Вот здесь не все мне доподлинно известно, но люди бают, что выманили Данилу Савватеевича и матушку твою вороги в Ладогу письмом подметным, а по пути их свеи поджидали. Свеи прознав кого в полон взяли, потребовали у брата Данилы — Кирилла выкуп большой за освобождение пленников и срок месяц назначили. Вот тут и начались чудеса! В казне бояр Томилиных всегда серебро водилось, но тут никак Кирилл не мог выкуп собрать. То одно, то другое не клеилось, а под самый конец срока приказчик с казною сбежал. Вот свеи не дождавшись выкупа, твоего отца и матушку казнили! Кирилл Савватеевич, как только в наследство вступил, так сразу награду за поимку убивцев назначил, только сгинули свеи, словно сквозь землю провалились.

Я самолично тех татей разыскивал и вызнал, что твоих родителей убили, а про твою судьбу разные слухи ходили. Одни божились, что ты от горячки помер, другие баяли, будто тебя купцам басурманским купцам в Кафу продали, но никто тебя мертвым не видел. Пару месяцев назад в Псков стали доходить вести, что в Новгороде объявился сын боярина Данилы Савватеевича Томилина Александр. Поначалу я в те слухи не поверил — мало ли на белом свете самозванцев? Однако вскоре появились видоки, которые божились, будто ты вылитый Данила Савватеевич в молодости. Ну а когда до меня дошли вести, что архиепископ Иона тебя признал, а Новгородцы выбрали боярина Томилина Степенным тысяцким, то стал я в Новгород собираться. Правда, кто-то очень не хотел, чтобы мы с тобой свиделись потому, что на меня тати напали, когда я из церкви возвращался. Виданное ли дело чтобы во Пскове на воеводу дружины тати напали, совсем они что ли ополоумели? Правда отбились мы с охраной и татей кончили, вот только поранили меня, да еще среди упокойников оказался ближник Кирилла Савватеевича. Вот тут у меня старые думы и вспомнились!

Знал Кирилл, что я в Новгород к тебе собираюсь, но насмехался и отговаривал всячески, а тут такая незадача вышла! Вот и не верь после этого слухам! В общем, отлежался я, а тут гонец из Новгорода за подмогой прискакал. Собрал я дружину, сел на коня и в поход отправился, а дальше ты и сам все знаешь!

— И что теперь дядька Твердила делать прикажешь? Смерть отца и матери я по гроб жизни никому не прощу! Только как бы облыжно Кирилла Савватеевича не обвинить, в запале можно дел таких наворотить, что вовек грехов не отмолишь!

— Это ты правильно решил Александр! Слова ветер носит, а доподлинно еще ничего не известно. Тебе пока в свару с Кириллом вступать не след, за ним сила большая во Пскове стоит. Кирилл у папистов и Казимира IV в большом доверии и они через него псковичей в унию с Римом склоняют, поэтому не все так просто. Я верным людям поручу, пусть они сперва все доподлинно выведают, а уже потом на божий суд изменника вызовешь. Тебе сейчас дай бог с Новгородом управится, а придет время и во Пскове все выяснится. Вот тогда вместе за твоего отца и матушку поквитаемся!

Как говорится, высокие договаривающиеся стороны пришли к полному консенсусу и воевода уехал в лагерь псковичей, чтобы к утру прислать конную дружину в мое распоряжение. Я тоже решил закончить дела и отправился спать.

Глава 8.

Поход на Русу прошел без кровопролития, и больше походил на учебный марш-бросок, нежели на боевую операцию. Правда, поход начался в спешке, так как рано утром вернулась отправленная в сторону Русы разведка и буквально ошарашила меня неожиданным известием. Командир разведчиков лично доложил добытые разведданные, в которые верилось с большим трудом. Разведчик клялся, что остатки дружины Ивана III полностью уничтожены татарами хана Касима в семи верстах от Русы. Похоже, дружинники Московского князя что-то не поделили с союзниками и те ночью вырезали москвичей. Увы, но других объяснений странного происшествия в голову не приходило, к томуже вероломство татар дело обычное.

Расправившись с московской дружиной, татары сразу попытались взять штурм Русу, но кто-то из москвичей уцелел в ночной резне и сумел добраться до города. Жители Русы, успели закрыть городские ворота, поэтому налетчики ушли не солоно хлебавши. Наши разведчики попытались выйти на контакт с защитниками Русы, но их обстреляли со стен, поэтому было принято решение срочно возвращаться, чтобы доставить разведданные.

После доклада командира разведчиков полк был поднят по тревоге, и уже через час шестьсот конных бойцов покинули лагерь. Во главе отряда шла на рысях конная сотня стрельцов, а следом скакали псковичи. Погода нам благоприятствовала и уже через два часа пополудни мы добрались до остатков полевого лагеря, в котором погибли остатки московской дружины.

