— Впереди — древние развалины, но это территория гунганов.
— Ты имел с ними дело?
— Лично — нет. Но видел парочку в Моэнии — торговали чем-то.
— И что ты о них думаешь?
— Не считая того, что они — примитивные длинноухие создания со склизкими языками?
— Да, не считая этого.
Палпатин пожал плечами:
— Покуда они сидят в своих подводных городах и каналах, пусть себе живут.
— Пока не лезут под руку.
— Именно. Люди заслужили право быть хозяевами Набу.
Плэгас не смог сдержать улыбки:
— В Галактике есть множество планет, где вопрос, кто именно на них хозяин, вызывает немало споров.
— Все потому, что многие боятся брать на себя ответственность. Представьте, сколь многого может достигнуть республиканский Сенат под руководством по-настоящему сильного лидера.
— Этот вопрос нередко занимает мои мысли, Палпатин.
— Как реагирует Сенат на любой кризис? Посылает джедаев, чтобы восстановить порядок, и делает вид, что все хорошо, даже не пытаясь вникнуть в суть проблемы.
Плэгас нашел юношескую наивность спутника забавной.
— Джедаи могли бы править Республикой, если бы захотели, — сказал он, немного помолчав. — Полагаю, нам стоит быть благодарными за то, что Орден посвятил себя поддержанию мира.
Палпатин помотал головой:
— Мне все это видится иначе. Джедаи любой ценой хотят не допустить перемен в своем образе жизни. Они ждут, когда Сенат скажет им, где вмешаться и что предпринять, а ведь могли бы Силой навязать свою волю всей Галактике — если бы захотели. По крайней мере я стал бы уважать их гораздо больше.
— А вызывает ли отец твое уважение, когда пытается навязать тебе свою волю?
Палпатин еще крепче сжал рычаги:
— Это разные вещи. Я не питаю к нему уважения, потому что он и вполовину не так умен, как считает. Если бы он честно признал свои слабости, я мог бы по крайней мере пожалеть его.
Палпатин внезапно затормозил и вновь повернулся к Плэгасу: лицо молодого человека пылало от гнева. Между ними на цепочке, подвешенной к зеркалу заднего обзора, болталась монета, которую подарил ему муун.
"Очень скоро этот человек станет моим", — пообещал себе Плэгас.
— Дом Палпатинов богат, — продолжил юноша, — хоть и не так, как другие. Но влияние наше на короля и электорат не слишком велико, несмотря на все попытки моего отца захватить первенство среди дворян. Ему недостает деловой хватки, чтобы возвысить наш дом над другими, а еще — ума, чтобы понять, что пришло время пустить в ход наши уникальные ресурсы и стать полноправными членами галактического сообщества. Вместо этого он и его дружки проявляют полную политическую несостоятельность, стремясь запереть нас в клетке собственного прошлого.
— А твоя мать разделяет его взгляды?
Палпатин вымученно усмехнулся:
— Лишь потому, что у нее нет собственных. Она во всем ему покорна — как и мои благонравные братья и сестры, которые ведут себя так, будто я среди них чужак и никогда не оправдаю отцовских ожиданий — в отличие от них самих.
Плэгас молча обдумал его слова.
— И в то же время ты с гордостью носишь родовую фамилию.
Лицо Палпатина смягчилось.
— Одно время я думал взять девичью фамилию матери. Но в конечном итоге решил не отказываться от родовой фамилии. Я отказался от имени, которое мне дали при рождении23. И не по каким-то заоблачным причинам, как многие могут подумать. Как раз напротив. Уверен, вы как никто другой способны меня понять.
И вот оно опять, подумал Плэгас: обманчивое сладкозвучие голоса; лесть, природный шарм, самоуничижение — словно ложные выпады в фехтовальной дуэли. Стремление казаться простодушным, непритязательным, достойным сочувствия. Юноша не рвется в политику — и в то же время рожден для нее.
