— Как вы добры, мой лорд! Следую за вами!
... Лорд Барк принял назад свой кошель, встряхнул его.
— Я истратил три больших серебряка,— отчитался Кадет, показывая лорду набор длинных посеребренных швейных игл и бутылочку с бальзамом. — Были б иглы золотые, я бы потратил больше.
— Серебро или золото — это имеет значение для лечения, мастер ?
— Разница невелика, но она есть, мой лорд. Поговорите теперь с принцессой, мне пора начинать, — сказал и зашагал рядом с повозкой. Волы равнодушно и равномерно волокли ее вперед. Спины их лоснились от дождя.
Взбешенный лорд Барк не скоро сел на свое место погонщика и долго молчал. Молчал и Кадет.
— Она предпочитает умереть,— наконец произнес успокоившийся лорд. — Степная змея!.. Гадюка!.. Гигар!.. Можно ли сделать то, что ты хотел, применив силу?
— Конечно, можно,— ровным голосом ответил Кадет.— Но не подтолкнет ли это ее к самоубийству? Она гордая. Вы правы, она — как степная змея. Или черная горная. Не может победить — умирает.
Лорд Барк долго молчал. Дождь кончился, подул прохладный ветерок.
— Ты хочешь помочь королевству Стерра, мастер? Награда будет очень большой.
— Я клялся!
— Да-да, я помню... Но то, о чем я тебя хочу просить... Понимаешь ли, мастер, принцесса Гигар, она для нас — лучший шанс в этом году заключить мир с чугами. Мир на следующий год. Год, который нам нужен, как воздух, как вода в...
— В пустоте. Или в пустыне,— эхом откликнулся Кадет. И лорд Барк согласно кивнул.
— Сейчас ты узнаешь один из наших главных секретов, мастер Каддет,— лорд Барк строго и оценивающе посмотрел на Кадета. — Ты еще не понял, почему мне так важна наша пленница? Тогда я скажу тебе просто: один раз в год последние шесть лет в порту Дикка мы платим дань чугам. Наша повозка так тяжела, не потому, что ты такой большой и тяжелый, а потому что в ее двойном днище находится дань — драгоценные камни, которыми так славится Стерра. Очень много драгоценных камней. И золото. За это мы покупаем себе год мирной жизни. Но только один год. И каждый год чуги повышают плату. Скоро плата станет непомерной. И если народ Стерры узнает эту правду... Раз Король откупается от чугов — то над чугами нельзя взять верх, вот как решат простолюдины. И армия, которую мы только-только успеваем подготовить, упадет духом.
— И государство погибнет. Особенно, если чуги подтолкнут, — договорил его мысль Кадет. — Мне очень жаль, мой лорд!
— Жаль, что я не вижу под маской твоего лица, мастер ... — с гневом и подозрительно произнес лорд Барк. — Знание этого секрета — тяжелая и опасная ноша, мастер Каддет,— предостерег он.
— Я это понимаю, мой лорд. Могу я спросить? Чуги знают о положении дел в Королевстве?
— Мы вылавливаем шпионов... Они то под видом торговца, то беглого раба...— лорд покосился на Кадета,— проникают в Королевство. Кого-то не удается схватить... Но главные сведения о нас чуги собирают в порту Дикка, от наших болтливых и хвастливых торговцев. Я надеюсь, что это выгодные для нас сведения: парады войск, высокие налоги, укрепление замков, хорошие урожаи... Но стычки на нейтральных землях происходят все чаще.
— Я понимаю: вы хотите, чтобы я вылечил принцессу? Она — дань Стерры за этот год?
— Да!
— Я не ручаюсь за успех, мой лорд...
— Я знаю. У тебя есть три — четыре недели, мастер Каддет. Сделай все, что сможешь,— попросил лорд Барк искренним и даже несколько простительным тоном.
К вечеру того дня принцессе стало легче, это было заметно по ее поведению, почти обычному. Повозку, стараниями лорда Барка, поставили в центр ночного лагеря, закипела привальная жизнь. А вечер был на удивление хорош. После грозы наступило умиротворение, безветрие, закат нежно-розовым цветом окрашивал плоскогорье, воздух был свеж и чист. Известно: самая прекрасная пора — между весной и летом.
