На пути "Тайфуна" 4

И я решил как бы полушутя, но вполне прозрачно намекнуть на опасность демонстрации зарубежных картин:

— Подождите товарищ политрук, а вы не опасаетесь показывать бойцам иностранный фильм? В нем же может быть что угодно — и антисоветская агитация, и даже эротика.

Услышав последнее слово, бойцы навострили уши, но Михеев решительно встал на защиту "Спичек".

— Товарищ командир, — осуждающе покачал головой замполитрука, — тут на коробке написано, что снято по "ромаанин", тьфу ты, как они любят все слова удлинять, по роману Майю Лассила. А про этого финского писателя Лассила Майю нам недавно дивизионный комиссар рассказывал на лекции. Он был социалистом, и в его книгах, по одной из которых снята картина, обличаются пороки царской власти, а никак не советской. Заодно, идет злая сатира на мещанское финское общество. И вообще, вы знаете, что белофинны расстреляли Майю сразу после революции?

После такого аргумента я уже совсем не возражал, и готов был смотреть фильм в первых рядах, причем в буквальном смысле слова. Да и бойцы у нас совершеннолетние, так что пусть смотрят!

Впрочем, с самого начала, когда на экране появилась жена Йихолайнена, стало ясно, что сцен откровенного содержания не предвидится. В отличие от молодой, стройной и симпатичной актрисы, снимавшейся в нашем фильме, в бета-версии участвовала ее полная противоположность.

Так как вводной части с авторским текстом и картой в фильме не было, то я первым делом прояснил зрителям обстановку:

— Действие картины происходит в лесисто-озерной местности уезда Липери. Карта района действий персонажей в фильме, к сожалению, отсутствует, и я поясню все на словах. Главный герой Йихолайнен занял опорный пункт в межозерном дефиле, в смысле, живет на отдаленном хуторе верстах в шести от ближайшей базы... от крупного селения. Его противник Тахво Кенонен, когда-то собиравшийся захватить, эээ, жениться на его невесте, потерпев неудачу, ретировался в город, но продолжает мечтать о реванше.

Когда я замолкал, бойцы задавали наводящие вопросы:

— О чем женщины судачат?

— Перемывают косточки соседям, их коровам и свиньям.

— А этот что спит, пьяный что ли?

— Нет, он со своим лучшим другом Ватаненом уже лет десять, как бросил пить после случая, когда они спьяну избили мельника и сломали тому четыре ребра. Чтобы избежать судебной тяжбы, друзьям пришлось заплатить пострадавшему четыре коровы, и они поклялись больше не пить. А вот что случится с этими крестьянами, когда они все же напьются, и будет показано в этом фильме, пропагандирующем трезвый образ жизни.

— Это не просто крестьяне, — шепнул мне Леонов. — У них имеется наемная рабочая сила и целое стадо скота. Это кулаки! — Вслух, конечно, Алексей раскрывать страшную тайну не стал, а то политработник, чего доброго, распорядится прекратить сеанс.

— Итак, — продолжал я, — обнаружив отсутствие дома спичек, Йихолайнен, в связи с удаленностью баз снабжения решает запросить помощь у своего ближайшего соседа Хювяринена. Попытка переправиться на противоположный берег вплавь успеха не принесла вследствие неисправности плавсредства. Тогда он поставил себе задачу совершить марш обходной дорогой, огибающей озеро. На маршруте ему встретился вышеупомянутый друг Юсси Ватанен, недавно овдовевший. Этот Юсси решил, не дожидаясь заявок от потенциальных невест, самому проявить инициативу в отыскании и захвате... то есть в сватовстве. Для выполнения указанной цели Ватанен предложил Йихолайнену наладить взаимодействие и согласованными усилиями склонить дочку Хювяринена к брачному союзу...

Конечно, я кое в чем ошибался, но Алексей старался меня поправлять. Впрочем, когда дело дошло до моей любимой сцены сватовства, я уже никаких возражений не слушал. Невольно подражая голосу Леонова, не того, который мой сослуживец, а артиста, я с выражением "переводил":

— Сорок дойных коров крутят хвостами в его стойлах!

