Топот, издаваемый подкованными офицерскими сапогами, Верхний Город слышал только на парадах и днем, но никак не поздней ночью.
Распахивались двери и ставни, оттуда высовывались взлохмаченные, обыкновенно мужские головы, внутри торопливо зажигали свет. (Верхний Город который день жил как на горячем паровом котле, который может вскипеть и взорваться, стоит только помощнее открутить вентиль газовой горелки.) Но, узрев в толпе офицерства некоторых всенародно известных лиц, вроде господина Нариа, попадаться которому на глаза считалось дурной приметой, народ живенько захлопывал двери и ставни и тушил изнутри свет. Куда там идут по ночи такой толпенью почтенные господа офицеры из гвардии и полиции, простых штатских обывателей никоим образом не касается.
На такие зрелища надо смотреть сверху, с высоты птичьего полета, ибо выглядят они оттуда совершенно потрясающе. Словно бы острый и тонкий клинок огня и света вспарывал городскую Ночь, прорезая ее плоть, как "журавлиный клюв" тяжелых всадников мягко проходит сквозь ряды вражеской легкой пехоты. Клинок Огня резал податливую мякоть Ночи.
Очень жаль, что никто из людей и вообще земных жителей не мог видеть этого с воздуха...
А почтенные господа строевым шагом, хотя и нестройно, направлялись прямой Властной улицей прямо к Эс-Зивер-релли, то есть Южным Гербовым Воротам.
Находившимся на внешней крепостной стене, то есть, как уже догадался читатель, на территории Нижнего Города.
Госпожа Хелависа была странно задумчива. О чем именно она думала, неизвестно нам, но она, как всегда, шла чуть в стороне от громко топающего офицерского отряда, демонстративно держащегося за эфесы шпаг. Впереди и в стороне, именно такая диспозиция. На лице девушки была написана отрешенность и занятость какой-то известной лишь ей проблемой, настолько важной для нее, что эту смертельно опасную прогулку она даже не считала достойной своего внимания. То есть вообще о ней не думала. Эссалон знает, что именно волновало девушку, о чем или о ком вспоминала она под воздействием непредсказуемого "вина приключений", но лучше бы ей, много лучше подумать сейчас о себе...
Властная улица, начало свое беря от главных ворот королевского дворца, концом упиралась в ворота защитного кольца Верхнего Города. Настоящей внутренней стены в наличии не имелось, от нее остались лишь несколько огрызков, которые в критических (вроде нынешней) ситуациях укрепляли, а пространство между ними на скорую руку застраивали, перегораживая пространство между домами. На самом деле в баррикадах не делалось даже никаких ворот, а те пропускные пункты, что там были, дежурные арбалетчики именовали "калитками". А себя, соответственно, "сторожами". А чего, работенка непыльная — открыл калитку, закрыл калитку, ворье за ней угостил парой болтов...
Ночи в Ра-Туссе длинные и теплые, сомлеть совсем недолго, а потому баррикадная стража втихую поддерживала дежурство тем самым запрещенным шерником, про что начальство если и знало, то запрещать не запрещало, резонно рассудив, что бодрые стражники городу важнее сонных. Короче, для чего мы все это говорим? А как раз для того, чтоб объяснить читателю: баррикадная стража не спала и не пиво пьянствовала, она бдила, аки легендарный Силин-Зверь, у которого, по слухам, целых пять глаз, и один из них никогда не закрывается. Арбалетчики сохраняли идеальный рассудок и кристальную бдительность, ведь от этого зависела их жизнь. Они считались особым эскадроном полиции, и безупречная служба была их смыслом жизни, девизом и визитной карточкой.
Именно поэтому двое часовых, стоящих на баррикаде, даже не повернулись к подошедшим, а трое подвахтенных, среди которых обнаружился и младший сирэ вахтенной команды, сидевшие у костра, мгновенно вскочили и вытянулись в струнку.
— Почтеннейший дьюк! — Командир группы моментально нашел глазами высшее начальство. — Вахтенная команда в полном составе несет службу, предписанную уставом, охраняя мир и покой!
