Женское счастье

Возвращаясь домой, лорд Аш-Шасси любовался сияющими глазами Алиссии и, не удержавшись, долго и нежно целовал жену.

Ночью, когда утомленная страстными ласками герцогиня удобнее устроилась на плече мужа, он вдруг заметил дорожки слез на ее щеках.

— Лисси, что случилось? Тебе плохо? — Рэмион обеспокоенно посмотрел на супругу.

— Рэм, я ужасно скучаю по Даньке, — Лиза беззвучно всхлипнула. — Я очень люблю его, у меня такое чувство, что это мой малыш, — девушка повернулась в объятиях мужа и приподняла голову. — Мне невыносима разлука с ним, Рэми. Мы веселимся, развлекаемся, а он там совсем один, и он ждет меня! — Девушка плакала, уже не сдерживаясь.

— Лисси, успокойся, — Рион обнял жену и принялся вытирать бегущие по ее щекам слезы. — Подожди немного, мы не можем сейчас уехать, король этого не позволит, но обещаю, как только закончится сезон, мы поедем в Мон-Терри и там все решим. Наверное, ты права — нужно провести ритуал и выяснить, наконец, правду.

— Ох, Рэми, — Лиза обняла мужа и уткнулась ему в грудь. — Спасибо...

Глава 9

Гант задумчиво курил трубку. В темноте кабинета остро чувствовался пряный аромат иринейского табака, такой же вязкий и тягучий, как думы сидящего напротив горящего камина мужчины. Тихо потрескивали поленья, вспыхивая, рассыпались искры, всполохи пламени отражались в стеклянных створках массивного книжного шкафа. Старое, продавленное кресло ворчливо поскрипывало при каждом движении графа, нарушая уютную тишину комнаты. Тремэл устало потер лоб. Мысли... Непрошенные и горькие. Нежеланные и правдивые... Они одолевали мужчину, заставляя его снова и снова возвращаться к одному и тому же...

Последние дни выдались тяжелыми для Тайного Департамента и его сотрудников. Участившиеся нападения на границе, поимка оркских лазутчиков в Давре, ранение Риона... Проклятый Саранус! Сколько крови он попил сыскарям, появляясь и исчезая в самых неподходящих местах столицы! Король давил на Рэмиона, требуя поимки чернокнижника, но герцог ничего не мог поделать — все усилия лучших магов департамента оказывались напрасны: Саранус просто издевался над ними, нагло посмеиваясь и каждый раз уходя от преследования. Даже Рион не мог его одолеть, а уж ему-то силы не занимать! Но не это тревожило сейчас Тремэла.

Неторопливо затягиваясь сладковатым дымом, граф Тэнтри устало размышлял о будущем. Странные мысли бродили в голове мужчины, заставляя того морщиться и с тоской смотреть на пламя камина.

Казалось бы, все складывается удачно — карьера Ганта идет в гору, король ему благоволит, денег у графа больше, чем достаточно... Женщины? Ну, и они мелькают в его жизни... Правда, эпизодически. Что делать, не любитель Гант серьезных отношений! Не привык он ухаживать и говорить красивые, ничего не значащие слова. К чему они, если можно обойтись парочкой горячих ночей и дорогим подарком? По всему, так честнее будет. И без обид. Только, вот незадача — не радует это все, как ни странно. Тяготит. Обволакивает пеленой уныния. Пустота... Сплошная пустота — в душе, в сердце, в самой сути его существования. Холод и мрак. Неприятное ощущение. Такое, будто не хватает чего-то самого главного, того, что придаст смысл всей его жизни, сумеет осветить постылую тьму и оживить ее своим теплом.

Раньше, Гант как-то не ощущал одиночества. Служба, заботы об укреплении замка, постоянные разъезды и бесконечная череда всевозможных дел — все это не оставляло времени на раздумья. Ну, жил он себе, и жил. Пролетали дни, проходили годы... Что ему до того? У магов жизнь длинная, стоит ли беспокоиться об уходящем времени? Впереди еще так много всего...

Тремэл глубоко затянулся. Ирг его знает, откуда взялась эта тоска! Чего ему не хватает? Стареет, что ли?

