Боль милосердия

Пружинистой походкой я прошла через общий отдел и отдала честь мужу "золотой королевы". Всю неделю он исправно приносил мне половинки баунти. Временами я даже видела в мужском взгляде немой вопрос, но не могла ответить, так как сама понятия не имела, что происходит. Ясно стало одно — запугивать меня не собирались. Бывало, я боролась с желанием зайти в аську и спросить у первоисточника, что же творится, но сдерживала себя. Привлекать внимание не хотелось. Поиграется богатенький Буратинка и забудет. Андрей представлял более реальную угрозу, со своим "отдыхай!". Прошли две недели, а он так и не подал признаков жизни. Неопределенность меня сильно мучила.

— Вот.

Сегодня в меню был ещё один конверт. Кинув "спасибо", я вернулась к себе и распечатала подношение. Новые снимки меня не очень удивили: я, дающая бомжу десять рублей: я, помогающая бабушке донести сумки: я, протягивающая плачущей девушке платок. В последнее время я не очень часто занималась такой "первой помощью", так как торопилась к Чаре, но было интересно увидеть себя со стороны.

"Тебе всё мало. Считай это первым предупреждением", — надпись сзади.

Я повертела фотографии в руках и решив, что товарищ юрист изъявил шутить, продолжила работать.

Вечером мы с Чарой отлично погуляли. Проходя мимо бездомного человека, я скинула ему всю оставшуюся в кармане мелочь, прикинув, не окажусь ли запечатленной на пленке именно в этот момент. Мысль так меня развеселила, что шла домой с идиотской улыбкой.

Поутру не выспавшаяся я, еле дошла до работы и уселась на компьютер. Вариантов не было — идти пить кофе на набережную. Игорь дал свой баунти и конверт (опять?), помахав ему, я побежала взбадриваться.

Пока кофеин с булочкой проникал в организм, я достала новую партию снимков. Ну, что на этот раз?

"Красивая".

На фото широким шагом передвигалась я. За плечами сидел бомж, сбоку горел фонарь, спереди бежала Чара. Казалось бы ничего удивительного, обычная майка, джинсы и ботинки, но выражение лица было просто параноидальным. Почему-то я подумала, что в сумерки такие нюансы, как улыбка идиота, не будут иметь значения.

Подцепив угол фото ногтем, я задумчиво хмыкнула. Всего одна фото? Заглянула в конверт. Нет, ещё есть.

Снимок был сделан чуть раньше первого, на нем я подавала деньги бездомному. Хотя... какие деньги! Рублей семь.

— Какого...

Лицо бомжа было окольцовано толстой красной линией.

Вернувшись в офис, я застала "золотую Королеву" и её мужа в приемной. Лучше не придумаешь. Найдя стикер, я взяла шариковую ручку и, кусая губы, принялась рисовать графический вариант расколотого кокоса, после чего перечеркнула продукт красным маркером.

— Передадите обратно?

Игорь, собиравшийся уйти, медленно кивнул и взял бумажку. Я довольно погладила себя по животу и пошла заканчивать проекты.

На следующий день ответ не заставил себя ждать:

"У попрошаек месячная прибыль превышает твою в полтора раза", — сзади ещё одного снимка с бездомным. — "Этого мужчину в первой половине дня ты можешь найти в противоположной стороне города — у железнодорожного вокзала. По средам и пятницам строит калеку у левобережного рынка. Там и живет. Хочешь адрес?".

Я откровенно зависла. В конверте была ещё одна фотография, недельной давности. Стоя на переходе у светофора, я разглядывала двух чумазых девочек на той стороны улицы. Они звенели мелочью в срезанных пластиковых бутылках.

"Попрошаек можно разделить на несколько типов: "действительно нищие"; "потерпевшие"; бомжи, бродяги, дети из неблагополучных семей; просящие пожертвования на благотворительные цели; одалживающие деньги.