Тенебрус с самого начала говорил ему, что Республика — не без помощи ситов — продолжит увязать в коррупции и хаосе и что однажды ей придется положиться на сильного и просвещенного лидера, способного отвратить слабовольные массы от их страстей, зависти и амбиций. Перед лицом общего врага — настоящего или созданного искусственно — они забудут о разногласиях и примут руководство того, кто пообещает им светлое будущее. Способен ли Палпатин с небольшой помощью Плэгаса стать движущей силой подобных перемен?
Он вновь попытался заглянуть в душу юнца, и вновь безуспешно. Психическая стена, которую тот воздвиг, была непроницаемой и лучше любых слов говорила о его поистине редких талантах. Неужели Палпатин смог каким-то образом загнать Силу внутрь себя — точно так же, как и Плэгас в молодости скрывал свое могущество?
— Разумеется, я понимаю, — промолвил он наконец.
— Но... когда вы были молоды, вы подвергали сомнению свои желания, особенно когда они шли вразрез со взглядами окружающих?
В глазах юноши читался вызов, и сит с готовностью принял его:
— Я никогда не задавался вопросами, почему так, а не иначе, и что будет, если я совершу то или это. Я поступал так, как сам считал нужным.
Палпатин откинулся на спинку водительского кресла, как будто тяжелый груз только что упал с его плеч.
— Кто-то должен делать то, на что другие не способны, — заговорщицки добавил Плэгас.
Палпатин молча кивнул.
Плэгасу совсем не нужно было знать историю психических травм, полученных Палпатином в детстве и прививших ему скрытность и хитроумие. Единственный вопрос, который его волновал: "Восприимчив ли этот юноша к Силе?"
* * *
Двумя стандартными днями позже на Маластере — планете с большим разнообразием форм рельефа, занимавшей ключевое положение на Хайдианском торговом пути, — даже оглушительный рев толпы и тошнотворный запах выхлопов гоночных болидов не мог отвлечь Плэгаса от мыслей о Палпатине. "Капиталы Дамаска" обратились с просьбой о встрече к сенатору Паксу Тиму, и глава Протектората гранов предоставил муунам ложи на Мемориальных гонках памяти Фебоса24. Они прибыли непосредственно с Набу в надежде сразу же перейти к обсуждению деловых вопросов, но мысли гранов, дагов, кси-чаров и едва ли не всех прочих обитателей города Пикселито занимали в эти дни лишь гонки, да ставки на тотализаторе.
— Вы уже выбрали своего фаворита, магистр? — спросил Пакс Тим, когда два болида пронеслись мимо трибуны.
Погруженный в мысли о Набу, Плэгас ответил:
— Полагаю, что да.
Его беседы с Палпатином, казалось, открыли в юноше какой-то эмоциональный шлюз. Не успели мууны улететь с Набу, как отпрыск дворянского рода сразу же вышел на связь с рассказом о свежих планах аристократов касательно их борьбы с Боном Тапало. Плэгас внимательно его выслушал, пусть в рассказе и не было в сущности ничего нового. После того как сведения о махинациях дворян в эпоху конфликта с гунганами просочились в прессу, отец Палпатина стал проводить свои встречи за закрытыми дверями семейного поместья и запретил сыну даже обсуждать с ним предстоящие выборы. Дела Бона Тапало, напротив, пошли в гору после того, как он публично объявил о грядущем соглашении с Межгалактическим банковским кланом. Настойчивость, с которой Палпатин снова и снова связывался с Плэгасом по голопередатчику, говорила о том, что у него сформировалась некоторая привязанность к мууну и он воспринимал его не только как тайного нанимателя, но и как потенциального советчика. В лице Хего Дамаска юноша видел богатство и власть, которых не хватало дому Палпатинов. Ни секунды не сомневаясь в том, что этот молодой человек пригодится ему и после того, как планы "Капиталов Дамаска" относительно Набу осуществятся, Плэгас отнюдь не пытался расхолодить его.
— Почему среди гонщиков совсем нет людей? — спросил он Пакса Тима после долгих раздумий.
Гран небрежно отмахнулся шестипалой рукой:
— Недостаточно талантливы. Сегодня должен выиграть даг за штурвалом синего болида.
