Карабканье начало выглядеть бесконечным. Воздух потерял всякую сладость. Керек обнаружил, что дышать — это непросто, почти работа, и удивлялся, что внизу всё происходило незаметно. Инир держался лучше, но и на его лице поселилось утомление, погасло сияние эльфийских глаз.

Шли пешком, потому что кони тоже выбились из сил и ступали трудно, опускали к тропе головы, а хвостами махать перестали совсем. Солнце колючее и холодное одновременно слепило глаза, и плавали перед ними похожие на привидения миражи, но Керек знал, что это от утомления, а не происки злых сил.

Когда круча сменилась ровным, Керек почти не заметил, брел себе потому, что надо идти, но потом хребет опрокинулся, отбросив окоём в дальнюю даль, и впереди легла новая неведомая страна. Взошли на седловину.

— Ух ты! — прохрипел Керек.

Нормальный голос остался где-то в пути, потерялся по дороге. Эльф только кивнул.

Простёрлась вокруг синь небес, а облака бродили почти рядом, катился вниз горный склон, и петляла по нему неплохо сохранившаяся дорога, а ещё дальше земля выглядела рваной и топорщила в небе неровные края. Там небо казалось чуть темнее, чего обычно не бывает. Керек долго дивился чуду, прежде чем понял, что видит не кусок нижнего неба или облако, а море, подпиравшее его купол. Настоящее, такое, что другого берега не разглядишь. Отсюда оно казалось нависшим над сушей, и удивительным было, что оно всё ещё там, а не свалилось на камни.

— Море! — прошептал Инир. — Никогда не видел.

Долго отдыхали, заворожённые открывшейся картиной, но солнце не стояло на месте и пришлось вернуться к вещам обыденным и начать спускаться вниз.

Склоны иногда бывали крутыми, но пропасти не разверзались на пути и даже не подстерегали сбоку, поэтому шли быстро, и ночлег устроили далеко от перевала. Здесь уже росла трава, хоть и довольно скудная. Лошадей расседлали, обиходили и пустили пастись. Костёр разводить не стали. Эльф разглядел внизу многочисленные селения, и предложил не зажигать огня, чтобы не выдать отряд людям. Керек с ним охотно согласился. Кто его знает, что за народы здесь живут, и какие у них намерения.

Париз, жадно выслушав рассказ о дневных приключениях, отправился в дозор. Керек, завернулся в одеяло и всё смотрел вниз на неведомую страну. Там светились огоньки, оттуда тянуло дымом, теплом животных, зеленью скудных полей, а иногда долетала непривычная щекочущая нос волна, должно быть, так пахло море.

— Слушай, а как мы найдём принцессу? Здесь ведь масса народу живёт.

Инир ответил как всегда рассудительно.

— Маг её похитил, простому человеку такое не плечу, вот у мага и спросим. Не так их и много на белом свете.

— Точно, как я сам не сообразил. Маги живут в башнях. Вот завтра спустимся чуть ниже и начнём высматривать. Башня — это заметно, это не крестьянская избушка.

— Не высмотрим, так спросим. Пахнет козами, где-то неподалёку стадо. Пастухам скучно в горах, всё расскажут охотно. Можно и монетку дать, денег мы почти не потратили, всё цело.

— А если маг уже передал принцессу кому другому? Не для себя ведь брал, им нельзя жениться. Драться будем?

— Придётся. На то мы и оружные.

— А что если принцесса уже тут замуж вышла и не горюет об отчем доме?

— Спи, — сердито ответил эльф. — Завтра всё будет видно, всё узнаем, всё разведаем.

— Да.

Керек устал так, что во всём теле стоял звон. Даже холод, сгустившийся и облепивший сразу после захода солнца, тревожил не слишком сильно. Эльф прав, нужно закрыть глаза и уплыть в забытьё, а когда придёт новый рассвет, они завершат то дело, ради которого пустились в путь.

Утром он вспомнил всё. Проснулся другим человеком. Просто человеком, ибо только теперь понял, как неполноценен был вчера. Голова казалась громадной, переполненной прожитой жизнью, а на лице, он не мог этого видеть, но чувствовал, залегло несколько новых морщинок.