Мишенью воздействия во всех случаях попрошайничества является чувство жалости и сострадания. Приманкой — обыгрывание соответствующих событий, долженствующее вызывать упомянутые чувства. Для некоторых подающих, как и для тебя, сам акт пожертвования позволяет ощутить свое благородство и, если хочешь, превосходство. В крупных городах самые "хлебные" места — вокзалы, метро, подземные переходы — давно поделены синдикатами профессиональных попрошаек. "Чужой" там и десяти минут не простоит. Почти все эти вызывающие жалость "персонажи" — просто марионетки. Уверен, что вся твоя жалость в денежном эквиваленте ушла организаторам".

Я скрипнула зубами.

"Сострадатель, дающий на хлеб какой-нибудь аккуратной старушке-пенсионерке, никогда не догадается, что после своего "трудового дня" бабуля отправится сдавать часть выручки председателю "кооператива", дабы ее на другой день за укрытие доходов не согнали. Некоторых "нищих" организаторы даже привозят на иномарках последних моделей. Любопытно: минимальные доходы, как правило, у тех, кто действительно нуждается и у кого нет ни на хлеб, ни на ночлег".

Городскому не хватало место на снимке — текст немного слонялся в лево и уменьшался. Я съела презентованный кусок баунти и нашарила стикер:

"Я читала что-то такое. Но у нас в Любинском совсем не было попрошаек. Все друг друга знали. Как притворщиков отличить от настоящих?".

Снизу я пририсовала кокос, обведенный красным маркером.

Вечером, когда все рассаживались по своим агрегатам, Игорь вышел из машины и передал мне ещё один конверт. Ого.

Разобрать его пришлось уже дома. Все фотографии я хранила в ящике кухонного стола.

"Настоящего нуждающегося отличить легко. У него, как правило, нет своей жалостливой истории. Такие в основном сидят молча, выбирая из толпы понравившееся лицо. И лишь тогда, когда этот человек поравняется с ними, могут протянуть руку. И непрофессионально к тому же. Мошенник всегда уверен. У него и легенда, связанная с бывшей работой в министерстве, и парочка медалей позвякивает на лацкане заштопанного и заглаженного пиджачка. Он, если хочешь, и "славянку"" на гармошке сбацает. И "жена" при нем может пуститься в пляс. И на лицах это: "Нам трудно, но мы не выпрашиваем. Мы при всей своей худой жизни веселимся сами и веселим других". Так не бывает, Кира. Если все плохо, то так оно и есть".

Заварив чай, я закусила его куском баунти.

"Сейчас все чаще можно встретить сборщиков пожертвований "на строительство" или "ремонт" храмов и монастырей. Ходят они как в обычной, так и в монашеской одежде. Между тем, в отделах церковной благотворительности подтверждали факт того, что слишком много развелось жуликов, прикрывающихся именем Божьим. Сбор денег в общественных местах никому не поручали. А секретарь Московского епархиального управления протоиерей в свое время отметил, что вообще невозможно для церковнослужителя в священнической одежде с крестом на груди ходить и собирать пожертвования.

В качестве приманки может быть инсценировано любое происшествие, не оставляющее свидетелей равнодушными".

В конверте лежала так же распечатка веб-страницы:

"В выходной день мы с мужем делали покупки на одном из-подмосковных продуктовых рынков и вдруг услышали душераздирающий вопль, а потом плач и причитания. Обернувшись, увидели старенькую бабуль-ку лет под 80. Она показывала всем окружающим разрезанную сумку и сквозь слезы, душившие ее, рассказывала, что у нее украли последние деньги. Начал собираться народ, за минуту вокруг несчастной образовалась небольшая толпа. Мне стало безумно жаль старушку, я метнулась к ней, протягивая червонец. Многие завздыхали и тоже потянулись за кошельками. Но каково же было мое удивление, когда к бабуле неожиданно подскочила разъяренная продавщица из близстоящего ларька и закричала: "Мошенница! Старая аферистка! Хотя бы рынки меняла! А то за два месяца у нее на этом месте уже четвертый раз сумку режут. Разжалобит людей, соберет денежки — и ходу!". Пока мы все это слушали, разинув рты, "ограбленной" и след простыл...".

