Легенда об Огненном Змее (Агентство "Лилит" - 2)

Светлана Зорина

Легенда об Огненном Змее (Агентство "Лилит"-2).

Фантастический роман.

Оглавление:

Часть 1. Рапунцель.

Часть 2. Ариадна.

Часть 3. Персефона.

Часть 4. Дия.

Глава 1. Дом Большого Дерева.

Глава 2. Дети Великого Змея.

Часть 1. Рапунцель.

— Говорю тебе, на неё напали воины фараона!

— Разумеется. Они тоже научились перемещаться в капсулах. Они появились совершенно неожиданно...

— Да они просто вас выследили. Прятались в какой-нибудь из ближайших гробниц. Я велела своим людям взять тебя, только и всего. Они сами удивились, когда увидели там этих парней. Они бы и тебя убили, если б не мои люди.

— Я тебе не верю.

— Ну и зря.

Доримена встала, поплотнее запахнув на себе ярко-голубой халат, расшитый золотыми драконами. Тапки у неё тоже были голубые. Пушистые, с белыми бомбошками. Она уже который день прикидывалась передо мной беленькой и пушистой, но ни этот домашний наряд, ни взлохмаченные после сна волосы, обычно придающие человеку что-то неуловимо трогательное, совершенно не смягчали её облик. Она напоминала мне боевую красотку из компьютерных игр. Жёсткое кукольное лицо, чётко скоординированные движения. Она всегда в игре, даже у себя дома. Такое впечатление, что она хотела бы, но никак не может расслабиться по-настоящему. Я уже не первый раз подумала о том, что в ней есть что-то ущербное. В них во всех. Андроиды, которые изо всех сил прикидываются настоящими людьми... Нет, скорее, наоборот. Люди, которые, стараясь соответствовать какому-то идеалу, вытравили из себя почти всё человеческое...

— У меня нет причин ей симпатизировать, но и убивать я её не приказывала.

— Помнится, незадолго до этого ты чуть не спалила нас обеих.

— Признаю, погорячилась. Видеть любимого человека с другим — зрелище не из приятных... Разумеется, ты опять не поверишь, но я не собиралась вас убивать, даже её. Я хотела проучить вас, забрать тебя, а залечить ожоги не проблема. Я вообще не думаю, что она мертва. Уверена, она просто затаилась.

"Вряд ли. Будь она в порядке, она бы уже нашла меня..."

Почувствовав подступающие слёзы, я отвернулась к окну. Эта гиена моих слёз не увидит.

С высоты шестьдесят шестого этажа Молосс казался лабиринтом из замысловатых геометрических фигур. До сих пор я видела урмианские города только в Интернете и уже давно обратила внимание на то, что стилевые поиски здешних архитекторов сводятся главным образом к одному — по возможности избегать сходства с любым стилем, вызывающим чёткие ассоциации с той или иной эпохой в истории человечества. Урмиане хотели перечеркнуть эту историю, как нечто в корне неправильное. Всё, что было до Урма, — это так, черновик. Что-то из него можно взять, но немногое. Например, кое-что из античности с её духом высокого героизма. Один авалонский журналист с иронией подметил, что урмианские ирены1 в своём "героизме" давно уже переплюнули спартанских. Те убивали сильных и дерзких рабов, которых считали опасными, а урмианские готовы убить человека за один косой взгляд. Это у них называется защитой своей чести и достоинства.

— Я даже думаю, что твою подругу покрывает Орден. Сборище религиозных ханжей и лгунов, которые делают то, что запрещают другим. Если выход за грань такой тяжкий грех, то зачем Храму понадобилась машина времени?

"Да плевать мне, зачем она им понадобилась. Где Терри? Что с ней?"

— Уверена, она тоже с самого начала охотилась за сингуляром. По поручению своего Ордена. Скорее всего, её отставка — для отвода глаз. И в тебе её заинтересовал прежде всего твой дар, а остальное уж попутно...

— Она никогда не пыталась отнять у меня мой дар, а ты это делаешь, рискуя моей жизнью. Ты же знаешь, что так я долго не протяну.

— Не беспокойся, мастер Луис не даст тебе умереть. Даркмейстеры умеют гораздо больше, чем кажется тем, кто сочиняет про них небылицы. Твоя чудесная кожа в надёжном месте, а препараты, которые тебе вводят каждый день, не позволят тебе погибнуть.

Может, она и правду говорила, но несмотря на эти уколы я слабела с каждым днём. Я не сопротивлялась, когда мне их ставили, и послушно пила витамины. Пока я хотела жить. Пока не удостоверилась в её смерти. Возможно, она не нашла меня, потому что не оправилась от раны. Она выздоровеет. И найдёт меня. И я должна дожить до этого дня.

— Диана, я не пытаюсь опорочить её в твоих глазах. Просто в твоём возрасте пора бы уже не делить людей на ангелов и злодеев. Каждый преследует свою выгоду, и леди Теодора Лайен в этом смысле не лучше меня...

"Боже, да когда ты наконец уйдёшь? Или хотя бы заткнёшься..."

— А реальность такова — побеждает сильнейший. Я победила, и красавица досталась мне. Хотя, разумеется, я не собираюсь вести себя, как какой-нибудь древний варвар, заполучивший именно ту наложницу, о которой мечтал. Надеюсь, мы с тобой всё-таки договоримся.

"А вот об этом забудь".

— Сегодня тебя кое-кто навестит. Завтрак подадут через пару минут. Ну а мне пора по делам... Послушай, не надоело тебе это дурацкое платье?

— Оно мне нравится.

— Но нельзя же столько дней ходить в одном и том же платье и одних и тех же трусиках! Почему бы не примерить хоть что-то из того, что я тебе купила?

В гардеробной, занимавшей примерно пятую часть моей комнаты, имелись наряды на все случаи жизни. Было там и отличного качества нижнее бельё. Я знала, что все эти вещи моего размера и будут прекрасно на мне сидеть, но надевать их не собиралась. Я уже десятый день носила только то, в чём сюда попала, — сандалии и длинное белое платье, подаренные мне Андой, да свои белые плавки с кружевными вставками по бокам. Каждый вечер, перед тем, как принять душ, я совала одежду в стиральную машину, а когда заканчивала расчёсывать волосы феном, машина выдавала мне её уже сухой.

— Если даже не всё тебе подойдёт, уж точно можно что-нибудь выбрать. Всё из лучших тканей — натуральных или специально...

— Я, кажется, уже говорила тебе, что принимаю подарки только от друзей.

— Ну и сколько это будет продолжаться? Может, ещё не будешь пользоваться моими шампунями и... Ой, ладно, лучше помолчу, а то ты и впрямь перестанешь мыться. Вшей у нас в Урме уже так давно не было, что, наверное, не сразу и средство от них найдёшь.

Я не слышала, как закрылась дверь — они тут все открывались и закрывались бесшумно, но вскоре уловила знакомое шуршание колёс по мохнатому синтетическому ковру. Робот-официант с широкой улыбкой на серебристо-матовой физиономии поставил на столик изящно сервированный поднос. Эти электронные слуги целыми днями сновали по коридорам и комнатам, ловко объезжая всё, что встречалось у них на пути. Тут только эти создания и не вызывали у меня отвращения. Заметив, что перед ними открываются все двери, я несколько раз попыталась проскользнуть вместе с кем-нибудь из этих роботов в кабинет Доримены, в коридор, ведущий к наружному лифту, а также в лифт, на котором можно было попасть на крышу, — там была стоянка флайеров. Ничего не вышло. Запретные двери раздвигались, только когда я отходила метров на пять. Передо мной распахивались лишь двери моих покоев, гостиной, бассейна, тренажёрного зала, солярия и маленького зимнего сада. Меня не запирали в моих апартаментах, но я всё равно была взаперти. Доримена уверяла меня, что в моих покоях нет никаких "наблюдателей". Может, и правда не было. Зачем за мной наблюдать? Куда денется бабочка, у которой оторвали крылья? Живые слуги угождали мне как могли и всячески старались завоевать моё доверие, но я знала — доверять тут никому нельзя.

— Приятного аппетита, — пропищал электронный официант и удалился.

Аппетита у меня не было, но я заставила себя поесть. Мне нужны силы. Умереть никогда не поздно.

Сперва меня очень удивило, что Доримена держит меня здесь, в центре урмианской столицы. Удивило и напугало. Если Терри жива, а я на это надеялась, то мои друзья знают, кто меня похитил, а значит Урм — первое место, где они будут меня искать. Доримену это не смущает. Так, возможно, она уже позаботилась о том, чтобы искать меня было некому? Я не задавала вопросов, но моя тюремщица сразу прояснила ситуацию. Она в первый же день заверила меня, что никто меня здесь не найдёт. Самый надёжный способ спрятать вещь (это слово она издевательски подчеркнула) — положить её на самое видное место. Это здание, находящееся почти в самом центре города, считается секретным научно-исследовательским институтом при одной военно-промышленной компании. Вид из окон тут настоящий, а вот если смотреть на окна этого дома с улицы, то увидишь совсем не то, что за ними находится в действительности.

— Например, вместо твоей комнаты видно что-то вроде лаборатории, где периодически снуют фигуры в рабочих халатах. То есть снизу-то, сама понимаешь, ничего не видно, но если кто-то, пролетая мимо на флайере, вдруг бросит взгляд на твои окна, именно это он и увидит.

— И много тут ещё пленников вроде меня?

— Понятия не имею, — пожала плечами Доримена. — Я купила только два этажа. Чужие дела меня не интересуют, но и в мою жизнь никто не должен соваться. В Урме частная жизнь неприкосновенна.

— Только у аристеев или у деметов тоже?

— У нас каждый имеет то, что заслужил. Если ты слаб и бездарен, а живёшь благополучно, то это всегда за счёт кого-то. За всё надо платить. Хотя бы лояльностью. Мой дом — моя крепость, милая Рапунцель1, и твои золотые волосы не настолько длинны, чтобы ты помогла кому-то к тебе подняться. Не жди спасителя. Твоё спасение — в твоей...

Доримена сделала многозначительную паузу и улыбнулась так, что мне захотелось плюнуть ей в физиономию.

— Лояльности?

— Можно и так сказать. Знаешь... Ты вот считаешь себя страшно умной, с первой же нашей встречи демонстрируешь своё отвращение к нашему обществу, только вот вряд ли сможешь толково объяснить, чем лучше ваша хвалёная демократия...

"Боже, и зачем я только спросила про деметов и аристеев! Похоже, она решила, что меня потянуло на дискуссии о политике..."

— Дорогая, ты судишь о жизни, не желая смотреть в корень. По сути везде одно и то же, при любом режиме. Сильные выигрывают и забирают всё лучшее, а взрослые редко играют по правилам детской — когда каждая конфетка делится пополам между братиком и сестричкой. Да и в детской-то это правило не всегда работает, как бы мама с папой ни старались воспитать деток в духе равенства и братства. Правила всегда устанавливают сильнейшие, просто, чем либеральнее общество, тем больше всё это прикрывается благостной трепотнёй, а следовательно, больше демагогии, расхлябанности, беспорядка. Мы упростили схему, и она работает...

Тут у Доримены запищал ком, и, судя по тому, как изменилась её лицо, пока она слушала сообщение, ей стало не до патриотических речей. Когда она ушла, я вспомнила, как Фил рассказывал мне о скандале двухгодичной давности. В Таниле, столице Хаунтамы, маленького государства на планете Шахан, раскрыли подпольный элитный клуб аристеев, где сливки урмианского общества предавались сомнительным развлечениям. Одна из вечеринок закончилась смертью специально приглашённого гостя — так называли парней и девушек из эскорт-агентств. Поговаривали, что это не единственный случай, когда развлечения урмианских аристократов стоили кому-то жизни или здоровья, просто единственный, когда об этом стало известно широкой общественности. Аристеям удалось замять скандал. После этого случая они ликвидировали свои подпольные бордели не только на планетах Федерации, но и в Вольных мирах, предпочитая оттягиваться дома. Ну а уж тут-то им никто не указ. Тут их частная жизнь неприкосновенна — в отличие от жизни деметов, которая находится под постоянным контролем. Несмотря на материальное благополучие "слабых и бездарных" граждан Урма число желающих эмигрировать среди них стремительно росло, и имей деметы свободу передвижения, население Урма давно бы уже сократилось примерно на шестьдесят процентов. Стоит ли говорить, что аристеи не могли такого допустить. Сейчас выезд из страны для деметов ограничен. И число ограничений для этого класса постоянно растёт, а вместе с тем раздувается аппарат НКВД1 Урма, созданный в помощь УВД2 и состоящий в основном из деметов. Аристеям всё труднее следить за порядком в стране, так что приходится опираться на прикормленных холопов. Хорошо сказал один мыслитель прошлого: "Элита, вынужденная контролировать "не избранных", становится пленником своих собственных усилий, направленных на подавление подчинённых"3. Говорят, класс деметов уже давно делится на две категории. Одни за хорошее вознаграждение выслуживаются перед аристеями, донося на нелояльных сограждан. Другие живут в постоянном страхе, боясь лишний раз с соседом словом перемолвиться. Любое неосторожное слово может быть истолковано как выпад против аристеев, а увидев тебя с большой сумкой, могут подумать, что ты собрался бежать. Доказывай потом, что всего лишь решил отдохнуть в лесной зоне.

То, что мне отсюда не сбежать, я поняла сразу, но продолжала изучать обстановку. Вдруг эта неприступная крепость всё же даст трещину — достаточно широкую, чтобы открыть мне путь к свободе. Правда, выйти из этого дома ещё не значит спастись. Если покинуть Урм проблема даже для большинства его граждан, то что говорить обо мне? Как отреагируют прохожие, если я окажусь на улице и стану звать на помощь? Кто поможет? Демет, который осмелился пойти против аристея, по сути пописывает себе смертный приговор, а друг с другом аристеи предпочитают не ссориться. У них тут и так жёсткая конкуренция. Мир внутри сообщества "лучших" кое-как держится на строгом соблюдении границ: вот твоё, а вот моё. Теперь я собственность Доримены. Игрушка, которую она сломает, когда поймёт, что завести её так и не удастся.

Чёртов даркмейстер! Как он ухитрился похитить мой хронотоп? Когда на нас напали, я была настолько вымотанной, что не смогла сбросить свою "лягушачью кожу" и перенестись. К тому же меня быстро усыпили, вколов что-то в шею. Проснулась я уже в этой комнате. Я хотела улететь, но, отделив хронотоп, вдруг почувствовала такую слабость, что потеряла сознание. Помню только, как пыталась помешать какому-то тощему типу с лисьим лицом сорвать с меня кулон. Потом потемнело в глазах. Когда я очнулась, слабость прошла, но не совсем. Я лежала под капельницей, а надо мной стояла Доримена и ухмылялась.

— Всё, дорогуша, теперь ты никуда не денешься. Твоя фиксирующая оболочка в надёжном месте. В вакуумной упаковке, как это называет мастер Луис. Он сумел поймать её, когда ты попыталась улизнуть и отправила её в тот футлярчик в виде скарабея. Луис знает всё о твоей примитивной магии и придумал, как защитить тебя от распада, пока ты будешь обходиться без своей чудо-кожи.

Я ничего не ответила и попробовала улететь. Да, слишком долго я без хронотопа не могу, но здесь я не останусь. Я представила себе сад возле дворца в Арсланбаде, но переместиться не удалось — навалилась такая слабость, что я едва опять не лишилась чувств.

— Детка, не веди себя, как самоубийца, — улыбнулась Доримена. — Мы позаботились о том, чтобы ты не упорхнула, а если будешь упорствовать... Ты сейчас слишком слаба, чтобы летать, но если у тебя, не дай Бог, получится, ты очень быстро утратишь целостность. Возможно, даже сразу.

Это не было пустой угрозой. Я и сама чувствовала — в моём нынешнем состоянии перемещение закончится плохо.

Все эти дни я заставляла себя есть и даже делала зарядку, хотя утомлялась очень быстро. Я старалась не плакать и изо всех сил развлекала себя, гуляя по всем пятидесяти каналам, которые ловил принесённый в мою комнату телевизор.

Я и сейчас включила его и, отыскав новостной канал, принялась запихивать в себя завтрак. Еда была вкусной — я это понимала, но наслаждаться ею не могла. Такое впечатление, что сигнал сразу поступал в мозг, минуя вкусовые рецепторы. Со мной было что-то не то. Может, все мои чувства скоро отключатся? Может, мой организм заранее создаёт защиту — на случай, если... Нет! Не надо об этом думать! Только не об этом! Терри жива. Если я жива, то она тоже. Мы с ней одно целое. Там, в эдме, были мгновения, когда мне казалось, что у нас одно сердце на двоих. Подчиняясь его бешеному ритму, мы мчались — над землёй, над золотыми кронами, над облаками, над солнцем, у которого было лицо сфинкса. Оно улыбалось нам и щекотало нас своими тёплыми лучами, а порой превращалось в огнедышащего дракона, обдавая жаром, и мне хотелось кричать от восторга, пока я горела в этом огне. Кажется, я действительно кричала. Или это были крики какой-то птицы? Или пение сфинкса... Красочный мир то и дело терял чёткость очертаний, изменялся, обретая новые формы и оттенки, и сиял ярче прежнего, а потом снова тонул в золотом тумане, из которого на меня смотрели её глаза — огромные, то нестерпимо-зелёные, то темнеющие до черноты. Изменчивые глаза демона, прекрасного до жути и пугающего в своей страсти. Я первый раз горела в этом огне. Я никогда не была так счастлива. Раньше я вообще не была собой. Пока она не подарила мне огонь. Терри...

Я постоянно вспоминала нашу первую встречу: жар пустыни, ярость — её и мою. Я помнила, как этот жар проник в меня, когда она схватила меня и прижала к себе. Я думала, ещё чуть-чуть — и она убьёт меня, стиснув свои железные объятия. Исходящая от неё сила пугала и одновременно завораживала. Я только потом поняла, что она держала меня, как хрустальную вазу. Когда она отпустила меня, мне хотелось её обругать или съязвить, но меня остановил её взгляд, исполненный такого отчаяния, что мне стало не по себе. Порой мне казалось, что при всей своей силе она слабее меня. По сути она так и осталась ребёнком, привыкшим что-то скрывать от взрослых. От всего мира. От самой себя. Такие, как она, не становятся взрослыми. Дочь Сехмет, Воительница чёрной луны... Сверхчеловек и вечный ребёнок. Вечный изгой, который не верит, что любовь спасает от одиночества. Меня удивляло то упорство, с каким она поначалу отстранялась. В конце концов она покорилась судьбе — тому, что вызвала на себя сама. Тому, что вызвала из небытия, вырвав из рук могущественных богов. Что сделано, то сделано. Теперь нам всю жизнь сражаться с этими богами, а насколько нас хватит, наверное, неизвестно даже им. Они ведь знают, что иногда мы всё-таки побеждаем. Но до чего же дорого приходится за это платить.

Получасовой блок новостей на канале "Меганьюз" повторялся с небольшими дополнениями через каждые пять минут, в течение которых рекламировали товары: новые тренажёры, шампуни, машины... Я надеялась услышать что-нибудь о Терри или о себе. В разделе "Краймтайм" постоянно говорили о тех, кого разыскивает Интерпол. Нет, похоже, всё, что связано с нами, попало в категорию "Сверхсекретно".

Сегодня в каждом блоке подробно освещался визит королевы Амалии в столицу Авалона. Приём в королевском дворце, по дизайну напоминающем средневековые замки. Мужчины и женщины в вечерних нарядах, юные официанты в костюмах пажей шестнадцатого века... Память тут же услужливо подбросила кадры, сделанные скрытой камерой на одном из приёмов в Гринхаусе. Летняя резиденция нашей королевы, построенная из зеленоватого камня с планеты Маури, находится в лесной зоне. Довольно скромная вилла — не сравнишь с загородными особняками иных олигархов. Сколько себя помню, всегда ходили слухи, что королева не только отдыхает там в кругу семьи, но и устраивает закрытые приёмы. Такие, где никогда не бывает представителей СМИ и установлена защита от всякого рода записывающей аппаратуры. Это был приём, на котором её величество награждала отличившихся рыцарей Храма. Уж не знаю, как ухитрились сделать эту запись и как она попала к Джонни Тревису. Он дал мне этот диск, когда я заглянула к нему после бассейна. После встречи с ней. Было поздно, но я знала, что не смогу сейчас заснуть. Дворец правителя Арсланбада уже почти погрузился во тьму, но в комнате Джонни горел свет. Я постучала. Мне хотелось с кем-нибудь поговорить. Практически все вопросы, которые я задавала, крутились вокруг неё, и Джонни охотно удовлетворил моё любопытство. Он и сам был не прочь поговорить о Терри. Джонни Тревис... Где он, там всегда веселье. Таких обычно все любят, хотя не все способны разглядеть под маской дурашливости тонкий ум и удивительное чувство такта. Он не стал скрывать, что всё понял, но в его поведении не было ничего такого, что бы меня обидело. Это человек, перед которым не боишься раскрыться. Хорошо, что на свете есть такие люди. Нам и так постоянно приходится что-то скрывать от окружающих.

Я смотрела этот диск весь вечер. Запись была сделана лет семь назад. Терри сразу бросилась мне в глаза, хоть и старалась держаться в тени. Такие, как она, вечно ходят вдоль стенки. Мне показалось, что тогда она была менее красива, чем сейчас, и всё же она была потрясающе красива. Она как будто чувствовала себя немного неловко в открытом вечернем наряде. Девчонка-сорванец, которую уговорили надеть нарядное платьице и немного побыть паинькой. Она даже пару раз приняла приглашение на танец. Она отлично танцевала, но я видела, что этот приём ей в тягость. Нацепив светскую мину, она ходила по ярко освещённым комнатам — изящная и гибкая в своём серебристо-чёрном платье, исполненная диковатой грации и сдержанной силы. Она напоминала пантеру, которой не терпится вырваться из этой роскошной клетки и умчаться прочь — в какой-нибудь другой мир, в другое время. Туда, где по лесам бродят красивые хищные звери и отважные охотники...

К сожалению, крупных планов с Терри почти не было. Я старалась максимально приблизить кадр с её лицом, когда заявился Фил. Я растерялась, накинулась на него за то, что вошёл без стука.

— Я стучал, — ответил он, уставившись на экран. — Два раза. Я понял по звукам, что ты что-то смотришь... Что это? Это же...

Разговор у нас с ним тогда состоялся из тех, которые неприятно вспоминать.

— Ты никогда не говорила, что тебя интересуют женщины.

— При чём тут женщины? Она — это она.

Я подумала о том, что никогда ещё не встречала таких, как она, но ничего не сказала.

— Понятно... — процедил он.

— Что тебе понятно?

— Я заметил, как ты на неё весь день... не смотрела. И как смотрела сейчас.

— Я обязана отчитываться перед тобой за каждый жест и за каждый взгляд?

Я начала злиться. Он тоже. Не помню всего, что мы тогда наговорили друг другу — наверное, потому что мне хотелось как можно скорей выбросить это из головы. Весь этот разговор и самого Фила с его преданностью, безупречными манерами, аполлоновской красотой... Со всем его совершенством, в котором я не нуждалась. Мы встречались, но я никогда ничего ему не обещала. И всё же, когда он в тот вечер повернулся, чтобы уйти, мне стало его жалко. Я сказала:

— Спокойной ночи, Фил. Нам всем надо отдохнуть, прийти в себя. В последнее время на нас столько всего свалилось...

Он тоже пожелал мне спокойной ночи и отправился к себе. Никто из нас не произнёс сакраментальной фразы "Между нами всё кончено", однако мы оба знали, что это так.

Снова появился электронный слуга. Ловко подцепил клещевидными "руками" поднос с грязной посудой.

— Спасибо, приятель...

Сама не знаю, почему я это сказала. Наверное, потому что человек не может без общения с себе подобными, а в этом улыбчивом роботе было больше человеческого, чем во всех здешних обитателях из категории хомо сапиенс.

— Всегда к вашим услугам, — весело пропел робот и укатил прочь.

Новостные программы на разные голоса твердили об одном и том же. Я нашла музыкальный канал под названием "Нирвана". Он не имел никакого отношения к одной из моих любимых старых рок-групп, да я бы и не смогла её сейчас слушать. Этот канал передавал музыку, рекомендуемую для медитации. Я откинулась на диванные подушки, чтобы заняться аутотренингом, которому меня несколько лет назад учили в секции йоги. Может, зря я её так быстро бросила.

— Привет!

Я чуть с дивана не свалилась, услышав этот голос.

— Не ждала?

Эрика, одетая в элегантный костюм спортивного покроя, с улыбкой уселась в ближайшее ко мне кресло. Она осветлила волосы, и этот золотисто-рыжий цвет совершенно ей не шёл, придавая её смуглому лицу какой-то землистый оттенок.

— Не ждала. И не приглашала.

— Меня пригласила Дора, — ответила Эрика, всем своим видом показывая, что мои желания не имеют никакого значения. Это она тут гостья, а пленники не выбирают себе общество.

Что ж, по крайней мере, я вольна не говорить с ней и даже её не слушать. Я сделала звук погромче и снова откинулась на подушки.

— Диана, ты можешь злиться на меня сколько угодно, считать предательницей, но я тебе не враг. Ты вмешалась в чужие дела, из-за тебя погибли люди. И что? Ты жива. И человек, которому ты навредила, готов взять тебя под свою защиту. Ты хоть знаешь, что обычно делают аристеи с теми, кто вмешивается в их дела?

Я усилила звук.

— Между прочим, у меня для тебя хорошие новости. Агентство "Лилит" возобновляет свою работу.

Я по-прежнему молчала, но Эрика, наверное, заметила, как я напряглась.

— Диана, пожалуйста, убавь звук. Я же знаю, что тебе интересно об этом послушать. Недавно кое-что передали в новостях... Не здесь, а в Деламаре, по местному каналу. Сказали, что судьба леди Теодоры Лайен по-прежнему неизвестна, поскольку версия её гибели до сих пор не подтвердилась. И согласно договору в её отсутствие делами агентства занимается её помощник Джонатан Тревис. Он был в Каире, а на днях вернулся в Деламар и уже утряс все формальности с конторой, где леди Лайен зарегистрировала своё агентство. Тревис сообщил, что нанял несколько временных сотрудников — хороших детективов, и первое, чем они намерены в ближайшее время заняться, так это поисками леди Лайен. Что ты на это скажешь?

Я ничего не сказала. Только встала и отошла к окну — подальше от Эрики. Вряд ли мне удалось скрыть волнение, но хотелось, чтобы оно не слишком бросалось в глаза. Сердце заколотилось так, что у меня даже возникло глупое опасение, что Эрика услышит его стук несмотря на льющуюся из телевизора музыку для медитации. Никакого договора с Джонни Терри не заключала, но всё равно хорошо, что агентство продолжит работу. Это по-прежнему её агентство, и оно ждёт свою хозяйку. Наверное, договор состряпали адвокаты Салмана Али-Керима. А это заявление о намерении заняться поисками Терри сделано нарочно — чтобы все думали, будто её друзьям неизвестно, где она. Уж не знаю, купятся ли на эту хитрость урмиане и Орден, да это и неважно. Они всё равно будут её искать. Зато я теперь почти уверена, что она жива и в надёжном месте, иначе Джонни не старался бы пустить наших врагов по ложному следу. Теперь они будут следить за тем, как новые сотрудники агентства "Лилит" ищут босса, а задача Джонни и этих новых сотрудников — дурачить ищеек Ордена и Урма, стараясь держать их подальше от Терри. Они позаботятся о том, чтобы никто не мешал ей искать меня. Интересно, кто эти новые сотрудники? Наверное, люди Али-Керима...

— Поговаривают, что у леди Лайен есть друзья в Египте, — с нарочитой небрежностью обронила Эрика. Взгляд у неё при этом был внимательный, цепкий.

Ну конечно, кое-что эти твари всё же пронюхали. Доримена послала ко мне Эрику, чтобы вытянуть из меня хоть какую-нибудь информацию о наших египетских знакомых.

— У Терри много друзей. В разных мирах. Будучи агентом Ордена, она завела обширные связи в Федерации и за её пределами, но мы с ней на эти темы почти не разговаривали. Знаю, как тебе хочется выслужиться перед этой кибервумен, но шпионка из тебя такая же жалкая, как и исследовательница.

— Зря ты так, — поморщилась Эрика. Досада её была искренней, хотя причиной этой досады являлась отнюдь не моя неприязнь. Эрика злилась, что провалила задание. — Я специально приехала, чтобы повидать тебя и поделиться новостями. Кстати, я не думаю, что этот Тревис жаждет найти своего босса. Похоже, ему самому нравится быть боссом.

— Не суди обо всех по себе. Не всем нравится присваивать созданное чужими руками.

— Они сейчас по уши заняты одним громким скандальным делом, — продолжала Эрика, сделав вид, что пропустила мои слова мимо ушей, хотя, судя по тому, как подёргивались её губы, эти слова её здорово задели. Я слишком хорошо изучила её мимику, чтобы заблуждаться насчёт её настроений. — С одной стороны, дело довольно странное для частного сыскного агентства... С другой, у агентства "Лилит" давно уже репутация конторы, где мошенникам за хорошую плату помогают от чего-то отмазаться, что-то скрыть от властей... Короче, все знают, что у этого агентства и методы расследования странные, и клиентура сомнительная. Так что Александр Палански пришёл по адресу.

— Кто?!

— Да, тот самый молодой доктор Палански из института геофизики при Королевском научном центре. Он, конечно, не бездарен, но прославился не столько своими исследованиями, сколько неуживчивым характером, да ещё и манерой бравировать этим. Ссоры с начальством и вообще со всякими вышестоящими для него лучший способ самоутвердиться. Это из тех хорошо нам известных интеллигентов, которым вечно надо чему-то или кому-то противостоять. Он возглавлял группу, которая исследовала грунт в долине Каттана, где сейчас строится новый культурно-оздоровительный центр. Вернее, строился до недавнего времени.

Я слышала об этом проекте. В прошлом году урмиане приобрели землю в долине Каттана недалеко от Деламара. В Ателлане это вызвало целую волну протеста. Многие против того, чтобы Урм скупал в нашем штате земли и недвижимость. Тем не менее сделка состоялась. Вопрос решался на уровне премьер-министра, и он заявил: раз уж бизнесмены Ателланы не желают тратиться на обустройство этого обширного участка земли рядом со столицей, то надо радоваться, что нашлись желающие превратить бесплодную степь в один из культурных центров.

— Так вот, — мой интерес явно вдохновил Эрику. — Доктор Палански и его группа проводили свои исследования больше месяца, после чего сделали заключение, что строительство в этом месте безопасно. А через полгода, точнее, буквально на днях, почти всё, что успели построить, стало стремительно рушиться и проваливаться под землю, а потом в том месте началось извержение вулкана. Теперь там всё покрыто застывающей лавой. Хорошо ещё, случилось это во время праздников, когда на объекте никого не было. Охрана у урмиан автоматизированная и человеческого присутствия не требует. Естественно, владельцы этой земли и задуманного там комплекса подали в суд на институт геофизики. Всю лабораторию Палански, работавшую в Каттане, уволили. Выгораживать их начальство отказалось. Столько времени исследовать территорию, эксплуатируя новейшее дорогое оборудование, и не обнаружить пробуждающийся вулкан! Горе-физику и его коллегам грозит совершенно неподъёмный для них штраф, не уплатив который, они отправятся в тюрьму. Вот доктор Палански и явился в известное тебе агентство. Сказал: надеюсь, меня там хотя бы выслушают, а не посоветуют сразу пойти к психиатру. Палански уверяет, что долина Каттана аномальная зона и его группа просто не могла обнаружить того, что там творится последние дни. Якобы там не извержение вулкана, а чертовщина какая-то, и наука против неё бессильна. Во всяком случае, естественные науки, которые он изучал много лет, объяснений этому дать не могут. Он вроде как даже взял пробы этой лавы и ещё чего-то, но никто не хочет заниматься их анализом, а у него лабораторию отняли. А урмиане мол провели работу, чтобы великого доктора Палански подвергли в Ателлане остракизму, и вообще Урм — империя зла. Из-за них-то всё плохое и творится... Короче, опять в его неудачах виноваты власть имущие и рвущиеся к власти. Он допрыгается, что лорд дан Пидзеро и другие застройщики подадут на него в суд как на диверсанта. Всё это очень даже смахивает на диверсию. Известно, что доктор Палански против возвращения Урма в состав королевства, и вдруг он соглашается сотрудничать с аристеями. Теперь он говорит, что работа на этом объекте поручена ему начальством и отказаться он не мог — в соответствии с трудовым договором...

— А что, урмиане не могли найти своих геофизиков?

— Не знаю... — Эрика на минуту задумалась. — Наверное, своим пришлось бы больше платить. Всем известно, что в Урме зарплаты выше. К тому же урмиане стараются наладить здоровое сотрудничество с ателланцами. Знают же, что у нас им многие не доверяют, и хотят убедить людей, что недоверие это необоснованное. Аристеи хотят диалога: вы доверяете нам, а мы вам. Но народ у нас косный. Большинство зациклено на давно уже не оправдывающих себя идеалах демократии. Любое другое общественное устройство, любая другая философия объявляются неправильными, негуманными, хотя, если вдуматься, аристеи лишь называют вещи своими именами, а не разводят благодушные речи для прикрытия того же, что...

— Избавь меня от всех этих благодушных речей, какие совсем недавно тут разводила Доримена. Ты уже слово в слово за ней поёшь. Значит, Тревис согласился помочь Палански?

— Да. Они теперь все в Каттане. Между прочим, какой-то благодетель, который пожелал остаться инкогнито, связался с муниципалитетом и оплатил все твои долги. Более того, оплатил установку в твоём обшарпанном замке сигнализации, чтобы никто в твоё отсутствие туда не залез. Дора немного расстроилась. Она сама хотела оплатить твои долги и вообще купить этот замок для тебя...

— Купить для меня мой собственный замок?

— С такими долгами он бы уже недолго оставался твоим. Она хотела его отремонтировать, чтобы сделать тебе сюрприз. Ты же ведь не думаешь, что она вечно собирается держать тебя здесь? Она хочет, чтобы ты была счастлива. Тебе всего-то надо быть чуть-чуть посговорчивей. Дора всё уладит, сделает так, что никто не станет допрашивать тебя из-за всей этой истории. Всё ведь можно представить так, будто ты понятия не имела, во что тебя втягивают. Поверь, Дора умеет устраивать дела. Она и с Орденом всё уладит. У них у самих рыло в пуху, так что шум поднимать не будут. Если объявится леди Лайен, Дора не станет преследовать её, сводить счёты, хотя знаешь... После всего, что она сделала, любой аристей на месте Доримены её бы просто убил.

— Ну, убить её не так просто. А вот что просто, так это дать тебе пинка под зад...

Увидев, что я отхожу от окна, Эрика встала и направилась к двери — достаточно быстро, чтобы спасти свою задницу, но и достаточно вальяжно, чтобы соблюсти хотя бы подобие достоинства, о котором она очень заботилась с тех пор, как завела дружбу с "истинной" аристократкой. В каком-то смысле Эрика неплохо меня знала. Она чувствовала, когда я начинала закипать. Я всегда была сильней. В детстве ни одна наша драка не закончилась в её пользу. Лет с двенадцати драки прекратились, но взаимопонимания не прибавилось, и общение стало постепенно сходить на нет.

— Ладно, я пойду, а ты подумай. Почему ты не хочешь жить, не делая врагов из тех, кто тебя любит? Включи какие-нибудь новости. Может, про это агентство и здесь передадут...

— Спасибо за информацию, Эрика. Пожалуй, я действительно посмотрю новости. Всего наилучшего.

Я вернулась на свой диван и включила "Меганьюз". Эрика продолжала торчать в дверях, но я решила не обращать на неё внимания. Шёл как раз блок "Краймтайм", и первым, что мы услышали, было сообщение о загадочной гибели Ларса Дюссельдорфа, постоянного автора еженедельника "Вестник Древней истории".

— Известно, что погибший занимался освещением странных событий, связанных с недавно найденной гробницей царевны Анхесенпаамон, — говорила дикторша. — В последнее время Ларс Дюссельдорф собирал сведения по делу урмианского историка Джеймса Лестера, погибшего в автомобильной катастрофе. Многие считают её неслучайной — ведь материалы доктора Лестера были похищены, а потом использованы одной молодой исследовательницей, имя которой не разглашается в интересах следствия.

Это имя давно уже гуляло в сети, но центральные новостные каналы были осторожны с подачей информации.

— Твои новые друзья защищают тебя, — обернулась я к Эрике. — Тебя случайно в ирены не приняли? Ты ещё не попала в эту элиту, которой так восхищаешься, но тебя уже нельзя критиковать. Если уже сейчас гибнут те, кто разузнал про твою непорядочность...

— Это клевета! — Эрика нервно облизнула побледневшие губы. — Следствие уже установило, что я не имею никакого отношения к смерти Лестера и этого Дюссельдорфа, хоть он и старался меня опорочить! Я не крала чужих гипотез, просто у исследователей иногда возникают похожие идеи. Иногда вообще одинаковые. Известно немало таких случаев...

— Известно. Только вот как материалы доктора Лестера оказались в твоём распоряжении?

— Я ни в чём не виновата! Ты смотришь на меня, как на убийцу...

— Нет, Эрика. Как на хитрую бездарность, которая загребает жар чужими руками. И чужими руками проливает кровь. Ей-Богу, ты вызывала бы меньше презрения, если бы убивала сама.

— Я не бездарность! Это ты завидуешь мне, потому что не попала в магистратуру...

— В чём дело? — Доримена вошла к комнату с лицом няни, готовой отшлёпать расшумевшихся детишек. — Девочки, не надо ссориться. Диана, я думала, визит подруги развлечёт тебя.

— О да, спасибо, она меня позабавила. Может, теперь я могу опять остаться одна и немного поскучать?

— А давайте все втроём пойдём в бассейн! — весело предложила Доримена.

Её халат как бы невзначай распахнулся. Под ним ничего не было. Я отвернулась — не демонстративно, а просто потому что мне стало противно. Мне в ней всё было противно, включая её натренированное тело, которым она так гордилась и которое так любила показывать. Неужели она настолько глупа, что надеется таким образом соблазнить меня?

— А давайте, я останусь здесь, а вы пойдёте в бассейн. Или куда угодно, лишь бы подальше от меня, если уж я не могу уйти отсюда.

— Никто не заставляет тебя целыми днями сидеть в этой комнате, — пожала плечами Доримена. — На этом этаже тебе доступны почти все помещения...

— Ключевое слово — "почти".

— Ты не хочешь довериться мне. Так как же я могу полностью доверять тебе? Ладно, Эрика, пойдём поплаваем. Диана присоединится к нам, если тоже надумает искупаться.

Они наконец-то убрались, а решила пробежаться по каналам в поисках информации о Терри и её агентстве. И тут мне вдруг стало так плохо, что потемнело в глазах. С полминуты я ничего не видела, потом эту темноту пронзила вспышка наподобие молнии, после чего зрение вернулось, но одновременно с этим подступила тошнота — так быстро, что я еле успела добежать до ванной. Избавившись от всего, что я сегодня съела, я почувствовала себя получше, но полного облегчения не было. Было странное ощущение, что собирается гроза — не только в окружающем меня пространстве, но и в моей голове. Уж лучше бы эта гроза скорей разразилась... Боже, что происходит? Я знала — что-то должно случиться. Что-то назрело, повисло в воздухе — в этом доме, в этом городе, над ним и вообще везде... Такое впечатление, будто мир вот-вот расколется. Что ж, пусть уж тогда поскорее, пока не раскололась моя голова.

Я умылась холодной водой и вернулась на свой диван, стараясь убедить себя, что через несколько минут всё пройдёт. Надо только принять удобную позу и хоть чем-то себя развлечь. Я нашла какой-то музыкальный канал и сама не заметила, как задремала. Из-за слабости меня сейчас часто клонило в сон, но на этот раз я даже не знала, как определить состояние, в которое погрузилась. Я отчётливо видела, что происходит на экране. Известная готическая группа с Терры-I исполняла медленную песню, которая звучала особенно завораживающе под аккомпанемент на виолончели и бас-гитаре. Вместе с тем я столь же отчётливо видела за окнами подводный мир. Среди растений, похожих на гигантскую траву, возвышались полуразрушенные замки, причём длинные колеблющиеся водоросли то и дело вспыхивали, как молнии. Или как огненные змеи... Да это и были змеи. Они плавали вокруг руин и росли, постепенно превращаясь в драконов. Тех самых подводных драконов, что жили в Тартаре. Их глаза ярко горели в зеленоватых сумерках, гребни и мощные тела тоже время от времени начинали светиться, переливаясь жёлтым, оранжевым, красным, зелёным... Иногда аскиры проплывали мимо моих окон. Я хотела их позвать, но, открывая рот, не могла произнести ни звука. Тем не менее некоторые из них как будто всё же слышали мой безмолвный призыв. Они то и дело приближались к моей тюрьме и заглядывали в окна. "Я здесь, я здесь! — мысленно взывала я. — Спасите меня! Помогите мне и Терри!" Музыка вдруг зазвучала ещё громче, а на экране крупным планом появилось лицо фронтмена — бледное, кареглазое, обрамлённое пышными чёрными волосами. Я хорошо знала этого певца. В какой-то момент я заметила, что он на себя не похож. Глаза у него уже были не карие, а ярко-зелёные. На меня смотрело исполненное отчаяния лицо Терри, а один из аскиров ткнулся мордой в моё окно — так, что всё здание содрогнулось.

Я проснулась с чётким ощущением, что всё дрожит — пол, стены, мебель. Вибрация вскоре прекратилась, но я чувствовала — вокруг что-то изменилось. Я слышала, что в последние годы в Урме наблюдаются лёгкие подземные толчки. Учёных это удивляло — ведь горы тут сформировались уже давно, но тревогу пока никто не бил.

Чувствовала я себя сносно. Возможно, дурноту вызвало приближающееся землетрясение. Есть же люди, восприимчивые ко всяким сейсмическим передрягам. Никогда не думала, что я к таким отношусь. Хотя, до этого я никогда и не бывала в очаге землетрясения.

В телевизоре запела другая группа — тоже готическая, с тощей рыжей солисткой. За окном был изрядно мне надоевший, изученный до мельчайших деталей пейзаж: геометрические конструкции из светлого камня с огромными окнами, которые сейчас ослепительно сияли от солнца. Понятно, уже за полдень. На небе ни облачка. Все эти дни небо ясное, нежно-голубое, и даже закат каждый день одного и того же цвета. Всё было вроде бы как обычно, но я знала — что-то изменилось.

Меня уже так тошнило от этого пейзажа и от этой комнаты, что я решила прогуляться по зимнему саду. Такие сады в помещении называют зимними, хотя цветут они круглый год. В здешнем саду имелось маленькое озеро, вокруг которого стояло несколько лежанок. Я ещё издали заметила, что одна из них занята. Это была Доримена — в том самом голубом халате. Я уже собиралась уйти — не хотелось лишний раз с ней сталкиваться, но что-то меня остановило. Я даже толком не поняла, что именно привлекло моё внимание — её неподвижность или металлически поблескивающая штуковина на столике рядом с лежанкой. Подойдя поближе, я поняла, что урмианка спит. Ну или пребывает в таком глубоком трансе, что явно не очнётся от малейшего шороха. На кукольно-правильном лице Доримены застыло блаженство, причина которого определённо заключалась в стоящем на столе приборе. Два тонких проводка тянулись от него к вискам спящей, заканчиваясь маленькими присосками, плотно прильнувшими к её гладкой белой коже. Прибор напоминал небольшой настольный компьютер. На слабо светящемся экране теснились надписи: "видовые сны", "сны-погони", "страшные сны", "эротические сны". Последняя надпись светилась зелёным, и под ней было открыто "окно" со множеством более мелких надписей, среди которых одна тоже светилась. А гласила она: "Камера пыток". Я вздрогнула — потому что спящая шумно вздохнула. Лицо её исказила судорога. Сперва мне показалось, что ей плохо, но я быстро сообразила, что всё как раз наоборот. Доримена слегка застонала, и это был стон, исполненный блаженства. Ноздри урмианки хищно раздулись, тело выгнулось дугой.

— Что ты тут делаешь?

Этот свистящий шёпот тоже заставил меня вздрогнуть. Эрика смотрела на меня из кустов декоративной магнолии, словно ящерица, готовая к броску.

— Не буди её, — на цыпочках подбежав ко мне, Эрика схватила меня за локоть и потянула в сторону песчаной дорожки. Я высвободила руку из её костлявых пальцев и пошла прочь.

— Что ты там делала? — спросила она уже громче, догнав меня в коридоре.

— Просто решила прогуляться по саду. И будить спящую гиену не собиралась.

— Тогда зачем подошла?

— Мне стало интересно, что это за штуковина. Но ты можешь сказать своей подруге, что я собиралась её убить.

— Диана, перестань. Ты тоже... была моей подругой, одно время даже лучшей. И я не забываю об этом.

— Ну так помоги мне отсюда выбраться. Удобный момент — хозяйка спит.

— Это не значит, что побег останется незамеченным. Пустая затея. Дора лишь рассердится на нас обеих.

— Что это за прибор? Он действительно моделирует сны?

— Да. Можно заказать любой из указанных в инструкции. Хочешь попробовать?

— Да нет, мне вполне хватает своих собственных, — я вспомнила свой недавний не то сон, не то бред наяву. — Ты не слышала толчок?

— Да, что-то такое было, но раз тревоги нет, беспокоиться не о чем. Это же здорово — быть не во власти своих сновидений, а контролировать их. Можно заказать то, что хотел бы увидеть и почувствовать.

— Сразу видно, чего ей не хватает, — усмехнулась я. — Даже странно... Им мало тех оргий с настоящей кровью, которые они устраивают в подпольных клубах и наверняка в своих домах. Если можно сделать дома тюрьму...

— Да все эти слухи об оргиях сильно преувеличены. Мы с тобой не дети и прекрасно знаем, что есть заведения, предлагающие самые экстравагантные услуги. Но не всё же можно позволить себе в реальности. У каждого из нас есть тёмная сторона со всеми вытекающими отсюда желаниями. У тебя ведь они тоже есть. Желания, в которых ты сроду не признаешься...

Тут мы поравнялись с моей комнатой, и я вошла туда, захлопнув дверь перед носом Эрики. Попробует войти — вышвырну. Да, я тут пленница, а она гостья, но гостья она не моя.

Видимо, Эрике был ясен мой настрой, так что войти она не пыталась.

— Диана, я поговорю с Дорой, — сказала она из-за двери. — Попробую убедить её, что лучше тебя отпустить. Ты ведь и так не будешь болтать — хотя бы чтобы не навредить своей любовнице. Я действительно хочу тебе помочь.

Звучало почти искренне, но я не верила, что Эрика обо мне беспокоится. И не верила, что она сумеет убедить Доримену отказаться от добычи, которую та достаточно долго преследовала. Разве что предложит ей другую добычу? Впрочем, пусть делает, что хочет.

После обеда я решила снова посмотреть какие-нибудь новости. Ну и денёк сегодня выдался. Едва включив "Меганьюз", я наткнулась на известие о таинственном исчезновении Итана Кимбела. Знаменитый писатель пропал в разгар празднования своего сорокапятилетия, проходившего в особняке, который он незадолго до юбилея приобрёл в Ахайе — престижном районе Молосса. Надо же — Ахайя! До чего же тут любят античность, особенно Грецию, считавшуюся колыбелью европейской цивилизации. Знать-то я сейчас нахожусь в колыбели новой цивилизации... Не дай Бог!

— Говорят, ты меня искала.

В дверях комнаты стояла Доримена — уже не в халате, а в лёгком брючном костюме. Вот чёрт! Не одна, так другая. Эту мне, к сожалению, не вышвырнуть.

— С чего ты взяла?

— Говорят, ты искала меня в саду...

— Я была в саду, но никого там не искала.

— ...сообщила его подруга, известная писательница Олимпия Хавник, — тараторила хорошенькая журналистка. — В конце вечеринки они собирались отправиться на Самарские острова. Олимпия решила, что Итан Кимбел улетел туда пораньше, чтобы приготовить ей какой-нибудь сюрприз, но в отеле, где он забронировал номер на двоих, его не оказалось. С тех пор прошло почти двое суток. Сперва расследование проходило неофициально, исключительно по просьбе друзей господина Кимбела, но теперь заведено уголовное дело. Вот тот дом, из которого позавчера таинственным образом исчез автор всеми нами любимых "Хроник Дармидона".

На экране появился роскошный особняк бежевого цвета, окружённый субтропическим садом.

— Неужели не угодил? — спросила я.

— Не понимаю, о чём ты.

— ...особняк был полон гостей, транспорт — и наземный, и воздушный — прибывал и отбывал без конца. В подземном гараже дома и на верхней стоянке было самое настоящее столпотворение. Никто из опрошенных не может сказать, когда именно обратили внимание на то, что Итана Кимбела нигде нет, так что точное время его исчезновения установить трудно. Выяснилось, что большинство "наблюдателей" в доме повреждено, и есть основания полагать, что это сделано умышленно. Следствие разрабатывает несколько версий и в первую очередь версию похищения...

Версия побега не рассматривалась. Видимо, имелось в виду, что из такого рая, как Урм, не бегут. Тем более деятели культуры, обласканные правящей элитой.

— Я просто в шоке! — с надрывом говорила молодящаяся дама в огромных очках.

Избавиться от близорукости в большинстве случаев нетрудно, но я догадывалась, почему Олимпия Хавник предпочитала носить очки. Они делали её маленькие глазки более выразительными, да и вообще придавали её облику хоть какую-то значительность. Пару лет назад я видела её живьём на литературном фестивале Межсобкон, проходившем у нас в Деламаре. Стоя в полутора метрах от меня, она сняла очки, чтобы протереть их, и я невольно вспомнила цитату из одного русского классика — "девица с незначительным личиком". Столь же незначительно было и творчество этой дамы. Вторичные или высосанные из пальца идеи, убожество которых она старательно маскировала причудливым нагромождение словес. Как ни странно, находились те, кто называл претенциозное словоблудие Олимпии Хавник изысканным стилем. Было мнение, что такую оценку её творчества активно распространяют проплаченные деятели СМИ. Журналист, высказавший это мнение, давно уже погиб на "честной" дуэли со сводной сестрой Олимпии Хавник Эудженией дан Кикмор. У писательницы было немало родственников среди представителей урмианской аристократии. Сама она к числу аристеев не принадлежала и постоянно подчёркивала, что никогда туда не рвалась. Зато благодаря родственным связям она ещё в молодости дорвалась до литературной славы и купалась в ней, как курица в опилках. Её огромные, в золотой оправе очки победно сверкали на всех крупнейших литературных тусовках, где она непременно что-нибудь вещала. Что-нибудь банальное, зато витиевато и с большим апломбом.

Сейчас она казалась искренне расстроенной. Её роман с Итаном Кимбелом длился уже много лет и, похоже, был для неё таким же предметом гордости, как и те романы, которые она кропала.

— Я надеюсь, следственные органы Урма сделают всё возможное, — хрипловатый, с придыханием голос писательницы прерывался от пафоса, как от оргазма. — Ведь здесь личность человека, его свобода и его права находятся под защитой как нигде...

Изображение пропало. С полминуты экран то темнел, то покрывался разноцветными квадратами, после чего вежливый голос извинился за технические неполадки. Подземные толчки на западе Урма вызвали в атмосфере волны, разладившие работу спутников, так что ближайшие пару часов на Западном побережье будут работать только местные каналы.

Я думала, что в местных информационных выпусках будут говорить только об исчезновении местной знаменитости, но найдя новостной канал "Пульс", сразу увидела на экране надпись: "Лорд дан Хайвален против Марка Хавьера. Состоится ли дуэль?" Та-а-к, очередное покушение на честь и достоинство представителя лучшей части граждан. Я решила послушать. Оказалось, что тринадцатилетний сын Марка Хавьера принёс в судебную коллегию нома Лакония видеозапись, где его отец назвал аристея Олафа дан Хайвалена бесчестным человеком. Причиной негодования был захват аристеем земли, принадлежавшей нескольким поколениям семьи Хавьер. Когда Марк Хавьер со всеми документами явился в Совет нома и изложил суть дела, ему пригрозили штрафом за клевету и предъявили документы, согласно которым эта земля давно принадлежит Хайваленам, а Хавьеры были всего лишь арендаторами, да ещё и здорово задолжали семейству Хайвален. А посему им следует радоваться, что у них просто забирают этот участок, великодушно простив им все долги. Хавьер утверждал, что документы об аренде подделка, но доказать этого так и не смог, хотя обращался даже в Верховную судебную палату УСИР1. Никто толком не знал, что побудило тринадцатилетнего Люка Хавьера сделать эту запись и отнести в судебную коллегию. Одни хвалили его за гражданскую позицию — "Когда речь идёт об оскорблении уважаемых граждан, на коих зиждется благополучие страны, мы должны быть принципиальны и уметь подняться над пережитками вроде кровных уз!". Другие, включая даже кого-то из аристеев, говорили, что, возможно, следует внести поправку, которая бы запрещала детям и родителям свидетельствовать друг против друга в суде. А приятель Люка, давая показания, заявил, что Люк ни о каком гражданском долге вообще не думал и поступил так из мести. Год назад его родители развелись. Марк Хавьер платил алименты, кроме того обещал сыну подбрасывать денег на карманные расходы, а тут вдруг отказался. То есть не совсем чтобы отказался, но не дал ему довольно крупную сумму, которая была нужна Хавьеру-младшему на новый мотоцикл. У него у единственного в мотоклубе не было "Роллинга" последней модели.

— Что ему будет?

— Кому? — поинтересовалась Доримена. — Отцу или сыну?

— Отцу. Этот говнюк меня не интересует.

— Думаю, дуэль всё же состоится. Кстати, яблочко от яблоньки...

— Необязательно. Ты бы донесла на своего отца? Хотя, о чём я спрашиваю... Он же явно тоже был аристеем.

— Представь себе, нет. Я аристократка в первом поколении. Мои родители были законопослушными гражданами и не возводили клевету на достойных людей. Странно, что ты сочувствуешь этому плохому отцу.

— Почему плохому? Он не оставил своих детей без средств и даже давал сверху, и он не обязан выполнять все прихоти сына. "Роллинг" — дорогущая марка...

— И всё же он бросил своего сына, да ещё в такой период. Двенадцать-тринадцать лет — сложный возраст. Я думала, ты скорей парню посочувствуешь, ведь тебя тоже бросили. Сколько тебе было, когда твоя мать прикинулась мёрт...

— Я не хочу говорить с тобой о своей матери.

— Ладно, не буду. Хотя, возможно, я кое-что о ней знаю. Я, конечно, не уверена, но... — Доримена улыбнулась и с минуту смотрела на меня, изучая мою реакцию. Готова поклясться, она считала себя великим психологом. — Ладно, поговорим, когда захочешь.

Не знаю, что сказалось больше — гнусная история из новостей, близость этой гнусной твари или смятение, в которое меня привели недомолвки о моей матери, но я вдруг опять очень плохо себя почувствовала. Ставшее уже почти привычным лёгкое ощущение слабости сменила тяжесть в груди и в ногах, а голова так закружилась, что мне захотелось лечь. Я продолжала сидеть прямо, якобы внимательно глядя на экран, хотя картинка на нём расплывалась, словно брошенный в воду акварельный рисунок, но Доримена поняла, что со мной что-то не то.

— Не трогай меня, — почти крикнула я, когда она ко мне подошла.

— Да ладно, не трогаю. Ты как?

— Всё бы ничего, да ты никак не уйдёшь, вот меня и замутило.

Тут я заметила застывшую в дверях Эрику. Что ей опять здесь надо? И сколько она уже тут стоит? Бывшая подруга смотрела на меня с такой ненавистью, что мне стало не по себе. То есть её неприязнь не была для меня новостью, но с чего вдруг такое обострение? Что именно вызвало такую вспышку ненависти?

Увидев, что я на неё смотрю, Эрика изобразила на своей смугловато-тусклой физиономии что-то вроде сочувствия.

— Дора, мне сходить за Луисом? — спросила она.

— Не надо, сейчас сама его вызову...

Доримена поднесла к губам руку с серебряным браслетом, с виду казавшимся обычным украшением:

— Мастер Луис, вы далеко? Не могли бы вы навестить нашу почётную гостью?

— Доктор Айболит уже идёт, — улыбнулась она мне. — Если хочешь, мы с Эрикой останемся...

— Не хочу.

— Как скажешь. Я потом всё равно поговорю с ним.

Похожий на юркого лиса мастер Луис прибыл через пару минут. Как всегда в неприметном тёмном костюме, с невозмутимо-вежливым выражением на худой востроносой физиономии. Я думала, мне опять придётся лежать с капельницей, но даркмейстер лишь поставил мне укол в вену и дал выпить две пилюли.

— Это началось после толчка? Или перед ним?

Я ответила не сразу. Этот вопрос, заданный негромким, вкрадчивым голосом, на мгновение привёл меня в замешательство. Мастер Луис никогда со мной не заговаривал, лишь исподтишка изучал холодным, цепким взглядом. Я тоже никогда не обращалась к нему, поскольку понимала, что помощи от него ждать нечего. Ни помощи, ни сочувствия. Я безусловно была ему интересна, но лишь как обладательница уникальной сверхъестественной способности, которую он наблюдал впервые.

— О чём ты, аристеев прихвостень?

— О недавнем толчке, который ты не могла не почувствовать, — пояснил он и насмешливо улыбнулся, давая понять, что стрела не достигла цели.

Он не был прихвостнем ни Доримены, ни кого-либо другого из аристеев и знал, что я это понимаю. Он сотрудничал с Дорименой ради собственной выгоды и питал к ней ничуть не больше симпатии, чем ко мне. Порой мне даже казалось, что меньше. Я, по крайней мере, вызывала у него интерес. Я была загадкой, которую он не мог разгадать до конца. Возможно, предложи я ему более интересную загадку, он бы даже согласился мне помочь.

— Ты почувствовала её приближение, девушка из тьмы. Дыхание бездны. Все эти толчки — не просто землетрясение. Подземная река рвётся наружу. Если равновесие нарушено, эти нарушения чувствуются прежде всего там, где ткань бытия дала трещину. Но трещины множатся, и чудовища из бездны постепенно проникают в этот мир. Ты чувствуешь это, огненная принцесса. Девушка, которой не должно было быть... Ты боишься, что тьма заберёт тебя? Может быть. Но не исключено, что она тебе поможет.

— А теперь тебе лучше поспать, — добавил он, немного помолчав, и быстрым шагом покинул комнату.

Что всё это значит? Может, мне следовало расспросить его? Попросить о помощи... Что мне мешало? Моё проклятое упрямство, как это называла моя бабушка. "Неуместная" гордость, которая так раздражала её в моей матери и во мне. Я не хотела ни о чём просить того, кто ухитрился похитить мой дар и помогал моей тюремщице. Будь у него желание мне помочь, он бы уже сделал это.

После укола и пилюль мне стало лучше, но потянуло в сон. Устроившись на диване, я уже было задремала, когда раздался стук в окно. Я вскочила как ужаленная. На широком подоконнике сидел сокол и смотрел на меня сквозь пуленепробиваемое стекло. Оно было не только непробиваемым, но и маскирующим. Никто снаружи не мог видеть ни меня, ни вообще эту комнату, тем не менее птица смотрела прямо на меня. Я подошла к окну и постучала по стеклу — так громко, что сокол не мог не услышать. Он не испугался. Он сидел неподвижно и продолжал смотреть на меня. Он меня видел. Боги и звери видят то, что недоступно человеческому зрению.

Я вспомнила, как в эдме, незадолго до нападения Доримены, мы с Терри разговаривали о египетских богах. Она сказала, что Тот1 представляется ей с головой сокола или ястреба, хотя египтяне изображали его с головой ибиса.

— Ибис слишком... безобидный.

— Неудивительно, что хранитель времени видится тебе как хищник, — сказала я. — Судя по тому, что с тобой творилось в Маграте, иногда он мстит тебе за твои прогулки в глубь веков. А мне пока всё сходит с рук.

Терри улыбнулась, но в глазах её было смятение. Даже страх. Я поцеловала её в губы, она ответила, а в следующее мгновение мы уже забыли обо всех страхах, о богах и вообще обо всём на свете... Теперь я знаю, о чём она тогда подумала. У меня со временем особые отношения. В книге Тота нет ни даты моего рождения, ни даты моей смерти... То есть дата рождения есть, но вписал её туда не Тот, а одна дерзкая смертная, которая теперь боится, что разгневанное божество вычеркнет моё имя.

Зверобог ещё какое-то время смотрел на меня, потом взмахнул крыльями и улетел. На меня опять нахлынули воспоминания, заставившие меня разреветься. Я уснула раньше, чем успокоилась, и сны мои были тревожными. Сперва прилетел огромный сокол, разбил окно и предложил мне сесть ему на спину. Я решила, что это спасение, но птица несла меня сквозь кромешную тьму, пока я не поняла, что лечу навстречу своей смерти.

— Извини, но я должен восстановить порядок, — произнёс вкрадчивый голос. — Твоё Ка ждёт тебя в царстве мёртвых. Оно выйдет, чтобы встретить тебя...

Сокол исчез, а навстречу мне из темноты выплыла фигура в чёрном. Это был мастер Луис. Он приближался, держа мой кулон в виде скарабея, а когда подошёл совсем близко, я увидела, что его лисье лицо превратилось действительно в лисью морду... Нет, скорее это был пёс. Или шакал? Навстречу мне шёл Анубис1.

— Иди со мной, — шептал он, скаля страшные белые клыки. — Иди, пока двери открыты.

— Куда? — спросила я, холодея от ужаса.

Я чувствовала — сейчас произойдёт что-то страшное. Бог смерти снова оскалил клыки, и в ответ на мой вопрос раздался страшный рык. Всё вокруг содрогнулось, и тьму пронзили огненные молнии, похожие на змей. Вскоре я поняла, что это и есть змеи. Они были всюду, и некоторые из них превращались в ящеров. Тьма немного рассеялась. Я видела мощные замки, над которыми кружили драконы. Змеи и какие-то твари, похожие на динозавров, выползали из трещин в земле и в скалах, а вместе с ними наружу вырывались огонь и раскалённая лава. Кое-где из-под земли начинали бить фонтаны кипящей воды, и горячий пар окутывал эту величественную и страшную картину густыми белыми облаками...

Я проснулась, но какое-то время считала происходящее вокруг продолжением сна. Сквозь толстые стёкла в комнату проникали звуки, наводящие на мысли о конце света: то и дело раздавался грохот — как будто катились и падали с большой высоты огромные камни, всё дрожало от шума тяжёлой техники, а гул исполненных ужаса голосов, казалось, наполнил весь город. Часы показывали то время, когда за окнами только-только начинают сгущаться сумерки. Я уже знала, какого цвета здесь ранний вечер, но сегодня свет был какой-то странный: как будто солнце решило сесть на несколько часов раньше.

Я подошла к окну и поняла, что это свет не заката, а пламени, полыхающего в нескольких кварталах от моей тюрьмы. Из-за дыма я долго не могла ничего толком разглядеть, а когда он стал рассеиваться, не сразу сообразила, почему вижу то, что не видела раньше, — колонну с фигурой человека на вершине, а за ней утопающие в зелени строения, которые отдалённо напоминали ступенчатые пирамиды. Здание, справа заслонявшее мне вид на город, частично обвалилось. А то, что я сначала приняла за дым, было пылью. Она постепенно оседала, и картина прояснялась. Время от времени мимо моего окна с рёвом проносились флайеры — в основном синие, с эмблемой в виде красного креста в белом круге. Скорая помощь...

— Леди Диана...

В дверях комнаты почтительно замер Циркуль. Так я про себя называла слугу, который прислуживал мне чаще других, — молодого парня с угодливой улыбкой, словно намертво приклеенной к его круглой физиономии. Все эти дни я гадала, родился он с этой улыбкой или она является следствием пластической операции. Оказалось, ни то и ни другое. Сейчас он не улыбался, а его круглая физиономия как будто бы даже немного вытянулась.

— Леди Диана, не пугайтесь. Всё уже закончилось... Почти. Только что обвалилось здание, которое пострадало от толчка. Наше здание цело. Никто здесь не пострадал...

— А там? — я снова повернулась к окну.

— Больше всего разрушений к западу от центра города. Да, есть жертвы... Там целый участок провалился. К счастью, на том месте не дома, а парк и стадион, который сейчас реконструируют. А сегодня работ не было — выходной, так что жертв гораздо меньше, чем могло быть. Говорят, почва просела, потому что там когда-то шахта была. Из-за этого толчка образовалась громадная трещина. Она пересекла проспект Леонида, и вдоль него есть кое-какие разрушения. Ну и этот новый Центр искусств рухнул напротив нас. Его только-только построили, и он ещё пустой был. Тоже везение... А шумно, потому что началась эвакуация, и санитарные машины постоянно летают. Тут выступил глава института сейсмологии. Сказал, что он и его коллеги хотят обследовать город... Они не думают, что будет ещё трясти, горы тут давно сформировались, а пустот в грунте больше нигде не должно быть, но они всё же считают, что лучше, если в Молоссе сейчас поменьше народу будет. Жителям предлагают переехать, если есть куда. Леди дан Линкс уже дала распоряжение собираться, так что скоро вы будете в безопасном месте. К сожалению, эвакуируемся не раньше, чем через сорок минут, но вроде как это здание надёжно защищено от подобных... От землетрясений. Леди дан Линкс надо уладить кое-какие дела, а вы пока подумайте, что хотите взять с собой.

— Это не мой дом, и вещей у меня здесь нет.

— Вам плохо?

— Да.

— Я скажу госпоже... Нет, лучше поищу мастера Луиса.

Я минут десять смотрела в окно на охваченный паникой город. Я не видела отсюда, что творилось внизу, но количество санитарных, грузовых и пассажирских флайеров, заполонивших всё обозримое пространство, словно стая испуганных птиц, говорили о нешуточных масштабах бедствия. Если сейсмологи не думают, что будут ещё толчки, то зачем эвакуировать людей? Среди всего этого хаоса на фоне багрового неба неподвижно чернела огромная фигура обнажённого гиганта. Он стоял на вершине колонны, подняв руки — не то призывая к порядку, не то моля высшие силы о помощи.

Мне тоже была нужна помощь, причём срочно. Я чувствовала себя всё хуже и хуже. Где этот чёртов лис со своими лекарствами? В горле пересохло, а питьевая вода, которую мне регулярно приносили слуги, закончилась. Ладно, попью обычной... Я пошла в свою ванную, но воды не оказалось и там. Сколько я ни крутила краны, они отвечали мне беспомощным и злобным шипением. Та-а-к, все системы постепенно выходят из строя. Может, в гостиной есть вода? Мне казалось, я сейчас умру от жажды.

В полутёмной гостиной оказался кувшин с грейпфрутовым соком. Я уже приканчивала его, когда услышала разговор на повышенных тонах. Доримена и Эрика вошли так неожиданно, что я еле успела спрятаться за декоративную пальму. Сама не знаю, почему я спряталась, — я имела полное право находиться в этой гостиной. Может, просто потому, что эти две бабы мне уже осточертели. А может, инстинкт самосохранения подсказал мне, что, оставаясь невидимой, я могу услышать что-нибудь полезное.

— Ты же знаешь, что долго она так не протянет!

— Эрика, мастер Луис что-нибудь придумает. А что ты предлагаешь?

— Да отдай ты ей этот кулон и отпусти её на все четыре стороны. Может, благодаря ей сумеешь выследить эту ведьму. Ты же всё равно не успокоишься, пока не покончишь с ней.

— Доберусь и до неё. Сейчас, сама понимаешь, не до этого. Ты собралась? Отчаливаем минут через тридцать. Мне срочно нужно ещё кое с кем связаться. На Кинте тоже тряхнуло, а там же...

— Дора! Ну что ты к ней привязалась? Ты всё равно ничего не добьёшься! Я знаю её почти всю свою сознательную жизнь. Она упряма, как сто чертей!

— И всё же люди иногда добиваются её расположения...

— Ты не добьёшься!

— Полегче, дорогуша. Я всего в своей жизни добилась сама!

— Знаю. Ты необыкновенная. Но она этого не видит. И не хочет видеть! Она никогда не оценит тебя! Она никогда не полюбит тебя так, как я...

Голос Эрики дрогнул. Кажется, она еле сдерживала слёзы.

— Рики, милая, я тоже тебя ценю, но...

— Что "но"?! — с неожиданной яростью выкрикнула Эрика. — Почему ты со мной так... Я думала, у нас с тобой всё по-настоящему!

— Послушай, я никогда тебе ничего не обещала...

— Я думала, что нужна тебе! А ты лишь использовала меня, как и моего отца...

— Э-э, перестань. Твой отец знал свою выгоду. Как выяснилось, он нас тоже использовал. Он играл за две команды, а в таких случаях всегда проигрывают. И уверяю тебя, я в его смерти невиновна.

— Я тебе верю, — шмыгнула носом Эрика. — Иначе не была бы сейчас здесь.

— Неужели? Ты штучка почище своего отца. Он хоть не предавал близких. И не крал чужие идеи. Ты ради выгоды по трупам пойдёшь и предашь кого угодно, как предала свою подругу...

— Дора, кажется, я прошу тебя отпустить её! И подругой она мне никогда не была! Она никогда не вела себя, как настоящая подруга. Высокомерная, эгоистичная... Всегда уверена, что ей должно доставаться всё самое лучшее!

— Так ведь каждый для себя лучшего хочет, — усмехнулась урмианка. — Только вот хотеть мало, надо добиваться. Ты амбициозна, Эрика, и это неплохо, но глупо злиться на тех, кто способен добиться большего, чем ты.

— Да ей сроду всё даётся даром! И она принимает это как должное...

— Что-то я не пойму тебя, дорогуша, — насмешливо сказала Доримена. — Так её ненавидишь, что, по-моему, просто убить готова, и просишь её отпустить... Ты просто клубок противоречий. Выпей чего-нибудь успокоительного и готовься в дорогу. Ты же хотела побывать на моей вилле в Ортоне...

— Я просто умею подняться выше мелочных обид!

— Конечно, дорогая, — ещё более насмешливо пропела урмианка. — Иди собирайся. Не включай тут большой свет, а то с энергией перебои. Вода на этом этаже уже только на кухне бежит, да и то плохо.

Слава Богу, Эрика не включила свет — при хорошем освещении пальма, за которой я пряталась, стала бы совсем уж ненадёжным укрытием. Минуты две Эрика рыдала, скорчившись в глубоком кресле, а я размышляла, стоит ли мне выйти и поговорить с ней. В этот момент мне было её немного жалко. Наверное, я была бы в таком же отчаянии, если бы моё чувство к Терри осталось безответным. Я хотела подойти к Эрике и сказать, что люди вроде Доримены дан Линкс не стоят ничьих слёз. Я могла бы сказать ей, чтобы уезжала отсюда как можно скорей, и уж если она действительно выше мелочных обид и действительно желает мне добра, то пусть поскорей вернётся в Деламар и расскажет, как меня найти... Нет, она этого не сделает. Она знает: Доримена может предать гласности те её поступки, в которых ей не хочется сознаваться. Да и вообще... Вряд ли Эрика будет в восторге, узнав, что я подслушала этот разговор.

Успокоившись, Эрика шумно высморкалась и решительным шагом вышла из гостиной. Похоже, она отправилась в какое-то конкретное место с конкретной целью. Позже я неоднократно размышляла о том, что, возможно, решись я тогда поговорить с ней, всё бы сложилось иначе. Возможно... Хотя вряд ли.

По коридорам сновали озабоченные слуги. Они почтительно расступались передо мной, а молоденькая горничная Доримены спросила, не угодно ли мне чего-нибудь. Я сказала, что мне угодно видеть мастера Луиса, то есть не то чтобы мне очень хочется его видеть, но мне необходимы лекарства, без которых я, кажется, вот-вот отправлюсь в иной мир. Циркуль обещал его найти, но вместо этого сам исчез в неизвестном направлении. Растерянно хлопая глазами, девушка сказала, что поищет мастера Луиса.

Уже дойдя до своей комнаты, я сообразила, почему служанка уставилась на меня с таким удивлением. Она не поняла, при чём тут циркуль. Откуда ей было знать, какое прозвище я дала одному из лакеев? Наверное, решила, что у меня уже бред. Что ж, может, это заставит её поторопиться с поисками мастера Луиса.

Он пришёл минут через пятнадцать. Впервые за эти дни его физиономия не показалась мне похожей на лисью. Даркмейстер был не на шутку раздражён и озадачен.

— Я хотел вернуть тебе твою "лягушачью кожу", принцесса, но её кто-то похитил.

— И на том спасибо.

— Я действительно хотел отдать тебе её, поскольку понял, что мои лекарства больше не действуют. Почти. Сейчас я введу тебе ещё дозу, и станет полегче... Все эти дни я пытался сделать тебе новую фиксирующую оболочку — правда, не такую, как та. Чтобы ты не могла отделять её и летать, зато могла нормально жить. Ничего не вышло, во всяком случае, пока, а слабеешь ты быстрее, чем я думал.

— Ты думал? — холодно спросила я, глядя, как он втыкает мне в вену толстую иглу. — Если бы ты хоть раз подумал не только о своих вшивых экспериментах, но и о чьей-то жизни, кроме своей собственной...

— Знаю, — сказал он, — ты вправе меня ненавидеть. Но лучше подумай: кто ненавидит тебя так, что желает тебе смерти?

— А ты подумай о том, кто мог найти мою фиксирующую оболочку. Где ты её хранил? Кто знал, где она находится?

— Я хранил её в лаборатории — это этажом ниже. В специальном сосуде. Кроме меня об этом знали мои подмастерья, леди дан Линкс и её гостья. Эрика Хоббер. Мои помощники никогда мне не навредят, а остальные... Я не боялся, что кто-то похитит твой кулон, потому что только я знаю код, открывающий дверь в лабораторию. А из-за этих толчков и странных колебаний в атмосфере тут всё разладилось. Все защитные системы, всё полетело... Сейчас тут все двери открываются и закрываются, как в домике какого-нибудь дикаря на планете Хессу.

— Кто об этом знает? О том, что всё сломалось...

— Думаю, уже многие. Это случилось недавно, но кто-то мог обнаружить это раньше других...

— Мастер!

Мы обернулись. В комнату стремительно вошёл темнокожий юноша. Подмастерье Луиса, которого я видела лишь однажды. Угрюмо потупившись, он протянул мне оплавленный комочек золота. То, что осталось от фигурки скарабея. Я сразу поняла, что от моего хронотопа не осталось ничего.

— Как... — голос даркмейстера стал хриплым от ярости. — Как это могло случиться?

Возможно, он мне и сочувствовал, но не это было причиной столь сильных эмоций. Мастера Луиса взбесило вторжение в его владения.

— Мастер, я нашёл это в реакторе. Включил систему быстрого охлаждения и достал... Простой огонь расплавил бы кулон, но не смог бы уничтожить магическое тело. Во всяком случае тонкое тело этой леди — мы же знаем, что оно само содержит много огненной материи. Но в нашем мини-реакторе температура гораздо выше, чем в кузнечном цехе. Кто-то бросил туда кулон и включил реактор. Я искал магическое тело леди Дианы при помощи самого сильного трансфера, но... Оно сгорело. И случилось это совсем недавно. Я догадываюсь, кто мог это сделать. Кит недавно столкнулся возле лаборатории с Эрикой Хоббер. Он не придал этому значения, а зря. Она видела, как включается реактор. Помните, вы демонстрировали это, когда они с леди дан Линкс приходили в лабораторию? Киту показалось, что Эрика на взводе и куда-то спешит... Но сейчас тут все бегают, как ошпаренные, так что у него и в мыслях не было...

— Если её там видели, не факт, что это сделала она, — услышала я свой сдавленный голос.

— Помилуйте, леди, — усмехнулся мастер Луис. — Друзей у вас тут нет, но у вас нет врага опасней, чем ваша бывшая подруга... Суно, принеси леди воды.

Бросив на меня сочувственный взгляд, подмастерье побежал искать воду. В коридоре мигал свет, метались тени, откуда-то неслись тревожные голоса, а я чувствовала такую пустоту, словно потеряла не одно из своих тонких тел, а все тела, включая то, которое древние египтяне называли Сах. Остались лишь натянутая на эту пустоту кожа да остатки сознания — в виде разбегающихся мыслей и отрывочных воспоминаний. Перед глазами почему-то упорно возникал угол классной комнаты с декоративными растениями на прозрачной полке и голографической картиной звёздного неба. Учительница что-то рассказывает, но слушать её неинтересно. Мы с Эрикой сидим на последней парте и выбираем себе созвездия. "Чур, Крылатый Кот мой!" — громко шепчу я. — "Ну вот, я его тоже хотела, — слегка огорчается Эрика. — А тогда мой Дельфин!"

— В ней достаточно подлости, чтобы сделать такое.

— Вы уверены, что уступаете ей в подлости, господин даркмейстер? Она бы не уничтожила это, если бы вы у меня это не отняли.

Я вспомнила исполненный ненависти взгляд, которым Эрика сверлила меня, пока считала, что я её не вижу. Она злилась, видя, как я в очередной раз отшиваю Доримену. Её злило, что я упорно отвергаю то, чего она, Эрика, хочет больше всего на свете. "Всегда уверена, что ей должно доставаться всё самое лучшее!" А теперь я плевала на то, ради чего Эрика готова была продать душу дьяволу. Уже продала.

— Я не хотел твоей гибели. К тому же то, что с тобой случилось, ещё не конец. Возможно...

Суно принёс воды, и мастер Луис дал мне ещё три пилюли.

— Это придаст тебе сил на несколько часов. Возможно, помощь придёт оттуда, откуда ты её не ждёшь. Тебе же постоянно помогает чудо. Не одно, так другое... Суно, почему шума стало больше? — мастер махнул рукой в сторону окна и досадливо поморщился — как будто расшумевшиеся дети мешали ему смотреть информационный выпуск. — Трясти перестало, спасатели и эвакуаторы работают отлично.

— Да говорят, там вообще чёрт знает что творится, — пожал плечами парень. — Кое-где земля раскололась, из-под неё вода забила и ещё какая-то горячая гадость, а где-то из трещин стали выползать большие змеи. В парке всё затопило...

— Что?! — у меня аж дыхание перехватило. — Какие змеи? Как они выглядят?

— Не знаю, леди, — Суно явно пожалел, что выдал при мне информацию, которая меня так взволновала. — Честно говоря, я вообще не уверен, что это правда. Людям от страха вечно что-то мерещится...

— Суно, иди узнай, когда улетаем.

— Да, мастер.

Мимо окон с рёвом пронёсся флайер. Мы с даркмейстером одновременно повернулись и уставились на багровое небо, на фоне которого чернела фигура с воздетыми вверх руками.

— Прямо конец света, — усмехнулся мастер Луис.

Такое впечатление, что происходящее его не пугало. Неудивительно. Этот человек привык играть с тёмной материей, нащупывая границы возможного в постижении тайн запредельного. Полумаг, полуучёный и в каком-то смысле абсолютный безумец, наблюдающий за жизнью с холодным, цепким любопытством. Он привык считать частью эксперимента даже свою собственную жизнь, и моя для него тем более ничего не стоила, хотя он испытывал ко мне своеобразную симпатию. Сейчас он смотрел на меня, как на гладиатора, которому предстоит сразиться со львом голыми руками. Ему было интересно, сумею ли я уцелеть. Уходя, он всё же дал мне совет:

— Тебе сейчас лучше не летать. Если оторвёшься от земли, тут же утратишь целостность.

— Я и так её скоро утрачу.

— Да. Но на твоём месте я бы подольше оставался на земле. До неё, конечно, далековато — шестьдесят шесть этажей, но все лифты исправны...

И все двери открываются. Этого он не сказал, но я всё поняла. Он не мог решить мою проблему и предлагал свободу, которая всегда даёт какие-то возможности.

Знай я, где сейчас Терри, я бы, наверное, попробовала улететь к ней, чтобы увидеть её ещё раз, пока я не растворилась в вечности. Но я не знала, где она. Зато была почти уверена, что Луис прав: если попытаюсь переместиться, тут же утрачу целостность. Я, конечно, и так уже не была целой, но, по крайней мере, я всё ещё была в единственном экземпляре и обладала более или менее ясным сознанием. После распада я не смогу мыслить ясно и, возможно, вообще не смогу мыслить. Я это знала, хотя непонятно откуда. Может, потому что мысли у меня уже периодически начинали путаться... Или это было от слабости?

Я разжала руку, в которой до сих пор держала золотой комочек. Фигурка расплавилась так, что сбоку образовалось крохотное сквозное отверстие. Я открыла гардеробную, оторвав от какого-то наряда тонкий прочный шнур, продела его в это отверстие и надела покалеченный кулон на шею. Золотая фигурка жука утратила свою форму, но священный скарабей всё равно со мной, и скоро из бесформенного комочка возродится новое крылатое существо. Скарабей — символ утреннего солнца, символ сердца и возрождения. Аменемхет говорил, что он даёт человеческой душе силу, позволяющую ей летать за пределами жизни и смерти...

— Священный скарабей, великий Хепри, сохрани моё сердце, чтобы оно не утратило память о сокровенном — память о моей любви и моём мире. Дай мне силу воскреснуть, когда я умру. Дай мне силу всё преодолеть и вернуться к этой жизни...

Мою молитву прервал влетевший в комнату Суно. Он казался очень возбуждённым и в то же время каким-то собранным. Так выглядит человек, решившийся на поступок, который может иметь для него серьёзные последствия.

— Возьмите это, леди, — он протянул мне тёмно-серый плащ с капюшоном и прозрачный, слегка светящийся шарик на тонком шнуре — трансфер. — Идите налево, до конца коридора, а потом ещё раз налево. Там есть лифт, которым почти не пользуются, поскольку он ходит не до самой крыши, где посадочная площадка. И до подземного гаража он не ходит. Накиньте капюшон. Думаю, всё обойдётся. Примут за кого-нибудь из наших. У нас у всех такие плащи — у мастеров и у подмастерьев. Идите в Лабиринт. Он недалеко. На улице сейчас светло. Освещение в этой части города не отрубилось, а глава нома велел ещё и аварийное включить — чтобы эвакуация прошла быстрее и без проблем. Как выйдете из здания — сразу направо и всё прямо, прямо... До Площади Фонтанов. Лабиринт сразу за ней. Если это здание и рухнет, то самым последним в городе. Говорят, оно очень прочное. Я не знаю, кто и где вам сможет помочь. Я только знаю, что Лабиринт — это необычное место. Людей там делают сильней, чем они есть. Намного. Не всех, конечно, но у тех, кто туда попал, есть шанс... Хотя есть шанс и погибнуть. Но, говорят, в последние годы смертей не было. Ирены уходят туда, чтобы стать сверхчеловеками. И становятся. Я не знаю, что там происходит, и всегда хотел узнать, но попытка незаконно проникнуть в Лабиринт уже многим стоила жизни, а вы...

Суно запнулся.

— А мне терять нечего.

— Я не...

— Всё нормально. Так оно и есть. Я тоже наслышана про этот Лабиринт и всегда хотела узнать, есть ли там Минотавр1. Но как мне туда попасть?

— В вечерние часы Лабиринт закрыт, хотя он никогда не пустует. Ирены туда приходят и уходят, а тот, кто там живёт, находится там всегда. Только несколько человек в Молоссе могут открывать и закрывать Лабиринт, но при помощи трансфера вы сделаете тоннель. Говорят, вы уже это делали.

— Суно, где ты раздобыл трансфер?

— Это мой. Скажу, что потерял.

— Что тебе за это будет?

— Ничего особенного. Неприятности будут, но не смертельные.

— И всё же ради меня ты согласен терпеть неприятности...

— Мне не нравится то, что они с вами сделали, леди Диана. Я не думал, до чего всё это может дойти... Этот трансфер новой модели, усовершенствованный. Им можно не только делать тоннели, но и пользоваться как парализатором, а также выводить из строя простые механизмы, правда... К сожалению, я его давно не заряжал, но надеюсь, он вам поможет. Я надеюсь, вам удастся найти путь к спасению. Пониже надвиньте капюшон, спрячьте волосы. Они у вас так сияют, что ослепили даже Доримену дан Линкс. Желаю удачи!

