Легенда об Огненном Змее (Агентство "Лилит" - 2)

— Моя мать тут ни при чём. Ты не смогла выносить своих детей, потому что твоё жалкое племя не способно иметь потомство от астеров...

— Нет, она наслала на них порчу, когда они были в моём чреве. Завистница! Смогла родить Алоару только одного ребёнка, и тот уродом оказался. А я носила троих! Но она убила их! Все родились мёртвы...

— ...намного раньше срока, — продолжил Астерий, когда старуха умолкла на полуслове — как будто у неё дыхание перехватило. — С тех пор погибло и возникло множество миров, а эта безмозглая паразитка до сих пор не может понять, что гидны и астеры несовместимы. Да, некоторые из моего племени иногда опускались до связей с этими тварями — похоти подвержены почти все разумные существа, но ещё ни один такой союз не приносил плодов.

Астерий обращался не к старухе, а ко мне. Глядя на его красивое лицо, я пыталась понять, насколько он раздражён. Сейчас он казался более спокойным, чем пару минут назад, когда приводил меня в чувство. Похоже, оскорбления "безмозглой паразитки" совершенно на него не действовали. Он явно уже не раз выслушивал их за то время, пока на его глазах рождались и гибли миры. Она назвала его уродом... Интересно, в чём это уродство заключается? Или она его просто обругала?

— Она погубила моих детей, — прохрипела старуха. — И отняла у меня молодость.

— Моя мать ничего ей не сделала. Бедняжка Ламия попросила моего отца сделать её бессмертной. Он был великим магом и сумел исполнить это её желание, но вот вечную молодость он ей дать не смог. Она была молода две тысячи лет, а потом начала стареть. Лучше бы радовалась, Ламия. Никто из гидн не прожил такую долгую жизнь и так долго не сохранял красоту, но вечная молодость — дар, недоступный твоему жалкому племени. И никто тут не виноват.

— Ламия? — переспросила я.

Когда-то я читала, что Ламия была возлюбленной Зевса, родила от него детей, а ревнивая Гера убила их и лишила Ламию сна. Та превратилась в чудовище вроде вампира. Бродила по ночам, нападала на людей и высасывала из них кровь. А по другой версии не нападала, а завлекала своими чарами. Ещё я знала историю о молодом жителе Коринфа, который женился на прекрасной и очень богатой женщине, но её красота, как и всё её богатство, оказались мнимыми, ибо это была Ламия. Бог Аполлон развеял её чары, и вся роскошь исчезла, а вместо красавицы жены изумлённый супруг увидел чудовище.

— Кажется, ты образованная девушка и примерно знаешь, что она из себя представляет, — усмехнулся Астерий. — Гидны всегда были паразитами. Пили жизненные соки людей и прочих тварей, заманивая их в свои сети...

— Зато не губили целые миры и не гасили солнца, — въедливо вставила старуха.

— К тому времени, когда погиб твой мир, почти все твои соплеменники уже перебрались на Терру. У себя вы почти всё живое погубили и взялись за жителей Терры. Хорошо, что к тому времени твоё жалкое племя уже стало вымирать и вы не расплодились там, как...

— Жаль, что твоё подлое племя не вымерло раньше! До того, как вы погубили столько миров!

Это походило на свару дальних родственников, которая при каждой встрече идёт по давно отработанному сценарию, разве что с небольшими вариациями. Никогда не думала, что, оказавшись среди бессмертных, стану свидетельницей подобной сцены.

— Тебе повезло, принцесса, что она уже давно не питается кровью и плотью, — сказал Астерий. — От неё осталась лишь тень. Ламия обретает плоть только с восходом Алой Звезды, и в её распоряжении всего несколько земных часов, чтобы поохотиться. Теперь она питается чужими мечтами и сновидениями. Сама она спать не может...

— Потому что его мать Афеллена, эта коварная завистница, лишила меня снов. Она меня всего лишила...

Старуха всхлипнула и почти беззвучно добавила:

— Я не могу спать с тех пор, как она отняла у меня моих детей.

Она замолчала, скорчившись в углу, — страшное костлявое создание, которое выглядело бы ещё более жутко, если бы не пегая шерсть, покрывавшее это уродливое тощее тело. Мне вдруг стало её нестерпимо жалко.