— Вольно, — скомандовал господин Нариа, бывший здесь верховной властью. — Происшествия за время дежурства были?
— Так точно! — Гаркнул младший сирэ. И смущенно добавил:
— Были...
— Какие? — Поинтересовался начальник полиции.
— Томатом пожухлым кидались, — пришел на помощь сирэ его подчиненный. И предъявил следствие происшествия начальству:
— Во!
Начальство обозрело подсунутую ему под нос форменную бригантину (куртку с прокладкой из стальных чешуек) на которой запекшейся раной мрачнело пятно от "пожухлого томата", с непередаваемой миной культурного человека, которому объясняют значение жаргонного "крокодила". Потом вздохнуло и скомандовало:
— Спустить веревочную лестницу!
"Калитка" здесь открывалась в самом крайнем случае. Но и приказ спустить лестницу почему-то не вызвал радости у личного состава.
— Простите, почтеннейший дьюк, — замялся младший сирэ. — Но по Уставу я не имею права спускать лестницу после захода солнца, как и открывать "калитку".
— Я приказываю тебе пропустить на ту сторону почтеннейшего дьюка дворцовой стражи!
— Простите, я не вижу здесь никакого почтеннейшего дьюка дворцовой стражи. Да и если бы он был, все равно я не могу пропустить никого ночью, ни в Нижний Город, ни из него. Устав есть Устав.
— Да нет его, идиот! Есть она! — Неизвестно почему вдруг взорвался хладнокровный господин Нариа. Офицеры поддержали его неровным гневным гулом. — Госпожа Хелависа ар-Глен, вот она, собственной персоной!
Въедливый младший сирэ взглядом смерил девичью фигурку, овеваемую длинными золотистыми волосами.
— Ничего себе дьюк! — Внезапно заявил он. — Скорее уж дьютесса... — И одними губами усмехнулся, так, что почти никто ничего не услышал. — Дьютесса-адюльтесса...
Побагровевшее лицо господина Нариа и скрежет обнажаемых офицерских шпаг был ему ответом.
— Младший сирэ вахтенной команды! — Свистящим громким шепотом проговорил старший полицейский. — Приказываю вам немедленно сдать оружие. Это ведь не противоречит Уставу?
— Никак нет! — Но младший сирэ явно заколебался.
— Тогда выполняйте!
Короткий меч тенгар упал под ноги начальника полиции, и мощный двухзарядный арбалет был протянут ему в руки.
Господин Нариа взял оружие, взведенное и заряженное, как полагается по Уставу вахтенных команд, и неожиданно разрядил его в только что арестованного командира арбалетчиков. Два тяжелых болта насквозь прошили жилет, изнутри подбитый стальными чешуйками.
Труп на два шага отбросило прочь.
Глава Службы Защиты Города передал арбалет какому-то полицейскому дьюку и льняным платком осторожно промокнул капельки крови, попавшие на свою одежду.
— Согласно столь чтимому вами Уставу, уважаемый младший сирэ, — безразлично обратился он к покойнику, — устный приказ начальника полиции, подкрепленный приказом высшего офицера гвардии, имеет значение высшее даже над писанными положениями самого Устава. Мне жаль, что вы забыли этот маленький нюанс... — И скомандовал:
— Спустить веревочную лестницу! Мы подождем вас здесь, почтеннейший дьюк дворцовой стражи.
Девушка, быстро и зло взглянув на полицейского начальника, по металлическим ступенькам взбежала на баррикаду. Часовые переменили позицию, развернувшись вполоборота к стене и держа арбалеты двумя руками перед грудью, образовав, таким образом, живой коридор. Двое, отложив оружие в сторону, быстро сбросили вниз веревочную лестницу, закрепив верхний конец в специальных держателях. Они не произнесли ни одного слова — зачем, если все и так понятно?
А взглядов не было видно в темноте, да еще под козырьками касок...
