Устинья, дочь боярская - 3. Венчание

— Рад тебя видеть, братец.

И так это хорошо прозвучало, что невольно улыбнулся Илья в ответ, забывая обо всех титулах.

Да, государь Борис Иоаннович, а только человек же! И семья ему надобна, и жена любимая, которая не предаст, и прочая родня, с которой хоть ты и поссоришься, и поругаешься всласть, а все одно они за тебя стоять до конца будут.

Илья и стоял бы с радостью. А только, чует сердце, не затем его позвали.

— И я рад...

— Борисом зови, — понял государь его колебания. — Когда не на людях, то можно.

— Очень рад, Борис. Устя у меня хорошая, тревожится за нее душа. Знаю, ты сестру не обидишь, а все одно сердце не на месте.

— После того, что случилось — понятно, — Борис только рукой махнул. Конечно, не все ему Устинья рассказала, не о многом осведомлен был Борис. И о том, что Илье скрываться надобно, тоже знал. В ведовские дела Устинья мужа посвящать до конца не стала, сказала только, что через родную кровь можно порчу навести, но от такой и защититься можно, вот, как она мужа защитила. А от чего защиты нет, так от порчи на смерть. Ежели кто Илью похитит, да в жертву принесет, тут и Устю достать могут, и Аксинью. Сестер бросить Илья не решается, а только и подставляться ни к чему.

Государь это воспринял чуточку отстраненно, разве что плечами пожал. Так-то, положа руку на сердце, это дела волховские, его они не слишком касаемы. Вот когда враг на Россу придет — ему в бой идти, а ведьмы... ну так что же? Бывают они, встречаются, извели их волхвы — порадоваться надобно. Никто не жаловался?

Вот и хорошо, далее уж не его забота.

А ежели считает Устя, что брату ее покамест лучше прятаться... опять-таки, нигде не сказано, что всех ведьм перевели, но и с этим волхвы тоже справятся, дайте время.

— Илюша, может, и тебе теперь уехать? Сделано главное, померли обе ведьмы, а тебе теперь опасно в городе. Не дай Бог, увидят!

— Мне и сюда приходить опасно было, так что же?

— Сюда не так опасно, и провели тебя потихоньку, и сам на себя ты не похож. Но вечно ты ж не станешь в Роще прятаться, может, и правда, поехать тебе за Марьюшкой?

Илья разгневался так, что сестру даже встряхнул слегка.

— Ты меня что — слизняком ненадобным считаешь?! Я не мужчина, что ли?!

Обиделась Устинья, ногой топнула.

— О тебе забочусь, поросенок! Ну и о себе тоже, случись что, побегу я тебя выручать!

— Да скорее я тебе на помощь сорвусь! Скажите, какая у нас тут богатырша выискалась, не иначе дева-поляница родилась?

— Илюшка!

— У меня тут две сестры! Куда я из Ладоги?! Вокруг Машеньки сейчас народу достанет, а я еще и тут пригожусь тебе!

— Я о своей жене позабочусь, — Борис улыбнулся, на жену поглядел ласково. Илья потупился, как-то и забыл он, что не просто зять у него, а государь росский, потом все ж решился, плечи расправил, поглядел прямо.

— Верю, Борис. А все одно, останусь. Так мне спокойнее будет, за себя я постоять могу, глядишь, и вам помогу чем.

— Спасибо тебе, Илья.

Переглянулись мужчины, симпатию друг к другу почуяли. Нет пока еще дружбы между ними, нет еще родства настоящего, а вот симпатия есть уже. Понимание, ответственность за семью свою, за близких, это обоим важно. А на этом фундаменте хороший дом построить можно.

Все у них хорошо будет, когда живы останутся.

Глядишь, и подружатся.

* * *

— Не получилось у меня с мощами, магистр. Теперь другое сделать надобно.

— Прикажи, магистр Родаль — все сделаем.

Есть в ордене магистры, есть и Великий Магистр. Вроде как и равный, но первый средь равных. А на деле-то Эваринол скажет — орден прыгать и квакать будет.