Наш отряд ненадолго задержался на месте учиненной татарами резни, где я содроганием увидел, с какой нечеловеческой жестокостью расправился хан Касим со своими бывшими союзниками. Тела убитых москвичей были ободраны до нитки, но это дело обычное, так как доспехи законная добыча и они стоят дорого. Однако не все москвичи были убиты в бою, так как большинство трупов мы обнаружили в одном месте. Видимо татары напали перед самым рассветом и захватили дружинников Ивана III врасплох, поэтому сопротивления практически не было. Пленных москвичей раздели на морозе донага и, согнав в центр лагеря, зарезали как скотину. У многих трупов были вспороты животы или отрублены руки и ноги, причем людей намерено не добивали сразу, а наносили увечья с таким расчетом, чтобы жертвы долго мучились. Два десятка пленников татары посадили на кол и вморозили колья с насаженными на них трупами в лед.

Я уже давно не падал в обморок от вида крови и покойников, но зрелище выставленной на показ жестокости сильно ударило по нервам. Именно в этот момент до меня окончательно дошло, в какие игры я ввязался и чем для меня все может закончиться.

Всю оставшуюся до ворот Русы дорогу, я находился под впечатлением от увиденного, поэтому был в хреновом настроении, а в душе кипела звериная злоба. Моя охрана почувствовала настрой командира и старалась держаться позади, чтобы не попадаться мне на глаза. Если бы жители Русы, не открыли ворота города по первому требованию, то я наверняка отдал приказ о штурме, и мало никому бы не показалось, но у городского посадника хватило ума не ввязываться с нами в драку и ворота открылись сразу, как только мы подъехали.

Должность посадника в Русе занимал боярин Никита Михайлович Головатый, который издалека чуял, куда дует политический ветер, поэтому встретил стрельцов, словно родных. Прямо у ворот города для освободителей Русы была устроена торжественная встреча с хлебом и солью, сопровождаемая колокольным звоном. Вся городская знать выстроилась перед воротами, чтобы выказать нам свое почтение, а массовка из местных жителей громко вопила здравицы.

Посадник попытался толкнуть пламенную речь по поводу прибытия новгородского степенного тысяцкого, но я сразу заткнул этот фонтан красноречия и потребовал подробного доклада о положении в городе. Боярин Головатый сразу сменил льстивые речи на деловой тон и довольно толково разъяснил мне ситуацию в Русе.

Если верить словам посадника, то он не жалея живота своего 'денно и нощно' боролся с захватчиками, но силы были неравны поэтому посаднику пришлось сражаться в подполье, притворно перейдя на сторону Москвы. Однако после получения известий о сокрушительном разгроме московской дружины под Новгородом, боярин сразу поднял восстание и в кровавой битве разгромил супостата.

На самом деле действительность была весьма далека от победных реляций боярина Головатого. Как потом выяснилось, в Русе остались на постой всего полторы сотни дружинников Ивана III, треть из которых получили ранения во время разгрома новгородского ополчения. Серьезного сопротивления москвичи не оказали, так как, получив известие об устроенной татарами резне собирались бежать из города, но увидев под стенами татарскую конницу запаниковали. Жители Русы от татар пощады не ждали, и все от мала до велика, встали на защиту города. Татарам не удалось ворваться в город с налета, а для планомерной осады у хана Касима не было ни средств, ни времени, поэтому он увел войско от города. После ухода татар московский гарнизон попытался вырваться из города, но был окружен ополченцами у городских ворот и частично перебит. Ну а те, москвичи у кого хватило ума вовремя поднять руки сейчас сидят под замком.

Пока простые жители защищали город, посадник отсиживался в своей усадьбе и прятал добро по схронам и нычкам. Однако когда угроза миновала, боярин Головатый быстро подсуетился и лично возглавил народные массы. Глава города прекрасно понимал, что вскоре придется отвечать перед Новгородом за сотрудничество с Москвой, а поэтому развил бурную деятельность.

Освобожденные из плена новгородские ополченцы срочно были размещены по домам горожан, а раненые со всем бережением обихожены. Затем была произведена срочная перепись бывших военнопленных и составлены поименные списки выживших и погибших в плену. Проштрафившийся Сити-менеджер знал службу туго и решил красиво составленными бумажками прикрыть свою трусость и предательство, поэтому я получил весьма грамотно составленный отчет, прямо у ворот Русы.

Из предоставленного посадником отчета следовало, что после побоища под Русой уцелело всего 622 новгородских ополченца, из которых раненых 315 человек. В плену умерло от ран, и было убито москвичами еще 411 человек.

Из представителей новгородской знати спаслись 42 родовитых боярина и купца, среди которых оказались новгородский посадник Еремей Ушкуйник и его брат Никифор. Еремей Ушкуйник потерял в бою левую руку, но уже идет на поправку, а его брат ранен стрелой в живот и находится при смерти. Я сразу потребовал, чтобы меня проводили к Еремею, и проследовал за боярином Головатым, в усадьбе которого расположилась освобожденная из плена новгородская знать.

Встреча с Еремеем вышла тягостной, так как новгородский посадник винил себя во всех произошедших бедах. Очень трудно подобрать слова поддержки для человека, который в результате собственных ошибок стал калекой и виновником смерти родного брата. По иронии судьбы пока я выслушивал здравицы в свой адрес и принимал хлеб и соль, Никифор Ушкуйник умер от ран и я застал безутешного Еремея у тела только что скончавшегося брата. Войдя в комнату, где лежал покойник, я остановился в дверях и, перекрестившись на образа, застыл, не зная как поступить дальше.

