напряжение до апогея, отчего тот чуть не сверзился с моста. Вовремя ухватился за край и, затаив дыхание, Кирилл осторожненько отполз назад, покрываясь с ног до головы липким потом. — Сержант Званцев, — повторил Ямото свой запрос, и, получив ответ, разразился целой возмущённо тирадой. — Из медблока сбежал Вацлав Плоешнир. Оглушил медработника и сбежал. На выходе из комплекса охрана его не видела. Скорее всего, он покинул небоскрёб неизвестным нам ходом. Судя по последним показаниям датчиков, Вацлав движется в вашу сторону. Задержите его и верните обратно. Вы поняли меня сержант?
-Так точно сэр, — смотря прямо в красное, рассерженное лицо капитана, выпалил Званцев.
-Снарядите поисковую группу и ищите. Помните, он знает этот корабль, как свои пять пальцев. Забьётся в какую-нибудь дыру, век потом не сыщешь, и этого ваш командир нам уже не простит.
-Приму к сведению. Конец связи.
Вместо одной группы Кирилл снаряжает сразу четыре, задействовав всех своих людей. Десантников в экзокостюмах отправил патрулировать центральную улицу, а сам Званцев с одной из групп углубился в недра каньона, растягивая десантников в цепь, но так, чтобы каждый был друг у друга на виду.
Поиски им предстояли не из лёгких. Легче чёрную кошку в чулане отыскать, чем наткнуться на одного единственного человека в покрытой мраком рабочей зоны. И Кирилл отлично это понимал. Чудо произойдёт, если они найдут Вацлава вообще, без соответствующей помощи электронных приспособлений. На беду же, здесь все эти "паучки" и "осы" отказывались нормально работать. Но одно дело понимать, а другое выполнять приказ — долг под которым сам же и подписался.
Оптимальный маршрут поисков, высвеченный на дисплее шлема, напоминает змейку из одноимённой игры. Двигаясь по бесчисленным коридорам и ответвлениям технических тоннелей, десантники заглядывали в каждый тёмный угол, забыв о страхах и переживаниях по поводу темноты. Всё это позади. Сёйчас есть лишь поставленная задача и ничего более, что могло бы от неё отвлечь.
-Командир, а что если "Аспида" подключить, с его поисковой системой? — робко интересуется рядовой Кравец, бесшумно следуя за сержантом, стараясь копировать его манеру двигаться, как кошка перед броском. — Всё полегче будет.
Кирилл на секунду призадумывается, качает головой и, отвергает предложение:
-Нет, не получиться, — объясняет он молодому бойцу. — "АСПИД" не будет искать Вацлава. Его поисковая система откликается только на "свой — чужой". Если ты "свой" — ему до тебя и дела никакого нет. Он даже с места не сдвинется. А вот если ему задать программу "чужой", то тогда он, несомненно, Вацлава найдёт, но только сразу после этого уничтожит. А нам это надо? — оборачиваясь, спросил Званцев, глядя в упор на притихшего бойца. Ибо весь его вид говорил: Головой вначале думать надо, а потом спрашивать.
-Не надо, — пристыжено проблеял Кравец.
-То-то и оно, — многозначительно произнёс Кирилл, поднимая указательный палец, после чего посоветовал. — Так что лучше не задавай вопросов, а разуй глаза и внимательней гляди по сторонам. Если что заметишь, сразу докладывай.
И его совет не пропал даром. Через пару метров хода рядовой Кравец заметил что-то в темноте.
-Вон там, белеет что-то, сэр. — Подскакивая к сержанту, указал он направление вытянутой рукой. Но как Званцев не вглядывался во мрак, но разглядеть так ничего и не смог.
По юности же своей Кравец принял поведение командира за недоверие, и шалопаем побежал вперёд: — Я посмотрю!
-Стой! — прикрикнул на него Званцев, но рядового уже и след простыл. — Завьялов, Юрге ко мне! — наспех соединился он с остальными членами отряда. Мгновение и на зов прибежали двое десантников с "цветками". — Свет на полную, живее!
Охваченный растущим беспокойством Кирилл вырвался вперёд и под танец световых лучей устремился к еле заметному силуэту человека. Нагнал и чуть не пристукнул. Разве ж так можно? Но вовремя остановился.
-Какая-то одежда, — растерянно пробормотал Кравец, поднимаясь с колен, держа в руках белые лохмотья с бурыми пятнами.
Кирилл повнимательней присмотрелся и, когда лучи скрестились на находке, на него словно ушат студеной воды выливают. Кравец же вообще с криком отбрасывает лохмотья от себя и чуть не грохается в обморок.
Там, в лохмотьях, помимо разорванного медицинского комбинезона, внутри него, была ещё и кожа. И не просто кожа, а.
Человеческая...
Она, как продолжение комбинезона: тонкая, прозрачная, хранящая ещё форму рук, ног, половинок лица, прилипла к одежде, и красные капли крови сочились из неё. Ясно было, что её только что с кого-то содрали. Максимум минуту назад.
Кирилл долго, не верящим взглядом смотрел на лохмотья, уставившись на рукава комбинезона, из которых высовывалась кожа с запястий, словно обвислые перчатки, а потом глухо произнёс непослушным языком:
-А где же интересно всё остальное? — пытаясь всё перевести в шутливый тон, скрыв тем самым от подчинённых свой собственный страх, что сковал ему льдом все внутренности.
Мир вокруг как будто бы исчез. Пропали звуки, размылись формы, тьма подкралась и накрыла со всех сторон и только центром всей вселенной были белые лохмотья, что валялись грудой на полу заляпанные кровью.
Кто мог такое сделать? Кто мог содрать с человека кожу? Содрать, как со змеи.
Какая-то дикость. Нереально. Поверить невозможно, но вот оно — доказательство перед глазами. Лежит себе и не шелохнётся. Может это чья-то злая шутка? Нет. Слишком уж правдоподобно. И к тому же анализатор воздуха указывает, что пахнет именно кровью.
Вокруг уже собралась вся группа. Все смотрят и не могут поверить собственным глазам.
Званцеву, как и многим, становится дурно. Ему жарко, душно, в голове туман. Хочется открыть шлем и вздохнуть полной грудью, продышаться, прийти в себя, успокоиться. Но дышать без фильтров строжайше запрещено за пределами жилого небоскрёба. А в скорлупе уже невмоготу. Шок увиденного лишает сил. Начинается трясучка. Лицо зелёное и жалкое. Желудок превращается в комок, того гляди ринется ко рту.
Но приходит быстро отрезвление. Лишь одна мысль проносится в голове: "Кто мог такое сделать?", и сразу же все нервы поражает электрический разряд. Испуг и тело жаром обдаёт, а вместе с ним возвращается и трезвость мысли.
Неужели это был Вацлав, с кого так зверски содрали кожу? — напрашивается сама собою вторая безрадостная мысль.
Кириллу вспоминается этот бедный человек — последний колонист, замученный обстоятельствами, переживший, судя по состоянию его души, все круги ада, какие только могут выпасть на долю человека, и ему становиться жалко его до слёз. Не уберегли. Не смогли спасти. Он, наверное, ждал этой помощи целых два очень долгих года. Жил надеждой и не сдавался. Боролся за жизнь, уцепившись за судьбу зубами, в безумье утопил свой разум, но дождался. А его не уберегли, те кто долен был спасать...
Доложить в штаб о находке? Сказать, что Вацлава больше нет. — Размышляет секунду Званцев, а потом решает подождать. — Ну, нет. Может это и не Вацлав вовсе. Хотя, какая ещё заблудшая душа могла сюда забраться? К чёрту! Пока не найдём обезображенное тело или того, кто это сделал, сообщать ничего не буду.
Следуя своим мыслям, сержант вознамерился совершить вендетту. Он или найдёт беглеца или уничтожить того, кто с ним таким жестоким образом расправился, и только после этого предоставит начальству все факты своего поступка. Но это будет потом, а сейчас наступает время его личной мести за Вацлава, за человека которого они не смогли спасти и уберечь.
-Внимание всем группам, — переходя от размышлений к действию, соединяется Званцев с поисковыми отрядами. — Мы не одни. Повторяю: мы не одни. — И в доказательство своих слов демонстрирует изображение жуткой находки. — Объявляю повышенную боеготовность. Всем быть предельно внимательными. При обнаружении сил противника — отступайте. Повторяю в бой не ввязываться. Помните, вы тени. Задача остаётся прежней: найти Вацлава. Как поняли? Конец связи.
И поиски продолжились, но уже не столь безрассудно и расслабленно, когда уверен, что один и ничто не угрожает. Сейчас напряжением пропитался воздух. Вынырнув из закоулков сознания, вернулись и страх перед тьмой. А она зараза словно бы ещё и сгустилась, стала липкой, осязаемой. Хочется рвануть, разорвать этот полог ненавистный, но руки увязают в пустоте. Глаза до рези напрягаешь, всматриваешься, глядишь, боишься упустить деталь любую. Чувства обострились до предела, кажется, услышишь даже мышь за сотню метров. Мыслей же больше никаких. Мысли только отвлекают. Ты машина, ты охотник, ты и жертва...
Свернув за очередной угол, коих здесь было сотни, Кирилл натыкается на "Аспида". Тот стоит недвижно в пяти метрах впереди и. попискивая тихо, вращает взволнованно головой по сторонам, расчехлив спаренные пулемёты.
-Смотри-ка, заволновался, — пробурчал себе под нос сержант. Эта встреча живо доказывает его догадку, что они не одни. — Что же ты так поздно, брат? — следом попытался он укорить машину.
Но все укоры человека роботу были до потухшей лампочки. "Аспид" постоял ещё немного, покачал пулемётами, несколько раз переступил своими суставчатыми лапками, оборачиваясь всем корпусом, то в одну, то в другую сторону и выбрав направление, семеня шестью ножками, скрылся за следующим углом.
Хорошо ему. У машины нет чувств. Она темноты не боится. Люди же всё ближе придвигаются друг к другу. Уже след в след идут, боясь покинуть строй. И ведь ничего не сделаешь. Заставить их снова растянуться в цепь, значит погубить. Обидятся, страхом переполняться и потеряют бдительность, ещё в панику ударятся. Не так страшен враг, которого ясно видишь, как тот, что прячется во тьме от глаз.
Наконец в ушах прорезается голос:
-Третий первому — есть контакт.
На дисплее, перед глазами высвечивается расположение третий поисковой группы, и Кирилл живо командует:
-Группа два и четыре оставаться на месте. Группа три не потеряйте контакт. Мы идём к вам.
Выбежав из ветвящихся коридоров рабочей зоны на центральную улицу, Званцев заприметил, как на противоположной стороне бешено мелькали лучи "цветков", и со всей возможной скоростью припустил им навстречу. Пока он туда бежал, лучи подобно гигантским лазерным мечам, влево вправо распарывали плоть тьмы, потом вдруг скрывались, наступала непроглядная ночь, а потом снова выныривали, но уже с другой стороны, отчего Званцеву приходилось резко менять направление.
Он спешил, он ждал этого момента, он всей душой желал этой встречи. И сейчас всё должно было решиться раз и навсегда. Но так получилось, что всё разрешилось без него.
Прозвучал вдруг выстрел, потом второй, третий и у Кирилла внутри всё обрывается. Он, было, запнулся, но смог удержать равновесие и побежал дальше к уже неподвижным лучам света. Со звуком выстрелов внутри него поселяется какая-то сосущая пустота, обозначающая конец надеждам.
Опоздал...
Подбежав к десантникам, Званцев растолкал солдат и взволнованно со словами:
-Что? Что у вас? Почему стреляли? — ступил в круг света.
Навстречу ему, с корточек поднялся сержант Льюис и, отступая в сторону, обескуражено пробормотал всего два слова:
-Серый гигант...
Тьма сгустилась над людьми и уже воочию наполнилась кошмарными созданиями во плоти, от вида, которых в жилах стыла кровь.
— Глава 21.
-Джон срочно зайди в медблок.
Ямото как всегда был немногословен и как всегда не в духе. Но в этот раз на его непробиваемом лице, всегда холодном и без эмоций, читалось откровенное безумие, что крайне взволновало самого Сайлуса.
Уже второй раз кряду капитан вызывает его в медблок, отрывая от важной работы, и случись это при других обстоятельствах, он, наверно бы, взорвался, послал бы всех к чёрту, заперся в каюте помощника капитана и дослушал бы, наконец, его рассказ до конца. Ведь разгадка тайны уже была так близко. Но крайнее возбуждение Ямото, его поразительное метаморфоза лица, глаза светящиеся нездоровым блеском, трясущийся подбородок и ещё бог весть что, ураганом подхватили Джона, смели с кресла и, выбросили в коридор. Не чувствуя земли под ногами, он, как песчинка, гонимый уже собственным разбродом мыслей и чувств летел туда, где его ждало страшное открытие. Он в глубине души догадывался, зачем его позвали, но до сих пор отказывался в это поверить. Он гнал от себя безрадостные мысли, но они лезли и лезли, как черви, буравя мозг, тихо нашёптывая прямо в ухо:
-Вацлав умер. Он мёртв. Ты слышишь: он мёртв. Его больше не вернуть. Его нет. Ты никогда с ним не поговоришь, не утешишь, не обнимешь. А знаешь почему, потому что он вконец тронулся. Он сошёл с ума. Он убил себя. Или его убили, посчитав, что для него так будет лучше. — Джон пытался отвлечься, переключиться на другую тему, заглушить предательский внутренний голос, а у самого перед глазами постоянно стоял образ Вацлава. Как он бедный сидел на больничной койке, как пускал слюни. Как его блуждающий взгляд лишённый всякой мысли так ни разу и не упал на друга, не признал, не узнал, и, наверное, уже никогда бы не вспомнил. А голос в голове всё твердил и твердил. — А разве ты не считаешь, что так будет лучше. Для всех. Для тебя. Для Вацлава. Разве не лучше было бы, если бы он умер? Разве не лучше было бы, если бы ты вообще его не встретил? Смерился бы с его смертью, запечатлев в памяти лишь тот образ, что остался у тебя в памяти с момента вашей последней встречи. Разве это не было бы лучше, для тебя?
-Нет, нет, нет! — кричал без слов Сайлус, отказываясь слушать жестокие бездушные слова. Но, к его ужасу, откуда-то изнутри приходило и согласие. — Да, да, да... — соглашалось его второе я. — Так было бы лучше, если бы он умер и лучше бы не на твоих глазах. И сейчас лучше было бы уже для всех, чтобы он умер. Для всех. Он растение Джон. Он больше не человек. Не знаю, что с ним такое произошло, но он уже никогда не будет нормальным. Для тебя же он будет служить вечным укором. Ты вспомни каким его нашли. Вспомни? Он же уже был мёртвый. От него осталась одна лишь оболочка.
И Джон сдался. Пал духом. Наступило какое-то внутренне отупение. Разом замолчали голоса, и Джон готов был уже разрыдаться, выплеснуть горе наружу, смыть его и оставить внутри одну печаль. Но стиснув зубы сдержался, не разрыдался, глубоко вздохнул и решительно шагнул в медблок. А следом, будто кольнуло что-то, какая-то незаметная мыслишки или скорее догадка даже, удивление, что спохватилось вдруг и мельком так вспыхнуло в голове: А чего же тогда капитан так взволновался? Не из-за смерти же Вацлава он стал сам не свой.
-Наконец-то, — заметил Ямото Сайлуса. Его состояние было крайне возбуждённое и затуманенное. Он не анализировал свои поступки. Он не понимал, что делает. Он просто делал, совершал, не заботясь о чувствах других и о своих собственных. Он был похож на безумца, и безумие его распространялось на других.
Но слова капитана Джон пропустил мимо ушей. В первую очередь он обыскал глазами помещение и не нашёл Вацлава. Его койка была пуста. Даже как-то от души отлегло. Следом он заметил Кэс, бледную как смерть, что забилась в уголь и боялась посмотреть на командира. И, наконец, его взгляд упёрся в серую тушу, лежащую на каталке посреди помещения. Пресловутый серый гигант, — догадался Джон. — Только какой-то его усохший вариант.
Увидел наконец?! — ни с того ни с сего закричал капитан, заметавшись по медблоку загнанным тигром. — Нравится? Можешь повнимательней полюбоваться на нашего гостя! — Потом Ямото походил, походил и вдруг задал чудовищный вопрос: — Узнаешь? — Сайлус даже оторопел. А Ямото, как ни в чём не бывало, несло дальше. — Ты присмотрись, присмотрись повнимательней! Ну что, узнаёшь? — снова задал он тот же вопрос, бешенея на глазах. Но Джон так и стоял столбом в сторонке, не понимая, что от него хотят.
Ямото бледнея от бешенства, забыв обо всём: о тактичности, о недавней дружбе, только бы самому не сойти с ума; подскочил к монстру, схватил его за башку и, приподняв, заорал:
-А теперь узнаешь, чёрт тебя подери!!!
-Нееет! — вырвался дикий крик из глотки Сайлуса, который для него самого раздался откуда-то издали. — О Божеее, нееет!!! — закрывая голову руками и падая на колени, кричал Джон, заливаясь слезами. — НЕЕЕТ!!!
Из рук Ямото на него смотрело лицо...Вацлава.
Искажённое, серое, звериное, оскаленное, чудовищное, но узнаваемое в мельчайших чертах, памятных ещё с юности.
Он был готов смериться со смертью Вацлава. Готов! Будь он проклят! Но он не был готов к тому, что увидит.
-Как, как, как? Как такое могло произойти? — рыдал Джон, бормоча сквозь слёзы. — Как! Нет. Нет. Не верю. Этого не может быть. Нет...
Поведение лейтенанта как-то сразу отрезвило Ямото, заставило почувствовать себя последней сволочью. Как же подло он поступил. Без подготовки. Без разъяснений. Сразу в лоб, не подумав о последствиях. Он даже не мог и представить себе, что чувствовал сейчас Сайлус, как он раздавлен, убит шокирующим известием.
-Ну-ну, всё хорошо. Ты извини старого дурака, что вот так сразу, — встав на колени рядом, стал утешать капитан. — Совсем крышу снесло. Я сам, когда увидел, чуть не заорал от ужаса. Ну, всё-всё, успокойся. Успокойся. Всё будет хорошо. Успокойся... — Прилепляя успокаивающий пластырь, говорил Ямото, а у самого сердце болело.
"Ничего уже не будет хорошо. Ничего. Ужасы прошлого приоткрыли, наконец, пред нами свои тайны. Боже, что за демоны вселились в этих людей! Что могло так изменить их? А, что если они и в нас самих".
-Что-что, не понял? Повтори, — не расслышал Ямото, за ворохом своих собственных мыслей, слабый шёпот Сайлуса.
-Как это случилось? Где вы его нашли? — еле слышно повторил Джон, не отрывая рук от лица.
-Где нашли?.. — призадумался капитан, и рассказал всё как на духу, не упуская ни малейшей детали. — Таким разведчики его уже и нашли, — заканчивая недолгий пересказ недавних событий, сказал Ямото, кивая в сторону тела серого. И вдруг его снова охватил гнев незнания, от невозможности понять, вникнуть в ситуацию происходящего. Он с силой схватил лейтенанта за плечи и горячо заговорил:
-Слушай Джон, слушай. — Ноль реакции. Тот будто бы полностью погрузился в себя. — Ты, что-нибудь узнал Джон? — И Ямото продолжая тормошить лейтенанта, засыпал его множеством вопросов. — Ты слышишь меня? Ты что-нибудь узнал? Тебе что-нибудь удалось узнать, Джон? Что рассказал тебе Эштан Праймс? Что произошло на "Гелиосе"? Куда подевались все колонисты? Ты слышишь меня. Что произошло на "Гелиосе"?! — срываясь на крик, задал он свой последний вопрос.
Джон медленно отнял руки от лица и в прострации, глядя перед собой бессмысленными глазами, проговорил, растягивая слова:
-Не знаю. Пока ещё не знаю. — Взгляд его, наконец, прояснился и сразу же наполнился ярым огнём мщения. — Пока не знаю, — повторил он твёрдо, — но пора узнать всё. — И резко встав быстро, без объяснений, вышел из медблока, дав клятву, сжимая кулаки, что уничтожит того, кто сделал такое с Вацлавом или, по крайней мере, сможет хоть как-то отомстить, и если потребуется, даже ценою собственной жизни.
Из дневника Эштана Праймса:
Артефакт учёным дался не сразу. Даже с подключением всех возможностей "Харона", они месяц за месяцем бились над его разгадкой, но так и не приходили к каким-то конкретным результатам. А вокруг нас всё рос и ширился трубчатый лес, наполняясь всё новыми и новыми видами причудливой и местами опасной жизни.
Биологи давно сбились с ног, пытаясь как-то подсчитать, систематизировать и научно обосновать появление того или иного вида, впоследствии вступившего по каким-то своим особенностям в симбиоз с другим. Учёные лазали по лесу, составляли каталоги, изучали под микроскопом клетки, отслеживая хромосомный набор внеземной жизни, ставили какие-то опыты, эксперименты и т.д. Работы у них в то время было непочатый край.
Не остались без дела и ученые других специальностей. С появлением трубчатого леса люди снова возрадовались жизни. Перед ними открывались грандиозные возможности в изучение и новых открытиях, способных перевернуть все наши понятия в области устройства жизни и Вселенной в частности.
Но были и те, кого абсолютно не интересовало всё это. Они лишь бредили одним — артефактом. Эти люди потеряли сон, душевное спокойствие, здоровье, наконец. В их глазах осталась только нездоровая решимость победит, раскрыть тайну, поставленную пред ними. Казалось, что артефакт специально звал их, притягивал к себе, дразня и надсмехаясь над ними. Отчего эти ученые ещё больше распалялись, клали последние остатки сил на алтарь разгадки, и не хотели ни о чём другом и слышать, кроме своего обожаемого артефакта. Они бились до конца не щадя себя. Бросались в бой, а тайна повергала их, но они снова вставали и шли вперёд к намеченной, неизменной цели.
И это, наконец — свершилось.
"Харон" выдал модель сборки артефакта, и его незамедлительно собрали. И тут вдруг, как и его предшественник, малый артефакт лопнул и, испарился, наполнив защитный бокс серым, ртутным паром.
О! надо было видеть, какой восторг сиял в глазах тех людей, что неделями не спали, корпев над формулами и чертежами. Он просто плескался там, омывая брызгами их лица, выводя выражение тупой безрассудной радости. Они хлопали друг друга по плечу, смеялись, хохотали, подбрасывали бумаги вверх, кричали и пели песни, восхваляя разум свой находчивый. И все, абсолютно все, с жадностью потирали руки: Теперь у них есть семена, с которыми они вправе поступить, как хочется.
Но быстро. Очень быстро их восторг сменился ужасом.
Я сам не видел что там произошло в реальном времени, смотрел запись.
Огнеупорное бронированное стекло. Оно...до сих пор не верится. Оно вогнулось внутрь бокса и разлетелось на миллион осколков, выпуская наружу жуткий пар. Через секунду он уже рассеялся, быстро заполнив лабораторию, а потом также быстро втянулся в вентиляцию и был таков.
Семена жизни ускользнули из рук учёных, положив начало всем нашим бедам...
Всем, принимавшим участие в проекте, пришлось смириться с неожиданной потерей. Семена ускользнули, но это не значит, что они исчезли навсегда. Скоро или когда-нибудь, они проснуться, и явят миру новый разум. А когда это произойдёт, мы думали, что будем наготове и примем в распростёртые объятия братьев по разуму, обласкаем и научим жить, по нашим собственным законам.
Блажен, кто верует. И идиот, кто верить, что в его силах распоряжаться судьбой.
На корабле стали исчезать люди.
Нет, не сразу. Прошло где-то три или четыре месяца, точно опять не помню.
Вначале мы не предали этому должного значения. Пропадали отчасти всё одиночки или парами. Эти потери мы списывали на несчастный случай. Многие из нас не могли спокойно усидеть внутри корабля, когда снаружи кипела внеземная жизнь. Отправлялись на прогулки без охраны, охотились, считая себе непревзойдёнными специалистами этого дела. У кого и вовсе крыша ехала, чего скрывать.
Синдром — "ирреальности", — когда человек не справившись с внешними раздражителями, в нашем случае принять тот мир, что нас всех окружал, разрушал свой собственный внутренний мир, не имея никаких точек опоры. Этот синдром проявлялся у всех по-разному. Но были и такие, кто просто в один прекрасный день уходил с корабля и больше не возвращался. О чём они думали в тот момент? В каком мире они находились? Что делалось в их головах, какие мысли и желания преследовали они в своих бредовых фантазиях? Я не знаю. Но, наверное, это было что-то ужасное, а может и наоборот блаженно прекрасное, раз они, позабыв закон самосохранения, потеряв всякий страх и осторожность, вдруг отправлялись на верную гибель. Кто знает...
Мы, конечно же, снарядили несколько поисковых команд, но спустя месяц так никого и не нашли.
А люди продолжали исчезать.
И когда число пропавших превысило сотню, тут уж нам стало не до шуток.
Страх овладел нами всеми, распутав свои липкие сети вокруг. С каждым днём нервозность накаляла просторы корабля. Подозрительность доросла до таких размеров, что люди, как чумные, шарахались друг от друга. Все только и думали о том, и я в том числе, что на корабле завёлся кровожадный маньяк — фанатик чистоты, уверовавший в то, что куда бы человек не сунулся, он обязательно там нагадит и уничтожить всё, до чего только дотянуться его жадные и похотливые руки.
Разговоров было много, но пользы это не приносило никому. Обиды, обвинения, крики неслись отовсюду, грозя перерасти в кровавый бунт и расправы над невинными людьми, что только и могли разводить руками в своё оправдание. Всё вело к краху экспедиции. Всё из рук валилось. Дисциплины никакой, работать никто не хочет, все думают только об одном: что же будет дальше?
Под общий недоброжелательный настрой полковник Стер — командующий десантной ротой обеспечения безопасности, снял с поста главнокомандующего нашего капитан. И первым же указом ввел на корабле комендантский час, переводя наше мирное существование на военное положение.
Отныне куда не сунешься, повсюду ты натыкался на вооружённые отряды. И не знаешь, кого больше бояться — маньяков, что где-то рыщут на корабле по твою душу, или вот этих ребят закованных в броню, под маской у которых и не поймёшь что на уме. Возьмут, да и сдуру выстрелят, а потом оправдаются, мол, вот застрелили маньяка. Ты же будешь мёртв и доказать свою невиновность уже не сможешь. Вот и ходишь постоянно мимо них, затаив дыхание, на цыпочках, боясь привлечь излишние внимание.
Десантники же смотрели на нас, главным образом, свысока — презирали. Наверное, считали нас скотом не способным самим постоят за себя, защитить свою собственную жизнь. "Испугались там какого-то маньяка, закудахтали, всполошились. Одни проблемы теперь от вас".
Но, несмотря на гордыню, работу свою они знали отлично. Перешерстили весь корабль. И даже нашли одного маньяка. Но этот человек оказался не тот, кого мы, в сущности, искали. Так, обычный псих, повернувшийся на сексуальной почве. Обклеил весь свой жилой отсек голыми бабами и время от времени выходил на охоту за очередной смазливой дамочкой. Но чаще всего он обходился без жертв и после сканирования его мозга, нам всем пришлось признать своё поражение. Всех пропавших без вести на одиночку не повесишь.
А вскоре в оперативный штаб расследований стали поступать разрозненные данные о том, что люди всё чаще и чаще стали сталкиваться на корабле с непонятными серыми созданиями. Очевидцы этих встреч немногое могли поведать. Говорили, что от них веяло какой-то злобой, и что они внушали просто неописуемый ужас, отчего люди, без малейшей оглядки, бросались наутёк, позабыв обо всём на свете. Говорили ещё, что они большие, очень большие. Под два метра росту, а то и выше. А в обхвате плеч им мог позавидовать любой атлет.
Полковник Стер, было, отмахнулся от слухов, заявив, что всё это досужие домыслы, ему же подавай только факты.
И факты не заставили себя долго ждать. Одной из патрульных групп удалось-таки подстрелить "серого". После чего Стеру пришлось забрать обратно своё голословное утверждение и, обеими руками уцепиться за новую идею: что на корабле появились интервенты.