Взобравшись на стену, госпожа Хелависа внимательно оглядела замерших статуями часовых, сборище офицеров, которое иным слово охарактеризовать было просто невозможно, и убитое тело мертвого человека, некогда бывшего младшим сирэ. До мертвеца никому не было дела, взгляды снизу жадно шарили по ее лицу, ища там слабейшие признаки страха, неуверенности или слабости. Нет уж! Не дождетесь! И вообще, тут вам не здесь!
Девушка, не привыкшая убивать походя, нашла глазами спокойное лицо господина Нариа, промокавшего платочком капельки крови с белоснежной манишки. Часовым не полагалось выражать эмоций, а господа офицеры, похоже, восприняли свершенное убийство совершенно спокойно.
"Так значит, у вас тоже — жизнь-копейка?".
К месту вспомнилась цитата из читанной бог весть когда книги, и слова слетели с губ привычно и уверенно, точно так же, как стрелял начальник полиции:
— Господин Трито Кешми Нариа, почтенный... То есть бывший почтеннейший дьюк Службы Защиты Города! Вы арестованы по обвинению в убийстве. Взять его!!!
И пока офицерство стояло, разинув рот, двое вахтенных арбалетчиков уже заломили бывшему главному полицейскому руки за спину, и выдернули палаш из ножен. Один из стрелков угостил арестованного ударом кулака в живот, и тот рухнул на колени, хватая ртом воздух. Госпожа Хелависа не препятствовала. Она уже знала, что такова обычная практика здешней полиции. А для обычаев нет сословных исключений.
Вот так-то, господа... Теперь вы узнаете, кто на самом деле тут хозяин!
— С прежним самодурством отныне будет покончено. Отвести в королевскую тюрьму. Доложить королеве. Утром приду — проверю!
С этими словами золотоволосая фигурка перекинула ногу через парапет и как-то очень быстро и ловко исчезла в темноте. Избежав, таким образом, препирательств с ошарашенными командирами и оставив их просто выполнять приказ.
— Со старым самодурством будет покончено... Да здравствует новое самодурство! — Пробурчал сквозь зубы кто-то из офицеров. Пожал плечами, снял тетиву с арбалета и сложил "рога", прижав их специальными защелками к ложу. Арбалет был, разумеется, тот самый. Офицер сложил его так, как полагалось по Уставу хранить арбалеты в мирное время, до объявления боевой готовности. "Самодурство" может быть хоть старое, хоть новое, разницы между ними нет, а вот Устав — вечен.
По ту сторону баррикады было вовсе не так уж темно. Газовые фонари исправно горели через один, и света хватало, чтоб прочитать похабные надписи на стенах. Кроме них, пока что ничего не напоминало о буйстве толпы, кроме... Гм-м...
Ровного слоя мусора под ногами, состоявшего из раздавленных овощей, осколков стекла, вывороченных булыжников и горелых палок. Разбитых стекол в домах, полувыломанных рам, колпаков фонарей, зиявших дырами. Похоже, на этой стороне границы уже давным-давно никто не жил, только изредка сюда наведывалась толпа покидать в стражу приснопамятными булыжниками и "пожухлым томатом". Чувство опасности сигналило ровным фоном — ну правильно, здесь вовсе нечего было расслабляться. Но и прямой опасности пока не замечалось...
Будем откровенны с героиней и с читателями: госпожа Хэлли совсем уж дурой не была, и отчет о происходящем себе вполне отдавала. При первых же признаках настоящей опасности зайцем сиганула бы наверх, под защиту верных арбалетчиков — которые за нее теперь, в благодарность за командира, были готовы отдать жизнь. Или по крайней мере с большей охотой выполнять ее приказы, чем кого-либо еще. Но опасности вроде бы не было, а в случае чего она надеялась на свои боевые умения. На поясе болтался небольшой кинжальчик, а ночь была такой звездной, и воздух таким дурманяще-теплым, что так и хотелось прогуляться...
Отдохнуть от дворцовой жизни, от постоянных церемониалов, приемов и обедов. От гор бумажного хлама, доставшегося от предшественника, от необходимости восстанавливать развалившуюся при прежнем короле систему охраны, от постоянного напряжения, заставлявшего бегать самой и гонять всех остальных на манер скаковых лошадей на ипподроме. Просто немножко побыть самой собой, и предоставленной только себе.