Суно умчался прочь, а я надела плащ и, крепко сжав трансфер в руке, быстрым шагом направилась к лифту, который не вёз ни на крышу, ни в гараж. Поскольку почти все тут спешили либо в подземный гараж, либо на взлётную площадку, возле этого лифта никого не было. На первом этаже народу хватало, но никто не обратил внимания на фигуру в сером плаще с капюшоном, так что минуты через три после беседы с Суно огромные прозрачные двери раздвинулись, выпуская меня на ярко освещённую улицу.

Рухнувший дом напротив моей тюрьмы оказался дальше, чем я думала, когда смотрела на него из окна, — примерно в трёхстах метрах. Сейчас там всё было оцеплено работниками спецслужб. Меня одолевала слабость, но я знала, что в любую минуту могут обнаружить моё исчезновение и пуститься в погоню, поэтому я зашагала по узкой улице, зажатой между высокими домами, так быстро, как только могла. Мне казалось, что я иду мимо загадочно мерцающих аквариумов, куда ещё не пустили рыб. Или наоборот их оттуда выловили... На нижних этажах размещались магазины, модные салоны, какие-то конторы, и почти везде сквозь прозрачные стены виднелись экзотические растения, похожие на водоросли, застывшие в мутноватой воде. Всех рыб эвакуировали, а вода скоро покроется плесенью... Каких рыб? Я остановилась, чтобы помассировать виски. Меня знобило, а мысли путались, рождая самые неожиданные ассоциации. Я вдруг представила себе, что в одной из этих стеклянных стен из-за толчка образовалась трещина и скоро стекло сломается, а вырвавшаяся из "аквариума" вода затопит узкую улицу. Я даже невольно огляделась, прикидывая, где бы мне спрятаться в случае чего. Кругом были аквариумы с наглухо запертыми дверями. Если постучаться, навстречу выйдет рыба с человеческими ногами — как на картинах Босха1 — и скажет, чтобы я поскорей убиралась из этого города, потому что скоро он будет кишеть огненными змеями и ящерами. Возможно, драконы мне и помогут, но лучше на это не надеяться. Лев бы меня спас, но их больше нет. Тех огромных мудрых львов, которые дружили с воинами, больше нет...

— Эй, ты куда?

Это сказала уже не воображаемая босховская рыба, а рослая девушка с лёгким рюкзаком за плечами, вывернувшая из ближайшего переулка.

— Пункт сбора на проспекте Геранус. Если не знаешь, идём со мной.

— Нет... Я знаю, но мне надо ненадолго вернуться домой.

— Не стоит. Говорят, скоро всё может начаться снова.

— Нет, мне надо вернуться.

— Дело твоё, — девушка пожала плечами и двинулась дальше.

Похоже, почти всех жителей центра уже эвакуировали. Пока я шла к Площади Фонтанов, навстречу мне, кроме этой девушки, попались всего два человека — парень с небольшим вещевым мешком да мужчина в форме, похожей на полицейскую, который внимательно на меня посмотрел, но, слава Богу, не стал ни о чём спрашивать.

В какой-то момент мне показалось, что я чувствую себя лучше. Тяжесть в ногах и в голове прошла. Теперь я напротив ощущала странную лёгкость, которая сперва меня обрадовала, а потом напугала. Дойдя до площади, я вдруг перестала чувствовать под ногами землю. При этом я прочно стояла на земле, вернее, на гладких каменных плитах. Передо мной возвышался фонтан в виде Лернейской гидры1. Наверное, когда он работал, струи били из её двенадцати змеиных пастей... Что со мной? Неужели я уже распадаюсь? Скоро я перестану чувствовать своё тело, ибо оно распадётся на мириады тел, таких тонких, что ни одно из них не удержит мою душу.

Змеи вдруг зашипели и зашевелились. Я попятилась, чувствуя, как между лопаток катятся холодные капли. Серый плащ стал таким тяжёлым, что я его сбросила. Надо бежать, а он мешает... Хорошо, что я успела отскочить, когда из змеиных пастей вырвались мощные струи воды. Соседний фонтан тоже заработал — струи вырывались из пастей чудовищ, окруживших какого-то мускулистого обнажённого героя. Площадь стремительно окутывал горячий пар. С какой стати из фонтанов бьёт кипяток? Да ещё и желтоватого цвета... Я немного успокоилась, сообразив, что змеи не шипели. Это был звук вроде того, какой бывает в обычных кранах при неполадках с водопроводом. Тут явно тоже что-то разладилось из-за землетрясения. Только я об этом подумала, как раздался оглушительный грохот и каменные змеи кинулись врассыпную. Одна из них чуть не рухнула прямо на меня.

Когда шум утих, я пару минут оцепенело смотрела на глубокую трещину, которая расколола пополам фонтан с Лернейской гидрой и всю площадь. Дальше начиналась широкая аллея, украшенная с обеих сторон мраморными статуями. Она вела к большому белому дому с колоннами. Это и был знаменитый Лабиринт. Одно из немногих зданий Молосса, построенных в стиле определённой эпохи. Здешним архитекторам позволялась лишь стилизация под античность. Тут царил культ античной Греции, правда, был полностью вытравлен её дух. Глядя на эти статуи, сделанные в подражание древнегреческой скульптуре эпохи классики, я вспомнила слова героя одного старого фильма: "Профессор, вам же не нравятся пустые головы, горделиво насаженные на мускулистые торсы". Нам показывали отрывки из этого фильма на спецкурсе "Двадцатый век глазами кинематографа". Не уверена, что точно запомнила цитату, но смысл всё равно понятен. Герой говорил о том, что фашистскому мировоззрению чужды гуманистические традиции греческого искусства, и язвительно прошёлся по римским статуям императоров-завоевателей. Думаю, то же самое он сказал бы и о здешней городской скульптуре, которая создавала образ лучшего представителя человечества, несущего цивилизацию во все уголки вселенной. Эрика возмутилась бы по поводу "пустых голов". Вроде как пустоголовые не создают высокотехнологичные общества. А я бы возразила, что в истории навалом парадоксов. И она уже давно доказала, что можно остаться дураком, даже набив голову знаниями. Иной набьёт её так, что учёность едва ли из ушей не лезет, а всё равно в мозгу у него остаются пустоты, определяющие его личность гораздо больше, чем сумма проглоченных им знаний.

Здание Лабиринта казалось громоздкой подделкой под дорический храм, декорацией к какому-то грандиозному спектаклю, который, ещё не начавшись, обещает быть скучным. Впрочем, как знать. Может, моё участие полностью изменит сюжет. Каноны классической трагедии будут нарушены, и героиня вместо того, чтобы погибнуть по воле рока, останется жива.

Из трещины толчками выплёскивалась горячая вода с резким неприятным запахом. Как ни странно, почти ни одна из каменных змей не разбилась. Мне казалось, что, немного полежав и придя в себя, эти твари оживут, а поскольку они теперь не являются частью фонтана, расползутся по городу, ища себе добычу...

Я вскрикнула от страха — потому что одна из них действительно ожила. Да ещё и начала светиться... Нет, эта змея была не каменная. Она медленно выползала из трещины посреди фонтана и шипела, разевая зубастую пасть. Или это шипела вода, превращаясь на теле змеи в пар? Так и есть. Эта тварь была словно сделана из желтоватого металла, раскалённого до такой степени, что бурлящая вокруг неё вода стремительно выкипала. Я хорошо видела все неровности на теле чудовища, покрытом не то чешуёй, не то пупырышками. На меня пахнуло жаром. Что происходит?! Огненные змеи из моих кошмаров вторглись в реальность?

Плиты у меня под ногами снова дрогнули, и я увидела, как из трещины в фонтане показалась ещё одна змеиная голова. Ещё одна тварь пробивалась к свету. Сколько их там? Может, это та самая гидра, только живая? Её изображение рухнуло и разбилось, и вот теперь появилась она сама. Наверное, мир изменяется. Исчезает видимость вещей, и они являют нам свой истинный облик и суть. Многие из нас предпочли бы довольствоваться видимостью, не вникая в суть, не зная истинных причин происходящего. Я не хотела ни видеть этих тварей, ни думать о том, что происходит. Я хотела, чтобы это как можно скорее закончилось, но внутренний голос шептал мне, что это не кончится, пока я не узнаю об этом всё. Я чувствовала, что как-то со всем этим связана. Мастер Луис тоже это чувствовал. Или знал... Откуда?

Снова раздался грохот. Фонтан с мускулистым героем пересекло сразу несколько трещин, а из пастей окружавших его чудовищ уже вырывались не струи желтоватой воды, а языки пламени. Теперь герой оказался среди небольших огнедышащих драконов. Однако через минуту всё опять изменилось. Язычки пламени вытянулись. Сначала они засветились ещё ярче, а потом превратились в нечто, похожее на оранжевые голографические изображения. Сперва они были бесформенными, но вскоре стали приобретать очертания ящериц. Вот одна из них спрыгнула на каменные плиты и замерла. Она пришла в движение, только когда рядом с ней оказалась другая такая же ящерка. Они принялись озираться по сторонам — возможно, в поисках пищи. Главное, чтобы меня за пищу не приняли... Мгновение спустя на потрескавшиеся каменные плиты шлёпнулась ещё одна "новорожденная". Каменные драконы один за другим выплёвывали огненных ящериц, а из трещин стали вырываться язычки пламени, которые тут же превращались во что-то вроде светящейся плазмы. Одна из огненных ящериц принялась с хрустом грызть камень, остальные последовали её примеру. Слава Богу! Живая плоть их, кажется, не интересует. А змей?

Обе змеи дышали нестерпимым жаром и вырывались наружу, ломая камень своими мощными огненными телами. Не знаю, хотели ли они на меня наброситься, но я и не собиралась это выяснять. Суно сказал, что мне надо в Лабиринт. Он считает, что это самое надёжное строение в городе. Насчёт последнего я сомневалась, но оставаться здесь в обществе пробуждающейся гидры и огненных ящериц явно не стоило. Мне сейчас поможет только чудо, а Лабиринт — место, где происходят чудеса. Здесь они, конечно, тоже происходят, но такие мне точно не помогут.

Входная арка Лабиринта представляла собой двух атлантов, держащих на плечах небо — то есть навес над ступенчатым крыльцом. Не добежав до него несколько метров, я в ужасе замерла на месте. Вокруг одного из атлантов обвилась змея, которая издали выглядела, как каменная. Теперь она зашевелилась и начала медленно разгораться оранжевым светом. Возможно, почувствовала добычу. Или моё приближение просто встревожило её? В любом случае следовало поторопиться. Я сжала в руке трансфер и направила его на высокую металлическую дверь, украшенную рельефом с изображением Минотавра. Прозрачный шар засветился, чем привёл змею в ещё большее волнение. К счастью, тут передо мной возник тоннель, похожий на тропинку в туманном лесу, а дверь исчезла. Я видела впереди широкий коридор, по обе стороны которого стояли античные статуи. Устремившись по тоннелю к этому коридору, я успела заметить, как змея, уже разгоревшаяся, словно огненный столб, начала раскачиваться из стороны в сторону. Через несколько секунд мои ноги коснулись пола из разноцветных каменных плит. Я оглянулась и увидела за собой закрытую дверь. На ней и с этой стороны красовался рельеф с Минотавром.

Часть 2. Ариадна.

Не успела я порадоваться, что спаслась от жуткой змеи, и перевести дух, как заметила впереди движение. Одна из дальних статуй — абсолютная копия мироновского дискобола — развернувшись, метнула в меня диск. Я бросилась на пол, и диск звонко ударился обо что-то за моей спиной, а ближайшая ко мне статуя справа — возможно, тоже копия какой-то древнегреческой, но совершенно мне неизвестной — двинулась ко мне, растопырив скрюченные пальцы. Краем глаза я заметила, что фигура слева тоже пришла в движение. Я вскочила и, кое-как увернувшись от первого истукана, направила на второго трансфер. Кажется, он может выводить из строя простые механизмы. Дай Бог, чтобы эти не оказались последним чудом техники. Шар засветился и выбросил голубоватый луч, из-за которого статуя остановилась. Отскочив к двери, я таким же образом остановила первую статую, уже готовую схватить меня за горло, а потом принялась обезвреживать остальных истуканов. Многие из них уже шевелились, словно вампиры, пробуждающиеся от запаха свежей крови. "Отключив" все статуи, я посмотрела на них повнимательней. Они были сделаны из пластика, и конечности их сгибались, как у настоящих людей. Впрочем, я не стала их долго разглядывать. Это был не музей, а место для испытаний. "Оживали" они не все, но испытуемый явно не знал, которая из статуй придёт в движение, и должен был успеть отразить атаку. Я спешила пройти мимо них как можно быстрее — вдруг не всех этих "зомби" можно остановить при помощи трансфера. Мне казалось, что среди них затаился кто-то живой, и он за мной наблюдает. Наверное, приглядевшись к каждой из этих фигур как следует, я бы нашла наблюдателя, но задерживаться здесь не хотелось, тем более что в этом зале неприятно пахло.

В следующем пахло так же. И тут тоже были фигуры из пластика, только в меньшем количестве и вооружённые — кто мечом, кто кинжалом, кто боевым топором. Несколько статуй сжимали в руках копья, а у некоторых имелось что-то вроде лассо. У меня опять возникло ощущение, что за мной наблюдают. Пройдясь по этим воякам голубоватым лучом, я бегом пересекла зал, но возле одной фигуры всё же ненадолго задержалась, чтобы извлечь из её неподвижной руки короткий меч. Мне пришлось потрудиться, разжимая пластиковые пальцы, зато с мечом я чувствовала себя уверенней. До иренов мне, конечно, далеко, но я надеялась, что три года фехтовального клуба не прошли для меня даром.

Третий зал встретил меня зловещей полутьмой, в которой виднелись фигуры в камуфляжной одежде. Едва я начала к ним присматриваться, как меня ослепила яркая белая вспышка. Хорошо, что я держала трансфер наготове. Он притянул луч, который вряд ли спалил бы меня, но нанёс бы ожог, весьма чувствительный для человека, не обладающего моей врождённой огнестойкостью. Хотя, наверное, в моём теперешнем состоянии я уже не обладала этим преимуществом. Руку мне всё же слегка обожгло, так как, впитав в себя энергию луча, трансфер сильно нагрелся.

Залы соединялись маленькими арками — полтора метра шириной и примерно два в высоту. Я отступила назад и, стоя под аркой, принялась изучать своих новых противников. Суно предупредил, что давно уже не заряжал трансфер, да я и сама чувствовала, что его силы может не хватить на битву с этой армией. Похоже, вывести из строя их лучевые пистолеты трудней, чем просто движущиеся фигуры. Вот Терри бы и без трансфера с ними со всеми справилась. Не знаю, как, но знаю, что справилась бы. Интересно, ирены приходят сюда совсем без оружия, или какое-нибудь им всё-таки выдаётся? Пахло в этом зале ещё хуже, причём воздух как будто бы уплотнился и вдыхать его стало тяжелее. Наверное, это одно из испытаний, которые должен пройти ирен.

Подумав, я сделала тоннель до следующей арки, светившейся на другой стороне зала зловещим зеленоватым светом. Она вела в огромное помещение с мутным водоёмом, над которым совсем низко висел канат. Я знала, что перебираться по нему на другой берег безопасней, чем вплавь, но при таком самочувствии я бы и до середины не добралась. Да и намного ли безопасней? Тёмно-зелёная вода казалась неподвижной, как гладко отполированный камень, но я была уверена — стоит мне оказаться достаточно далеко от берега, как из этой грязной болотины вынырнет какая-нибудь тварь с острыми зубами или гибкими щупальцами. А может, и с тем, и с другим, да ещё и ядовитая впридачу. А не исключено, что тут действительно болото, в котором можно увязнуть... Мутный водоём внушал мне не только страх, но и непреодолимое отвращение. Боязнь грязной воды передалась мне от матери, хотя порой мне казалось, что эта фобия имеет какие-то глубинные причины, скрытые в моём подсознании или в генной памяти.

Я села, решив немного передохнуть. А может, мне тут и оставаться, дожидаясь, когда кто-нибудь появится. Кто-нибудь живой и достаточно разумный, чтобы расспросить его об этом месте и о том, смогут ли мне тут помочь. Может, не стоит идти, преодолевая все эти препятствия, смертельно опасные даже для будущих аристеев? Нет, останавливаться нельзя. Ибо это лабиринт. Место, из которого надо найти выход. А значит, остаётся только идти и искать. Хорошо ещё, что в этом лабиринте нет множества запутанных коридоров... Или они есть, но я ещё до них не дошла?

Для меня единственным путём через этот водоём был магический тоннель. Похоже, мне и дальше придётся делать тоннели. Меч у меня есть, но я же не Тезей1, чтобы сражаться со всеми, кого тут встречу. И я не такая крутая, как царевна Ариадна2. У неё была чудесная нить, которая могла вывести из лабиринта. Трансфер меня вряд ли из него выведет. Ещё пара тоннелей — и заряд его сойдёт на нет. Не мешало бы на всякий случай запастись ещё каким-нибудь оружием. Хотя бы одним из лучевых пистолетов, которыми вооружены роботы в камуфляжной форме.

Я осторожно подошла к крайнему и изо всех сил ударила его по руке мечом. Рука не отвалилась, а только погнулась, зато лучемёт из неё выпал. Как им пользоваться, я знала. Доримена показывала нам с Эрикой, когда мы однажды обе оказались в гостях у Хобберов. Причём она демонстрировала нам именно такой лучемёт — наносящий ожоги первой и второй степени. Ладно, пригодится. Я сунула его за пояс, потом, сжав в правой руке меч, а в левой трансфер, стала прокладывать себе дорогу над мутным водоёмом.

Конец этой грязной лужи и вообще этого зала терялся в полутьме. Я шла по зыбкому коридору, чувствуя, как иллюзорная материя постепенно рассеивается у меня под ногами. Я перестала использовать трансфер, когда увидела просвечивающие сквозь стены тоннеля тропические заросли. Тоннель был уже настолько ненадежён, что я решила ликвидировать его. Лучше поберечь энергию трансфера. Главное, что под ногами сейчас твёрдая почва.

Она, конечно, была твёрдая, но такая неровная, что я сразу чуть не споткнулась о какую-то корягу. Меня окружала искусная имитация дремучего леса, где испытуемого явно поджидали свирепые хищники.

Они не заставили себя долго ждать. Заросли справа от меня зашуршали — тихо-тихо. Кто-то подбирался ко мне, чтобы, приблизившись на нужное расстояние, сделать стремительный бросок. Несмотря на слабость, я умудрилась распознать тот момент, когда хищник выскочит из кустов. Не знаю, что сработало, возможно, эта пресловутая генная память. Я поняла, что секундное затишье — это и есть момент перед прыжком. Неизвестная мне саблезубая тварь пронзительно завизжала, когда я направила на неё лучемёт. Запахло палёной синтетикой, и зверюга, приземлившись в полутора метрах от меня, завертелась на месте, как испорченный механизм. Да она по сути им и являлась. Эта победа обрадовала бы меня, не будь я уже такой обессиленной. Когда в кустах зашуршало снова, я обернулась, держа наготове лучемёт, но едва не выронила его, увидев вышедшего из зарослей зверя.

Он именно вышел — спокойно и неторопливо. Огромный лев со стройным золотистым телом и тёмно-рыжей гривой. Перед глазами тут же встала незабываемая картина: просвет арки, в котором виднеется яркий пейзаж, и два зверя, исполненные божественного величия. Зверобоги далёкого мира. Моей прародины. Такие звери никогда не причинят мне зла. Может, этот лев здесь для того, чтобы помочь мне?

Я посмотрела ему в глаза и похолодела. Ум, сквозивший в его взгляде, не имел ничего общего с той чистой, глубинной мудростью, которая поразила меня в глазах далейранских львов. Там была мудрость самой природы, порой пугающая странным сочетанием безмятежности и фатальности, дикости и чёткого понимания чего-то главного... Того, что постоянно ускользает от нас, людей. Сейчас я видела смесь многознания, хитрости и искушённости. Изощрённый ум человека или кого-то подобного ему. Это существо не было мне другом, хотя от него не исходило ни ненависти, ни страха. Скорей любопытство — вроде того, которое я ещё недавно читала в глазах мастера Луиса. У меня не было ощущения, что зверь собирается на меня напасть, поэтому я не стала использовать ни меч, ни трансфер, ни лучемёт. Интуиция подсказывала мне, что я наконец-то встретила одного из хозяев Лабиринта. Пока я прикидывала, с чего начать разговор, лев отступил от меня на пару шагов и крылся среди зарослей.

— Да постой же! — в отчаянии крикнула я. — Вы наблюдаете за мной на каждом этапе и уже поняли, что я не ирен! Вам не интересно, почему я здесь? Все ирены эвакуировались из этого дурацкого города! И аристеи, и деметы... А на вас наплевали!

Ответа не последовало.

— А вам не интересно, что творится снаружи? Там вообще-то землетрясение. И не простое. Из-под земли выбираются жуткие твари. Думаю, скоро они будут здесь! Пока всё стихло, но ваш Лабиринт скоро рухнет, провалится в Тартарары... Вместе с вами! А вот я могу улететь. Вам интересно, как я это сделаю? Могу рассказать... Чёрт возьми, мне так надо с вами поговорить!

Где-то далеко зашуршали заросли... Нет, не просто зашуршали. До меня донёсся треск ветвей, к которому вскоре присоединился тяжёлый топот. Эти звуки стремительно приближались, и мною овладел ужас. Сюда мчался кто-то огромный и свирепый, неукротимый, как стихия. Такое впечатление, что он всё сметал на своём пути. Нет, разговор тут явно не получится...

Я кое-как сделала тоннель и направилась по нему, понятия не имея, куда он меня приведёт. Сквозь мутные стены дымчато-серого сумрака я различала какие-то залы и коридоры. Одни казались пустыми, в других мельтешили фигуры, которые я не могла разглядеть. Энергия трансфера убывала, мои силы тоже. Я должна была где-то остановиться и осмотреться. Погасив шар, я оказалась в круглом зале, похожем на цирковую арену. Пол устилали опилки — на вид свежие, но пахло тут противно, а дышать становилось всё трудней и трудней. Прямо передо мной темнела арка, и через полминуты я поняла, что кто-то мчится сюда по неосвещённому коридору. Сперва я почувствовала вибрацию, потом уловила гул. По мере приближения он распадался на дробные звуки. Это был топот какого-то крупного животного. Мне представился огромный бык с широким лбом и раздувающимися от ярости ноздрями. Один из тех священных быков, с которыми танцевали критские таврополы. Эти ловкие юные танцовщицы и танцовщики, увёртываясь от его острых рогов, прыгали через него и к восторгу публики крутили сальто чуть ли ни у него перед носом. Возможно, легендарная Ариадна тоже так умела... Нет, вряд ли царская дочь была акробаткой. Она тоже служила Великой Матери, но как высшая жрица, владеющая тайнами, недоступными для большинства. Я тоже обладаю даром, недоступным никому из тех, кого я знаю, и этот дар обернулся для меня проклятием. Зачем я сюда пришла? Чтобы погибнуть от рогов и копыт той твари, что несётся на меня из тьмы? Вот уж поистине символ рока, который неумолимо приближается к тебе из тьмы неведомого и обретает конкретный облик, только когда окажешься с ним лицом к лицу.

Я пыталась сделать тоннель, но магический шар лишь слабо вспыхивал и тут же гас. Я могла улететь. Да, могла. Я чувствовала, что тело моё постепенно становится невесомым. Мне ничего не стоило оторваться от земли, вернее, от этой посыпанной опилками арены, но я стояла и ждала своего врага. У меня ещё есть оружие. В данной ситуации меч в моих руках бесполезен, но ведь есть ещё лучевой пистолет. Возможно, этот ожог лишь ещё больше разозлит противника. А может, и остановит... Это уже явно последняя битва. Боже, как я не хочу себя терять! Я не хочу терять последний шанс на спасение! Если тут есть чудо, которое мне поможет, то я буду бороться за него до конца!

Я выстрелила, едва он показался в тёмной арке, на мгновение сделав её ещё темней. Он был цвета грозовой тучи и метра два в высоту. Луч лишь немного подпалил шерсть на его мускулистой груди. Шерсть длиной около сантиметра покрывала всё его тело, похожее на человеческое и увенчанное бычьей головой с мощными серебристыми рогами. Глаза светились на чёрной морде, словно две яркие жёлтые луны.

— Хороший выстрел, принцесса! — пророкотал он и направился ко мне, тяжело и мягко ступая по золотистым опилкам. Ноги у него были человеческие, но заканчивались раздвоенными копытами. — Но кто же сражается с Минотавром таким оружием? По правилам в поединке с ним можно использовать только то оружие, какое было доступно Тезею. У тебя есть меч. Ты готова со мной сразиться?

— Да, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал не очень сдавленно.

В горле пересохло, а ноги стали ватными. Сил уже не было совсем, но я крепко сжала рукоять меча. Хочешь сражаться, скотина? Ладно. Хоть один-то удар я смогу нанести... Или нет? Чёрная фигура стала расплываться перед глазами, надвигаясь на меня. Я не испугалась и даже обрадовалась, что меня поглощает эта тяжёлая, вязкая тьма. Я застряну в ней, как муха в смоле, и никуда не улечу. А потом придёт Терри и спасёт меня. Она обязательно меня найдёт...

Темноту сменил туман, такой же густой и вязкий. Из него или скорее из глубин моей памяти выплыло лицо школьного врача Мэри Фишер. И этот запах... Она привела меня в чувство, поднеся к моему носу нашатырную пластинку. Мне было тринадцать, и причиной обморока было начало месячных. Потом доктор Фишер отвела меня в медпункт, дала противозачаточные таблетки и назвала пару аптек, где недавно поступили в продажу новые таблетки фармакологической фирмы "Пандора". Я уже почти восемь лет только их и покупаю. Последний раз я приняла их две недели назад. Три штуки. Значит, ещё три месяца могу не беспокоиться, что у меня начнутся месячные... Вообще-то я уже по любому могу не беспокоиться из-за этой проблемы, хотя предпочла бы беспокоиться из-за неё, а не из-за перспективы распасться на миллионы призраков самой себя. Даже хуже, чем призраков. Они вроде как помнят всё или хотя бы самое важное. Вернуться бы сейчас в свои тринадцать, в школу, в свой обшарпанный замок, который тогда ещё не был таким обшарпанным. Бабушка через знакомую нашла мастеров-халтурщиков, и они по дешёвке сделали в коридорах и кое-каких комнатах ремонт... А я действительно хочу туда, в свои тринадцать? Тогда мой мир был безопасным, но тогда в нём не было Терри. А Эрика ещё не показала своё истинное лицо... Или я просто не хотела его видеть? Вся эта безопасность была иллюзией, которая недавно рассеялась, как дым. И вот теперь я вижу мир таким, каков он есть. Моё "тогда" было площадкой, где я выигрывала свои детские состязания и ещё не видела и даже не слышала приближение настоящей опасности. Той, что превращает детскую площадку в арену для смертельной битвы. Той, что уже тогда, пока невидимая и неслышимая, мчалась ко мне из тьмы, как свирепое чудовище с бычьей головой. Демон-губитель, безжалостный, как рок...

А кстати, где он? Ну и вонь. Хотя дышать стало легче. Я лежала на чём-то твёрдом, как камень. Надо мной проплыло густое облако пара. Жарко однако не было. Может, это не пар, а просто облако? Ага, а я уже на небесах... Впрочем, нет. Облака там бывают, а вот камней быть не должно. А здесь, на земле, не должно быть воды, которая превращается в огонь, а потом в светящихся дракончиков, поедающих гранит и мрамор...

Камень, на котором я лежала, был продолговатым и гладким, а надо мной плавали клочья белого тумана. Сев и оглядевшись, я обнаружила, что вокруг меня ещё много таких плоских длинных камней, выступающих над водой. Пар поднимался от неё, хотя вода явно не была горячей. И несмотря на мутно-бежевый цвет, не казалась грязной. Не знаю, почему, но я была уверена, что эта жидкость чистая и, скорее всего, обладает целебными свойствами. Иначе я не чувствовала бы себя гораздо лучше, чем пару минут назад... Или не пару минут? Сколько прошло времени с тех пор, как я отключилась на арене, посыпанной опилками. Поди-ка, эта скотина решила, что я хлопнулась в обморок от страха...

Скотина сидела в паре метров от меня на одной из этих каменных скамей или лежанок. Если точнее, Минотавр не сидел, а полулежал, облокотившись одной рукой на камень и закинув ногу на ногу. Выглядело это странно и забавно. Я подумала, что ему не хватает только сигареты или плейера с наушниками. Неподалёку от него на таком же камне дремал лев, которого я недавно встретила в искусственных джунглях. Большинство каменных лежанок пустовало — во всяком случае тех, что находились в поле моего зрения, ограниченном стеной тумана. Кроме огромного льва и Минотавра я видела ещё двух существ: одно, размером бегемота, походило на какого-то доисторического ящера, а второе выглядело бы как обычный карлик, если бы не плотная, похожая на панцирь кожа. Ящер смотрел на меня своими мутновато-зелёными глазами совершенно равнодушно, карлик пристально и угрюмо, а Минотавр с доброжелательным интересом.

— Кажется, тебе лучше, — удовлетворённо констатировал он. Теперь его рокочущий бас звучал негромко и даже приятно. — Когда концентрация амфы достаточно высока, человеку поначалу трудно её вдыхать, но это быстро проходит. Но люди всё равно не любят запах амфы, даже те, что соглашаются принять её и сделать частью себя. Ты пришла не за этим. Может, сейчас тебе станет ещё противней, но я всё же скажу: амфа — это наши выделения, смешанные с несколькими минеральными солями. В этой воде много амфы. Некоторые люди к этому запаху довольно быстро привыкают. Не знаю, как ты, но... Извини, но мы, маноа, уже без неё не можем. Без неё мы теряем силы. Мы очень древняя раса. Мы и так надолго пережили своих господ...

— Эойев! — осенило меня. — Так вы манойи?

— Маноа, — поправил меня Менотавр, смешно сморщив свою бычью морду. — Или хотя бы говори манои. Мы не любим этот звук — [й], который так любили выделять они... Наши господа. Мы всегда говорили не так, как они. Не совсем так.

— Вы их не любили? Они были с вами жестоки?

— Говорят, что нет. Сам я их не знал. Я ещё очень молод, мне всего двести пятьдесят лет. Ты же знаешь, что между господином и слугой дружбы быть не может, а эои были не только нашими господами, но и нашими создателями, и никогда не позволяли нам забывать об этом. Но хорошо, что они создали нас способными к метаморфизму, это помогло нам дожить до ваших дней. Мои родители родились и долго жили на Крите. Им понравилась идея придать мне облик Минотавра, когда аристеи разрабатывали систему испытаний для иренов. Меня поместили в инкубатор, где меня окружали голограммы этого создания, и вот я стал таким. И меня это устраивает.

— Лично я бы предпочла облик... ну, к примеру, Тезея.

— Он был далеко не так красив, как его описывают в легендах. Отец мне рассказывал об этом парне. Смелости ему и правда было не занимать, но красавцем он не был.

— Твои родители жили на Крите в те самые времена, когда...

— Да, в те самые времена, о которых потом наврали с три короба, но в общем-то наврали довольно складно. Коллективный человеческий разум создаёт красивые легенды, а вот учёные врут скучно и искажают правду гораздо больше, чем сочинители легенд. Некоторые из ваших исследователей считают, что Минотавром звали главного военачальника царя Миноса. У Миноса не было военачальников с таким именем.

— Ну а кем же был Минотавр?

— Гибридом. В те времена мой народ был сильнее — и жизнеспособней, и сильнее в магии. К тому же мы многому научились у эоев. Теперь ни одному из нас не сделать гибрида. Вообще-то среди нас и раньше не было таких могущественных магов, как эои и эоды, но некоторые из нас могли кое в чём с ними сравняться. Хорошо, что они этого не знали. Они слишком привыкли держать нас за низших. Так что реальный Минотавр действительно был человекобык, но царица Пасифая не имела никакого отношения к его появлению на свет. Отец говорил, ещё та была сучка, но с быками точно не трахалась. Да и как ты себе это представляешь?

— Никак. А что из себя представляла Ариадна?

— Говорят, была красавица и большая умница. Всё детство толклась в мастерской Дедала, и он делал для неё всякие чудные вещицы, игрушки, которые могли двигаться. Во дворце шептались, что, возможно, Пасифая сделала дочку не с Миносом, а с мастером Дедалом, но это вряд ли. Ариадна очень на царя походила. С Тезеем у неё был роман, но так ничего и не сложилось. И вообще ни с кем. Мой отец говорил, что она всю жизнь была влюблена в мастера Дедала, и все остальные мужчины казались ей по сравнению с ним... Ну, в общем, не дотягивали до него. Он же был великим человеком. Таким искусным мастером, что его колдуном считали, хотя он не владел магией. Но ведь настоящий художник всегда маг, хотя и не в том смысле... Когда Дедал поссорился с царём и ему пришлось бежать с Крита, Ариадна тоже оттуда уехала — на Лемнос. Стала там верховной жрицей Великой Матери, а за Тезея её младшая сестричка Федра вышла, и ничего хорошего из этого брака не получилось. Думаю, ты знаешь эту историю.

— Знаю... А что, тому Минотавру и правда людей скармливали?

— Ну конечно нет. Он мяса вообще не ел. Слуги каждый день делали ему варево из зерна и каких-то трав. Но царь действительно устраивал бои с Минотавром. Пленник или, например, раб мог получить свободу, если выиграет схватку с Минотавром. Иногда это предлагали приговорённому к смерти преступнику. Но выиграть бой с этим чудовищем удалось только одному человеку. Тезею. И только благодаря Ариадне. А Дедал научил её, как помочь Тезею. Она явилась на этот бой в золотом венце, который Дедал специально для неё изготовил. Во время боя Ариадна делала так, чтобы свет этого венца ослеплял Минотавра. Тому было трудно сражаться, и Тезей выиграл бой.

— Ничего себе. Выходит, правды больше во втором, менее известном варианте этой истории. Есть же версия, что Ариадна вывела Тезея и его спутников из лабиринта не при помощи нити, а они вроде как шли на свет её венца...

— Да, этот свет и помог Тезею, — мой собеседник сделал паузу, и на его бычьей морде появилось что-то вроде улыбки. — Только вот дело не в самом венце, а в том якобы драгоценном камне, которым мастер украсил венец царевны. На самом деле это был не камень, а нечто вроде твоего трансфера. Мы называли эти штуки элемнитами.

— Аменемхет тоже... Эой, которого я знала. А, кстати, где мой трансфер?

— Могу вернуть, но он всё равно разрядился, а заряжать мы их не умеем. Больше он тебе не поможет.

— А откуда такой был у Дедала?

— Хороший вопрос. Некоторые из ваших историков говорят, что Дедал учился своему ремеслу у тельхинов, и тут они правы... Знаешь, кто такие тельхины?

— Морские божества или демоны. Могли жить и на суше. Древние авторы называют их спутниками Посейдона, великими мастерами и магами, которые многому научили людей. Возможно, это был какой-то древний народ маленького роста, очень искусный в магии и ремёслах. Настолько искусный, что люди новой расы считали их демонами...

— Это действительно очень древний народ. Одно из древнейших племён Терры. Они действительно были искусны в магии и разных ремёслах. Некоторые из нашего племени, из маноа, смешались с ними. Мы можем изменять облик наших детей в первые дни их жизни. Так появились маноа, похожие на тельхинов. Нам нравились тельхины. Мы учились у них, а они у нас, хотя они долго не догадывались, что среди них появились чужаки. Многие из нас жили после потопа на островах Средиземноморья в обличье людей и тельхинов. Мои родители выглядели, как тельхины. Мой отец и дяди были мастерами, которые вырастили для Миноса Минотавра и делились секретами своего мастерства с Дедалом. Делать элемниты он не умел, да и мы тоже, но у нас было несколько. И Дедал попросил один из них для венца Ариадны. Она могла управлять элемнитом, поскольку у неё были небольшие способности к магии. Кстати, история с нитью Ариадны тоже не совсем выдумка. Лабиринт был в пристройке к Кносскому дворцу, в подземелье. Сперва это затевалось как тюрьма для особо злостных преступников, которые бродили бы по этому лабиринту в надежде найти выход и постепенно сходили с ума. Но его так и не достроили, и туда повадилась бегать дворцовая детвора. Затевали там всякие игры. Например, кто раньше найдёт выход из лабиринта — поскольку он остался недостроенным, найти выход было можно, хотя и очень трудно. А Дедал научил Ариадну, как сделать это быстрее. Дал ей этот клубок ниток, и она всех обыграла.

— Нечестно.

— Ну это как сказать... А честно пользоваться своим магическим даром, зная, что другие такой возможности не имеют? Каждый использует то, что у него есть. Она считала самым большим даром, посланным ей богами, дружбу с мастером Дедалом. То есть с его стороны это была дружба, а она любила его. С детства. Мой отец жалел её. Такая женщина и осталась одна.

— А она говорила Дедалу о своих чувствах?

— Не знаю. Может быть. Но романа там точно не было. Может, мастер запретил себе думать о царевне как о любовнице, а может, питал к ней только дружеские и отеческие чувства и не хотел ничего менять... Не знаю. При всей свободе критских нравов у этих двоих точно не было любовной связи. Встретив царевича из Афин, Ариадна хотела видеть в нём своего героя, мужчину своей мечты. Тезей действительно был отважен, силён, по-своему благороден... К тому же пленял её, да и всех других знатных критянок, своей грубоватой мужественностью. Им явно надоели чересчур утончённые мужчины их круга. У Ариадны был бурный роман с Тезеем, но в конце концов он её тоже разочаровал. Удивительная была женщина. Мой отец её часто вспоминал. Не только красивая и умная, но и смелая. Подростком надумала выступать на арене, как тавропола, и даже начала этому учиться, но родители ей запретили. Они во многом ей потакали, но тут уж настояли на своём. Не пристало царской дочери прыгать перед толпой подданных на арене. К тому же это опасно. А ты молодец, не струсила. Ирены иногда пугаются, а ведь у тебя нет их подготовки.

— Вообще-то я тоже испугалась. И испугалась бы ещё больше, не будь я сейчас такой заторможенной.

— Ты не строишь из себя то, чем не являешься. Да тебе это и не нужно — ты и так достаточно из себя представляешь. Я вот смотрю на тебя, и мне кажется, что ты на неё похожа. На царевну Ариадну, о которой мне рассказывал отец. Говоришь, там землетрясение?

— Не только. Из-под земли то вырывается огонь, то выплёскивается вода, а ещё выползают огненные змеи и ящеры... Но вообще-то я не уверена, что всё так и есть. Учитывая моё состояние, возможно, у меня галлюцинации и бред.

— Мы слышали толчки, но не особенно забеспокоились. У этого здания фундамент очень хорошо укреплён и уходит глубоко под землю. Но то, что ты сейчас рассказала... Похоже, опасения Охи подтверждаются. Это не просто землетрясение. Обычное землетрясение большинству наших не в новинку. Отец говорил, что на Крите они были постоянно. Пляски с быками символизировали победу Великой Матери над Колебателем Земли, который мог принимать облик огромного быка. Девушки-таврополы были жрицами Великой Богини. Они дразнили быка, заставляя гоняться за ними по арене, пока он не выбивался из сил. Они усмиряли Колебателя Земли. Сначала таврополами были только девушки, потом к ним присоединились юноши, а потом всё это превратилось просто в представление и сакральный смысл этих игр был забыт. Когда строился вот этот Лабиринт, было придумано много испытаний, напоминающих подвиги античных героев, поэтому мои родители решили, что очень даже кстати дать мне облик Минотавра. Лурдес играет роль Немейского1 льва, хотя вряд ли тот походил на лурда.

— Значит, это Лурдес? — я показала глазами на дремлющего льва, который, услышав своё имя, слегка приподнял веки. — Кажется, это женское имя...

— Так ведь Лурдес самка. У далейранских львов гривы и у самцов, и у самок, так что без разницы, кто играет роль Немейского льва. Рох... — Минотавр мотнул головой в сторону "динозавра", — тоже участвует в испытаниях для иренов. Иногда им устраивают битву с драконом. Ну а Камшу выглядит так, как выглядел бы любой из нас, если бы нам в раннем детстве не подарили другой облик.

Карлик изобразил что-то вроде улыбки и помахал мне маленькой рукой. Впрочем, пальцы у него были довольно длинные и заканчивались когтями. Аменемхет говорил, что манойи... или манои, как больше нравится им самим, иногда оставляли своим детям их истинный облик, а истинный маной — это карлик с плотной, как у ящера, кожей. Не знаю, почему, но мне показалось, что этот маной гораздо старше Минотавра.

Я сочла своим долгом улыбнуться ему в ответ и вежливо поинтересовалась:

— Вы тоже играете какую-то роль в испытаниях?

— Нет, я только донор, — ответил карлик высоким гортанным голосом и неожиданно ловким прыжком переместился на другой камень — поближе ко мне.

— Донор? Чего?

— Это в двух словах не объяснить.

Карлик устроился поудобнее. Теперь, когда он был ближе, я могла получше рассмотреть его плотное мускулистое тело, покрытое толстой, серой, местами пупырчатой кожей. Плоское лицо с маленьким носом, огромным ртом и круглыми светло-жёлтыми глазами было уродливо, но не производило отталкивающего впечатления. На шишковатой голове, там, где у человека росли волосы, имелась короткая тёмно-серая растительность, торчащая во все стороны, чем напомнила мне причёску Джонни Тревиса, когда я увидела его первый раз. Карлик был обнажённым. Взгляд мой невольно задержался на совершенно гладком лобке маноя. Видимо, половые органы у них скрыты. Во всяком случае, когда не должны функционировать.

— Мино, ты как всегда увлёкся байками, которых наслушался от своего отца, и даже не спросил, зачем эта красавица сюда пожаловала.

— У меня хватает чутья понять, что она тут скрывается, — обиженно возразил Минотавр. — И почему бы не развлечь красавицу приятной беседой? Я уже давно не видел такой красивой девушки. Она по-настоящему красива, не то что эти мускулистые куклы, одержимые идеей стать сверхсильными. Вот она действительно сильная...

— Да, но физически слабеет каждую минуту, — пристально глядя на меня, сказал Камшу. — Как тебя зовут, дитя?

— Диана.

— Римское имя вечно юной богини-охотницы, — оживился Минотавр. — А также одно из имён Исиды... Ладно, молчу. Так от кого ты прячешься?

— От одной урмианской суперменки и её друзей. Они меня похитили и забрали одно из моих тонких тел. Я называю его хронотопом, древние египтяне считали его частью моего Ка. Ещё его можно назвать фиксирующей оболочкой. Без него я скоро распадусь на миллионы частей, которые будут выглядеть, как я, но постепенно перестанут что-либо чувствовать и понимать. Один человек дал мне возможность бежать и посоветовал пробраться сюда. Якобы это место, где творятся чудеса и людей делают сильнее, чем они есть.

— Всё не так просто, — грустно сказал Камшу. — Среди нас, может, и найдётся тот, кто сделает тебя немного сильней, но мы не сможем восстановить одно из твоих тонких тел. Мино, продолжай развлекать нашу гостью беседой, а я пойду к Охи. Он вот-вот должен проснуться.

Прыгая с камня на камень, карлик скрылся в тумане.

— Охи — это ваш главный? — спросила я.

— Да, это самый старший из нас, — сказал Минотавр. — Он больше всех знает, но он уже стар и слаб.

— А откуда ты столько знаешь? Об истории и вообще... Вы можете выходить наружу?

— Нет, — мой собеседник шумно вздохнул и почесал мощную мохнатую грудь. — Я вот кажусь таким сильным, но на самом деле... То есть я, конечно, силён, но вообще-то мы, маноа, быстро теряем свою жизненную силу. Мы больше не можем жить в той же атмосфере, что и люди. А раньше могли. Но много веков назад мои предки вдруг обнаружили, что слишком часто и слишком рано умирают и почти утратили способность производить потомство. Тогда самый мудрый из них вспомнил об амфасхане... Если выражаться так, чтобы тебе было понятно, то это вроде как восстановительная консервация. Эои, создавая нас, предусмотрели такой аварийный способ сохранения нашего вида. Если племя оказывается в невыносимых жизненных условиях или заражено неизлечимой болезнью... В общем, если нет возможности выжить, то оно создаёт амфасо. Это такой кокон. Он делается из некоторых отходов нашей жизнедеятельности и кое-каких минеральных солей... Это сложно объяснять, да тебе это и не нужно. Все члены племени плотно прижимаются друг к другу и окружают себя этим коконом. Он застывает, а через некоторое время затвердевает, как камень. Все внутри него погружаются в глубокий сон. Такой, что замедляются и практически останавливаются все процессы в организме. При этом амфасо питает их, сам изнутри постепенно истончаясь. Это вроде ваших восстановительных систем, к которым человека подключают, и его организм не только исцеляется, но и обновляется, пока он находится в состоянии, близком к коме. Вот и амфасхана примерно то же самое. Но это очень долгий сон, поэтому использовать амфасхану стоит лишь в исключительных случаях. Мои предки подумали, что, возможно, после долгого сна в коконе они проснутся обновлёнными. Так и получилось. Маноа проснулись через несколько веков окрепшими и продолжили свою жизнь на Терре, маскируясь под разных существ. Но со временем они опять стали слабеть и поняли, что всё равно вымирают. В конце концов они обнаружили, что больше не могут жить на открытом воздухе. Они решили найти или построить себе ангар, чтобы жить, дыша амфой, и делать кокон для следующей амфасханы. Не исключено, что это поможет племени восстановиться ещё на какой-то срок. Маноа, среди которых были и мои родители, нашли ангар, где собирались создать благоприятную для нас насыщенную афмой атмосферу и пересидеть там, пока будет готов кокон. На его создание требуется не один стандартный земной год, поскольку надо накопить достаточное количество... материала, а также нужно много соли и ещё кое-каких минералов. Не прошло и года, как этот ангар подожгли. Наши родичи потеряли все свои запасы. В древности спрятаться было проще, а теперь на Терре не осталось ни одного незаселённого или хотя бы просто неконтролируемого места... И даже уже тогда так было, двести семьдесят лет назад. К тому же именно тот период был неспокойным. Природная катастрофа плюс кризис. Народ был озлоблен и подозрителен, едва ли не везде в любом незнакомце видели террориста и с особым подозрением относились к алиенам — выходцам из других миров. Земные СМИ всё писали об инопланетных захватчиках, которые готовятся поработить землян. Где бы наши родичи ни поселились, где бы ни начали обустраиваться, они везде вызывали подозрение. Начинали выяснять, что они строят и зачем. А если люди ещё и запах амфы улавливали... Маноа принимали за чужаков, которые что-то замышляют. Выглядели-то они, как обычные люди, но окружающие считали, что они просто умеют мимикрировать. В общем-то примерно так и было. Дошло до того, что одного из маноа поймали и заставили сдать анализы. Результаты этих анализов были... Сама понимаешь. Мы можем выглядеть, как существа других видов, но наши ткани всё равно будут отличаться от их тканей. Маноа тогда еле избежали крупных неприятностей. А дышать становилось всё трудней, и они боялись, что не успеют сделать кокон. Вот тут-то им и посчастливилось встретиться с представителями урмианской правящей верхушки — те прибыли на Терру через недавно открывшийся портал. В Урме как раз установился новый режим, и люди, которые пришли к власти, ради укрепления своих позиций готовы были заключить сделку с кем угодно. Они каким-то образом узнали, что маноа — представители особой формы жизни. Более того, они узнали, что мы можем им дать в обмен на их услуги. Амфа, слабым раствором которой ты сейчас дышишь, — не просто целебное вещество. Ударная доза её может не только исцелять человека от серьёзных болезней, но и наделять его сверхсилой, выносливостью, нечувствительностью к боли и способностью быстро восстанавливаться после тяжёлых ранений. В древности мы иногда исцеляли людей, спасали умирающих, а взамен кое-что у них забирали. Мы способны прожить дольше, не впадая в спячку, если люди делятся с нами одной из своих... составляющих. Она не так важна, как та, которую забрали у тебя, принцесса Диана. Древние египтяне считали её одним из двойников человека и называли Ба. Это оболочка или тонкое тело, отвечающее за чувства, эмоции, а также за фантазию и сновидения. Дело в том, что мы, маноа, не можем видеть снов и у нас небогатое воображение. Это ведь неслучайно, что мы были при наших господах исполнителями. К тому же маноа давно заметили, что люди придают достаточно большое значение снам, и мои предки захотели узнать, что это такое. Поэтому, исцеляя людей, маноа иногда просили у них разрешения забрать часть их тонкой энергии, отвечающей за сферу чувств, фантазию и сны. Например, успешно притворяться тельхинами могли только те из нас, которые получали эту энергию. Тельхины славились как искусные мастера, а что за мастер с плохим воображением? Мы всегда считали это вполне справедливым обменом. Умирающий человек получал жизнь, а в придачу исключительную силу и здоровье. Но маноа предлагали такой обмен только в старые времена. В какой-то момент люди стали пугать нас. Древний человек воспринимал нечто чудесное, к примеру, чей-то дар, либо как благословение богов, либо как происки злых демонов. Он мог отнестись к этому агрессивно, но это не так страшно, как нарваться на хищников, которые не верят ни в какие чудеса и из всего стараются извлечь выгоду. Да, урмиане тоже такие, но мы всё же заключили с ними взаимовыгодную сделку. Они сказали, что предоставят нам большую, хорошо охраняемую и изолированную от внешней среды территорию, где мы сможем вольготно жить, создавая на будущее свой кокон. Они будут поставлять нам всё необходимое и вообще всё, что мы пожелаем, даже если нам захочется полакомиться человечинкой. Да, они так и сказали. Но мы питаемся только растительной пищей и кое-какими минералами. А мы должны вырабатывать как можно больше амфы, чтобы её хватало не только для нашего хорошего самочувствия и создания кокона, но и для того, чтобы делать урмианскую элиту особенными людьми. Сверхсильными, нечувствительными к боли и способными быстро регенерировать. Дар этот смогут получать только ирены, дошедшие до последнего этапа. Так и был создан этот Лабиринт, о котором весь обитаемый мир, за исключением одной небольшой группы людей, знает только то, что это место, где претенденты на титул аристея проходят особые испытания. Все думают, что речь идёт о боевых искусствах и способности выживать в трудных условиях. Это тут тоже есть, но о главном, ради чего собственно Лабиринт и существует, знают немногие. Самое последнее из этих испытаний достаточно болезненно и небезопасно, хотя сейчас мы научились делать это так, что смертей не бывает. Прошедшего все обычные испытания Лабиринта — ты уже имеешь представление о некоторых из них — помещают в один кокон с донором. При этом на телах обоих делаются надрезы, и тонкие трубки соединяются человека и маноа так, что амфа поступает человеку в вены и в спинной мозг. А маноа в это время забирает у человека часть той его энергии, что египтяне называли Ба. Грубо говоря, это обмен физической силы на духовную, то есть на одну из духовных. У духовного тоже много уровней. До недавнего времени аристеев такой обмен вполне устраивал. Они всегда мечтали о сверхсиле и старались избавиться от лишних эмоций, мешающих идти к цели. Ну а без снов некоторые люди живут и не получая ничего взамен. И всё же египтяне недаром считали важными всех двойников. В последнее время аристеи периодически заводят разговор об изменении условий сделки.

— Не хотят отдавать свои сны?

Я вспомнила тонкие, как пиявки, проводки, протянувшиеся от небольшого прибора к вискам Доримены. Её лицо, искажённое судорогой извращённого блаженства. Извращённого не только из-за того, чем она наслаждалась. Искусственное сновидение само по себе казалось мне неким извращением. Хуже, чем всякие там наручники и плётки у любителей садо-мазо. У них хоть игра вживую. Игра всегда замена жизни, вернее какой-то её стороны, но то, что я видела сегодня в зимнем саду, производило жалкое впечатление. Как в общем-то все они — эти замороженные супермены, заплатившие за суперсилу частью своей души. Меня всегда бесил глупый восторг Эрики, которая смотрела на них, как на небожителей. Почему почти никто не видит за всей этой суперменской силой и показным величием сидящего внутри жалкого, озлобленного карлика, не ощущает холод, который от них исходит и от которого они сами никак не могут убежать? Они пытаются согреться, проводя массу времени в бешеных развлечениях. Экстремальный спорт, войны в Диких мирах... Такие же поиски допинга, как и оргии в подпольных борделях. И жестокость, к которой аристеи с удовольствием прибегают, карая преступников, — всё то же стремление максимально взвинтить свою психику, восполнить недостаток чувств обилием острых ощущений. Попытки остаться живыми. Вернуть жизнь, которой расплатились за право считаться лучшими из смертных, эдакими полубогами. Наверное, лучше быть или богом, или человеком, а промежуточное состояние — это всё равно как застрять между жизнью и смертью. Или между двумя мирами, из которых оба отвергают тебя.

— Дело не только в сновидениях, — вздохнул Мино.

— Я поняла. А вы не хотите менять условия?

— Дело не в том, что не хотим. Просто без этой энергии мы уже не можем, поскольку наши жизненные силы истощены. Тогда уж остаётся уходить в кокон и надолго, но мы им пока нужны, так что пока игра продолжается по старым правилам. Пока... Аристеи долгое время ценили те знания, которыми мы с ними делились. Знания допотопного времени. Мы же многому научились у наших хозяев. Это мы открыли урмианам секрет создания кораблей, быстро летающих между звёздами, и ещё кое чего. Но наши знания не пополняются, и люди давно уже ушли вперёд. Как учителя мы им больше не нужны.

Мино немного помолчал.

— Вообще-то мы тоже устали от такой жизни — в замкнутом пространстве. Но лучше такая жизнь, чем никакой. Мы не знаем, сумеем ли мы ещё раз выйти из амсфасханы. Возможно, в следующий раз мы уснём в этом коконе навсегда. Возможно, существование нашего вида подошло к концу и мы больше неспособны возродиться для нового цикла. Когда-то мы могли жить, дыша одним воздухом с твоими соплеменниками, наблюдая за их жизнью и участвуя в ней. Теперь мы можем жить только среди испарений собственного дерьма... Мы по-прежнему можем наблюдать за вами и не только за вами — сюда постоянно поставляют видеоматериалы о разных галактиках. Сейчас информации гораздо больше, чем в старые времена, но тогда у нас была настоящая жизнь. Мы могли участвовать в жизни этого мира. Нам и теперь хочется. Хотя бы вот так.

— Делая сверхсильными и неуязвимыми негодяев?

— Они что, все негодяи?

— Про всех сказать не могу, но, похоже, большинство. Лишая их этого... Ба, вы отчасти лишаете их человечности. Большинство из них жестоки, ведь это люди с ущербными душами. Судьба свела меня с урмианами, и вот я оказалась здесь, покалеченная настолько, что моё существование, возможно, тоже подходит к концу.

— Охи подумает, что можно сделать, — грустно сказал Минотавр. — Ты обвиняешь нас в том, что с тобой случилось?

— Да нет, откуда вы могли знать... Они и без ваших даров были хороши. Этот режим в Урме установился до вашего появления. По-моему, у тех, кто пожелал заключить с вами эту сделку, души изначально были ущербными.

— Они говорят нам, что у них очень разумное общественное устройство, продуманные законы, в стране царит порядок.

— О да... Кулак — моя полиция1. Каждый аристей практически царь и бог в своей части нома. Единоличная, никем не контролируемая власть. Всё это ерунда, что можно найти защиту от его произвола у главы нома. Глава нома — тоже аристей. Вся власть в Урме, как законодательная, так и исполнительная, — это аристеи. А поскольку по сравнению с деметами они малочисленны, то поддерживают друг друга во всём, иначе им просто не удержаться у власти. Ну и, само собой, им не удержать своих позиций, если совсем не опираться на деметов. Именно поэтому среди последних есть категория прикормленных холопов. И самое противное — такие есть не только в Урме. Со мной бы не случилось того, что случилось, если бы у аристеев не было союзников. Этих даркмейстеров и... Навалом людей, которые в восторге от урмианских аристократов и готовы выслуживаться перед ними. Моя подруга детства такой и оказалась. И предала меня. Так что аристеи — не единственное зло в этом мире. А вы, манои... Что вы планируете делать дальше?

— Думаю, скоро нам всё же придётся уйти в кокон. Они ищут способ обходиться без нас. Без той жертвы, которую мы от них требуем в обмен на амфу.

У меня было такое чувство, что передо мной ожил миф о Минотавре. Миф, придуманный людьми, через столько веков оделся плотью. В этом Лабиринте действительно живёт чудовище, в жертву которому приносят юношей и девушек. Только вот здешний Минотавр пожирает не их тела, а их души. Но он вызывает больше жалости, чем его жертвы, так как они прежде всего жертвы собственного тщеславия, а настоящий пленник тут он.

— Твои родичи так тебя с детства и называют? Мино. Минотавр.

— Да. Чаще Мино.

— По легенде у этого чудовища было и более красивое имя. Астерий. Это значит "звёздный"...

— Я знаю это имя, — в низком голосе моего собеседника послышались рокочущие нотки, говорящие не то о страхе, не то о гневе. — И много слышал о том, кто его носит. Он до сих пор держится ближе к миру людей, называя себя разными именами. А ещё он старается держаться поближе к представителям древних рас, поскольку когда-то они были посредниками между ним и людьми. Ему известно, где мы, манои, живём и чем мы живём. Когда-то Охи знал его близко. Правда, Охи тогда иначе себя называл. Астерий — одно из имён бессмертного, который погубил остров недалеко от Крита. Не знаю, принимал ли он когда-нибудь облик быка. По-моему, позже его просто стали путать с Минотавром, поскольку человекобык тоже был чудовищем. Да вот только Минотавр был чем-то вроде дрессированной зверушки, а Астерий... Вот это настоящее чудовище. Он может изменять облик. Мои родители его никогда не видели, но жители ближайших к Криту островов говорили, что он мог выйти из моря, а мог спуститься с небес или вообще появиться словно ниоткуда. Через равные промежутки времени он выбирал себе невесту из человеческих дочерей. Из самых древних, знатных родов. Как-то раз один остров — он назывался Тея — отказался дать ему невесту, которую он выбрал. То есть она сбежала, а островитяне то ли не захотели её выдать, то ли не знали, где она прячется. Астерий пришёл в такую ярость, что уничтожил остров. Там разразилась страшная катастрофа. Начали извергаться сразу несколько вулканов. Говорят, Астерий знает способ будить вулканы. Остров был разрушен землетрясением, отравлен кипящей лавой, а вскоре затонул... И даже не затонул, а просто исчез. Может, конечно, так глубоко под воду ушёл, но ныряльщики потом говорили, что не похоже на это. Дворец правителя был большой и роскошный, от него бы всё равно хоть что-нибудь осталось, но, сколько они ни ныряли, они не обнаружили даже намёков на руины дворца и других построек Теи. Всё это как в Аид провалилось. Может, так оно и было. Теперь вроде всем известно, что Аида нет, но... Возле одного острова недалеко от Урма есть подводная впадина такой глубины, что глубже и сам Аид не мог бы быть. Астерий и его соплеменники причастны к одной из величайших космических катастроф, последствия которой до сих пор сказываются на разных мирах, включая этот. Судя по тому, что ты рассказала, катастрофа продолжается...

Мой собеседник насторожился, и в следующее мгновение я ощутила лёгкую вибрацию. Его чутьё сработало раньше моего.

— Хорошо тряхнуло, если даже здесь чувствуется, — сказал Минотавр.

— Наверное, это потому что я плохая тавропола. Не смогла укротить Колебателя Земли.

— Твоё дело — не пляски с быками. Ты из высших жриц. Ты та, что выводит из тьмы. Твои волосы сияют ярче, чем венец Ариадны.

— Тьма скоро поглотит меня... Или свет? Какая в сущности разница.

— Подождём, что скажет Охи.

— А что сделал Астерий и его соплеменники?

— Уничтожили целую галактику и создали угрозу для других галактик. Я не знаю эту историю во всех подробностях. Даже Охи не знает всего. Он лишь знает, что эхо той трагедии сквозь века докатилось до нашего мира. И в основном из-за того, что из нашего мира был сделан мост к одному из обломков той галактики. А сделан он был как раз потому, что урмиане упорно искали способ обойтись без нас. И нашли...

Минотавр вздохнул и задумался.

— И что они придумали, чтобы обойтись без вас?

— Всего я опять же не знаю, но, кажется, это хуже, чем нынешний обмен энергиями. Охи уже жалеет, что дал им координаты того мира...

— Обломка погибшей галактики?

— Да. Это было более тридцати лет назад. Аристеи спелись с тёмными магами, которых называют даркмейстерами и с которыми ты, насколько я понял, тоже знакома. Эти маги научились делать тоннели в пространстве, а Охи... Он единственный из нас, кто немного владеет материей времени. Охи постоянно думает о нас, о своём народе, и хочет найти для нас возможность жить иначе. Он много раз говорил нам об одном мире, куда эои перед катастрофой на Терре отправили несколько племён. Кое-кто из наших тоже туда ушёл. Другие не успели, а потом не смогли открыть врата, но кто-то из них запомнил координаты того мира, и это знание передавалось потомкам. Охи в точности помнит рисунок одной древней карты галактики, вернее, её части. Знание точных координат мира помогает открыть врата туда, но один он не может их открыть. Когда аристеи рассказали ему о даркмейстерах, он подумал, что эти маги помогут нам совершить переход. Он почему-то был уверен, что энергии того мира позволят нам жить там на открытом воздухе. Аристеев всё это тоже заинтересовало. Они обещали, что не станут вмешиваться в жизнь того мира...

— И вы им поверили? — я уже догадалась, о каком мире говорит Мино.

— Не только люди верят тому, чему хотят, — мой собеседник шумно фыркнул. — Даркмейстеры были союзниками аристеев... Были и есть. Без аристеев мы бы не смогли связаться с этими магами. Объединив усилия, Охи и даркмейстеры сделали тоннель. Он хотел попасть в прошлое того мира — в период начала катастрофы на Терре. Он надеялся найти там тех, кого знал, но тоннель привёл в другое время, в прошлое, но не такое далёкое. Некоторые из нас попытались туда перейти, но не смогли там дышать и вернулись. Аристеи сказали, что осторожно, переходя туда небольшими группами, исследуют тот мир. Они называют его планетой вулканов. Позже они сообщили, что мир оказался необитаемым, но они нашли там какие-то полезные ископаемые, которые будут добывать в небольшом количестве — только для Урма. Больше они ничего не говорят нам о том мире, но Охи уверен, что они часто бывают там. И чувствует — там что-то неладно. Он уверен, что тоннель постоянно открывается. Один он не может его открыть, но он чувствует, что врата в тот мир открыты. Более того... Охи подозревает, что координаты того мира, которые он дал даркмейстерам, позволили им сделать тоннель в прошлое того мира без его помощи. И мы прошли по этому тоннелю уже спустя много времени после того, как он был сделан. Прошли и увидели там огненный ад, в котором было невозможно дышать.

— То есть вы думаете, что аристеи совершили переход туда гораздо раньше, чем сказали вам, натворили там дел, и когда вы попробовали совершить переход, то увидели уже результаты их деятельности...

— Это вполне возможно. И скорее всего даркмейстеры сделали тоннель достаточно прочно соединяющим наш мир с тем. Так, что время там и здесь течёт параллельно. С того момента, как возник тоннель, связавший два мира, сколько времени проходит здесь, столько же и там.

Я подумала о том, что такой же тоннель или мост недавно был между нашим миром и Древним Египтом. Возможно, он ещё цел. Но даже если это так, мне сейчас по нему не пройти.

— Мино, можно неприличный вопрос?

— Какой угодно. У вас, людей, самые обычные вещи почему-то постоянно попадают в категорию "неприличное". Времена меняются, ваши нравы тоже. Изменяется и эта категория, но вот почему-то не уменьшается.

— То, что вы, маноа, почти все по-разному выглядите, не мешает вам... размножаться?

— Нисколько. Никакое обличье не мешает совершать обмен... веществами, в результате которого зарождается новая жизнь. И самка в каком угодно облике способна отложить яйца. С виду это поначалу вообще напоминает икру некоторых земноводных. Часть этих яиц-икринок гибнет, а часть растёт, постепенно затвердевает и вскоре превращается в очень крупные яйца с прочной скорлупой. Они помещаются в особую среду, через пять-шесть стандартных месяцев становятся хрупкими, скорлупа истончается, и детёныш легко от неё освобождается. Того, что вы, люди, называете сексом, у нас нет, и размножение у нас никак не связано с получением удовольствия. Эои, создавая нас, именно такую цель и ставили. Они считали, что отсутствие удовольствия при создании новых жизней позволит нам размножаться, руководствуясь исключительно разумом, интересами племени. Знаешь... Может, у нас потому и нет искусства, как у вас, людей. Любовь — его основная причина и суть... Нет, мы испытываем привязанность друг к другу, но, похоже, это совсем не то, что влечение друг к другу у влюблённых людей. Мы веками сравниваем себя с вами. В целом наши чувства... Им не хватает чего-то такого... непонятного и при этом очень сильного. Невыразимого. То есть такого, что это можно выразить, наверное, лишь языком искусства. Мне это трудно объяснить. Забирая у людей часть Ба, мы можем развить воображение и стать хорошими мастерами, но художников среди нас не было и нет.

Появился Камшу.

— Идите к Охи. Он проснулся и хочет видеть нашу гостью.

Мино соскользнул с камня и выпрямился. Мутная вода была ему чуть ниже колен. Я тоже приготовилась идти вброд, но он не позволил мне даже замочить сандалии, легко подхватив меня на руки.

— Самое прекрасное существо, какое мне только приходилось держать в своих лапах. Надеюсь, ты не возражаешь, принцесса?

— Какой смысл, если ты уже всё равно меня несёшь. И мне действительно не хочется брести по пояс в воде.

Я вспомнила, как мы с Терри шли по эдме, пытаясь понять, где она кончается. Дорогу нам пересёк ручей, и Терри так же легко подхватила меня на руки. "Камни слишком острые, — сказала она, — а мои сандалии покрепче". Вообще-то мои сандалии были не хуже, но я не стала спорить, только обняла её за шею. Я знала, что ей совсем не тяжело меня нести и что ей это так же приятно, как и мне. И ещё я чувствовала, что она очень хочет от чего-то меня уберечь. От всего на свете и от чего-то конкретного.

Я уже давно привыкла к запаху амфы, чьи испарения клочьями белого тумана поднимались над мутной водой. По мере того, как мы продвигались вперёд, из этого тумана выплывали каменные островки, где дремали или бодрствовали всевозможные существа. Пару раз я видела маноев, похожих на людей, некоторые имели облик животных — в основном мне неизвестных, но большинство напоминали каких-то фантастических тварей. Многие из них выглядели довольно устрашающе, но пугал не столько их вид, сколько взгляды, которыми они нас провожали. Накопленные многими годами и даже веками знания и бесконечная усталость — вот что я читала в глазах этих странных существ, собравшихся здесь, чтобы испытывать человеческих детёнышей на храбрость. Не прошедших испытания чудовища пожирают... Нет, тут не так. В древних мифах всё куда логичней.

Дышалось легко, и вообще я чувствовала во всём теле пугающую лёгкость. Я — это уже не я, а тень. Вокруг меня царство мёртвых, и чудовище переправляет меня через Ахерон1... Ни лодки, ни Харона, которому надо дать монету... Но ведь не факт, что в царстве мёртвых всё именно так, как пишут в энциклопедии мифов.

Я думала, что сейчас увижу либо дряхлого карлика, либо какое-нибудь фантастическое чудище, но Минотавр остановился перед гладким валуном, на котором, скрестив ноги, сидел кудрявый белокожий мальчик. Он напоминал статую Амура — мраморную, с позолоченными волосами. Глаза его были закрыты, и казалось, что он медитирует. Когда же он открыл глаза, мне стало не по себе — гораздо больше, чем при виде всех этих существ, которые попадались нам по дороге сюда. Глаза у "Амура" оказались совершенно чёрными — словно у вампиров в минуты жажды, как это любят изображать в кино. Эта чернота, окрасившая не только радужную оболочку, но и белок, делала прелестное лицо похожим на маску, сквозь которую на меня смотрела вселенская тьма. Сам Эреб2 смотрел на меня сквозь призрачную маску бытия. Скоро передо мной спадут все маски, и я растворюсь в великой тьме...

— Поднеси её поближе, — мелодичным голосом велел "Амур", и, когда Мино выполнил его приказание, осторожно взял меня за руку своими тонкими, изящными пальцами. Они оказались прохладными и твёрдыми, что опять вызвало у меня ассоциации с мраморной статуей.

Я старалась держаться с вежливой невозмутимостью, хотя смотрящая на меня сквозь бледную маску бездна внушала мне страх.

— А теперь посади её вон туда, — "Амур" показал на плоский валун в полутора метрах от его каменного "трона".

— Ты хорошо держишься, — обратился он ко мне, когда Мино, усадив меня куда положено, сам занял камень чуть подальше. — Многие ирены, пройдя все испытания, раскисали, посмотрев мне в глаза. Но нам всё равно приходилось давать им амфу. И даже тем, кто проходил не все испытания. Последние двести лет сюда попадали главным образом дети аристеев, которые непременно должны были тоже получить этот титул. Ну а нам нужна была их энергия. Наш народ на грани вымирания. За последние сто лет у нас не родилась ни одна самка, а те немногие из них, что способны производить потомство, уже не могут производить его в прежнем количестве. Твоя мать прошла все испытания, но амфу не приняла. И не отдала часть своего Ба. Если точнее, никто из нас не смог обменяться с ней энергиями. В ней было столько силы и столько огня... При попытке слияния этот огонь просто сжёг бы любого из нас. Она была сильна и без амфы. Как и ты же. И такие, как вы с ней, отдают часть своей души только тем, кому хотят её отдать.

— Моя мать... Она была здесь? Когда? И как вы поняли, что это был моя мать? Вы, как и эойи, способны по каким-то видимым только для вас энергиям определять родство?

— Верно. Вы с ней люди другого племени. Не того, что живёт вокруг этого Лабиринта и приходит сюда за порцией сверхчеловеческой силы. Она не нуждалась в ней, хотя, насколько я понял, не могла сюда не прийти. Кажется, потом она покинула Урм, но мы больше ничего о ней не слышали. Что с ней стало дальше, дитя?

— Я немного знаю о своей матери, хоть и прожила с ней под одной крышей десять лет. Похоже, она сделала документы на другое имя — чтобы скрыться от урмиан. Она вышла замуж, родила меня, овдовела, а потом, когда мне было десять, исчезла. Я долгие годы считала её погибшей, но есть подозрение, что она просто разыграла свою смерть.

— Полагаю, у неё были для этого веские причины, — промолвил Охи. — А у тебя были веские причины прийти сюда. Камшу мне всё объяснил. Мне очень жаль, но мы не можем тебя спасти. Поверь, мы бы дали тебе амфу без всякого слияния. Просто дали бы её тебе, ничего не требуя взамен, но твой организм в теперешнем состоянии её просто не примет. Думаю, ты бы в любом состоянии плохо её усвоила — ты устроена несколько иначе, нежели чистокровные потомки землян, но сейчас амфа просто убьёт тебя. Мне очень грустно, что ты теряешь силы у меня на глазах, а я не могу...

Речь маноя прервал оглушительный гром, а всё вокруг пришло в движение. Мутная вода вспенилась, выбрасывая ещё более густые облака белого тумана.

— Кажется, дело совсем плохо, — произнёс Охи, когда всё стихло. — И нам следует поторопиться... Что там снаружи, дитя? Мы не можем наблюдать за жизнью города непосредственно. Люди постоянно приносят нам всевозможные видеоматериалы, но это то, что они отбирают для нас. Они могли бы сделать так, чтобы мы наблюдали за происходящим в городе, но, раз не сделали, значит, не хотят показывать нам свою жизнь и своё истинное лицо. Впрочем, их истинное лицо мы всё же разглядели.

— Там странное землетрясение. Из-под земли вырывается огонь и лезут какие-то твари. Огненные змеи, ящеры... А вода превращается в огонь.

— Это закипела река времени, — помолчав, сказал старейший из маноа. — Я знал, что это рано или поздно произойдёт. Отчасти я тоже в этом виноват. Тоннель, который я помог им сделать, ещё больше нарушил пространственно-временную ткань. И вот теперь река времени вырвалась наружу. Скоро тут будет хаос. И не только тут. Боюсь, пострадает не только этот остров.

— Я привыкла считать, что река времени — понятие символическое, а не вода, которая выплёскивается из-под земли. Хотя сейчас я уже ничему не удивляюсь.

— Во-первых, вода — необычная материя, дитя моё. А во-вторых... Река времени — это не вода в прямом смысле слова, но, прокладывая себе русло, она способна изменяться, переходя из одной формы материи в другую. Если точнее, то существует она в тонкой материи, но может приобретать черты грубой, видимой и ощутимой всеми. Обычно это происходит, когда нарушается ткань бытия и все преобразования приобретают стихийный характер. Сейчас что-то такое и происходит. Я предчувствовал это, потому и велел поспешить с созданием амфасо. Кокон готов. Я бы предложил тебе уйти вместе с нами в амфасхану, если бы это могло тебя спасти, но увы... Амфа немного улучшила твоё состояние, но доза побольше причинит тебе вред и скорее всего убьёт.

— Понимаю. Охи... Наверное, я покажусь тебе полной идиоткой, но мне интересно, как я... Если я буду иногда видимой, как призрак... Моя одежда выйдет в тираж вместе со мной?

— Все твои двойники будут выглядеть так, как ты выглядела в момент распада, вместе с тем, что на тебе надето. Во всяком случае, если оно из натуральных материалов. Что у тебя на шее?

— То, что осталось от фигурки скарабея. Внутри она была полой и обладала блокирующей магией. Я хранила там свой... Часть своего Ка.

— Вот как... Ты навела меня на одну мысль.

Пару минут маной смотрел на меня, словно решая некую дилемму.

— Мино, передай, чтобы все готовились к амфасхане, — произнёс он наконец. — И принеси мне браслет в виде змея.

— Зачем? — чувствовалось, что Минотавр сам смущён своей дерзостью. Видимо, приказания Охи здесь не обсуждались.

— Это единственная возможность помочь ей. Нашей Ариадне нечего терять, и я хочу, чтобы у неё был шанс. Поторопись, мы скоро уходим.

Минотавр, посмотрев на меня, удалился, а вслед за ним потянулись его соплеменники. Я осталась наедине с Охи.

— Что это за браслет?

— Он был подарен одной девушке, но она избавилась от него. Это магическая штуковина из сплава, секрет которого давно утерян. А глаза змея примерно из той же материи, что и элемниты. Даркмейстеры делают из неё трансферы. Элемниты или трансферы, как принято говорить в этом мире, могут излучать и обычный свет, и тёмный — эль-тану. Скрытый свет, хранящий нерастраченную энергию, которая способна изменять материю — разумеется, только в руках очень сильного мага. Ты этого не можешь, но, возможно, этот браслет защитит тебя.

— Почему Мино так странно отреагировал? Он считает эту штуковину опасной?

— Магия не бывает безопасной, дитя, и ты это знаешь.

— Да уж, — усмехнулась я.

— Неудивительно, что всё происходит одновременно, — промолвил Охи, глядя не то на меня, не то куда-то вдаль своими жуткими непроницаемыми глазами. — Твоё появление здесь и это бедствие. Нет, не ты его причина, но причины происходящего с тобой и с этим миром связаны между собой. Мы открыли врата в огненный мир, и двадцать четыре года назад здесь появилась девушка с огненной душой. Теперь её дочь явилась сюда, словно юная богиня судьбы. Богиня возмездия, предвестница гибели...

— Да какая я к чёрту богиня? — разозлилась я. Лабиринт снова содрогнулся, в соседнем зале что-то обрушилось. — Я вот-вот стану чем-то вроде этого пара. Вы уверены, что вам стоит уходить в этот... кокон? Вас же тут может завалить. Как вы выберетесь, когда проснётесь?

— Если проснёмся, — поправил Охи. — Возможно, этот сон станет не долгим, а вечным. Мы не раса бессмертных и прожили уже очень долго. Мало вероятности, что мы сумеем восстановиться для следующего жизненного цикла, но всегда надо надеяться на лучшее. Если мы выживем, мы выберемся, принцесса, не впервой. А ты добрая девочка. Беспокоишься о нас, хотя сама в ещё худшем положении. А вот и Мино.

Минотавр почтительно протянул браслет Охи, позволив себе, однако, посмотреть на старшего с укором, но тот знаком велел отдать украшение мне. Браслет был в виде змея, пожирающего свой хвост. Уроборос. Мировой змей, обвивший кольцом Землю. Символ возрождения и вечного возвращения. Манои древний народ, и они явно придают большое значение символам. Скарабей тоже символ возрождения. Видимо, Охи решил, что раз фигурка священного жука расплавилась, следует усилить её магию аналогичной вещью. Браслет явно обладал ещё какой-то магией, которая пугала Минотавра, но меня это не тревожило. Я знала, что Охи не желает мне зла.

Когда прохладный золотистый змей обвил моё левое запястье, я ничего не почувствовала — ни прилива сил, ни слабости. Глаза змея напоминали кусочки желтоватого стекла. При всей своей незатейливости браслет был красивый. Ни за что не спутала бы его с дешёвыми побрякушками, продававшимися в галантерейных магазинах. Искусство, с каким была выполнена фигурка змея, говорило о том, что передо мной ручная работа.

— Изделие тельхинского мастера, — сказал Охи. — Настоящего тельхина, а не одного из нас. Нам пора, принцесса. Сейчас мы с Мино покинем этот зал, а ты покидай Лабиринт. В следующем зале образовалась брешь наружу и довольно большая — я это чувствую, мне стало трудно дышать. Выбирайся наружу и постарайся прикоснуться к живому огню. К этой самой воде, что вырывается наружу, превращаясь в огонь и в разных созданий. Это сделает тебя сильнее. Здесь нет чудо-мастера, который даст тебе чудесную нить, но такие, как ты, способны противостоять судьбе и целому миру. Прощай, принцесса. Иди, не медли.

В соседнем помещении что-то снова обрушилось, и в этот зал ворвался оранжевый свет, превративший плавающий над водой туман в язычки пламени. Вода зашипела. Гладкие камни всё больше и больше выступали над её поверхностью. Когда я добежала до входа в соседний зал, пожелтевшая мутная жижа уже едва доходила мне до щиколоток. Я оглянулась. Самый высокий камень, на котором только что восседал языческий божок с тёмным взором, был пуст, но дальше, в заполненной туманом арке, темнела фигура Минотавра. Он поднял руку и исчез. Мой проводник в пределах Аида... Древние считали, что путешествие по лабиринту — путь от смерти к рождению. Я покидаю царство смерти. Что меня ждёт? Гибель и новое рождение? Я покидаю царство смерти, но не хочу покидать этот мир.

Брешь в стене оказалась достаточно широкой, чтобы я с лёгкостью выбралась наружу. А там царил хаос. Теперь вечерний город освещало только вырывающееся из-под земли пламя. Странное пламя, которое приобретало разные формы. Я видела огромных рыб и змей, танцующих в мутном от пыли воздухе среди полуразрушенных строений. Фонтаны светящейся воды превращались в деревья, цветы, фигуры каких-то зверей, потом в языки пламени, которое отрывалось от земли и снова во что-то превращалось. Пожалуй, самым чудесным из этих огненных созданий был огромный дракон. Я даже обрадовалась, когда он устремился ко мне. Сейчас я прикоснусь к нему и стану сильнее. Я сяду на него верхом, и мы умчимся прочь из этого страшного разрушенного города. Драконы любят принцесс, и он спасёт меня. Ведь я же недавно спасла его подводных соплеменников.

Естественно, этот огненный дракон не обладал разумом. Даже не знаю, почему его понесло в мою сторону. Я чуть не закричала от боли, пронзившей моё тело, когда я коснулась его. Но эта боль тут же прошла. И тело моё наполнила знакомая предательская лёгкость. Теперь уже такая, что я не могла удержаться на земле. Я обняла огненного дракона за шею, но никакого жара я не чувствовала. Я уже не чувствовала ничего. Я только видела, как отдаляется от меня охваченный огнём Молосс. Огромный город, похожий на лабиринт. Помогите мне, боги! Ведь я вошла в лабиринт и не спасовала перед чудовищами. Или награда за это — бессмертие, которое я обретаю против своей воли? Я уже распадаюсь на миллионы атомов, на миллионы образов самой себя. Я ещё здесь, но уже не здесь... Я везде и нигде... Я уже даже не вижу этого проклятого города-лабиринта, гибнущего, как когда-то погиб древний город, где великий мастер построил лабиринт для Минотавра... Нет, всё это вымысел... Хотя, какая разница? Возможно, я тоже когда-нибудь стану героиней легенды. Как моя подруга из Древнего Египта... Великие боги, я не хочу... Терри! Я не могу уйти, не увидев тебя!

Часть 3. Персефона.