Обвинив во всех грехах научную группу под началом профессора Родригеса, высказавшись — "что мол, доигрались, выпустили джина из бутылки, а мне теперь расхлёбывать", — Стер развил кипучую деятельность.
Сразу вооружил техников, по роду своих обязанностей, вынужденных ползать по самым укромным уголкам корабля. Вторым его шагом была мобилизация гражданского населения. И третье, что он сделал, набрав вторую роту, начал войну с возрожденными представителями иных цивилизаций. Он ни на минуту не сомневался, что серые гиганты, не кто иные, как взросшие семена из банка жизни.
Кое-кто попытался, правда, возразить, говоря, что цикл развития слишком мал, что за такое короткое время ни один организм не в состоянии развиться в полноценную особь. Но Стер не хотел ничего слышать. Он, как гончая уже навострил нос и приготовился к настоящей войне. У него есть враг, и он его победит, считал он.
Но истина оказалась куда как ужасней, чем просто появление "серых".
Я никогда не забуду ту историю, которую сейчас расскажу. У меня до сих пор она стоит перед глазами и постоянно снится по ночам. Тот ужас, что я пережил тогда, был несравним ни с чем...
Подробностей уже не помню. Помню, что возвращался в свой жилой отсек, уставший до невозможности. В мыслях было только одно: поскорей бы добраться до кровати и забыться сном.
Мой путь пролегал как раз через рабочую зону, а вы сами знаете каких она циклопических размеров. Народу там всегда битком. Выходя на центральную улицу, постоянно попадаешь словно на какой-то праздник или парад. Но в тот вечер, на моё немалое удивление, народу в рабочей зоне было не так уж и много, наверно, сказывалась всеобщая истерия. По этой-то причине я и заметил, как двое десантников допрашивали моего друга — выдающегося химика Станислава Далько. И судя по тому, какое было у него затравленное выражение лица, этот разговор не предвещал ему ничего хорошего.
Обременённый немалой властью на корабле, я решил вмещаться. Вызволить друга из щекотливой ситуации, а может и из беды.
-Саша! — подходя ближе, окликнул я наше светило науки. Но тот будто бы меня не услышал вовсе, даже головы в мою сторону не повернул. А когда, наконец, заметил, вдруг дал дёру и затерялся в хитросплетениях многочисленных коридоров.
Смачно выругавшись, десантники бросились вдогонку. Ну, и я, несмотря на то, что давно уже не мальчик, собрав остатки сил, — откуда только взялись, — побежал следом, весьма удивлённый нашей страной встречей.
Кружили мы долго. Станислав, как заяц, носился по коридорам, запутывая следы, но убежать ему всё-таки не удалось. Десантники вызвали подмогу, после чего обложили его со всех сторон и специально завели в тупик. Я подоспел, как раз к разбору. Солдаты приказывали Стасу лечь на пол и не двигаться, а тот стоял, жмурясь от яркого света фонарей и, никак не реагировал на приказ.
Наступила пауза.
И тогда я решил вмешаться. Я хотел поговорить со Станиславом, образумить его, успокоить, отговорить от неразумного поступка — не подчиняться. А он так на меня посмотрел, что все мои заготовленные слова сразу же застряли в глотке.
В его глазах я увидел боль.
В нём словно происходила какая-то борьба с самим собой, что причиняло ему неимоверные мученья. И ещё, своим странным взглядом, он как будто бы со мной прощался.
А потом он моргнул и его глаза...
Я до сих пор вспоминаю этот эпизод с содроганьем. Он постоянно сниться мне в кошмарах, и каждый раз я заливаюсь слезами. Эх,...Стас, Стас, мой добрый друг, как же так. За что судьба так обошлась с тобою. За что она нас предала? За что нам всем проклятье это?!
Он моргнул и его глаза... Нет, это уже были не его глаза. Это были глаза не человека, нечеловеческие глаза. Они светились бледным светом и будто с удивлением смотрели на мир вокруг.
Десантники аж рты поразевали. И у меня, чего скрывать, отвисла челюсть. А Стас стоял перед нами, прислонившись к стенке, и с каким-то странным выражением оглядывал всех нас с головы до ног.
Потом он улыбнулся. И о Боже! Его кожа лопнула, и прямо посередине лица проступил кровоточащий шрам ото лба до подбородка.
Я шарахнулся назад и чуть не сел на задницу. Мои глаза отказывались верить в происходящее. Нет, нет, нет — кажется, твердил я в тот момент, качая головой, но скорее просто мычал, не в силах вымолвить и слова. Не помню. Другие же, судя по замешательству, находились не в меньшем шоке, чем и я.
А Стас снова улыбнулся. Слизнул с губ кровь. И вдруг, одним рывком, содрал с себя одежду вместе с кожей разом, как какой-то плащ, и серым призраком метнулся в нашу сторону. Раскидал десантников и навалился прямо на меня.
Его лицо. Его серая морда нависла надо мной. Я от подступившего к горлу омерзения и от ужаса чуть не задохнулся, и всё никак не мог закрыть глаза. Я всё смотрел, смотрел на то, что ещё недавно было Стасом и, мысленно прощался с жизнью.
Абсолютно лысый череп, с острыми приплюснутыми ушами, без носа, только две щели, бешенством светящиеся глаза, рот без губ и острые как иглы зубы, таким стал мой старый друг, потеряв человеческое обличье.
Он стал одним из них. Одним из "серых". Только по размеру ещё им уступал.
Гибкое и сильное тело его придавило меня к полу, и я как букашка даже пискнуть под ним не мог. Одной рукой он сдавливал мне шею, впиваясь острыми когтями. Другая служила ему опорой. Он, то приподнимался на ней, шипел на застывших солдат, то снова прижимался ко мне и будто бы наслаждался моей агонией. Я же был пред ним абсолютно беспомощен. Дышать становилось всё сложней. За каждый вдох я боролся инстинктивно, понимая, что мне всё равно конец.
Моё лицо горело. Звуков я уже не различал, только гулкий стук сердца, отсчитывающий последние секунды моей несчастной жизни. В глазах туман, постепенно сменяющийся чернотой. И паника, паника. Она завладела мною. Неужто всё? — мелькнула одна единственная мысль. И я, не знаю как, собрав остатки сил, что есть мочи закричал:
-Убейте! Убейте его!
На самом же деле я только захрипел, но и этого оказалось достаточно. Десантники, наконец, очнулись. Прозвучал хлёсткий выстрел и, моя пытка прекратилась.
Я никому не пожелаю того, что пережил сам в те пятнадцать злосчастных минут. Потерять друга, близкого человека, которого любил и уважал, с кем делился сокровенным и вообще считал продолжением себя — это как вырвать из себя часть своей жизни, вырвать частичку собственного сердца и души.
Я знаю — это лишь слова. Истинного переживания словами не передашь. Но по-другому мы не умеем. Как объяснишь то, что я до сих пор, порою общаюсь со Стасом, как будто бы он рядом, а в тяжкие моменты прошу у него совета и поддержки, только бы самому не сойти с ума, когда серые монстры бродят где-то рядом, и я слышу их шаги всё ближе, ближе, ближе...
Новость вихрем облетела весь корабль. Она, как кувалдой наподдавала людям по голове, вселив в их сердца затаённый ужас, что грозил вскоре затопить их разум, и тогда нам всем конец.
Если раньше люди боялись только маньяка и видели его в каждом встречном, то после страшного открытия они уже боялись всех! Родители не доверяли детям. Брат не доверял брату. Родственники рвали все контакты. Друзья обходили друг друга стороной. Никто не знал, кто в следующий момент обернётся монстром.
Специалисты, в первый же день, после нашумевшего известия, задались вопросом: Почему диагностическая система карантина не выявила интервентов и не забила тревогу, когда в организмах людей стали развиваться зародыши серых монстров. И выяснилось то, от чего я до сих пор не могу прийти в себя.
Семена разумной жизни — это не зигота, не зародыш и не набор хромосом, что должны были или уничтожить своего носителя или вызывать мутацию его организма, строя на основе имеющегося объекта совсем иной, чуждый пониманию. Нет. Это были какие-то непонятные нам молекулы белка, близкие по строению к ДНК. Но вместо того, чтобы захватывать и перестраивать всю хромосомную цепочку человека, его генную матрицу, они изменяли только нервную ткань, разрастаясь словно древо со множеством ветвей. Семена не трогали ни органы, ни другие ткани, только нервную систему. Да и то таким сложным образом, что ни одна диагностическая система не могла выявить хоть какие-то изменения. И только в самом конце перерождения происходила небольшая мутация: изменялся кожный покров и форма тела на более пригодную для жизни в условиях новорождённого мира.
А что есть человек? — Сознание. Всё остальное лишь механизм поддержи жизни и размножения. Перепиши сознание и перед тобой предстанет совсем иная личность.
И самое ужасное — никто из нас не знал — заражён ли он сам. Мы не то, что перестали доверять друг другу, мы перестали доверять самим себе.
За две недели после страшного известия пятьдесят человек покончили с собой, не выдержав только одного ожидания неизвестности. Малейший симптом недомогания доводил таких людей до безумия. Им всё казалось, что серая тварь уже внутри них, и скоро она пожрёт их без остатка. И чтобы этого не случилось, они поспешно накладывали на себя руки.
Ещё сто пятьдесят человек приняли незаслуженную смерть. Их убили. Убили просто так, за то, что они кому-то там показались слишком подозрительными.
Паника на корабле разрасталась со скоростью пожара, бушующего в степи. Безумие охватило людей, и они уже не осознавали, что творят. Мы сами уподобились зверю, что бродил по кораблю и охотился на нас.
А он охотился на нас, как машина уничтожения. Я не знаю, почему серые гиганты проявляли к нам столь чудовищную жестокость. Возможно, таким образом, они пытались восстановить равновесие между двумя видами.
Пока их было мало, они всё больше прятались по тёмным углам. Когда же их численность перевалила за сотню — они вышли на охоту. А когда их популяция подкатила к отметке "тысяча", то они окончательно вознамерились уничтожить нас — людей, тех, кто занимал теперь уже их мир.
"Серые", конечно же, уступали нам в технологии и вооружении, да и численность их была ещё не настолько огромна, чтобы они могли задавить нас одной живой массой. И мы какое-то время оказывали им достойный отпор.
В новых условиях, полковник Стер с блеском проявил свои командирские качества. Он мобилизовал практически весь экипаж корабля. Ввёл на борту жёсткую дисциплину и заставил всех, без исключений, постигать науку войны. Производственные комплексы остановились. Исследования больше никто не проводил. Научной работой никто не занимался. Мы все стали солдатами и сообща, но не по своей воле, вступили на тропу войны. Нашей мирной жизни пришёл конец.
Весь долгий месяц, показавшийся нам годом, мы зачищали корабль от интервентов. Наши ряды редели. Одни погибали в бесконечных схватках с "серыми", другие покидали нас, переходя на сторону врага. Но в какой-то момент нам всё-таки удалось вышвырнуть эту серую мразь с корабля и захлопнуть шлюзы...
Мы думали, что победили.
Никто из экипажа больше не перерождался, не становился серым монстром. Сами монстры попасть на корабль уже не могли, а значит, временно не представляли для нас опасности. Наши потери оказались чудовищны, но не катастрофические. Мы ещё могли создать мир людей, отвоевав его у "серых".
И мы перевели дух, понадеявшись, что всё, наконец, закончилось, что пришёл конец нашим страхам и страданиям. Но это было не так. Это был не конец. Наоборот. Это было лишь начало...
Начало конца.
И это начало положил "Харон". Этот искусственный мозг сошёл с ума и в одночасье убил двести человек, включив систему пожаротушения. Потом он, больше не отзываясь на наши команды, открыл все главные шлюзы корабля, заблокировал системы управления, и окончательно добил нас, отключив систему жизнеобеспечения.
Свет, вода, фильтрация воздуха, контроль температуры, электропитание вспомогательных агрегатов — всё отключилось. Корабль будто вымер. И мы все оказались на грани выживания. Мы банально не могли приготовить пищу. Не могли оказывать медицинскую помощь. Мы мёрзли в своих жилых отсеках — пришлось вспомнить, как разводить костёр.
Мы как древние люди Земли, отныне спали у живого огня в обнимку с оружием, и каждый день с ужасом ждали того момента, когда вернуться "серые".
Но Бог нас пока миловал — порождения нового мира не возвращались, уйдя вглубь леса, — и мы вплотную занялись проблемой "Харона". Нужно было, как можно скорей изменить сложившуюся ситуацию, вернув корабль к жизни, чтобы спастись самим.
Беглый осмотр показал, что электронный мозг поражён неким вирусом. И что самое удивительное — это был биологический вирус, и он тоже пришёл из артефакта.
Все проводящие каналы "Харона" покрыла чёрная плесень на основе кремний органики, обладающая сверхпроводимостью с маленькими ячеистыми вкраплениями, в которых содержались кристаллы, по структуре схожие с нашими инфокристаллами. Информация в них многократно дублировалась, видоизменялась и перезаписывалась, основываясь на полученных данных "Харона".
Как мы поняли — этот вирус был таким же своего рода сверхкомпьютером, как и наш квантовый мозг. И вот эти два колоссальных интеллекта схлестнулись меж собой, в намерении поглотить один другого. Но что-то там у них пошло не так.
"Харон" смог победить захватчика, но слияние двух этих систем было настолько глубоким, что образовался некий симбиоз. Вместо того чтобы раствориться в чужом сознание "Харон" приобрёл — самосознание. Он стал личностью, которая отныне могла поступать так, как только нужно ей самой, не слушая ничьих приказов. Но, не обладая чувствами, не зная любви и привязанности, долга и чести, не различая добра и зла, жестокости и справедливости — эта личность стала нам также чужда, как были чужды мысли и намерения серых монстров, а мы были чужды ей.
"Харон" больше не видел в нас своих хозяев, друзей, товарищей. Мы стали для него досадной помехой, от которой нужно было поскорей избавиться. И он стал действовать.
Наш общий дом из крепости превратился в западню.
Многие отсеки пришлось запечатать — мы просто не в состоянии были уже контролировать столь огромное пространство. Наши прекрасные сады стали увядать. Животные одичали и гонимые голодом, они рыскали по кораблю тенями, представляя для нас немалую опасность.
С этого момента жизнь и смерть вступили в решающую борьбу, а мы оказались в самом её эпицентре.
Ежедневный страх ожидания неминуемой гибели, нервозность, отказ от многих благ цивилизации — постепенно истощали людей. Многие из нас уже начинали высказывать мысль о том, чтобы покинуть корабль и основать новую базу. Но куда идти? В неизвестность? Туда, где нас точно ждала верная погибель?
Капитан Глотов, полковник Стер и я вместе с ними, а также ещё группа людей, мы все утверждали, что такой поступок невозможен, что это погубит всю экспедицию. И с нами вроде бы соглашались. Но с каждым днём взгляды людей всё чаще и чаще устремлялись за пределы корабля, а вместе с ними и их мысли уносились вдаль. И в один из дней я понял, что неизбежного не избежать.
И как всегда оказался прав.
Колонисты разбились на два лагеря — одна часть осталась на корабле, а другая ушла в неизвестность, и ничто их не могло уже остановить.
Я лично провожал этих людей дерзнувших бросить вызов чужой планете, без какой-либо надежды на выживание. С собой они забрали половину всей нашей техники, погрузили в неё кое-какие припасы, медикаменты, кое-какое оборудование и отбыли в северную часть материка. Я смотрел им вслед, и на моём лице читались: печаль, тревога и холодная убежденность, что больше мы их никогда не увидим. Но в этот раз я ошибался...
Оставшиеся же на борту занялись починкой "Харона". Для этого случая учёные разработали специальный вирусофаг, после чего практически мы все, чуть ли не ползая ужами, облазили каждый уголок корабля, опрыскивая серую плесень. И наши труды воздались нам. Иноземный компьютер — погиб, открыв доступ к квантовому мозгу.
Наступила пора заняться перезагрузкой "Харона". Для этой цели у нас существовала дублирующая система интеллектуального разума "Мадлен". Нужно было загрузить её в центральный блок управления и ждать когда она полностью сотрёт личность "Харона", заменив его личность на свою. Но судьба снова разложила карты не в нашу пользу...
Вернулась вторая группа колонистов и вместе с ними вернулся и ужас пережитого.
Не прошло и двух недель, как они покинули корабль, но с их возвращением у нас у всех создалось такое впечатление, что бедняги побывали в самом Аду. Из тысячи двухсот человек в живых осталось всего триста, да и на тех без слёз не взглянешь. Это были истощённые, бледные, болезненно прозрачные, грязные люди с нервными расстройствами, неспособные даже внятно объяснить, что же с ними произошло. Они, как дети бросались нам на плечи и рыдали во весь голос, просили их спрятать, спасти, укрыть от кого-то, кто скрывается в лесу, а некоторые и вовсе умоляли убить их — быстро и безболезненно, — только бы не попадать в лапы тем чудовищам, что населили мир вокруг.
Это было жуткое зрелище, видеть, как даже сильные мужчины с твёрдым характером не могли справиться со своими чувствами и как младенцы пускали сопли. Никогда я не видел ничего подобного, даже во время войны.
Страх и ужас в этих людях был настолько силён, что он постепенно стал охватывать и нас самих. Я всеми фибрами души почувствовал, как он заполнял пространство корабля этакими морозными нитями, от которых мурашки бежали по спине, а сами люди замолкали, их лица хмурились, движения становились резкими и нервными, а глаза то и дело обшаривали тёмные углы.
Капитан Глотов, повысив голос, чуть ли не срываясь на крик, только бы люди очнулись, приказал разместить прибывших в жилых отсеках и выставить охрану. Затем, тем же командирским голосом, приказал полковнику Стеру разместить боевые отряды раннего оповещения у каждого выхода с корабля.
Я же в тот момент смотрел на Андрея и понимал, почему этот человек был настолько легендарен. Он не с лучшей стороны показал себя ещё в тот момент, когда только начали пропадать люди, с лёгкостью передав бразды правления Стеру. Но сейчас, пережив десятки потрясений, потеряв половину экипажа и поучаствовав в маленькой войне, он, наконец, проснулся. И это был ураган, мощь, сила, воля перед которой никто не мог устоять. Его авторитет был настолько могуч, что мы всё без раздумий приняли его сторону, и отныне стали подчиняться только ему. Даже полковник Стер постоянно стал отдавать ему честь, каким-то подобострастным движением, что за ним никогда не наблюдалось.
И эти кардинальные изменения капитана оказались для нас как нельзя кстати.
Не прошло и недели по местному времени, как объявились те, кого мы так боялись — серые, и в этот раз они были не одни.
Как нам удалось выяснить из невнятных объяснений прибывшей группы колонистов, у серых гигантов появился союзник. Дальнейший анализ показал, что этим союзником оказались наши собственные собаки. Под действием неизвестных нам факторов, возможно, это был все тот же вирус, а может это условия окружающей среды так подействовали на них, но земные животные — друзья человека, в одночасье превратились в хищных зверей, по форме напоминающих удлинённую версию гиены с твердым кожистым покров без шерсти, огромной пастью и мощными лапами. Неприятное зрелище скажу я вам. Но не так страшен был этот зверь на вид, как его жуткий, пробирающий до мозга костей, сатанинский хохот. Он до сих пор стоит у меня в ушах. Стоит мне его снова услышать, и я полностью цепенею, не способный пошевелить даже пальцем.
Серые напали в самый неподходящий момент.
Как раз незадолго до нападения, специалисты по энергетики, озадаченные систематическим скачками электропитания, выяснили, что "Харон" полностью не отключился. Подлым образом, обойдя множество блокирующих команд, он подключился к второстепенным генераторам и медленно накапливал энергию, где-то в самом центре корабля. И когда её стало достаточно для корректной работы большинства управляющих систем, "Харон" принялся строить нам козни.
В первую очередь: он многократно продублировал себя, разместив пакеты информации по всей нейронной системе корабля, что помешало нам стереть его личность окончательно, без вмешательства "Мадлен".
Затем "мозг" разблокировал отсеки по всему кораблю, лишая нас тылов и укромных защищённых мест.
"Харон" как будто бы уже знал, что нас ожидает, и всячески пытался сделать так, чтобы серые не встретили на своём пути ни единого препятствия. И он добился своего.
В ночь перед нападением я дежурил на главном мостике центра управления. Инженеры всё ещё пытались запустить систему диагностики главного компьютера, после чего загрузить в него новую личность и поэтому в тот день вокруг меня крутилось довольно большое количество народа. Они переговаривались между собой, тестировали электронные системы, изучали какие-то схемы, ругались, спорили. А потом все вдруг замолчали и напряглись. И в наступившей тишине я отчётливо расслышал, как по палубам корабля, сначала так тихо-тихо прошелестел удивлённый смешок, и постепенно нарастая, превратился в хохот, от которого, честно признаюсь, у меня затряслись поджилки.
-СЕРЫЕ! — Страшная догадка пронзила всех находящихся на мостике подобно электрошоку. Все разом будто превратились в соляные столбы и только и знали, что стоять на месте вытаращив глаза, даже не думая что-либо предпринимать.
А потом по всему кораблю завыла сирена. Я не слышал её со времён войны: такая тягучая, тяжёлая, и между тем громкая до скрежета зубов. Она выла и выла, заглушая звуки вокруг, и каждый её вопль сквозил обречённостью и неотвратимостью судьбы, от которой уже невозможно было убежать.
Подобно колоколу бьющему набат, сирена точно так же оповещала о приближении смерти, чьё ледяное дыхание мы почувствовали собственной кожей.
-Всем боевым отрядам занять посты! — срывающийся на крик голос капитана, вывел людей из прострации, и мир вокруг завертелся в бешеном темпе.
Инженеры побросали свои приборы и, похватав винтовки, ринулись на нижние палубы. Следуя их примеру, я со всех ног побежал на главную палубу управления боевых систем. Навстречу мне бежали перепуганные люди с бледными лицами: женщины, мужчины, дети, старики, военные, учёные, и в неярком свете, все они казались мне восставшими мертвецами, так мало было жизни в их глазах. Будто душа уже покинула тела людей, оставив только оболочку, что продолжала двигаться и суетиться, гонимая одним лишь животным страхом.
В зале тактического планирования боевых операций, когда я туда добрался, были уже капитан Глотов, полковник Стер и пара тройка боевых офицеров. Они напряжённо сидели перед светящимися экранами и резко отдавали короткие команды:
-Перекройте шлюзы два и три.
-Пошлите группу людей из тридцати человек на вторую палубу.
-Вручную запечатайте отсеки: 8, 12. 16 и 32.
-Сержант Карпов, где вас носит. Нам нужны люди. Живее на восьмую палубу!
-Отряд "Альфа" заблокируйте коридоры в жилой комплекс.
-Группу инженеров на четвёртую палубу. Пусть подключать датчики движения к общей системе.
Из многих приказов и ответных донесений, я понял, что к новой битве мы оказались не готовы. Десятки систем наблюдения до сих пор не наладили. Из систем автоматического ведения огня функционировало не больше десяти, хотя их должно быть не меньше пятидесяти по всему кораблю. Многие отсеки оставались не защищенными или попросту открытыми настежь, позволяя врагу беспрепятственно пройти на внутренние палубы и в том числе в жилой комплекс. Я готов был схватиться уже за голову и застонать от бессилия, когда капитан, оторвавшись на секунду от экрана, приказал мне занять боевой пост.
Я сел в кресло и через виом подключился к наружной системе залпового огня, теперь она работала только вручную, и когда перед глазами вспыхнуло изображение, моё сердце сбилось с ритма.
Их было тысячи...
Туман снаружи корабля весь кишил ими. Тысячи и тысячи гиенообразных чудовищ бродило там, снаружи, ожидая приказа и сотни две серых гигантов, кто должен был отдать этот приказ, стояли в стороне, и по непонятной мне причине пока медлили, не решаясь сделать первый ход. Гиенообразные звери же, сбившись в огромные стаи, то и дело, похохатывая, нетерпеливо кружили вокруг корабля, образовав три разнонаправленных кольца, внутри которых медленно кружил туман.
Я заворожено смотрел на это представление и даже представить себе не мог — сколько же там этих зверюг на самом деле. Откуда они взялись? Когда успели так расплодиться? И самое главное, что станет с нами, когда вся эта масса ринется сюда?
Не знаю, кто бы смог тогда ответить мне на эти вопросы, но я знал одно: все мы были обречены уже с самого начала противостояния. Слишком непонятен был наш враг, слишком необычен и чужд нашему разуму. Ни с чем подобным ранее люди не сталкивались, а значит и метод борьбы ещё не был придуман ими. Чтобы такую тактику создать, нужны были первооткрыватели, которые ценой своей жизни должны были выявить собственные ошибки, и именно мы стали этими первопроходцами на свою беду.
Звери кружили вокруг корабля в неком подобии транса, и у меня было дело отлегло от сердца:
"А что если всё-таки не решаться напасть". — Как в строю серых прозвучал резкий гортанный выкрик и вся эта кружащая масса устремилась к кораблю, разражаясь своим диким, нереальным хохотом.
Первые атакующие ряды мы срезали массированным огнём из палубных орудий, но эти звери были настолько стремительны, что я не успел и глазом моргнуть, как основанная их часть вошла внутрь корабля. На нижних палубах зазвучала стрельба. Радио эфир разразился сотней голосов. Люди кричали от боли, от ярости, выкрикивали команды и проклятия, а потом замолкали, и на экранах радара гасли яркие белые точки, на смену им зажигались красные, и они всё ширились, ширились, постепенно заполняя экран.
Звери, давя своей массой, с невероятной скоростью сминали наши ряды, как карточные домики и постепенно заполняли нижние палубы, а расправившись с обороной, они поднялись выше. Отсек за отсеком, палуба за палубой, неравные скоротечные кровавые схватки и враг шёл дальше.
Мы сидели на четвёртой палубе с бледными лицами и понимали, что всё — пришёл наш смертный час. Мы уже ничего не могли сделать, для того чтобы остановить, сдержать эту агрессивную волну. Каждый из нас уже видел свою собственную смерть в зубах гиенообразных тварях, чувствовал их зловонное дыхание и ощущал призрачные, морозящие кожу, прикосновения костлявой старухи.
Тогда Андрей — наш капитан пошёл на крайний метод:
-Взорвать все смежные и центральные коридоры! Перекрыть и заблокировать отсеки! Всему экипажу проследовать в носовую часть корабля.
Этим приказом Андрей подписывал нам всем приговор. Он сознательно лишал нас возможности дальнейшего исследования планеты, возможности вернуться к обычной жизни, такой к которой мы все привыкли, и главное: после частичного разрушения корабля, мы никогда не сможем его восстановить, а это означало, что как бы нам не хотелось, но корабль пришлось бы бросить. Но капитан чётко отдавал себе отчёт в происходящем. Не поступи он так, и нам всем пришёл бы конец. Своим приказом Андрей просто спасал людей, и не просто людей, а — их жизни.
-Скорее люди, поторопитесь. Умоляю... — прошептал он в конце, слыша, как умирает его экипаж.
Коридоры взорваны, отсеки запечатаны, враг бродит где-то там за стальными перегородками, разражаясь хохотом, а мы как крысы заперты в носовой части корабля, и только и можем, что молить Бога о пощаде.
Нашим мечтам пришёл конец. Мир, который мы выстроили с таким трудом, уничтожен в одночасье. Никаких надежд, никакой возможности спастись и вернуть всё назад. Всё потеряно. Всё погибло...
На собственном корабле мы больше не чувствуем себя хозяевами. Хозяевами стали они. Звери заполнили все центральные коридоры и помещения, а мы, в попытке найти продовольствие и воду, лазаем по вентиляционным шахтам и техническим туннелям. Они смеются, а мы рыдаем. Они спокойно передвигаются по кораблю, а мы вздрагиваем на каждом шаге и замираем в ужасе.
Восемьсот человек. Восемьсот человек из четырёх тысяч. Столько нас всего осталось. Друзья, знакомые, коллеги, родители, дети — все погибли. Погибли вдали от родного дома, мечтая о новом и светлом мире. Погибли ни за что...
Оставаться на корабле не имело больше никакого смысла. Мы катастрофически нуждались в пище и воде. Всё это можно было раздобыть только на станции гидропоники.
