Знаменосец

Глава 1

Заведение попалось из простых, поэтому тот, кто сам забирал еду и выпивку, платил чуточку меньше. Тем лучше, не убудет с него и постоять несколько минут, дожидаясь заказанного мяса и пива. Деньги нашлись, причём мешочек с серебром оказался надёжно спрятан во внутренний карман, а в наружном лежала медная мелочь. Что ж, неплохо для начала нового дня.

Голова болела умеренно, и шишек на ней вроде не прибавилось, хотя как знать? Ночь стирала прожитый день, и утро приносило мучительную тоску и жадное желание вспомнить, что происходило вчера.

Проснулся он в лесу под кустом, но дорожка бежала рядом и охотно привела в этот городок, а голод в ближайшую харчевню.

В зальце столы стояли тесно и сидели за ними дружно. Мерно двигались жующие челюсти, ровный гомон голосов витал в прохладном ещё воздухе.

Обычные обыватели, как в любом таком поселении, похоже, много приезжих. У длинного общего стола пустовало два места, и вновь пришедший совсем уже вознамерился пристроиться туда, как увидел довольно необычное для этих земель зрелище.

В тёмном углу возле входа в кухню сидел эльф. То ли потому, что люди опасались бессмертного, то ли потому, что столик занял самый незавидный, никто его одиночества не разделял.

Склонившись над корявой столешницей, парень писал что-то на страницах памятной книжки.

Прогонит, так прогонит, а попытаться надо. Посетитель, прихватив миску и кружку со стойки, решительно пересёк зал и ногой придвинул второй табурет.

— Позволишь присесть?

Бессмертный поднял глаза. Лицо красивое, почти девичье, но взгляд холодный. Зрачки как шляпки гвоздей, что запирают крышку домовины ќ— блестят, но не ободряют. Карандаш в изящных пальцах смотрится уместно, но сразу видно, что они и шею свернут без всяких затруднений.

— Прости, что помешал.

Поставив еду, гость достал из кармана потёртый кусок пергамента и бережно развернул.

— Ты, я вижу, грамоту знаешь. Можешь прочесть, что тут написано?

Взгляд бессмертного едва заметно смягчился, палец придвинул листок.

— Здесь имя. Керек.

— Керек!

Слёзы выступили на глазах, пришлось хлебнуть из кружки.

— Ты должен разыскать этого человека? — вежливо спросил эльф.

Учтивый же народ. По глазам видно, что охотнее всего сейчас послал бы навязчивого незнакомца к его заботам, но поддерживает беседу. Слёза капнула в пену.

— Это моё имя. Я знал, что оно там написано, но читать не умею. Спасибо, эльф. Я целый день буду его носить.

Проняло даже бессмертного, в глубине опасных зрачков засветились огоньки любопытства, а Керека так переполняли чувства, что хотелось немедленно сделать добро, если не всей харчевне, то хоть этому чужаку.

— Позволь отблагодарить. Выпей и перекуси за мой счёт. Я тебе здорово обязан.

Керек лишь теперь разглядел, что перед эльфом стоит тарелочка овощей, и стыдно стало полной миски горячего, исходящего томным паром мяса.

— Спасибо, я не пью хмельного, — сдержанно ответил эльф.

Конечно, стыдно предлагать такому изысканному юноше кислое пиво. Вина что ли спросить? Сладкого, тёмного с горячего юга.

— Понимаешь, — произнёс Керек, чтобы подчеркнуть значимость оказанной услуги. — Я забываю каждый прожитый день, в том числе и собственное имя.

Любопытство в глазах разгорелось, светлые брови нахмурились, словно эльф раздумывал, учтиво ли интересоваться чужими делами до такой степени. Сложно ему, наверное, среди людей.

Керек уже вознамерился посвятить чужака в свои затруднения, когда шум отвлёк обоих. За общим столом, где тесно, плечом к плечу сидели молодые ребята, сердито вскипел разговор, а потом самый хмельной или наглый повернулся и окинул эльфа вызывающим взглядом:

— Эй, остроухий. Если ты намерен участвовать в состязании стрелков, это будет нечестно. Все знают, что вашему племени лесные ведьмы помогают.

У эльфа дрогнули ноздри и в глазах зажглись нехорошие огоньки, но ответил мирно и вежливо:

— Я прибыл в ваш город по делам и не собираюсь бороться за назначенную лендлордом награду, хотя охотно посмотрю, как это делают другие.

— Имей в виду, мы все будем там и, если понадобится, стеной станем на ристалище, но чужака не пустим.

Керек неспешно поднялся и повернулся к шумной компании. Он забывал каждый прожитый день, но не жизнь в целом и прекрасно разбирался в таких вот неурядицах. На поясе ладно висел короткий меч наёмника, но Керек и не подумал за него хвататься. Напротив, он подбоченился с таким видом, словно знать не знает об оружии, а любого тут размажет и вытрет одним только взглядом.

— Мой товарищ ясно сказал, что не станет тратить время на ваши забавы. Смешно и мыслить одолеть его в лучном состязании, и какой тогда в нём смысл?

Он посмотрел на ребят. Природа его не обидела, Ростом Керек вышел, хотя дородством не догнал, но сухое жилистое тело было ловким и сильным. Стол присмирел. Затевать драку в намерения Керека не входило, поэтому он просто весело глядел на грубиянов, щеря полнозубый рот. Прекрасно разбираясь в тонкостях такого рода затруднений, он всем своим видом демонстрировал, что готов закончить дело миром исключительно из уважения к деликатной натуре своего приятеля, а то уже обидчики летали бы по зальцу, ломая спинами крепкие лавки, да стуча о стену головами. Главное не иметь намерение, а внушить окружающим, что оно есть. Цепляться к одинокому эльфу — и то опасное развлечение, а когда он с крепким товарищем — вообще пустая затея. Ребята повернулись к наполовину полным кружкам, и Керек вновь сел за стол. Его распирало удовольствие честно одержанной победы. Дорого, когда у человека есть имя, словно знамя за спиной вьётся.

Эльф глядел всё с тем же любопытством. Казалось, заступничество человека ничуть его не задело, скорее заинтересовало. Быть может, он учёный и странствует, познавая мир? Поспешно уплетая стынущее мясо, Керек украдкой присматривался к новому приятелю. Про эльфов он знал немало, не сбивали с толку миловидность и полное отсутствие бороды. Разворот плеч он оценил вполне, да и взгляд выдавал воина. Задевают такого только спьяну, стрезва обходят стороной. Странно, что лука при нём нет, только кинжалы у пояса.

Парень интерес, безусловно, отследил, сказал, аккуратно доев овощи.

— Извини, что не представился. Инирдар Илендер Иннэртартред. Так меня зовут.

Керек едва не подавился куском мяса, судорожно сглотнул.

— Очень рад знакомству Инирдарлар...

Он испуганно замолчал, сообразив, что сбился. Ужасно не хотелось обидеть этого любезного эльфа. Юноша понимающе улыбнулся.

— Да просто Инир.

Ну до чего приятен и вежлив! Почему люди так не умеют? Чуть что — сразу в морду.

— Меня ты знаешь, как зовут, и я это до вечера знаю.

Керек взгрустнул на мгновение, но сразу вернулся во внешний мир.

— А почему эти ребята хлебают пиво, а не расходятся по мастерским? Время-то позднее.

— В городе праздник, — пояснил Инир. — Лендлорд дочку выдаёт замуж. Три дня народ будет гулять и состязаться в воинских умениях.

— Давай, посмотрим! — загорелся Керек.

Он подумал, что, наверное, слишком назойливо вяжется к благородному эльфу. Если бы тот недовольно сощурился или привередливо скривил рот, Керек сразу пошёл бы на попятный, но Инир кивнул.

— Охотно.

Взгляд ясный живой, без второго дна и этой их вековой мудрости, от которой хочется самому по уши в землю вбиться. Молодой, наверное, парень, подстать Кереку. Вот бы товарища такого обрести. Опять грусть мимолётно налетела и схлынула.

Оба покончили с едой и поднялись. В зальце притихли, провожая взглядами, но вякнуть что-то вслед никто не решился.

Снаружи солнце жарило по-летнему, хотя ещё шла весна. Керек надвинул на лоб шляпу и с удовольствием осмотрелся. В городке царило оживление. Девушки в праздничных нарядах выглядели все как одна хорошенькими. Сердце заплясало в груди, позвало за весёлой толпой. Тощий мешок ничуть не обременял и совершенно не чувствовался за плечами. Сразу после пробуждения Керек уже обследовал его тайные глубины и обнаружил только чистую рубашку и кусок полотна для перевязки ран.

Эльф, судя по всему, так же путешествовал налегке. Помимо сумки у пояса и двух боевых ножей при нём была только скатка из плаща или одеяла, да и та крайне тощая. Керек подумал, что его новый знакомец, наверное, едва прибыл и не успел найти пристанище.

Частокол вокруг поселения не возвели, но на горке над рекой высилась крепостца, а чуть дальше замок хозяина этих мест. На приречном лугу натянули канаты и поставили дощатый помост для знати. Простой люд располагался ближе к воде. Кто-то уже угощался от щедрот лендлорда на перевёрнутых челнах. Керек подумал, что зря наелся в харчевне: по праздничному обычаю и здесь можно было разжиться хлебом, а то и пирогом.

Эльф озирался с любопытством, да и на него пялились. Особенно усердствовали девчонки. Не одна и не две бросали горячие взгляды из-под целомудренного покрывала. Молодки с открытыми румяными лицами улыбались, степенно сложив руки под грудью. Пока их мужья пожирали взглядами ристальное поле и созерцали с почтительным восторгом отобранных к состязанию бойцов, они не прочь были позаигрывать с заезжим красавцем. Точнее, двумя.

Керек обнаружил, что и ему достаётся немало этой сласти. А что? Парень он статный, а может и на рожу недурён. Кровь играла, бегая в жилах, пожалуй, давно не обнимал какую-нибудь милашку. Только бой барабанов отвлёк его взгляд от рачительно прикрытых женских прелестей.

На луг вышли латники для военного игрища. Блестели на солнце доспехи. Пока они расходились, деля строй надвое, Керек вгляделся в пёструю кучку верхних на помосте. Далековато, чтобы как следует различить. Вспомнив, что рядом есть зоркоглазый эльф, Керек толкнул его локтем.

— Инир, а хороша невеста?

— Миловидна, насколько можно видеть, — педантично ответил эльф.

Керек его понимал. По местному обычаю сводить пару полагалось на второй день празднества, поэтому сегодня принцесса ещё носила девичье покрывало — обширный плат, закрывавший не только лоб и щёки, но и спадающий на плечи и грудь. Только и оставалось, что стрелять глазками из-за стен этой крепости, что дочка лендлорда, видимо, и делала, так как головка её поворачивалась туда-сюда довольно бойко. Важный вельможа, широкий как поставец в простенке, возвышался над всеми с уверенностью хозяина, а рядом с ним томно раскинулся в кресле юный щёголь — сын или жених дочери. Ещё несколько фигур, явно рангом помельче, занимали лавки и ступени возвышения.

Керек хотел расспросить кого-то из местных, но тут латники сошлись в потешном бою, и он принялся увлечённо следить за тем, как они наносили и отражали удары. Взгляд подмечал удачи и потери, вот здесь память не подводила. Пожалуй, Керек был прежде воином. Ладонь невольно искала рукоять меча, сердце рвалось в сечу.

Эльф тоже наблюдал бой рьяно, глаза сверкали, подрагивал аккуратный рот. Парень-то огонь. Вдвоём их, пожалуй, взяли бы на службу. Товарищей нанимают охотнее, чем одиночек, это Керек тоже помнил.

Сшибку воины разыгрывали умело. Человек сторонний вполне мог решить, что дерутся всерьёз. Падали якобы убитые и раненые, под конец зрелища остались двое и показали великолепный поединок.

Толпа восторженно ревела, отмечая каждый удачный выпад, невеста помахала платочком победителю. Жениха, казалось, ратные забавы не занимали совершенно. Папа-поставец вручил награду.

Едва латники ушли с поля, как слуги вынесли плетёные щиты для состязания лучников. На эльфа теперь поглядывали и мужчины. Одни, как будто, не прочь были полюбоваться мастерством древнего народа, другие ревновали к местным умельцам. Инир не выразил ни малейшего желания присоединиться к избранным, да и лука при нём действительно не было.

— Я простой зритель, — степенно объяснил он настойчивым.

Керек подумал, что если обоим нужна работа, полезно показать товар лицом. Эльф мог не участвовать в состязании, но покрасоваться на поле после него. Лука, правда, при нём нет, ну так ведь с эльфийским умением он легко обойдёт соперников и с человечьим. Керек и не заметил, что начал решать за двоих, очень захотелось получить древнего в товарищи. Мало того, что искусный воин, так ещё имя всегда сможет прочитать и осветить напарнику каждый новый день этой знаменательной истиной. О том, что эльф запомнил несложной человеческое прозвище и в освежении памяти, в общем-то, не нуждается, Керек не подумал.

Звенели щиты, когда в них хлёстко врезались стрелы. Толпа жарко колыхалась, приветствуя рёвом каждый удачный выстрел и стоном промах. Керек, наблюдая за тем, как лучники тянут тетиву, уже мог примерно сказать, каков будет результат. Инир, похоже, знал это, когда люди только подходили к флажкам.

Опытных воинов сменили зелёные юноши, и Керек отвлёкся от зрелища. Местным интересно, конечно поглазеть на первые робкие попытки молодняка, но не заезжему наёмнику тратить на это время. У разносчика он разжился парой пирогов и пригласил товарища закусить в сторонке. Оба уселись на перевёрнутый чёлн. У самой воды оказалось прохладнее. Волны мирно лизали песок, река блестела на солнце. В синем небе болтались белые пёрышки облачков.

Эльф откусывал понемногу и жевал аккуратно. Из уважения к его манерам Керек тоже старался есть деликатно, как будто пища интересовала его куда меньше чем красивые блики на воде. Над зубчатой кромкой деревьев показалась серая тучка, и Керек подумал, что пляски, которые устраивают в конце таких праздников для простого народа, могут и сорваться. Жаль, потому что мысль свести в сумятице увеселений приятное знакомство всё настойчивее донимала Керека. Девичьи взгляды разожгли его просто до невозможности.

— Инир, дождь будет? — спросил он у эльфа.

Древние погоду знают, что свой лес — досконально. Инир отвлёкся от собственных наверняка возвышенных дум и посмотрел на тучку. Зоркие глаза прищурились.

— Это не облако, — сказал он вскакивая. Остатки пирога полетели в песок. — Это магическая тень.

— Ух ты! — воскликнул Керек.

Он не испугался. Слышал о магии, но в обычном мире бродили разве что дешёвые фокусники. Настоящие волшебники, жили в высоких башнях и не тратили усилий на увеселение простого люда.

Тучка, действительно, вела себя странно: летела прямо над верхушками деревьев и довольно быстро, на глазах темнея и, словно бы, обрастая крылами. Керек глядел во все глаза, гадая про себя, забудется это чудо за прошедшую ночь или оно погостит в голове подольше. Иногда он помнил вещи, которые случались вокруг, но его непосредственно не касались.

— А чья это магия? — жадно спросил он эльфа, как будто немного разбиравшегося в предмете.

— Эгиров! — ответил Инир, словно сквозь зубы выплюнул.

— Это люди такие или другое племя?

— Люди, но они наособицу.

— Интересно, что ему нужно?

На поле никто ещё ничего не заметил. Там следили за воинскими упражнениями мальчишек и не поднимали взглядов к небесам. Глаза эльфа разгорелись, ноздри трепетали, пальцы тискали рукоятки кинжалов. Похоже, что Инир близко к сердцу принял нежданное явление. Керек встревожился. Он ценил нового товарища и готов был принести в жертву даже собственное любопытство.

— Если тебе не по нраву эта бродячая туча, мы можем уйти, — предложил он, стараясь выражаться изыскано.

— Останемся. Он не по нашу душу.

Керек и сам заметил, что тень летела не к ним, а простиралась над полем. Вот мрак её заскользил по земле, пал на людские головы, и тотчас возникла суета. Керек увидел, как один из мальчишек со всем бесстрашием бесшабашной юности поднял лук и во всю силу мышц натянул тетиву. Стрела сорвалась в небо и канула в черноте, а паренёк свалился в траву, словно подкошенный косарём. Он почти сразу поднялся, но шатало его изрядно. Кто-то закричал, вопль подхватили, завизжала пронзительно женщина. Не веря своим глазам, Керек увидел, как юную дочку лендлорда подняло в воздух и потянуло в темень наверху. Это она верещала как какая-нибудь простолюдинка, бесстыдно мелькали ноги в красных чулочках.

Лорд потянулся за ней, бесполезно взлетели широкие как лопаты ладони. Возможно, он кричал, но это не было слышно. Жених девчонки споткнулся о ковёр и над помостом мелькнули его вышитые сапоги.

Ещё мгновение, и юная принцесса исчезла в чёрноте тени. Почти сразу широкие крылья стеклись к середине, и магическая тучка рванула прочь, только мелькнули над луговиной последние ошмётки мрака.

Воины опомнились и натянули луки, но кто-то закричал предупреждающе. В том, что тень не страшится стрел, все убедились, а вот девушка могла и погибнуть.

Как всегда, когда самое плохое уже случилось, люди начали принимать меры. Лорд размахивал руками и ругался, один из его воинских начальников торопливо собирал ратников на мигом опустевшем поле. Простой люд кинулся восвояси. Мужчины торопились припрятать своих дочерей и жён. Почему-то всем казалось, что одной жертвой тень не ограничится.

Керек обнаружил, что всё ещё держит пирог. Дела могли в любой момент оказаться плохи, поэтому он жадно принялся жевать. Эльф успокоился, когда эгир убрался за лес, и подобрал свой кусок. Отчистив приставшие песчинки, он уже без церемоний отправил угощение в рот. Керек лишь теперь сообразил, что Инир голоден, а скучные овощи в харчевне ел от скудости кошелька, но никак не аппетита.

Озарение снизошло как чёрная туча с небес.

— Инир, могу я попросить тебя остаться со мной ещё ненадолго? Мне так трудно просыпаться утром, ничего о себе не зная. Подари мне хотя бы ещё день ведания. Еда и жилище за мой счёт, ведь ты оказываешь мне неоценимую услугу.

Эльф озадаченно уставился на человека, но чувствовалось, что соблазн уступить его почтительной просьбе весьма велик. Вероятно, с деньгами у него и, правда, было негусто. Надо бы обоим наняться на службу к лендлорду. Теперь, наверное, начнут набирать новых ратников из тех, что не страшатся быстролётных туч.

— Хорошо! — согласился Инир. — Я даже могу научить тебя читать, хотя бы собственное имя.

— Спасибо! — с чувством произнёс Керек. — Боюсь только, что не задержится в моей голове эта наука.

Глава 2

Холод стен проникал под одежду. Бравуру иногда казалось, что сквозняк гуляет прямо по костям. Башня стояла на берегу залива, и волны били в её подножие, а ветры бродили по стылым залам. Летом, в общем, было терпимо, но в этих краях случалась ещё и зима.

Маг зябко поёжился, кутаясь в дурацкую мантию. Как он хотел жить в обычном домике, где жарко горит огонь в очаге, и весело пахнет деревянными половицами, а за порогом свисают до земли отягощённые плодами ветви яблонь. Кто придумал, что волшебнику положено заключить себя в каменную придурь и терпеть множество лишений? Средства позволяли, и вместо старого ворчливого слуги он мог нанять молодого и проворного, а ещё и экономочку с румяными щёчками и шаловливым взглядом. Он ведь молод и полон желаний. Кому было бы плохо, коротай маг свои дни в радости, а не в башне? Но нет, Большой Круг раз и навсегда решил, что владеющие силой должны существовать отдельно от черни и знати, врозь со всеми.

Сегодня непогодь особенно разгулялась, щербатый мозаичный пол магического зала покрывали капли дождя, а в проёмы задувало так, что подол мантии хлестал по ногам. Расставляя артефакты и чертя фигуры, Бравур промок и продрог. Ворча про себя пристойные ругательства, он терпеливо выполнил обряд и стал в середине зала.

Завывания ветра и мерные шлепки волн в подножье башни отвлекали от высоких материй, но Бравур нашептал заклинания и прикрыл веки, выжидая положенное время. Песок вяло сыпался из одной стеклянной колбочки в другую. Он никуда не спешил, а у мага зубы начали потихоньку стучать друг о друга. Ну что тут можно наколдовать кроме простуды?

Час высшего откровения полагалось соблюдать всем магам, и Бравур честно выполнял обычай, но ничего необыкновенного с ним ни разу не произошло. Высшие Силы, должно быть, тоже предпочитали более уютные южные пределы. Весна выдалась холодная, и тепло никак не наступало, поэтому Бравур, меньше чем положено размышлял о вечном. Попросту он нетерпеливо ждал, когда выбежит весь песок, и внятный голос, ворвавшийся в мысли оказался совершенно неожиданным.

— Привет тебе! — произнёс неизвестный и от вкрадчивых интонаций пробрал холод, хотя это казалось уже невозможным.

Бравур лязгнул зубами, но достойного ответа не нашёл. Промолчал.

— Пришёл твой час. Ты должен выполнить мою волю. Слушай и запоминай!

Пока звучал в воздухе или прямо в мозгу этот глас, маг не чувствовал собственного тела, не ощущал мыслей. Он превратился в ледяную статую, и оттаял, когда стихли последние слова. Песок выбежал весь. Деревянно ступая онемевшими ногами, Бравур вернулся к проёму лестницы и неловко заковылял вниз по ступеням. В голове никак не прояснялось. Он и представить не мог, что с ним однажды такое случится. В конце концов, Высшие Силы где-то там, им дела нет до происходящего на земле.

Ветер остался наверху, но холод не отпускал. Маг не чувствовал подошвами щербатых камней и несколько раз оступался, едва не сверзившись с лестницы. Когда он вошёл в покой, где слуга Торн уже разжёг скудное пламя в камине, показалось, что мёрзнет ещё сильнее, чем наверху.

Огонь недовольно жевал дрова. Ужасно хотелось залезть прямо в оранжевые языки пламени, хотя казалось, что и они холодны как всё вокруг. Бравур присел рядом с очагом, протянул дрожащие ладони. Почудилось, что они, отмороженные, упадут сейчас на пол, но потом робкое тепло забегало по коже, просочилось внутрь. Руки немного согрелись, но тело затрясло ещё интенсивнее, и прошло немало времени, прежде чем дрожь унялась, а от промокшего одеяния повалил парок.

Оглянувшись — не видит ли кто — Бравур стащил тяжёлую мантию и развесил на спинке кресла, другое придвинул ближе к огню. Оставшись в рыбацких штанах и простой рубахе, сразу почувствовал себя лучше. После обряда полагался час на возвышенные мысли, а слуга Торн, как все лакеи, занимавшиеся своим делом по призванию, соблюдал обычай куда ревностнее господина. Значит, в покой не войдёт. Пробудился, правда, после всего случившегося наверху злой молодой аппетит, но с едой всё равно придётся ждать до положенного времени.

Согревшись и немного придя в себя, Бравур начал обдумывать услышанное. Таинственный голос велел похитить дочку одного из лендлордов срединных земель, принести в башню и держать здесь до тех пор, пока не последуют новые повеления. То, что наверху, в пугающем магическом пространстве казалось многозначительным и важным, сейчас выглядело несерьёзно.

В тепле у камина Бравур почувствовал себя умным и трезвым. Он начал рассуждать. Что за чепуха? Кому могла понадобиться провинциальная принцесса, даже если папа её чуть ли не самый богатый человек обитаемого мира? Ради выкупа? Как-то это мелко для Высших Сил.

От неожиданно пришедшей в голову мысли маг подпрыгнул в кресле: что если собратья по цеху вздумали проверить так его, самого молодого из них? Люди вечно потешаются над всеми, над кем могут, а волшебникам на самом деле, не чуждо ничто человеческое. Могли они провернуть такую штуку? В одиночку вряд ли, а вот совместными усилиями — вполне. Что же делать бедному магу? Переспрашивать богов — это дерзость, а доверять чародеям — глупость. Как выкрутиться из сего пикантного положения?

Да, есть о чём поразмыслить в час возвышенных дум. Бравур в очередной раз пожалел, что согласился предать себя в руки волшебников, когда магический жезл выбрал его из целой кучи претендентов. Тогда-то казалось, что повезло необычайно, он чуть умом не тронулся от гордости и самодовольства, но будни ученика чародеев отрезвили сполна. Суровое воздержание от всех удовольствий и беспрерывная зубрёжка нагоняли тоску, хотя он, конечно, не смел противиться. Предвкушал, что станет великим магом и вот тогда воздастся ему за годы лишений. Увы, выяснилось, что до конца дней суждено томиться в оковах обычая.

Хмельного он в жизни не пробовал. Пока жил беспечным младшим сыном небогатого дворянина был слишком юн, и его обносили. К вину не тянуло, о нём не грустил, а вот плотских утех изведать успел. Однажды пышнотелая молодка заманила четырнадцатилетнего мальчишку, на сеновал и такое там творилось, что сползал он утром, не чуя под собой ног. Казалось, всё, на что хватит сил, это распластаться лягушкой по двору, но как только сгущались благословенные сумерки, откуда что бралось, он мчался к заветному всходу и под подошвами едва не отлетали ветхие ступеньки. В жарких объятьях подруги мгновенно восставало его молодое естество, сладкие стоны разогревали так, что он себя не помнил. Эх, вот было время!

Бравур завозился в кресле. Холод башни, скудная пища и бесконечные как здешний дождь заклинания ничего не смогли поделать с плотскими желаниями. Казалось, достиг возвышенной отрешённости, но всего лишь упоминание о некой девице направило мысли в горячую колею. Быть может, она тоща и страшна, а в его думах расцвела пышным цветом. Весело побежала по жилам ожившая кровь.

Противно заскрипели дверные петли, и Бравур, вздрогнув, очнулся от ничуть не возвышенных дум. Он нарочно распорядился не лить в затворы масла, чтобы успевать спохватиться раньше, чем Торн заметит его слабость. Частенько он сладко засыпал в час размышлений, особенно в тихий летний день и не хотел нарываться на очередной осуждающий взгляд.

Слуга принёс деревянную миску с кашей, брякнул на стол. Лишь теперь маг сообразил, что неподобающе одет. Впрочем, он развесил мантию у огня, чтобы просушить, значит, бережёт вещи, а это вызвать осуждения не должно.

Нырнув в тёплое и ещё влажное нутро балахона, Бравур с достоинством расправил рукава и тяжёлые полы, а потом прошествовал к столу. Жидкая каша не заслуживала таких почестей, и вызывала бы ещё больше отвращения, не приукрашивай её достоинства зверский голод. Бравуру иногда казалось, что не ел досыта с тех пор, как его посадили в телегу и увезли из родного дома. Возможно, так оно и было в действительности.

— Приходил кто-нибудь? — спросил Бравур, стараясь вкушать степенно, а не жадно заталкивать пищу в рот.

Местные жители часто обращались с требами, этими доходами маг и жил.

— Девка из деревни прибегала. В тягости. Я прогнал.

Интонации слуги звучали так презрительно, что слова казались чёрными. Бравур мысленно вздохнул. Люди не железные, всякое случается. Конечно, вытравливать плод из чрева он бы не стал, это убийство, но утешить глупую девчонку и помочь деньгами следовало. Маг не слишком осуждал таких несчастных, сам бы охотно завалился с кем-нибудь на сеновал, чтобы потом топтали тропки крепкими ножками детишки. Новых магов бы прибавилось, а то с этим воздержание прервётся однажды череда волшебников, хотя стариканы, вполне вероятно, этого и добиваются.

— В другой раз не гони. Или вот что: пошли за ней в деревню, пусть придёт к вечеру.

Почему-то именно в этот миг Бравур понял, что сделает всё, что ему велели. Если это проверка, устроенная цехом, ничего страшного, вернёт девицу отцу, но если глас на башне говорил всерьёз противиться опасно. Самого утащат и бросят в море или дикое ущелье. Магия не всё может, да и не один он такой умный.

Слуга, сердито поджав губы, убрал пустую миску и поставил кружку с кислым ягодным отваром. Бравур пить не хотел, недостаточно сыт был для того, чтобы пробудилась жажда, но послушно хлебнул противной жижи. Раньше он подозревал, что Торн для себя и мяско внизу на кухне жарит, но поймать слугу с поличным ни разу не сумел и бросил это дело. Надо объяснить личному тюремщику, что не для запретного колдовства и не для утех вытребовал проворонившую девство юницу, а то ещё доложит старшему магу. Давно зрели догадки, что доносит Торн на своего господина.

— Я получил откровение в магическом зале и должен доставить сюда некую особу. Она благородных кровей и наверняка ей потребуется прислуга, а девчонка рада будет на время скрыться от родни и платы не потребует.

Суровую экономию слуга понимал, лицо его смягчилось, и посуду он убирал почти беззвучно. Вот пёс цепной!

Бравур поднялся в комнатушку под магическим залом, где хранил имущество потребное для колдовства. Дело предстояло хитрое: слетать в такую даль и вернуться обратно с грузом. Готовя зелья и артефакты, Бравур размышлял о том, почему боги не наняли мага живущего ближе к знатной девице? Не иначе тот кормился от щедрот лендлорда и был ненадёжен в затеянном предприятии. Да, пожалуй, так. Вот только к нему и побежит в первую очередь отец требовать законной поддержки, и что тогда? Заступятся Высшие Силы за молодого мага, посмевшего лиходейничать в чужом уделе? Может быть, посоветоваться с кем-то из старших? Но что подумает о нём таинственный обладатель властного голоса? Плохо подумает, и к колдуну не ходи. Влип по уши и остаётся барахтаться до последнего. Исполнит повеление — накличет беды на свою шею, а не посмеет — огонь небесный на башню. Ни головы не останется, ни пристанища, так что в путь.

Бравур давно не пользовался серьёзной магией, и сил в нём накопилось немало. Собрав всё нужное, он поднялся в верхний зал и оттуда тёмной тучкой взлетел в небеса. Его не смущало, что происходит всё белым днём, напротив. Окрестным городам и сёлам полезно уяснить, как могуч живущий среди них волшебник, щедрее будут, а то в последнее время всё крепче держались за кошельки, а просить большую плату маг стеснялся.

Внизу остались волны сурового северного моря и неприютный каменистый берег, потянулись полоски полей, скопления домов. Маг невольно подивился собственным умениям, иногда ему всё ещё казалось, что он просто играет в чародея, и однажды его разоблачат как обманщика. Родился ведь простым человеком и всё, что произошло в последние годы, само по себе было чудом. Вот он летит в поднебесье, и жилой мир стелется под ним точно карта.

Надо сказать, что знания учителя вдолбили в него прочные. Даже не потребовалось заглядывать в книги, чтобы сообразить, куда лететь и как. Внизу проносились горы и реки, а Бравур лишь щурился от встречного ветра и крепче сжимал коленями весло.

Самые могучие маги летали просто так, остальные всё ещё предпочитали использовать предметы. Как-то увереннее себя чувствовали верхом на метле или мече, а то и уютно сидя в корзине или бочке. В хозяйстве Бравура не водились мётлы, потому что пыль выдувал свежий морской ветер, зато он нашёл на берегу весло, гладкое и ловкое, вот его и заговаривал для полёта. Отполированное жёсткими ладонями неизвестного моряка, оно исправно служило новому хозяину.

Внизу раскинулся богатый лес, оттуда потянуло душистым теплом, и маг не столько сообразил, сколько ощутил, что цель его путешествия близка. Ну и знатные же земли: и древесины много и луга тучны. Немудрено тут нажить деньги. Вот и город на берегу полноводной реки. Большой и сразу видно — зажиточный. Маг прищурился, выглядывая барский замок, но узрел нечто лучшее. В пойме раскинулось гулянье. Праздничные толпы народа не смутили, зато он сразу смекнул, что на помосте собралась знать и заказанную девчонку следует искать именно там.

Бравур запоздало сообразил, что не знает девицу в лицо, но среди верхних людей и всего-то была одна женщина. Девственный плат на месте и невестин венок — ну точно она. Маг снизился, старательно прицеливаясь. Посадки у него не всегда получалось ладно.

Девушка глянула наверх и махнула рукой, здоровенный мужчина вскочил на ноги, торопливо потащил из ножен меч. Вот только оружия ещё не хватало. Зато парень, сидевший по другую руку лендлорда, только делал вид, что пытается обнажить клинок, а по правде совсем не старался. Бравур хорошо разглядел подробности, хотя и не знал, зачем ему это нужно. Он торопливо пробормотал заклинание, и меч вырвало из рук здоровяка, а самого его опрокинуло на юнца. Последний ничуть не возражал, хитро блестели глазки: старался, мол, да помешали ему защитить наречённую от злых сил.

Бравур подхватил девицу и вздёрнул к себе на весло, сам поразившись, как это вышло ловко. Она кричала что-то, но крепко прижимая её к себе одной рукой, маг не слушал, старательно выруливая наверх, подальше от наверняка летевших в него стрел. Тёмный морок защитит от лучников, но лучше не испытывать судьбу.

Стены сурово встали на пути, и Бравур сообразил, что увлёкся и едва не врезался в замок лендлорда. Пришлось резко набирать высоту, разворачиваясь понемногу назад. Получалось трудно, он сильно разогнался и никак не мог направить верное весло к дому. Девица кричала.

Маг сообразил, что она просто орёт, а не выражает своё огорчение словами, но легче от этого не стало. Пронзительный женский голос буквально вымывал из головы соображение, а летая верхом на деревяшке, и так умом не блещешь. Стукнуть её что ли? Нет, женщин бить нельзя, кроме того сейчас она держится за весло сама, а если хлопнется в обморок, придётся магу сжимать её в объятьях как неуправляемый куль. Мало радости, да и не такой он здоровенный.

Когда внизу замелькали деревья леса, а берег реки с народом остался позади, Бравур вздохнул с облегчением: полдела сделано. Теперь вернуться в башню и ждать, пока обладатель неведомого голоса явится за добычей. Зачем только ему эта девица? На ощупь тоща, зато орлива не в меру, ну да это не его дело, у Высших Сил свои соображения.

Маг терпеливо щурился, мечтая, чтобы скорее показалась из голубых далей родная башня. Девица немного охрипла, но не перестала вопить, и надоела безмерно. Уже ночью, сам не свой от усталости он опустился на щербатые камни магического зала. Родной дом показался сейчас уютным и милым. Ноги держали с трудом, задница онемела. Девица замолкла, очутившись на тверди, но в ушах продолжало равномерно звенеть. Бравур невольно потряс головой, чтобы избавиться от назойливого звука.

Торопясь, он потащил добычу вниз по ступеням. Теперь она уже пыталась произнести что-то членораздельное, но истраченный в поднебесье голос не повиновался, принцесса лишь по-рыбьи разевала рот. Магу не хотелось вникать, он устал. Стащив девицу вниз, втолкнул её в каморку под кухней и поспешно запер дверь. Ну вот, хотя на время избавлен от докуки.

Торн, стоя в дверях, хмуро наблюдал за действиями хозяина, а у входной двери в башню маялась с узелком в руках крестьянская девушка. Бравур не сразу сообразил, кто она такая, но оглядел не без удовольствия. Вот это не худосочная дворяночка, а нормальная полнотелая женщина, к такой прижмёшься — растаешь как детский леденец.

Бравур скорбно вздохнул и махнул рукой Торну: распорядись, мол, а хозяин слишком утомлён великими делами, чтобы заботиться о пустяках. Придерживаясь рукой за стенку, он поднялся в покой и рухнул на ложе. Тело болело, как избитое, но шкодливое воображение всё рисовало и рисовало пышные формы крестьянской девицы, так что сладко заныло в животе. Маг вздохнул как застонал: ох и тяжела доля волшебника!

Глава 3

Он проснулся и с трудом разлепил глаза, а потом вытаращил их так, что заболели глазницы. Прекрасное лицо никуда не исчезло, вот только оказалось не девичьим, а эльфийским, что, впрочем, тоже было любопытно. Неужели занесло в чужие земли? Сам-то не из бессмертных, судя по тому, что пальцы нащупывают на морде криво обкромсанную шерсть бороды.

— Ты кто?

Эльф созерцал его внимательно, словно взаправду видел перед собой нечто интересное.

— Ты меня не помнишь?

— Я забываю каждый прожитый день.