Через несколько минут в тягостной тишине раздался тяжелый вздох Еремея и он, повернувшись ко мне, сказал:

— Вот видишь Александр, как я сам себя перехитрил? Думал что умнее всех на свете и все выгоды высчитывал вместо того чтобы поступить по совести! Предатели мне в уши елей отравленный лили, а я как глухарь на току предупреждений друга верного не слушал. А теперь погляди, какая большая прибыль у меня вышла! Брата родного потерял и руку мне москвичи по локоть отчекрыжили. А ты душой не покривил, честью своей не поступился и побил войско князя Ивана. Скажи, ушел Московский князь или удалось словить супостата?

— Погиб в битве Иван III. Его тело сейчас в стрелецкой крепости лежит.

— Значит, за моего брата уже поквитался и кровника моего в могилу отправил! Хотя кокой из меня теперь мститель с культяпкой вместо руки? — произнес Еремей, демонстрируя обмотанную чистой холстиной руку с отрубленной кистью.

— Еремей я даже и не знаю, как тебя подбодрить, и любые слова глупыми кажутся. Но жизнь не сегодня кончается, а ты новгородский посадник и на тебе долг великий лежит перед людьми и ответственность.

— Какой я теперь посадник, нет мне веры! Профукал я свое посадничество и дружину новгородскую под топор подвел!

Самокритичный настрой Еремея Ушкуйника шел в разрез с моими планами, так как смена посадника резко ослабляла позиции Степенного тысяцкого. Кого выберут новгородцы новым посадником неизвестно, а Еремей после всех свалившихся на него бед находился под полным моим контролем. Чтобы лишится в одночасье облеченного властью послушного проводника своих решений нужно быт полным идиотом, поэтому я пресек упаднические настроения посадника и заявил:

— Не ожидал я от тебя Еремей такого поступка! Значит, решил сбежать от ответа за тобой содеянное и за раны свои от трудов тяжких спрятаться? В монастырь уйдешь, грехи замаливать или за печь залезешь, чтобы людям в глаза не смотреть? Сам знаешь, что за одного битого двух небитых дают, поэтому в другой раз ты прежних ошибок не совершишь и на посулы предателей не поддашься! Вот вычистим Новгород от изменников, вот тогда на покой и попросишься, а пока рано тебе грехи поклонами отмаливать, дела делать нужно!

Видимо мои нелицеприятные высказывания разозлили Еремея, и он перестал хоронить себя заживо, а задумался о своем будущем. Лицо посадника раскраснелось, и в его глазах загорелись злые огоньки.

— Умеешь ты Александр поддержать друга в трудную пору! Если бы я не знал, что ты мне друг верный, то решил бы что ты со мной лаешься и обидеть хочешь! Хотя если посмотреть правде в глаза, то рано я как квашня расплылся, и крест на своей жизни поставил. Ушкуйники на своем веку и не такое видывали! Ведь вороги мои ждут, что я от позора руки на себя наложу или действительно в монастырь уйду, а мне много с кого долги стребовать нужно. Новгород город торговый и не в правилах новгородцев долги прощать, а ведь накопились кое за кем недоимки кровавые, которые серебром не откупить. Ступай Александр, займись делами, которых у тебя и так выше крыши накопилось. Я пока с братом посижу и все обмозгую, а завтра тоже в дела впрягусь.

Я не стал возражать Еремею и коротко с ним простившись, вышел из наполненной скорбью комнаты. Действительно у меня не было ни минуты свободного времени, чтобы размазывать по щекам сопли и плакаться над своей тяжкой долей.

Дела в Руссе удалось завершить за двое суток. Еремей, действительно уже утром следующего дня пришел ко мне на планерку и включился в работу. Организатором новгородский посадник был не мне чета и решал возникавшие проблемы на раз. Пока я раздумывал, как поступить с посадником Русы, Еремей просто набил боярину Головатому морду и пригрозил повесить его на воротах. После такого наезда любые проблемы решались бегом и обратно в Новгород мы отправились в составе большого санного обоза, который вез раненых и захваченные трофеи. Бойцов с тяжелыми ранениями пришлось оставить в Русе, но тела всех погибших новгородцев мы забрали с собой, чтобы передать родственникам для достойного погребения.

Еще в первый день после выяснения обстановки в Русе, я отправил гонца в полк с приказом о передислокации в крепость, поэтому на месте битвы с москвичами нас встретил только конный разъезд. Я выслушал доклад сержанта из которого следовало что, что все идет по намеченному плану, поэтому решил не задерживаться. Однако Еремей Ушкуйник потребовал, чтобы я рассказал ему о битве непосредственно на месте событии. Спорить с начальством на глазах у подчиненных глупо, поэтому я провел короткую экскурсию и показал посаднику на местности, как проходила битва. Нас с Еремеем сопровождали полтора десятка освобожденных из плена бояр и купцов, которым здоровье позволило участвовать в экскурсии по местам боевой славы.