"Охота на гончих"

Творимир, подумав, уверенно кивнул. И выпрямился, учуяв из-за забора резкий запах псины. Калитка-то есть, кто же спорит, да много ли от нее будет толку, когда тебе в ногу хозяйский волкодав вцепится? Воевода прислушался — тишина. Не лают, стало быть, сразу непрошеного гостя за мягкое место брать приучены. А то и глотку рвать... Воевода, вспомнив любимого пса Ульфа, скривился. Когда-то умильный кутенок давным-давно вымахал в здоровенную зубастую скотину и, несмотря на свои уже теперь преклонные лета, никогда не упускал случая повалять зазевавшегося бойца носом в земле. Не от злобы — своих он знал, а так, забавы ради... Но ведь эти-то, небось, играться не станут. Рванут разок — и собирай потроха!

— Эх, — категорично высказался русич, намекая на то, что через забор командир полезет один. А он, Творимир, на этом свете еще не зажился.

— Думаешь, вообще соваться не стоит? — поднял бровь Ивар. — Охраны много?

Воевода пожал плечами. Бойца обойти можно, практически любого. Главное навык иметь. А вот псов цепных не потревожить — то еще дельце...

— Разберемся, — самонадеянно заявил лорд. И посторонившись с дороги, чтоб пропустить груженый мешками воз, задел плечом частокол. С той стороны немедленно послышалось глухое ворчание. — А-а, вот ты о чем? Да, сложновато придется. Нэрис, осторожнее, там вторая телега... И еще... И еще... Да что им, главной улицы мало, что они прохожих по заборам размазывают?

— Наверное, к складам повезли, — предположила жена, ежась от нового рыка из-за толстых бревен за спиной. — Давайте пойдем потихонечку, хоть боком! Там впереди обочина вроде пошире... Надо было все-таки муфту прибрать. Красиво, да неудобно.

— Эх, — согласился Творимир, увязая в снегу и комкая в руках свертки с мехами. Покупки лорд Мак-Лайон велел забрать сразу, опасаясь упоминать имя конунга на базаре. Такому болтуну как Хлёд только намекни, где остановился, и через пару часов весь Берген знать будет, кто к Длиннобородому с визитом пожаловал! Нет, понятно, что шила в мешке не утаишь и рано или поздно все равно все узнают. 'Но так хоть какая-то надежда есть, что купец о нашем с ним разговоре забыть успеет, — подумал Ивар. — А то ведь, к бабке не ходи, он супруге ярла нынче же вечером доложился бы, чья жена у нее муфту из-под носа увела... Да сколько там этих телег? Они решили всю слободу подчистую вывезти?' Ругнувшись про себя, лорд прижал к боку супругу и вновь прилип к частоколу.

Но вместо уже привычного 'р-р-р!' услышал вдруг:

— Никогда!

Ивар недоверчиво наморщил брови. Показалось?..

— Никогда, слышишь?! — повторили из-за забора. Голос был мужской. И очень знакомый. — Пусть хоть богиню бы мне сосватали, а не дочку Ингольфа! Никто и никогда мне милей тебя не будет!

— Но ведь... свадьба... — всхлипнули в ответ, — Эллида сказала, что уж все обговорено...

— Да будь она проклята, свадьба эта! — рявкнули с той стороны. Ивар чертыхнулся. Нэрис вытаращила глаза:

— Эйна...

— Тихо! — свирепо прошипел муж, вминая ее спиной в частокол. — Обними меня за шею, быстро! И покрепче, покрепче прижмись, чтоб мне щекой до бревен дотянуться... Вот так, ага. Дышать можешь? — Она кивнула. — Тогда дыши и делай вид, что мы молодожены... Вот ведь кобель норманнский! Он же в Ярене должен быть!..

— Эх? — обернулся Творимир.

— Тс-с! Прикрой нас, пока возницы все глаза не сломали.

Русич пожал плечами и, загородив 'влюбленную парочку' широкой спиной, демонстративно зевнул. Ивар приник ухом к частоколу. Нэрис тоже затихла, навострив ушки. Что Эйнар уехал еще затемно, за ярлом Ренгвальдом Фолькунгом, она слышала. И обнаружить сэконунга в Бергене, да еще и в торговой слободе, никак не ожидала. Впрочем, судя по лицу королевского советника, он этого ожидал еще меньше. 'Неужто все-таки Эйнар противу отца пошел? — подумала леди. — И девицу второй раз увезти собрался?.. Ох! А я еще думала, муж у меня худой! Я же в лепешку сейчас превращусь!'