— Ты ведь ничего ей не сделаешь, Астерий?

— Да конечно нет, — он досадливо поморщился. — Скоро сама исчезнет. На сегодня она уже утратила способность изменяться, а скоро превратится в тень. Ты вот её жалеешь, а она тебя не пожалела.

— Я не сделала ей ничего плохого, — прохныкала старуха. — Мы со Златовлаской неплохо проводили время. Она похожа на одну милую девочку, с которой мне тоже было очень интересно. Они правда очень похожи, только та была младше. Такая славная мечтательная девочка. Дочь весьма воинственной правительницы. А вот девочка была совсем не воинственная. Она была слабая и не смогла проснуться. Даже лучше, что она ушла в страну своих грёз. А потом её сожрали ящеры. Остались от девочки лишь сандалики — их они прожевать не могли, а ведь даже одежонку её заглотили. То есть ещё кулон остался с эльхангоном, но я его взяла. Ей он уже не нужен был. Они сожрали её до косточек. Я бы сама её съела — так она мне нравилась, но я уже к тому времени не переваривала плоть. Эту Златовласку я бы тоже не смогла съесть. Зачем ты нам помешал?

— Затем, что ещё немного — и Златовласка превратилась бы в Спящую красавицу, и неизвестно, смог бы я её разбудить...

— Конечно, не смог бы, — злорадно ухмыльнулась Ламия. — Ты даже в лучшие времена не походил на принца на белом коне. Насколько я знаю, ты ни одну красавицу счастливой не сделал. А последняя-то умница оказалась. Перехитрила тебя и...

— Одно из её тонких тел серьёзно повреждено, и ей нельзя долго находиться в том мире. Ты могла бы почувствовать, что с ней что-то не то.

— Да ничего я такого не заметила. Она наоборот очень сильная. У неё такие яркие мысли, такие сильные чувства... Такие сны! Как настоящая жизнь.

— Понимаешь, чем она живёт? — обратился ко мне Астерий. — Сама она снов не видит, и настоящей жизни у неё уже давно нет. Так она создаёт для себя подобие жизни из чужих иллюзий и снов, а самые интересные сны у вас, людей. Особенно когда вы в каком-то особом состоянии. Ты влюблена и тоскуешь. К тому же ты оторвана от своего мира, от своей привычной жизни, и всё это приходит к тебе в твоих мечтах и снах. Она вторглась в твоё сознание... Не бойся, не в том смысле, что она может его изменять. Она может лишь паразитировать на этом, как когда-то на чужой плоти. Она увидела и представила себе то, о чём ты думала, получила возможность превращаться в тех, о ком ты думала, вошла в твой сон, и дальше вы уже вместе творили его.

— Она всё же сумела на меня повлиять. Внушила мне, что Терри ждёт меня там.

— Тебе так хотелось в это верить, что ей удалось на этом сыграть. Скажи спасибо, что это приключение не закончилось гораздо хуже. Были случаи, когда эта вампирша таким образом отнимала у человека жизнь. Он не мог выйти из сна. Сон затягивался так, что становился вечным.

— Смерть во сне — самая лучшая, — заявила старуха. — Многие могли бы сказать мне спасибо за это. А с ней бы такого не случилось. Она сумела открыть врата в другую сторону. Её сон вёл не в страну смерти, а в её настоящую жизнь.

— Ты же говорила, что открыла врата благодаря этому магическому зеркалу...

— Диана, это зеркало и правда магическое, — сказал Астерий, — но сделать его вратами легко только магам Айсхарана1. У меня в моём нынешнем состоянии это редко получается. У этой грымзы тоже. Врата открылись благодаря тебе. Потому что ты поверила Ламии.

— Это же был твой сон, детка, — Ламия улыбнулась, снова продемонстрировав свои кривые острые зубы. — Я вошла в твой сон. Ты мне верила, поэтому всё получалось так, как тебе хотелось. Но у тебя получилось гораздо больше, чем у других людей. Ты сумела сделать мост между сном и реальностью. Хотя, разумеется, без меня тебе бы это не удалось. Мы прошли по этому мосту и оказались в твоей реальности.