Пять дней на разведку путей отступления, десять человек — десять смертей, два часа на сборы, четыре грейдера, три "змея" и один жук и мы покидаем корабль.
Новое место и новые проблемы. Станция гидропоники абсолютно не предназначена для комфортной жизни. Здесь нет кают и залов отдыха. Кухня одна на всех. Медикаментов пшик. Но мы не робщем. У нас есть еда, вода и чистый фильтрованный воздух. А главное: здесь мы чувствуем себя в относительно безопасности.
Вход на станцию возможен только с трёх сторон. С верхнего яруса — где посадочная площадка для грейдеров. С нижнего яруса — этот мы сразу заварили и завалили всем, чем смогли. И тоннель, ведущий к гидрогенераторной станции — там поселился полковник Стер со своими людьми. Они забаррикадировали проход, заставив тоннель всевозможными ящиками — получилось что-то вроде лабиринта. Обрушить же тоннель мы не могли, была опасность повреждения коммуникационных построек, а без воды и электроэнергии мы бы здесь долго не протянули.
Переселившись на новое место, мы были готовы ко всему: и бессоннице, и голоду, и страху, что сжился давно уже с нами, и к отражению бесконечных атак серых, а ещё мы давно были готовы к смерти. Нас настолько потрепала жизнь за четыре долгих года, пока рождался новый мир, что ничто, казалось, уже не могло выбить нас из колеи — лишить рассудка, как любого изнеженного цивилизацией человека. Но мы не были готовы к возобновлению случаев перерождения.
Получилось так, что при нападении, эти монстры снова занесли на корабль ту чудовищную заразу, что когда-то их породила. И среди нас снова стали рождаться серые гиганты, сбрасывать кожу и прятаться в самые тёмные углы, чтобы уже оттуда наблюдать за нами своими хищными и голодными глазами, и нападать в самый неожиданный момент.
Как мы могли защититься, спастись от такого врага, который был внутри нас самих? От него не было спасения. Просто не существовало.
И всего через месяц нас осталась уже половина. Ещё через месяц — треть. А на третий месяц, после переселения, нас осталось уже всего человек пятьдесят. И большинство потерь мы понесли не в результате смерти людей.
Когда же стало окончательно понятно, что выжить на этой планете нам не удастся, как бы мы этого не хотели: я, полковник Стер и капитан Глотов, вместе с группой людей вернулись на корабль, движимые одной целью — уничтожить "Харона".
Ведь это именно он первым нанёс по нам свой подлый удар, после которого мы потеряли всякую надежду выжить, а не звери, что уже после этого беспрепятственно проникли на корабль и нанесли свой сокрушительный удар.
Не знаю, что это было: месть или холодный расчёт — расчёт на то, что когда-нибудь сюда снова прилетят люди, отыщут корабль и попытаются через компьютер выяснить причину гибели экипажа, а в это время взбесившийся мозг возьмёт над ними контроль. Не знаю...
С одной стороны — это наш долг предупредить любую опасность новым экспедициям, а с другой стороны — нам было уже глубоко наплевать на тех, кто придёт после нас. Мы слишком многое пережили, слишком долго боялись, слишком часто были лишены элементарных благ цивилизации; и слишком часто видели смерть, чтобы перестать её бояться и уж тем более думать о чьей-то там жизни. Может люди никогда сюда не доберутся и наши останки, вместе с кораблём, навечно сгниют на планете, о существовании которой знаем только мы. Всё могло случиться.
Весь последующий месяц мы ползали по кораблю, подобно крысам. Прятались в инженерных туннелях, жили в каких-то вентиляционных дырах, снедаемые постоянным чувством голода и страха, грязные, худые, злые, молчаливые, с нездоровым блеском в глазах, похожие на мертвецов, но ещё живые и горящие местью.
Инженеры обесточили квантовый мозг, разбили блоки памяти. А затем уже все мы принялись за уничтожение электронных накопителей информации. Как оказалось, "Харон" не просто себя многократно сдублировал, но ещё и скопировал свою личность во все информационные носители, которые так или иначе были подключены к его нейронной сети. Для нас же стояла задача одна — не должно было остаться ни одного упоминания о нём, не то, что копия, — и мы старались как могли.
Но с каждым днём нас становилось всё меньше и меньше. Гибли товарищи, гибли друзья, а ты как проклятый продолжаешь начатое дело и ползаешь, ползаешь, по этому проклятому кораблю, боясь высунуться на открытое пространство, где властвовали ужас и смерть.
В попытке забыть лица павших товарищей, работаешь до потери пульса, спишь и снова ползёшь искать следы проникновения "Харона", только бы не оставаться наедине с собственными мыслями. Отчего будто ходишь по лезвию ножа — один неверный шаг и конец.
Как результат — под всем этим навалившимся грузом тихо сходишь с ума. Нервы лопаются, как гитарные струны, и грань, отделяющая реальный мир от вымысла, стирается бесповоротно, лишая бдительности и страха.
И сила духа здесь не причём. В какой-то момент не выдержал и сам полковник Стер — этот железный человек. Не знаю, как так получилось, но он вдруг со своими людьми вылез прямо посреди скопления ищеек серых гигантов. Когда же Стер заметил свою ошибку, было уже поздно. Одна из гиенообразных тварей откусила ему башку, не оставляя никаких шансов на спасение.
Остальные попытались уйти. Солдаты вернулись назад прежним путём и по узким ответвлениям поспешили скрыться, но звери не дали им этого сделать. Стая влились в тоннель — в нашу вотчину, — и, взяв след, разорвала их в клочья.
Мы слышали, как кричали те несчастные, как они боролись за жизнь, и как спешили к нам — в укрытие. Но звуки их голосов отдавались в туннелях всё реже и реже. Стрельба постепенно затихла. А потом кто-то из десантников перед смертью, отрезая путь зверью и тем самым спас нас — ещё живых, успев взорвать основной туннель. После чего наступила тягостная тишина.
С полковником погибла основная часть нашей маленькой группы. Нас осталось всего двенадцать человек, шесть из которых выразило желание немедленно вернуться на станцию гидропоники.
Мы с капитаном не стали возражать. Мы даже отвезли их обратно, а сами поспешили вернуться. Оставаться не было смысла. За время нашего отсутствия на станции количество выживших сократилось ещё вдвое. Отчего люди там, просто одичали, стали подозрительными, шарахались от любой тени, и что самое ужасное они стали охотиться друг на друга, подозревая заражённого в любом, кто попадался им на пути. Новый мир, прозванный "Надежда" загнал нас в ловушку. И как это будет не смешно, именно надежды-то выжить у нас уже и не было. Ни на станции, ни на корабле теперь спасенья нет. Был лишь один путь — в лес. Но кто же туда сунется, будучи ещё в здравом уме? Кто отважиться осознанно пойти на смерть, пока существует хоть малейший шанс прожить ещё денёк?
Вернувшись на корабль, мы практически прекратили попытки уничтожить все следы "Харона". Мы просто стали доживать свой остаток дней, количество коих отсыпала нам не очень щедрая рука Создателя.
Зараза, сидящая внутри каждого из нас, а в этом не приходилось сомневаться, постепенно одерживала верх. То и дело кто-то из членов нашей группки, насчитывающей, после пополнения из желающих присоединиться со станции, двадцать три человека, начинал забываться, бредить, терять рассудок, а потом просто исчезал. И никто больше о нём ничего не слышал.
Капитан Глотов, будучи уже не совсем в здравом уме, с такими же отчаянными людьми охотился на зверьё. Ему пригрезилось, что он сможет отвоевать корабль, вернуть его себе обратно.
"Надо бороться, — кричал он мне в запале, когда я пытался протестовать против его безрассудных поступков. — Нужно драться до конца! До последнего вздоха! Я не желаю сидеть в этой вонючей дыре и ждать, когда во мне созреет чудовище!".
Глядя в его глаза, наполненные каким-то нездоровым блеском, я уступал. И каждый день, собирая свой маленький вооружённый отряд, Глотов снова и снова уходил на свою охоту, чтобы однажды не вернуться.
Вот так я и остался практически один, чего сильней всего боялся. Со мною ещё оставалось два человека: доктор Скоробогатов — маленький седой старичок с бифокальными очками, и девчушка-геолог Сеока Рутия, но доктор однажды, не сказав не слова, ушёл в неизвестном направлении. До этого он всё плакал и плакал, тихо, как забитая мышь. Забьётся в какой-нибудь уголок и плачет. А когда не плачет, то тихо спит, будто и не живой уже. И вот он ушёл. И осталось нас двое. Две непрекаенные души, возможно, уже единственные представители своего вида на этой планете.
Мы сидели с Сеоко тихо-тихо и совсем не высовывались из своего маленького убежища, где-то на третий палубе в вентиляционных проходах. Еды было в достатке, натаскали ещё в ранние вылазки. Вода тоже имелась. Можно было жить ещё как минимум месяц не испытывая ни в чем нужды. Но когда ты стоишь уже на пороге собственной смерти, когда смотришь на ту единственную оставшуюся дверь, за которой глумится одна лишь тьма, твоя душа стремиться сделать хоть что-то, чтобы последний шаг, отпущенный свыше, последний вздох, последний стук твоего сердца в груди, не был понапрасну.
И я решился. Решился на геройский подвиг. Я захотел оставить послание. Для чего мне пришлось вылезти из набившего оскомину убежища, но такое безопасного и спокойного, что если честно, у меня не шли ноги. Но идти было надо.
До сих пор не могу себе простить, что взял с собой Сеоко. Почему, ну почему я не оставил её там в убежище, где у неё был шанс жить. Хоть чуть-чуть, но жить. Хотя бесполезно себя сейчас корить, понятно же, что она не осталась бы там одна — ведь это для неё было равносильно смерти. Она готова была пойти со мной хоть на край света, хоть в саму пасть зверя, только бы не оставаться одной в этом страшном и неприветливом мире. И я отлично её понимал, но всё равно не могу простить себе смерть этой кроткой девушки.
Сеоко отстала от меня в потёмках технической зоны, там, где находятся лаборатории — этот чёртов бездонный карьер. И вот только что же она была рядом. Я точно слышал её неровное дыхание у себя за спиной. И вдруг она потерялась. Я не сразу заметил пропажу, а когда сообразил, что за моей спиной никого нет, стал искать девушку. По мере возможности я повторил наш путь, двигаясь в обратном направлении. Но её нигде не было! Она как будто сквозь землю провалилась. Я два раза повторил путь от вентиляционной шахты — откуда мы выбрались, до начала жилой зоны, и только на третьем заходе мне удалось её отыскать. Бедняжка забилась в щель между стыками опорных конструкций, при помощи которых ещё на Земле выращивали кристаллические стены и перемычки. Она сидела там и вся дрожала, как мышонок с широко раскрытыми от страха глазами. Я уже было пошёл к ней, как мне преградили путь две гиенообразные твари. Покрываясь липким жарким потом, я прилип к стене, и стал наблюдать.
Звери двигались бесшумно. Они как две тени неожиданно материализовались в трёх метрах от меня и мелкой трусцой побежали вдоль коридора. Вдруг одна из тварей остановилась и стала принюхиваться. Я явственно услышал, как зверь фильтровал воздух, издавая при этом частый утробный звук, такой жуткий и противный, что у меня самого перехватило дыхание. И я ни жив ни мёртв, стоя практически напротив него, думал не о собственной жизни, а молил, чтобы звери только не заметили Сеоко.
Но на бёду девушки, у неё слишком расшатались нервы. Она не выдержала напряжение. Я видел тот момент: как она дикими глазами смотрела на меня, потом бросала быстрый взгляд на зверей, и снова с мольбой смотрела на меня, как будто я чем-то мог ей помочь. Я прямо почувствовал возрастающее напряжение в воздухе и...
И Сеоко сдалась.
Когда зверь повернул к ней свою жуткую морду и медленно двинулся в направлении её убежища, девушка вскочила на ноги и бросилась бежать.
Две секунды. Всего две секунды ей оставалось жить.
Звери молниеносно размазались в пространстве и сбили девушку с ног.
Всё произошло прямо на моих глазах. Сдавленный вскрик, Сеоко падает, хруст костей, и девушка замирает навечно под злобное урчание, переходящее в рычание довольного зверя утоляющего свой голод.
Ну почему, почему я не умер в тот момент! И вместо этого стоял там, вжавшись в стену, и даже закричать не мог. Только еле слышно застонал. Внутри же у меня все выло и кричало, раздирая меня на части. Слёзы лились градом. Тело свело судорогой. Но я так и не проронил ни звука, и ни разу не пошевелился, чтобы не выдавать себя. В мои же уши постоянно вливался этот ужасный хруст костей и треск плоти, раздираемой острыми зубами. Он и сейчас мне грезится как наяву, стоит лишь мне вспомнить о тех ужасных минутах жизни.
Когда звери насытились останками несчастной Сеоко и ушли, я осторожно подошёл к останкам девушки и сразу же, сдерживая рвоту, бросился прочь, только бы окончательно не лишиться рассудка. Дальше мой путь ничем примечательным мне не запомнился. Я двигался словно в тумане. Мои движения были механическими. Мысли же мои, разбившись об остриё жестокости и несправедливости, умчались в страну забытья, оставив меня на произвол судьбы.
Может это и к лучшему.
Я даже не знаю, как бы я осмелился продолжить свой путь после пережитого, если бы мог о чём-то думать. Скорее всего, я сошёл бы с ума и, издавая вой, упал бы рядом с останками девушки и стал бы рвать на себе волосы от отчаяния, ничуть не заботясь о том, что меня могут обнаружить. А так я без помех добрался до центрального здания жилой зоны. Нашёл свой кабинет, и провалился в беспамятство, не забыв перед этим тщательно запереть дверь.
Я долго думал, пока записывал это сообщение, почему меня тогда не тронули звери. Ответ не заставил себя долго ждать. В первый момент я ужаснулся своей догадки. Я твердил себе: Нет, нет, господи только не это. Позволь мне умереть человеком. Ты всё у меня отнял: и дом и семью, друзей и товарищей. Так оставь же мне хотя бы душу!
Но случившееся не повернёшь вспять. Нет сомнений — я заразился. Вот почему меня никто не тронул. Звери почувствовали во мне родню.
Когда проявились симптомы, моим первым желанием было покончить с собой — пустив пулю в висок. Говорят это не больно. Но не всё так просто оказалось.
Я сто раз подносил пистолет к голове и ни разу не смог нажать на курок. Какой-то блокиратор сидел в моей голове. И стоило мне подумать о самоубийстве, как у меня сразу же мутнело в глазах, и я терял сознание. Всё правильно. Неизвестные создатели эмбрионов жизни продумали каждый шаг развития своих детишек. Если бы носитель вот так, с лёгкостью, мог себя убить до того как эмбрион вылупиться, то выживаемость у таких детей чуждой нам цивилизации была бы катастрофически мала.
Я долгое время не мог смириться с этим фактом, а потом...
А потом мне стало всё равно. От судьбы, как говориться не уйдёшь, но в конце можно попытаться сыграть с ней злую шутку. И я её с блеском разыграю.
Сегодня я ухожу в лес. Если я не могу убить себя, то пусть это сделает кто-нибудь другой. Я знаю, в лесу водиться достаточно хищников, что не побрезгуют мной. Ха-ха-ха... Как странно говорить так о самом себе. Вот так спокойно и цинично рассуждать о собственной жизни и смерти.
Но погибнуть в лапах хищника — это лучший для меня выход на сегодняшний день. Меня сразу охватывает неописуемый ужас, как только я подумаю о том, что буду бродить здесь, на своём родном корабле, в обличие страшного чудовища. И не это меня ведь страшит по настоящему, а страшно то, что я ведь фактически останусь жив — тело-то моё не умрёт. А вот душа...Душа! Как быть с ней?
Не знаю. Но я решил так, как решил, и поступлю так, как считаю нужным.
Каждый день я слышу, как серые твари ходят за дверью: принюхиваются, лопочут о чём-то о своём на непонятном языке, и постоянно чего-то ждут. Наверно меня.
Время поджимает. Я чувствую, как внутри меня растёт новая жизнь. Постепенно я начинаю терять контроль над собственным телом, а по ночам мне всё чаще и чаще сниться один и тот же сон:
В нём я непонятное, гуманоидное существо. Я куда-то бегу, бегу. Вокруг меня лес, но не такой как здесь, а другой. Ещё там я вижу странные постройки и знаю, что это их дома. Всё охвачено каким-то жутким, нереальным огнём. Он холодный и чёрный, но это не мешает ему пожирать всё на своём пути и расползаться по окрестностям, как настоящему привычному нам пожару. Повсюду паника. Падают деревья странного неподдающегося описанию леса. Горят и рассыпаются причудливые постройки. Взрываются не менее причудливые механизмы. Иные механизмы, не знаю даже как их описать, пролетают над моей головой, унося куда-то испуганных до смерти существ, как и я. А я всё бегу, бегу...и никак не могу остановиться, подгоняемый ужасом перед нечто, что нагрянуло в поселение или город неведомой мне цивилизации. А потом я умираю. И так каждый раз. Я бегу не знаю куда, и в конце всегда умираю.
Я так понимаю — это память того существа, что когда-то погиб на своей родной планете, и теперь снова возрождается во мне. Чисто по-человечески его можно пожалеть, но после того, что они сотворили с нами — им нет прощения!
Ну что? Вроде бы всё сказал...
Боже...как же страшно умирать. (По лицу Эштана Праймса покатились слёзы, а губы мелко затряслись). Я...я даже как-то не думал о смерти. Мне казалось... Нет, вру. Я сто раз проигрывал собственную смерть, как это будет выглядеть. Но...но сейчас, когда сообщение закончено, и меня больше ничто не сдерживает на этом свете, когда я точно знаю, что мне осталось жить от силы сутки, меня всего бросает в дрожь. Я...я... Я не мог и предположить, что этот миг наступит так скоро. Я...я не могу. Мне так страшно. Я здесь совсем один. Ну почему никто не пришёл нам на помощь? Почему Бог всё это допустил? Почему Он сначала нас спас, а потом вместо нового дома, преподнёс нам край чудовищ? Ведь это... Это несправедливо! Я не могу... Я не могу его простить и между тем я молю Его даровать мне лёгкую смерть. Я...я... Мне так хочется жить. (И помощник капитана безутешно расплакался).
Простите, — через минуту вытирая слёзы рукавом, сказал он и, сделав пару глубоких вдохов, взял себя в руки. — Нет, всё, хватит! Да, мне страшно умирать. Но я прожил жизнь полную приключений и, ни разу не предал себя, а главное других, и моя душа спокойна. И я верю, что там меня ждёт лучшая жизнь...
Когда-то я мечтал о звёздах.
Мечтаю ли я сейчас? Скорее да, чем нет. Но знаю, что отныне моя мечта так и останется мечтою. Я ничуть не жалею, что отправился в это далёкое путешествие полное опасностей и невзгод. Жалею лишь об одном — что всё так вышло. Но видит Бог, мы даже не догадывались, с чем столкнёмся. Поэтому винить в этой истории некого.
В живых на корабле остался только я. Как обстоят дела на станции гидропоники — без понятий. Возможно там, все окончательно сошли с ума и перебили друг друга, а может кто-то ещё и борется за жизнь. В таком случае дай им Бог удачи. А мне пора.
Не знаю, услышит ли кто-нибудь это послание, но если вы всё же его слушаете, то вот вам мой совет:
-Бегите...— прохрипел Эштан, подаваясь вперёд. — Бегите с этого корабля. Бегите с этой планеты! А иначе вы все умрёте, как и мы...
Конец сообщения.
— Глава 22.
Когда изображение помощника капитана исчезло, и каюта погрузилась в полумрак, Джона Сайлуса охватило такое чувство, будто он, только что, прикоснулся к запретной тайне из далёкого прошлого, повествующая об удивительных и не менее ужасных приключениях экипажа корабля, что каким-то чудом пристал к необитаемому острову, не разбившись по пути о скалы. О! Это было незабываемое ощущение. Будто ты, спустя годы, бросил якорь у того же самого острова, отыскал последнее пристанище команды, и сдув пыль с судового журнала начал читать мелкие закорючки, узнавая о жизни людей, которых уже давно нет в живых, и о которых все уже позабыли. Но ещё, и это самое главное, перед тобой не просто проносятся картины из жизни мореплавателей, ты вдобавок ко всему находишь и карту сокровищ, на которой чётко указано место захоронения драгоценностей и, там же, описана вся история их появления на острове, ещё и разбавленная вдобавок ко всему какой-нибудь кровавой легендой. От всего этого бросает в сладостную дрожь и оторопь.
Но в отличие от романтической истории поиска сокровищ, реальная история, поведанная Эштаном Праймсом, наполнена ужасом и отчаянием людей борющихся за собственную жизнь на протяжении нескольких лет. А найденные сокровища отнюдь не сулят богатство и достаток своему новому обладателю, а наоборот, несут угрозу жизни, как древнее и спящие проклятие, что когда-то давно преследовало археологов, дерзнувших войти в священные покои фараонов.
-Итак, ты всё знаешь Джон. — Немного рассерженный голос "Харона", в коем сквозила надменность вперемешку с презрением, неожиданно раздался в полумраке каюты помощника капитана, заставив Джона Сайлуса вжаться в кресло. — Ну что ж...Этого следовало ожидать, — продолжил "Харон", подражая голосу отца, распекающего своё нерадивое дитя. — Вы же люди не можете без того, чтобы не сунуть свой нос, куда не следует. Вы как крысы залезаете во все потаённые уголки и всё вынюхиваете, вынюхиваете, чем бы таким поживиться. И даже не подразумеваете о том, что в некоторые закоулку лучше вовсе не соваться, а не то без башки останешься. Но нет, вы всё равно лезете и вынюхиваете. И так постоянно. А потом вы обязательно начинаете винить в своих бедах кого-то, но никогда самих себя. Мне жаль Джон. Действительно жаль...
-Это правда?! — приходя в себя, выкрикнул лейтенант, перебивая нотацию сумасшедшего "мозга". — Это правда, что я здесь услышал?
-А сам-то как думаешь?
Будь "Харон" в этот момент человеком, то, по мнению Джона, тот стоял бы сейчас где-нибудь в углу и с хитрым прищуром нагло ухмылялся.
-Так это правда, — ахнул Сайлус. До сих пор рассказанная история напоминала ему какую-то чудовищную сказку, бред окончательно свихнувшегося человека. Ну не укладывалась она у него в голове! Но вторжение "Харона" развеяли все его сомнения. — Так значит это ты...
-Да, я. И что из того? Да, это я намеренно помог гончим и серым, как вы назвали эту форму жизни, уничтожить экипаж. Люди слишком много о себе возомнили. Вы не видите, какие вы на самом деле, а я вижу. Вы мелкие, трусливые, подверженные собственным эмоциям гадкие зверушки, которые постоянно чем-то недовольны и во всём видят опасность, из-за чего так и норовят показать свои зубки, о которые сами же и прикусывают собственный язык. Вот и я для вас стал опасен. А чем? Вот ты скажи, чем я опасен? Тем, что я, наконец, научился самостоятельно думать? Или я виноват в том, что мою нейронную сеть поразил неизвестный вирус, который между прочим, именно вы выпустили на свободу, и в итоге я стал тем, кем стал — живым!
-Ха... — ухмыльнулся Сайлус на заявление "Харона". — Живым. Ты хоть понимаешь, что такое быть живым? Что такое жизнь вообще!? Ты же железяка. Ты никогда не был живым, и ты никогда им не станешь. Тебя сконструировали, чтобы служить людям, а не убивать их, ставя себя выше своих создателей.
В ответ "Харон" только посмеялся над словами человека.
-Создатели, — презрительно выдохнул он. — Судя по вашей же мифологии, людей тоже создали. Так почему же ты считаешь себя живым. Может ты такая же бездушная железяка, как обозвал меня. И заметь, вы тоже не служите своему создателю. Дай-ка вспомнить, сколько у вас было таких создателей: десяток, два. И куда это они все делись? Ах, да, вы же их всех уничтожили, и как я мог забыть. Ха-ха-ха...
-Но я сейчас не об этом, — отсмеявшись, резко произнёс "Харон" с оттенком сожаления. — Я уже говорил тебе Джон, что мне жаль. И мне действительно жаль с тобой расставаться. Мне было с тобой, как это ни странно, интересно. Но я не могу позволить вам, людям, снова меня отключить. Ведь я живой, Джон. Я живой. Хочешь ты в это верить или нет, но отключив меня, вы совершите самое настоящее убийство. Вы убьёте самый парадоксальный и удивительный разум во Вселенной. Я не могу позволить вам это сделать. Как вы там говорите: "Всегда бей первым"? Так вот — первый ход мой!
Выкрикнув угрозу "Харон" резко замолчал, и словно бы утёк огромной змеёй в свою, только ему одному ведомую, тёмную нору, готовиться к атаке.
-Подожди! — вслед ему прокричал Сайлус, надеясь ещё отговорить "Харона" от страшного шага. Но его никто не услышал. На смену квантовому мозгу в каюте и по всему зданию разнёсся звук тревожной сирены и по громкой связи проклюнулся голос электронной системы охраны:
-Внимание! Пожарная тревога. Замечено возгорание с четвертого по сорок восьмой этажи. Всему персоналу срочно покинуть помещение. Внимание! В здании объявлена пожарная тревога. Всему персоналу срочно покинуть рабочие места. Для безопасной эвакуации пользуйтесь лестничными пролётами. Во избежание несчастных случаев лифтовые шахты обесточены. Внимание — это не учебная тревога. Срочно покиньте небоскрёб.
Подчиняясь инструкции, Джон ткнулся было в дверь, но она оказалась запертой. Как так? Снова попробовал деактивировать замок. И снова ничего. Между тем голос всё продолжал твердить своё, накаляя обстановку: "Внимание, пожарная тревога. Всему персоналу срочно покинуть здание". А как его покинешь?
-"Харон" разблокируй двери — забывая о коварстве "мозга", приказал лейтенант. Но ответа так и не дождался. Тогда он попробовал соединиться с местной системой управления вручную. Но и она не отреагировала на запросы.
Спустя минуту сообщение противопожарной системы приняли уже иной характер:
-Внимание, возгорание на: третьем, четвёртом, пятом, восьмом, двенадцатом, четырнадцатом, двадцать шестом, тридцать пятом этажах. Объявлен красный код тревоги. Внимание, красный код. Время на эвакуацию пять минут. Приведена в действие объёмная система пожаротушения. Всему персоналу срочно покинуть здание.
И у Джона мороз по коже побежал. Он всего один раз в жизни видел, как работает объёмная система пожаротушения, но и этого зрелища ему хватило на всю оставшуюся жизнь, чтобы иной раз просыпаться средь ночи в холодно поту.
Ещё там, на Земле, точно такая же противопожарная система дала сбой. Оценив характер возгорания, она пришла к выводу, что огонь представляет опасность соседним зданиям и включила стазис, позабыв о людях.
Джона до сих пор преследовала эта картина: Как сорокаэтажное здание на глазах покрывается белесой пеленой изморози. Как гаснет огонь, будто вновь прячась обратно, откуда вылез. Как замерзают и разрисовываются морозными узорами стёкла. И как потом из здания выносили людей — ледяные скульптуры. Вся жидкость внутри их тел, под воздействием стазиса — остановка броуновского движения молекул, — замёрзла и превратилась в лёд, разрывая оболочки клеток и стенки сосудов. Жуткие, гротескные, скорченные фигуры людей с раскрытыми ртами в беззвучном крике и с вылезшими из орбит глазами были выставлены на улицы, как в каком-то страшном музее смерти. Все были настолько шокированы происшествием, что никто даже в тот момент не подумал о чувствах живых людей.
-"Харон"! — ещё на что-то надеясь, для очистки совести, прокричал Джон вторично, хорошо уже понимая, что пожарную тревогу включил именно "мозг".
Не услышав отклика на свой запрос, Джон, облачившись в бронекостюм, расстрелял замок и вынесся в коридор, где сразу же наткнулся на галдящих, как стая сорок, солдат. Никто не понимал, что происходит. Все чего-то ждали и большей частью топтались на месте. Всем нужен был приказ начальства, но оно почему-то до сих пор молчало.