Мне всё же удалось увидеть её, хотя длилось это несколько секунд. Она спала в полутёмной комнате, в которую я словно смотрела сквозь маленькое окно. Я могла бы проникнуть туда вместе с лучом солнца, но неведомая безжалостная сила унесла меня прочь. Я поднималась над цветущим садом, над белым дворцом, над городом, сияющим светлыми, нежными красками среди яркой зелени. Узкую изумрудную кайму вокруг игрушечного царства сменила золотая — такая широкая, что, казалось, она никогда не закончится. Пустыня... Золото темнело, постепенно превращаясь в оранжевое пламя. Неужели я снова в том пылающем городе? Нет, огонь утонул во тьме. Вернее, растворился в ней, наполнив её светом. До чего же она ярко сияла, эта тьма. Почему я раньше не замечала, что она исполнена света? Она сверкала драгоценными камнями, и самым прекрасным из них был нежно-голубой. Едва я об этом подумала, как он стал приближаться, и вот я уже лечу над морем, почти касаясь волн, кипящих белоснежной пеной. Мне так легко! Здесь так хорошо летать, Терри! Мне хотелось бы летать вместе с тобой... Я пугаюсь, когда бурные воды темнеют и разверзаются передо мной, открыв моему взору страшную бездну, в которую опрокидываются дворцы и корабли. Весь мир тонет в этой пучине. Весь мир и она тоже... Терри... Я утонула бы вместе с ней, но я не могу, ибо я уже не здесь... Я снова в сияющей тьме, а вокруг меня загадочно мерцают алмазы. Они все мои, но они мне не нужны. Я хочу вернуться... Но куда? Мой мир канул в бездну. Я даже не успела с ней проститься. Наверное, проще всё забыть, уснув в этом царстве среди мерцающих алмазов, стать частью той чудной мозаики, что создали боги, играющие судьбами людей и миров. Мне стоит лишь протянуть руку, и любой из этих миров-алмазов станет моим, ибо для меня нет границ. Я нигде, но я везде. Я ветер, я воздух, я всё и ничто, я дыхание вечности. Я Амаунет1, возлюбленная самого Амона. Теперь, победив смерть, я способна смотреть на него, не отводя взор от его пылающего лика. Я помню, как Анхе молилась ему, стоя на каменных плитах. В просвете между ярко расписанными колоннами виднелась городская стена, а за ней пустыня. Город мёртвых среди песков... Там на нас напали. Они хотели убить Терри. Я до сих пор не знаю, что с Терри! Я хочу вернуться туда! Вот я уже лечу над пустыней. Мутный солнечный диск завис над вершинами пирамид, а прямо подо мной, почти сливаясь по цвету с песком, лежит сфинкс. Я никогда не видела его сверху, тем не менее сразу узнала. Сфинкс с лицом Терри. Он стал приближаться так стремительно, что, не будь я бессмертной, я бы разбилась, ударившись о его каменную спину. Я действительно врезалась в этот выщербленный песком и ветром камень, но не ушиблась, а погрузилась в него, как в воду... Нет, я прошла сквозь него, как сквозь воздух, и оказалась в маленьком святилище, где перед статуей в древнеегипетском одеянии стояли двое — Терри и Аменемхет. Они были так близко, что, казалось, я могу их коснуться... Но я не могла. Только смертные привязаны к земле, а я стала ветром и сейчас снова улечу прочь. Я знала, что они не видят меня. Я не могла смотреть на её лицо, исполненное отчаяния. Мы так близко, но так далеко друг от друга, и это не изменить. Её боли я точно не вынесу. Воздух заколебался, и дверь появления, украшенная рельефом с двойным львом, открылась. За ней был тот дивный мир, который я видела десять дней назад. Десять дней или целую вечность... Я снова видела тропу среди прозрачных камней и рощу золотистых деревьев... Нет, что-то изменилось. Тропа стала длинней и вела к замку из серого камня. В следующее мгновение замок посветлел и превратился в белый дворец, и за его высокой аркой что-то ослепительно сияло... Или этот свет где-то рядом? Да, это засияла моя статуя, на которую упал солнечный луч. Моя копия, сделанная мастером, имя которого я уже забыла. Я должна забыть всё! Страдания — удел смертных. Их страдания имеют конец, а страдать целую вечность нельзя. Забыть, забыть... Эта статуя... Почему она так светится? Это солнечный луч окружил её странным неземным сиянием. Её и меня. На мгновение мы будто бы слились с ней, но лишь на мгновение. Я не могла обрести плоть. Я снова воздух и ветер. Амаунет, возлюбленная солнечного бога. Амон-Ра обнял меня, окутав таким теплом и покоем, что мне стало хорошо. Я растворялась в солнечном свете, я нежилась в лучах его любви. Любовь Амона всеобъемлюща, и, растворяясь в ней, обретаешь истинное счастье. Оно в отсутствии страданий. И в лёгкости, с которой мчишься сквозь звёздный свет и бесконечную тьму. Перед тобой открываются все двери, как сейчас открылась дверь появления и арка того чудесного замка. За ним была ещё одна арка, за которой я увидела ещё один удивительный пейзаж — величественный и мрачный, а за ним хрустальный город, парящий над тёмно-зелёными водами... Двери открывались одна за другой, являя моему взору разные миры — похожие и непохожие на те, что я когда-либо видела. Одни были прекрасны, другие пугали, третьи вызывали смятение... Они завораживали меня игрой красок и звуков, в которых была закодирована какая-то очень важная информация, нечто, постоянно от меня ускользающее и заставляющее мчаться вперёд, открывая всё новые и новые двери. Теперь я была в глубине огромного кристалла. Вернее, гигантской молекулы, где миллионы атомов-звёзд, вспыхивая, протягивали друг к другу разноцветные лучи, создавая сложные, причудливые узоры. Я знала, что могу постичь их суть, ибо я была в каждом атоме, на каждой грани этого кристалла. Я видела столько миров, что сердце моё переполнял восторг. Скоро я всё пойму и увижу смысл в этой сложной паутине. Я найду путь среди звёзд, но только если сумею выстроить всё это в определённом порядке. Я смогу... Или нет? Бесчисленные картины и образы, переполняя меня, сводили с ума. Вселенная проникала в меня, то разрывая меня на части, то складывая вновь. Я была ею, а она была мной. Скоро я стану всем...И ничем.

Иногда я видела себя, выходящую мне навстречу из глубины мерцающих зеркал, из глубины магического кристалла, где я и множество моих двойников блуждали уже целую вечность. Тонкие золотоволосые девушки — то в длинном белом платье, то в лёгкой воинской броне, то в древнеегипетском наряде... Иногда я не сразу узнавала себя. Моих многочисленных двойников, идущих мне навстречу, словно Ка, что встречает покойного у входа в царство мёртвых. Но я не могу умереть. Я старше сфинкса, спящего в пустыне Терры. Я видела всё, но уже почти всё забыла. Наверное, скоро я забуду всё... Нет, только не Терри. Мне больно её видеть, но забыть её я не могу! Она то и дело возникала на разных гранях кристалла, упорно вырывая меня из состояния блаженства. Терри в голубом хитоне, Терри в костюме рыцаря с грифоном на груди. Терри в нелепом египетском платье среди песчаных холмов. А чаще всего — возле каменного сфинкса, между лапами которого зияет вход в погребальное святилище. Там была моя статуя. Иногда она ярко светилась. Потому я и возвращалась туда... Нет, я возвращалась из-за Терри, но остаться там не могла, потому что я нигде не могла остаться в полном смысле этого слова. Я скользила, переходя с грани на грань, а этих граней были мириады, и я знала, что моё путешествие не закончиться никогда. Мне не следовало покидать Аид. Только он и связывал меня с миром смертных. Они все рано или поздно спускаются туда, и там мы с ней могли бы быть вместе. Неужели мне суждено быть вечным очарованным странником, постепенно забывающим, кто он и откуда?

Нам с ней надо было уйти, когда та дверь открылась в Огненный мир. В мир вулканов, прозрачных разноцветных камней и золотых деревьев. Туда, где воины дружат с прекрасными разумными львами. Говорят, там много опасностей. Ну а где их нет? Если тебе кажется, что ты наконец-то нашёл рай, он непременно окажется иллюзией...

Я снова оказалась в маленьком святилище перед дверью с рельефом, и она открылась. Да, это был тот чудесный мир. И Терри была рядом. Мы взялись за руки и пошли по тропе среди полупрозрачных камней, вдоль которой росли цветы с плотными, словно бы сделанными из воска лепестками. Одни были огромные — крупнее подсолнухов, другие обычных размеров, не больше, чем розы на кустах возле моего замка... Да это и есть розы. Прекрасные белые розы, растущие среди цветных камней вдоль тропы, ведущей к моему замку. Я уже вижу его вдали — за рощей деревьев-фонтанов, вижу, как яркие радуги играют в струях чистой воды. Терри больше не боится роз. Сейчас я подарю ей одну из них. Я срываю цветок, но его белые лепестки вдруг чернеют и съёживаются. Вокруг темнеет, а рука Терри так сжимает моё запястье, что я чувствую боль. Странно, я ведь уже так давно не чувствовала физической боли. Я хочу заговорить с Терри и обнаруживаю, что рядом со мной не она. Прекрасное лицо в обрамлении пышных чёрных волос внушает мне ужас. Терри тоже прекрасна. Иногда она напоминает мне демона с картин одного русского художника. Она напоминает демона, но теперь, глядя на стоящее рядом существо, я понимаю: одно дело — человек, похожий на демона, другое — настоящий демон. Тёмное божество, близость и созерцание которого повергает в ужас, а прикосновение причиняет жгучую боль.

— Как ты посмела? — его голос тоже причинял боль. Странный голос — мелодичный, чарующий и пугающий. Он вроде бы звучал негромко, но при этом оглушал.

О чём он? Это существо в ярости из-за того, что я сорвала в его саду цветок? Но я же думала, что это мой сад... Сияющий яркими красками мир исчез, и меня окружила тьма. Бедняжка Персефона1... Зачем она сорвала этот цветок? Тут же разверзлась земля, и она оказалась в Аиде, во власти царя мёртвых...

— Откуда у тебя этот браслет?

Демон понизил голос, который теперь напоминал глухое рычание какого-то очень крупного, страшного зверя. А боль в руке усилилась и стала распространяться по всему телу. Когда она стала невыносимой, я стиснула зубы, чтобы не закричать. Я не видела, но ясно представляла себе, как огромная молекула из мириадов соединённых звёздными нитями атомов сжимается. Всё этим атомы по бесчисленным лучам-дорожкам устремились к центру — ко мне. Мириады атомов превращались в один, пронзая меня нестерпимой болью. Я вдруг поняла, что чувствую своё тело, как когда-то — несколько дней или целую вечность назад. Теряя сознание, я видела, как тонет во мраке прекрасное бледное лицо с чёрными глазами, в которые лучше не смотреть. Иначе превратишься в камень, а это ещё хуже, чем миллионами призраков носиться по вселенной...

Когда я открыла глаза, тьма немного рассеялась. Я лежала на чём-то напоминающем мех, чувствуя, как он приятно щекочет мои руки и плечи, а вокруг меня скользили тени. Я пыталась понять, на кого похожи эти колеблющиеся в тусклом свете фигуры. Кажется, на людей. А где сами люди? Наверное, их здесь нет. Только тени. Я в царстве мёртвых. Теперь уже по-настоящему... Но я же снова чувствую своё тело. Я вновь обрела плоть. Меня что, и правда похитил Аид? Интересно, а я смогу теперь, как Персефона, жить и в его царстве, и на земле? Он будет отпускать меня на землю? А если да, то насколько? Персефону отпускали на две трети года. Не так уж и плохо.

Я села и огляделась. Я не могла понять, каковы размеры комнаты, в которой я оказалась. Я могла более или менее ясно разглядеть лишь своё застланное чёрной шкурой ложе и каменные плиты пола вокруг него — шестиугольные, покрытые узорами и трещинами. Слабый свет поникал сюда сквозь высокую готическую арку слева от меня. Вскоре стало ещё светлее, потому что в синем небе появился яркий нежно-голубой диск. Совершенно неожиданно. Засиял в вышине, словно закинутый туда неким таинственным дискоболом. Что это? Луна или здешнее солнце? Ночное солнце, видимое лишь в подземном царстве. Оно осветило всё вокруг волшебным светом. Теперь я видела тончайшую резьбу на оконной арке, рельефы на стенах, фигуры чудовищ, украшающих огромный камин или что-то на него похожее. В просторной комнате было несколько резных стульев с высокими спинками и громоздкое кресло, инкрустированное драгоценными камнями — в основном синими и лиловыми, которые переливались в лунном (наверное, всё-таки лунном) свете так, что я не могла отвести глаз от этой игры глубоких и мягких цветов. Они сияли всё ярче и ярче, как будто чувствовали приближение хозяина дома, и я не особенно удивилась, когда он появился. При этом я всё же испугалась. Хоть я и ждала его появления, он всё равно умудрился возникнуть передо мной внезапно. Я уже потом обнаружила, что за колонной, из-за которой он вышел, находится дверь.

Сказать, что он был красив, — это всё равно как сказать, что Леонардо да Винчи хорошо рисовал. И я недаром при виде этого существа вспомнила Леонардо, создававшего лики, глядя на которые, люди до сих пор не могут разгадать тайну их притягательной силы. Только этот бледный лик, окружённый тёмным пламенем волос, больше пугал, чем притягивал. Особенно глаза. Две бездны, в глубине которых мерцали звёзды. Наверное, лунные блики, отражаясь в его зрачках, постепенно превращаются в маленькие звёзды, а он может погасить их или заставить сиять так, что они всё вокруг себя сожгут. Наверное, нельзя смотреть в эти глаза, на этот лик. Но я смотрела, не в силах отвести взгляд от этого существа, словно сотканного из лунного света и тьмы. Следом за ним в зал бесшумно впорхнули тени. Они тут же окружили моё ложе, протягивая ко мне когтистые чёрные руки. Я поняла, что эти тени не совсем бесплотны, просто их тела состоят из материи, похожей на эфир. Тёмный эфир. От живых теней исходили волны энергии, пробирающей меня насквозь. Чёрные лица со смутными чертами ежесекундно кривлялись и изменялись, словно резиновые маски, которые мнут и растягивают чьи-то невидимые руки. Сперва эти существа показались мне безглазыми, но вскоре там, где у людей глаза, у этих тварей стали вспыхивать белые огоньки, разгоравшиеся всё ярче и ярче.

— Вот теперь они увидели тебя, а не просто учуяли, — засмеялся хозяин. У меня мурашки пошли по спине от его смеха, который распадался на множество колокольчиков, звучащих то в унисон, то вразнобой.

— Чего они от меня хотят? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

Голос не дрожал, но демон чувствовал мой страх, и это его явно забавляло.

— Они голодны. Керы питаются жизненной силой, которая покидает умирающих. Именно поэтому они постоянно кружат над полями сражений и в местах бедствий. Смертные их обычно не видят, но ты не простая смертная.

— Для чего я здесь? Ты решил преподнести им меня на ужин?

— Нет, тут им нечем поживиться. Я худо-бедно собрал тебя в одно целое, и жизненная сила пока остаётся при тебе. Тем не менее они чувствуют, что с тобой что-то не так. Отсутствие одной из твоих оболочек делает тебя уязвимой, но скоро они поймут, что это ещё не делает тебя их пищей.

— Спасибо, ты меня успокоил. Скорей бы они убрались, а то надоела уже эта пляска смерти.

Демон снова расхохотался, но на этот раз его смех звучал почти как человеческий. Во всяком случае, меня от него уже не пробирал озноб. И выглядело это существо более обыденно, чем в тот момент, когда появилось передо мной. Теперь он напоминал очень красивую женщину средних лет, смотрящую на меня почти с материнской нежностью. Но в следующую минуту всё изменилось. Передо мной была ведьма, скрывающая за милой улыбкой какой-то тёмный умысел. Она взмахнула рукой и что-то произнесла нараспев. Керы прекратили свой жуткий танец, на мгновение застыв в воздухе, что выглядело ещё более жутко, а потом бесшумным чёрным вихрем вылетели в окно.

— А ты мне нравишься, человеческий детёныш. Ты умеешь скрывать свой страх, потомок альти-лурду. Терранская кровь, что течёт в твоих жилах, тоже не второго сорта. Оба твоих родителя явно благородного происхождения. Как твоё имя?

— Диана. А твоё?

— Можешь называть меня Астерий, — ответил демон и уселся напротив меня, легко подвинув к моему ложу тяжёлое инкрустированное кресло. Теперь он напоминал утончённо-красивого юношу. — Раньше нас всех называли астерами. Астеры — владыки звёзд, бессмертные... Я последний из своего клана.

— Последний? Но ведь вы же бессмертные.

— Последний, сохранивший свой облик и свою плоть. Почти сохранивший. Бессмертие — непростая категория, дитя. Есть виды бессмертия, которые хуже смерти. Думаю, теперь ты в состоянии это понять.

— Да, Астерий. Я очень благодарна тебе за то, что ты вернул мне целостность.

— Ну, во-первых, не совсем чтобы вернул. Я укрепил все твои оболочки, но восстановить ту, что ты потеряла, не могу. Во-вторых, я сделал это не потому, что хотел тебя спасти. Просто так получилось. Я бы вообще не узнал о тебе, если бы не это.

Астерий извлёк из складок своего длинного тёмно-лилового одеяния браслет в виде змея.

— Откуда у тебя это?

— Этот браслет мне дал маной по имени Охи. Сказал, что, возможно, эта вещь мне поможет.

— Понятно... — прекрасное бледное лицо потемнело, и в нём промелькнуло что-то звериное. — Я так и думал! Я подозревал, что этот прохиндей Гимелос помог ей скрыться. И браслет всё это время был у него.

— Я не знаю никого по имени Гимелос. Пожалуйста, не причиняй Охи зла. Я пришла к ним в надежде на помощь, и он не смог мне отказать...

— О да, он никогда не умел отказывать девушкам, — Астерий поднял на меня глаза, и я поняла, что значит выражение "застыла в жилах кровь".

У меня вообще всё внутри застыло от этого чёрного взгляда. Я второй раз в жизни видела глаза, заполненные тьмой. Так, что не было видно ни белка, ни радужной оболочки, ни зрачка. Только тьма. Но на этот раз она обжигала настоящим холодом и завораживала. И маска, сквозь которую она на меня смотрела, тоже завораживала, превращаясь из человеческого лица в лик чудовища. Сперва он потемнел, потом засиял серебром, и в какое-то мгновение меня едва не ослепил исходящий от него бледно-голубой свет. Я хотела закрыть глаза, но веки мои словно замёрзли. Я уже решила, что сейчас превращусь в ледяную фигуру, но тут холод отпустил меня. На меня снова смотрело прекрасное, утончённое лицо, освещённое серебристо-голубым лунным светом.

— Извини, — промолвил Астерий. — Ты тут ни при чём. Охи — это и есть Гимелос. Я знал его много веков назад, потом потерял из виду, а не так давно встретил вновь под другим именем. Этот браслет я давным-давно подарил своей избраннице. Кто-то помог ей от меня сбежать, кто-то открыл ей тайну браслета. Благодаря ему я всегда мог найти её. Значит, Гимелос помог ей скрыться, да ещё и ухитрился хранить браслет так, что я не мог его обнаружить, хотя моя планета часто бывает достаточно близко к вашему миру. А недавно я получил сигнал. Браслет оказался на свободе, а он пошлёт мне сигнал, где бы он ни находился, если, конечно, не спрятан при помощи искусной магии.

— То есть это что-то вроде Джи Пи Эс?

— Что?... Да, вы, люди, это так сейчас называете. Благодаря этой вещи я и нашёл тебя, ибо ты была везде, а он был с тобой. Орихалк — магический сплав. Настоящий орихалк, а не то, что обозвали этим словом современные люди. Благодаря этому браслету твой распад замедлился, и один из твоих двойников оставался носителем твоего сознания. То есть постепенно ты бы всё равно утратила его, но так ты дольше его сохраняла. Хотя... Дело тут не только в браслете, но и в тебе. Ты очень сильна для смертной. Сильна духом. И чувства твои очень сильны. Особенно то, которое ты испытываешь к одному человеку. Это чувство помогало тебе сохранять память и личность лучше, чем мой браслет. Но он помог мне найти тебя, пока ты не окончательно не растворилась в вечности. Думаю, это бы всё равно произошло рано или поздно.

— А может, и нет, — добавил Астерий после продолжительной паузы, в течение которой внимательно меня изучал. — Вы, люди, странные создания. Такие слабые и в то же время такие сильные. Некоторые из вас. Потому-то я и нуждаюсь в любви смертной девушки... Нет-нет, не бойся. Ты мне не нужна, и насильно держать тебя здесь я не намерен. Ты мне нравишься, и ты не простая смертная, но ты не она. К тому же моей спутницей может быть только женщина из расы долгожителей. Сама понимаешь, родиться во времена царя Миноса и дожить до нынешних дней способны лишь представители этих рас.

— Я думала, из долгожителей остались только манойи.

— Не только. Дети эойев и людей из некоторых древних средиземноморских племён оказались даже более долгоживущими, чем сами эойи. Только вот рождались такие дети очень редко. Я вижу, ты неплохо осведомлена о древнейших расах.

— В последнее время я общаюсь с ними чаще, чем со своими современниками. Эойи, манойи, маги, демоны, чудовища... Я всюду натыкаюсь на них. Или вы всегда тусуетесь вместе?

Астерий рассмеялся — негромко, но я в очередной раз поразилась тому, насколько его голос силён и богат оттенками.

— Представителей древнейших рас осталось мало, и судьба действительно постоянно сводит нас вместе. У людей, которых волнуют загадки, недоступные простым смертным, всегда есть шанс познакомиться с нами. Так маги Планеты Вечной Ночи вышли на меня, и они меня заинтересовали. Я думал, они помогут мне отыскать её. Я не могу слишком долго находиться вдали от своего мира. То есть не могу слишком долго находиться в мирах вроде Терры, не бросаясь в глаза... Впрочем, ладно, долго объяснять.

— А ты уверен, что она жива?

Астерий подошёл к окну и долго смотрел на небо.

— Это луна? — спросила я, уже не надеясь услышать ответ на предыдущий вопрос.

— Да, сейчас это луна.

Вокруг голубого диска каждую минуту вспыхивали звёзды. Одна из них, тёмно-красная, вступив в противоборство с лунным светом, окрасила небо в тревожные багровые и фиолетовые тона.

— Долгожителям так же, как и вам, не всегда удаётся избежать безвременной смерти. Мне говорили, что она умерла, но я чувствую — она жива. Я искал её в разных временах. Был период, когда я уже поверил в её смерть, но сейчас я почти уверен, что она жива. Она жива в этом времени, но я не знаю, в каком мире. Возможно, я ошибаюсь. Но тогда хотелось бы по крайней мере найти её могилу. Если она умерла, я должен в этом убедиться.

Я вспомнила слова одной старинной песни, сложенной в те времена, когда человечество ещё ютилось на одной планете.

Я могилу милой искал,

Но её найти нелегко,

Долго я томился и страдал.

Где же ты, моя Сулико?

Мне вдруг захотелось одновременно смеяться и плакать. Во все времена у всех одни и те же проблемы — и у людей, и у демонов... Вернее, бессмертных, которых люди называют богами и демонами.

— Сила этого браслета не только в магическом сплаве, — Астерий подставил украшение под луч лунного света, и глаза змея ярко засияли. — Эти кристаллы — элемниты — содержат тёмную материю, и видимый свет, который они излучают, — лишь внешнее проявление их подлинной силы. К тому же мастер, создавая эти элемниты, использовал мою кровь. Хитрец Гимелос, он же Охи, умудрился спрятать от меня эту вещь, но он знал, что я сейчас достаточно близко к Терре и к Ариане и легко найду свой браслет, если его наденет дитя любого из этих миров. По сути он привёл тебя ко мне.

— Он хотел мне помочь и, наверное, считал, что это получится только у тебя, Астерий. Мне жаль, что всё это причинило тебе боль.

Бессмертный повернулся ко мне. Он стоял против света, и я с трудом могла разглядеть его лицо, но я видела, что он улыбался, опять став похожим на прекрасную женщину. Его странное лицо могло становиться то мягким, то жёстким, то просто жутким, почти звериным, хотя сохраняло при этом человеческие черты. Складки длинного одеяния совершенно скрывали очертания фигуры. Это существо говорило о себе в мужском роде, но пол его оставался для меня загадкой. Как и его характер. Я была в его власти, и любой мой неверный жест, любое неверное слово могли мне очень дорого обойтись. Мино недаром испугался за меня, поняв, что задумал Охи. Но не посмел перечить старшему. К тому же он не мог не понимать, что Астерий — моя единственная надежда на спасение.

— Даркмейстеры говорили мне о девушке, которая нажила большие неприятности, надумав посетить прошлое. Вернее, о двух девушках, которые здорово спутали им карты. Кажется, я беседовал с твоей подругой.

— Да, она мне рассказывала.

— Она частный сыщик, это так у вас называется?

— Да.

— А ты ей помогаешь?

— Нет. Она узнала, что я попала в переделку, и решила мне помочь.

— Понятно. В результате вы обе попали в ещё худшую переделку. Вы, смертные, вечно ищете приключений на свою задницу. Вы такие хрупкие, а живёте так, будто впереди у вас целая вечность. Все вы такие, даже молодые расы с их ничтожно малым периодом от колыбели до могилы.

— Спешим насладиться жизнью, поскольку знаем, как она коротка и может быстро пройти мимо.

— Если ты найдёшь свою подругу, вы останетесь вместе?

— Это всё, о чём я сейчас мечтаю.

— Ты знаешь, что такое любить, — промолвил Астерий, помолчав. — А если бы я попросил вас помочь мне с поисками моей избранницы, вы бы согласились?

— Вообще-то Терри говорила, что не соглашается искать сбежавших невест. И женихов.

— Вот как... Но я же не простой клиент.

— Астерий, я уверена, что многие девушки различных рас были бы счастливы стать твоими избранницами, но... Та, которую ты ищешь, этого не захотела. Мы не всегда можем получить то, чего желаем.

— Ладно, Терри отказывается искать невест-беглянок. А ты бы согласилась помочь мне вернуть мою?

Бессмертный замер, облокотившись на подоконник. Его бледный профиль светился на фоне лилового неба, словно голубоватый мрамор. Волнистые иссиня-чёрные волосы шевелились от ветра, как будто бы живя своей собственной жизнью.

— Ты бы помогла мне вернуть её против её воли?

Бледное лицо повернулось ко мне, и чёрные тени превратили его в жуткую маску. Горгона-Медуза с шевелящимися змеями-волосами. Она улыбалась, но глаза её были как две ледяные бездны.

— Нет, Астерий, — услышала я свой безжизненный голос.

А вслед за ним укоризненный голос бабушки: "Диана, совсем необязательно говорить вот так вот прямо. Можно найти слова, не раздражающие собеседника. У тебя нет никакого подхода к людям".

Я тут же вспомнила её лицо. Усталые бледно-голубые глаза, аккуратно уложенные серебристые кудряшки, подчёркивающие дряблость слегка напудренных щёк. Моя бабушка Анна Мария де Лавальер, аристократка чёрт знает в каком поколении, презирала пластическую хирургию. Она говорила, что благородный человек ни в каком возрасте не стыдится своего истинного лица и не прячет его. Красота может быть только естественной. Но вот естественность в поведении её обычно шокировала. Необязательно лгать, дорогая, — говорила она, — просто всегда можно найти слова, не вызывающие негативной реакции...

О да! Следовало сказать что-нибудь обтекаемое. Как можно отвечать отказом могущественному бессмертному существу? Особенно если ты с ним один на один в его огромном тёмном замке, полном голодных живых теней... Ты права, бабуля. Нет у меня подхода ни к людям, ни к демонам. Наверное, я сейчас должна притвориться милой, сочувствующей... Да этим даже простого смертного не всегда обманешь. А вообще-то я действительно сочувствовала этому демону. Даже цепенея под его взглядом.

Астерий расхохотался — звонко и мелодично. Потом танцующей походкой прошёлся от окна к креслу и обратно.

— Простой вопрос — простой ответ. Молодец принцесса-львица. Думаю, со временем из тебя получится настоящая королева. Всегда будь такой. Не пытайся прикрыть свои мысли пустыми словесами. Во всяком случае, перед тем, кто не глупей тебя.

Красная звезда погасла или скрылась за тучами, а луна побагровела, словно впитав весь её свет. Мимо окна с лёгким шорохом пронеслась огромная крылатая тень. Ещё один кер?

— Грифон, — сказал Астерий. — Они летают повсюду, даже между мирами. Хочешь прокатиться на грифоне?

— Только если буду знать, куда он меня отвезёт. Он может отвезти меня на Ариану?

— Возможно, но тебе сейчас туда нельзя.

— Почему?

— Увы, твоя целостность восстановлена не полностью, и ты там долго не продержишься.

— Я снова выйду в тираж?

— Необязательно. Скорее всего, постепенно лишишься сил. Впадёшь в состояние, которое у вас называют комой, или вообще погибнешь. Сожалею. Я подлечил тебя, но не вылечил. Пока ты здесь, тебя питает энергия этого мира. Питает и в то же время... Не отравляет, конечно, но в итоге у тебя может сформироваться тонкое тело, которое изменит твою природу. Это может случиться, но не значит, что непременно случится. Мне кажется, твоя энергия отторгает ту, которая питает здесь всё. Энергию тану. Наверное, скоро она перестанет на тебя действовать... Ладно, не впадай в уныние, мы что-нибудь придумаем. А то получится, я зря старался, собирая звёздные осколки, чтобы звёздочка засияла вновь. Надо подумать, как не дать тебе погаснуть. И вообще-то неплохо бы подкрепиться.

Он поднял правую руку, и один из его перстней засиял холодным аметистовым светом.

На пальце — знак таинственного брака —

Сияет острый аметист кольца...

"Песнь Ада" из цикла "Страшный мир". Как раз в тему. Я хотела восстановить в памяти всё стихотворение, но тут произошло то, что заставило меня забыть об Александре Блоке и его "Третьей книге стихов" — моей самой любимой. На колоннах и стенах зала вспыхнули точно таким же бледно-лиловым светом причудливые узоры, напоминающие фантастических зверей. Один из них походил на крылатого кота. Был тут и грифон. И огромный бык, застывший в прыжке, словно бык с фрески Кносского дворца. Колебатель земли, играющий на арене с юными таврополами...

— Я так вызываю прислугу, — пояснил Астерий. — Стоит засветиться этому перстню, как во дворце начинает светиться всё, что сделано из камня виллифер. Всем ясно, что мне что-то нужно... Ну вот, они уже здесь.

Топот босых ног, приглушённые голоса, и вот уже перед нами стоят прелестные существа, похожие в этом холодном аметистовом свете на ожившие мраморные статуи Кановы1. А ещё на старого маноя Охи, которого Астерий называет другим именем — Гимелос. Все шестеро были одеты во что-то вроде коротеньких хитонов. Особо не присматриваясь, их можно было принять за стайку кудрявых детей лет двенадцати, но от их прекрасных ликов веяло куда большей древностью, чем от скульптур Кановы. К счастью, глаза у них не были такими жуткими, как у Охи-Гимелоса, хотя слегка пугали своей бесцветной прозрачностью. Астерий велел позаботиться об ужине, и слуги умчались прочь.

— Это дэлги. Или тэлхи. Люди называли и до сих пор называют этот народ тельхинами. У меня есть и менее симпатичные слуги, но тебе совсем необязательно их видеть.

— Дэлги тоже бессмертные и вечно молодые?

— Только те, которые служат мне.

Не прошло и трёх минут, как слуги вернулись, неся два маленьких инкрустированных столика и два стула. А ещё через несколько минут на столах оказались большие серебряные блюда — с холодным мясом, какими-то плодами, орехами. Последний раз дэлги вернулись с кувшинами и высокими металлическими кубками. Астерий взмахнул рукой, и в зале стало ещё светлей, потому что на его стенах и колоннах теперь светились не только виллиферы. Теперь сияли почти все камни, а может, не только камни, но и какие-то другие материалы, использованные мастерами, которые украсили стены замка этой смесью рельефа и мозаики.

— Садись, — сказал хозяин, устраиваясь за одним из столиков. При ярком свете Астерий казался ещё более красивым и не таким зловещим, как в полутьме. — У нас не было обычая накрывать большие столы, как это принято на Терре и во многих других мирах. У нас на Таэле каждый сидел за своим отдельным столом, даже если это был пир. Но вообще-то пиры у нас бывали редко — только когда главы кланов собирались на совет. А потом остались лишь два враждующих клана. Возможно, кто-то из потомков клана Раннуи ещё жив, но я ничего о них не знаю. Из клана Даннэй только я сохранил себя в целости, и то... Моё существование нельзя назвать полноценным. Ешь. Не бойся, эта пища подходит людям. Хлеба у меня нет, поскольку я его вообще не ем. Или ты без него не можешь?

— Да нет, обойдусь... — очередной прилив грусти погасил уже начавший было разгораться аппетит. Терри тоже не ест хлеба. Почти. Но выпечка Анды ей понравилась.

— Ешь, — покосившись на меня, усмехнулся Астерий. — Голод лишь усиливает тоску.

Я не одолела и трети того, что было на моих блюдах. Напиток оказался терпким, странным на вкус, но довольно приятным. К тому же он явно бодрил. Выпив целый бокал, я почувствовала, как настроение моё улучшилось. Хозяин же мой наоборот слегка помрачнел. Покончив с едой, он задумался, вертя в руках украшенный чеканкой кубок.

Луна снова посветлела. Теперь она красовалась в самой середине оконной арки. Я подошла к окну.

— Сейчас там не на что смотреть, — сказал Астерий. — Слишком темно. Да тут и вообще смотреть не на что.

Похоже, он был прав. Я видела лишь окаймлённые лиловым светом силуэты гор. На горизонте они были чёрными. И этот замок окружала чернота. Он словно вздымался над бездной. Но поскольку в лицо веяло не холодом, а приятной прохладой и легко дышалось, он явно стоял не на высокогорье.

Я хотела было спросить Астерия, почему он живёт там, где не на что смотреть, но передумала. Даже могущественный маг может стать жертвой обстоятельств, а жизнь этого бессмертного определённо была полна проблем. Скорее всего, даже больше, чем моя. У него было больше времени, чтобы нажить проблемы, и масса времени, чтобы их решить. Только вот даже бессмертному, похоже, не всё дано исправить, а тащить этот груз целую вечность...

Обернувшись, я увидела, что Астерий внимательно смотрит на рукав своего балахона.

— Это сагн, — пояснил он, прежде чем я разглядела на лиловой ткани лиловую ящерку. — Огненная ящерица с планеты Эрс1.

— Почему огненная?

— Потому что не горит в огне. А ещё они умеют изменять окраску. И не только в случае опасности, когда лучше слиться с окружающей средой. Иногда это говорит об их настроении, самочувствии... Ого, он уже на тебя отреагировал. Признал свою.

Ящерка стремительно пожелтела, потом стала оранжевой и слегка засветилась.

— Ты ведь из огненных людей, принцесса. Хангр-Тану, Хангар-Тан... Огонь во тьме. Солнце тьмы. Или Ночное солнце. Так называется твой мир. Один из твоих миров. Забавно то, что на Эрсе ханг означает "холод", а в языке твоего народа "огонь" и "солнце". Впрочем, они оба могут обжигать — и огонь, и холод. Когда Огненный Змей свернулся клубком и уснул, он ещё долго светился во тьме, вращаясь вокруг двойной звезды. Сперва он сам светился почти как звезда. И эойи назвали его Ночное солнце. Они лучше всех знали историю этого мира.

Астерий немного помолчал, склонив голову к правому плечу и с интересом на меня глядя. В выражении его лица теперь было что-то детское. И одновременно жуткое.

— Гимелос — такой хитрец, — заговорил он снова. — Этот маной неспроста отправил тебя ко мне. И поверь, он не только о тебе думал. Его очень беспокоит то, что сейчас творится с обоими мирами.

— А что сейчас творится и с какими мирами? Ты имеешь в виду Ариану и Далейру... то есть Хангар-Тан?

— Да, два мира, далёкие друг от друга, но связанные мостом. Но главное связующее звено — ты, принцесса. Ты — дитя двух миров, и от тебя явно что-то зависит. Хотя я ещё не знаю, что именно. Тебе, конечно, надо отдохнуть, и мне тоже, но позволь рассказать тебе небольшую сказку на ночь. Она довольно страшная, но тебя же непросто напугать. Или ты очень устала?

— Да нет...

Я уселась на то самое накрытое не то шкурой, не то ворсистым покрывалом ложе, на котором недавно очнулась, а мой хозяин расположился в кресле. Царь Аида на своём троне. Сагн соскользнул с его рукава и прибежал ко мне, устроившись рядом на мягком чёрном покрывале. Он перестал светиться и стал серовато-жёлтым. Я осторожно провела рукой по его твёрдой спинке, обтянутой гладкой сухой кожей. Сагн не шелохнулся.

— Это же не кошка, — рассмеялся Астерий. — Но ты ему нравишься. Кто бы мог подумать, что всё началось с этих безобидных созданий... То есть они-то, конечно, ни при чём. Просто они, как выяснилось, легко поддаются изменяющей магии. А началось всё... Когда-то тут неподалёку был мир. Мой мир. Его называли Астерия, а нас, звёздных владык, как я уже говорил, называли астерами. Мы очень древняя раса. Не буду рассказывать тебе обо всём, что мы умели. Скажу только, что эойи почти всему научились у нас. А когда научились летать среди звёзд быстрее света, они поспешили убраться подальше от нас, и, думаю, правильно сделали. В нашем мире было большое белое солнце и шестнадцать планет, из которых пять того же типа, что Терра и Ариана. Одна из них совсем небольшая. Сейчас такие называют астероидами. Эта маленькая планета Адена, на которой, кстати, мы сейчас находимся, и раньше целиком принадлежала мне. Я выиграл её в магическом поединке, когда кланы Даннэй и Раннуи делили сферы влияния. Мы, астеры, могли находиться в тех мирах, где условия губительны для людей, но жить нам всегда было комфортней на планетах земного типа. К концу нашей истории на трёх планетах Астерии, включая мою родину Таэл, правили маги клана Даннэй, к которому я принадлежу. Две другие были владениями клана Раннуи. Все остальные роды — и знатные, и не очень — присягнули на верность либо нам, либо раннуям. И, разумеется, каждый из двух правящих кланов стремился к полной власти. Даннэи и раннуи постоянно соперничали. В основном из-за того, что вы теперь называете сырьевыми базами. Ну а поскольку среди представителей обоих кланов были могущественные маги, думаю, ты уже догадалась, что постепенно это соперничество превратилось в войну магов. Мы экспериментировали не только с существами, населяющим наш мир, но и с теми, кого находили в других галактиках. Когда-то мы свободно путешествовали по разным мирам. Это сейчас я так слаб, что эти путешествия стали для меня проблемой. Моему дяде, магу Агиону, который хорошо владел тёмной материей, понравилось экспериментировать с этими милыми ящерками. Сперва получились замечательные огнедышащие драконы, и некоторые из них теми или иными путями попали на Терру. Насколько я знаю, их там до сих пор вспоминают. А пиком его магического искусства стал Огненный Змей. Вообще-то он задумал создать гигантского дракона, летающего не только в пределах одной планеты, но и между планетами. В ходе экспериментов конечности дракона всё уменьшались и уменьшались — это делалось для усиления его летучести. Получилось что-то вроде крылатого змея. Лапы его уменьшились настолько, что едва были видны, и потому он вошёл в историю как Огненный Змей, хотя по сути это что-то среднее между драконом и змеем. Агион всего лишь решил наслать это чудовище на владения врагов нашего клана на планете Халум. Раннуи что-то замышляли против нас, и мы решили опередить их, нанеся удар первыми. Змей должен был спалить их главный город с прилегающей к нему территорией, где они испытывали новое оружие.

— Всего лишь, — усмехнулась я.

— Кто бы говорил. Разве люди не изобрели то, что называется оружием массового поражения? Вы, смертные, слабее нас, однако по части уничтожения себе подобных кому угодно фору дадите. Казалось бы, вы должны ценить жизнь — ведь она у вас коротка и человек так хрупок. Уничтожать таких, как мы, гораздо труднее.

— Но, насколько я поняла, у вас это всё же иногда получается.

— На войне как на войне. И на той войне погибли многие. Погиб целый мир. От галактики Астерия осталась лишь маленькая планета Адена. Мы с Агионом спасли её, и всё же она пострадала настолько, что до сих пор не может и вряд ли когда-либо сможет стать такой прекрасной, какой была.

— И что же случилось? Не мог же один единственный Змей Горыныч спалить целый мир.

— В том-то и дело, что мог... — Астерий снова извлёк из складок своего балахона браслет в виде змея, и какое-то время молча смотрел на него. — Ты знаешь легенду об Огненном Змее, сжигающем миры?

— Знаю. Кажется, она не терранская... То есть на Терре тоже создано много сказок о змеях, в том числе об огненных, но эта точно не земная. В университете нам говорили, что миф об Огненном Змее — один из весьма распространённых мифов о гибели вселенной в результате космической катастрофы. Некое блуждающее по вселенной огромное огненное тело сжигает все планеты какой-то системы, в том числе её солнца. То есть при столкновении с солнцем происходит такой взрыв, что от этой галактики остаётся только облако газа... Ну а поскольку это космическое тело имеет длинный огненный шлейф, обитатели миров, откуда его было видно, назвали его Огненным Змеем. А ещё я нашла в какой-то старой книге такой вариант легенды. Якобы гигантский змей не сжёг, а сожрал целый мир, свернулся клубком и уснул, а потом проснулся и изверг этот мир из себя — и солнце и планеты. И там снова возникла жизнь.

— Пожалуй, этот вариант ближе к правде.

— К какой правде? Не хочешь же ты сказать, что с твоим миром произошло что-то подобное? У того Змея Горыныча оказался непомерный аппетит?

— То-то и оно. Тёмная материя таит множество секретов. Мой дядя Агион считал, что постиг их все, но вряд ли это вообще кому-то под силу. Получилось так, что потомок этой огненной ящерки, огнедышащий дракон или змей, обрёл способность расти и изменяться, и дядя не сумел остановить этот процесс.

"Мой дядя самых честных правил..." — вспомнила я, и на меня едва не напал идиотский смех.

— То есть эксперимент вышел из-под контроля, — сказала я, стараясь задавить этот смех, чтобы Астерий даже намёка на него не увидел. В конце концов, человек сидит перед тобой и рассказывает историю гибели своего мира... То есть не человек, конечно, но история трагическая, и в отличие от человека он переживает эту трагедию уже не одну тысячу лет. — Я знаю, что эойи создавали всяких существ, скрещивая разные виды и используя при этом тёмную материю, без которой большинство созданных ими существ оказались бы нежизнеспособными.

— Лучше бы этот змей таким и оказался, — усмехнулся Астерий. — Но его организм вступил в странное взаимодействие с тёмной материей. Или тут ещё что-то повлияло. Может, во всё это вмешалась ещё какая-то магия. Не знаю... Скорее всего, созданный Агионом змей получил способность извлекать из тёмной материи то, что обычно находится в ней в непроявленном виде. Она полна света.... Она полна огня, разрушительной и преобразующей силы. Никто точно не понял, что стало причиной изменений, но змей начал стремительно расти, и столь же стремительно увеличивалась температура его тела. Дядя испугался того, что происходит, и хотел уничтожить змея, но тот улетел. Я помню этот день. Я помню, как с ужасом наблюдал за его полётом. Я был здесь, на Адене. Я жил тут только со своими слугами. Дядя явился сюда через врата, чтобы помочь мне спасти хотя бы Адену. Мы, астеры, вообще были очень малочисленной расой. Представляешь, если бы бессмертные плодились так же, как смертные? Змей летел в ночном небе, разгорался всё ярче и рос. Он удалялся от нас и при этом рос. Мы видели, как вспыхнула планета Халум. Змей обладал примитивным разумом — примерно таким, как у сагна. Только вот сагны своенравны, а дядя постарался сделать своё создание послушным слугой. Змей знал, что он должен сжечь, но сжёг он не только город, он спалил всю планету и поглотил этот огонь. Он продолжал расти. Переходя с орбиты на орбиту, он пожирал планеты Астерии. Агион понял, что трагедию уже не предотвратить, и решил спасти хотя бы осколок нашего мира. Моя маленькая планета была на самом краю галактики. Только такой могущественный маг, как Агион, мог в одиночку сводить с орбиты небесные тела, но лишь небольшие тела. Адена — маленькая планета. Мы с дядей сумели переместить её в тот момент, когда змей поглотил солнце. Размером он стал с это самое солнце, только светился ещё сильнее. Мы спасли Адену, но она оказалась больше чем на половину выжженной. То, что не сгорело совсем, всё же было опалено, и то, что уцелело, было хотя бы частично, но разрушено. Вот как этот замок, сохранивший следы былого величия и следы разрушения. Прошла тысяча лет, прежде чем на Адене снова стало что-то расти, но здесь ещё долго не будет того цветущего мира, какой был раньше, поскольку всё отравлено излучением. Агион погиб, спасая осколок нашего мира. Он истратил на это все свои силы. Так погиб мой мир. Там, где было солнце, образовалась чёрная бездна, которая затягивала в себя всё. Адена долго вращалась вокруг этой чёрной дыры, и я ждал, что она поглотит мою планету. Я даже не сделал попытку куда-то переместиться, хотя умел создавать врата. Я был тогда молод даже по меркам смертных, и я был в отчаянии. Погибли все мои близкие и весь мой мир. Когда бездна начала затягивать Адену, я вдруг понял, что эта чёрная дыра — что-то вроде врат. Пройдя сквозь неё, Адена оказалась на орбите очень старой звезды. Сейчас период, когда её вообще не бывает видно. Света от неё мало, но все, кто здесь живёт, прекрасно видят в темноте. Знаешь, что забавно... Бездна, в которую канул мой мир, вернее, то, что он него осталось, находится рядом с тем миром, где ты родилась. Эта дыра на ткани мироздания, возникшая в результате катастрофы, стала своеобразным тоннелем, который позволяет перемещаться в пространстве почти на любые расстояния, а раньше я даже мог иногда использовать этот тоннель для путешествий во времени. Но вот давно уже не могу, увы. Теперь мне даже в пространстве перемещаться не так просто, как раньше, но близость той бездны-тоннеля позволяет мне посещать некоторые миры. Моя Адена движется по довольно странному пути. Я могу немного корректировать этот путь, переходя с орбиты на орбиту. А в целом я сейчас мало что могу. Когда погиб мой мир, я стал намного слабее, чем был раньше. В юности я слышал, что сила представителей моей расы зависит от состояния нашего мира. Многие у нас считали, что какой-то мудрец-нравоучитель сказал это для красного словца. А оказалось, что всё так и есть. От моего мира остался покорёженный осколок, и от моей прежней силы мало что осталось. И со временем остаётся всё меньше и меньше.

— Ничего себе, побаловались детки с огнём, — пробормотала я. — Поиграли в войнушку... Но я не сказала бы, что у тебя мало силы, если ты сумел уничтожить целый остров...

— Ты имеешь в виду остров Тея? Я не уничтожил его, а спас. Рядом с ним началось извержение подводного вулкана. Само началось, без моего участия. Я не хотел, чтобы моя невеста погибла, а найти её не мог. Поэтому я переместил остров. Мне это дорогого стоило, я чуть не лишился своих последних сил и лет двести после этого не мог восстановиться. А девчонки на острове не оказалось. Видимо, сбежала на каком-то корабле, а браслета на ней не было — об этом Гимелос позаботился. Так что я её потерял.

— Ну, ты всё равно не зря постарался. Ты же спас много людей.

— Да, конечно, — равнодушно согласился Астерий. — Спас несколько сотен существ, которые потом провели остаток своей короткой жизни, топча друг друга по каждому поводу и без.

— А ещё эти существа создали одну из величайших цивилизаций Терры. Более древние расы, конечно, помогали им, а иногда не столько помогали, сколько вредили. К тому же представители древних рас были малочисленны, и в итоге люди сами решали свою судьбу...

— Да, в той мере, в какой нам позволено решать свою судьбу — и смертным, и бессмертным. Не сердись, дитя человека. Я не занимаюсь клеветой на твоё племя, но знала бы ты, скольких из вас я повидал. Ты права, хорошо, что я спас тот остров. Он мне пригодился. Там... Впрочем, ладно. Это отдельная история, а всех моих историй не перескажешь.

— Минота... Маной, с которым я разговаривала, считает, что ты погубил тот остров.

— Из всех этих затворников Лабиринта только Гимелос знает обо мне достаточно, но, видимо, он предпочитает не обсуждать меня со своей паствой. Так что остальные знают обо мне в основном старые сплетни.

— Астерий... Из-за игр с тёмной материей погиб твой мир, а ты посвящаешь в тайны астерианской магии этих даркмейстеров...

— Они недостаточно сильны, чтобы устроить такую катастрофу. Они нужны мне, потому что только они умеют делать один эликсир, который мне необходим. Ничего не поделаешь, люди нужны мне, и особенно те из них, что владеют магией. Однако дослушай об Огненном Змее. Какое-то время он летал, поглощая все небесные тела. Он поглотил не только мою галактику, но и часть соседней, но на этом выдохся. Стал гаснуть и опять изменяться. Его тело приобрело сферическую форму — он словно бы свернулся клубком. Остынув, он превратился в твёрдую, как камень, планету, которая вращалась вокруг двойного солнца. А потом... Вот тут-то и началось самое интересное. Огненный Змей стал просыпаться... Нет, он не превратился снова в чудовище, пожирающее миры. Он сам стал миром, на котором зародилась жизнь. Плодородной земли там практически нет. Почти вся планета состоит из вулканических пород. Местами они из-за жары или чего-то ещё раскрошились и постепенно превратились в песок, так что часть планеты — пустыня. Хотя кое-где имеется почва, на которой кое-что растёт. Да и вообще растений в этом мире немало. Они очень отличаются от тех, какие ты привыкла видеть. Это растения, пробивающиеся к свету сквозь твёрдые породы. В этом мире полно вулканов — больших и маленьких. Там постоянно то в одном месте, то в другом почва трескается, и из разломов выплёскивается лава и чистые металлы. А иногда кипящая вода. Причём большинство таких источников ядовитые, хотя есть и целебные. Когда в том мире — думаю, ты уже догадалась, что это Хангар-Тану или Далейра1, как говорят у вас... Кстати, имя Далейра этому миру дали маги планеты Эрс. Не знаю уж, какими путями оно пришло в ваш мир. Когда на Далейре поселились люди, они стали использовать воду, текущую из растений. Дело в том, что растения того мира — что-то вроде водопровода и одновременно фильтра. Их корни уходят очень глубоко под землю, то есть скорее под застывшие вулканические породы. Они уходят глубоко к подземным источникам. Вода, проходя сквозь растения, очищается. Они потребляют её сами и растут, но часть воды эти растения, подобно фонтанам, выбрасывают наружу. Разумеется, основными источниками воды там являются большие деревья. Почти все водоёмы на Далейре опасны для людей и большинства тамошних животных. Они пьют лишь воду, очищенную растениями. Я не знаю всех этапов развития этого мира. Сперва там стоял такой жар, что я просто не мог там находиться. Как я уже тебе говорил, после гибели своего мира я стал гораздо слабее, чем мог бы быть. Я лишь знаю, что первыми живыми существами на Далейре стали ящеры. И они всегда были там самыми многочисленными обитателями. Эти странные ящеры разных размеров появлялись из-под земли, поэтому люди всегда считали их детьми Великого Змея, спящего под землёй. Иногда он пробуждается, и тогда земля трясётся, извергаются вулканы, появляются новые горячие источники. И рождаются новые аскейры — ящеры, выходящие из-под земли. Ас на языке хангаров, "огненных людей", означает предлог "под", а кейру — "земля, почва, поверхность". Земли в твоём понимании там практически нет, но у людей всегда находится слово, обозначающее поверхность планеты. Эти аскейры живут и на суше, и в воде. Среди них много хищников, так что купаться в тамошних водоёмах опасно не только из-за состава воды. Изредка встречаются чистые озёра, но они кишат всякими тварями — в основном ящерами и змеями. Жизнь там опасна, и всё же там за довольно короткий срок сформировался мир, пригодный для людей. Более того, там очень хороший воздух, а в составе многих растений и минералов полно веществ, способствующих долголетию. Потому-то эойи и переправили сюда с Терры народ хангару. Вернее, одно из его племён — альти-лурду. Ну, не только их, конечно. Среди переселенцев были и обычные люди, но основная часть переселенцев — альти-лурду. Людей, подобных им, в Атле называли аданферами. Это люди, генетически связанные с определённым видом животных. Этим словом называли и таких людей, и пары человек-животное. На Далейру отправили аданферов, имеющих связь с особой разновидностью львов — лурдами. Альти-лурду значит "повелители львов". Потом, уже живя на Далейре, то есть на Хангар-Тану, они стали называть себя просто альдами — повелителями. Это племя воинов правило планетой. Правда, со временем им пришлось считаться с народом саху, поскольку у тех оказался неплохой контакт с драконами Хангар-Тану. Не знаю всей истории этого мира. Мне редко удавалось туда перенестись, к тому же мне периодически приходится погружаться в долгий сон, чтобы хоть как-то восстанавливать свои угасающие силы. Я уже давно там не бывал, но знаю, что там произошла какая-то катастрофа. Воздух так раскалился, что чуть ли не в огонь превратился. Гимелос уверен, что это дело рук урмиан. Он клянёт себя за то, что помог им туда попасть. Сперва я считал, что всё это блажь, но, судя по тому, что сейчас началось в самом Урме, да и вообще на Ариане... Всё это как-то связано с Хангар-Тану.

Я в этом тоже не сомневалась. Странное землетрясение и вылезающие из-под земли твари... Нарушился пространственно-временной континуум, река времени выплеснулась наружу, трансформируясь и порождая чудовищ... Или не совсем так? Ведь на Далейре всегда водились ящеры, которые появлялись из-под земли.

— И когда там произошла катастрофа? — спросила я.

— И давно, и недавно.

— Это как?

— Есть загадки, разгадать которые не под силу и мудрейшему из бессмертных. Нарушение пространственно-временного континуума может повлечь за собой такие парадоксы, что... Возможно, для того мира время вообще остановилось. Не знаю, чем всё это закончится, и вряд ли я смогу тут чем-то помочь. Я не смог спасти даже свой мир.

— Но не ты же создал этого Змея.

— Я был не против его создания. Я был таким же, как Агион. Впрочем, мы, астеры, не единственные из разумных существ, которые губили свои миры. Кстати, Хангар-Тану не единственный мир, где обитали подземные ящеры и росли деревья-фонтаны. У Огненной Планеты есть родственница. Планета, которую эрсианские звёздные маги назвали Касса1. Она далеко, и я могу лишь изредка посещать этот мир. А почему Касса родственница Далейры... Пока Огненный Змей летал, поглощая космические тела, он сеял споры. Из одной, упавшей на небольшую каменистую планету, вырос полузмей-полудракон, похожий на своего родителя. Не такой сильный, гораздо меньше размером, но почти такой же прожорливый. Он пожирал на этой планете всё живое и рос. Уничтожив всю растительность на суше, он взялся за океан, который занимал три четверти поверхности планеты. И хотя огня в сыне Змея было намного меньше, чем в отце, этого жара хватило, чтобы океан выкипел. И от той жизни, что в нём зарождалась, вскоре ничего не осталось. На месте океана осталась огромная впадина, на дне которой этот дракон уснул. Размера он к тому времени уже достиг такого, что его тело занимало половину этой впадины. Дракон уснул, а вскоре умер. Тело его стало перерождаться и разлагаться. Потом разразилась страшная катастрофа — землетрясение, извержение вулкана... А спустя много времени на этой планете снова зародилась жизнь. А теперь она там прекратилась. Почти. Разумной жизни там больше нет. Я мало знаю об этом мире. Знаю только, что там жили два великаньих племени, которые не то истребили друг друга в страшной войне, не то перебрались в другой мир. А откуда они взялись на Кассе, не знаю. Не удивился бы, если бы узнал, что их туда переселили эойи. Они большие любители изменять окружающий мир, а потом самоотверженно спасать тех, кто стал жертвой их экспериментов.

— Ну, они-то хоть спасали... И много у него ещё было отпрысков? У Огненного Змея.

— Много, но почти все споры, какие он сеял, погибли. Я знаю судьбу только двух уцелевших. Одна породила того дракона, а из другой возникла весьма своеобразная форма жизни. Это отдельная история, и сейчас она не в тему.

— Астерий... А ты не мог бы...

— Найти твою подругу? Попробую, но не особенно на меня рассчитывай. Я не тот, кем мог бы стать, если бы... — он вздохнул. — К тому же сейчас я не в лучшей форме. Ладно, нам обоим пора отдохнуть.

Астерий коснулся своего перстня, и виллифер, который теперь светился на всех стенах и колоннах, несколько раз вспыхнул так, что мне пришлось зажмуриться. Тут же прибежали дэлги и, улыбаясь, попросили меня следовать за ними. Теперь я рассмотрела их получше и заметила, что глаза у них у всех голубые или голубовато-зелёные, настолько светлые, что временами кажутся бесцветными. Прозрачные и в то же время непроницаемые. Лица этих "амуров" напоминали лица античных статуй с их застывшими безмятежными улыбками, которые почему-то всегда немного меня пугали. Улыбки из небытия, в которое мы тоже скоро канем. У меня было такое чувство, что это уже произошло. То, что меня окружает, — всего лишь тень давно погибшего мира. Царство сумрачного бога, который живёт среди теней прошлого и гоняется за тенью давно умершей возлюбленной. Вот я иду по тёмному коридору с загадочно мерцающими узорами на стенах в сопровождении его слуг. Я жива, но не могу вернуться к своей привычной жизни. Или я смогу вернуться туда спустя треть года? Треть года, равного обороту этой мёртвой планеты вокруг умирающей звезды... Какой мир я застану, когда вернусь?

Моя свита остановилась перед высокой дверью, украшенной рельефом с изображением грифона. За дверью оказалась просторная комната, напоминающая роскошные средневековые покои. Высокое окно, огромная кровать, тяжёлая, инкрустированная драгоценными камнями мебель. Кругом тончайшая резьба — на подоконниках, колоннах, ножках кровати и кресел. Узоры на стенах лишь чуть-чуть светятся. Сплошь растительный орнамент — и слава Богу. Я больше не хочу видеть чьи-то образы. Я уже устала быть в окружении странных существ — похожих и не похожих на людей, смертных и бессмертных, имеющих свой истинный облик или с детства носящих личину... Или умеющих изменять её в зависимости от настроения, как умеет хозяин этого замка.

На одной из стен серебристо мерцало большое зеркало. Я увидела своё отражение. Бледная, в белом платье, я походила на призрак, а комната вокруг меня казалась бесконечной. Я оглянулась. Да, отражение комнаты отличалось от неё самой, хотя все предметы выглядели так же и были на тех же местах. Предметы выглядели так же, как и на самом деле, но вот пространство...

— Вот тут купальня, — один из слуг распахнул передо мной одностворчатую дверь в углу комнаты.

Купальня походила скорей на дворик с фонтаном. На бортиках фонтана сидели полупрозрачные драконы, из открытых пастей которых били струи мутноватой воды. Золотисто-зелёные и голубые тела статуй слегка светились, а глаза горели яркими жёлтыми огоньками. Вокруг фонтана стояли резные каменные скамьи, накрытые не то пушистыми серыми коврами, не то шкурами. На одной из них лежал большой кусок мягкой белой ткани — видимо, полотенце. Каменный пол купальни покрывали затейливые узоры, но их гармонию нарушали многочисленные мелкие трещины. Бортик фонтана тоже местами потрескался, а у одного из драконов было отломано крыло. Да, чувствовалось, что этот замок пережил катастрофу, которая не разрушила, но заметно повредила его. Может, Астерий и сумел бы привести его в порядок, но ему, кажется, всё равно. Многие сказали бы, что этому замку не хватает женской руки. Наверное, так оно и есть, но невеста хозяина сбежала, и ему всё равно, как выглядит дом, в который она не захотела войти.

В самом дальнем от фонтана углу комнаты имелась небольшая дверь с овальным верхом. К ней вела немного выступающая над полом дорожка из каменных плиток в виде геометрических узоров. Этот камень, как и тела драконов, напоминал кварц. В пятом классе я увлекалась геологией

— Там уборная, — перехватив мой взгляд, пояснил слуга. — Госпожа, пусть тебя не смущает то, что вода в фонтане мутная. Это из-за целебных солей. Они смывают любую грязь и полезны для кожи. Зелёные драконы — это тёплая вода, голубые — прохладная. В твоих покоях в шкафу есть кое-какая одежда. Окна мы закрыли. В это время их лучше не открывать. Мы оставим на столике рядом с твоим ложем кувшин с водой — вдруг ты захочешь пить. Отдыхай.

Слуги удалились, а я занялась собой. Самое забавное, что уборная в этом замке почти не отличалась от тех, что строились у нас в парках. Удобные углубления для ног в каменном полу и дыра. Где-то внизу шумела вода, и течение явно было быстрое.

Слуга не приукрасил свойства целебных солей. Искупавшись, я чувствовала себя не просто чистой, но и словно обновлённой. Однако чувство слабости, мучившее меня с тех пор, как я лишилась своего хронотопа, меня не оставляло. Сейчас оно не было таким выматывающим, как перед распадом, и всё же я не могла сказать, что чувствую себя прекрасно. Я по-прежнему была неполной. Завистница сожгла мою лягушачью кожу, и теперь я в царстве Кощея Бессмертного. Он меня не похищал, и я ему не нужна. Тем не менее я здесь и не знаю, что будет дальше. Вспомнив сказочную мораль, что утро вечера мудренее, я решила лечь спать. Непонятно, правда, бывают ли тут утро и день...

Стены моих покоев светились тем мягким светом, который позволял хорошо рассмотреть комнату и при этом не мешал спать. Не знаю, имелась ли в огромном резном шкафу ночная рубашка, но рыться там не хотелось. Я уже так привыкла проводить дни и ночи в своём белом платье, что решила и эту ночь провести в нём. Я легла поверх мягкого тёмно-синего покрывала, сунув под голову одну из подушек, обшитых такой же мягкой тканью, и тут же забылась сном.

Не знаю, сколько я проспала, и не поняла, от чего проснулась, хотя точно знала — меня что-то разбудило. Сквозь ставни в комнату просачивался красноватый свет. Он становился всё ярче и ярче. Наверное, там, за окном, очень красиво. Слуги сказали, что в это время окна лучше не открывать, но в какое "это"? Может, "это время" уже давно прошло. Алый свет просто манил меня. Почему я не могу хотя бы быстренько взглянуть, откуда он?

С трудом раздвинув тяжёлые ставни, я едва не зажмурилась — так ярко горела в тёмном небе большая алая звезда. Снаружи по-прежнему было прохладно, но не холодно. И я по-прежнему не видела ничего, кроме силуэтов гор, которые сейчас очень чётко темнели на густом лиловом фоне. Я хотела залезть на подоконник, чтобы посмотреть вниз, но тут алую звезду заслонила тень. Мне показалось, что я увидела жуткий профиль с крючковатым носом и когтистую руку. Не лапу, а именно руку, похожую на человеческую. Отпрянув от окна, я захлопнула ставни. Сказали не открывать окна, значит, не надо открывать. Вечно я нарываюсь. Как будто мало неприятностей.

Я снова легла, но уснуть не могла. Красный свет разгорался всё ярче и ярче, переходя в оранжевый. Он пламенел сквозь щель между створками ставен, и казалось, что там, снаружи, всё охвачено огнём. А вдруг там разразилась катастрофа? В последнее время, где я, там непременно какая-нибудь катастрофа...

Я не выдержала и снова открыла окно. Теперь замок возвышался над городом. Далеко внизу был охваченный пламенем, разрушающийся на глазах Молосс. Откуда он здесь? Значит, я сплю. В детстве я иногда осознавала, что вижу сон. В таких случаях я изо всех сил старалась проснуться. Для этого надо было сильно испугаться — например, увидев какое-нибудь чудовище, а ещё лучше упав с большой высоты. Что ж, почему бы не выпрыгнуть из окна? Мне не хотелось оставаться в этом сне. Этот замок и весь этот мир и так царство кошмаров. Возможно, спать тут вообще нельзя. Если уснёшь, кошмар завладевает тобой полностью.

Я залезла на широкий каменный подоконник и обнаружила, что картина внизу изменилась. Теперь это уже был не Молосс, а Деламар. Я видела свой родной Французский квартал — примерно с той высоты, с какой много раз созерцала его, пролетая над ним на воздушном такси. Узкие мощёные улицы, петляющие среди тёмно-лиловых тополиных крон, маленькие круглые площади с фонтанами и статуями, густая зелень садов с пёстрыми цветочными вкраплениями и светло-зелёными просветами лужаек, серебристые и коричневые крыши из металлочерепицы. У нас там большинство построек в старинном стиле. Сверху Французский квартал выглядел особенно идиллически. Это вблизи было видно облупившуюся штукатурку и ржавчину на узорчатых оградах. Если честно, мне даже нравилась вся эта запущенность. Она придавала искусственной старинности нашего квартала нечто подлинное. Картина и сейчас казалась идиллической, но я чувствовала — сейчас что-то произойдёт. Что-то страшное. И правда... Сперва создалось впечатление, что по улице Серебряных Тополей ползёт неизвестно откуда взявшаяся чёрная змея. Она становилась всё толще и толще, и вскоре я поняла, что это стремительно растущая трещина. Наверняка из неё выползут змеи. Я не сомневалась: то, что я недавно наблюдала в Молоссе, было только началом. Однако из-под земли стала выплёскиваться оранжевая жидкость. Она почти тут же превращалась в язычки пламени, а потом в какую-то вязкую материю, которая вскоре застыла, напоминая огромные куски янтаря. Причём в одной из прозрачных золотистых глыб я увидела ярко-оранжевую ящерицу. Тут один из старых тополей повалился на чугунную ограду сада, окружавшего особняк семейства Деберваль, — он был недалеко от моего замка. Ограда покосилась, ломая кусты магнолии, а из трещины в земле стал медленно выбираться ящер — размером с варана, но куда более страшный. Его гребень пылал, словно пламя. А вообще-то это и было пламя, а сам ящер излучал такой жар, что вся зелень вокруг него тут же почернела. Боже, что тут творится? Нет, это не может быть правдой. Я сплю в замке Астерия и вижу сон.

Только я об этом подумала, как у ящера выросли крылья и он поднялся к моему окну. Прекрасно. Сейчас я раздразню это чудовище, оно на меня набросится, и я проснусь... Чёрта с два! Произошло то же, что и в большинстве моих детских снов. Чудовище, разгадав мой замысел, тут же перестало быть страшным. Дракон чуть ли не улыбался, приглашая меня прокатиться. А когда я решила выпрыгнуть из окна, ловко поймал меня и вернул в комнату.

— И почему тебе так хочется всё это прекратить? — спросил он, превратившись в гарпию с лицом прекрасной женщины. — Разве это не забавно? Смотри, кто к тебе пришёл? Смотри вон туда!

Она показала когтистой лапой на зеркало, и я увидела, что из его мерцающей глубины, из полумрака огромных покоев ко мне идёт Терри. В длинном голубом платье, с чуть взлохмаченными волосами, такая счастливая... Я невольно шагнула ей навстречу и наткнулась на холодное стекло.

— А не убраться ли тебе в свою преисподнюю?! Или откуда ты взялась... — я с яростью обернулась, но вместо гарпии увидела Терри.

— Тут действительно я, — улыбнулась она. — А не только моё отражение.

Как бы мне ни хотелось в это верить, теперь, когда она оказалась ближе, я видела в знакомых чертах нечто дикое и зловещее. Не столько злое, сколько чуждое, нечеловеческое и потому особенно страшное.

— Ну ладно, я не она, — примирительно согласился оборотень, приняв облик Джонни Тревиса. — Но тебе же приятно видеть своих друзей. Они постоянно у тебя в голове, и я так ясно их вижу. И твой прекрасный мир, по которому ты скучаешь. Думаю, я могу тебе помочь. Астерий никогда не позволит тебе вернуться домой. Ему нельзя верить. Никому из его подлого рода, уж я-то знаю. Хорошо, что из них больше никого не осталось! Он вечно охотится на красивых девушек, он без них просто не может. Ты останешься здесь, пока он не высосет из тебя все твои жизненные силы — ведь это и есть источник его бессмертия.

Я не знала, правду ли говорит это существо, но знала, что это вполне может быть правдой. Мне было страшно в этом тёмном замке, в этом чужом тёмном мире, и больше всего на свете хотелось вернуться домой.

— Между прочим, это не простое зеркало, — теперь оборотень принял облик моей матери — такой, какой я помнила её все эти почти одиннадцать лет. — Это врата. Ты только что думала о своём родном мире. Знаешь, мне он очень понравился. Тебе надо срочно туда вернуться. Ведь всё, что ты видела, правда. Твоему миру действительно грозит большая опасность. А та, о ком ты тоскуешь, ждёт тебя там.

— Где — там? Где именно? Говори, уж если ты всё знаешь.

— Что ты, я знаю не всё, — скромно призналась красавица, превратившись в Талифу. — Я знаю только то, что знаешь ты. Я просто помогаю тебе увидеть то, что ты знаешь. Вы, люди, знаете больше, чем вам кажется, и некоторые знания из вас приходится просто вытаскивать. Вот и сейчас благодаря тебе я знаю, что твоя возлюбленная ждёт тебя там, вместе с другими твоими друзьями.

И правда, Терри вполне может быть там, в Деламаре. Они же собирались её найти. И даже наняли помощников. Уж наверняка Салман Али-Керим подыскал в помощь своим друзьям хороших сыщиков. Они нашли Терри, но она скрывается. Она вполне может быть в агентстве или в своей деламарской квартире. Да и где ей ещё быть, если в Деламаре такое творится? А то, что там творится, как-то связано со мной. Мне действительно срочно надо туда!

— Значит, это зеркало — врата? — спросила я. — И мы сможем их открыть?

— Я смогу, — кокетливо ответила красавица, которая больше не походила на Талифу и стала ещё прелестней. — Он не может, а вот я могу. Ты главное представь себе, куда ты хочешь попасть.

Мне стало жутко, когда она взяла меня за руку холодными, как лёд, пальцами, но страх быстро прошёл. Я почувствовала неожиданный прилив сил и азарт. И радость от того, что сейчас окажусь в родном городе. Астерий слишком много темнит. Он просто не хочет меня отпускать. Ему скучно и нравится играть с людьми.

Я представила себе улицу Роз. Я неоднократно по ней ходила и видела на дверях неброского, но симпатичного четырёхэтажного дома табличку с изображением грифона. Я уже полгода как знала, что тут находится частное сыскное агентство, но лишь недавно узнала, кому оно принадлежит. Хорошо, что я так отчётливо помню эту тихую улочку недалеко от центра города.

Зеркало посветлело, замерцало и вскоре вместо отражения комнаты в нём появилась желанная яркая картинка: мощёная серой и розовой плиткой улица, аккуратно постриженный газон, два декоративных дерева с голубоватой листвой, название которых я вечно забываю, а между ними каменное крыльцо. На чисто вымытых белых ступеньках чёткие тени узорчатых листьев. Дальше серая металлическая дверь с табличкой, где на лиловом фоне чёрный грифон вот-вот заслонит крылом чёрный диск луны. И надпись:

Агентство "Лилит"

Частный розыск

Хорошо, что бедствие ещё не коснулось этой улицы. Я даже не заметила, как оказалась на белом крыльце. Рука потянулась к домофону, но нащупать его я не смогла.

— Так это всё ненастоящее?

— Почему? Настоящее, — слегка обиделась моя спутница. — Немного подожди, и всё будет в порядке. Скоро ты полностью перейдёшь в свой мир.

Я знала, что, оглянувшись, я должна увидеть на другом конце улицы поросший розовыми кустами газон и чёрные чугунные ворота, а за ними белую с серебристыми вкраплениями дорожку, ведущую к нарядному мраморному дому, где за решётками на высоких окнах виднеются тёмно-вишнёвые шторы. Красивый дом. И был бы ещё красивее, если бы не эта большая вывеска на фасаде, которая изображает двух дебильно улыбающихся ангелов. Бюро ритуальных услуг "Путь в вечность".

Я обернулась, но вместо всего этого увидела тёмную комнату с огромной кроватью, где я только что спала. Надо поскорей войти в агентство, и тогда эта комната исчезнет. И комната, и весь этот тёмный мир.

Так и не нащупав домофон, я прошла сквозь тяжёлую металлическую дверь, миновала коридор и оказалась в небольшом холле. Удобные деревянные стулья, низкий столик, заваленный журналами и проспектами туристических фирм — видимо, чтобы клиентам, которые дожидаются своей очереди, не было скучно. В углу аппарат с питьевой водой. Обычная контора средней руки. Пройдя сквозь ещё одну дверь — из белого пластика, украшенную чеканной фигуркой грифона, я попала в комнату, где перед настольным компьютером сидели Джонни Тревис и двое незнакомых мне молодых мужчин. Я плохо разбираюсь в технике, но сразу поняла, что компьютер новый. Другой, попроще, стоял на столике в углу. Я вспомнила, как в Арсланбаде Джонни убеждал Терри обзавестись новым оборудованием. Вот теперь оно тут появилось, но старый комп хозяйки выбросить не посмели. Где вот только она сама? За открытой дверью в смежную комнату виднелись простой кожаный диван, стол и несколько лёгких пластиковых стульев. Пожалуй, единственной ценностью там был серебристый, изящной формы кофейный агрегат. Из тех, что за считанные секунды перемалывают и варят кофе на несколько персон. На подносе сохла недавно вымытая посуда — обычный офисный набор из прозрачных чашек и блюдец. И эта комнатушка, и главное помещение, где сидели Джонни с двумя незнакомцами, выглядели бы совершенно аскетически, если бы не цветы. Они тут были на всех подоконниках и кое-где на стенах. Я уже знала, что Терри равнодушна к роскоши, а вот без растений не может. Возможно, она бы и навела в своей конторе уют, если бы не провела последние несколько лет, как человек, потерявший вкус к жизни. Цветы были политы, чувствовались, что землю регулярно рыхлят, но некоторые из них выглядели... Не то чтобы плохо, но... Я поняла, что Терри здесь нет. Да и почему я вдруг решила, что она непременно должна быть в Деламаре, в своём агентстве? Откуда взялась такая уверенность? Странная эйфория, владевшая мною последние минуты, проходила, уступая место грусти и недоумению.

Пройдясь по комнате, я обнаружила, что рядом со столом, за которым Джонни беседовал с клиентами (я почему-то сразу решила, что это клиенты, а не новые работники), стоит ещё один стол — поменьше. На нём были разложены в особом, хотя и непонятном мне порядке куски чего-то, напоминающего янтарь. В самом крупном из них застыло существо, похожее на ящерицу.

— Да нам еле удалось взять хоть какие-то пробы, — донёсся до меня голос — как будто издалека или сквозь стену. — Мы приехали сразу, но там уже всё оцеплено было, и нас не пустили. Непонятно только, почему, если в случившемся обвиняли нас?

Это говорил высокий, худой мужчина лет тридцати с узким нервным лицом, которое теперь, когда я подошла поближе, показалось мне знакомым. Да это же доктор Палански! Я не сразу его узнала, потому что до сих пор видела его на гуляющих по Интернету снимках и видеороликах с длинными, вечно взлохмаченными волосами. Сейчас у него была короткая стрижка.

— На следующий день мы всё же умудрились там побывать. После катастрофы на Кинте они все ломанули туда и им стало не до Каттаны. Но потом там снова охрану усилили, а сейчас объект вообще накрыт силовым куполом. Кстати, есть вероятность, что эти твари его пробьют и вырвутся наружу. Такая же опасность есть и в районе Кинты. Остров тоже накрыт куполом... Правда, говорят, окрестности этого острова давно уже кишат весьма странными тварями, но они никогда не отплывали далеко от той подводной впадины, где обитают.

Мне показалось, что второй клиент, ладно скроенный парень с желтовато-смуглым лицом и густыми жёсткими волосами на меня смотрит. Может, попробовать вступить с ними в контакт?

— Привет! — я хотела прикоснуться к плечу Джонни, но рука моя опять погрузилась в пустоту.

Нет, никто из них меня не видел и не слышал. Зато я видела, что они просматривают на экране компьютера. Развалины огромного современного сооружения среди развороченной, изрытой глубокими провалами и трещинами земли. Часть руин затоплена желтоватой водой... Нет, покрыта чем-то вроде жёлтого, а местами оранжевого льда. Кое-где этот "лёд" вздыбился, образуя причудливые конструкции.

— Я уверен, что это не прекратится, — мрачно сказал скуластый парень. Видимо, это был коллега Александра Палански. Мне опять показалось, что он на меня смотрит. То есть не на меня, а в мою сторону, словно ожидая с минуты на минуту увидеть в этом углу комнаты что-то интересное. Возможно, этот парень обладал экстрасенсорными способностями и чувствовал моё присутствие. — И уж если с нас сняли обвинение, то почему бы не позволить нам заняться расследованием этого и всех аналогичных случаев? Видите ли, урмиане пригласили для этого каких-то специалистов с Никты! С каких это пор наш мэр следует указанием урмиан?

— Так ведь у него давние связи с Урмом, — авторитетно заявил Джонни. — Слухи об этом с прошлого года ходят. Теперь в этом можно не сомневаться. Ещё не решён вопрос об объединении, а они уже тут вовсю распоряжаются. Говорят, суперинтендант Деламара тоже их ставленник.

— Ты думаешь? — с сомнением протянул Палански. — Это же его усилиями было покончено с ночной охотой, которая тут одно время стала любимым развлечением аристеев. Оказывается, в ходе этих криптий пострадали не только и не столько хулиганы, сколько случайные прохожие.

— Так и есть, — хмуро кивнул смуглый парень. — Урмиане уже негласно поделили город между собой — кто какую территорию контролирует. А теперь пресса трубит о том, что они используют для очистки океана новейшую технологию. Ну а кто его загадил-то? Откуда столько отравы? Зуб даю, что никакой это не вулкан, а взрыв в их секретной лаборатории. Научный центр на острове — это всего лишь верхушка айсберга. Остальное там, под водой.

О да! Я в этом "айсберге" чуть насмерть не замёрзла.

— Откуда столько отравы, что в радиусе нескольких миль погибла почти вся фауна?

— Такое, конечно, и вулкан натворить может, — пожал плечами Палански. — Предпочитаю не делать выводов, пока располагаю лишь непроверенными данными.

— Так нам и дали проверить... Королевский научный центр ещё имеет хоть какой-то вес? Или уже всё? Финансирование науки у нас за последние годы сократилось на тридцать процентов, зато урмиане готовы спонсировать любой понравившийся им проект.

— Какая-то в державе нашей гниль, — скорчил гримасу Джонни.

— Да ясно какая, — усмехнулся темноволосый. — Ещё бы понять, что за дрянь в последнее время из-под земли лезет.

— Я думаю, всё это явления одного порядка, — сказал Джонни. — И то, что творится в Урме, тоже. Вся информация об этом засекречена, но кое-что мне выловить удалось. Молосс практически разрушен. Забавно то, что целым там осталось только одно здание. Лабиринт.

Я знала, что целым это здание остаться не могло — я была там. Но, похоже, оно не рухнуло. Это хорошо. Манойев не завалило. Худший вариант их почему-то не пугал, и всё же я не могла не порадоваться за своих новых знакомых, с которыми скорее всего уже больше никогда не увижусь. Если, конечно, не смогу снова путешествовать в прошлое.

Тут я увидела дату на нижней панели компьютера, и это поразило меня едва ли меньше, чем то, что видела на экране. Похоже, с тех пор, как я покинула Лабиринт, прошло всего два дня! Два дня — и путешествие в вечность... Я знала, время там и здесь текло по-разному, да я и вообще была вне времени, и всё же...

Голоса говоривших становились всё громче и громче. Нечисть, которая привела меня сюда, обещала, что скоро я полностью впишусь в эту реальность. А, кстати, где она, моя спутница?

— Я здесь, — из смежной комнаты вышел Минотавр. Неудивительно — я же только что думала о манойях.

Подойдя к столику с образцами, он превратился в золотистого ящера, очень похожего на того, что застыл в прозрачной глыбе "янтаря". Я попробовала прикоснуться к этой глыбе, и у меня получилось. Рука моя не прошла сквозь желтоватую материю, как сквозь воздух, а наткнулась на твёрдую поверхность, напоминающую неровное стекло. И тут произошло нечто странное. Глыба начала стремительно таять, а ящерка ожила.

— Диана! — Джонни вскочил, опрокинув стул.

Клиенты тоже вскочили, правда, стульев не опрокидывали. Палански выхватил из кармана пистолет — непонятно только, зачем. Он застыл, вытаращив на меня яркие зеленовато-карие глаза и сжимая в руке оружие, которым явно никогда не пользовался. Скорее всего, он вообще никогда не пользовался никаким оружием. Военная служба в Гринлендсе давно уже не была обязаловкой. В последнее время владение хотя бы каким-нибудь видом оружия считалось хорошим тоном, да вот только доктор Палански, получивший учёную степень в возрасте двадцати лет и открыто презиравший напыщенную воинственность аристеев, явно не стремился вписаться в урмианские представления о хорошем тоне. Возможно, он обзавёлся пистолетом недавно, когда понял, что стал для аристеев персоной нон грата, и носил его с собой на всякий случай. Его мрачноватый коллега смотрел на меня настороженно, но у меня было такое чувство, что испугался он гораздо меньше других.

— Не бойтесь, она ничего вам не сделает! — я говорила про ту тварь, которая привела меня сюда, но она словно испарилась. Впрочем, парни и до этого её не видели.

— Да чёрт её знает, сделает или нет, — пробормотал Джонни, с опаской глядя на ящерку, спокойно сидящую посреди оранжевой лужи. — Диана, ты откуда? Ребята, успокойтесь, это друг. Она умеет так... перемещаться. Чёрт, я так рад тебя видеть!

Я тоже была рада его видеть, вот только почему-то видела я его сейчас хуже, чем минуту назад. Комната и всё, что в ней было, начали расплываться у меня перед глазами.

— Джонни, где Терри? — спросила я, торопясь выяснить самое главное. — Что с ней?

— Она жива, но ещё не совсем поправилась и в тайминг выходить не может. Её ищут, так что ей пришлось покинуть Арсланбад. Там тоже стало небезопасно... Где она в данный момент, не знаю. Она старается не задерживаться на одном месте и редко выходит на связь, поскольку очень боится засветиться. Я сейчас же постараюсь с ней связаться. Диана, тут такое творится...

Джонни ещё что-то говорил, но я его уже не слышала — как будто вода в уши попала. Такое однажды случилось, когда мы в третьем классе сдавали на первый юниорский разряд по плаванию. Придурок Тимми Роджерс, нырнув под меня, схватил меня за ногу и утянул на самое дно бассейна. Я пришла домой оглохшая на одно ухо и впервые увидела маму по-настоящему испуганной. Она тут же вызвала мне врача, связалась с санэпидстанцией и вместе с её представителем отправилась в школу. Её еле убедили, что вода в бассейне соответствует санитарным нормам и ни в коем случае не могла повредить мне ни слух, ни зрение, ни что-либо другое. "Честное слово, Альда, — сказала вечером гостившая у нас бабушка, — ты иногда ведёшь себя ещё более странно, чем аборигены Саммана". Знала бы бабуля, аборигеном какой планеты была моя мать.

— Джонни, если я сейчас исчезну, то я на планете Адена! — я кричала, но не слышала своего голоса.

Джонни, кажется, уже тоже меня не слышал. А я почувствовала страшную слабость. Ещё немного — и я упаду в обморок... Нет, я вдруг поняла, что это будет нечто гораздо хуже обморока. Кажется, оранжевая глыба помогла мне ненадолго вписаться в материю этого мира. Вдруг снова поможет... Но она растаяла. А если потрогать ящерицу?

Я взяла ящерку в руки и ощутила лёгкий ожог. Однако мне стало немного лучше. В комнате потемнело... Или потемнело у меня в глазах? Я почувствовала, как какая-то неведомая сила подхватила меня и поволокла к мерцающему тёмному пятну, неожиданно образовавшемуся в стене комнаты. Это было зеркало, в котором отражалась знакомая мне спальня с тяжёлой резной мебелью. Я возвращалась на Адену. Не скажу, что меня это радовало, но в моём затуманенном сознании мелькнула мысль, что в этом моё спасение.

Я очнулась оттого, что мне влили в рот что-то горькое. Я едва не поперхнулась, но сразу почувствовала себя лучше.

— Хочешь, чтобы девчонка подавилась? — спросил хриплый старушечий голос.

— Какая трогательная забота, — язвительно заметил Астерий, поддерживая меня в сидячем положении. — Особенно после того, как ты её чуть не угробила.

— А вы куда смотрели? — усадив меня в подушках, он грозно повернулся к испуганной стайке дэлгов, которые стояли, словно дети, ожидающие взбучки. — Почему окно оказалось открытым?

— Потому что это я его открыла, — сказала я.

— Вы должны были предупредить нашу гостью, что его нельзя открывать!

— Они предупреждали, Астерий. Но я всё равно открыла. Проснулась, а там за окном такой яркий алый свет. Мне стало интересно, и я выглянула в окно... Совсем ненадолго и тут же его закрыла. Пожалуйста, не ругай их. Со мной же ничего не случилось.

— Ничего не случилось? — Астерий повернулся ко мне, и я чуть не примёрзла к кровати от его жуткого чёрного взгляда. — Хорошо, что один из этих разгильдяев проходил мимо твоих покоев, а они чуют близость этой гадины.

Я только сейчас заметила в углу комнаты скорчившуюся старуху — костлявую и такую страшную, что Баба-Яга из фильмов-сказок сошла бы рядом с ней за Василису Прекрасную.

— Эта тварь просыпается с восходом Алой Звезды. Того, что осталось от её проклятого мира, где жило её проклятое племя...

— Потому что проклято всё, к чему прикоснулось твоё племя! — хрипло огрызнулась старуха, оскалив острые желтоватые зубы.

Глаза её тусклыми бесцветными фонариками светились на землисто-сером лице, выглядывающем из копны спутанных белесых волос. Костлявое тело прикрывало что-то вроде облезлой пегой шубы с редкой, но длинной шерстью. Присмотревшись, я поняла, что это её собственная шерсть, которая росла только на туловище.

— Не пугайся, детка, — улыбнулась мне старая карга. — Я ужасна лишь снаружи, а он только снаружи красив. А ведь когда-то и я была красива...

Она кокетливым жестом отвела от лица спутанные пряди, и я увидела, что её костлявые пальцы заканчиваются звериными когтями. Я вспомнила, как, проснувшись от света Алой Звезды, выглянула в окно и увидела страшную тень — какое-то существо с когтистыми руками.