— Не сорок, а пятнадцать, — шепотом поправлял однофамилец великого актера.

— Я по памяти рассказываю, — шепотом же огрызнулся я. — И может, это перевод был неправильный.

Фильм оказался короткий, около часа, но сеанс приходилось частенько прерывать. То нам прислали две самоходки для усиления обороны острова, то подвозили раненых бойцов. К счастью, вместе с ними прислали и военврача с некоторым запасом лекарств. На Куйвасааре своего лазарета не было, но имелся фельдшерский пункт, из которого мы выгребли все медикаменты. Ходячих легкораненых врач из домика финского комбата, превращенного в госпиталь, быстро выгнал, оставив только настоящих пациентов, и в нашем клубе стало тесновато. Стульев не хватало, но к ним добавили скамейки, позаимствованные в солдатской столовой, причем для этого пришлось провести настоящую боевую операцию, держа пленных под прицелами пулеметов.

Потом командование пригнало на остров корректировщиков с радистами для наведения огня дивизионной артиллерии. На нашей наблюдательной башне, наверно, было уже не протолкнуться.

Еще временами я получал донесения от связиста и от нашего наблюдателя, докладывавших, что штурм Исосаари закончился неудачей, и теперь самоходки на пару с гаубицами пытаются раздолбать укрепления. Однако, если доты там такие же капитальные, как здесь, подавить их будет непросто.

Но, рано или поздно, история о маленькой спичке, приведшей к большому переполоху, закончилась. Все герои картины получили тех жен, которых заслуживали, как и я недавно смог жениться на Ане Жмыховой, о которой, сам того не зная, мечтал всю жизнь. А ведь поначалу казалось, что моя мечта — это ее сестра Зоя.

После окончания киносеанса некоторые бойцы задремали, улегшись на лавки, другие весело балагурили, попивая кофеек. Все чувствовали себя прекрасно, и только мне было не по себе, и для этого имелась веская причина. Многие мужчины любят оружие, и для них эта тяга так же естественна, как у женщин любовь к украшениям. И чем больше калибр, тем сильнее эта любовь. И вот мне в руки попадают двенадцатидюймовки, а трогать их нельзя! Ресурс стволов у таких орудий крайне мал, а механизмы сложнейшие. Если я что-нибудь случайно сломаю, меня по головке не погладят, и на прошлые заслуги не посмотрят. Ничего не скажешь, печальная ситуация. Расстроенный, я попробовал отвлечься, послушав, о чем беседуют солдаты.

Шумнее всех себя вел незнакомый красноармеец с красным, распаренным после сауны лицом, полушутя выговаривавший нашим бойцам:

— Хорошо же вы тут устроились, товарищи. И баня вам, и кино крутят, и настоящий, не ячменный, кофей с молоком.

Еремин из первого взвода, с распухшим после ушиба локтем, лениво огрызнулся:

— А что вашей роте мешает тоже какой-нибудь финский гарнизон захватить? Тут их полно. Выбирай любой остров и штурмуй.

Да уж, шутки шутками, но Исосаари, видно, оказался крепким орешком, раз его сходу не захватили. А овладеть им обязательно надо до рассвета, независимо от того, все ли огневые точки подавят артиллеристы. И, как назло, нельзя вызвать авиацию, погода не позволяет. Мы всю дорогу благословляли низкие тучи, а теперь они помеха нашим планам. Эх, как все плохо складывается. А ведь пушкари из артполка могли бы изучить захваченные мегапушки и пальнуть из них по финнам, но отчего-то подобного желания не высказывают. Впрочем, понятно почему. Судя по нарастающей канонаде, они намерены выпустить несколько боекомплектов подряд, и им недосуг отвлекаться. Вот только в темноте, да без точных карт, эффективность их огня будет невысокой, и гранитно-бетонные исосаарские укрепления могут устоять.