Разумеется, Гант лукавил. Все он прекрасно понимал, только признаваться себе не хотел. Оно, ведь, как? Если сделать вид, что проблемы не существует, то её как бы и нет вовсе. Вот, и не желал Тремэл принимать правду. Неприятную правду. Но сейчас, наедине с собой, лукавить больше не было смысла. Он угодил в ловушку. Ту самую, которой избегал без малого долгих двадцать лет. Женщина. Алиссия. Именно с её появлением, в душе графа стали происходить незаметные перемены. Никогда раньше Ганта не тяготило его одиночество, а вот сейчас... Рано лишившись семьи, погибшей в горах Борссы, Тремэл давно уже привык к своему положению, не нуждаясь ни в чьей-либо симпатии, ни в чьем-то участии. Скорее, даже опасаясь их. Он не собирался ни к кому привязываться, легко рвал любые отношения, если ощущал зарождающиеся чувства, умело пресекал попытки "влезть к нему в душу", как насмешливо называл он заботу некоторых дам, и прекрасно обходился безо всяких там "сантиментов". Тот момент, когда Гант разом потерял всех, кто был ему дорог, навсегда врезался в его душу, заставляя остерегаться ненужных чувств и эмоций. Слишком хорошо он запомнил то, что пережил в долгие часы короткого зимнего дня. Тогда, вместе с опускающейся на горы темнотой, он похоронил в своей душе многое — веру, надежду, любовь, упование на Всесветлого и Его милость, уверенность в завтрашнем дне... Рассвет восемнадцатого дня рождения Тремэла положил начало тем изменениям, которые превратили пылкого, порывистого юношу в серьезного, немногословного мужчину.

Лишь Рион, поддерживающий друга в те тяжелые времена, знал, что пришлось пережить Ганту. Он всячески пытался помочь Тремэлу, задействуя все свое влияние при дворе, чтобы добиться для новоиспеченного графа Тэнтри послабления налогового бремени и отсрочки прежних задолженностей. А после, надавил на отца, вынудив того принять их с Гантом к себе в Департамент. Трудные были дни. Возможно, именно с тех пор, их дружба с Рэмионом переросла в настоящее братство.

И теперь, думая о жене герцога Нортского, Гант стоял перед нелегким выбором. На одной чаше весов были его многолетние отношения с Рионом, а на другой — безымянное чувство, которое властно захватило душу Тремэла в настоящий плен. Мужчина не хотел признаваться даже самому себе, что знает, как оно называется, но отлично понимал, что ни совесть, ни честь не позволят ему пойти на поводу у возникших эмоций. Рион не заслуживал подобного. Не после того, что он пережил. Возможно, не будь в жизни друга истории с Линарой, Гант еще мог бы на что-то надеяться, а теперь... И дело не в том, что Рэмиону не нужна Алиссия, и что он не испытывает к ней тех чувств, которые разрывают Тремэла на части, заставляя терять самообладание. Нет. Все гораздо безнадежнее. Граф Тэнтри не мог предать друга. Никто, кроме него, не знал, как болезненно отразилась на герцоге измена первой жены, как искренне и горячо он любил ее, как тяжело собирал себя воедино после развода, не обращая внимания на злорадные шепотки и взгляды придворных, получивших такой повод для насмешек над всесильным герцогом. Сколько грязи и сплетен пришлось выслушать Аш-Шасси... Да, Рион никогда не показывал никаких эмоций, но это не значит, что он их не испытывал. Гант до сих пор помнил, как застал друга над колыбелью Даниона, вскоре, после бегства Линары. Выражение его лица... Тремэл ни разу не видел Рэмиона таким раздавленным. "Она сказала, что это не мой ребенок, — глухо выговорил тогда Рион, посмотрев на Ганта. — То ли от конюха, то ли от Керина, она и сама точно не знает." Герцог выплюнул эти слова, с болью глядя на весело пускающего пузыри Диона. Сын, первенец, гордость герцога Нортского в один момент превратился в свидетельство его позора. Как радовался Рион своему будущему отцовству, как искренне заботился о жене, когда узнал, что она носит под сердцем плод их любви! Гант до сих пор не забыл счастливое лицо друга, доставшего дорогое ренское и предложившего разделить с ним его радость. Они тогда не одну бутылку распили... За будущее, за наследника Нордолла... А потом... Тремэл до сих пор удивлялся тому, что Рэмион не выкинул мальчонку на улицу. И даже не лишил своего имени и наследства. Кстати, слава Всесветлому, что он не сделал этого. Когда Тремэл увидел мальчика в Мон-Терри, то едва удержался от удивленного восклицания — Дион был копией герцога. Иргова Линара не удержалась от подлости, не зная, как посильнее уязвить мужа, бросив те страшные слова. Вот ведь, кукушка! И сына не пожалела, лишь бы отомстить Рэмиону!