— И когда ты уже полностью вписалась в эту реальность, — добавил Астерий, — выяснилось, что находиться в ней ты не можешь.

— А если мне приснится, что я встретилась с Терри, то...

— То это тоже может стать реальностью, если в твоём сне будет то место, где ты действительно можешь её встретить, и если во время твоего сна она действительно окажется там. Вот как твой приятель с клиентами оказались в том месте, куда ты отправилась сперва во сне, а потом переместилась туда полностью. Только, пожалуйста, не проси Ламию утроить тебе встречу с любимой. Во-первых, ты не знаешь, где она...

— Но можно же придумать сон из прошлого...

— Но её уже там нет, в том прошлом. А если бы даже и была, то повторяю — ты не можешь находиться в своём мире. И ни в каком другом, кроме вот этого. Если ты погибнешь, то это будет не встреча, а трагедия. Вернее, пошлая мелодрама. Тебе действительно хочется умереть у неё на руках? Может, всё-таки подождёшь, поищешь более удачный вариант? На этот раз тебе повезло. Хорошо, что зеркальные врата оставались открытыми, и я успел перетащить тебя обратно. Хорошо, что у меня это получилось. Как я уже говорил, энергия этого мира защищает тебя.

— Да, оставайся здесь, деточка, — захихикала старуха. — Энергия этого мира постепенно превратит тебя в живую тень.

— Не слушай её, — поморщился Астерий. — У меня нет ни причин, ни желания причинять тебе вред.

— Конечно, — ехидно поддакнула Ламия. — Ты у нас само благородство...

Дальше я не слышала, потому что меня испугал запрыгнувший на кровать сагн. Он устроился рядом со мной и начал светиться золотистым светом. Он сидел рядом со мной, но смотрел не на меня, а куда-то в дальний угол комнаты за моей кроватью. Я оглянулась и вскрикнула. Бессмертные прекратили обмен любезностями.

— Ещё один гость, — устало констатировал Астерий.

В углу комнаты, возле громоздкого резного кресла, сидела та самая ящерица, которая недавно "вытаяла" из похожей на янтарь глыбы. Помнится, я взяла её на руки, а потом Астерий перетащил меня обратно на Адену. Значит, она тоже оказалась здесь. Или это уже другая? Мне показалось, что она крупнее той, которую я ещё несколько минут назад держала в руках. Да, крупнее. И становится больше с каждой минутой. Вскоре она была уже размером с кошку, а светилась ещё ярче. Я уже видела существ, похожих на неё. Но где?

— Она похожа на аскиров! — воскликнула я, удивлённая своей собственной догадкой. — Только у неё туловище длинней, гребень меньше... Ну и в отличие от них она маленькая.

— Боюсь, что скоро станет большой, — нахмурился Астерий. — И чего доброго начнёт извергать пламя.

— А почему она растёт?

— Возможно, потому что напугана и приготовилась защищаться. А наш отважный маленький сагн приготовился защищать тебя.

Я взяла ящерку на руки и, погладив, посадила среди подушек.

— Слушай, приятель, не строй из себя Рикки-Тикки-Тави1. Эта особа может оказаться опасней кобры. Сейчас я попробую её успокоить...

Осторожно спустившись с огромной кровати, я направилась к дракончику, который успел вырасти до размеров немецкой овчарки. Его золотисто-оранжевая кожа уже излучала не только свет, но и весьма ощутимый жар, а гребень воинственно вздыбился и горел алым пламенем. Глаза тоже покраснели и разгорались всё ярче и ярче. Я была в метре от него, когда он на мгновение высунул змеевидный язык, сверкнувший в полумраке комнаты, словно маленькая молния.

— Диана, не подходи, — с нажимом произнёс Астерий, но я не собиралась ему подчиняться. Интуиция подсказывала мне, что этот ящер не опасен.

— Не бойся, мы ничего тебе не сделаем, — сказала я.

Возможно, звук моего голоса понравился ящеру, потому что глаза его потускнели, став из красных оранжевыми, а тело перестало напоминать постепенно раскаляющийся кусок металла.