— Поверь, я была очень красива. Настолько, что его отец предпочёл меня его матери. И она мне отомстила. Это из-за неё я так уродлива. Это из-за неё я потеряла своих детей...

— Моя мать тут ни при чём. Ты не смогла выносить своих детей, потому что твоё жалкое племя не способно иметь потомство от астеров...

— Нет, она наслала на них порчу, когда они были в моём чреве. Завистница! Смогла родить Алоару только одного ребёнка, и тот уродом оказался. А я носила троих! Но она убила их! Все родились мёртвы...

— ...намного раньше срока, — продолжил Астерий, когда старуха умолкла на полуслове — как будто у неё дыхание перехватило. — С тех пор погибло и возникло множество миров, а эта безмозглая паразитка до сих пор не может понять, что гидны и астеры несовместимы. Да, некоторые из моего племени иногда опускались до связей с этими тварями — похоти подвержены почти все разумные существа, но ещё ни один такой союз не приносил плодов.

Астерий обращался не к старухе, а ко мне. Глядя на его красивое лицо, я пыталась понять, насколько он раздражён. Сейчас он казался более спокойным, чем пару минут назад, когда приводил меня в чувство. Похоже, оскорбления "безмозглой паразитки" совершенно на него не действовали. Он явно уже не раз выслушивал их за то время, пока на его глазах рождались и гибли миры. Она назвала его уродом... Интересно, в чём это уродство заключается? Или она его просто обругала?

— Она погубила моих детей, — прохрипела старуха. — И отняла у меня молодость.

— Моя мать ничего ей не сделала. Бедняжка Ламия попросила моего отца сделать её бессмертной. Он был великим магом и сумел исполнить это её желание, но вот вечную молодость он ей дать не смог. Она была молода две тысячи лет, а потом начала стареть. Лучше бы радовалась, Ламия. Никто из гидн не прожил такую долгую жизнь и так долго не сохранял красоту, но вечная молодость — дар, недоступный твоему жалкому племени. И никто тут не виноват.

— Ламия? — переспросила я.

Когда-то я читала, что Ламия была возлюбленной Зевса, родила от него детей, а ревнивая Гера убила их и лишила Ламию сна. Та превратилась в чудовище вроде вампира. Бродила по ночам, нападала на людей и высасывала из них кровь. А по другой версии не нападала, а завлекала своими чарами. Ещё я знала историю о молодом жителе Коринфа, который женился на прекрасной и очень богатой женщине, но её красота, как и всё её богатство, оказались мнимыми, ибо это была Ламия. Бог Аполлон развеял её чары, и вся роскошь исчезла, а вместо красавицы жены изумлённый супруг увидел чудовище.

— Кажется, ты образованная девушка и примерно знаешь, что она из себя представляет, — усмехнулся Астерий. — Гидны всегда были паразитами. Пили жизненные соки людей и прочих тварей, заманивая их в свои сети...

— Зато не губили целые миры и не гасили солнца, — въедливо вставила старуха.

— К тому времени, когда погиб твой мир, почти все твои соплеменники уже перебрались на Терру. У себя вы почти всё живое погубили и взялись за жителей Терры. Хорошо, что к тому времени твоё жалкое племя уже стало вымирать и вы не расплодились там, как...

— Жаль, что твоё подлое племя не вымерло раньше! До того, как вы погубили столько миров!

Это походило на свару дальних родственников, которая при каждой встрече идёт по давно отработанному сценарию, разве что с небольшими вариациями. Никогда не думала, что, оказавшись среди бессмертных, стану свидетельницей подобной сцены.

— Тебе повезло, принцесса, что она уже давно не питается кровью и плотью, — сказал Астерий. — От неё осталась лишь тень. Ламия обретает плоть только с восходом Алой Звезды, и в её распоряжении всего несколько земных часов, чтобы поохотиться. Теперь она питается чужими мечтами и сновидениями. Сама она спать не может...

— Потому что его мать Афеллена, эта коварная завистница, лишила меня снов. Она меня всего лишила...

Старуха всхлипнула и почти беззвучно добавила:

— Я не могу спать с тех пор, как она отняла у меня моих детей.

Она замолчала, скорчившись в углу, — страшное костлявое создание, которое выглядело бы ещё более жутко, если бы не пегая шерсть, покрывавшее это уродливое тощее тело. Мне вдруг стало её нестерпимо жалко.

— Ты ведь ничего ей не сделаешь, Астерий?

— Да конечно нет, — он досадливо поморщился. — Скоро сама исчезнет. На сегодня она уже утратила способность изменяться, а скоро превратится в тень. Ты вот её жалеешь, а она тебя не пожалела.

— Я не сделала ей ничего плохого, — прохныкала старуха. — Мы со Златовлаской неплохо проводили время. Она похожа на одну милую девочку, с которой мне тоже было очень интересно. Они правда очень похожи, только та была младше. Такая славная мечтательная девочка. Дочь весьма воинственной правительницы. А вот девочка была совсем не воинственная. Она была слабая и не смогла проснуться. Даже лучше, что она ушла в страну своих грёз. А потом её сожрали ящеры. Остались от девочки лишь сандалики — их они прожевать не могли, а ведь даже одежонку её заглотили. То есть ещё кулон остался с эльхангоном, но я его взяла. Ей он уже не нужен был. Они сожрали её до косточек. Я бы сама её съела — так она мне нравилась, но я уже к тому времени не переваривала плоть. Эту Златовласку я бы тоже не смогла съесть. Зачем ты нам помешал?

— Затем, что ещё немного — и Златовласка превратилась бы в Спящую красавицу, и неизвестно, смог бы я её разбудить...

— Конечно, не смог бы, — злорадно ухмыльнулась Ламия. — Ты даже в лучшие времена не походил на принца на белом коне. Насколько я знаю, ты ни одну красавицу счастливой не сделал. А последняя-то умница оказалась. Перехитрила тебя и...

— Одно из её тонких тел серьёзно повреждено, и ей нельзя долго находиться в том мире. Ты могла бы почувствовать, что с ней что-то не то.

— Да ничего я такого не заметила. Она наоборот очень сильная. У неё такие яркие мысли, такие сильные чувства... Такие сны! Как настоящая жизнь.

— Понимаешь, чем она живёт? — обратился ко мне Астерий. — Сама она снов не видит, и настоящей жизни у неё уже давно нет. Так она создаёт для себя подобие жизни из чужих иллюзий и снов, а самые интересные сны у вас, людей. Особенно когда вы в каком-то особом состоянии. Ты влюблена и тоскуешь. К тому же ты оторвана от своего мира, от своей привычной жизни, и всё это приходит к тебе в твоих мечтах и снах. Она вторглась в твоё сознание... Не бойся, не в том смысле, что она может его изменять. Она может лишь паразитировать на этом, как когда-то на чужой плоти. Она увидела и представила себе то, о чём ты думала, получила возможность превращаться в тех, о ком ты думала, вошла в твой сон, и дальше вы уже вместе творили его.

— Она всё же сумела на меня повлиять. Внушила мне, что Терри ждёт меня там.

— Тебе так хотелось в это верить, что ей удалось на этом сыграть. Скажи спасибо, что это приключение не закончилось гораздо хуже. Были случаи, когда эта вампирша таким образом отнимала у человека жизнь. Он не мог выйти из сна. Сон затягивался так, что становился вечным.

— Смерть во сне — самая лучшая, — заявила старуха. — Многие могли бы сказать мне спасибо за это. А с ней бы такого не случилось. Она сумела открыть врата в другую сторону. Её сон вёл не в страну смерти, а в её настоящую жизнь.

— Ты же говорила, что открыла врата благодаря этому магическому зеркалу...

— Диана, это зеркало и правда магическое, — сказал Астерий, — но сделать его вратами легко только магам Айсхарана1. У меня в моём нынешнем состоянии это редко получается. У этой грымзы тоже. Врата открылись благодаря тебе. Потому что ты поверила Ламии.

— Это же был твой сон, детка, — Ламия улыбнулась, снова продемонстрировав свои кривые острые зубы. — Я вошла в твой сон. Ты мне верила, поэтому всё получалось так, как тебе хотелось. Но у тебя получилось гораздо больше, чем у других людей. Ты сумела сделать мост между сном и реальностью. Хотя, разумеется, без меня тебе бы это не удалось. Мы прошли по этому мосту и оказались в твоей реальности.

— И когда ты уже полностью вписалась в эту реальность, — добавил Астерий, — выяснилось, что находиться в ней ты не можешь.

— А если мне приснится, что я встретилась с Терри, то...

— То это тоже может стать реальностью, если в твоём сне будет то место, где ты действительно можешь её встретить, и если во время твоего сна она действительно окажется там. Вот как твой приятель с клиентами оказались в том месте, куда ты отправилась сперва во сне, а потом переместилась туда полностью. Только, пожалуйста, не проси Ламию утроить тебе встречу с любимой. Во-первых, ты не знаешь, где она...

— Но можно же придумать сон из прошлого...

— Но её уже там нет, в том прошлом. А если бы даже и была, то повторяю — ты не можешь находиться в своём мире. И ни в каком другом, кроме вот этого. Если ты погибнешь, то это будет не встреча, а трагедия. Вернее, пошлая мелодрама. Тебе действительно хочется умереть у неё на руках? Может, всё-таки подождёшь, поищешь более удачный вариант? На этот раз тебе повезло. Хорошо, что зеркальные врата оставались открытыми, и я успел перетащить тебя обратно. Хорошо, что у меня это получилось. Как я уже говорил, энергия этого мира защищает тебя.

— Да, оставайся здесь, деточка, — захихикала старуха. — Энергия этого мира постепенно превратит тебя в живую тень.

— Не слушай её, — поморщился Астерий. — У меня нет ни причин, ни желания причинять тебе вред.

— Конечно, — ехидно поддакнула Ламия. — Ты у нас само благородство...

Дальше я не слышала, потому что меня испугал запрыгнувший на кровать сагн. Он устроился рядом со мной и начал светиться золотистым светом. Он сидел рядом со мной, но смотрел не на меня, а куда-то в дальний угол комнаты за моей кроватью. Я оглянулась и вскрикнула. Бессмертные прекратили обмен любезностями.

— Ещё один гость, — устало констатировал Астерий.

В углу комнаты, возле громоздкого резного кресла, сидела та самая ящерица, которая недавно "вытаяла" из похожей на янтарь глыбы. Помнится, я взяла её на руки, а потом Астерий перетащил меня обратно на Адену. Значит, она тоже оказалась здесь. Или это уже другая? Мне показалось, что она крупнее той, которую я ещё несколько минут назад держала в руках. Да, крупнее. И становится больше с каждой минутой. Вскоре она была уже размером с кошку, а светилась ещё ярче. Я уже видела существ, похожих на неё. Но где?

— Она похожа на аскиров! — воскликнула я, удивлённая своей собственной догадкой. — Только у неё туловище длинней, гребень меньше... Ну и в отличие от них она маленькая.

— Боюсь, что скоро станет большой, — нахмурился Астерий. — И чего доброго начнёт извергать пламя.

— А почему она растёт?

— Возможно, потому что напугана и приготовилась защищаться. А наш отважный маленький сагн приготовился защищать тебя.

Я взяла ящерку на руки и, погладив, посадила среди подушек.

— Слушай, приятель, не строй из себя Рикки-Тикки-Тави1. Эта особа может оказаться опасней кобры. Сейчас я попробую её успокоить...

Осторожно спустившись с огромной кровати, я направилась к дракончику, который успел вырасти до размеров немецкой овчарки. Его золотисто-оранжевая кожа уже излучала не только свет, но и весьма ощутимый жар, а гребень воинственно вздыбился и горел алым пламенем. Глаза тоже покраснели и разгорались всё ярче и ярче. Я была в метре от него, когда он на мгновение высунул змеевидный язык, сверкнувший в полумраке комнаты, словно маленькая молния.

— Диана, не подходи, — с нажимом произнёс Астерий, но я не собиралась ему подчиняться. Интуиция подсказывала мне, что этот ящер не опасен.

— Не бойся, мы ничего тебе не сделаем, — сказала я.

Возможно, звук моего голоса понравился ящеру, потому что глаза его потускнели, став из красных оранжевыми, а тело перестало напоминать постепенно раскаляющийся кусок металла.

— Ему надо дать что-нибудь вкусное.

— Ну так протяни ему свою прелестную ручку, дитя, — хихикая, посоветовала Ламия. — Он с удовольствием её оттяпает.

— Астерий, в Молоссе я видела, как такие вот огненные ящерицы, которые выбирались из-под земли, ели камни.

— Может, они что-нибудь ещё едят... — Астерий повернулся к дэлгам, которые до сих пор стояли тут, не смея ни уйти, ни заговорить. — Принесите то, что осталось от ужина... Ну или что-нибудь там ещё. Мигом! Мой замок и так в неважном состоянии. Не хочу, чтобы это существо грызло тут полы и мебель, как мышь в каком-нибудь убогом людском жилище.

Дэлги вернулись через пару минут с двумя ощипанными птичьими тушками, но подойти к ящеру боялись. Я взяла у них тушки и протянула одну из них "аскиру".

— Да просто брось ему, — недовольно сказал Астерий, который явно считал моё поведение безрассудным.

Ящер вполне деликатно взял моё подношение и принялся было за еду, но потом замер, а через полминуты разжал челюсти, и едва надкушенная дичь шлёпнулась на пол.

— Ммда... — хмыкнул Астерий. — Я эту птицу ем, а эта тварь побрезговала. Диана, детка, боюсь, мы не сможем держать тут твою зверушку, иначе она постепенно съест мой замок. Она будет есть и расти, разгораясь всё сильнее и сильнее. Станет больше замка, потом больше этой планеты, ярче звезды... Не повторилась бы одна печальная история. Шучу, конечно, но... Честное слово, не знаю, чем его кормить.

Дэлги опять куда-то умчались и быстро вернулись, неся плоды, похожие на гигантскую репу.

— Может, ему это понравится, — робко предположил один из "амуров".

"Репу" ящер оценил. Минут пять мы молча наблюдали, как он с аппетитным хрустом поедает земляные плоды. Он совсем перестал светиться, и теперь его плотная желтоватая кожа напоминала кожу обычной ящерицы. Съев вторую "репу", он высунул длинный язык и несколько раз провёл им по своей морде. После чего слегка втянул голову в плечи, прикрыл глаза и замер, как изваяние. Я осторожно коснулась его твёрдой головы. Она была горячей, и этот жар был так приятен, что мне не хотелось убирать руку.

— Осторожней, — предупредил Астерий. — Он, конечно, вегетарианец, но мало ли, что ему не понравится.

— Да он совсем не злится, — я чувствовала, как приятное тепло растекается по всему телу. — Интересно, почему он так быстро растёт?

— Потому что его плоть содержит слишком много тёмной материи. Как и недра его мира. Я её чувствую.

— Нажрался... Теперь будет гадить, — злорадно хихикнула Ламия.

— Нет, — внимательно глядя на ящера, сказал Астерий. — Пища сгорает в его чреве, как топливо. Как раз весьма чистоплотная домашняя зверушка. Пожалуй, я бы даже от такой не отказался. Сперва люди удивляли меня своей страстью к бесполезным домашним зверькам, а теперь я и сам ничего против них не имею. Правда, я уже давно никого не заводил... Диана, значит, ты видела аскиров?

— Да. Мне довелось побывать недалеко от бездны под названием Тартар. Аскиры, аскейры... Кто назвал подводных драконов аскирами?

— Манойи. Вернее, Охи. Он же Гимелос. Он довольно много знает о Хангар-Тану от эойев. Знает, что эта планета постоянно порождает драконов и змей. Они выходят на поверхность из её недр. Аскейру — слово из языка народа хангару. Общее название для ящеров и змей. После того, как эойи переправили часть хангаров, а именно альти-лурду, в Огненный мир, он получил имя Хангар-Тану, а тамошних драконов и змей альти-лурду стали называть аскейрами — выходящими из-под земли. Некоторые эойи Эпохи Заката сумели побывать на Хангар-Тану и вернуться на Терру, так что слово аскейру стало известно кое-кому из жителей Терры, в частности манойям. С подачи Гимелоса даркмейстеры и урмиане стали называть этих подводных тварей в районе Тартара аскирами. А за ними и все остальные.

— А когда они стали выплывать из бездны? Я слышала, что ещё два-три десятка лет океанология не знала такого вида.

— Два-три десятка лет, — улыбнулся Астерий. — Скорее три, чем два.

— Понятно. Они тут появились, когда Охи помог даркмейстерам сделать тоннель на Хангар-Тану. Он корит себя за то, что нарушил пространственно-временную ткань и река времени вырвалась наружу. Он сказал, что скоро в моём мире воцарится хаос. И он уже начался. Он уже проник в мой город... Джонни и его клиенты говорили о том же. То есть не о реке времени, конечно, но именно обо всём об этом.

— Джонни — один из тех парней? Я их толком не разглядел.

— Да. Самый молодой. В отсутствие Терри он возглавляет её агентство. А эти двое — учёные. Их обвинили, что они не заметили там, где урмиане надумали строить, готовый к извержению вулкан. Когда всё это началось, все решили, что это вулкан, но потом увидели, что лава выплёскивается какая-то странная, и даже не столько лава, сколько огненная вода, которая потом застывает, как янтарь, да ещё стали выползать из-под земли такие вот твари, и никто не может понять, в чём дело.

— Разумеется. Никто же не знает, что маги вместе с представителями древней расы сделали мост с Огненным миром, да ещё и явно причинили ему вред. Да, хаос начался там, принцесса, а теперь перекинулся на твой мир. На второй из твоих миров.

— Но как? Я не понимаю... Они выходят из-под земли. Как они пробиваются сквозь твёрдые породы? Как это вообще всё...

Я замолчала, поймав себя на том, что задаю бессмысленные вопросы. Охи говорил о реке времени, о материи, способной изменяться и прокладывать путь сквозь... Да, наверное, сквозь что угодно. Когда нарушена ткань бытия, все преобразования приобретают стихийный характер. И эти порождения хаоса способны прогрызать дыры в любой материи и изменяться сами. Но до чего же приятно держать руку на горячей голове этого дракона. Даже приятней, чем, придя с холода, прижать озябшие руки к нагревателю. Тепло, которое исходило от этого ящера, не просто согревало меня. Оно наполняло меня бодростью.

— О чём это вы? О том мире, где земля рождает таких вот ящериц?

Ламия, о которой мы уже почти забыли, смотрела на дракончика с интересом. Я бы даже сказала, мечтательно, если бы могла совместить мечтательное выражение с этой жуткой физиономией.

— Мне он нравился. Я бывала там, но давно. Эти юноши-воители так прекрасны. Демиры — так звали другое племя — мне тоже нравились, но альды... — старуха немного помолчала, жеманно опустив желтоватые сморщенные веки. — И как всё самое прекрасное, они были почти недоступны. Я соблазняла их только тогда, когда рядом не было их зверей. Этих огромных кошек. Они чуяли опасность, видели меня такой, какая я есть, и это передавалось людям. Но люди не всегда были рядом со своими лурдами, у людей и зверей иногда разные дела, и тогда мне удавалось... Да не смотрите вы на меня так. Я не пила их кровь и не ела их плоть. К тому времени я уже не нуждалась в грубой пище. А маленькую принцессу Дию я вовсе не хотела губить. Она была такая...

— Кого? — я аж подскочила на месте. — Как ты её назвала?

— Это родители её так назвали, — поправила старуха. — Дия. Она была дочерью верховной правительницы альдов.

— У них был матриархат?

— Что?

— Власть женщин, — пояснила я.

— Не знаю... Они там все мечами махались. И жили очень странно. По-моему, женщины у них чаще с женщинами спали, чем с мужчинами, да и те друг с другом вовсю любовью занимались.

— Там царила свободная любовь, — сказал Астерий. — Альды заключали браки и заводили семьи, но при этом супруги могли иметь любовников и любовниц. Они вообще не придавали особого значения верности в том, что касается постельных дел. Позором было предать друга, кинуть своих в бою, струсить. У них вся жизнь вокруг воинской доблести строилась. Чадолюбием они не отличались, к тому же женщине-воину частые беременности были ни к чему, но всё равно считалось, что долг каждой супружеской пары — родить хотя бы одного ребёнка. А правителю или правительнице уж хоть как был нужен наследник. Или наследница. Главой племени становился старший ребёнок в королевской семье. Независимо от пола. Если он, конечно, здоров был.

— То есть власть была наследственной?

— В общем да, хотя слабого правителя или запятнавшего себя каким-нибудь дурным поступком могли сместить. Я всех тонкостей не знаю. Думаю, она тоже.

— А может, и побольше тебя знаю, — въедливо возразила старуха. — Я там чаще бывала, к тому же умею проникать в мысли людей, видеть их мечты. Я получше тебя в людях разбираюсь. Бедняжка Дия вряд ли стала бы правительницей. У неё не было лурда. Он не то погиб, не то умер от какой-то болезни. А человек, потерявший лурда, не мог занимать у них высокое положение. Ведь он лишался благословения Эльген-Лурда и Тефны — их богов. Человек иногда находил нового лурда, но это было трудно. Кажется, связь между ними уже не та была. Когда девочка уснула в той пещере, я вошла в её сон. О, это было интересное путешествие, и хорошо, что эта странная малышка ушла в свои грёзы навсегда. Откуда ты про неё знаешь, Златовласка?

— Мама рассказывала. Иногда она даже называла меня этим именем. Дия. А когда была недовольна мной, говорила, что я не достойна его носить. Да она и вообще считала, что я его не достойна. Думаю, ей было просто приятно называть меня иногда именем легендарной принцессы её мира, тем более что оно звучало как уменьшительное от Диана.

— А что именно она тебе рассказывала о принцессе Дии? — Ламия даже поудобнее устроилась в своём углу, как будто приготовилась слушать интересную сказку.

Астерий молчал, но было видно, что его эта история тоже заинтересовала.

— Да она в общем-то немного рассказывала. Говорила, что в детстве Дию, дочь королевы Антемы, похитили злые карлики-маги, чтобы принести в жертву Великому Змею, который жил глубоко под землёй. Слова "аскейр" я от неё не слышала. Она не рисковала употреблять слова, которые могли её выдать, поскольку скрывалась от урмиан. Теперь я понимаю: мама рассказывала о своём мире, употребляя только те названия, какие были известны посетителям сайта "Сообщество далейран". А уж как они попали в сеть и распространились по всей Ариане, я не знаю. По-моему, что любая секретная информация всегда в той или иной степени просачивается ...

— В какую сеть? — спросила Ламия.

— Всё равно не поймёшь, безграмотная старуха, — не глядя в её сторону, беззлобно обронил Астерий.

— Это такая... очень тонкая материя, которая хранит информацию. То есть все знания, картины, образы... Всё это попадает словно в сеть и хранится там.

Я старалась объяснить как можно более доходчиво, и наградой за эти старания было насмешливое фырканье:

— Я и так знаю, что тонкая материя наву хранит всё. И зачем называть её сетью? Лучше уж тогда паутиной.

— Можно и так. Иные залипают там, как мухи, и совсем выпадают из нормальной жизни... У нас есть приборы, которые позволяют извлекать эти знания из сети и отправлять куда угодно.

— Понятно, — уважительно кивнула старуха. — У вас тоже есть хорошие маги. Так у вас знают об этом Огненном Мире?

— Немного знают, а остальное домысливают. Есть масса сайтов... Таких огромных хранилищ текстов и картин. Сайты о погибших и неосвоенных мирах. В основном о погибших. И ещё о тех, которые по тем или иным причинам пока невозможно как следует изучить. Люди используют известные им знания об этих мирах, а остальное придумывают, в результате создают миры, которые хранятся только в сети, в этой тонкой материи. Причём многие люди любят придумывать, что они потомки прежних обитателей этих миров. Далейра, как у нас называют Огненный Мир, очень популярна, и получается, что половина арианской молодёжи — потомки тамошних правителей. И не только молодёжь такими фантазиями занимается. Никто бы не удивился, узнав, что мама рассказывает мне, что мы с ней потомки альдов. Поэтому она не боялась мне это рассказывать, но она употребляла только те названия, которые гуляли по сети, и избегала тех слов, которые могли бы её выдать, если бы я в разговорах с подружками что-то такое сболтнула. Так вот... Великий Змей считался у карликов-магов отцом всех змей и драконов и вообще создателем всего мира. Они ненавидели альдов и демиров. Демирами называли другое человеческое племя, которое жило в Огненном Мире. Это племя мастеров. Но особенно карлики ненавидели альдов — потому что те не хотели поклоняться Отцу-Создателю Мира и приносить ему жертвы. На Далейре как раз были тяжёлые времена. Ящеры расплодились в огромном количестве и пожирали на планете всё живое. Пророки Великого Змея говорили, что он смилостивится только в том случае, если альды принесут ему в жертву принцессу. Но альды защищали своих детей. И защищали свой мир от свирепых ящеров. Злые карлики-маги похитили принцессу Дию, но её лурд нашёл её и спас. Помог ей бежать из плена. Им удалось одолеть ящеров, которые стерегли Дию, и она вернулась домой верхом на побеждённом драконе. А когда Дия выросла, она вообще спасла свой мир от драконов и змей.

— Каким образом? — поинтересовался Астерий.

— Сражалась с этими чудовищами во главе своего племени.

— А разве все правители альдов не делали то же самое? Альти-лурду всегда сражались с аскейрами.

— Да, но в тот период драконов развелось слишком много и они были особенно свирепы. Ещё мама говорила, что по легенде принцесса Дия не умерла, а спит зачарованным сном в какой-то пещере или плывёт в священной ладье по реке, которая отделяет мир живых от мира мёртвых. А по другой версии она возвращается из царства мёртвых, когда её племени грозит опасность... Короче, смысл в том, что она и её лурд могут вернуться и снова спасти свой мир.

— Да там уже и спасать-то нечего, — Ламия произнесла это с искренним огорчением. — А красивая была планета. Недавно я сунулась туда и чуть не сгорела. Хотелось бы мне побывать в её прошлом, но я не умею путешествовать во времени. Разве что через чей-то сон... Вот с этой девчонкой, может, и получилось бы... Хотя вряд ли. Надо ещё какой-нибудь магический предмет из того времени, куда хочешь попасть. Это помогло бы совершить переход. Последний раз я была на Хангар-Тану через три с половиной тамошних года после истории с маленькой принцессой. Один симпатичный воин заснул у входа в пещеру возле рощи. У него были замечательные сны, но их охранял его лурд, и мне пришлось уйти.

Я заметила, что моя рука больше не касается кожи ящера, и, посмотрев на него, обнаружила, что он стал меньше.

— Понял, что защищаться не от кого, и возвращается к своим обычным размерам, — сказал Астерий. — Думаю, я знаю, как вырастить его к завтрашнему дню, чтобы тебе было удобней на нём ехать.

— Куда? — опешила я.

— Послушай, красавица, не хочешь и завтра заглянуть сюда на огонёк?

Это он уже обращался к Ламии, которая выглядела очень бледной, а местами даже начала просвечивать, как призрак в мистическом фильме. Красноватые блики, до сих пор скользившие по комнате, погасли. Алая Звезда зашла, а значит, Ламия начала слабеть и вскоре должна была утратить то подобие плоти, которое обретала лишь на несколько часов. Вопрос Астерия привёл её в такое замешательство, что она ненадолго обрела прежние краски.

— Что ты сказал?

— Завтра это окно будет открыто для тебя. И тебе обеспечено путешествие в мир грёз. Ты сможешь снова посетить ту красивую планету. Вместе с Дианой.

— Астерий, ты меня приглашаешь? И даже предлагаешь угощение? Что с тобой? Ты неожиданно узнал, что смертен да ещё и неизлечимо болен, и решил напоследок помириться со своими врагами?

— Даже если я стану смертным и больным, а этого не будет, то с чего бы я стал по этому поводу мириться со своими врагами? Да у меня их и нет. Есть существа, которые меня интересуют, есть те, которые не интересуют, а есть те, кого мне противно видеть. Ты меня в данный момент интересуешь. Ты ведь можешь снова попасть в то время, спустя три с половиной года после встречи с принцессой Дией?

— Возможно, и смогу, если постараюсь. И если сон об этом мире будет ярким. Вопрос в том, увидит ли она сон об Огненном Мире.

— Так может, достаточно, если она представит его себе?

— Ну, хотя бы так... Ты была там, детка?

— Нет, но видела. Правда, только один пейзаж, когда открылись врата. А зачем...

— Вот и прекрасно, дорогуша, — оживилась старая карга. — Уверена, ты сможешь представить его себе во всей красе. Да и зеркало нам поможет. Астерий, а зачем нашей Златовласке в Огненный Мир?

— Хороший вопрос, — усмехнулась я. — Сама хочу его задать, да вот тут трудно слово вставить.

— Разве ты не хочешь побывать на своей второй родине? — спросил Астерий. — Ламия говорит, ты очень похожа на принцессу Дию...

— Точно, — подтвердила старуха. — Лет через пять она бы такая и стала.

— Пять лет по далейранскому времени, — уточнил Астерий. — А по земному через десять. Девочка погибла в возрасте десяти земных лет. Ламия побывала в том мире через три с половиной года по-далейрански, значит, через семь лет по земному измерению времени, насколько я знаю, общепринятому сейчас у всех потомков землян, где бы они ни жили. Разыграем сценарий, что принцесса чудом выжила и вернулась через несколько лет к своему родному племени. Тебе сколько?

— Почти двадцать один. Но...

— Но выглядишь ты не старше семнадцати. То есть лицо-то у тебя как раз старше твоего истинного возраста...

— Что?!

— Да нет, я не к тому, что тебе пора пластику делать. Я имею в виду выражение. Это придаёт тебе особую привлекательность. Нежное такое личико, ангельское, как у вас говорят, но видно, что это маска, под которой... Твоя внешность — как чистый пруд, поросший красивыми белыми лилиями, но мало кто знает, что сей водоём заколдованный, что под этими лилиями не золотистый песочек в паре метров от поверхности, а бездна почище Тартара. Сочетание твоей подростковой хрупкости и золотых кудряшек вот с этой глубиной, которую не все видят, но уж поверь, многие чувствуют и боятся... Это в тебе привлекает больше, чем твоя красота в обычном смысле слова. Роль Дии тебе подходит. Девушка, уцелевшая в плену у сахов, этих карликов-магов, и не должна выглядеть наивно-милой, даже если ей всего семнадцать. К тому же альды взрослели рано. Они рано становились воинами и в четырнадцать лет отвечали за свои поступки уже как взрослые члены племени. Думаю, роль принцессы Дии тебе подходит. И у тебя есть шанс вернуться к своему племени верхом на драконе. Совсем как в легенде...

— Никогда не мечтала об актёрской славе и не уверена, что сумею обмануть близких Дии, выдавая себя за неё. И уж совсем не уверена, что хочу их обманывать. К тому же ты говорил, что я могу жить только здесь и то неизвестно, сколько я тут продержусь.

— Я заметил, что материя твоего родного мира, вернее, мира твоих предков, действует на тебя благотворно. Разве ты сама это не чувствуешь?

Чувствовала я себя и впрямь гораздо лучше, чем до общения с огненной ящерицей. Она больше не светилась и мирно спала в углу комнаты между камином и стеной. Сагн сидел рядом с ней и смотрел на неё так, словно решал какую-то дилемму. Но думаю, не такую сложную, какая сейчас стояла передо мной.

— Ты хочешь сказать, что, если я хочу жить, то мне остаётся только одно — жить на Далейре? Я всегда хотела побывать в этом прекрасном мире, о котором наслушалась от матери, но... Если вдуматься, человеку из моего мира и моего времени не так-то просто привыкнуть к тамошней жизни. Уверена, Дия даже в десять лет была куда лучшим воином, чем я. Мама заставляла меня заниматься фехтованием и айкидо, но... Не скажу, что я в этом преуспела, а когда она исчезла, и вовсе забросила. Сначала у меня была депрессия. Бабушка отвела меня к врачу, и тот велел ни в коем случае меня не перегружать. А потом и с деньгами стало хуже, так что я перестала ходить во всякие там студии и клубы. И не особенно из-за этого расстраивалась. Я всегда больше любила валяться на диване с книгой. Правда, в последнее время жалела, что так мало приёмов знаю. Даже купила книгу и диск о приёмах самозащиты...

— Там тебя и без книг кое-чему научат.

— Если жива останешься, — захихикала Ламия, но, поймав на себе грозный взгляд Астерия, изменила тон. — Это, конечно, шутка, и всё же Огненный Мир полон опасностей. Но ты ведь можешь прикинуться больной или безумной. Ты несколько лет провела в плену у злобных карликов, так что не могла не пострадать. Ты умная девочка. Придумай что-нибудь, чтобы облегчить свою жизнь среди альдов.

Жизнь среди альдов. Среди людей бронзового века, если сравнить с чем-то знакомым. Вообще-то я бы где угодно жила, если бы рядом была Терри. Но там я буду ещё дальше от неё, чем здесь. Сейчас я хотя бы в своём времени.

— Я знаю, что тебя пугает, — сказал Астерий. — Боишься, что больше не увидишь свою любимую, своих друзей. Может быть. Но оставаясь повреждённой, ты точно не сможешь жить среди них. А если энергия твоего мира исцелит тебя, ты найдёшь способ вернуться.

— По-моему, ты не веришь, что я там исцелюсь.

— Мы с Ламией поможем тебе вернуться.

"Мы с Ламией..." Неужели я помирила этих двоих? Хоть какое-то утешение.

— И как вы мне поможете?

— Ты вызовешь Ламию через свой сон. Ляжешь спать и думай о ней, зови её, посылай ей картины того места, где находишься. Возможно, не сразу, но тебе удастся связаться с ней, и вы сделаете мостик, по которому она слетает за тобой и вернёт тебя сюда. Давай-ка на всякий случай отрежем прядку твоих волос, чтобы Ламия держала их при себе. Это упрочит связь между вами.

— С удовольствием, — осклабилась старуха, любовно проведя по моим волосам когтистой лапой. Как ни странно, её жуткие когти не зацепили и не вырвали ни один волосок. — Самое чудесное золото, к которому я когда-либо прикасалась.

Астерий вызвал кого-то из дэлгов, и через минуту ему принесли небольшие серебряные ножницы.

— Не бойся, я осторожно... Отрежу совсем чуть-чуть.

По правде говоря, мне было всё равно, сколько он отрежет. В последнее время я слишком много потеряла, чтобы расстраиваться из-за пряди волос. Но Астерий и впрямь отстриг совсем тонкую прядку. Потом положил её в маленький закрывающийся медальон на золотой цепочке и дал Ламии. Она тут же повесила его на свою тощую покрытую редкой щетиной шею.

— Ну вот, — удовлетворённо произнёс Астерий. — Проблем с языком у тебя явно не будет. Ты так свыклась с этой магической серёжкой в левом ухе, что уже и не замечаешь, что понимаешь любую речь и говоришь на ней. А что до обмана... Иногда он только во благо. И поверь... Если хочешь побольше узнать об этом мире, об их проблемах, то лучше подобраться поближе к сильным мира сего. Очень кстати, что ты оказалась похожа на погибшую принцессу.

— Думаю, они бы тебя признали, — Ламия ещё раз окинула меня с ног до головы своим бесцветным взглядом. — Ты действительно очень на неё похожа. Разумеется, если бы она дожила до семнадцати лет, она бы изменилась. Может, и сходство с тобой бы уменьшилось, но она не выросла и её родичи не знают, какой бы она стала. Они лишь знают, что давно её не видели и что дети изменяются, пока растут. Они бы признали тебя, но я всё же не уверена, что нам удастся попасть именно в то время. И тем более перейти там в реальность. Астерий, путешествие в город, о котором она думала, далось нам легко, но это было настоящее...

— Придётся использовать магический предмет, который поможет вам открыть двери именно в то время. И он есть. Ты же нашла среди останков принцессы кулон из эльхангона. Этот камень сам по себе обладает магией и сохранил связь со своей прежней обладательницей. Он поможет вам попасть в период, близкий к периоду её жизни. А если ты ещё будешь думать о том дне, когда была там последний раз...

— Да зачем о том дне? — перебила я. — Будем уж тогда думать о том дне, когда принцесса умерла. Появимся там и спасём девочку...

— Нет, моя благородная леди, — Астерий улыбался, но я чувствовала, что он начинает злиться. — Мы не будем спасать никаких девочек. Эта девочка давно мертва, её кулон здесь, и больше он ей не принадлежит. Мы не будет выводить мёртвых из царства смерти, где рано или поздно оказываются все смертные. Она оказалась там слишком рано, но увы, бывает и такое. Она сыграла свою роль в истории, а вот ты действительно способна что-то изменить, поэтому её эльхангон переходит к тебе.

— Поверь, она была не жилец, — добавила старуха. — Люди этого племени почти не болеют, но с ней было что-то не то. Я такие вещи чувствую. А эльхангон пока что мой, и я ещё не решила, отдавать его или нет.

— Да не жадничай, Ламия, у тебя же навалом всяких побрякушек. К тому же даме в твоём возрасте несолидно носить простые камешки. Тебе уж если что и носить, так только настоящее золото и бриллианты.

— Опять издеваешься...

— И в мыслях не было. Завтра выберешь любое украшение в моей сокровищнице. Взамен этого кулона.

— Эльхангон — не простой камешек, хотя и выглядит стекляшкой, когда не светится.

— Ну а светиться он может, только когда находится у того, кому принадлежит по праву. Я знаю об этом камне, Ламия. Он всё равно не твой. Принеси его завтра сюда, и я надеюсь, он признает Диану. Тогда ваше путешествие скорее всего окажется удачным. Выберешь себе завтра что-нибудь красивое...

— А можно диадему Афеллены? Золотую, с такими звёздоч...

— Ну нет, только не украшения моей матери. Ламия, кроме них у меня ещё много чего есть. Слово даю — возьмёшь то, что понравится.

— Ладно, — проворчала старуха. — А теперь мне пора. До завтра, красавица.

Она снова стала бледнеть, и примерно через минуту от неё остался слегка мерцающий туманный силуэт, который вылетел в окно, торопливо открытое одним из дэлгов.

— А эта шерсть у неё на теле...

— Появилась, когда она пыталась сохранить молодость и использовала разную магию, — пояснил Астерий. — После этого прекратила, чтобы ещё хуже не стало.

— Я не гоню тебя, — сказал он, когда дэлги покинули комнату. — И уж поверь, ты меня ничуть не стесняешь. Если не хочешь туда, оставайся. Но учти, ты должна будешь поделиться с Ламией своим сном, раз уж она согласилась помочь.

— Спасибо, что помогаешь мне, Астерий. Я думала, люди для тебя всего лишь игрушки. Терри ты не стал помогать. Там, в логове даркмейстеров...

— Ну, не то чтобы совсем не стал... И я знал, что она справится сама. Я действительно люблю играть, принцесса. Я помогаю людям, когда мне это нравится. Твоя жизнь — очень интересная игра. Жизнь, перетекающая в сказку и наоборот. Отдохни. А потом хорошенько подумай, останешься здесь или отправишься на Хангар-Тану, где сказка, которую тебе рассказывала мать, может стать для тебя реальностью.

Мне не хотелось ни о чём думать. В кои-то веки мне хотелось, чтобы кто-то принял решение за меня. Засыпая, я мечтала о том, чтобы этот кто-то — хоть человек, хоть демон, хоть чудовище из преисподней — явился ко мне во сне и сказал, как я должна поступить. Мне приснилась мать, но когда я спросила её совета, она лишь презрительно на меня посмотрела и начала таять в воздухе, превращаясь в туманную фигуру, — совсем как недавно Ламия. А может, это и была Ламия, которая снова вторглась в мои сны? Призрачная фигура вылетела в окно, которое почему-то оказалось открытым, и её поглотила тьма, подсвеченная зловещим пурпуром. По комнате скользили красноватые блики. Я подошла к окну и обомлела — подо мной раскинулся разрушенный, охваченный пламенем город. Опять... Сперва я решила, что это Молосс, но картина приблизилась, и я увидела улицу Серебряных Тополей. Мой замок был ещё цел, но его окружала стена пламени. Вернее, странного пламенеющего тумана, в котором копошились какие-то твари. Я проснулась с чётким осознанием, что этот кошмар будет преследовать меня, если я не приму правильное решение. А оно было только одно.

В комнате царил синеватый сумрак. Точно такой же был и за окном. Я обрадовалась, заметив, что постепенно светлеет, но вскоре поняла, что увидеть больше, чем ночью, мне не удастся. Внизу клубился густой туман, который поднимался всё выше и выше. Горы на горизонте были скрыты не то туманом, не то грозовыми тучами. Скорее тучами, потому что серебристую синеву то и дело пронзали вспышки молний.

Когда туман поднялся до окон, в дверь робко постучали. Двое дэлгов принесли столик с обильным завтраком. Густое варево из чего-то вроде бобов, большой кусок мяса. В высоком бокале дымился тёмный напиток, отдалённо напоминающий колу, а в приземистой чаше на короткой ножке была густая золотистая масса, похожая на мёд. Возможно, это и был мёд. Я не стала выяснять. Я знала, что травить меня тут никто не собирается. Один из дэлгов прошёлся по комнате, касаясь стен, и они засветились голубовато-зелёным светом.

— А за окнами у вас когда-нибудь светло бывает? — поинтересовалась я.

— Совсем светло нет, — ответил второй "Амур". — Но когда Адена проходит мимо большой звезды, тут почти светло. В ближайшее время этого не будет. Сделать свет ярче, госпожа?

— Нет, спасибо. А сейчас что, утро?

— Можно и так сказать. Свет грозовой звезды доходит до нас в течение восьми земных часов. Господин решил измерять время человеческими часами — так удобней. Потом наступят Часы Тьмы, потом появится Сафира, а через несколько часов после её ухода Алая Звезда.

Тут он выразительно на меня посмотрел, как бы напоминая, что с восходом Алой Звезды для меня всё может измениться. Если я захочу.

После еды меня несколько часов никто не тревожил. Я долго плескалась в купальне, сохла, блаженствуя на лежанке, накрытой пушистым покрывалом. Потом замоталась в мохнатый кусок ткани, который идентифицировала как полотенце, и отправилась обследовать огромный платяной шкаф. Свою одежду я постирала и оставила сушить в купальне, положив её, как на батарею, на одного из зелёных драконов. Они нагревались из-за тёплой воды, которая бежала из их пастей.

Меня поразили не только роскошные и вычурные наряды, коими изобиловал шкаф, но и то, что они висели на плечиках, словно бы купленных в одном из супермаркетов Деламара. Сколько эта одежда тут хранилась? Тысячи или миллионы лет? Неизвестные мне ткани выглядели, как новые. Все они — и тонкие, и плотные — были приятны на ощупь и ничем не пахли. Наверное, тут использовался какой-то магический способ хранения вещей. Абсолютно все эти наряды были мне безнадёжно велики. Интересно, если я что-нибудь из них выберу, Астерий заставит дэлгов перешивать их? Или уменьшит одежду при помощи магии?

— Нравится?

Я вздрогнула от его голоса и еле успела подхватить сползающее с меня полотенце.

— А стучаться не обязательно?

— Извини. Постоянно забываю о стыдливости, которая свойственная большинству человеческих племён. Я повидал так много женщин и мужчин, что меня давно уже не возбуждают даже самые прекрасные тела. Тебе что-нибудь понравилось?

— Всё. Но всё это мне велико. И я сомневаюсь, что альды носили такую одежду. Они были воины, охотники...

— Да, они одевались легко. И даже доспехи у них были лёгкие, хотя и очень прочные. Из тонгинита. Чудесного металла, который на Хангар-Тану фонтанами выплёскивался из недр земли. Там же часто были явления вроде извержения вулканов. Причём нередко в самых неожиданных местах. Некоторые люди умели определять места возможных извержений и образования новых гейзеров, а ещё лучше это умели сахи, карлики-маги. Так значит, ты решила отправиться на Хангар-Тану?

— Да. То, что сейчас творится в моём мире, связано с этой планетой. Быть может, мне удастся что-то узнать об этом. И вернуться, чтобы предотвратить катастрофу на Ариане. Я смогу вернуться?

— Надеюсь, что да. Но не знаю, сколько ты сможешь тут жить. Если честно, я даже не знаю, сколько ты сможешь прожить на Хангар-Тану. Материя и энергия этого мира действует на тебя благотворно, но... Ты остаёшься неполной, Диана, и я не знаю, как восстановить одно из твоих тел. Я не знаю, но, возможно, ты решишь эту проблему там. Оставь это тряпьё. Мои слуги сделают тебе подходящий наряд. А нам с тобой надо поговорить. Придумать историю, которую ты расскажешь своим соплеменникам.

— Якобы своим.

— Почему якобы? Это твой народ, принцесса.

— Астерий... А может, вы с Ламией перебросите меня на Хангар-Тану в то время, когда даркмейстеры сделали тоннель и туда проникли урмиане? Тогда я смогу узнать, что стало с моим народом. Анда — женщина-эод из Маатлана — сказала, что на Хангар-Тану должны быть врата, которые эойи сделали, чтобы люди смогли покинуть планету в случае бедствия. И даже заклинание им оставили, которое старейшины должны были передавать из поколения в поколение. Теперь мне известно, что бедствие там скорее всего устроили урмиане. Я бы так побольше обо всём об этом узнала и...

— Дитя моё, ты забыла, что Ламия не умеет путешествовать во времени. Она может проникнуть только в знакомое ей прошлое, то есть то, где она побывала, когда оно было для неё настоящим, только через чей-то сон или грёзу и благодаря магическому предмету. Хотелось бы верить, что этот кулон признает тебя. Я уже давно не могу перемещаться во времени. Я не так силён, как думают люди, которые имеют со мной дело, и предпочитаю, чтобы они считали меня более сильным, чем я есть.

"Потому и используешь всякие дешёвые фокусы, — добавила я про себя, — растворяясь в темноте или искажая свою личину..."

Астерий так пристально на меня смотрел, что мне показалось, он понял, о чём я думаю. В его тёмных глазах не было гнева. Лишь бесконечная усталость.

— Надеюсь, Ламия нас не обманет, — промолвил он и вышел, оставив меня среди разбросанного по ковру сверкающего золотым шитьём и бисером "тряпья".

Ламия не обманула. Она появилась в отведённых мне покоях с первыми лучами Алой Звезды. Тень с головой чудовища и когтистыми конечностями, влетев в окно, сперва забилась в тёмный угол — словно решила слиться с темнотой, потом посветлела и начала постепенно обретать очертания уродливой старухи.

— Могла бы порадовать нас более приятным обликом, — съязвил Астерий.

— На превращения тратишь силы, а они мне пригодятся. Будешь издеваться, так вообще никуда не пойду.

— Ладно, не злись. Когда вернёшься, тебя ждёт моя сокровищница.

— А ты ещё должен обеспечить мне удачное возвращение.

— Зеркало нам поможет, — сказал Астерий. Правда, без особой уверенности.

— Хорошо выглядишь, красавица, — старуха окинула меня одобрительным взглядом. — То есть ты, конечно, всегда хорошо выглядишь, просто, я хотела сказать, что вид у тебя сейчас подходящий. Если девчонка провела все эти годы в плену у сахов, то она вполне может быть так одета. Я видела этих карликов. Они ходят или голые, или напяливают на себя балахоны, которые шьют из хорошо выделанной кожи аскейров. Альды тоже используют шкуру этих тварей — для доспехов. У некоторых аскейров очень плотная кожа. Одежда воина не может состоять из одного металла. Тонгинит лёгкий, но не настолько.

Наряд для меня сшили дэлги — что-то вроде туники из очень тонкой кожи с широким поясом. Сандалии я решила оставить свои, вернее, подаренные Андой. Они были прочные и удобные.

— Ну-ка проверим, как на тебе будет смотреться это украшение — подойдя ко мне вплотную, Ламия надела мне на шею кулон с желтовато-оранжевым камнем в виде наконечника стрелы. — Детка, пожелай, чтобы он засветился... Нет, вы только посмотрите! Камешек сияет!

Вблизи Ламия была просто пугающе уродлива. Стараясь скрыть отвращение, я уставилась на кулон. Он и правда слегка светился.

— По-моему, светится всё, к чему прикасается эта Златовласка, — старуха рассмеялась хриплым, каркающим смехом.

— Ты права, — задумчиво произнёс Астерий. Похоже, слова Ламии были для него не просто удачной шуткой. Они навели его на какую-то мысль. Но делиться ею с нами он не стал.

— Эльхангон признал Диану своей хозяйкой, — продолжал Астерий, немного помолчав. — Возможно, дело не только в том, что в ней есть кровь альдов. Возможно, она потомок Дии, хотя и непрямой — ведь Дия умерла ребёнком. Думаю, ты принадлежишь к этому роду. Род Анхемон правил на Далейре очень долго. Кажется, вплоть до её гибели... То есть до последней катастрофы, которая по сути равняется гибели. Однако, довольно разговоров.

Перстень Астерия вспыхнул лиловым светом, и дэлги ввели в мои покои золотистого красавца-дракона размером с пони.

— Вот твой приятель, который увязался за тобой, когда я возвращал тебя из твоего мира. Пришлось с ним немного поработать, — Астерий был явно доволен плодами своего труда. — Таких созданий хорошо питает огонь. Скорее всего, он постепенно уменьшится до прежних размеров. А может, и нет. С теми, чьи тела содержат много тёмной материи, всё очень непредсказуемо. Мы должны поторопиться.

— Да, но вот только у нашей красавицы сна ни в одном глазу, — недовольно заметила Ламия.

— Я могу напоить её сонным зельем. Но может, обойдёмся без снов. Ты же говорила, у неё очень яркие мысли, очень чёткие воспоминания. Встаньте обе перед этим зеркалом, и пусть Диана представит тебе ту картинку Огненного Мира, которую видела. А ты представь ту, что видела, когда посетила Хангар-Тану через три с половиной года после гибели принцессы Дии. Это создаст коридор, который перенесёт вас в нужный пространственно-временной слой. Диана, сосредоточься на той картине, которая открылась из погребального святилища.

Астерий взмахнул рукой, и в комнате потемнело. Светилось только зеркало. Оно то мерцало разноцветными искрами, то вспыхивало бледно-голубым пламенем, а потом подёрнулось туманом, в котором угадывались смутные очертания знакомого мне пейзажа. Я вдруг поймала себя на том, что непреодолимо хочу туда попасть. Я понятия не имела, что там со мной произойдёт, но знала, что непременно должна там оказаться. Лучше бы сейчас возле пещеры никого не было...

Картинка становилась всё чётче и ярче: арка пещеры, а за ней тропа среди разноцветных камней, между которыми растут цветы с плотными, словно сделанными из воска белыми лепестками...

— Вперёд! — скомандовал Астерий, подсадив меня на ящера. Прямо передо мной, на мощной шее дракона рядом с оранжевым гребнем, пристроился маленький сагн.

— Это я, — сказал он голосом Ламии. — Я уже в мире твоих грёз. Я вижу то, что видишь ты, и мне это очень нравится. Поехали!

Я еле успела помахать Астерию рукой. Комната исчезла, а окружавший меня пейзаж изменился. Тропа стала уже, а среди камней, напоминающих кусочки цветного льда, росли уже другие цветы — не с плотными белыми лепестками, а голубоватые, похожие на огромные лилии. Что ж, неудивительно, что пейзаж изменился. Это другое время. Тогда тут росли другие цветы. И роща, в которой терялась узкая тропа, была другая... Или та же, только более старая? Точно. Золотые деревца выросли, и теперь кроны с блестящими, как пластинки тёмного золота, листьями, вздымались над гладкими белыми стволами. Слышался шум воды. Я поняла, почему листва кажется такой блестящей. У большинства деревьев она была мокрая, и с неё капало, хотя дождя не наблюдалось. Я вспомнила, что здешние деревья сами источают влагу, иногда так интенсивно, что становятся похожи на фонтаны.

Боже, как тут легко дышалось! Мы довольно долго ехали сквозь рощу, время от времени попадая под мелкий "древесный" дождь. Среди золотой листвы играли маленькие радуги. За рощей оказалась поляна, покрытая изумрудным мхом и цветами, похожими одновременно на розы и на пионы. Спрыгнув со спины дракона, я обнаружила, что этот изумрудный ковёр не такой мягкий, каким кажется с виду.

— Тут же почти нет земли, — сказала моя спутница, оставаясь в образе сагна. — Этот мох и цветы растут на камнях.

Я хотела сорвать белый цветок, и вдруг земля — или что там было под этим обманчиво мягким ковром — содрогнулась. Раздался гром — глухой и грозный, идущий откуда-то снизу. Как будто некое божество, живущее в недрах этого мира, было разгневано моей попыткой нарушить царящую здесь гармонию. Персефона, ты ещё не поняла, что собирать цветы порой небезопасно? Особенно в незнакомом месте.

— Поехали отсюда, — сказала Ламия. — Нам надо туда, где я была тут последний раз. Так что умерь свои желания и позволь мне тоже помечтать. Я очень хочу увидеть того юношу, который спал у входа в пещеру возле рощи тёмных деревьев. Кажется, она вон там... Гони свою лошадку следом за мной.

Ламия превратилась в ящера, в точности похожего на моего дракона. Когда я снова на него села, тряхнуло ещё сильней. Мы пересекли изумрудную поляну, долго мчались сквозь заросли кустарника, на толстых белых ветвях которого набухали синеватые почки размером с небольшие яблоки, и выехали на другую поляну, где островки ярко-зелёного мха перемежались с плоскими белыми валунами. Какое-то растение с длинной серебристо-чёрной хвоёй оплетало небольшую пещеру, возле которой спал юный светловолосый воин. Рядом дремал его лурд — золотой красавец с огненно-рыжей гривой. Пещера была в скале из камня, напоминающего янтарь, которая терялась в роще темноствольных деревьев. Увидев нас, лурд поднял голову и тихо зарычал.

— Да, это они, — Ламия превратилась в маленькую птичку и, хлопая серыми крылышками, зависла на уровне моего лица. — Его зверь видит, кто я, и сейчас разбудит хозяина. Мне пора возвращаться. Лучше успеть, пока зеркало работает, а то потом будет труднее. Слушай, красавица, не будь дурой. Развлекись с этим парнем, раз уж мне не удалось.

Серая птичка, весело чирикнув, улетела прочь. А парень, с которым мне посоветовали развлечься, проснулся, вскочил на ноги и с ужасом уставился на меня большими светло-карими глазами.

Часть 4. Дия.

Глава 1. Дом Большого Дерева.

Парень был очень хорош собой. Стройный, с гибким, мускулистым телом, он явно ещё не перестал расти. Я бы дала ему не больше семнадцати. Короткая серая туника оставляла открытым правое плечо, на широком кожаном поясе висел кинжал в красивых ножнах, и пальцы юноши — длинные, как у потомственного аристократа, — сжимали рукоять. Секунда — и кинжал будет извлечён из ножен. Однако юноша медлил. Видимо, чувствовал, что нападать на него пока никто не собирается. Светлые волосы длиной до плеч, перехваченные вокруг головы узкой белой повязкой, сияли на солнце. Как и его покрытое золотистым загаром тело. В светло-карих глазах сверкали золотые искорки. Золотой юноша... Я мысленно сравнила его с Теофилом. Все девчонки зеленели от зависти, когда я появлялась на какой-нибудь тусовке с Теофилом Каллистосом, но рядом с этим парнем Фил явно проигрывал. Его совершенство, как и совершенство античной статуи, меркло рядом с этой дикой юной красотой и бьющей через край жизненной силой. Красота этого юноши казалась одним из проявлений некой магической силы, которая пронизывала здесь всё и которая теперь передавалась мне. Да, это был мой мир. Наверное, в большей степени, чем Ариана.

Возможно, я бы и увлеклась этим парнем, если бы моё сердце окончательно и бесповоротно не принадлежало Терри. Но даже будь моё сердце свободно, этот парень, как вскоре выяснилось, был тут единственным, с кем я не могла "развлечься". Этот юный светловолосый воин с золотисто-карими глазами оказался моим братом-близнецом. То есть не моим, конечно, а Дии. А его лурд, самка по имени Тирена, была одного помёта с Тирном, лурдом Дии. Позже я узнала, что ребёнок племени альдов выбирает себе лурда в возрасте трёх лет, то есть шести земных. Вообще-то тут было не совсем понятно, кто кого выбирает, главное, чтобы между человеком и зверем установилась прочная связь. Взрослели лурды гораздо дольше своих африканских предков — четыре земных года. На сайте "Сообщество далейран" говорилось, что далейранские сутки практически равны земным. Так и оказалось — по моему внутреннему ощущению. В первый же день своего пребывания на Далейре, то есть на Хангар-Тану, я узнала, что тут тоже есть деление года на месяцы — зилумы. Один зилум — оборот вокруг планеты тёмно-красного небесного тела под названием Зила — равнялся пятидесяти девяти суткам. Я решила измерять здешнюю историю и возраст окружающих в земных годах. Это нетрудно, учитывая, что соотношение земного года и здешнего — ровно два к одному. Тирн погиб в схватке с аскейром, не дожив и до трёх лет, когда Дии и её брату Диону было около девяти. А спустя год не стало и самой принцессы. Альды с детства прекрасно владеют собой и хорошо умеют скрывать страх, но, зная историю Дии во всех подробностях, никто бы не удивился, что моё появление повергло её брата Диона в такое смятение. Пещера, возле которой спал юный воин, называлась Пещерой Сновидений и считалась вратами в Ханте-Манну, Царство Снов, граничащее с Ханте-Меранду, Царством Смерти. Оказывается, Дион часто бывал здесь и засыпал у входа в пещеру, пожевав листья дерева манока, явно имеющие галлюциногенные свойства. Он пытался вызвать мерн своей сестры. Мерн по понятиям альдов — это умерший в том виде, в каком он продолжает своё существование в Нижнем мире. Я так до конца и не разобралась, может ли умерший иметь в точности такой облик, какой у него был при жизни. Засыпающий у врат в Царство Снов надеется увидеть покойного во сне, но никак не наяву. Можно представить, что почувствовал Дион, когда проснулся и увидел перед собой девушку, похожую на его сестру, да ещё и восседающую на таронге. Все ящеры и змеи, которые в огромном количестве водились на Хангар-Тану, назывались аскейрами, но каждый вид имел и своё название. По иронии судьбы ящер, который "вытаял" из оранжевой глыбы и любезно согласился поработать моей лошадкой, оказался очень похож на таронга, а именно таронг несколько лет назад загрыз лурда принцессы Дии. Более того, аскейры считались существами, способными проникать в Царство мёртвых и возвращаться в мир живых. Однако всё это я узнала позже.

Ламию парень не видел, так что не заметил и её ухода. Лурд видел всё и с исчезновением Ламии отчасти успокоился. Мой дракон вёл себя мирно. Если не сказать индифферентно. Возможно, Астерий и его слуги что-то такое с ним сделали, чтобы он, оказавшись в этом мире, сразу не спровоцировал неприятную ситуацию.

Впрочем, такая ситуация всё равно назревала. Лурд больше не рычал, но его поза говорила о готовности к прыжку, а юный воин продолжал сжимать рукоять своего кинжала. Уж не знаю, как он надеялся пробить шкуру ящера. Или альды знают уязвимые места этих тварей?

— Не бойтесь, он... — я поймала себя на том, что чуть не сказала "он не кусается". — Он не опасен. Сейчас я постараюсь его спровадить...

Мне даже стараться не пришлось. Едва я слезла со спины ящера, как он на хорошей скорости умчался в рощу.

— Пить хочет, — констатировал юноша с некоторым облегчением. — Он сытый, сразу видно. Там, дальше, много луж, вода только к ночи уйдёт под землю... Ты кто?

— Ты же видишь, что я человек.

— Никогда не видел, чтобы человек ездил на аскейре. Откуда ты приехала на сыне Змея?

— Видишь ли, я мало что помню, — ответила я, изображая по совету Астерия амнезию. — Я проснулась в какой-то пещере, и он там был. Мне показалось, он ждёт, что я на него сяду. Я села, и он пошёл. Я ехала очень долго. Сперва было темно, потом рассвело... И вот я приехала сюда.

— И это всё, что ты помнишь?

— Может, потом я вспомню что-нибудь ещё.

Я заметила, что юноша пристально смотрит мне на грудь. То есть не на саму грудь, а на кулон в виде наконечника стрелы, который я нарочно надела поверх своей кожаной туники.

— Откуда у тебя этот амулет?

— Не знаю... Кажется, он мой.

— Этого не может быть. Ты хотя бы помнишь, как тебя зовут?

— Моя мать называла меня Дия, — ответила я, немного помедлив. Мне не хотелось обманывать этого юношу, и я подыскала слова, которые не были ложью. Хотя и скрывали ложь.

Это имя произвело на юношу эффект удара. Он даже побледнел.

— Этого не может быть!

— Почему?

— Послушай... Так звали мою сестру. Мы с ней были близнецами. Она погибла. Мы нашли её сандалии. Дождь смыл все следы и кровь... Откуда у тебя её амулет? Ведь ты не она.

— Наверное, не она, если ты так говоришь, но этот амулет принадлежит мне.

— Ты на неё похожа, — юный воин положил руку на загривок своего лурда, изучавшего меня с добродушным интересом. Теперь, когда ящер убежал, огромный лев успокоился окончательно. — Но ведь это же не она, Тирена? Как ты думаешь?

Я вспомнила, что гривы есть у всех лурдов, независимо от пола. Позже я узнала, что пара человек-лев примерно в девяноста процентах бывает разнополой. Наши психологи определённо связали бы это с теорией анимы и анимуса1.

Львица медленно подошла ко мне и деликатно понюхала мою руку, обдав меня тёплым дыханием. Потом так же осторожно понюхала мою одежду и волосы. На мгновение мне стало страшно. Сейчас мудрое божество с солнечной гривой распознает обман и покарает меня. Самозванку, которая проникла в этот мир и пытается занять место легендарной героини. Может, лучше сказать всё как есть? Но моя настоящая история выглядит ещё более невероятной, чем история чудесного возвращения принцессы Дии. Как они воспримут подлинную информацию о девушке из другого мира и другого времени? Менталитет этих людей был для меня загадкой, зато, изучая в университете историю, я усвоила, что в большинстве древних и раннефеодальных обществ к чужакам относились подозрительно и зачастую враждебно. Даже к чужакам из соседней деревни...

Лунно-жёлтые глаза львицы встретились с моими, и мой страх исчез. Если она помнила запах Дии, то не могла спутать меня с покойной принцессой, но она приняла меня. Мне даже показалось, что в глазах божественного зверя светится лукавство. Играй в свои игры, девочка, только не причиняй ему вреда. Вот этого я точно не потерплю.

— Если амулет твой, у тебя должна быть с ним связь. Сделай так, чтобы эльхангон засветился.

Я прикоснулась к полупрозрачному желтоватому камню, всей душой надеясь, что действительно могу им управлять. Возможно, недавно в замке Астерия он светился вовсе не по моей воле. Да нет, похоже, по моей. Камень и сейчас засиял мягким золотистым светом.

— Вообще-то это ещё ничего не значит. Некоторые уме...

Парень умолк на полуслове и замер, прислушиваясь. Лурд зарычал. Сперва тихо, потом всё громче и громче. Я не сразу сообразила, что это уже не рык, а грохот, доносящийся из-под земли.

— О Эльген-Лурд, они уже добрались досюда... Нам надо уходить. Садись, — юноша показал на спину своего зверя. — Быстрее. Я не знаю, кто ты, и не уверен, что имею право приводить тебя в наш город, но оставить тебя здесь я тоже не могу. Думаю, моя сестра даже в том возрасте, когда погибла, и без своего лурда лучше могла постоять за себя, чем ты.

— А что случилось? — поинтересовалась я, когда он подсадил меня на Тирену и устроился сзади.

Парень не успел объяснить, да это и не требовалось. Земля разверзлась едва ли не у нас под ногами, вернее, под лапами лурда. То есть это была не земля. Под слоем мха оказались пласты какой-то застывшей материи, похожей на мутное стекло. Тирена сразу пустилась рысью. Я оглянулась и увидела, что из трещины, которая росла, к счастью, всё больше от нас удаляясь, выплёскивается кипящая густая жидкость золотисто-жёлтого цвета. Так и есть. То, что творилось сейчас на Ариане, началось здесь. И похоже, очень давно. Для современников моей матери история принцессы Дии была старой легендой. Для этого юноши история принцессы Дии была частью его жизни. Какое я имею право обманывать её брата? Её племя... Впрочем, она всё равно мертва, и хуже ей уже не будет. А у них тут сейчас проблемы поважней, чем трагедия семилетней давности, пусть даже это трагедия в королевской семье. Интересно, она действительно была дочерью правительницы, или это та деталь истории, которая отличает легенду от реальности?

Мне понравилось ехать верхом на лурде — гораздо меньше тряски, чем на лошади. Миновав эту каменистую, местами покрытую изумрудным мхом равнину, мы углубились в рощу высоких деревьев с серыми стволами и плотными тёмно-зелёными листьями. Иногда среди этой зелени вспыхивали крупные белые цветы. Из серединок бутонов тонкими струйками бежала вода, но под ногами было сухо. Видимо, вся влага моментально поглощалась белесоватой травой, которая росла у корней деревьев. Странно было видеть, как узловатые корни уходят в толщу синевато-серого камня, сплошь покрытого трещинами. Сквозь эти трещины пробивались к свету пучки жёсткой травы и какие-то странные растения, похожие на гигантские бледные поганки. Когда роща стала очень густой, лурд замедлил бег. Местами он вообще переходил на шаг.

— Эти растения съедобные? — спросила я, показав на большое семейство "поганок", примостившееся в развилке между двумя мощными корнями.

— Сора? Это любимый корм локхов и ленов. Но сейчас их тут не бывает, потому она так и разрослась. Видимо, скоро нам самим придётся её есть, — юноша невесело усмехнулся. — Или перебираться на новое место. Но где гарантия, что там не начнётся то же самое... Звери боятся Подземного Змея и уходят из тех мест, где он близко к поверхности. Если повернуть направо и немного проехать, там участки мягкой земли и трава более сочная. Лены любили там кормиться, и мы на них охотились. У них вкусное мясо. У локхов мясо жестковатое, зато шкурки красивые. Но они покинули наши края из страха перед Змеем и его детьми. Аскейров становится всё больше и больше. Причём не маленьких, а самых крупных и опасных. Мы никогда их не боялись и убивали. Мы всегда давали саху понять, что они не будут полновластными хозяевами этого мира. Мы не позволяли детям Змея уничтожить всё живое, но сейчас их стало так много...

За рощей оказалась маленькая река, несущая свои воды вдоль разлома в тёмно-синих и лиловых породах, похожих на вулканическое стекло.

— Держись! — юноша покрепче обхватил меня за талию.

В том месте, где река была не шире полутора метров, лурд легко перепрыгнул её, и вот мы уже углубились в другую рощу, где среди лиловых растений, по форме напоминавших одну из разновидностей кактуса, росли низкие деревца с причудливо изогнутыми белыми ветвями. Листья у них были тоже почти белые, с лёгким голубоватым оттенком, а розовые размером с грейпфрут плоды казались слишком тяжёлыми для тонких веток, к которым они крепились короткими красноватыми черенками. Видимо, ветви этих деревьев только выглядели хрупкими.

Я немного испугалась, когда перед нами неожиданно и совершенно бесшумно появился рыжеволосый юноша с коротким копьём. Одет он был в такую же тунику, как и мой спутник, только светло-зелёного цвета, а на его кожаном поясе, кроме кинжала, висел ещё и меч. Следом за ним из зарослей вышел лурд, который приветствовал Тирену, вытянув морду и едва не коснувшись носом её носа, а потом с интересом уставился на меня. Я отметила, что грива у него такого же цвета, что и волосы его хозяина. Вообще-то слово "хозяин" не совсем отражало суть отношений между человеком и его лурдом. А точнее, совсем не отражало

— Всё спокойно, — сказал рыжеволосый воин, буквально пожирая меня удивлённо-восхищённым взглядом. — Дион, откуда эта красавица? Великая Тефна, до чего же она похожа на твою сестру...

— Да, она действительно похожа на мою сестру, — согласился мой спутник, сделав акцент на слове "похожа", и спрыгнул на землю. Я хотела сделать то же самое, но он удержал меня, положив руку мне на колено. В этом жесте не было ничего сексуального. Только просьба оставаться на месте. — Роан, лучше увести людей в город. Дети Змея добрались уже до твинговой рощи. Надо послать команду, чтобы уничтожить их, пока они не выросли, и залить трещину тонгинитом. Они сейчас растут всё быстрей и быстрей.

Роан нахмурился и, кивнув, скрылся среди зарослей. Чем больше мы углублялись в рощу белых деревьев, тем отчётливее слышали голоса людей. А вскоре я этих людей увидела. Загорелые, темноволосые женщины и подростки собирали плоды, аккуратно отделяя их от ветвей большими ножами. Почти возле каждого дерева стояла корзина. Фиолетовых "кактусов" становилось всё меньше и меньше, зато всё чаще встречались островки желтоватой травы.

— Здесь верхний слой — мягкая земля, — сказал Дион. — Ниже твёрдые породы, но этот слой тонкий, и подземные воды тут всегда были близко.

— Значит, этим растениям нетрудно добывать воду? — спросила я. — Ведь их корням не надо пробивать толстые слои камня... И они её всю выпивают? Ни одно из этих деревьев не источает влагу.

— Что-то ты знаешь, но при этом не помнишь самых простых вещей. Блисс никогда не отдаёт воду. Только поглощает. Но сейчас ему не хватает воды. Подземная водяная жила в этом месте высыхает и, наверное, скоро высохнет совсем. Сейчас даже торху трудно добывать воду, зато он подолгу хранит её. Это наш неприкосновенный запас лучшей питьевой воды. И к тому же целебной.

Дион постучал рукоятью кинжала по шишковатому боку лилового "кактуса", рядом с которым мы оказались. Потом постучал по белой ветке дерева, и звук показался мне каким-то уж слишком звонким.

— Видишь, какие сухие? Без воды ветви блисса твердеют, как камень. А некоторые деревья уже совсем засохли.

— Почему это происходит, Дион?

— Не знаю. Саху говорят, что Хангар-Тану просто не наш мир и лучше нам его покинуть. Что этот мир изгоняет нас. Они говорят, Хангар-Тану — царство Мараха-Аскейру, Великого Змея. Якобы этот мир принадлежит ему, его детям и его слугам саху. Он хозяин не только земных недр и того, что на поверхности, но и небес, которые простираются над Хангар-Тану, и даже над его солнцами. Он постепенно пожирает наше двойное солнце и раскаляется от солнечного огня. Саху говорят, скоро он раскалится так, что мы не сможем выдержать этот жар и будем вынуждены покинуть этот мир.

— Но как змей, живущий под землёй, может пожирать солнце?

Дион ответил не сразу.

— Ты действительно ничего этого не знаешь? Ты выглядишь, как альда, лурды любят тебя, и солнечный камень ты носишь по праву, но...

— Я действительно мало что помню, но, может, побыстрее вспомню, если ты побольше расскажешь мне о том, что происходит.

— Наше двойное солнце — близнецы Эльген-Лурд и Тефна — каждые сутки спускается в Подземное царство, и наступает ночь. В это время нашим богам приходится бороться с порождениями мрака. Мерны помогают им одолеть чудовищ, обитающих во тьме, но в последнее время нашим солнечным богам всё труднее противостоять Змею. Он каждую ночь похищает у них частицу солнечного огня. Он постепенно пожирает наше солнце, а сам становится сильнее. В нём всё больше и больше огня, он сжигает нашу землю и без конца порождает аскейров. Всё более страшных и свирепых, и даже извергающих огонь.

— И что вы собираетесь делать?

— Мы не собираемся, а делаем. Сражаемся с ними. Нам удаётся удерживать город и прилегающие к нему территории со здоровой растительностью и чистыми источниками. Хотя в городе становится тесно. Многие демиры переселились к нам. Раньше большая их часть занимала восточные равнины и предгорья. Там много мягкой земли, а демиры занимаются выращиванием плодов. Наши отряды патрулируют все территории, заселённые людьми, и на востоке у нас тоже был лагерь. Демиры не воины, и мы должны их защищать. Теперь там некоторые участки земли раскалилась настолько, что уже ничего не растёт, а деревья не дают воду. Люди покинули те края. Сейчас к западу от Ахелы расчищается участок для новых домов. Расширяется посёлок демиров и возводится новая стена. Теперь будет где разместить беженцев с востока. Люди не покинут этот мир. Есть одна пещера, которая якобы может становиться вратами. Её так и называют — Пещера Врат. Эти врата можно открыть при помощи какого-то заклинания, оставленного нам Хранителями, но никто его не знает. Думаю, это одна из легенд, а легенда — всегда смесь правды и вымысла. Мы живём тут уже давно, и пророчество гласит, что на этой земле будут править наши потомки. Будет большое бедствие, возможно, даже изгнание нас из этого мира, но в конце концов мы всё преодолеем и Хангар-Тану станет одним из прекраснейших миров Энны. Надеюсь, часть про изгнание всего лишь выдумка. Куда нам бежать, если никто не может открыть врата? К тому же воины не бегут, а сражаются до конца.

— До какого конца?

— До победы. Или погибают.

— Иногда имеет смысл отступить. Чтобы выжить, набраться сил и потом дать отпор. Погибнуть недолго.

— Рассуждаешь, как демиры, — усмехнулся Дион. — Но ведь никто и не умирает насовсем. То есть не исчезает. Человек уходит в Нижний мир. Для живых солнце светит днём, а для мёртвых ночью, когда спускается в Подземное царство. Погибшие воители и воительницы помогают Эльген-Лурду и Тефне сражаться с чудовищами, пока наши боги добираются от Врат Ночи к Вратам Света, чтобы снова появиться в небе.

— А остальные умершие? Демиры и... Ведь альды тоже иногда умирают, так и не став воинами. Или перестав ими быть. Чаще других в царство смерти попадают старики. А иногда дети...

— Ты забыла, что в Ханте-Меранду нет ни стариков, ни детей... Хотя, ты не только это забыла. Спасибо Тефне, ты не забыла, что люди вообще умирают. В каком бы возрасте человек ни попал в обитель мёртвых, он становится там юным. Вот как мы с тобой сейчас или чуть постарше. При этом он становится ещё сильней и красивее, чем при жизни. Иногда он вообще сильно изменяется. Становится таким, каким мечтал стать, хотя всё равно остаётся похожим на себя. Демиры после смерти просто блаженствуют в Садах Меранду. То есть воители тоже там отдыхают, но периодически отправляются воевать с порождениями тьмы.

— Выходит, им там труднее... живётся?

— Как и при жизни под небом. Это плата за высокий удел.

Я заметила, что темноволосый мальчишка лет десяти, сидя на дереве, целится в Диона плодом блисса. Сочтя шутку неудачной, я хотела вмешаться, но увесистый розовый плод уже летел прямёхонько воину в голову. Меня поразила реакция Диона. Он умудрился заметить "снаряд" за мгновение до того, как тот достиг цели, перехватил его и точным броском отправил в стоящую под деревом корзину. Я вдруг поняла, что это не было неудачной детской шуткой. Выражение детского лица говорило о нешуточной неприязни. Уж не знаю, кто из богов наказал мальчишку за эту злую выходку, но сухая ветка у него под ногами сломалась, и он полетел с дерева, получая по дороге жестокие царапины. Это падение закончилось бы намного хуже, если бы Дион не подхватил паршивца. Он поймал его так легко, словно этот мальчишка был не тяжелее брошенного им плода.

— Извини, альти, — обратилась к Диону худая темноволосая женщина, похожая на мальчика острыми чертами угрюмого лица. Видимо, это была его мать. — Он нечаянно.

— Заканчивайте на сегодня, — сказал Дион. — Бери сына и поспешите в город.

Он разговаривал с этой женщиной спокойно и доброжелательно, но чувствовалось, что это разговор высшего с низшим.

Женщина кивнула, сложила в корзину ещё несколько плодов и взялась за одну из двух боковых ручек. Мальчик взялся за другую, и они скрылись среди деревьев.

— Тяжёлая корзина, — заметила я. — Женщины и дети не должны носить такие тяжести.

Дион посмотрел на меня искренним недоумением.

— Разве это тяжесть? Работа как раз для женщин и детей. К тому же демиры всегда берут с собой хатров. Повозки совсем недалеко.

И правда, шагов через двадцать я увидела среди деревьев небольшую поляну, где стояли телеги, запряжённые низкорослыми лошадками. Женщины и подростки грузили на них корзины с плодами. Сама не знаю, почему моё внимание привлёк худой паренёк лет двенадцати в узкой набедренной повязке. Наверное, потому что его внимание было приковано ко мне. Я не видела его глаз, но мне казалось, что его взгляд сверлит меня сквозь завесу длинных прямых волос, упавших ему на лоб и скрывающих почти половину лица. Молоденькая девушка окликнула его по имени, которое я не расслышала, и он торопливо ухватился за край корзины. Они вдвоём подняли её на телегу, и мальчик встряхнул головой, откинув волосы назад. И я увидела его глаза — очень тёмные и странно-неподвижные. Их взгляд был слишком тяжёл и мрачен для столь юного существа. Я уже видела представителей древних рас, скрывающих свой тысячелетний и более возраст под разными личинами. Здесь, на Хангар-Тану, есть маноа. Возможно, сейчас я встретила одного из них. И он понял, что я не отсюда. Тут к черноглазому мальчику подбежал его ровесник и пихнул его в бок — не то шутливо, не то задиристо. У мальчишек не всегда поймёшь, где граница между тем и другим. Паренёк ответил ему тем же, сразу превратившись в обычного подростка, всегда готового покуролесить. Глаза его уже светились задором — слегка недобрым, но ничего зловещего в его взгляде я больше не видела. Наверное, мне уже просто всюду мерещатся демоны. У этих людей непростая жизнь, и неудивительно, что на лицах здешних детей то и дело появляется совсем недетское выражение.

Роан и ещё трое юношей-альдов от пятнадцати до семнадцати лет прохаживались недалеко от повозок. Все как на подбор красавцы. У двоих, как и у Роана, волосы были того же цвета, что и гривы их лурдов. Огромные львы не отходили от своих "хозяев". Похоже, тут модно красить свои волосы и гриву своего зверя в один цвет. У самого юного из воинов — кудрявого и белокурого — лурд красовался с волнистой гривой. Обычные кошки терпеть не могут, когда хозяева что-то выдумывают с их внешностью, но эти звери, кажется, не против. Я почему-то была уверена, что альды никогда не делают со своими четвероногими напарниками то, что тем не по нраву. Юные воины, держа оружие наготове, внимательно смотрели по сторонам. В погрузке они не участвовали. Их обязанностью была защита сборщиков урожая и только. Трое приятелей Диона и Роана поприветствовали меня лёгким поклоном и сделали вид, что больше мной не интересуются, однако нет-нет да косились в мою сторону. Вопросов они не задавали. Видимо, Роан предупредил их, что интерес к моей персоне раздражает Диона. Больше всех интерес к моей персоне проявлял кудрявый юноша, и мне показалось, что я ему не нравлюсь. Наверное, я ещё многим тут не понравлюсь.

— И как далеко город? — спросила я Диона.

— Вон. Уже видна крыша моего дома.

Я посмотрела, куда он показывал, и увидела вздымающуюся над рощей раскидистую крону огромного дерева. Его листва ярким серебром сверкала на фоне дымчато-голубого неба. Оригинально. Крыша дворца в виде вершины дерева.

Однако дерево оказалось настоящим. А город, обнесённый стеной из разноцветных зеркальных глыб, скреплённых серебристым раствором, оказался самым удивительным из всех городов, какие мне только доводилось видеть. Когда передо мной впервые распахнулись ворота Ахелы, я решила, что попала в сад, полный фонтанов, сделанных в виде различных деревьев. Впрочем, я уже знала, что эти фонтаны естественного происхождения. Одни деревья так обильно источали воду, что её струи казались продолжением ветвей, другие выглядели, как обычные деревья после дождя, роняющие на землю прозрачную капель, но ни у тех, ни у других ветки не гнулись под тяжестью воды. Большинство деревьев в городе напоминали фонтаны ещё и тем, что были обнесены каменными бортиками. В некоторых таких фонтанах-бассейнах плескалась детвора, и почти от всех тянулись трубы или желоба, по которым вода, по-видимому, поступала в разные концы города. Часть труб уходила под землю. Вообще-то земли как таковой тут было мало. Почти сплошь разноцветное вулканическое стекло — местами гладкое, как зеркало, местами похожее на неровно застывший лёд. Кое-где сквозь трещины пробивались высокая, очень жёсткая белесая трава, толстые стебли, напоминающие бамбук, и огромные цветы с плотными восковыми лепестками — в основном белые, розовые и нежно-лиловые. Позже я узнала, что они называются тафнии и растут на Хангар-Тану почти везде, даже в пустынной местности. Это священные цветы солнечной богини Тефны. Спускаясь по ночам в Подземное царство, богиня-воительница извлекает из их корней сок, который восстанавливает силы. Она и Божественный Лурд пьют его, когда устают в битве с порождениями мрака. Сорвать такой цветок невозможно, как и многие другие цветы этого мира, — у них слишком прочные стебли и слишком длинные корни, но иногда девушки срезают тафнии, чтобы украсить ими алтарь Тефны.

Главная дорога, протянувшаяся от ворот к Главному Дому, была вымощена камнем, похожим на гранит, и пока мы доехали до этого дома, её несколько раз пересекали такие же дороги — прямые и широкие. Ещё я видела множество узких полузаросших дорожек и тропинок. Они делили город на участки. Центром каждого участка являлся дом, непременно окружённый садом с деревьями-фонтанами и цветниками. Большая часть фонтанов и клумб были обнесены низкими каменными оградами со встроенными в них водостоками, благодаря которым выделяемая растениями вода поступала в большие резервуары, имевшиеся в каждом дворе.

Здесь всюду разгуливали люди и лурды — вместе и по одиночке. Мне показалось, что лурдов в этом городе больше, чем людей. Или эти чудо-звери просто больше притягивали моё внимание? Многие из них сидели возле домов, лежали на земле и на бортиках фонтанов — невозмутимые и величественные, словно изваяния сфинксов.

Почти все дома — в основном двух и трёхэтажные — были облицованы вулканическим стеклом и построены по одному принципу: первый этаж шире второго, а второй шире третьего. Встречались и четырёхэтажные дома, очень похожие на ступенчатые пирамиды. Окна квадратные, с двустворчатыми ставнями из прозрачного или полупрозрачного стекла. У многих построек стены и фасад украшали искусные мозаичные изображения — опять же из кусочков вулканического стекла. Яркий растительный орнамент, фигуры людей, зверей, чудовищ... И едва ли не на каждом фасаде изображены двое — человек и лурд. Один справа, другой слева от двери.

Как бы необычно ни выглядели все эти дома, Главный Дом, который красовался на возвышении, являл собой самое настоящее чудо. Образец архитектурного дизайна, созданный людьми совместно с самой природой. Дом Большого Дерева — вот как называли в Ахеле дворец правителя. Гигантское дерево являлось частью дома. Стержнем, вокруг которого дворец строился и разрастался. Это дерево под названием аригонт было вымирающим видом. Говорили, что их становится всё меньше и меньше. Сажать деревья здесь не умели. Считалось, что они пробиваются к свету из недр мира благодаря солнечным богам, которые каждую ночь спасают вендов — духов растений — от подземных чудовищ. Каждый венд становится сгустком жизненной силы, которая обретает плоть, превратившись в дерево, куст или цветок, соединяющий подземный мир с поднебесным. По представлениям альдов, в тёмных глубинах планеты существует множество невидимых созданий, находящихся в состоянии слоу. Я долго выясняла, что это значит, но чёткого ответа так и не получила. Люди этого мира жили, не стремясь объяснить всё на свете. Главное — уловить суть. А объяснить можно далеко не всё. Человеческий язык слишком беден, чтобы описать этот мир и чувства, которые испытывают населяющие его создания. Всего не знают даже солнечные боги, а ведь им дано путешествовать и над землёй, и под землёй. Даже они не в силах справиться с порождениями тьмы без помощи мернов, и даже они не могут разгадать все загадки Подземного царства. Но в отличие от людей они способны видеть то, что пребывает в состоянии слоу. Я решила, что быть слоу — это вроде как существовать в потенциале, а перейдёт ли это существоание в реальное, зависит от многих факторов, в том числе от желаний и поступков людей. Возможно, если б не Терри, я бы так и просидела на скамейке запасных.