Несколько мгновений Плэгас наблюдал за гонкой. На трибунах под ним тысячи дагов, стоя на всех четырех конечностях — либо только на задних, либо только на руках, — ревели от восторга.
Плэгас находил высокую силу тяготения Маластера гнетущей, а самих гранов — и подавно. Тысячелетие назад они прибыли сюда как колонисты и с успехом подчинили себе аборигенов-дагов. Они основали протекторат, который со временем отодвинул на задний план родину гранов — Киньен — и приобрел широкое влияние в Среднем и Внешнем кольцах, став заметным игроком на арене галактического Сената.
Сидевший рядом с Плэгасом Ларш Хилл наклонился к Паксу Тиму и произнес:
— Быть может, увлечь гонками людей сможет Гардулла — на треке, который она возрождает на Татуине.
Тим негодующе гаркнул:
— Так это правда — вы спонсируете хаттшу!
— Это просто бизнес, — отрезал Хилл.
Его слова не смягчили Тима.
— Это и есть цель вашего визита — насыпать соли на еще не зажившие раны?
— Да, — сказал Плэгас без обиняков.
Три глаза-стебелька Тима повернулись к нему.
— Я не...
— Можете не прощать обиды — мы не расстроимся, — перебил его Хилл.
Тим сделал вид, что не понимает, о чем он.
— От кого вы узнали о наших интересах на Набу? — спросил Плэгас.
Гран покосился на сородичей, но те словно язык проглотили.
— От кого? — повторил Плэгас.
Тим издал полный обреченности вздох, промычав:
— На нас вышли представители компании "Подтекст" — вскоре после того, как таинственным образом исчезли несколько видных членов их правления. Тех самых, кого я повстречал в Тайнике, подозреваю.
— Они покинули Тайник в добром здравии, — заверил его Хилл.
Тим кивнул:
— Ну еще бы.
— Что было нужно "Подтексту"? — уточнил Плэгас.
Помешкав, Тим ответил:
— Известить нас о ваших операциях с плазмой.
— В надежде, что вы сможете подорвать наши усилия, предав их огласке? — задал риторический вопрос Хилл.
Гран пренебрежительно хмыкнул:
— Сперва вы заключаете сделку с Гардуллой, чтобы Татуин перешел дорогу Маластеру. Теперь вы хотите заполучить плазму Набу — вопреки вашему же предложению поднять тарифы на экспорт топлива с Маластера. Так почему бы нам не предостеречь ваших противников на Набу — учитывая, что на нашем месте вы поступили бы точно так же?
Плэгас подождал, пока он закончит, затем — пока болиды с ревом пронесутся мимо трибун, — и наконец задержал взгляд на гранах:
— Устраивая диверсии, вы вредите лишь самим себе. Протекторат мог бы извлечь выгоду из Набу, как извлечет Торговая Федерация. Но не теперь.
Пакс Тим громыхнул своими огромными ножищами по полу ложи:
— Мы не потерпим унижения! Я вновь вынужден напомнить вам, магистр: вы дали нам обещание!
Про себя Плэгас улыбнулся. Когда-то его учитель Тенебрус имел виды на гранов. Пакс Тим мог бы стать канцлером-марионеткой в руках ситов и благодаря их тонким манипуляциям совершать на своем посту ошибки, которые поставят Республику на колени. Но какое-то время назад Плэгас отказался от этой мысли и сейчас прорабатывал другие варианты.
— У нас влиятельные союзники в Сенате, — пыхтя, разглагольствовал Тим. — Мы можем запороть любой выгодный вам закон или добиться, чтобы ваши билли и неконкурентные контракты годами мариновались на сенатских слушаниях. Мы выдвинем своего кандидата в канцлеры. Мы лишим Торговую Федерацию прав на перевозку грузов на Киньен и по всей Торговой дуге. Мы спустим на муунов своих дагов. — Он прожег Плэгаса взглядом. — Вы никогда не получите того, что хотите, магистр.
— Напротив, — ответил Плэгас, поднимаясь наряду с прочими муунами. — Я уже получил все, что хотел.
Толпа на трибунах бурно приветствовала пилота-тунга, который побил фаворита-дага.