— Ему надо дать что-нибудь вкусное.

— Ну так протяни ему свою прелестную ручку, дитя, — хихикая, посоветовала Ламия. — Он с удовольствием её оттяпает.

— Астерий, в Молоссе я видела, как такие вот огненные ящерицы, которые выбирались из-под земли, ели камни.

— Может, они что-нибудь ещё едят... — Астерий повернулся к дэлгам, которые до сих пор стояли тут, не смея ни уйти, ни заговорить. — Принесите то, что осталось от ужина... Ну или что-нибудь там ещё. Мигом! Мой замок и так в неважном состоянии. Не хочу, чтобы это существо грызло тут полы и мебель, как мышь в каком-нибудь убогом людском жилище.

Дэлги вернулись через пару минут с двумя ощипанными птичьими тушками, но подойти к ящеру боялись. Я взяла у них тушки и протянула одну из них "аскиру".

— Да просто брось ему, — недовольно сказал Астерий, который явно считал моё поведение безрассудным.

Ящер вполне деликатно взял моё подношение и принялся было за еду, но потом замер, а через полминуты разжал челюсти, и едва надкушенная дичь шлёпнулась на пол.

— Ммда... — хмыкнул Астерий. — Я эту птицу ем, а эта тварь побрезговала. Диана, детка, боюсь, мы не сможем держать тут твою зверушку, иначе она постепенно съест мой замок. Она будет есть и расти, разгораясь всё сильнее и сильнее. Станет больше замка, потом больше этой планеты, ярче звезды... Не повторилась бы одна печальная история. Шучу, конечно, но... Честное слово, не знаю, чем его кормить.

Дэлги опять куда-то умчались и быстро вернулись, неся плоды, похожие на гигантскую репу.

— Может, ему это понравится, — робко предположил один из "амуров".

"Репу" ящер оценил. Минут пять мы молча наблюдали, как он с аппетитным хрустом поедает земляные плоды. Он совсем перестал светиться, и теперь его плотная желтоватая кожа напоминала кожу обычной ящерицы. Съев вторую "репу", он высунул длинный язык и несколько раз провёл им по своей морде. После чего слегка втянул голову в плечи, прикрыл глаза и замер, как изваяние. Я осторожно коснулась его твёрдой головы. Она была горячей, и этот жар был так приятен, что мне не хотелось убирать руку.

— Осторожней, — предупредил Астерий. — Он, конечно, вегетарианец, но мало ли, что ему не понравится.

— Да он совсем не злится, — я чувствовала, как приятное тепло растекается по всему телу. — Интересно, почему он так быстро растёт?

— Потому что его плоть содержит слишком много тёмной материи. Как и недра его мира. Я её чувствую.

— Нажрался... Теперь будет гадить, — злорадно хихикнула Ламия.

— Нет, — внимательно глядя на ящера, сказал Астерий. — Пища сгорает в его чреве, как топливо. Как раз весьма чистоплотная домашняя зверушка. Пожалуй, я бы даже от такой не отказался. Сперва люди удивляли меня своей страстью к бесполезным домашним зверькам, а теперь я и сам ничего против них не имею. Правда, я уже давно никого не заводил... Диана, значит, ты видела аскиров?

— Да. Мне довелось побывать недалеко от бездны под названием Тартар. Аскиры, аскейры... Кто назвал подводных драконов аскирами?

— Манойи. Вернее, Охи. Он же Гимелос. Он довольно много знает о Хангар-Тану от эойев. Знает, что эта планета постоянно порождает драконов и змей. Они выходят на поверхность из её недр. Аскейру — слово из языка народа хангару. Общее название для ящеров и змей. После того, как эойи переправили часть хангаров, а именно альти-лурду, в Огненный мир, он получил имя Хангар-Тану, а тамошних драконов и змей альти-лурду стали называть аскейрами — выходящими из-под земли. Некоторые эойи Эпохи Заката сумели побывать на Хангар-Тану и вернуться на Терру, так что слово аскейру стало известно кое-кому из жителей Терры, в частности манойям. С подачи Гимелоса даркмейстеры и урмиане стали называть этих подводных тварей в районе Тартара аскирами. А за ними и все остальные.