Лорд Барк развел костер, поставил на огонь котел с водой и, сидя на корточках, резал мясо. Вокруг пояса, чтобы не запачкаться, он обмотался тряпкой, опытный путешественник. Он и готовил неплохо, лорд Барк.
— Не хочет ли принцесса проехаться верхом? — спросил Кадет в повозке.— Вечер уж очень хорош. И скоро сумерки. Баку полезны выездки...
И уже перестал надеяться на ответ, когда принцесса молча поднялась с ложа и полезла из повозки. Лорд Барк отложил нож, а, увидев знакомый жест Кадета, встал и пошел за вороным. Принцесса сама оседлала коня — ей это позволяли, сама надела длинный плащ, накинула капюшон, села на вороного и подождала, пока Кадет подвязывал к седлу моток длинной веревки.
— Баку!.. — скомандовала хриплым голосом принцесса, и конь зашагал между повозками, а Кадет за ним. Они отошли от лагеря на две сотни шагов, здесь была ровная площадка. Кадет снял маску. Вот счастье-то!..
Умелая наездница. Дает коню размяться, согреться и только затем пускает вскачь по широкому, на всю длину веревки, кругу. Но сегодня наездница слаба, еще только четвертый круг, а она уже подтягивает поводья... Вот оно! Кадет еле успел добежать и подхватить сползающую с седла принцессу. Бледная, на лице гримаса, пульс частит... Головокружение и обморок. Ест мало, двигается мало, мигрень... Взял ее, как ребенка, на руки, сел на мокрые камни. Помассировал нужные точки на лице, на голове. По-хорошему надо бы чакры открыть, но ведь если он ее раздевать будет — что она подумает? Вот, бледность спадает... Но слаба... дрожит...губы еще бледные... Кадет так и держал ее на коленях, прижимая к себе, как ребенка. Вороной подошел поближе, потянул морду к хозяйке.
— Баку! — позвал Кадет, и вороной, уже привыкший к его голосу, не испугался. — Не уходи далеко... — Конь осторожно подошел и дотронулся оттопыренной губой до лба принцессы. Принцесса открыла глаза, мельком и как-то испуганно взглянула на Кадета, а вороному она слабо улыбнулась. — Принцесса, ты не сможешь сейчас идти сама,— ровно произнес Кадет. — И на Баку не удержишься. Не хочешь, чтобы я отнес тебя к повозке на руках, как свою женщину,— принцесса слабо попыталась высвободиться,— тогда подожди, когда у тебя восстановятся силы. Смотри на закат, как красиво! А я — поговорю. Можешь слушать, а можешь не слушать... Одного человека,— медленно и самой мягкой своей интонацией начал он рассказывать заготовленную заранее историю, при этом быстро-быстро переводя модуляции голоса в аудиогипнотический диапазон, — одного мужчину — может быть это был даже великий воин чугов,— принцесса покосилась на него,— в бою ударили палицей по голове. На его шлеме была во-от такая, — Кадет развел пальцы,— вмятина.— Принцесса не удержалась и взглянула на показанный размер.— Он упал. Дома он пришел в себя, и вся его семья радовалась и благодарила Судьбу за ее милость. Но, принцесса, с того дня у него часто болела голова. И не просто болела, а болела так, словно враги зажимали ее в колодках, пытая. Особенно трудно человеку было, когда дул сильный ветер или начиналась гроза. Его рвало! В такие часы у человека пропадал в глазах свет, ему слышались чужие страшные голоса, они угрожали ему, и он хватался за оружие. Жена и дети стали бояться его. И чтобы не убить их... — Краем глаза Кадет уловил появление новой детали пейзажа возле ближних повозок, плавно чуть сдвинулся, чтобы следить за причиной этого — и почувствовал согласное с его движением движение согревшейся на его руках принцессы. Он даже запнулся. Принцесса полулежала у него на коленях, расслабленная, прижавшаяся плечом и головой к его груди. Доверчивое дитя... — И чтобы не убить их в своем безумии, человек ушел из дома в горы. Там он построил себе укрытие из камней. Строил, когда не болела голова. Потому что, когда у него болела голова, он все силы тратил на то, чтобы удержать себя и не броситься в какую-нибудь пропасть. — Краем своего плаща Кадет прикрыл ноги принцессы, потому что задул холодный ветерок, нагоняя с дальнего побережья тучи, а она словно бы этого не заметила его движения. — А пропастей вокруг укрытия человека было множество, и так закончить свою жизнь ему было легко. Он хорошо понимал это, поэтому не торопился. Он решил, что когда боль и ужасы станут самыми сильными — когда переносить их будет невозможно, — вот тогда он и бросится в пропасть. Он даже выбрал пропасть, в которую бросится. — Кадет замолчал, откровенно осматривая дальние повозки. Около них, видимо, залегли два человека.