Бревна сотряс мощный удар. Нэрис испуганно пискнула и уткнулась носом в грудь Ивару.

— Не бойся, котенок, — шепнул тот. — Это у Эйнара обычная практика, кулаки чесать обо что попало. Сейчас еще и орать сызнова начнет...

— Не женюсь я на ней! Не женюсь — и все! — как по команде, донеслось из-за забора. — Вот папаше припало, дак пускай сам ей кольцо надевает, чай, вдовец, не осудят! Глаза б мои их обоих не видели!.. Ну? Ну что ты? Не плачь, голубка моя, все обойдется.

— Да как же обойдется? Как же? Эллида сказала, что уже завтра невеста твоя здесь будет. А послезавтра... Зачем я только с братом ехать напросилась? Чтоб увидеть, как ты с другой за стол свадебный сядешь?!

— Не сяду! — горячо воскликнул Эйнар. — Одином клянусь — не сяду! Не нужна мне ни Хейдрун, ни ее приданое, и папаша такой тоже не нужен! Знаешь что? Не поеду я в Ярен. Сей же час домой поворочу да и выложу отцу, как есть — так, мол, и так, пиши Рыжему отказ, а я тебе не раб бессловесный!

— Эйнар! Да ведь конунг тебя убьет за это!

— Не убьет. Силы не те уж. Ну-ну! Не плачь. Говорю ж, обойдется. Должен же отец наконец понять?..

— А то ты конунга не знаешь, — всхлип. — Раз единожды решил, так уж теперь не отступится...

— Плевать мне на него! Плевать, слышишь?

— А Ингольф Рыжий? О нем ты подумал? За такое оскорбление он тебе все кости переломает!

— Да пусть что хочет делает, плевать мне!

'Тоже еще, верблюд северный, — подумал Ивар, елозя ухом по обледеневшим бревнам, — плевать ему... Да кто тебе, дураку, вообще рот даст открыть? Ведь точно же ноги переломают и на руках в святилище отнесут. Разошелся! То 'женюсь, раз надо', то 'не женюсь, хоть режьте'. Сам не знает, чего хочет'.

Королевский советник поморщился. Большой эмоциональностью он и правда никогда не отличался, но слово свое держал всегда. А это что? Одни клятвы громкие, по факту же — пустое сотрясание воздуха. Раньше орать было надо. И не тут, а в другом месте. Конунг крут, да силу уважает — тогда бы, глядишь, и вправду обошлось. А теперь поздно. Девица права, ярл Ингольф и его семейство подобного оскорбления не стерпят.

До ушей королевского советника донеслись исступленные рыдания:

— Нет! Нет, нет... Лучше тогда женись! Пускай не мой будешь, зато живой...

— Ну что ты говоришь такое? Твой я, голубка, весь твой, да твоим и останусь. Ну, вот ты опять... Не надо плакать, слышишь? Не надо, Сольвейг. Ничего они мне не сделают. Море нынче опасное, да не страшнее жизни, так?.. Я, слышь-ка, своим не сказался, куда по пути в Ярен завернул, а русы трепать не будут. И Вячко человек надежный, велю ему по-тихому корабль на воду спустить, тебя заберу — да и Хель с ними, с Рыжим и папашей! Уедешь со мной? Завтра же, ночью? Уедешь?

— Глупый... один ведь раз уехала уже...

Парочка за забором притихла. Нэрис едва слышно вздохнула: искреннее сочувствие мешалось в ней с самой настоящей завистью. Какая любовь! Ах, ну почему у них с Иваром все так гладко да ровно? То есть, это хорошо, конечно, и они любят друг друга, но все же, все же... Иногда и замужним женщинам в возрасте хочется страстей. Да таких, чтоб дух захватывало, чтоб земля из-под ног, чтобы всё — или ничего!

Особенно если у них никогда-никогда такого не было...

Леди Мак-Лайон снова вздохнула. И, опомнившись, мысленно себя пристыдила: как же не совестно? Да эти двое за такое вот спокойное счастье против конунга идут, всем рискуя, страдают, мучаются, а она?.. Нашла, на что зариться!

— Так условились? — вновь донеслось из-за частокола. — Завтра после полуночи, как твои улягутся, буду ждать тебя у ворот слободы. Из дому выбраться сможешь, чтоб не заметили?