И тут я тихонько выругался, досадуя на свою недогадливость. Впрочем, после трудного марша и бессонной напряженной ночи соображать нелегко. А мысль была крайне проста: Если двенадцатидюймовки сейчас до зарезу нужны нашим войскам, а управляться с ними некому, то никто не осудит профанов, взявшихся за непосильное, но важное дело. Да и что тут сложного? БМПшный "Гром" мне изучать доводилось, правда, это было давненько; из сорокапятки на фронте стрелял; с ЗИС-3 дело имел; тридцатьчетверку осматривал, и даже трофейные гаубицы захватывал. Да я теперь просто специалист по пушкам!

Решившись, я снял с вешалки полушубок и принялся собираться, заодно кликнув клич:

— Товарищи красноармейцы, нужны добровольцы, человек десять. Легкораненые тоже принимаются. Попробуем побить врага его же оружием.

Бойцы устало переглянулись, но из наших поднялись все, и даже часть пришлых, не сильно страдавших от ран, согласилась на авантюру. Большинство добровольцев, конечно, пришлось оставить, чтобы было кому сменить часовых, а остальные счастливчики весело загудели, предчувствуя интересное дело. Лишь политрук Михеев, во всем пытавшийся найти какой-нибудь негатив, внешне вежливо, но с трудом сдерживая саркастическую улыбку, поинтересовался у меня:

— Тащ командир, вы не знаете, какова численность личного состава орудийной башни?

От такого вопроса я растерялся, но, почесав макушку шапки, кое-что вспомнил:

— В дальневосточной Ворошиловской батарее, где установлены такие же двенадцатидюймовые орудия, численность расчета каждой башни составляет семьдесят пять человек.

От полученной справки потенциальные артиллеристы разом приуныли, но я поспешил их успокоить:

— Так там башни трехпушечные, а здесь всего-то навсего два орудия. Неужели не справимся?

Глава 7

— И что тут сложного? — охотно поддержал меня Леонов, которому, видно, тоже не терпелось жахнуть из пушки. — Батарея на электрическом действии, и управиться с ней особого труда не составит.

— Да нам всего лишь и надо, — подхватил его мысль Авдеев, — разобраться в механизмах, зарядить, выбрать цель и подготовить данные для стрельбы.

Хм, разобраться... Допустим, стрелять вслепую мы не собираемся, и огонь будем вести фактически прямой наводкой, а потому полтора десятка планшетистов и расчетчиков нам не требуется. Нам не придется брать мудреные поправки на ветер, температуру, разницу в высотах и прочую непонятную физику. Наши цели неподвижны и находятся рядом. Так что можно пренебречь деривацией, забыть про отклонение плотности воздуха и наплевать на слагающую ветра.

Но сможем ли мы быстро освоить системы управления орудийными механизмами, особенно, когда почти все надписи сделаны на финском? Нам позарез нужен знающий человек, вот только где такого найти? И тут меня осенило: Ну конечно же, в казематах!

Старший сержант Стрелин военное дело знал хорошо, и когда запирал пленных артиллеристов, предварительно отделил командиров от рядовых. Солдаты остались в большом спальном помещении, а унтеров заперли в спальне комсостава. Вот к последним мы и направились, чтобы попытаться склонить финнов к сотрудничеству.

Едва Леонов завел свою шарманку про то, что линии финской обороны прорваны, как самый старший из унтеров, с широкими фельдфебельскими лычками на погонах, охотно согласился помочь нам, да еще и затараторил на довольно сносном русском языке. Хотя обороты его речи несколько устарели, а акцент заставлял слушателей морщиться, но все слова были понятны:

— Меня еще в царской армии обучали, — похвастал фельдфебель, представившийся как Тату Сихво. — Вот уж не думал, что придется снова России послужить.

Говоря это, старый вояка, возможно, даже участвовавший в финской гражданской войне, двинулся было к выходу, но тут же был остановлен бдительными бойцами, тщательно обыскавшими потенциального союзника. Лишь убедившись, что ничего смертоносного в карманах унтера не скрывается, его подпустили ко мне.

Не теряя времени, мы двинулись по подземной галерее в сторону батареи, а фельдфебель на ходу усердно рекламировал свою полезность да пригодность:

— Старый Тату Сихво всегда знает, что делать, и как лучше устроиться. Вот почему я служу в теплой казарме в двух шагах от столицы, и расхаживаю в яловых сапогах, а не мерзну в сырой продымленной землянке, полной вшей и воняющей портянками.