Утро всегда начиналось с этой фразы, словно её кто-то в голову вставлял. Он сел на постели и осторожно огляделся. Тесная комнатушка и явно девичья — тряпочки там разные, да и постель пахнет женским. Тело ныло от сладкой истомы, похоже, ночью не только спал, но и другим чем занимался. Где же подружка?

— Девушка убежала, она тут на кухне служит, — пояснил эльф.

Он словно выжидал чего-то, сдержанный, аккуратный. Откуда взялся в бредовом пробуждении?

— Ты меня не помнишь, глаза пусты. Я не мог до конца поверить, но пожалуй, ты действительно забываешь прошедшее, Керек.

— Так меня зовут?

Керек радостно встрепенулся. Какое же счастье вот так прямо с утра обрести имя — опору в трудном неведении. Эльф степенно продолжал:

— Мы познакомились вчера, и ты снял комнату с двумя кроватями над харчевней.

— А когда я с девушкой сладил?

— Да там внизу, когда допивал пиво. Она увела тебя сюда, в свою каморку.

Керек виновато кашлянул.

— Послушай, эльф, мы, как бы, не враги? Если я что-то ляпнул с малого ума...

— Инир меня зовут. Мы, пожалуй, подружились.

Он умолк, словно надеялся пробудить воспоминания, но Керек ощущал в голове лишь загадочную пустоту. Он грустно потупился. Новый день начинался с чуда, и очень хотелось уберечь это впечатление до вечера. Инир продолжал допытываться:

— И что мы делали до того, как отыскали ночлег, ты тоже не помнишь?

— Нет...

Эльф едва заметно кивнул, пожалуй, он ничуть не рассердился.

— Вчера произошло нечто знаменательное. Дочку лендлорда прямо во время праздника похитил неизвестный маг. Расстроенный отец, когда немного успокоился, пообещал награду всякому, кто её спасёт.

— И мы подписались на это гиблое дело? — воскликнул Керек. — Настоящий маг? И я это видел?

Как же горько, когда у тебя отбирают драгоценные крохи воспоминаний, словно кто-то по кусочку съедает жизнь! Тут такое, а он может лишь жадно ловить скудные капли сказки. Эльф смотрел чуть насторожённо, словно всё ещё не верил горькой истине, но не подшучивал, это точно, да его племя, вроде, и не умеет.

— Ты распалился как костёр на ветру, всё повторял, что вдвоём мы горы свернём и добудем принцессу, точнее, ты чаще упоминал награду. Поначалу охотников набралось много, да вот никто не знал, как взяться за дело. Здешний маг стар и по слухам не очень-то искусен в ремесле, а тут ещё отъехал по делам, так что некому было указать верный путь. Одни утверждали, что раз тучу принесло с севера, туда и надо отправляться, другие же твердили, что это всего лишь хитрость, и надо искать на юге. Остальные стороны света тоже обрели немало сторонников и спор ничем не разрешился.

— Так мы идём? — робко поинтересовался Керек.

Собственное буйство его неприятно поразило. Инир едва заметно, по-эльфийски улыбнулся.

— Жених девушки ехать не может — убит горем. Придётся нам. Пора обсудить, что мы действительно собираемся делать, но думаю, раз у нас есть здесь комната, лучше поговорить в ней.

— Да!

Керек подпрыгнул на постели и лишь теперь сообразил, что совершенно раздет, но деликатный эльф уже вышел, плотно притворив дверь. Пока руки путаясь натягивали рубаху, штаны и прочее, в голове варилась каша из тех немногих истин, что изложил Инир. Керек мучительно пытался сообразить, как он сумел познакомиться с настоящим эльфом, да ещё чуть ли не начать распоряжаться его судьбой. Поверить в такую удачу было трудно. Предполагаемый поход за девицей беспокоил сейчас значительно меньше. Дело это добровольное и, коли не заладится, можно махнуть на него рукой.

Выскочив за порог Керек обнаружил, что товарищ поджидает там, чтобы проводить в собственный покойчик. Оба поднялись по нескольким скрипучим ступеням.

Комната оказалась больше и чище только что покинутой. В окошко светило солнце, кровати выглядели нетронутыми, имущество лежало на лавке. Керек присел рядом с собственной курткой. Просто она одна валялась, да и эльф не стал бы носить такую простоту.

Инир, хвала его учтивости, решил, видно, не мучить товарища заботой: какие задавать вопросы и стоит ли вообще спрашивать? Он заговорил сам.

— Ты сейчас в деньгах не нуждаешься, но судя по всему, зарабатываешь, нанимаясь, где придётся. Я в затруднительном положении и тоже не прочь продать свои услуги, так что мы вполне можем взяться за предлагаемое дело и посмотреть, что из этого выйдет. Лендлорд обеспечивает заслуживающих доверие охотников лошадьми и изрядным количеством денег.

— А, так надо ещё убедить его, что мы не свернём с дороги в ближайший кабак, чтобы пропить содержание? Разумно с его стороны, что поделаешь. Как мы уверим правителя, что знаем, куда ехать, если этого никто не ведает?

— Спросим совета у Париза.

Кереку показалось, что никогда ещё он не забывал так много за один прожитый день. Как-то скачками по кочкам пошла жизнь. Инир и тот смотрел на него с сочувствием, хотя говорят, у эльфов холодные сердца.

— Мы познакомились с ним здесь, в комнате. Это тень.

Час от часу не легче, день ото дня не светлей. Керек оробел. Он опасался привидений. Осторожно оглядевшись и ничего подозрительного не обнаружив, он уже было решил, что эльф шутит — среди людей ведь живёт, но тут в самом тёмном углу стало ещё темнее, и холодок по спине скатился к заду. Керек судорожно сглотнул.

— Это Париз, — учтиво представил эльф, словно ничего необычного в происходящем не было.

Сквозь собственный страх и сияющий дневной свет Керек разглядел неясно бледное лицо с трогательной чёлкой, заметно оттопыренные уши. Совсем мальчишка, что такого успел натворить, за какие вины его сделали тенью и обрекли на жизнь во мраке? Юность нового знакомца несколько успокоила. Хотя будь на его месте ражий мужик, что бы изменилось? Привидение оно везде привидение: ходит по ночам, пугает простых людей. Вот почему он был так красноречив, соблазняя девицу — не хотел оставаться в покое, где поселился призрак.

— Сколько же пива я вчера выпил?

— Достаточно много, — вежливо ответил эльф. — Так это хмельной напиток горячил кровь? Не он ли стирает за тобой всё, что ты прожил?

— Если бы, — вздохнул Керек. Он оживился: — Хотя теперь мы можем проверить. Сегодня я не прикоснусь к выпивке, а назавтра увидишь, забыл я всё или что-то помню. Теперь, когда у меня есть содруг...

Керек осёкся и посмотрел на жмущуюся в угол тень. Ему стало стыдно, ведь этот малый ничего скверного не сделал, даже не стонал ночью и не подглядывал за любовными играми. Постели вон не смяты, наверняка они с эльфом беседовали. Бессмертные любят возвышенные разговоры. Надо принимать судьбу, посылающую подмогу, всё равно какую.

— Теперь, когда у меня есть два друга, — твёрдо сказал Керек, — я смогу узнать, что со мной происходит. От пива это, или неведомый враг навёл заклятье.

Последнее слово как кто вложил в уста. Произнеся его, Керек подумал, что беда его тоже могла быть наказанием. Боги суровы, а колдуны мстительны, так легко разгневать любого из них. Да о чём он беспокоится? Когда рядом эльф с его верным луком и тень, умеющая заглянуть за край, добыть принцессу не подвиг, а лёгкая прогулка. Надо лишь сесть на коня и отправиться в путь.

Пальцы нащупали приятную тяжесть кошеля в потайном кармане куртки, и живот сразу запросил еды. Совещаться решили потрапезничав, а вчерашняя любезная служанка принесла еду прямо в покойчик. Керек девицу не помнил, но по умильным улыбкам сразу сообразил, в чём дело и, залихватски подмигивая, щерился в ответ. Видать, в постели он был неплох, раз его жаловали пирогами и нежными взглядами.

Эльф кушал степенно и чисто, а тень, остерегаясь выходить на свет, завистливо следила из угла за тем, как бодро исчезает угощение. Как с ней разговаривать Керек не знал, но верил, что и это наладится. Сумел же как-то пообщаться Инир.

Существа из плоти и крови выдували из себя воздух и шевелили языком, привидение этого делать не могло, но Керек вскоре убедился, что и тут нашёлся способ. Из черноты вынырнули белые ладони и начали составлять в воздухе затейливые фигуры. Примерно так общались глухонемые, коих вокруг бродило множество. Инир внимательно следил за движениями призрачных рук и тут же переводил увиденное в обычную человечью речь. Оказалось, что он постиг язык теней. Уважение к нему всё больше росло. Раньше Керек полагал, что бессмертные все как один господа важные и снисхождения чужды.

— Париз говорит, что днём ему трудно видеть, происходящее вокруг, а хитрый колдун прилетел при ясном свете солнышка, чтобы ночные существа не могли его проследить, но принёс на себе этот волшебник запах солёного моря и холод севера. На полуденном пути искать его точно не следует.

Керек зачарованно кивнул, челюсти его машинально двигались. Не оставлять же последний кусок, даже если сыт.

— Пойдём на полночь, следом за весной, — добавил эльф как бы от себя.

Керек и с ним согласился охотно. Он готов был пуститься в путь даже без коней и серебра на дорожные расходы, но Инир отличался большей рассудительностью.

Он нашёл среди своего скудного имущества шкатулочку и раскрыл её на лавке.

— Полезай в ларец от горячего солнышка.

Керек заметил на дне пожелтевшие грамотки, но сразу отвёл взгляд, чтобы эльф не подумал, что человек любопытничает чужим секретом, как это свойственно человекам. Призрак просиял лицом и со стены как будто стёрся, бумаги ему, должно быть, не помешали. Инир бережно прикрыл крышку.

— Пошли к лендлорду.

Ворота гордого замка стояли открытыми, и двое, нет трое, союзников ступили на камни двора беспрепятственно. Стража угрюмо оглядывала всех приходящих, но препон не чинила. Должно быть, здесь махнули рукой на запоры, раз птичку из клетки уже стащил залётный орёл.

Под стеной толпились иные хотельцы, но Керек и Инира пропустили раньше многих. В диковинку видно оказалась столь странная братчина. Эльф, неслышно ступая тонкой кожи сапогами, и человек, топоча грубыми подошвами, важно поднялись в хмурый залец. Кереку показалось, что смотрит на себя со стороны. Убитого горем отца друзья здесь не обнаружили, да и занемогшего жениха тоже. Сидел за столом на козлах хмурый мужчина в простой одежде. Листы дешёвой бумаги перед ним Кереку по душе не пришлись. Должно быть, записывался ранее в наёмники, и добром это не кончилось.

Инир дело изложил ясно, но тень благоразумно упоминать не стал. Призраки чаще всего чинили людям зло и беспокойство, потому доверием не пользовались. Бессмертные владеют своей волшбой и никого не удивит, если эльф сумеет выследить колдуна из эгиров. Керек слышал, да и сам добродушно полагал, что маг мага видит издали и знает наперёд.

Управляющий лендлорда не нашёл к чему придраться, и трое без особых хлопот получили мешочек серебра и коней, не самых лучших, но неплохих. Вещественные приметы признания воодушевили Керека чрезвычайно. Деньги он отдал эльфу, как наиболее благоразумному из всей компании, бегло осмотрел лошадей. Милость вельможи или его управителя простёрлась так далеко, что к сёдлам уже приторочили мешки со съестными припасами, и в путь можно было отправляться немедля.

Инир сел верхом без особой охоты, но уверенно. Керек взлетел птицей. Лёгкое сожаление вызывала оставляемая в городе любезная девушка, что наверняка готова была не одну ночь одарять своими милостями, но Керек так не привык оглядываться назад, что грустные мысли выветрились из головы задолго до того, как путники гордо выехали из ворот замка. За ними следило немало внимательных глаз. Зоркий эльф замечал соглядатаев, а Керек просто знал, что их не может не быть. Не нашлось ведь в округе второго бессмертного и остальным искателям удачи приходилось отправляться в путь наугад. Вряд ли их это радовало.

Инир впереди, за ним, подбоченясь и красуясь посадкой, Керек, у всех на виду спустились к реке и велели перевезти себя на тот берег. Паромщик, не дожидаясь других хотящих, потянул за верёвку, и скрипучий плот двинулся поперёк воды. Южный берег полнился полями и сёлами, и не слишком подходил для затеянного обмана, но Керек считал, что полезно потратить день и избавиться от тех, кто пожелал бы увязаться следом. Чем меньше охотников двинется по правильному пути, тем больше надежд окажется у компании. Эльф не возражал, лишь поглядывал с любопытством по сторонам.

Затеряться на этой равнине было нелегко, и лишь в сумерках оба всадника свернули с торной дороги и углубились в заросли. Сады уже цвели, и воздух мягко втекал в лёгкие. На ночлег остановились, когда совсем стемнело. В низинке бежал ручеёк, а в одном из сараев на берегу сохранилось немного прошлогоднего сена. Коней завели под навес, сами улеглись рядом. Инир достал шкатулку и откинул крышку. Тень вытекла наружу. Сейчас, во мгле, она казалась гораздо более осязаемой, но Керек уже привык и разглядывал без робости. Паренёк в чёрном балахоне выглядел совсем юнцом, у него даже борода не росла. Взгляд испуганный, тоскливый, волосы острижены странно. Веки чёрные, но может быть, призраку так положено.

Керек уже испытывал приязнь к новому спутнику. Вроде бы бесполезный предмет, но в случае нужды может напугать кого или слетать на разведки. Опять же есть-пить не просит, а скареда управляющий пищи выдал не так и много.

Поужинали варёным мясом и хлебом. Призрак с любопытством болтался вокруг, заглядывая во все углы, лошади фыркали на него, но пугались не слишком. Инир задумчиво созерцал ночь, прислушивался к ленивому гавканью собак в соседней деревне.

— Завтра переправимся через реку ниже по течению и отправимся на север, — сказал Керек.

Сытость настроила на общение, кроме того, он понимал, что утром опять ничего не будет помнить, и полезно сейчас договориться о грядущем дне. Эльф кивнул. Его белые волосы сияли во мраке, глаза отражали звёздный свет.

— Приметны мы очень, — продолжал Керек. — Надо было изменить внешность, пока не углубились в леса, где никому нет до нас дела.

— А как? — удивился Инир.

Военные хитрости, видно, не приходили ему в голову. Париз подлетел ближе и заинтересованно завис рядом.

— Ну мне надо бы сбрить бороду, а тебе наклеить, тогда нас точно никто не узнает.

Керек шутил, но Инир отнёсся к его словам серьёзно.

— Побрить смогу. Видел, как это делают люди, а кинжалы мои очень остры.

— Здорово!

Керек поскрёб подбородок. Собственная морда напоминала ему дешёвое одеяло с начёсом. Зеркала у него не было, но на ощупь лицо казалось не так и плохо, стоило потрудиться и избавить его от крестьянских зарослей, глядишь, девчонки ласковей смотреть будут.

— Тебе купим шляпу, чтобы спрятать волосы. У людей таких светлых не бывает, узорный кафтан плащом прикроем, а в лесу потом никто на нас смотреть не будет. Деревьев там немеряно, а люди почти не встречаются.

Мысль о том, что сквозь хмурую чащобу он поедет на пару с эльфом согревала, Керек побаивался этих гущ. Говорили, что там водятся страхи былых времён, и даже лендлорд торгует древесиной с оглядкой. Инир с Паризом ещё беседовали неслышно и почти невидимо, когда Керек сладко заснул на колючем сене.

Глава 4

Бравур крепко проспал всю ночь, но утром ему не полегчало. Копи силы или не копи, а такая дорога из кого хочешь живой дух вышибет. Вспомнив про похищенную принцессу, маг прислушался. Воплей вроде снизу не доносилось, но и от вчерашних ещё болела голова. Бравур осторожно сполз с постели. Набитый соломой тюфяк противно скрипел. Пуховые перины волшебникам не положены, размякнут ещё на пушистом, утратят сноровку. Кто всё это придумал?

Щетина кололась, когда он растирал лицо ладонями. Маги брили бороды, чтобы отличаться от простого люда и отпускали длинные волосы, чтобы на дворян тоже не походить. Идти за горячей водой на кухню не хотелось, и Бравур прошептал короткое заклинание. Щёки ожгло словно кипятком, и кожа наверняка покраснеет, но результат налицо, точнее на физиономии.

Как всегда с утра на пустой желудок он поднялся в магический зал. Совершать обряды следовало ежедневно, как в храме воды, и надо признать, обязанности тамошних жрецов были куда тяжелее. Позёвывая и растирая ноющую поясницу, Бравур расставил артефакты, начертил знаки. Предыдущие исчезали, даже если в башню не задувало стихию, видно, чтобы маг не ленился.

Приготовив всё нужное, он перевернул песочные часы и стал в середину круга, раскинув крестом руки и запрокинув лицо. Для принятия откровений следовало возноситься духом в горние выси, пить нектар волшебного знания, но Бравуру никак не удавалось оторваться от земных забот. Как он ни старался, мысли нудно возвращались к вещам обыденным: приготовит его слуга хоть что-то кроме надоевшей каши, что с ночным штормом выкинуло на берег море, позовут ли в этот раз рыбаки, чтобы укрепить магией сети или опять потащатся к этим жуликам из храма? Мысли о юных девах тоже посещали нередко, от них избавиться было особенно трудно.

Иногда казалось, что подлинных высот ремесла он так и не достигнет, пока тело не одряхлеет настолько, чтобы забыть о плотских желаниях.

Сегодня, устав от вчерашних скитаний, Бравур вообще ни о чём не думал, просто смотрел на то, как мягкий северный свет растекается по утренней земле, по глади моря. Ночью выл ветер, и в полусне казалось, что башня раскачивается от его порывов, но сейчас стихия успокоилась.

После жидкой каши, они с Торном пойдут вдоль уреза собирать всё полезное, что оставил шторм. Не магово это дело, но слуга один и немолод, да и нравилось Бравуру бродить по мокрым камням, жадно выглядывая возможную добычу. Обычно приносило траченные солью обломки древесины и куски разбившихся где-то кораблей, но случались находки и поинтереснее.

Хотя сегодня у них принцесса. Кстати, почему это Высшие Силы не дают ему указаний, что делать с ней дальше? Песочек почти выбежал, пустой желудок настойчиво зовёт к столу, голова пуста. Где тот неведомый бог, что подбил на дурное дело и ни ответственности нести не хочет, ни помочь выкрутиться?

Вот и кончился положенный час, а голос не прозвучал. Досадуя на себя и на него, маг быстро убрал орудия своего ремесла и спустился вниз.

Торн скроил особенно постную мину, отчего еда казалась ещё более отвратительной чем всегда. Даже голод озадаченно утих при виде неаппетитного месива. Бравур уныло взялся за ложку.

— Нашей пленнице ты подал то же самое?

— Она изволила швырнуть миску в дверь.

Как он умеет передать все оттенки великосветского неодобрения, ему бы в замке вельможи служить.

— Надеюсь, та девица, что мы наняли, приберёт и как-то поможет нашей гостье обустроиться. Не пыталась она бежать?

— Куда? — презрительно обронил Торн.

Действительно, вокруг башни колыхалось море, да громоздились каменные глыбы. Селение рыбаков скрывал от взгляда гористый мыс, и местность казалась дикой и пустой. Бравур с Торном прекрасно знали, что до людей по удобной тропинке всего-то полчаса пешком, но вряд ли дочка вельможи рискнула бы пуститься в путь наудачу.

— А девчонка не проговорится? — спохватился Бравур.

Вечно он упускал из виду разные мелочи.

— Я ей велел молчать, — снисходительно обронил слуга.

— А послушается?

— За обещанную подмогу всё сделает.

Бравур вздохнул. Ладно, пусть рожает. Младенца можно подкинуть бездетной чете, а девицу без довеска, глядишь, и пустят обратно в деревню. Хорошо бы конечно оставить её здесь для стряпни и прочего, но маг прекрасно знал, что искуса не выдержит. Даже тощая дочка лендлорда будила в нём жаркие желания, когда прижимал её к себе, летя верхом на весле. Женщина во всей красе спелого тела смутила бы его покой куда более основательно.

Видно судьба горькая делить кров со старым безобразным слугой, который не ввёл бы в соблазн, даже любителя мужчин.

Позавтракав, Бравур сбежал по ступеням в основание башни. Дверь в подземную келью была плотно затворена, и маг тихо проскользнул мимо. Принцессы, швыряющие куда попало тарелки с едой, не казались ему привлекательными. Он выскочил наружу, где резко пахло морем и светило солнышко. Пока Торн гремит мисками на кухне, надо пробежаться по берегу и оттащить подальше от воды то, что может смыть прибоем.

Маг поддернул повыше мантию и зашлёпал по камням старыми сапогами. Хорошие он на такое дело не надевал. Вот недурное бревно. Одному не вытащить, но и не смоет, обломок надёжно заклинило между глыбами. Дальше белела доска, и Бравур, весело прыгнув в холодную волну, подхватил добычу и выкинул на берег. Он быстро вошёл во вкус. Можно было, конечно, пустить в ход магию и управиться быстрее, но делая работу просто руками, Бравур чувствовал себя сильным, ловким и рачительным.

Он быстро двигался в сторону рыбачьей деревни. Тамошние жители тоже старались своего не упустить, и следовало успеть первым. Перебираясь через особенно большой валун, маг увидел впереди яркое пятно. Он заспешил, едва не сверзившись на осыпь. Неужели? Он так давно мечтал об этом: найти богатого утопленника с кошелём полным золота в поясной суме. Похоже, надежда сбылась. Уже видно было, что между камней застряло тело мужчины в дорогом кафтане. Шитая серебром ткань весело переливалась на солнце. Бравур залюбовался этим блеском вопреки печали происходящего. Всё же мёртвый человек достоин некоторого почтения.

Подбежав ближе, маг разглядел, что череп бедняги раскроен страшным ударом. То ли волны шарахнули со всей дури о камни, то ли мачта упала на голову. Мужчине пришлось невесело. Рана уже не кровоточила, в ней жутко белела кость.

Бравур опустился на колени в мелкую гальку, вымочив мантию, но не обратил на это внимания. Он почтительно перевернул лежащего, открыв свету всё в синяках и ссадинах лицо. Должно быть, волны таскали тело по прибрежным камням. Странно, что хоть что-то цело.

Маг устремил вожделенный взгляд к тугому поясному мешочку, уже протянул дрожащую руку, как вдруг утопленник еле слышно вздохнул и застонал, напугав незадачливого находчика едва не до судорог.

Да он жив! Бравур различал теперь и слабое биение сердца и хрипы в лёгких, куда попала вода.

Многие при такой незадаче тихо добавили бы мужику по темечку, обобрали и спихнули обратно в воду, но Бравур так поступить не мог. Мало того, что за волшебником всегда приглядывают собратья по цеху, так и сам он не способен загубить беспомощного человека, да и обчистить тоже. Один расклад взять у мёртвого — ему не надо, другое дело ограбить живого. Бравур стащил шейный платок раненого лишь затем, чтобы, сполоснув тряпку, перевязать разбитую голову. Он нашептал нужное заклинание, но и без него видел, что неизвестный пока не собирается присоединяться к своим родичам в лучшем мире. Воды он наглотался не так чтобы много, да и сердце билось ровно и достаточно сильно.

Не тратя больше времени на пустые хлопоты, маг взвалил утопленника на плечи и потащил к башне. Оказалось не так и тяжело. Бедняга иногда стонал и кашлял, но в сознание не приходил.

Обогнув последнюю осыпь, Бравур увидел девицу, полоскавшую в воде какие-то тряпки. Оглянувшись, она всполошилась и заметалась, не зная, что делать. Напугало её появление колдуна или его необычная находка, разбираться было некогда.

— Давай, помогай! — сурово велел Бравур, и девица тотчас кинулась к нему, так что спелая грудь запрыгала, грозя порвать рубашку.

Стоит ли удивляться, что кто-то не устоял? Несмотря на усталость и искреннюю тревогу за подопечного, маг прикипел взглядом к соблазнительному зрелищу, споткнулся и едва не пропахал носом прибрежные камни.

— Да не ко мне беги, а наверх в покой! — выговорил он рыбачке.

Она послушно повернулась и припустила обратно к башне, теперь перед потрясённым взором несчастного мага подпрыгивали пухлые ягодицы. Подмокшая юбка облепила их просто вызывающе. Бравур застонал, вторя раненому.

На полутёмной лестнице пришлось трудно, и он отвлёкся от неподобающий мыслей. Бодро колотя подошвами по ступеням, вскарабкался к покою. Девица уже расправила скудную постель и сноровисто помогла сгрузить добычу. Не такой неловкой она оказалась, да и силой боги не обидели.

Бравур старался смотреть только на раненого. Теперь он мог оказать ему существенную помощь. Руки быстро находили нужные пузырьки, в покое запахло кисло и горько. Рана скрылась под удобной повязкой.

— Давай-ка его разденем, — предложил Бравур.

Пришлось повозиться. Пояс вместе с кошелём он отложил на край постели. Резать дорогой кафтан рука не поднялась, пришлось терпеливо стаскивать целым. В карманах оказалось пусто, и маг вручил его девице — отмыть. Когда она ушла, призадумался. Рубаху и штаны тоже следовало снять — простынет в мокром. Не рассердится, наверное, о его же благе забота. Освободив раненого от остатков одежды, Бравур укрыл его потеплее и положил вещи на лавку. Девица потом заберёт и постирает.

Тугой поясной мешочек манил взгляд, и маг не устоял. С трудом развязав заскорузлые ремешки, заглянул в приятно звякнувшие глубины. Золотые монеты сияли нежно и завлекательно, вводили почти в такой же соблазн, как женские прелести. Бравур с тяжким вздохом завязал кошель и спрятал вместе с поясом в потайной шкафчик, где хранил яды. Очнётся незваный гость — получит своё добро обратно, а пока нужно его поберечь.

Исполнив обязанности лекаря и камердинера, Бравур наконец-то получил возможность поразмыслить. Загадка, которую принёс в дом этот мужчина, никак не хотела решаться. Кто он такой? О людях можно много, почти всё сказать по внешнему виду. Прежде маг не затрудняясь определял, с кем имеет дело, но теперь пребывал в растерянности. Он не присматривался намеренно к спасённому, пока оборонял его жизнь и здоровье, но заметить успел довольно много.

Острижен мужчина коротко, как под шлем, но ладони не жёсткие присущие воинам, я мягкие, ухоженные, на пальцах золотые кольца. Дворянин? Все дворяне неустанно упражняются с оружием, и это оставляет следы. Даже от долго пребывания в воде кожа не могла так размякнуть, да и лицо выбрито чисто, значит, в море он оказался недавно. Купец? Закон не позволяет торговым людям носить такую богатую одежду, даже их жёны одеваются скромно. Картина не складывалась из кусочков мозаики, словно в корзину попали стёклышки от другого витража.

Оставив раненого в покое, а себя в недоумении, маг спустился на свежий воздух. Он подумал, что в горячке происходящего мог не заметить каких-то мелочей и решил заново осмотреть берег, а заодно дойти да острого мыса, на котором заканчивались его владения.

Девица старалась у воды, трудолюбиво оттопырив зад. Пришлось сделать над собой усилие и устремить взор в морскую даль.

— Постирай ещё его штаны и рубаху, — добродетельно произнёс Бравур. — Да бережнее, небось, и в руках не держала такую тонкую ткань.

Девица кивнула. Хорошая она, молчит всё.

Рыбаки зайти за мыс не посмели, остерегались всё же мага, и Бравур смог детально обшарить мокрые камни и вялую полосу прибоя. Золотишко нигде не блестело, не лежали, дожидаясь помощи, другие утопленники, несколько досок болталось на пляже по соседству, но слишком старых, чтобы служить свидетельствами недавнего крушения.

Бравур дошёл до пограничных камней и повернул обратно. Если бы неподалёку затонул корабль, наверняка к берегу принесло бы не только знатного пассажира. По опыту жизни на побережье маг знал, что море не способно всё утянуть к себе на дно, люди обязательно находят обломки такелажа или бочонки с припасами, вещи и погибших. Хоть что-то должно было прибить волнами.

Возле расселины, в которой застряло тело, Бравур остановился. На камнях не осталось пятен крови или прилипших светлых волос, вообще никаких следов пусть краткого, но присутствия человека. Маг поддёрнул подол облачения и ступил в воду. Здесь было по колено. Волны покачивались, тыкались в берег как слепые котята в брюхо кошки. Здесь тоже ничего не виднелось, только блестели камешки на дне, куда более яркие, чем на берегу. Мимолётное волшебство.

Бравур уже повернулся, чтобы уходить, когда некая несуразность привлекала его внимание. Помимо камешков на дне лежал предмет. Изрядно вымокнув, маг извлёк его на воздух. Чей-то оберег из потемневшего металла. Кривовато сделанная звезда, в один из лучиков которой мастер вделал тусклый камешек. Не самоцвет, а просто кусочек породы, из тех, что валяются в пыли под ногами. Цепочка, такая же грубая и непритязательная как подвеска, тоже из позеленевшей меди. Чудо что она удержалась в ушке, а не стекла в море вслед за порванным звеном.

Ну и что это? Представить, что богатый мужчина весь в серебре и золоте и с полным мешком монет у пояса мог носить этот оберег, Бравур не мог. Да и вещь неприметная, скорее всего, очутилась здесь раньше вчерашнего шторма. Маг бы никогда не заметил её, не вглядывайся так прилежно в волны. Ходил здесь многажды, так ведь за топливом, а не высматривая всякую мелочь. Он хотел бросить амулет обратно в воду, но из рачительности, привитой всё же занудой Торном, обмотал вокруг пояска порванную цепочку и сунул подвеску под приметный камень на берегу. Пусть лежит. Доход не приносит, но есть-пить не просит.

Он повернул назад. Надо и другую сторону залива осмотреть, а Торн застрял на кухне, словно мытьё единственной миски могли отнимать так много времени. Бравур прибавил шагу. Он уже добрался до подножия башни, которая этим тихим тёплым утром не казалась такой мрачной, когда дверь, и так притворённая неплотно, распахнулась, словно от удара изнутри. Другая, в подземную каморку была открыта, а принцесса стояла на пороге и глаза её сверкали из-под целомудренного платка.

Бравур, как многие мужчины не любил женских слёз, терялся что ли, чувствовал себя неловким чудовищем, даже если и не сам их вызвал, но вполне готов был утешить рыдающую девицу, случись в том нужда. По вчерашнему предполагал, что прольётся их море, но свирепый огонёк в милых глазках оказался для него неожиданным. А ведь следовало задуматься, когда дочка лендлорда разбила миску о дверь, и второй раз, когда Торн так долго мыл уцелевшую.

Маг замер в неловкой позе на самом урезе воды.

— Ты меня похитил! — воскликнула девица и не сдерживаемые слёзы звенели в её голосе, а крепкая сталь.

От вчерашних воплей голос охрип, но источал нерастраченную злость. Она широко шагнула за порог, не утруждая себя вельможными манерами. Худая невеликая ростом принцесса, тем не менее, устрашила мага и заставила попятиться. Привычка повелевать всеми вокруг изживается с трудом, а лендлорд, похоже, баловал дочку как мог.

— Немедленно верни обратно и посмей только опять тащить по воздуху поднебесья! Я требую, чтобы меня доставили домой со всеми почестями, положенными девице моего рода. Отец тебя уничтожит, если этого не сделаешь. Мой жених приведёт войско и разрушит твою мерзкую башню до начального камня!

Ну последний-то, надо полагать, огорчён несильно, и если приведёт войско в нужное место, то по чистой случайности. Как некрепко этот юноша держится за любимую невесту, Бравур понял ещё вчера. Теперь сообразил — почему. Он бы на месте жениха тоже не спешил под венец. Богатство и положение это хорошо, но целая голова дороже, а она недолго такой останется, если принцесса войдёт во гнев.

Отступать не хотелось, как и возвращаться снова на дважды уже истоптанный берег. Бравур пошёл на хитрость, и когда настырная девица подошла слишком близко, прыгнул в прибой.

День расходился, и над морем посвежело, принцесса попятилась от холодных брызг. Маг сообразил, что даже имени её не знает, а ведь надо как-то обратиться, увещевая.

— Я местный волшебник, — сказал он веско, хотя и сознавал, что не очень убедителен, стоя по колено в морской воде. — Как твоё имя, благородная девица?

— Лия! — сказала, как выплюнула, она. — Если ты меня не знаешь, то может другую похитить хотел?

Простой вопрос озадачил Бравура чрезвычайно. А ведь и верно таинственный голос назвал город, замок, лендлорда, но не имя девушки. Что если у того вельможи этих дочек целая дюжина? Может потому и замолк заказчик, что начинающий маг провалил важное поручение и приволок совсем не то, что велели.

— Ну, — сказал он, невольно переступая, потому что ноги начали мёрзнуть. — Ты ведь дочь своего отца. Этого вполне довольно.

— А мне — нет! — заявила принцесса.

В воду она не полезла, нашла способ получше. Бравур не сразу сообразил, зачем она наклоняется, и опомнился только, когда в него полетел камень. Маг увернулся, но далось это нелегко, а девица уже трудолюбиво потянулась за следующим.

Чувствуя, что ничего он тут поделать не может, Бравур подобрав подол мантии, зашлёпал по воде к башне. Эта уловка позволила ему отдалиться от разъярённой особы, но зато ограничила обзор. Очередной камень ударил в плечо. Слабая женская рука не смогла бросить сильно, тем не менее, боль прошила до пят. Бравур споткнулся и едва не сунулся в воду носом. Он хотел заскочить в дверь башни и запереть её изнутри, но принцесса оказалась ближе ко входу и проворнее. Пришлось мчаться дальше. Промелькнуло круглое удивлённое лицо новой служанки, но маг не рискнул останавливаться.

Он забежал за угол башни, на время обезопасив себя, таким образом, от града камней и смог выбраться из воды. Утешаясь тем, что всё равно собирался прогуляться в эту сторону, Бравур побежал вдоль уреза. Мокрая мантия неприятно хлестал по озябшим ногам.

Вот ведь стерва! Лучше бы рыдала, а так выгнала его из собственного дома, и что теперь делать, неизвестно. Можно, конечно, пустить в ход магию, но Бравур чувствовал, что спасёт таким способом ситуацию, но не лицо. Как всё нескладно получилось. Что если голос, узрев предмет своих стремлений, понял, что совершил роковую ошибку и предпочёл исчезнуть в неизвестном направлении, а его, мага, оставил расхлёбывать кашу?

Вот и голод некстати разыгрался, услышав знакомое слово. Сейчас бы уже тратил нагулянный аппетит на очередную порцию гнусного варева Торна, а так впереди только трудности вместо обеда. Вот ведь не повезло. И почему в сказках принцессы всегда прекрасны лицом, телом и душой?

Бравур шагал по берегу, рассеянно подбирая мало-мальски нужное добро и пытаясь придумать, что ему теперь делать. Не драться же, в самом деле, с женщиной, да и неизвестно ещё кто одержит верх, дойди дело до такого неприличия. Может, если погулять подольше девица остынет? Каша, правда, тоже, но это меньшее из зол.

Глава 5

Проснувшись на чуть прелом сене, он не успел даже растравить себя обычными словами. Едва открыл глаза, как тут же получил имя и краткий пересказ событий последних дней. Эльф оказался молодцом. Кереку словно надежду влили в душу, а не сведения в уши. Утро занялось ясное, драгоценно сверкала обильная роса. Тень торчала в тёмном углу, грустно глядя на свет, словно хотела выйти в сияние солнечных лучей, но страшилась истаять, как мимолётная ночная влага.

— Не кручинься, — посочувствовал Керек. — С нами надёжно будешь. Ты наш товарищ теперь, не выдадим.

— Он голоден, — тихо объяснил эльф. — Питается светом и страшится его, потому что испытывает нестерпимую боль.

— Эка не свезло парню! — расстроился Керек.

Он представил, каково это, когда каждый кусок пищи ежом проходит по пищеводу. А если в женских объятьях вместо сладости — боль? Ужасно! Кто же так жестоко парня наказал и за что? Полезнее, конечно, думать, кто и за что наказал его, Керека, но свои беды сейчас выглядели пустячными.