— Конечно! Сигурд мне брат, а не тюремщик. И знаешь, мне кажется, что он не станет так уж на нас за побег сердиться! Ведь впустил же тебя сегодня и увидеться позволил?

'Святая простота, — невесело улыбнулся Ивар. — Впустил, конечно! Потому что виды на трон имеет, а через родство близкое его получить гораздо легче. Оттого и сына конунга привечает, да только зря: Эйнар против воли отцовской напрямую не пойдет, характер не тот. А побег — не законный брак, одобренный старейшинами. 'Сердиться' на вас он не будет, ты права. А вот бунт поднять, в паре с обманутым ярлом Ингольфом — как нечего делать. Мда. Кажется, пора уносить ноги. Междоусобная война в мои планы как-то не входила... Вот как печенкой чуял же, что ехать не стоит'.

— Р-р-р!..

— Ай!

— Гюнтер! Убери своего пустобреха!.. А ты не бойся, голубка. Пусть только сунется, морда, — сапогом моим подавится. Пойдем в дом. Там и теплее. А что до свадьбы, так...

— Эх, — негромко предупредил Творимир. Голос его заглушил прощальный скрип последней телеги. Лорд Мак-Лайон сердито насупил брови — вот когда надо, так их нет! И собака еще, в самый неподходящий момент... Хотя, если подумать, главное он уже услышал. Самое время убраться восвояси, чтобы не столкнуться с мятежным сыночком Олафа нос к носу. Ивар отстранился от полузадавленной супруги, быстро огляделся и протянул ей руку:

— Держись. Жива?

— Жива, — отозвалась Нэрис. — Пойдемте? Как бы нас не заметили.

— Ну, об этом можешь уже не мечтать, — ухмыльнулся королевский советник. — Вон туда посмотри. Прислуга из всех окрестных домов сбежалась поглазеть, как распутные иноземцы, не стыдясь детей, у чужих заборов обжимаются...

Леди Мак-Лайон залилась багровым румянцем. И, натянув на голову свалившийся капюшон, гневно прошипела:

— Эта твоя служба от моей репутации скоро камня на камне не оставит! Идем скорее... Что? Что ты смеешься?! Тебе-то оно за доблесть, а мне? Ох, господи, видела бы это мама!..

Обратно к выходу из слободы добрались без приключений. Даже торговые ряды обогнули, чтоб не искушать судьбу и замученного Творимира. Только уже у самых ворот остановились ненадолго — дело шло к вечеру, а все трое с утра ничего не ели. Так что подвернувшийся на пути торговец пирожками оказался как нельзя кстати. Да и его немудреный товар гостям из Шотландии пришелся по вкусу: открытые пирожки с рыбой, больше похожие на ватрушки, медовые плетенки из белой муки, треугольные конвертики с брусникой — все это было свежим и еще горячим. Лорд и леди Мак-Лайон, отведав по паре рыбных 'ватрушек', переглянулись.

— Все, наверное, уже отобедали, — задумчиво сказал Ивар, облизываясь на брусничный конверт. — И у нас в лачуге хоть шаром покати.

— Можно, конечно, Астрид снова попросить, — согласно протянула Нэрис. — Да неудобно как-то. Надо было свернуть в сытный ряд, наварили бы чечевичной похлебки с бараниной... Но не возвращаться же теперь?

— Эх!.. — ностальгически протянул русич. И с сожалением проглотил последний кусочек сдобной плетенки. Сытости от нее не было никакой, одна сладость во рту. Только еще сильнее в брюхе заурчало. А похлебка у хозяйки завсегда отменная. Самому, что ли, за бараниной метнуться? Пока от базара недалеко ушли?.. Уж котелок-то, небось, бойцы одолжат.

— Вот что, дружище, — нарушил его далеко идущие планы командир, поворачиваясь к смиренно ожидающему торговцу, — открывай свой ларь. Мы много возьмем, дюжины три. И с рыбой, и с ягодами. Завернуть во что найдется?

— Найдется, сударь, а как же! — радостно закивал тот. — Вот, пожалуйте, прямо в холстине и отдам. Чистая, не извольте сумлеваться, все честь по чести! Так, стало быть, с рыбкой... С брусничкой... Еще с курятинкой пара осталась — возьмете?

— Давай, — лорд заглянул в ларь, вспомнил о Творимире и добавил: — Медовых вот этих тоже клади. Чего оставлять. Сам печешь или супруга?