— Ты про батарею давай, — недовольно перебил языка Авдеев, — а не про землянки. О портянках и о вшах мы не менее твоего знаем.

Пререкаться с человеком, облаченным в офицерский мундир, пусть и немецкий, унтер не стал, и от саморекламы перешел прямиком к делу:

— На этой батарее я с самого начала. В смысле, не когда ее русские построили, а когда финны установили двенадцатидюймовки. В тридцать четвертом мы первые стрельбы провели, а на следующий год уже электроприводы наладили, и управляться орудием стало легко. Да вы и сами все увидите. Скажем, пятидесятипудовый затвор вручную открывали полминуты, а мотор с ним всего за шесть секунд управится, и даже не вспотеешь. И все-превсе нюансы по обслуживанию орудий Сихво известны! Вот почему прапорщика Ринне и с ним еще десять человек из нашей команды отправили затыкать дыры на фронте, а меня оставили. Я тут незаменимый! И я давно догадывался, что наше правительство врет, а правду говорят ваши Тилту.

— Кто-кто? — перебил я.

— Да дикторы ваши на радио, — пояснил фельдфебель.

В общем, Сихво сказал все то, что я и ожидал от него услышать. Что Германия войну проигрывает, а идея "великой Финляндии" оказалась чушью, и великое государство за счет соседа создать не удалось. И что правительство наврало, будто "Иванов" быстро прогонят за Урал, и войну закончат еще до покоса. И что дураки те, кто сейчас где-нибудь в глуши лежат, в лучшем случае, на жестких нарах, пытаясь отогреться у жестяной печки, и не могут уснуть из-за обстрелов русских. А здесь у него в родных казематах и центральное отопление, и водопровод, и электрическое освещение, и на голову не течет, и повара с пекарями, и баня каждую неделю, а если надо, то и чаще. Ну, и раз немецкие союзники предали Финляндию, не прислав никакой помощи, то нет никакой необходимости воевать дальше.

Пока мы шли, слушая треп фельдфебеля, высокий коридор каземата сменился низеньким туннелем, ведущим в артиллерийскую башню. Но Сихво в первую очередь направился не к орудиям, а в электрощитовую, и лишь проверив показания индикаторов, начал курс молодого артиллериста, поведя всю нашу компанию в подвал. Мы осторожно пробирались вниз через узкие отсеки, среди путаницы труб и кабелей непонятно назначения, пока наконец лестницы и трапы не закончились, и мы не очутились на самом дне подземелий.

Всего в орудийных казематах насчитывалось пять уровней, и на самом нижнем из них располагались снарядный и зарядный погреба. Слева хранились снаряды, а справа, в зарядном хранилище, находилось стеллажи с полузарядами. Располагались "пороховые" погреба, естественно, не непосредственно рядом с башней, а на некотором удалении, и к ним вели изогнутые галереи.

Так как орудия наверху вращалась на триста шестьдесят градусов, а погреб оставался неподвижным, то для подачи боеприпасов была разработана сложная система. В отличие от маленьких танковых башен, у которых вращались только купол и пол боевого отделения, здесь башня представляла собой постепенно сужающийся книзу железный стакан высотой во все пять уровней. Механизм подачи снарядов вращался вместе с пушками, а для загрузки боеприпасов на нижнем уровне в железных стенах башни имелись четыре окошка — по два для каждого орудия. Вокруг по кольцевому рельсу перемещаются две перегрузочные тележки — по одной для снарядов и зарядов, на каждой из которых установлено по два латунных лотка. На случай детонации боеприпасов перегрузочное отделение снаружи огорожено неподвижным железным стаканом, в котором тоже проделаны отверстия, ведущие в галереи порохового погреба. Две пары снарядных окон подписывались буквами "А", а пороховые, соответственно, букой "P". Впрочем, отверстия для зарядов закрывались здоровенной заслонкой, так что перепутать их с окнами подачи снарядов было невозможно.