Тень робко выплыла на слабый утренний свет и сразу налилась фиолетовым. Судорога скрутила несчастного паренька. Кереку почудилось, что дым повалил, и сейчас бедолага вознесётся к небесам, где к нему, может быть, отнесутся добрее. Инир поспешно подставил шкатулку, и тень буквально упала в её спасительное нутро. Стукнула, захлопнувшись, крышка.

— Пора в путь, — сказал эльф.

Долго ли коротко ехали, но открылась вчерашняя река. Кони стали. Другой берег казался далёким. Вода довольно резво бежала мимо, закручиваясь на стремнинах. Намерение переправиться через неё казалось сейчас не таким разумным, как вчера, но Керек понимал, что наверняка сам это предложил.

Здесь вплотную подступил лес, и селений не было. Следовало решаться. Эльф удивлённо оглянулся, и Керек решительно толкнул коленями своего коня. Вперёд так вперёд. Там видно будет. Лошади умеют плавать, а способен ли на это беспамятный всадник выяснится в ближайшее время.

Когда волна скрыла конское брюхо, Инир соскользнул с седла и поплыл рядом. Он придерживался одной рукой за повод, но скорее, чтобы лошадь не тревожилась и чувствовала себя увереннее, а не страшась потока. Керек решил, что метод неплох.

Река оказалась по-весеннему холодна и жадно облепила тело, норовя высосать последнее тепло. Течение сносило, но Керек благоразумно плыл выше коня, чтобы, если что, прибиться к нему. Оказалось, не так и сложно. Голова забыла, а руки помнили, что надо делать и уверенно отгребали назад неуютную воду. Вот и берег заметно вырос, воткнулся в небо вершинками дерёв. Конь уцепился копытами за дно и рванул, так что пришлось крепко схватиться за луку седла.

Эльф прямо на лошадиную спину рыбкой выскользнул из воды, и Керек из кожи вылез, чтобы не отстать от товарища.

Отпустили его неохотно, и тело показалось непомерно тяжёлым, но преграда, так страшившая до, взбодрила после. Кровь забегала горячо, восстал дух, и потянуло гордо мчаться к цели, не обращая внимания на препоны.

Оглушение прошло быстро. Эльф остановил коня, едва выбрались на сушу, и вгляделся в хмурое нутро чащи. Лес словно выжидал. Вот так и морда зверя кажется милой и пушистой, пока не разверзнется алой пастью с частоколом зубов.

— Что-то неправильно? — спросил Керек.

Потихоньку пробирала дрожь, но не зловещий лес был тому причиной, а холодная речная вода.

— Поехали, надо согреться, — коротко сказал Инир.

Следом за ним Керек втянулся под полог деревьев. Здесь ещё сохранились сумерки, и кусты тут же начали делиться непросохшей росой. Зря старались. Мокрее он уже не станет.

Инир словно знал, куда надо двигаться, и действительно вскоре деревья расступились, открыв поляну, заросшую высокой золотистой травой.

— Сделаем привал, — предложил эльф.

Керек охотно согласился. Он полагал, что ехать на полночь мокрым до последней нитки не самая благоразумная затея. Солнышко уже поднялось. Раздевшись и расстелив на траве вещи, Керек почувствовал, что согревается. Эльф обошёлся так, его куртка и штаны, казалось, вообще не впитали влаги.

Уютно устроившись возле поваленного дерева, путники закусили припасами от щедрот лендлорда или точнее, его управляющего. Сытость и ласковое тепло привели в благодушное настроение. Керек спросил:

— Послушай, а зачем вообще похищают принцесс? Кому какая от этого выгода?

— Любовь, — неуверенно произнёс эльф.

— Ой, да не верю я в это! Любовь придумали затем, чтобы бродячим певцам было о чём драть глотки, а девицам вздыхать, пока не выдадут замуж.

Инир рассудительно перечислил:

— Ну, может быть кому-то выгодно отсрочить свадьбу, или освободить место для другого наследника, или просто всполошить всех и отвлечь от события которое должно пройти незамеченным.

— Здорово! — уважительно покивал Керек. — А в нашем случае что подозревать? Ты ведь, наверное, думал об этом?

— Да и с тенью потолковал. Трудно сказать. Принцесса Лия не наследница, таковым будет её отпрыск мужского пола, коли он родится. У лендлорда был сын, старше дочери, но в давние времена подался за море и там сгинул. Отец и сердился, и готов был простить, но парень так и не возвратился домой. Права его законны до сих пор, если надумает их предъявить. Быть может, кто-то знает, где находится принц и не прочь с ним разделаться, или напротив, держит его руку, для верности отсрочив появление на свет другого претендента.

— Как сложно.

— Политика, — вздохнул эльф. — У вас, как и у нас, дело это тёмное.

Ясное лицо его помрачнело. Керек подумал, что бессмертные спроста свой лес не покидают, наверняка и здесь тайна, вот только соваться в неё не следует. Великое счастье с таким спутником делить хлеб и дорогу, но чтобы не завелось между ними ссоры, надо отринуть любопытство, да и невелика радость узнать что-то и за ночь забыть.

— Так эгир мог и не для себя похитить чужую невесту?

— Им не положено жениться. Скорее всего, для другого человека или нечеловека, или по его просьбе.

— Или приказу, — закончил Керек.

Он мало что знал о цехе колдунов, вряд ли с ними и встречался.

— Может и намеренно вышло, что местный маг как раз случился в отъезде. Не верю я волшебникам.

— Так им никто не верит.

Одежда подсохла, а день разгулялся. Содруги сели на коней и медленно поехали лесом. Дорогу, что вела к городу, они пересекли ещё у берега, а чем дальше, тем дремучей становилась чаща. Керек частенько ночевал в ближайшей роще, чтобы пробудившись не попасть впросак, но ничего подобного видеть ему не доводилось. Обитаемые места лежали совсем рядом, а тут словно никто никогда не ступал: ни зверь, ни человек. Могучие дерева стояли тихо, лишь наверху шумела листва, в корнях росли диковинные грибы. Трава совсем исчезла, любит она, зелёная, вольный ветер, и пахло странно и как-то осязаемо, что ли. Казалось, здешний воздух способен насытить, а если и отравить между делом, то необидно, по-свойски.

Инир поглядывал по сторонам, но тревоги пока не выказывал. Лошади ступали осторожно. Обе были караковой масти и в этом сумрачном мире, пронзённом редкими лучами света, выглядели на редкость уместно.

— Душновато, — сообщил Керек.

Молчать наскучило, и тишина угнетала, кони и то ступали бесшумно, разве что иногда копыто било в корень, чавкали раздавленные грибы. Эльф оглянулся, и Керека поразили его глаза, они словно сияние излучали, заметное в этом полумраке. Странно. В сарае ничего такого не мерещилось.

— Здесь безопасно, — мягко сказал Инир. — Звери и те почти не водятся.

— Мы так и поедем до самого этого севера? — спросил Керек, радуясь беседе.

Новое слово ему тоже нравилось. Кто бы ни придумал названия для сторон земли, сделал это правильно. У всего должны быть имена.

— Не кручинься, скоро лес станет веселей, а опасностей больше.

Бессмертный точно в воду глядел, где судьба написана, да не сказана и замутиться может. Ещё не начало солнце к вечеру краснеть, как потянуло прохладой, заурчало впереди, и перегородил путь тёмный, как ночь овраг. На дне слышно бежал ручей или даже небольшая речка.

Керек обучен был правильно и в дороге воды не пил, да и другого тоже, но говор весёлых струй пробудил упрятанную до поры жажду. Как только спуститься? Пешему круча не помеха, а конному преграда. Инир тянул носом идущий снизу воздух и мрачнел на глазах.

— Объедем кругом, — сказал он.

— Может, сойдём ненадолго? Вроде не так и глубоко. Да и коней напоить где-то надо.

— Если найдём пологое место.

Лошади беспокоились: пофыркивали и прядали ушами, наверное, их тоже манил сладкий зов лесного ручья, но с эльфом Керек и не подумал спорить. Двинулись вдоль оврага. Солнце теперь грело спину, почему-то казалось, что не смеет оно заглядывать вниз, как будто там слишком сыро для его лучей, и они просто погаснут.

Что за мысли появляются в голове? Чересчур красные для простого наёмника. От эльфа заразился поэтичностью?

— Инир, а ты стихи пишешь?

— Пишу, — ответил бессмертный, — но вслух же их не читаю.

Не успел Керек оценить силу этого довода, как кони шарахнулись, испуганно ржанув, и замелькали ветки, норовя хрястнуть по морде. Безумный галоп понёс через лес, и Керек едва успел приникнуть к чёрной гриве, как над головой пронесло особенно мощный сук. Одно упущенное мгновение, и конь дальше бежал бы без всадника.

— Что это? — крикнул Керек, вжимаясь лицом в жёсткий волос.

Холод облепил тело, словно он едва вылез из реки. Страх пробрал сильнее сквозняка. Керек хотел остановить лошадь, но чутьё подсказывало, что нельзя, что если и есть надежда ускакать от беды, так на конских копытах, а не на своих двоих. Инир не ответил, ему тоже приходилось нелегко, но всё же он пытался хоть как-то направлять свою лошадь, вторая тянулась следом, и так оба всадника хоть сохраняли головы на плечах и коленки на правильном месте.

Керек почти освоился с нежданным приключением, когда ужас пробил до самых пят, и что-то чёрное как рваная попона метнулось снизу из оврага, закрыло белый свет. Конь наддал, едва не врезавшись в лошадь Инира. Каким-то чудом маленькая кавалькада пронеслась между могучих стволов и вырвалась на прогалину. Ручей растёкся здесь болотцем, весело зеленела травка.

Эльф жестоко рванув ремень направил своего скакуна поперёк воды, полетели прозрачные брызги и ошмётки тины. Лошадь Керека повернула следом, он с трудом удержался в седле. В морду принесло что-то влажное, на мгновение залепило глаза, но сразу стекло, так хлестал в лицо воздух. Он казался здесь густым, и мчались как сквозь редкую воду, задыхаясь. В бороде застряло склизкое, и Керек ощущал неодолимое желание смыть это, убрать, но впереди вырастал новый косогор, и руки требовались, чтобы удержаться в седле.

Кони с натугой взяли склон. Здесь оказалось светлее, солнечные лучи пронзали корявый редкий лес, и страх отступил, словно и не было его.

Когда взобрались на кручу, Керек вздохнул, наконец, полной грудью. Ему всё ещё казалось, что вся огромная змея оврага была налита чем-то мерзким и прилипчивым. Он оглянулся и заметил чёрные как сажа мазки на крупе коня и полах своей куртки. Что за беда? Неужели та попона успела заляпать его, как это делают ребятишки в детской игре?

Керек не успел додумать эту мысль. Его оглушила другая. Словно наяву он увидел себя ребёнком бегущим по берегу реки. Вокруг резвились дети, кричали, гонялись друг за другом. Вместе с картинкой нахлынуло ощущение беззаботной радости, которая бывает только, когда ты совсем мал. Солнце стояло высоко, и на реке серебрились блики, хотелось зажмуриться и чихнуть. Керек забежал в тёплую волну, песок нежно проваливался под босыми ступнями. Что-то кричали, кажется, ему. Он начал оборачиваться и сразу вывалился обратно в реальный мир.

Вокруг покачивался всё тот же лес, впереди то темнея, то светлея мелькала фигура всадника в узорчатом кафтане. Керек прокашлялся, чтобы окликнуть товарища.

— Инир!

Эльф оглянулся и натянул повод. Лошадь послушалась охотно, она вся была мокрая, но уже успокоилась. Керек подъехал ближе и молча указал на пятна. О внезапно всплывшем в голове воспоминании говорить пока не хотел, боялся, что оно улетит без следа, если произнести хоть слово.

Инир проворно спрыгнул наземь и осмотрел чёрные мазки, стараясь к ним не прикасаться.

— Раздевайся! — велел он.

— Что-то часто приходится это делать, а почитай ещё и не отъехали от замка, — проворчал Керек, послушно спешиваясь и стаскивая кафтан.

Эльф начал шептать над пятнами, затем нарвал листьев и вытер чёрное. Звонкая как вода на перекате речь, казалось, раздвигает сумрачность леса. Керек озабоченно оглядывал лошадей. Скверно вышло. Хотели напоить их в ручье, искупать, а пришлось скакать насквозь. Надо хоть травы найти, обтереть потные бока и спины.

Инир закончил колдовство, но выглядел озабоченным.

Место для ночлега нашли, когда солнце уже опустилось совсем низко и косые лучи с трудом пробивались в чащу. Крохотная проплешина примостилась на бережке ямы. На дне сохранилось от последнего дождя немного воды, настоянной на опавших листьях, коричневой, но вкусной. Кони от неё не отказались, да и Керек хлебнул.

Пока обихаживали лошадей, совсем стемнело. Эльф набрал сучьев и развёл крохотный костерок. У человека такой маленький вообще бы не выжил. Посидели молча, закутавшись в одеяла, есть не хотелось. Тишина леса обступила со всех сторон, и отгоняло её лишь пофыркивание коней, щипавших скудную травку и тот особый ни с чем не сравнимый шелест, с каким жёсткие хвосты обмахивают бока.

— Что это было? — спросил Керек.

— Не знаю, как люди это называют. Я думал, их нет больше в лесных чащах, да ещё таких, что нападают днём.

— Магия?

— Старая нежить, из былых времён, когда всё в мире текло по-другому.

— Ты помнишь?

— Рассказывали.

Разговор заглох. Судя по мрачному виду эльфа, встреча сулила последствия, и ничего ещё не кончилось. Керек зажмурился, словно это могло помочь, и попытался вновь увидеть ту картинку из детства, где он бегал беззаботный по берегу неведомой реки. Удалось без труда, и хотя он не понял, город рядом или селение, и к какому племени принадлежит сам и его товарищи, одетые по всеобщему обычаю в прилаженные кое-как обноски взрослых, но крохотный кусочек счастья из неведомого прошлого согрел лучше одеяла.

— Инир! — попросил Керек. — Тебе не до меня, но хочу рассказать, а ты напомни завтра, когда я опять всё забуду.

Эльф поднял голову. Волосы его лежали аккуратно, несмотря на бешеную скачку и прочие неприятности. Керек пригладил собственные спутанные кудри, хотелось придать себе добропорядочный вид ради важности этого разговора. Начать оказалось трудно, хотя так прост был кусочек детства, так ясен, но Инир слушал внимательно, и речь полилась красно, словно учили говорить в приличном месте, а не в лагере наёмников.

Керек умолк, и тишина опять обступила, будто внимательно слушала. Инир вновь отодвинул её за пределы светлого круга:

— А знаешь, если некое божество или злой колдун наказали тебя за скверное деяние, то вероятно, они готовы вернуть память, если искупишь свершённое.

— То есть у меня есть надежда всё вспомнить?

— Кто знает? Ты отправился в трудный путь ради правого дела, не устрашился первой опасности. Видимо, тебе дают понять, что выбрал верную дорогу и приведёт она не только к подвигу, но и собственному прошлому.

— Ты мне завтра обо всём этом расскажешь?

Эльф оживился, мрак заботы сошёл с его лица.

— Я запомнил и расскажу, но если завтра утром ты проснёшься с этим детским воспоминанием, это будет означать, что скоро вернётся всё прошлое. Не сразу, но вернётся!

Керек почувствовал, как в глазах закипают слёзы.

— Инир! — воскликнул он. — Я пустился в это предприятие, чтобы заработать денег, найти занятие и не потерять хорошего товарища, но теперь, если я и, правда, не забуду ту детскую игру на речном берегу, то горы сверну и на другое место переставлю, но пройду весь путь и добуду принцессу и верну жениху, как бы он не сопротивлялся, а занемог-то он, судя по всему, не от горячей любви.

— Вот это верно! — воскликнул в ответ эльф.

Он тоже выглядел разгорячённым и взволнованным, хотя Кереку показалось, что растревожили его свои тайны, но что если так совпало, и путь вперёд нужен равно обоим? Тогда они пройдут его плечом к плечу, и каждый получит в конце свой главный приз, даже если принцесса достанется жениху. Да и кому она нужна эта принцесса, когда в каждом городе и селении найдутся любезные девицы ещё красивее спесивой дочки лендлорда?

Тень, болталась неподалёку, внимательно слушала и даже кивала, словно одобряя происходящее. Керек, воспринимавший ненавязчивого спутника как эльфийскую причуду, подумал, что ведь когда-то это был живой человек, и у него тоже сохранились заботы, и надо подружиться, хоть и видятся лишь по ночам и разговаривать могут, размахивая в воздухе руками. Впрочем, слышать-то он, кажется, слышит, и часовой хороший. На этом благом намерении Керек заснул.

Глава 6

Бравур честно проделал весь путь до другого края залива, закрепил всё, что могли смыть волны и побрёл обратно. Голод настойчиво терзал внутренности. Маг разжился горстью ракушек в груде выброшенных на берег водорослей, но молодое натруженное тело требовало большего.

Подходя к башне, Бравур подобрал несколько древесных обломков, старательно внушая себе, что это для очага, а не ради защиты от новых камней.

Торн угрюмо перетаскивал под стены куски ствола разбитого штормом. На хозяина глянул без приязни, но Бравур давно привык.

— Где юная особа? — спросил осторожно.

— Которая? — ворчливо отозвался слуга. — Их там теперь две. Хорошо хоть эта молодка из деревни сумела утихомирить барыню, теперь она скорбит, но не дерётся.

Надо же, пожалуй, рыбачка внушила старику долю симпатии, а то не назвал бы её молодкой, ведь так обращались к замужним. Просто небывалый всплеск учтивости. Хорошо, что пришла в голову эта удачная мысль привести в дом одну женщину для умягчения нрава другой. Будь они ровней — ничего бы не вышло, а так крупная телом простая девица не казалась принцессе соперницей, но вот наперсницей стать могла. Бравур подивился собственным дипломатическим способностям. Молодец он, угадал с противоядием.

Внутри башни плавал незнакомый аромат. Помня, что покой отдан раненому незнакомцу, маг тихо прокрался в кухню, откуда и пахло. Рыбачка степенно хозяйничала у плиты и показалась прекрасной. Разгорячённая огнём, вкусно благоухающая готовкой она выглядела богиней всех земель, зачем-то вселившейся в ладное тело человеческой женщины. Почудилось, что лежит мир в её добрых объятьях как пухлый спящий младенец. Керек устыдился того, что даже имени девицы до сих пор не спросил. Ну оступилась она немного, так ведь человек, не бог. Как знать, вдруг обидчик усовестится и возьмёт за себя. Не придётся тогда родное дитя на сторону отдавать.

— Как тебя зовут? — спросил Бравур, подходя ближе.

Хорошо, что запах еды перекрывал аромат горячего тела, а голод отчасти отодвигал в сторону другие желания.

— Авита, — тихо произнесла, словно выдохнула она, поспешно пряча под фартук раскрасневшиеся ладони — извечный жест женщины простого звания перед верхним.

Керек невольно устыдился её робости и опущенных глаз. Велика между ними разница? Маленьким он бегал в такой же холщёвой рубашонке, как и крестьянские дети, а у матери водилось в хозяйстве всего одно нарядное платье.

— Не кручинься, Авита, — сказал он ласково. — Помогу тебе, чем смогу. Плод травить не станем, но как-нибудь уладим это непростое дело.

Она на мгновение вскинула взгляд. Глаза оказались голубыми с серым отливом, как северное море.

— Я не того хотела, светлый маг. Не погубить младенца, а сыскать мужчину, что в любви клялся, хотя узнать кто он, раз не судьба нам быть вместе.

— Так ты не знаешь? — изумился Бравур.

— Нездешний он был и носил личину. Ты поешь вначале. На пустой живот и речи несерьезны.

Ох, как кстати это прозвучало! До чего же разумная женщина. Маг споро уселся за столик в уголке, где обедал обычно Торн. Беспокоить раненого не было нужды, пока слуга возится снаружи. Девица подала кашу в добела отмытой миске, положила непривычно светлую ложку, и Бравур подумал, что прислужник его всё-таки неряха, но так, мимоходом. Варево исходило сытным запахом рыбы и разомлевшего зерна и не требовало такой приправы как голод. Маг схватил ложку и заработал ей, как гребец веслом, челюсти заскрипели от приятной натуги.

Миска опустела, сытость угнездилась в животе, тёплой волной разошлась по телу, расправила крылья подобревшая душа. Так редко доставалась магу радость хорошо поесть, что он даже забыл на время о неприятностях, свалившихся на его дом. Авита напомнила.

Пока он ел, девица неслышно ходила по кухне, что-то поправляя, что-то отчищая, словно добрый дух, из тех, что волшебники зовут иногда себе на помощь. Когда закончил, убрала опустошённую, едва не вылизанную миску и поставила кружку с приятно пахнущим отваром. Сладкая травка и ягоды, где только нашла? Бравур отхлебнул и поглядел на Авиту с умилением. Вот бы она всегда здесь жила, а той, другой, не было.

Девушка словно мысли прочитала.

— Знатная госпожа очень сердилась, грозила силу несметную призвать на выручку, но кажется мне, что не знает никто, где её искать.

— Очень на это рассчитываю, — ответил Бравур, хотя вообще-то надеялся, что голос объявится во плоти и возьмёт эту заботу на себя.

— Я сказала ей, что жилья людского близко нет, а лодки рыбачьи если и ходят в прибрежных водах, то к башне подплывать боятся. Неправда это, плохо обманывать, но могла она наделать беды и себе, и тебе.

— Ты разумно поступила, и присядь, мне легче беседовать будет.

Бравур спохватился, что новая служанка в тягости и надо её поберечь. Его мать чуть не постоянно ходила беременная, детишек в семье накопилась целая орава. Родители рады были спихнуть хоть одного отпрыска магам. Взгрустнулось вдруг по родному дому, но так слегка.

— Я не собираюсь чинить принцессе Лие вреда, да и не моего ума это дело, понимаешь?

Авита степенно кивнула и осторожно опустилась на край табурета. Странно в ней сочетались робость и отвага, порывистость и основательность.

— Твой слуга сердился, но я взяла вещи из покоя и устроила комнатку внизу, чтобы там было уютнее. Коврик, стулья, одеяло.

Видимо, практически все ценные пожитки мага перекочевали в подвальную конурку, он не переживал: последние штаны бы отдал за тишину и покой вокруг. Он бы охотно предоставил гостье помещение получше нижнего, но в башне и всего-то имелись две зальцы: одна для обрядов, другая для составления зелий и прочего. В покое же, где маг обычно отдыхал, сейчас лежал в беспамятстве незнакомец, подобранный на берегу.

Бравур хотел сходить, проверить, как он жив, но Авита опять угадала и произнесла быстро:

— Спит тот человек или в беспамятстве, лишь стонет иногда, но я входила тихо, его не тревожила.

Надо же, а ведь вначале показалась она бестолковой распустёхой, или просто ничего иного помыслить не мог, зная ей несчастье? Что же за негодник такую ладную девицу соблазнил? Поди на кого попало бы не клюнула.

У мага кончики пальцев зачесались, так хотелось начать обряд и узнать, кто отец ребёнка, но прежде следовало спуститься, проведать принцессу. Бравур всё ещё опасался её дурного нрава и неженской привычки швыряться чем попало.

Он, осторожно поцарапавшись в дверь кельи, сунул туда нос, но девицы не нашёл, хотя каморка преобразилась изрядно. Пленная принцесса обнаружилась возле башни. Она ходила по кромке берега и сумрачно озирала горизонт. Из-под приподнятой юбки виднелись вышитые шёлками башмачки. Бравур подумал невольно, что если дочка лендлорда будет так тереть о камни подошвы, надолго их не хватит, а новые взять негде. Вряд ли сия особа подобреет нравом, когда останется босиком.

— Ты бы укрылась от ветра, а то просквозит и заболеешь.

Тёмные глаза сумрачно блеснули недобрыми огоньками.

— Вылечишь! — ответила Лия. — Ты маг, это в твоих силах.

Голос её напоминал сухостью хлеб, который Торн подавал иногда на стол своему господину, ленясь испечь свежий. Как сама не подавится?

— Меня заставили тебя похитить, — сказал Бравур, решив, что бросившие его без поддержки Высшие Силы далеко, а он рядом и полезно направить гнев принцессы в правильную сторону.

Никто не просил его хранить тайну, значит, можно и проговориться. Конечно, он заметал следы, когда улетал из владений лендлорда, и никто его не видел, но показалось, что странно блеснуло что-то на самом речном берегу, словно опасная искорка. Вражью рать из ближайшего будущего совсем исключить нельзя. Магией владеют ведь не только эгиры, и хотя подозревать, что в эти земли забрёл нечаянно эльф, пожалуй, не стоило, но и твёрдо надеяться на обратно — тоже.

Принцесса взирала на мага с тем бесстрашием, которое воспитывается привычкой к власти. Хоть и невеликий ростом, но крепкий, жилистый маг мог бы справиться с ней шутя, но она всё ещё считала себя хозяйкой положения. Она просто исключала его как угрозу, несмотря на то, что прилетела сюда по воздуху в его объятьях и вопила всю дорогу не переставая. Верхние тоже могут шлёпнуться в лужу, но отчищаются быстрее простых людей.

— Мы оба во власти Высших Сил! — произнёс Бравур как мог решительно.

Он повернулся и важно прошествовал обратно в башню. Поджилки немного тряслись, а спина оделась холодом в ожидании камня пущенного довольно меткой рукой барыньки с юга. Степенно подняться по разбитым вдрызг каменным ступеням стоило немалых усилий, но скрывшись из принцессиных глаз, маг припустил бегом.

Взлетев в покой, он выглянул из узкого забранного прескверным витражом окна. Иные прорехи в цветных стёклах заполнялись чем придётся, так что удалось посмотреть вниз. Девица стояла на том же месте, угрюмо и совсем не по-царски сложив руки под грудью, и озирала морские дали. Много она там не углядит. Рыбаки в эту сторону старались не плавать, считая, что вся рыба в заливе заговоренная и добра от неё не прибудет.

Надо бы завести свою лодку и сети, как всегда практично решил Бравур. Он задумывался об этом не впервые, но глубокое невежество по части рыболовства отрезвляло довольно быстро.

Ладно, строптивая девица на время утихомирена, пора заняться больным. Маги часто выполняли обязанности лекарей и здесь Бравур затруднений не испытывал.

Неизвестный дышал ровно, лишь с едва слышной хрипотцой, сердце стучало хорошо, раны не воспалились. Маг оптимистично понадеялся, что в ближайшие дни он придёт в себя и отправится, куда плыл, освободив нужный самому хозяину покой. Пока придётся спать в уголке на досках. Коврика и одеял он тоже лишился. Вот кто говорит, что жизнь магов — сказка? Много лишений и скудная награда.

Бравур чуточку лукавил, жил он не сказать чтобы бедно. Правила цеха частенько угнетали, но на третьем году служения в башне волшебник начал догадываться, что иные из них можно обойти, а иные и не заметить. Старшие эгиры выглядели вполне довольными судьбой и, хотя на ежегодных магистериях истово демонстрировали аскетизм, вряд ли были так привержены ему в обычной жизни. Надо просто потерпеть несколько лет, а потом появятся в цеху маги моложе Бравура, и суровое внимание старшин обратиться на них.

Маг принёс зелья, у него скопилось немало готовых, и сделал всё что требовалось. Раненый стонал и морщился, когда палец, обмакнутый в стакан с отваром чертил знаки на его щеках и лбу, но скорее всего, досаждали ему ссадины и царапины, а не честное колдовство. Лицо выглядело опухшим, отечным, а синяки начали расцветать давленой кровью. Ничего, морда для мужика не главное, заживёт. Шрамы если и останутся, то внушительности прибавят.

Завершив таинство, маг устало присел в сторонке. События бурного дня вымотали или волшебство, но чувствовал он себя разбитым, а от сытной трапезы тянуло в сон. Раненый притих, хотя в сознание не пришёл. Хорошо ему, наверное, там, в собственном уютном бреду.

В воздухе покоя заискрились снежинки, или цветочные лепестки, или осколки радуги, Бравур залюбовался их танцем, но быстро сообразил, что это его собственный сон разлетелся по недосмотру и пора встряхнуться. Приключения на сегодня ещё не завершились.

На кухне Торн и Авита сосредоточенно занимались каждый своим делом, но так чтобы не соприкасаться и не пересекаться, а ходить исключительно собственной дорожкой. Получалось у них до того ловко, что и магу стало завидно, ведь заклинание разных троп считалось сложным и давалось не каждому. Захотелось понаблюдать, от души развлекаясь, но и время тянуть чревато: можно остаться без ужина.

— Авита, пойдём, время до заката ещё есть.

Торн зыркнул недовольно, хотя пробурчать что-то не рискнул. Странно, обычно он не так застенчив, неужели на нём сказалось благотворное женское влияние?

Девица, легко ступая, подошла к Бравуру, подняла серо-голубые как море глаза. Странно, с тех пор как заметил, так и хотелось в них смотреть, внутри заводился сладкий холодок, словно в начале магического ритуала. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести взгляд. Бравур первым пошёл по лестнице наверх. Пропустить вперёд Авиту он просто не рискнул. Надо сосредоточиться перед таинством, а не рассматривать обширные прелести заблудившейся девицы.

Стола в магическом зале не было, но Авита послушно улеглась на пол. Бравур начертил несколько линий, расставил нужные артефакты. Действовал он привычно и думал совсем о другом. Сейчас он узнает, кто обнимал это великолепное тело и оставил в нём след. Почему-то расстраивал и сам ритуал, и возможный результат. Какое ему дело до девицы? Он видит её впервые в жизни. Конечно, Авита пробуждает определённые желания, но причина того проста и понятна: слишком давно он не видел вообще никаких девиц в той близости которой хотел. Пока учился в шумном городе, удавалось временами ускользнуть от зоркого ока наставников, а может быть, просто маги позволяли вольности, чтобы юные волшебники меньше отвлекались на занятиях.

Здесь в суровом краю строгих правил, где любой человек был на виду Бравур, заводя интрижку, рисковал получить не только порицание от старших чародеев, но и колотушки от отца и братьев девицы. Он остерегался пока, но похоже дошёл до некого предела и мог просто закипеть, как вода в горшке.

Авита чуть слышно кашлянула и отвлекла Бравура от неподобающих мыслей. Маг поспешно довершил подготовку, положив кусочки коры волшебного дерева касивия на лоб и живот девицы.

— Дай руку, Авита, сожми мои пальцы и думай об этом человеке.

Кожу защипало, маг почувствовал, как лицо начинает гореть краской не то стыда, не то возбуждения и сердито выговорил:

— Да не о том думай, как вы миловались, отчего и произошёл в животе плод, а как он выглядел, когда приходил и уходил, что говорил, каким голосом, какие слова.

Авита послушно затихла. Бравур закрыл глаза, отрешившись от материального вокруг. Колени перестали ощущать твёрдость каменного пола. Пальцы девушки словно растворились в ладони. Магическая сила как лёгкий дымок начала собираться вокруг, густея и складываясь в неясные ещё фигуры. Он вглядывался, стремясь различить лица, очертания тел, но ничего не выходило.

— Постарайся! — велел он Авите. — Ты плохо думаешь.

— Можно я буду рассказывать? — робко спросила она. — Мне так проще.

— Говори!

Бравур уверенно удерживался в магическом пространстве и болтовня не отвлекла. Он почувствовал невольную гордость. Ремесло давалось всё легче, он вырастал из недавнего школярства и набирал опыт. Вот и сейчас чувствовал себя спокойно, как лекарь всякого повидавший и не страшащийся кровавых ран.

— Он пришёл первый раз вечером. Я запозднилась и полоскала бельё в ручье, а все уже ушли в деревню, даже детишки не бегали. Весь закутанный в тёмный плащ и лицо закрыто. Он смеялся, говорил, что боится загореть и выглядеть рыбаком. Не домогался и грубо себя не вёл, сел поодаль и принялся рассказывать про дальние страны, в которых бывал, а потом подарил платок, каких здесь ни у кого нет, и помянул, что придёт назавтра, опять перед закатом. Он говорил так красно, что я заслушалась и на другой день опять прибежала к ручью.

Бравур вникал, пытаясь выявить образ, и с невольной горечью думал, как ловко этот неизвестный обманул простодушную девицу. Распусти он руки в первый раз, схлопотал бы по морде, как сам маг неоднократно получал, нет, он сделал вид, что всего-то доволен возвышенными беседами. Когда дошло до объятий, Авита недолго думала. Парень приручил её, дело с лёгкостью двинулось дальше.

Спохватившись, что перенимает опыт, а не ищет истину, маг сосредоточился. Размытые фигуры перемещались в пространстве. Одни бледнели и уходили в тень, другие приближались. Сколько ни старался Бравур, лиц разглядеть не мог, не сумел даже выделить кого-то одного, словно всё это происшествие скрывалось за завесой заклятья, но кому могло понадобиться, так искусно скрывать истину? Это же ребёнок простой рыбачки, а не принц крови. Если соблазнитель и был из верхних, бастард ничем не мог ему повредить, немало таких незаконнорожденных болталось по белу свету и в лучшем случае получало небольшую поддержку от состоятельного отца.

Бравур начинал уставать, да и день клонился к закату, в зал уже пробралась вечерний холод. Отчаявшись чего-либо добиться, маг прямо спросил того из призраков, что выглядел явственней:

— Кто ты? Где? Какого звания? Как тебя зовут люди?

Он сделал это просто от отчаяния, но фигура повернулась, из того места, где должны быть глаза, полыхнули два огня.

— Я здесь, в твоём замке! — прозвучало так громко и чётко, что маг невольно отшатнулся и зашептал оберегающее заклинание.

Видение растаяло. В мягком золотистом свете поблёскивали артефакты, а линии исчезли. Авита мирно спала, ладонями прикрывая живот.

Глава 7

Керек ехал следом за товарищем эльфом и понимал, что нужно быть начеку и не рассеивать внимание, а усердно поглядывать по сторонам, но не мог сейчас помышлять о плохом. Радость поднималась в душе как тесто в кадушке, губы сами собой разъезжались в улыбке, а глотка хотела песен и хмельного вина.

Эльф оглянулся и дружелюбно кивнул вместо того, чтобы попенять беспечному спутнику. Говорили, что бессмертные холодны, но Инир сочувственно отнёсся к человеку. Утром Кереку даже собственное имя не показалось чудом, когда он проснулся, а кусочек детства остался при нём, не только не растворился во мраке, но стал подробнее и ярче, словно ночные феи отмыли его до блеска на радость новому дню.

Лес казался светлым и добрым, трещины в коре деревьев изгибались как губы в улыбке, солнышко сверкало на редких прогалинах, бороды мха выглядели карнавальными украшениями, развешанными специально по этому случаю.

Инир утром среди прочего упомянул, что случилось вчера небольшое происшествие, и надо прислушиваться не только к лесной тишине и к собственной натуре, но Кереку всё сейчас казалось пустячным и легко преодолимым.

Ехали медленно, ровно. Чащоба пропускала охотно и не чинила зла. Не будь рядом эльфа, Керек усомнился бы, что дорога правильная, но племя Инира никогда не сбивалось с пути и в лесу чувствовало себя так же уверенно, как люди в собственной спальне.

В половине дня остановились перекусить и дать роздых коням. Эльф отыскал в низинке небольшой родничок. Зарождался здесь маленький ручей или будущая большая река, Керек не знал, но вода оказалась вкусной и чистой. Напились вволю, искупали коней и сами вымылись с головы до ног. На последнем настоял Инир.

— Бездну опасно тревожить. Здесь так редко бываю пришлые, что не понравимся уже этим. Надо просто слиться с лесом, приобрести его запах, дышать, как он дышит.

— Ну ты ведь и так в нём свой, — усомнился Керек.

— Не совсем. Я чувствую его и он меня тоже, но принимает неохотно. Мы, эльфы, не переделываем всё вокруг под себя, а стараемся жить ладом.

Растёрлись мягким мхом, отмыли тела до блеска. Керек ощутил, как влились в него свежие силы, казалось даже, что и кожу выдали новую, как казённую одежду в наёмной дружине. Быть может, обойдётся дорога без неровностей. Подумаешь, нарвались в начале пути на додыхающую в потёмках древнюю боль. Люди вовсюда приносят свою правду, и мало осталось злых сил, с которыми они ещё не научились бороться.

Едва он в этом утвердился, как впереди наметилась новая тревога. После привала ехали уже долго и опять притомились, но эльф был настороже и ясен как утром. Он остановил коня и потянул носом воздух. Керек огляделся и прислушался. Для него мир вокруг не изменился, но Инир озабоченно хмурил светлые брови.

— Там живут...— сказал он и не закончил фразу.