Вот и магистр де Тур слушает внимательно, понять старается. Голову наклонил, кудрями темными покрытую, брови сдвинул, низкий лобик наморщил. Силой-то Бог его не обидел, а вот смекалкой... м-да. Первое впечатление от магистра — на быка он похож, безмозглого и круторогого. А вот далее...

Не всегда магистр понимает с полуслова. И объяснять ему приходится долго и упорно, и растолковывать, но когда уж схватит он суть — только порадоваться можно...

Исполнит он все сказанное от и до. Не прибавит от себя ничего, не добавит — очень Эваринол таких уважал. Ему инициативные не надобны, вечно их потом из проблем вытаскивать не успеваешь, а то и по рукам наглым давать, только и ждут, чтобы на себя перетащить одеяло.

А Леон де Тур исполнитель просто прекрасный. Замечательный!

И взглядов придерживается правильных, никакие бабы и детишки ему глаза не застят, он и город целиком сожжет, когда Эваринол прикажет.

— Смотри, магистр. Как река Ладога вскроется, ты пройдешь по реке, отведешь корабли в стольный град Ладогу. И когда прикажет тебе наш человек, по команде его, придешь в палаты царские. Вырежешь всех, чтобы и следа царской крови не осталось там... государыня Любава и сын ее, Федор Иоаннович, те, кого помилуют они, те и остаться должны. Я тебе с собой три сотни воинов дам, больше просто нет у меня, да и не надобно более. Силой вам все одно Россу не одолеть, а ум да хитрость завсегда на нашей стороне.

— Прикажи, Магистр!

— Приказал уже. Слушай, что сказано, да запоминай. Проведешь корабли в Ладогу, на якорь встанете, корабли мы товарами нагрузим. Сделаешь вид, что торговать вы редкостями приехали, оттого и охраны на кораблях хватает.

— Да, Магистр.

Ценностей в Ордене и правда — было, хоть ложкой ешь! Рыцари их откуда только не тащили. Из Святых походов — возами везли, что-то и в карманах у них оседало, а остальное в сокровищницу ордена вливалось. Нет, не считали они это грабежом. К чему всей этой черни сокровища, все одно, не знают они, куда их применить правильно. А вот Орден знает.

Он и деньги в рост дает, и земли покупает, и другое чего... магистр всего и не знал, ну так на то Великий Магистр есть. У него голова умная, он знает точно. *

*— есть версия, что Филипп Красивый тамплиеров покритиковал за ростовщичество. Опасно это — королям в долг давать, прим. авт.

— Придет к тебе человек. Вот, кольцо возьми, — на ладонь магистра кольцо легло, черный камень с выемками в нем. — Тебе второе такое принесут, ты их вот так сомкнешь — будешь знать точно, что от меня этот человек.

— Повинуюсь, магистр.

— По его приказу ударишь, а когда и куда — он тебе скажет.

— Хорошо, магистр. Только... я речи россов не знаю, толмача бы мне.

На губах магистра улыбка появилась, недобрая, змеиная.

— Будет у тебя толмач. Скоро уже будет, уже скачет сюда. Ты его до поры не показывай никому, да и сам он постарается, а Россу он хорошо знает, и провести вас сумеет, и лоцмана найдет, не абы какого, а наилучшего, и в столице вам поможет.

— Хорошо, Магистр. Я твою волю исполню.

Эваринол кивнул, Леона по руке потрепал.

— Я в тебя верю, мальчик мой.

И получил в ответ улыбку, исполненную обожания. Леон любил своего магистра, может, даже и не вполне платонической любовью. Любил, преклонялся, повиновался — все, как нравилось, Эваринолу.

Родаль отлично понимал, если Россу не взять хитростью, то силой всяко не получится. Что такое три сотни рыцарей? Ладогу захватить — и то не хватит, но взять и удержать власть — вполне. А там уж...

Сложится.

Есть и третий план, но его Эваринол более всего не любил. Потому как придется делиться, и многим. Ежели сорвется покушение на Бориса, надобно будет ему мир предлагать, а с миром и союз выгодный. Что с того, что женат росский государь? Жена, чай, не стена, предложат ему условия выгодные, и поменяет государь одну бабу на другую. А то и отравить ненадобную можно.