Пальцы недовольно потеребили отросшую бороду. Надо избавиться от неё прежде, чем выходить к людям. Эльф говорил, что его ножи остры как бритвы придётся попросить об услуге.

Бессмертный уже не спал, благоговейно встречал ясный рассвет. Керек вновь прикрыл глаза, чтобы не мешать ему и дать время себе хотя бы чуть-чуть разобраться со свалившимся в одночасье богатством. Ощущение внезапно нахлынувшей взрослости оказалось даже непривычнее ясного представления о череде прожитых лет. Теперь, имея возможность оглянуться назад, Керек видел, как ребячливо себя вёл в беспамятной, обрезаемой за спиной жизни. Странно вот так из отроков сразу в мужчины. Надо принимать на плечи немалый груз и нести его, а выдержит?

Сквозь опущенные веки проник тёплый свет, словно спешил ободрить. Да, до сих пор неважно складывалась жизнь, но что мешает повернуть её в правильную сторону? Надо лишь открыть глаза и взглянуть в лицо идущему дню. В нём много забот, и пора в дорогу.

— Инир, помоги соскрести с лица эту противную шерсть. Нам ведь с принцессой беседовать и с магом, не хочу выглядеть перед ними деревенщиной.

— Охотно.

Эльфу явно не приходилось служить брадобреем, но он быстро приноровился и следил за тем, как исчезает неопрятная поросль и проступает из неё человеческое лицо с почти детским любопытством. Острые клинки не ранили кожу и, когда Керек умылся в ручейке холодной, текущей с гор водой, он почувствовал себя новым человеком не только внутри, но и снаружи.

Инир, кажется, заподозрил перемены, но с присущей его народу деликатностью в расспросы не кинулся. Оба почистились, как смогли, и привели себя в порядок. Возвращение в мир людей виделось очередным приключением, словно успели отвыкнуть за недолгие дни пути.

Караковые поели, отдохнули и ступали под горку бойко. Всадники тоже чувствовали себя бодрее, чем вчера. Керек ощущал прилив сил, да и эльф выглядел прежним. Горная усталость отступилась от них. Миновав несколько петель старой дороги, выехали на луг. Здесь бродила скотина, и стоял сильный запах выпаса. Молодой парень в одежде из козьих шкур немного испуганно воззрился на нежданных гостей. Керек заговорил с ним на северном наречии, и эльф глянул с любопытством.

Беседа вышла короткой. Как и предсказывал Инир, пастух охотно сообщил проезжим всё, что они хотели знать, очень обрадовался, что витязи не покушаются на его скот, а монетку долго разглядывал прежде чем спрятать в тайники одежды.

— Он не станет о нас рассказывать, — усмехнулся Керек, когда отъехали уже порядочно. — Кто поверит, что два воина не прихватили козлёнка на обед, да ещё и денежку дали?

Дорога впереди лежала ясная, всего-то надо было спуститься вниз, да проехать немного вдоль берега. Сберегая силы коней, продвигались неспешно. Кто знает, не придётся ли удирать или принимать бой, и вот тут крепкие ноги лошадей придутся кстати.

Немногие из тех, кого встречали по пути, поглядывали с удивлением, но без опаски. Жили тут, по всему видать, мирно. Вот и пастушок испугался за коз, а не свою голову потерять. Керек теперь много лучше прежнего разбирался во всём, что его окружало. Прожитый опыт полезнее чужого, на который смотришь со стороны.

Ещё немного вниз, и показалась рыбачья деревня. Большая часть лодок ушла в море, но остались следы на берегу. Женщины глядели на проезжих от своих домов, игравшие гальками дети притихли и пооткрывали рты. Нечасто тут случались гости с нависших над берегом гор.

Быть может, следовало подкрасться к жилищу мага тайно в ночи, но обретшему себя Кереку подобное показалось лишним. Он неспешно и открыто ехал по скверной тропе. Возрождённая память улеглась в голове как дом по камешку. Крепкие стены казались бронёй, сквозь которую уже не пробьётся враг. Инир поглядывал, но умница такой, молчал. Обогнули по самой кромке воды нагромождение камней, и открылась взорам приземистая неказистая башня, по виду её грустно вспоминающая былые блестящие времена. Герои добрались до цели.