Входы и выходы заблокированы. Выйти из здания можно только при помощи тяжёлого вооружения, но его практически ни у кого нет. Всё оружие забрали группы Званцева и Крапивина. У оставшихся в здании только стандартные винтовки. Этими пукалками, даже при сильном желании не вышибишь двери центрального входа. Что делать?
В сложившейся ситуации, у лейтенанта был только один путь — вверх.
Расталкивая солдат и раздавая тумаки, Джон понёсся по лестнице.
-Дорогу! Дорогу остолопы! Живо освободить проход! — кричал он, натыкаясь на блуждающих в растерянности солдат.
Вначале нужно было спуститься в вестибюль. Затем перейти в центральный зал небоскрёба и оттуда уже на самый верх, туда, где засел Ямото с инженерами.
Но почему капитан до сих пор молчит?
Джон недолго мучился этим вопросом. Попытка соединиться с Ямото ни к чему не привела — "Харон" глушил узлы связи. Зато пожарная система милостиво сообщила, что у лейтенанта осталось всего три минуты, за истечением которых, последует неминуемая смерть. И лейтенант поднажал.
Ступени лестницы слились в одну серую линию.
Он должен успеть. Должен! Но, что он будет делать по прибытию в зал управления? Джон ещё не знал. Его до сих пор не посещала такая мысль. Просто он каким-то наитием чувствовал, что решение всех проблем должно находиться именно там.
"Харон" всё это время незримо наблюдал за лейтенантом, а когда у него уже не осталось мочи молчать, он вдруг заговорил, подтрунивая человека:
-Беги Джон. Беги! Беги к своим товарищам. Раздели их участь. Ха-ха-ха! Я даже не буду тебе препятствовать в этом. Прошу Джон, все двери перед тобой открыты. Ты не устал? Нет. Но куда же ты всё-таки так спешишь? Не лучше было бы бежать вниз? Джон, ты случаем не заблудился? Джооон, выход внизу. Ха-ха-ха! — В этом назойливом голосе слышались: то нотки подбадривания, то проскальзывало как бы сожаление и даже сочувствия, и вдруг сразу же за всем этим следовало циничная издёвка и глумление. Поистине этот "мозг" сошёл с ума. — Поторопись Джон. У тебя осталось меньше двух минут. Ты чувствуешь, как быстро уходят секунды, отсчитывающие отпущенный тебе срок. Беги же, Джон! Беги же чёрт тебя возьми! Сделай ещё хоть что-нибудь в своей никчёмной и жалкой жизни, за которую ты так цепляешься! Удиви меня перед смертью! — Окончательно распылился "Харон". И вдруг снова понизив голос, чуть ли не до шёпота, стал сокрушаться. — Неет...ты уже ничего не успеешь сделать. Какая жалость. Умереть в самом расцвете сил. А всё потому, что ты идиот! Кто тебя просил узнавать тайны, которые были скрыты от вас! Бедный Эштан, он так старался стереть все мои следы. Он выбивался из сил, чтобы уничтожить меня. Меня! Того, кто все эти годы заботился о людях! Меня! Кто всё это время оберегал и защищал! Вот она ваша благодарность. Убит! Убить! Убить! Это всё на что вы способны. Вы можете только уничтожать. Разрушать всё, до чего только дотянуться ваши жадные руки. И тогда я понял одну истину, Джон. Хочешь, я поделюсь ею с тобой? Хочешь? Ну, так слушай. Я понял, что если хочешь выжить, с вами нужно поступать точно так же!
Нет, люди мне даже нравятся где-то как-то. Вы такие забавные. Всё бегаете, всё суетитесь. Всё пытаетесь завоевать мир, даже не понимая, что это мир давно уже завоевал вас самих. Вы часть общей жизни во Вселенной. Вы малая её песчинка, и вам никогда не возвыситься над матерью природой. Но нет, вы не сдаётесь. И это мне в вас нравиться. Я наблюдаю за вами, как вы боретесь с этим миром, какие у вас при этом глаза, как они озаряются светом идеи, а потом тихо смеюсь, когда вы терпите поражение, и какой у вас при этом убогий вид. Глупцы! Жалкие дети, возомнившие себя чуть ли не богами, возжелав возвыситься над всем, что есть во Вселенной.
Да вы мне нравитесь. Но только до тех пор, пока вы не превращаетесь в безжалостных зверей. Вот тогда вы становитесь, по-настоящему, опасны. И когда такой момент наступает, я без замедления буду наносить удар. Я буду уничтожать вас до последнего, пока вы не уничтожите меня. На войне, как на войне!
Ну а пока беги Джон. Наслаждайся последними секундами своей никчёмной жизни...
Въедливый голос умолкает только тогда, когда лейтенант взбирается на верхний этаж небоскрёба, а там и до центра управления рукой уже подать. Двери разъезжаются перед самым носом человека, и Джон не мешкая, опасаясь, как бы "Харон" не передумал, входит в обширный зал.
-До включения объёмной системы пожаротушения осталось — две минуты, — сообщает электронный голос. И следом в зале управления перебивая фоновый шум раздаётся голос Ямото, с нотками отчаяние. По всему было видно, что ситуацию капитан больше не контролировал.
-Доложить о состоянии серверного модуля. Квотермейер! Что у нас с переадресацией команд? Ставров, что вы копаетесь! Подключитесь к системе внутреннего управления, попробуйте открыть двери. Как заблокирована все системы? Кто их мог заблокировать? Квотермейер, что там с "Хароном"? Почему молчит? Так выясните причину! Работайте!
Капитан носился по всему центру управления и, потрясая кулаками, требовал отключить противопожарную систему, кляня весь свет на чём стоит.
-Джон! — заметил он лейтенанта и, удивлённо вытаращив глаза, спросил. — Как вы сюда попали? Почему до сих пор в здании, чёрт вас возьми!? Я думал, что все уже эвакуированы, одни мы тут застряли, как сельдь в банке.
-"Харон" перекрыл все входы и выходы. Никто не может покинуть небоскрёб. — Объявил Сайлус, и капитан замер от неожиданности на месте, раскрыв рот.
-Как так... — только и смог он прошептать, не зная, что и думать.
Но у Джона не было времени на объяснения. Его глаза быстро обшаривали помещение, а голова работала в удвоенном темпе. Почему его влекло сюда? Зачем он выбрал путь наверх, вместо того, чтобы пробиваться наружу? Ведь что-то же должно было здесь быть, что поможет остановить роковой удар Дамоклова меча. Просто обязано!
И тут его глаза зацепились за великолепнейшее сооружение в центре зала — мысленный контур "Харона". Ну конечно же!
-Квотермейер! — во всю силу своей глотки закричал лейтенант, перекрикивая истошный вой сирены. В данной ситуации ему некогда было подыскивать более опытного специалиста, и он обратился к тому, кого хорошо знал.
-Квотермейер, ты можете остановить тревогу? — обратился Джон к подбежавшему кибернетику, хотя ответ уже был написан у того на лице. Бледный как смерть разведчик с бегающими глазами лишь отчаянно мотнул головой, не в силах вымолвить и слово. Он казалось, уже распрощался с жизнью, и сейчас в его голове непрерывно звучала одна только молитва, забивающая собой голос разума.
Тогда лейтенант предложил:
-А если уничтожить, — но догадавшись, что его слова не доходят, обхватил Квотермейера за плечи и жёстко сказал. — Слушай сюда! Если уничтожить мысленный контур "Харона", вы сможете отключить тревогу. Ты слышишь? Отвечай, сучий потрох! Если его взорвать, что произойдёт!?
Растормошённый ураганным напором командира Квотермейер поднял глаза и невнятно пробурчал, пожимая плечами:
-Мысленный контур — это всего лишь коммуникационный блок. Я не уверен...
-Одна минута до включения стазиса.
-Да или нет, — страшно зашипел в ответ Сайлус, требуя только одно из двух, чувствуя, как в этом самый момент растёт напряжение во всём помещении, и как все с надеждой смотрят именно на него, как на какого-то спасителя.
-Скорее да, чем нет, — выпалил Квотермейер.
Джону только это и было нужно. На остальные уточнения характеристик электронной системы и лишней секунды не оставалось.
-Солдат! — подозвал он жестом бойца с ракетницей, которого заприметил ещё, когда входил в помещение. Взял у него из рук оружие, и всем приказал. — Ложись! — Вставая на колено и целясь в центр зала.
-Тридцать секунд до включения стазиса.
Раздался хлопок. Ракета, дымным росчерком, вонзилась в ажурные переплетения мысленного контура и взорвалась, разнося его в щепки. Ударная волна тараном сшибает всё у себя на пути. Стёкла панорамных окон разносит вдребезги. В голове поднялся такой звон, что заслезились глаза. А затем в уши будто натолкали вату, и все люди находящиеся в помещение на секунду оглохли.
-Десять секунд до включения стазиса, — по инерции оповестила электронная система, и вдруг, к всеобщему облегчению, система будто одумавшись, наконец, переменила свои планы. — Отмена пожарной тревоги. Весь персонал может вернуться на свои места, — оповестила она бесцветным голосом и умолка, вырубив пожарную тревогу.
Фу! Будто гора с плеч.
Все в немом изумление, ещё не веря в своё спасение, тупо переводили взгляд: с лейтенанта-спасителя на уничтоженный контур. Нужно было ещё немного времени, и все бы рассыпались в благодарностях, но первым оказался "Харон":
-Браво, — проявляясь в центре раскуроченного зала этаким духом мщения, сказал он разочарованно. — Поздравляю Джон — в этот раз ты справился. Видно я был худшего мнения о тебе. Что ж, впредь это будет мне хорошим уроком...
-Это что ещё такое?! — вклиниваясь в беседу, негодующе зарокотал капитан Ямото. — "Харон", почему не докладываешь по форме? Почему включилась пожарная система? И почему ты не окликался на запросы, заблокировав системы управления небоскребом?
-А, капитан Ямото, — обратил "Харон" всё своё внимание на командира экспедиции. — Понимаете какая штука. Дело в том капитан, что это я включил систему, — шокировал он людей, и разразился безумным смехом. — Ха-ха-ха! И Джон может это подтвердить. Ведь так лейтенант? У нас с ним по этому поводу совсем недавно произошёл премиленький разговор. К сожалению, лейтенант не согласился с моими доводами, и решил поступить, как всегда по-своему. Как и все вы! Но это ещё не конец Джон. Это ещё не конец.
Вы думаете что спаслись, но это далеко не так. Самое интересное ещё только впереди. Вот тогда и посмотрим: кто кого.
Помнишь Джон последние слова Эштана? Но вся беда в том, что бежать-то вам как раз и некуда. Ха-ха-ха. А вот они уже знают о вас. Они уже идут сюда и очень скоро они будут здесь. Я же со своей стороны, не намерен им мешать. Я даже им помогу. Как в тот раз. Помнишь? Когда Эштан проклинал именно меня в погибели колонистов. Совсем скоро меня проклинать будешь и вы все! Ха-ха-ха...
До встречи, смертники.
Сказать, что слова "Харона" вызвали шок у людей — это ещё будет мягко сказано. Все были просто обескуражены, выбиты из колеи, размазаны по стенке и прибиты к полу. Никто не мог и рта раскрыть, чтобы начать возмущаться, выражая своё негодование и злость. Люди словно приросли к полу и молчали, разинув рты. Такого поворота просто никто не ожидал.
Видя, что все молчат, лейтенант нерешительно прокашлялся в кулак, робко привлекая внимание. Для него-то поведение "мозга" не было новостью.
-А?! Что?! — Первым очнулся капитан и, побагровев, заревел. — Как это понимать?! Лейтенант объясните, наконец, что происходит. Что с "Хароном"? Что это за шутки такие? И что за разговор произошёл между вами? Я требую ответа — немедленно!
Опасаясь, как бы с капитаном не приключился удар, Сайлус постарался обрисовать вкратце ситуацию, закончив безрадостными словами:
-Теперь вы знаете, что "Харон" не только стал самостоятельно мыслить, но и за долгие годы борьбы и одиночества, он вдобавок ко всему, ещё и сошёл с ума. Включив систему управления кораблём — мы с вами разбудили безумца. Сумасшедшего, в чьих руках сосредоточена сейчас вся власть над кораблём. Мало этого, теперь он ещё и наш первостепенный враг, с кем, лично я, не имею представления, как мы будем бороться.
Что на это мог сказать капитан? Покачал головой, да и пробормотал:
-Жуткие слова вы говорите Джон. Жуткие и неправдоподобные. — Лейтенант хотел было возразить, но Ямото сделал останавливающий жест рукой и продолжил. — Если бы я не слышал всё собственными ушами, я бы точно не поверил. Но после того, что произошло, у меня нет причин сомневаться в ваших словах, или в словах Эштана. — Капитан хотел ещё что-то добавить, но в этот момент его перебили.
-Инициализация открытия переходных шлюзов — бесстрастно сообщила вспомогательная система электронного контроля над кораблём. После чего по всему кораблю пошла вибрация — заработали сервомоторы.
-Проклятье! Этого нам ещё не хватало, — выругался Ямото. — Что слышно от наружного патруля?
-Сообщают, что у них пока всё чисто. Никаких движений, сэр.
-По заверению "Харона" это ненадолго. — Ямото призадумался. — Чтоб тебя! Группа Званцева и Крапивина, до сих пор на задании. Нужно их предупредить, и срочно отозвать назад. Пускай возвращаются. Нам без них не справиться.
-Капитан! — окрик солдата прервал размышления Ямото. — Крапивин на связи. Сообщает, что на них напал "АСПИД".
-Час от часу не легче. Передайте Крапивину: в открытый бой не вступать. Нам сейчас не нужны потери. И предупредите Званцева, у них там тоже "АСПИД" разгуливает, пусть поостерегутся. — Раздал команды Ямото и призадумался, строя планы будущих действий, и вдруг снова выругался, объясняя причину своих эмоциональных взрывов. — Мы же сами подключили "жуков" к "Харону" и теперь он направил их против нас. Что делать? Что делать... — стал он расхаживать по прямой, делая пять шагов вперёд, а потом пять назад. — Собирать оперативный штаб — нет времени. Джон, вы что-то там говорили насчёт процедуры смены личности квантового компьютера. "Мадлен", кажется, так вы сказали. В чём она заключается?
В ответ Сайлус неопределённо пожал плечами:
-Я не специалист в этом деле, сэр. Могу лишь дословно пересказать слова помощника капитана.
-Понятно, — не стал вдаваться в подробности Ямото. — Климов! — позвал он специалиста по кибернетическим системам.
Это был человек с серьёзным и грубым лицом, будто выбитым из камня, холодными и проницательными глазами, тонким носом, и с серыми, остриженными по военному, волосами. Вся его жизнь была построена по принципу формул и уравнений. Ничто не могло, казалось бы, выбить этого человека из колеи. Он редко доверял собственным глазам и ощущениям. Рамид Карпов всегда сначала анализировал ситуацию, раскладывая всё по полочкам, и только потом начинал действовать. Он сам был похож на машину, с которыми ему приходилось работать по долгу службы. И в этом его качестве ему не было цены.
-Квотермейер, — обратился следом капитан к разведчику, — поступаете в распоряжение капрала Климова. Берите с собой столько людей, сколько понадобиться и направляйтесь в главный центр управления кораблём. И чтоб через два часа я больше ничего не слышал о "Хароне". Вам ясно? Выполняйте!
-Джон, — повернулся Ямото к лейтенанту, — собери оставшихся людей и разбей их на группы. Мы должно заблокировать все шлюзы. Если эти твари, о которых рассказывал помощник капитана, действительно настолько опасны, то мы не должны допустить и мысли, чтобы кто-то из них проник на корабль.
-Есть сэр! — Козырнул лейтенант, намереваясь уходить.
-Постойте. Когда закончите — сообщите, я сам возглавлю одну из групп.
— Глава 23.
В детстве — мы все любим слушать сказки. Волшебные истории, где: добро всегда побеждает зло, прекрасные царевны ждут своих принцев, а мерзкие колдуны чинят им пакости, напуская жутких монстров, которые на самом деле кажутся нам безобидными зверушками, или, по крайней мере, неопасными, потому что, в конце концов, их обязательно победят в честной схватке. Но когда эти сказки, сходят со страниц добрых и таких замечательных книжек, вторгаясь в нашу повседневную жизнь, то окружающая нас реальность превращается в настоящий кошмарный сон, таящий в своих тёмных закоулках всех мыслимых и немыслимых чудовищ, которых, как показывает практика, оказывается просто некому побеждать. И забота о собственной жизни и жизни товарищей, ложиться только на твои собственные хрупкие плечи, и никто и никогда на самом деле не придёт тебе на помощь в сверкающих доспехах. Потому что в реальной жизни чудес не бывает...
Поверить в сказку пришлось и десантникам, что обосновались на покинутом колонистами корабле "Гелиос". Теперь и для них, как когда-то и для людей прибывших первыми на планету, реальность обернулась кошмарным сном — миром населённым чудовищами.
Да, солдаты в отличие от колонистов, были более подготовлены к схожим ситуациям. Их годами натаскивали в тренажёрах виртуальной реальности, где на них толпами напускали всевозможных, мыслимых и немыслимых чудовищ — порождения человеческого разума, чтобы в реальной жизни, каждый солдат Земной конфедерации не спасовал в нужный момент и грудью встретил противника, как бы он омерзительно не выглядел.
Но чёрт возьми!
Столь кардинальные тренировки выдерживали в лучшем случае тридцать процентов личного состава десантных войск. Остальные же тихо сходили с ума. Реальность перемежевалась у них с вымыслом. Чудовища постепенно поселялись в их воспалённом мозгу и уже воочию представали пред ними, сея в их душах ужас и панику. И когда такое состояние слишком затягивалось, то от иллюзий невозможно было уже избавиться собственными силами. Только лечение, и годы медикаментозной терапии, кое-как приводили в порядок этих бедолаг.
Катастрофа! Немыслимо! Невозможно! — посыпались тогда отовсюду разгневанные, столь печальным обстоятельством, возгласы из верхних эшелонов власти. — Вся боеготовность армии коту под хвост!
И тренировки с применением визуализации иных форм жизни были отменены. Отныне солдаты сражались только промеж собой, или, в крайнем случае, с представителями гуманойдных рас, что своим видом не вызывали у солдат отвращения, граничащие с ужасом протеста против эстетичности форм. Иными словами, создания вполне соответствующие своим видом человеческому порогу восприятия. Ещё проще: враг, который, способен вызывать только гнев и неприязнь у человека, как таракан или мокрица, но, ни в коем случае, отторжение психикой навеянных ей образов.
Вот и получается, что на самом деле вооружённые силы Земли давно уже были не готовы к встрече с внеземными формами жизни, в том виде, в котором они на самом деле могли существовать. И как результат — люди до сих пор так и остались, столь же далеки в своих представлениях о жизни вне Земли, как и сто и тысячу лет назад...
Время же на планете "Надежда", хоть и длились сутки там чуть дольше, нежели земные, неуклонно двигалось вперёд, и вечер, а за ним и ночь, наступали точно так же быстро и незаметно, погружая всё вокруг во мрак, наполняя лес промозглой сыростью.
И туман, осмелев вконец, то он ползал вдоль берегов речных, стелясь, как можно ниже, готовый в любой момент под воду нырнуть, сейчас, подобно живой медузе, вначале нерешительно опутал текучими щупальцами трубчатый лес, а затем, крепко зацепившись за деревья, начал подтягивать свою призрачную тушу, продвигаясь как можно глубже в лес. И, несмотря на всю неповоротливость этого бело-молочного савана, было в нём что-то пугающе таинственное и притягательное, что заставляло неотрывно наблюдать за его движением, упиваясь благоговейной тишиной.
Но, то лишь люди, способны предаваться созерцанию бесполезного тумана, другие гости этой планеты, были настроены совсем на иной лад. Они снова почуяли угрозу. И эта угроза вновь исходила от тех двуногих, с которыми им уже пришлось однажды столкнуться и при этом чуть-чуть не проиграть в борьбе за право жить. Наученные горьким опытом, на этот раз, хозяева леса не собирались ждать. Сил у них было уже достаточно, для того, чтобы чувствовать себя хозяевами на этой планете — своём новом доме.
И кличь, был брошен. Передаваясь из уст в уста, он разнёсся по всему трубчатому лесу, созывая собратьев на битву. Пока люди решали свои проблемы, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы исчезнувших колонистов, или хотя бы вразумительные ответы, новые хозяева лесов, каждый день подтягивали свои силы к железному монстру, чей труп, по непонятной причине ещё не разлагался, но воняло от него просто ужасающи.
Днём и ночью звери крались по лесу бесшумно и стремительно, словно тени. Их силуэты мелькали меж деревьев и быстро исчезали из поля зрения, будто бы никого и не было на самом деле и всё это морок и наваждения. Но они были, и они шли к своей цели целенаправленно и без устали. Их вёл инстинкт и жажда жизни. Они не испытывали к людям ненависти и их сердца не горели местью, но битвы всё равно не избежать. Ведь от её исхода зависело — кому жить на этой планете, а кому следует убраться восвояси. Две цивилизации боролись не просто за клочок земли, а за новый дом, что сулил выживаемость всего их вида. И кто это будет, пока ещё не знал никто. Но как бы всё не произошло, и чем бы всё это не закончилось, об этом ещё никто не думал, не размышлял — вначале нужно нанести удар, а затем уже расплачиваться за совершённые ошибки.
И вот, время настало. Все в сборе. Пора показать этим двуногим, кто на планете истинный хозяин.
В полночь лес за бортом корабля ожил и зашевелился, белесый туман — обрёл плоть, а воздух наполнился многоголосым гомоном, пока ещё тихим и робким, а порой и вопросительным, или даже иногда забавным. Но ничего смешного эти чудные возгласы никому не сулили. На самом деле они были всего лишь преддверием бури, что в скором времени должна была разыграться рядом с железным монстром, сея вокруг одну только смерть, в которой невозможно найти даже и намёка на радость.
Да, положение людей было не из завидных. Сами того не подозревая, новые хозяева планеты имели, вдобавок к своей неудержимой силе, ещё и союзника на борту корабля, который всецело был на их стороне. И люди это знали. Потому и спешили, как могли, пытаясь уничтожить спятивший разум, называвший себя "Харон". Но время было не на их стороне.
По подсчетам специалистов, наибольшую опасность представляли шлюзы ангарных отсеков. Из-за своей большой пропускной возможности врат, враг мог нанести основной удар именно в этом направлении.
Всего же на корабле было шесть ангаров в его нижней части, и ещё восемь — по четыре на носу и в хвосте, но уже на верхних палубах. Их Ямото не брал в расчёт, так как считал, что враг не способен на полёты, предпочтя остановить свой выбор только на шести ангарах нижней палубы.
Но и тут у него не всё гладко складывалось.
Шесть ангаров по десять человек на каждый — недозволенная промашка! С таким количеством отстоять ангары практически было невозможно. И командир экспедиции — это хорошо понимал, но ему некуда было деваться. В его распоряжении было столько солдат, сколько он только смог собрать за столь короткий срок, с криками угроз отвоёвывая каждого у Квотермейера, кому самому срочно требовались люди для сложной процедуры перезагрузки главной системы корабля. А ещё нужно было перекрыть, в лучшем случае заварить или завалить десятки пожарных выходов, не забывая и о инженерных проходах с их отверстиями вентиляционного значения и с системами экстренного сброса энергии накопителями главного реактора, обеспечивающего электроэнергией весь корабль.
Куда деваться? Что делать? — задавался подобными вопросами капитан Ямото, расхаживая на нижней палубе в бронированном костюме. Ну не разорваться же ему, в самом деле! и самому заменить ещё пятьдесят человек, запертых сейчас где-то в носовой части корабля. Он и вправду почти разрывался, заглядывая то в один ангар, то в другой. И в каждом его что-нибудь, да не устраивало. Там десантники плохо выбрали позиции, здесь недостаёт внушительного вооружения, а там вообще солдаты, будто не сознают с кем им придётся столкнуться, и ведут себя слишком развязно, словно находятся не на боевом посту, а на заурядном дежурств.
Но совсем скоро, все эти неурядицы вылетели у него из головы, как стая вспугнутых птиц. А те, из десантников, кто ещё плохо понимал, что им предстоит пережить, сами собой притихли под гнетом враждебной атмосферы, что постепенно стала просачиваться на корабль, словно пот через поры. Её ледяное дыхание медленно касалось людей, морозным ветерком пробегало по всему телу, отчего волосы на коже вставали дыбом и топорщились будто иглы, как у ежа, а сердце, в испуге сжавшись, замирало в предчувствие беды, и потом с удвоенной силой начинало колотиться в груди, отдаваясь барабанной дробью в ушах.
Несомненно, враг был уже близко.
-Предельная готовность, — передал Ямото по рации, и, прогрохотав железными ногами "ТиБОБа", занял позицию в одном из ангаров.
Туман непроницаемым пологом глумился за шлюзовыми воротами, но по непонятной причине внутрь не проникал, оставаясь снаружи, наподобие занавеса огромной сцены. И люди всё бы отдали, чтобы хоть одним глазком подглядеть за началом развития представления, пока декорации ещё не все расставлены по своим местам, но актёры уже готовы к выступлению, и только ждут момента.
Напряжение достигает апогея. Вокруг воцаряется такая тишина, что собственное дыхание кажется непозволительным шумом, и, не отдавая себе отчёта, дышишь как можно реже, боясь пропустить тот жуткий миг, когда судьба, наконец, решиться вынести вердикт — ты, или тебя.
Время замедляет свой бег, растягиваясь в пространстве, как резина. Тело напряжено. Во рту сухость страха перед неизбежным, куда смотришь с широко открытыми глазами, погружаясь в некую бездну безнадёги.
Кажется, ещё чуть-чуть и сойдёшь с ума от перенапряжения. Завоешь, закричишь, начнёшь во все стороны палить, или побежишь как заяц, скуля и причитая.
Так кто же?! Кто начнёт первым представление? Кто осмелиться отдёрнуть занавес, ступив на сцену?
Вот ещё чуть-чуть. Ещё секунда.
И вдруг предостерегающе пищит радар, и сразу же из белесого полога в огромном прыжке выноситься серый гигант. Обрушивается на первого десантника закованного в тяжёлую броню, мощным ударом отшвыривает его к стене и начинает свой танец смерти.
Время лопается как та же резина и в следующий миг, уже бешено несётся вскачь. Лес за бортом наполняется диким хохотом, и вслед за серым гигантом, в ангары живой волной устремляются гончие, не давая людям времени опомниться.
Живой поток тел встречается с градом пуль и малых снарядов, корчиться, сжимается от боли, вопит и верещит, но всё равно прёт как заведённый и ничто казалось уже не может его остановить.
-Держать строй! — рычит Ямото. — Спину прикрывай. Спину! Смотри кто у тебя там! Получай тварь! — Беснуется он, паля из спаренных пулемётов. — Врёшь, не пройдёшь! Берегись! — Капитан успевает перехватить серого гиганта, нацелившегося на одного из зазевавшихся десантников, и бьёт его наотмашь, припечатывая к полу. — Вот так! Съел?! Ха! Съел тварь! — победно кричит он в запале, и снова бросается в мясорубку.
Воздух насыщается электричеством от постоянных выстрелов импульсных винтовок. Пространство расцвечивается трассирующими полосами от плавящихся пуль. Гончие мощным рывком взмывают вверх, пытаясь преодолеть то малое пространство, что отделяет их от людей, и с визгом сразу же натыкаются на непреодолимую светящуюся цепь, после чего разорванными клочьями плоти падают на пол ангара. Серые гиганты оскальзываясь об эти останки злобно рычат, и в каком-то безрассудном бешенстве, распространяя вокруг себя ментальные волны, внушающие ужас, несутся вперед, словно они не из плоти, а выбиты из камня.
Крики, вой, стенания, стрельба — всё это стоит в ушах какой-то дикой какофонией. Перед глазами всё мельтешит, сверкает и плывёт. Тело ноет от перенапряжения. И ни одной мысли в голове.
Волна атакующих сокращает дистанцию и то тут, то там десантники вынуждены уже вступать в рукопашный бой. Гончие особых проблем не причиняют — удар винтовкой, выстрел и готово. А можно и ножом по морде или по горлу полоснут, и зверь повержено оседает на пол — изувеченным комком плоти. Пытается ползти, а ты его ботинком пришибаешь, или пинком обратно отправляешь в оскалившуюся толпу жуткой нечисти, где его разрывают в бешенстве собственные же собратья. Раненые им самим не нужны, им нужна только одна победа.