— Люди? — спросил Керек. — Другие эльфы?

— Нет. Тайный народ. В наших лесах они уже не водятся, да и здесь их увидеть я никак не рассчитывал.

— Они опасны?

— Всё вокруг опасно, — философски ответил Инир. — Объехать их стороной не получится, то есть попробовать можно, но далеко и если заметят наши хитрости, это может показаться подозрительным. Тогда они пустятся следом и вряд ли спрашивать начнут раньше, чем убивать.

— А что будет, если мы заявимся в гости?

— Мир или война. В первом случае лес уже станет не чужим нам местом, а во втором вернёмся к тому, с чего начали, но у нас появится более веский повод скакать вперёд, чем прежде.

— Каким оружием они пользуются? — спросил Керек. Он замялся, но всё же продолжил: — Меня удивило, что при тебе нет лука, ведь эльфы владеют им в совершенстве. Нам не предложили хотя бы человечий, когда собирались в поход.

Эльф поморщился, словно Керек затронул больную тему.

— В таким лесу лук скорее помеха, чем помощь.

— То есть, охотиться мы тоже не предполагали?

На это Инир вообще не ответил, просто толкнул коленями коня и поехал вперёд. Керек двинулся следом, терзаясь раскаянием. Зачем вообще заговорил, товарища расстроил? Если эльф пустился в путь без лука, значит так нужно. А может, этот разговор уже возникал, просто Керек о том не помнит и выглядит назойливым и глупым. Пустота собственной головы часто сбивала с толку и лишала уверенности. Не было у Керека себя — вот какое несчастье.

Чащоба впереди слегка поредела, мелькнуло что-то между деревьев, но Керек ещё не понял, что именно, когда их окликнули и довольно резко. Слова прозвучали непонятно, и откуда шёл голос, тоже определить не удавалось, поэтому Керек поднял взгляд. Когда звук идёт сверху, всегда трудно сообразить, где тот, кто издаёт его.

Зоркие глаза эльфа, судя по тому как сосредоточился взгляд, уже отыскали лесного жителя. Керек приноровился и тоже его рассмотрел. Маленький человечек стоял на толстой ветке и целился из лука, совсем детского на вид, но казалось, караульщик считает своё оружие вполне действенным. Керек не горел желанием проверять, прав он или нет. Эльф, поразмыслив не дольше вздоха, ответил медленно и неуверенно, но на том же языке. Хорошо, когда товарищ владеет чужой речью. Керек переживал, что от самого в этом деле никакого толку.

Он разглядывал лесного обитателя. Ростом с ребёнка, но шире, коренастее. Ноги короткие и кривоватые, туловище похоже на короб, в котором хозяйки хранят всякий мелкий скарб, голова посажена прямо на плечи, а волосы торчат как звериная шерсть.

Этот забавный человечек, видно, раздумывал стрелять ему или повременить пока эльф объяснял, что они просто едут мимо по своим делам. Керек, конечно, не понимал слов, но предполагал, что именно так и есть. О чём ещё верный товарищ мог болтать с лесным народом?

Тетива ослабла, а стрела неохотно вернулась в заплечный тул. Лесной повернулся и крикнул что-то, но нужды в оповещении не было. К ним уже бежали другие жители тайной деревни, это ведь её дома просвечивали между стволами. Человечки приблизились. Среди них были и детишки, совсем крохотные чуть больше крупного гриба. Керек взирал на них с немалым изумлением. Он даже не слыхал никогда, что бывают такие племена.

Инир спешился и Керек сразу последовал его примеру. Так оба стали ниже, но всё равно лесные взирали на них, задирая головы, как сами бы они смотрели на верхушки деревьев. Кони нервно всхрапывали и жевали удила, к счастью маленькие люди старались держаться подальше от копыт.

— Сами они себя называют кизяки, но не любят, когда этим словом пользуются чужие. Хочешь к ним обратиться, говори: каме.

— Ну, вряд ли я смогу сказать хоть что-то кроме этого.

— Неважно, остальное можешь, как умеешь. Они неплохо понимают язык людей, так что следи за своим.

Для начала Керек предпочёл помалкивать, лишь с интересом озирался. По мере того, как приближались к деревне, яснее становилось, насколько она странна. Пожелай того жители её никто бы и не заметил, так непринуждённо сливались невысокие хижины с деревьями, кустами, холмиками. Крыши и стены покрывали цветы, грибы, ягоды. Не сразу Керек понял, что они живые, растут, а не навешаны или нарисованы. Красиво.

О жителях он бы такого не сказал. По земле эти создания бегали проворно, переваливаясь на ходу, как тележка садовника, и сверху напоминали кучки того, что этот садовник перевозит. Одежда, если это была именно она, казалась сшитой из шкур, но сидела слишком плотно как влитая, и Керек начал подозревать, что волосаты сами кизяки. На лицах шерсти не росло, и они жёлтели как листики осенью. Круглые небольшие глазки странно переливались на свету.

Существа производили впечатление миролюбивых и безобидных, но эльф держался напряжённо и разговаривал с ними преувеличенно любезно, словно каждую минуту ожидал ножа в спину или стрелы в глаз. Керек решил, что надо во всём подражать товарищу, поэтому охотно кланялся и хвалил всё, что только можно.

Хоть кизяки и не отличались красотой, по привычке Керек начал высматривать среди них женщин, и здесь встретил существенное затруднение. Жителей вокруг собралось уже немало, но выглядели они одинаковыми: никаких прелестей на волосатых телах разглядеть не удавалось. Откуда тогда появляется потомство? Может быть, женщин спрятали от чужаков? Ну да, а детей пустили бегать свободно.

Вопрос просто щекотал язык, и Керек, не удержавшись, спросил у эльфа:

— Инир, а как отличить у них мужчин от женщин?

Говорил он тихо, но наверное, кизяки отличались отменным слухом. Говор вокруг, похожий на шелест листьев в дурную погоду понемногу стих. На жёлтых лицах появились довольно неприятные гримасы. Инир заговорил что-то быстро и ласково, но его не слушали. Воркотня опять поднялась, словно её раздули ветром.

— Бежим! — внезапно сказал эльф.

Керек не растерялся и взлетел в седло. Из-под копыт шарахнулись кучки-жители. Конь ржанул и прыгнул как белка, брызнули во все стороны растоптанные грибочки. Керек обернулся было, но тут же съёжился и припал к луке седла. В спину полетели стрелы. Две или три безопасно отскочили от пластин на кожаном доспехе, надетом поверх кафтана, но одна рванула мочку уха, так что Керек невольно взвыл. Сзади ответили довольным рёвом. Вот мелкие чудовища! Почему они так осерчали?

Эльф мчался впереди и, кажется, отделался легче. На нём Керек крови не заметил, а собственная текла по плечу, и отдувал её на спину бьющий в лицо ветер. Кони резво вынесли за пределы селения. Лес сразу загустел, словно каша в горшке, пришлось сбавить прыти. Деревья стояли едва не вплотную или так казалось, но стрелы больше не прилетали.

Тем не менее, Инир не успокоился и всё толкал коленями уставшего коня, заставляя его, где можно, идти рысью.

Пока продирались сквозь заросли в стремлении ускользнуть от опасности, мнимой или настоящей, начало быстро темнеть. Места для привала Керек не видел, да и вообще почти ничего не различал в плотных сумерках. Хорошо, лошади ещё как-то находили дорогу.

Кровь запеклась, но ухо всё равно горело огнём. Беспокоила почему-то эта пустячная рана, словно в лесу их вообще получать нельзя. Полезно было поинтересоваться мнением эльфа, но возможности пока не представилось. Инир неустанно стремился вперёд.

Когда сумерки затопили лес, открыл ларец и выпустил тень. Париз радостно взвился в воздух, но эльф объяснил ему что-то на пальцах и он стал гораздо серьёзнее. Вначале метнулся в чащу, словно разведывая дорогу, потом пролетел мимо и растворился во тьме позади. Керек ощутил беспокойство. Вроде и не человек, а пустое место, но страшно за него: вдруг обидят или потеряется. Свой уже, товарищ.

— Инир, он не заблудится в лесу?

— Нет, скоро догонит. Мы оставляем за собой след, который для тени заметен как для нас белый день.

— Боюсь, для этих коротышек тоже.

— Сам боюсь, — ответил эльф. — Мой народ давно не встречался с кизяками и, полагаю, подзабыл то немногое, что знал о них.

— Так вы же вроде одни леса топчете — соседи.

— Эльфы мало интересуются другими расами.

Об этом Керек слышал. Бессмертные из волшебных лесов высокомерны и к людям относятся с долей презрения, может потому, что те похожи на них более других молодых народов. Инир же вёл себя иначе, он даже разговаривал совсем как человек. Стихи писал серебряным карандашиком в книжечку, но это простить можно, тем более что из иных стихов получаются хорошие песни.

Уставшие кони плелись шагом. Инир спрыгнул наземь и повёл своего в поводу. Керек определил на слух, но спешиться не решился. Он ничего не видел в почти чернильной тьме и опасался, что доставит своему караковому больше хлопот, если пойдёт впереди и будет постоянно спотыкаться, дёргая уздечку.

Так они двигались в ночи, как в унылом киселе, и Керек уже вполне уверился, что спать придётся на ходу, когда вернулся приятель-призрак. Возник так внезапно, сияя белым лицом, что Керек едва не вывалился из седла.

— Предупреждать надо! — проворчал он.

Тень виновато померкла, и человек устыдился. Парень так радуется, что может помочь, надо с ним помягче.

— Отстали, — перевёл эльф на людской язык движения бесплотных рук. — Почти все, кто нас преследовал, повернули назад, а тех, кто остался, Париз напугал, так что утром они тоже уберутся восвояси, очень хочется в это верить. Дадим и мы передохнуть лошадям.

Костёр даже маленький разводить не рискнули, просто закутались в одеяла и сели, прижавшись к стволу дерева. Керек не спал, таращась в темноту.

— Ты более ничего не вспомнил из своего прошлого? — разгадал эльф причину его грусти.

— Нет, ничего, — вздохнул Керек. — То ли путь будет труднее, чем я надеялся, то ли сделал сегодня что-то неправильно. А почему кизяки так внезапно осерчали? Чем я их прогневил?

Эльф коротко рассмеялся в ночи, словно колокольчик прозвенел.

— Тогда мне это не казалось забавным, но сейчас я способен оценить прелесть того, что ты затронул единственную запретную тему. Хотел предупредить, но нас, к сожалению, слышали, а языка жестов ты не знаешь.

— У них женщины и мужчины так похожи, что вопрос прозвучал обидно?

— У них нет мужчин и женщин. Врастая в жизнь леса, они переняли слишком много, поэтому на голове ещё волосы, а вот на теле уже растения.

— То есть, они вяжут эти куртки из травы? — уточнил Керек и тут же сообразил, как всё на самом деле: — Трава растёт на них? Прямо как на крестьянском лугу?

— Да, — подтвердил эльф. — И детей они не рожают. Те заводятся примерно как луковички лилий.

Керек помотал головой, не зная как относиться к такому чуду.

— Что же в этом плохого? — наконец спросил он. — Зато никаких мучений, когда не окажется рядом юных прелестниц или они не захотят тебя знать.

— Кизякам кажется, что все смеются над ними, хотя о них и не знает-то почти никто.

— Но человечью речь понимают.

— Да, как ни удивительно, они присматриваются к другим расам, хотя делают это тайно. Сам понимаешь, достаточно одному из них присесть, и ты примешь его за травяную кочку. Легко себя не выдать.

У Керека слипались глаза, но он боролся со сном.

— Я так много нового узнаю в нашем странствии, — сказал он, надеясь, что эльф тоже ещё не спит. — Обидно забывать, словно потерял дорогую вещь или последние деньги. Не потратил с умом и пользой, а обронил на пыльную дорогу из прохудившегося мешка.

— Если хочешь, я могу рассказывать тебе во всех подробностях о каждом минувшем дне. Мне это легко, я ничего не забываю.

— Знаешь, это всё равно, что слушать байки о любви, а не любить самому, но я тебе очень благодарен. Я буду внимать и постараюсь выучить язык ладоней, чтобы беседовать с Паризом. Он славный и здорово помогает, нам не приходится самим караулить по ночам.

Тень, в некотором удалении слушавшая разговор, подплыла чуть ближе. На светлеющем во мраке лице сияла улыбка. Острые клыки, обнажившиеся в оскале, ничуть не устрашили Керека. Может, парень и не совсем человеком был при жизни, что с того? Призрак из него получился надёжный, полезный в трудном походе. Завтра, всё завтра. Керек сладко заснул.

Глава 8

Колдовство рассеялось, а Бравур сидел на полу, словно его ударили по голове — не до смерти, а так оглушили. Ничего себе сходил в туманный мир, задал вопросик. От такого ответа впору снять с себя мантию и податься в рыбаки. Неужели он в затмении рассудка бегал соблазнять девиц? Довело унылое воздержание? Слышал, что маги с опытом совершают множество путешествий, свободным духом воспаряя над землёй, но вот чтобы от этого дети заводились, в голову не приходило.

Замок это конечно поэтическое преувеличение, фигура, так сказать, речи, но и население в нём крошечное — маг, да его слуга, но Торн старик, чуть не пятьдесят зим за спиной оставил. Какой из него соблазнитель? Хотя знавал он охотников до женского пола и постарше, которые ещё и фору могли дать молодым. Неужели Торн?

Бравур представил ворчливого тирана в роли искусного дамского угодника и скривился. Может он и не прочь прижать кого-нибудь в тёмном уголке, но рассказывать о дальних странах? Откуда выведать можно, живя на берегу и общаясь лишь с прибрежными рыбаками? Да и на самого Бравура такое не похоже. Он, конечно, охоч до ласки, но в обращении с женщинами не слишком искусен, и галантностью не вышел. Рос-то в глуши, среди крестьян и рыбаков, только по реке ходивших за добычей, а не по морю.

Маг честно мог предположить, что летал где-то неведомо для себя по округе, но вот слова связать, да так, чтобы девица заслушалась — это вряд ли. Неувязочка тут.

Авита мирно спала, дышала ровно, даже будить не хотелось, но Бравур знал, что негоже девицам лежать на камнях, простыть могут, лечи потом. Он легонько потряс полное плечо, стесняясь отчего-то, прикасаться к чужой, уже понёсшей от другого мужчины женщине.

Она открыла глаза, ясные как море за окном, и снова возникло острое желание как-то уберечь от беды, а несчастье маг чуял и не колдовским умением даже, а белее интимным местом.

— Ты узнал? — застенчиво спросила Авита, когда он помогал ей подняться.

— Иди пока. Мне надо поразмыслить.

Она послушалась. Мелькнула линялая ветхая юбка. Надо бы ей одежду купить получше, да эта скоро и мала будет. Маг рассеянно забрался по корявым опасным ступенькам на самый верх. Смотреть отсюда было приятно, хотя и захватывало дух. Здесь чудилось, что башня действительно высокая, прямо до поднебесья.

Бравур присел на скамеечку. На свету и в праздности особенно заметны стали пятна на мантии. Испачкалась во всех этих невзгодах, надо бы сменить, но вот постирал ли Торн другую — тоже вопрос не из лёгких. Ах, если бы Авита осталась, варила бы, стирала, ходила степенно по щербатым каменным полам. Он бы держал себя в руках, только любовался издали, следил, как она кормит грудью младенца. Мальчик будет. У маленьких детей такие славные личики.

Маг вздохнул. Увы, не сможет в стороне. И нет её рядом, а горит весь. Нельзя. Из башни выгонят, а он и делать больше ничего не умеет. Куда пойдёт? Мир велик, да поделен, никто к себе не пустит. Кому нужны соперники? В дальние страны податься, да и там как везде.

Взор невольно устремился на морские волны цвета её глаз. Там, за горбушкой мира, наверное, и, правда, любопытно, как рассказывал соблазнитель Авиты. Ещё недавно мысль о том, что это может быть и он, пугала, а сейчас вдруг угнездилась в душе, словно ей там самое место.

И вот когда он уже примирился с судьбой, перед глазами встала ясная картина недавнего прошлого. Играющее на свету шитьё кафтана, раненый человек, подброшенный к берегу волнами. Маг так сосредоточился на колдовстве, что совершенно забыл о нём. Ещё один мужчина есть в замке. В синяках, с пробитой головой и без памяти, но всё остальное цело, и вполне может случиться так, что именно он навещал девицу и плёл о чудесных путешествиях. Почему-то Бравур решил, что неизвестный потерпел кораблекрушение, возвращаясь из дальних стран, а ведь могло несчастье случиться, когда он намеревался в них отбыть.

Все эти соображения проносились в голове уже на бегу. Маг ринулся вниз, едва не падая со ступенек. Башню давно следовало починить, просто взывала она к хозяйскому милосердию. Незнакомец всё та же лежал на маговой постели. Сквозь грязноватые витражи, ненастойчиво просачивался свет заходящего солнца, и от этого синяки выглядели особенно смачно. Да, поработал прибой над физиономией чужака, потаскал от души по камешкам.

Позвать Авиту? А как она сможет опознать обидчика, если он был в личине? Вероятно, и когда обнимал её, не снимал маску. Правда, кое-какие части его тела она могла видеть без прикрас, но вряд ли по робости предавалась созерцанию.

Спросить мужчину, когда очнётся? Станет ли разговаривать с магом, у которого мантия не в серебре, а в грязных пятнах? А что если ему память отшибло? Удар-то был нешуточным, как только череп уцелел?

Бравур повернулся, чтобы взять из сундучка запасную одежду, и тут в спину ему словно дохнуло ледяным полночным ветром. Заиндевел затылок, язык провалился в горло, боль сжала виски. Захотелось бежать без оглядки и смысла, но маг быстро опомнился. Губы зашептали оборонное заклятье, пальцы сложились в охранительный знак.

Боль отпустила и позволила взглянуть назад. Там не было ничего, только раненый лежал на постели и ровно дышал. Бравур подскочил к нему, буравя взглядом. Притворяется что ли? Ладони сами собой сжались в кулаки, тоже, оберегающий жест, ну или как получится.

Подозрение, что этот дорого одетый красавец может быть отцом ребёнка, сразу настроило мага против него, а тут ещё чужая волшба шарахнула по голове. Поначалу Бравур испугался, но почти сразу это чувство отступило под напором нешуточного гнева. Да, он юнец и только начинает путь чародея, но это его башня, и под этим кровом только он имеет право творить заклинания. Вот чувствовал, что не доведёт до добра милосердие, слишком суров этот мир. Может, не сглупа рыбаки обобрали бы тело и благополучно столкнули обратно в залив?

Маг вернулся к сундуку и покопался в скудных пожитках. Надо сшить новую мантию и несколько рубах, и ещё одни штаны не помешают, потому что сквозь эти уже просвечивала бы задница, не прикрывай её длинный подол.

Снаружи темнело. Принцесса, вроде бы, успокоилась в своей каморке, там теплился огонёк. Отлично. Бравур ушёл к маленькой бухточке за скалой. Вода здесь хорошо прогревалась на мелководье, и летом маг использовал её вместо ванны. Он мылся долго и остервенело, полоскал волосы и снова мазал их отваром пенного корня, а потом растёрся жёсткой холстиной так, что защипало кожу. Надев чистое, он свернул грязную одежду в узел и вернулся в башню.

Торн спал и уже похрапывал на обычном месте в кухне за очагом. Авита задумчиво сидела у зольной кадки. Она тихо поднялась. Бравур едва мог разглядеть в неверном свете её лицо.

— У меня ничего не вышло, — сказал он. — Прости. Человек, который был с тобой, сделал так, чтобы никто не узнал его.

— Он сильный маг?

Даже шёпот её звучал ясно, а не зловеще, как у большинства людей.

— Его волшба другая, видно, притащил из-за моря. Я не думаю, что он добрый человек и в общем, лучше тебе ничего не знать, и маленькому тоже.

Она не возмутилась и не начала скандалить, только грудь чуть выше поднялась от дыхания.

— Хорошо. Я спущусь, наверное, барыне нужны мои услуги.

— Да, конечно. Вот постирай завтра мои вещи, если будет время.

Она приняла узел, хозяйственно пристроила в корыто и вышла.

Бравур постоял немного в тёплой кухне. В золе темнел заботливо прикрытый горшок, должно быть, добрая девица приготовила ужин, но не посмела тревожить хозяина во время его размышлений. Есть опять хотелось, особенно после купания, но Бравур решительно отвернулся от пищи. Пустой живот был сейчас на руку. Предстояло ещё одно дело.

Маг в потёмках поднялся по корявым ступеням. Возле покоя он остановился и послушал. Внутри было тихо. Спит, значит? Ладно. Как говорила матушка, невиновного силы зла не найдут, он для них просто прозрачен. Если этот заморский странник чист как слеза, ему нечего бояться. Придёт в себя и отправится по своим делам, как все люди.

Бравур взошёл выше. В лаборатории приятно пахло травами, горел над столом крохотный волшебный огонёк. Маг запалил ему в помощь несколько свечей и расставил в надлежащих местах. Многие зелья изготовлялись впрок, и оставалось лишь извлечь и откупорить склянки, что-то закончилось, иное просто не могло долго храниться. Бравур отличался некоторой безалаберностью, но к трудам своим относился серьёзно. Многое из того, что пылилось здесь по полкам, грозило стать опасным в неумелых руках или при небрежном обращении.

Перетирая кристаллы и отвешивая порошки, он старался ни о чём не думать. Посторонняя мысль могла вмешаться и испортить тонкую ткань будущей волшбы, а предстояло сложное испытание. О заморской магии в школе не говорили. Считалось, что она насквозь неправильна и недостойна даже упоминания. Большинство колдунов могло себе позволить пренебрежение, потому что жило далеко от солёных вод, но таким как Бравур поневоле приходилось сталкиваться иногда с чуждым. Чаще всего попадалась мелочь, но этой ночью маг готовился разобраться с серьёзной заботой.

Собрав всё, что надо, он поднялся в магический зал, зажёг свечи и там. Снаружи стемнело, над заливом ярко сияли звёзды, но Бравур не поднял головы. Всё, что было ему сейчас интересно, находилось здесь, на земле.

Вычерчивая линии, он шептал слова заклинаний, и эти привычные, давно вызубренные наизусть формулы прочно отсекали посторонние мысли. Постепенно он впадал в нужный транс и начинал, словно, наблюдать себя со стороны. Движения стали плавными, но ускорились, вытянулось пламя свечей. Зелья летали по воздуху, запахло горько и резко. В другое время Бравур расчихался бы, но сейчас, вдыхая цветные волны дымов, чувствовал лишь необыкновенный подъём и острое отважное веселье.

Завершив подготовку, он стал в середине начерченных линий и сложил ладони. Магическая формула закончила складываться в реальную структуру и начала действовать. В школе Бравура больше всего поразило, что не придётся всё делать самому. Прежде магия казалась неотделимой от тела, и настоящим откровение стало создание волшбы, умеющей выполнять вложенное в неё поведение и даже самостоятельно меняться, приспосабливаясь к противнику. Что противостояло формулам, значения не имело. Будь то болезнь, недобрый человек, бессмысленная стихия — всё поддавалось творимому магами заклятью.

Сейчас целью Бравура был незнакомец, лежавший на его постели. Раненый, которого по доброте душевной подобрал на берегу и принёс в башню. Если он, всего лишь, несчастная жертва кораблекрушения, формула не причинит ему вреда, но если принёс на себе чужое зло вступит в сражение с ним. Что произойдёт в результате второго "если", Бравур не знал, но надеялся, что учили его не так и плохо.

Онемение от кончиков пальцев разошлось по всему телу. Стены отодвинулись. Пропал вес. Маг почувствовал, как подошвы отделились от пола и более не ощущал ничего. Теперь он был призраком, шествующим по воздуху.

Башня предстала взору незнакомой. По углам зловеще светились остатки прежнего колдовства. Бравур давненько не чистил своё жилище, но сейчас эти искорки помогали ему. Они застилали как туманом суть намерений, и чужак там внизу, ещё не приготовился, не сообразил, что против него встаёт сила.

Маг степенно соскользнул по ступеням, шагнул в покой. Здесь тоже не было порядка. Сумрачно, как гнилушки, мерцали скелеты его желаний, слишком непотребных для мага, должного отрешиться от всего. Фигура на постели проступала смутно. Чёрная, едва различимая под старым одеялом. Бравур невесомо шагнул к ней. Он сейчас находился в роли отстранённого наблюдателя, работало созданное им волшебство, и оно взялось за дело.

Словно острый нож вонзился в лежащего: проник в голову, располосовал грудь, обнажил бьющееся сердце. Нормальный человек сейчас застонал бы от привидевшегося кошмара. Чистый дух магический кинжал лишь слегка тревожил, а вот случись на месте незваного гостя колдун, его натура вступила бы с борьбу с чужой силой.

Так учили, и Бравур свято верил замшелым как старые стены магам, но здесь не произошло ничего. Словно лежал на постели хладный труп, а не живой человек.

Сразу взяло сомнение: а вдруг находка и правда скончалась, пока доблестный волшебник усердно готовил раскрытие тайн? Посмотреть, проверить? Для этого надо выходить из транса, возвращать дух в тело, спускаться вниз обычным способом и сломать всё тщательно подготовленное волшебство. Правильно так поступить? Вряд ли. Чутьё говорило, что подставит себя под удар. Ночная мгла уже сгустилась, и вообще неумно он поступил, затеяв такое вечером. Вот на рассвете, когда наиболее сильны заклинания, получилось бы лучше, но ведь не терпелось. Вот он дурак!

Бравур как раз размышлял над своим положением, когда снизу донёсся пронзительный и хорошо знакомый вопль. Кричала принцесса. Должно быть, глотка успела отдохнуть, потому что орала она нестерпимо громко. Башня содрогнулась, испуганно съёжилась магическая структура, и Бравур подумал, хотя думать сейчас вообще не следовало, что женские слёзы тоже магия, да ещё та. Мужчинами управлять она точно способна. Вот сейчас нужно заниматься ремеслом, а призыв о помощи толкает всё бросить и бежать вниз.

Маг повернул к двери, когда до него дошло, что собственно случилось. Его неведомый гость не спал, не плавал в бредовом обмороке, что было бы вполне естественно после такого удара по голове. Он спокойно пришёл в себя, но никого не поставил об этом в известность. Дух колдуна всегда может выйти из тела даже без сотворения заклинаний и вдыхания курящихся зелий. Бравур знал это и сам умел совершать, но остерегался бросать плоть вот так без защиты.

Он заколебался на пороге. Вернуться к телу незнакомца или бежать на выручку принцессе? Сомневался недолго. Дух чужого колдуна и без земной оболочки может натворить бед, девчонка погибнет. Сначала разобраться, что там происходит. Может это вообще забрела в келью маленькая полевая мышь.

Структура волшбы неохотно подчинялась новому повелению, поэтому спускался Бравур медленно. Вопли девицы затихли было, но потом возобновились с новой силой. Всё же когда маг снизошёл в подземный покой, он оказался там последним.

Лия металась по постели, била в воздух ногами, только мелькали вышитые шёлковые панталоны, и орала. Теперь она, правда, облекла свои протесты в слова. Поскольку Бравур вырос на воле, а не в прохладной тиши богатого замка, слова он эти знал, хотя повторять и стеснялся.

— Отпусти меня! — кричала принцесса.

Далее следовало подробное перечисление тех свойств, которые любого мужчину и любую женщину сделали бы крайне неприятным в общении.

В первого взгляда показалось, что у девицы просто истерика или ей мерещится, но потом магическим зрением Бравур разглядел серую, почти слитую с полумраком, фигуру по ту сторону кровати. Он едва различал очертания духа, но тот каким-то образом сумел удерживать мечущуюся женщину, хотя и не должен был обладать такой силой.

Ещё в комнате присутствовала Авита. Рыбачка пыталась помочь госпоже, но явно не знала — как. Она взмахивала руками, словно отгоняла насекомых. Ни тень, ни принцесса внимания на неё не обращали.

Бравур не мог не отметить, хотя на это не было времени, что Торн благоразумно остался в кухне и, скорее всего, сделал вид, что умеет спать при таком шуме.

Борьба на постели продолжалась. Вопли и проклятья иногда затихали, но ненадолго. Так. Душит он её уже довольно давно, но пока безрезультатно, значит, невелики его возможности в осязаемом мире. Надо сосредоточиться и выбить у тёмного почву из-под ног. Принцесса молодец, отвлекает его как умеет. Есть же польза и от стервозных женщин, только мало кто способен её разглядеть.

Бравур сосредоточился, создавая призрачные мечи, шагнул ближе к постели. А вот как даст он сейчас злодею! Внезапно мысль о том, что его удары могут причинить настоящий вред, а то и убить, сковала словно кандалы. Маг испугался. Он всегда жил мирно и старался не ссориться ни с кем. Как так вышло, что сейчас он фактически идёт в бой? С оружием, как воин, а не волшебник, способный исцелять и призывать дождь на поля землепашцев или тихую погоду на море для рыбаков. Его учили убивать и всё такое, но никогда не думал, что придётся делать это взаправду.

Всё же он собрался и сделал ещё шаг. Клинки сверкали так, что не осталось в келье тёмных углов. Авита попятилась, хотя не должна была их видеть, но сейчас уже некогда стало разбирать все странности этой ночи. Злой дух воздел клыкастую морду и пронзил взглядом оробевшего мага. Наверное, у него всё-таки было лицо, но Бравур видел только свирепый оскал.

Принцесса внезапно замолчала, и это подстегнуло решимость. Что если чудовище уже задушило её? Нельзя медлить, надо бить, и, завопив сам, Бравур кинулся в атаку.

Взвились магические мечи, что-то вроде топора рванулось им навстречу. Светлое и тёмное сошлось с чудовищным лязгом, и удар Бравура оказался отбит. Не умел он, в сущности, драться.

Его отбросили, но предки воины недаром влили в жилы мага свою кровь. Отвага взыграла почище оружия, и померкший было свет разгорелся с новой силой. Бравур снова пошёл на врага и на этот раз удар удержал. В магическом бою не требовалось воинское умение, здесь работал характер, и он явно начинал ломить чужую силу. Бравур воодушевлённо поднажал, и тут сопротивление исчезло и он, не сохранив равновесия, рухнул прямо на постель и на принцессу.

Она оказалась жива и даже довольно здорова, потому что закричала снова, теперь от ярости. Не должна была его видеть и осязать, но оплеуху отвесить попыталась. К счастью, это не вышло, и маг вознёсся над полом, взглядом выискивая врага.

Кроме двух женщин никого в каморке не осталось. Где тёмный? Сбежал? Бравур всегда слыл тугодумом, но сейчас сообразил вмиг. Надо быть глупцом, чтобы притащиться сюда одним духом, бросив тело наверху в магическом зале. Противник вот сообразил, что надёжнее всего не размахивать призрачным оружием, а вернуться в покой и подняться наверх уже полным существом.

Бравур бросился следом. На ступенях никого не встретил, никто не таился в углах, только Торн выглянул из кухни и сразу скрылся опять. Маг спешил, как мог, но враг опередил изрядно. Голая фигура, сверкнув ягодицами, пронеслась мимо. Незнакомец успеет раньше. Всего-то делов шарахнуть по башке беспомощное тело, защищённое гораздо меньше, чем хотелось магу. Некуда ему будет вернуться и превратится он в тень или совсем исчезнет из этого мира.

Сзади топотали, наверное, Авита, что-то сообразив, спешила на помощь. Затем долетело сердитое проклятье. Неужели и принцесса не усидела в келье? Хоть она бы держалась в стороне от новых бед, когда старые ещё не избыты!

Бравур влетел в магический зал, уже чувствуя, что поздно. Здесь не хранилось тяжёлых предметов, и неизвестный просто душил беспомощное тело. Сейчас, глядя на себя со стороны, маг ощутил глубокую жалость и почти сумасшедшее желание жить, он попытался вмешаться, но всё, что смог, так это вернуться в умирающую плоть. Лучше так, лучше вместе, чем болтаться неизвестно кем по неуютному миру.

Он попытался оторвать от себя чужие руки, но они давили с чудовищной силой, ломали горло, а искажённое в синяках лицо злорадно ухмылялось. Бравур успел ещё увидеть прекрасные глаза Авиты, но потом белый свет померк, и воцарилась тьма.

Глава 9

За ночь боль утихла. Керек хотел проверить рану, но потом сообразил, что лучше не трогать запёкшуюся кровь, так скорее заживёт. Ухо почти всё осталось на месте, а если стрела кизяка и отсекла кусок мочки, так воин не девица, серёжки ему не носить.

Сладко потянувшись, Керек стукнулся затылком о ствол дерева, но ничуть не ушибся. Утро пронзало лес золотыми солнечными лучами, давило к земле туман. Хорошо. Ещё одна ночь осталась позади.

Эльф высунул нос из-под одеяла и посмотрел внимательно. Что он углядел? Керек открыл уже рот, чтобы спросить, да так и застыл, сражённый наповал небывалым открытием. Он спал, ночь прошла, он проснулся и не забыл вчерашний день. Помнил его до мельчайших подробностей: как ехали по лесу, о чём говорили. Встретили кизяков, и сначала дело шло мирно, зато потом пришлось улепётывать со всех ног. Хорошо хоть конских, а не своих.

— Ты обещал мне рассказывать каждый прожитый день! — заорал Керек так громко, что сам испугался и снизил голос едва не до шёпота. — Ты ведь не успел? Ты молчал?

— Я проснулся, когда ты попробовал на прочность древесную кору, — ответил эльф. — Ничего тебе не говорил.

— Значит, я помню его: прошедший день. Он со мной, я сам могу выложить тебе все подробности и не ошибиться ни в чём.

Не в силах удержаться, Керек принялся взахлёб вспоминать вчерашние события, и эльф, что удивительно, не прервал, не остановил, а слушал и кивал, и на губах его время от времени появлялась улыбка мимолётная как бабочка.

Этим утром отправились в путь без завтрака. Инир желания не выразил, а Керек не смог бы проглотить и кусочка. Он не вслух, но в голове перебирал частицы воспоминаний и ликовал, как скряга, вернувшийся из дальней поездки и обнаруживший, что добро его не тронули ни вор, ни пожар, ни сборщик налогов. Да какой богач больше радовался горам злата, чем человек, потерявший всю жизнь, одному сбережённому дню?

Инир терпел всю несносность ликующего сверх меры спутника, но когда они нашли воду и устроили привал, заговорил о неожиданном.

— Ранку на ухе причинила стрела кизяков или зацепился за ветку?

— Стрела. Она прилетела сзади. Почему тебя заботит такой пустяк? Мочка, вернее её остаток, уже зажил, я чувствую, что там чешется.

Эльф нахмурился, но честно объяснил:

— Эти малыши иногда смазывают стрелы разными зельями. Следовало сразу окурить рану дымом целебных трав, но тогда делать это было некогда, а потом бесполезно.

Кереку стало немного не по себе, но возразил бодро:

— Будь там яд, давно бы подействовал. Я же здоров и бодр.

— Наверное, тебе попалась хорошая стрела.

После полудня лес причудливо изменился. Керек вначале ничего не замечал, слишком полагаясь на умелость спутника, но потом и до него дошло, что чаща перестала быть такой дремучей, сквозь редкие кроны светило солнышко.

— Эти бесконечные деревья скоро закончатся? — обрадовался он.

— Не думаю. Просто место такое.

Инир поразмыслил и добавил:

— Впереди большая вода, но не река. Озеро или болото.

Скоро и, правда, совсем посветлело. Листва не укрывала от солнечных лучей, и в грубом кожаном доспехе стало жарко. Начали попадаться цветущие кусты, а лошади зафыркали, вытягивая шеи и потряхивая гривами.

— Если тут деревня, то кто же в ней живёт? — спросил Керек. — Непохоже, что кизяки, они, видно, любят темнины.

— Сейчас узнаем, — ответил Инир. — Я ведь тоже не бывал в этих лесах.

Всё вокруг скорее напоминало сад. Под копытами коней расстелился цветочный ковёр. Пахучие ветви невысоких деревьев нежно ласкали путников, а не норовили сорвать шапку или выдрать клок волос.

— Это, наверное, пристанище фей, — предположил Керек.

Мысль его взволновала. Воображение принялось рисовать прелестных нагих женщин, что валялись на траве, бесстыдно оттопырив круглые попки, или купались в мелких пронзённых солнцем водах. Керек практически слышал заливистый смех и нетерпеливо понукал коня, который и так резво бежал вперёд.