Только вот это уже не только от магистра, но и от короля зависит. А как подсунут царю бабу подходящую, так им и вертеть можно будет, хоть влево, хоть вправо, и детей его под себя воспитать. Но король... делиться придется.

А может, и не придется? Не получилось с мощами, получится с клинками!

Магистр встал и отправился в часовню. Помолиться об успехе предприятия.

Да, иногда и его разбирало желание чего-то попросить у Бога. Только вот помогало редко, очень уж цели у магистра были... о таких у Рогатого просить впору. Приходилось своими силами обходиться.

Авось, и в этот раз... обойдется.

* * *

Гордон Беккер, сводный брат Сары свое воинство оглядывал.

Ну такое... неприглядное оно, честно сказать. С бору по сосенке, вразнобой, стоят, как им нравится, одеты во что придется, оружие какое у кого есть — шваль, одно слово. Как получилось, на что денег у него хватило.

Вот зачем ему было во все это лезть? Зачем голову подставлять? Ан, жизнь так прижала, что и выбора-то не оставила.

Отец Гордона, Джош, в Россу приехал на заработки. Фортуну искал.

Нашел, как же не найти-то на свою голову! На корабле и нашел! Рыжую, красивую, такую, что аж пар из ушей валил! И нашел, и дочь с ней прижил — Сару.

Потом, правда, Инесса ушла, оставив ему ребенка. Погоревал Джош, да недолго, ребенку мать нужна, ему уход и ласка, сошелся с Мартой — та ему и родила Гордона. И жили все потихоньку, Сарочку маленькую Марта приняла, не ущемляла ни в чем, по хозяйству управляться учила, как дОлжно, хорошо они тогда жили. До поры...

Инесса через десять лет объявилась. Тогда-то и выяснил Джош, что с ведьмой жил! И что дочь у него ведьма — тоже.

Не обрадовался, да и кто б на его месте счастлив был? Нет таких дураков! А только и выбора не было. В храм кинуться? Себя первого подставить под церковное покаяние, под монастырь? Нет, такого Джошу не хотелось. И Гордону тоже не хотелось, понятное дело.

Оставалось помогать Инессе и Саре в их делах.

Особенно много бабы с них не требовали, иногда письмо передать, иногда наемника найти, так, по мелочи. В основном Сара все крутила, с ней и Инесса, и Любава шушукались, к ней и шли, Гордона и Джоша так уж замечали, ежели очень надобно было. Мужчины и радовались, жизнь спокойная всяко дороже прибытка, хоть и оплачивали бабы просьбы свои, и деньги давали просто так, а все одно — без них уютнее живется. Ведьмы же... неприятно рядом с ними, ровно сквозняком тебе в спину потягивает. Потом умер Джош, за ним Марта ушла, Инесса, Гордон же...

Вроде и женат давно, и своих детей у него пятеро, а все одно — не может он от ведьм отделаться. Свяжешься с такой пакостью, так до смерти не развяжешься... увы. Одно он у Сары выторговал, чтобы семья его не знала ни о чем, чтобы не трогали ни Анни, ни детей. Иначе он и правда в монастырь кинется...

Сара только фыркнула на это, но чего ей из-за мелочи с братом вязаться? У нее Любава есть, боярин Данила, дочка вон есть, родная... мужа, правда, нету, прибрал его Господь. Потому Гордона просила она, когда уж вовсе выбора не было.

Не любил Гордон сестрицу, но и отказать ей не мог, вот ведь беда какая... терпеть оставалось, да молиться, чтобы Господь эту нечисть прибрал. Ну, или Рогатый, тут Гордону неважно было кто, абы побыстрее...

Вроде и пропала сестрица, да тут еще одна родственница объявилась... кем там ему Любава приходится, Гордон не задумывался особо. Нет у них общей крови, верно, а тайны общие есть. Мерзкие такие, гаденькие, которые крепче крови повязать могут.

Пришлось ему побегать, нанимая наемников. Хотя... сжечь рощу?