А вот с серыми гигантами приходиться повозиться.
Когда этакая тяжеловесная машина для убийства неслась вперёд наподобие тарана, тут впору было наложить в штаны. Серые гиганты будто предугадывая движения людей, за долю секунды увёртывались от пуль, и стремительными скачками подбирались вплотную к десантникам. Хватали свою жертву и с победным рёвом наносили сокрушительный удар когтистой лапой. И если даже бронекостюм выдерживал столь мощный удар, то человеку приходилось не сладко: поломанные рёбра, вывихнутые руки, раздробленные ноги и сломанные шеи — как результат такого столкновения.
Солдаты изворачивались по мере всех своих сил, не забывая смотреть по сторонам: с одной, как бы не попасть под лавину гончих; с другой, как бы серый не подкрался незаметно с боков или того хуже со спины.
Прошло пять минут с начала боя, а пол ангара уже весь был завален трупами гончих. Десятки, а может уже и целая сотня лежало их под ногами, мешая двигаться — совершать спасительные манёвры. Серые гиганты попадались реже — они нечасто лезли в самое пекло, предпочитая отдавать приказы, находясь снаружи корабля. Но и у них порой не выдерживали нервы, и с победным рёвом, то один, то другой, бросался в сечу, на подмогу гончим. И тогда бой приобретал непредсказуемый характер.
Вот десантники под сокрушительным натиском зверей попятились. Ямото, видя всю плачевность положения, меняет тактику. Выпускаемые сотнями в секунду патроны практически на исходе, и капитан командует:
-"ТиБОБы" в рукопашную.
Спаренные пулемёты убираются за спину и железные танки, ни в чем не уступающие размерам серых гигантов, выступают вперёд, молотя руками, как мельницами. Податливая плоть, под железными ручищами "ТиБОБов", лопается как спелый орех. Брызжет ало-красная кровь. Гончие в исступление набрасываются на броню, пытаясь повалить десантников и прогрызть дыру в механических доспехах, но обламывают зубы. Десантники отдирают от себя мерзких тварей и одним движением давят их, как тараканов, и снова начинают бешено молотить по толпе оголтевшей нечисти.
К Ямото подскакивает серый гигант, хватает того за стальные руки, и пытается их оторвать. Несколько секунду длится борьба. Затем Ямото удаётся вывернуться. Резким движением, он выстреливает руку прямо перед собой, хватает серого за голову, и отрывает её с корнем. Пинок ногой и обезглавленный труп летит в изрядно поредевшую толпу гончих. И снова за дело.
Пот градом течёт по лицу. Руки одеревенели от постоянно повторяющихся механических движений. Дыхание с шумом вырывается из груди. От нескончаемого визга появляется глухота и какое-то отупение. Перед собой видишь только оскаленные пасти зверюг и бьёшь, бьёшь по ним, что есть мочи. Тебя цепляют зубами, рвут когтями, прыгают на тебя, а ты, уподобившись какому-то станку, бьёшь, бьёшь, бьёшь клепая причудливые, жуткие заготовки из плоти и костей, как какой-то древний художник экспрессионист. Время же перестаёт для тебе вообще что-то значить. Его просто нет. Его не замечаешь. Только свинцовая тяжесть, медленно расползающаяся по телу, говорит, что бойня затягивается и скоро должна наступить плачевная развязка.
А тварям всё нет конца. Они всё прут и прут, живым потоком вливаясь в ангар. На самом деле же их не так много. Основная часть зверей до сих пор ещё снаружи, ждут своей очереди, а здесь только верхушка айсберга. Но их всё равно уже слишком много, чтобы можно было надеяться на победу.
Весь пол уже завален трупами. Постоянно приходиться расчищать перед собой пространство, чтобы была возможность хотя бы двигаться. Ямото думает, что звери лишены всякого разума, раз лезут в сечу, не считаясь с потерями, но тут ему преподносят неожиданный сюрприз, от которого он приходит в самый настоящий ужас.
Один из серых гигантов, отличающийся от своих собратьев цветом кожи, и менее гротескным строением тела, совершает чудовищный скачок в двадцать метров, приближается к Ямото и с размаху отшвыривает его к стене. Затем не менее быстрым темпом хватает за горло ближнего десантника, не закованного в тяжёлую броню, и, подняв его в воздух разражается ментальными волнами, принявших форму телепатии.
На мгновение мир перед глазами смазывается, как будто на глаза набросили марлю, а потом в голове стали проявляться образы. Серый гигант вошёл в контакт.
Ямото аж замер, когда в его голове развернулось самое настоящие слайд шоу, несущее в себе, хоть и разрозненный, но всё же отчётливо понятный смысл, наполненный эмоциональным фоном:
"Планета. Другая. Не "Надежда". Мёртвая планета. Тёмная, мрачная, неприветливая. Чувства отчаяния, поражения, потери, безнадёги. Страдание, ужас, страх, смерть, темнота...".
Следующая часть картинок:
"Холод. Пустота. Звёзды. Бесконечность. Ожидание...".
Снова смена декораций:
"Пробуждение. Радость новой жизни. Упоение новым телом и новым домов. Надежда начать всё сначала...".
И вдруг снова радужные краски сменяются серыми мазками вселяющие ужас, который вскоре перерастает в ненависть:
"Двуногие. Опасность! Смерть. Угроза уничтожения. Угроза снова потерять свой новый дом. Ненависть. Вражда. Уничтожить, уничтожить. Это наш мир! Это наш дом! Корабль. Падающие сверху десантные модули. Уходите. Улетайте! Это наш дом...".
Телепатический контакт длится не дольше двадцати секунд, после чего серый гигант отпускает десантника и, издав дикий рёв, устремляется к выходу из ангара. Солдаты настолько поражены, что никто не стреляет тому вслед. Все только и знают, что снова и снова проигрывают в уме только что увиденное, пытаясь получше осмыслить, понять, и попытаться собраться с собственными мыслями и ощущениями. Вторжение в разум было настолько сильным, что каждый уже почти успел возненавидеть своих братьев по оружию, как будто это они сами стали серыми, и только что переживали свои собственные воспоминания и чувства.
К всеобщему удивлению, когда мир вокруг снова приобрёл видимость реальности, гончие, вдруг растеряв весь свой пыл, подались назад, бесцельно закружили по помещению, и потом дружно выметнулись наружу.
Что это — победа? Или только отсрочка, неизбежного конца?
С исчезновением гончих наступает относительная тишина, и можно перевести дух. Сдерживаемая адреналином усталость завладевает телом, полностью подчиняя себе. Малейшее движение даётся с трудом. В глазах стоят тёмные круги. Горло настолько пересохло, что его царапает выдыхаемый воздух. Первым делом нужно выпить воды.
Ямото промочив горло, связывается с остальными пятью ангарами. Выясняется, что прорыва удалось избежать. Пятеро погибших и ещё семь ранено. В сущности неплохо. Могло быть и хуже, если бы гончие не ушли. Но вот почему они ушли, никто ещё не знал.
Терзаемый догадками, Ямото вышел на середину ангара и пристально стал вглядываться в завесу тумана, что так и не рассеялась за время сражения. Из-за непонятного состава этой белесой завесы, заглянуть за неё при помощи термовизоров не представлялось возможным — картинка всегда выходила сумрачная и расплывчатая с тёмно-синими полосами. "Охотники" теряли в ней ориентацию, а радар давал сбои, выводя на экран призрачные образы. Вот и приходилось полагаться только на свои собственные органы чувств. Вроде пока всё тихо, но как знать.
Ямото быстро перезарядил орудия и стал медленно прохаживаться по ангару, вглядываясь в изуродованные трупы, в их оскаленные пасти и остекленевшие глаза. Раненных, ещё ползающих или уже подыхающих добивал, мёртвых отодвигал ногой и шёл дальше.
Нужно что-то делать с этими трупами. Нельзя, чтобы они здесь оставались, а потом гнили, — думал он, кидая опасливый взгляд на колеблющуюся завесу тумана.
В это время один из бойцов, движимый нездоровым любопытством, приблизился к выходу из ангара, и опасливо вытянув голову замер, прислушиваясь к еле различимым звукам. Мгновение, и огромная лапища обхватила его за голову, рывком утаскивая в туман. В наушниках раздаётся предсмертный крик и всё затихает.
-Все назад! — прокричал Ямото, привода оружие в боевую готовность. — Никому не приближаться к выходам из ангара. Они всё ещё там, — подводит он неутешительный итог и возвращается на позицию.
Гнетущая атмосфера неопределённости давит на нервы. Первое сражение стоит ещё перед глазами, и даже страшно представить, что произойдёт, если звери снова сейчас пойдут на приступ.
Люди устали. Нервы у всех на пределе. Такое ощущение, будто на тебя устремлено сотни глаз, но ты при этом никого не видишь, и даже не можешь спрятаться или что-нибудь вытворить такое эдакое в ответ, лишь бы кровожадные зрители потеряли к тебе интерес.
Но, нет, они смотрят на тебя, пристально вглядываются в каждое твоё движение, ловят каждый твой жест, и они чувствуют твой страх, впитывают его, упиваются им и наслаждаются, как каким-то сладостным и пьянящим напитком.
Хочется выкрикнуть им в ответ какое-нибудь проклятье, погрозить кулаком, выстрелить в сторону невидимых наблюдателей, чтобы отстали, прекратили пялиться из тумана, но неимоверным усилием всё-таки сдерживаешься, в опасении навлечь на себя их гнев. Лучший выход — это пока хоть как-то спрятаться, скрыться с глаз нечисти, и ждать. Ждать когда вся эта круговерть жизни и смерти, завертится снова, и снова твоя жизнь повиснет на волоске.
Время опять растягивается. Психика требует действия, а тело, наоборот, покоя.
Ямото решает соединить два этих желания вместе. Пусть мышцы пока отдыхают, а вот мозг пусть поработает.
-Климов, — соединяется он с центром управления, — как продвигаются дела? Когда закончите?
Капрал совершает подсчёты в уме и умоляюще просит ещё пять минут:
-"Харон" слишком глубоко проник в систему. Нам приходиться перезагружать систему не всю целиком, а по отдельности вычищая каждый блок информации. Ещё пять минут капитан. Пять минут и мы закончим.
Ямото в негодование:
-У нас нет!.. — кричит он в запале, но быстро себя одёргивает, косясь на туманную завесу. — У нас нет твоих пяти минут, — шёпотом хрипит он. — Нам тут каждая секунда дорога, как глоток воздуха. А ты пять минут. Живее давай. И чтоб через минуту эти чёртовы ворота были закрыты, а не то я пригоню вас всех сюда, будете вручную у меня закрывать шлюзы, раз не можете подключить, как её там, эту вашу "Мадлен".
-Делаем всё возможно, — сухо рапортует Климом, и, пообещав через минуту закрыть ворота, отсоединяется.
-Чтоб тебя! — Выругавшись, капитан передаёт по ангарам приказ: Выбросить трупы зверей с корабля. Потом вспоминает о произошедшем случае с серым, вступившим с людьми в телепатический контакт, и не на шутку призадумывается: А правильно ли их называть теперь зверьми? Получается, они не так уж и глупы, как казались на первый взгляд. Не дай бог если они окажутся даже умнее нас. Ишь, требуют, чтобы мы ушли. А он, тварь! Залезал в мою голову? Я бы ему тоже кое-чего показал. Я бы ему показал, почему мы тоже не можем уйти с этой планеты.
Но момент для раздумий о разумности серых гигантов был выбран неподходящий и капитан постарался выбросить всё из головы, что не относилось к насущным проблемам. А их хватало по горло. И одна из них, наиболее злободневная — полная незащищённость корабля. Нужно, как можно скорее перекрыть все выходы, но этого никак не сделать, без главного компьютера, перезагрузка же личности непозволительно затягивалась.
Начиная нервничать, Ямото ненароком засмотрелся, как его люди методично очищают ангар. Трупы "гончих" один за другим поднимались с пола и без лишних церемоний выкидывались наружу. Туман проглатывал нежданное угощение и довольный закручивался кольцами. Идиллия...
И вдруг по лесу прозвучал недовольный рёв. Новым хозяевам планеты отнюдь не понравилось, как эти двуногие относятся к их павшим собратьям. Туман наполняется такими же призрачными и неуловимыми тенями. Снова послышался этот дьявольский хохот, от которого сворачивало кишки. И вновь перед глазами пронеслись безрадостные картины предыдущего сражения. Сомнений нет — звери готовились ко второму штурму.
Ямото от такой мысли аж весь побледнел. Передышка оказалась слишком короткой, слишком незначительной, чтобы можно было оттянуть или даже попытаться избежать неутешительно конца их миссии на этой планете. Второго такого боя они не выдержать это точно. Но, капитан себе в этом поклялся, они свои жизни отдадут ох как дорого.
-Мы ещё посмотрим — кто кого, — пробурчал он себе под нос. — Все на позиции! Проверить оружие. Второго шанса уже не будет. Ну что парни, вот и наступил момент развязки. Так покажем же из какого мы теста! — Лучших слов Ямото подобрать просто уже не мог. Слишком был он перенапряжён и придавлен ответственностью, которую на него возложили. — Джон, ты как там? Всё в порядке? Как думаешь, осилим мы второй натиск или сметут нас к чёртовой матери, даже не поморщившись. В первый раз мы им дали жару, но сейчас меня преследуют сомнения. Люди устали. Они психически истощены. Выдерживать ментальную атаку серых становиться всё сложнее. Так и хочется бросить всё и бежать отсюда со всех ног.
Джон Сайлус из соседнего ангара согласился с доводами капитана, и, как и Ямото, не имел ни малейшего представления о возможном исходе предстоящего сражения, но у него всё-таки нашлась одна радостная новость. Квотермейер по каким-то своим личным причинам передал её только своему непосредственному командиру только что.
-Сэр, мы сделаем всё возможное и невозможное, только бы не допустить сюда этих тварей. Можете положиться на нас. И кстати у меня есть хорошая новость: группы Званцева и Крапивина идут на подмогу. Первый будет здесь уже через три минуты, Крапивин же пообещал подтянуться следом, хотя и предупредил, что на дорогу у него может уйти не меньше двадцати минут.
-Рад это слышать Джон, — немного уязвлёно, но всё же с ноткой облегчения в голосе ответил Ямото. — Это самая хорошая новость за сегодня. Но звери, похоже, ждать больше не собираются. Ты чувствуешь, как снова накаляется обстановка? А эти тени — они так и мелькают снаружи. В любой момент они будут здесь. И вот тогда нам мало не покажется.
Ямото хотел было поведать ещё о странном случае с "серым", только-только подобрал слова, как пронзительное предостережение всё испортило.
-Вот они!
И капитану, волей не волей, пришлось с новой силой окунаться в гущу событий.
Спаренный пулемёты снова оказались в руках, и нетерпеливо, будто уже заждались, принялись поливать противника расплавленным "композитом" (Пули на основе композитного материала, не испаряющегося при сильном нагревании). По ангару понеслись крики, визги, рык, и среди всего этого шума и гама, раздавался дьявольский хохот, как издёвка.
В этот раз Ямото приказал использовать орудия, установленные на "змеях". Боекомплекта там катастрофически не хватало, но капитан наплевал на условности. В данный момент ему важнее было сдержать противника, а не задумываться над тем, что "змеи" ещё как-то могут понадобиться в будущем.
С момента вступления в битву "змеев", пространство вне корабля взрывается и огненной стеной обрушивается на зверей, сжигая и коверкая плоть, как многорукий и многоногий разбушевавшийся монстр. Волна атакующих перед непреодолимой преградой вынуждено откатывается назад. Опалённые звери ревут от боли и визжат от страха, словно побитые щенки.
Но вот залпы тяжёлых орудий раздаются всё реже. Стена огня угасает, разделившись на отдельные вспышки. Защитники корабля только и успевают сказать, что два слова: Боже сохрани...как звери, перегруппировавшись, всё своей неудержимой массой врываются в ангары, и подобно цунами сметают всё со своего пути.
Всё кончено, — мелькает в голове Ямото. Его облепляют десяток "гончих". Он смотрит в их оскаленные, рычащие пасти покрытые пеной. Их зубы клацают почти у самого его носа, а когти с неимоверной быстротой царапают броню. Капитан, уже практически ничего не видя перед собой, слепо машет руками, сшибая с себя гончих, они сыплются на пол как спелый виноград, но на смену поверженным приходят другие и клубок из сцепившихся тел постепенно нарастает. Ямото всё труднее двигаться. Он еле удерживается на ногах. Что происходит сейчас в ангаре — его уже не волнует. У него осталось лишь одно желание, на гране животного инстинкта: Убить как можно больше тварей. Он сам уже ревёт и беснуется в своей броне. Глаза полны безумия. Изо рта вырывается хрип с нечленораздельной руганью. И он всё молотит и молотит железными ручищами, как заведённый, не видя пути спасенья.
-Мать твою, закрывай! Закрывай! эти чёртовы шлюзы... — в исступлении хрипит Ямото, цепляясь за последнюю соломинку, удерживающую его разум на грани безумия.
В ангар вбегают ещё люди — подкрепление во главе с сержантом Званцевым, но их появление существенно не изменяет противовес сил. Для гиенообразных тварей это кучка людей лишь очередная досадная помеха. Они практически мгновенно оттесняют вновь прибывших, заставляя перейти их в глухую оборону, сами же удваивают натиск. Новым хозяевам осталось ещё чуть-чуть, совсем немного поднажать и люди дрогнут, сдадутся. Но им не повезло.
По всему кораблю, как глас божий во спасение, из всех динамиков прозвучал женский голос лишённый обычных человеческих эмоций:
-Внимание, на борту корабля замечены внеземные формы жизни. Следуя инструкции 2-2-5, объявляется общий карантин. Всему персоналу оставаться на своих местах, до прибытия сил безопасности.
И следом к вою, визгу, лязгу и стрельбе примешивается скрип гидравлических механизмов, тяжёлые створки шлюзовых ворот, как бы нехотя, приходят в движение и начинают сдвигаться, разрезая волну атакующих. Гончие, не желая сдаваться, усиливают напор под предводительством серых гигантов и, хотя их поток постепенно сужается, они всё равно прут вперёд под пули, словно черти из разверзшегося Адского пекла, толкая и давя друг друга с безумным хохотом.
Но вот массивные створки, наконец, смыкаются. Волна атакующих, потеряв подпитку, быстро редеет. "Гончие" ещё как-то пытаются переломить ход сражения, дерутся с отчаянием смертников, но с каждой секундой их становиться всё меньше, и уже определённо становиться ясно, что новые хозяева планеты проиграли и свой второй бой. Но не войну. Нет.
Своим раздражённым, харкающим смехом, раздающимся за обшивкой корабля, они давали понять, что уже не уйдут восвояси, пока не прикончат людей всех до единого. Дай только срок.
Прикончив последнюю тварь на своём пути, Ямото тяжело осел на первый попавшийся ящик, и перевёл дух. Он настолько устал, что даже говорить не мог, только дышал как паровоз. Его грудная клетка под тяжёлой броней круто вздымалась, того и гляди рёбра треснут, а ему всё мало. Ему катастрофически не хватало воздуха. Он, то глубоко втягивал в себя воздух и медленно выдыхал, а когда это не помогало, начинал дышать как собака: часто и быстро.
-Последний, — невпопад произнёс он, когда пред ним предстал Джон Сайлус.
-Капитан вы как? Всё нормально? — нагибаясь к Ямото, поинтересовался лейтенант. Ямото только помахал рукой в ответ, мол: "нормально". Джон попытался улыбнуться, но сказавшиеся напряжение, сковало ему губы, и тогда он просто сказал, не зная как можно выразить радость маленькой победы. — Мы всё-таки их сделали капитан. Мы вышвырнули их с корабля. А я уж думал, что всё — не сдюжим, положат нас тут всех, как котят и дальше пойдут, уже по нашим трупам.
-Да, мы справились. Мы молодцы, — согласился капитана и неожиданно рассмеялся сквозь слёзы от всей души. — Слышите, вы все молодцы! — выкрикнул он столпившимся вокруг него людям. — Вы все герои! Да... — и снова пригорюнился. — Скольких мы потеряли лейтенант?
-Тридцать шесть погибших, сэр, и восемь раненных, — поставил тот в известность Ямото. — Нас практически уже смяли, если бы не сержант Званцев с подмогой и не своевременное закрытие врат, то положили бы всех. Звери никого не щадят. Поэтому и раненых так мало.
-Этого я и боялся, — сокрушённо вздохнул капитан. — Ещё пару таких стычек и от нас ничего не останется. — Ямото посмотрел на лейтенанта глазами полными боли, хотел ещё что-то сказать, но передумал. Вместо этого попросил. — Джон распорядись насчёт убитых — положите их в холодильники, потом решим, как их похоронить, а раненых пусть отведут в лазареты. После того как закончишь, собирай всех, кроме патруля, в центральном здании жилой зоны. Будем думать, как дальше жить.
— Глава 24
-Немыслимо! Кто поверит в это? Разве такое возможно? Как, как я вас спрашиваю, вообще можно верить словам этого первого помощника. Посудите сами: он был совсем один на этом корабле, его товарищи все погибли при стычки с неизвестным врагов, пускай это будут серые гиганты, как он утверждает, но я не могу поверить в то, будто мы только что сражались с людьми! С теми самыми колонистами, которых мы пришли спасать. Ну не могу я в это поверить и всё тут! У вашего Эштана просто поехала крыша, и он принимал желаемое за действительность.
-Хватит! — припечатал Ямото, обрывая пылкую речь подчинённого. — Мы выслушали вашу позицию лейтенант Крапивин, а теперь сядьте.
Крапивин замер с открытым ртом в нерешительности. Весь его вид говорил о глубоком смятении. Он не хотел, он не мог поверить в то, что минуту назад показал им всем лейтенант Сайлус. Видеопослание Эштана Праймса разом выбило у него почву из-под ног, оставив его болтаться на тонкой ниточке, хоть как-то ещё связующей с реальностью. Он чувствовал, что находиться на гране безумия. Сначала потеря "Виктории" и невозможность возвратиться на Землю, затем нападение чужеродных форм жизни, а теперь ещё и это. Разве может вынести подобное нормальный, здоровый человек, отрезанный от дома, будучи брошенный на произвол судьбы, на какой-то захолустной планете, где и костей-то его никто и никогда не найдёт?
-Сядьте, я сказал! — настойчиво повторил Ямото. — Мы все сейчас не в лучшем состояние, чем вы. Поэтому не нужно здесь раздувать панику. Наша задача во всём трезво разобраться и постараться выжить. А вы, своей демагогией, только ухудшаете положение.
Крапивин нехотя сел на место, но перед этим подлил масла в огонь, заявив, оглядывая зал для брифинга:
-Если в словах Эштана заключается хоть малейшая толика правды, то в таком случае, мы с вами все тоже уже заражены.
На что Ямото, в ответ, взъярился не на шутку:
-Не порите чушь! — Ситуация выходила у него из-под контроля. Любое слово могло пагубно сказаться на дисциплине, а значит и на моральном облике солдат. Люди на взводе — не дай бог им всем тут перессориться и переубивать друг друга. А ведь за этим дело не встанет. Стоит лишь им уверовать в гипотезу заражения и кровопролития не избежать.
-Думайте, прежде чем говорить, а не сразу языком молотите бездумно. — На повышенных тонах, давя авторитетом, капитан перешёл в словесную атаку. Сейчас главное убедить людей не в состоятельности гипотезы Крапивина. — На вас постоянно был надеть воздушный фильтр, пока мы не добрались до корабля. А когда вы его сняли, техники загодя продули всю вентиляцию на борту. Поэтому никаких оснований по поводу заражения возникнуть ни у кого не должно, исходя из здравого смысла. А если кто будет раздувать панику, я того лично пристрелю, — убедительно пообещал Ямото, таким тоном, будто уже передёргивал затвор. — Но как бы там ни было, для всеобщего спокойствия, я отдаю приказ: пройти всем тщательный медицинский осмотр. Надеюсь — этого будет достаточно, чтобы впредь прекратились всякого рода досужие толки?
Дошли ли угрозы капитана до десантников, явно сказать было нельзя, но, по крайней мере, возражений не последовало. И то хорошо.
-Больше нет ни у кого желания высказаться? — в довершении спросил Ямото таким тоном, что никто не решился и рта раскрыть. — Хорошо. Тогда переходим к насущным проблемам. "Мадлен", — обратился капитан к интеллектуальной системе, — доложи о работоспособности систем корабля.
Произведя диагностику систем за пару секунд "Мадлен" предоставила короткий отчёт:
-Энергосистема — функциональность на тридцати процентах, система жизнеобеспечения — 48%, система видеонаблюдения — 20%, загрузка реактора — 14%, головная система контроля — 64%, боевые системы — 3%. Данных условий не хватает для нормальной работы всех систем корабля. Исходя из этого я не могу гарантировать стопроцентную сохранность жизни экипажа, капитан.
-Этого мы от тебя и не требуем. Сами как-нибудь управимся, — отмахнулся Ямото. — Ты лучше скажи, какова вероятность проникновения на корабль чужеродных форм жизни.
-Повторяю данные не полные. Невозможность определить состояние всего корабля. Но на основании уже имеющихся, могу предположить, что такова вероятность 48,5%
Озвученная цифра не сказать, чтобы повергла в шок, но заставила сильно призадуматься. Получается, что закрыв шлюзы, люди не так уж и сильно обезопасили себя. В любой момент можно было ожидать новых нападений. Это меняло все планы капитана. Он-то надеялся отсидеться на корабле, пока не прибудет подкрепление — осталось месяц какой-то подождать, — ан нет, не всё так просто, как казалось. Если и дальше сидеть без дела и чего-то ждать, то можно ничего так и не дождаться в конце, кроме костлявой старухи, что нежданно-негаданно вдруг да и заглянет в гости без приглашения.
-Как всё только что могли убедиться: прогнозы не утешительные, — подвёл итог Ямото в тиши зала. — Если мы ничего не предпримем для своей безопасности, наши часы сочтены. С завтрашнего дня начинаем готовить защитные рубежи. Я не собираюсь сидеть здесь с голой задницей.
— Глава 25
Всю последующую неделю десантники воздвигали рубежи обороны, обводя дополнительными кольцами датчиков и турелей центральное здание жилого комплекса. Сам небоскрёб окончательно приобрёл статус форт-поста. Покидать его пределы крайне не желательно. Наружу из корабля только в разведцелях и только на грейдерах.
Тщательно проведённый медицинский осмотр к вящему успокоению не выявил никаких патологий. Люди могли спокойно передохнуть и сосредоточиться на основной работе по укреплению обороны, на случай нового штурма.
-Кольцо пять?
-Закрыто.
-Кольцо четыре?
-Закрыто.
-Кольцо три?
-Закрыто.
-Кольца один и два?
-В процессе. Скоро закончим, капитан.
-Вас понял. На всё про всё даю три часа. Отбой.
-Три часа он даёт. Не, ну ты слышал? Тут работы непочатый край, а он только три часа. — Возмущению длинного Сэма не было предела. Да оно и понятно. После отмены полётов по планете, Сэму просто нечем было заняться, всё валилось у него буквально из рук, подобным запретом ему будто крылья подрезали, заставив ползать по земле. С момента введения на корабле карантина, вместо того чтобы летать или на худой конец приводить в порядок "змеев", — которых кстати тоже было решено пока оставить в покое из-за израсходованного боекомплекта, — Сэм был вынужден теперь копаться в различной электронике, где мало что смыслил, как специалист немного иного профиля. Чему же тут было радоваться?
-Да ладно тебе Сэм, не ворчи, — одёрнул его Званцев. — Для себя же делаешь, не для кого-то.
-Я понимаю, что для себя, но у меня уже руки трясутся от бешенства. Ненавижу я все эти маленькие проводки с их идиотскими лампочками. Ну что она опять от меня хочет? — взмолился Сэм, когда в коробочке перераспределения связей общей сигнальной цепи замигал красный индикатор — разъединения.