Вот блеснуло, так что больно сделалось отвыкшим глазам, и взорам открылось просторное озеро. Вода золотилась на мелководье, а дальше наливалась синевой глубины. Едва заметные волны колыхали поверхность, как бы затем, чтобы подарить заехавшим сюда человеку и эльфу немного прохлады.

Караковые устремились к воде, но Инир резко дёрнул поводья, и конь под ним стал. Керек едва удержал своего. Странной показалась предосторожность, но бессмертному виднее, он лучше знает землю, и всё что есть в её пределах.

— Эвар! — произнёс эльф почти благоговейно.

Было это просто слово на его языке или название открывшегося им чуда, Керек не понял. Нежный свет, прохлада и одуряющий запах цветов встревожили. Потянуло оглянуться: что если там уже стоят как судьба заманившие их сюда страсти.

— Инир, давай уже поедем, — предложил Керек. — Ну его это купание, я не слишком сильно испачкался. Баб тут что-то не видно, а воду другую найдём, чтобы эту красоту не попортить.

Эльф молчал, и Керек посмотрел на него. Лицо товарища испугало. Застывшие черты казались неживыми, зрачки ушли из глаз, и остались только нестерпимо светлые радужки. Спутника словно подменили, уволокли в бездны вод, а на его место посадили искусную куклу.

— Эй, Инир, очнись! Не нравится мне эта красота, и перестань заглядывать себе в череп, с людьми плохое бывает, когда они так делают.

Эльф молчал, но пальцы его шевельнулись. Конь, охотно повинуясь приказу, шагнул вперёд, потянулся к воде. Испугавшись, Керек рванул своего, ударил сбоку. Оба всадника едва не вылетели из сёдел. Лошади словно взбесились. Керек уже не понимал, вперёд они рвутся или прочь. Он и сам не знал, что так устрашило, вообще ни о чём не думал, просто отпихивал товарища от этой несказанно красивой воды, словно видел на дне чудовищ.

Ему почти удалось. Они уже повернули, когда кони разом встали на дыбы, заржали, словно сошли с ума. Керек, слишком далеко перегнувшийся с седла, потерял стремя и рухнул в воду.

Взметнулись прозрачные брызги. Грохнуло, словно разорвало бочку с вином. Керек не испугался. Плавать он, как выяснилось, умел, и хотя шансы выгрести в тяжёлом доспехе были невелики, упал-то на мелководье. Всего делов встать, отряхнуться и снова залезть в седло. Так да не так. Едва он попробовал повернуться, как песок под ладонями зашевелился, и руки ухнули в глубину. Лицо оказалось в воде, и Керек смутно увидел, как играет и переливается неверное жуткое дно, глотает его словно пасть зверя. В ушах загрохотало, значит, вся голова уже под водой, сейчас хлынет в рот колючая болтушка из песка и влаги, удавит, уест. Растает он как щепоть соли в горячей каше.

Керек всерьёз приготовился умирать, когда кто-то схватил его за ноги, рванул так, что едва не поделил попалам. Жутко хотелось жить, но помочь спасителю не удавалось — не было опоры, только вязкая пустота и последний глоток воздуха, в который Керек вцепился разумом и держал его насмерть.

Всё внутри рвалось от боли, гибель играла на нём как пальцы музыканта на звонкой струне, но он держался — не ради себя самого, а чтобы тот, кто упорно тащил из беды, не огорчился, что труды оказались напрасны.

Когда он вылетел из озера как луковица из грядки и проехался мордой по милым лепесткам, то даже не очень и удивился. Сил осталось едва на то, чтобы жадно хватать ртом воздух. Вместе с живительными глотками попадало в рот немало постороннего, и Керек сразу закашлялся.

Всё это ничуть его не волновало, потому что ладони ощущали почву и прохладную шёрстку растений, земля снова приняла на свою многострадальную спину. Немного придя в себя, Керек вскочил на ноги. Спас его, конечно, эльф. Он сидел верхом, другую лошадь удерживая в поводу и смотрел на товарища широко раскрытыми глазами, в которых, слава всем богам, темнели зрачки.

— Спасибо, Инир! — прокашлял Керек, нагибаясь, чтобы снять со щиколотки плотно обхвативший её ремень.

Эльф сумел набросить петлю и так тянул спутника с безопасного берега. Его народ ловко обращался не только с луками и стрелами, но и с верёвками тоже. Пальцы дрожали, но справились. Керек подбежал к своей лошади и вскарабкался в седло.

— Рвём отсюда!

Инир уже смотал ремень и снова пристегнул к задней луке. Он ничего не ответил, только кивнул. Поскакали вдоль озера, безжалостно терзая подковами лужайки. Они теперь тоже не внушали особого доверия, и цветущие кусты раздражали, хотелось видеть вокруг честные ветки угрюмого леса.

Сначала весёлые блики воды ещё мелькали в просветах, но потом оба, не сговариваясь, взяли левее, и озеро скрылось из глаз.

Солнышко и скачка высушили промокшую одежду на удивление быстро. Когда прелестное окружение коварной воды сменилось обычной чащобой, Керек смог осмотреть себя в поисках ущерба. Грязи не осталось, только в бороде и волосах запуталось немного песку. Пока Керек за неимением гребня, выскрёбывал его пальцами, эльф подъехал ближе и спрыгнул наземь. Обоим требовалась передышка. Керек тоже спешился. Как оказалось, за буреломом, через который осторожно перевели коней, нашлась небольшая поляна. Здесь росла трава, в низинке на краю скопилось немного воды. Отличное место для привала. Хотя до заката оставалось ещё довольно времени, дальше сегодня решили не ехать, расположились на ночь. Пока чистили себя и коней, наступил вечер.

Инир опять устроил крохотный, но упорный костерок и выпустил тень. Париз висел в воздухе, слушая рассказ о том, что приключилось с товарищами в пути. Эльф не просто говорил, но сопровождал речь движениями пальцев и ладоней. Керек мигом сообразил, что делается это для него и запоминал, всасывал в себя новое уменье с жадностью изголодавшегося разума.

Утром ему подарили вчерашний день, потом жизнь, с которой почти простился, теперь неведомую прежде молвь. Пусть завтра он погибнет или более не сохранит ничего, того что есть уже много.

Тень, насытившись знанием, отправилась осмотреться, чтобы уверенно нести ночной караул, а Инир повернулся к Кереку.

— Благодарю! Ты спас меня от верной гибели.

Керек искренне удивился.

— Да нет же, всё было наоборот, это ты вытащил меня из той зыбкой бездны, в которую я погрузился совсем. Я так признателен, что просто не нашёл достойных слов.

— О таких вещах не говорим красиво даже мы, эльфы. Мы товарищи и выручили друг друга из беды, но ты первый сообразил, что она есть.

Инир замолчал, и Керек думал, что он не скажет более ничего, но эльф продолжил:

— У моего народа есть легенда о долине, где сбываются все мечты. Никто не знает, где она, но все мы верим, что каждый из нас однажды достигнет её и обретёт там то, чего ему не доставало в обычной жизни, среди знакомых лесов.

— Красиво, но разве так бывает?

— Не знаю. В поисках этого места я и отправился в странствие.

— Так вот оно что? Я думал, просто захотелось приключений, а где их найдёшь так много, как в быстротечном людском мире? Мы такой неправильный народ.

Эльф грустно улыбнулся. Казалось, он колеблется, говорить что-то ещё или промолчать. Керек решил его приободрить:

— Я всегда думал, что у эльфов всё есть и мечтать им просто не о чем. Может быть, любовь? Есть девушка, которая не так благосклонна к тебе, как этого бы хотелось?

Инир покачал головой.

— Чтобы добиться девичьей улыбки полезнее оставаться рядом, а не странствовать в чужих землях.

— Ну, можно вернуться, овеянным славой, с кучей денег и занимательных историй.

— А девица к тому времени благополучно выйдет замуж за другого и думать забудет о том, кто бросил её ради путешествий.

Керек охотно засмеялся.

— Да, и так может случиться.

Ему очень нравилось степенно беседовать с эльфом, чувствовал себя значительнее прежнего. Иногда он всё ещё не верил, что бессмертный странствует с ним, делит тяготы пути и благие часы отдыха. Здорово ведь! Многие ли могут похвалиться товарищем-эльфом?

Неожиданно Инир сказал:

— Я должен повиниться перед тобой. Когда отправлялись в нелёгкий путь к трудной цели, мы как бы заключили дружеский союз. Товарищам в походе выпадает много невзгод, и важно знать, как надёжен тот, кто с тобой рядом.

Керек слушал в полном недоумении. У него даже приоткрылся рот и, сообразив это, он поспешно прихлопнул челюсть на место. Инир упрямо продолжал:

— Я обязан был сказать, что покинул свои земли и свой народ не в поисках приключений и славы, а потому что оказался неспособным в одном из тех воинских умений, которое эльфы считают непреложным. Ты наверняка обратил внимание, что при мне нет лука и стрел.

Челюсть опять поехала вниз, пришлось прихлопнуть её ладонью и заодно почесать отросшую бородку. Мысли в голове путались, но кое-какие наоборот стали на свои места.

— А я-то удивлялся! Ваши везде ходят с луком. Вот почему ты не пожелал показывать искусство там, на потешном ристалище!

Керек спохватился, что речь его неучтива и принялся мысленно клясть себя на все корки. Иниру и так трудно было сделать признание, а тут ещё он с ненужными уточнениями.

— Да ты прав, Керек. Я плохо стреляю. Эльфы рождаются со склонность к оружию, нам не надо обучаться, стрела всегда летит в цель, но сколько я ни пытался, у меня ничего не выходило. Я не ощущал единения с куском отполированного дерева. Среди людей, будь я человеком, слыл бы хорошим лучником, но эльфы смотрели с презрением и жалостью. Ходили даже слухи, что кровь моя нечиста, хотя это и неправда.

Лицо Инира напряглось, на нём глубже залегли тени, казалось, ему неимоверных усилий стоит сохранять ту бесстрастную гримасу, которая служила верным отличием его народа.

Керек чувствовал его боль как свою. Словно в грудь налили расплавленный свинец. Пусть он в чём-то виноват, и за это наказали беспамятством, но почему страдает эльф — надёжный товарищ, верный друг, лучший спутник, которого только можно пожелать в опасном походе? Так нельзя, так быть не должно, но что способен предпринять, чем помочь человек, чья память неверна и словно милость лишь иногда возвращается?

Этого он не ведал. Подскажи кто-нибудь, дай только знак — ноги бы стёр до задницы, но пошёл и отыскал злодея, посмевшего так жестоко обойтись с этим эльфом. Получается ведь, что прокляли его с младенчества, когда и вины-то никакой не успел нажить!

— Знаешь что! Тебе и не надо было говорить мне раньше, ведь я всё забывал, и пришлось бы повторять изо дня в день тяжкие для тебя слова. Ты правильно поступил, объяснив всё сейчас, когда у меня появилась надежда сохранить доверенное, а не потерять, как плохо прилаженную вещь. Я запомню твои слова и никому никогда их не открою. Не стану думать о тебе хуже, потому что обязан жизнью и твёрдо верю, что от бед нас заслоняет не меч или стрела, а отважное сердце. Ты неважно стреляешь, я не умею писать стихи, но мы одолели уже три несчастья, и лес нас пропустил. Кто знает, вдруг в этом странствии мы оба искупим вину и получим прощение?

— Ты думаешь, что моя неспособность верно попадать в цель произошла от проклятья? — удивился эльф.

Казалось, самому такая мысль в голову не приходила. Потрескивал костерок, похрапывали довольные отдыхом кони, пощипывали траву, захватывая её крепкими зубами, а вот птицы и звери в ночи не кричали, словно и не было их здесь совсем. Тень мелькнула за ближними деревьями, но снова ушла в дозор. Париз, видно, догадался, что товарищам нужно поговорить без помех.

— Я не разбираюсь в ваших поверьях, но таково наше.

— Да, так. Что ж, если у меня нет своей путеводной нити, позволь ухватиться за твою.

— Конечно! — обрадовался Керек.

Они по человеческому обычаю пожали друг другу руки.

Керек завернулся в одеяло и устроился среди корней. Страх забыть сегодня, когда наступит завтра, отступил. Да, он всё ещё не помнил остальную жизнь, но теперь верил, что рано или поздно всё прожитое вернётся. Каждый просто обязан получить то, что заслуживает, иначе скверно был бы устроен этот мир.

Глава 10

Туман перед глазами разбавила головная боль, а потом явилось из него милое лицо, казавшееся в неверном свете догорающих свечей ещё прекраснее, чем прежде. Бравур пару раз моргнул, и окружающее проступило яснее. Над поверженным магом действительно склонился Авита, и не просто так она стояла, а крепко сжимала в натруженных руках весло, то самое, на котором маг летал по своим делам. Он сильно удивился, но постарался приподняться, почти сразу удалось сесть. Авита просияла при этих явных признаках домогания, а Бравур огляделся, стараясь поворачиваться осторожно, потому что болела у него не только голова, но и шея. В ярком сиянии свечей предстала чудная картина недавнего побоища. Посреди смазанных линий лежал на полу незнакомец, во всей, так сказать, первозданной красе, а принцесса созерцала его непристойную наготу с таким жадным интересом, что стыд жаром бросился в щёки ни в чём не повинного мага.

Авита, надо признать, смущённо отворачивалась, хотя как раз для неё зрелище обнажённого мужчины было не в диковинку.

— Ты жив? — спросил она. — Я так испугалась!

Бравур поглядел на неё, потом на весло, всё ещё сжатое в ладонях, и озарении снизошло, как гром с небес.

— Это ты его так приложила?

Он кивнул на незнакомца и тут же схватился за не одобрившие резкого движения виски. Не иначе приложился головой, когда падал. Авита зарумянилась и низко склонила голову.

— Да, — прошептала она. — Он пытался тебя задушить. Он плохой человек, а может умом тронулся.

Она застенчиво погладила ладонью деревяшку. Вот это женщина! Вот какими должны быть принцессы!

Вспомнив о другой девице, Бравур поспешил вскочить на ноги. В углу хранилась холстина, которую он подстилал иногда, чтобы не мёрзнуть на каменном полу. Достав тряпку, маг поспешно укрыл мужчину и попытался увести прочь дочку лендлорда. Она на удивление легко перенесла ночную суматоху и уходить ничуть не стремилась.

— Это он пытался на меня напасть? — тут же начала она допытываться, упорно не замечая деликатных попыток мага её выдворить. — Кто он такой? А почему голый?

— Добропорядочные девицы не зреют обнажённых мужчин, и не употребляют слово голый! — рассердился Бравур.

Всё-таки он вырос в дворянской семье и чтил приличия.

— Ой, да оставь эти скучные разговоры для прислуги, — отмахнулась принцесса. — Не будь нудным. Кто это человек?

— Не знаю. Подобрал на берегу.

— Он ведь не простолюдин? Тело такое белое и руки гладкие.

Немало она успела рассмотреть!

— Да-да и кафтан шит серебром. Иди уже вниз и ложись спать, мне ещё этого в постель укладывать, пока не простыл на камнях.

— Я знала, что он знатного рода! — торжествующе воскликнула принцесса. — Покажи одежду, я по шитью узнаю, каких он земель.

— Завтра покажу, сейчас темно совсем! Авита, помоги, я один не справлюсь.

— А где ты его уложишь?

Бравур застонал, но Авита приблизилась к принцессе и, тихо увещевая, подталкивая потихоньку крупным мягким телом, сумела увести прочь. Раздражающий голос слышался ещё какое-то время, потом стих, а маг уставился на незваного гостя, размышляя, что с ним делать дальше.

Колдун или кто он там, был жив и дышал всё так же ровно. Крепкая у него оказалась голова. Хоть изрядно ей досталось, владелец совершенно не стремился переселяться в лучшие миры. Уверенно держался здесь. Нет, правда, такого человека, которого нельзя было бы, приложив некоторые усилия, направить на светлый путь нового воплощения, но убивать Бравур не хотел.

Да, этот человек проявил себя плохим гостем, пытался обидеть хозяина и других его постояльцев, но по собственной ли воле он это творил или управлял им кто-то ещё, Бравур не знал. Он вот тоже похитил принцессу, совершил зло, испугавшись гласа и поверив, что исходит он от Высших Сил или других магов. Пока, конечно, всё зло досталось ему самому, потому что девица оказалась не из тех, кого приятно приютить под своей кровлей, но кто знает, что будет дальше? Вот она уже соблазнилась чужим мужчиной, когда дома её ждёт жених. Куда её дальше занесёт испорченная долгим баловством натура?

Бравур вздохнул. Тащить незнакомца обратно в покой не хотелось. Не очень он тяжёл, да ступени корявы, а на дворе темно. Маг поступил проще: принёс снизу одеяло, завернул безвольное мягкое тело и оставил лежать где было. В конце концов, каков гость, таков и уход. Обойдётся.

Следовало, конечно, провести ночь в бдении, но поманил освободившийся тюфяк, и Бравур рухнул на заскрипевшую солому и заснул, не успев и вздохнуть.

Утро началось со стука дождевых капель в стёкла. Вставать не хотелось, но без одеяла Бравур замёрз и поднялся охотно. Зевая, он поплёлся наверх. Незнакомец лежал там, где его оставили. Почёсывая отросшую щетину, маг оглядел его. Что ж, если опять притворяется, делать это здесь не так уютно как в покое. Холодно тут и дует. Пусть лежит и спасибо скажет, что вниз не столкнули.

Бравур без особого желания проделал всё, что требовалось по обычаю, гласа не услышал, но не расстроился по этому поводу, а потом накинул старый плащ и отправился в деревню рыбаков. Когда вёдро, все заняты в море и на суше, а в непогодь тут же набираются требы и лучше самому сходить и разобраться на месте, чем опять нарываться на принцессины истерики. Увидит, что местность населённая и примется мучить не только мага, но и всех живущих окрест.

Туда и обратно он обернулся быстро, даже помог себе немного магией, чего обычно никогда не делал. Ноги сами несли к башне, и совершенно не беспокоил дождь, принимавшийся время от времени идти и порывистый ветер. Странно: вроде всё плохо, а на душе какой-то свет.

Прыгая по последним, истёртым ногами и волнами камням, он уловил сытный запах еды и прибавил прыти. В кухне пылал очаг, и от плаща повали пар, едва маг развесил его перед огнём. Авита, полная добродушная, хлопотала у плиты и подала на стол дымящуюся кашу, едва Бравур сбросил мокрые сапоги и уселся на шаткий табурет.

Удивительное тепло шло не только от печки, оно растекалось изнутри и не зависело от сеющего с неба косого дождя и пламени, хорошо видного сквозь изрядные дыры в печной стенке. Просто разгорелся свет в душе, совершенно непривычный, забытый: дом, где ты хозяин, место, где тебя ждут, женщина у очага и не мутное вожделение к ней, а обычная благодарность.

Бравур уплетал кашу и совершенно ни о чём не думал. Торна не видно в кухне, должно быть, прибирается наверху. Без него ощущение довольства делалось полнее. Маг уже закончил с едой и просто сидел в блаженной сытости, по-детски поджав ноги, когда сверху зашаркали по ступеням.

Это сердитое шлёпанье звучало совсем как шаги прислужника, и Бравур ни о чём не тревожился, когда в кухню вместо Торна вступил незнакомец. Он, оказывается, успел не только прийти в себя, но и одежду сыскать, и выглядел весьма импозантно в шитом серебром роскошном кафтане. Впечатление несколько портили синяки и ссадины, разливавшие по физиономии фиолетовые волны, да растрёпанная причёска, а так внушительно он выглядел, несмотря на умеренный рост.

Бравур не ощутил страха, но застеснялся домашнего вида и смущённо спрятал босые ступни под табурет. Мантия тоже изрядно подмокла и выглядела неряшливо, а жидкая косица от изобильной влаги смотрелась ещё более жалко, чем обкусанные пряди чужака.

— Здравствуй, маг! — произнёс мужчина учтиво и непринуждённо. Дважды проломленная голова не помешала ему сохранить в целости манеры. — Это ты спас меня от стихии? Мой корабль плыл из дальних стран, но его разбило о скалы. Мне казалось, что достиг берега, но потом ничего не помню, наверное, я потерял сознание, а ты вытащил меня из воды и дал приют в своём доме.

Что же он так длинно излагает? Хочет сделать вид, что не имеет никакого отношения к этим землям и ребёнку, что зреет в утробе рыбачки? Вот заморский гусь! Авита должна была узнать его голос, но кажется, не узнала, а робела, видимо, потому, что добавила ещё одну шишку к его обширному собранию крепким рабочим веслом. Ну и ладно, это дело внутреннее, говорить о нём не обязательно.

— Как твоё самочувствие, незнакомец? Стихия была сурова, и я бы посоветовал дать отдых измученному телу. Я провожу тебя в покой.

Решив не стесняться, маг спрыгнул с табурета и натянул сапоги, от которых всё ещё резко пахло мокрой кожей. Наверх поднимались степенно, словно лендлорды, собравшиеся поговорить о прекращении затянувшейся войны. Бравур раз-другой споткнулся на щербатых ступенях, а его спутник оступился и едва не скатился обратно к дверям кухни, но в целом получилось внушительно. Оба уселись за стол. Прежде Бравур как-то не замечал окружающей его скудости, но теперь, в сравнении с пышным одеянием гостя, особенно убогими выглядели и мятая постель и обшарпанный сундучок в углу.

— Из каких ты земель, незнакомец? — поинтересовался Бравур, стараясь не выходить из рамок учтивого обращения, изрядно позабытых среди простого народа. — Могу я спросить твоё имя?

— Зевил меня зовут, я купец из-за моря. Плыл в Горот.

Он сделал крошечную паузу, видно не смог сразу вспомнить название, но и так, даже без специальных заклинаний, позволяющих разоблачить лжеца, Бравур видел, что ему говорят неправду. Бывал он в портовых городках, торговых людей видел, и ничуть не походил на них этот посеребренный незнакомец, вернее, теперь знакомец Зевил, если конечно и тут не врёт.

Кто бы ни послала его чёрную тень бегать по ночам и душить чужих принцесс, тело тоже доверия не внушало, ибо сеяло пустые, не дающие всходов истины слова. Бравур кивал, словно простодушно всему верил, а сам пытался придумать хитрый трюк, который позволил бы разоблачить негодяя. Сейчас, когда Зевил пришёл в сознание и дух его не шлялся непонятно где, помогло бы колдовство, позволяющее определить отцовство, но это значило оставить надолго без присмотра гостей, которые крайне в этом проявлении внимания нуждались.

Пока маг размышлял, снизу прилетел топоток, и не успел Бравур что-либо предпринять, как в покой вломилась принцесса, сердитая, но хоть не растрёпанная, как мужчины. Она застыла было на пороге, но почти сразу смело шагнула в комнату. Приторная улыбка раздвинула губы, загорелись щёки, хотя не стыдом, а вернее всего азартом. Покачивая юбкой, как учат высокородных девиц, она подошла к столу.

Зевил галантно поднялся и отвесил недурной поклон. Бравур хотел последовать его примеру, но потом махнул рукой: на него всё равно никто внимания не обращал.

Принцесса, видимо, не врала и знала толк в шитье, хотя её тонкие пальчики вряд ли сами держали когда иголку. Взглядом она пробежалась по серебряным узорам на кафтане и мелкие бровки её удивлённо приподнялись. Она заулыбалась ещё любезнее и защебетала так мило, словно оба мужчины не слыхали ночью её площадной брани. Оказалось, у неё довольно приятный голос, да и выглядела привлекательно в почти не помятом свадебном платье с красиво уложенными волосами. Зевил так и не пригладил вихры, но девушку это, как будто, не смущало. Наблюдая за этими двумя, Бравур подумал, что уж не Авита ли делала госпоже причёску? Неужели простая девица из бедной рыбачьей деревни способна так искусно прислуживать знатной барыне?

Зевил вначале вяло и неохотно выдавливал из себя слова, но Лия ухаживала за ним так усердно, что он оттаял и даже начал криво улыбаться разбитым лицом. Синяки придавали его гримасам зловещий оттенок, но девицу вроде бы устраивала и такая галантность.

Принцесса не только бойко расписывала беспечную жизнь в папенькином замке, но и как бы невзначай из чистой любезности задавала довольно хитро задуманные вопросы. Слушая её, Бравур дивился. Он-то полагал, что дочка лендлорда та ещё дура, а она выведывала секреты едва знакомого мужчины со сноровкой опытного чиновника тайный рати.

Правда, весь этот блистательный арсенал пропадал впустую. Мужчина держался стойко, а может быть и ответов не знал. Бравуру впервые пришло в голову, что кафтан — это ещё не человек. На любого надень — барином станется, а сними — чернью чернь. Почему он не подумал, что вещи и люди часто бывают не в тех сочетаниях, в каких задумала их судьба, а тасует их как картинки из запретной потехи игривый и странный случай.

Предупредить принцессу, что кокетничает она не со знатным юношей, а с возможным проходимцем? Бравур ещё раз присмотрелся к парочке и понял, что Лие всё равно. Должно быть не так сладко текла её жизнь в отцовском доме, плохо угодил жених. Оказавшись в чужом месте, далеко от родного замка, не ощутила ли она вкус свободы? Ну, если так, пусть всё идёт своим чередом. Люди, если подумать, и сами умеют разбираться со своими заботами.

Бравур спустился в кухню. Торн уже вернулся (он ходил в деревню за провизией) и сердито развешивал мокрую одежду.

— Они требуют на два медяка больше за рыбу и зерно, — проворчал он, завидев хозяина.

Бравур не любил хозяйственные разговоры, но послушно кивнул. Он прекрасно понимал, что слуга намекает на то, что пора поднять плату за магические услуги, которыми как раз рыбаки и пользовались особенно широко. Обсуждалось это не впервые, и Бравур предпочёл улизнуть на крыльцо, если можно было так назвать единственную ступеньку с куцым навесом над ней.

Едва он уселся на слегка влажный камень, как Авита вышла из келейки и принялась вытряхивать коврики, одеяла и все прочие предметы скудной роскоши, которые успели перекочевать туда сверху. Дождь почти перестал. Пыль, оседая на мокрые камни съедала их блеск.

Бравур опять почувствовал странное успокоение, словно судьба неведомым образом свернула на правильную дорогу, хотя прежде казалось, что он и так по ней идёт. Дикая мысль возникла в голове и задержалась там, не спеша исчезать: что если вся жизнь в башне с самого начала была ошибкой? Он пошёл в маги не потому что того хотел, просто подвернулся случай выбраться из довольно унылого семейного гнезда и ухватился за него, не давая себе труд задуматься, та ли это участь, что выбрал бы сам? Возможно, он чувствовал бы себя лучше в роли обычного человека?

Правда, откуда тогда брать деньги? Магом он имел неплохой доход и немалую его часть отсылал матери. В семье прибавилось отпрысков с тех пор, как простая телега увезла его в школу.

Грустно стало, а потом Авита, закончив работу, села рядом, он взял её за руку и крепко сжал натруженные горячие пальцы. Как же выбраться из ловушки, в которую себя загнал? Слабак он, растерялся. Принцесса вон решает свои затруднения с напором и блеском, и кто бы ни был этот свалившийся на них мужчина в серебряном шитье, весьма скоро ему можно будет от души посочувствовать.

— Что за беда ребёнок? — сказал маг. — Мы справимся. Плод это всего-навсего новая жизнь, свежий маленький человечек.

Он помолчал и спросил, охваченный странной робостью:

— Авита, а не могло случиться так, что отцом его был я? Эти магические штуки иногда самому внушают подозрения.

Она опустила голову, пряча лицо.

— Мне бы хотелось этого больше всего на свете. Я ведь влюбилась в тебя, едва увидела, как только ты появился у нас. Была уверена, что это ты, скрываясь под личиной, приходил ко мне и рассказывал про дальние страны. Маги ведь тоже летают в них. Я любила и отдала всё, что способна была вручить мужчине. Лишь потом сообразила, что это мог оказаться другой человек.

Бравур буквально оцепенел. То есть вопрос он задал просто так, надеясь, что Авита, когда соприкоснутся их ладони, узнает его вспомнит, а она вместо этого запросто предложила своё сердце. Оказывается, замечательно, когда говорят такие слова. Оглушает и пьянит сильнее, чем хмельные напитки, дарит сладость и прибавляет росту. Мало ли, что ты маг и тебя остерегаются? Ничуть не менее важно, что ты мужчина, и тебя любят.

Глава 11

Ночь, прошла, и ещё один прожитый день уцелел, словно кто-то положил второй камень в основание дома. Немного взрослости, и кусочек детства это уже жизнь, крохотная, куцая, но настоящая, а важнее пробудившейся от спячки памяти, воспрянувшая вместе с ней надежда.

Эльф с утра поглядывал с любопытством, но должно быть, по глазам Керека понял, что напоминать пройденное вместе не нужно, да и не осталось времени на разговоры. Солнце, глянувшее в лес на рассвете, почти сразу скрылось за тучами. Пока путники в спешке собирались, пошёл дождь. Пришлось закутаться в плащи и опустить капюшоны пониже.

Мокрая дорога оказалась настолько неуютной и тёмной, что даже тень рискнула выбраться из тайника в шкатулке и летела впереди маленького отряда с таким усердием, словно могла раздвинуть для товарищей и мглу, и водяные струи, и угрюмые неохватные стволы. Глядя, как неясно мелькает впереди серое одеяние Париза, Керек размышлял о том, мешает ли привидению дождь? По всему выходило, что нет.

Надо быстрее осваивать язык ладоней, о многом хочется поспрошать. Керек пока мог вести с призраком только простые короткие беседы, но отношение его к спутнику изменилось. Он начал ловить себя на мысли, что воспринимает тень как человека, мужчину, пусть со странными клыками и чёрными веками. Неосязаемость перестала замечаться, ведь парень вёл себя умно и всячески показывал преданность товарищам.

Эльф ехал вперёд уверенно, хотя казалось, что при такой погоде ничего не стоит сбиться с пути. Бессмертные умеют находить дорогу всегда и везде и в точности знают, где находятся их путеводные звёзды, даже если они скрыты плотной завесой туч. Керек доверял товарищу. Его начинал угнетать лес, бесконечный, безмолвный, поставленный здесь как долгий укор. Возле деревень и городов росли совсем другие рощи, весёлые и прозрачные. Там крестьяне пасли скот и детишки, не страшась, бегали по грибы-ягоды. Там пели птицы и пробовали голос молодые волки.

Керек терпел-терпел и не вытерпел:

— Инир, а лес закончится? Мне уже кажется, что вскоре прямо за деревьями откроется кромка земли.

— Край не край, но перемены впереди. Я их чувствую.

Сквозь туманную морось мелькал иногда Париз, а более ничего интересного. Керек бы не удивился, скажи ему кто, что некий колдун берёт деревья с тех мест, которые путники уже миновали и вновь ставит их на дороге. Трудно было представить, что в мире их так много. Слова эльфа пробудили надежду. Неужели закончится лес, и вернутся просторы? Хорошо бы, а то глаза устали от того, что взгляд постоянно упирается в ближнее.

Караковые плелись неохотно, копыта мягко ступали по прелой земле, тишину тревожил только унылый дождь, а потом сквозь однообразный стук капель по темени и капюшону Керек услышал слабый гул.

Звук мог нести с собой как радость, так и беду, но обрадовал тем, что сулил перемены. Конь фыркнул, словно одобряя воодушевление хозяина, усердно потряс мокрой гривой, а потом ещё хлестнул туда-сюда хвостом, но Керек на него не рассердился.

Из сумрака прилетел Париз и нырнул в шкатулку. Интересно, мокро там будет или нет? Все случайные мысли вылетели из головы, когда повеяло ветерком, дождевые струи поредели, сквозь тучи прорезался тусклый свет, и лесные чудовища расступились, с неохотой передоверяя жертву другому миру.

Инир натянул поводья, и Керек, подъехав к нему, стал рядом. Перед ними, пересекая путь, текла странная река. Тут она ползла еле-еле, а чуть дальше прыгала и скакала на перекатах. За неширокой быстриной тянулся другой берег или скорее топь с окошками чистой воды и торчащими кое-где острыми зубьями камней.

Дождь усилился, заплясали по воде пузыри, но Керек перестал его замечать, заворожённый странным зрелищем. Он, конечно, жаждал простора, но этот как-то пугал.

— Что это, Инир?

Эльф смахнул ладонью влагу с лица. Его зоркие глаза видели наверняка дальше.

— Это предгорья. Впереди холмы, а между ними и рекой одно из тех гиблых мест, в которые лучше бы не попадать.

— Там болото?

— Да. Пожалуй, придётся искать более удобное место для переправы. Лучше сойти с прямого пути, чем на нём же и утонуть.

— Правильно. Вниз по течению или вверх?

Эльф опять огляделся, словно ответ мог подсказать упорный дождь.

— Поедем вниз, там тише, наверняка меньше перекатов, попробуем найти брод.

— Хорошая мысль, хотя я промок до костей и не замечу, если в реку придётся погрузиться целиком.

Спускаться пришлось довольно долго. Заросли вдоль русла временами так густели, что кони протискивались с трудом, но путь был проделан не напрасно. Река разлилась шире. Галечная отмель, протянувшаяся наискосок, почти довела до противоположного берега. В русле вода бурлила и завивалась воротом, но оказалось неглубоко. Лошади шли по брюхо, и обидно было, что день не ясный, всадники могли даже сапоги не беречь.

На суше эльф опять придержал коня. Керек с любопытством озирал это странное место. Прежде он больше заботился о том, чтобы благополучно миновать стремнину и лишь теперь как следует разглядел болото. Выглядело оно причудливо. Он прежде не встречал топей, где окна чистой воды и пугающие своей ровной поверхностью зелёные лужайки чередовались так равномерно. Словно кто-то соорудил это место намеренно.

Инир тоже выглядел озадаченным и вертел головой, как будто остерегался выпустить из виду даже маленький клочок заречного мира. Дождь почти перестал, только ветер теребил и раскачивал ветки зарослей дальше от реки, за полосой трясины. Выглянули из поредевшей слякоти холмы. На их рыжеватых спинах темнели пятна зелени — видимо, купы деревьев или кустарники. Конь под Кереком нетерпеливо переступил, вытянул шею. Наверное, хотелось ему туда, на сладкие луга предгорий.

— Едем? — спросил Керек.

Судьба не наградила его особым терпением.

Эльф ответил не сразу, впрочем, для него характерно было слегка поразмыслить перед тем, как произнести что-то. Керек обнаружил, что уже знает привычки товарища, помнит их и тихонько порадовался возрождению. Неужели постепенно шаг за шагом суть вернётся к нему? Он станет человеком как все люди, а не просто наёмником, отрабатывающим очередной день, как повинность.

— Это болото непроходимо для нас и наших коней, — сказал Инир, вернув человека из сладких грёз на мокрую неприветливую землю. — Видишь, лошади сами не идут, тоже чувствуют угрозу.

— И придётся тащиться вниз по течению реки до тех пор, пока трясину не сменит твёрдый берег? Это ведь может и затянуться. Кто-то другой спасёт принцессу, и мы не получим награды.

Видимость улучшилась, когда дождь перестал, но крутой изгиб, который делала река, мешал узнать, что там за поворотом. Эльф шевельнулся в седле.

— Боюсь, что это поселение довольно протяжённо и времени мы действительно потеряем много.

— Что? — воскликнул Керек.

Слова товарища сделали то, чего не сумел дождь — промыли глаза. Керек сообразил, что подмеченная им правильность в расположении окон, зелёных лужаек вязла и кочек, скорее всего, неспроста. Кто-то соорудил эту странную деревню на берегу реки, где низкая пойма позволяла устроить так, чтобы обиталище подпитывалось водой.

На вопрос, кто именно, ответ появился почти сразу. Из дальнего окна выглянула голова похожая на ящеричью, а затем и сам её обладатель выбрался на камень. Керек рот разинул, созерцая чудо, но и эльф выглядел потрясённым.

Существо, пожалуй, ростом пришлось бы по пояс высокому человеку вроде Керека, встань оно на задние лапы, но конечностей у него насчитывалось шесть, и четырьмя оно прочно держалось за камень, в то время как маленькие передние несли не то чашу, не то свёрнутый древесный лист. В остальном оно действительно напоминало ящерицу чешуйчатой кожей, ловкими пальцами с коготками, длинным подвижным хвостом.

— Кто это? — спросил на всякий случай Керек.

Он видел, что эльф озадачен, но не брался судить, чем именно. Вдруг ему существа известны, просто он никак не предполагал их здесь встретить, или же они так опасны, что поневоле впадёшь в задумчивость.