Глава 16

Обе девицы сидели на постели мага рядышком как равные. У принцессы вид был испуганный, но упрямый, Авита застыла, словно страх выжал остаток сил. Так выглядело со стороны, но Бравур обострившимся вмиг до степени невероятной чутьём угадал, что не ужас сидит в ней, а твёрдое желание стать предельно незаметной и ничем не отвлечь своего мужчину от того нелёгкого, что ему предстояло. А дело намечалось трудное, потому что у стола, где маг обычно обедал, сидел мужчина с заряженным арбалетом в руках. Острое жало стрелы смотрело на женщин.

Бравур почему-то никогда не задумывался, как выглядит его враг. В голову такое не приходило. Увидев воочию того, чей голос обманул и толкнул на худое дело, удивился. Ожидал богатыря, а злодей выглядел ещё худосочнее самого мага. Тощий, так что казалось, богатая одежда облегает прямо кости, пальцы мелкие как у девочки, да и бледное лицо с девчачьими чертами. Синяки от прежней драки зажили, хотя у Зевила всё ещё цветут, значит, маг. Подбородок голый, волосы завязаны на затылке, на ладонях пятна, какие бывают от зелий. Точно маг. Незнакомый. Бравур из своего цеха знал всех, а этот либо с чужой стороны, либо изгнан из братства за какую вину.

Зевил трудно вздохнул рядом. Он смотрел на принцессу, она на него. Казалось, эти двое вообще обо всём забыли. Чужак, видимо, сообразил, что дождётся от влюблённых непредсказуемых глупостей и заговорил. В голосе его, помимо привычной уже властности, Бравур уловил скрипучие интонации, какие бывают у сварливых жён.

— Явились! Долго приходится вас ждать, девицы вон истомились совсем.

— По делам были в отлучке, не просто так пыль топтали, сапоги снашивали, — коротко ответил Бравур.

Он ощущал странное спокойствие, словно его женщина своей верой в него, пробудила дремавшую отвагу. Не примерял на себя роль защитника, жил магом, а вдруг призвали в мужчины. Бравур чувствовал себя так, словно мгновенно стал взрослым. От этого слегка кружилась голова, но сердце билось ровно. Ладонь сжимала единственное, что нашлось в карманах — мешочек с едким зельем. Нелепое, но оружие. Злодей продолжал:

— Времени у нас мало, я спешу. Могу убить любую из девиц на выбор, но пощажу обеих и уйду без урона твоему хозяйству, если вернёшь амулет.

Прозвучало так неожиданно, что Бравур слегка растерялся.

— Какой амулет? — спросил он с таким неприкрытым изумлением, что противник взъярился, сочтя, верно, сей ответ балаганной игрой.

— Шутишь неудачно! — прошипел он, как пролитая на горячую плиту вода. — Или надо прибить одну из девок, чтобы ты вошёл в разум и понял, что говорим серьёзно?

Зевил трепыхнулся рядом, наливаясь, должно быть, краской гнева и неуместным героизмом. Чувства чувствами, а в руках себя держи. Не слишком надеясь на благоразумие купеческого сына, Бравур врезал ему локтем в дыхало. Пусть с разумом соберётся пока разевает рот.

Парень закашлялся, согнулся дугой, и сразу подскочила на месте влюблённая в него девица.

— Сиди! — рявкнул на неё маг, — сама уцелеешь и ему рыдать не придётся.

Лия затихла, только комкала край юбки. Авита быстро подняла глаза, голубые как море — Бравур помнил — и сразу опустила их, словно давая понять, что выдержит и не помешает любимому думать и действовать. Какой же силой налилось сердце при виде этой тихой отваги!

— Скажи толком, — спокойно произнёс Бравур. — Если кто из моих гостей, званых или нечаянных занёс в дом чужое, я отдам, но пока не ведаю о чём ты речь ведёшь.