Девушка любила одиночество. И уж совершенно не собиралась сейчас топать через весь Нижний Город к внешней крепостной стене и срывать оттуда редкостный синий тюльпан. Из золотоволосой головки медленно выветривался сладкий яд "вина приключений", и госпожа Хэлли злорадно предвкушала, как забегают там, наверху, протрезвевшие господа, до которых дойдет, КУДА они только что спровадили своего прямого начальника. Небось еще и поисковую экспедицию снарядят, и потопает она по прямой, к воротам, надеясь догнать и вернуть назад. А она тем временем спокойно погуляет здесь, в переулочках, не удаляясь далеко от спасительной баррикады. В конце концов, осталось всего час-два до рассвета. Такое время, когда спят даже уличные бандиты, им ведь тоже надо когда-то спать...
— Э, какая цаца! — Вдруг раздалось из-за спины. — Парни, нам повезло!
Она развернулась, как дикая кошка, и в руке блеснул кинжал. А в сознании — жутко своевременная мысль о том, что в своих размышлениях она забрела в тупик...
Они подходили медленно, не торопясь, смакуя страх загнанной жертвы. Пятеро, а может, и семеро — в тусклом свете фонарей не разглядеть, сколько их там, за спинами тех троих, что массивными тушами напрочь перегородили проход. Слишком много, чтобы пробиться, даже если удастся свалить впереди идущих. Слишком много, билась в сознании мысль, слишком много... Черт, черт, черт!!!
Мускулистые руки, бычьи шеи, ножи на поясах — побольше, чем у нее самой. Уличная свора, привыкшая к безнаказанности. Слаженная крысиная стая.
Кто встречался, тот знает, как трудно отбиваться от крыс.
— Ну че, курва, — лениво сказал тот, что был в центре. — Чего время терять, бросай свою чикалку и ложись, штанцы с тебя, уж так и быть, мы и сами снимем...
— Любой, кто подойдет ко мне, сам ляжет! И больше не встанет! — Предупредила она, отступая к стене.
Крысиный главарь захохотал.
— Детка! Ты только ляжь, а у меня и сам встанет! — Он неожиданно придвинулся ближе. — Скажу по секрету, что сюда настолько редко попадают чистенькие верхние девочки, что у меня от этакой редкости уже давным-давно стоит...
Невольно опустив глаза, она убедилась — правда. И неожиданно захлестнул дикий, совершенно непереносимый страх, заставивший снова отступить назад и еще сильнее сжать такой маленький по сравнению с их ножами кинжальчик...
Главарь, как хорошая крыса, мгновенно учуял панику жертвы. И понял, что победил.
— Э, да с тобой, похоже, еще ничего такого не случалось... — Протянул он. — В таком случае, грех упускать такую добычу. Правда, парни?
Стая загоготала, подступая все ближе.
— Ну, чего стоишь? Или ты стоя хочешь? — Рявкнул вожак. — Бросай перышко, тебе же лучше будет! Во всех остальных местах, быть может, целенькая уйдешь!
Кинжал мелькнул у самого его горла, но вожак, уклонившись, перехватил руку и просто разжал ей пальцы. Сил противостоять его звериной мощи у нее просто не было.
— Насмерть надо было бить, все не так обидно... — Осклабился он. — Парни, она сопротивляется! Не хочет только одним местом пострадать, везде поучить придется!
И тут же офицерский сапог с кованым носком врезался ему в промежность. Издав короткий писк, главарь рухнул на колени, и это послужило сигналом для банды.
На нее бросились так быстро и такой плотной кучей, что просто сбили с ног, не дав возможности провести хоть какого-то приема. От удара в живот девушка согнулась, и тут же ей завернули куртку на голову, установив в нужной позиции. Один держал ей руки, уперев их в стену по бокам собственного туловища, второй профессионально сдернул штаны, восхищенно прицокнув от открывшегося ему вида. А позади всех уже поднимался с земли главарь, которого даже такой удар не вывел из строя.