Никто не знал, на какой глубине прорастали таинственные зёрна, из которых потом, пробивая любые породы, тянулись к солнцу гигантские деревья с твёрдой, почти как камень, древесиной, и корой цвета каррарского мрамора. Серебристые листья аригонта — размером с лопухи — росли неравномерно. Крона дерева была пышной и не пропускала солнца, ниже листва становилась всё реже и реже. Голые ветки чередовались с покрытыми листьями, причём основную часть воды давали голые. Здешние деревья давали воду по-разному. У большинства она струилась или сочилась в местах соединения ветки с черенком плода или листа. У аригонта вода выделялась из трещин, возникавших как раз в местах, лишённых листвы. Плодов это дерево не давало, зато снабжало водой и обитателей дворца, и два больших городских водоёма.

Королевский дворец Ахелы, называемый Домом Большого Дерева, был виден в городе отовсюду, как Эйфелева башня в Париже, хотя, конечно же, совершенно на неё не походил. Издали он показался мне похожим на огромную украшенную серебристым дождём и гирляндами ёлку, тем более что он, как и все дома альдов, сужался кверху. Когда мы подъехали поближе, я поняла, что гирлянды — это ветви. Одни были усеяны резными серебряными листьями, а на других это серебро словно бы расплавилось и потоками разной силы стекало в огромные резервуары, которые являлись не только водосборниками, но и архитектурными украшениями. Ветви аригонта росли этажами, примерно через каждые три-три с половиной метра, и пространство между пустотами занимали причудливые конструкции из вулканического стекла — в основном синего и лилового цвета. Позже, рассматривая дворец, я заметила, что каждый этаж — это тянущиеся в разные стороны от ствола несколько мощных ветвей, которые служат основанием для жилых помещений. Всего этажей тут было семь, причём, чем выше, тем реже росли ветки, так что потолки на верхних этажах замка были выше, чем на нижних. Наружные резервуары для воды имели вид огромных лоджий, украшенных растительным орнаментом. От некоторых тянулись серебристые трубы, похожие на лианы, обвивающие этот странный замок, похожий на гигантскую рождественскую ёлку. Ведущая к нему дорога заканчивалась в развилке между двумя огромными корнями. На корнях аригонта располагалась мощная платформа с первым этажом, и снизу к ней вела широкая лестница. Вход во дворец был в виде арки, верх которой украшал рельеф — львиная голова с гривой, больше напоминающей солнечный лучи. Золотисто-жёлтая голова на оранжевом фоне. Между двумя колоннами арки, сделанными из жёлтого вулканического стекла, мерцала зеркальная полутьма. На площадке недалеко от входа красовалось величественное изваяние лурда со светлой, почти белой гривой. Я решила, что его сверкающее в лучах солнца тело сделано из бронзы или какого-то похожего на неё металла, но когда мы подъехали совсем близко, поняла, что этот лурд настоящий. И ещё я увидела, что колонны входной арки выполнены в виде человеческих фигур с львиными головами. По стилю эти изображения очень напоминали древнеегипетские.

Мне почему-то очень хотелось, чтобы возле этой гигантской ёлки появился Санта-Клаус. Но тот, кто вышел из арки, напоминал Санта-Клауса лишь белой бородой. И то она была у него гораздо короче, чем у рождественского святого. Густые очень светлые волосы едва доходили до плеч. Одет мужчина был в длинную белую тунику. На его загорелых мускулистых руках сверкали серебряные браслеты, а голову венчал широкий серебряный обруч. Я сразу поняла, что вижу перед собой здешнего правителя.

— Это твой отец? — спросила я, когда Дион помогал мне спуститься с лурда.

— Да. И наш король Эсмиэл. А моя мать умерла через два года после моей сестры. Её лурд последовал за ней, хотя был ещё молод.

— Мне очень жаль. Как мне приветствовать короля?

Ответом мне был удивлённый взгляд. Что ж, видимо, здесь не принято как-то по-особому приветствовать правящих особ. Посмотрев по сторонам, я вдруг обнаружила, что кроме нас с Дионом и его Тирены возле замка никого нет. Видимо, все, с кем мы пришли в Ахелу, постепенно расходились по своим домам, а я не замечала этого, поскольку была слишком поглощена созерцанием города.

Двор замка, представляющий собой каменную площадку в развилке двух огромных корней, казался смехотворно маленьким по сравнению с самим замком. Позже я узнала, что этот вход в Главный Дом не единственный и что на каждом этаже имеется множество наружных плетёных лестниц — на случай, если вдруг обитателям замка придётся срочно его покинуть. В таких случаях во избежание столпотворения лестницами внутри дома разрешено пользоваться только старикам, маленьким детям и раненым. У остальных же достаточно ловкости и силы, чтобы спуститься по наружным.

Король сделал нам знак подняться наверх, и когда мы оказались на площадке недалеко от входа, произнёс:

— Я, король Ахелы Эсмиэл, приветствую тебя в нашем Главном Доме. Мне недавно сообщили, что мой сын ведёт в город незнакомку и что лурды доверяют ей. Ты ведь тоже доверяешь ей, Рена?

Король повернулся к своему зверю. Старая львица, которая только что обменялась молчаливым приветствием с Тиреной, не стала меня обнюхивать, лишь окинула спокойным, доброжелательным взглядом, а потом посмотрела на Эсмиэла.

— Сочту за честь быть твоей гостьей, король Эсмиэл, — ответила я. — Клянусь, что явилась в этот город без дурных намерений, обещаю не нарушать местных обычаев и не оскорблять здешних богов.

Сама не знаю, откуда взялись эти слова. Они как будто неожиданно вспыхнули в моём сознании — как надпись над входом в старинное здание, на мгновение выхваченная из тьмы светом факела. Судя по лицу правителя Эсмиэла, мой ответ ему понравился.

— Ты очень похожа на мою погибшую дочь, — промолвил он, внимательно изучая меня такими же светло-карими, как и у его сына, глазами.

Боже, как мне не хотелось обманывать этого короля-воина с красивым, но таким усталым и измождённым лицом. Стройным, мускулистым телом он напоминал тридцатилетнего атлета-многоборца, но лицо у него было, как у человека под шестьдесят, который ни разу не прибегал к омолаживающим процедурам.

— Она не только на неё похожа, но и называет себя её именем, — сказал Дион.

Король нахмурился, видимо, сочтя эту фразу невежливой. Дион не доверял мне и не скрывал этого.

— Тебя действительно зовут Дия?

— Да, Эсмиэл, — не знаю, почему, но я была уверена, что обращение к правителю по имени здесь считается нормальным. — Что в этом странного? Так могли звать не только твою дочь.

— У моей сестры не было ровесниц с этим именем, — возразил Дион. — Или даже кого-либо близкого ей по возрасту...

— Думаю, наша гостья устала, — перебил сына правитель. — Отведи её в покои рядом со своими.

— Но ведь не в покои моей сестры, отец...

— Я говорю о тех, что выходят на запад. И позови Алету.

— Хорошо, отец.

Когда мы с Дионом подошли к арке, я заметила, что красновато-оранжевый фон, оттеняющий львиный лик, — не просто фон. Справа от этого лика виднелось рельефное изображение женского лица, чьи волосы тоже напоминали расходящиеся в разные стороны солнечные лучи. Я задержалась, рассматривая его и недоумевая, почему его так плохо видно, и вдруг это лицо вспыхнуло золотисто-оранжевым светом, став примерно на полминуты таким же ярким, как и львиная морда. С полминуты на красновато-оранжевом фоне светились два лика — женский и львиный. Первый густого янтарного оттенка, второй гораздо светлее, золотисто-жёлтый. Сзади кто-то ахнул. Оглянувшись, я увидела у подножия лестницы двух девушек в коротких туниках с кожаными поясами. Король Эсмиэл смотрел на меня так, словно наконец-то разглядел как следует, а вот лицо Диона стало ещё более замкнутым и упрямым.

— Пойдём, — хмуро сказал он мне.

Сразу за аркой начиналась широкая, крутая лестница. Площадки между её пролетами напоминали большие залы со множеством арок — похожих на ту, что служила главным входом во дворец, но поменьше. Стены этих залов не всегда были сплошными. В некоторых зияли большие проёмы, и сквозь них я видела то мощные ветви дерева — как одетые листвой, так и голые, то потоки воды, стекающие либо в огромные резервуары, либо просто низвергающиеся куда-то. Позже я поняла, что просто так тут вода никогда не течёт. Другое дело, что не всегда сразу увидишь водосборник, в который она попадает. И ещё я видела множество разной толщины серебристых труб, которые тянулись вдоль стен, а иногда выходили наружу, переплетаясь с ветвями аригонта.

Я не заметила, на каком этаже шедший за нами король скрылся в одной из многочисленных арок.

— Нам на пятый уровень, — сказал Дион. — Это ещё две лестницы. Надеюсь, покои тебе понравятся.

— Хотелось бы вымыться. А то мы долго ехали и...

— Ты можешь здесь мыться и купаться сколько угодно. В Ахеле пока нет проблем с водой.

Мои покои мне понравились. Большая комната из нежно-лилового вулканического стекла с мозаикой на стенах, зеркалом и двумя большими окнами, в одном из которых сверкали на солнце серебряные листья аригонта. Второе выходило в сад, раскинувшийся за деревом-замком. Расположено оно было очень удачно — ветви и листва огромного дерева не заслоняли открывавшийся отсюда чудесный вид. Деревья-фонтаны и роскошные цветники перемежались с площадками для игр и состязаний. На нескольких из них играли дети. Основной их забавой были поединки на мечах и стрельба из луков. Тут же, поблизости резвились, гоняясь друг за другом, их лурды. Недалеко от ближайшего к замку фонтана с большим бассейном была площадка, на которой боролись двое юношей. Издали их тела, покрытые характерным для альдов лёгким золотистым загаром, почти сливались с золотым песком. Я бы и дальше глазела в окно, если бы меня не отвлекал шум воды — как будто где-то поблизости работал душ.

Тут действительно работал душ — за стеной, в которой было окно с видом на листья. Часть этой стены оказалась почти прозрачной. Приглядевшись, я поняла, что это дверь. Я взялась за ручку в виде кольца и обнаружила за дверью помещение наподобие ванной комнаты. Вода бежала из нескольких маленьких отверстий в ветке аригонта, проходящей под потолком комнаты. На конце ветки сверкала от влаги гроздь серебряных листьев. Вода множеством тонких струй лилась в прямоугольное углубление в полу — размером примерно с две ванны в стандартной деламарской квартире для среднего класса. От него тянулся сток к отверстию в другом конце комнатки. Справа от "ванны" блестели от воды две фигурки в виде сидящих лурдов, сделанные из того же камня, что и мой амулет. Дион называл его так же, как и Ламия, — эльхангоном. Фигурки эти, примерно с локоть в высоту, не были приделаны к полу, а просто стояли. Зачем они здесь? Явно не только для украшения. А может, и вовсе не для этого. Может, имеется в виду, что изображения здешнего божества защищают обитателей дома от злых духов.

От этих размышлений меня отвлёк хрипловатый голос:

— Главное — чтобы всегда была вода. Не спускай её всю.

Обернувшись, я увидела худую, жилистую старуху в подоткнутом коричневом хитоне. Седые волосы коротко подстрижены, взгляд внимательный, жёсткий, но не злой. Загорелые мускулистые руки прижимают к груди ворох шкур.

— Если плохо смывать нечистоты, труба засорится. Но эти ветви дают воду почти весь день. К тому же рядом с твоей комнатой бассейн, и он всегда полный. Сейчас помогу тебе тут устроиться. Меня зовут Алета. Живу на этом же уровне. Потом покажу, где моё логово. Можешь приходить, когда захочешь. На новом месте не сразу сообразишь, где, что и как... Или это место для тебя не новое? Ничего не вспоминаешь?

К счастью, появление новых лиц избавило меня от необходимости отвечать. Несколько мальчишек и девчонок примерно от семи до десяти лет втащили в комнату что-то вроде низкого кожаного топчана, столик из вулканического стекла с металлическими ножками и такие же табуреты.

Топчан и табуретки в мгновение ока были накрыты шкурами и мягкими тканями. Второй раз дети явились, неся три огромные шкуры, которые постелили на полу, а в третий заход приволокли кованый сундук, в который быстро и аккуратно сложили какие-то вещи — видимо, предназначенную для меня одежду. Работали они молча, то и дело бросая на меня любопытные взгляды. Старуха время от времени давала им короткие указания, но в основном была занята тем, что расписывала мне преимущества западной стороны, куда выходили мои окна, и объясняла, как расходовать воду.

— Дерево обильней даёт влагу, когда Тефна ближе Эльгена, а ночью, с восходом Хвостатой Звезды, вообще перестаёт выделять воду. Вплоть до восхода. Поэтому вечером лучше оставляй побольше воды в своей купальне, перегораживай сток вот этой задвижкой. Если ты и вправду Дия, то, может, постепенно всё вспомнишь.

— Ты считаешь, что я действительно та самая Дия, дочь короля?

— Ну, другой такого возраста я тут не помню. Да и камень вроде её. И ты на неё похожа. Только вот глаза... Они у неё были золотистые, светлей, чем у брата, но без зелени. Хотя, глаза у людей иногда немного меняются.

— А если я так ничего и не вспомню?

— Эльген-Лурд и Тефна благосклонны к тебе, — помолчав, сказала старуха. — Король и принц видели, как боги приветствовали тебя, когда ты ступила на порог этого дома. Они оба приветствовали тебя, хотя Тефна в это время должна смотреть в другую сторону. Но она повернула к тебе свой лик.

Боги этого мира были ко мне благосклонны, король тоже, но только не принц. Я уже поняла, что он мне не поверит. Не позволит мне занять место той, с кем он был связан ещё в утробе матери.

Двойное солнце уже клонилось к закату, когда я, вымывшись и переодевшись в чистую голубую тунику, вместе с Алетой явилась в трапезную. Она находилась этажом ниже. В этом большом зале три раза в день собирались почти все члены клана. Король Эсмиэл был главой рода, и в Доме Большого Дерева жил не один десяток семей. Позже я выяснила, что к общему столу допускались только достигшие десяти земных лет. А право голоса за столом получали в четырнадцать. Дион сидел в окружении многочисленных кузенов. Чем больше они старались вызвать его на разговор, тем больше он замыкался. Как будто боялся, что его спросят о том, о чём он не хочет говорить.

Наверное, король распорядился, чтобы мне не докучали, и всё же в тот вечер меня навестили несколько парней и девушек. Я с первых же их слов поняла, что это друзья принцессы Дии, которым не терпится понять, кто я.

— Неужели ты и правда приехала на таронге?

— И даже не помнишь, что это за пещера, в которой ты проснулась?

— И совсем не помнишь встречу с саху? Ты рассказывала нам тогда. Все думали, что он тебя заколдовал. Все саху злые маги. Ведь ты после этого стала какая-то странная, а потом и вовсе заболела. То есть не ты, а Дия...

— Да она и есть Дия! Кем она ещё может быть?

— Разве что мергом, — промолвила самая младшая из девчонок, лет четырнадцати.

У неё были очень светлые прямые волосы и голубые глаза. Я уже успела заметить, что такой цвет глаз у альдов редкость. Преобладали светло-карие и янтарные. И ещё я видела золотистые, с лёгким зеленоватым оттенком. Такие были у моей матери. А у меня почти такие. В моих больше зелёного. Это от отца, чьи глаза цвета весенней зелени смотрели со всех портретов с той смесью отваги и печали, какая бывает свойственна обречённым на раннюю смерть.

Голубоглазая девочка говорила тихо, но её все услышали. И разом умолкли. Такая пауза возникает в разговоре, если кто-то сказал что-то неприличное. Или то, что все думали, но не решались озвучить.

— А не пора ли вам всем отдыхать? — поинтересовалась внезапно появившаяся Алета. — Завтра вам патрулировать Иссу. Не мешало бы выспаться.

— Не слушай их, — сказала она, когда мы остались наедине в моих покоях, освещённых парой прозрачных светильников-чаш, в которых колебалось голубое пламя. — Они не помогут тебе вспомнить, только в конец запутают. Лучше прислушивайся к себе.

Голубоватый пахнущий травами дым поднимался к потолку и быстро рассеивался от тёплого ветра. Двойное солнце только что село, и темнота за окнами напомнила мне, как далека я сейчас от того мира, где яркие огни стараются прогнать с городских улиц ночь, а она ускользает от них, превращаясь в длинные чёрные тени...

— Как она меня назвала? Мергом?

— Забудь, — нахмурилась старуха. — На ночь глядя их вообще лучше не упоминать.

— Но раз уж мы всё равно о них заговорили...

— Мерги — это мерны, которые вернулись из царства мёртвых. Сахмеры, духи умерших саху, иногда умудряются так опутать мерна ложью, что он начинает верить, будто попал в Ханте-Меранду живым и непременно должен вернуться в Срединный мир. И те сахмеры, что были при жизни сильными магами, помогают им сюда подняться.

— Эти мерги опасны?

— Это зависит от того, какими они были при жизни. Добрый человек и после смерти никому не навредит, но всё равно плохо, когда мёртвые ходят среди живых. В мире должен быть порядок, а когда он нарушается, это грозит бедой. Сейчас вот плохие времена. Огненный Змей насылает на нас полчища аскейров. Он постепенно пожирает наше солнце и растёт, сжигая мир изнутри. Уже пересохло много подземных жил, гибнут деревья...

Старуха вздохнула и замолчала, глядя в окно.

— Это правда, что Дия встретила саху и он её заколдовал?

— Эти злобные карлики, которые молятся Змею, держатся особняком, но иногда появляются в наших краях. Не знаю, зачем им понадобилась принцесса, но тот саху явно пытался заманить её, соблазняя сокровищами. Мы добываем золото и другие металлы в Двуречье. Реки там почти чистые, во всяком случае, не ядовитые, а дальше долина горячих источников, тоже чистых, и равнина, куда мы ходим за серебром и тонгинитом. И камнями наш край богат, но, говорят, богатства Срединного мира не сравнить с теми, что имеются в подземном царстве Змея. Незадолго до своей гибели Дия, дочь Эсмиэла и Антемы, встретила в Серебряной Долине саху. Он звал её с собой. Обещал ей могущество, которое не снилось ни одному смертному. Он убежал, потому что его спугнули. Наши воины искали принцессу и примчались в Серебряную Долину. Она после смерти своего лурда была немного не в себе и постоянно уходила далеко от города. Когда её нашли, она какая-то оцепеневшая была. От неё так ничего толком и не добились. Она лишь сказала, что карлик показывал ей красивый камень, который очень ярко сверкал, обещал сделать её могущественной правительницей и звал с собой. Многие уверены, что она погибла, поскольку решила снова встретиться с этим саху. Может, он и правда околдовал её, а может... Принцесса Дия с самого рождения считалась наследницей. Она родилась раньше своего брата, так что власть со временем должна была перейти к ней, но, потеряв лурда, она уже не могла стать королевой. Может, конечно, у неё бы и установилась связь с другим лурдом, но такое бывает редко и это уже не то... Эта потеря слишком тяжела, чтобы так же привязаться к другому зверю. Человек, утративший лурда, становится всё равно как неполным, и другой зверь чувствует эту пустоту. Тоску, которая пугает его и мешает установить связь. Не могу сказать, чтобы принцесса была очень честолюбива, но... Как знать, может, на неё подействовало то, что саху обещал наделить её каким-то там могуществом... Никто из нас точно не знает, что произошло.

— Эсмиэл считает, что ты принцесса Дия, которая не погибла и вернулась домой, — добавила старуха после небольшой паузы. — Или просто очень хочет в это верить. Очень важно, чтобы ты что-нибудь вспомнила. Если ты была в плену у саху, то непонятно, почему потеряла память. Возможно, они тебя так заколдовали, но зачем? Вдруг для того, чтобы однажды память пробудилась в тебе вместе с каким-то даром, которым они тебя наделили? Но что это за дар, что за магия? Саху нас не любят, так не обернётся ли этот дар против нас, людей?

— А они когда-нибудь нападали на людей?

— Нет, но они напускают на нас аскейров. Они любят детей Подземного Змея, хотя иногда тоже страдают от них.

— Алета, я не помню, что со мной было, но почему-то уверена, что не ношу в себе спящее зло. И я не живой мертвец.

— Разумеется. Живых мертвецов не бывает.

Неужели, чуть не съязвила я.

— Существо либо живое, либо мёртвое, — серьёзно продолжала старуха. — Быть и тем и другим одновременно нельзя. Другое дело, что мерга трудно отличить от живого. Когда человек умирает, он становится неподвижным, холодным, твердеет, и прежде, чем он начнёт разлагаться, его следует предать огню. Огонь помогает ему быстрей переродиться и совершить переход, чтобы он начал другое существование. В Подземном царстве умерший снова получает тело. Обычно такое, какое хотел бы иметь, пока был жив. Мы, люди, никогда не бываем довольны собой. Даже самые сильные и доблестные воины хотят быть ещё сильнее, а красавцы и красавицы ещё красивее, чем они есть. Сгорев в Срединном мире, умерший возрождается в Подземной царстве и продолжает существование уже мерном. Мерн живёт в Подземном царстве, но та жизнь не является настоящей, ибо жизнь — это изменение, рост, старение. Подобие жизни, которое имеет мерн, — застывшее существование, хотя тело, которое он обретает, кажется живым. Мерны не должны тосковать по своей жизни в Срединном мире, поэтому Тефна поит их соком, который выделяет корень тафний, её священных цветов. Он даёт богам силу, а мернам силу и чувство блаженства. И всё же некоторые из умерших не могут не тосковать по тому, что оставили в мире живых. Вот таких-то сахмеры и стараются околдовать. А если умерший возвращается в Срединный мир, он как правило почти полностью теряет память. У него остаются отрывки воспоминаний о жизни в этом мире и о существовании в Подземном царстве. Но это именно отрывки, которые к тому же смешиваются у него в голове. Мерн, вернувшийся в Срединный мир, — это мерг. Он растерян, но семью свою обычно более или менее помнит и возвращается к ней. Перерождённый в Подземном царстве, он уже не выглядит, как покойник, и трудно догадаться, что он мёртв. У него гибкое тело, тёплая кровь. Разумеется, он не может стареть, но прежде чем это заметят, он может долго прожить среди живых.

— Ты говоришь, трудно догадаться, что он не живой. Но всё-таки можно?

— Можно.

— И как?

— Кое-чего мерг не может. Подумай сама. Что не может сделать мёртвый?

— Завести детей.

— Живые тоже бывают бесплодны. И у нас, альдов, это не редкость. Это демиры плодятся, как камнееды. Что уже не может сделать мёртвый?

— Умереть!

— Вот именно. И его невозможно убить. Ранить можно, но его раны всегда заживают. В том числе те, которые для живого становятся роковыми.

— То есть единственный способ проверить, мерг или нет, — нанести человеку смертельную рану и ждать, что будет?

— Не единственный, но самый верный. И не имеющий смысла. Сделать кого-то мёртвым, чтобы доказать, что он не мертвец... Бабка рассказывала мне случай, который ей рассказывала её бабка. Люди совершенно случайно обнаружили, что один юноша почти год прожил среди людей, будучи мергом. Он пропал во время охоты в горном лесу. Когда вернулся, всем казалось, что он какой-то не такой. Вроде как красивее стал. И сильнее, чем раньше. Все состязания выигрывал. И вёл себя странновато. Не помнил имя своего лурда, который умер от тоски, когда он пропал. На это следовало сразу обратить внимание. Будь он живым, лурд отыскал бы его. А зверь даже мёртвого тела не нашёл. Видимо, аскейры сожрали его, утащив в глубокие норы. Или он утонул в одном из тех озёр, которые постепенно растворяют всё, что в них попало... А однажды этот странный юноша чинил крышу и упал на острый кол, который проткнул его насквозь. Причём прошёл сквозь сердце. Но парень выжил и поправился. Вот тут-то всё и поняли.

— И что сделали?

— Изгнали. Что ещё с ним делать? Мерга не убьёшь. Он ушёл, и больше его никто не видел. Его разоблачила случайность. Но с тех пор люди ещё внимательней присматриваются к тому, кто на какое-то время пропал, а потом вернулся и странно себя ведёт. Или странно выглядит. Если человек умер ребёнком или пожилым и вскоре после этого вернулся из Царства мёртвых, то легко понять, что он мерг. Ведь в Царстве мёртвых нет детей и стариков. Умерший становится взрослым, но юным, да ещё и обычно более красивым, чем был при жизни. А вот если умер в молодости, то такому мергу легче обмануть живых. Хотя, они обычно не обманывают, а искренне верят, что живы и вернулись к своим. Дия пропала ребёнком, но с тех пор прошли годы, и сейчас она должна выглядеть девушкой вроде тебя.

"Поэтому мне тоже легко обмануть её близких, — подумала я. — Что я и делаю. Надеюсь, дело того стоит".

— Значит, того парня больше никто не видел? А убить мерга нельзя... Выходит, он может жить в этом мире вечно? То есть существовать...

— Может, наверное. Но что это за жизнь? Бродить по этому миру одиноким и неприкаянным... Есть поверье, что его лурд может спасти его. Но только если этому лурду уже самому не место среди живых. Ты должна всё это знать, но раз уж ничего не помнишь, я тебе скажу. Лурды, умирая, отправляются не в Подземное царство, не в Ханте-Меранду, а на небо, к Эльгену и Тефне. Они становятся эльгами, солнечными духами, которые не имеют образа, а являются частицами солнечного огня. Ночью, когда Эльген и Тефна спускаются в Подземное царство, эльги следуют за ними. После заката они гаснут и становятся совершенно невидимыми, но они сопровождают солнечных богов во время всего их пути по Ханте-Меранду, даже когда Эльген и Тефна плывут по подземной реке, протекающей внутри гигантского двухголового Змея. Вместе с ними Змей проглатывает всех только что умерших. Ближе к утру Эльген, Тефна, эльги и все умершие выходят из второй пасти Змея возрождёнными. Эта пасть называется Вратами Возрождения. Выходя из них, умершие становятся мернами. А эльги... Каждую ночь, выходя из пасти Змея, эльги на время снова обретают облик лурдов. И находят в Царстве мёртвых своих людей. Они всегда их находят среди мернов, даже если те внешне мало похожи или вообще не похожи на себя живых. В конце ночи, перед рассветом, каждый умерший воитель встречается со своим лурдом. Каждый воитель-мерн и его лурд сражается вместе с Эльгеном и Тефной. Они побеждают чудовищ вечной тьмы. После этого мерны расстаются со своими лурдами до следующей ночи. Мерны отправляются блаженствовать в сады Меранду, а лурды, пройдя вместе с Эльгеном и Тефной через Врата Вознесения, поднимаются с ними в утренние небеса. Они снова становятся эльгами — частицами солнечного огня. Так что смерть разлучает нас с нашими лурдами, но не совсем. Мы каждую ночь будем встречаться с ними в Ханте-Меранду и вместе сражаться. Для мерна главное — не поддаться на лживые речи сахмера. Там, в Царстве мёртвых, саху тоже могут изменять облик и часто принимают обличье людей. Они и живые-то, говорят, оборотни, а после смерти их магические способности только увеличиваются.

— А зачем мёртвые саху так стараются отправить мёртвого человека обратно на землю?

— Не просто человека, а кого-нибудь из наших. Демиры их не интересуют. Саху ненавидят нас, альдов. Они знают, что отправить мерна в Срединный мир — самый верный способ разлучить альда с его лурдом насовсем. Именно поэтому они обычно помогают вернуться в Срединный мир тем, чьи лурды мертвы. Днём лурд является эльгом, частицей небесного огня, не имеющей образа, и почти ничего не помнит. А когда эльг в конце ночи обретает в Подземном царстве обличье лурда и память, он не может найти среди мернов своего человека, ибо тот стал мергом и бродит наверху, по земле. Сахмеры ненавидят нас и стараются сделать слабее, хотя бы после смерти. Они стараются разбить пару человек-лурд. Друг без друга мы как без души. Но говорят, что эльг всё же иногда может почуять неладное. Почувствовать, что там, внизу, под солнцем, бродит его человек, ставший мергом. Воитель, которого злая магия вывела из Подземного мира, где он мог бы видеть своего лурда и сражаться с ним бок о бок, как при жизни. Тогда эльг может спуститься с небес, ненадолго принять облик лурда и забрать своего человека с собой на небо. А с наступлением ночи они вместе спустятся в Подземный мир, и умерший альд окажется там, где должен быть.

— А такое уже случалось?

— Наверное... Не на моих глазах, конечно, но ведь это не то, что можно наблюдать, как чей-то поединок или закат. Возможно, того парня, о котором мне бабка рассказывала, спас его лурд. Надеюсь, они снова встречаются каждую ночь в Ханте-Меранду. Я не верю, что ты мерг, девочка, но если вдруг окажется именно так, то твой лурд мёртв и вместе с дымом погребального костра вознёсся в небеса, к Эльгену и Тефне. Он сможет найти тебя здесь и вернуть в Царство мёртвых. Но вот как-то не верится, что ты мерг. Ты очень похожа на принцессу Дию, и её отец готов признать тебя. Ты очень красива, и неудивительно, что многие думают, будто Дия умерла и переродилась в Царстве мёртвых, стала такой красавицей, какой мечтала быть. Но ведь она вполне могла и так похорошеть. И я ещё вот почему не верю, что ты мерг. Любая из наших девчонок, даже самая хорошенькая, хотела бы стать ещё более красивой, но ни одна не пожелала бы стать слабой. Ты такая хрупкая... Ну-ка, напряги руку.

Алета пощупала своими сильными жёсткими пальцами мышцы моего предплечья.

— Да, ты очень слабая.

Взяв меня за правую руку, старуха раскрыла мою ладонь, провела по ней пальцем. Потом то же проделала с левой.

— Видно, что ты когда-то училась обращаться с мечом. Но только своей основной рукой. А ведь мы тренируемся до тех пор, пока не научимся владеть оружием обеими руками. Конечно, у большинства лучше работает основная рука, но твоя левая вообще беспомощна.

Старуха была права, я занималась фехтованием. А поскольку я не левша, то держала клинок только правой.

— Такое впечатление, что ты училась обращаться с мечом, но никогда не была настолько в этом искусна, чтобы сражаться, а Дия в свои пять лет участвовала в охоте и состязаниях. И даже сражалась с таронгом, когда патрульный отряд, в котором она была, столкнулся возле Чёрного Ущелья с семейством этих тварей. Таронги — небольшие и далеко не самые страшные из аскейров, но ты бы и с таким не справилась. Если ты Дия и где-то жила все эти годы, то ты явно не упражнялась в воинских искусствах. К тому же ты забыла всё, что умела раньше. А самое странное... Ты бы не справилась с таронгом в схватке, зато, как говорит Дион — а я знаю, что он не врёт, ехала на нём верхом. Многих это тоже пугает. Ведь аскейры — твари, которые могут жить и здесь, и в Подземном царстве. Они порождения Подземного мира. Почему таронг подчинился тебе и вёз тебя, как хатры возят демиров?

— Кое-кто заставил его мне подчиняться, — ответила я. — Может, со временем я даже вспомню, кто.

— Было бы неплохо, — Алета окинула меня пронзительным взглядом, который я выдержала с большим трудом. — Люди не любят непонятных вещей. Особенно когда вокруг происходит много плохого. Ладно, ложись спать. Жизнь в родном доме исцелит тебя и поможет всё вспомнить.

Я уснула под тихий шум воды и от него же проснулась. Больше никаких звуков не было. Казалось, огромный дом опустел. Я не услышала, а скорее почувствовала, как кто-то прошёл по коридору мимо моей комнаты. Все двери в этом доме были из того же материала, что и стены, но гораздо тоньше. Они не запирались. Я уже поняла, что тут царит дух доверия, хотя было ясно, что жизнь этих людей далека от идиллии. Сидя вчера за общим столом, я видела на лицах — даже на совсем юных — тень тревоги. Я замечала те едва уловимые жесты, взгляды и паузы, которые лучше всяких слов передают суть отношений. Здесь не все были друг другом довольны, но всех этих людей, явно переживающих не лучшие времена, связывало нечто большее, чем дружба или узы крови. Вернее, нечто другое, не зависящее от родства, симпатий и антипатий. Дух воинского братства, где можешь спокойно положиться на кого угодно. Даже на того, кто исподлобья смотрит на тебя с другого конца стола и реагирует на твои реплики кривой ухмылкой.

Впрочем, слово "братство" тут не совсем подходило, так как почти половину этого воинского сообщества составляли женщины. В одежде здесь царил стиль унисекс. Мужчины и женщины одевались практически одинаково — в короткие туники или "костюмы-двойки", состоящие из кожаных штанов и жилетов. В жару носили жилетки наподобие топика и набедренные повязки, напоминающие короткие юбки. Дети обоего пола и юноши чаще ограничивались набедренной повязкой. Важной частью гардероба были широкие кожаные пояса, обычно увешанные оружием, но за столом я ни у кого таких не видела. К столу тут с оружием не являлись. Зато многие были босиком. А на улице альды носили сандалии или лёгкие полусапожки. Позже я заметила, что женских и мужских причёсок тут в принципе нет. И мужчины, и женщины носили волосы ниже плеч — то распущенными, то завязанными в хвост, то заплетёнными в косу. Коротко подстриженными я видела только маленьких детей. И ещё некоторых стариков, по-видимому, считавших, что в их возрасте украшать себя не имеет смысла.

Старики производили здесь довольно странное впечатление. Седина у альдов встречалась редко, так что со спины они все казались молодыми. На первый взгляд. Старость выдаёт себя даже в обществе, где изобрели поистине фантастические средства омоложения. У альдов единственным способом подольше сохранять молодость была хорошая физическая подготовка, которая, впрочем, являлась для них и жизненной необходимостью. И всё равно наступает возраст, когда даже самое натренированное тело утрачивает прежнюю упругость, костяк оседает, движения теряют стремительность и грацию, а кожа гладкость. Живя среди альдов, я даже у самых пожилых не заметила ни признаков ожирения, ни болезненной худобы, и всё же для каждого из них наступал момент, когда они начинали прикрывать тело, надевая туники подлиннее. Наготы альды не стыдились, я постоянно видела, как мужчины и женщины вместе купаются совершенно обнажёнными в водоёмах дворцового сада, но дряхлеющие тела тут предпочитали не демонстрировать. Не потому что их стыдились, а скорее исходя из каких-то внутренних, может быть, даже неосознанных эстетических установок. Тут царил культ красоты, который никто не провозглашал, но которому все следовали интуитивно. Заботиться о своей внешности и украшать себя считалось таким же естественным, как каждый день упражняться в воинских искусствах.

То, что здесь любят украшения, я заметила в первый же день. Из уважения к королю Эсмиэлу меня приняли как потерянного и вновь обретённого члена могущественного клана Анхемон, но я выглядела за столом не как дочь правителя, а как бедная родственница, которую к тому же постоянно держат взаперти. Загар ко мне пристаёт плохо, и это свойство кожи я унаследовала от матери, но леди Альда де Лавальер вела не тот образ жизни, какой вели альды, окружавшие меня здесь. Белокожие воители Хангар-Тану столько времени проводили на открытом воздухе, что их сильные тела золотились от красивого лёгкого загара. Я же после своих последних передряг и постоянной слабости была бледна, как привидение. И вообще довольно странно смотрелась без украшений в компании сверкающих браслетами, серьгами и ожерельями людей. То есть ожерелья я видела у немногих, зато браслеты тут любили — золотые, серебряные, из каких-то других металлов, простые и украшенные чеканкой. И даже драгоценными камнями. Металлические обручи для волос тут тоже была в моде, и я заметила, что многие красят волосы. Мне нравилось, что при всей своей любви к украшениям мои воинственные предки не выглядят, как увешанные побрякушками дикари. Чувство меры альды всё же имели, к тому же любовь к чистоте у них явно преобладала над страстью к украшениям. Я ещё вчера в своей купальне отметила, что моющие средства тут неплохие и проблем с ними явно нет. Мне принесли два серебряных сосуда с какой-то густой жидкостью, дающей обильную пену. Пахла она приятно и хорошо смывала грязь. Вчера за столом я не видела ни одного человека с грязными руками или сальными волосами. Эти люди почти всё время проводили, патрулируя окрестности, упражняясь в воинских искусствах или на охоте, но здесь никто не позволял себе явиться к столу грязным. За те дни, что я провела в Ахеле, я поняла, что альды любили мыться и всегда находили время поплескаться в воде. Но только в той, что была очищена растениями. Естественных водоёмов тут избегали. Не купались даже в тех, о которых знали, что вода там безвредная. Она всё равно не была очищена вендами — добрыми духами, являвшимися в Срединный мир в виде цветов, деревьев и кустарников.

Я бы с удовольствием снова приняла душ, но сегодня он был холодным. Не ледяным, конечно, но становиться под него мне как-то не хотелось. Интересно, как тут греют воду?

В дверь постучали. Алета принесла мне завтрак: лепёшки и белый напиток, с виду похожий на молоко.

— Это сок тимила. Дия любила его. Попробуй. Знакомые ощущения помогают вернуть память.

Сок мне понравился. Он был очень густой и кисловатый.

— Алета, знаю, что кажусь тебе неженкой, но... Не хотелось бы мыться холодной водой.

— Ну так согрей. Дион говорил, что эльхагнон тебе подчиняется... Или тебе забыли его принести?

Старуха направилась в "ванную". Я последовала за ней.

— Да вот же, — Алета кивнула на фигурки лурдов. — Мы кладём их в воду, касаемся их и велим нагреться, и вода от них быстро нагревается.

— Понятно... Но вчера тёплой была вода, которая лилась с ветки.

— Потому что вчера тут всё нагрелось от солнца. Вечером оно бывает на этой стороне. Оно нагревает и ветви аригонта, а значит, и воду в них, и трубы с водой. Вечером на этой стороне всегда есть тёплая вода. Это удобно. Грязь лучше смывать тёплой, хотя сок мирны прекрасно отмывает и в холодной воде. Те, кому хочется вечером освежиться холодной водой, идёт в бассейн на восточную сторону — я покажу, по какому коридору туда пройти. Кстати, вот тебе дорма, смола для зубов. Мы жуём её после еды. А утром это хорошо и для бодрости.

Алета достала из складок своей широкой подоткнутой туники маленькую серебряную баночку с круглой крышкой, в которой оказались куски чего-то душистого, полупрозрачного, по цвету напоминающего мёд.

— Только долго не жуй. Когда уйдёт сладковатый вкус и почувствуешь горечь, сразу выплёвывай. Не глотай. Тебе сегодня не сражаться. Думаю, ты ещё долго не будешь готова к сражениям. А может, и вообще никогда не будешь... Может, Дия и не стала бы одной из лучших воительниц, но странно, что она стала такой, как ты сейчас. С виду тебе не меньше восьми, а по глазам даже больше, но тебя же побьёт четырёхлетний ребёнок.

— Значит, ты всё-таки не веришь, что я Дия? И не считаешь меня мергом. Так кем же ты меня считаешь?

— Хороший вопрос, девочка. Но ответа на него у меня нет. Могу только сказать, что зла я в тебе не вижу.

— А что, эта дорма... Она делает человека сильней? Я так поняла, перед сражением её жуют подолгу и даже съедают.

— Да. А сейчас её едят все, кто отправляется в патруль. Потому что почти каждый день приходится сражаться с этими тварями. Наши воины сильны, но сейчас даже сильнейшим приходится себя взбадривать.

Понятно. Значит, это своего рода допинг.

— А почему ты считаешь, что лучше ею не увлекаться?

— Потому что иногда она слишком возбуждает. Нам, альдам, не стоит слишком часто себя подхлёстывать. В нас и так много огня. Надеюсь, в тебе его достаточно, чтобы нагреть себе воды?

— Думаю, да.

Я уже поняла, что эльхангон подчиняется желаниям альдов. У них была власть над этим камнем. У меня она тоже была, хоть я и не являлась чистокровной альдой. Жаль, что я не унаследовала свойственную этому племени физическую силу. Вообще-то слабой я никогда не была. Говорили, что я сильней, чем кажусь с виду, но такое, наверное, о многих можно сказать. Мама пару раз с сожалением обмолвилась, что у неё я взяла меньше, чем у отца. Сначала я думала, она жалеет, что я никогда не буду статной, рослой красавицей вроде неё. Красавицей я всё-таки стала, хотя и не рослой. Рост я действительно унаследовала отцовский — в его роду высоких почти не было. Лет в восемь я спросила её, почему она вышла за него замуж. Почему выбрала именно его? Могла ведь найти и красавца себе под стать. Она могла выбрать кого угодно — я видела, как мужчины смотрят на неё, где бы мы с ней ни появлялись. Она улыбнулась и ответила: "Потому что он не побоялся выбрать меня". Уже позже, вспоминая взгляды, какими мужчины провожали мою мать, я поняла, что они не только восхищались ею. Они её боялись. Моя мать не жалела, что выбрала в мужья офицера Королевского Звёздного флота Антуана Анри де Лавальера, но ребёнок, которого она от него родила, вызывал у неё разочарование. Я знала, что её раздражает моя физическая слабость, но только теперь, оказавшись среди альдов, поняла, до какой степени она её раздражала. Прожив со своей матерью десять лет, я не знала, насколько она на самом деле сильна. Теперь я вспоминала случаи, когда меня удивляла та лёгкость, с какой она поднимала что-то тяжёлое, но она никогда не демонстрировала свою силу. Она её скорее скрывала.

Прикоснувшись к львиным фигуркам, я заставила их нагреться и довела воду до нужной мне температуры. Кусок мягкой ткани, служивший мне вчера полотенцем, уже высох на серебристой трубе, которая тянулась через мою купальню в метре от потолка и выходила наружу — видимо, вела к какому-то водосборнику.

Вообще система труб тут была непростая, и я не особенно старалась в ней разобраться. Вскоре я выяснила, что покои каждого обитателя этого дома находятся возле водяных веток, при этом не промокают, как от дождя, поскольку ветки, дающие воду, изолированы от жилых комнат стенами. При каждых апартаментах имелась своя купальня, где почти постоянно работал естественного происхождения душ.

Дерево аригонт, как и все деревья этого мира, не давало воду только в период, называемый альдами артанау — "половина тёмного пути". Это была половина ночи, часть танау, то есть пути, который солнечные божества — Эльген и Тефна — преодолевали в Подземном мире. Восход Хвостатой Звезды говорил о том, что половина пути благополучно пройдена и теперь божества ступили на ладью, которая несёт их по подземной реке, протекающей сквозь тело Змея. В этот период вода перестаёт поступать в Срединный мир. Деревья вновь начинают давать её с восходом двойного солнца, когда становится ясно, что Эльген и Тефна победили порождения тьмы, желающие лишить всё живое влаги.

Эту легенду мне рассказала Алета. Как и многое другое об этом мире, где она искренне желала мне освоиться. Свободное время у неё было, хотя большую часть дня она проводила в хлопотах по хозяйству. У господствующей в Хангар-Тану расы альдов не было слуг. Они сами строили дома и следили за порядком в них, хотя, разумеется, воители бытовыми проблемами не занимались. Вся работа по хозяйству лежала здесь на детях до десяти лет и пожилых людях. То есть на тех, кто ещё или уже не мог быть воином. Ткани, посуду и ещё кое-какие товары альдам поставляли демиры, расплачиваясь с ними таким образом за защиту от аскейров. Мужчины-демиры тоже умели сражаться, но физически люди этого племени были намного слабее альдов. К тому же у них не было таких боевых товарищей, как лурды, а также власти над эльхангоном и тонгинитом — чудесным серебристым металлом, который периодически извергался из-под земли и застывал причудливыми фонтанами. Расплавить этот металл мог только луч, который альды извлекали из эльхангона. Только альды могли плавить этот металл и использовать его для строительства и изготовления различных изделий. Он служил чем-то вроде цемента при возведении домов и стен. Из него делали трубы для воды и иногда водосборники. Но самое главное — из него изготовлялось прочнейшее оружие, и прочность этого оружия зависела от двух вещей. Во-первых, от силы изготовителя. Не физической, а той, которую альды называли ниму. Во-вторых, от того, для кого альд делал оружие. Этот странный живой металл становился прочней, если мастер делал оружие для себя самого или того, кто ему дорог. Альд, наделённый большой магической силой, мог изготовить сверхпрочный клинок, если ковал его для себя или любимого человека. Ахела буквально изобиловала оружейными мастерскими, и почти все альды были хорошими оружейниками. Правда, воины со слабым ниму предпочитали, чтобы оружие им делали их близкие люди с сильным ниму. Насколько я поняла, ниму считалось не просто магической силой, а сочетанием этой силы с силой духа.

Наряду с оружейным мастерством здесь процветало ювелирное искусство. Правда, демиры в этом альдам не уступали, так что племена иногда обменивались ювелирными изделиями. Также оказалось, что мозаика, украшавшая все дома Ахелы, — дело рук альдов, которые в свободное от воинских обязанностей время охотно занимались каким-нибудь ремеслом, и излюбленным занятием тут было изготовление настенных картин из кусочков валмы — разноцветного вулканического стекла.

Стены комнаты, где меня поселили, украсил Дион. Рядом с окном в сад он изобразил сестру. Золотоволосая девочка в белой юбке шла со своим лурдом среди огромных цветов. Мозаика показалась мне неумелой, но впечатление она производила сильное — наверное, потому что просто излучала любовь и грусть. Алета сказала, что Дион сделал эту картину вскоре после смерти Дии. Он был ещё ребёнком и не достиг такого мастерства, каким может похвастаться сейчас. Вторая мозаика, выполненная намного позже и с куда большим искусством, изображала битву альдов с великанами, причём свирепые косматые гиганты явно терпели поражение.

— Наш народ уже давно победил это племя, — сказала Алета. — Талты были слугами саху. Хранители хотели, чтобы в этом мире жили только мы и демиры, но саху пробрались сюда и привели великанов. Талты были очень сильны, воинственны и жестоки. Война с ними длилась не одно столетие, но в конце концов мы уничтожили их всех. Когда-то альти-лурду становился настоящим воином только после того, как одолеет в поединке великана или большого аскейра. Грилла, например. Или гриммера... Ну а теперь этих тварей развелось столько, что убивать самых опасных из них стало обычным делом. Правда, теперь это уже как правило не схватка один на один, а бойня, когда ты рад, что тебе на помощь бросается сразу несколько человек, поскольку эти твари тоже стаями нападают.

— А с кем вы ещё воевали?

— Ну, с саху у нас, можно сказать, война не прекращается, хоть мы с ними и не сражаемся. Ни один саху не выйдет на бой с альдом, зато они знают способы натравливать на нас аскейров, хоть и отрицают это. А сражаемся мы теперь только с аскейрами. И уж поверь, нам этого хватает, — Алета вздохнула и устремила взгляд на самую большую в комнате мозаику, на которой альды и лурды сражались с огромными ящерами. — Вот эту он совсем недавно закончил.

Из случайно услышанного в трапезной разговора я поняла, что комнату, где меня поселили, Дион готовил для Лида. Тот не принадлежал к клану Анхемон, но Дион добился для него разрешения поселиться в Доме Большого Дерева. Наверное, Дион украшал эту комнату, учитывая желания друга, хотя, разумеется, Лид не мог потребовать или даже попросить, чтобы Дион сломал неумелую мозаику с фигурой Дии и заменил её другой. Возможно, Лиду и самому была дорога память о принцессе, но я в этом сомневалась. Этот юноша казался мне болезненно ревнивым, и скорее всего его раздражала необходимость делить Диона с кем бы то ни было, даже с мёртвой.

Диона я видела редко. То он был в патруле, то упражнялся на какой-нибудь из площадок рядом с замком, то уединялся в своей комнате, причём нередко с Лидом. Он был со мной любезен, но упорно соблюдал дистанцию. В трапезной я иногда замечала, что он исподтишка за мной наблюдает. Мне даже казалось, что он смотрит на меня не только с интересом, но и с симпатией, правда, стоило нам с ним встретиться глазами, как его лицо тут же приобретало вежливо-равнодушное выражение. Принц как будто боялся сломать барьер, который воздвиг между нами в первый же день. Он так старательно держал оборону, что я всё меньше и меньше верила в его неприязнь ко мне, но завязать с ним разговор не решалась. Впрочем, было бы желание, а повод найдётся.

Однажды, столкнувшись с Дионом в коридоре, я выразила сожаление, что нарушила их с Лидом планы.

— Может, мне перебраться в какую-нибудь другую комнату? Я слышала, что в этой должен был жить твой друг...

— Вот об этом не беспокойся, — с досадой перебил меня Дион. И уже мягче добавил:

— Лид может в любое время приходить ко мне и оставаться здесь, сколько захочет. Я предлагал ему занять комнату с другой стороны от моей, но он пока...

Дион запнулся, сообразив, что проговорился. Комната, о которой он упомянул, принадлежала его покойной сестре, и он в первый же день дал понять, что не хочет, чтобы я её заняла. Он предпочёл бы видеть там того, кто был ему так же дорог, как сестра. Ну или хотя бы почти так же.

— Лид пока не хочет покидать родительский дом. Из-за проблем с младшим братом. А я сейчас обновляю свои стены. Хочешь посмотреть?

— Конечно, — обрадовалась я.

Думаю, Дион пригласил меня к себе из желания загладить неловкость, но я была рада даже такой возможности наладить с ним контакт. Мне нравился этот парень. Нравилось даже то, что он мне не верит. Он действительно любил свою сестру. У меня никогда не было брата, даже двоюродного. Не скажу, чтобы я когда-то мечтала иметь брата, но от такого, как Дион, я бы точно не отказалась.

Я уже немного изучила здешний этикет, поэтому, войдя в покои Диона, первым делом обратила заинтересованный взор на "красный угол", как я про себя окрестила часть комнаты для хранения трофеев. У Алеты они занимали чуть ли не полкомнаты. Она жила одна, так что позволяла себе загромождать свои апартаменты чем угодно. Когда я пришла к ней первый раз, мне показалось, что я попала в один из залов исторического музея — так аккуратно были разложены по стенным полкам когти, зубы, рога, гребни, черепа и даже полоски кожи существ, весьма похожих на терранских динозавров. Старуха пожаловалась, что половину её трофеев растащили внуки, но, похоже, она не особенно из-за этого расстраивалась. Она охотно рассказывала мне, где, когда и при каких обстоятельствах убила ту или иную тварь. Разумеется, альды хранили только те трофеи, которые напоминали о победах над крупными аскейрами. И только о победах, одержанных в поединке. У Диона трофеев было гораздо меньше, но обилие пустых полок, в основном под самым потолком, говорило о его твёрдом намерении устроить тут филиал исторического музея почище, чем у Алеты. Вообще-то вряд ли у неё было самое большое количество трофеев, но поскольку тут мало кто приглашал меня в гости, "коллекций" я видела немного.

Я поинтересовалась, кому принадлежит череп размером с бычью голову с рогом на переносице, и выслушала рассказ о схватке с гриммером в Чёрной Лощине. Впрочем, Дион был довольно краток. Он понимал, что этот вопрос я задала скорей из вежливости и что куда больше меня интересуют его картины.

Стены, пол и потолок в его покоях были темнее, чем в моих, но это компенсировалось тем, что сюда чаще заглядывало солнце. Одна из стен выглядела так, будто с неё недавно сняли старую плитку. Мне сразу вспомнилась моя старая ванная комната, где несколько лет назад делали ремонт.

— Осторожно, не наступи, — предупредил Дион, кивнув на рассыпанный по полу мусор — цветное стеклянное крошево вперемешку с кусками чего-то, напоминающего серую штукатурку.

— Засохшая клейкая масса. Новая ещё готовится. Ну-ка, проверю...

Он открыл стоящий в углу комнаты широкий сосуд и помешал металлическим совком густую светло-серую массу.

— Этим и приклеиваются к стене кусочки валмы.

Материал для будущей мозаики лежал в другом углу комнаты — мелкие разноцветные стекляшки в железном ящике, а рядом несколько глыб размером с лошадиную голову.

— Эти ещё надо расколоть, потом всё разложить по цветам. Не знаю, когда всем этим займусь. В последнее время не до картин.

— А ты уже знаешь, что будешь... — я замолчала, потому что увидела мозаику на противоположной стене: рыжая девушка в длинном белом платье и темноволосый юноша, навстречу которым идут два воина с лурдами — мужчина и женщина. Вроде бы ничего особенного, если бы не маленькая фигурка в центре композиции. Фигурка золотисто-коричневой кошки.

— Это... кто?

— Это королева Анхемон, от которой и пошёл наш род, — ответил Дион. — Она явилась через врата уже спустя много времени после того, как наше племя поселилось в этом мире. Но она не была чужеземкой, она знала наш язык. Её предки не смогли перейти сюда, когда Хранители привели наш народ на Хангар-Тану. Но друзья помогли Анхемон открыть врата, и она пришла сюда со своим возлюбленным Нехту и чудесным маленьким зверьком. Он называется тамит. Новую картину я хочу сделать тоже об Анхемон. Хочу такую же, как в святилище, только другие краски надо подобрать. Там мне цвета не нравятся и... Кстати, ты ведь так и не побывала в нашем святилище? Пойдём, это на седьмом уровне. Странно, что Алета до сих пор тебя туда не сводила. Ты ведь уже не первый день здесь живёшь...

Солнечное святилище альдов представляло собой зал с алтарём у центральной стены, прямо перед мозаикой, изображающей солнечных богов — Эльгена и Тефну. Бог имел облик лурда, а богиня — прекрасной женщины с золотисто-рыжими волосами, похожими на львиную гриву. Божественные близнецы Эльген и Тефна не являлись супругами, как многие разнополые близнецы в древних земных мифологиях. Я вспомнила божественную пару Шу и Тефнут, святилище которых видела в Хату-Септе. Шу — олицетворение пространства, Тефнут — огня. Самое забавное, что при этом она ещё и богиня влаги. Тефнут, Тефна... Родоначальница этого клана пришла из Египта. Я сама проводила её сюда. Не исключено, что она учредила культ, который прекрасно совместился с уже бытовавшими тут религиозными представлениями. И возникла божественная пара, аналогичная египетским Шу и Тефнут. Только тут в образе зверя он, а не она. Согласно самым древним египетским мифам, Шу и Тефнут были первыми богами и обладали одной душой. Как альти и его лурд.

На алтаре из эльхангона горел огонь. Казалось, он горит сам по себе, извлекая силу из этого магического камня, пронизанного солнечными лучами, которые проникали в святилище через большие окна.

— На ночь мы зажигаем тут кусочек смолы дерева акнар, — сказал Дион. — Её хватает до следующего заката. Днём огонь горит благодаря эльхангону. Это огненный камень, который слышит нас. Мы любим наших богов, поэтому, пока светит солнце, огонь на их алтаре не гаснет.

Едва оказавшись на Хангар-Тану, я заметила, что альды говорят "солнце", хотя вообще-то солнца тут было два, и каждое из них являлось небесным двойником одного из двух божеств. По правде говоря, эта двойная звезда действительно выглядела, как одно солнце, периодически меняющее цвет и яркость. Две звезды — жёлтая и менее яркая оранжевая — были расположены так близко друг к другу, что, вращаясь, то и дело затмевали одна другую. Так что обитатели Хангар-Тану видели в небе то яркое жёлтое светило, очень похожее на солнца Терры-I и Арианы, то желтовато-оранжевое, которое освещало этот мир вторую половину дня. Утром и вечером в небе сиял оранжевый диск, окружённый ярко-золотой каймой.

Точно такой же диск я увидела на одной из мозаик потолка. Звёздный великан, наклонившись, протягивал руки к золотой ладье, на которой стояли две фигурки — женская и львиная, а над ними сияло оранжевое солнце, окружённое светлой каймой. Опять египетский мотив. Согласно "Книге врат", бог предвечных вод Нун поднимает Солнечную ладью и передаёт её богине неба Нут, что означает восход и начало нового дня.

— Что это за звёздное божество? — спросила я.

— Натум, великан, который держит на плечах небосвод. Ночное путешествие Эльгена и Тефны закончилось. Они вновь пересекли Подземный мир. Миновали Пещеру Тайн, Страну Сокрытых, Царство Спящих Богов, Обитель Создающих Форму, Долину Перерождённых, Царство Дарующих Души, потом ступили на священную ладью и долго плыли по подземной реке, которая втекает в пасть гигатского Змея и большую часть пути несёт свои воды внутри его тела, а потом вытекает из другой его пасти. Хвоста у него нет.

И опять похоже на древнеегипетские священные тексты.

— В середине ночи он поглощает всю подземную реку, — продолжал Дион, — и она какое-то время течёт сквозь его тело, так что в этот период деревья не могут добывать и давать воду. Змей каждую ночь пытается поглотить все воды мира.

— Дион, у вас есть книги?

— Что? — не понял он.

— Ну... Вы что-нибудь записываете?

— Да. Каждый правитель ведёт записи о главных событиях своего правления. Ткань покрывают грунтом, и краска на ней долго держится. Эти летописи сворачивают в рулоны и бережно хранят. Мы все умеем писать, но... — юноша поморщился. — Занятие это муторное. Записи делает или король, или кто-нибудь из старейшин, у кого лучше всего получается. Знаки очень трудные. Их непросто рисовать и запомнить сложно. Нам всем приходится изучать их с трёх до пяти лет...

С шести до десяти, перевела я на своё летоисчисление. Никто из альдов не согласился бы с писателем Львом Толстым, считавшим детство самой счастливой порой. Здесь это был период беспрекословного подчинения старшим и работы по дому. Да ещё, оказывается, и изучения письма. Разумеется, воинским искусствам дети этого возраста тоже обучались и весьма основательно, но помимо этого им приходилось выполнять обязанности, от которых они мечтали поскорей избавиться.

— Мне даже дольше пришлось учиться. Правитель, старейшины и главы кланов должны хорошо уметь читать и писать знаки. Вот сестре это нравилось, и получалось у неё здорово. Письмо нам дала Анхемон.

"И религию тоже, — подумала я. — Хотя... Альды пришли сюда из допотопного мира, так что, возможно, основы своей религии они принесли из Атлы, культурные традиции которой унаследовали египтяне. А здесь, на Хангар-Тану, сложилась новая религия. Она похожа на допотопную и на египетскую, но и во многом отличается от них..."

— А что дальше? После того, как ладья с богами выплывает из второй пасти Змея?

— А вот тут начинается самое главное. Эльген-Лурд и Тефна, мерны-воины, а также эльги, которые, выйдя из пасти Змея, на время снова превращаются в лурдов, сражаются с порождениями мрака и побеждают их. Потом они убивают Змея и разрубают его тело на части, высвобождая подземную реку. Боги очищают её воды, и она даёт жизнь новым растениям. После этого воины прощаются со своими лурдами и возвращаются в сады Меранду. Лурды снова превращаются в эльгов, невидимых солнечных духов, и вместе с солнечными богами направляются к Вратам Вознесения. На этой картине они как раз только что миновали эти врата. Натум берёт двойной солнечный диск и возносит его в небо. После этого солнце разгорается всё ярче и ярче, поглощая звёздный свет. Солнечный диск — это бау божества. Бау Эльгена — цвета золота, бау Тефны — цвета огня. Бау — небесные воплощения богов, а мау — земные, — Дион показал на фигурки женщины и лурда. — Мау пребывают в Срединном мире. Их даже можно увидеть. Это прекрасная женщина и лурд. Иногда они являются людям. Говорят, они встретили Анхемон и её возлюбленного Нехту, когда те пришли в наш мир. Ты видела картину в моей комнате. Анхемон и её любимого встретили воитель и воительница со своими зверями. Воительница и её лурд — это Мау-Тефна и Мау-Эльген. А вот что мне хочется сделать в своих покоях. Но у меня это, конечно, будет выглядеть иначе.

Дион подвёл меня к стене справа от алтаря. Она была разделена на шесть прямоугольников — шесть картин, разграниченных серебристыми тонгинитовыми прожилками. Солнечный луч падал на центральную из нижних картин, и жёлтые глаза мозаичной кошки сверкали так, что, казалось, сейчас из них вырвутся ослепительные смертоносные лучи, которые поразят каждого, пришедшего сюда с нечестивыми мыслями. Око Ра. Божественная Баст, сестра грозной Тефнут. Она по праву заняла своё место в этом храме. Эта картина была мне хорошо знакома. Две девушки с кошкой, плывущие в лодке по синей реке. У одной волосы рыжие, у другой посветлее.

— Что, необычно? — спросил Дион. — У нас тут по рекам не плавают. Только боги по подземной реке. А в том мире, откуда пришли Анхемон и её возлюбленный, была огромная река и небольшие каналы. В них купались, по ним плавали на таких вот ладьях. Эта картина старая, но она копия ещё более старой. Той, которую возлюбленный королевы, мастер Нехту, сделал в старом дворце. Раньше альды жили в скальном замке, но он уже давно разрушен землетрясением и извержением вулкана. Мастер, который сделал эту копию, старался, чтобы она была точной. Если честно, она мне не нравится. Фигуры какие-то скованные, да и вообще... Плечи выглядят так, будто человек полностью повернулся к тебе, а лицо боком. Так рисовали в том мире, где Анхемон и Нехту жили до того, как пришли сюда. Там картины только рисовали, а не складывали из цветных осколков, а тут Нехту понравилось складывать, как мы. Там у себя он только картинами и занимался. Он не был воином и вообще был слабым, поэтому не мог стать супругом Анхемон. Она тоже не умела сражаться и не стала бы королевой, если бы её не любили все лурды. Вообще-то её звали как-то длинно, но она согласилась на более короткое и красивое имя. Она стала супругой Диона... Да, это одно из наших родовых имён. Дион вскоре стал королём и согласился перейти в род своей жены, поэтому наш род и носит её имя. Мы до сих пор правим нашим племенем. Анхемон продолжала любить Нехту и встречалась с ним, но детей у них не было. Он оказался плодовитым только на картины. Он любил изображать тот мир, откуда они пришли и откуда ещё раньше пришли все наши предки. А вот эта девушка рядом с Анхемон — её подруга или названная сестра. Точно неизвестно. Но известно, что она была могущественным магом и помогла Анхемон открыть врата в наш мир. Сама она не могла сюда перейти. Наверное, была нужна своему миру. Королева называла её Мерита.

— Королева называла её Мерит-Ра, но настоящее имя этой девушки — Диана. Оно похоже на твоё и на имя твоей сестры. А Тамит — это не название зверька, а имя кошки. Это зверёк из нашего мира и называется он кошка. Или кот. У вас тут таких нет. Правда, Тамит была непростая кошка. Её вывели... Впрочем, неважно.

Я замолчала, стараясь собраться с мыслями. Зачем я всё это сказала? В меня словно вселилось какое-то существо, заговорившее моими устами. Может, это проделки богов, в святилище которых я оказалась? И да, и нет. Я не хотела лгать. Особенно этому парню. Особенно здесь, перед лицом его богов. Да и моих тоже, пусть я даже в них не верила...

— Дион... Я явилась сюда из того же мира, что и королева, которую вы называете Анхемон. Да, её настоящее имя длиннее. Анхесептамон. А я та, кто помогла ей открыть врата сюда. Теперь я снова здесь, но уже не могу открыть врата без помощи искусных магов. Сейчас я слаба и, возможно, будет ещё хуже. Мои предки отсюда, а сама я как бы ещё не родилась и вообще не... Ладно, это всё странно и очень запутанно. Скажу только, что я родилась в другом мире и другом времени. Я могла путешествовать во времени, поэтому попала в прошлое своего мира, встретила Анхесептамон и помогла ей бежать сюда. Там у неё было много врагов. Они решили отомстить мне и причинили мне вред. Я пришла сюда, потому что материя этого мира придаёт мне сил. Я здесь, потому что хочу спастись. И спасти свой мир. Там сейчас происходит то же, что и у вас. Земля раскалывается, и оттуда появляются такие же твари. Я хочу понять, что происходит. Но пока не могу. Если мы этого не поймём, оба мира могут погибнуть.

Я замолчала, ожидая вопросов, но Дион как будто лишился дара речи.

— Поверь, я не злой демон, который хочет причинить вред твоему племени. Да в общем-то и моему, ведь Анхесептамон, по-вашему Анхемон, — и моя прародительница тоже.

— Ты только сейчас всё это вспомнила или...

— Я никогда этого не забывала, просто только сейчас решила всё рассказать. Бессмертные, которые помогли мне попасть в этот мир, считают, что лучше притвориться тем, кто вернулся и потерял память, чем поведать незнакомым людям подлинную, но очень странную историю. Порой нам кажется, что проще соврать. Проще и для тебя самого, и для других, особенно если боишься вызвать враждебность или страх. А потом понимаешь, что ложь не только не упрощает, но и наоборот всё запутывает.

— Какие боги помогли тебе открыть врата на Хангар-Тану?

— Они не боги. Бессмертные — не обязательно боги. Один, то есть одна из них видела твою сестру и заметила, что я на неё похожа. Так и родилась идея притвориться ею. Но я понятия не имела, что, едва попав сюда, встречу её брата. Ты мне веришь?

— Да, — промолвил он, помолчав. — Ди... Как ты себя назвала?

— Диана. Но моя мать действительно называла меня Дией. Моя мать — чистокровная альда, которая по воле судьбы попала в мой мир. В тот, где она родила меня, потому я и считаю его своим. Есть ещё один человек, который называет меня Дия. А ты называй, как тебе больше нравится.

— Ди-ана... — Он произнёс это имя медленно, как будто пробуя на вкус.

Что ж, Диана так Диана.

— Диана, я знаю, что ты сейчас не пытаешься меня обмануть. Но ты уверена, что не обманываешь себя?

Понятно. Он считает меня сумасшедшей. Ладно, лишь бы не врагом.

— Уверена. Я нездорова, но с головой это не связано. Наверное, я должна поговорить с королём?

— Да, но не сегодня. День выдался трудный. На востоке его отряду пришлось сражаться с целым полчищем гриллов. Несколько человек ранены, один лурд едва не погиб. Отцу надо решить кое-какие проблемы и хотя бы немного отдохнуть.

— Конечно, — сказала я.

Следующий день выдался ещё более трудным, а начался он рано. На рассвете весь Дом Большого Дерева и вообще вся Ахела проснулись от подземных толчков. К разрушениям они не привели, но люди были очень встревожены, потому что теперь трещины в земле образовались ещё ближе — не только возле твинговой рощи, где я встретила Диона, но и в роще блисса, где я по дороге в Ахелу наблюдала сбор урожая. Больше половины взрослого населения Ахелы отправились на ликвидацию бедствия. Остальные патрулировали северо-восток, где трясло ещё сильнее и вырывающаяся из-под земли горячая лава губила всё живое. Она становилась ещё опасней, когда порождала аскейров, причём в последнее время они стремительно вырастали до огромных размеров и извергали огонь. Вечером Алета сказала мне, что иногда эти твари просто выбираются из-под земли вместе с живым огнём. Сперва кажется, что это пламя, а оно на глазах превращается в аскейров. Что ж, я уже видела нечто подобное.

— Дети Змея наступают на нас, — сокрушалась старуха. — Теперь они губят рощу блисса и торха. Сегодня пришлось срубить весь торх, пока вода в нём не высохла от жара, который исходит из-под земли. Новый обычно вырастает быстро, но сейчас, когда почва в том месте обезвожена, не вырастет ничего. И блисс гибнет.

— Алета, а почему это происходит? Ведь, насколько я поняла, так было не всегда.

— Да, раньше аскейров было меньше. Земля не рождала их в таком количестве.

— Они всегда так появлялись на свет? Неужели аскейры никогда не рождались, как все прочие твари? От самца и самки...

— Есть и такие. Но они тоже выходят из-под земли, потому что аскейры — дети Змея, живущего в Нижнем мире. Они откладывают яйца там, и их детёныши вылупляются там, а потом выбираются из-под земли. Таких аскейров мы меньше опасаемся. Они более разумны. Аскейры-уаду почти лишены разума. Уаду — значит "неполный" или "неправильный". А может, это слово и ещё что-то значит. Оно старое, из языка, на котором говорили в том мире, откуда Хранители нас привели. Там жили разные племена, они говорили на разных языках, и слова одних языков попадали в другие. У нас много таких слов, и среди них есть имена, названия... Так вот уаду не вылупляются из яиц. Они порождения живого огня, который вырывается или выплёскивается из трещин в земле. Да, иногда он именно выплёскивается, иногда он жидкий, почти как вода. Он становится таким в тех местах, где поглощает воду. Змей, обитающий в Подземном мире, по ночам пожирает огонь нашего двойного солнца, поглощает его животворную силу, а потом изрыгает его, и из этого огня рождаются дети Змея. Обычные аскейры тоже дети Змея, но уаду — дети его гнева. Он порождает их, чтобы уничтожить нас. Наши боги сражаются со Змеем и его детьми каждую ночь, спасая солнечный огонь, и мерны со своими лурдами помогают им, но сила Змея растёт, он порождает всё больше и больше чудовищ. Одни остаются там, в Подземном царстве, других он вместе с живым огнём извергает сюда.

— По-моему, солнце светит ярко. Не похоже, что у Эльгена и Тефны отнимают огонь.

— Пока это незаметно, — вздохнула Алета. — У моей бабки Мелиды было видение. У неё многие сны и видения сбывались, а те, что не сбылись, ещё могут сбыться. Однажды она ходила к Колодцу Пророков, пила его воду, а потом грезила под Великим Древом. Ей привиделось, что в нашем мире воцарился хаос. Земля раскалилась так, что воздух стал похож на огонь. На смесь огня и тумана, который затянул всё, в том числе небеса. Так, что не стало видно солнца. Неужели так будет? Змей поглотит весь солнечный огонь и станет огненным. Саху считают, что наш мир сотворил Огненный Змей, который хочет вернуть себе весь огонь. Когда ему это удастся, он сожжёт наш мир изнутри, вырвется из его недр и полетит, пожирая звёзды. Он поглотит все ближайшие миры, и это будет концом времён. Наша часть Энны станет чёрной дырой на ткани пространства и времени. Неужели это уже началось и это не остановить?

Похоже, Энной тут называли вселенную.

— Значит, вы знаете легенду об Огненном Змее?

— Эту легенду рассказывают саху. Мы всегда считали, что это выдумки злобных карликов-магов, которые просто желают нас запугать, но сейчас у нас такое чувство, что их легенда становится былью. Возможно, это всё их козни. Возможно, своей злой магией они разбудили Змея, и потому происходит то, что происходит.

— Но Алета... Если Змей поглотит Хангар-Тану, его солнце и все звёзды в этой части вселенн... Энны, то где собираются жить сами саху? Зачем им гибель мира, если погибнут не только их враги, но и они сами?

— Они надеются, что Змей не погибнет совсем. Он возродится из ничего, из некой точки, где умрут пространство и время. И оттуда всё возникнет вновь. Змей возродится и снова создаст мир. И все саху вернутся в этот мир, который будет принадлежать только им.

— Уверена, что они ошибаются, Алета. Нельзя так упорно рыть яму другому, не рискуя самому в неё свалиться. Неужели они этого не понимают? И почему вы не можете с ними поговорить? Ведь это ваш с ними общий мир...

— Говорить с этими нелюдями, которые ненавидят людей? Это бесполезно, дитя. До недавнего времени король и старейшины ходили беседовать с предками к Колодцу Пророков. Это колодец внутри пня, который остался от Великого Древа — самого первого дерева, выросшего на Хангар-Тану. Когда дерево умирает, оно не сразу перестаёт давать воду. Ветви уже её не дают, но в стволе её ещё много, и корни ещё очень долго продолжают вытягивать её из подземных источников и чистить. Только она всё равно уже не совсем чистая. В ней всё же остаётся яд огромного Змея, живущего в недрах нашего мира. Эта мёртвая вода может убить, но может и исцелить. Главное — использовать её правильно, и хорошие целители знают, сколько её надо пить и в каких случаях. Вот только в Колодце Пророков вода особенная. Тут никогда не знаешь, чем всё закончится — отравишься и умрёшь или на время обретёшь пророческий дар. Если повезёт, то сможешь увидеть картины будущего или побеседовать с мерном своего предка. Да, бывает и такое. Вода этого колодца может на время изменить для тебя всё. Для тебя ненадолго стирается граница между миром живых и миром мёртвых. Ты вроде бы остаёшься на прежнем месте, возле колодца, но тебе становится доступен мир прошлого и будущего. Этот мир становится так близок, что человек может общаться с самыми могущественными из предков, с мернами правителей и вождей. Мёртвые знают больше живых. Да, они всё забывают, если оказываются в Срединном мире и становятся мергами, но тут-то они не выходят в Срединный мир, просто миры — Срединный и Нижний — оказываются близко и почти совмещаются. Между ними открывается дверь, и испивший из священного колодца может беседовать с мернами, не переступая порог Царства мёртвых. У Колодца Пророков даже богов можно увидеть, и моя бабка их видела, правда, они с ней не говорили. И предки с ней не говорили, но ей хватило того, что она видела.

— А ты знаешь тех, с кем говорили ваши предки?

— Да. Один из них ещё жив. Старейшина Биалис. Когда начался весь этот ужас, когда стал вырываться подземный огонь, который губит всё живое, когда стали появляться аскейры-уаду, наши правители и старейшины то и дело ходили к Колодцу Пророков и беседовали с мудрыми мернами. И те говорили, что мы должны бороться с детьми Змея, уничтожать их. А теперь колодец сильно обмелел и вода слишком глубоко. Если она вообще там ещё есть. Остались перекладина и подвешенный к ней черпак, но зачерпнуть давно уже ничего не удаётся. Люди спускались, но возвращались, так и не добравшись до воды. Биалис последний, кому довелось выпить мёртвой воды и побеседовать у колодца с мернами. В те края сейчас никто не ходит, хотя это недалеко, сразу за Долиной Золотых Деревьев. Там сейчас особенно опасно. Там чаще всего вырывается из-под земли живой огонь, порождающий чудовищ. Возможно, мёртвой воды в колодце уже и не осталось, вся выкипела от подземного огня. Если надумаешь спуститься в колодец, вполне можешь оказаться в Подземном царстве, а живому там не место, как и мёртвому в Срединном мире.

— Я слышала, у Пещеры Сновидений тоже можно поговорить с мерном.

— Да, если пожевать листья маноки, но эти видения часто бывают ложными. А теперь туда уж точно никто не пойдёт.

— После того, как Дион встретил там девушку, похожую на его умершую сестру, да ещё и верхом на аскейре?

— И поэтому, а больше из-за того, что там образовался огромный разлом, и из него много уаду появилось.

— Алета, а когда всё это началось? Когда стали появляться уаду?

— Лет пятьдесят назад.

— Вы воюете с ними, а их становится всё больше и больше? Где же выход, Алета?

— Надо сражаться со злом, как велят наши предки. Надо верить, что Эльген и Тефна не допустят нашей гибели. Солнце ещё светит по-прежнему ярко, а наши воители по-прежнему сильны и отважны. Мы будем сражаться с детьми Змея, пока он не поймёт, что нас не одолеть.

Да, в этом все альды. Сражаться и не отступать. Моя мать рассуждала так же, но в конце концов ей пришлось бежать, бросив десятилетнего ребёнка. Хотя, вряд ли она считала, что бросила ребёнка. Здесь, на Хангар-Тану, десятилетние были уже почти воинами. Во всяком случае, в заботе взрослых они уже не нуждались.

К вечеру стало известно, что часть рощи блисса уцелела, но торх пришлось срубить весь. Я видела, как по городу шли повозки, на которых ровными рядами стояли похожие на бочонки "кактусы". Средний по размерам торх был метр в высоту и примерно столько же в обхвате. Он содержал десять весов жидкости, которая при очистке превращалась в шесть-семь весов чистейшей воды. Я уже знала, что вес равняется примерно полутора килограммам.

Дион весь день был с отцом на востоке, на границе со степью, где отряд короля спас от аскейров ещё один посёлок демиров. Теперь этих демиров размещали в Ахеле.

— Скоро их уже здесь придётся селить, в Главном Доме, — ворчала Алета. — Скорей бы уж закончили строить новые дома. А может, всё это и зря. Не пришлось бы нам бежать отсюда, как когда-то наши предки ушли из Цветногорья. А ведь там был такой прекрасный замок. И аригонты тогда росли всюду. А сейчас таких деревьев, как это, основа нашего дома, почти не осталось. Иди спать, девочка, и не забудь помолиться Эльгену и Тефне, чтобы новый день не принёс нам новых бед.

Новая беда пришла ещё раньше — ночью. Я проснулась от страшного шума и, открыв глаза, увидела яркое зарево. Сперва я решила, что это пожар. Он, конечно, тоже был. Потом выяснилось, что от него пострадало несколько больших ветвей и крона аригонта. А причиной пожара стало нападение на замок летающих гриллов, среди которых оказалось несколько огнедышащих. Никогда не думала, что увижу живьём настоящего огнедышащего дракона. Один из них завис в воздухе как раз напротив моего окна. Бронзовое чудовище с огромными крыльями, похожими на крылья птеродактиля, и уродливой, покрытой шипами головой. Весь в отблесках пламени, он казался сделанным из металла. Железное существо, созданное при помощи техномагии. Я словно смотрела фэнтезийный боевик. Это зрелище так меня заворожило, что я забыла о страхе. Хорошо, что Дион ворвался в мою комнату и оттащил меня подальше от окна, иначе огненная струя, выброшенная драконом, попросту сожгла бы меня. Дион велел мне спуститься на первый уровень, но не выходить наружу.

— Надо быть наготове на случай, если дерево загорится и придётся покинуть дом, — сказал он. — Но пока дерево цело, в доме безопасно. Мы надеемся избежать большого пожара.

С копьём в руке и двумя мечами за поясом Дион помчался в восточное крыло, откуда сильно тянуло дымом. Потом я узнала, что гриллы атаковали дом главным образом с той стороны. Там полностью выгорело несколько комнат. Многие получили ожоги. Когда я спустилась на первый уровень, там уже было что-то вроде госпиталя. Вокруг большого бассейна на циновках сидели раненые, а несколько пожилых женщин с бесстрастными лицами умело, быстро, но без лишней суеты, обрабатывали им ожоги. Я не слышала ни одного стона, ни одной жалобы. Даже маленькие дети переносили лечебные процедуры молча, с упрямо сжатыми губами. Наверное, чистокровные хангару — люди огня — были ещё устойчивей к ожогам, чем я, но некоторым тут досталось так, что они не могли не испытывать боль. Всегда видно, больно человеку или нет. Здесь многим было больно, но они все старались этого не показывать. Стойкость и бесстрашие вырабатывались тут в течение многих поколений и, похоже, уже закрепились на генетическом уровне.

Желая быть полезной, я предложила свои услуги. В школе у нас был курс ПМП — первой медицинской помощи. То, что я живу тут на особом положении, уже изрядно меня тяготило. Меня не будили по утрам. Из-за слабости, избавиться от которой полностью я не могла даже здесь, я просыпалась поздно — к тому времени, когда все уже расходились по делам. Завтрак мне приносили в мои покои. Я целыми днями бродила по дому, саду или городу, а вечера проводила в беседах с Алетой. Позавчера я спросила, не могу ли я помочь ей по хозяйству или ещё чем-нибудь заняться, но Алета отреагировала на это как-то странно. Сказала, что сперва я должна окрепнуть, причём не только телом, но и духом. Из её уклончивых объяснений я поняла, что человек, забывший, какое место он занимает в этом мире, может навредить себе и другим, если возьмётся за дело, для которого он не создан. Как и во многих древних обществах, любой вид деятельности здесь был священен, и хотя меня тут приняли, я по-прежнему оставалась для обитателей Ахелы загадкой, так что доверять мне полностью они не могли.

Предлагая услуги медсестры, я втайне надеялась на отказ (призвания к медицине у меня никогда не было), однако Алета, которая руководила работой здешнего отделения скорой помощи, неожиданно согласилась. Она показала мне, как накладывать на рану вязкую желтовато-серую мазь, дала полоски ткани, выполняющие функцию бинтов, и велела заняться девочкой с сильными ожогами предплечья, но та почему-то отстранилась от меня — враждебно и даже как-то испуганно. Парень с обожжённой грудью от моей помощи не отказался, но смотрел на меня настороженно. Я растерялась, заметив, что здесь многие поглядывают на меня с недоверием, а то и страхом. Если люди, привыкшие презирать страх, не скрывают его при виде меня, то дело плохо. За кого они меня держат? За мерга или кого-нибудь ещё хуже? И в чём причина такой вспышки враждебности?

Несколько человек всё же доверили мне свои раны. Желая отвлечься от неприятных мыслей, я сосредоточилась на роли сестры милосердия и, кажется, нормально с ней справилась. Моим пациентам даже понравилось, как я бинтую — пригодился всё-таки курс ПМП. А мне решительно нравились здешние бинты. Эта ткань была плотной и не прилипала к ране. Когда мы с Алетой, свернув "госпиталь", прибирались в зале, она сказала, что эта ткань изготовляется из волокон растения мегель, растущего на границе со степью. Мегель есть двух видов, и из волокон второго вида получается ещё более плотная, непромокаемая ткань. Из неё делают походные шатры — воинам же постоянно приходится патрулировать территорию далеко от города. Шерсть у альдов и демиров шла главным образом на ковры и покрывала для мебели. В тёплой одежде тут нужды не было. Одежду шили в основном из ткани, очень напоминающей хлопок, которую делали из растения сита.

В эту ночь пострадали многие, но, по крайней мере, не было погибших, хотя юноша, которого один из гриллов достал своими жуткими когтями, всю ночь находился на грани жизни и смерти. К утру врачевательница Феана, считавшаяся лучшей в Ахеле, сказала, что парень выберется, хотя уже не будет таким красавцем, как прежде. Шрам на щеке слишком глубок, и она не сможет сделать его незаметным.

— Уверена, любовниц и любовников у него из-за этого меньше не станет, — усмехнулась Феана, невысокая, крепкая женщина лет пятидесяти.

Оказалось, что ей сорок пять. Двадцать два с половиной по-здешнему. А королю Эсмиэлу было двадцать шесть. То есть пятьдесят два, а не под шестьдесят, как я дала ему на вид. Всё это и ещё кое-что я узнала от Алеты, пока мы заканчивали уборку в нижнем зале, который к концу битвы был весь в пятнах крови и лечебных мазей. Алета сказала, что несчастливая судьба состарила короля раньше времени, а ведь такой был красавец. А вообще, с гордостью добавила старуха, мы, альды, дольше сохраняем молодость и красоту, чем демиры. Демиров я видела редко, но поверила ей на слово. Учитывая здешний суровый образ жизни, альды действительно довольно долго жили и старели позже, чем люди древней Терры. Альти-лурду отличались отменным здоровьем. Насколько я поняла, беседуя с Алетой, здешние врачеватели совершенствовались главным образом в лечении ран и ожогов. Такое впечатление, что болезней тут не было. Кроме тех двух, которые альды называли абанеу, что означало "болезнь души", и астамеранду. Последнее переводилось примерно как "нахождение в преддверии Меранду". Алета сказала, что это слово, как и название царства мёртвых Ханте-Меранду, и ещё кое-какие слова, очень древнее, из языка, на котором её племя говорило давно, до переселения на Хангар-Тану. Астамеранду считалась болезнью стариков и тех, чьи раны было трудно залечить. И если для первых врата Меранду неизбежно открывались, то вторых милость богов иногда возвращала к жизни.

Самых тяжёлых раненых отнесли в просторные покои, где возле них дежурили несколько помощников Феаны.