— Никогда не слышал о таком, — откровенно сказал Инир, — но если они будут агрессивны, повернём обратно в реку.

— Что-то мы только и делаем, что удираем, — пробормотал Керек. — Несолидные из нас вышли герои, хорошо, что не видит никто.

Он спохватился, что эльфу его слова могли показаться обидными, но винить себя не стал. Похоже, любопытство сжигало бессмертного, так же как и человека, и обоим было не до случайных замечаний.

— Можно попробовать столковаться, — предложил эльф. — Я знаю несколько наречий, на которых разговаривают голосом и ещё такие где достаточно жестов.

— Да, с призраком вот нашёл общий язык! — ожил Керек. — Здесь, наверное, именно так надо, эти ребята не производят впечатления болтливых существ.

Пока обменивались замечаниями, из других водяных окон тоже стали появляться странные ящерки. Они вылезали кто на скалу, кто на кочку и устраивались там. На путников поглядывали, но без особого усердия. Будь здесь твёрдая дорога, эльф и человек могли проехать посёлок насквозь и никого не потревожить.

Окраской существа отличались довольно разнообразной, но Керек подметил, что она зависит от того, на камне располагается ящерка или на травяной кочке. Эти маленькие охотники норовили слиться с опорой, а как они добывали пропитание, выяснилось почти сразу.

Вот на одну из милых лужаек слетела птичка, привлечённая бусинками ягод. Длинная нить языка буквально выстрелила изо рта владельца угодья и поймала дичину. Существо довольно проворковало что-то и принялось передними лапками обирать с жертвы перья и засовывать в пасть кусочки мяса. Соседи проводили удачу собрата внимательными взглядами и почти одновременно сглотнули, так что прокатился ком по горловому мешку.

— А они нас поймут? — выразил сомнение Керек.

— Человек, когда ест, тоже не выглядит особенно разумным. Да и эльф если подумать.

Последнее замечание Инир добавил явно из учтивости, но Керек оценил, кивнул.

— Попробуй!

Любопытство его разгорелось, он во все глаза смотрел на странных существ, стараясь уловить в их облике и повадках все малости, запомнить до тонкостей. Радостное ощущение того, что он может сохранить увиденное, затмевало огорчение от возникшей на пути преграды.

Инир поднял руки к небу, словно призывал на помощь живущих там богов, и несколько резко очерченных мордочек повернулось к нему. Эльф не стал терять время зря. Его плавные красивые жесты были так выразительны, что Керек понял их без перевода. Он воочию увидел, как два отважных витязя спешат на спасение красавицы, попавшей в беду, как труден и полон невзгод их путь, а малейшее промедление может стоить девице жизни или чести. То, что за несколько прошедших дней любое из этих несчастий уже могло многажды произойти, сейчас совсем не думалось. Керек чувствовал, что вот-вот слёзы умиления потекут в бороду. Надо бы, кстати, от неё избавиться, чтобы предстать перед принцессой бравым воем, а не грязным разбойником.

Знал, что эльфы великие мастера произносить речи, но никогда не думал, что они одними жестами, выражением лица, наклоном головы могут впечатлять так же сильно как и словами. Керек засмотрелся, да и существа не остались равнодушны. Одно из них упустило возможность поймать спорхнувшую на зелень птичку, хотя птичке это не помогло, она, прыгнув разок по полянке, увязла и отчаянно затрепетала крылышками. Ящерка живо повернулась и схватила добычу, но ощипывая пёрышки и поедая мясо, не перестала следить за чужестранцем.

Керек думал, что объясняться придётся долго, ведь стена непонимания просто обязана стоять между таким разными народами, но едва эльф закончил представлять, как одна ящерица, за ней другая, ловко спрыгнули в воду и поплыли к незваным пришельцам. Затем они выбрались на берега своих крохотных озёр, и Керек лишь теперь разглядел, что между владениями проложены общественные дорожки. Оба существа бойко побежали по ним, используя для этого четыре лапы, а две передние бережно неся перед собой.

Очень скоро хозяева болот оказались прямо у ног коней. Керек испугался, что лошадям такое соседство не придётся по душе, они и правда начали прижимать уши и сердито фыркать, но эльф заговорил, огладил своего коня и быстро успокоил обоих.

Ящерки, задрав головы, бесстрашно изучали всадников, а потом повернулись одновременно и запрыгали прочь. Остановились, оглянулись. Этот язык Керек тоже понял без слов. Он спешился, чтобы вести коня в поводу, мелькнуло соображение, что без тяжёлой лошади пройти окажется проще. Свалится караковый и погибнет — человек уцелеет. Эльф опередил и уже ступил на тропу, лошадь его неохотно пошла следом, кося глазом на окна чистой воды. Керек тоже рискнул заглянуть. Озерцо показалось бездонным, а мысль в него смотреть — глупой.

Дорога, широкая и надёжная, когда по ней бежали ящерки, под грубым человечьим сапогом выглядела сущей ниткой. Конские же копыта, казалось, просто вомнут её в неверную ткань болот. Не глазея больше по сторонам, Керек ступал на отпечатки подков, стараясь не шагнуть нечаянно в сторону. Эльф первый идёт за ящерками, он почует, если путь ненадёжен и остановится, предупредит. О том, как и куда вытаскивать товарища, если вдруг случится беда, Керек суеверно старался не думать.

Он цеплялся взглядом за тропинку, петлявшую среди угодий местного народа, и почти поверил, что благополучно и с конём доберётся до предгорий, когда птица, увернувшись от проворного языка одной из ящериц, метнулась прямо под ноги лошади. Караковый не отличался выдержкой человека, он испуганно прянул в сторону, заржал. Одна из крепких стройных ног соскользнула, провалилась в трясину. Обезумевший от страха конь заметался, ноздри в рыжих подпалинах раздулись, блеснули белки глаз.

Умнее всего было отпустить повод, но Керек не смог. Коняшка терпеливо вёз его и сквозь лес, и через реки, он уже не был заурядной лошадью с конюшен лендлорда, стал другом, и Керек потянул его к себе, увещевая ласковым голосом, хотя откуда в нём взялось это бесценное сейчас спокойствие не знал. Он слышал, как эльф ведёт мягкую песню, подобную мелодии заоблачных струн, но не вникал, ощутил только, что Инир поспешно уводит своего коня, чтобы не заразился паникой и освободил столь нужное сейчас место на тропе.

— Держись, милый, хороший! Я здесь, не уйду, не сдавайся, мы выберемся, обязательно, непременно!

Керек шептал ласковые уверенные слова, и конь, привыкший слушать человека, преодолел страх. Он сумел зацепиться за тропу подковами — мышцы напряглись под чёрной шкурой — и выскочил на сухое. Керек сразу обнял морду и начал поглаживать, успокаивая. Взмыленная шкура подрагивала под ладонями. Тёплые губы ткнулись в плечо, караковый виновато всхрапнул. Керек с ласковым укором дёрнул растрепавшуюся чёлку.

— Ну вот, выбрались же. Не обращай внимания на птиц, ящерицы отомстят за нас.

Инир оказывается, уже вывел свою лошадь на берег, привязал к кустам и примчался обратно. Его руки и уговоры оказались ещё действенней, так что вскоре все трое благополучно достигли твёрдого грунта. Ящерки ещё немного поглазели на чужаков, а потом убежали, не дожидаясь благодарности или платы.

Сразу за болотом путь пошёл в гору, упругий дёрн отлично подходил для конских копыт, но товарищи, не сговариваясь, некоторое время вели лошадей в поводу, чтобы те пришли в себя от пережитой опасности.

Поднявшись ещё немного, наткнулись на ложбину с чистым ручейком, бегущим по дну. Здесь решили заночевать. Вечер ещё только начался, но пока собирали топливо, разжигали огонь, сушили пожитки и перекусывали оскудевшими запасами, стемнело. Рассёдланные и вычищенные до блеска кони, паслись рядом. Тень выбралась из дневного убежища и с удовольствием послушала о приключениях товарищей. Керек, отогревшийся и сытый, почти всё рассказал сам и даже понял большую часть жестов призрака. Получилась прямо беседа. Потом Париз улетел во тьму, сторожить лагерь и коней. Он ревностно относился к обязанностям и, кажется, был рад, что может помочь.

— Так ты и, правда, никогда не видел подобных созданий? — спросил Керек.

Хотелось поговорить, да и предстоящая ночь немного страшила. Вдруг тот неведомый, кто проклял, передумал его прощать и отберёт данное прежде. Такой удар окажется горек. Керек забудет его, но эльф ведь расскажет, и надежда как солнце за край горы, уползёт в неизвестность.

— Никогда, — твёрдо ответил Инир. — Я знаю все легенды моего народа, и ни одна из них не повествует о городах из водяных окон и трясин, где жили бы существа похожие на ящериц, разумные и приветливые.

— Может, они просто хозяйственные, — ответил Керек. Прикинь, если бы мы вместе с конями рухнули в их водоёмы, утонули там и начали гнить. Я бы не хотел заполучить такое счастье в свой дом.

— Да, ты прав, но к всеобщей выгоде свершилось дело или по доброму согласию, закончилось оно удачно.

— Верно, а как мы принцессу повезём через все эти страсти?

— Нам бы достичь того края, куда её утащили, после придумаем. Ведёт туда и торная дорога, только кружная очень.

— А мы, два героя, рванули напрямик, чтобы никто не сумел нас обскакать. Здорово, но если вернётся из поездки маг, что живёт во владениях лендлорда, он сможет успеть ещё раньше.

Эльф задумчиво смотрел в огонь. Костёр почти прогорел и полыхал жаром углей. Сухое тепло вливалось в душу.

— Знаешь, нечисто тут дело, — сказал Инир. — Эгиры слишком хитры и все повязаны общим цехом. Странно, что один из них собрался надолго отъехать в ту пору, когда намечалась свадьба. Колдуны эти, конечно, великие постники и скромники, но погулять на празднестве любят.

— Да! — охотно согласился Керек. — Бесплатная еда всегда впрок, чужое пиво само льётся в глотку, и жирный окорок постнее морковки, если не ты его покупал. Мне всегда казалось, что эти чародеи не дураки полакомиться и сладким куском и девичьим поцелуем, а скромность изображают для виду. Нет, я сам люблю покушать и красавицу приобнять, осуждать не стану. Что ж, если ты думаешь, что один эгир не встрянет в дела другого, то награда сама просится в руки. Только бы не сбиться с пути.

— Странно вёл себя этот маг. Я хотел порасспросить в деревне кизяков, вдруг они видели это чудо, но не успел, да и вряд ли там могли что-то поведать. В такой чащобе живя, в небо обычно не смотрят.

— Зато теперь мы вышли на ясное место. Поглядим, кто живёт в этих краях и зоркие ли у них глаза.

Керек завернулся в одеяло и почти сразу провалился в сон. Ярко как наяву он наблюдал в ночном видении трудный путь сквозь лес, быстро течение рек. Он ехал и плыл, как в жизни пришлось, только подвигов совершал больше. Враги страшились, а потрясённые его отвагой кизяки показывали короткими ручками и объясняли словами, как пронёсся в небесах великий маг на золотом драконе и при нём была девица небывалой красоты. Дальше Керек скакал через реку, одним прыжком брал болото, и ящерки смотрели на него, задирая мордочки, и щебетали по-своему.

Откос во сне оказался таким крутым, что конь остановился. Только герой собрался, взвалив его на плечо, вскочить на гребень гор, как увидал девицу. Она сидела, отворотясь лицом, и плакала так горько, что сердце зашлось даже во сне. Керек протянул к ней руку, стремясь утешить, и очнулся.

Глава 12

Бравур едва не утонул в безграничном ощущении счастья. У него бывали приключения, но мимолётные и случайные. Он робел перед женщинами, которые могли потребовать большего, чем недолгие утехи. Ещё больше стеснялся себя: невеликого роста, неказистой внешности, мантии, которая походила на женскую юбку. Живя в башне, вообще перестал об этом думать и радовался иногда, что волшебникам запрещён брак: не делая предложений не получаешь и отказов.

Быт угнетал, но и умиротворял. Высокие чувства, как и низменные вожделения, остались за порогом. Стать чьим-то избранником, не прилагая даже усилий, оказалось ново и странно. Словно взял и поглядел на себя со стороны. Так ли он непривлекателен, как всегда считал? Нашлась женщина, которая мечтала о нём по ночам и пошла ради него по местным меркам на преступление.

Бравур пытался осмыслить происходящее, но получалось плохо. Слишком много мыслей теснилось в голове одновременно, словно люди толклись на площади в базарный день. Разобрать их по порядку так и не удалось. Пока он сидел вот так, сжимая мягкие пальцы Авиты в своей ладони, сверху прилетел шум, постепенно набиравший глубину и силу. Там то ли ссорились, то ли уже дрались.

Маг слегка запаниковал, и собрался бежать на выручку принцессе, но потом вспомнил её оценивающие взгляды и уверенные манеры и снова опустился на холодный камень порога.

В покое затихло было, но затем опять донеслись оттуда сердитые голоса. По лестнице застучали торопливые шаги. Едва Бравур и Авита успели отодвинуться друг от друга, как между ними проскочил Зевил. Мужчина выглядел рассерженным и слегка потрепанным. Глаза его обвели горизонт совершенно бессмысленным взглядом, но решимость делать хоть что-то как будто перевесила сомнения. Одёрнув шитый серебром кафтан, Зевил зашагал вдоль уреза воды. Разгулявшийся ветер, бросал в него брызги и пену, но парень только морщился, как от кислого, да отворачивал лицо.

Не успел он сделать и десяток шагов, как сверху донёсся торопливый стук женских каблучков, и принцесса появилась на пороге. Она раскраснелась и двигалась порывисто, резко, совсем не так, как полагается вести себя девице хорошего рода, но показалась Бравуру привлекательней, чем прежде. Он подумал, что к её худенькому телу идёт эта невесомая быстрота, а вот плавная степенность — нет.

Ещё недавно высокородная девица вызывала в нём лишь глухое раздражение, а сейчас он сочувствовал ей, потому что дело, которое она затеяла, явно разладилось.

Лия пробежала немного по скользким камням, потом остановилась, тяжело дыша, сердито топнула.

— Постой!

Зевил замедлил шаги, казалось, его рвут на части неведомые силы. Одна толкала вперёд, другая тянула назад. Всё же он остановился и даже ответил:

— Послушай, зачем ты так? Сама понимаешь, что это блажь, каприз девицы, избалованной жизнью в богатстве и неге.

— Нет! — решительно ответила она, догнала. Пальцы вцепились в жёсткий рукав. — Замуж выдают насильно, я не хочу! Сама выберу мужа!

— Меня? Я не товар, а ты не купец.

— Ты мне нравишься. Он похитил прямо со свадьбы, — принцесса мотнула головой в сторону Бравура, — но я ему не нужна, да и он мне тоже. Он нищий маг из убогой башни, а ты — ровня. Даже отец смирится с моим выбором, он просто рад будет, что нашлась и жива-здорова.

— Ну да, с погубленной репутацией.

— Это вон ей, — принцесса опять мотнула головой уже в сторону Авиты, — это вон ей надо о репутации беспокоиться, потому что гроша за душой нет, и вообще простолюдинка, а я принцесса. Придворные музыканты сочинят что-то красивое и всех заставят поверить. А если я вернусь с заморским принцем, и обманывать никого не придётся. Люди любят сказки.

— Да не принц я! — взревел Зевил, порываясь уйти, но Лия держала крепко.

Они начали бороться, кружа на месте и спотыкаясь на крупных гальках. Бравур смотрел во все глаза. Мужчина, хоть и не выглядел богатырём, легко бы справился с хрупкой принцессой, но видно опасался причинить ей вред, она же объята была одной лишь мыслью удержать его на месте, вылить на голову очередной ушат слов, убедить или оглушить на худой конец.

Похоже, жених в южных землях не слишком горюет о потере такой наречённой. Вряд ли поторопится явиться за ней в далёкий северный край.

— Как это не принц? Я же вижу шитьё, у людей простого звания такого не бывает. Если тебя преследуют невзгоды или денег нет, так эта беда поправима. Отец богат, и мы в нищете жить не будем, хоть земли наследовать и не сможем, они достанутся только моему сыну, да и то если мой непутёвый братец не вернётся из-за моря, куда уплыл и сгинул. Я его плохо помню, но на тебя был похож. Может потому, ты мне так сразу и понравился. Брат был весёлый и подарки дарил.

Зевил застонал и, воспользовавшись тем, что принцесса чуть ослабила хватку, умилённая должно быть, воспоминаниями о пропавшем родственнике, вырвал рукав и припустил бегом.

Лия замерла на месте, словно в ней разом закончились силы. Не смога бы догнать возлюбленного в смешных парадных туфельках. Отчаяние её остановило, или это простое соображение, но она даже не попыталась. Стояла, маленькая, казавшаяся ещё меньше из-за громоздкого платья с тяжёлыми юбками, худая в талии, так что пальцами обхватишь.

Бравур почувствовал себя неловко и хотел тихо уйти, но тут принцесса развернулась и подошла к башне. Лицо её застыло в странной гримасе, в этом напряжённом выражении нешуточная тоска боролась с дворянской гордостью. Только было маг решил, что победит сословная спесь, как принцесса некрасиво скривила рот и заплакала с неумелостью никогда прежде не обижаемого ребёнка.

Чувствуя себя виноватым больше всех и во всём. Бравур поднялся и попытался сообразить, что тут можно сказать или сделать. Он не умел утешать, но она приникла к нему, цепляясь за бедную мантию как недавно за богатый кафтан, и разрыдалась всерьёз.

— Да ничего, не плачь, — растерянно пробормотал Бравур, легонько поглаживая костлявую спину. — Хочешь мужика, найдём мы тебе мужика. Желаешь принца заморского, будет тебе принц заморский. Их тут выбрасывает на берег время от времени, надо только по башке оглушить, чтобы далеко не убежали.

Бравур услышал свои слова словно со стороны и ужаснулся: разве так утешают, но принцесса всхлипнула в последний раз и неожиданно хихикнула.

— Это же не конфетка и не кукла, а ты обещаешь.

Она вздохнула глубоко, давя последний приступ рыданий, и сказала уже без детской разнеженности, а по-взрослому серьёзно:

— Ты хороший, хоть и маг, а я дура.

Вот кто бы спорил — мысленно согласился Бравур, хотя оба оказались глупцами, запутали себя и других, а что может быть проще, чем любовь? Этому ведь не надо учиться долгие годы в магической школе.

Принцесса отстранилась и ушла в келью, пряча заплаканное лицо. Авита исчезла куда-то ещё раньше, Торн и вообще не показывался. Ну да ему полезно собирать дрова оставленные прибоем. Зима не скоро ещё, но непременно будет, и для готовки топить нужно немало.

Здесь и без него пока обойдутся — решил Бравур. Он одёрнул мантию и зашагал в сторону рыбачьей деревни, по следам заморского принца. Можно попытаться вернуть этого, пока волны не выкинули на берег другого.

Хотя Бравур про себя называл поселение деревней, это скорее был городок, только сильно растянутый вдоль берега залива. Край ближний к башне, населяли рыбаки. Дома их теснились по склону, а у воды ветер сушил сети, и лежали длинные тела лодок. Женщины хлопотали во дворах, дети возились в мокрой гальке, отыскивая ракушки для игры, а которые покрупнее, то и для хозяйства.

Мага провожали насторожёнными любопытными взглядами, но он не задержался, чтобы приступить к рыбачкам с расспросами. Зевил, здесь прошёл, другой дороги просто не было, но вот останавливаться в этих хижинах, безнадёжно пропахших рыбой, он бы не стал. Принц он там или нищий изгнанник, дорогой кафтан обязывал держаться соответственно.

Бравур прошагал через деревню, не мешкая, лишь приподнимал мантию там, где на берегу что-то гнило.

За каменной осыпью дома пошли выше и ладнее. Местный люд зарабатывал торговлей или ремёслами. Цеха побогаче даже огораживали свои владения частоколом и на ночь запирали двери. Сейчас вечер ещё только начинался, и все ворота стояли распахнутыми настежь, но Бравур не задержался и здесь. Он лишь замедлил шаги, чтобы придирчиво оглядеть единственное судно, стоящее у причала. Купец не из богатых, потрепала его недавняя буря. Видно, что требуется починка, и отплывёт торговый человек не сейчас.

Здесь частные дома перемежались общественными харчевнями, и Бравур принялся оглядывать их со всей возможной придирчивостью. Богатая одежда предполагает и полный карман, так что вряд ли Зевил выбрал для посещения одно из заведений для бедноты, где не стоит у дверей угрюмый страж, и запросто могут обчистить. Парню, конечно, пробило голову и даже два раза, но ловкость, с какой он сбежал от принцессиных объятий, позволяла думать, что рассудок сквозь дырки не вытек.

Бравур уверенно толкнул самую красивую дверь, и степенно кивнул крупному мужчине, надзиравшему за порядком. Тот поклонился, хотя в его обязанности не входило любезничать с гостями. Просто маг исцелил его жену, и случилось это недавно. Благодарность не успела полинять до полного равнодушия.

Ну конечно же! Шитый кафтан просто светился в зальце. Люди сюда захаживали небедные, но вряд ли кто из них мог похвалиться дворянскими причудами. Зевил устроился за столиком у окна и рассеянно смотрел на вечернее море. Перед ним стоял кубок цветного стекла и еда в добротной чаше, но он обращал на то и другое мало внимания.

Бравур подошёл и опустился на табурет.

— А, это ты, маг, — равнодушно сказал Зевил и приложился к вину.

Теперь Бравур сообразил, что если еда стынет с самого начала, то кубок, скорее всего, наполнялся не в первый раз. Вряд ли сей принц из прибоя обогнал надолго, но время зря не тратил.

— Слушай, ты девицу обидел, негоже.

Веки опухли, и белок одного глаза покраснел. Надо же, а пока валялся в обмороке, незаметно было. Как принцесса сумела влюбиться, глядя на эту сплошь в синяках морду? Тут бы самая пропащая девица усовестилась. Или он речами взял? Так непохоже что-то. Бравур вспомнил некстати, что Лия созерцала своего избранника нагим, во всей так сказать, первозданной красе, и почувствовал, что краснеет. Всё же невинных девиц стараются уберечь от подобных зрелищ, а он оплошал. Сам виноват, сам и разобраться должен.

— Ну а тебе-то какое дело? — вопросил Зевил. — Она сестра твоя что ли?

— Под моим кровом приют нашла, и я ей теперь оберегатель, — ответил Бравур.

Не успел договорить, как оглушающая в своей простоте мысль, заставила не только смолкнуть, но и забыть, что напротив напивается человек, с которым невредно словом перемолвиться, пока он относительно трезв. Лия упоминала брата, пропавшего за морем много лет назад, да Бравур и сам слышал стороной эту историю. Сейчас он подумал: что если Зевил и есть наследник земель? Перенесённые бедствия или другие житейские причины мешают объявиться и выложить на стол права, но семью он помнит. Что кроме близкого родства может помешать парню, даже если он авантюрист с большой дороги, отказаться от ласк принцессы? Пусть она тоща и невелика, но папа у неё лендлорд, да и подрасти может, округлиться. Юна ещё, какие её годы?

К столу подошёл прислужник, и Бравур попросил еды, не слишком ясно соображая, что именно заказывает. Догадка разбудила воображение и взволновала чрезвычайно, но маг отлично понимал, что прямо о таком не спрашивают.

Зевил более стремился к вину, чем к беседе и молчание воспринял, как призыв вновь приложиться к чарке. Бравур спохватился и продолжил увещевания.

— А чем ты недоволен? Девица из богатого знатного рода, это и так видно по платью и манерам, горит к тебе приязнью. Почему отверг? Или ты воображаешь, что стоишь выше неё?

Бравур оглядел Зевила, словно желал купить, но для начала поторговаться. Глаза парня уже не только покраснели, но и заметно косили, вино одолевало неокрепшую после пережитых испытаний плоть. Он моргнул, но достойного ответа не нашёл.

Маг не пробовал хмельного и потому трезвенником был ревностным. Он рассердился, и едва Зевил поднёс к губам кубок, прошептал кроткое в несколько слов заклинание. Лицо и без того способное напугать радужными пятнами синяков, исказилось гримасой отвращения. Бравур подхватил парня за жёсткий рукав и потащил на задний двор. Там специально для этих важных целей стояла смрадная бочка. Пристроив Зевила к её краю, Бравур вернулся, чтобы расплатиться. Лишь теперь он обнаружил, что еду принесли, и невольно сглотнул слюну. Давно не случалось видеть такой привлекательной пищи, но следовало поспешить. Заклинание скоро перестанет действовать. Принц заморский протрезвеет, но добрее от этого не станет.

Бравур отдал деньги и выскочил наружу. Подопечный изверг неправедно выпитое и умывался возле другой бочки, тоже поставленной здесь неспроста.

— Ну что ты ко мне пристал? — сказал он, злобно косясь красным глазом.

— Она там плачет, — ответил Бравур.

Зевил перестал плескать в лицо из черпака и застыл так. Странно было видеть, как капли стекают по щекам, словно слёзы.

— Девицы всегда плачут, — произнёс он ворчливо и принялся вытирать лицо ладонями.

Проняло его, хотя виду старался не подать.

— Ну ты хоть мне объясни, почему сбежал, а я постараюсь растолковать Лие.

— Сам не знаю, — сказал Зевил. — Жалко её стало. Она думает, что все вокруг принцы.

— А ты, значит, нет?

— Нет. Я хоть головой и треснулся, но себя не забыл.

Простые в целом слова царапнули. А если его кто-то забыл в этой голове или этом теле? Вот незадача! Помнит он себя, а кто Лию ночью душил?

— И кто ты?

— Не твоё дело маг!

— Захочу, всё равно узнаю! — Бравур поднял для важности палец. — Лучше сам скажи, не так больно будет.

Парень сощурился, словно прикидывая вескость угрозы, и затем покладисто кивнул.

— Ладно, может ты именно тот, кто сейчас нужен, сам многого не понимаю. Сядем где-нибудь и поговорим без помех.

Можно было снять комнатку в городке, многие сдавали, но Бравур подозревал, что Торн не одобрит лишних трат, да и подслушать беседу местного мага с заезжим франтом охотников найдётся масса. Лучше подняться немного по склону, где кончается тесная застройка и идут одинокие крестьянские хижины. Бравур знал все места и привёл спасённого им из воды человека в крошечный сарайчик на самом гребне. Здесь тесно лежали веники, нарезанные впрок, и как раз нашлось местечко, чтобы устроиться не без удобств.

Солнце садилось, золотя море, и Бравур невольно подумал, что мир прекрасен, пока в нём не видно людей с их дрязгами и вечным поиском выгоды.

— Так кто же ты? — повторил он вопрос.

Глава 13

Сон растаял, а тревога осталась. Керек подхватился на жёстком ложе и сел. Утро занялось ясное, от вчерашней непогоды остался только туман над рекой и болотом с добрыми ящерицами. Эльф, пристроившись у скалы, водил карандашом по страницам книжки. Лицо у него было мечтательное. Не желая мешать поэтическим трудам товарища, Керек решил пока поразмыслить. В лагере царил покой. Тень уже, наверное, спряталась в дневное убежище, кони стояли смирно. Костёр прогорел, оставив серое пятно невесомого пепла.

Занимательный сон всё ещё будоражил разгулявшуюся память, но последнее видение — плачущая женщина — давило на сердце неподдельным беспокойством. Кто она и почему так безутешно рыдает в чужом и совершенно мужском сне про подвиги и приключения? Может быть, это принцесса? Ей приходится плохо у наглого похитителя, и она подаёт знак верным рыцарям, скачущим её спасать?

Проснувшись, и обнаружив ещё один прожитый день в сундучке памяти, Керек впервые не ощутил ликования. Эта неизвестная особа похитила радость. Что за повадка такая — рыдать? Они ведь скачут. Ну, скорее едут себе шагом, так нет сменных лошадей, и приходится беречь этих. Можно и потерпеть немного. Доедут непременно, ведь награда обещана немалая, да и жалко девицу.

Керек поскрёб неопрятную бороду и решил, что без эльфа заботу не избыть. Надо отправляться в дорогу, а побеседовать сподручно и в седле. Перед ними лежал склон, по которому удобно ехать рядом, а не гуськом.

Инир охотно согласился тронуться в путь. Собирались недолго, с утра теперь и не закусывали, сберегая припасы. С охотой как-то не задалось: и дичи не наблюдалось, и лука не было. На горных лугах бродили животные вроде коз, но близко не подпускали. Керек подумал, что даже плохо стреляющий эльф с лёгкостью добыл бы мясо к обеду, но пустые сетования не наполнят живот, так что и говорить об этом нечего.

Прохладный ветерок овевал лицо, солнышко быстро подсушило дёрн. Путешествовали теперь с приятностью, но досадное окончание сна не развеялось в дороге. Неприятная мысль мешала радоваться хорошему утру и весёлым склонам. Керек помаялся с ней, но решил доверить заботы эльфу.

— Инир, я вот не мастак стихи писать, да и говорить красно, попробую как умею. Приснилась мне нынче ночью плачущая женщина и не могу об этом забыть. Сомнение во мне поселилось. Я уже почти уверовал, что проклят, наказан за некое злодеяние, но что если не так всё было?

— А как? — заинтересовался эльф.

Конечно, ему истории слушать полезно, а то о чём же стихи писать?

— Злодеяние моё так ужасно и отвратительно, что колдун или кто он там был, не проклял меня забвением, а уберёг от веданья, чтобы мог я жизни радоваться.

— Пожалел? Так разве милосердно щадить татя, а не его жертву?

— Наверное, нет, разве что проступок мой как-то дано исправить, и вот для этого прожитое и начало ко мне возвращаться, да не сразу, а по частицам, чтобы привыкнуть успел.

Инир задумался. Кони шли ровно, не отвлекая от беседы. Скакать галопом или даже трястись рысью нужды не было. Коза с парой козлят наблюдала сверху, со скалы. Детёныши ловко переступали тонкими копытцами. Керек отвернулся от утёсов.

Эльф поглядел прямо и так много доверия, симпатии читалось на его лице, что хоть убейся, а оправдай. Душу вынул и предложил: мол, у крепких товарищей нет беды разной. Керек сморгнул непрошеный туман с глаз.

— Ты страшишься узнать, что было, — сказал Инир. — Знать и помнить это не только счастье, но и ноша. У каждого в прошлом есть горести, жизнь не всегда сладка. Что бы сам решил, если бы предложили? Разве не мечтал вырасти над собой? Тот, у кого нет прошлого — ребёнок. Ты хочешь беспечно резвиться до могилы? Тут выбор невелик: или вырасти и принять на плечи взрослый груз, или весь остаток дней смотреть на других людей снизу вверх, как младший на старшего.

А ведь прав бессмертный: не спросили у него, чего хочет сам, избавили от этого тягла. Значит, дальше жить и ждать, когда вспомнит. Выдержит хребет ношу? Есть вина и как её перемочь? Почему плакала та женщина? Обижена им или ждёт от него подмоги?

— Дорогу надо просто пройти, и тогда узнаешь, что в конце, — сказал Инир, — а мы с тенью поможем. Нам всё равно в ту сторону.

— Вот и славно, — ответил Керек. — На такое я согласен.

— Перевалим горы, а там и до моря рукой подать.

— Море? Нам надо к солёной воде?

Инир опять ответил не сразу, вечно он со своей степенностью испытывал терпение спутника, но Керек ждал, не подгоняя. Пусть хоть один из их отряда прежде мыслит, а потом говорит — больше пользы всему делу будет.

— Мой народ тоже обладает своей магией. Она почти незаметна, но помогает нам везде понемногу. Когда колдун разбойничал над потешным ристалищем, я постарался разглядеть его. Не глазами, а как промелькнувшую мысль или ушедший сон.

— Понимаю, — кивнул Керек.

Его бурно, как и всегда заполнили новые чувства. Печаль отступила, а вместо неё нахлынуло удивительное ощущение сопричастности древней эльфийской волшбе. Дыхание и то спёрло, пришлось откашляться.

— И что же ты узрел?

— Даль морскую и прибой у камней. Холодный ветер с серого неба. Скудную весну, запах рыбы и сетей.

— Ух ты! — уважительно откликнулся Керек. — Теперь понятно, почему ты так уверенно повёл меня, вернее нас с тенью на полночную сторону. Там недруг.

— Кое-что я видел и глазами, — продолжал эльф. — Мага самого. Он такой как все они: тощий с бритым лицом, в мантии. А вот летел он, ты не поверишь, на весле.

— Которым на лодке гребут? Надо же! Опять море.

— Да. Я побеседовал с Паризом, и мнения наши ни в чём не разошлись. Так путь был определён, иного впереди не лежало. Доедем и посмотрим, что там за башня и что за эгир.

Керека разговор приободрил. Горы показались веселее, а небо ярче. К полудню кони выбились из сил, пришлось остановиться на привал. Поднялись уже высоко, оставленные пределы сверху выглядели далёкими. Керек сидел на склоне, жевал чёрствый хлеб и буквально упивался роскошными далями. В лесу ему всё время казалось, что глаза болят от тесноты и вот-вот съедутся в кучу и столкнутся на переносице.

— Может я горный житель и потому мне так сладко смотреть отсюда?

— Думаю, скоро мы узнаем, — степенно ответил эльф. — Ничего в этом мире просто так не происходит.

Седловина казалась близкой и доступной, но за увалом дорогу преградило ущелье с потоком, ревущим на дне, пришлось искать путь в нагромождении устрашающих скал. Кони ступали осторожно и пугливо косили глазом в сторону пропасти. Вскоре пришлось спешиться и вести их в поводу. Керек, как немедленно выяснилось, тоже без одобрения относился к отвесным утёсам. Недавнее болото казалось сейчас милым и уютным, а возможность упасть в него забавным приключением.

— Пожалуй, я всё же с равнин, — пропыхтел Керек, карабкаясь по распадку.

Эльф поглядел с улыбкой. Он был свеж, словно отдыхал весь день, да и конь его чувствовал себя явно лучше. Лошади ведут себя увереннее, когда и всадник спокоен и собран, Керек заставил себя смотреть на крутые склоны и пугающие карнизы спокойно, как будто всё происходит не с ним. Получилось не сразу, но потом он привык, зато едва поутих страх, как навалилась усталость.

— Вечереет, — сказал он Иниру. — Что делать будем? Топлива здесь нет, костёр сложить не из чего, а ночь, думаю, холодная предстоит. Уже сейчас пробирает до костей, словно камни дышат.

Эльф оглянулся на пройденный путь, посмотрел вперёд.

— Ты прав. Остановимся, пока хоть немного травы можно для лошадей отыскать. Дальше будет хуже.

Выбрать уютное место оказалось непросто. Потом набрели на провал, окружённый отвесными стенами. Здесь нанесённая ветрами почва зеленела хорошей травой, а в середине даже нашлась лужа воды. По крайне мере лошади оказались устроены.

Керек завернулся в одеяло без особой надежды согреться. Съестных припасов осталось мало, и трапезу ограничили скудной порцией. Эльф, казалось, вообще ничего не ел, а насыщался одним видом провизии, да и Керек легко переносил умеренность, должно быть, всё же участвовал наёмником в походах и приучил себя довольствоваться малым.

Солнце быстро садилось, нагретые его лучами скалы остывали мгновенно. Чудилось, что их ледяные ладони сожмутся вокруг путников, едва погаснет заря. Керек и здесь попробовал убедить себя, что ему мерещится, но вскоре понял, что нет.

Что-то вокруг происходило. Тень, выбравшись из шкатулки, не улетела обживать окрестности стоянки, а осталась рядом. Париз выглядел так, словно ночь внушает ему нешуточный страх. Видеть испуганное привидение было до того ново, что Керек почти перестал страшиться сам.

— Надвигается очередная опасность, Инир? — спросил он.

— Удивительное путешествие, — ответил Инир, как всегда не сразу. — Я думал, что знаю о мире так много, а оказалось почти ничего. Вот и здесь кто-то живёт, если можно воспользоваться этим словом для обозначения духов.

— Так это они гонят меня прочь?

Керек плотнее завернулся в одеяло и хотел всё же прислониться к скале, чтобы обезопасить спину, но разве не оттуда вылезали эти новые бесплотные? Неуютно, когда давят со всех сторон.

— А нашего они не тронут?

— Не должны, но лучше не подвергать его бестелесное существование опасности. Париз охранял наш покой все эти ночи, а сейчас караулить будем мы.