— Жена с дочками. А я вот продаю. Товар хорошо идет, грех жаловаться.

— Еще бы... Нэрис, положи булку. Сейчас домой придем — поедим спокойно.

— Ну вкусно же!

— Благодарствуем, сударыня, — польщено улыбнулся торговец. Аккуратно завернутое в три слоя некрашеной холстины печево перекочевало в руки Ивару. — Может, мне сынишку кликнуть? Он бы и донес, чтоб вам одежу жиром не пятнать. Это мы мигом! Хорошему покупателю грех не помочь.

— Спасибо, справимся, — советник выудил из кошеля серебряную монету и, вручив ее тихо ахнувшему торговцу, весело подмигнул: — Держи! На расширение предприятия. Нэрис, положи булку, кому говорю? Тут идти всего ничего, а она кусочничает.

— Да я не себе, — виновато потупилась леди, вертя в пальцах рыбный пирог. — Я ему хотела...

— Кому — ему? — Ивар обернулся и прищурился. — Нищему очередному, что ли?

— Да нет! — зашептала супруга. — Вон, левее, видишь? В черном балахоне, растрепанный такой. Ну вон же, на крылечке сидит! Худой, аж лицо серое... И где-то я его видела. А! Да это же священник, тот самый!

Лорд вздернул брови. Торговец, проследив за его взглядом, качнул головой:

— Ваша правда, сударыня. Священник, с купцами приплыл пару годков назад. А пирожок вы приберите лучше, пока на морозе не схватился. Отец Теодор все равно не возьмет.

— Но... я ведь не милостыню какую, угостить просто... Ведь вижу, что голодный!

— Голодный. А все одно ничего не возьмет.

— Почему? — растерялась Нэрис.

Торговец развел руками:

— А кто ж его знает, сударыня? Он, ежели по мне, так немножечко того... странный, в общем! Что с головой не дружит, не скажу, а все ж не от мира сего человек. Другие вон, из ихней братии, страсть до чего докучливые, хлебом их не корми, дай свои порядки навести! Чуть с корабля — и сразу за проповеди. Веры — во, а ума-то, чтоб понять, что у нас своих богов хватает, нету. За что и биты бывают, уж сколько раз видал. А этот ни к кому не пристает. Все молчит да бродит тихонечко целыми днями по Бергену...

— Так он что же, и живет на улице? — ахнула Нэрис.

— Отчего ж? Купец, который привез, и приют ему дал, болезному. Подкармливает, жалеет. Да и кто б не пожалел? Сами ж видите.

Леди Мак-Лайон медленно кивнула. А сидящий на чьем-то крылечке изможденный человек, которого она видела в день приезда у ворот торговой слободы, словно почувствовал, что о нем говорят — он поднял голову и посмотрел в их сторону. Не с любопытством, не с угрозой, а так, будто смотрел — и не видел. Или видел, но что-то совсем другое. От этого потухшего взгляда Нэрис стало не по себе.

— Бедняга, — сочувственно сказал Ивар. — Настрадался, видно, в свое время... Что ж, спасибо, дружище! Не будем отвлекать, чтоб дело не простаивало. Пойдем, милая.

— Угу, — леди снова кивнула. И быстро повернувшись к торговцу, все-таки всучила ему порядком подмерзший рыбник: — Возьмите, пожалуйста! Вы тут, наверное, каждый день, может, от вас он угощение примет?.. И спасибо за пирожки, они правда очень вкусные.

— Благодарствуем, сударыня...

— Нэрис! Ты идешь?

— Бегу-бегу, — отозвалась леди. Подобрала юбки и заторопилась вслед за мужем. Творимир, пропустив чету Мак-Лайонов вперед, посмотрел на священника. Обиженных судьбою воевода жалел. А тех из них, кто не сломался, до подачек людских опустившись, еще и уважал.

Творимир свернул на боковую улочку, где уже скрылись Нэрис с Иваром, и обернулся напоследок — сам не зная, зачем. Священник, сидя все там же, на крылечке, смотрел им вслед. Но теперь в его глазах уже не было той зияющей пустоты. Поймав внезапно отяжелевший взгляд блаженного, русич внутренне поежился. Он встречал много священнослужителей — и католических, и православных. Здешних, языческих старейшин, тоже видеть доводилось. Но этот? Не человек, тень человека. И глаза мертвые.