— Тех, у кого есть дар врачевателя, мы с детства вычисляем, — говорила Алета, когда мы с ней отмывали пол жёсткими щётками, макая их в широкие сосуды с какой-то пахучей пенистой жидкостью. — Это не значит, что они не могут быть воинами, но лечебная магия — слишком ценный дар, чтобы его не развивать. Ты же видишь, какая у нас жизнь. Мазь, которую делает хороший врачеватель, обладает особыми свойствами, а если он ещё и сам её накладывает, то пользы от лечения больше. Есть люди, которые обладают особым чутьём, умением определять, из каких растений можно делать лекарства. Феана именно такая. Среди её помощников есть неплохие маги-лекари, но вот от кого бы точно был толк, так это от принцессы Дии. Знаешь, девочка, я никому об этом не скажу, но теперь я точно знаю, что ты не она. Ты очень хорошо помогла сегодня, не воротила нос от ран, хотя они тебя пугали, но сегодня я убедилась в том, что ты не она. Я скорей поверю, что дочь Эсмиэла забыла воинские навыки, чем поверю, что она утратила целительский дар. То, что является нашей сутью, утратить нельзя.

К запаху гари, которым был пропитан дворец, примешивался чад костра — снаружи дети жгли окровавленные тряпки и прочий мусор, от которого очистили зал.

— А что является моей сутью, Алета? — спросила я.

— Я слишком мало тебя знаю. Я только вижу, что при всей своей внешней слабости ты очень сильна. И ещё я верю, что ты неслучайно оказалась среди нас. Это добрый знак. Я это чувствую, но объяснить не могу.

— По-моему, другие чувствуют нечто противоположное.

— Не все. Многим понравилось, как ты сегодня помогала. Данор сказал, что у тебя лёгкая рука.

Данор был ближайшим другом короля и входил в совет старейшин Ахелы. Седой, весь в шрамах, с лицом, давно изуродованным в битве с аскейрами, он немного пугал меня своим угрюмо-отстранённым видом. Сталкивались мы с ним только за общим столом, и мне всегда казалось, что этот суровый воин, даже не глядя на меня, держит меня в поле своего зрения как нечто непонятное, возможно, опасное для племени и подлежащее уничтожению, стоит только этой опасности превратиться из возможной в реальную. Когда Алета послала меня к нему с мазью и бинтами, я была уверена, что Данор не позволит мне к нему прикоснуться, но он сидел неподвижно, как статуя, пока я обрабатывала его раны, а потом даже поблагодарил меня лёгким кивком головы.

Солнце уже взошло, когда все отправились отдыхать после ночной битвы. Проснулась я как всегда позже всех. "Душ" не работал, что было странно. Раньше аригонт не давал воду только в определённые ночные часы. Хорошо, что я по совету Алеты всегда оставляла большой запас воды. Мои покои почти не пострадали — лишь закоптились стены вокруг того окна, в которое метнул свой огненный заряд летающий дракон. Я решила отмыть их позже, когда возобновится подача воды, а пока её следовало экономить.

Умывшись, я отправилась в общий зал. Там, как, впрочем, и в коридорах, до сих пор стоял запах гари. Несколько человек заканчивали поздний завтрак. Они едва ответили на моё приветствие и вскоре ушли, оставив меня одну за большим столом, который несколько детей освобождали от грязной посуды. Девочка лет семи молча придвинула ко мне блюдо с лепёшками и кружку с соком тимила. При этом бросила на меня такой взгляд, что я хорошенько подумала, прежде чем начать есть.

Отношение ко мне стремительно изменялось в худшую сторону. Мне бы следовало сидеть в своей комнате, но меня так достал запах дыма, что я решила прогуляться по саду. Сегодня он выглядел на удивление пустынным, только на нескольких дальних площадках под присмотром старух играли маленькие дети. Часовых на городских стенах и башнях сегодня было больше обычного. По дороге к самому большому дереву-фонтану я встретила лурда. Я уж думала, он тоже отреагирует на меня враждебно, но огромный лев, едва взглянув в мою сторону, прошествовал мимо и скрылся за высокими зарослями тёмно-зелёного кустарника. Я догадывалась, куда он направляется. Южная часть этого сада имела мягкую почву, которую когда-то давно сюда завезли и засадили растениями со слабой корневой системой. Растениями, которые не давали воду, а требовали полива. В этой части сада был песчаный участок, служивший лурдам отхожим местом. Никакого запаха оттуда не доносилось. Лурды, как и все кошачьи, тщательно зарывали свои экскременты. К тому же песок там был смешан с солями, нейтрализующим любые запахи. Алета рассказала мне обо всём об этом на второй день моего пребывания здесь, когда я поинтересовалась, куда лурды ходят в туалет, если живут вместе с людьми. Такие участки песка с солью были в Ахеле практически при каждом доме. А поскольку в отличие от большинства кошачьих лурды ничего не имели против воды, город изобиловал специальными бассейнами для них, причём умные звери никогда не путали их с бассейнами для людей. В дворцовом саду таких звериных купален было две. Лурдов с детства приучали купаться только в водоёмах, облицованных жёлтым камнем. Ещё на всякий случай устанавливали на бортике фигуру лурда из жёлтой валмы. Ну это уже больше для людей, говорила Алета, а то наши дети лезут куда не следует гораздо чаще, чем детёныши лурдов.

"Хорошо, что ваши звери умнее вас, — думала, идя по песчаной тропинке в свой любимый уголок сада. — Представляю, что бы было, если бы меня ещё и лурды невзлюбили".

Песок сюда привозили из пустыни — в основном для тренировочных площадок, а остатками каждый раз посыпали каменистые аллеи, петляющие среди жёсткой травы и больших цветов, больше похожих на изделия скульпторов и ювелиров, чем на растения. Каждый раз, гуляя по саду, я подолгу рассматривала здешние цветы, щупая их жёсткие, как толстая проволока, стебли и прочные кожистые лепестки. Цветы без запаха, над которыми никогда не кружили насекомые. Цветы, вместо пыльцы выделяющие воду. Алета говорила, что почти все они живут примерно три зилума, то есть шесть земных месяцев, потом засыхают, рассыпаются в прах, а через четверть зилума на месте умершего цветка появляется новый росток, и новый цветок становится почти точной копией предыдущего. Всё это было очень странно. Как будто этот мир творил некий демон, могущественный, почти как Бог, но всё же не знающий всех секретов Создателя, и творения этого демона кажутся грубоватыми копиями тех растений, что растут на планетах земного типа.

Самый высокий мирдин — красивейшее дерево королевского сада — стоял если и не поникший, то уже близкий к этому. Его нежно-изумрудные, с лиловой каймой листья, обычно блестящие от воды, казались тусклыми, серебристо-белый ствол потемнел. Окружающий его бассейн был заполнен примерно наполовину. Если дерево не начнёт снова давать воду, дня через три солнце высушит этот водоём. Соседнее дерево, название которого я забыла, напоминало испорченный фонтан. Половина ветвей едва сочилась влагой, половина стремительно высыхала под ярким полуденным солнцем. Чуть дальше росли армины, деревья с золотистой листвой, так поразившие меня, когда мы с Аменемхетом открыли врата в этот мир. Когда это было? Совсем недавно, а у меня такое чувство, что в какой-то другой жизни. Сегодня растущие в этом саду армины трудно было назвать золотыми деревьями. Их листва обвисла и приобрела оттенок старой бронзы

— Не хочешь размяться?

Я вздрогнула от этого резкого голоса и, обернувшись, увидела Лида. Альды умели подкрадываться почти так же бесшумно, как и их звери. Белокурый красавец с недоброй усмешкой протягивал мне меч. Его светлогривая львица сидела поодаль, внимательно глядя на меня зеленоватыми глазами. Она не казалась враждебно настроенной, а вот её двуногий напарник просто излучал неприязнь.

— Не думаю, что это будет честный бой, — сказала я. — Зачем тебе поединок с человеком, который не умеет сражаться?

— Но ты же должна вспомнить, как сражалась в Подземном царстве вместе с Тефной и Эльгеном. Или ты сражалась против них? На стороне тех, кого привела сюда за собой. Начинай и всё вспомнишь!

— Перестань, Лид. Я не мерг...

— Вот и выясним! — он прямо-таки всучил мне короткий меч. — Защищайся!

Я не успела парировать удар и получила бы глубокую, а то и вообще смертельную рану, если бы не Дион. Появился он так же неожиданно, как и его приятель. Выбив меч из руки Лида, он залепил ему такую затрещину, что тот упал. А когда встал, был сбит с ног следующим ударом. Вид у него был совершенно оторопевший. Дион приподнял его за плечо и ударил ещё раз. Лид пытался защищаться, но Дион, который был гораздо сильнее, продолжал наносить ему удар за ударом.

— Дион, не надо! — попробовала вмешаться я. — Со мной же всё в порядке!

Лид мне не нравился, но, будь мне это по силам, я бы оттащила от него взбешённого Диона. Львица Лида заметно нервничала, но даже не пыталась заступиться за своего напарника, хотя разделаться с Дионом ей ничего не стоило. Алета говорила мне, что лурды почти никогда не вмешиваются, если альды выясняют отношения. Им же постоянно приходится видеть, как их двуногие друзья состязаются в борьбе и воинских искусствах. То, что происходило сейчас, даже отдалённо не напоминало состязание, но, наверное, умный зверь чувствовал, что этот человек не причинит Лиду настоящий вред.

— Значит, она тебе дороже всех! — крикнул Лид, когда Дион отпустил его. — Дороже меня и всех, среди кого ты вырос! Это же нелюдь...

— Кто дал тебе право убивать её? — хрипло спросил Дион. Теперь, когда его точёное лицо побелело от гнева, он напоминал античную статую ещё больше, чем Теофил. Впрочем, нет. Дион напоминал настоящее, живое божество. Златокудрого Аполлона, который мог в мгновение ока превратиться из классического бога света и гармонии, радующего глаз своей ясной, солнечной красотой, в демона-губителя доэллинских времён.

— Я всего лишь хотел её проверить!

— Нанеся ей смертельную рану?!

— Необязательно смертельную! Если она мерг, рана заживёт быстрее, чем у живого человека. Дион, она же точно явилась оттуда! Ей не место среди нас, и пока она здесь, беды будут продолжаться! Раньше аскейры хоть по ночам не нападали! Почему они напали на нас этой ночью?

— Почему ты решил, что это из-за неё?

— Да потому что она оттуда! Её не должно быть здесь. Когда такие появляются среди живых, начинается хаос. Она явилась из того мира, где царит тьма и водятся чудовища. Она явилась сюда и привела их с собой!

— Аскейры уже давно на нас нападают. Они уже давно являются сюда из Нижнего мира...

— А ты забыл, что там, где ты её встретил, земля раскололась и появилось целое полчище этих тварей? Ты забыл, что она явилась на одном из них?

Да-а, знай Астерий об этом мире побольше, он бы не отправил меня сюда верхом на драконе. Не старался бы обставить моё появление здесь так, чтобы это максимально соответствовало легенде о принцессе Дии... Вообще-то легенда сложилась после того, как я появилась тут верхом на драконе. А если бы я не была верхом на аскейре... Ладно, теперь уже поздно об этом говорить.

— Лид, а ты забыл, что Эльген и Тефна оба приветствовали её, когда она входила в Главный Дом...

— О да! Об этом столько звону! Да просто в это время рельеф с ликом богини в тени, а тут налетел ветер и отодвинул большую ветку, поэтому лик Тефны засиял на солнце.

— Ты же знаешь, что Эльген и Тефна повелевают стихией воздуха. Ветер не подует против их воли.

— Но зато теперь оба лика на рельефе будут светиться весь день, — усмехнулся Лид. — Та ветка сгорела и больше не даёт тени. А то, что ты рассказал мне вчера... Дион! Если она знала королеву Анхемон и того мастера, то она давно уже мертва! Она знала многих, в том числе твою сестру. Она встречалась с ней там, в Царстве мёртвых. Она оттуда, и здесь ей не место! Она зло, даже если не хочет зла!

— Я рассказал тебе это не для того, чтобы ты раззвонил это по всему дому!

Теперь я поняла, откуда эта вспышка враждебности по отношению ко мне. Дион поделился с другом, тот рассказал кому-то ещё. Слухи распространяются быстро, а тут ещё ночная атака гриллов...

— Извини, что я рассказал ему твою историю, — грустно сказал Дион. — Он обещал молчать.

— Ты тоже не всегда держишь обещания, — Лид подошёл к стройному деревцу с ярко-красной листвой и подставил лицо под холодные струи. Я видела, что он еле сдерживает рыдания. — Хорошо, что хотя бы часть растений в нашем саду ещё даёт воду. Скоро и они засохнут. Венды гневаются на нас и покидают деревья. Скоро душа покинет и большой аригонт. Он засохнет, и это будет концом королевского дома. Твоего дома, Дион. И боюсь, это будет концом всего.

— Если это случится, то не по её вине, — сказал Дион. — Она не мерг. Она не моя сестра, но и не мерг.

— Тогда почему она приехала на уаду? Да она и сама уаду, я чувствую это. В ней чего-то не хватает. Она неполная. Она не может быть живой. Она нарочно приняла облик твоей сестры, чтобы обмануть нас. Но когда оказалась здесь, наверху, почти всё забыла, как это обычно и бывает с мергами...

— Неужели ты так часто общаешься с мергами? — спросила я.

Этот вопрос привёл Лида в замешательство. Он предпочёл сделать вид, что больше не намерен реагировать ни на мои реплики, ни на меня саму.

— Я понимаю, Дия была тебе дорога, — он обращался исключительно к Диону. — А эта... девушка так на неё похожа. Но всё, что она тебе сказала, очень странно, а то, что происходит с тех пор, как она тут появилась, просто пугает. Так думаю не только я, поверь. Сегодня я слышал разговор. Королю придётся собрать совет, который примет решение.

Лид повернулся и побрёл прочь.

— Какое решение? — спросила я, когда белокурый красавец и его львица скрылись среди зарослей.

— Останешься ты тут или нет, — угрюмо ответил Дион.

— А если не останусь... Что это значит?

— То, что тебя приговорят к изгнанию. Я никогда не соглашусь с таким решением. Не знаю, почему, но я верю, что наши беды участились не из-за тебя.

— Ничего, Дион, это же не смертный приговор...

— Да именно смертный. Ты погибнешь, если окажешься за воротами Ахелы. Ты привела Анхемон в наш мир, но ты его не знаешь, и тебе здесь не уцелеть.

— Я и так не являюсь целой. Лид это почувствовал.

— Да, у него есть чутьё, которое позволяет ему видеть и чувствовать то, что недоступно многим другим, но тебя он видит искажённо. Твоя странность кажется ему опасной, потому что он сразу тебя невзлюбил и не хочет взглянуть на тебя иначе.

— Мне жаль, что вы из-за меня поссорились.

— Помиримся. Это далеко не первая наша ссора.

Ближе к вечеру они действительно помирились. Выйдя в сад незадолго до ужина, я видела, как они, обнявшись, скрылись среди кустов, усеянных синими цветами, похожими на огромные тюльпаны. Я уже давно поняла, что Диона и Лида связывает не только дружба. Гомосексуальные отношения тут абсолютно никого не удивляли и не шокировали. Я постоянно ловила на себе заинтересованные взгляды как мужчин, так и женщин, но окружавший меня ореол таинственности пока что никому не позволил сократить дистанцию. Теперь, когда я из просто таинственной фигуры превратилась ещё и в зловещую, мои шансы стать объектом ухаживания практически сошли на нет. Да и слава Богу. Хоть не придётся отказывать, стараясь не обидеть и не нарушить какой-нибудь из здешних обычаев.

Только я обрадовалась, что Дион и Лид помирились, как оказалась свидетелем куда более безобразной ссоры. Сама не пойму, почему меня привлекли возбуждённые детские голоса, доносящиеся с другого конца сада. Я уже привыкла к шуму, который устраивали тут дети. Они с утра до ночи носились среди зарослей, купались в фонтанах, играли, боролись и сражались тупыми мечами. Иногда вспыхивали драки, в которые взрослые предпочитали не вмешиваться. Здесь с детства приучали решать свои проблемы самостоятельно. Не скажу, что эти голоса звучали как-то особенно громко и агрессивно, и всё же я отправилась искать зону конфликта.

Она оказалась на поляне, окружённой зарослями какого-то густого колючего кустарника. Ссорились две компании — трое альдов примерно от семи до девяти лет и пятеро темноволосых ребятишек немного постарше. И хотя юные демиры превосходили своих противников и числом и по возрасту, они однозначно терпели поражение. Их оттеснили к кустам и продолжали колотить, осыпая насмешками и оскорблениями. Неподалёку резвились три лурда — два детёныша и один почти взрослый.

— Вы всё поняли? — презрительно кривя губы, спросила рыжеволосая девочка в красной юбке и толкнула темноглазого паренька прямо на колючий куст. — Повтори, что тебе сказали!

— Ну! Вы что, немые?! — подхватил мальчуган помладше. Он щедро раздавал юным демирам пинки и кулачные удары, причём чувствовалось, что он использует приёмы какой-то боевой школы. — И чтобы больше мы вас тут не видели!

Самый старший из альдов, длинноногий мальчик с золотистыми волосами, убранными в хвост, в драке не участвовал. Он наблюдал за происходящим с такой миной, что мне захотелось треснуть по его смазливой щенячье-высокомерной физиономии. Он явно считал, что двое его приятелей справятся с пятью демирами без его помощи, и смотрел на всё на это, словно принц крови, который наблюдает, как его младшие кузены разделываются со сбродом, не стоящим его усилий.

— Что тут происходит? — вмешалась я. — Почему вы их гоните? Король никому не запрещал гулять в этом саду.

— А ты не должна лезть в наши дела, — с вызовом ответила рыжая девочка. — Ты непонятно кто, и скоро тебя выгонят не только из этого сада, но и вообще из города...

Она замолчала, поймав на себе предупреждающий взгляд старшего товарища. В отличие от вспыльчивой подружки этот высокомерный сопляк явно привык следить за своими словами и просчитывать все свои действия. Он уже привык манипулировать другими. Везде такие есть. Люди как люди, сказал бы Воланд.

Юные демиры, явно обрадованные моим появлением, подошли к фонтану — умыться. У двоих лица были разбиты в кровь.

— Убирайтесь! — снова крикнул младший из альдов. Коренастый задира, всегда готовый пустить в ход кулаки — только повод дай.

— Если вам позволили тут гулять, ещё не значит, что вы имеете право тут вякать, — заявила девочка.

— Мы не говорили ничего плохого, — обратился ко мне старший из демиров, стройный мальчик лет двенадцати с гладкими чёрными волосами.

— Не говорили? — вскинулась рыжая воительница, гневно сверкая чуть раскосыми янтарными глазами. — Их пустили в королевский сад, а они оскорбляют наших богов!

— Да ничего такого не было, — возразила единственная среди демиров девочка, приглаживая растрёпанные волосы. Серьёзная особа в жёлтой тунике ниже колен. Синяков и ссадин я на ней не заметила. Видимо, ей досталось меньше всех. — Они всё выдумывают. Им же лишь бы подраться. Мы чтим всех богов...

— И называете Тефну женой Эльгена! А его изображаете человеком! Я же видела фигурки около ваших домов. Ну у себя вы там хоть что делайте, а тут нечего рисовать наших богов по-дурацки...

— Тай, ты опять цепляешься к демирам?

Старый лурд Алеты вышел из-за кустов раньше, чем она, и в какой-то момент мне даже показалось, что эту фразу произнёс он. Я бы, наверное, и не удивилась, если бы этот зверь заговорил. Выражение его морды — усталое и укоризненное — в точности копировало выражение лица Алеты.

— Что опять случилось, дорогой внук? — грозно осведомилась она.

Судя по тому, как сник задиристый крепыш, дорогим внуком Алеты был именно он. Присмотревшись к нему, я поняла, что несколько раз видела его на том этаже, где жила. Девочку, кажется, тоже, а вот старшего из этой боевой компании нет. Я слышала, что у Алеты трое внуков, но в лицо их не знала. Алета руководила на пятом уровне хозяйственными работами, и вокруг неё часто крутилась детвора, выполнявшая её распоряжения, но я понятия не имела, кто из них приходится ей внуками. Иногда мне казалось, что все. Ни разу не видела, чтобы она ругалась или кричала, но слушались её беспрекословно.

— Мы не оскорбляли богов, альти, — почтительно обратилась к Алете девочка в жёлтой тунике. — Просто Кевил нарисовал на камне Эльгена и Тефну, а им не понравилось...

Она посмотрела в сторону смуглого кудрявого мальчугана, который задрал голову, стараясь унять текущую из носа кровь. Руки у него были испачканы чем-то чёрным, похожим на уголь. Видимо, это и был художник, только что получивший вместо признания синяки и шишки. Что ж, привыкай, парень, если у тебя своё видение мира и богов.

При появлении старухи все юные демиры вздохнули с облегчением. Моё заступничество их обрадовало, но теперь у них был вид людей, дождавшихся справедливого суда.

— И это причина для битвы? — покачала головой Алета.

Старый лурд с седеющей каштановой гривой шумно вздохнул.

— Пусть свою Зилу рисуют, как хотят, — насупился Тай. — А Эльген — это лурд, а не супруг Тефны.

Ну и ну. Религиозный конфликт на детской площадке. У нас такого точно не увидишь.

— Но ведь Эльген может превращаться в человека, — робко заметил младший из демиров. — А Тефна в лурду...

— Да, но они не муж и жена, — сердито заявила рыжая девочка. — И нечего изображать Тефну в этом дурацком длинном платье и без оружия, как одну из ваших глупых баб! Они у вас только и умеют, что стряпать да детей рожать. Унижаются перед своими мужьями, боятся на других парней даже посмотреть...

— Это их жизнь, Мейя, — строго сказала Алета. — Они же в нашу не лезут.

— Нет лезут! Оскорбляют наших богов и ещё смеют с нами спорить, а ведь мы защищаем их от аскейров...

— Знаешь, дорогуша, ты пока ещё никого не защитила, зато любишь обижать тех, кто тебя слабее. Ты забыла, кто мы такие? Где твоя честь и твоё благородство, внучка Мелиэна?

Девочка нахмурилась, уставившись на свои босые ноги. Я заметила, что ногти у неё выкрашены в тёмно-красный цвет — и на руках, и на ногах, а на обоих запястьях сверкают серебряные браслеты с мелкими камнями, напоминающими рубины.

— А ты чего молчишь, Десмон? — Алета повернулась к высокому мальчику с золотистыми волосами. — Где ты, там вечно что-то разгорается, а в итоге оказывается, что ты ни при чём или виноват меньше всех. Все трое наказаны. Тай, Мейя, завтра будете заниматься уборкой целый день, хоть завтра и не ваша очередь. Ты тоже своё получишь, Десмон. Я поговорю с твоим дедом. А теперь марш мыться! Скоро ужин. Вам повезло, что я сегодня добрая и вы не ляжете спать голодными.

Десмон выслушал всё это с непроницаемой миной, Мейя с небрежной ухмылкой, а Тай с вызывающим видом — подумаешь мол. Уходя, он незаметно показал демирам кулак.

— Играйте здесь сколько хотите, — сказала им Алета. Впрочем, без особого тепла в голосе. — Если вас кто-нибудь ещё обидит, идите прямо в Главный Дом и расскажите любому из взрослых. Вы под защитой короля.

Дети хотели её поблагодарить или просто сказать что-нибудь вежливое, но испуганно попятились — потому что старый лурд зевнул, обнажив огромные клыки. Разумеется, он никого не собирался пугать. Насколько я поняла, прожив тут десять дней, эти звери вообще были снисходительны к детям, но юные демиры их явно побаивались. И они явно не чувствовали себя здесь под защитой.

Лурд неторопливо последовал за Алетой и тремя детьми, и львята побежали за ним. Самый младший вздумал поиграть его хвостом, но, стоило старику недовольно рыкнуть, тут же прекратил свои забавы.

Я была уверена, что Алета никогда в жизни не посоветовала бы своим внукам пожаловаться на обидчиков взрослым. Ни своим внукам, ни другим детям своего племени. Но понятие альдов о чести и достоинстве на демиров не распространялось. Алета заступилась за этих детей и в отличие от задиристой троицы не демонстрировала своё пренебрежение к ним, но оно чувствовалось. Как и в отношении Диона к той женщине в роще, хотя разговаривал он с ней вполне вежливо. Видимо, взгляд на демиров свысока давно уже стал для альдов привычкой, которую они и сами не замечали. Привычкой, проистекающей из убеждения, что они выше. "За высокий удел приходится платить". Да, приходится. Всегда будь готов к тому, что в тебя из-за угла чем-нибудь запустят. Возможно, даже чем-нибудь тяжёлым.

Кровь у Кевила наконец-то остановилась. Девочка сорвала растение, отдалённо напоминающее крапиву и, разжевав его мясистые листья, приложила одному из мальчишек к фингалу под глазом, а другому к разбитому лбу. Они морщились, но не возражали, а вот четвёртый мальчик вяло отмахнулся, когда она занялась было огромным синяком на его предплечье. Этот паренёк вообще держался очень отстранённо и в течение всего разговора молча смотрел себе под ноги. Теперь он поднял глаза, и меня просто холодом пронзило от тяжёлого взгляда его тёмных глаз. Я сразу вспомнила худощавого подростка, смотревшего на меня в роще блисса. С этими детьми явно что-то не то.

— Ты как? — обратилась я к странному молчуну.

Ответа не последовало, и мальчик снова уставился в землю.

— Он почти всегда такой, — сказала девочка. — Ферн пришёл в наш посёлок, ещё когда мы жили за Красной Рекой. Сказал, что аскейры уничтожили его деревню и всех там убили. Он один уцелел. Он мало с кем разговаривает, кроме Хилары, своей приёмной матери. И вечно куда-то убегает. Странно, что с ним до сих пор ничего не случилось. Хилара сегодня попросила нас присмотреть за ним... Ферн, твоё плечо начинает опухать. Ты хотя бы смочи холодной водой — вон под тем деревом.

Молчун никак не отреагировал на совет приятельницы, и та махнула рукой:

— Хилара хорошо умеет лечить. Она о нём позаботится.

Я с неудовольствием подумала о том, что Алета могла бы отвести этих детей в замок и смазать их раны той желтовато-серой целебной мазью. Впрочем, скорее всего, таким синякам и ссадинам тут вообще не придавали значения. Юные альды, которые вечно дрались и состязались, постоянно бегали с синяками и царапинами.

— Почему вы не дали им сдачи? — спросила я. — Вас же больше.

— Мы не сумасшедшие, чтобы с ними драться, — хмуро ответил старший из мальчиков. — Мы хотели убежать, но они прижали нас к этим кустам, а там колючки... С альти-лурду вообще лучше не связываться. У них некоторые дети сильнее наших взрослых, да и вообще... В них же звериная кровь. Иногда она бросается им в голову. Альти, если в ярости, может убить, а уже потом опомнится. Такие случаи были. Это безумие, вызванное звериной кровью. Они не совсем люди. Недаром же у них иногда рождаются дети с когтями и покрытые шерстью. Один такой много лет жил в Главном Доме. Его держали взаперти, но в городе иногда слышали его жуткий голос. Вроде бы рычание, но не совсем звериное. Мне это дед рассказывал. Он жил какое-то время в Ахеле, потому что делал одну работу для королевы Мирины.

Я заметила, что девочка, стоя рядом с моим собеседником, тихонько теребит его за край туники.

— Да это же все знают, Найла, — усмехнулся он, покосившись на приятельницу. — И все говорят.

Девочка смотрела на меня не то чтобы со страхом, но как-то напряжённо, словно гадая, исчезну я или в кого-нибудь превращусь. Жившие в Ахеле демиры знали обо мне, и наверняка многие из них считали меня или мергом, или ещё каким-нибудь странным существом, которому не место на солнечной стороне их мира. А возможно, эта серьёзная юная особа по имени Найла просто привыкла вести себя осторожно и не болтать лишнее. Тем более про сильнейших. Я уже знала одно общество, где тоже правили сильнейшие. Выглядело оно куда более цивилизованным, чем это, но для большинства это была благоустроенная тюрьма, где лучше говорить поменьше и желательно шёпотом, поскольку никогда не знаешь, кто тебя услышит и как истолкует твои слова.

— А ты умеешь открывать врата? — неожиданно спросил меня художник. — Ведь ты же появилась откуда-то оттуда, — он махнул рукой в неопределённом направлении.

— Что за глупости, Кевил! — рассердилась Найла. — Это же дочь короля, которую похищали саху. Все так говорят.

— И совсем даже не все. Ты же слышала — они собираются её выгнать.

— Это только Мейя говорит, — Найла бросила на меня смущённый взгляд, как бы извиняясь за бестактность своего приятеля. — Она же злюка. А ты вымой руки, они у тебя все в угле. Уже и морду себе всю увозил.

— Раньше я умела открывать врата, Кевил, — сказала я. — Но сейчас не смогу. Я не мерг, не тень, которая притворяется человеком, и не призрак. Я обычный человек, который просто... ослаб. Я сейчас нездорова.

— Понятно, — он осторожно потрогал разбитый нос. Мне показалось, Кевил был рад, что я не стала врать и уходить от ответа. — Но ты ведь можешь выздороветь?

— Надеюсь.

— А я надеюсь, что исполнится одно пророчество. О том, что когда-нибудь альти-лурду и нам, демирам, придётся бежать из этого мира туда, где мы сможем жить подальше друг от друга. Я хотел бы жить подальше от них... Сейчас нам приходится прятаться в этом городе или селиться возле него, но ведь одним нам с аскейрами не справиться. Альды прекрасные воины, они делают для себя магическое оружие, и в бою им помогают их звери. Им подходит жить в этом страшном мире, а нам тут плохо.

— Кевил, проблемы есть в каждом мире, поверь.

— Да им ведь тоже страшно, — сказал самый младший. — Альдам. Они просто притворяются, что им не страшно. Они вечно притворяются — что им не страшно, что им не больно. Отец говорит, альти-лурду уже не верят, что сумеют победить аскейров. Этих тварей становится всё больше и больше... А это правда, что ты приехала на таронге?

— Правда.

— А почему он тебя не убил?

— Наверное, он был сытый. Ну... или это был свихнувшийся таронг.

Мальчишки засмеялись. Все, кроме Ферна. Девочка из вежливости улыбнулась моей шутке.

— Нам пора домой, — сказала она. — Надеюсь, эта ночь будет спокойной для тебя и для всего твоего дома, альти.

Дети пошли прочь. Маленький молчун, сильно отстав от своих товарищей, вдруг задержался возле меня. Я вздрогнула, когда он поднял на меня свои тёмные глаза.

— Сходи к Колодцу Пророков, — тихо произнёс он и поспешил за остальными.

Компания уже почти скрылась среди зарослей, когда Кевил оглянулся.

— Если они тебя всё-таки выгонят, приходи к нам. Мой дом у самых городских ворот. Он из синего камня, а над дверью фигура Зилы, которая держит над головой красный диск.

Прежде чем покинуть сад, я нашла злополучный рисунок, ставший причиной драки. Вернее, не причиной, а поводом. Причиной ссоры была неприязнь между двумя племенами. Взрослые её скрывали, но дети-то ничего не умеют скрывать.

На другом конце окружённой кустарником поляны среди травы белело три плоских камня. На одном из них я увидела нарисованные углем фигуры — мужскую и женскую. Что ж, для своих лет мальчик рисовал очень даже хорошо. Бог и богиня стояли на некотором расстоянии друг от друга. Мне показалось, что между ними юный художник хотел ещё кого-то изобразить, но не успел.

— Вообще-то демиры считают супругой Эльгена не Тефну, а Зилу, — сказала Алета.

Мы с ней разговорились, когда она принесла мне ужин. У меня не было ни малейшего желания идти к общему столу, да и аппетита не было, но старуха убедила меня хотя бы немного поесть.

— Они молятся тем же богам, что и мы, но видят их по-другому. Думаю, этот малыш не решился сказать, что изобразил рядом с Эльгеном Зилу. И без того ссора вспыхнула. Демиры... Они другие. Хранители переселили сюда это племя вместе с нами, и мы много лет живём рядом, но мы совершенно разные. Демиры считают, что воителем может быть только мужчина. А рядом с ним должна быть женщина — хозяйка в его доме, кроткая и ласковая. Воинственной она быть не должна. Поэтому Тефна для них — свирепая звероподобная богиня. Так что для демиров зверем в паре Эльген и Тефна является она, да и то она ему не пара, а злая богиня, которая хочет извести Зилу. Поэтому красная луна и не может быть в небе одновременно с Тефной. Но Эльген и Зила находят время, чтобы встретиться, и якобы благодаря их союзу земля даёт урожай. Демиры любят выращивать плоды. Они занимались этим в том мире, где жили раньше, и здесь постоянно ищут мягкую почву, чтобы что-нибудь посадить и вырастить. Или привозят землю откуда-нибудь, чтобы сажать растения возле своих жилищ. Они даже на границе с пустыней всегда что-нибудь садили. И кое-что росло. Растения, выращенные людьми, не совсем живые. Они не венды. Не духи, которых освобождают Эльген и Тефна, чтобы они поднимались из Нижнего мира сюда и превращались в деревья и цветы. Но растения, посаженные и выращенные людьми, тоже бывают полезны. Демиры выращивают вкусные плоды, делают хорошие ткани. Они также делают посуду и ещё кое-что. Всем этим демиры расплачиваются с нами за защиту их территорий от аскейров. А иногда мы обмениваемся чем-нибудь. Охотиться можем только мы. Это опасно, а демиры слабые, и у них нет лурдов. Так что мясо они едят в основном благодаря нам. На наших территориях больше золота, серебра и драгоценных камней, и в отличие от демиров мы можем добывать чистые металлы. Ведь власть над солнечным камнем есть только у нас. Эльхангон плавит и остужает любой металл, но только в руках альда, и то не каждого. Их кузнецам работать гораздо труднее, чем нашим, поэтому оружие они иногда тоже выменивают у нас на что-нибудь такое, что нужно нам. Благодаря нам у них есть даже мечи из тонгинита, но в их руках эти клинки ненамного лучше обычных. А Зилу демиры так почитают, потому что по её циклу определяют, когда что сажать, поливать, снимать урожай.

— По-моему, они боятся вас. Это правда, что в альдах есть звериная кровь?

— Кровь божественного лурда, — поправила меня Алета. — Да, божественная кровь, которая струится в наших жилах, даёт нам силу. Демиры боятся... Что ж, страх — удел низших. Мы побеждаем страх. Низшие всегда недолюбливают тех, кто рождён побеждать и властвовать. Нам ведь тоже не всё в них нравится. Многих раздражает, что они почитают эту тусклую луну как супругу Эльгена, а Тефну чуть ли не злодейкой представляют, но... Их алтари в их домах, а у себя дома они хозяева. Пока демиры знают своё место, пусть изображают богов как хотят. Мы с ними в общем-то неплохо уживаемся, и, надеюсь, так будет всегда.

— Не уверена.

— Дети всегда ссорятся, на то они и дети. Но мы не поощряем наших детей обижать слабых. Напротив, всячески это пресекаем. Мы учим их, что они должны защищать слабых. Высокий удел предполагает большую ответственность — перед людьми и прежде всего перед богами.

— Учите их быть благородными по отношению к слабым, но не скрываете, что ставите демиров ниже себя. Неудивительно, что приходится наблюдать такие стычки.

— Это бывает нечасто, — нахмурилась старуха. — Демиры действительно слабее и ниже нас. А мы ниже богов. Существует порядок, который бесполезно отрицать. Не знаю, откуда ты пришла, девочка. Из мира, где все равны? Может, там люди равны богам?

— А если я скажу тебе, что есть миры, где люди не верят ни в каких богов?

— И во что же верят эти несчастные люди? — Алета спросила это таким тоном, словно и впрямь жалела всех атеистов, живущих в неведомых ей далёких мирах.

— В себя, в свои силы.

— В это тоже надо верить. Обязательно. Но как можно жить в мире, не зная, как он устроен?

— Они изучают его. Они знают, как он устроен. То есть они, конечно, не всё о нём знают, но...

— То-то и оно, — старуха подняла узловатый палец с твёрдым обломанным ногтем. — Люди не могут знать и видеть всё. Но странно, когда люди не хотят что-то видеть. Тот, кто не ощущает присутствие божества, ни за что его не увидит. А ведь Мау-Тефна и Мау-Эльген иногда являются людям.

— А ты их видела, Алета?

— Нет, но моя бабка Мелида видела. Когда ходила к Колодцу Пророков, пила мёртвую воду и грезила под Великим Древом. Кажется, я тебе уже говорила...

— А она их близко видела?

— Да нет... Она выпила воды, села возле колодца и долго смотрела в небо. Двойной диск вспыхнул очень ярко — так, что она на какое-то время словно ослепла. А потом увидела, как в солнечном мареве с небес спустились двое — прекрасная воительница и лурд. Тефна и Эльген. Ну а потом перед её взором пронеслись те страшные картины огненного хаоса. Возможно, боги показали ей будущее нашего мира, а может, предупредить хотели. Сказать, что так будет, если мы не одолеем детей Змея.

— Алета, а ты уверена, что дети Змея — самые страшные ваши враги?

— Ну а кто же ещё?

— Но ведь раньше уаду не было. Они появились лет пятьдесят назад...

— Обычные аскейры тоже опасны.

— И вы всегда с ними воевали?

— Разумеется.

— А твоя бабка не видела людей в этой пророческой картине?

— Кажется, нет.

— Ты говоришь, она грезила под Великим Древом... Но от него же остался только пень, который превратился в колодец.

— А если выпьешь из этого колодца, то можно увидеть и Великое Древо, и богов, — улыбнулась Алета. — Но только если действительно хочешь их увидеть.

— Я хотела бы побывать там.

— Зачем?

— Интересно, — я уж не стала говорить о совете, который мне дал странный маленький демир. Этот колодец меня, конечно, и так интересовал, но теперь я была уверена, что побывать там стоит. И хотя меня покусывало подозрение, что этот мальчик злой гений, заманивающий меня в какую-то ловушку, загадочный Колодец Пророков всё больше и больше разжигал моё любопытство.

— Не выдумывай, — недовольно сказала старуха. — Воды там всё равно уже нет, да сейчас и не до этого. Почти каждый день бои...

— Если мне всё равно придётся уйти из города, то хотя бы подскажи, как мне найти это место...

— Тебе не придётся никуда уходить. Эсмиэл сказал, что, кем бы ты ни была, он не позволит выгнать из города беззащитную девушку. Пока он здесь правит, такого не будет. Дети солнечных богов всегда защищали слабых. Эльген-Лурд и Тефна отвернутся от нас, если мы забудем о чести. Дион поддержал отца. Сказал, что убьёт каждого, кто посмеет причинить тебе вред.

— Действительно убьёт? — спросила я, вспомнив, как Дион колошматил сегодня своего любовника.

— Не знаю, как там, откуда ты пришла, — усмехнулась Алета, — а у нас такими словами не бросаются. Если кто-то посмеет причинить тебе зло, Дион вызовет его на смертельный поединок. Либо он убьёт, либо его. Ложись спать, девочка. Новый день принесёт новые заботы, так что нам следует отдохнуть.

Старуха ушла, а я подумала о том, что в благородстве альдам, конечно, не откажешь, но лучше бы им и демирам поскорее разойтись в разные стороны. Баланс ещё сохраняется, пока оба племени нуждаются друг в друге. Пока высокомерие одних и замешанная на обиде неприязнь других не накалили атмосферу до предела. Пока альды ничего не хотят покупать "ценой нечестья пред богами"1... Пока боги не ушли из этого мира, как они уходят, когда люди перестают в них нуждаться. Впрочем, никакие боги никогда не спасали людей от вражды, войн и деспотических режимов.

"Душ" работал исправно. Я отмыла стены от копоти, хорошенько вымылась сама и легла спать.

В начале артанау я как всегда проснулась. Середина ночи. Середина пути, который солнечные боги проделывают в Подземном царстве. Время, когда деревья-фонтаны этого мира превращаются в обычные деревья. Я прекрасно засыпала под шум воды, а когда он прекращался, просыпалась. Меня здесь каждую ночь будило наступление тишины, и я лежала, глядя на звёзды, пока не засыпала снова. А засыпала я как правило раньше, чем Хвостатая Звезда пересекала чёрный квадрат оконного проёма. Маленькая комета, совершающая свой ежедневный путь. Так же, как и те, что временно покинули небосвод. Два солнца, два божества. Тефна и Эльген.

Но сегодня творилось что-то странное. Хвостатая Звезда двигалась в другом направлении. Такое впечатление, что она летела ко мне. Все звёзды — большие и маленькие — куда-то летели. Окно вдруг превратилось в экран — вроде того, который был у нас в школе в кабинете астрономии. Однажды учитель показывал нам падение Леонидов2. "Это те самые львы летят с твоей любимой Далейры, — поддразнила меня Эрика. — Не иначе как тебя ищут". Я посмеялась над шуткой, но, посмотрев на Эрику, заметила, что она косится на меня с неприязнью. Если не сказать, с ненавистью. Почему я так долго не замечала, что она меня ненавидит? Лишь недавно, когда этот странный уровневый тест открыл перед ней двери в высокую науку, а меня выбросил за борт, я поняла, как долго она ждала своего звёздного часа. Она просто светилась торжеством. Она была со мной дружелюбна как никогда, но каждый её жест, каждое слово говорили: "Наконец-то я тебя сделала! Наконец-то справедливость восторжествовала и теперь все видят, что я тебе лучше!"

— Это и правда львы, — произнёс чей-то тихий голос. — Это эльги. Они спускаются с небес, чтобы помочь альдам сражаться с порождениями тьмы.

Я обернулась и увидела рядом с собой светловолосую девушку, очень похожую на мою мать. Нет, скорей на Диона... А в следующее мгновение мне уже казалось, что я смотрю в зеркало и вижу своё отражение.

— Он поможет тебе. Он уже близко... Погляди в окно!

Звёздный дождь усилился, а Хвостатая Звезда летела, словно горящее белым пламенем копьё, которое кто-то метнул из глубин космоса. Она стремительно приближалась. Я испугалась, что она влетит в окно и всё здесь спалит. И проснулась по-настоящему.

На этот раз я встала не позже других и вышла к общему столу. Враждебных взглядов я не заметила, но на меня почти никто и не смотрел. Возможно, некоторые старались скрыть свою враждебность, чтобы не нарваться на конфликт с Дионом. Он был хорошим бойцом. И всё же конфликт мог вспыхнуть в любую минуту. И его вполне мог спровоцировать боец более сильный и опытный, чем семнадцатилетний Дион. Нет, мне решительно хотелось убраться отсюда, пока с этим юношей не случилась беда. Он мне нравился. И нравился король Эсмиэл. Он уже потерял дочь, супругу. Не хватало ещё, чтобы он лишился своего единственного наследника и окончательно утратил доверие подданных, которое явно пошатнулось из-за его заступничества за странную незнакомку.

Я обдумывала план побега, когда в дверь постучали. Я решила, что это Алета, и очень удивилась, увидев Диона.

— Вот, возьми, — сказал он без предисловий, протягивая мне меч в позолоченных ножнах, покрытых затейливой чеканкой. Рукоять крепилась к кожаному поясу, тоже украшенному узорами. — Он принадлежал моей сестре, а выковал его наш отец. Хороший меч, и не стоит ему висеть без дела. Ей он всё равно уже не понадобится.

— Спасибо, но... — я взяла подарок, понимая, что отказ очень обидит Диона.

Он отдавал мне вещь, имевшую для него особое значение. Я знала, это не просто проявление доверия. Для альдов меч — часть души воина, которому он принадлежал. Дия умерла, не успев стать настоящей воительницей, а мне это звание и вовсе не подходило. Тем не менее Дион считал, что я вправе обладать этой вещью. Такое впечатление, что, вручая мне этот меч, он напоминал мне о некой миссии.

— Дион, я никудышный боец.

— Это неправда. Боец — не только тот, кто хорошо мечом размахивает. Но он тебе всё равно может пригодиться.

— Я не умею сражаться. Однажды заколола человека, но тот меч был непростой...

— Этот тоже непростой, поверь. Это тонгинит... — Дион вынул клинок из ножен и любовно провёл пальцем по лезвию цвета тёмного серебра. — У тебя есть власть над эльхангоном, а значит, и над тонгинитом. Если ты превосходишь противника силой духа, то, возможно, этот меч позволит тебе одолеть даже хорошего рубаку.

— То есть, если меч из тонгинита, то побеждает сильный духом, а не тот, кто искусней владеет таким оружием?

— Не совсем так. Мы, альды, все имеем власть над тонгинитом, так что у нас исход поединка зависит прежде всего от искусства владения мечом. Кстати, я могу тебя потренировать. Если хочешь.

— Чтобы добиться в этом настоящего мастерства, тренироваться надо много, а я... У меня нет времени. Я здесь не для того, чтобы занять место твоей сестры или чьё-либо ещё. Ты же знаешь, что мне здесь не место, Дион.

— Да, — кивнул он. — Но твоё появление здесь неслучайно. Оно должно что-то изменить. И я готов тебе помочь.

— Отвези меня к Колодцу Пророков.

Дион ответил не сразу.

— Вообще-то человек отправляется туда один. Возле священного колодца надо быть в полном одиночестве. Тот, кто туда приходит, оставляет у въезда в Золотую Долину кусок ткани. Привязывает его к дереву, и следующий паломник дальше не идёт. Ждёт своей очереди. Колодец находится на каменистой пустоши за Долиной Золотых Деревьев, а дальше Кипящая Река, которая огибает эту пустошь полукольцом. С той стороны никто прийти не может. Давно уже никто не ходил к Колодцу Пророков. Кипящая Река то и дело превращается в Огненную. Всё чаще и чаще. И оттуда выходят аскейры-уаду.

— Уаду... Дети гнева. Неполноценные аскейры, которых становится всё больше и больше. Я тоже уаду...

— Не называй себя так.

— Но я тоже неполноценная, Дион. Моя целостность нарушена. У человека несколько тел — плотное, которое мы можем пощупать, и ещё несколько тонких. Невидимых, почти неощутимых, но они все нам нужны. Одно из них я научилась на время отделять, и у меня его отняли. В любом другом мире я бы погибла. Энергия этого мира питает меня, прибавляя мне сил, но я не уверена, что смогу и здесь долго прожить. Мне надо спешить, Дион. Я хочу побывать у Колодца Пророков. Может, мёртвая вода позволит мне увидеть то, что поможет и этому миру, и тому, где я родилась.

— Не уверен, что в этом колодце ещё осталась вода, — вздохнул Дион.

— И всё же отвези меня туда. Должна же я попытаться хоть что-то узнать!

— Но мне придётся оставить тебя у Долины Золотых Деревьев. Ты не увидишь пророческих картин, если кто-то будет поблизости и даже просто в пределах Золотой Долины.

— Значит, подождёшь меня возле этой долины.

Он долго думал, но в конце концов кивнул.

Глава 2. Дети Великого Змея.

На следующий день, утром, мы выехали из города. Дион сказал охране у ворот, что хочет показать мне развалины храма за рощей блисса.

Мне действительно захотелось взглянуть на храм, и Дион решил свозить меня на эти руины. Зрелище впечатляло. Дион сказало, что когда-то святилище имело форму ступенчатой пирамиды из жёлтого и оранжевого вулканического стекла с фигурами Эльгена и Тефны на вершине. Теперь это была странная конструкция, как будто перекочевавшая сюда с выставки современного искусства, какие иногда устраивали под открытым небом в Южном округе Деламара. Самая глубокая трещина расколола пирамиду ровно посередине, трещины поменьше расчертили её причудливыми зигзагами. Кое-где камень оплавился и потемнел, но большинство разломов были скрыты под застывшими наплывами полупрозрачной материи золотисто-жёлтого цвета. Самый большой и почти прозрачный наплыв, в форме неровной пирамиды, красовался на вершине, и внутри у него застыл, как завязшее в янтаре насекомое, ящер размером с пони. Из трещин прорастали огромные тёмно-красные цветы на чёрных стеблях, которые оплетали всю эту конструкцию, придавая ей весьма зловещий вид.

— Это йирги, — сказал Дион. — Цветы, которые лучше не трогать, а то они разрастутся так, что не остановишь. Они бы тут всю рощу погубили. Из-за них-то тут и не стали ничего трогать. Пять лет назад святилище расколола трещина, и из неё вырвался живой огонь. Он тут же поглотил статуи Эльгена и Тефны. Они были тоже из валмы, так что он их просто расплавил. А потом живой огонь затвердел, как это с ним часто бывает, и наверху образовался кокон, в котором начал расти уаду. Они иногда не сразу оживают, а растут в огненных коконах, словно настоящие аскейры в яйцах, отложенных самками. Но он почему-то не вылупился. Оказался нежизнеспособным. Так там и остался. Говорят, через какое-то время тут появились двое саху. Наши воины встретили их, и саху сказали им: "Видите, вместо святилища ваших богов появилось святилище нашего. Скоро Марах-Аскейру прогонит вас из этого мира. Лучше не трогайте этот новый храм, а то будет хуже". Ну, трогать тут и так ничего не собирались — из-за этих цветов, но наши предупредили саху, чтобы они тут больше не появлялись. Те усмехнулись и ушли. Они держались так, словно были уверены, что им нет нужды сражаться с нами за территорию, которая и так скоро будет принадлежать им. Потом тут опять появлялись саху, но уже другие. Они чуть ли не в город явились. Наши встретили их в роще блисса. Саху сказали, чтобы мы перестали убивать аскейров. А если не прекратим, нам же мол хуже будет. Им повезло, что наши воины отпустили их живыми. Ладно, поехали. Чем раньше вернёмся, тем меньше будет вопросов.

Тирена свернула в рощу твингов — деревьев с серыми стволами и тёмно-зелёными листьями, толстыми, как у суккулентов. Тут многие деревья и кустарники имели плотные, мясистые листья, полные влаги.

Твинговая роща была густой, и нам не пришлось продираться сквозь заросли только потому, что её пересекала странная серебряная тропа — как будто кто-то проложил тут металлическую дорогу. По краям её, среди стеблей жёсткой травы и переплетения засохших вывороченных корней, виднелись потемневшие от огня разломы вулканических пород.

— Трещина, которую мы залили тонгинитом, — пояснил Дион. — Убрали поваленные деревья, останки этих тварей и залили расщелину. Нет худа без добра — теперь тут ездить удобно... Что это? Тирена, подожди...

Львица остановилась и, понюхав воздух, слегка фыркнула — не то брезгливо, не то презрительно. Я не сразу заметила среди сухих корней почти сливающийся с ними по цвету труп ящера. Он походил на сломанную, местами обгоревшую деревянную скульптуру, которую убрали из парка и оставили в куче мусора вместе со старыми ветками и жухлой травой, выметенной из аллей. На месте глаз зияли чёрные провалы, а зубы в широко открытой пасти напоминали ржавые гвозди.

— Хорошо, что уаду быстро дохнут, — сказал Дион, потрогав мумию кончиком меча. — То есть их всё равно лучше сразу убивать — они и за короткий срок могут много чего натворить, но, хвала Тефне, через несколько дней они сгорают. Не огнём, а... Они становятся похожи на тлеющие головёшки. Потом твердеют, высыхают и остаётся вот такое... А иногда они изначально не имеют настоящих тел. Живой огонь, который вырывается из трещин в земле, бывает всякий — иногда жидкий, похожий на воду, иногда просто как обычный огонь. Так вот из сухого огня нередко образуются огненные фигуры, которые вообще довольно быстро рассеиваются в воздухе. Хуже всего, когда живой огонь превращается в такую светящуюся вязкую массу. Издали она кажется огнём, но на самом деле... Она даже не очень горячая, но из неё появляются самые сильные уаду.

В нескольких шагах от этой мумии оказалась ещё одна. Сперва я приняла это за причудливо изогнутый ствол поваленного дерева.

— Уаду-змей, — поморщился Дион. — По-моему, змеи — самые отвратительные из аскейров. Не знаю, почему, но их я особенно терпеть не могу. Может, потому что они больше похожи на своего прародителя — Подземного Змея.

— А какие аскейры сильнее — уаду или обычные?

— Уаду. Хорошо, что они долго не живут и не способны размножаться. Достаточно того, что Змей рождает их всё больше и больше... Та-а-к. Сейчас что-то начнётся. Я уже чувствую эту вибрацию.

Львица тоже её почувствовала. Она тихо зарычала.

— Тирена, скорее!

Это было похоже на приключенческий фильм, когда герои удирают от чего-то, следующего за ними по пятам, — пожара или наоборот страшного мороза, от которого трескается металл и всё живое моментально превращается в ледяные фигуры. Или землетрясения, раскалывающего землю там, где её за мгновение до этого касались ноги убегающих или колёса их машин.

Мы были в относительной безопасности, пока Тирена мчалась по тонгинитовой тропе. Трещина преследовала нас, словно огромная змея, которая ползла справа от нас, пожирая землю и оставляя вместо неё зияющую пустоту. Она как будто хотела обогнать нас и перерезать нам путь. И ей это почти удалось. За рощей начиналась каменистая равнина, и на нашу беду камень тут преобладал рыхлый, похожий на известняк. Тирена успела перепрыгнуть через "змею", пока образовавшаяся перед нами трещина не стала слишком широкой, но трещин становилось всё больше и больше. Невидимая "змея", дочь Великого Змея, пожирающая материю, размножалась, выбрасывая всё новые и новые отростки, а воздух вокруг нас постепенно наполнялся жаром. Прямо под нами ворочался, пробуждаясь, Огненный Змей, насылающий на нас своих детей. Мы уже улавливали запах, похожий на запах серы. Хорошо, что Тирена, которая не раз воевала с детьми Змея, чувствовала, где вот-вот может вырваться живой огонь. Ей удавалось бежать, не только перепрыгивая постоянно появляющиеся и стремительно растущие трещины, но и вовремя отскакивая от тех мест, где из-под земли вырывалось пламя.

— Надо успеть добраться до Серебряной Долины! — обжигая мне затылок жарким дыханием, кричал Дион. — Это за горячими фонтанами. Там этих тварей не бывает! А горячие источники уже вон...

Впереди хрустальными веерами сверкали фонтаны воды. Он некоторых валил пар, заволакивая всё вокруг, и я не могла видеть, что находится за этими горячими гейзерами. А вскоре не стало видно и их, потому что перед нами выросла стена пламени. Оно было не очень жарким и колебалось в воздухе, словно светящийся студень. Тирена метнулась в другую сторону, но странный огонь уже горел вдоль всей трещины, которая окружала нас кольцом. Мы оказались в западне.

— Попробуем прорваться там! — Дион направил Тирену к тому месту, где огня было меньше. — Не бойся, мы не очень обожжёмся...

Дорогу нам пересекла очередная трещина, из которой выплеснулась оранжевая жидкость. Брызги попали мне на ногу. Она покраснела, как если бы на неё опрокинули чашку горячего чая. Горячего, но не кипятка. Дион был прав — живой огонь обжигал не сильно. Хуже было то, что его оранжевые языки стремительно росли и, изгибаясь в воздухе, приобретали очертания жутких тварей. Так и не успев добраться до того места, где мы надеялись прорваться, мы оказались уже не в огненном кольце, а в окружении чудовищ. Причём некоторые из них очень быстро обретали плоть. Я уже видела вокруг нас пламенеющие, словно раскалённый металл, тела огромных ящеров и змей.

— Ну всё... — Дион спрыгнул на землю и выхватил из ножен меч. — Придётся сражаться... Нет, сиди, не слезай. Старайся рубить им головы. Простым мечом этих тварей не возьмёшь, но наши из тонгинита...

— Может, вон там прорвёмся?! Там их ещё нет...

— Поздно! Это проклятое змеиное пламя уже загустело. Мы в нём увязнем, а оно потом затвердеет, и если мы не выберемся... Доставай свой меч, Диана! Чему-то же ты училась.

Я была в отчаянии. Главным образом из-за того, что втянула Диона в эту авантюру — отправиться вдвоём к Колодцу Пророков. Альды были отличными воинами, но сейчас даже они, если уезжали далеко от города, то не в одиночку и не вдвоём, а компанией. Сейчас легко было попасть в такую вот западню. Дион не решился позвать с нами кого-нибудь ещё, зная, как ко мне относятся в Ахеле. Многие сочли бы эту поездку пустой тратой времени и вообще блажью. Да это и была всего лишь моя блажь. Что я надеялась узнать у этого колодца? Боже, что за проклятие надо мной тяготеет? Сначала Терри из-за меня попала в беду, теперь Дион. Я знала, что вдвоём нам с этим полчищем чудовищ не справиться. Они не торопились на нас нападать, но явно собирались... Или нет? Те твари на Площади Фонтанов на меня не напали. Я, конечно, убежала, не стала дожидаться, что они будут делать, но, выбравшись из трещин в камнях, они не спешили на кого-то набрасываться. Змея у входа в Лабиринт вроде бы отреагировала на меня, но не факт, что она собиралась на меня кинуться...

— Дион, подожди. Убери меч!

— Что-о-о?!

— Нам их не одолеть...

— Это мы ещё посмотрим!

Не знаю, верил ли он, что мы сможем победить это полчище монстров, но он хотел сражаться. Сколько бы их ни было. Сражаться до конца! На нас со всех сторон надвигался кошмар, а я смотрела на Диона — юного принца, которого хотела бы назвать своим братом. На его прекрасное лицо, исполненное безупречной отваги и той гордости, перед которой меркнут все страхи, а мысли о смерти рассеиваются, как дым. А кстати... Дыма вокруг нас не было. Только огонь, порождающий мифических чудовищ. А мой прекрасный герой готовился к бою. Юный Геракл перед огненной гидрой. Персей1, готовый сразиться с огромным чудищем... Герой древних мифов. Смертный, презирающий смерть. Его ноздри слегка раздувались в ожидании схватки, а светло-карие глаза горели золотистым огнём — как и у его львицы. Звериная кровь... Божественная кровь. Она текла и в моих жилах. Мы должны выиграть этот бой! Персей победил морское чудище не мечом. Он действовал иначе.

— Дион, прошу тебя, пока не поздно, убери меч и успокой Тирену. Скорей, пока они действительно не разозлились и не бросились на нас...

— О чём ты говоришь...

— Я знаю, о чём! Ты же видел, как я ехала на таронге, и он не причинил мне вреда. Я сталкивалась с такими уаду, и они не набросились на меня. Может, потому что я не собиралась на них наброситься? Если они дети гнева, то не надо питать их нашим гневом, нашей яростью! Пожалуйста, Дион, успокой Тирену. Мы должны стоять и не двигаться. Давай попробуем. Дион, это не трусость, не отступление. Это единственный способ уцелеть, поверь.

Он посмотрел мне в глаза и спрятал меч. Потом запустил пальцы в гриву своей львицы, и я почувствовала, как расслабились её напряжённые мышцы. Я стала гладить её, шепча:

— Это ненастоящий огонь, Тирена. Это ненастоящие аскейры. Ненастоящие враги. Забудь про них, не смотри на них. И они уйдут.

Огненных чудовищ становилось всё больше и больше. Поначалу мне стоило большого труда успокаивать своих спутников, когда кто-нибудь из этих жутких уаду направлялся в нашу сторону, но твари пока не нападали. Мы замирали, внутренне сжимаясь, когда они дышали на нас или касались нас своими горячими телами. Одни стали уже достаточно плотными и быстро остывали. Другие продолжали светиться, как неоновые фигуры, оставаясь студенистыми, третьи походили на того дракона, которого я видела в Молоссе: фигуры, сотканные из горячего, но не обжигающего пламени. Большинство из них постоянно изменяли форму, но все варианты имели вид ящеров или змей. Те, что обрели плотные тела, выглядели самыми разумными. Они смотрели на нас. У меня душа уходила в пятки, когда какая-нибудь из этих тварей тыкалась в меня мордой. У Тирены от таких прикосновений вставала дыбом шерсть. Львица была так напряжена, что я боялась, как бы она не сорвалась. Но, похоже, умный зверь решил, что мы выбрали тактику выжидания. Алета говорила, что, тренируя лурдов, альды приучают их выжидать — столько, сколько нужно. Время от времени львица бросала на Диона выразительный взгляд — ну и когда же мы перейдём к действиям? Дион гладил её и говорил что-нибудь успокаивающее.

К счастью, живой огонь постепенно иссякал. Вскоре он погас. Вернее, перестал вырываться из земли, порождая чудовищ. Мы стояли в центре огромного круга, образованного глубокой трещиной и расчерченного сетью трещин помельче. Три главные фигуры на странной шахматной доске, вокруг которых по странным траекториям ходили другие фигуры, словно бы передвигаемые рукой невидимого великана. Уаду, как слепые, разбрелись по всей "доске", а потом стали выходить за её пределы. Они легко перепрыгивали самые широкие трещины, некоторые принялись грызть камень. Те, что состояли лишь из воздуха и огня, постепенно рассеялись, как дым. Большинство студенистых таяли и превращались в горы массы, похожей на густой прозрачный мёд.

— Это образуются коконы, — шёпотом пояснил Дион. — Из них могут появиться новые уаду. А могут и не появиться.

Самые удачные экземпляры, получившие почти настоящую плоть, уже отправились восвояси, озирая окрестности. Некоторые из них дышали дымом.

— Эти могут извергать огонь, — сказал Дион, снова садясь на Тирену позади меня. — Может, и мы уже куда-нибудь пойдём потихоньку?

— Да, лучше потихоньку, — согласилась я. — Никаких резких движений.

Мы вздохнули свободно, лишь когда ближайшие к нам уаду оказались на расстоянии примерно пятидесяти метров.

— А это может начаться снова? — спросила я.

— Не сегодня. Мы заметили, что в одном месте это бывает с перерывом не меньше суток. Обычно больше. На этой пустоши — между рощей и Долиной Фонтанов — сегодня уже такого не будет. И завтра, скорее всего, тоже. Поехали. За горячими фонтанами Серебряная Долина, потом Долина Каменных Цветов, а дальше Золотая... Сейчас будет жарко, но мы постараемся побыстрее проехать мимо этих источников.

Да, среди горячих гейзеров было куда жарче, чем в кольце того странного огня. Хорошо хоть, огромные фонтаны вырывались из-под камней на приличном расстоянии друг от друга. Задыхаясь от влажного пара, мы мчались в белом тумане, полагаясь на интуицию Тирены.

Хрустальные веера воды стали превращаться в серебряные... Или это уже не вода? Когда пар немного рассеялся и видимость стала сносной, я поняла, что вокруг нас уже другие фонтаны — из застывшего серебра. Большинство из них напоминали деревья и кусты, но встречались и фигуры, похожие на фантастических чудовищ со множеством растопыренных щупальцев. Я вдруг подумала о том, что больше не верю в фантастических чудовищ. Все чудовища реальны, и дай Бог, чтобы эти не оказались живыми. Хангар-Тану напомнил мне о том, что я поняла ещё в Маатлане: если ты попал в страну чудес, помни — некоторые из них могут обернуться неприятными сюрпризами.

— Это тонгинит вместе с серебром и чем-то ещё, — пояснил Дион. — Мы такой не используем. Магическими свойствами обладает только чистый тонгинит. А этот естественный сплав вообще ни на что не годится, зато смотрится красиво.

Пар рассеялся окончательно, а среди серебряных фигур стали попадаться разноцветные полупрозрачные кристаллы, тоже выросшие из трещин в сером пористом камне, чуть припорошённом каменной пылью. Потом серебряные фонтаны исчезли, а заросли кристаллов становились всё чаще и выше. Теперь мы ехали среди каменных цветов, и многие из них были так красивы, словно над ними поработал Данила-мастер из древних сказок одного горного края. Урал... Этот регион не пострадал во время последней катастрофы на Терре-I, и даже горы там сохранили свой древний облик. Возможно, там до сих пор живёт загадочная Хозяйка Медной Горы, которая держала в плену искусного мастера...

Я еле сдержала возглас удивления, когда прямо над ярко-синей чашей ближайшего каменного цветка засиял золотой замок. В следующую минуту я сообразила, что он далеко, на одной из вершин горного хребта, что тянется слева от этой долины. Горы я увидела уже давно, но этот замок только что словно материализовался из солнечного света, окутавшего всё вокруг золотым маревом.

— Облака рассеиваются, — прикрыв ладонью глаза, Дион посмотрел на небо. — Скоро станет очень жарко.

А сейчас тут стало очень красиво. Ещё красивее, чем раньше. Кристаллические цветы сверкали и переливались от солнца, вырвавшегося из облачного плена. Теперь они уже росли не из пористого серого камня. Под ногами был тот же полупрозрачный камень, из которого таинственные создатели этого мира сделали гигантские цветы. Сперва Тирене приходилось идти осторожно, чтобы не наступить на острую грань какого-нибудь кристалла. Потом дорога стала почти гладкой, и я поняла, что когда-то давно люди выровняли часть этой долины, чтобы по ней было удобно ходить и ездить.

Широкая дорога из разноцветных плит тянулась к горному хребту. Теперь, когда он вышел из тени, я видела изумрудные и снежно-белые рощи у подножия синих гор. Выше, по крутым склонам тянулись более тёмные заросли — яркая зелень перемежалась с лиловым и пурпурным. Или это не заросли, а камень? Скалы были разноцветными, но преобладали синий и лиловый. Ближе к вершине горы стали голубыми и золотисто-розовыми, но среди нежных тонов то и дело вклинивались тёмно-зелёные, бурые и грязно-серые пятна. Я решила, что зелень — это заросли растений цвета кипариса, а вот другие пятна явно нарушали гармонию, которая, должно быть, царила тут изначально. Как будто глупый ребёнок или сумасшедший испортил картину искусного мастера, нанося куда попало грубые мазки. И даже замок на вершине, сияющий в свете Эльгена чистым золотом, был испорчен этим мазилой, пытавшимся, но не успевшим всё тут заляпать серой и ржаво-коричневой красками.

— Наша бывшая крепость, — в голосе Диона звучали ностальгические нотки. — Мы с Дией жалели, что родились не там, хотя и любили Ахелу. В Ахеле выросло уже несколько поколений альдов. Наши горные владения давно разрушили землетрясение и вулкан. Вулкан был небольшой — к северу от замка, но дворцовый сад и ближайший лес пострадали сильно. А потом разразилось землетрясение, которое наделало ещё больше беды. Хорошо, что наши предки ушли, как только оно началось, пока не завалило всю дорогу. Она тянулась от подножия гор к самому дворцу. Говорят, она была очень удобная, местами со ступенями. Теперь от неё почти ничего не осталось, и целые участки леса погибли от кипящей жижи, которую извергал вулкан... Нет, это не было то, что творится сейчас. Обычное бедствие, какие в Хангар-Тану не редкость... Странно звучит, да? Обычное бедствие. Тот вулкан не извергал колдовской огонь, который превращается в чудовищ. Он просто жёг и отравлял вокруг себя всё живое. А трясло там потом много лет, так что моё племя даже перестало думать о том, чтобы туда вернуться. Обустроились в другом месте, возникла Ахела. А там, в Цветногорье, обосновались скаамары — самые крупные из летающих аскейров. Сейчас их мало осталось, но они ещё находят пищу в горных лесах, хотя из-за вулканической отравы оттуда много зверья ушло. У подножия гор в глубоких пещерах живут другие аскейры. Большинство из них выходят на охоту по ночам. Ну что, поехали к колодцу? Он уже близко, за Золотой Долиной. Вон она...

Я уже видела за кристаллическими цветами золотую рощу, ослепительно сверкающую под ярким солнцем. Очередное чудо Хангар-Тану. Золотые и серебряные рощи, каменные цветы, горный замок, сделанный не то из золота, не то из каких-то драгоценных камней, которых нет больше ни в одном мире.

— Или ты хочешь ещё куда-нибудь съездить?

— Дион... Я уже не знаю, чего хочу. Я так мечтала увидеть этот мир... А этот замок... Жаль, что до него не добраться.

— Это действительно трудно, учитывая, что дорога разрушена. К тому же он дальше, чем кажется.

— А что это там за белая роща?

— Линтаны. Деревья с чудесными плодами. У нас в саду их нет. Рядом там роща мирдина, но их ты видела. А между рощами маленькое озеро, которое образовалось благодаря всем этим деревьям. Мы с Лидом ещё полгода назад туда ездили, а теперь совсем не до этого стало. Теперь из города ездят только на охоту или сражаться с детьми Змея. А знаешь... Мы, конечно, вернёмся позже, чем я планировал, но я свожу тебя к тому озеру. Магры и хелины, которые водятся в том месте, выходят на охоту ближе к вечеру. Скаамары тоже и охотиться они предпочитают высоко в горах. Там, где живут.

— Это не они напали на нас прошлой ночью?

— Нет. На нас напали гриллы, и это были уаду. Кажется, скаамаров-уаду вообще нет. Пока. Когда-то убить скаамара считалось величайшей доблестью.

— Их поэтому так мало осталось?

Дион озадаченно на меня посмотрел, пожал плечами и спросил:

— Ну что, едем?

— Конечно!

Чувствовала я себя примерно так же, как юные героини Льюиса1, когда ехали по Нарнии верхом на божественном льве. Я тоже мчалась на огромном льве по сказочной стране, сравниться с которой мог только Маатлан со всеми его чудесами. Терри, Терри... Почему тебя сейчас со мною нет? Я хотела бы вернуться сюда вместе с тобой! Я хочу, чтобы ты увидела, как прекрасен этот мир. Мой мир, в который ты однажды попала и где нарушила эту проклятую причинно-следственную связь, в результате чего появилась я. И вот я здесь. От меня что-то зависит... Как знать, Терри, может, ты ничего не нарушила, а исправила ошибку тех старых прядильщиц, которые сослепу намудрили с нитями наших судеб...

Вдоль дороги росли цветы-кристаллы. Чем ближе к горам, тем бледнее они становились, и каменная тропа, по которой мы мчались, постепенно обесцвечивалась. Вот она стала похожа на лёд или скорее на зеркало, а вскоре снова засверкала яркими красками — потому что в ней отражались цветы, но уже не кристаллические, а настоящие. Те, которые можно причислить к растениям, хотя они тоже походили на изделия искусного мастера. Ещё более искусного, чем тот, что шлифовал кристаллы, поскольку эти цветы были куда более тонкой работой. Огромные, выше подсолнухов, они тянулись к свету, пробивая трещины в стекловидных камнях. Их мощные тёмно-фиолетовые стебли покрывали чёрные шипы, кожистые лиловые листья блестели от влаги, а с длинных плотных лепестков капала вода. Метров двести дорога пролегала через поле этих цветов — белых, розовых, синих... Пару раз я видела мелькающие среди лиловых стеблей пушистые белые фигурки. Разглядеть этих зверьков не удалось. Я только заметила, что у них длинные, как у кроликов, уши.

— Лексы, — сказал Дион. — Они живут в линтановых рощах, но прибегают сюда пить цветочный сок. Ардеи не только красивы. Они вместе с водой, которую вытягивают из глубин, обильно выделяют сок. Многие звери его любят, а вот людям его лучше не пробовать, так что попьём в роще.

— А как он действует, этот сок?

— У нас, людей, и ещё у некоторых зверей, он разжигает жажду. И не только ту, от которой воды хочется... Ну, в общем, ты меня понимаешь.

Я не то чтобы понимала, но догадывалась, а уточнять ничего не стала, потому что картина, которая приближалась, полностью завладела моим вниманием. Мы свернули с каменной дороги на известняковую тропу. Она петляла между кустами, пахнущими свежей хвоёй. Да эти кусты и походили на хвойные — их ветки усеивали длинные лимонно-жёлтые иголки. Тирена бежала по сплошному ковру из этих игл, которые явно не были колючими. Громада гор надвигалась на нас, а желтая тропа вела в рощу деревьев, которые сперва показались мне белыми от инея елями. Стволы у них были зеленоватые, но они совершенно терялись среди пушистой белой хвои, пахнущей как смесь мяты и свежих яблок.

Тирена замедлила шаг, и я чуть дышать не забыла от восторга, когда мы ехали среди благоухающих зарослей, белизну которых нарушали лишь вкрапления золотисто-розового. Это были плоды линтан, очень похожие на ананасы, только мельче.

Мягкий жёлтый ковёр покрывал и весь берег озера, к которому мы выехали. Маленький круглый водоём, сверкающий в лучах солнца, словно аквамарин, заполнял углубление в белой каменной плите. С одной стороны к нему подступала роща линтан, с другой мирдинов — красивейших деревьев, которые считались гордостью королевского сада Ахелы. Мне казалось, изумрудные, с лиловой каймой листья здешних мирдинов ярче, чем у тех, что росли в саду. Примерно пятая часть водоёма подступала к гладкой скале, похожей на глыбу нетающего льда. В ней, как в чистом зеркале, отражались обе рощи и яркая синева озера. Кое-где из воды выглядывали гладкие белые валуны.

— Здешние деревья дают воду только во второй половине дня, — Дион легко, как пушинку, снял меня со спины львицы. — Зато очень обильно.

— Я думала, деревья не дают воду только во время артанау...

— В период артанау молчат все деревья, но некоторые ещё в течение дня устраивают себе отдых. Поплаваем?

Дион разделся и, подбежав к озеру, потрогал ногой воду.

— Уже нагрелась, но не очень. Как раз чтобы освежиться и не замёрзнуть.

Он совершенно не стеснялся передо мной своей наготы, и я вдруг поняла, что тоже его не стесняюсь. Скинув одежду, я вошла в прохладную воду вслед за ним. Глядя на Диона, я уже в который раз отметила, как он красив. Гибкий, златокудрый, весь в солнечных бликах. Юный Аполлон... Он тоже ненавязчиво наблюдал за мной и явно мной любовался. Мы нравились друг другу и совершенно друг друга не хотели. Прекрасное, удивительно чувство, наполняющее душу умиротворением. Мы долго и с удовольствием плавали, а потом выбрались на большой валун прямо перед зеркальной стеной. Зеркало отразило две стройные фигурки. Одна матово-белая, другая покрытая лёгким загаром. Золотоволосые юноша и девушка, похожие друг на друга, как близнецы. Аполлон и Диана1.

— Наверное, моя сестра стала бы такой же красавицей, как ты, — сказал Дион. — В неё бы многие влюблялись. И кого-то она бы сделала очень счастливым.

— Ты счастлив с Лидом?

— Да. Хотя иногда прибить его хочется. Ты тоже влюблена. Узнаю эту печаль. Взгляд того, кто скучает не просто по своим близким, а по своему возлюбленному.

— Она из-за меня чуть не погибла и нажила кучу неприятностей. А теперь вынуждена скрываться.

— Уверен, это волнует её гораздо меньше, чем разлука с тобой.

— Мы с ней можем вообще больше не встретиться.

— Каждый раз отправляешься в патруль и не знаешь, увидишь ли ещё тех, с кем утром сидел за столом. Мы с тобой совсем недавно чуть не погибли. Смерть всегда близко. Не стоит о ней забывать, но и не надо слишком часто о ней думать.

— Есть вещи похуже смерти. Например, стать мергом и неприкаянно бродить по земле, когда поймёшь, что тебе не место среди живых.

— Такого мерга может спасти его лурд.

— Да, чтобы вернуть в Царство мёртвых. Наверное, там мне и место. Я ведь и правда что-то вроде мерга, Дион. Я не должна была родиться и появилась на свет из-за того, что один молодой маг вмешался в прошлое. Я не такая, как все, и благодаря этому обрела один редкий дар. А потом вместе с ним утратила то, что позволяло мне жить, как все. Я не мертва, но и не жива в полном смысле этого слова. Энергия этого мира привязывает меня к жизни, не позволяет раствориться в вечности, но как долго это продлится?

— Возможно, сегодня ты узнаешь ответ на этот вопрос. А пока не думай о плохом. Поплыли к берегу. Нам надо подкрепиться. Пища — одна из тех вещей, что привязывают нас к жизни, а плоды линтаны очень питательны.

По вкусу эти лжеананасы напоминали творог с джемом из несладкой клубники. Дион съел два плода, а я и одним чуть не объелась.

Потом мы отдыхали, лёжа бок о бок на мягкой золотой хвое. Я наслаждалась покоем и этим новым чувством близости, которое возникло между мной и Дионом. Он тоже казался счастливым и умиротворённым. Тирена купаться не захотела и блаженствовала в тени линтан.

— Дион, тебе не интересно, почему уаду сегодня не напали?

— Я как раз об этом думал. Такое впечатление, что ты на них как-то подействовала...

— Да мы просто не нападали, вот и всё. А они вообще сами нападают на людей? Они едят людей?

— Кажется, нет. Просто убивают. Я видел, как они жрали камни и растения, но людей... Нет, никогда не видел, чтобы эти твари ели человека. Загрызают, но не едят.

— А нападают?

— Ну... Раскалывается земля, и оттуда выбираются эти твари. Да, они нападают...

Дион произнёс это не очень уверенно.

— Но сегодня же не напали. Я думаю, если их не трогать, они не нападут. А потом подохнут через несколько дней.

— Нет, Диана... Когда они видят людей, они сразу свирепеют.

— Так может, потому что у людей сразу возникает желание их уничтожить? Наверное, эти твари чувствительны к нашим настроениям.

— Возможно, но... Я не уверен, что от них всегда можно отделаться так, как нам сегодня удалось.

— И всё же, будь я одним из ваших вождей, я бы предложила такую тактику — при встрече с уаду не нападать на них.

— Ну, знаешь... Иногда всё решают мгновения. И не напасть — значит позволить себя убить.

— Дион, можно же просто отступить... Да, знаю, это противоречит вашим представлениям о чести и доблести, но какой смысл всё биться и биться с полчищами этих тварей, если их становится всё больше и больше и этому конца-края не видно? Может, следует попробовать...

Тирена прервала меня грозным рычанием. Хорошо, что она и Дион никогда не теряли бдительность. Когда я поняла, что к чему, львица уже перегрызла горло какой-то белой твари, похожей на ушастого варана, а Дион пронзил точно такую же тварь своим мечом. Упав, ящер стал стремительно изменять окраску, становясь из белого зелёным. Золотистая хвоя на берегу потемнела от его красновато-бурой крови.

— В сторону! — закричал мне Дион и отбросил меня, прежде чем я сообразила, в какую сторону мне бежать, прыгать или падать. Упав у самой кромки воды, я видела, как он отрубил голову очередному аскейру. На него тут же прыгнул четвёртый... Вернее, пятый, потому что с четвёртым разделывалась Тирена.

Тот, с которым сейчас сцепился Дион, был самым крупным. Юному альду не удалось убить его первым ударом, и рана ещё больше разъярила эту тварь. Ящер сбил Диона с ног ударом своего мощного хвоста, но юноша ухитрился вонзить меч ему в брюхо, когда аскейр навис над ним, уже готовый сомкнуть челюсти на его горле. Этот удар ослабил аскейра, и всё же он ещё сохранял боеспособность. Когтистая лапа прижала Диона к земле, а уродливая морда ящера снова приблизилась к его шее. Краем глаза я видела, что Тирена бьётся сразу с двумя тварями. И ещё я видела меч, лежащий рядом с моей одеждой. Меч, который мне подарил Дион... Я кто — потомок альти-лурду или мокрая курица?

Я схватила меч обеими руками и обрушила его на загривок ящера. Бурая жидкость, тёплая и густая, обрызгала меня едва ли не с ног до головы. Хорошо, хоть в рот не попала. Рана, которую я нанесла, не была смертельной, и всё же этот удар ненадолго дезориентировал хищника, ну а Диону и не требовалось много времени, чтобы воспользоваться ситуацией наилучшим образом. Я видела, как его клинок проткнул шею аскейра, выйдя рядом с кожистым отростком, напоминающим ухо. Или это были жабры? Я так этого и не узнала.

— Ты как? — Дион выбрался из-под обмякшего тела чудовища и подошёл ко мне. Его лоб, правое плечо и руки были забрызганы тёмной кровью аскейра. Алые капли его собственной крови, выступившей на груди, там, куда вонзились когти зверя, казались неестественно яркими. Они напоминали какой-то таинственный знак из шести пятен, которые становились всё больше и больше. Потом одно из них превратилось в тонкую струйку, устремившуюся вниз по мускулистой груди, покрытой золотым пушком.

— У тебя кровь...

— Ерунда. Хвала Тефне, у хелина тупые когти. Надо уходить. Эти твари охотятся семьями. С этой семейкой мы разобрались, но вдруг появится другая. Вообще-то семьи хелинов держатся подальше друг от друга, и всё же... Что-то неладно. Они никогда не охотились в это время дня.

— А это вся семья? — спросила я, глядя на семь гибких зелёных тел, покрытых красновато-бурой кровью.

Один, самый светлый, почти белый, ещё шевелился под лапой Тирены. Он же был и самым мелким. Рядом неподвижно лежал почти такой же, чуть побольше.

— Вся. У них последними нападают детёныши. Когда видят, что старшие родичи не справляются. Тирена прикончила обоих отпрысков. Хелины способны изменять окраску, поэтому тут, среди белых деревьев, так посветлели. Умирая, они зеленеют. И вообще чаще бывают зелёными... Они живут выше и в это время должны спать. Что-то выгнало их из нор. Догадываюсь...

Дион прислушался, его чуткие ноздри слегка вздрагивали. Он как будто улавливал запах, которого я совершенно не чувствовала. Звериное чутьё. Звериная кровь. Во мне она тоже есть, но меньше. К тому же я росла в другом мире. В мире высоких технологий и победы над силами природы... Вернее, иллюзии этой победы. Силу природы гораздо лучше ощущаешь вот так — столкнувшись со зверем, похожим на динозавра, с какими сражались твои предки на древней Терре. Ни бластеров, ни автоматов. Только копьё или клинок.

Я уставилась на свой меч, потемневший от крови ящера.

— Ты молодец, — сказал Дион. Совершенно серьёзно, без улыбки. — Не каждому удаётся так достойно провести свой первый бой. Давай быстро ополоснёмся и прочь отсюда.

Прежде чем окунуться, я посмотрела на своё отражение. Неужели это я? Обнажённая, вся в крови только что убитого врага, рука сжимает окровавленный клинок, взлохмаченные кудри только что не дыбом стоят, придавая мне сходство с Горгоной-Медузой. Сила природы... Теперь я поняла, что это такое, ибо ощущала её в себе. В какое-то мгновение мне показалось, что я готова сразиться с целой стаей таких ящеров, но, окунувшись в воду, пришла в себя. Вернулся страх. Чувство опасности, которое упорно твердило, что отсюда надо уходить и поскорей.

Вода показалась мне почти тёплой.

— Что-то не так, — торопливо одеваясь, бормотал Дион. — Тут скоро что-то будет. Подземный огонь уже близко...

— Ты думаешь, тут скоро начнётся то же, с чем мы недавно столкнулись?

— Не знаю. Возможно, будет просто огонь. Или появятся новые кипящие источники. Может, ядовитые, а может, и нет. А возможно, здесь просыпается очередной вулкан... Но всё это неспроста, и здешние твари ведут себя не так, как всегда. Ясно одно — начинается что-то плохое. В последнее время всё очень плохо. Всё хуже и хуже...

"Какая-то в державе датской гниль", — вспомнила я слова одного принца. Я видела, с какой тоской смотрит принц этого мира на залитый кровью и усеянный телами ящеров золотой берег, где мы совсем недавно лежали, нежась на солнце и любуясь красотой белой рощи. Очередной осквернённый Эдем.

Только я оделась, как по берегу скользнула тень, и мы все трое, как по команде, посмотрели вверх.

Это походило на старинный герб, неожиданно возникший у нас над головами. В круглом просвете, образованном ветвями линтан, красовался раскинувший крылья дракон. Золотой дракон в круге небесной синевы. Он был огромен.

— Скаамар, — прошептал Дион. — Хозяин здешних мест...

— Он нас видит?

— Да... Или скоро увидит.

— Ну так давайте спрячемся!

Я потянула Диона под спасительный полог густых ветвей, но он высвободил руку и медленно достал из ножен меч.

— Спрячься, а я останусь.

— Дион...

Мне стало не по себе от выражения его лица. Он выглядел не то одержимым, не то зачарованным. Тиррена тихо рычала, шерсть у неё на загривке встала дыбом.

— Дион, в одиночку с такими не сражаются...

— Ещё как сражаются. Тот, кто одолеет скаамара в поединке, прославит себя и весь свой род. И может даже потребовать жезл короля.

— Ты решил свергнуть своего отца?