Гант устало прикрыл глаза. Нет, не сможет он предать Риона, не позволит ему вновь испытывать позор и насмешки. Нет уж! Гант наступит на горло собственным эмоциям и задушит в зародыше безымянное чувство, бьющееся в душе. Никто не должен страдать из-за несдержанности графа Тэнтри, не сумевшего совладать со своими страстями!

Но и от Алиссии отказаться Гант был не в силах. Рядом с ней, он ощущал то, что никогда не испытывал раньше. Восторг, преклонение, желание заботиться и оберегать... Те чувства, что много лет копились внутри, не находя выхода, сейчас обрушились на графа, угрожая поглотить его полностью.

Он не знал, что делать. Предать Рэмиона? Никогда! Об этом и говорить не стоит. Отказаться от общения с Алиссией? Все существо Тремэла восставало, при одной только мысли об этом. Выход виделся лишь один — если он хочет сохранить хорошие отношения с Рионом, ему придется стать Алиссии другом. Верным, преданным другом. И не более того.

Придя к этому нелегкому для себя решению, Гант отложил в сторону давно потухшую трубку и подошел к окну. Что ж, он сделал свой выбор и отступать не намерен.

В особняке герцога Нортского царила тишина. Лорд Аш-Шасси еще не вернулся из департамента, а Лиза, уютно устроившись в кресле, лениво перелистывала толстый, потрепанный фолиант. Правда, "История Актании", которую она пыталась читать, почти не затрагивала сознания девушки. Елизавета задумчиво размышляла о будущем. О том дне, когда она сможет вновь обнять Даньку, по которому неимоверно соскучилась, о предстоящем карнавале, о закрытии сезона. И о Рэмионе. Мысли о муже были самыми противоречивыми. Лизе никак не удавалось примирить свое глупое, женское сердце, бьющееся чаще, при одном только воспоминании о смеющихся серых глазах мужа, и недоверчивый, холодный рассудок, настойчиво предупреждающий ее, не доверять чувствам и не идти на поводу у эмоций. Елизавета понимала, что нельзя поддаваться робкой симпатии, возникшей в их с Рэмом отношениях, но и прятаться за собственными страхами она тоже не хотела. Прошлое должно оставаться в прошлом. Нельзя бояться новых отношений, не стоит оглядываться на былые ошибки и предательство. Возможно, в этой подаренной жизни у нее есть шанс на тепло и любовь, а не только на долг и обязанности. Зачем сдерживать себя? Почему бы не попробовать? И Рэм... Он ведь тоже нуждается в любви и заботе. А как безоглядно он дарит ей удовольствие?! А вдруг, у него тоже есть к ней какие-то эмоции? Ну, невозможно же испытывать такую страсть на пустом месте? Быть может, вместе, они сумеют преодолеть прошлое и начать все с чистого листа, не вспоминая людей, причинивших им боль?

Лиза не хотела признаваться себе, что немного лукавит. Ей нравился Рэмион. Даже, больше, чем нравился. И именно поэтому, она так боялась ошибиться — поверить, отпустить чувства, полностью отдаться во власть мужчины... А вдруг, ей снова будет больно? Старая рана, казалось бы, давно зажившая, вновь напоминала о себе, предостерегая от новых потрясений. Девушка и рада была бы забыть, но не могла. Когда-то, ей казалось, что роднее и ближе Сережи нет никого, и что?.. Опять пойти по тому же пути?