Ну и в чем беда?

Волхвы... верят в них местные, ну так что же? Гордон и вовсе с ведьмой в одном доме жил, покамест та к мужу своему не ушла, и знает про их силы да слабости. А волхвы, это, наверное, как ведьмы, только еще реже встречаются? Гордон, хоть и в Россе рожден был, но воспитан-то в своих традициях! И в смерти волхвы ничего не видел страшного. Одной больше, одной меньше — вот еще ерунда какая! Главное самому не пострадать.

Так что...

Выступили они не одновременно, вышли из разных ворот Россы, чтобы не заподозрили их, собрались уже на дороге. Гордон всех оглядел, еще раз указания дал.

— До рощи доходим... факелы есть? Масло? Трут? — все в наличии оказалось. — Поджигаем рощу, там одна баба должна быть, старая. Вот, ее стрелой надобно снять, издали. Волхва она, это как ведьма, только сильнее...

— А не обморочит она нас?

— Нет, она одна, нас много, не справится попросту.

Когда б не Божедар, так и вышло б все по его слову, по задумке Любавиной. Сильна волхва на земле своей, а только и обратная сторона у этой силы есть. Волхва от земли своей сильно зависит, а деревья... когда маслом их облить земляным, да факел кинуть, хорошо они горят, даже зимой. Поджечь место силы ее в десяти местах, так в одном-то пожар волхва, может, и потушит, а в остальных? Одна у нее голова, не десять. И руки тоже одни.

А еще... больно тем рукам будет.

Когда священную рощу рубить будут, волхве дурно сделается, гореть она будет, как в лихоманке, корчить ее будет, корежить, и чем долее волхва в роще той прожила, тем сильнее боль будет.

Связь между ними двусторонняя, завсегда так. Не отдашь — так и не получишь.

Все продумано было.

Оттого и не боялся Гордон, оттого и людей ему удалось легко набрать — все равно наемникам, в кого стрелять, кого жечь, а что такое волхва, они и вовсе не представляли.

А только вот не дошли до рощи поджигатели. Из города-то они разными тропами выбирались, а потом по одной дороге пошли, уж у рощи разделиться хотели. Помешать им Добряна не смогла бы, разве что ветер уговорить, метель поднять, закружить-завьюжить... да не столько сил у нее. Велигнев — тот мог бы и справиться, может, еще кто из сильных волхвов. Может, Устинья смогла бы. А Добряна...

Не могла она убивать, она волхва Живы-матушки, не Рода. Рука у нее на людей не поднималась, разве что ее саму убивать будут. А так... идут люди — и идут себе. Даже понимая, что происходит, не могла она просто. А вот Божедар очень даже мог.

Услышал он от Добряны, что идут иноземцы к роще, нахмурился. Явно ж не с добром они сюда идут... людей кликнул.

Да и не таились иноземцы особенно, топоры на плече кое-кто нес, горшки да бурдюки с маслом тоже, меж собой разговаривали, похохатывали. А вдруг волхва даже и собой ничего? Может, ее тогда не сразу убить, а того... попробовать перед смертью? Она как обычная баба — али еще чего у нее не так? А вдруг в роще деньги какие найдутся?

Да всенепременно найдутся, надобно только поспрошать получше, к примеру, когда волхву пятками в костер сунуть, она ж не выдержит, все расскажет? А гореть она как человек будет — или как дерево?

Божедар на это посмотрел, людей своих расставил, а как подошли иноземцы на нужное расстояние — и команду отдал.

— Огонь!

Короткая команда, а только с лихвой ее хватило.

Ударили тридцать арбалетов по толпе, в единый миг треть народа выкосило. А ведь не просто так их поближе к роще подпускали — выбрали место так, чтобы арбалеты успеть перезарядить и второй раз выстрелить, ежели убегать кто начнет.

Вот Гордон убежать и попробовал.

Не успел, болт арбалетный быстрее оказался, налетел, клюнул в поясницу — разом ноги отнялись, так Гордон мордой в снег и упал, завыл, понимая, что это уже конец, не вылечишь такое... да куда там лечить! Уйти не удастся!