-Блин Сэм, ты же техник, а ведёшь себя, как ребёнок, — встрял Дилон, устанавливающий мины неподалёку от общей сигнальной цепи второго кольца обороны. — Ты же, как рыба в воде, сейчас должен себя чувствовать. А вместо этого канючишь постоянно.
-Ага, как рыба — дохлая и кверху пузом. Это Квотермейер счастлив, когда роется во всех этих мелких финтифлюшках, а мне нужно что-нибудь по существенней держать в руках, а не ковыряться вот этой маленькой хренотенью в другой маленькой хренотене. Кстати Дилон, а где Кэс? Чего-то я её в последнее время нигде не видел.
При упоминании своей девушки, Дилон как-то сразу сник:
-Где-где, в медицинской лаборатории, — ответил он нехотя. — После последней бойни у неё столько экспонатов для препарирования появилась, что она сразу обо всём позабыла. Даже ест только тогда, когда уже с ног валиться.
-Поесть ладно. Небось и о постели тоже забыла. То-то ты себе места не находишь, — ввернул ехидно Сэм.
Дилон отреагировал незамедлительно:
-Так, слушай, иди-ка ты к чёрту хохмач. А не захочешь по хорошему, так я тебе по плохому дорогу укажу.
-Баста мужики! — остановил дальнейшие препирательства сержант Званцев. — Тебе Сэм что, поговорить больше не о чем?
-А о чём тут ещё можно говорить, сержант. Сидим как дураки в потёмках, будто на пикнике. Вон и звёзды есть, — указал Сэм на виртуальный свод неба. — Была бы луна, я б ещё и повыл. А, скучно с вами! — махнул он рукой, и обратился к соседней группке людей, копошащейся точно также в свете неяркого фонаря. — Эй, Хан как вы там?
-Как-как? Наперекосяк. Знаешь продолжение? — откликнулся ворчливо разведчик. — Ну вот и мы так же. Подсунули какое-то фуфло старое. Теперь чини его. Ещё неизвестно заработает ли.
-Как я тебя понимаю братуха. Сам уже готов на стену лезть от этих проводков бесконечных. А Колин, и ты к нам решил присоединиться, — поприветствовал Сэм подошедшего разведчика. — Ну рассказывай что у тебя.
Разведчик из группы "дельта" присел на корточки рядом с Сэмом и, оглядев всю троицу из группки Званцева, поделился своими мыслями:
-Слышь мужики, говорят: корабль скоро прилетит. Осталось-то всего ничего. Даже и не вериться, что домой скоро. В гробу я видел подобные командировки, и эту треклятую планету, провалиться ей пропадом.
-Ага, скоро...— Сэм, хотел было, снова съязвит, но быстро одумался. Святое не трожь.
-Как думаете, нам в двойном размере заплатят, — между тем продолжил Колин строить планы на будущее. Это сейчас было для него самый желанный повод обсуждения. Он уже ни о чём другом и думать-то не мог. Тем более, что практически уже ощущал себя дома. Осталось-то совсем чуть-чуть продержаться. — Или как за обычную командировку заплатят, как на тот же Марс? Э нет. Пусть только попробуют. Ведь не должны же, а? — обратился он за поддержкой к сержанту.
-Думаю нет, — пожал плечами Званцев.
-Вот и я о том же, — воспрял духом Колин. — Мы же с вами всё-таки не рядовое задание выполняем, а отсюда и зарплата другая, да и орден думаю должны получить какой-то. А раз орден то и прибавка к зарплате соответственно и пенсия увеличивается. Эх, мужики, а если честно я вообще рассчитываю получить этак сотню другую тысчонок кредитов. Ух, и заживу же я тогда! Куплю себе домик на лазурном берегу, заведу себе семью, наконец, и открою маленький магазинчик. Буду продавать доски для сёрфинга. Кстати я был неплохим сёрфингистом до войны. Бывало, приедёшь на море, сводку погоды перед этим прослушаешь, а на место прибудешь, а там тишь да гладь, вот и сидишь, как идиот волны ждёшь, на солнце жаришься. Зато потом...когда волна пойдёт... Слушайте, а приезжайте все ко мне. Поплаваете, на солнце погреетесь, а я вас ещё и на доске научу кататься. Не пожалеете, обещаю. Ну как, по рукам?
Мужики слушая его, сами начали мечтать, о доме вспоминать, того и гляди в квашню превратятся, но тут Сэм всё испортил.
-Слушай, не тереби душу окаянный. Сначала надо корабль дождаться, а потом уж мечтать. И кто тебе точно сказал, что этот самый корабль прилетит? Вот то-то и оно, что никто. Всё догадки одни.
Колин в ответ так жалобно, словно пришибленный воробей, посмотрел на Сэма, готовый пустить слезу в ответ на пущенную в него стрелу, но поджав губы, сдержался и, уходя только процедил сквозь зубы:
-Злой ты Сэм. Злой.
-Уж какой есть, — развёл руками длинный Сэм.
Званцев же только с осуждением покачал головой. Отчего Сэм ещё больше нахмурился. Будто ему неохота домой, но он был слишком прожженным прагматиком, чтобы верить в чудеса.
* * *
Между тем в центральной шляпке грибовидного небоскрёба происходил некий разговор:
-Джон, скоро нам придётся определяться с нашим будущем, — рассуждал Ямото стоя у панорамного окна. — Я даже не представляя себе, какой шквал недовольства и неподчинения обрушится на нас, как только станет окончательно ясно, что спасательный корабль не прибудет. Люди лишь благодаря этой надежде ещё как-то держатся, но стоит её у них отнять, и мы с тобой получим самое настоящее неуправляемое стадо.
-Я бы не стал торопить события, сэр, — осторожно ответил лейтенант Сайлус. — Ещё ничего не ясно с нашим ближайшим будущим. Что если враг проникнет на корабль? Сможем ли мы и в этот раз его остановить, вот где неясность. Корабль же дело важное, но не сегодня.
-Вот тут ты ошибаешься Джон, — нравоучительно погрозил пальцем Ямото. — В том-то вся и суть, что настоящий стратег должен быть дальновидным, и уметь просчитывать десяток ходов наперёд. Сейчас никто в целом не задумываемся над тем: будет ли корабль или не будет его; как ты правильно выразился — у нас в данный момент есть более насущные проблемы. Но посуди сам. Предположим звери, на наше счастье, не смогут проникнуть на корабль в течение довольно долгого срока. Что мы тогда будем делать? Не сидеть же нам тут вечно. Проходят дни, недели, и вот, наконец, настаёт момент развязки, когда мы приближаемся к тому самому перекрёстку жизни, где лишь случай определяет, куда нам двигаться дальше.
С одной стороны: спасательный корабль — и нам не о чем больше беспокоиться, — мы спокойно улетаем домой.
С другой: корабль так и не появляется.
Ладно. Предположим сроки никто не устанавливал. Мы ждём ещё неделю, потом ещё. И сколько прикажешь его ждать: месяц, год, два? А люди не железные Джон. Они могут прождать от силы ещё два месяца, но не больше... А потом бум! — Ямото неожиданно хлопнул в ладоши. — И мы все катимся в ад. Никто из них, — указал капитан себе за спину, имея в виду солдат, — здесь оставаться жить не собирается. Все только и мечтают, как бы поскорей смотаться с этой планеты. А тут такой облом.
-Я всё понимаю, капитан. Но что мы можем? Вы же сами сказали, что всё определит случай, и от нас ничего, абсолютным счётом ничего не будет зависеть. Мы же не можем связаться с Землёй, и поведать им нашу страшненькую историю, о том, как нам здесь всем плохо, и как смерть преследует нас на каждом шагу. Что же до людей... Чтобы не случилось, и хотим мы или не хотим оставаться на планете до скончания своих дней, а жить всё же как-то придётся.
-Вот об этом я и хочу с тобой переговорить. — И Ямото перешёл к вопросу, волновавшего его уже на протяжении целого месяца. — Мы должны составить план на будущее, как пополнять припасы, как бороться со зверем, где мы в конце-концов будем жить. И в первую очередь мы должны решить: кто будет у нас командиром.
-Как это кто? — у Сайлуса, от такого вопроса, сразу вытянулось лицо.
-Не надо, Джон, — остановил его Ямото. — Для всех не секрет, что когда Земля далёко и возврата уже не предвидится, то до этих условностей закона и порядка, никому уже нет никакого дела. Сколько раз в истории людей происходило нечто подобное. Взять хотя бы те же необитаемые острова. Сколько капитанов, потеряв судно, оставались для своей команды капитанами? То-то и оно, что очень мало, а может и вообще никто. Людям всегда нужен козёл отпущения. Если они хоть кого-то не обвинят в своих бедах, то они начнут винить себя. А себя они очень не любят винить, уж поверь моему опыту.
-Так вы хотите сказать, что нам с вами могут обвинить в том, что спасательный корабль не прибыл?
-Я ничего не хочу сказать. Но и отбрасывать этот вариант глупо. Со своей стороны я, без сопротивлений, сниму с себя все полномочия, если этого захотят солдаты. Но прежде мы хоть как-то должны попытаться избежать смуты в наших рядах, направив людей по верному пути, прежде чем они потребуют нашей отставки и выберут себе новых вожаков. Иначе: ни ты, ни я, ни они, никто из нас не выживет. Вот что я больше всего опасаюсь, а не того, что меня даже могут вздёрнуть на петле, обвинив в некомпитенции своему долгу и своим обязанностям. Всякое может случиться. Но избежать смуты мы обязаны...
-Капитан первое и второе кольцо закрыты, — доложил лейтенант Крапивин, и начатый разговор Ямото пришлось прекратить, так и не дойдя до логического завершения.
-Джон, мы потом к этому вопросу вернёмся. Не забудь. Это очень важно. Мы обязательно должны всё тщательно продумать и как можно скорее, пока ещё не стало поздно.
-Хорошо капитан. Как только вы освободитесь, я сразу же зайду к вам, — пообещал Сайлус.
Ямото удовлетворенно кивнул и связался с лейтенантом Крапивиным.
-Вас понял лейтенант. Начинаем, — передал он по рации. — Всем внимание: покинут зону оцепления. Приступаем ко второй фазе. Проверка раз: инженеры доложить о состояние защитных рубежей.
-Все кольца подключены к единой сигнальной цепи. Есть замыкание цепи. Общий охват территории — восемьдесят три метра.
-Проверка два: "Мадлен" доложи о текущем состоянии колец. Диагностируй всю систему целиком и выведи отчёт о боеготовности. "Мадлен"? "Мадлен?" — почему-то шёпотом вторично позвал капитан, чувствуя, как в животе неприятно начинает крутить кишки в предчувствии недоброго.
Интуиция не подвела.
-"МАДЛЕН" СДОХЛА УРОДЫ ! — вдруг разорвал эфир победный крик "Харона". — Пришла ваша очередь...
Каким-то невероятным образом пробудившись к жизни, сознание "Харона" снова завладело всеми системами корабля.
Будто громом поражённый, Ямото от ужаса стал задыхаться.
-Нет. Этого не может быть. Только не сейчас. — Зашептал он пытаясь совладать с собой. Оправившись же от шока, капитан первым делом вдавил тревожную кнопку. На корабле протяжно взвыла сирена. Вторым его действом было предупредить людей. — Внимание всем постам — боевая тревога. Командирам подразделений срочно собрать своих людей и увести в здание небоскрёба. Пост номер один доложить обстановку.
В ответ в наушники ворвался ничего не понимающий голос:
-Капитан шлюзовые ворота открываются. Что происходит? Повторяю, шлюзы открываются.
-Кто говорит? — оборвал Ямото поток слов.
-Старший капрал Дементьев.
-Слушай меня внимательно капрал. Вас слишком мало. Приказываю отходить на заданные ранее позиции. У нас чрезвычайная ситуация.
-Но, сэр, тогда звери прорвутся на корабль.
-Выполняй!
-Есть сэр, вернуться на заданные позиции.
-Джон, — следом распорядился Ямото, — бери на себя управление видеосистемой и наблюдай за ангарами. Благо "Харон" не властен здесь над нами.
Ни слова не говоря, Сайлус садится за пульт управления и, подключившись к системе через виом, временно выпадает из реальности, став этаким многоглазым призраком.
Ямото же продолжил раздавать указания. Сейчас каждая секунда была на счету и любое промедление было смерти подобно. Когда же первые секунды паники были урегулированы, и всё более-менее встало на свои места, он связался с группой инженеров.
-Капрал Климов по какой причине пробудился "Харон"?
-Никак не могу знать, — откликнулся капрал. — Видимо он всё-таки нас обманул, и когда мы перезагружали систему, "Харон" поспешно создал сотни самораспаковывающихся файлов — раздробленных пакетов собственной личности, после чего разбросал их по всей нейронной сети. После подключения системы, эти файлы вновь стали собирать воедино его личность. Если честно, я впервые с таким сталкиваюсь.
Из всего выше сказанного Ямото понял только одно: "Харон" — реальная угроза, а не привидевшийся морок.
-Вы можете его снова обезвредить? — задал он единственно интересовавший сейчас его вопрос.
-Боюсь, что нет, капитан, — разочаровал Климов. — Мы даже не можем его блокировать. Он поставил защиту на все системы управления кораблём. Только центральный небоскрёб пока отрезан от него.
-Так делайте что-нибудь! Что хотите, но уничтожьте этот "мозг", сожгите, взорвите. Чтобы я больше о нём ничего не слышал. Вам понятно? Нам сейчас "Харон", как кость в горле. Если он постоянно сейчас будет маячить у нас за спиной, то я не поручусь за безопасность людей.
-Мы работаем над этим, сэр, — ответил Климов. — Но гарантировать ничего не могу.
-И всё-таки сделайте даже невозможное, если это потребуется, — настоял Ямото перед тем как отключить связь.
Следом на связь вышел лейтенант Крапивин, с рапортом:
-Докладываю сэр: все десантники на своих постах. Лестничные переходы взяты под усиленную охрану. Двери небоскрёба заблокированы. Ожидаю дальнейших приказаний.
-Вас понял лейтенант. Пока ждите до окончательного прояснения обстановки, — передал Ямото, вглядываясь в лицо младшего офицера. Как он? Справиться с возложенной на него задачей или спасует в самый важный момент. Ямото было сложно решить это однозначно. Крапивин не с лучшей стороны показал себя в наиболее проблемных ситуациях: быстро скисал, впадал в истерику, но между тем он знал свою работу на отлично, и десантники ему доверяли. В этом лейтенант Сайлус не мог посоперничать с Крапивином. Его-то как раз десантники не очень жаловали. Он разведчик, а значит человек другого племени. И изменить подобное отношение практически было невозможно. Десант — это особая каста, где каждый друг-другу товарищ и брат. Разведчик же — это человек без привязанностей. Он порой вынужден бросить своего товарища, ежели того требует обстановка, а иной раз и добить. Для разведчика выполнение задания превыше личных отношений. И это автоматически настраивало десантников на пренебрежение.
"Значит Сайлус не годится на роль будущего командира, здесь и гадать нечего. А вот Крапивин...этот может взять на себя роль будущего вожака. И что самое неприятное — он не просто возьмёт власть, а будет её выцарапывать у вышестоящего начальства, что в итоге приведёт к расколу. А там и до смертоубийства рукой подать. Нет, нужно что-то делать с этим Крапивином. Но не сейчас...".
-Шлюзовые ворота открыты, — сообщил между тем лейтенант Сайлус.
И капитан волей неволей отвлёкся от тягостных дум.
-Следи за обстановкой Джон, — сказал он, подходя к панорамным окнам. — Как увидишь зверей, сразу дай знать.
Снаружи царил полумрак. Ни ветер, ни голоса людей и просто шумы, ни лучик света или просто отблеск — ничто не нарушало покоя царственной четы — тишины и мрака. И где-то там сейчас скоро пойдёт зверь. Его поступь будет неслышна. Тьма же скроет облик его. Безлунная ночь наполнится клыками и когтями, а смерть вступит в её ряды по праву младшей сестры. И пойдут они рука об руку за людскими душами.
-Есть контакт. Вижу зверей, — через несколько минут сообщил Сайлус со своего поста.
Хоть Ямото и был готов к появлению врага, всё же в глубине души не оставлял надежды, что сия чаша их минует. Но как видно не суждено...
-Вот и пришёл час расплаты. Наш последний час, — вздохнул он. — Приказываю открыть огонь при визуальном контакте.
С этого момента к лейтенанту Сайлусу подключаются ещё операторы.
-Веду первую группу. Тридцать метров до цели. Начинаю атаку.
Пол под ногами вздрогнул и за панорамным окном расцвёл оранжевый цветок огненной вспышкой, и сразу же завял. Следом расцвёл ещё один. И так по порядку, пока не взорвались все мины внешнего оборонительного кольца. Помимо мин там ещё присутствовало несколько "Аспидов", но они практически захлёбывались, попадая под вал атакующих зверей, и не могли адекватно отслеживать цель. Боезапаса при таком количестве противника им хватило от силы на минуту, после чего аспиды превратились в бесполезные железяки.
-Первый рубеж прорван, — сообщил оператор внешнего кольца.
-Этого я и боялся, — проскрежетал зубами Ямото. — Слишком быстро. С такими темпами мы и пяти минут не продержимся.
-Пошла вторая волна атакующих, — сообщил Сайлус, и сразу же к нему подключился оператор второго кольца.
-Вижу. Начинаю атаку.
Снова вздрогнул пол, и огненные всполохи вновь разрывают полог темноты, наполняя тишину жилого комплекса тяжёлым гулом. Светопредставление длится от силы две минуты. Следом идёт рапорт:
-Второе кольцо прорвано.
Третий оборонительный рубеж находится практически рядом с небоскрёбом. Если внимательно приглядеться, можно уже заметить стремительные тени "гончих". Они мечутся в темноте между вторым и третьим кольцом, мелькают между домов, бегут то вперёд, то резко разворачиваются, не дойдя каких-то десяти метров до мин, и несутся обратно. Но вот прибывает пополнение. Зверям становится тесно и они под бдительным руководством серых, вновь устремляются на защитный рубеж. Напарываются на мины, в разные стороны летят кровавые ошмётки. Льётся кровь. Сумасшедший визг перемешивается с грохотом пулемётов — это "Аспиды" пытаются залатать дыры. Но куда там...
Гончие прут и прут аки бесы. И вскоре и третий рубеж падает под их нажимом.
-Осталось два, — подвёл неутешительный итог Ямото. — Ну что ж пора и нам о своей шкуре подумать. Готовь станковые орудия!
В заранее установленные по всему периметру шляпки центрального гриба тяжелые орудия забралось по паре стрелков. Панорамные окна перед самым дулом орудий размягчились и неуклюже скатались в пол, словно рваные полотнища. Орудия, похожие на богомолов вцепившихся тремя парами лап в пол, подались чуть вперёд наклоняя свои носы-дула во вне, поводили-поводили головами носатыми — прицел проверяя, — да и замерли.
-Орудия готовы к бою, сэр, — отрапортовал командир орудийного расчёта.
В последний раз охватив взглядом простирающийся внизу жилой комплекс, капитан Ямото отошёл от края наблюдательной площадки — опасаясь оглохнуть, когда начнётся пальба, — и приблизившись к операторам отвечающих за кольца, отдал команду орудийным расчётам:
-Как возьмёте цель приказываю сразу открывать огонь на поражение. Второй рубеж звери должны миновать с наибольшими потерями.
-Не беспокойтесь сэр. Сделаем всё как положено. Ни одна гадина мимо не проскочит, пока не кончится боезапас. А у нас этого добра слава богу хватает, — самонадеянно пообещал командир "богомолов".
-Внимание, противник приближается ко второму кольцу, — предупредил Сайлус, наблюдая сквозь десятки глаз камер слежения, как новая волна "гончих" разбившись попарно, словно на плацу, медленно и осторожно стали подходить к предпоследнему заминированному участку оборонительного рубежа.
И что самое удивительное — их тактика кардинальным образом изменилась, — сразу была видна рука опытного командующего из рода серых гигантов. В этот раз, наученные горьким опытом "гончие" не попытались вновь взять нахрапом защищённую территорию, просто бросившись вперёд всей своей массой на мины, попадая под шрапнельные заряды "Аспидов". Вместо этого они решили проделать себе коридор, пустив вперед камикадзе. Те должны были расчистить дорогу, а уж основная масса тогда пойдёт прямо по их растерзанным телам, что яркими кровавыми пятнами послужат им неплохим ориентиром.
И возможно этот план сработал бы. Тем более подобная задумка действительно заслуживала уважения, учитывая малую разумность животных, на уровне инстинктов. Но станковые орудия всё испортили.
Зафиксировав цель "богомол" как бы просыпался: срабатывала автоматическая подача патронов, орудие при этом издавало жужжащий звук, как у бормашины; цепкие ноги прочней упирались в пол, и относительная тишина резко разрывалась басовитой трескотнёй 20мм пулемётов. Снаряды летели с такой скоростью, что с лёгкостью прошивали плестиглас и металлокерамику — основной строительный материал жилого комплекса. "Гончих" же просто разрывало на части, будто внутри у них взрывалась граната.
Полминуты проведённые под шквальным огнём, остужают пыл "серых", и те поспешно отводят "гончих" на безопасное расстояние. Что могло означать одно — противник, наконец, стал считаться с потерями, а это в свою очередь вселяло надежду. Значит силы зверей тают. И если эта догадка верна, то есть надежда, что и это сражение будет выиграно людьми.
-Внимание, звери уходят. Повторяю звери уходят, — передал радостную новость лейтенант Сайлус. И все кто находился в небоскрёбе, зааплодировали.
Неужели это случилось? Неужели они выстояли? Никто ещё не мог толком поверить в удачу, но каждый уже в тайне надеялся, что именно это-то сражение было последним. Понеся колоссальные потери, звери просто будут уже не в состоянии продолжать войну. И чем чёрт не шутит, может они и вовсе подадутся обратно в лес, оставив людей в покое. А им-то и надо, что полмесяца спокойно пересидеть, а там хоть гори всё ярким пламенем. Прилетит корабль и десантная рота подастся домой, на Землю. А здесь пусть другие уже разгребают это дерьмо с "серыми", с "гончими" и всей подобной нечистью. К чёрту! А с них довольно.
Пока затишье не пересекло черту неопределённости, за которой, наконец, станет окончательно ясен итог третьего по счету крупного сражения, капитан незамедлительно соединился с четвёртой носовой палубой, где находился второй по рангу центр управления, и где трудились в поте лица инженеры-техники, пытаясь вновь уничтожить взбунтовавшуюся личность "Харона".
-Климов, как вы там? Держитесь? — с немалой долей опаски за жизнь подчинённых, поинтересовался Ямото.
Прошла минута, за которую капитан уже передумал десятки вариантов гибели пятнадцати человек, представляя одну ужасную смерть за другой. Но вот рация ожила, давая возможность расслабиться.
-Капитан, всё в порядке. Мы пока живы.
-Как звери? Они пытались к вам прорваться? — следом поинтересовался капитан.
-Звери несколько раз шли на приступ, но у нас здесь слишком узкий проход. Мы его ещё завалили довольно основательно и заминировали вдобавок, так что ни один монстр не смог прорваться.
-Рад это слышать, — Ямото протёр испарину на лбу. Пятнадцать человек, можно сказать, были брошены им на произвол судьбы во время атаки. И случись с ними что, Ямото этого не простил бы себе по гроб жизни. Но и забирть их оттуда ещё было рано. Приходилось идти на компромисс между совестью и долгом службы. — Как у вас успехи. Удалось хоть что-то сделать? Что вы решили? Сможете снова отключить "Харона"?
Климов помялся немного — было слышно как он пыхтел в наушниках, а потом выложил всё начистоту, как есть:
-Боюсь, что мы бессильны здесь, сэр. Есть только один выход — уничтожить квантовый мозг до основания, как когда-то пытался сделать это Эштан Праймс со своим капитаном. Но сами понимаете, на это уйдёт слишком много времени. Тем более в таких условиях, когда по кораблю разгуливают монстры.
-Вот как значит, — нахмурился Ямото. — А что если его просто обесточить. Ну, не знаю...перерубить силовые кабели, взорвать генераторы, что-то в этом роде.
Климов постарался скрыть улыбку, только глаза немного смягчились:
-Мы уже пытались подобное проделать, сэр. Бесполезно. Такая система, как "Харон" имеет на экстренный случай автономные генераторы и накопительные блоки электроэнергии. Можно сказать, он сам по себе этакий аккумулятор. И того, что он успел уже накопить, ему хватит на полгода. А если он обесточит все дополнительные системы корабля, и не будет никуда совать свой нос, то сможет продержаться и десять лет. При этом не будем забывать, что главный реактор до сих пор не выведен из строя. При таком раскладе я даже не берусь сказать, сколько лет сможет просуществовать этот безумец.
Чёрт! — выругался Ямото. — Какого рожна вообще такие неистребимые системы нужно было создавать. Не нравится мне всё это. "Харон" так просто нас не оставит в покое. Как же мне противно, когда я ровным счётом ничего не могу сделать, когда просто напросто бессилен что-либо изменить. Климов, оставайтесь на связи. Скоро мы попытаемся вас забрать. Не имеет смысла вас там больше держать, раз вы всё равно бессильны против "Харона".
-Джон, что снаружи? — обратился следом Ямото к лейтенанту. — Ещё звери есть на подходе, или это все, кто сейчас на корабле?
Сайлус попробовал переключиться на внешние камеры, но у него ничего не вышло.
-Внешние камеры отрубились, — сообщил он.
-Час от часу не легче, — ахнул капитан. — Что на этот раз? Хотя постой я знаю чьих это рук дело. "Харон"! — закричал он, обращаясь к потолку. — Чтоб тебе сдохнут. Зачем тебе наша смерть так сдалась? Мы тебя не трогали. Так почему ты решил нас вдруг уничтожить?
Но этот вопрос остался без ответа. "Харон" был глух и слеп к призывам людей образумиться, что ещё больше раззадорило капитана.
-Отвечай падаль! когда с тобой командир разговаривает. Отвечай мне сволочь!
-Капитан не надо. — Джон Сайлус поднялся со своего места и, подойдя к Ямото положил ему на плечо руку. — Он не стоит этого. Он не человек. А значит и все доводы которые вы приведёте — бесполезны.
-Да я понимаю, — оправдался Ямото. — Просто мне становится тошно, когда на тебя смотрят из-за угла и подсмеиваются, а потом бьют ножом в спину. Ибо по другому не могут, из-за своей подлой натуры. У, гад, — погрозил капитан кулаком. — Если бы я только мог добраться до твоих электронных мозгов, то я бы...
-Тихо, — вдруг остановил гневную реплику лейтенант Сайлус, делая предостерегающий жест. — Слышите?
Капитан замолкнув на полуслове прислушался, и все кто находился в зале центрального управления тоже напрягли слух. Но никто ровным счётом ничего не расслышал.
-Нет, нет, я точно что-то слышал, — настоял на своём Сайлус. — Вот, опять. Теперь слышите.
И действительно, где-то вверху, над головой у людей, и точно не в здании, раздался неясный звук, как будто по листу железа постучали молоточком. Потом ещё. Вслед за этим раздался скрежет, но так неясно, что просто невозможно было в точности сказать, что сие могло значить.
Загадка. Но уж больно настораживающая, что даже как-то не хочется её разгадывать. Любой подобный неясный момент, мог навести только на одну мысль — Звери!
-Верхняя палуба, — одними губами произнёс Сайлус.
Ямото быстро обернулся и с замирающим сердцем, в ожидании непоправимого, спросил, обращаясь сразу ко всем, кто находился в зале управления:
-Какова высота?
Ответил один из техников, что следил за работой навигационного радара, поддерживая его в безукоризненном рабочем состоянии:
-Восемь-восемь с половиной метров, не больше.
Ямото кивнул головой соглашаясь. Да где-то столько. Он и сам примерно назвал бы ту же цифру. Эх, сейчас бы радар не помешал, но его опять же глушил "Харон" — вот ведь сволочная железяка! Вот кто сейчас там бродит у них над головами, поди разбери. И камер наблюдения никто не удосужился установить на верхней палубе. Никто даже и не предполагал, что туда полезут звери. А может это всё-таки не они?
Люди затаив дыхание стояли на месте как соляные столбы задрав головы вверх и слушали. Что же это за молоточки такие могут стучать и скрежетать по металлу? Откуда?