— Мы не одни? — вдруг с тревогой негромко спросила принцесса. Мягким кошачьим движением она поднялась с колен Кадета и посмотрела в ту же сторону, в которую смотрел он. Она стояла твердо, сравнявшись ростом с сидящим на камнях Кадетом. — Баку! — позвала она приказным тоном, а когда конь подошел и встал рядом, принцесса вставила ногу в стремя. Но взмаха тела в седло не последовало. Конь ждал привычного движения, а его не было, и он переступал с ноги на ногу. Именно в это мгновение Кадет почувствовал, что принцесса ждет от него действия. Как подсадить ее на коня? Положить руки на бедра и приподнять? Инстинкт подсказал: ты сейчас ей отец, охранитель. Как бы сделал то, что нужно, ее отец? Он заколебался. На миг. И он решился — подложил ладонь ей под ягодицы — упругие девичьи ягодицы, через ее одежду он почувствовал их — и легко подбросил их вверх. Принцесса приняла это как должное. Взлетела на коня, как птица. Твердо взяла поводья в руки.
— Там два человека. Ваши люди,— сказала она, накинула на голову капюшон и тронула вороного. Кадет шел позади всадницы, сматывая веревку, и был сам не свой.
— Может быть, сегодня ты отнесешь ей еду, мастер ? — спросил невинным голосом лорд Барк тем же вечером. — Я прикупил у торговцев немного овощей, зимних, правда, а то вареное зерно ей надоело.
— Не слишком ли будет силен наш напор, мой лорд? — таким же невинным тоном спросил Кадет.
На ночь в повозке укладывались так: после ужина и вечернего омовения первой в повозку забиралась принцесса. Она ложилась в дальней ее части, клала голову на узел со своей одеждой и, затихала. Кадет всегда ложился у заднего полога повозки и так спал до середины ночи, а затем сменял лорда Барк. Чаще всего лорд ложился в задней части повозки и с головой укутывался одеялами: он доверял Кадету и не любил прохладу ночи. Ночной дежурный у костра никогда не оставался один — под какой-нибудь ближней повозкой вместе с ним не спали два негласных охранника, люди лорда Соллера. Не все они хорошо знали свое дело, и, случалось, сильно шумели. Кадет мог бы их поучить мастерству негласной охраны, но не делал этого — опыт подсказывал ему: добрыми делами вымощена дорога в ад!
А в эту, после неудачной вечерней прогулки, ночь принцесса долго не могла уснуть, ворочалась, а вместе с ней и Кадет. Он ждал, он надеялся, на этом и был построен его план: пусть она спросит! И она спросила, тон был требовательный:
— Что там дальше стало с тем человеком? — Кадет промолчал. Принцесса добавила, — Мастер Каддет, ты не спишь?