На Грагора рассудительность его слов отчасти подействовала. Он перестал корчить злобные рожи, и пальцы на скобе арбалета унялись.

— Амулет старого мага, — сказал он уже спокойнее.

— Я слышал, конечно, об этом чуде, но не видел его никогда, — честно сказал Бравур.

Обвинения Грагора казались нелепыми. Представить невозможно, чтобы кто-то обладал такой вещью. Откуда он у рыбачки? Принцессу Бравур не обыскивал, но девицы и не балуются подобными глупостями. Зевила же раздевал и одежду его перетряхивал в поисках знака, кто он и откуда, но ничего похожего на амулет в кошеле или карманах платья не нашёл. Золото, конечно, тоже та ещё магия, но этих-то амулетов на белом свете много ходит. Жаль, что большинство мимо.

— Этот у меня украл его! — заявил Грагор, резко вскинутой рукой указав на Зевила.

Купеческий сын пока не мог ответить за себя сам, он всё ещё хватал ртом желанный сейчас, но труднодоступный воздух. Бравур же возмутился:

— Не было при нём ничего! Я мог на стороне где не усмотреть магическую вещь, но не в башне. Сам знаешь, здесь она бы проснулась и дала о себе знать.

Враг, похоже, это ведал. Помрачнел, но глаза сверкали нерастраченным упрямством.

— Обнаружив в его вещах амулет, ты мог сокрыть его и внутри башни и вне её стен. Верни, а то лишу жизни принцессу. Ты уже виновен в её похищении, что будет, если она погибнет? Тебя исключат из цеха, а лендлорд на веки вечные запрячет в каменный мешок.

Об этом, признаться, Бравур ещё не думал. Земли те казались далёкими, и возмездие из них тоже. Грагор продолжал:

— Не надейся, что всё сойдёт тебе с рук. Никто не поверит, что не сам злодеяние задумал. Воины, что отправились на её выручку, уже близко. Погубишь и себя, и её маг.

— Если веришь, что реликвия твоя здесь, так ищи. Можешь всю башню сверху донизу перерыть, позволяю. Не так много здесь и добра, чтобы поиски отняли много времени.

Судя по тому, как скривился Грагор, он уже искал и усердно. Бравур ведь давно ушёл из дома, много здесь всякого могло происходить в его отсутствие. Где, интересно, Торн? Сбежал, верно, по всегдашней своей привычке уходить от любых сложностей. Занудность слуги часто раздражала мага, но вот такое его предательство почему-то огорчило. Два года вместе прожили, делили хлеб. Обидно.

— Ну и чего ещё ты хочешь? Нет здесь твоего и не было.

— А может, прямо сейчас пришло?

Смысл этих слов дошёл не сразу. Бравур прищурился, соображая.

— Ты хочешь сказать, что я держу при себе этот легендарный артефакт? Будь это правдой, разве не пустил бы я его в ход, с лёгкостью порушив твои притязания?

Грагор потемнел лицом, губы опять, словно непроизвольно, скривились в недоброй улыбке. Бравур следил за врагом со странной, самого его поражавшей безмятежностью. Словно ничего опасного не происходило, а просто играли они в "кто лучший маг", только без лесенки. Ещё там внизу, услышав знакомый голос, Бравур исполнился этого покоя. Дело пошло плохо, он натворил ошибок, маг он, честно сказать, более чем средний, но сейчас только от его собранности и умений зависела жизнь остальных. Бравур не верил в то, что Грагор отпустит живым хоть одного из них, догадывался, что постарается прикончить каждого, но у тех, кого он примется убивать во вторую очередь, ещё был случай, в то время как самому первому доставался болт. Вполне возможно, что отравленный.

Пришёл тот важный час, когда закончились простительные ошибки. Бравур знал, что теперь любой его промах, приведёт к гибели, и ничего уже нельзя будет поправить. Он смотрел на всё, что творилось в таком знакомом и ставшем совершенно чужим покое как бы со стороны: отстранённо, но очень зорко. Видел каждую мелочь, и внутри его головы словно сидел умелый математик, и косточки на верёвках деловито щёлкали, ведя безупречный учёт.