Когда они покидали ложу, Плэгас шепнул на ухо Хиллу:
— Вели Солнечной гвардии привезти обратно тех госсамов, которых мы отправили в рукав Тингел. Казни их и подбрось тела к дверям штаб-квартиры "Подтекста" на Кореллии.
* * *
Новенький с иголочки корабль типа "Капитал" вновь доставил Плэгаса и Хилла на Набу. Созданный "Хорш-Кесселем" и "Гвори" звездолет имел форму продолговатого кокона с плоским брюхом. Горизонтальные крылья рассекали надвое выпуклую корму, в которой угнездилась система мощных гиперволновых передатчиков. На борту помимо совета директоров "Капиталов Дамаска" находились и несколько высших чинов Банковского клана, включая племянника председателя Тонита, — все как один в пышных одеяниях, принятых в МБК.
Со времени первого визита Плэгаса на планету прошел месяц, и за это время они с Палпатином не раз говорили по голосвязи. Благодаря сведениям, которые предоставлял человек, — хоть и скудным, — Плэгас все время был на шаг впереди очернителей Бона Тапало, и в силу этого Тапало сохранил в преддверии выборов некоторый перевес над конкурентами.
Мууны как раз готовились пройти пограничный досмотр в космопорту Набу, когда путь им преградили несколько вооруженных охранников в кожаных мундирах, высоких сапогах и головных уборах с полями. Гостей препроводили в комнату ожидания, оборудованную лишь парой скамеек и освежителем, и им пришлось прождать не меньше часа, прежде чем к ним вошли два дворцовых стражника и пожелали знать, кто из присутствующих Хего Дамаск.
Плэгас назвался и, уверив Ларша Хилла, что у того нет причин для беспокойства, проследовал за стражниками через терминал к ожидавшему их круглоносому спидеру марки "Джиан". Усевшийся в кресло водителя охранник указал Плэгасу на широкое открытое заднее сидение, куда вслед за ним забрался второй конвоир. Сит и понятия не имел, куда его везут, но решил не давать охране повода позубоскалить, швыряясь фразочками вроде "скоро сам все узнаешь" и все в таком же духе. Так что он просто откинулся на мягкую спинку кресла и не выказал ни малейшего удивления, когда водитель вырулил за границы города, и спидер понесся по зеленеющим равнинным предместьям, где Плэгас уже бывал ранее вместе с Палпатином.
— Располагайся как дома, — бросил ему сосед-охранник. — Нам еще два часа пилить.
Плэгас кивнул в ответ и погрузился в легкий медитативный транс, готовясь к тому, что ждет его по прибытии. Мало-помалу равнины сменялись плоскогорьями, а впереди замаячил горный хребет, живописно вырисовывающийся на фоне ослепительно голубого неба. Спидер мчался по широкой речной долине, через покрытые буйными зарослями холмы, где паслись и резвились стада коротконогих шааков. Когда спидер набрал высоту, русло реки сузилось, а ее поток, подстегиваемый водопадами, резко ускорился. Барашки белых облаков только-только набежали на вершины самых высоких горных пиков, когда машина пересекла широкую полосу лугов и остановилась у ворот величественного дома, выстроенного в том же стиле, что и массивные ротонды с куполами и изящные башни в Тиде. Конвоиры провели его по широким каменным ступеням в прохладный тускло освещенный вестибюль. Оставшись наедине с собой, Плэгас неспешным шагом двинулся вдоль статуй на постаментах и стенных гобеленов к противоположной стене вестибюля, где из высоких — от пола до потолка — арочных окон открывался вид на веранду и большое озеро за ней. За столиком веранды сидели и о чем-то спорили аристократического вида женщина среднего возраста и угрюмый подросток — ровесник Палпатина или чуть помладше. Под дуновением легкого ветерка, веявшего с горных склонов, поверхность воды сверкала, как драгоценные камни Майгито. Когда Плэгас повернулся к окну спиной, его внимание привлек гобелен, на котором был выткан фамильный герб — тот же самый, что он уже видел на кармане Палпатинова жилета. На гербе красовались три зверя: вирмок, эйва и залаака.