Тень охотно скрылась в привычном убежище. Эльф пересел ближе к Кереку и поставил шкатулку между ними. Словно отроки с парадными мечами с обеих сторон трона, товарищи обороняли ящичек с привидением.

Неприветливая ночь призадумалась, видимо, решая, чем ещё пронять незваных пришельцев, а потом началось. Наверное, духи рассердились из-за того, что живые не отдали на растерзание бесплотного собрата, хотя, возможно, хотели забрать его в свой сонм, оставить навеки тосковать среди холодный скал.

Принять заметный образ эти создания не умели, лишь мелькали вокруг неясными сгустками то темнее, то светлее окружающей ночи. Вопли и вой им тоже не слишком давались, зато получался шорох, словно ладони тёрлись о шершавые камни или шкурки змей.

Керек поначалу оглядывался и хватался поминутно за меч, но потом заметил, что Инир сидит совершенно неподвижно. Ясное лицо эльфа едва различимо белело во мраке, и спокойную решимость на нём Керек не столько рассмотрел, сколько почувствовал. Правильно. Глупо было не догадаться самому. Бесполезно махать мечом или кулаками, когда стоит напротив не враг из плоти и крови, а создание потустороннего мира. Оборона от призрака — сила духа. Её тоже не потрогаешь пальцами, но держится на ней так много, что одно лишь это обретя, можно воевать с кем угодно.

Кони начали беспокоиться и вместо того, чтобы мирно щипать траву, попытались метнуться прочь, убежать. Инир негромко заговорил с ними по-эльфийски. Музыкальная речь бессмертного народа словно просветлила тьму, стихло шуршание, и караковые убрели к луже. Магия подействовала, словно свежий ветер прочистил котловину.

Остаток ночи прошёл спокойнее, под утро, когда прорезался над горами неверный ещё рассвет, Керек даже заснул. Дремал он недолго, но когда открыл глаза, голова оказалась ясной, и в ней опять уцелело вчера. Холод выпил много сил, но лучи солнца коснулись кожи. Их острое здесь, наверху, тепло защипало как крапива. Керек с трудом поднялся и развернул окостеневшие плечи. Всё тело вело себя как чужая вещь, словно злые привидения подменили его ночью на такое же, но полумёртвое.

Эльф, судя по его виду, чувствовал себя гораздо лучше человека и встретил зарю улыбкой. Раньше казалось, что бессмертные скорее ночной народ, привыкший жить в сумрачной прохладе леса, но теперь Керек думал иначе. Он тоже приветствовал сияющее божество почтительным поклоном. Новый день озарил мир, и ночной страх убрался обратно в ледяные скалы.

В путь тронулись без промедления. Резкие тени и глубокие пропасти пугали уже меньше. Керек привык. Он с удовольствием вдыхал невесомый здешний воздух и смотрел по сторонам. Тело разошлось, и опять вернулась в мышцы гибкая сила. Казалось, самое трудное позади, и седловина, скрывшаяся за складками местности, вот-вот вынырнет из-за нагромождения скал, но вместо этого странники попали в тупик. Крутые обрывы окружали со всех сторон, и пути дальше не было.

То есть, если бросить лошадей, то вскарабкаться на борт котлована удалось бы без особого труда. Керек взглянул на эльфа: что думает он.

— Должно быть, эти горы населяла древняя раса, о которой и мы уже не помним, — хмуро сказал бессмертный. — Неудивительно, что люди избегают этих мест.

— Хочешь сказать, что они исчезли из наших легенд, но не смогли совсем уйти со своей земли, остались хоть краем, прикипели душами к этим холодным горам?

— Им эта величавая красота согревала сердце. Охотно разделил бы радость, но призраки былых времён сотворили здесь вполне осязаемые ловушки, и если мы не сумеем их миновать, не судьба нам пройти горы и достичь моря коротким путём.

— То есть бросать лошадей и идти пешком бесполезно? Суть в другом?

— Да. Теперь нам придётся выверять каждый шаг и угадывать расставленные сети.

— Ну, днём хоть не страшно, — попытался утешить себя Керек и тут же пожалел о сказанном.

Словно для того, чтобы показать ему всю смачность лиха, в котловане начали твориться странные вещи. Прилетел в лицо холодный ветер и с ним вместе тень, похожая на ветхое тряпьё. Керек выхватил меч и махнул от плеча, но тень не заметила оружия и пролетела, обдав болотным смрадом.

— Убери, — коротко сказал эльф. — Они не боятся оружия. Честно говоря, вот даже хочется, чтобы противостояли нам реальные враги, и мы могли с ними сразиться. Пусть это были бы великаны или драконы, но мечному бою оба обучены, и нам ли бояться схватки?

— Точно. А драконы и великаны случаются на белом свете?

— Право не знаю. Раньше, говорят, бродили они и по белому свету, и по тёмному. О них поют в балладах и рассказывают свидетели прежних времён. Мы уже так много неведомого встретили в этом походе, что меня не удивят ни драконы, ни великаны, ни подземный народ.

— Гномы существуют.

— Да, но живут-то они как все остальные — на поверхности. Их подгорные города — просто сказка. Рудники там и не более того.

— Ну, я рад, что сумел поглядеть на мир, а ещё более рад, что смог его запомнить, и если кто-то попробует отобрать эти дни, вот тогда я точно возьмусь за меч.

— Знаешь, — сказал Инир, — а не в том ли наша сила, что мы так ни разу и не пустили в ход оружия? Мы спасались бегством не всегда ведь от страха, иногда просто не желали убивать правых. Разве кизяки виноваты, что они такие? Мы обидели их ненароком, достойно ли было с нашей стороны отстаивать ошибку железом?

— Ну, хоть и мелкие, но они бы нам наваляли! — самокритично признал Керек.

— Кто знает? Мы же герои. Вот спасём девицу, вернёмся, и сложат о нас легенды.

— И в них мы уж точно будем махать мечами направо и налево! — подхватил Керек. — Стыдно ведь признаться, что избегали схватки.

— Знаешь, поглядев на этот просторный и непростой мир, я начинаю думать, что все легенды так и написаны. Те, кто махал мечом, желая крови и не пытаясь отыскать разумный выход, не добрался до желанной цели, сгинул в пути, и о них не сложили баллад, чтобы петь их светлыми ночами или на пирах.

— А ты прав. Мы не скакали сломя голову, а ехали шагом, не рубили чужие головы, а пускали в ход разум, заключённый в своих. Сейчас бы и помахал со страху мечом, так бесполезно железо.

— Вот и я думаю, что добротою сердца достигнешь большего, чем силой руки. Поехали. Вперёд!

Глава 14

Бравур приготовился к тому, что ему опять примутся лгать и потихоньку сотворил нужное заклинание, но когда Зевил начал свою речь, убедился, что старался зря. Искренность, звучавшая в каждом слове, понятна оказалась и без волшбы. Что-то изменило душу отловленного из волн незнакомца. Может, то, что самого Бравура переполняло как школяра знания? Странная радость не потому, что чего-то добился, а просто так. Есть на белом свете прекрасная девица, и когда смотришь в её глаза, такие же, как это северное море, расцветает душа.

— Я вообще не дворянин, простого купеческого рода, — начал свою речь Зевил. — У отца в Большой Пристани несколько лавок.

Бравур кивнул, довольно значительный торговый город стоял дальше к восходу на том же побережье. Маг даже бывал там несколько раз, и думал иногда, что неплохо жить в таком бойком и шумном месте, да и доходы там выше, но без протекции прибыльную должность не получишь.

— Дела шли успешно, и отец решил отправить меня за море — там один наш родственник крепко прижился и тоже вёл торговлю — поучиться. Я конечно собрался и поплыл на ближайшем корабле. Сам понимаешь, как хочется повидать дальние страны, пока ещё молод и полон сил.

— Понятно. И что же там случилось?

— Да поначалу всё шло хорошо. В доме родича меня приняли, и вскоре я смекнул, что не только ради того чтобы опыта набраться в торговых делах меня туда определил отец. Девица в семье той была на выданье. Я понял, что родители сговорили нас меж собой, только нам пока сообщать о том не стали.

— Хороша девица-то? — спросил Бравур.

Зевил сердито фыркнул, тряхнул головой словно конь.

— Тучна, словно свинья в закутке, ходит, как тесто через край квашни переваливается. Смотрит так, что не поймёшь в разуме она или спит с открытыми глазами. Сызмала всё что делала — у окошка сидела. Родители в дочке души не чаяли, работой не утруждали, а заботой угождали, вот и вырастили мне на погибель.

— Так ты от неё сбежал?

Бравур слушал с большим интересом. Редко приходилось узнавать чужие истории, а тут ещё сочувствовал он рассказчику. Сам любил девиц в теле, но то ядрёность должна быть, а не жиры трясучие. Да и есть ли душа в такой оболочке? Поди утонула давно, салом захлебнулась.

Зевил вздохнул.

— Идти против отцовой воли я не смел, но и не радовался. Утешал себя, что все так живут и не по охоте женятся. Про любовь только в сказках сказывают, да в песнях поют, чтобы не так тоскливо было. Смирился я, но старался чаще уходить, пореже суженую видеть, насладиться жизнью напоследок.

— В отдельные дома тебя что ли понесло?

Зевил конфузливо усмехнулся, опять покачал головой, словно дивясь тому, что судьба с ним сделала.

— Нет, этого опасался. Узнай родичи такое, заперли бы и совсем за порог не пускали. Ходил я в приличные харчевни, просто с людьми побеседовать, в общественном саду гулял. Там вот и встретил Грагора.

— Ага! — сказал Бравур.

Он ощутил, что теперь начнётся самое главное. Перед ним, пусть увиденный чужими глазами предстанет враг, затеявший неблагое дело. Надо собраться и слушать внимательно, чтобы понять, смогут они сойтись на равных, одолеет сила силу или выручит лишь обман.

Зевил помолчал, должно быть, припоминая подробности, затем продолжил свой рассказ.

— Сначала не понравился он мне. Одет был важно, повадку имел вычурную, но глаза холодом отсвечивали, словно не душа из них глядела, а зимняя стынь. Избегал я его сперва, но он мирился с недовольством и всячески выставлял своё дружество напоказ, словно полюбил меня как брата и готов любую выходку терпеть. Поначалу просто по саду вместе гуляли, потом стали в харчевнях за одним столом сидеть. Льстило мне, что такой значительный господин со мной водится, люди с завистью смотрят. Говорил Грагор, что богат несметно, да не хочет среди своих быть, все там ради его денег милы, а настоящего товарищества не сыскать. Объяснял, что холодность во мне его и приманила, что если и подружимся, то ради братчины сердечной, а не выгоды какой.

Бравур представил себя на месте юноши. Трудно устоять перед искусной лестью, вползает она в душу, словно мёд в глотку. Пока от сладости млеешь, всё уже внутри. Тут зрелый в сединах не устоит, а Зевил молод совсем, вон даже борода растёт скудно как у мальчика.

— Так он приручил меня как зверушку, — с горечью продолжал свой рассказ купеческий сын. — Я с рук его ел и в рот глядел, а он меж тем завёл другие речи. Ты, говорил, хоть и простого звания, а обхождением и обликом дворянин, обмануть любого нетрудно. Коли хочешь всю жизнь торговать, так тому и быть, а жаждешь большего, есть для тебя удача. Я уши и развесил, на всё был согласен, чтобы нелюбую за себя не брать, да остаток дней не сидеть за прилавком. Тут мне Грагор свой замысел и поведал. Есть, говорил, в твоей родной стороне лендлорд богатый. Сын его сюда за море пустился, да и сгинул, а ты с ним лицо в лицо стать в стать. Если явишься, да права спросишь, никто не догадается, что не тот за кого себя выдаёшь. Принца много лет в родном доме не видели, если что не сойдётся, то время переменило или забыли за давностью. Сделаешься большим барином, а помрёт названый отец — сам править начнёшь.

— Приятелю твоему какая от этого выгода? — не понял Бравур.

— Я тоже спросил. Он ответил, что при сильном сам хочет сильным быть. Лихого богатства на двоих хватит.

— И ты, конечно, решил, что лучше делить многое с другим, чем довольствоваться малым одному. А не пугало, что принц может сыскаться, и зашатается под тобой трон?

— Ещё как беспокоило. Только Грагор заявил, что ему известно доподлинно, что нет принца среди живых. Избыли его лихие люди, на руках у него почил.

— А то, что сам из породы этих лихих людей тебе в голову не пришло?

— Думал, не совсем я дурак, да больно заманчиво показалось в принцы выйти. Удавались и не такие заковыристые дела. Худого ведь я не хотел. Правил бы народом по чести, так какой в том урон?

На это Бравур не ответил. Сам он жизнь прожил так далеко от какого-либо трона, что слабо представлял, во что могло вылиться такое деяние. Может, и правда, разумный купеческий сын принёс бы землям и населению больше блага, чем беспутный кровный принц. Понесло ведь его за море, прочь от отечества, а зачем? Того он мог и сам не ведать.

Слушая исповедь, Бравур сообразил одну вещь. Если этот неведомый Грагор намеревался захватить вот так тихонько власть в богатом краю, то именно ему было выгодно убрать с дороги принцессу, которая, выйдя замуж, могла зачать законного наследника. Конечно, преимущество оставалось за старшим, но возникни сомнения, у лорда был бы другой принц на замену, и вот его заговорщик вряд ли бы смог прибрать к рукам как купеческого сына.

Тут многое ещё следовало обдумать, но Бравур решил прежде дослушать повесть Зевила.

— Не стану тебя судить, не моё это дело. Что случилось потом?

— Мы решили тайно отплыть от тех берегов и где-нибудь в уединённом месте подготовиться к осуществлению своей затеи. Всё шло хорошо. Корабль доставил нас благополучно, сняли у крестьянина домик и зажили тихо и скромно. Грагор больше всего настаивал на тайне. Мы почти не выходили из пристанища своего на отшибе, и мой наставник усердно обучал всем тонкостям, какие следует знать принцам. Богатый костюм, вот этот мы сшили ещё за морем, но здесь одевались просто.

Зевил умолк, словно задумался или не знал как приступить к самому важному. Солнце село, над водой догорали остатки зари. С предгорий потянуло холодом, и Бравур невольно поёжился.

— Так что у вас не заладилось? — спросил он.

— Я не знаю. Поначалу всё шло гладко, а потом раздражать он меня начал, давил, наверное, слишком. Что ни день ругались мы. Захотел я родителей навестить, пусть не в дом войти, это понимал, что нельзя, но хоть издали посмотреть.

— Родителей? — уточнил Бравур.

— Ну хорошо! — раздражённо воскликнул Зевил. — Была там одна девица, да пустое это всё, не о том речь. Поскандалили мы, в общем, с Грагором.

Купеческий сын умолк, словно в смущении. Бравур восхищённый собственной догадливостью и глубоким знанием жизненной сути, опасался попасть впросак, но всё же рискнул спросить:

— Убил ты его что ли?

— Нет, но поколотил изрядно. На вид я не богатырь, но купец не всегда дома сидит, иной раз гостем ездит, так что меня на кулаках биться учили и мечом немного владеть. Подрались мы, а когда увидел я, что лежит Грагор и едва дышит, повернулся и ушёл. Побоялся, что не простит он меня.

— А как же ты в прибой попал?

— Да по дурости. Нанял лодочника, чтобы довёз меня на корабль, а он затеял ограбление, позарившись на дорогое платье, или кошель разглядел. Не знаю. Пришлось драться и тут. Пока мы друг дружку тузили, лодка перевернулась. Я уже не слишком ясно соображал, поплыл куда-то, потом ничего не помню, пока в твоей башне не очнулся.

— Досталось тебе, а тут ещё и принцесса глаз положила. Нравишься ты ей, просто вся горит.

Зевил вздохнул громко, едва не на всю ночь.

— Так и она мне нравится: бойка, миловидна, никакого тебе жира. Вот на такой бы женился тотчас.

— Ну так и за чем дело стало?

— Я же место её брата хотел занять. Не могу, стыдно, да и купеческого я рода, не примут меня.

— А ещё и твой приятель Грагор может заявить, что на худое дело покушался. Барышом не обзаведётся, так хоть месть свершит.

— Всё ты, маг, про меня знаешь — вновь вздохнул Зевил. — Скажи, что мне теперь делать?

Бравур, весь вечер считавший себя взрослым и значительным, растерялся. Вот как раз об этом он не думал. Прозрел, кто и почему пожелал сорвать принцессину свадьбу, но что будет потом, мыслью не задавался. Он кашлянул, собираясь с духом для ответа.

— Надо отыскать этого злодея, а то как бы он не начал вновь творить непотребство. Найдёт другого парня с подходящей рожей и попытается выставить его наследником.

— Да ты прав, мне как-то и в голову не пришло.

— И где вы с ним жили?

— Да здесь, неподалёку. Я вообще сначала подумал, что ты меня к нему ведёшь, и вы заодно.

— Дорогу покажешь?

— Добьём его? — оживился купеческий сын.

— Пока только поговорим.

Зевил охотно поднялся. Видимо, его устроило, что кто-то другой опять взялся решать его судьбу, а Бравур дивился собственной храбрости. Она казалась неуместной, но не пасовать же на глазах человека, который считает его мудрым и взрослым.

Ночь была не так уж непроглядна: сияли звёзды, мягко отсвечивало море. В крестьянских домах кое-где горели скудные огоньки, а в городе так и на улицах гордо светились масляные фонари, правда, только на главных. Бравур ступал уверенно и магией не пользовался. Определённые подозрения внушал ему загадочный Грагор и полезно было на какое-то время оставить его в неведении того, что один из будущих гостей не простой человек.

Шли совсем недолго. Зевил остановился и указал на домишко, сиротливо ютившийся на склоне. Бедненько, но уединённо, это да. Бравур осторожно подошёл ближе. Света внутри не было, как и уверенности, что дом пуст. Зевил решительно подошёл и толкнул низкую дверь. Мало его по голове били. Разум не вколотили, прежний остался. Бравур поспешил следом. Пока он осторожно перебирался через порог, сын купца уже зажёг свечку. Единственная, хотя и довольно большая комната пустовала.

Бравур бегло осмотрелся. Видно, что жили здесь двое, на лавках — скудные постели, на столе — миски и кружки. Испачканное тряпьё валялось под окном, словно кто-то менял повязки ещё при дневном свете. Маг коснулся пальцами — точно кровь, засохла уже, даже не пахнет. Ничего удивительного в том, что оставшись без подопечного, интриган нашёл жилище поприличнее, а возможно, опасался, что товарищ по недоброму делу вернётся, чтобы добить. Бравур на его месте остерегался бы. Ведь чего проще заставить замолчать того, кто знает о тебе скверные тайны. Зевилу, правда, злодейство на ум не пришло. Спрашивал ведь просто так.

Хорошо, с этим разобрались. Что дальше делать? Ждать, не вернётся ли побитый подельник купеческого сына?

— Ладно, давай так, — решил Бравур. — Сейчас ночь на дворе, поздно. Останемся здесь до утра. Кто знает, может и забредёт на огонёк твой приятель, а утром отправимся в башню. Дела у меня, некогда тут.

— А с Лией что делать? Она же опять набросится, а я не железный, в другой раз могу и не устоять.

— Слушай, я устал, так что по порядку будем разбираться с твоими мороками.

Бравур присел на ближайшую лавку, и голова сладко сонно закружилась. Почему так разморило? Спать нельзя, надо караулить. Не успев додумать эту мысль, он провалился в глубокое забытье.

Разбудил утренний свет, заглянувший в почти слепое окно, или неприятные мурашки в затёкшем теле. Бравур обнаружил, что лежит скукожившись и подтянув к животу коленки. Он замёрз. Мантия не очень-то грела. Купеческий сын сидел у стола и сонно таращился на огарок. Неужели стерёг всю ночь, пока сам Бравур беззастенчиво дрых? Похоже, что так. Маг степенно откашлялся.

— Не явился твой подельник.

— Да, напрасно ждали. Пойдём, а то здесь голодно. Была сухая горбушка, так я её за ночь сгрыз.

Бравур тоже ощущал потребность побаловать живот кашей. Час откровений он прозевал, но не слишком расстраивался. Отлучки по делам вполне оправдывали такую небрежность.

В город спустились быстро. Бравур полагал сразу идти в башню, но соблазнительные запахи текли из распахнутых дверей харчевен, да и спутник выглядел голодным и несчастным. Зашли перекусить в то заведение, где были вчера.

Денег у мага не осталось, всё, что нашёл в карманах, потратил вчера, но Зевил, несмотря на дважды пострадавшую голову, припрятанный в покое кошель нашёл и озаботился прихватить, покидая башню. Он и расплатился за обильный завтрак. Потом оба неспешно побрели вдоль берега.

Бравур шагал почти весело. В животе сытно угнездилась вкусная еда, в голове бродил ясные мысли. Туман неведения, так некстати сгустившийся вокруг мага, начал рассеиваться. Бравур узнал, что противник его человек, а не существо высшего порядка, а значит, и бороться с ним проще. Если купеческий сын отмолотил обидчика как сноп пшеницы, то и маг не сплошает — у него помимо кулаков есть ещё и волшба.

Вообще Бравур считал, что Грагор тоже колдун, а вот из цеха или сам по себе, почтенный обитатель башни или изгнанник, в этом ещё предстояло разобраться. Ладно. Невредно будет поглядеть на эту залётную птицу. Бравур засучил рукава мантии, словно собрался драться прямо сейчас. Зевил глянул на него с опаской.

Волшебный приют открылся взору, когда миновали нагромождение камней на мысу, и отсюда показался небольшим и уютным. Бывают конечно башни красивее и благоустроеннее, но Бравур обнаружил, что успел привязаться к этой и готов простить ей суровые зимние сквозняки, печь, которая дров жрала много, а тепла давало мало, скудость обстановки, вечный грохот прибоя. Дом, какой-никакой, а собственный.

— Слушай, — сказал Зевил. — Я ведь так и не поблагодарил за то, что ты меня из моря вытащил и вылечил, и вразумил. Спасибо, маг!

— Да, сравняемся. Сегодня я тебе, завтра наоборот. Для того и живу здесь, чтобы не пустовал берег.

— Светло тут, только скучно, наверное. Я люблю шум, людей, города.

— Вот и оставайся купцом, а то надумал в князья выйти, в замке сидеть.

Зевил сконфуженно усмехнулся.

— Твоя правда, маг.

Дверь почему-то стояла плотно прикрытая, хотя обычно болталась настежь, но Бравур не придал этому значения. Решил, что кто-то из женщин начал заводить свои порядки и приструнил безалаберного Торна. Давно пора, а то не почтенная колдовская башня, а сарай с воронами. Зевил замедлил шаги, словно опасаясь подходить ближе, но принцесса не выскочила из келейки. Наверное, спала. Высокородные девицы ведь не приучены подниматься рано и впрягаться в работу Странным показалось, что и Авита не хлопочет вокруг и не идёт из кухонной трубы весёлый дымок, но маг и на это не обратил внимания.

Он отворил дверь и сунул нос внутрь. Едой всё ещё не пахло, и царила тишина, а потом её нарушил голос, донёсшийся неизвестно откуда, но хорошо знакомый.

— Вот ты и пришёл.

Каменные стены исказили его и сообщили происходящему неуместную торжественность. Бравур вздрогнул, охнул рядом Зевил.

— Это Грагор! — прошептал он.

— Я догадался.

— Что ему надо здесь?

— Сейчас узнаем.

Бравур первым начал подниматься по оббитым ступеням. Сердце странно замерло в груди, но не так, как это случается от страха, а словно оно набиралось сил для самого главного удара. Мысли смешались и совсем исчезли. Бравур сделал последний шаг.

Глава 15

Ночью эта стынь и невидь, наверное, показалась бы уместной, но вот светлым утром, ясным днём — раздражала. Керек тоже разозлился. Он видел, как сурово нахмурив лицо, эльф поехал вперёд. Неспешная уверенность заразила. Мало ли кто жил в этих горах? Пришло другое время, ветер переменился. Ушёл, так уходи, захлопни за собой дверь. Можно ведь ездить через горы напрямик купцам и прочим, у кого нужда. Чуть подправить — и гладкая дорога. Так нет, понаставили ловушек. Тряпьё всякое летает и прямо в рожу. Врезать бы по-человечески, от души, глядишь, унялась бы чужая нежить.

Инир направил коня прямо на отвесную стену, заговорил по-своему. Голос эльфа словно разбудил всё вокруг. Заволновалась трава, запахло водой и тёртым камнем, птица испуганно вскрикнула и замолкла. Странно звучали заклинания бессмертных, как будто капли падали в тихую воду, пели и звенели. Кереку почудилось, что из лопаток его что-то лезет — не то крылья, не то вражий меч. Зябко стало, он понял, что поддался колдовству, и сейчас пройдёт сквозь скалы как бесплотный дух.

В призраки как-то не захотелось, да и не пришлось. Уступила скала. Нехотя растаяла, и вот уже нелепым казалось, что недавно ещё видели они камень на пути. Обычная расселина, на дне зеленеет болотце, и дальше можно пройти, словно прорубил кто горы.

— Как замечательно, Инир! Да ты словом бьёшь крепче, чем мечом.

— Чего не сделаешь на тернистом пути героя? Смотри, какой просвет впереди, а ведь была здесь когда-то дорога, ходили караваны и другие существа, те, что жили до нас, топтали эти тропы. Мне всё время чудилось, будто ступаю не просто так, а по следам, теперь знаю точно.

— Вполне можно построить дорогу, — поддержал Керек. — А странно сознавать, что однажды настанет время, когда здесь проляжет привычный путь, и люди будут ездить по нему, не задумываясь о том, кто это сделал первым. Это ведь не героизм — отыскать дорогу через горы?

Эльф оглянулся на Керека, на даль, оставшуюся за спиной.

— Наверное, мир вообще стоит на плечах тех, кто просто делает нужное дело, не ожидая похвалы и благодарной памяти потомков. О народах, что жили здесь до нас, мы ведь тоже ничего не знаем, но разве не ощутима их работа?

Солнышко светило с небес, и ехать ровным шагом было приятно. Керек спокойно смотрел вперёд, хотя очень хотелось оглянуться. Наверное, те, кто давно ушёл, ещё взирали на него из холодных скал, но словно без неприязни, а с одобрением. Белый свет меняется и тёмный тоже, к этому просто следовало привыкнуть.

Потом скалы расступились шире, а пропасть подкралась и разлеглась на пути. Та же самая или другая, Керек не знал, но в душе завёлся трепет, словно хотел девицу и не умел подступиться.

— Смотри — мост! — сказал Инир, пока Керек старался не глянуть вниз.

Тонкая нитка ровно уложенных камней вздымалась аркой и прыгала через бездну. Трепет из души растёкся по телу, задрожали пальцы и повлажнели ладони. Наверное, когда-то здесь лежал широкий крепкий путь, но время, ветер, дожди с морозами делали понемногу своё дело, и остаток выглядел как ломоть хлеба уже побывавший в крепких детских зубках и обкусанный со всех краёв.

— Вот ведь, — пробормотал Керек и опять вспомнил с глубокой нежностью болото и приветливых ящерок.

Чего он там боялся?

Инир оглянулся и, видимо, сообразил, какой страх напал на товарища. Прежде можно было отворачиваться от пропасти, но сейчас она легла прямо на пути. Помолчали. Керек немалым усилием заставил себя говорить:

— Вот я и кончился как герой, не сложат обо мне легенд. Прости, эльф, я здесь не пройду. Придётся тебе одному как-нибудь спасать принцессу.

— Сядь, отдохни, — предложил Инир. — Я пока переведу лошадей.

Керек послушался, чувствовал себя неважно, так словно его очень быстро отравили. Он старался смотреть только вверх, туда, где плескалось пеной облаков небо, и куда совершенно точно не надо было забираться. Всё же не столько глазами, сколько прочими органами чувств он определил, что медленно и спокойно, одного за другим эльф перевёл караковых на ту сторону.

Вероятно, потребовалось всё умение бессмертного, чтобы успокоить испуганных лошадей, заставить их идти ровно, не оступиться там, где мост разрушился больше всего. Керек чувствовал это и не удивился, когда заметил, как осунулось и подурнело лицо товарища.

Инир вернулся и сел рядом.

— Теперь мы пойдём вместе. Мост надёжнее, чем выглядит, кони прошли по нему безопасно и с тобой ничего не случится.

— Лучше бы ты связал меня и положил на спину лошади. Я не уверен, что смог бы не дёргаться, но если закрыть глаза...

— Ты пойдёшь! — перебил Инир. — Отправиться в дорогу за принцессой и недурной наградой это хорошо, но гораздо важнее пойти в путь за самим собой. Этот приз стократ дороже. Ну не получатся из нас герои, не сложат певцы красивых баллад, разве в этом дело? Главное, чтобы самим не было стыдно. Вставай!

Керек поднялся. Он готовил себя для этого, пока эльф переводил коней и шептал им ласковые мелодичные слова. Ну да, горы переехать не велик подвиг. Сегодня они впереди, а завтра за спиной станут, но если он сейчас пересилит страх, что ему будут другие вершины в жизни? Там, за мостом и седловиной, что уже близко, он найдёт остатки своей памяти, всю, он так решил.

— Пошли, а то у меня уже задница замёрзла на камнях сидеть.

Инир двинулся первым, легко как все эльфы, он ступил на щербатые плиты.

— Вниз не смотри.

— Да знаю!

— Просто топай как я.

— Так тихо не смогу, человек — не эльф.

— Тогда громко, чтобы я слышал.

— Песню не спеть?

— С твоим-то слухом?

— Вот это не надо, слух у меня хороший — острый.

— Это да, мелодию так и кромсает на куски, не знаешь потом, как собрать.

— Зато громко, а наёмнику большего и не надо. Когда в бой идёшь, враг больше боится.

— А ты наёмник?

— Ну если этот меч я не украл и не нашёл на лесной тропинке, то, скорее всего, да.

— Надо будет нам сойтись, размяться, а то давненько не случалось воинских упражнений, на последние мы смотрели со стороны.

— Забыл.

— На празднике, когда увидели, как похищают принцессу.

— Знатное, должно быть, вышло зрелище.

— Сам вспомнишь, рассказывать не буду. Там впереди, мы обретём всё то, что искали.

— Это когда перейдём мост?

— Он уже остался за спиной.

Керек вздрогнул и глянул под ноги. Мелькнула ужасная мысль, что товарищ неудачно пошутил, сам жалеет об этом, и смотреть не надо, но всё оказалось правдой. Он стоял на другом берегу пропасти. Он миновал мост и ничего, жив остался. Зубами даже почти не клацает, если челюсти сжать покрепче.

— Вот уболтал.

— Если тебе так понравилось, давай вернёмся и попробуем ещё раз.

— А ещё говорят, что эльфы шутить не умеют.

Керек прислонился к своему караковому, мирно дожидавшемуся всадника. Конь оглянулся и ткнул мордой в плечо, жалуясь хозяину, что на камнях совсем нет травы, зовя в дорогу.

— Поехали, — сказал Инир. — До темноты хотелось бы миновать перевал. Седловина уже рядом и дорога здесь сохранилась лучше.

Они двинулись вверх, монотонный подъём выматывал и усыплял. Там где на кручах и осыпях коням приходилось трудно, спешивались и вели их в поводу. Воздух чем дальше, тем больше резал дыхание и казался сухим как песок. Керек обнаружил, что у него носом пошла кровь и подивился: подобное недомогание казалось неприсущим мужчине, девичьим пустяком. Вот если бы ему в морду дали, тогда другое дело, тогда кровища хлестала бы законно.

— Уже скоро! — обернувшись, сказал Инир.

Карабканье начало выглядеть бесконечным. Воздух потерял всякую сладость. Керек обнаружил, что дышать — это непросто, почти работа, и удивлялся, что внизу всё происходило незаметно. Инир держался лучше, но и на его лице поселилось утомление, погасло сияние эльфийских глаз.

Шли пешком, потому что кони тоже выбились из сил и ступали трудно, опускали к тропе головы, а хвостами махать перестали совсем. Солнце колючее и холодное одновременно слепило глаза, и плавали перед ними похожие на привидения миражи, но Керек знал, что это от утомления, а не происки злых сил.

Когда круча сменилась ровным, Керек почти не заметил, брел себе потому, что надо идти, но потом хребет опрокинулся, отбросив окоём в дальнюю даль, и впереди легла новая неведомая страна. Взошли на седловину.

— Ух ты! — прохрипел Керек.

Нормальный голос остался где-то в пути, потерялся по дороге. Эльф только кивнул.

Простёрлась вокруг синь небес, а облака бродили почти рядом, катился вниз горный склон, и петляла по нему неплохо сохранившаяся дорога, а ещё дальше земля выглядела рваной и топорщила в небе неровные края. Там небо казалось чуть темнее, чего обычно не бывает. Керек долго дивился чуду, прежде чем понял, что видит не кусок нижнего неба или облако, а море, подпиравшее его купол. Настоящее, такое, что другого берега не разглядишь. Отсюда оно казалось нависшим над сушей, и удивительным было, что оно всё ещё там, а не свалилось на камни.

— Море! — прошептал Инир. — Никогда не видел.

Долго отдыхали, заворожённые открывшейся картиной, но солнце не стояло на месте и пришлось вернуться к вещам обыденным и начать спускаться вниз.

Склоны иногда бывали крутыми, но пропасти не разверзались на пути и даже не подстерегали сбоку, поэтому шли быстро, и ночлег устроили далеко от перевала. Здесь уже росла трава, хоть и довольно скудная. Лошадей расседлали, обиходили и пустили пастись. Костёр разводить не стали. Эльф разглядел внизу многочисленные селения, и предложил не зажигать огня, чтобы не выдать отряд людям. Керек с ним охотно согласился. Кто его знает, что за народы здесь живут, и какие у них намерения.

Париз, жадно выслушав рассказ о дневных приключениях, отправился в дозор. Керек, завернулся в одеяло и всё смотрел вниз на неведомую страну. Там светились огоньки, оттуда тянуло дымом, теплом животных, зеленью скудных полей, а иногда долетала непривычная щекочущая нос волна, должно быть, так пахло море.

— Слушай, а как мы найдём принцессу? Здесь ведь масса народу живёт.

Инир ответил как всегда рассудительно.

— Маг её похитил, простому человеку такое не плечу, вот у мага и спросим. Не так их и много на белом свете.

— Точно, как я сам не сообразил. Маги живут в башнях. Вот завтра спустимся чуть ниже и начнём высматривать. Башня — это заметно, это не крестьянская избушка.

— Не высмотрим, так спросим. Пахнет козами, где-то неподалёку стадо. Пастухам скучно в горах, всё расскажут охотно. Можно и монетку дать, денег мы почти не потратили, всё цело.

— А если маг уже передал принцессу кому другому? Не для себя ведь брал, им нельзя жениться. Драться будем?

— Придётся. На то мы и оружные.

— А что если принцесса уже тут замуж вышла и не горюет об отчем доме?

— Спи, — сердито ответил эльф. — Завтра всё будет видно, всё узнаем, всё разведаем.

— Да.

Керек устал так, что во всём теле стоял звон. Даже холод, сгустившийся и облепивший сразу после захода солнца, тревожил не слишком сильно. Эльф прав, нужно закрыть глаза и уплыть в забытьё, а когда придёт новый рассвет, они завершат то дело, ради которого пустились в путь.

Утром он вспомнил всё. Проснулся другим человеком. Просто человеком, ибо только теперь понял, как неполноценен был вчера. Голова казалась громадной, переполненной прожитой жизнью, а на лице, он не мог этого видеть, но чувствовал, залегло несколько новых морщинок.

Пальцы недовольно потеребили отросшую бороду. Надо избавиться от неё прежде, чем выходить к людям. Эльф говорил, что его ножи остры как бритвы придётся попросить об услуге.

Бессмертный уже не спал, благоговейно встречал ясный рассвет. Керек вновь прикрыл глаза, чтобы не мешать ему и дать время себе хотя бы чуть-чуть разобраться со свалившимся в одночасье богатством. Ощущение внезапно нахлынувшей взрослости оказалось даже непривычнее ясного представления о череде прожитых лет. Теперь, имея возможность оглянуться назад, Керек видел, как ребячливо себя вёл в беспамятной, обрезаемой за спиной жизни. Странно вот так из отроков сразу в мужчины. Надо принимать на плечи немалый груз и нести его, а выдержит?