— Пропасть, которую выбрал для своей смерти тот человек, была глубока, широка и на ее дне лежали острые камни,— легко продолжил Кадет, улавливая тревожно шевеление у задних колес повозки лорда Барка. — Надо было просто подойти к краю — и прыгнуть. И лететь, как камень, на камни. И разбиться на мелкие кусочки, как камень. Я падал в такую пропасть, принцесса, я знаю, как это долго — лететь к смерти. — Он помолчал, проверяя напряженность тишины в повозке. Напряженность была высокой. Он вздохнул. — И вот в один день, когда по небу поплыли тяжелые тучи, и запахло приходящей грозой, человек, снова укреплявший стену своего укрытия, не удержал и уронил тяжелый камень себе на ногу. Не сломал, просто сильно ушиб и исцарапал ногу около колена. И еще — его ноге в ушибленном месте было больно... Конечно, совсем не так сильно, как у него могла болеть голова, и по-другому. Пока он тер и грел руками ушибленное место, налетела гроза. Он ее ждал уже с надеждой избавиться, наконец, от ужаса его жизни. Но боль в ноге мешала ему легко подбежать к пропасти, оттолкнуться от ее края и прыгнуть. И он тер ушибленное место, тер и гладил. И еще — он заметил, что в этот раз голова у него не раскалывалась от боли, только немного ныла. Больше она никогда у него так страшно, как раньше, не болела, хотя грозы и ветры становились все чаще, а потом начались снежные метели. Он жил в этом укрытии всю зиму, потому что не мог из-за глубокого снега и плохой одежды пойти домой, а весной он вернулся домой, где его уже не ждали и думали, и даже надеялись, что он умер или убил себя. Он вернулся здоровым. — Кадет сделал паузу. — И вся эта история — правда. Ты не спишь, принцесса? — спросил он шепотом. В ответ она шумно повернулась на другой бок, и своим ночным зрением он увидел ее открытые глаза.
— Значит надо сильно ударить по ноге около колена и голова перестанет болеть, мастер Каддет? — он никогда не слышал такой ее голос, мелодичный и глубокий.
— Надо знать точное место. Ведь тот человек только узнал, первым узнал, что боль, короткая боль в одном месте убивает длинную, сильную и повторную боль в другом. Так научились лечить разные боли.
— В твоей стране, мастер Каддет?
— Да, принцесса. А потом узнали много таких мест на теле... А есть еще лучше способ... Но он годится только для тех, кто готов довериться...
— Откуда ты, мастер Каддет? Если ты ответишь — это не важно, что мы не одни? — Кадет услышал усмешку в ее голосе.
— Я — с Холодных Земель, принцесса. Это не секрет. Там я многому научился. И на других Землях тоже. Я знаю свою вину перед тобой, принцесса: ведь это я ударил тебя тогда, в бою, в голову. Поэтому она болит. Я хочу вылечить тебя. Я сумею.
— Лучше бы ты меня тогда убил... — прошептала принцесса. Глаза у нее были открыты.
— Я чужой человек на ваших Землях,— мягко произнес Кадет . — Я не знаю, во что ты веришь. Я верю в Судьбу. Я верю, что раз тогда в бою я не убил тебя, значит, у тебя есть другая Судьба.
Принцесса ему не ответила, она лежала молча, смотря в потолок навеса повозки. Потом она заснула. А Кадет заснул не сразу. Сначала его беспокоили тревожные мысли, а позже, впервые, он принял восторженную и, наверно, случайную ментограмму Монаха: "Какую книгу я нашел, Каддет!..", похоже, с Монахом все было в порядке, потому что ментограмма была серебряного цвета и звонкая.
Весь следующий день и еще два дня прошли как обычно, принцесса опять словно не замечала Кадета и не разговаривала ни с кем. Настроение у лорда Барк падало по мере приближения порта. Он ничего не говорил Кадету, ни единым жестом не проявлял своих чувств, и такая выдержка вызывала уважение.
Но вот сегодня днем Кадет надел на лицо маску и выглянул из повозки, окинул взглядом небо и горизонт и сказал, словно в никуда:
— Сегодня будет сильная гроза, принцесса. — Он был уверен, что она, сидевшая к нему спиной, а лицом к грязноватой коже навеса, услышала его.— Ты, наверное, чувствуешь ее приближение. Разреши мне помочь тебе!
Спина пленницы вздрогнула, она повернула к нему голову, и он увидел дрожащие губы и светлые большие глаза, в которых стояли слезы. И еще слезы висели на ресницах. Такие же слезы боли в глазах он видел уже — у матери, ее единственные в его жизни слезы. Это ее человеческая часть откликнулась на их последнее прощание: племя отвергло его, мать отказалась следовать за ним, и он уходил дальним рейсом и, наверное, навсегда, в Синюю галактику, к новангам.