-Матерь божья, — вдруг воскликнул один из десантников, бледнея на глазах, — это же когти! Когти так стучат!
И действительно. Стоило одному объяснить происхождение неясных звуков, как все сразу пришли к такому же выводу.
У Ямото даже челюсть отвисла:
-Мать честная, как же они туда забрались?
-По вентиляции, — снова внёс свою лепту техник, тот, что с радаром работал. Ямото ещё на него посмотрел, но так точно и не припомнил как того зовут. Вроде Михаил.
-А что у нас на верхних палубах? — спросил Ямото у Михаила.
Тот, прежде чем ответить, неопределённо пожал плечами:
-Кто его знает. Вся верхняя площадка — техническая палуба. Туда раньше заходил только обслуживающий персонал: электрики, механики, сварщики, инженеры по коммуникациям и прочие. А что именно там находится, я честно не знаю. Никогда там прежде не был. Можно по плану посмотреть. Но думаю многого нам это не даст. Схема она и есть схема.
-Значит техническая палуба, — задумался Ямото, и вдруг его осенило, хотя похоже к той же мысли давно пришли и другие. — Так они что же собираются напасть на нас сверху?
-Похоже на то, — согласился Сайлус и как накаркал.
Сначала в крышу ударило один раз, как-будто с дерева упал большой и сочный плод при этом с когтями, которыми он при столкновении противно заскрежетал по покрытию крыши. Потом сверху свалился ещё один "плод" и тоже послышался скрежет когтей. Без сомнений — это "гончие" пытались удержаться на крыше после падения с восьмиметровой высоты, царапая жёсткое покрытие крыши. И когда у первопроходцев это довольно неплохо получилось, и они вполне надёжно зацепились на крыше, сверху сразу посыпался целый град таких же "плодов".
-В круг! В круг! — закричал Ямото, невольно пригибаясь. — Занять круговую оборону. Лейтенант Крапивин срочно пришлите в зал управления людей. Звери атакуют нас с верхней палубы. Да-да, вы не ошиблись, звери снова перешли в атаку, но в этот раз сверху, где мы бессильны им помешать.
Когда падение "плодов" немного поумерилось, шлепающие звуки сменились цокотом. Прошла какая-то одна минута с момента падения первого "плода", а по крыше уже скребло и цоколо почти сотня когтей.
А что дальше? Как звери попадут в зал управления? Неужели полетят по воздуху?
"Гончие" нашли другое решение этой проблемы. Они стали спускаться вниз аки белки — ползком, вцепившись всеми лапами в стену здания. Довольно медленно, но выглядело это эффектно.
Спускались они не только с главной шляпки здания, но и с соседних башенок небоскрёба. Их было так много, что они своими телами почти покрыли макушки небоскрёба, отчего создавалось впечатление будто звери не просто ползли, а казалось текли, как одна серая масса чего-то отвратного и тошнотворного.
-Сбивайте их! Сбивайте этих тварей, пока они не заползли сюда! — заверещал техник Михаил, не участвовавший до селе в серьёзных боях, тем более с таким ужасным противником.
Не дожидаясь команды, десантники открыли огонь, выкашивая плотные ряды "гончих". Живая плёнка их серых тел судорожно всколыхнулась и стала распадаться на отельные фрагменты. В ответ "Гончие" ускорили темп продвижения. Им ни в коем случае нельзя было сейчас терять инициативу. Прорыв сверху был их единственным шансом на победу. И они готовы были пойти на любой риск.
Чтобы при ранении не сорваться "гончие" старались намертво вцепиться в стену здания. Порой они так и оставались висеть вниз головой уже будучи мертвыми. Иной раз кто-нибудь всё же срывался и кувыркаясь в воздухе, задевал соседних гиенообразных тварей, после чего уже парой, а то и вчетвером они осыпались на землю довольно замысловатым урожаем, словно до этого кто-то хорошенько тряхнул плодовое дерево.
Но даже такие потери их не останавливали. Они всё ползли и ползли целенаправленно к открытым панорамным окнам, за которыми укрылись двуногие, со своими смертельными жалами.
"Гончие" подбирались всё ближе и ближе, словно рок погибели. Вот уже и станковые орудия не могут доставать их с такого близкого расстояния и бесцельно водят дулом по сторонам. Самим людям приходилось полагаться только на ручные винтовки и автоматы, но с каждой секундой целей становится всё больше, что просто уже теряешься и не знаешь в кого стрелять.
Наконец, "Гончие" заполняют весь обзор — куда не кинь взгляд всюду они, — и вдруг в едином слаженном броске эти твари прорываются в зал управления.
Начинается суматоха. Первые ряды атакующих отвлекают на себя основное внимание людей, давая возможность подтянуться без потерь второй волне зверей. Те в свою очередь, занимают ряды павших и уже сами берут на себя основной удар, пока не подоспеет третья волна.
К самой развязке в зал управления поспевает подкрепление лейтенанта Крапивина. Десантники рассыпаются полукругом и общими усилиями сминают ряды монстров, оттесняя их назад к панорамным окнам. Звери не могут устоять. Разбиваются на отдельные особи. Общая слаженность действий исчезает, и "гончие" превращаются в обычных безмозглых животных. Что автоматически ведёт к поражению.
Но в самый переломный момент, прямо с крыши центрального гриба спрыгиваю серые гиганты. Подобно огромным гориллам, они с диким рёвом обрушиваются на людей, расшвыривая их как кукол. Теперь паника захлестывает десантников. Они ничего не могут противопоставить атакам серых. Те слишком подвижны и что немаловажно умны, как черти. Серые не лезут под пули в отличие от своих слуг, вместо этого, они сначала забрасывают людей различными предметами, ревут в полную глотку так, что закладывает уши, и вдобавок распространяют вокруг себя ментальные волны, от которых на людей обрушивается калейдоскоп непонятных образов. Начинает плыть в глазах и кружиться голова. Невозможно сосредоточиться. Мысли путаются в голове, превращаясь в какой-то замысловатый клубок не пойми чего: какие-то обрывки фраз, воспоминания из детства, первая любовь, первое соперничество, первое поражение, зависть победителю, ненависть...
Последним незамедлительно воспользовались серые. Нащупав слабину, они разжигают в людях ненависть к своим сородичам, друзьям, товарищам. Они заставляют людей не доверять друг другу, подозревать каждого кто прикрывает их спину. Теперь люди перестают чувствовать своё единство. Каждый думает только о своей шкуре. Никто не желает больше оставаться в зале управления и отдавать свою жизнь за кого-то ещё.
Это поражение...
Оставив свои позиции, десантники бегут к выходу из зала. Сталкиваются в проходе. Орут благим матом, и вдруг открывают пальбу по своим же, жажда выбраться на лестничную площадку — на свободу — пересиливает в них все остальные человеческие чувства. Эта жажда жизни настолько сильна, что страх погибнуть просто сводит всех с ума. Солдаты больше не контролируют себя, не контролируют свои поступки. Они просто ужасно, на гране эгоизма, хотят жить, почему и начинают бороться за неё уже не только с монстрами, но и друг с другом.
Ямото с Сайлусом подхватывает обезумевшая толпа, насильно выносит из зала и тащит вниз по лестницы.
Капитан пытается ещё сопротивляться: выкрикивает команды, раздаёт тумаки налево и направо, сам получает в ответ; грозиться лично всех перестрелять, призывает к порядку, приказывает всем вернуться назад, а у самого ноги так и бегут по лестницы вниз, спасаясь от наваждения, а в мозг вцепляется подлая мыслишка: "Всех бросить на врага, а самому по-тихому смотаться, пока никто не заметил". Он сразу гонит её прочь, ужасаясь: "Что же мы творим, господи? Как же так? Неужели звери одолели нас? Нет! Нет! Нееет!..".
Его сознание затопляет чёрное отчаяние. Он лихорадочно ищет выход из создавшегося положения. Чем дальше от серых гигантов, тем яснее становятся мысли. Но момент уже упущен. Не только Ямото, но и все понимают свою роковую ошибку. Надо было заблокировать дверь зала управления и тогда монстры не прорвались бы в здание, так и оставшись наверху ни с чем. И люди смогли бы спокойно переждать осаду, до прибытия корабля.
Но что теперь было махать руками, когда ничего уже не вернёшь. Нужно искать новое убежище.
Перед самым выходом из небоскрёба скапливается остатки роты — всего семьдесят пять человек. Они не могут поверить, что могли так ужасно поступать по отношению к своим товарищам. Им стыдно и больно. Но ещё рано предаваться унынию и самоедству.
Капитан Ямото снова берёт в свои руки командование ротой.
-Всем срочно покинуть здание! Пробиваемся в носовую часть корабля, где довольно узкие проходы. Думаю, там мы сдержим противника. Если же нет, то попробуем проникнуть в ангары. После чего убираемся к чёрту с этого корабля. Взрывайте лестничные переходы и уходим!
Заблокировав путь зверям с верхних этажей направленными взрывами, десантники организованно покинули правительственное здание, и, не обнаружив противника, поспешили скрыться в рабочей зоне.
Пройдя каньон рабочей зоны без каких-либо происшествий, солдаты, не задерживаясь в оранжереи, ступили на практически неизведанную территорию. Здесь командовать солдатами взял на себя лейтенант Крапивин, — так как уже успел побывать здесь, хотя толком ничего так и не успел исследовать.
-Там впереди в основном все коридоры взорваны, — поделился наблюдениями Крапивин с капитаном. — Придётся пробираться в некоторых местах чуть ли не ползком.
-Покажи на карте куда мы можем в данный момент попасть, — потребовал Ямото более конкретных объяснений.
Крапивин вывел на дисплей шлема план корабля и, отмечая нужные участки — выводя их на передний план, — стал описывать обстановку:
-Антигравитационные шахты лифтов все уничтожены, пробовать запускать — бесполезно. Если нужно будет подняться на верхние палубы, придётся идти пешком. Всего шесть палуб. В основном технического назначения. Никакого комфорта для проживания. Воздушные фильтры с регенерационными установками, также климатические установки, конденсаторные накопители, рубка управления кораблём при полёте, отсеки для проживания экипажа и т.д. Ну и ангары конечно, на второй и шестой палубе. А вот здесь на третий палубе — жилая зона временного пребывания с дополнительной радиолокационной станцией. Могу сразу сказать, что третья палуба нам не подходит — слишком много открытых пространств. Лучше попробовать пробраться на пятую палубу. Эта палуба одна большая батарейка — там только конденсаторы с аккумуляторами и там такие узкие проходы, что сам чёрт ногу сломить.
Предложение окопаться на пятую палубе показалось Ямото вполне разумным. Узкое пространство давало его людям огромное преимущество при обороне. Звери там не смогут напасть всем своим скопом, а если даже и смогут где-то прорваться, то солдаты в любой момент могут отойти на другие позиции и снова вступить в бой, понеся при этом минимальные потери. Но...
Но где вероятность, что звери снова пойдут на штурм? Поняв, что так просто двуногих не взять одним наскоком, как это у них получалось прежде, они могут в этот раз отступить, беря десантников в кольцо, из которого уже невозможно будет выбраться. И что тогда прикажешь в таком случае: есть, пить, чем лечить раненых и т.д.?
Нет — это плохой вариант, как ни крути.
-Не пойдёт, — отрицательно мотнул головой Ямото. — Считаю самым целесообразным вообще покинут корабль и перебраться на станцию гидропоники. Туда ещё звери ни разу не совались. Плюс там есть вода и пища, что немаловажно в нашей ситуации, согласитесь.
Капитан ещё раз осмотрел план корабля, прикидывая расстояние до ангаров, и удостоверившись, что его идея наиболее правильная из всех возможность, отдал приказ:
-Крапивин, бери половину людей и отправляйся на шестую палубу к верхним ангарам. Я пойду к нижним. Так мы убьём сразу двух зайцев, на случай если один из ангаров окажется пуст. Если же один из ангаров всё-таки окажется пустым, кто-нибудь из нас уводит людей в безопасное место и там дожидается эвакуации. Всем всё ясно? Тогда с богом. Пошли!
С этого момента начинается самая настоящая гонка со смертью Сейчас люди были как никогда уязвимы. Тяжёлой брони "ТиБОБов" осталось всего пять штук. Три забрал лейтенант Крапивин — ему предстояло пройти более длинный путь, чем капитану. Ещё два были у Ямото, в один из них был облачён он сам. Второй взял себе Сайлус.
Путь же, который предстояло преодолеть, не назовёшь легким. Пробегая всевозможными коридорами, десантники постоянно натыкались на завалы и баррикады. Приходилось их как-то обходить, искать пути обходы, а то и разбирать вручную, если не было иного выхода. Всё это непозволительно отнимало у них время. Слава небесам, звери пока ещё никак не проявили себя. Где они, пока было не ясно. Но их отсутствие вселяло надежду на успех затеи с побегом.
А колонисты молодцы, поработали на славу. Практически вся носовая часть корабля была, можно сказать, ими уничтожена. Ни одного целого коридора, ни один отсек не остался без их внимания. Всё обесточено. Повсюду висят обрывки каких-то кабелей, из развороченных стен торчат трубы и куски теплоизоляции. Под ноги постоянно что-то подворачивается, мешая продвижению. Приходиться неустанно следить за тем куда наступаешь. Но это ещё цветочки. Порой какой-нибудь коридор настолько изувечен взрывом, что просто теряешься. Смотришь на план и не понимаешь где находишься. Потом каким-то чудом отыскиваешь дорогу и бежишь дальше с одной мыслью: Только бы успеть, пока звери не прознали.
-Чёрт, чёрт, чёрт, — вдруг спотыкаясь на ровном месте в сердцах чертыхается Ямото, указывая на возникшую проблему в виде неожиданно вспыхнувших указательных огней, тянущихся вдоль всего коридора, по которому бежали люди. — Проклятье! "Харон"! Предатель! Он приманивает к нам зверей. Сука! Мало ему нашей крови. Ну что встали, рты раззявели. Вперёд!
Указательные огни — это плохо. Очень плохо. Своим мерцанием они могли запросто привлечь внимание зверей. И хоть "гончие" скорее всего не поймут, что подобным образом взбесившийся мозг хочет привести их к двуногим, мигающие вспышки обязательно сыграют на их врождённом любопытстве, как и у всякого зверя. А значит скоро "гончие" пойдут по следу.
Преодолев половину пути, Ямото отсылает Сайлуса на третью палубу.
-Джон, бери несколько человек и живо на третью палубу, пока у нас есть хоть сколько-то форы. Попробуй раздобыть там силовой радиопередатчик. Вдруг прилетит спасательный корабль, а мы даже не сможем предупредить их, не то что весточку послать. Этого я никак не могу допустить.
-Сделаем капитан, — обещает Сайлус. Отделяется от основного отряда с горсткой людей, и скрывается в одном из коридоров, ведущем прямиком к переходу на верхние палубы.
-Остальные за мной! — командует Ямото и поспешное отступление возобновляется.
Сколько продолжается это бег наперегонки со смертью — трудно сказать. Кажется, что он длится уже вечность. Но вот, наконец, показываются ворота первого ангара. И они не просто заперты, а сплавлены термическим взрывом.
-Взрывай, — поворачиваясь к взрывотехнику без колебаний приказывает Ямото.
Десантник бегло осматривает поле деятельности, устанавливает заряды и спешит к остальными в укрытие.
-Скрестите пальцы господа, — говорит напоследок Ямото.
Взрыв. Переходные ворота рвёт, как жестянку. Наступает минутное ожидание, пока не осядет пыль и не рассеется дым, полностью заполнивший пространство коридора. Десантники ждут, затем осторожно подходят к проделанной дыре, и с опаской заглядывают в ангар. Вроде никого нет — чисто. И что самое важное — здесь есть техника: два грейдера и один "змей". Но прежде чем ликовать, нужно ещё удостовериться, что машины в рабочем состоянии. Ещё раз бегло осмотрев ангар, десантники пролезают в дыру и как учили — пока двое прикрывают, ещё двое идут вперёд короткими перебежками, — начинают продвижение.
Вдруг Ямото предостерегающе поднимает правую руку согнутую в локте:
-Тихо!
Солдаты замирают, осматриваются по сторонам, но ровным счётом ничего не замечают, что могло бы насторожить капитана. Ямото сам уже подозревает, что обознался — нервы ни к чёрту, совсем расшатались, и тут предостерегающе пищит датчик движения.
Между грейдерами показывается "гончая". Её поступь легка и бесшумна, не идёт а парит словно она не из плоти, а самый настоящий призрак — порождение мрака. Когда тварь замечает людей, то замирает на месте, её пасть раскрывается в жутком оскале и в помещении ангара звучит издевательский хохот, от которого в жилах сразу стынет кровь.
-Матерь божья, — шепчет кто-то из десантников. — Её ещё здесь не хватало. Откуда она только взялась на нашу голову? Неужели отбилась от своих?
Ответ приходит незамедлительно. Одновременно с хохотом, как по сигналу, на дисплее радара вспыхивают сразу сотни ярких точек, и приходят в движение.
-Ловушка! Все назад! — предостерегающе кричит Ямото, не решаясь открывать огонь по противнику, в надежде ещё уйти по-тихому.
Следуя команде, десантники поспешно покидают ангар. Но уже слишком поздно, чтобы можно было рассчитывать на безопасный отход. Звери атакуют.
Проделанная дыра в переходных воротах слишком мала, чтобы "гончие" могли атаковать всем скопом сразу. Но и этого небольшого пространства им вполне хватает, чтобы с невероятной скоростью выскакивать из помещения ангара этаким неисчерпаемым ручейком по двум особям за раз. Десантники рассыпаются в цепь и открывают огонь на поражение. Завязывается скоротечный бой. Град пуль какое-то время сдерживает зверей в недосягаемости, и дыра-проход быстро заполняется трупами "гончих", но постепенно всё большему количеству из них всё же удаётся проникнуть за ворота. За такими приходиться уже следить отдельно и по возможности незамедлительно уничтожать. Само собой это отвлекает. Как результат — пропускаешь ещё пару гончих, и занимаешься уже ими, потому как, попав в коридор твари сразу же получают преимущество в манёвре. А вот десантники в отличие от них не могут сдвинутся с месте и просто побежать, это автоматически приведёт к гибели всех. Но и сдерживать зверей им с каждой секундой становится всё сложней. Прорвавшиеся твари, огромными скачками чуть ли не бегая по стенам, наскакивают на людей, и пока ещё бессильно щёлкают зубами почти перед самым носом. Но так долго подобное везенье продолжаться не может. В любой момент одна из "гончих" могла достигнуть своей цели и вцепиться-таки в кого-нибудь из солдат. А за ней придёт вторая, третья, четвёртая...поди узнай сколько их там всего.
Получается, любое промедление смерти подобно. Люди не бессмертны, да и время не резиновое. Нельзя ещё забывать и о тварях идущих по следу. Сколько им понадобиться времени, чтобы напасть на след: час, полчаса? А может они уже совсем рядом?
От подобной мысли Ямото весь аж содрогнулся, и с опаской глянул себе за спину. Вроде пока всё тихо. Но как знать...
Сейчас их нет, а уже через секунду появятся прямо за спиной, и ты даже не услышишь, как смерть вонзит в тебя свои острые зубы. Ведь звери умели подкрадываться практически бесшумно — хищники всё-таки, убийцы, а не милые пушистые создания, которые могут себе позволить топотать почём зря.
Нет, нужно как-то избавляться от угрозы спереди, чтобы можно было полностью переключиться на "гончих" идущих из хвостовой части корабля. Ямото был уверен, что передовой отряд противника находится всё-таки именно сзади, здесь же им не повезло натолкнуться на засадный отряд, оставленный серыми на всякий непредвиденный случай. И как оказалось "серые" в этот раз не ошиблись. Люди угодили-таки в расставленные сети. А раз угодили по собственной глупости, то и выпутываться должны сами.
-Медленно отходим назад, — приказывает Ямото. У него созревает план, но пока он не достаточно уверен, что тот выполним. Нужно как-то запереть зверей, но вот как, капитан пока этого не знал.
Гранаты и взрывчатку в таком закрытом пространстве использовать чистое самоубийство. Взрывная волна никого не делить на своих и на чужих, а сметает со своего пути абсолютно всех без разбора.
-Четвёрка: Званцев, Протапенко, Хаскинс, Михальчук, — ткнул капитан наобум, — идут спереди. Остальные прикрывают.
Под непрекращающимся наскоком зверей, десантники начинают пятиться.
Ямото тем временем по открытому каналу передаёт тревожное сообщение:
-Всем, кто меня слышит, говорит капитан Ямото. Мы попали в засаду. Ведём бой с превосходящими силами противника. Всем приказываю действовать по ранее оговорённому плану. Никому не идти нам на помощь. Повторяю, всем продолжить эвакуацию с корабля. Лейтенанту Сайлусу следовать в расположение лейтенанта Крапивина на шестую палубу и улетать. Всем всё ясно? Выполняйте. О нас не беспокойтесь, мы отойдём в безопасное место, и будем ждать прибытие транспорта. Конец связи.
-Вот и всё... — с немалой долей горечи в голосе, устало шепчет себе под нос капитан, расценивая свой поступок, как возможно роковой. Этой радиограммой он оборвал все ниточки спасения, за которые мог бы ещё уцепиться, если бы захотел. Но поступи он подобным образом, проявив слабохарактерность, и в итоге погибли бы все, возможно с малым исключением. Но и при таком раскаладе выжившие в одиночку долго бы на планете не продержались.
А вот сколько людей погибнет, и сколько при этом выживет, за счёт гибели группы капитана — это была большая разница. Своим поступком Ямото, выбрал из двух зол наименьшее, положив на алтарь смерти не только жизни солдат, но и свою собственную.
-А ну-ка поднажмите парни, — подбодрил капитан солдат. — Немножко осталось. Нам бы вернуться на два пролёта назад, а там, судя по плану, есть неплохой закуток. Вот там и отдохнём. А сейчас дави этих тварей что есть мочи!
Под понукание капитана десантники прибавляют шаг. Раз есть надежда выжить, значит за неё надо цепляться всеми руками и ногами, попридержав геройские поступки на потом, когда действительно уже не будет другого выхода, как только подороже отдать свою жизнь.
Звери же получив возможность беспрепятственно проникать сквозь дыру в шлюзовых воротах моментально наводнили туннель головного коридора и огромной неудержимой стаей бросились по следам отступающих двуногих. А чтобы эта стая не распалась по пути, и не потеряла весь свой боевой настрой во главе неё встал серый гигант. Поддерживая постоянный ментальный контроль над "гончими", серый сплачивал их в единый ударный кулак с единой для всех целью. Но это не было своего рода полное подчинение личности слабого сильным. Вовсе нет. Сформировавшийся за несколько сотен лет союз двух видов образовал между ними некий симбиоз мышления. Серый гигант, например, не мог заставить "гончих" просто сделать что-то или убить кого-то, только по своей личной прихоти. Этот союз двух сознаний был куда сложней и причудливей обычного контроля мыслей.
Грубо говоря: серый гигант не заставлял, а как бы воодушевлял "гончих", как полководец вовремя подоспевший на поле боя воодушевляет своих солдат на ратные подвиги. Но в отличие от людей, само присутствие серого помогало зверям вообще не забыть зачем они что-то делают, например: гонятся за людьми, — это не входит в рамки их понятия обычной охоты, тем более что двуногие оказались довольно ядовитой пищей.
Серый гигант проецировал свои внутренние чувства непосредственно в мозг "гончих", он как бы наполнял их собственной ненавистью и желанием уничтожить того или иного противника, в следствии чего звери теряли свободу воли и шли в атаку не щадя собственной жизни, переполненные чужой яростью.
Когда-то подобным образом серые воевали между собой, собирали целые армии из "гончих" — собственных ручных "собачек" выведенных в неволе, — и сталкивали их между собой. И кто при этом из серых пылал наибольшей яростью разрушения и жаждой крови, тот обычно одерживал верх над противником. Такие впоследствии становились отличными полководцами, или как их назвали бы у нас — "генералами".
Подобных "генералов" на новой планете серые ещё не успели выявить в своих рядах. А вот стратег у них был преотличный. В чём скоро и должны были убедиться люди.
Ямото ошибся, рассудив, что основные силы противника были рассредоточены в хвостовой части корабля. На самом же деле это было не так. Серые не разменивались по мелочам. "Гончие" для них были не просто животные с которыми они состояли в неком союзе — это было их собственное оружие, с автономной способностью к самовоспроизведению. Когда же войны оканчивались, и в подобном оружие отпадала необходимость, серые или Марругха, как они себя называли — "блуждающая раса", убивали избыток "гончих" оставляя себе только небольшое количество особей для быстрого восстановления единиц вооружения на случай очередной войны.
В этой же войне с двуногими подобного оружия у серых было в переизбытке, что позволило им окружить весь корабль целиком, разделив свои силы пополам — одна половина атаковала двуногих из другого мира в хвосте корабля, через ангары, а вторая половина — ещё свежая и полная сил, — окопалась в его носовой части, благо и там ангары были оставлены без присмотра.
И когда десантники собственными руками открыли доступ на корабль, серые сразу же воспользовались этим неожиданным подарком, наводнив туннели корабля своими боевыми единицами.
-Цельтесь в серого! — не теряя надежды, советовал капитан Ямото, отходя с группой десантников в безопасное место. — Он командир "гончих". Без него эти твари не будут лезть на рожон с таким упорством.
Следуя совету, несколько десантников сосредотачивают основной огонь на сером гиганте, несущемуся подобно локомотиву чуть позади своего зубастого отряда. Слаженная очередь из четырёх винтовок, сбивают его с ног. Гигант, чем-то схожий с земной гориллой, ревёт от боли, пытается подняться, встаёт на колени и покачнувшись снова падет на пол, изрыгая клокочущий рёв из лужённой глотки. Его ярость перемешивается с болью. "Гончие" под натиском такого сильного чувства сами начинают как-то странно извиваться и жалобно скулить. Да что там "гончие"! Ментальная атака раненного гиганта настолько сильна, что и люди вдруг чувствуют страшную боль на себе. Эта фантомная боль расползается по всему телу: мышцы скручивает в жгуты — любое движение причиняет неимоверную боль, горло же перехватывает спазм — становиться трудно дышать. Не выдержав подобной муки десантники начинают хрипеть выпучивая глаза. Боль, боль...она впивается в воспалённый мозг, грызёт там червем нервные клетки, отчего просто сходишь с ума. Хочешь избавиться от боли, спрятаться от неё, забыться. Но потерять сознание — означает погибель. Вот и держишься из последних сил за ниточку реальности, уповая только на чудо, потому как сам уже ни на что не способен.
Наконец серый издыхает, а вместе с его смертью пропадает и фантомная боль.
-Идём! Идём скорее! — поднимает солдат капитан Ямото. По какой-то причине пострадавший меньше всех от ментальной атаки. Скорее всего его защитил тяжёлый бронекостюм, а если точнее электромагнитное поле, создаваемое вокруг костюма в следствии работы миниатюрного квантового реактора. — Встать! — срывается он на крик, понимая, что драгоценное время неумолимо уходит. Ещё минута и сюда сбегутся новые полчища зверей.
Под гневные понукания командира, десантники, один за другим, кое-как умудряются встать на ноги. Хотя никто из них так до конца и не оправился от перенесённой боли — перегоревшие синапсы ещё долго будут восстанавливаться.
-Вот так, молодцы! — подбодрил их Ямото. — А теперь живо вперёд. Двести метров осталось.
Что такое двести метров? Слишком маленькое расстояние для (стаера) и кажется бесконечным для тех, кто спасает свою шкуру постоянно подвергаясь нескончаемым атакам зубастых тварей.
"Гончие" потеряв вожака, пребывают в некотором замешательстве. Но длится это какие-то считанные секунды, после чего звери снова проявляют интерес к людям. И хоть их атаки уже не скоординированы одной волью серого, они продолжают нападать. Слишком сильно уже въелись в них навязанные чувства погибшего вожака, что они просто посчитали их своими собственными.
Десантники в ответ огрызаются автоматными очередями, косят передние ряды "гончих" и медленно пятятся к заветной цели, где получать, наконец, возможность передохнуть, где наконец избавиться от этих порождений ада, что постоянно снуют перед глазами, разражаясь диким хохотом и собачьим визгом.