— Я решил не позволить его свергнуть. Если я вернусь сегодня с гребнем скаамара, никто не посмеет воспротивиться его или моему решению. Потомкам Анхемон перестали доверять...

— Да, из-за меня. Дион, да я лучше умру, чем позволю, чтобы ты таким образом спасал честь своего рода!

— Дело не только в тебе. Нас уже давно преследуют неудачи и смерти... Послушай, сейчас нет никого достойней моего отца. Он из тех, кто никогда не позволит себе несправедливого решения! Если к власти придёт клан Марана...

— Придёт, если ты погибнешь!

Тварь над нашими головами издала жуткий гортанный крик, и Тирена ответила ему грозным рычанием.

— Ты хочешь погубить себя и своего лурда!

— Или вернуться с победой. Смерть в бою — это то, к чему мы все готовы, и она ещё не конец. Мы будем встречаться с Тиреной каждую ночь и сражаться рядом с нашими богами. Мы и моя сестра...

— Да, может, ничего этого и нет! Ты был в этом Царстве мёртвых? Ты уверен, что кого-то там встретишь? Ты уверен, что там не полный мрак и забвение?

— Мы никогда ни в чём не уверены, Диана. И всегда принимаем бой. Это король Цветногорья. Это король аскейров! Ты даже не представляешь, что означает победа над ним! Это самый грозный из детей Змея. Если я в одиночку одолею его, Подземный Змей поймёт, что мы непобедимы. Один из пророков сказал, что так и будет...

— А может, Змей разгневается ещё больше и окончательно погубит этот мир! И с таким гигантом тебе не справиться!

Нас накрыло тенью, и ветки над нами вспыхнули ярким пламенем. Это скаамар, спустившись ниже, дохнул огнём. Щурясь от дыма, мы отошли подальше в рощу.

— Как ты представляешь себе этот поединок?!

— Точный удар в глаз! Если удар будет достаточно силён, то острие проникнет в его мозг...

— А если не проникнет? Зато его зубастая пасть точно будет ближе к тебе, чем его глаза! Дион, ты же недавно послушал меня, не стал нападать, и мы уцелели...

— Да, но их было много. Он один. Это будет честный поединок.

— Честный?! Ты что? Дормы с утра переел? Да у него коготь длинней твоего меча...

— Я не один год учился увёртываться от когтей аскейров.

— Ты действительно считаешь, что человек в одиночку может победить этого великана? Неужели такие случаи были?

— Были.

— И часто?

Дракон пронесся так низко, что нас обдало жаром и удушливой вонью, похожей на запах жжёной пластмассы. Ветки вспыхнули прямо над нашими головами, и мы закашлялись от дыма. При этом Дион выглядел чуть ли не счастливым.

— Всё правильно, пусть выпустит из себя весь огонь, — возбуждённо говорил он, увлекая меня подальше в рощу. — Он не может выдыхать его постоянно. Чем уворачиваться от его пламени, лучше немного подождать, а потом я выйду и постараюсь не промахнуться.

— Вот как? — язвительно сказала я. — Раз уж ты так носишься со своей честью, то не хитри! А то что это за честный поединок?

Мы чуть не оглохли от пронзительного хриплого крика. Скаамар пронёсся над озером. Вода зашипела от его огненного дыхания. Запахло ещё ужасней — потому что задымились туши убитых ящеров.

— Дион, давай отойдём подальше в рощу и переждём, пока он не улетит. Ты обещал проводить меня к Колодцу. Ты обещал меня защищать, а теперь бросаешь...

— Диана, ты должна забраться на дерево и ждать. Если мы погибнем, тебя найдут. Сегодня же. Хищных птиц тут нет, они боятся скаамаров. Хелины и магры по деревьям не лазят, а все прочие твари, которые водятся в предгорье, не опасны. Если нас долго не будет, небольшой отряд пойдёт по нашим следам... Возможно, они уже отправились на поиски...

Скаамар снова издал оглушительный крик и, спустившись чуть ли не к самому озеру, выпустил очередную струю огня. Зеркальная скала потемнела от копоти. Часть берега запылала — это вспыхнула сухая жёлтая хвоя. Гарью пахло уже так, что у меня заболела голова.

— Скоро он выдохнется... Диана, пойдём подальше, и я помогу тебе забраться на дерево. Укроешься среди листвы, но не на самой вершине, а...

— Нет уж! Это куры пусть сидят на жёрдочке, пока петухи дерутся. Я решила тоже поучаствовать в этом бою. Меч у меня есть. Ты недавно сам сказал, что я неплохо дралась...

— Диана, не сходи с ума...

— А это почему? Я же наполовину альда, значит, должна быть сумасшедшей. Я ни на шаг от тебя не отойду. Сражаемся вместе! Ты в один глаз бьёшь, а я в другой... Хотя мне совсем не хочется. Зачем губить такое прекрасное животное, которое не тронуло бы нас, если бы мы затаились и не раздражали его? В моём мире нас бы судили за то, что мы сейчас делаем, но раз уж мы здесь, я буду вести себя, как истинная альда...

— Послушай, это не игра!

— Нет, это ты послушай! Вы просто все психи! Готовы сражаться с целым миром! Готовы разрушить целый мир, лишь бы доказать непонятно кому свою никому не нужную доблесть...

— Никому не нужную? Мы хотим спасти наш мир!

— А тебе не приходило в голову, что вы его губите? Гордитесь своей доблестью, своей сверхсилой, смотрите на всех свысока, а у самих не хватает ума поискать разумный выход! Сколько можно сражаться с чудовищами, которых становится всё больше и больше? А может, саху правы? Может, некоторые из них не зря просили вас прекратить убивать аскейров?

— И позволить им убивать нас?

— Дион, одно дело защищаться, другое — геройствовать впустую! Раньше альд не мог называться воином, пока не прикончит в поединке великана! Великанов истребили... Нет, я не знаю, может, так и следовало, если это была война... Но потом альд уже не мог считаться воином, пока не убьёт в поединке большого и свирепого аскейра. А чем больше он их убьёт, чем больше у него трофеев, тем больше ему почестей... Можно подумать, вы убивали их, только если они на вас нападали! Ведь это не так? По-моему, раньше это чаще была охота, поиски приключений, соревнование друг с другом, игра. Вот и доигрались!

— Неважно, что было раньше, но теперь всё зависит от того, сумеем ли мы их одолеть.

— Не сумеете, если не прекратите эту бессмысленную войну!

— Духи наших предков велят нам сражаться...

— Это ещё надо выяснить, что за духи велят вам сражаться с ветряными мельницами!

— С кем?

— Неважно... Сравнение, конечно, не совсем удачное, но...

Уже погасшие было кроны деревьев над нами вспыхнули вновь. Хорошо, что растения здесь были полны влаги, иначе роща давно бы уже пылала. Впрочем, если дракон будет продолжать в том же духе, роща всё же загорится.

— Дион, надо ещё разобраться, что за отрава в этом Колодце Пророков! Может, вы слышите и видите просто то, что хотите...

— У тебя никакого уважения к святыням! — возмутился Дион. — Боги нас покара...

Тут раздался такой грохот, что мы сразу поняли — дело уже не в разбушевавшемся драконе. Он снова закричал, но его хриплый вопль, в котором теперь слышался страх, почти утонул в нарастающей волне рокочущего грома. Почувствовав, что почва уходит у меня из-под ног, я невольно вцепилась в Диона, и он прижал меня к себе. От следующего толчка мы чуть не упали. Потемневшая от копоти зеркальная скала треснула, вода в озере вспенилась, а потом вдруг исчезла, как будто кто-то выпил её всю одним глотком. На месте озера теперь зияла глубокая яма, по дну которой проходила огромная трещина. Она росла и из неё валил едкий желтоватый пар. Деревья вокруг нас заскрипели, раскачиваясь всё сильнее и сильнее. Вокруг слышался треск ветвей — как будто сюда мчался, продираясь сквозь заросли, безумный великан. Ближайшая к нам линтана повалилась и придавила бы нас, если бы Дион, подхватив меня на руки, не отбежал в сторону. Я не успела опомниться, как оказалась на спине Тирены. Дион, сев сзади, обнял меня за талию, и львица с места взяла галоп. Трещина, расколовшая берег вместе с озером, вскоре превратилась в настоящую пропасть, которая росла слева от нас. Деревья падали в неё со звуком, напоминающим одновременно скрежет и стон.

Я была рада, когда этот стон остался позади, и больше всего боялась, что зеркальная каменная тропа между огромными цветами расколется, но на равнине было спокойно. Пока. Нас никто не преследовал. Испуганный землетрясением скаамар скрылся в неизвестном направлении, и я надеялась, что наши пути больше не пересекутся. Я оглянулась, когда мы были уже далеко от места бедствия, и увидела длинное тёмное пятно, обезобразившее белую рощу. Ещё один грубый мазок испортил прекрасную картину. Да и весь этот чудный пейзаж померк — словно тень надвигающейся катастрофы погасила яркие краски, хотя солнце вроде бы светило по-прежнему.

Тирена перешла на шаг примерно там, откуда мы отправлялись к горам. Я думала, Дион снова начнёт упрекать меня в неуважении к святыням и, чего доброго, расценит случившееся как кару богов, но он лишь спросил:

— Не передумала ехать к колодцу? Может, лучше вернёмся?

— Если честно, я не знаю, что лучше, но к колодцу я поеду. Может, предки и не захотят со мной говорить, а увидеть богов я даже не мечтаю, но я знаю, что это место очень важное. Не побывать там — это всё равно как отправиться на разведку в горы и не заглянуть в пещеры, где вполне может кто-то скрываться.

Меня вдруг посетила мысль, которая весьма меня позабавила. Я заслана в этот мир как специальный агент. Почти как Терри. К тому же я, можно сказать, её напарница, а значит, сотрудница её агентства. Они сейчас как раз проводят расследование, пытаясь понять, что творится в Деламаре. И без меня они эту проблему не решат. Ключ к происходящему здесь. И возможно, он на дне того самого колодца.

— Дион, извини, если я что-то не то сказала про ваше священное место. Ваши боги — и мои тоже. Я чту их и предков тоже, поэтому мне важно побывать в этом месте. Думаю, богам всё равно, что мы иногда говорим в запале. Что им наши слова, если наши помыслы для них не тайна.

— Ты права. Это я должен просить у тебя прощения. Я вёл себя глупо. Я бы не смог одолеть такого гиганта и едва не нарушил обещание, которое дал тебе. Наши старейшины бывали у Колодца Пророков, но пока советы предков не помогли нам. Как знать, может, тебе они скажут больше. Может, есть что-то такое, что они скажут только тебе. Ты здесь и чужая, и в то же время своя. Ты кажешься слабой, а на самом деле в тебе чувствуешься сила, какой нет ни в ком из нас. Ты та, что привела сюда основательницу моего рода, и не мне с тобой спорить. Поспешим.

Я думала, в Долине Золотых Деревьев растут армины — как и в роще возле Пещеры Врат, но то, что я увидела, поразило меня ещё больше, чем каменные цветы. Листва этих деревьев так ярко сияла вовсе не от влаги. Эти деревья не давали воду. Они назывались золотыми, потому что состояли из золота.

— Дион, как они... Как их сделали? Они кажутся настоящими...

— Они и есть настоящие. Они выросли. В этом месте под слоем валмы жидкое золото. Эти деревья росли, пропитываясь им.

— Но как они не погибли от горячего металла?

Дион пожал плечами, и я поняла, что мой вопрос прозвучал нелепо. Здешние деревья были вообще весьма странным видом растительности. Их необыкновенно прочная древесина напоминала одновременно кость и пластик. Спилить или срубить такое дерево очень трудно, и на Хангар-Тану рубили только мёртвые деревья, которые уже не могли быть фонтанами, зато их можно было превратить в колодцы с целебной водой. Когда дерево умирало, его древесина становилась менее твёрдой, но её всё равно очень редко ипользовали для каких-либо изделий. Да по сути это и не было древесиной. На Хангар-Тану не было деревьев в полном смысле этого слова, но мой магический переводчик переводил слово здешнего языка, обозначавшее этот вид растительности, как дерево. Ведь язык альдов сформировался в мире, где росли обычные деревья. Как ещё переселенцы с Земли могли назвать растения, внешне похожие на земные деревья?

— Привяжи свой плащ... ну хотя бы к этой ветке. Не думаю, что кому-то из наших сейчас придёт в голову отправиться к священному колодцу, и всё же на всякий случай... Всё надо делать по правилам.

— Точно, — согласилась я, привязывая лёгкий оранжевый плащ к металлической ветке, до которой еле дотянулась. Не знаю, почему, но я верила, что соблюдение ритуала играет какую-то роль.

— Мы будем ждать тебя здесь, — Дион постелил свой плащ на гладкий камень между корнями золотого дерева и сел. Тирена улеглась рядом. — Роща невелика. Вон, за деревьями, уже белеет пустошь, где находится колодец. С другой стороны к пустоши подступает Кипящая река. Кипит она не всегда. Сегодня не кипит, иначе над рощей стоял бы пар... Иногда она даже и не горячая, но может нагреться очень быстро. Главное — чтобы не запылала. Я уже знаю, что ты умеешь укрощать уаду, и всё-таки желаю тебе с ними не сталкиваться и вернуться побыстрее. Больше глотка не пей. Говорят, эта вода иногда вызывает тошноту.

Едва я вошла в рощу, её наполнил тихий мелодичный звон. Это налетел ветер. Вскоре он утих — так же внезапно. У меня было такое чувство, что здесь прогулялся царь Мидас1. Хорошо, что золотые деревья росли редко, а ветви у них как правило начинались примерно в двух метрах от земли. Прогулка по густому лесу с металлической листвой мало кому показалась бы приятной.

Время от времени я щурилась от солнца, играющего в золотых кронах. Метров через сто золото стало всё более настойчиво чередоваться с яркой белизной, которая постепенно вытеснила почти все краски. Пустошь из белого похожего на пемзу камня оказалась небольшой, а за ней синела полоска реки. Либо её вода была очень чистой, либо имела такой цвет из-за химического состава. К счастью, река не кипела — я уже и так истомилась от зноя. Ладно ещё, большой пень, он же Колодец Пророков, красовавшийся в центре пустоши, отбрасывал тень. Впрочем, пень оказался не таким уж и большим — метра два в диаметре и примерно столько же в высоту. Забраться на него было легко благодаря многочисленным неровностям и окаменевшим наплывам, неизвестно когда образовавшимся в нижней части ствола самого старого дерева Хангар-Тану. Глядя на светло-серый пень, я пыталась представить себе, как выглядело это дерево в лучшие времена. То, что от него сейчас осталось, походило скорей на остатки гранитной колонны.

Но самое странное ждало меня, когда я, забравшись на колодец, заглянула в него. Как и говорила Алета, тут имелась перекладина, только вот никакого черпака для воды я не увидела. К перекладине была привязана толстая и явно очень прочная верёвка, конец которой терялся где-то в тёмной глубине колодца. Далеко же тут до воды добираться. Ни влагой, ни прохладой снизу не тянуло. Пахло лишь нагретым камнем. Ну и что мне теперь делать? Спускаться по этому канату, не зная, где он кончается и есть ли тут вообще вода? Мне вспомнился один старый фильм ужасов, где героине, чтобы разгадать страшную тайну, пришлось спуститься в глубокий колодец. Туда, где жила мёртвая девочка. Именно жила, потому что она не была мёртвой в полном смысле этого слова. Девочка-мерг... Я тут в общем-то для того же, для чего и героиня "Звонка" — пообщаться с мёртвыми. Наверное, по этому канату можно спуститься прямо к ним, в Царство мёртвых, но эта идея меня не привлекала.

Я слезла с колодца и села в тени, привалившись спиной к твёрдому, как камень, пню. Сейчас немного передохну и подумаю, что делать дальше. Я знала — стоит мне опустить веки, и я отключусь. И просплю неизвестно сколько. Поэтому я старательно таращила глаза, стараясь развлечь себя обзором окрестностей. Справа сияла золотая роща, слева, за рекой, простиралась белая скалистая долина, за которой пестрели какие-то заросли.

Я всё-таки задремала, но меня тут же разбудил чудный звон золотых деревьев. Открыв глаза, я с изумлением обнаружила, что сижу на траве — густой и ярко-зелёной, мягкой, как трава в саду возле моего замка. Я думала, что здесь, на Хангар-Тану, такой нет. Да и пень больше не напоминал обрубок гранитного столба. Его покрывала тёплая от солнца золотисто-коричневая кора... Нет, это уже был не пень. Надо мной возвышалось огромное дерево. Его крона была так высоко, что, казалось, она упирается в небо. Она походила на пронизанное солнечными лучами облако или скорее тучу, то и дело меняющую цвета с дымчато-синего на голубой, потом изумрудный, серебряный, золотистый... Крона была высоко, но на могучем стволе имелись какие-то наросты, и на одном из них, тараща на меня огромные жёлтые глазищи, сидел золотисто-коричневый зверёк. Боже, это что — белка Рататоск, живущая на дереве Иггдрасиль1? На его вершине сидит мудрый орёл, а глубоко под землёй живёт огромный дракон или змей, который гложет его корни. Великий Змей, Марах-Аскейру...

Зверёк спустился ниже, и я увидела, что это не белка, а кошка, очень похожая на Тамит.

— Подожди, сейчас он придёт, — сказала она.

— Кто?

Кошка не ответила. Цепляясь коготками за кору, она стала быстро карабкаться вверх и вскоре исчезла в пронизанной солнцем облачной кроне, которая становилась всё светлей и светлей, пока не растаяла в небе. Дерева я больше не видела, зато я знала, что открылась дорога между небом и землёй... Нет, между всеми тремя мирами. Всё вокруг как-то неуловимо изменилось. Двойной диск — золото в оранжевой огненной оправе — сияло по-прежнему, но теперь я могла на него смотреть. Я видела лик, обрамлённый пламенеющей гривой. Божественно-прекрасный лик. И по мере того, как он приближался, образ божества становился всё более полным. Вскоре я видела уже его целиком — солнечного льва, который спускался ко мне по невидимой тропе. Иногда он излучал такое сияние, что я зажмуривалась, но потом открывала глаза и обнаруживала, что очередная вспышка сделала его плоть ещё более материальной. Эльг на моих глазах преображался, превращаясь в золотистого лурда с огненной гривой. Я знала, что если следующая вспышка не убьёт меня, я смогу увидеть бога совсем близко. Я даже смогу прикоснуться к нему и заговорить с ним... Последняя вспышка была подобна электрическому заряду, пронзившему меня той странной болью, которая иногда будит нас посреди ночи.

На этот раз я действительно проснулась. Я полулежала, прислонившись к старому пню, который снова превратился в обломок оббитой колонны, странным образом вросшей в рыхлый белый камень. Сперва я не поняла, что за яркое пламя заставило меня зажмуриться. Когда глаза привыкли к свету, я увидела, что это не пламя, а рыжая грива огромного льва, который лежал в паре шагов от меня. Я была в тени, а он на солнце, отчего казался сделанным из огня и золота.

Ну и дела. Я снова почувствовала себя героиней "Хроник Нарнии". На этот раз Джил Поул. Она хотела пить и боялась подойти к ручью, потому что возле него лежал Аслан, божественный лев1. Я тоже хотела пить, только вот ручья рядом не было. Лишь колодец — не то пустой, не то бездонный, а метрах в пятидесяти отсюда текла обманчиво-синяя река, пить из которой я бы не решилась, даже умирая от жажды. В отличие от той маленькой девочки я не боялась огромного льва. Лурд мог напасть на человека, только если тот намеревался причинить вред его напарнику. Ну и, разумеется, я была уверена, что этот лев не заговорит. Не спросит что-нибудь типа: "Девочка, где же мальчик?" Где Дион, твой названный брат, который пошёл из-за тебя против своего народа, согласился участвовать в твоих авантюрах, и ещё неизвестно, что его из-за всего этого ждёт...

"В этом колодце давно уже нет воды", — сказал лев.

Морда его оставалась неподвижной, но я знала, что это его голос только что прозвучал у меня в голове... А если не его, то чей? Может, это продолжение сна? Или начало безумия? Ничего удивительного. Даже странно, что я так долго продержалась.

"Говори вслух. Я умею передавать собеседнику свои мысли, но читать чужие не умею".

— И на том спасибо, — пробормотала я. — Ты кто?

"Саннид2. Это имя мне дали в другой жизни и в другом мире, но я и тут называю себя так".

Я посмотрела лурду в глаза и поняла, что лежащее передо мной существо только с виду зверь. Сколь бы ни были умны здешние львы, в этом взгляде светился ум, намного превосходящий звериный. Я вспомнила существ, которых видела в Лабиринте. Представителей древней расы, которые могут выбрать себе любой облик.

— Ты маноа?

"Да, пожалуй. Здесь они называют себя саху, и сейчас я один из них, хотя в глубине души не могу считать себя этим существом. Для этого я слишком хорошо помню свои другие жизни. Так ты знаешь, кто такие маноа? Это хорошо. Меньше придётся тебе объяснять. А когда-то я был человеком, очень искусным магом, и жил на планете Эрса.

— Понятно... Как это у тебя получается — ходить по воздуху?

"Что? Я такого не умею".

— Мне показалось, ты спустился ко мне сверху.

"Ничего подобного. Я пришёл сюда по земле. Вон оттуда, — лев мотнул головой в сторону реки. — Там в одном месте стало так мелко, что можно пройти по камням. Ты спала. Видимо, в момент пробуждения конец твоего сна и реальность сложились в одну удивительную картину".

— Значит, раньше ты жил в другом мире... А как ты попал в этот?

"Долгая история. Хотя, время у нас есть. Если ты надумаешь туда спуститься, то лучше сделать это немного позже, когда наши старейшины соберутся в ближайшем отсюда зале".

— Спуститься в этот колодец?

"Если ты хочешь с ними поговорить. Это спуск в подземные владения саху. Они лучше чувствуют себя под землёй. Небесный огонь их раздражает, а подземный они любят. Они лучше людей переносят жару, но не любят солнце".

— И стараются скормить его своему Великому Змею?

"В этой легенде, как и в любой другой, есть доля истины. Везде примерно одно и то же. Если в каком-то мире живут разные племена, они непременно обвиняют друг друга во всём плохом, что там происходит, не желая понять, что они творят и разрушают этот мир общими усилиями. Правда, тут всё несколько иначе, чем на Эрсе. Саху — очень древнее племя. Они умнее альти-лурду, среди них много искусных магов, и они действуют хитростью. В этом колодце давно уже нет воды. Больше двадцати лет по здешнему летоисчислению".

— Тогда что они тут все пили? Альды, которые долгое время ходили сюда общаться с предками.

"Саху помещали тут подвесную ёмкость и наполняли её водой, смешанной с одним зельем. Оно действует на человека так, что он плохо отличает иллюзию от реальности. Ему можно внушить, что он видит... не совсем то, что находится перед ним в действительности".

— Понятно. И легко запудрить ему мозги. Я подозревала, что тут что-то нечисто.

"Тебе проще. Ты же не выросла в почитании здешних святынь. Когда-то в этом колодце и правда была вода, вызывающая видения, которые могли помочь человеку что-то понять, предвидеть. Вода, размывающая границу между нашим разумом и тем великим разумом, который объемлет всё. Когда-то это было, но колодец высох. И саху решили использовать священное место альдов для того, чтобы дурачить их, заставляя делать то, что выгодно саху".

— И что же им выгодно? Погубить этот мир? Насколько я поняла, они советовали им истреблять как можно больше аскейров, а лучше от этого не становится, только хуже. За что они так ненавидят альдов?

"Это давняя неприязнь, и начало ей положено ещё в том мире, откуда пришли и альды, и саху".

— Я знаю, откуда они пришли. С планеты, которую сейчас называют Терра-I. Перед страшной катастрофой маги, называвшие себя эойями, переправили сюда племя альти-лурду. Альды и их звери — результат эксперимента эойев...

"Да, едва ли не самого удачного их эксперимента. А вот саху или маноа — результат их самого первого эксперимента в животворящей магии. Я уже долго живу среди саху. Выходит, ты знакома и с другими древними расами долгожителей. Такой богатый опыт у столь юного существа".

— Так уж сложилось, что в последнее время я постоянно общаюсь с представителями древнейших рас, а недавно даже познакомилась с парочкой бессмертных. Они-то меня сюда и снарядили. С моего согласия, разумеется. Я знала, что здесь должны быть маноа. Не удивлюсь, если встречу и кого-нибудь из эойев.

"Не встретишь. Этой расы больше не существует. Представителей древнейших рас остаётся всё меньше и меньше, и их пути постоянно пересекаются. Так что, если ты познакомилась с кем-то из них, то велика вероятность познакомиться и с другими".

— Почему манойи стали называть себя здесь иначе?

"Саху на их языке означает "хозяева". Маноа хотели забыть об унижениях, которых натерпелись в Атле. Эойи создали их как своих слуг. Они многому их научили, даже магии, но никогда их не любили. А вот альти-лурду эойи полюбили. Прекрасные и сильные люди, имеющие глубокую связь с прекрасными и сильными животными... Эойи любили этих своих детей и позаботились о том, чтобы вовремя их спасти, переправив сюда. На маноа им было наплевать, но те сумели сами сюда перебраться. Они решили стать тут хозяевами, но альды... Это же прирождённые воители, гордые и властные, как и те звери, свойствами которых эойи наделили это племя. Я не владею магией эойев, но знаю, что в альдах есть звериная кровь, поэтому бывают случаи, хотя и очень редко, когда у них рождаются звероподобные дети. Сейчас эти случаи участились, поскольку это племя давно уже не смешивалось с другими племенами. Связи с демирами большая редкость, альды считают их ниже себя. Так вот альды тоже решили поставить себя тут господами. Они сразу стали занимать лучшие территории. Маноа, теперь уже саху, владели изменяющей и животворящей магией хуже эойев, но всё же среди них были весьма искусные маги. Они выращивали свирепых великанов, с которыми альды очень долго воевали. В конце концов все великаны были истреблены, а самые лучшие маги племени саху умерли. Как мы уже с тобой знаем, это очень старая раса, и каждое новое их поколение слабее предыдущего — во всех отношениях. Их нынешние маги — лишь жалкое подобие тех, что пришли сюда когда-то. В общем, альды так и заняли лучшие территории. Они позволили демирам селиться поблизости, а саху остались пустынные, засушливые области. Потом они стали селиться в глубоких пещерах. И постепенно обнаружили, что подземелья этого мира просторны и очень даже удобны для жизни. Теперь саху живут гораздо ближе к альдам, чем те думают, поскольку никогда не исследовали подземные пустоты, которых тут много. И многие из нижних пещер имеют выход наружу. Альды — люди солнца, и нижний мир для них — обитель тьмы и смерти. Они сторонятся его, а саху его освоили. Они изучили и поняли этот мир лучше, чем альти-лурду. Они постигли его душу. Саху недаром молятся Великому Змею, Мараху-Аскейру, и считают его создателем этого мира. По сути так оно и есть. А я... Думаю, мне удалось сюда попасть, потому что создатель Хангар-Тану явился из моего мира. То есть не совсем так, но... Великие маги древности создали Огненного Змея при помощи изменяющей магии, а для своего эксперимента использовали существо из моего мира..."

— Сагна. Очень милая ящерка. Я видела его в замке Астерия. Это последний из расы астеров.

"Я не знал никого из астеров, но слышал о них от саху. Бессмертный рассказал тебе о том, как возник этот мир?"

— Да.

"Я узнал об этом от саху, а ещё до этого кое-что понял сам — благодаря моей глубинной связи с этим миром. С Огненным Змеем, чей прародитель — огненная ящерка с планеты Эрса".

— А как ты попал сюда, Саннид? Сколько ты уже тут?

"Почти пятьдесят лет по здешнему летоисчислению. Я не из расы долгожителей. Я из тех, кто рождался уже так много раз, что обрёл способность запоминать предыдущие жизни. Вообще-то дело тут не только в количестве рождений. Несколько своих последних жизней на Эрсе я был сильным магом, а самую последнюю — звёздным магом. Умел путешествовать по далёким мирам, оставляя плотное тело в надёжном месте..."

— У меня было всё наоборот. Я одно из тонких тел оставляла в надёжном месте, но вот всё равно не уберегла... Извини. Продолжай, я слушаю.

"Однажды я побывал тут, увидел прекрасную золотоволосую воительницу и влюбился в неё без памяти. И направил почти всю свою магическую силу на то, чтобы в следующей жизни родиться здесь. Я даже время пытался рассчитать... Не буду рассказывать тебе всего, что я сделал для достижения своей цели. Я знал, что это безумная затея, но не желал от неё отказываться, хоть и понимал, что вряд ли попаду именно в тот временной отрезок, какой мне нужен. И, разумеется, промахнулся. Более того. Я родился тут в племени демиров, к которым альды относятся свысока. А зря. Лучше бы побольше с ними смешивались. Это бы повысило их плодовитость, свело на нет рождение звероподобных уродцев и случаи безумия. Память о прошлой жизни, о девушке, в которую я влюбился, о том, как мечтал обрести новую жизнь именно в этом мире, проснулась во мне, когда я достиг юношеского возраста. Я был сыном гончара, целыми днями трудился. Прекрасных воительниц, конечно, видел, иногда даже близко, но они не удостаивали меня своего внимания. Казалось бы, это должно было меня сильно огорчить, но я вдруг понял, что ни о чём не жалею. Теперь я увидел здешнюю жизнь изнутри, получше узнал альдов, которыми так восхищался, когда посетил этот мир в прошлой жизни... Нет, кое-чем в них я и сейчас восхищаюсь, но вижу в них и другое. Я перестал сожалеть, что так и не встретил ту девушку. Да, она была прекрасна, но, возможно, узнав её поближе, я бы в ней разочаровался. Там, на Эрсе, я был человеком, оторванным от жизни. У меня рано обнаружился дар звёздного мага. Очень редкий дар. Я с детства был с головой погружён в постижение тайного учения, совершенствование своего магического искусства. Не скажу, что кто-то прятал меня от жизни. Скорей я сам прятался от неё, живя мечтами о далёких мирах и занимаясь их поисками. В чём-то я был мудрее своих ровесников, а в чём-то сильно от них отстал. Девушки меня не интересовали. Парни, впрочем, тоже. Воительница из далёкого мира поразила меня. Моя первая любовь оказалась отделена от меня непреодолимой бездной, полной сияющих звёзд, а я был совершенно неискушённым в делах любви и чувствовал себя растерянным. Я боялся кому-то рассказать об этой девушке, о своей тоске по ней. Боялся, что меня поднимут на смех и посоветуют поискать подружку поближе. Может, они были бы и правы. Может, окажись тогда рядом со мной хороший друг, он помог бы мне взглянуть на это иначе, но друзей у меня не было. Я всегда был очень замкнутым, а мой дар был так силён, что многие меня не то чтобы боялись, но... К тому времени я уже слишком привык к одиночеству. Я мог думать только о ней и о звёздах. Она стала моей звездой. Самой прекрасной звездой во вселенной. Я поставил цель найти её, преодолеть эту бездну между нами. Знаешь, я рассказал о ней только одному человеку..."

Мой собеседник сделал паузу. Его золотистые глаза потеплели.

"Я был уже очень стар и собирался покинуть свой мир. И я поделился самым сокровенным с одной из своих последних учениц. Она была принцессой соседней области. Очень юная, совсем ещё дитя, а в ней уже чувствовалась такая сила. Не только магическая, но и сила духа. Я смотрел на неё и видел, что ей многое предстоит — пережить и совершить. Не знаю, как сложилась её жизнь, но почему-то верю, что хорошо. Может, когда-нибудь я узнаю о её судьбе".

— А вот с тобой, Саннид, судьба сыграла довольно злую шутку. Влюбиться в альду и родиться здесь демиром.

"Могло быть и хуже. Я всё же родился человеком. Вырос в семье гончара, сам стал гончаром, женился, а вскоре погиб. Обзавестись потомством я не успел. А следующим моим воплощением стал саху. Не знаю, почему. Возможно, потому что эти существа были мне интересны. И я опять не утратил память о прошлых жизнях. Теперь в моём распоряжении были долгая жизнь и уродливое тело карлика, а главное — возможность узнать здешнюю жизнь с другой стороны. Узнать её тёмную сторону. Не в том смысле, что мир саху — это мир зла, просто это совсем другая сторона Хангар-Тану. Может быть, даже его сущность. В переводе с одного древнего языка Хангар-Тану значит "огонь" или "свет во тьме". Или "солнце тьмы".

— Или "ночное солнце", — добавила я. — Так сказал Астерий. Это очень необычный мир.

"Да. Хангар-Тану — живой организм... То есть так, конечно, можно сказать о любом мире, но этот мир — поистине живое существо, которое продолжает развиваться, размножаться, порождая новые формы жизни. И бурно реагирует на всё происходящее. Я узнал это, когда родился в теле саху, но ещё будучи тут человеком, я всё чаще и чаще испытывал странное чувство. Иногда я ложился на землю и прислушивался к ней в надежде услышать какой-то голос из глубин этого мира. Я закрывал глаза, пытаясь увидеть что-то, хотя толком не знал что именно. И я стал видеть огромного змея. Аскейра, как тут называют змей и ящеров. Я слышал, как он ворочается под землёй, как он в моменты ярости дышит огнём, и тогда извергаются вулканы и возникают новые горячие источники. Я даже иногда мог предсказать, где и когда начнётся извержение. И образ этого змея всё чаще заслонялся образом маленького аскейра, изменяющего окраску. Я долго не мог вспомнить, где я видел такое существо. А потом вспомнил сагнов. И вместе с ними Эрсу, свою прошлую жизнь, свои мечты, свою цель. Моя человеческая жизнь здесь оказалась недолгой как раз из-за моего интереса к аскейрам. Среди них много опасных, а я так любил за ними наблюдать, что вёл себя неосторожно. Меня убил огромный гриммер. Самое странное, что в момент гибели я почти не испытывал страха. Мне казалось, что Великий Змей послал ко мне одного из своих детей, чтобы забрать меня к себе. Так оно и вышло. Я родился саху, а они называют себя детьми Великого Змея. Они чтят его. Эта древняя раса не верила ни в каких богов, но здесь они обрели своего бога. Когда они спустились в нижние пещеры, они поняли, что находятся внутри божества. Там, где бьётся его сердце, где можно услышать его душу. Понимание всего этого приходило ко мне, пока я рос в нижних пещерах и каждый день слышал дыхание грозного божества — Мараха-Аскейру. Мы всегда знаем, когда он начинает гневаться, и уходим в безопасное место. Подальше от тех мест, где он извергает огонь или где на поверхность выходят его новые дети. Великий Змей уже создал этот мир. Его тело дало жизнь многим растениям и животным, но часть его плоти ещё находится в состоянии спящей материи. Той, из которой ещё может возникать новая жизнь. Старейшины саху говорят, что Огненный Змей поглотил множество миров, и образы всего, что он поглотил, хранятся в его памяти. Он творит подобия их, но иногда они получаются странными. Как, например, деревья и многие другие растения Хангар-Тану, которые похожи и в то же время не похожи на растения Эрсы и того мира, откуда сюда пришли альды и саху. И ещё многих других миров, где так же легко дышится и светит солнце".

— Я тоже об этом думала, — сказала я. — Как будто кто-то, держа в уме образцы, делал копии, но не знал, какой использовать материал. Да и с размерами намудрил. Но это даже интересно. Каменные цветы — это очень красиво и необычно. Наверное, Огненный Змей поглощал всё больше планеты земного типа и те, где ещё ничего не было. А столько ящеров здесь потому, что создатель этого мира сам ящер. Ведь так? Полуящер-полузмей. Аскейры — его любимые дети.

"Верно. И его разгневало то, что альды взялись с таким упорством уничтожать их. Одно — делать это по необходимости, защищаясь или для того, чтобы как-то использовать их. Охота есть во многих мирах. Но для альдов уничтожение аскейров превратилось в символ доблести. Воинственное племя, которому стало больше не с кем воевать. Вот они и обратили весь свой азарт на самых опасных хищников этого мира. А в результате сами стали здесь самыми опасными хищниками..."

— Да, у них тут так, — усмехнулась я. — Чем больше трофеев, свидетельствующих о твоём змееборчестве, тем больше к тебе уважения. В результате эти твари стали размножаться ещё быстрее?

"Так и есть, — грустно согласился лев. — И всё же они уничтожались людьми быстрее, чем рождались естественным путём, поэтому Марах-Аскейру стал порождать их иначе. Так начали появляться огненные уаду. Или просто огонь, который не всегда может порождать аскейров, но способен многое уничтожить".

— И почему саху не сказали об этом альдам?

"Пытались, но те не слушали".

— Значит, плохо пытались.

"Наверное. Народом саху правят два клана, между которыми нет согласия. Клан Шиннау считает, что надо договориться с альдами, но этот клан малочисленный и у него мало сторонников, а сильный клан Хамару придерживается другой тактики, и с ними многие согласны. Хамару считают, что война альдов с аскейрами поможет саху покончить с господством альдов в этом мире. Пусть воюют с аскейрами до последнего. Великий Змей будет порождать всё новых и новых уаду, и в конце концов альды будут уничтожены. Это немногочисленный народ. И не особенно плодовитый. Зато Змей может порождать уаду до бесконечности".

— Вот почему лжепророки у этого колодца советовали альдам убивать как можно больше аскейров. Тогда и уаду будет всё больше и больше...

"Да. К тому же у саху всегда были наблюдатели среди людей. Ты, наверное, знаешь, что вскоре после рождения саху можно придать любой облик. Сперва они подсылали таких к альдам, но те распознавали чужаков. Альды — малочисленное племя, и они знают всех своих. Чужаков этих обычно принимали за живых мертвецов и изгоняли. А вот затесаться к демирам саху удаётся легко. Тех много, и всегда можно сказать, что явился из какого-то дальнего посёлка. А ещё лучше — из посёлка, уничтоженного аскейрами. Саху стараются засылать своих шпионов к демирам, которые живут рядом с альдами. Эти шпионы знают места, где можно связаться со своими. И они всегда могут что-нибудь спровоцировать. У саху есть власть над некоторыми аскейрами. Приручить этих тварей трудно, но саху знают кое-какие способы управлять ими. Они могут нарочно привести голодных аскейров к какому-нибудь посёлку. Альды спешат туда с оружием, убивают много детей Змея, и это способствует появлению нового полчища уаду. Шпионы в человеческом обличье постоянно докладывают обстановку, и саху всегда в курсе того, как живут альды".

— А дети такими шпионами бывают? — спросила я, вспомнив двух странных мальчиков-демиров из Ахелы. Хотя второй из них, скорее всего, просто ребёнок, который пережил сильный испуг и теперь всю жизнь будет таким заторможенным. Вряд ли его тут поведут к психологу.

"Бывают. Обычно шпионы подолгу живут среди людей, изучая их жизнь. Я вырос в клане Хамару, но потом перешёл к Шиннау. Вражда между этими кланами уже скоро обострится настолько, что, боюсь, саху начнут убивать друг друга. Хамару и их сторонники не желают понять, что погубят не только альти-лурду, но и весь этот мир. Ведь всё уже выходит из-под контроля. Великий Змей уже, можно сказать, мечется в лихорадке, сжигая и разрушая этот мир. Когда мы просили альдов прекратить войну с аскейрами, то вызывали у них лишь презрение и гнев. Как это доблестные воины перестанут сражаться с чудовищами, которые заполонили их мир?! Тем более что духи предков велят им продолжать войну. Мы, кстати, долго не знали, что это за духи предков с ними беседуют. Мы это лишь относительно недавно выяснили..."

— Саннид, я, кажется, сумела убедить одного упрямого альти-лурду, что не надо воевать с аскейрами-уаду. Мы с ним сумели укротить их полчище тут неподалёку...

"Я знаю. Хотел помочь, но увидел, что вы уже сами справляетесь. Думаешь, почему я сюда пришёл? Мы давно знаем, что в городе альдов появилась незнакомка. Кое-кто из наших видел, как ты ехала на уаду, а потом юный воин увёз тебя в Ахелу. Потом один из наших лазутчиков, который видел тебя достаточно близко, понял, что ты не чистокровная альда. Некоторые саху способны сразу определять такие вещи, а также видеть не только плотное тело человека, но и другие его тела. Он понял, что альти-лурду ты наполовину и что в тебе есть кровь другой человеческой расы..."

— Ферн! Он сказал, чтобы я пришла к этому колодцу...

"Да. Кстати, Ферн сперва был шпионом клана Хамару, и они до сих пор считают его своим, хотя он уже примкнул к Шиннау".

— Двойной агент? Круто.

— Ферн молод по меркам саху, хотя старше, чем думают те, кто считает его человеком. Пожив среди людей, он проникся к ним симпатией и не захотел причинять им вред. А ты молодец, что пришла. Более трёх лет назад мы уже пытались вступить в контакт с одной девочкой, похожей на тебя..."

— С принцессой Дией?

"Да. Девочкой из того же рода, что и ты, но ты сильнее её, потому что в тебе больше крови другой человеческой расы. Земная кровь... Мир, из которого сюда пришли альды, а потом родоначальница клана Анхемон, носит название Земля. Это одно из его имён. Довольно странное. Земля есть почти во всех мирах... Впрочем, неважно. Важно то, что земная кровь, смешиваясь с кровью альти-лурду, может дать человеку особую силу. Да, альды — это тоже жители древней Земли, но то человеческое племя, которое эойи подвергли изменяющей магии, чтобы получились альти-лурду, давно вымерло. Кажется, в них была кровь той расы, что называлась титанами. Не все из них были великанами, но все они были сильнее других человеческих племён и обладали ещё кое-какими отличиями от других людей. Эта раса давно вымерла. Живя среди саху, я узнал, что перед катастрофой на Земле эойи не всех альдов успели переправить сюда. Осталась ещё довольно большая группа детей, которые не получили своих лурдов. Их не успели переправить сюда и пристроили в знатные семьи, в основном в семьи правителей. В царевне Анхемон, которая пришла сюда через врата уже спустя много времени после того, как этот мир населили альды, была кровь альти-лурду, но у неё никогда не было своего лурда. У неё был лишь маленький зверёк, очень похожий на лурда, но все лурды сразу полюбили её. Она стала тут правительницей, и даже её супруг, король Дион, согласился перейти в её род, и теперь имя этого клана — Анхемон. Потомки Анхемон всегда были сильнее других. Не физически. У них было более сильное ниму. Эльхангон в их руках всегда имел большую силу, нежели в чьих-либо ещё. И всё потому, что в жилах Анхемон кровь альту-лурду смешалась с кровью другого, более молодого человеческого племени. Время шло, в потомках Анхемон всё больше преобладала кровь альти-лурду, но другая земная кровь нет-нет да сказывалась в ком-нибудь из них. Это как в племени темноволосых вдруг рождается светловолосый ребёнок..."

— Да, всплывает рецессивный ген, как у нас говорят. Дия такой и была?

"Да, наш лазутчик обратил на неё внимание. Она вообще сильно отличалась от своих сверстников. Была не такой воинственной, как большинство альти-лурду, и вообще была не такой, как все... Однажды наш шпион видел, как она извлекла из своего амулета луч и залечила себе порез на руке. Он понял, что в её руках солнечный камень имеет особую силу, потому что... Ты ведь наверняка уже знаешь, что в альти-лурду слишком много огня. Я говорю сейчас о невидимом, тонком огне, но он и обычный видимый огонь — это разные проявления одной стихии. Благодаря этому огню альти-лурду так сильны, энергичны и не подвержены болезням. Благодаря своей огненной природе они могут управлять солнечным камнем, но... Оказалось, что ещё лучше этим камнем управляют те, в ком есть равновесие огненной и земной крови. Избыток огня нарушает равновесие элементов. В Дии преобладание огня не вызывало сильного нарушения равновесия. У тебя же соотношение земной и огненной крови просто идеальное — Ферн хорошо определяет такие вещи. Наверное, тебя напугал его взгляд. Дар, которым он обладает, всегда наделяет его носителя кое-какими странностями, но в посёлке, где он живёт, его считают ребёнком с душевным недугом, так что привыкли к его странности. Дию вычислил не он, тогда у нас там был другой шпион, но мы решили вступить в контакт с ней. Мы хотели испытать её, дать ей подземный эльхангон. То есть она сама должна была спуститься за ним в нижние пещеры. Если бы она сумела взять священный кристалл, то, возможно, она бы многое сумела сделать для спасения этого мира. Но Дия погибла. Мы не знаем, как это случилось. Слышали потом, что нашли её останки. Даже не её останки, а остатки её одежды. Наши сомневались, что она бы прошла испытание, но всё же хотели её проверить. Сам Раханнон, наш вождь, беседовал с ней. Воины-альды, которые искали принцессу, спугнули его, но они с Дией успели договориться о другой встрече. Эта встреча не состоялась, потому что принцесса погибла".

— И теперь вы хотите испытать меня?

"А самой тебе не интересно, есть ли у тебя власть над душой Мараха-Аскейру?"

— Что-о? Кажется, речь шла о камне...

"Ты знаешь, что такое эльхангон? Камень, который висит у тебя на груди... Альды называют его солнечным камнем. В их языке эльг или эльгх значит "свет". Отсюда Эльген-Лурд — "светлый лев" или "солнечный лев". А Тефна у них означает "огненная". Свет и огонь — двойное солнце... Всё вроде бы верно, но... Альды ещё недостаточно мудры, чтобы постигнуть истинный смысл некоторых слов. Свет бывает разный. И гораздо сильнее тот скрытый свет, что таится во тьме. Непроявленный, невидимый свет, сохраняющий всю свою силу. Люди находят эльхангоны, когда во время извержений вулканов эти камни выбрасывает на поверхность. Тут, под светом дневного солнца, они теряют большую часть своей силы. Настоящий эльхангон — "камень света" — хранится под землёй. У древнего слова эльг два основных значения — "скрытый свет" и "вечный огонь". Тонкий огонь вечен, а тефн или тафн — его материальное проявление, то, что мы видим и ощущаем. Хангар или хангр — почти то же, но у этого слова значение более общее. Скажем так: хангр — "огонь", а тефн и тафн — пламя. Камни, называемые эльхангонами, — частицы Огненного Змея, частицы его души. Весь этот мир — творение Великого Змея. Его плоть дала жизнь многим тварям и растениям. Кристаллы эльхангона — душа Огненного Змея. Они питаются светом ночного солнца и содержат много материи тану. Таинственной тёмной материи, которой много во вселенной, но которая неподвластна почти никому. Почти вся материя тану, что есть в этом мире, сконцентрирована в этих камнях. Мало кому дано извлечь скрытую в них силу. Саху это не дано. Но, кажется, это дано нечистокровным альдам. Тем из них, в ком есть кровь новых человеческих рас, то есть возникших позже титанов и большинства других рас Атлы. Возможно, сторонники Хамару, узнав о наших планах насчёт принцессы Дии, убили её. Они боятся той власти, какую может получить над подземным эльхангоном кто-нибудь из альдов. А мы хотим прекратить войну в этом мире, пока от него ещё что-то осталось. То, как ты сегодня остановила уаду, только подтвердило, что мы правы. Ты приехала сюда верхом на уаду, ты остановила их полчище. У тебя есть власть над энергией тану, и Великий Змей слышит тебя. Ты способна укрощать его детей".

— Саннид, мне показалось, что они не нападают, если их не трогать...

"И если они не чувствуют враждебности. Ты сумела объяснить это одному юноше, но сумеешь ли убедить в этом всех его соплеменников, особенно если учесть, что большинство из них тебе не доверяет. Чтобы убедить их в своей правоте, тебе не обойтись без эльхангона. Настоящего, подземного эльхангона. Того, который ты только сама сможешь раздобыть в нижних пещерах. Ты согласна спуститься туда?"

— Боюсь, у меня нет выбора.

"Колодец перед тобой".

— А ты?

"Ты должна спуститься туда одна".

До чего же мне было страшно, когда я заглянула в эту бездну. Ещё страшней было спускаться по грубому канату во тьму, которая, казалось, никогда не кончится. Я уже почти выбилась из сил, когда моих ног коснулось что-то тёплое, покрытое шерстью. Что это? Гигантские крысы? Или ещё какие-то чудища подземного мира? Наверное, этот хитрый саху, приняв облик прекрасного лурда, заманил меня в ловушку...

"Спокойно, это я. Отпусти верёвку, до пола совсем немного, чуть больше твоей ладони. Становись... Вот так".

Я вздохнула с облегчением, когда мои ноги коснулись гладкого камня.

— Саннид... Ты почему здесь?

"Спустился в другом месте. На этой пустоши есть ещё один спуск, под каменной плитой. При моих размерах и моём сложении добраться досюда через колодец было бы очень трудно..."

— А мне, надо полагать, трудно было спуститься другим путём? Тем, каким ты сюда добрался...

"Напротив, гораздо легче, но ты должна была прийти сюда через колодец. Таково условие Раханнона, нашего вождя. Это испытание. Тот, кто побоится спуститься в колодец, явно не заслуживает священного камня Змея".

— Понятно. И сколько ещё испытаний у меня впереди?

"Только испытание камнем. Либо ты подчинишь его, либо он тебя".

— И что меня ждёт, если всё сложится не в мою пользу?

"Мы не дадим тебе погибнуть и вернём наверх".

— Где мы? — мои глаза уже должны были привыкнуть к темноте, но я по-прежнему ничего не видела. — Я, конечно, жутко устала, но мне кажется, я спустилась не так уж и глубоко...

"До нижних пещер ещё далеко. Садись на меня, и мы продолжим путь".

— Ты тут что-нибудь видишь?

"Достаточно, чтобы ты чувствовала себя со мной спокойно".

Я уселась верхом на лурда, и он быстрым шагом направился вниз — не знаю уж по ступенькам или по наклонной плоскости.

— Саннид, ты живёшь среди саху... Почему у тебя тело лурда? Насколько я поняла, когда ты родился в этом племени, у тебя было тело саху...

"Можно сказать, что это тело — дар Великого Змея. Но получил я его благодаря тому, что моя магическая сила достаточно велика. Два года назад я был смертельно ранен и сказал нашему вождю Раханнону, что в некоторых мирах маги умеют переселять существо в новое тело, если прежнее повреждено настолько, что жить в нём больше нельзя. Он ответил, что такое иногда получается и у них, саху, но очень редко. Если кто-то согласится отдать мне тело своего детёныша и если Великий Змей позволит мне дважды родиться на одном витке моей жизненной спирали, то моё возвращение в новом теле с памятью об этой жизни вполне возможно. Я хотел отказаться, но Раханнон и его супруга предложили мне своё собственное яйцо. Одно из трёх десятков, которые она недавно отложила. Они сказали, что я ценный член племени и моя жизнь, моя сила и мои знания очень важны. Только вот неизвестно, получится ли моё возрождение в новом теле. Раханнон взял яйцо и отвёл меня туда, где была кладка гриммера — большого аскейра, одного из самых мощных детей Великого Змея. Их яйца — огромные коконы, твёрдые, почти как камень. Если кокон повредить, он быстро зарастает. Не буду рассказывать тебе всех подробностей, это весьма неприятно... В общем, расколов яйцо-кокон гриммера сверху, Раханнон поместил туда меня и своё яйцо, велев мне до последнего думать о том существе, на которое я хотел бы походить в своей новой жизни. Если она, конечно, будет. Успех зависел от моей силы и воли к жизни. Ну и Раханнон, конечно, сам поколдовал над этим коконом. Я умирающий, зародыш саху и зародыш гриммера оказались в одном яйце. Саху могут долго находиться без воздуха, так что я ещё долго мог дышать, находясь в этой пульсирующей слизи, в которую Раханнон добавил амфу... Ты знаешь, что это такое?"

— Приблизительно.

"Я пробыл там много дней, из которых большую часть не помню. Раханнон извлёк меня из этого огромного яйца как раз, когда яйца этой кладки стали трескаться и начали вылупляться маленькие гриммеры. Их родители так и не успели увидеть, кто вылупился из самого крупного яйца. Маленький лурд с моей взрослой памятью и моим умом. Раханнон удивился, что я пожелал выглядеть именно так, но понял, что такой член сообщества весьма выгоден, если мы хотим договориться с альдами. Вот так всё и произошло. Я победил две новые жизни, забрав у двух зародышей их жизненные соки. Раханнон сказал, что такое возрождение получается в одном случае из ста. И что теперь я являюсь его сыном".

— Так и человека можно вернуть со всей его памятью?

"Нет. Так можно вернуть только саху. Мы кое в чём схожи с аскейрами. Я был саху и сумел вернуться как саху, имеющий образ лурда. Внешне я лурд, но я всё равно саху, и состав моего тела не такой, как у истинного лурда".

— А имя... Когда ты родился среди саху... первый раз, как тебя назвали?

"Нуомо. Потом я сменил имя, стал Саннидом. Саху вообще любят менять имена, но тот, кто добился высокого статуса в общине, уже обычно имя не меняет. Раханнон носит это имя уже очень много лет.

— Саннид, можно личный вопрос?

"Можно".

— Ты и правда совсем не жалеешь, что так и не встретил ту девушку?

"Если честно, то всё-таки жалею, — признался лев. — Не считаю это трагедией, но сожаление остаётся. И надежда, что когда-нибудь я её всё-таки встречу. В какой-нибудь другой жизни. А может, ещё и в этой".

— Но... То время ещё не настало или...

"Нет, то время, в которое я хотел попасть, уже прошло. Альды тогда жили в скальном дворце, а он теперь разрушен..."

— А может, его снова отстроят, и...

"Может, и отстроят, но я уверен — то время прошло. Надеюсь, я узнаю её при встрече, в каком бы облике она ни была. Я пойму, что это она, по тому, как замрёт моё сердце. Как оно замерло, когда я увидел её возле дерева-фонтана. А потом, может, и разочаруюсь. А может, и нет. Кто знает... Разочарование лучше, чем душевная пустота. Разочарование возможно, только если ты очарован, а это замечательное чувство. Ведь так? Когда мы влюбляемся, мы не боимся разочароваться. Догадываюсь, почему ты об этом заговорила. Ты по кому-то очень скучаешь".

— Я тоже хотела бы узнать одного человека в следующей жизни, если нам так и не удастся встретиться в этой.

"Думай о нём".

— Если бы я могла о ней не думать, — усмехнулась я.

"Да, пожалуй, я дал тебе глупый совет. Но вот этот точно не глупый: постарайся не думать о плохом".

Вокруг было по-прежнему темно, но я уже чувствовала приближение света. Там, наверху, темнота воспринимается иначе. Наверное, только спустившись в подземное царство и погрузившись во тьму, начинаешь видеть, насколько она богата цветами и оттенками. В какой-то момент у меня возникло чувство, что мы долго ехали сквозь чёрный дым, а теперь постепенно приближаемся к его источнику — огню. Тьма вокруг нас пламенела, приобретая багровые и пурпурные оттенки. Это напоминало приближение рассвета... Нет, до рассвета ещё далеко и увидеть его можно лишь в Срединном мире. Сейчас я вижу свет ночного солнца. Девушка из тьмы... Так меня назвал даркмейстер Луис. Девушка, которой не должно было быть. Я не мертва, но и не могу вернуться к прежней жизни. К жизни в своём мире, среди тех, кого любила. Я мерг, которого отыскал его лурд. И вернул сюда, в Царство мёртвых. Скоро я увижу богов, и мы с моим лурдом будем сражаться с порождениями тьмы. Потом я отправлюсь отдыхать в сады Меранду, а он вместе с солнечными богами вернётся в Верхний мир и станет частицей солнечного света. Мне же теперь доступен лишь свет ночного солнца...

Когда тьма из красноватой стала оранжевой, я смогла увидеть тоннель, по которому мы ехали, а потом высокую арку, ведущую в обитель мерцающих огней. Там что, факелы? Или свечи, как в христианском храме?

Нет, мерцание в этом просторном сводчатом зале исходило от золотистых, оранжевых и алых кристаллов. Они тут были всюду — на полу, на стенах, на потолке. Разных размеров и форм. Одни светились ярко, другие напоминали тусклые лампы в гранёных хрустальных абажурах. Тёмный каменный пол устилали шкуры, на которых, поджав ноги, сидели карлики с плотной серой кожей и шишковатыми головами. Одни были лысыми, у других на макушке и возле ушей топорщились грубые тёмные волосы, похожие на щетину половой щётки. На меня смотрело множество круглых жёлтых глаз, горящих в полутьме, словно карманные фонарики. Плоские уродливые лица казались неподвижными, никто из этих существ вроде бы не произносил ни звука, но я слышала какие-то голоса. Множество голосов, сливающихся в странный гул, который становился всё громче и громче. Или это шум воды? Или пламени, бушующего в огромной печи... Она далеко отсюда, но она так велика, что кажется, весь мир постепенно сгорает в этом горниле. Сгорает, перерождаясь и изменяясь. Скоро этот огонь сомкнётся вокруг нас, и настанет конец света...

— Ты слышишь голос Великой Реки, дитя?

Я огляделась, стараясь понять, кто ко мне обращается, но он сам встал и подошёл ко мне — один из этих карликов, столь трудно отличимых друг от друга.

— Скоро она будет здесь, и мы уйдём в другие пещеры.

— А здесь всё затопит? — спросила я.

Саху засмеялся каркающим смехом, который подхватили некоторые из его соплеменников.

— Можно и так сказать. Река, что протекает внутри Мараха-Аскейру, постоянно образует новые потоки. Один из них, огненный, сейчас подбирается к городу людей-львов. Этих гордых глупцов, уверенных, что они способны всех победить.

— Ахеле грозит опасность?

— Не только ей. Гнев Великого Змея может разрушить весь этот мир.

— Саннид сказал мне. Что я должна сделать, чтобы это предотвратить?

— Сразу к делу? — карлик снова рассмеялся. — Она мне нравится, Саннид. Где ты её встретил? Она пришла к колодцу?

Сперва мне показалось странным, что огромный лев молчит, но я вспомнила, что изъясняться он может только путём передачи своих мыслей, а сейчас он отвечал не мне.

— Ты Раханнон? — спросила я заговорившего со мной саху.

— Да. И я рад, что ты оказалась достаточно смелой, чтобы прийти сюда. К сожалению, ты не так сильна, как хотелось бы... То есть не так сильна, как могла бы быть, если бы не была нарушена твоя целостность. Хочу предупредить — сила этого камня опасна. Он не просто подчиняется тому, кто способен им управлять, он взаимодействует с ним. Происходит обмен энергиями. Если ты окажешься недостаточно сильна, камень просто высосет тебя и ты можешь погибнуть, но мы сразу поймём, что дело плохо, и постараемся этого не допустить. Но даже если будет достигнуто равновесие энергий — твоей и камня, нельзя использовать эльхангон слишком долго. Он может ослабить и даже убить тебя.

— А как я могу им воспользоваться? Что я могу сделать при помощи этого камня?

— Истинный эльхангон способен излучать преобразующую энергию. Силу света, скрытого в материи тану. Вот этот кулон у тебя на груди... Это дневной эльхангон, найденный на поверхности. Им можно плавить металл, извлечённый из него луч может нагреть воду или даже что-то сжечь, но его луч не способен воздействовать на живую материю, разве что может нанести или залечить небольшую ранку, но даже это мало у кого получается. И слава Мараху-Аскейру, иначе альды с лёгкостью уничтожали бы его детей. Дневной эльхангон бессилен против детей Великого Змея, в том числе против уаду. Ну и против других тварей тоже. А вот истинный эльхангон... Это страшное оружие. Прежде чем ты попытаешься овладеть им, поклянись, что не будешь пользоваться им ради баловства или ради мести.

— Обещаю, что не буду. Но защищаться и защищать других можно?

— Можно. Только учти — если при помощи этого камня убиваешь и уничтожаешь, то равновесие между вами нарушается и ты быстро слабеешь. Лучше использовать его преобразующую силу. Он способен восстанавливать нарушенное и даже преобразовывать одни виды материи в другие. Он не может вернуть мёртвое к жизни, но может остановить пожар, превратив огонь во что-то другое. Или прекратить наводнение, опять же преобразовав воду в другую субстанцию. Его луч может залечить рану, срастив ткани... Многое зависит от того, в чьих руках этот камень. Он мало кому давался в руки. Среди нас, саху, таких вообще нет. А те немногие потомки Анхемон, которым мы его давали, получив его, быстро теряли контроль и над ним, и над собой. Люди очень подвержены страстям. Они так часто нас разочаровывали... Но сейчас ситуация такова, что исправить её может лишь человек, способный управлять эльхангоном. Человек с земной и огненной кровью. Эти камни вокруг тебя, девушка. Выбирай любой. Разумеется, лучше такой, который тебе не будет тяжело нести.

— Вряд ли я смогу отломить его от стены или от пола... — я вздрогнула, прикоснувшись к ближайшему ко мне кристаллу, похожему на золотой цветок, выросший на неровной стене. Меня как будто слегка дёрнуло током.

— Ощутила его силу? Попробуй снова и думай о том, что его сила тебе не страшна, что она может служить тебе.

Второй раз меня опять "дёрнуло током", но я не подала виду, что мне больно, и сомкнула пальцы вокруг самого крупного кристаллического "лепестка". Мне казалось, что я держу руку на горячей батарее и вряд ли долго выдержу. Но выдержать хотелось, тем более что Раханнон смотрел на меня с явным одобрением. Я бы даже сказала, с уважением, если я правильно прочла эмоции на этом странном плоском лице.

Неожиданно камень из обжигающего стал просто тёплым, и "лепесток" словно бы сам отломился от каменного цветка.

— Ну вот, такую красоту испортила, — усмехнулась я, хотя в глубине души ликовала. У меня получилось! Камень был у меня в руке, и чувствовала я себя при этом прекрасно. Эльхангон не вытягивал из меня силы. Во всяком случае, пока.

— Теперь Саннид отвезёт тебя наверх. Город, где ты временно обрела семью, ещё цел, но скоро может пострадать.

— Насколько скоро, Раханнон? Прежде чем я покину это место, я должна выяснить кое-что ещё. Я должна помочь обитателям не только этого мира, но и своего. Не знаю, заметил ли это ваш лазутчик, способный видеть тонкие материи, но я нездешняя.

— Заметил. Он почувствовал, что ты не отсюда, хотя и не может понять, как ты здесь оказалась.

— Мне помогли двое бессмертных магов. И они обещали помочь мне вернуться в моё время. Раханнон, мир, из которого я пришла, связан с Хангар-Тану тоннелем. Его создали маги, нарушив тем самым пространственно-временную ткань. Теперь в моём мире творится примерно то же, что и здесь. Дети Великого Змея проникли туда и разрушают его. И происходит это не сейчас, а в будущем. В моём времени.

Вот теперь я действительно услышала хор голосов, который, сливаясь с шумом таинственной Великой Реки, просто оглушал меня — не силой звука, а силой эмоций.

— Неужели всё повторится?!

— И когда?

— О чём она говорит?

— Мы думали, что эта девушка наша надежда на спасение, а она пророчит такую же беду в будущем...

— Да ничего я не пророчу! — крикнула я.

Голоса умолкли.

— Я не пророк и никогда им не прикидывалась, как некоторые ваши соплеменники, которым нравится дурачить людей. Вы живёте так долго и ещё не поняли, что в этом мире всё повторяется? Я помогу вам решить проблему сейчас — если, конечно, мне это окажется по силам, но никакие боги не могут обещать вам, что такая же проблема не нависнет над вашим миром много лет спустя. Подумайте, есть ли возможность решить эту проблему и для настоящего, и для будущего?

— Будущее закрыто для нас, — сказал кто-то.

— Но не для неё, — возразил Раханнон. — Если мы для неё прошлое, то наше будущее, недоступное для нас, является её настоящим. Для неё оно открыто. Действительно открыто. Оно само, а не просто пророческие видения. Братья и сёстры! Сейчас мы слышим шум Великой Реки, но она разлилась ещё не настолько, чтобы поникнуть в другой мир. Если там, в будущем, такое случилось, значит, там наш мир охватило ещё большее бедствие. Как знать, может, кто-то из нас ещё доживёт до этого будущего или вернётся к жизни после амфасханы. Возможно, эта девушка поможет нам справиться не только с нынешними, но и с грядущими бедами...

— Раханнон, я знаю только то, что сейчас, в моём времени, этот мир охвачен огнём, а мой наводнили уаду. Больше я не знаю ничего.

— Попробуем узнать побольше. Я должен отвести тебя к Шиннау, — он сделал мне знак следовать за ним и направился к арке, ведущей в соседнюю пещеру. Саннид пошёл с нами.

Соседняя пещера мало отличалась от "зала для заседаний", а вот следующая была наполнена слабым мерцающим туманом. Дальше туман сгущался, приобретая оранжевый оттенок. Мы шли сквозь большие и маленькие поросшие кристаллами залы, постепенно погружаясь в стихию странного огненного тумана. Гул, который Раханнон назвал шумом Великой Реки, становился всё громче и громче. Вскоре мы оказались в огромном зале, почти всю площадь которого занимало кипящее озеро. Жара я не ощущала, хотя субстанция в нём клокотала, словно жидкая каша, которую давно уже пора снять с плиты. Цвета она была неоднородного. От переливов чёрного, пурпурного и золотого болели глаза. Зато огненный туман тут почти рассеялся.

— Тонгхо, — сказал Раханнон, показывая на озеро. — В нём коконы будущих жизней — зверей, растений... Видишь — уровень поднимается. Ещё несколько дней — и тонгхо заполнит тут всё. И когда-нибудь начнёт проникать наружу, создавая новые жизни.

— Уаду?

— Нет. Дети гнева плывут в потоках жидкого огня, и один из этих потоков приближается к городу. Поспешим.

— Кто такой Шиннау?

— Глава нашего клана. Он уже очень стар. Настолько, что не сможет проснуться после амфасханы. Он уже на грани жизни и смерти и потому обрёл пророческий дар... Нет, его обретает не каждый, кто готов окунуться в воды вечности. Это редкий дар. Надеюсь, вместе с Шиннау ты сможешь увидеть, что именно произойдёт в будущем.

После зала с озером мы миновали ещё несколько залов, поросших кристаллами эльхангона, и остановились перед входом в совсем маленькую пещерку, где в золотисто-оранжевом сиянии сидел... Не будь он уродливым карликом, я бы назвала его Буддой, так как сидел этот саху в той позе, в какой обычно изображают Будду. Глаза его были закрыты.

— Почтенный Шиннау, — обратился к нему Раханнон. — Что ты видишь? Грядут ли большие перемены?

— Да, сын мой, — не открывая глаз, слабым голосом отозвался "Будда". — И на этот раз они будут в основном снаружи. Зачем ты привёл сюда слоу?

— О чём ты, мудрейший? Взгляни на неё. Это живая девушка. Она повреждённая, но живая.

— Мне не надо и смотреть на неё, чтобы понять, что она слоу, — ответил Шиннау. Однако глаза открыл. Они были у него такие же жёлтые, как и у всех других саху, но очень бледные. Я вот кожа наоборот была темней, чем у всех саху, которых я тут видела. У каждого племени свои приметы глубокой старости.

— Да, мудрейший, строго говоря, меня ещё нет в этом мире и в этом времени, — сказала я.

— Верно, — кивнул он, — как и то, что ещё неизвестно, будешь ли ты когда-нибудь в этом или в каком-либо другом мире.

— Но я пришла сюда из будущего.

— И надеешься туда вернуться?

— Вообще-то да.

— Но ты явилась сюда, чтобы изменить прошлое. Так что будущее может оказаться для тебя закрыто. Чего ты хочешь?

— Предотвратить бедствие — здесь и там. Сейчас и в будущем. Я знаю, что происходит здесь и сейчас, но далеко не всё знаю о том, что происходит в будущем. То есть в вашем будущем и моём настоящем.

— Расскажи, что знаешь.

— Маги моего мира при помощи ваших соплеменников маноев сделали тоннель из моего мира в прошлое этого. В то прошлое, которое для вас всё же является будущим. Туда проникло одно воинственное человеческое племя. Не альды, другое. Урмиане. Поверь, альды по сравнению с ними — просто невинные дети. Я не знаю, что тут натворили урмиане, но почти уверена — бедствие устроили они. И благодаря тоннелю этот кошмар перекинулся на мой мир. Я хотела бы знать, что случилось с альдами, моими предками. И хотела бы понять, как мне остановить бедствие в обоих мирах. Сейчас и в будущем.

— Дитя, ты считаешь себя богом? — спросил Шиннау. — Ты считаешь, что всё это тебе по силам?

— Не знаю. Помоги мне сделать то, что в моих силах.

— Хорошо, — согласился старый саху. Так спокойно, будто я попросила его о небольшом одолжении. — Иди сюда, дитя. Садись рядом со мной.

— Но она... — встревожился было Раханнон.

— С ней ничего здесь не случится, — перебил Шиннау. — Эта девушка почти что вне времени, и этот огонь ей не страшен. Он постепенно пожирает меня, но мне уже и так недолго осталось, а ей он не повредит. К тому же в её руке камень. Марах-Аскейру слышит её, и она сейчас сможет его слышать. Главное — чтобы она не испугалась того, что он покажет и расскажет. Иди сюда, дитя. Или ты уже передумала?

— Вот ещё.

Переступая порог крохотной пещерки, я словно прошла сквозь тонкую завесу какой-то вязкой материи. Я только сейчас подумала о том, что золотой туман, заполнивший эту пещеру, не выходит за её пределы.

— Эта пещера — кокон эльгемы, — пояснил Шиннау. — Вечного света, который я сделал чуть видимым. Совсем чуть-чуть, но он многое освещает для того, кто способен выдержать этот свет. Садись рядом и дай мне руку. Задай свои вопросы Мараху-Аскейру. Необязательно вслух — он всё равно тебя услышит. Возможно, сейчас мы увидим то будущее, которое ты хотела бы изменить. Если ты действительно этого хочешь.

Сжимая правой рукой камень, а левой жёсткую, шершавую лапку карлика, я приготовилась к тому, что погружусь в сомнамбулическое состояние и передо мной одна за другой начнут проноситься картины будущего. Но то, что случилось, превзошло все мои ожидания.

Я оказалась в Ахеле. Я сразу узнала этот город, хотя он очень изменился. Он сильно разросся, дороги стали шире, а дома выше и наряднее, но самый главный дом Ахелы производил сейчас довольно мрачное впечатление. Огромное дерево высохло, и какие-то ползучие растения, похожие на цветущие лианы, снизу доверху оплетали пирамидальную конструкцию из вулканического стекла. Местами виднелись сухие ветви, бессильно обнимающие разноцветные стены и серебристые водосборники. Кое-где за полупрозрачными стенами мерцал свет, но я знала, что в Доме Большого Дерева больше не живут, ибо дерево умерло и не даёт воду. Тем не менее дом не был совсем заброшен. Возможно, сейчас он стал чем-то вроде храма. Спросить я никого ни о чём не могла, поскольку обитатели города меня не видели. Они проходили мимо меня или даже сквозь меня — словно я, как Терри, вышла в неполный тайминг.

Я заметила, что демиров в этой новой Ахеле едва ли не больше, чем альдов. Впрочем, жили два племени всё равно отдельно. Некогда примыкавший к Ахеле посёлок демиров разросся, и город теперь делился на две половины, разделённые широкой мощёной дорогой, которая вела к массивным воротам. Я видела, как они открылись и жители города кинулись встречать пришедших. Это было войско, состоявшее не только из альдов и их зверей. Были тут и вооружённые демиры — только мужчины, разумеется. Женщины этого племени к оружию сроду не прикасались. Войско явно вернулось после жестокого боя. Лурды и запряжённые хатрами повозки везли убитых и раненых.

Вокруг потемнело, и в следующий момент я оказалась на равнине, где кипело сражение. Альды бились со странно одетыми воинами. Я не сразу поняла, в чём заключается эта странность. Вроде бы такие же лёгкие доспехи, как и у альдов, но вот не совсем такие. Ряженых всё равно видно. К тому же я уже достаточно насмотрелась на урмиан с их целлулоидно-мускулистыми, какими-то чуть ли не одинаковыми телами и жестокими, надменными лицами, которые Эрика всегда считала исполненными достоинства. Лурды в битве не участвовали. Они ждали своих воинов неподалёку от поля боя. Я с удовольствием отметила, что аристеи терпят поражение, но тут опять всё потемнело, и я оказалась свидетелем уже другого побоища. То есть участники были те же — альды и урмиане, но теперь аристеи использовали совсем другое оружие. Современное. Я закричала от ужаса, видя, как они сжигают своими бластерами людей и львов. Крика я своего не услышала, как не слышала и шума битвы. Следующей картиной был пылающий лес на знакомом мне горном склоне. Ниже белела роща линтан. Она уцелела после того землетрясения, которое мы с Дионом наблюдали совсем недавно, но сейчас тут разразилась катастрофа почище нынешней. Горы приблизились. Я достаточно чётко увидела прекрасный замок из вулканических пород, окружённый садом с деревьями-фонтанами, и простирающийся за ним лес. Выходит, альды отстроили этот замок и снова тут жили. Они восстановили и ступенчатую дорогу, что вела к замку от подножия гор, но теперь часть её была разрушена вновь. И на замке тоже виднелись следы разрушений. Тех, что причиняет не природа, а люди. Причём люди, владеющие тем оружием, какого не было ни у альдов, ни у демиров. Войну в этом мире развернули чужаки. Урмиане.

Я ещё несколько раз оказывалась в гуще событий, которые не хотела бы видеть даже по телевизору. Я видела, как урмиане, используя парализаторы, отлавливали здешних зверей, в основном крупных аскейров. Все знали, что аристеи обожают устраивать игрища, состязаясь с экзотическими хищниками или заставляя сражаться с ними приговорённых к смерти преступников. Говорили, что некоторые из зверей урмианского "Колизея" не известны ни одному экзобиологу. Видео этих игрищ можно было раздобыть, но я их никогда не искала, поскольку не хотела на такое смотреть.

Я видела, как аристеи атаковали горный замок, окружив его дымовой завесой. Прекрасный сад вокруг дворца был обезображен огнём и копотью, а в задымлённых окнах виднелись люди. Похоже, урмиане решили выкурить обитателей дворца при помощи какого-то едкого газа.

А последняя картина походила на то, что описывали и Ламия, и манойи Лабиринта. Это был огненный ад. Нет, здесь не бушевало пламя, но желтовато-оранжевый воздух над мёртвой, выжженной землёй дрожал и колебался, искажая очертания гор и каких-то руин. Я, даже не ощущая этот воздух на своей коже, понимала, что он раскалён — до такой температуры, какой не выдержит ни один человек. Люди тут были в специальных костюмах, похожих на скафандры. Они управляли тяжёлой техникой, которая сверлила и вспарывала сухое тело планеты, словно пытая её. Кое-где из-под земли вырывался огонь. И тут же гас, растворялся в дрожащей раскалённой атмосфере. Последним, что я видела, был холмистый участок, накрытый силовым куполом, внутри которого люди ходили без скафандров и масок. Одни возились с какими-то машинами, другие направлялись к невысокой постройке, отдалённо напоминающаей наземную часть станции метро. Наверное, там был спуск под землю.

Очнулась я оттого, что Раханнон массировал мне своими маленькими жёсткими ручками виски. Когда я села, меня замутило.

"Тебе очень плохо?" — спросил Саннид.

— Кому угодно заплохеет от того, что я только что увидела. Вот чёрт! Будь у меня прежняя сила, я бы отправилась туда и предупредила их!

— И что бы ты им сказала? — Шиннау смотрел на меня из золотой пещеры, сидя в своей любимой позе Будды. Меня оттуда вынесли, видимо, опасаясь, что дальнейшее моё пребывание в эльгеме всё-таки может мне повредить. — Думаешь, альды, узнав о приближении врага, отказались бы от боя и побежали прятаться?

— Но надо же что-то делать! Я догадываюсь, что произошло. Урмиане проникли на Хангар-Тану благодаря магии и первым делом решили тут поразвлечься. Они обожают прилететь в какой-нибудь мир, который... отстал от нашего по уровню знаний, и спровоцировать войну с дикарями. Так они называют местное население большинства миров обитаемой вселенной. Причём они обожают играть в честные бои — то есть сражаться с местными оружием вроде того, какое используют в данном мире. Они же в любом случае в более выгодном положении, поскольку обладают сверхсилой. И, кстати, благодаря вашим соплеменникам, маноа.

— Что? — опешил Раханнон.

— Знаю, здешние маноа тут ни при чём. Мало того, что урмиане сильней обычных людей благодаря достижениям медиц... лекарей нашего времени, так они ещё выторговали у манойев сверхъестественную силу, неуязвимость и нечувствительность к боли. Но, насколько я поняла, в бою с такими прекрасными воинами, как альды, всё это не помогло. С досады "благородные" аристеи сошли на дерьмо и применили против обитателей этого мира другое оружие. То, какого тут ещё нет. В нашем мире изобрели очень страшное оружие, против которого с мечами не пойдёшь. Ну и к тому же они заинтересовались богатствами этого мира. Стали отлавливать животных... Я не видела всего, но кое-что можно предположить. Они явно поняли, что поработить альдов не получится, и решили их уничтожить. А может, решили выкурить их из замка, чтобы взять в плен, но я знаю: альды — не те люди, которые смирятся с пленом и рабством. Они будут сопротивляться до конца и скорей умрут, чем станут рабами. Скорее всего, они погибли. Замок был окружён. Они не могли уйти! Урмиане всё-таки угробили этот мир. То, что я видела в конце, — это огненный кошмар...

— Я тоже это видел, дитя, — грустно сказал Шиннау. — Ты можешь попробовать увидеть что-нибудь ещё, но лучше тебе не тратить на это силы. Мы всё равно не знаем, как этому помешать.

— Но можно же хотя бы спасти людей! До сих пор неизвестно, куда они делись. Некоторые считают, что они спаслись, ушли через врата, которые им оставили эойи. Вроде как эойи им и заклинание какое-то сказали, чтобы можно было открыть врата в другой мир, где должно быть безопасно. Но никто точно не знает, спаслись люди Хангар-Тану или погибли. Зато я точно знаю, что пользоваться вратами они не умеют. Не помнят они никакого заклинания! Шиннау, ты умеешь открывать врата?

— Нет, дитя. И власти над временем у меня нет. Могу лишь проникать в него вот так, находясь в эльгеме. И вообще-то только в прошлое. Сегодня я сумел увидеть будущее, но это лишь благодаря тебе, пришедшей из будущего. Но ведь ты можешь попросить помощи у тех бессмертных, которые сумели отправить тебя сюда и, насколько я понял, собираются вернуть назад...

— Они смогут вернуть меня только в то время и то место, из которого я сюда отправилась. И то неизвестно, получится у них или нет. Я должна сама вызвать Ламию, послать ей свой сон, чтобы она смогла через него сделать мост ко мне. Этот мост просуществует совсем недолго, и мне надо будет успеть вернуться. Больше они никуда не смогут меня отправить... Боже, что они там делают? Кажется, что-то добывают.

— Да, они наносят Мараху-Аскейру глубокие раны, — грустно сказал Шиннау. — Они привели его в ярость, и Великая Река выносит его детей за пределы этого мира. Дети гнева мстят за своего отца, пожирая мир завоевателей.

— Это и мой мир, Шиннау. Там живёт много людей, и не все они такие гады, как урмиане. Я должна что-то сделать! Я должна всё это как-то остановить!

— Исправить всё ты не сможешь. Советую поставить перед собой задачу, которая тебе по силам. И кое-что я могу тебе подсказать. Насколько я понял, альды снова уйдут в скальный замок. Под ним есть подземный ход. Если проложить тоннель дальше на запад, то можно будет выйти в пещеры, которые выведут как раз к роще арминов, а поблизости там та самая пещера, которую альды считают вратами, хотя и не умеют их открывать. Я знаю про эту пещеру. Дитя моё, если эойи сделали там врата, то они там есть и должны открываться. Причём открываться именно в тот мир, который эойи соединили этими вратами с нашим. Проблема в том, как заставить их работать. Как их открыть. Но я думаю, что эту задачу как раз можно решить. В твоих руках эльхангон, и ты ещё полна сил. Ты можешь попробовать открыть эти врата сейчас, но захотят ли альды уйти неизвестно куда? Ведь нынешнее бедствие ещё не такое страшное, как то, которое нам показал Марах. И неизвестно, откроются ли врата в обратную сторону, если людям не понравится в том мире или он вдруг окажется не таким уж и безопасным. Но ты можешь сделать врата работающими, и пусть люди этого мира уйдут отсюда, когда сочтут нужным. А если точнее, когда останется только один выход — бежать. Придумай заклинание и скажи альдам, что не следует забывать его, как они забыли заклинание эойев. И ты должна написать его на стене Пещеры Врат. Не просто написать, а выжечь лучом эльхангона. Эти письмена не будут видны, ибо начертаны они будут тем огнём, который виден немногим и то не всегда. Когда люди захотят покинуть этот мир, они должны будут подойти к пещере и произнести заклинание. Тогда надпись проступит на камне и врата откроются. Я не раз был возле этих врат, пытаясь понять, что за магия задействована при их создании. И кое-что я понял. Врата настроены в основном на коллективное желание. Лучше, если заклинание, открывающее их, произнесёт множество людей, охваченные одним желанием — совершить переход отсюда в тот мир, куда ведут врата. Тогда не надо и искусного мага, чтобы открыть их.

— Да, коллектив — это сила, — усмехнулась я.

— Но люди действительно должны хотеть и быть готовы уйти. Они должны знать заклинание, и оно должно быть начертано на Пещере Врат. Ты сможешь сделать это для своих предков, девушка-слоу?

— Смогу. Спасибо, мудрейший. Если после всех этих приключений я останусь жива и если не исчезну для будущего, то я ещё вернусь в этот мир. И не одна. И мы исправим то, что я не успею исправить сейчас.

— Боюсь, мне уже не суждено узнать, сколько миров ты успеешь спасти. Раханнон, дай ей шнур для камня, чтобы она его не потеряла.

— Но в нём всё равно нет отверстия...

— Так пожелай, чтобы оно появилось.

Раханнон протянул мне прочный шнур из неизвестного мне материала, и я с удивлением обнаружила ближе к более толстому концу продолговатого камня сквозное отверстие. Сделав себе кулон, свисающий почти до живота, я поблагодарила Шиннау и Раханнона, села верхом на Саннида, и он помчал меня по мерцающим залам и тёмным тоннелям Подземного царства. Сразиться с чудовищами мне предстояло не здесь, а наверху. Это не соответствовало легенде, зато вполне соответствовало жизни. Чудовища живут не во тьме сказочных подземных миров. Они гораздо ближе, и солнце светит для них так же, как и для нас.

Мы выбрались на поверхность там, где Саннид спустился в нижние пещеры. Крутая лестница вела к большому квадратному люку, который Саннид задвинул тяжёлой плитой, как только мы оказались наверху. Слева примерно в сотне метров от нас я увидела Колодец Пророков, а справа Долину Золотых Деревьев, которые ярко светились на фоне потемневшего неба. Я подумала, что собирается гроза, и не удивилась, услышав гром. Но когда он прозвучал второй раз, я встревожилась, поскольку теперь этот гром сопровождался сильным толчком. Поблизости образовалась трещина, которая стала стремительно расти и ветвиться, с грохотом ломая рыхлый белый камень. Вскоре к этому звуку присоединилось громкое шипение — как будто где-то поблизости проснулась огромная змея. Очередное порождение Мараха-Аскейру. Это зашумела Огненная река, сменив цвет с синего на лиловый, а потом на огненно-красный. Через полминуты огромная стена пламени заслонила от нас пейзаж с белой скалистой равниной и разноцветными рощами. Ручейки пламени устремились к нам по трещинам, которых становилось всё больше и больше.

Саннид посоветовал мне держаться крепче и во всю прыть помчался через рощу, перепрыгивая трещины, почти теряющиеся среди ветвистых теней — таких чётких в этом царстве золота и светлого камня, а деревья раскачивались с жалобным звоном, норовя достать нас множеством золотых лезвий. Мы только чудом не поранились об эту металлическую листву.

Мой плащ по-прежнему висел на дереве, но меня никто не ждал.

"Здесь было много людей и лурдов, — сказал Саннид, нюхая воздух. — Недавно... Даже следы видны. Но скоро их не будет видно. Мы должны спешить, пока пламя впереди не разгорелось ещё сильней... Поедем в город?"