Я читала это, разинув рот. Окажись я такой ситуации, то наверняка бы и в домой беднягу пригласила. Ведь это бабушка... Беспомощное создание!

"Список приманок, используемых мошенниками-попрошайками, можно продолжать бесконечно, Кира. Ты никому не поможешь десятью рублями, но подкормишь сесть обманщиков. Остановись".

Допив чай, я разложила все фотографии на столе и принялась изучать лица бездомных. Это было сложно. Все они были одинаковы в моих глазах.

"Нищенство — проблема крупных городов: здесь легче затеряться, "повешать лапшу на уши" вечно спешащим людям. Ты не привыкла к этому, да. Поэтому не рискуй. Хочешь реально помочь обездоленным? Подари мешок отборной картошки одинокой пенсионерке, живущей неподалеку".

Спала я не важно.

Наутро у супермаркета опять сидел тот бомж, которому я давала мелочь. Покусывая губы, я присела рядом с ним и начала расспрашивать о том, как он живет. Удивительно, но это именно тот случай, что описал городской: мужчина работал на одной из низших должностей в местной администрации, но по причине коррумпированности чиновников и их "грязных делишек", оказался на улице. Во временном жилище у него сидели двое детей.

— А можно мне туда? — спросила.

— Куда?

— К вам во временный дом.

Бомж выругался:

— Иди уже, идиотка, — плюнул. — Полчаса тебе мозги обрабатываю, уже сам забыл, бля, половину...

Подавившись слюной, я встала и побежала на работу.

В половину второго Игорь передал мне новый конверт, в котором лежала фотография утреннего диалога. Городской снова обвел голову бомжа красным маркером. Заварив чай, я уже вообразила себя закусывающей баунти, но к огромному удивлению, к этому конверту сладость не прилагалась.

"Предупреждения не действуют?".

Вечером мы с Чарой устроили пир. Я сварила нам несколько килограммов мяса, отварила рис. Постелив клеёнку посередине зала, я поставила туда наши тарелки, села на пол и включила телевизор. Следовало отойти от стресса и идиотская комедия на СТС подходила как нельзя кстати.

Неожиданно Чара бросила еду и побежала в коридор.

— Ты куда?

Собака залаяла.

Вытерев руки салфеткой, я поднялась с клеенки и вышла в коридор. Догша "заорала" на дверь с удвоенной силой. Странно, потому что раньше она вообще не реагировала на активность в коридоре. А сейчас не звонил даже звонок.

— Чёрт.

Зазвонил. Два коротких раза.

Я открыла первую дверь и посмотрела в глазок. На лестничной площадки стоял силуэт человека, предположительно мужчины. Лампочку у нас давно выбили, поэтому рассмотреть больше не удалось. Подгоняемая собачей мордой сзади, я громко спросила:

— Кто там?

— Я.

В фильмах и книгах так отвечали часто. Но мне, приезжей из области, всю жизнь прожившей в одиночестве, "я" не говорило ровным счетом ничего. Жулики что ли?

— Кто?

— Дима.

От очередного толчка Чары, я больно ударилась коленкой.

— Какой Дима? Вы к кому?

— К Кире Геннадьевне Рождественской. Открывай, сердоболья.

Вот чёрт. Я дёрнула засов и два замка. На пороге в чёрной кофте и джинсах, поправляя кепку, стоял городской. Личность гостя я определила по дорогостоящим ковбойским ботинкам и висящему на шее кокосу. Давно не виделись!

— Ты что тут забыл? Половина двенадцатого, — я была слишком ошарашена, чтобы выражать ненависть.

— Так родина приказала, — он хотел было шагнуть внутрь, но я загородила дорогу, — Привет, Никитышна! Не померла тут с голоду?

Догша пролезла у меня между ног и бросилась на гостя. Мужик схватил её за бок одной рукой:

— Тише, Никитышна, опять ты...

Собака повозила у него на груди лапами и спрыгнула обратно, виляя хвостом.

— Никитышна? — растерялась. — Впрочем, мне все равно. Уходи. Чара, Домой.