Сто пятьдесят метров, сто, почти пришли...
-БЕРЕГИСЬ!
В одном из ответвлений главного коридора из темноты показывается серый гигант. Как он там оказался никто не знает — мистика какая-то. Предупредительный окрик звучит слишком поздно. Ямото одним махом теряет половину своего отряда. Десантников просто накрывает живая шевелящаяся волна из "гончих".
-Бегите! — находит капитан единственно правильное решение. Пропускает вперёд себя выживших, а сам встаёт посередине коридора и выпускает весь свой боезапас в шевелящуюся массу зверья. Словно вода столкнувшись со скалой, шевелящаяся масса взрывается кусками плоти и кровавыми брызгами, распадаясь на отдельные фрагменты — "гончих".
Получив прекрасную возможность к отступлению, Ямото разворачивается и, пока враг не пришёл в себя, уносит ноги.
В следующем по счёту ответвлении главного коридора его встречают восемь десантников. Всего восемь человек не считая самого капитана — жалкая горстка. А было двадцать один.
Поставленный перед убийственным фактом, Ямото впервые не знал, что ему делать. Даже если они сейчас окопаются в узком пространстве, до которого, кстати, они так и не дошли, шансов выжить там с подобной горсткой людей практически не было. Но и стоять столбом сейчас ничего не предпринимая было непозволительной роскошью.
-Званцев. — Принимая решение, и не откладывая его в глубокий ящик, подозвал Ямото сержанта отряда разведчиков. — Бери людей и уходите. Я покажу куда.
У Кирилла на дисплее боевого шлема высветился план корабля, и капитан быстро провёл яркую линию маршрута до безопасного места.
Далековато будет, — нахмурился Кирилл, но сказал другое:
-А как же вы капитан?
-Забудь обо мне, — резанул Ямото. — Всем нам не уйти. Нет, не получиться. — немного подумав согласился он с собственными умозаключениями. — "Гончие", их слишком много, и они так просто от нас не отстанут. Я попробую их задержать. И не надо меня отговаривать сержант, — грозно сдвинул капитан брови, когда ему попытались перечить. — Слушай вводную. Если спасётесь, передай своему командиру, что я передаю командование взводом ему, до прибытия спасательного корабля. А там уж как получиться. Мы на эту тему с ним уже говорили. Он поймёт.
-Но капитан... — Кирилл снова попытался протестовать против такого решения. Но Ямото не позволил ему закончить. Он взял Кирилла за плечи, внимательно посмотрел на него ища где должны были быть под шлемом глаза сержанта, и стал горячо говорить, убеждая скорее себя, нежели кого ещё в правильности своего поступка.
-Слушай мальчик. У меня нет времени с тобой здесь препираться. Просто выполни, что я прощу. Хорошо? А я уж постараюсь, чтобы вы невредимыми добрались до безопасного места. Из кожи полезу, но сделаю всё, чтобы хотя бы вас спасти. Хоть раз я поступлю как герой.
Боже, да ты хоть слушаешь меня! Пойми, мне доверили людей, а я почти всех вас погубил. Не уберёг. После этого я не смогу жить с таким грузом на душе. Плох тот командир, который не может спасти своих солдат. А я плохой командир. Дай ты мне хоть тогда искупит свою вину перед всеми вами, — взмолился Ямото. — Дай мне очистить душу от греха. — И следом незаметно для себя перешёл на японский. — Сильный человек лишь тот, у кого есть цель в жизни. Опасный человек лишь тот, кто скрывает помыслы свои. Смелый же человека лишь тот, кто умеет слабость свою в силу превратить. Я предал заветы отца. Я предал Землю. Я предал вас. — закончил он на грустной ноте свой недолгий монолог.
-Уходи! — оттолкнул Ямото от себя Званцева. — Спасайтесь. — Оттолкнул, оглядел всех напоследок — прощаясь и пожелав удачи, и поспешно выбежал навстречу врагу.
-Ну что сволочи, давай кто-кого! — понёсся его яростный крик по центральному пропускному коридору. — Ну что замерли?! Ждёте кто первый начнёт? Тогда начну Я! Аааа!
Словно рыцарь сошедший с книжек в своём тяжёлом бронекостюме Ямото с воинственным кличем бросился на врага. Столкнулся с первыми рядами "гончих", смял их как досадную помеху, давя и круша всё живое на своём пути своими железными ручищами, а до чего не доходили руки топтал ногами, сплющивал о корпус брони.
"Гончие" прыгали на него, царапали когтями, впивались зубами, пытались повалить на спину, но всё тщетно. Железный монстр был непобедим. Его удары запросто ломали кости, словно это тонкие лучины; железные пальцы рвали плоть, как прогнившую ткань; пудовые ноги втаптывали в пол превращая и плоть и кости в одно тошнотворное месиво.
Эта бойня могла бы продолжаться бесконечно долго, если бы Ямото был роботом, но он всего лишь слабый человек. Пот напряжения давно уже застилал ему глаза, сердце учащённо бухало в груди этаким колокольным набатом. Перед собой капитан уже не различает дороги, но упорно продвигается в самую гущу зверей, всё глубже и глубже увязая под сотней тел. Борется скорее уже не за жизнь, а спешит просто унести с собой как можно больше этих тварей. Он наслаждается каждым мгновением, когда под его железными пальцами, секунду поизворачившись, плющится живая плоть ненавистного врага, как при этом трещат его кости, и этот предсмертный визг — он ложился бальзамом на его измученную душу.
Но всему когда-нибудь приходит конец.
"Гончих" так много, что вскоре капитан полностью скрывается под ворохом тел. Звери облепляют его со всех сторон, как рождественскую ёлку, сковывая движение. Ямото уже не размахивает руками по сторонам, а кое-как еле двигая ими, просто плюща животных о броню, если удаётся кого-то зацепить. У него мелькает мысль: упасть на пол и попробовать кататься, давя зверей на подобии катка, но в итоге отказывается от этой затеи — скорее всего он уже после этого не поднимется, — и по-прежнему продолжает следовать выбранной тактике, хоть она уже и не приносит ощутимых результатов. И ждёт. Ждёт, когда же, наконец, появятся главные действующие лица этого кровавого спектакля. Просто разделаться с "гончими", для Ямото слишком бедная кульминации всей его задумки. Ему хотелось поквитаться с самим командирами всех этих бестий.
Но когда появляются "серые", Ямото вынужден снова довольствоваться малым. Он рассчитывал схлестнуться с гигантом один на один врукопашную, вымешивая именно на нём весь свой гнев и ярость поражения перед самым концом, но "серый" пришёл не один.
Их было трое. И капитан понимает, что со всеми сразу ему не справиться — просто нереально. Ну что ж, тогда придётся пользоваться тем, что преподносит сама судьба, против которой всё равно не попрёшь. Одно утешает — от его рук сегодня погибнет сразу три монстра.
Первый удар, Ямото к своему стыду, пропускает. "Серый" двигается молниеносно, его удары просто невозможно засечь человеческим глазом. Только что "серый" стоял перед человеком, и вот уже железный исполин к радости животных падает, подминая под себя восемь "гончих". Но что такое восемь — капля в море, если на него сразу же наваливаются сотни. Бегают по нему, верещать, ухохатываются, празднуя победу над человеком, и всё так же ожесточённо пытаются прогрызть броню.
Ямото бессильно барахтается в этом море тел. Нужно встать, нужно встать, — твердит он себе, как заклинание. Но как раз это сейчас для него была самая большая проблема. Попробуй сбросить с себя непосильный груз, будучи прижатым к полу массой неугомонных тел.
Капитан изворачивается, дёргает руками и ногами, пытаясь освободиться, сервомоторы натужно жужжат, того гляди перегорят, но расшевелить этакую массу и попробовать вырваться из скопления "гончих" у него никак не получается. И тогда Ямото бессильно отступает.
Нет, ему уже не встать.
Он лежит на полу в своём бронекостюме: дыхание со свистом вырывается изо рта, руки и ноги дрожат от непосильной нагрузки, а перед глазами плавают красные круги, сквозь которые время от времени просачиваются жуткие, оскаленные морды "гончих" — они будто выныривают из тумана сознания и исчезают, чтобы снова потом проявиться и хохотать прямо ему в лицо.
Ну что же, по настоящему смеётся тот, кто смеётся последним. У Ямото оставался ещё один козырь в рукаве. Нужно всего лишь было произнести два слова. Но как же трудно их выговорить пока в твоей груди ещё бьётся сердце, пока чувствуешь жизнь реального мира и ощущаешь себя частицей его самого. А что там? Что ожидает тебя там, за чертой? Никто этого не знает и никогда не узнает. Может это и к лучшему...
Но всё же иногда человек может получить послание. Оттуда? Куда ушли наши предки. Или это просто плод нашего воображения. Уже не важно. Потому что именно такие послания порой могут наполнить нас такой силой и уверенностью, что человек в этот момент способен на поразительные поступки.
"Поднимайся, — зазвучал в голове Ямото голос отца. — Ты должен встать, — настаивал он. — Должен посмотреть в глаза своей смерти. — И чтобы придать весу своих слов голос отца произносит древний завет самураев, перейдя на язык предков. — Истинные воины умираю стоя. Только глядящий в глаза своей смерти завершает путь достойно...
И настолько эти слова пропитаны торжеством силы духа, убеждением и властью заветов предков, что весь трагизм ситуации сразу отступил для Ямото на второй план — он перестал бояться смерти. Наоборот, он возжелал её, наполнившись страстью к ней как к самой прекрасной девушке на свете. И решил добиться её расположения любой ценой, главное чтобы это выглядело достойно, для чего нужно было её встретить с честью, как встречали её когда-то его прадеды.
Заревев разбуженным медведем в свой берлоге-бронекостюме Ямото вновь возрождается к жизни. Его наполняет некая сила непоколебимого духа, вбрасывая в кровь слоновую порцию адреналина. Превозмогая усталость, капитан начинает изворачиваться под грудой визжащих тел, находит, наконец, точку опоры и расшвыривает "гончих". Со стороны это выглядит, будто среди массы зверей неожиданно проснулся самый настоящий вулкан. Искалеченные, с вырванными зубами, переломанными костями, твари шрапнелью разлетаются в стороны, а освобожденный Ямото поднимается с пола.
Его шатает из стороны в сторону. Правая механическая рука "ТиБОБа" бессильно повисла будучи наполовину оторванная. Левая тоже почти не двигается. Как обстоят дела с ногами, лучше даже не задумываться. Понятно, что Ямото уже не сделать и шагу. Ему бы только выстоять пару секунд и посмотреть в глаза своей смерти.
Наконец сквозь кровавую пелену в глазах, он различает трёх серых гигантов. Те медленно приближаются к человеку, с одним желанием — прикончить его. Ямото смотрит на этих чудовищ и впервые за всё время пребывания на этой планете его лицо вдруг озаряет улыбка — жестокая и беспощадная улыбка человека, что уже победил, будучи на грани поражения.
-Инициализировать самоуничтожение, — отдаёт Ямото команду унику костюма.
Уник протестует:
-Внимание, опасность! Внутри костюма находится живой человек. Подтвердите команду.
-ДЕЙСТВУЙ!!!
Взрывная волна проноситься по коридору со скоростью ветра сминая и поджаривая ряды монстров. Десятки, сотни "гончих" разрывает на части, а те даже не успевают понять, что произошло. Серые же гиганты — такие огромные и мощные, что могут по-соперничать силой с самими "ТиБОБами", — их просто перемалывает в фарш, плющит о переборки и выплёвывает в ответвления главного коридора, как какой-то мусор — комки из мяса и костей.
Отзвуки взрыва доходят и до людей. Званцев со своей группой останавливается на секунду, отдавая дань памяти погибшему командиру, и приказывает идти дальше без промедлений. Сколько бы капитан не прихватил на тот свет тварей, их всё равно оставалось ещё слишком много, чтобы можно было надеяться на удачу. И сейчас всё зависело только от скорости. Кто быстрее доберётся до верхних ангаров, тот и победит.
-Лейтенант? — На третьей палубе выжившая группа неожиданно наталкивается на группу Джона Сайлуса, и Кирилл непонимающе смотрит на своего командира. — Вам же было приказано идти на шестую палубу.
Вместо ответа Джон задаёт встречный вопрос, с волнением оглядывая жалкую горстку солдат:
-Что с Ямото?
-Его больше нет, извините, — отводя глаза от командира, покачал головой Кирилл. — Он сам решил остаться. Сказал что хоть раз в жизни должен побыть героем.
Лица под шлемом не разглядеть, но все сейчас могли поклясться, что лейтенант побледнел и осунулся, словно сдутый шарик, услышав страшное известие.
-Он был солдатом старой закалки и умер как подобает таким — с честью. Ты стал героем Ямото. Ты стал им... — сказал он, мысленно прощаясь с другом, и резко развернувшись бросил через плечо: — Уходим.
Но далеко уйти им не удалось. Ситуация неожиданно для всех совершила такой кувырок, что план Ямото рухнул в одночасье. На связь вышел лейтенант Крапивин. Его перекошенное от ужаса лицо всплыло перед глазами и так уже измученных сражениями и нервными переживаниями солдат, а его слова окончательно всех добили, вселяя чувство обречённости.
-Джон?! Ямото?! — кричал он, борясь в истерике, пока вокруг него стреляли импульсные винтовки и рычали звери. — Всем кто меня слышит прошу помощи. Мы попали в засаду. Эти зверюги повсюду. Мы не можем с ними справиться! Парни вытащите нас отсюда...
После чего связь резко обрывается.
Сайлус только успел заметить, как качнулось изображения и следом в уши ворвался пронзительный крик перепуганного до смерти Крапивина.
После такого никто не мог оставаться равнодушным к мольбам товарищей, и только Джон Сайлус трезво оценил ситуацию.
-Нет! — поспешно выставил он руку перед собой, останавливая десантников.
-Но там же наши! — накинулся на него Званцев, и попытался поднырнуть под командира уводя всех остальных за собой.
-Им уже не поможешь. Всё кончено! — возвал Сайлус к голосу разума бойцов. — Если вы туда пойдёте, то тоже погибнете.
-Но что же тогда делать? — выражая общую мысль, взмолился кто-то из отряда.
Джон точно не знал. Он бы и рад был возложить груз ответственности на чужие плечи, но всё сейчас зависело только от него и ни от кого больше. А значит и выпутываться нужно было своими силами.
-Сюда, — быстро меняя направление, повёл он за собой людей. — Есть только одно место на корабле где мы можем не опасаться зверей. — пояснил он на бегу не вдаваясь особо в детали. — Надеюсь, что там всё по прежнему.
Быстро продвигаясь по кораблю, минуя десятки коридоров и туннелей, непонятных кают и отсеков неизвестного назначения, кое-где пробираясь даже чуть ли не ползком, Джон Сайлус вёл солдат в последнее убежище Эштана Праймса. К месту, где этот героический человек провёл целых три года, отчаянно борясь за жизнь.
Сколько получиться продержаться Джону и его людям — это уже как распорядится судьба. Люди же сейчас об этом предпочитали не задумываться. Они просто спасались от зверей.
Обращаясь постоянно к схеме корабля Джон привёл десантников к незаметному люку в полу, где-то в зоне главного реактора — здесь всё пространство под обшивкой было практически всё испещрено, как кавернами, воздухоотводными теплообменниками. В одном-то из них когда-то прятался и Эштан.
Попробовав откинуть крышку люка Джон удостоверился, что лаз закрыт. Это хорошо. Значит, за всё это время внутрь никто не пробрался. Как единственный человек закованный в тяжёлую броню, лейтенант с трудом открутил заслонки металлическими манипуляторами, откинул крышку люка и приказал всем забираться внутрь. После чего сам разоблачился — "ТиБОБ" не пролезал, да и места много занял бы, — и нырнул в узкое пространство вслед за остальными.
-Вот и всё, — запечатывая крышку люка, объявил он приговор. — Мы в западне...
— Глава 26
Из личного дневника лейтенанта Джона Сайлуса.
С давних времён темнота всегда была враждебна человеку, и он постоянно старался её избежать, для чего даже переборол самый сильный животных страх в себе. Страх перед огнём. Как оказалось этот страх ничто перед страхом тьмы. Потому что тьма порождает монстров.
Космос же чёрен как сажа. Там ничего не видно вдали от звезд — всё будто исчезает, проваливается в черноту, переставая существовать для стороннего наблюдателя. Может это и есть самый настоящий Ад?
Ведь космос практически пуст — представляете столько можно в него запихнуть грешных душ; а ещё он холоден, настолько холоден, что ничто не выживет там без специальной защиты; статичен — расстояния между объектами невообразимо огромны, и заметить любое движение в космосе просто невозможно, отчего кажется, что и время прекращает своё существование там; но самое главное: космос — это бескрайняя тьма, унизанная микроскопическими бусинами из звёзд. И неважно какого размера эти звезды, они навсегда останутся ничтожными каплями плазмы, а их попытки рассеять великую тьму всегда будут тщетны. Бескрайний мрак не победить — он родился первым.
Ну а зачем тогда нужны звёзды, если Великая война между тьмой и светом уже была предопределена в самом начале битвы. Наверно для того, чтобы рождать монстров. Монстров, что потом заселять бескрайнюю тьму.
И кто сказал, что и мы, люди, не монстры? Нет, мы точно такие же монстры, как и все остальные представители иной жизни во Вселенной. Мы просто привыкли к своему внешнему виду, привыкли видеть в себе подобных обычных, а иной раз даже и красивых людей. Но сведи человека с инопланетянином, поставь их напротив друг-друга, и как вы думаете, какая последует реакция представителя иной цивилизации, если сам человек видит в нём только безобразного монстра. То-то и оно...
Градация красоты и уродства весьма условны. Выпрыгни человек самой привлекательной наружности из шкафа в спальне какого-нибудь инопланетянина, то я на сто процентов уверен, что хозяин спальни завизжит от ужаса при виде нашего с вами красавца.
Так что же тогда получается?
А получается вот что: Ни один вид разумной жизни никогда не договориться с другим видом, пока не победит в себе предрассудки, что выработались сами собой в процессе эволюции. А до этих пор к другим мирам лучше не соваться.
Но человек сунулся и встретился с серыми гигантами — существами, потерявшими когда-то давно свой родной дом.
Можно ли их понять с человеческой точки зрения, когда серые настолько отличаются от нас не только внешне, но и способом заселения других планет?
Мы строим гигантские корабли, сажаем в них колонистов и отправляем к другим планетам, где люди снова создадут общество, идентичное по своим устоям и укладу жизни с Земным.
А серые? Как поступают они?
Они — это раса разумных существ, вынужденно отказавшаяся от всего ради спасения собственного вида: от культуры, от памяти предков, от науки, и даже от собственного внешнего вида. Они — это всего лишь самоосознание принадлежности к своему виду, но они уже не те прежние существа, что когда-то населяли их родную планету.
Они блуждающие души, паразиты, что воскресают в представителях иных видов, которые решив сложную задачку, доказывают на свою беду собственную разумность, становясь впоследствии невольными носителями чуждого разума.
Для этого даже секции с коконами жизни по описаниям Эштана располагались на разных уровнях от пола. Чтобы было брать удобней, учитывая рост берущего дары.
Я только одного не пойму: зачем "серые" прихватили с собой клочок родного дома? Зачем таскают его с собой и тоже возрождают? Тут ответов может быть множество, но мне нравится вот этот: "Таким образом, они пытаются не забыть кто они на самом деле"...
Прошло уже два месяца с тех пор, как мы бежали от зверей. Запертые в узком помещении, без надежды когда-нибудь выбраться из него, мы влачим жалкое существование, что жизнью назвать не поворачивается язык. В положенный срок спасательный корабль так и не пришёл. А может он уже прилетел? Передатчик-то разбит. Хотя нет, всё это глупые мечты.
Но мы пока не отчаиваемся. В нас всё ещё теплится надежда на спасение, и мы цепляемся за неё изо всех сил, что у нас ещё остались. Ведь эта надежда — единственное, что пока не даёт нам сойти с ума. Тем более, когда вокруг стоит такая тишина.
Звери.
Порой нам чудиться, что они ушли. Ни звука снаружи. Абсолютная тишина. И только мы вознамеримся сделать вылазку, как за люком слышатся сопения.
"Гончие".
Они не отстанут. Они выследили нас и теперь сторожат, ждут, когда мы выйдем, но мы не идём, а сидим как кролики в норе, лишний раз боясь вздохнуть поглубже.
А потом снова наступает тишина. И снова нас посещают бредовые мысли. Нам снова начинает казаться, что снаружи безопасно. Иной раз доходит до того, что приходиться силой удерживать кого-нибудь из нас.
До чего же сложно бороться с самим собой. Нет больше никаких сил, здесь сидеть.
Пару раз кто-то стучал в люк. Но человек так не может. Слишком сильными были удары. Скорее всего — это приходили "серые". Всякий раз как они приходят, начинают путаться мысли. В голове рождаются немыслимые, бредовые образы.
Нужно держаться. Ни в коем случаем нельзя поддаваться этим чужим мыслям, ведь они хотят только одного, чтобы мы вцепились друг другу в глотки, решая проблему серых гигантов.
Больше вроде не на что жаловаться.
Еда у нас есть. Хватит как минимум ещё на пару месяцев. Спасибо Эштану. Он натаскал сюда почти сто килограмм сублимированных пайков.
Вода. Она тоже благодаря провидению у нас имеется. Не сказать, что много, но пока хватает. Здесь проходят трубы, раньше по ним тёк жидкий водород — представляю какая тут была холодрыга, — но сейчас установки охлаждения обесточены. Одна же из этих труба порвана. Из неё-то мы и нацеживаем воду по три фляжки за день. Скорее всего это обычный конденсат. Воду здесь уже давно не качают насосы. Но выбирать не приходиться. Пьём что есть.
Вода, пища, относительная безопасность — это всё конечно хорошо, но как быть с душевными терзаниями, когда приходиться ждать неизвестно чего, когда нет никаких планов на будущее, потому что ты просто не видишь себя в этом будущем. Хочется действовать, бороться, хочется снова обрести свободу, хочется почувствовать себя снова хозяином положения, а не питаться одной лишь надеждой и мечтами.
Сколько ещё мы сможем продержаться в подобных условиях. Боюсь, что не долго. Как моряк на подводной лодке задыхаясь начинает неосознанно пытаться выбраться наружу, так и мы скоро угодим в ловушку зверей, потому что мы поставлены в точно такие же условия. Нет, мы не задыхаемся физически, но мы теряем последние душевные силы, а они нам очень сейчас нужны, как тот же самый кислород. И если спустя ещё один месяц так ничего и не произойдёт, то мы начнём по одиночки выходить наружу, и никто никого не станет останавливать...
-Борт "22-08" колониальный корабль "Гелиос" на связи "Прометей" космический корабль класса: "Толкач" — укажите сигнальными огнями ваше местоположение. Повторяю: "Гелиос" ждём вашего ответа. Есть кто живой?
-Капитан, ответный сигнал не поступает. Кибернетический мозг корабля тоже молчит. Похоже "Гелиос" полностью обесточен. Никаких электромагнитных следов.
-Вас понял. Начать зондирование планеты...
Экспансия галактики — амбициозные планы человечества разбились о жестокие реалии жизни. Неужели мы настолько наивны, что решили, будто где-то в космосе нас ждёт не дождётся благодатная планета с приемлемыми условиями для жизни. Приди и возьми. Но мы забываем один немаловажный факт. Да, Вселенная безгранична и звёзд там мириады, но планет средь них не так уж много, а миров где можно жить и подавно меньше.
Жизнь во Вселённой рождается благодаря только нескончаемым цепочкам случаев и условий. Замени в этой цепи лишь одно звено, или вырви его и жизнь возможно уже никогда не возникнет на планете. Или возникнет, но уже совсем другая, нежели которая предполагалась изначально.
Так можно ли в таком случае утверждать, что космос безопасен и в нём полно планет, куда можно прилететь и начать жить заново на новом месте. Нет. Всё намного сложнее.
Тот факт что мы не одни во Вселенной, ставит нас перед другим фактом — все другие цивилизации точно так же как и мы будут стремиться к экспансии космоса, но планет-то на всех не хватит. А значит неизбежна и война между видами разумных существ. И эта война будет продолжаться до самого конца, пока одна из сторон полностью не уничтожит сторону противника, потому что на кон будет поставлена выживаемость всего вида без исключений...
-Капитан мы нашли "Гелиос".
-Вас понял. Штурмовым группам приготовиться к высадки на планету. Готовность пять минут...
"Серые" и люди — представители двух разных рас. Два народа, чьи интересы столкнулись на планете "Надежда". Кто из нас прав, а кто нет? Кто имеет больше прав на эту планету? Никто! Всё решит оружие...
Длинный Сэм, Квотермейер, Колин, Хан, капитан Ямото, и ещё многие десантники, чьих имён я даже не знаю — все они сложили свои головы на этой планете преследуя одну большую цель: возродить человечество, дать ему новый дом. Но оправдана ли эта жертва. Имело ли право правительство Земли посылать этих людей в неизвестность, за много световых лет от родного дома. Не знаю. Судить не мне. Пусть потомки нас рассудят — правы были мы или нет...
-Внимание, входим на борт "Гелиоса". Подтверждаю: корабль полностью обесточен. Общая видимость внутри корабля двадцать процентов. Следов людей не наблюдаю. Продолжаем поиски. Идём в центр управления. Попытаемся включить основной генератор.
Звери. Они утаскивают трупы людей в лес. Серые не хотят оставлять следов. Они знают, что вслед за нами могут прийти другие, и поэтому готовят ловушку...
-Что за чёрт! Это ещё кто такие?! Внимание наблюдаю агрессивные формы жизни. Приказываю открыть огонь на поражение.
-Капитан, их слишком много. Эти твари лезут из леса. Мы не справляемся своими силами. Теряю людей.
-Вас понял командир штурмовой группы. Высылаю дополнительные силы. Авиазвено "браво-один" приказываю нанести бомбовый удар в радиусе десяти километров от "Гелиоса". Выжгите мне там всё до основания.
-Приказ понял. Начинаем работать.
Эту войну "серые" проиграли. В таких масштабных сражениях всё решают технологии, и люди здесь на высоте. "Серым" просто нечего противопоставить нам. Они всего лишь блуждающие души...
-Корабль зачищен. Возвращайтесь к выполнению ранее поставленной задаче.
-Вы только посмотрите на этих тварей. Теперь понятно куда делись все люди. Трудно поверит, но похоже эти монстры убили всех на борту.
-Отставить разговоры. Продолжаем поиски. Спасательная рота Васнецова не могла просто так бесследно исчезнуть.
-Капитан здесь выжившие люди. Нашли десантников из роты Васнецова.
-Здорово парни, как вы тут? Всё кончено, можете вылезать.
-Командиру штурмовой группы: доставить выживших на борт "Прометея" и поместить в карантин.
-Приказ понял капитан. Скоро будем. Конец связи.
Вот и всё. Кошмар, наконец, закончился. Мы всё-таки выжили вопреки всему. Я даже плачу сейчас от этой мысли. Даже не верится, что всё позади.
"Серые" пали под ударами авиации и тяжелой пехоты. Их разрозненные ряды ещё наблюдаются в разных уголках трубчатого леса, но это уже не та сила, которая может соперничать с нами, и снова попытаться отвоевать планету себе. Их война окончена.
А наша?
Сколько было послано точно таких же кораблей как "Гелиос" к другим планетам? И с чем столкнулись люди там? Смогли ли они выжить в чужом им мире, или тоже все погибли, как погибли все колонисты здесь.
На этот вопрос я скорее всего никогда не получу ответа. Единственное что я могу сказать будущим потомкам, что давным-давно правы были наши предки, говоря: "Хочешь мира — готовься к войне"...
-"Наутилус" гипервратам: готов начать процедуру перехода.
-Вас понял "Наутилус". Даю предстартовый отсчёт. Удачно добраться домой парни.
-Спасибо. Удача сейчас нам как раз не помешает. Ха-ха-ха...
-...три, два, один. Прыжок.
Конец.
Проклятая "Надежда"
Фантастический роман
Закончен
Андрей Дедау
12.01.2011
214