Сквозь опущенные веки проник тёплый свет, словно спешил ободрить. Да, до сих пор неважно складывалась жизнь, но что мешает повернуть её в правильную сторону? Надо лишь открыть глаза и взглянуть в лицо идущему дню. В нём много забот, и пора в дорогу.

— Инир, помоги соскрести с лица эту противную шерсть. Нам ведь с принцессой беседовать и с магом, не хочу выглядеть перед ними деревенщиной.

— Охотно.

Эльфу явно не приходилось служить брадобреем, но он быстро приноровился и следил за тем, как исчезает неопрятная поросль и проступает из неё человеческое лицо с почти детским любопытством. Острые клинки не ранили кожу и, когда Керек умылся в ручейке холодной, текущей с гор водой, он почувствовал себя новым человеком не только внутри, но и снаружи.

Инир, кажется, заподозрил перемены, но с присущей его народу деликатностью в расспросы не кинулся. Оба почистились, как смогли, и привели себя в порядок. Возвращение в мир людей виделось очередным приключением, словно успели отвыкнуть за недолгие дни пути.

Караковые поели, отдохнули и ступали под горку бойко. Всадники тоже чувствовали себя бодрее, чем вчера. Керек ощущал прилив сил, да и эльф выглядел прежним. Горная усталость отступилась от них. Миновав несколько петель старой дороги, выехали на луг. Здесь бродила скотина, и стоял сильный запах выпаса. Молодой парень в одежде из козьих шкур немного испуганно воззрился на нежданных гостей. Керек заговорил с ним на северном наречии, и эльф глянул с любопытством.

Беседа вышла короткой. Как и предсказывал Инир, пастух охотно сообщил проезжим всё, что они хотели знать, очень обрадовался, что витязи не покушаются на его скот, а монетку долго разглядывал прежде чем спрятать в тайники одежды.

— Он не станет о нас рассказывать, — усмехнулся Керек, когда отъехали уже порядочно. — Кто поверит, что два воина не прихватили козлёнка на обед, да ещё и денежку дали?

Дорога впереди лежала ясная, всего-то надо было спуститься вниз, да проехать немного вдоль берега. Сберегая силы коней, продвигались неспешно. Кто знает, не придётся ли удирать или принимать бой, и вот тут крепкие ноги лошадей придутся кстати.

Немногие из тех, кого встречали по пути, поглядывали с удивлением, но без опаски. Жили тут, по всему видать, мирно. Вот и пастушок испугался за коз, а не свою голову потерять. Керек теперь много лучше прежнего разбирался во всём, что его окружало. Прожитый опыт полезнее чужого, на который смотришь со стороны.

Ещё немного вниз, и показалась рыбачья деревня. Большая часть лодок ушла в море, но остались следы на берегу. Женщины глядели на проезжих от своих домов, игравшие гальками дети притихли и пооткрывали рты. Нечасто тут случались гости с нависших над берегом гор.

Быть может, следовало подкрасться к жилищу мага тайно в ночи, но обретшему себя Кереку подобное показалось лишним. Он неспешно и открыто ехал по скверной тропе. Возрождённая память улеглась в голове как дом по камешку. Крепкие стены казались бронёй, сквозь которую уже не пробьётся враг. Инир поглядывал, но умница такой, молчал. Обогнули по самой кромке воды нагромождение камней, и открылась взорам приземистая неказистая башня, по виду её грустно вспоминающая былые блестящие времена. Герои добрались до цели.

Глава 16

Обе девицы сидели на постели мага рядышком как равные. У принцессы вид был испуганный, но упрямый, Авита застыла, словно страх выжал остаток сил. Так выглядело со стороны, но Бравур обострившимся вмиг до степени невероятной чутьём угадал, что не ужас сидит в ней, а твёрдое желание стать предельно незаметной и ничем не отвлечь своего мужчину от того нелёгкого, что ему предстояло. А дело намечалось трудное, потому что у стола, где маг обычно обедал, сидел мужчина с заряженным арбалетом в руках. Острое жало стрелы смотрело на женщин.

Бравур почему-то никогда не задумывался, как выглядит его враг. В голову такое не приходило. Увидев воочию того, чей голос обманул и толкнул на худое дело, удивился. Ожидал богатыря, а злодей выглядел ещё худосочнее самого мага. Тощий, так что казалось, богатая одежда облегает прямо кости, пальцы мелкие как у девочки, да и бледное лицо с девчачьими чертами. Синяки от прежней драки зажили, хотя у Зевила всё ещё цветут, значит, маг. Подбородок голый, волосы завязаны на затылке, на ладонях пятна, какие бывают от зелий. Точно маг. Незнакомый. Бравур из своего цеха знал всех, а этот либо с чужой стороны, либо изгнан из братства за какую вину.

Зевил трудно вздохнул рядом. Он смотрел на принцессу, она на него. Казалось, эти двое вообще обо всём забыли. Чужак, видимо, сообразил, что дождётся от влюблённых непредсказуемых глупостей и заговорил. В голосе его, помимо привычной уже властности, Бравур уловил скрипучие интонации, какие бывают у сварливых жён.

— Явились! Долго приходится вас ждать, девицы вон истомились совсем.

— По делам были в отлучке, не просто так пыль топтали, сапоги снашивали, — коротко ответил Бравур.

Он ощущал странное спокойствие, словно его женщина своей верой в него, пробудила дремавшую отвагу. Не примерял на себя роль защитника, жил магом, а вдруг призвали в мужчины. Бравур чувствовал себя так, словно мгновенно стал взрослым. От этого слегка кружилась голова, но сердце билось ровно. Ладонь сжимала единственное, что нашлось в карманах — мешочек с едким зельем. Нелепое, но оружие. Злодей продолжал:

— Времени у нас мало, я спешу. Могу убить любую из девиц на выбор, но пощажу обеих и уйду без урона твоему хозяйству, если вернёшь амулет.

Прозвучало так неожиданно, что Бравур слегка растерялся.

— Какой амулет? — спросил он с таким неприкрытым изумлением, что противник взъярился, сочтя, верно, сей ответ балаганной игрой.

— Шутишь неудачно! — прошипел он, как пролитая на горячую плиту вода. — Или надо прибить одну из девок, чтобы ты вошёл в разум и понял, что говорим серьёзно?

Зевил трепыхнулся рядом, наливаясь, должно быть, краской гнева и неуместным героизмом. Чувства чувствами, а в руках себя держи. Не слишком надеясь на благоразумие купеческого сына, Бравур врезал ему локтем в дыхало. Пусть с разумом соберётся пока разевает рот.

Парень закашлялся, согнулся дугой, и сразу подскочила на месте влюблённая в него девица.

— Сиди! — рявкнул на неё маг, — сама уцелеешь и ему рыдать не придётся.

Лия затихла, только комкала край юбки. Авита быстро подняла глаза, голубые как море — Бравур помнил — и сразу опустила их, словно давая понять, что выдержит и не помешает любимому думать и действовать. Какой же силой налилось сердце при виде этой тихой отваги!

— Скажи толком, — спокойно произнёс Бравур. — Если кто из моих гостей, званых или нечаянных занёс в дом чужое, я отдам, но пока не ведаю о чём ты речь ведёшь.

На Грагора рассудительность его слов отчасти подействовала. Он перестал корчить злобные рожи, и пальцы на скобе арбалета унялись.

— Амулет старого мага, — сказал он уже спокойнее.

— Я слышал, конечно, об этом чуде, но не видел его никогда, — честно сказал Бравур.

Обвинения Грагора казались нелепыми. Представить невозможно, чтобы кто-то обладал такой вещью. Откуда он у рыбачки? Принцессу Бравур не обыскивал, но девицы и не балуются подобными глупостями. Зевила же раздевал и одежду его перетряхивал в поисках знака, кто он и откуда, но ничего похожего на амулет в кошеле или карманах платья не нашёл. Золото, конечно, тоже та ещё магия, но этих-то амулетов на белом свете много ходит. Жаль, что большинство мимо.

— Этот у меня украл его! — заявил Грагор, резко вскинутой рукой указав на Зевила.

Купеческий сын пока не мог ответить за себя сам, он всё ещё хватал ртом желанный сейчас, но труднодоступный воздух. Бравур же возмутился:

— Не было при нём ничего! Я мог на стороне где не усмотреть магическую вещь, но не в башне. Сам знаешь, здесь она бы проснулась и дала о себе знать.

Враг, похоже, это ведал. Помрачнел, но глаза сверкали нерастраченным упрямством.

— Обнаружив в его вещах амулет, ты мог сокрыть его и внутри башни и вне её стен. Верни, а то лишу жизни принцессу. Ты уже виновен в её похищении, что будет, если она погибнет? Тебя исключат из цеха, а лендлорд на веки вечные запрячет в каменный мешок.

Об этом, признаться, Бравур ещё не думал. Земли те казались далёкими, и возмездие из них тоже. Грагор продолжал:

— Не надейся, что всё сойдёт тебе с рук. Никто не поверит, что не сам злодеяние задумал. Воины, что отправились на её выручку, уже близко. Погубишь и себя, и её маг.

— Если веришь, что реликвия твоя здесь, так ищи. Можешь всю башню сверху донизу перерыть, позволяю. Не так много здесь и добра, чтобы поиски отняли много времени.

Судя по тому, как скривился Грагор, он уже искал и усердно. Бравур ведь давно ушёл из дома, много здесь всякого могло происходить в его отсутствие. Где, интересно, Торн? Сбежал, верно, по всегдашней своей привычке уходить от любых сложностей. Занудность слуги часто раздражала мага, но вот такое его предательство почему-то огорчило. Два года вместе прожили, делили хлеб. Обидно.

— Ну и чего ещё ты хочешь? Нет здесь твоего и не было.

— А может, прямо сейчас пришло?

Смысл этих слов дошёл не сразу. Бравур прищурился, соображая.

— Ты хочешь сказать, что я держу при себе этот легендарный артефакт? Будь это правдой, разве не пустил бы я его в ход, с лёгкостью порушив твои притязания?

Грагор потемнел лицом, губы опять, словно непроизвольно, скривились в недоброй улыбке. Бравур следил за врагом со странной, самого его поражавшей безмятежностью. Словно ничего опасного не происходило, а просто играли они в "кто лучший маг", только без лесенки. Ещё там внизу, услышав знакомый голос, Бравур исполнился этого покоя. Дело пошло плохо, он натворил ошибок, маг он, честно сказать, более чем средний, но сейчас только от его собранности и умений зависела жизнь остальных. Бравур не верил в то, что Грагор отпустит живым хоть одного из них, догадывался, что постарается прикончить каждого, но у тех, кого он примется убивать во вторую очередь, ещё был случай, в то время как самому первому доставался болт. Вполне возможно, что отравленный.

Пришёл тот важный час, когда закончились простительные ошибки. Бравур знал, что теперь любой его промах, приведёт к гибели, и ничего уже нельзя будет поправить. Он смотрел на всё, что творилось в таком знакомом и ставшем совершенно чужим покое как бы со стороны: отстранённо, но очень зорко. Видел каждую мелочь, и внутри его головы словно сидел умелый математик, и косточки на верёвках деловито щёлкали, ведя безупречный учёт.

— Пусть этот торгаш отойдёт в сторону, — сказал Грагор.

Зевил уже успел отдышаться и глянул испуганно на Бравура. Тоже, видно, надеялся, что искусство мага спасёт, и на самом деле загадочный амулет у него, только он притворяется, что это не так, подобно тому, как делают в игре с картинками.

— Хочешь сказать, что артефакт у него? — небрежно спросил Бравур. — Сомневаюсь, но можешь обыскать и прощупать каждую вещь.

А ход неплохой. Должен породить сомнения. Конечно, Грагор мог велеть Бравуру обшарить парня, а сам бы смотрел из безопасного далека, но должен был этот интриган учесть, что заветный предмет и правда валяется в кармане беспутного купеческого сына, просто оба, и сын и маг, этого не ведают. Окажись амулет старого мага в руках Бравура, уж он бы знал, как им воспользоваться, а для себя искал или для другого перестало бы иметь значение. Попался в ловушку наглый чужак, да только хитёр он и вполне способен вывернуться.

Бравур ждал, заведя себя как пружину арбалета, чтобы в нужный момент произвести единственный точный выстрел.

— Я разденусь, — с испуганной улыбкой, прыгавшей по губам, предложил Зевил.

Трясущимися пальцами он принялся дёргать дорогое шитье кафтана, словно не мог найти пуговиц. Вроде же морду бил этому колдуну, а теперь весь трепещет. Бравур насторожился, чуть отодвинулся от парня, словно брезгуя его трусостью. Грагор, казалось, не знал, на что решиться, видно не предполагал, что поиски так затянутся. Зевил, путаясь в рукавах, стащил дорогую одежду, и торопливо шагнул к недавнему приятелю, как бы не желая утруждать его лишним движением. Грагор встрепенулся, словно хотел прогнать, велеть обыскивать кафтан Бравуру или девицам, но сын купца не промедлил.

— Беги, Лия! — отчаянно закричал он и швырнул кафтан в Грагора.

Бравур кинулся вперёд, но успел ещё заметить, как одним сильным движением Авита ударила принцессу, отталкивая её в безопасное место за кроватью, а сама простёрлась сверху, чтобы даже случайно никто не мог девчонку обидеть.

Грагор оказался рядом — вздохнуть не успеть. Что-то противно лязгнуло, но Бравур уже достиг цели. Сжатый в потной ладони мешочек плюнул в ненавистное лицо едкой пылью.

— Урою гада! — взревел маг, добавляя ещё и кулаком.

Драться он не умел, но оглушённый атакой и ослепленный на время магической пылью Грагор попятился. Бравур наседал на него, кипя неизвестной прежде яростью, орал и бил, страшась даже подумать о том, куда улетела стрела из арбалета, чью успела оборвать жизнь. Так велико было его одушевление, так свирепо он сражался, что Грагор, видно, совсем запаниковал. Метнулся к лестнице, да не успел. Бравур пихнул его ладонями, треснуло, разлетаясь на осколки мозаичное окно, враг вылетел на свежий воздух спиной вперёд и рухнул в вялые волны прибоя.

Бравур едва не вывалился следом, успел уцепиться за края. Тут он увидел, что по тропе едут степенно два статных воина на одинаковых конях. Кому они враги, кому друзья? Разбираться было некогда. Противник мог опомниться и выдумать новую хитрость. Отвернувшись от витязей, Бравур отыскал взглядом Грагора и заорал ему, воздев сжатый кулак.

— А вот он амулет-то! Сейчас ты познаешь мощь создания старого мага!

Мокрый чужак выскочил на камни, но не к башне бросился, а прочь. Он швырнул в воздух небольшой ковёр и прыгнул на него. Тряпка поднялась вверх, понесла беглеца, и уже начал окутывать её магический туман.

— Уйдёт ведь злодей! — ахнул Бравур.

Он снова повернулся к воинам застывшим в некотором изумлении почти у дверей башни. Хороши были оба как на картинке. Наверняка к нему на выручку пришли герои.

— Стреляйте в него! — крикнул Бравур. — Он хотел принцессу загубить!

Тот из воинов, что смотрелся старше, грозно нахмурился и досадливо стукнул кулаком по луке седла. Второй, пригожий лицом, хлёстко дёрнул стрелу из-за спины, вскинул лук. Так он это проделал ловко, маг не сразу понял, что нет при нём ни стрелы, ни лука — одно хотение помочь, но до чего же вышло хорошо и красиво.

Тёмное облачко, в которое уже превратился устрашённый соперник, затерялось в радостных лучах утра. Улетел, сбежал, ну и ладно, главное, они его победили.

Бравур трудно приходил в себя, он втащил плечи и голову обратно в покой, показавшийся после внешнего света мрачным. Зевил стоял на коленях и обнимал принцессу, а она, уронив голову ему на плечо, плакала тихо и благодарно. Авита поднялась на ноги. Цела и невредима. Бравур почувствовал, как неудержимо разъезжаются в радостной улыбке губы. Но почему она смотрит испуганно? Что-то с ним? Или за спиной опять враги?

Бравур хотел оглянуться, но тут увидел, кому досталась арбалетная стрела. Она косо торчала из его собственного плеча и от того места, где жало наконечника пронзило плоть, расходилась по телу пульсирующая боль. А ведь не замечал прежде. Вообще не почувствовал.

Маг съехал спиной по стене и сел на пол, так ему показалось надёжнее. Рядом сразу оказалось любимое испуганное лицо, Авита, протянула руку и отдёрнула вновь. Должно быть, не знала, что делать. Бравур, честно говоря, и сам сомневался. То есть учили его врачеванию ран, но выдёргивать стрелу из собственного тела не приходилось.

По каменным ступеням застучали твёрдые военные подошвы и вступили в покой оба гостя. Теперь, когда Бравур смотрел на них снизу вверх, они показались ещё выше и статнее, чем прежде. Простой кожаный доспех не скрывал широких плеч, лица под походными шлемами светились отвагой. Герои всё же пришли выручать девицу из беды. Маленьким и жалким ощутил себя маг рядом с ними.

Тот, что помоложе, опустился на колени и оглядел стрелу, а потом выдернул её одним плавным стремительным движением. Бравур вскрикнул от боли, наполнились слезами глаза Авиты, но воин уже надорвал мантию и рубашку и принялся останавливать бойко побежавшую кровь.

Его мелодичные как звенящий ручей заклинания прочистили голову, и Бравур сообразил, что перед ним эльф. Он хотел сказать бессмертному, что сам маг и справится с бедой, но потом решил промолчать. Боль всё жгла, навалилась усталость, и только сияющие надеждой, промытые слезами глаза Авиты ещё удерживали мага по эту сторону светлого мира. Их ладони встретились, пальцы сплелись, и стало хорошо, словно ничего плохого уже и не могло случиться.

Старший богатырь на мага посмотрел лишь раз, разглядывал принцессу, сладко рыдавшую на груди купеческого сына. Тот выглядел не вполне пристойно в одной рубахе без верхнего, но похоже, не замечал этого. Он гладил девицу по растрепавшимся волосам и повторял бессмысленно:

— Не бойся, я здесь, не бойся.

— Инир, как он? — спросил воин.

Бравур не сразу сообразил, что интересуются его самочувствием. Эльф обернулся.

— Ничего страшного, Керек. Рана пустяковая, стрела не отравлена. Заживёт.

— Это ладно, — сказал тот, кого называли Кереком.

Держался он прямо и властно, как высокого рода дворянин. Бравур и про боль забыл в раненом плече, да и унялась она, смытая ручейком эльфийских слов.

— Спасибо, бессмертный.

— Не за что, эгир.

Авита не столько поддерживала его, сколько подняла на ноги, заботливо подпирая плечом. Эльф вернулся к своему важному товарищу, стал рядом. Он оглядывался с неподдельным любопытством, словно впервые попал в магическую башню.

— Обидел тебя кто, девица? — спросил воин Керек.

Он всё так же смотрел на дочку лендлорда. Ясно стало, что если ответит она утвердительно, просто пальцем ткнёт, не сносить головы злоумышленнику. Бравур ощутил тревогу. Он действительно по наивности своей не думал, что могут явиться за принцессой освободители, да ещё так быстро.

Лия подняла умытое слезами лицо, улыбнулась. Возлюбленный вернулся её выручать, это ли не счастье? Разве можно сейчас мыслить о чём другом? Читались на её лице все мысли, и красивым оно стало, несмотря на слёзы. Разбудила любовь сердце, растопила злой лёд, а добрый человек всегда собой хорош.

— Спасибо, воин, я здорова и невредима. Эти люди помогли мне от злодея защитили.

Вспомнила, видно, что она принцесса, поднялась во весь невеликий рост.

— Вот и ладно, — повторил воин.

Он повернулся к Бравуру.

— Не твой ли слуга, маг, там, в келье убитый лежит?

Дрогнула рядом Авита, и только тогда до Бравура дошёл смысл его слов. Как же это? Не может быть! Опираясь на полное мягкое плечо, маг спустился по вытертым ступеням. Дверь в келейку стояла теперь настежь. Внутри беспорядочно валялись вещи. Торн лежал среди них с воздетой в последнем усилии рукой, словно возмущался учинённым беспорядком. Бравуру нагибаться не надо было, чтобы понять — здесь ничего сделать не удастся. Он присмотрелся, и сообразил, что слуга сжимает в кулаке кочергу. Торн оборонялся, не сбежал, как недобро думал о нём Бравур. Защищал дом, домочадцев, имущество.

Наверное, любил своего непутёвого юного мага, отечески старался наставить, и вся его тирания — это забота, которой бестолковый господин не замечал. Авита тихо плакала рядом, причитая шёпотом, как положено в деревне, по мёртвым. Бравур прижался к ней и закрыл глаза.

Глава 17

Башня не понравилась Кереку, ещё когда подъезжали. Дверь настежь, а вокруг пусто, словно покинуто обиталище или некому его обихаживать. Инир насторожённо оглядывался. Керек слегка повернулся, чтобы удобнее легла рукоять меча, проверил, не зацепит ли стремена, если придётся быстро спешиваться. Драться конному в этом нагромождении камней — нечего было и думать. За ловкого как кошка эльфа не следовало беспокоиться, поспеет ещё быстрее. Готовы к любому подвигу, но с кем здесь выпадет сеча? Башня всё ещё выглядела пустой.

Потом в ней послышались голоса, крики. Керек тренированным слухом воина уловил треньканье арбалетной пружины и хотел уже прыгнуть с седла, как окно в пыльных цветных стёклах разлетелось осколками, а в проём вывалился человек в богатом кафтане. Толкнули его так сильно, что упал не под стеной, а отлетел в воду, куда и шлёпнулся, подняв тучу брызг.

Следом высунулся ещё один в бедной мантии и со стрелой в плече. Первый меж тем выбрался из воды и развернул коврик. Зная эти штучки, Керек досадливо поморщился, но тот в кафтане уже улетал, и догнать его не было никакой возможности. Маг из окна закричал, и Керек уловил про принцессу, стукнул кулаком по луке от досады, а эльф рванул из-за спины несуществующую стрелу.

Так у него вышло ладно, вспыхнул в глазах холодный огонь, что будь при нём лук, валился бы злодей вместе с ковром в морские пучины. Словно заново увидел спутника Керек. Эльф, который не умел попадать в цель, как считает приличным его народ, сейчас мог превзойти любого из своих сородичей. Взгляд его точно повёл бы стрелу, сверкающую опереньем. Легенда бы родилась.

Подумал и забыл на время, там, в башне, могли таиться и другие беды. Керек спрыгнул на камни и побежал, эльф тотчас оказался рядом. Не желая оставить кого за спиной, заглянули в келью под башней, но там лежал мертвец с пробитой грудью. В кухне валялась разбросанная утварь, да подсыхала пролитая каша. Керек взбежал выше, в покой, и увидел принцессу.

Девица рыдала, но по видимости, была невредима, обнимал её парень в рубахе и штанах, кафтан его, тоже дорогой, валялся на полу. Другая девица присела возле мага, который на своё счастье сполз по внутренней стене, а не свалился наружу. Эльф устремился к раненому, а Керек остановился посреди покоя, не в силах сказать что-то толком.

С утра его оглушила вернувшаяся память, а теперь он увидел родную сестру, незнакомо повзрослевшую за минувшие годы. Его малышку, которую он таскал на руках и сажал на плечи, пока не сбежал из отчего дома, поманенный духом приключений. Сестрёнка, Лия. Парня, её обнимавшего, хотелось выкинуть в море, но придерживал он принцессу бережно, не нахальничал, а может, и дрался за неё. Керек решил, что разберётся потом.

Он сказал магу, где лежит его погибший слуга, и тот уковылял, поддерживаемый пышной девицей. Деликатный эльф тоже спустился вниз, а парень остался, только поспешно натянул кафтан.

Лия выпрямилась, она всегда старалась держаться как настоящая принцесса, даже когда была совсем маленькой. От воспоминаний защипало глаза, но Керек сдержался.

— Ты меня помнишь? — спросил он.

Она недоумённо вздёрнула брови, ещё одна знакомая гримаса. Керек изменился за эти годы, вырос и раздался в плечах. Неужели в нём ничего не осталось прежнего, и сестра отвернётся с недоумением? Он не хотел подсказывать. На единый вздох показалось, что к нему вернулась чужая память, и всё, что он привык уже считать своим, вновь безжалостно отберёт судьба, но тут Лия ахнула и подбежала, крича:

— Кералек! Брат!

Он подхватил тонкую фигурку, показавшуюся невесомой, и девичьи руки знакомо сомкнулись на шее. Принцесса повисла, вопя от восторга и болтая в воздухе ногами. С ним она всегда была не важной дамой, а просто милой младшей сестрой. Керек обнимал её, кружил и подбрасывал. Казалось, не было долгой разлуки. Она всё так же легко как пёрышко летала в его руках. Маленькая девочка, нет, уже невеста.

Керек осторожно поставил Лию на пол. Им будет о чём поговорить серьёзно, но завтра. Сегодня — день радости.

Сначала исполнили печальную обязанность — похоронили достойно верного слугу мага. Бравур, Керек теперь знал его имя, держался тихо, но печалился неподдельно. Целительство эльфа имело успех, и парня вполне можно было оставить погрустить на могиле. Его служанка приготовила еду, неказистую, но после сурового воздержания в походе показавшуюся вкусной.

Керек не собирался здесь мешкать, не терпелось пуститься в путь и поскорее оказаться дома, порадовать отца, вернув ему сразу двух детей. Вдвоём с эльфом отправились в соседний город, нанять корабль. Ехать с девицей напрямик, через леса и горы, нечего было и думать. Денег оказалось маловато, но если продать коней, вполне хватало. За хлопотами потратили почти весь день, к башне возвращались вечером.

Эльф задумчиво шагал рядом. Он обычно не тяготился молчанием, но видно, приходила иногда охота побеседовать, заговорил первым:

— Я бы убил этого злодея, будь при мне лук.

— Знаю. Видел.

— Я считал своё неумение позором, стыдился его и в нужный момент остался безоружным. Колдун улетел, и кто знает, каких он ещё способен натворить бед?

— Да похоже, не так он и силён, если наш маг прогнал его просто кулаками. Успокойся, не казни себя. Все мы получили урок. Теперь ты узнал нужное и не расстанешься с луком. Ты мазал потому, что не было великой нужды попадать в цель, а проложив дорогу однажды, легко пройдёшь по ней в другой раз.

— Верно. Мы совершили удивительно путешествие. Принцессу выручили из беды другие герои, но зато мы приехали каждый к себе. Обрели: я — веру, ты — память. То, чего нам не хватало.

— Ты был отличным товарищем, Инир, и если не спешишь вернуться к своему народу, оставайся в моей стороне. Для верного друга всегда найдётся достойное дело.

Эльф слегка поклонился.

— Пожалуй, я приму приглашение, принц Кералек. Не упущу случая поздравить твоего отца с достойным сыном.

Товарищи обогнули нагромождение камней на мысу и увидели мага, бродившего по берегу. Бравур выглядел задумчивым, подол его мантии намок, в сапогах хлюпало, точно их обладатель лазил в воду. Керек и Инир подошли ближе.

— Что случилось, почтенный маг? — спросил Керек.

В его пределах к сословию Бравура относились с уважением, а о том, кто и почему похитил девицу, решили не вспоминать. Вину, если она была, волшебник искупил.

— Грагор считал себя сильным потому, что обладал одним древним артефактом, — сказал Бравур. — За ним он и пришёл в мою башню. Изгнанник, он мечтал отомстить цеху и подчинить его себе. Так вышло, что сам того не заметив купеческий сын Зевил унёс амулет с собой.

— И что дальше? — спросил Керек.

Ему стало интересно. Этот волшебный день не уставал дарить чудеса.

— Но случилось так, что на Зевила напали, и пришлось ему бороться с людьми и волнами. Он выплыл на это берег, а я его подобрал, вот только артефакт выпал из кармана и остался лежать здесь на дне. Вот он.

Бравур разжал кулак, и Керек увидел невзрачную подвеску с порванной цепью.

— Вот эта маленькая вещь способна повелевать миром? — удивился он.

— Нет, — сказал Бравур. — Магия здесь невелика. Конечно, если верить в неё, она вырастет, но гораздо полезнее верить в себя.

Маг сильно размахнулся и запустил амулет в волны.

— Не моё и не возьму. Камни морские изотрут его в мелкий песок. Однажды вся магия уйдёт вот так, когда люди научатся преодолевать страх без подпорок.

В башне их ждал сытный ужин, а потом измученные треволнениями дня все разошлись по постелям. Обе девицы устроились в келье, мужчины разместились в покое. Кровать уступили раненому магу, хотя он и рвался предоставить её любому из своих гостей.

Кереку не спалось. Он вышел наружу, посидеть у воды, послушать тихий ночной шелест волн. Скоро к нему присоединился Париз. Нужда вроде отпала, но призрак добросовестно выходил в караул. Керек подумал, что так они толком и не поговорили, тяжек был путь, морила усталость.

— Париз!

Тень охотно устроилась напротив. Бледное лицо, чудные обведённые чёрным глаза, нелепые для человеческого существа клыки во рту.

— Всё хочу спросить тебя, верный наш товарищ, почему ты так выглядишь? Тяжело умирал, или наказан за что?

Призрак чуть колыхался на слабом ветру, бледный грустный, потом начал объяснять, двигая бестелесными ладонями.

— Я жил в другом мире. Там люди летают по небу в железных птицах и ездят по земле в повозках без лошадей. Там нет магии, но по маленькой коробочке можно поговорить с человеком на дальнем краю земли. Там много еды и труд не так тяжёл как здесь.

Керек внимательно следил за призрачными жестами. Он любил сказки. Тень продолжала:

— В этом изобильном мире вместо того, чтобы радоваться солнцу и любви, я отрицал свет и стремился ко тьме. Я одевался в чёрное и восхищался мраком. Искусный врач нарастил мне зубы, чтобы походили они на звериные, и казалось мне, что я великолепен, лучше всех.

— Каких только заблуждений не придумают люди вместо того, чтобы верить правде, — покачал головой Керек.

— Да, я хотел тьмы и получил её. Теперь я здесь. Свет жжёт меня, как живого огонь, но он же и дарует мне существование, без него я чахну и стремлюсь к нему, как прежде убегал. Таково наказание, и будет ли ему край, я не знаю.

— Не печалься, Париз. Я ведь тоже думал, что караем за великую вину, а это злой колдун отнял память, чтобы забрать моё наследство. Прожитая жизнь вернулась, когда лиходей утратил силу, но я получил хороший урок. Верь, что и тебя ждёт впереди свет, который не обожжёт, а согреет. Главное ведь ты понял: надо всегда идти только к нему, а мы с эльфом тебя не оставим.

Ночь плескалась волнами и светила звёздами. Ушёл призрак в добровольный дозор. Утомившись, Керек прилёг на клочке травы и проспал до утренних прохладных лучей. Он умылся морской водой, ощутив её солёный вкус, и вошёл в башню.

Ехать собирались сегодня, и пришла пора покончить с делами. Бравура Кералек нашёл в кухне. Маг расчесал и переплёл косу и выглядел прибраным и чистым. Девица смирно сидела рядом. Жалея нарушать их тихую нежность, принц замешкался на пороге, но всё же переcтупил его. Бравур поднялся и решительно шагнул навстречу.

— Я понимаю всю тяжесть моего преступления, — сказал он решительно. — Готов отвечать.

Керек разглядывал парня. Только теперь сообразил, как он молод. Легко сделать послушным орудием того, кто ещё не слишком уверен в своих силах.

— Лия тебя простила, маг, да и у меня нет претензий. Твоими стараниями я совершил удивительное путешествие. Всё завершилось благополучно, но ты уж больше так не делай.

Бравур криво усмехнулся.

— Себе я это пообещал.

— Живи с миром, тем более, что здесь у тебя есть обязательства, или я неправ?

— Прав, принц Кералек. Я люблю эту женщину и хочу на ней жениться, и её положение...

Бравур поглядел на зардевшуюся Авиту и твёрдо сказал:

— У нас будет ребёнок. Мой сын. Теперь мой.

— Законы вашего цеха, как будто запрещают брак, — осторожно произнёс Кералек.

Кто их знает этих влюблённых, с ними лучше деликатно.

— Это верно, — кивнул Бравур. Его мальчишеское угловатое лицо сурово нахмурилось, залегла морщинка между бровей, а губы сжались жёстко. — Мы не сможем пожениться сразу, я ведь ещё должен помогать своей семье, но я буду неустанно трудиться и однажды накоплю денег и стану самостоятельным.

— Достойное мужчины решение. Не для того тебя учили, чтобы судьбой швырялся. Работай не покладая рук, докажи, что можно тебе жизни вверить, тогда и цех отпустит, неволить не будет. Если крепка любовь, выдержит она испытание. Подруга твоя вон всё поняла, я вижу, и ждать готова.

Девица подняла серо-голубые, словно северное море, глаза и поклонилась с неосознанным достоинством, какое Кералеку часто приходилось наблюдать среди крестьян.

Пожалуй, этих двоих можно было предоставить друг другу. Трудно им придётся, но на то и двое их, чтобы у каждого опора была, а там и третий появится, чтобы мужество не иссякло. Горько сейчас, но сердцевина в обоих верная. Счастье надо трудом заслужить, от бесплатной милости из барских рук добра не будет.

Поднялся Кералек в магов покой, но не успел дух перевести, как вновь не один, и не чужой человек пришёл — родная сестра. Сияет, тоже у неё любовь. Место тут такое что ли?

— Брат родной вновь обретённый. Женит меня отец против моей воли, немил жених. Люблю купеческого сына. Если ты попросишь, да на радостях, что мы живы вернулись, отец не откажет. Возведёт моего мужа в дворянство, да землю даст, никто и не вспомнит потом, какого он рода.

Трудно решать судьбу близкого человека, одной кровью с тобой связанного, но надо. Керек бережно взял сестру за хрупкие плечи.

— Не любишь жениха, совсем сердцу не мил, постараюсь я, отца упрошу отложить свадьбу до лучших времён. Принц Таис, твой наречённый, тоже особого рвения не проявил, тебя из беды спасая, глядишь, по-доброму дело разладится. Докажет новый избранник, что заслужил право рядом сидеть, сведём вас вместе. Времена настают другие, и союз с богатым купечеством может и к выгоде обернуться, и к чести не пристать. Я не менее твоего хочу, чтобы счастлива была, сам горя намыкался, знаю как это больно.

Вздохнула Лия.

— Прав ты, брат. Сама я во всём виновата. Соглашалась замуж идти не в радость, но по доброй воле. Обманула, получается, принца Таиса. Оба мы были строптивы и вели себя недостойно. Надо полюбить, чтобы понять, где темнота, где свет, и как сам был глуп и счастья недостоин.

Кералек обнял сестру, погладил по голове, как давно когда-то делал. Ему не довелось полюбить пока, зато память вернулась, а для человека она как жена верная: плохо без неё — вроде всё есть, а не целый.

— Я только вошёл в прежний разум и не хочу, чтобы другие из него вышли. Помнишь сказки, что я тебе маленькой рассказывал? Сейчас поведаю ещё одну.

Лия умостилась удобнее, готовясь слушать, и так хорошо сделалось на душе, словно уже дома, а чужбина за спиной осталась.

— Жил-был принц, и гулял в голове его ветер. Надо было о народе думать, что земли его обихаживал, да о войске, что рано или поздно под его рукой станет, а он всё о путешествиях грезил, да краях дальних. Увещевал его отец, сказывал, что много в поле богатырей с мечами бьётся и сила великая в том, но в каждом войске, помимо оружных, есть ещё ратник при знамени. Кажется малость — стяг над головами, но пока он реет, знают мечники, что не проиграно сражение и надо дальше биться, а рухнет знамя с небес и бежит войско страхом объято. Не бьёт врага знаменосец, но сила его велика, победу он в своих ладонях держит. Так и государь при народе своём — знамя, в том его долг и сила. Да только не хотел юный принц дельные речи слушать, желал приключений. Бежал он из дома, хорошо ещё отец его был крепок и не дал войску пасть, но не стало при нём наследника, как будто руку отняли, и замыслили лихие люди совсем его троном завладеть.

— Это ты про нас? — спросила Лия. — Про тебя и меня? Оба мы хороши.

— Да, — Кералек почувствовал, как по губам растекается улыбка. Тепло на душе стало, правильно. — Уронил я стяг, но жизнь меня наказала справедливо, и не стану больше от пути уклоняться. Давай, сестра, вернёмся домой и судьбу примем, какая есть. Не хотеньем нашим земля стоит, а служеньем. Так тому и быть!