Догша сделала круг вокруг мужика и побежала в зал. Городской остался стоять в полуметре от двери, тем самым не давая мне её закрыть.

— Глухой? Вали отсюда.

— Кира...

— Что тебе надо? — подняла брови. — Ну, что, скажи? Твои записки у меня уже когнитивный диссонанс вызывают, не говоря уже о передозе сахара в организме. Надеюсь, сегодня была последняя? Не знаю, что ты здесь забыл, но иди обратно. Я сделаю вид, что ничего...

— Кира, — перебил, протягивая руку. — Впусти.

Я уставилась на него как на сумасшедшего и начала закрывать дверь, надеясь, что он отойдет сам, но в критический момент городскому удалось просунуть руку:

— Кира. Я всю ночь буду здесь.

— Ну и будь.

Закрыв дверь, я пошла на кухню, делать мятный чай. Какого чёрта ему понадобилось здесь ночью? Со всеми этими записками и наркоманками, я уже не знала, как воспринимать этого зажиточного шута. И какая Никитышна?

Проходя обратно через коридор, я заметила странное пятно на косяке внутренней двери. Какая-то тёмная краска. Удивительно, вроде ремонт я проводить не собиралась.

Вернувшись с тряпкой, я неожиданно удивилась собственной тупости.

— Ёклм и тридцать индейцев! — открывая дверь, я сильно ударила, успевшего расположиться городского, по спине. — Тебе что опять морду набили?!

Мужик уставился на меня снизу вверх, прижимая одну руку к груди. Он негодования я даже заскрипела зубами:

— Ну, что расположился? Солнце, море, ночной загар? Вставай давай.

Вздернув городского за кофту, я втолкала его в коридор и закрыла за нами дверь:

— Разувайся.

Мужик молча огляделся, будто за стенами мог поджидать отряд спецназа.

— Капает на линолеум, двигай. В зале клеенка.

Услышав точную команду, юрист избавился от ботинок и юркнул в комнату. У него сильно кровоточила рука — требовались экстренные меры. Вернувшись, я застала "утопающего" сидящим на клеенке. Он внимательно следил за... шкафом.

— Обопрись о диван.

— А...

— Руку выше уровня сердца, согни колено. Кофту отрежу, ну.

Юрист послушно принял позицию. Не снял кепку — значит, не планировал надолго оставаться? Как замечательно.

Вспоров черный рукав наверняка дорого элемента гардероба, я отвернула концы и узрела довольно глубокий порез с неровными краями. Такой легко можно было сделать специальным ножом или куском стекла.

— Сколько времени прошло?

— Это важно?

Я хмыкнула:

— Если после трёх часов кровь не остановилась, а она не остановилась, лучше в больницу на швы.

Городской пожевал губу. Идиотская кепка, ничего не видно из-за света люстры.

— Полчаса где-то.

— Правда что ли?

Он медленно кивнул.

— Где?

— Не скажу.

Шикарно.

Я придавила артерию пальцем, останавливая кровотечение и проработала рану перекисью. Сильное чувство дежавю. Удивительно, как я успела позабыть нюансы событий прошлого года. Тогда этот кадр лежал совсем беззащитным и ни на что не способным, не говоря уже об одежде. Кто бы подумал, что мы ещё встретимся?

— Не дёргайся.

Перекись шипела.

— И часто ты оказываешь людям медицинскую помощь? — поинтересовался.

— Не так часто, как могла бы.

Городской ничего не ответил.

Финальным этапом значилось наложение давящей повязки. Закончив, я пошла выкидывать отбросы производства и мыть руки.

Ну, все не так плохо. Даже очень хорошо! Помогла человеку. Кто знает, какая инфекция могла попасть и не истек бы городской кровью раньше, чем попал бы в больницу. Он конечно странный, но жить заслужил. Хотя бы потому, что его фирма помогла людям, покупавшим жилье в подставном поселке "Речной", с возвратом денежного и морального ущерба. Комбинат же, владеющий землями, неожиданно оказался на грани банкротства и закрыл один из цехов.