Но и жить всю жизнь с оглядкой на былые обиды... Нет, это не по ней. Чуть заметно улыбнувшись, Лиза решилась. Она не будет бояться. Она даст им с мужем шанс.

Со времени начала сезона прошел почти месяц, но ничто не предвещало окончания веселья. Балы, развлечения, концерты и пикники следовали один за другим. Недавно, среди придворных распространился слух, что король решил продлить праздненства еще на две седмицы и, лишь после этого, завершить сезон грандиозным маскарадом.

Лиза нервничала из-за невозможности вернуться в Мон-Терри, а Рэмион успокаивал ее и убеждал не волноваться, обещая, что, сразу после карнавала, они отправятся в горный замок. Алиссия соглашалась, но герцог замечал, что она неважно себя чувствует и грустит. На все попытки лорда пригласить лекаря, жена отшучивалась и уговаривала супруга не тратить попусту время — с ней все в порядке, это всего лишь нервы. Не особо поверивший ей Рион пока не настаивал, но, был готов к тому, чтобы поступить по-своему — уж больно не нравилась ему бледность Лисси.

Приближался день закрытия сезона — Королевский Карнавал. Портнихи готовили костюмы для супругов, горничные сбивались с ног, бегая с поручениями к ювелиру и сапожнику, а по вечерам, спорили друг с другом, по поводу подходящей для миледи прически. В особняке царила предпраздничная суета.

И наконец, наступил долгожданный момент. С самого утра, взволнованные служанки толпились в покоях герцогини, помогая ей подготовиться к предстоящему торжеству. Лиза волновалась, но пыталась скрыть это. Последние несколько дней она чувствовала себя неважно. Слабость, сонливость, упадок сил... Девушка устала от непрекращающихся развлечений, ей надоели лицемерные улыбки придворных и неослабевающее внимание короля. Больше всего на свете, Лизавете хотелось оказаться в Мон-Терри, обнять Даньку, уткнуться тому в кудрявую макушку и вдохнуть такой родной и теплый запах его волос. Скоро. Осталось совсем немного. Нужно всего лишь пережить сегодняшнюю ночь, а уже завтра, они с мужем смогут отправиться в горный замок. Рэм обещал ей.

Между тем, время приближалось к вечеру. Герцогиня была полностью готова к выходу в свет. Диадема из сверкающих камней подчеркивала красоту ее темных волос и нежность кожи, черно-белое карнавальное платье идеально облегало тонкую талию, длинные серьги таинственно поблескивали при каждом движении грациозной шейки. Лиза внимательно оглядела себя в зеркале. Что тут скажешь? Хороша! Наконец-то, девушка привыкла к своей новой внешности и сейчас, довольно улыбнулась своему отражению. Из-под легкой полумаски, прикрывающей верхнюю часть лица, загадочно сверкнули ярко-синие глаза. Лиза поправила колье из кериллов, решительно приподняла подбородок и вышла из комнаты.

Герцог уже ждал жену в гостиной. Он стоял у окна, задумчиво глядя на яркие краски заката, щедро окрасившие небо в оранжево-красные тона, и девушка на мгновение замерла, залюбовавшись мужем. Все-таки, Рэмион чертовски красив! Каждый раз, она вновь и вновь поражалась этой идеальной правильности черт, легкой небрежности, с которой мужчина относился к собственной внешности, непринужденной грации его движений.

Лорд был одет подстать жене — черный бархатный камзол, белоснежная рубашка, узкие брюки, небольшая полумаска и керилловая серьга в ухе.

— Миледи, — выдохнул Рион, оборачиваясь к жене. — Вы прекрасны.

— Благодарю, милорд, — улыбнулась Елизавета.

— Если вы готовы, мы можем отправляться на Карнавал, — лорд, в два шага, перекрыл разделяющее их расстояние и притянул к себе девушку, обнимая ее за талию. Горячее дыхание герцога шевельнуло выбившуюся прядь волос Лизаветы, и герцогиня вздрогнула, от приятной волны, пробежавшей по телу.