— Да! Диона увели туда! Только бы с ним было всё в порядке...

"Подземный огонь подбирается к городу, так что о порядке там даже можно и не мечтать. А тут огонь уже вырвался наружу! Но он несильный, прорвёмся..."

Сперва я подумала, что каменные цветы просто кажутся такими яркими на фоне дымчато-синего неба, но оказалось, что они светятся от огня, который разгорался, вырываясь из трещин между ними. Как ни странно, ни один кристаллический цветок не сломался. Как будто Огненному Змею нравились эти его творения настолько, что он решил их не трогать.

— Саннид, подожди! Самое время опробовать камень...

Я сжала в руке эльхангон, пожелав, чтобы его свет помог мне погасить подземный огонь. Камень засветился так ярко, что я сперва зажмурилась. Из-за этого сияния я не видела ни самого камня, ни своей руки.

"Сделай луч, — посоветовал Саннид. — И не надо очень сильный. Тебе надо беречь силу камня и свою".

Я пожелала, чтобы луч исходил от острого конца эльхангона, и направила его на ближайшие к нам языки пламени, которое быстро занимало свободное пространство между кристаллическими цветами. Огонь погас. Вернее, я превратила его в воздух. Здорово! Интересно, а воду в вино я бы смогла превратить или мне доступны лишь фокусы с чистыми элементами стихий? Мы, не опалившись, пересекли и каменный "цветник", и равнину, где я ещё недавно остановила полчище уаду. Дион говорил, что в ближайшее время тут не должно быть ни огня, ни чудовищ. Уаду действительно не было, но трясло почище, чем несколько часов назад, и огня хватало. Значит, всё стало ещё хуже. Что с Дионом? Наверное, его обвинили в том, что отвёз меня к священному колодцу. Решили, что из-за этого здесь снова всё началось.

"Думаю, скоро тут само всё прекратится, — сказал Саннид. — Так что погаси камень. Центр бедствия не здесь, а ближе к городу или в самом городе".

— Сколько этот эльхангон будет... работать?

"Это зависит от того, на сколько тебя хватит. К сожалению, одно из твоих тел повреждено и ты слабее, чем могла бы быть. Не забывай, что сила тут главным образом во взаимодействии ваших энергий. Когда почувствуешь слабость, знай, что твои силы на пределе, равновесия между вашими энергиями уже нет и камень может исполнять твои желания, только вытягивая из тебя остатки твоей силы. Так что осторожней, побереги себя".

Возле Ахелы огня не было, но, похоже, тут недавно трясло. У открытых ворот переговаривались несколько вооружённых парней и девушек. Их лурды заметно нервничали, и даже отсюда было видно, что в городе царит паника. У воителей только что глаза из орбит не вылезли, когда они увидели меня верхом на лурде. Они молча расступились, пропуская нас. Я боялась, что их звери, учуяв в Санниде чужака, встретят его враждебно, но огромные львы отреагировали на него спокойно. Значит, сразу поняли, что он не опасен.

— Где Дион? — спросила я.

— В саду Главного Дома, — ответил старший из воинов. Похоже, единственный, кто при моём появлении не потерял дар речи.

Я знала, что, увидев меня с никому здесь неизвестным лурдом, обитатели Ахелы удивятся, но такой реакции не ожидала. Эта компания смотрела на меня едва ли не со священным ужасом.

— В саду?

— Недавно так трясло, что люди на всякий случай вышли из домов. Король, вожди кланов и старейшины собирались устроить совет, но, думаю, скоро будет не до этого.

— Какой совет?

— Кажется, принц Дион сделал всё, чтобы опорочить свой клан. Грядут перемены...

Воин умолк, потому что земля содрогнулась и доносившиеся из города тревожные голоса зазвучали громче

— Самое время устраивать свару из-за короны... Или что тут у вас вместо неё?

Мой вопрос озадачил воинов, но дожидаться ответа я не стала. Я вполголоса объяснила Санниду, как быстрее добраться до Большого Дерева, и мы помчались искать Диона. Немного пожив среди альдов, я поняла, что суд Линча тут не в обычае. Межличностные разборки нередко заканчивались поединками — как с оружием, так и без, но когда человек считался виновным перед кланом или всем племенем, его проступок рассматривался на совете. Я сомневалась, что с Дионом расправятся без суда и следствия, и всё равно очень за него тревожилась.

Паника в Ахеле стремительно росла. Демиры не только покинули дома. Многие из них грузили свой скарб на повозки. Непонятно только, куда они собирались бежать и почему решили, что за пределами города безопасней. Альды, пряча тревогу под маской снисходительности, призывали паникёров к спокойствию.

Сперва никто не обращал на меня внимания — блондинка верхом на лурде в Ахеле не редкость, но у тех, кто задерживал на мне взгляд и узнавал меня, неизменно вытягивались лица. Что я скажу, когда спросят, откуда у меня лурд?

Как вскоре выяснилось, насчёт этого я зря волновалась. Спрашивать о лурде меня никто не собирался. Вывод был сделан без вопросов.

— Тирн! — воскликнуло сразу несколько голосов, едва я, въехав в дворцовый сад со стороны главного городского бассейна, приблизилась к собравшейся на поляне толпе.

Я знала, что эту окружённую цветником поляну с фонтаном в центре иногда используют для собраний. Три дня назад король и старейшины решали тут какие-то хозяйственные вопросы, касающиеся всего города. Подробностей Алета мне не сообщила, да я и не интересовалась. Сейчас народу на лужайке было гораздо больше. Я сразу увидела Диона. Он стоял возле фонтана, гордо выпрямившись и сложив руки на груди. Оружия при нём не было, и это говорило о том, что он тут в роли подсудимого. Тирена сидела рядом — неподвижная, но настороженная. Я за эти дни неплохо изучила повадки лурдов и знала, какими они бывают, когда чуют беду. Впрочем, волновались все лурды. Они все держались поближе к своим людям, и те не могли не понимать, что это неспроста. Так какого лешего они тут судилища устраивают? Нашли время. Как будто Дион станет что-то от них скрывать! Он верен своему народу и он человек чести. Или Дион не сказал им, куда он меня отвёз? Может, решил, что пока лучше об этом помолчать?

— Послушайте! — крикнула я. — Дион всего лишь выполнил мою просьбу! Я уговорила его показать мне заброшенный храм, Золотую Долину и...

— Тирн! — перебил меня хор взволнованных голосов. — Он нашёл её!

— Теперь принцесса вместе со своим лурдом!

Так вот оно что! Они окончательно уверовали, что я принцесса Дия. Решили, что я действительно явилась сюда мергом, а мой лурд, ставший после смерти эльгом, спустился с небес и нашёл меня. И как мне сейчас себя вести? Постараться их разубедить? Или наоборот не стоит?

Решить эту дилемму я не успела, потому что раздался оглушительный грохот. Хорошо, что Дион и Тирена успели отскочить от фонтана, который расколола глубокая трещина. Вода вместо того, чтобы уйти под землю, взметнулась вверх множеством гейзеров и засветилась, постепенно приобретая золотисто-оранжевый цвет. Ощущение дежавю на минуту повергло меня в состояние ступора. Я уже видела такое. Трещину, расколовшую фонтан, а вместе с ним и всю площадь в центре Молосса. Эта трещина тоже расколола не только фонтан. Она весь сад разделила на две части, при этом получилось так, что на одной стороне оказались я с Саннидом и Дион с Тиреной, а на другой все остальные. Вода между тем стремительно превращалась в странное, похожее на голограмму пламя, которое беззвучно ползло вдоль разлома.

"Это порождающее пламя, — с досадой сказал Саннид. — Сейчас появятся уаду. Пламя сильное и оно породит сильных уаду..."

Люди это тоже поняли и, само собой, схватились за оружие.

— Постойте! — закричал Дион. — Я же говорил вам, как их можно остановить! Ну попробуйте же мне поверить! Диана, скажи им!

— Уберите оружие! — присоединилась я к опальному принцу. — И успокойте своих лурдов! Не двигайтесь, и поймёте, что они не собираются на вас нападать! А потом они просто сгорят и превратятся в сухие чучела.

"Я бы не был в этом так уверен, — мрачно изрёк Саннид. — То есть они, конечно, сгорят, но до этого много чего успеют. Эти твари не особенно разумны, но они весьма чувствительны к настроению окружающих. Они свирепеют от гнева и враждебности людей примерно с такой же скоростью, с какой огонь разгорается от сухого знойного ветра. И они, и эти люди — дети огня. Там, в долине, вы были вдвоём с этим парнем, а он не самого горячего нрава. Тут людей много, и все они полны ярости и боевого задора. У тебя есть лишь один способ погасить этот огонь. Используй камень".

Языки пламени только начали походить на чудовищ, когда я направила на них луч эльхангона. Альды оцепенели, глядя, как бесформенные огненные твари превращаются в желтовато-оранжевый пар. Следуя совету Раханнона, я опять использовала не разрушительную, а преобразующую силу камня. Пар какое-то время клубился над трещиной, а потом исчез — словно впитался в землю.

— Саннид, я могу затянуть этот разлом? — шёпотом спросила я, и мой шёпот показался мне громким в наступившей тишине.

"Возможно, но лучше не трать силы. Он слишком широкий. Ничего, засыплют чем-нибудь. Лучше вылечи дерево. Этот огонь не всегда сжигает и даже не всегда обжигает, но мирдин он повредил так, что дерево может погибнуть".

Всё в той же тишине я подошла к сломанному фонтану и направила луч на поникшее обожжённое дерево. Через минуту его ствол и листва засияли прежними красками, а с ветвей снова закапала вода.

— Дион сказал вам правду, — обратилась я к молчаливой толпе. — Уаду не нападают, если не собираешься напасть на них. Они не трогают нас, если от нас не исходит враждебность. Пожалуйста, попробуйте понять, что не всё и не всех можно победить оружием, силой и доблестью. Иногда лучше проявить терпение и миролюбие. Весь этот кошмар прекратится, если вы перестанете воевать с детьми Змея. Да, надо защищаться, когда они нападают, но вы действительно разгневали Великого Змея, уничтожая аскейров ради забавы. Вокруг есть звери, на которых вы охотитесь ради мяса и шкур. Если вы и их начнёте убивать, чтобы только похвастаться трофеями, беды могут начаться вновь. Этот мир достаточно щедр к вам, так зачем губить его, истребляя живое ради удовольствия убивать? Хангар-Тану уничтожит вас, если вы будете уничтожать его детей. Неужели так трудно это понять? Неужели так трудно ни с кем не воевать? Не доказывать каждый день, что ты самый смелый и отважный, что можешь победить всех на свете... Попробуйте хоть немного измениться и обуздать эту ненужную воинственность! Один мудрец сказал, что самая трудная и славная победа — это победа над самим собой.

— Ты встретилась с ним в садах Меранду? — спросил меня старик в длинной синей тунике. Кажется, глава клана Дарней.

— Нет, но думаю, что сейчас он действительно где-то там.

— Мне жаль, что тебе придётся вернуться туда, дитя, — грустно промолвил король Эсмиэл и направился ко мне, перешагнув разделяющую нас трещину. — Хочу ещё раз взглянуть на тебя поближе, прикоснуться к тебе.

— Эсмиэл, я...

"Помолчи, — прервал меня Саннид. — Пусть думают, что хотят. Или ты намерена рассказать им всё как есть? Ты уже пробовала, но почти никто не поверил. Хочешь сказать им, что я не твой лурд, ставший частицей божественного света и способный иногда становиться прежним, а саху в облике лурда? Зачем им знать то, что заставит их усомниться в твоих добрых намерениях? Кажется, сейчас они верят тебе, и неважно, как они представляют себе правду. Суть в том, что ты действительно им помогаешь. Этой правды им достаточно".

Король осторожно, как будто я была самым хрупким созданием на свете, привлёк меня к себе. Потом отстранился и долго смотрел на меня, наверное, желая увидеть сквозь окружающий меня сейчас ореол нуминозности ту девочку, которую он когда-то потерял. В его глазах блестели слёзы, и он их не стыдился. Альды стыдились плакать от боли и страха, но не стеснялись выражать свои чувства.

— Это и есть кристалл, впитавший свет ночного солнца? — Эсмиэл поднёс руку к эльхангону, но не коснулся камня. — Солнца, которое светит мёртвым... Саху говорят, что сила этого камня велика, но для живого может оказаться губительной.

— Да, для большинства. Мне он не повредит.

— Значит, если мы перестанем с ними сражаться, всё это прекратится? — громко спросил один из молодых воинов. — Эта тряска, огонь, полчища уаду...

— Не сразу, — ответила я. — Но вы не должны с ними сражаться, и постепенно всё прекратится. Отступление — не всегда трусость. Иногда это просто благоразумие и единственная возможность выжить. Вы все должны мне кое-что пообещать. Возможно, в будущем на этот мир обрушится ещё большая беда, но ваш... наш народ должен выжить. Может случиться так, что единственной возможностью уцелеть будет бегство из Хангар-Тану. Вы сможете уйти отсюда в другой мир через Пещеру Врат. Да, заклинание забылось. Я знаю его, и больше вы не должны его забывать. Звучит оно так: "Уйти, чтобы выжить и победить". Запомните, запишите. Если в будущем альды действительно захотят и будут готовы покинуть Хангар-Тану, они должны подойти к Пещере Врат и произнести эту фразу. И ещё... Когда аригонт умрёт, альды снова поселятся в скальном замке. Он станет краше прежнего. Лучше, если в этот замок переберутся все — и альды и демиры. Или пусть демиры хотя бы поселятся поблизости, чтобы в случае чего им можно было укрыться в замке. Запомните, под замком есть подземный ход. Найдите его и проложите дальше на запад — до пещер, по которым сможете добраться до рощи арминов, а значит и до Пещеры Врат. Когда на Хангар-Тану начнётся страшная война с чужаками, альдам и демирам лучше покинуть этот мир. И если случится так, что люди окажутся в замке, а он будет осаждён, можно уйти по подземному тоннелю к Пещере Врат и спастись. У меня ещё одна просьба. Постарайтесь не враждовать с саху. Они не все вам враги. Саху из клана Шиннау пытались поговорить с вами, но вы не желали слушать. А теперь я должна вас покинуть. Я хочу, чтобы Дион проводил меня. Только он. Я очень благодарна вам всем. Вы не знали, чего от меня ждать, но я не стала тут изгнанницей.

Мои последние слова заставили некоторых отвернуться или уставиться в землю. Здесь многие хотели меня изгнать.

— Ну вот, в чём-то я всё же оказался прав, — заявил Лид, подойдя ко мне вместе со своей львицей. — Мы действительно не знали, чего ждать от мерга, и я рад, что твой лурд нашёл тебя и помог тебе всё вспомнить. До встречи, принцесса Дия.

— Надеюсь, она состоится нескоро, Лид. Будь счастлив и не вздумай сделать несчастным Диона.

— Да у меня и в мыслях нет ссориться с нашим будущим королём, — улыбнулся красавец.

Он отшутился, но я знала — при всём своём сволочном характере Лид действительно любит Диона.

— Кем бы ты ни была, мне жаль, что ты нас покидаешь, — Алета обняла меня гораздо крепче, чем Эсмиэл. — С тобой было интересно поговорить. Если ты и впрямь отправляешься в Ханте-Меранду, то наша с тобой встреча состоится скоро. Ты меня можешь не узнать — ведь я снова стану молодой и красивой, но я-то узнаю тебя сразу.

Не дожидаясь моего ответа, старуха отстранилась и пошла прочь. "Кем бы ты ни была..." Кажется, она даже сейчас не поверила, что я принцесса Дия, но она почти с самого начала верила, что я друг.

А всю правду обо мне тут знал только Дион. По дороге к Пещере Врат я рассказала ему о своём путешествии в Подземное царство. Мы ехали на лурдах сперва по твинговой роще, потом по роще арминов. Блестящие от влаги золотые листья сверкали в лучах предвечернего солнца. Мы искали тропы пошире, чтобы не промокнуть, и Дион говорил, что сейчас тут гораздо лучше, чем утром, когда армины обильно дают воду. Сейчас хоть нет луж, поскольку вода быстро высыхает на тёплых камнях, а тёплые они, потому что где-то тут внизу есть горячие источники.

— Их можно услышать, когда роща молчит. Когда листва не шумит под струями воды. Я всегда боялся, что уаду или подземный огонь уничтожат эту рощу. И это ещё может произойти, но я надеюсь, что этого всё-таки не будет.

— Я тоже, — сказала я, любуясь радугами, то и дело вспыхивающими среди золотых крон.

Боже, до чего же мне тут нравилось. Как это было здорово — ехать по золотой роще на золотых зверях с солнечными гривами. Высоко в небе промчался дракон. Либо он нас не заметил, либо ему было не до нас. Я не боялась. У меня было такое чувство, что беда отступила от этого мира. Пока. Мне ещё многое предстоит сделать. Возможно, я погибну и больше никогда не увижу Терри... Эта мысль в последнее время всегда была со мной, но сейчас я сумела отодвинуть её подальше. Не надо думать о плохом. Ведь я в сказке. Она продолжается, героям выпадают всё новые и новые испытания, но закончиться всё должно хорошо.

— Этот саху очень похож на Тирна. У того была такая же золотисто-рыжая грива... И у Тирены такая же. Почти.

— Вижу. Потому все так быстро и поверили, что мы Дия и Тирн?

— Может быть. Но они бы всё равно поверили. Если человек после смерти может измениться, стать красивее, то почему не может немного измениться и его лурд? Всё, что ты мне рассказала, очень странно. Вот этому не все бы поверили.

— Достаточно того, что мне веришь ты.

Роща поредела, а каменная тропа заиграла разными цветами — как будто на неё упала одна из радуг, зацепившихся за вершины деревьев. Мы ехали по цветным полупрозрачным плитам валмы, а вдоль этой тропы всё чаще и чаще встречались голубые цветы, похожие на огромные лилии. А когда-то тут росли тафнии. Священные цветы Тефны.

Теперь я увидела Пещеру Врат с другой стороны. Она почти терялась среди зарослей кустарника с дымчато-зелёными листьями — узкими и длинными, словно лезвия кинжалов. Дион достал из маленького прицепленного к поясу мешка что-то похожее на светло-голубой мелок.

— Лафит. Мы иногда оставляем им метки в лесу друг для друга. На охоте. Его долго не смывает водой...

— Это неважно, Дион. То, что мы с тобой напишем, не будет видно до того момента, когда заклинание сработает. Пиши.

Юноша несколько минут выводил надпись на неровной поверхности камня. Письмо альдов походило на египетское, но было проще, абстрактней. Когда он закончил, я обвела каждый знак тонким лучом, который извлекла из эльхангона. С минуту надпись сияла мерцающим золотым светом, потом исчезла. Тирена с недоумением понюхала то место, где только что светилась вереница знаков.

— Ты уйдёшь через врата? — спросил Дион.

— Не совсем. То есть их будет недостаточно. Я сейчас не настолько сильна, чтобы открыть их, куда захочу. Они работают в одном направлении, а открыть их в любое место может лишь сильный маг. Мне помогут совершить переход. А сейчас мы должны проститься, Дион.

— Если бы я мог уговорить тебя остаться... Но у меня даже нет права просить тебя об этом. У тебя своя жизнь, в которой мне больше нет места.

— Твоё место в моей душе, и никто тебя оттуда не вытеснит, сколько бы жизней я ни прожила.

— Мне жаль, что мы не встретимся в Ханте-Меранду. Тот мир, куда ты уходишь, создали другие боги.

— Мы сами создаём тот мир, в котором живём, Дион, и никаким богам не разорвать то, что нас с тобой связывает.

Я обняла его так, как обняла бы своего брата, и он крепко прижал меня к себе. Прильнув к его мускулистой груди, я слышала, как бьётся его сердце. Жар его сильного юного тела пронизывал меня насквозь, наполняя странным ощущением. Я чувствовала, что обнимаю родную плоть.

Не помню, сколько мы стояли, сжимая друг друга в объятиях. Божественные близнецы, одному из которых суждено остаться в солнечном мире, а другому спуститься в Царство мёртвых. Быть вместе им не суждено, но такова жестокая логика мифа, который порой так трудно отличить от реальности.

— Прощай, Дия, — прошептал он, коснувшись губами моих волос.

Мы одновременно разжали объятия. Дион сел на Тирену, и спустя полминуты золотой юноша на золотом льве скрылись среди золотых деревьев.

А я села возле пещеры и разрыдалась. Сколько всего произошло за последнее время. Такой короткий срок, наполненный жизнью гораздо больше, чем вся моя предыдущая жизнь. Я обрела любимого человека, но судьба тут же разлучила нас. Я обрела и потеряла брата. Я жива, но моя жизнь сейчас — непрочный баланс между тёмной магией и моей волей к жизни. Я на грани жизни и вечности, раствориться в которой страшней, чем умереть. Уж лучше и впрямь оказаться в том Царстве мёртвых, где каждый день будешь встречать друзей и любимых. И сражаться рядом с ними, защищая солнце от порождений тьмы.

"Я не могу пойти с тобой", — сказал Саннид.

Он лежал рядом, устремив на меня взгляд, исполненный печали, но не жалости. Он смотрел на меня как на того, кто раскис, не доведя дело до конца. Или мне так казалось?

— Я и не прошу тебя следовать за мной...

"Да я был бы не против, но я родился в этом мире и не уверен, что смогу жить в другом. Сейчас даже моя прекрасная Эрса, где я прожил столько жизней, чужая для меня, ибо сейчас я родился здесь. Ты, наверное, знаешь: мало кто может прожить долго в чужом мире. Альды могут. В вас столько жизненной энергии, что вы можете жить до глубокой старости где угодно. Я здесь сейчас нужен. У меня есть обязательства и перед мои кланом, и перед всем этим миром. Я постараюсь добиться хоть какого-то согласия между альдами и саху. Надеюсь, впереди у меня ещё много лет. Я позабочусь о том, чтобы твои предки не забыли заклинание. И вообще чтобы не забыли то, о чём ты их просила. Разумеется, преждевременная смерть может настигнуть меня, как и любого другого смертного, но ведь мы живём, стараясь не думать о таких вещах".

— Да, мы стараемся не думать о плохом. Но не всегда это получается. Спасибо тебе за всё, Саннид. Теперь я должна вернуться туда, откуда пришла, а для этого мне надо кое с кем связаться.

"Лучше иди в пещеру, и лучше подальше — где темно и ничто не помешает тебе сосредоточиться, а я покараулю снаружи. Мало ли что..."

Я вошла в пещеру, но села так, чтобы видеть пейзаж с золотой рощей. Я мысленно взывала к Ламии, стараясь передать ей эту картинку, но она не появлялась. Саннид задремал, положив морду на лапы. Меня тоже потянуло в сон. Что ж, сон — самый верный способ связаться с Ламией, но для этого ещё нужно подходящее сновидение. Вот бы ещё с Терри можно было так связаться. А то сниться-то она мне постоянно снится, но эти сны не приводят меня в ту реальность, где она сейчас находится. Знать бы ещё, где она...

— Этот глупый лев спит или прикидывается?

Я вздрогнула от знакомого ехидного голоса и обнаружила, что уже не сижу, а лежу на полу пещеры. Надо мной склонилась Терри. То есть не Терри, а Ламия в её облике — я сразу поняла это, встретившись с ней взглядом.

— Этот лев поумней тебя. Он остался постеречь меня, пока я стараюсь с тобой связаться. Скорее всего, он сейчас не спит, а потихоньку за нами наблюдает. Хочет убедиться, что ты та, кого я ждала.

— Пусть делает, что хочет. Я сто раз могла с тобой связаться, но не делала это, поскольку чувствовала, что возвращаться ты не хочешь. Проще всего с тобой связаться через сны об этой темноволосой красотке, чем-то похожей на Астерия. Твои сны о ней самые яркие, твои мечты о ней просто материальны...

— И всё же не могла бы ты принять какой-нибудь другой облик. Слишком хорошо видно, что ты не она, а мне нужна она, а не её плохая копия.

— Не очень-то ты вежлива, — хмыкнула Ламия, превращаясь в копию Диона. — Опять не то? Ладно, не буду трогать тех, кого ты любишь.

Ламия приобрела облик лурда, похожего на Саннида, который перестал притворяться спящим и поднял голову.

"Ну, принцесса, теперь, кажется, всё в порядке? Я могу оставить тебя с этим существом?"

— Да, Саннид, ещё раз спасибо.

— Давай быстрей, — проворчала Ламия, — пока Астерий держит открытыми зеркальные врата. Надолго его не хватит. А ты молодец, что вызвала меня в это место. Совершать переход лучше там, где есть хоть какие-то врата, пусть даже в данный момент они не работают.

Я забралась на лурда-Ламию, и она направилась в тёмную глубину пещеры. Не прошло и минуты, как тьма рассеялась. Мы оказались в той просторной комнате, где меня разместил гостеприимный Астерий. Он сидел на моей кровати, облокотившись на резную спинку, одетый в какой-то причудливый расшитый серебряными звёздами балахон.

— Неплохо выглядишь, — улыбнулся он. — Даже загорела немного. И этот наряд тебе к лицу. Принцесса альдов, готовая к бою.

Я поспешила слезть с Ламии, уже начавшей обретать свой истинный облик, и посмотрелась в зеркало. Стройная девушка в плетёных сандалиях и короткой белой тунике. На широком кожаном поясе меч в украшенных чеканкой ножнах. На голове покрытый тонким узором золотой обруч. Алета подарила мне его на второй день моего пребывания в Ахеле. Её собственное изделие. Она была неплохим ювелиром, пока у неё не начали распухать суставы пальцев. "Только не думай, что я от тебя чего-то хочу, — сказала она, вручая мне подарок. — Я всю жизнь предпочитала парней, а сейчас уже вообще никаких желаний не осталось. Кроме одного — не пережить своего сына и внуков".

— И сколько драконов убито этим мечом?

— Только один, и то не без помощи хорошего воина. Зато это был настоящий дракон. А фальшивых я убивала вот этим.

Я вытащила из ворота туники кулон с эльхангоном. То есть эльхангона у меня теперь было два и оба считались магическими, но второй — маленький кулон покойной принцессы — я уже воспринимала просто как украшение.

— Дай-ка сюда... Да не бойся, верну.

— Сила этого камня опасна для тебя, — игривое настроение Астерия мгновенно улетучилось. Он держал золотистый гранёный "лепесток", словно взвешивая его в руке и пытаясь на ощупь определить степень его опасности. — Нарушено равновесие энергий эль и тану. Пока немного, но всё же... Знаешь, в чём его сила? Это сила света, скрытого в материи тану. И её тут намного больше, чем в элемнитах, которые делали эойи. Или тех же трансферах, изготовленных даркмейстерами... Кстати, я говорил с ними. Они ничего не знают о твоей подруге.

— Так они тебе и скажут...

— Скажут. У нас с ними деловые отношения, и если мне что-то от них надо, я знаю, что предложить взамен. Не хотелось тебя огорчать, но пока и порадовать нечем. Могу лишь обещать, что сделаю всё возможное...

— Да уж лучше вообще ничего не обещай, — сказала Ламия. — Ты свою-то подругу найти не можешь... Всё, молчу.

— Сделай одолжение, — не глядя на неё, промолвил Астерий и снова обратился ко мне:

— Ты уже использовала этот камень для разрушения?

— Нет, только для трансформации. Всего пару раз.

— И правильно. Ты сейчас слишком слаба, чтобы использовать эльхангон на всю катушку.

— И всё же придётся.

— Для чего? — поинтересовался Астерий, возвращая мне камень.

— Я помогла жителям Хангар-Тану в том времени, в каком побывала, а теперь должна помочь обоим мирам в настоящем. То есть нашему в настоящем, а Хангар-Тану в том прошлом, которое связано магическим тоннелем с нашим настоящим. А настоящее Хангар-Тану, похоже, вообще покрыто мраком. Разведывательных экспедиций туда уже давно не снаряжали, а попасть туда другим способом... Это даже у Терри не получилось.

— Ну а ты, конечно же, решишь все проблемы.

— Все или не все, но я выяснила, в чём дело. Послушай... И ты, Ламия, тоже. Мне ещё нужна твоя помощь.

— Да я уж поняла, что без меня вам не обойтись, — отозвалась старуха и, обретя облик величавой древнеримской матроны, уселась в ближайшее кресло.

— Что-то вроде этого я и предполагал, — произнёс Астерий, когда я закончила свой рассказ. — Хангар-Тану не просто живой организм. Он обладает определённым сознанием. И он реагирует на то, что уничтожают его любимых детищ. Судя по всему, сейчас, вернее, в том времени, куда протянут тоннель, там происходит примерно то же, что и в том времени, в котором ты побывала, но всё ещё хуже. И началось это лет тридцать назад, когда аристеи проникли на Хангар-Тану...

— Я хотела бы попасть туда в то время и...

— Дитя моё, тебе уже говорили, что никто тут не может путешествовать во времени. Ламия прокатила тебя в прошлое Ханраг-Тану только потому, что побывала там в этом отрезке прошлого, когда оно было для неё настоящим. И то она сделала это с большим трудом, благодаря кулону покойной принцессы и тому, что тебе довелось увидеть картинку того мира, а твоя прекрасная зрительная память позволила так хорошо её воспроизвести. Ну и это зеркало помогло, разумеется...

— Ламия, ты можешь переправить меня в мой мир, на Ариану?

— Может, — ответил за Ламию Астерий, — но в настоящее время, а не в то, когда манойи помогли урмианам и даркмейстерам сделать тоннель на Хангар-Тану. Этот тоннель до сих пор связывает нынешнюю Ариану с тем отрезком прошлого Хангар-Тану, куда вторглись аристеи, и там, как и здесь, с момента вторжения прошло тридцать лет. Этот тоннель всегда был защищён магией. Пройти по нему туда и обратно можно было лишь при помощи его создателей. Даркмейстеров. До знакомства с тобой меня всё это как-то не особенно интересовало. К сожалению, мой недавний разговор с даркмейстерами оказался бесплодным. Они уверяют, что сами в последнее время не могут воспользоваться этим тоннелем. Вроде как что-то нарушилось. И у меня такое чувство, что они не врут. Да и что толку, даже если бы ты сумела пройти по этому тоннелю на Хангар-Тану? Возможно, твоей силы и силы этого камня хватит на переход, но ради чего всё это? Ради того, чтобы сразу там сгореть? Этой проблемой должны заниматься мудрецы твоего мира. Так называемые учёные, у которых есть специальное оборудование...

— Да никто туда не полетит, потому что корабль может выйти из строя от тамошней адской атмосферы. Эта планета считается необитаемой. А раз там некого спасать, то нечего тратить средства на попытки разобраться, что там творится! Если бы я могла попасть в логово даркмейстеров тридцать лет назад, помешать им сделать этот тоннель...

— И каким образом?

— Да хотя бы всё там у них разрушить...

— Попутно разрушая то, что рушить нельзя, — вкрадчиво заметил Астерий.

Мне вспомнился сумеречный мир Никты. Сияющий огнями Вегас, город вечной ночи. И целая планета развлечений под названием "Плутон", где я под звуки музыки и грозовые раскаты танцевала с ней — чарующе прекрасной в этом готическом наряде — и мечтала о её поцелуях, на которые она так долго не могла решиться...

— Ты же знаешь, как осторожны мы должны быть с прошлым.

Я знала. Я одним махом могла перечеркнуть лучшие моменты своей жизни, и не только своей. И даже сами жизни.

— Но недавно я вмешалась в прошлое и...

— И сделала всё, чтобы спасти своих предков. Уверен, что они ушли через те врата. Ты сделала то, что могла.

Да, и у меня было ощущение, что я всё сделала правильно. Что-то подсказывало мне, что вмешиваться в прошлое тридцатилетней давности опасней, чем в то, где я побывала недавно. Терри говорила, что, странствуя во времени, обретаешь особое чутьё, которое подсказывает тебе, что можно изменять, а что нет. Правда, подсказывает далеко не всегда. Терри смогла бы проникнуть почти в любое прошлое. Ей только надо представить то место, куда она должна отправиться. Но Терри неизвестно где. Она перенесла тяжёлое ранение и явно ещё от него не оправилась. А бедствие на Ариане вполне может идти такими темпами, что скоро там уже будет нечего спасать. А вдруг, вернувшись сейчас в Деламар, я увижу, что его уже нет? И не из-за бедствия, а из-за моего недавнего вмешательства в прошлое Хангар-Тану. Такое ведь тоже возможно.

— Мне хотелось бы узнать, что сейчас творится на Ариане.

— Не бойся, в твоём городе и вообще на Ателлане пока мало что изменилось, — успокоил меня Астерий. — Вот Урм уже почти весь в руинах, остров раскололся, и часть его затонула. В Деламаре разрушений немного. Ламия была там. В том самом месте, где побывала с тобой. Благодаря тебе оно ей доступно. В настоящем, разумеется.

— Да, — кивнула Ламия. — Пока твой город не очень пострадал, но люди оттуда бегут. Боятся. То есть не все, конечно, бегут, но народу совсем мало осталось. Ходят в основном люди в синем. На них такие синие одежды с примитивным жёлтым узором. Ходят, летают на металлических птицах... Пытались уничтожать огненных ящеров каким-то своим оружием, но ничего не вышло. Этих тварей всё больше и больше, и оружие синих магов их не берёт.

Я поняла, что Ламия говорит об "осах", как в народе называли работников ОС — Отряда спасения. Они носили тёмно-синюю форму с жёлтыми нашивками.

— Значит, разрушений немного?

— Так ведь и времени прошло немного.

— Немного? Я пробыла на Хангар-Тану двенадцать дней...

— Здесь прошло всего пять земных суток. Уж не знаю, почему, но это так. Значит, хочешь в Деламар? Я не против. Симпатичное местечко. Ты хочешь попасть туда, чтобы уничтожить уаду, разрушающих твой город? Учти — появятся новые...

— В том-то и дело, что появятся, — с отчаянием сказала я. — Пока есть тоннель, соединяющий нынешнюю Ариану с тем прошлым Хангар-Тану, где творится весь этот огненный ад, дети Змея, дети его гнева, будут являться в мой мир и разрушать его! Как это прекратить? Как уничтожить тоннель?

— Пожалуй, ты способна это сделать...

— Глупости! — перебил Ламию Астерий, но по его тону я поняла, что он вовсе не считает это глупостью.

Он явно за меня испугался.

— А как это сде...

— Никак! — и голос, и сам облик Астерия внушали сейчас такой страх, что мы с Ламией умолкли. — Тоннель между мирами существует не в каком-то конкретном месте. Если река времени вырвалась из своего привычного русла, то она проникает всюду, разрушая все материи твоего мира. Её воды выносят на поверхность чудовищ, которым следовало бы спать в глубинах Тартара, но уж если их разбудили, остаётся ждать, когда они успокоятся и снова канут в беспредельную тьму. Диана, ты намерена воевать с порождениями хаоса, которым не страшны никакие боги? Хаос лучше не трогать, но неразумные люди уже взбаламутили его, и теперь надо ждать, пока всколыхнувшаяся тьма не успокоится. Да, я сам отправил тебя на Хангар-Тану, поскольку надеялся, что твоя вторая родина исцелит тебя. В основном из-за этого. Заодно ты могла выяснить, что стало причиной бедствия в обоих мирах. Ты выяснила и помогла тем, кому могла помочь. На этом следует остановиться. А сейчас тебе не мешало бы искупаться, поесть и хорошенько выспаться. Просто выспаться, без дурных снов, — добавил он, выразительно посмотрев на "римскую матрону", которая стремительно старела, превращаясь в самую страшную Бабу-Ягу, какую только может создать человеческое воображение.

— Да, мне тоже пора на отдых, — проворчала она. — Звезда уже зашла...

— А почему я не видела её света? — удивилась я.

— Потому что всё заволокло тучами. Но я всё равно чувствую её.

— До завтра, — шепнула она мне перед тем, как вылететь в услужливо открытое Астерием окно.

Засыпая в тот день на огромной постели, я думала о царстве вечного мрака, где согласно египетской "Книге врат" обитают самые жуткие чудовища. О конце времён... Но всегда начинается новый отсчёт. В последнем часу ночи все боги, духи и умершие проходят сквозь тело гигантского Змея, чтобы выйти из второй его пасти обновлёнными и готовыми к следующему жизненному циклу. Этот Змей и есть время. Символ бесконечности и вечного возвращения. Я была в логове Великого Змея, и он позволил мне взять осколок ночного солнца. Искру вечного света, что сокрыт во тьме. Он дал мне оружие, убивающее его собственных детей, коих у него мириады. И столько же будет ещё. Я должна их остановить. Закрыть для них путь в мой мир.

— Скоро ты будешь со мной, принцесса, — произнёс низкий, рокочущий голос. — В моём древнем-древнем замке. В моём саду, где камни растут, как цветы, а цветы превращаются в звёзды. Ты даже не представляешь, сколько звёзд я сотворил для этой бесконечности... Самая прекрасная принцесса должна жить в обители самого большого и старого дракона. Не бойся, тебе будет хорошо у меня. Сокровища всех миров станут твоими. Ты будешь играть осколками звёзд. Я подарю тебе все солнца. А когда ты устанешь, то уснёшь в хрустальной ладье, и она будет качать тебя, как колыбель, неся по предвечным водам вселенной...

Голос умолк, а я вдруг оказалась в белой лодке. Она тихо плыла по реке, которая несла свои воды по мерцающему тоннелю. В его хрустальных стенах отражались звёзды, а серебряная река то сверкала разноцветными бликами, то становилась свинцово-тёмной. Стены иногда исчезали, и я как будто плыла по звёздному небу, но потом снова оказывалась в зеркальном тоннеле. Неожиданно лодку подхватил стремительный поток. Меня несло к чёрной воронке, затягивающей в бездну. Я поняла, что это и есть конец времён. Конец всего. Хетемит. Область Дуата1, которую египтяне обозначали чёрным кругом...

Но бездна не поглотила меня. В последний момент из тьмы выплыл огромный аскир. Морской дракон с сияющим гребнем. Он преградил путь моей лодке, не позволив ей кануть в чёрный водоворот.

Я проснулась в синих сумерках и подумала о том, что светлее сегодня скорее всего не будет. Герой одного фильма с иронией сказал, что ясность — это разновидность полного тумана. А здесь, на Адене, свет был разновидностью сумерек.

Я целый день ела и отдыхала, запасаясь силами, поскольку знала — меня "ждут великие дела"2. Ламия собиралась мне помочь. Уж не знаю, почему. Скорее всего, в пику Астерию, но мне вообще-то было всё равно.

С Астерием я увиделась лишь за ужином. Двое дэлгов пришли в мои покои и спросили, не желаю ли я разделить трапезу с господином. Он будет рад. Они тоже, поскольку моё общество действует на него благотворно.

За столом Астерий расспрашивал меня о жизни среди альдов. Я старалась держаться беззаботно, как человек, который рад расслабиться и не строит пока никаких планов.

— Возьми своего скарабея, — сказал хозяин, когда я изъявила желание пойти к себе.

Я не сразу поняла, о чём речь. Отправляясь на Хангар-Тану, я положила то, что осталось от фигурки скарабея, на туалетный столик в своих апартаментах. Сейчас Астерий протягивал мне цепочку с кулоном в виде золотого жука.

— Я вернул ему форму. Несложная магия. Любая материя какое-то время хранит память о той форме, которую недавно имела. Просто не все её видят. Кстати, мы можем сделать этот кулон ещё лучше, соединив его с эльхангоном... Нет, не с тем, который тебе дали саху, а вот с этим, — он показал на висящий у меня на шее камешек, некогда принадлежавший принцессе Дии. — У тебя есть кое-какая власть над эльхангоном, а я ещё сохранил кое-какие навыки в трансформации. Хочешь, поместим скарабея в этот камешек?

— Давай. Это будет оригинально.

— Зажми оба кулона в руке и пожелай этого. Остальное сделаю я.

Через пару минут я разжала ладонь. То, что получилось, мне понравилось.

— Как кусочек янтаря с застывшим в нём насекомым. Спасибо, Астерий.

— А поцеловать?

Я осторожно коснулась губами его щеки. Прямо сцена из старинного фильма о каком-нибудь аристократическом семействе. Юная леди благодарит щедрого дядюшку за очередную подаренную ей фамильную драгоценность.

От Астерия исходил тонкий аромат. Он отдалённо напоминал запах лимона и лаванды. И, возможно, корицы... Нет, я не могла идентифицировать этот запах, лишь находила его довольно приятным. Астерий был повёрнут ко мне в профиль, но я видела, что он наблюдает за мной, скосив на меня чёрный глаз, в глубине которого мерцают синеватые искры. Наверное, он хотел понять, как на меня действуют феромоны бессмертного. Если бы спросил, я бы честно ответила — никак. Чего бы я сейчас хотела, так это прижаться губами к смугловато-бледной коже Терри, вдохнуть её запах — терпкий и свежий, как аромат мокрой от дождя хвои. Уткнуться лицом в её густые блестящие волосы — ближе к тому месту, где упрямые тёмные вихры касаются шеи, и почувствовать, как пульсируют под гладкой кожей её вены, вторя биению её сердца. Её и моего...

— Отдохни как следует, — сказал Астерий. — А потом мы подумаем, что делать дальше.

Я кивнула и отправилась к себе. Встретив в коридоре одного из дэлгов, я попросила у него бумагу и что-нибудь пишущее.

— Хочу сделать кое-какие записи о Хангар-Тану. Пока не забыла все имена и названия.

— Папирус тебя устроит, госпожа? — спросило ангелоподобное существо, глядя на меня с ангельской улыбкой.

— А бумаги нет?

— Ну... Можно, конечно, достать, но это займёт некоторое время... А чем плох папирус? Я дам тебе хорошо наточенное перо и очень стойкие чернила, изготовленные магами Сарифея...

— Я не говорю, что папирус чем-то плох. Просто, зачем портить археологические ценности?

— Да какие там ценности... У господина довольно много чистого папируса с тех времён, когда он был вхож во дворец фараона Пиопи. Тот уже совсем старый был и в маразме, а чиновники и жрецы всё равно там всё разворовали.

— Ладно. Папирус так папирус. Ладно ещё, не глиняные таблички.

— А что? Они надёжней. Пипирус может сгореть...

— Ну да, ещё надёжней на скрижалях выбить.

Мне было любопытно, зачем Астерию понадобились древнеегипетские канцтовары, но спрашивать я его об этом не собиралась. Лучше ему вообще не знать, что я делаю у себя в покоях, а то начнёт выяснять, для чего мне это нужно.

Через несколько минут мне были доставлены лист папируса, перо, чернила, и я написала записку, которую намеревалась оставить в агентстве, если никого там не застану.

Ламия прилетела с первыми лучами Алой Звезды.

— Готова?

— Да, но сперва скажи, почему ты так уверена, что я смогу разрушить этот тоннель? Если верить Астерию, он находится не в конкретном месте, а...

— Если хочешь верить Астерию, то так тут и просидишь, пока дети Змея не погубят твой мир. Астерию всё равно. Смертные для него всё равно что блохи. Кроме тех немногих, кто его интересует. Ты ему нравишься, и он готов возиться с тобой, как с ребёнком, которого у него никогда не было и не будет. Может, он даже сделает из тебя долгожительницу вроде людей вымерших древних рас. Полудемона с тёмным двойником вместо того двойника, которого ты потеряла. Пока что ты простая смертная, да ещё и повреждённая, тем не менее эльхангон тебе подвластен. Так, как ни одному магу любой известной мне расы. Пусть ненадолго, но всё же. Сила этого камня в сочетании с твоей силой и твоей волей способна разрушить злополучный тоннель, но это может тебе дорого обойтись. Астерий это знает, потому и не хочет, чтобы ты это делала. Ведь тут ты не можешь использовать преобразующую силу камня. Есть вещи, которые можно только уничтожить. А когда уничтожаешь созданный магами разных рас мост через пространство и время, велика вероятность, что погибнешь под обломками столь грандиозного строения. Ты же знаешь, что, используя разрушительную силу этого камня, ты направляешь её и на себя тоже. Подумай.

— Ламия, это мой мир, и он может погибнуть.

— Будем считать, что ты приняла решение. Этот тоннель действительно пронизывает всё пространство между твоим миром и Хангар-Тану, и всё же его можно разрушить — в той точке, в которой он был создан и где его используют постоянно. А она рядом с подводной пропастью, которая у вас называется Тартар. Это место — особое. Есть места, где легко размывается граница между мирами, где ткань бытия очень уязвима. Настолько, что это отражается на плотной материи, и потому опасность таких мест становится очевидной даже для людей, а ведь большинство из них так слепы и глухи, что способны воспринимать лишь самую грубую материю. Уверена, ты слышала разговоры о местах, где происходит что-то странное и обычно плохое. И обычно что-то такое, что люди объяснить не в состоянии. Но, насколько я знаю людей, опасности и всё необычное вас привлекают. А если вы ещё обнаруживаете, что в каком-то опасном месте невозможное становится возможным... Пока ты жила среди альдов, Астерий тут кое-что выяснил. Тоннель в прошлое Хангар-Тану был сделан благодаря тому, что ваши маги использовали некие силы, таящиеся в бездне на дне океана. Астерий уже давно общается с магами Никты, которых называют даркмейстерами. Я знаю о его делишках больше, чем он думает. Они делают для него какой-то эликсир, а он научил их пользоваться тёмной материей. Разумеется, настолько, насколько им это доступно. До недавнего времени Астерий был уверен, что их возможности не так уж и велики, но ведь от вас, людей, всего можно ожидать. Даркмейстеры давно уже спелись с аристократами государства Урм. Маги помогли урмианам сделать тоннель, по которому можно очень быстро перемещаться на любое расстояние. В вашем мире есть какие-то порталы для поездок по разным мирам, но это вроде как дорого обходится, а такие тоннели гораздо дешевле, так что ими стали пользоваться не только урмиане, но и другие люди. Правда, работают эти тоннели только на Никте. То есть люди думают, что только там. Первый тоннель был проложен между Никтой и неким секретным местом, которое находится под водой возле острова под названием Кинта. Никта — Кинта... Даже в названиях обозначена связь между этими местами. Никта — мир на границе с хаосом, Кинта — остров рядом с подводной бездной. Так вот тоннель для путешествий на большие расстояния был сделан там, в секретном месте под водой. Но он годился лишь для путешествий в пространстве. Даркмейстеры и урмиане давно уже ломали голову над тем, как делать тоннели в другие времена. Хотя бы в прошлое. А лет тридцать назад манойи предложили свою помощь в создании временного тоннеля. Они сообщили даркмейстерам и урмианам координаты мира, в прошлое которого очень хотели попасть. Маги Никты и урмиане использовали эти сведения и действительно сумели сделать тоннель с тем миром. С Хангар-Тану, как ты уже знаешь. Но уйти туда манойям не удалось. Они подозревают, что урмиане побывали там до них и устроили там сущий ад. Теперь ты знаешь, какой. И получилось так, что этот тоннель прочно связал твой мир с Хангар-Тану. Теперь в обоих мирах время идёт одинаково. Урмиане и даркмейстеры пытались сделать такие же тоннели в прошлое других миров, но ничего не вышло. Они стали искать другой способ путешествовать во времени и что-то такое изобрели вместе с мудрецами вашего мира. Не магами, а учёными, которые всё чертят да считают. Они изобрели то, что вы называете машиной времени. Люди любят делать машины, а эти машины часто ломаются, вот и эту машину времени у них недавно сломали. Но остался тот тоннель. И он работает таким образом: по нему можно перемещаться в пространстве — на любые или почти любые расстояния, а также путешествовать в прошлое Хангар-Тану. Но не в любое прошлое, а только в один временной отрезок, где время теперь течёт параллельно времени твоего мира. С тех пор прошло тридцать с небольшим лет на Ариане и ровно столько же в том прошлом Хангар-Тану, куда пришли урмиане. Этот тоннель — связующее звено между Арианой и Хангар-Тану. Может, даркмейстеры и правда не могут сейчас им пользоваться, но он всё равно связывает эти два мира. И пока эту связь не разрушишь, река времени будет приносить в твой мир чудовищ. Надо найти то место, где был проложен тоннель, где открываются врата на Хангар-Тану. Ни вода, ни огонь не могут уничтожить магические врата. Уничтожить их может лишь сила, способная уничтожать все виды материи — от грубых до самых тонких, включая материю времени. Эта сила — в твоём камне. Свет, сокрытый в тёмной материи. Свет, который мог бы дать жизнь новому миру, но ещё не дал и потому сохранил всю свою силу. Но излучать эту силу камень может только по воле того, кому дался в руки. Учти. Ты всё должна сделать быстро. Если ты лишишься сил, то не сможешь вернуться на Адену. И я не смогу тебя вернуть, потому что для этого нужны наши с тобой общие усилия, а ты или снова распадёшься, или уснёшь вечным сном. Может, конечно, и не вечным, но разбудить тебя не сможет даже Астерий... Ладно, не будем о грустном. Я так понимаю, многое в моём рассказе для тебя не новость.

Да, я давно знала, что урмиане вместе с даркмейстерами сделали дешёвый портал на другие планеты. И открывается он в их подводной лаборатории. Именно оттуда Терри вместе с урмианами прибыла на Никту, в логово даркмейстеров. Значит, там же даркмейстеры и урмиане сумели проложить дорогу на Хангар-Тану, когда выяснили у манойев координаты этой планеты. В результате ткань бытия в этом месте затрещала, поползла по швам, а потом катастрофа, которую аристеи устроили на Хангар-Тану, перекинулась сюда. Река времени, по которой они перебрались в прошлое другой планеты, вышла из берегов и теперь без конца выносит на Ариану чудовищ. Детей гнева. Детей Великого Змея, возмущённого вмешательством в жизнь его мира.

— Ламия, ты хочешь сказать, что, если найти и разрушить этот тоннель, всё прекратится?

— На Хангар-Тану нет, но сюда перестанет проникать живой огонь, порождающий этих тварей. Свой мир ты спасёшь. Один из своих миров. Если сможешь. Ты знаешь, где находится подводная бездна под названием Тартар? Ты была на Кинте или где-нибудь поблизости? Чем ближе к тому месту ты была, тем лучше. Твои сны и воспоминания такие яркие. Они у тебя почти материальны. Потому-то и можно выйти из твоего сна или даже твоей грёзы в реальность.

— Я была в огромном подводном... здании, которое урмиане построили недалеко от Тартара. Тоннель открывается там, в одном из помещений этого здания. Правда, я не знаю как...

— Откроешь при помощи камня. Для того, чтобы тоннель уничтожить, его надо открыть и увидеть. Если ты сумеешь дать мне хорошую картину этого места, мы туда попадём. Но учти, для того, чтобы сделать задуманное, мы должны перейти в реальность. В прошлый раз это едва не закончилось для тебя плохо. Если бы не сын Змея, который вытаял из глыбы застывшего огня, и не расторопность Астерия, ты бы снова распалась на мнрожество своих призрачных двойников или впала в то состояние, которое твои современники называют комой. Сейчас тебя защищает подземный эльхангон, так что какое-то время ты можешь находиться в реальности своего мира. Но камень всё равно скоро перестанет защищать тебя. А если ты используешь его разрушительную силу, то скорее всего сразу лишишься его защиты. Тебе надо успеть вернуться сюда. Здесь ты сможешь пожить подольше, хотя рискуешь измениться...

— Ламия, мне хотелось бы сперва побывать в Деламаре. Если мой друг, которого мы с тобой видели в конторе Терри, нашёл способ сообщить ей, что я там появлялась, она не могла не примчаться туда. Если она там, то я хотела бы увидеть её, прежде чем...

— Ты только зря растревожишь её, если вы увидитесь на мгновение, а потом ты исчезнешь и, возможно, больше не вернёшься. Да и не стоит тебе там слишком часто выходить в реальность. Это тебя ослабляет, да и сила камня уходит на то, чтобы защищать тебя...

— Она меня не увидит. Если она там окажется, мы не будем выходить в реальность. Но надо найти способ оставить для них для всех информацию. Найти место, где бы я могла оставить эту записку, — я показала свёрнутый папирус. — Так что ненадолго материализоваться всё-таки придётся. Ну что? Я готова.

— Понравились наряды альдов? — Ламия окинула меня критическим взглядом. — Что ж, тебе идёт короткое.

— И в нём удобней, чем в длинном.

— Ну а меч зачем нацепила?

— На всякий случай.

— Тебе прямо не хочется с ним расставаться.

— Да, он мне дорог. Это подарок брата.

— Брата? — хихикнула Ламия. — А может, прапрапра и ещё не знаю сколько раз прадеда?

— Тем более. Ладно, выдвигаемся. Думаю, обойдёмся без сновидений?

— Разумеется. У тебя прекрасное воображение, к тому же этот камень усиливает твои способности. Представь себе место, куда мы должны перенестись.

Приняв облик Теофила, Ламия взала меня за руку, и мы оказались на улице Роз.

Эта улица всегда была тихой, но сейчас выглядела вымершей. В агентстве никого не было. Я прошла сквозь запертую дверь и окунулась в ту зыбкую, с белёсыми проблесками темноту, какая обычно царит в помещении, где задёрнуты жалюзи. Электричество не работало. Хорошо, что я приготовила записку. Написать её на компьютере мне бы сейчас не удалось. Посветив камнем, я поняла, что контору покинули в спешке, хотя и без паники. Я развернула свиток и положила его на стол Терри (временно занятый Джонни Тревисом), прижав с одной стороны подставкой для дисков, а с другой тяжёлой керамической кружкой. Не знаю, кто из неё пил — Терри или Джонни. Скорее всего он. Терри бы вряд ли понравилась кружка с таким пёстрым аляповатым узором, это Джонни обожает всё яркое.

— И что ты там написала? — с незамутнённым детским любопытством спросила Ламия. — Я не знаю вашего письма.

— Так ведь письмо не для тебя. Да и нет там ничего интересного. Просто сказала, что скоро весь этот кошмар закончится, потому что я разрушу тоннель, по которому сюда попадают все эти порождения Ада. И что, если всё пройдёт хорошо, я буду на Адене, в замке демона, с которым Терри знакома. Если она не найдёт способа туда попасть, то мы с Астерием и с тобой что-нибудь придумаем.

Я ещё кое-что написала для Терри, но говорить об этом Ламии не стала.

Квартира Терри этажом выше её офиса тоже была пуста, и чувствовалось, что пустует она уже давно. Сыр в холодильнике покрылся плесенью.

— Давай-ка обратно в невидимки, — проворчала Ламия. — Ты теряешь силы. Некого тут искать. Я же говорю, в городе почти никого не осталось. Я была тут недавно, так слышала, что в других городах то же самое начинается. Люди стараются вообще уехать с Арианы, но не у всех есть деньги на дальние перелёты.

— Тем более надо поскорее разрушить этот чёртов тоннель.

Улице Роз ещё, можно сказать, повезло. В другое время трещины на мостовой и стенах домов да разбитые окна в Деламаре сочли бы катастрофой. Теперь же, когда в городе разразилась настоящая катастрофа, всё это казалось мелочами. А похоронное бюро напротив агентства Терри так и вовсе не пострадало. Да, самое незыблемое в этом мире — смерть. Даже окна, за которыми виднелись тяжёлые плотно задвинутые шторы, были совершенно целыми. Знать-то, владелец этого заведения не поскупился на стеклопласт. Недавно подстриженные розы окутывали всё вокруг сладковатым запахом, словно стараясь одурманить каждого прохожего и завлечь его в это красивое мраморное здание, где маленький человечек в чёрном предложит ему разные виды гробов. Интересно, хрустальные у него есть? А собственно почему я решила, что хозяин этого заведения — карлик в чёрном? Наверное, потому что смерть часто навевает мысли о злых демонах. О маленьких зловещих карликах — вроде того, из стихотворения Александра Блока1. Они появляются неизвестно откуда и останавливают часы, определяя время твоей смерти. Наверное, один из них затаился там, за тёмно-вишнёвыми шторами, и наблюдает за мной. Я невидима для обычных людей, но он меня видит. Меня и мою судьбу. И знает, что мне ему нечего предложить, ибо зачем гроб тому, кому суждено раствориться в вечности...

— Ну и что ты уставилась на этот дом? — раздражённо спросила Ламия. — Размышляешь, не оплатить ли заранее свои похороны? Четыре дня назад я тут послушала разговор одной старухи с владельцем этого заведения. Богатая одинокая старуха, которая пришла, чтобы заранее позаботиться о своём погребении. Оплатила шёлковый комплект. Дорогой, наверное. Поражаюсь я вам, людям... Несколько дней назад тут ещё такое не творилось, но всё равно было ясно, что в городе бедствие. А ей лишь бы помереть красиво! Может, для вас это потому так важно, что живёте всего ничего, а смерть — это надолго. Правители Египта так почти всю свою ничтожную жизнь к смерти готовились, гробницы эти строили. Сейчас люди хоть всю жизнь не тратят на подготовку своих похорон...

— А как он выглядит? Владелец этой конторы.

— Маленький такой, улыбчивый, с прилизанными чёрными волосами.

— Карлик?

— Да нет, не карлик, просто маленького роста. Ты будешь заниматься бесплодными фантазиями или мы займёмся делом?

— Конечно, займёмся, но я хотела бы ещё заглянуть в свой замок. Сейчас помогу тебе его представить...

— Можешь не стараться. Я запомнила это место ещё с первого твоего сна, в который я вошла. Хочешь убедиться, что он не рухнул?

— Ну да...

— Или проверить, нет ли там её?

— Какая же ты догадливая!

— Почему-то я думаю, что её там нет, — сварливо сказала Ламия. — Но ладно уж, пошли...

Я тоже сомневалась, что Терри может прятаться в моём замке. Скорее всего, она ещё не оправилась от раны и не может выходить в тайминг, так что прибыла сюда вживую, а это очень опасно. Её ищут и Орден, и Урм. Меня тоже. Скорее всего, мой замок под наблюдением. Да и её агентство, наверное, тоже, и если мы никакой слежки не заметили, ещё не значит, что её нет. Тем не менее, я решила побывать в замке. На всякий случай.

В паре кварталов от улицы Роз царила настоящая разруха. От некоторых домов остались одни стены. Огромные трещины разворотили как проезжую часть, так и мощёные плиткой тротуары. По краям разломов светилась на солнце полупрозрачная стекловидная масса — то, во что иногда превращается живой огонь. Кое-где она застыла, залив часть улицы, спортивной прощадки или стоянки наземного транспорта. Она золотисто-оранжевыми сосульками свисала с подоконников уцелевших домов, перил и ступенек подъездов, сверкала на металлических оградах. По всему городу стояли какие-то тяжёлые машины. Люди попадались только в спецодежде двух видов — жёлто-синей форме ОС или серебристых бронекостюмах, какие надевали на опасные задания бойцы ОБР — отрядов быстрого реагирования. Люди выглядели раздражёнными и растерянными, а машины не работали. Такое впечатление, что технику сюда подогнали на всякий случай, правда, непонятно, на какой. Хватало того, что уже случилось.

— Когда попробовали использовать эти машины, стало только хуже, — сказала Ламия не без злорадства. — Живой огонь лишь больше разгорелся. Его ведь не потушишь, как обычный. И эти твари стали ещё сильнее... Хорошо, что сейчас спокойно. Дети Змея приходят не всегда. Мы попали в период затишья.

Я вспомнила старый фильм ужасов "Птицы". Взбесившиеся пернатые тоже нападали не всегда, устраивая себе передышки. Я смотрела этот фильм в детстве и так и не поняла, почему птицы напали на людей. Учительница биологии Дженна Спаун, которая всегда горячо поддерживала движение "зелёных", сказала, что природа таким образом отомстила людям, которые всегда губили её и, к сожалению, продолжают это делать, только уже не на одной планете, а на разных. "Но почему напали именно птицы? — спросила я. — Как будто других животных люди достали меньше..." — "Ну, возможно, в следующий раз нападут другие", — ответила она, усмехнувшись так мстительно, как будто нападение птиц на людей состоялось не в фильме, а на самом деле. Интересно, что госпожа Спаун думает сейчас? Если она по-прежнему живёт здесь или хотя бы в курсе происходящего.

Став постарше, я поняла, что идея мести природы человеку слишком примитивна для такого мастера, как Альфред Хичкок. Отметать её совсем, конечно, не стоит, но скорее всего целью великого режиссёра было создать атмосферу безысходности, а ничто так не усиливает ощущение безысходности, как иррациональность происходящего. Думаю, это сейчас и сводило людей с ума — отсутствие объяснения. Растерянность, которую я видела на лицах спасателей и бойцов ОБР, была следствием абсолютного непонимания того, с чем они столкнулись. Возможно, втайне они надеялись проснуться и порадоваться, что всё это оказалось кошмарным сном. Я знала причину бедствия, во всяком случае, я так считала, но от этого кошмар происходящего не переставал быть для меня кошмаром.

Улице Серебряных Тополей тоже повезло. Она выглядела даже лучше, чем улица Роз. Никаких трещин, никакой застывшей "лавы". Особняк Дебервалей был цел, и ограда их сада стояла ровно. Слава Богу, то, что я видела во сне, абсолютно не соотвествовало реальности. Пока. Мой замок совершенно не пострадал. Терри там не оказалось, зато поблизости крутились типы, которые, несмотря на форму спасателей, больше походили на ищеек. Или у меня просто разыгралось воображение?

— Ну что, будешь искать её по всему городу? — нетерпеливо спросила Ламия. — Кажется, снова начинается...

Не будучи здесь материальной, я не чувствовала подземных толчков, но по поведению людей было ясно — кошмар возвращается.

— Ламия, сейчас я представлю себе помещение в том здании на дне океана, недалеко от Тартара. Лови...

Я подумала о комнате с окном во всю стену, куда меня притащили, когда взяли в плен. Я очень хорошо её запомнила. Особенно это окно, за которым в пронизанном золотыми бликами зеленоватом сумраке колыхались огромные водоросли. Из разговора Доримены с каким-то типом я поняла, что в этом секторе собираются работать водолазы и сейчас там проверяют осветительные приборы. Потом эти двое заговорили со мной, а вскоре меня потащили в холодильник...

Сейчас тут было темно. Я знала, что в подводной лаборатории урмиан произошёл взрыв, и была готова к тому, что она может быть затоплена.

— По-моему, тут кругом вода, — сказала Ламия. — Если выйдем в реальность, захлебнёмся. Во всяком случае, ты. Думаю, тут везде так.

— Необязательно. Дориме... Одна из здешних заправил говорила мне, что этот подводный комплекс состоит из нескольких блоков. Они соединены переходами, но в случае затопления какого-то из них все пути в него и из него блокируются.

— То есть те, кто там оказался, тони себе...

— В каждом блоке прекрасная антиаварийная система, так что оставшиеся там могут решить проблему, а если не справятся, есть возможность покинуть это место. Мы попали в затопленный блок, но может статься, найдётся такой, где антиаварийка сработала так, что его не затопило, а если шлюзы остались исправными, люди спаслись. Давай-ка прогуляемся. Надо найти то место, откуда урмиане переправлялись на Никту. Это третий шлюз. Терри была среди них в неполном таймин... невидимкой. Она говорила, что близость бездны пугает её, но она и не подозревала, что этот тоннель можно открыть в прошлое Хангар-Тану.

— Думаю, открывать его могут немногие. Могли...

— Терри говорила, что в этом третьем шлюзе они все сели во что-то похожее на батискаф... Это такая машина, вроде маленькой подводной лодки...

— Да, вы, люди, без машин, никуда. То воздушные машины, то подводные... А теперь им ещё и машина времени понадобилась.

— Батискаф оказался в океане, а уж потом возник тоннель. Я этими машинами управлять не умею...

— Думаю, тебе это и ни к чему. Тоннель откроет камень. Надо только знать, в какой точке пространства этот тоннель открывается. Надеюсь, я почувствую её близость...

— Послушай, Ламия, но если она глубоко под водой... Как я выйду в реальность...

— Тебе необязательно быть в воде, чтобы разрушить тоннель. Тебе главное быть к нему достаточно близко. Разрушительная сила этого камня велика. Она тут всё разрушит, так что нам надо будет убраться отсюда, пока на нас не обвалилось всё это подводное строение. Надеюсь, мы успеем. Когда разрушительная сила камня начнёт действовать, её уже не остановишь, и нам совсем необязательно ждать конца представления. Всё закончится и без нас. Ты должна представить себе свои покои в замке Астерия, и мы окажемся там. Наверное, нам действительно стоит найти место этого проклятого подводного замка, откуда они вышли в океан. Ясно же, что этот...

— Шлюз...

— Этот шлюз близко к точке, где открывается тоннель.

— Ламия, шлюз может быть затоплен, и тогда выйти в реальность я там не смогу. Надо поискать подводный костюм. На всякий случай...

— Ладно, давай искать — и шлюз, и костюм, если он может понадобиться. Давай искать, а не тратить время на разговоры.

Мы обследовали подводное строение, проходя сквозь стены, потолки и перекрытия, сквозь тёмную толщу воды, которая, казалось, царила здесь везде. Как ни странно, в некоторых залах и коридорах был тусклый свет. Какие-то осветительные приборы продолжали работать даже в затопленном здании. Я очень испугалась, когда в каком-то длинном коридоре навстречу мне из мертвенного света выплыл человек с разведёнными в стороны руками. Он словно спешил ко мне, желая меня обнять. Его лицо с застывшими широко раскрытыми глазами было ужасно. Утопленник проплыл сквозь меня.

Да, спаслись тут не все. Мы ещё несколько раз натыкались на трупы, которые носил по этажам подводного комплекса проникший сюда океан.

— Ламия, а вдруг тут есть живые, а мы всё разнесём...

— Да нет тут никаких живых, я бы почувствовала. Где может быть этот проклятый третий шлюз?

— Пока никаких соображений. Думаю, если мы найдём тут хоть какое-то незатопленное место, я просто задействую камень и мы смоемся.

— Ну... На худой конец можно и так сделать.

Минут через пять нам жутко повезло. Мы не только оказались в незатопленном блоке, где работало аварийное освещение, но и нашли на стене схему комплекса. А самым большим везением было то, что третий шлюз находился именно в этом блоке. На самом его нижнем этаже.

— Это близко, — сказала моя спутница. — Эта часть здания ближе всего к бездне. Я чувствую её... Тоннель возле неё.

— Мне страшно, — добавила она, помолчав. — Там что-то происходит. Какое-то движение в глубине этой пропасти. Мы должны спешить. Надеюсь, этот шлюз в порядке.

— Да уж, хотелось бы верить, что это место защищено лучше, чем все другие помещения комплекса. Но ведь машину времени они не уберегли...

— Эта машина — всего лишь изобретение людей. И даже не магов, а этих умников, которые считают, что их знания всех осчастливят, да вот только ничего подобного не происходит, насколько мне известно. Я уже столько веков наблюдаю за жизнью людей, причём за той, что скрыта от большинства. Сны, мечты, воспоминания, тайные желания... Жизнь человеческой души. Машин вы изобрели много, но не стали счастливей, чем тысячу лет назад. Машину, сделанную по чертежам умников, сломать несложно, а вот чтобы разрушить этот тоннель, нужна сила ночного солнца. Сила света, сокрытого во тьме. Ведь этот тоннель создан не столько магией людей, сколько теми силами, что участвовали в сотворении миров, а потом уснули на дне бездны, в той области запредельного, где конец времён становится началом. Смертные маги потревожили эту тьму, и в мироздании возникла трещина. Большинство из этих людишек даже не подозревают, какими силами они вздумали поиграть. Я слышу голос этой бездны. Тоннель рядом. Поспешим!

Третий шлюз оказался целым и незатопленным. Здесь тоже работало аварийное освещение, к тому же стены этого маленького зала слегка светились сами по себе.

— Тут всюду материя тану, — сказала Ламия. — Думаю, ты сможешь прямо тут открыть тоннель. Выходим в реальность?

Только мы это сделали, как потолок раздвинулся, и мы с Ламией еле успели отскочить. В центре зала быстро и бесшумно приземлился маленький батискаф. Вернее, батисфера, поскольку этот подводный аппарат имел форму шара. Он напоминал одну мою игрушку, которую я очень любила. Бабушка говорила, что отец привёз мне её с планеты Авалон, когда мне было около года. Внутри шара, сделанного на одну треть из пластмассы, а на две из прозрачного стеклопласта, постоянно сменялись картинки. Сияющий серебряный замок в синих сумерках, Санта-Клаус в повозке, запряжённой белыми оленями, Снежная Королева с Каем, зимний лес, каток с юными фигуристами... Когда шар трясли, поднимался снегопад, а когда он прекращался, картинка менялась. Эта батисфера из золотистого металла с прозрачным куполом явно предназначалась для подводных наблюдений. Сквозь метастекло виднелась кабина на двух человек.

— Это ты сделала? — спросила моя спутница.

— Нет. Я вообще понятия не имею, как тут всё в действие приводится. Наверное, само сработало. Тут же всё разладилось.

Я подумала о том, что из-за всех этих неполадок шлюз вполне может открыться сам, и от этой мысли мне стало неуютно. Словно подтверждая мои страхи, раздался скрип, потом грохот и подводное сооружение тряхнуло. Свет замигал, и одна из стен шлюза поднялась. К счастью, за ней оказалась другая — прозрачная, и перед нами возникла удивительная картина. Огромный аскир со светящимся огненным гребнем завис в зеленоватой толще воды прямо напротив нас. Божество из бездны...

Я крепко сжала в руке эльхангон, и он быстро нагрелся, а спустя мгновение начал светиться — всё сильней и сильней.

— Открой тоннель, — прошептала я. — Открой путь, который я хочу увидеть.

Подводный дворец снова содрогнулся, и свет погас совсем. Теперь я видела лишь светящегося в зелёных сумерках дракона. Какое-то время он смотрел на нас, а потом повернулся и поплыл прочь.

— Ну, действуй же! — нетерпеливо сказала Ламия. — Тут скоро всё рухнет. Ты действительно хочешь сделать то, что задумала, или боишься? Эльхангон чувствует все твои желания и страхи...

— Чёрт возьми! Я действительно хочу уничтожить этот тоннель! Но я его не вижу! Не получается...

Я вглядывалась в сумерки, постепенно растворяющие в себе фигуру аскира. Неожиданно он повернулся и направился к нам. Приблизившись к прозрачной стене шлюза, он ткнулся в неё мордой, развернулся и снова поплыл прочь. Опять дежавю. Мой сон в Молоссе. В городе, которого больше нет...

— Он зовёт нас за собой. Если бы я умела управлять этой штуковиной... А если попробовать...

Я залезла в батискаф. Ламия проскользнула следом.

— Смотри, это случайно не одежда для прогулок под водой? — она показала на костюм с прозрачным шлемом, валявшийся на полу.

— Он самый.

Я уже было обрадовалась и хотела надеть костюм, но обнаружила, что он повреждён. Ладно, остаётся надеяться, что эта консервная банка не разгерметизируется. К тому же тут имелась спасательная капсула, похожая на футляр для очков с прозрачной крышкой. У бабушки был такой. Она не хотела делать коррекцию зрения. Почему почти всё здесь напоминает мне то мои сны, то предметы из прошлого? Такое впечатление, что вся моя предыдущая жизнь была полна символов, значение которых я не понимала и начинаю улавливать только сейчас....

Какое-то время я тупо пялилась на панель с кнопками, потом нажала на ту, возле которой светилась надпись "Автоматическое управление".

Батисферу слегка тряхнуло. Она оторвалась от пола, и вокруг неё запенилась вода. А через минуту прозрачная стена, отделяющая нас от океана, исчезла, и наша маленькая подводная лодка устремилась вперёд. На меня навалился страх, а следом за ним жуткая слабость. Похоже, мои негативные эмоции нарушают равновесие между моей энергией и энергией камня, и вместо того, чтобы помогать мне, он начинает меня убивать. Да, сильное оружие опасно для всех, включая его владельца.

"Соберись! — скомандовала я себе. — Ничего страшного. Машина цела, а ты скоро вернёшься в замок Астерия. Не ахти какое весёлое место, но там тебе станет лучше. А потом ты найдёшь Терри. Или она тебя..."

Я снова извлекла из эльхангона луч, который вырвался далеко за пределы батисферы и осветил царивший вокруг нас мутно-зелёный хаос. В нём плавали какие-то обломки. Видимо, результат взрыва в подводном комплексе. Один из них столкнулся с батисферой, и нас так тряхнуло, что я испугалась, не повредил ли он нашу жёлтую подводную лодку. Я где-то читала, что древний батискаф, ставший прообразом знаменитой лодки из того старого мультфильма1, участвовал в поисках таинственного чудовища Несси2. Что ж, мы нашли его и плывём за ним. Только вот куда?

— Бездна притягивает нас к себе, — словно прочитав мои мысли, сказала Ламия. — Ещё немного, и мы канем в неё. Если ты очень скоро не откроешь тоннель, надо возвращаться. Я не уверена, что из этой бездны мы сможем вернуться. Там действуют силы, которые нам неподвластны. Я не могу понять, зачем сын Змея зовёт нас за собой?

— Ты про аскира?

— Про кого же ещё! Я видела таких на Хангар-Тану. А ты нет? Ну да, они жили в глубоких водоёмах и редко всплывали на поверхность... Боюсь, он увлекает нас за собой в эту бездну. Диана, давай возвращаться...

— Подожди.

Луч эльхангона тянулся от нас к плывущему впереди дракону. Аскир был уже так далеко, что казался яркой огненной точкой. Она разгоралась всё сильней и сильней и в конце концов засияла так, что мне захотелось зажмуриться. А потом вдруг превратилась в тёмное пятно. Луч эльхангона, пронзающий зелёный сумрак, тоже потемнел, но эта тьма тут же наполнилась сиянием. Перед нами простёрся тоннель из мерцающего чёрного света.

— Вот он! — воскликнула Ламия. — Мы видим его!

— Уничтожь его, — прошептала я, держа перед собой камень, который теперь сильно жёг мне руку и горел ярким пульсирующим светом, меняя цвета с оранжевого на алый, потом на пурпурный, потом снова на оранжевый. Иногда он сиял ярким золотом, а то вдруг темнел, превращаясь в кровавый рубин. Его вспышки становились всё сильней, а тёмная тропа перед нами колебалась, пылая красновато-чёрным пламенем. Батисферу кидало из стороны в сторону, а в ушах моих стоял странный гул — не громкий, но оглушающий. А когда камень у меня в руке начал гаснуть, я почувствовала слабость и тяжесть в груди.

— Ты сделала это! — голос Ламии доносился до меня как сквозь толстое стекло. — Он рушится. Сейчас тут начнётся сущий хаос... Уже начался. Диана, надо возвращаться, иначе нас затянет... Диана!

Я пыталась представить себе свои апартаменты в замке Астерия, но картинка ускользала. Ламия что-то кричала, сжимая мою руку, а потом её голос умолк, и я перестала чувствовать её цепкие пальцы на своём запястье. Я огляделась. Ламии не было. Батисфера мчалась сквозь мерцающую тьму. Не знаю, что в неё врезалось, но я отлетела к стене и услышала зловещий треск. На прозрачном куполе стремительно росла и ветвилась огромная трещина. Это какой же должен быть удар, чтобы повредить метастекло! Спасательная капсула... Надо успеть. Хотя бы просто укрыться в ней, пока сюда не ворвался океан. Я уже знала, что мне не вернуться на Адену. От слабости я еле двигалась. Дрожащими руками я нажала на кнопку с надписью "Открыть" и забралась в капсулу, которая тут же захлопнулась. Я еле успела отдёрнуть меч, едва не застрявший между её створками. Капсулу сильно тряхнуло, но я ни обо что не ударилась. Я слышала, что в таких спасательных капсулах сразу включается какая-то амортизирующая воздушная прокладка. Ушибиться я не ушиблась, но мною овладел ужас, когда мою маленькую спасательную лодку подхватила и куда-то понесла страшная неведомая сила, укротить которую, наверное, не смогли бы никакие боги. Я захлебнулась своим криком и потеряла сознание.

Я думала, что это конец, но я очнулась. И увидела исполненную света бесконечную тьму. И невольно залюбовалась ею, глядя на неё сквозь прозрачную крышку капсулы-футляра. Или хрустального гроба, в котором мне предстояло уснуть, как той сказочной царевне... А может, это хрустальная ладья, несущая меня по водам вечности? Она плыла, чуть покачиваясь, словно убаюкивая меня, а тьма вокруг меня мерцала разноцветными звёздами. Погружаясь в блаженную истому, я видела, что следом за мной и обгоняя меня плывут золотые драконы, чьи глаза светятся, как изумруды, а гребни подобны яркому пламени. Похитители сказочных принцесс. Дети Великого Змея, готового проглотить меня, чтобы потом, спустя мгновение или вечность, моя ладья вышла из второй его пасти и достигла солнечных врат.

Февраль — июль 2011 г.

1 В Древней Спарте иренами (эйренами) называли юношей в возрасте 16-20 лет. Для них считалось обязательным участие в криптиях — тайной охоте на рабов, которая преследовала две цели: уничтожать потенциальных бунтовщиков и держать всё рабское население Спарты в страхе. В Урме иренами называли юношей и девушек, претендующих на звание аристея и проходящих для этого специальную подготовку.

1 Рапунцель — героиня сказки братьев Гримм, девушка с длинными золотыми волосами, которая была заточена в высокой башне.

1 НКВД — Народный контроль за внутренними делами.

2 УВД — Управление внутренних дел.

3 Эрих Фромм. Забытый язык: Введение в науку понимания снов, сказок, мифов.

1 УСИР — Урмианская суверенная иерархическая республика.

1 Тот — бог-демиург, бог мудрости, различных наук и магии. Связан с луной. Его называли Владыкой Истины, в книге которого записаны даты жизни и смерти всех людей на земле. Священное животное Тота — ибис.

1 Анубис — бог-покровитель умерших, "защитник души во мраке". Считался сыном богини Нефтиды (сестры-двойника Исиды), но иногда упоминался и как сын Баст. Обычно изображался в виде человека с головой шакала. Анубис и Тот считались хранителями пространственно-временного континуума, стражами Врат Времени.

Сах — по представлениям древних египтян первая оболочка человека, его вещественное тело, видимая часть человеческого существа.

1Минотавр — в древнегреческой мифологии чудовище с телом человека и головой быка, сын Пасифаи, жены критского царя Миноса, и посланного Посейдоном быка. Минос скрывал чудовище в построенном мастером Дедалом Кносском лабиринте, куда ему бросали на пожирание преступников, а также присылаемых из Афин каждые девять лет семь девушек и семь юношей.

1 Иероним Босх — нидерландский художник, один из выдающихся мастеров Северного Возрождения (1450 -1516 гг).

1 Лернейская гидра — в древнегреческой мифологии змееподобное чудовище со множеством голов, жившее в озере Лерна возле Арголиды и убитое Гераклом (второй из его двенадцати подвигов).

Мирон — древнегреческий скульптор середины V в. до н.э.

1 Тезей — в древнегреческой мифологии сын афинского царя Эгея (или бога Посейдона) и трезенской царевны Эфры. Прибыв к отцу в Афины в то время, когда семь юношей и семь девушек в качестве дани отправляли на Крит — на пожирание чудовищу Минотавру, Тезей решил отправиться туда в числе пленников. Когда он и его спутники были помещены в лабиринт, где жил Минотавр, Тезей убил чудовище. А выйти из лабиринта им помогла нить, которую дала Тезею влюблённая в него Ариадна, дочь царя Миноса.

2 Ариадна — в древнегреческой мифологии дочь критского царя Миноса и Пасифаи. Влюбилась в героя Тезея, который решил убить Минотавра — чудовище с телом человека и бычьей головой, жившего в лабиринте и пожиравшего людей. Ариадна дала Тезею клубок ниток, благодаря которому он и его спутники смогли выбраться из лабиринта. Есть также версия, согласно которой Тезей и его спутники выбрались из лабиринта благодаря сиянию, исходившему от венца Ариадны.

Дедал — персонаж древнегреческих мифов, искусный мастер и изобретатель, который долгое время жил на Крите, где по просьбе царя Миноса построил Лабиринт для Минотавра.

1 Немейский лев — огромный лев, который жил возле города Немеи и опустошал его окрестности. Был убит Гераклом (его первый подвиг).

1 Цитата из поэмы Н.А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо".

1 Ахерон (Ахеронт) — река в подземном царстве, отделяющая мир живых от мира мёртвых, через которую перевозчик Харон в своём челноке переправлял в царство Аида тени умерших.

2 Эреб — в греческой мифологии персонификация мрака, сын Хаоса и брат Ночи, вместе с ней породивший Гемеру (День) и Эфир.

1 Амаунет — древнеегипетская богиня воздуха и ветра, чьё имя означает "та, которая скрыта". Четыре стихии, из которых возник организованный мир, были представлены четырьмя парами божеств: Нун и Наунет — первобытный океан, Хух и Хаухет — бесконечность пространства, Кук и Каукет — мрак, Амон и Амаунет — невидимое.

1 Персефона — в греческой мифологии дочь Зевса и богини плодородия Деметры, супруга бога Аида, владыки царства мёртвых, который похитил её, когда она с подругами играла на лугу, собирая цветы.

1 Антонио Канова — итальянский скульптор эпохи классицизма.

1 Эрса (вар. Эрс) — планета, где происходит действие романа-трилогии "Хроники Эрсы".

1 Упоминание об этом мире есть в романе-трилогии "Хроники Эрсы" (кн. II "Наследница Ингамарны", часть 2, гл. 8).

1 Упоминается в романе-трилогии "Хроники Эрсы" (книга 2, "Наследница Ингамарны", часть II, гл. 6, 8).

1 Айсхаран — мир, о котором рассказывается в дилогии "Снежная Принцесса" и "Снежная Дева".

1 Рикки-Тикки-Тави — герой одноимённого рассказа Р. Киплинга из "Книги Джунглей", молодой магнуст, спасающий людей от кобр.

1 Анима — в юнгианской психологии это женское начало, присутствующее в мужском бессознательном, тогда как анимус — мужское начало в женском бессознательном.

1 Героиня вспоминает строки древнегреческого поэта 2-й половины IV в. до н.э. Ивика: "Боюсь, чтоб чести у людей не купить ценой нечестья пред богами".

2 Леониды — метеорный поток в созвездии Льва.

1 Персей — герой древнегреческой мифологии, сын Зевса и Данаи, дочери аргосского царя Акрисия. Победитель чудовища Горгоны-Медузы, спаситель Андромеды (дочери эфиопского царя Кефея) от морского чудовища, посланного Посейдоном.

1 Сьюзен и Люси Пэвенси, героини книги К.С. Льюиса "Хроники Нарнии".

1 Аполлон и Артемида (римск. Диана) — божественные близнецы, дети Зевса и богини плодородия Деметры.

1 Мидас — царь Фригии, прославившийся своим богатством. Когда он оказал услугу Дионусу, тот предложил Мидасу исполнить любое его желание. Царь пожелал, чтобы всё, к чему он прикоснётся, превращалось в золото, и умер бы голодной смертью, если бы Дионис не снял чары.

1 Иггдрасиль — в скандинавской мифологии мировое древо, соединяющее небо, землю и подземный мир.

1 К.С. Льюис. Хроники Нарнии. Серебряное кресло.

2 Саннид — один из второстепенных героев романа-трилогии "Хроники Эрсы" (книга 2, часть II, гл. 6-8).

1 Дуат — по представлениям древних египтян потусторонний мир, куда отправляются умершие и куда на ночь уходит бог солнца. Часть вселенной, которая располагается не на небе и не на земле, не в воде и не в горах, а существует параллельно земному миру, пересекаясь с ним в особых, священных точках.

2 Слуга французского философа Сен-Симона каждое утро будил его словами: "Вставайте, граф! Вас ждут великие дела".

1А. Блок. "В голубой далёкой спаленке..." (Стихотворения. Книга вторая).

1 "Жёлтая подводная лодка" — мультипликационный фильм, персонажи которого, очень похожие на знаменитую четвёрку "Битлз", путешествуют на жёлтой подводной лодке по фантастической стране.

2 Несси — водяное чудовище, согласно легендам, обитавшее в шотландском озере Лох-Несс.

118