Интервенция

Войдя к себе в комнату, Джекоб увидел картину, от которой слегка офигел. На кровати сидела Васька, а рядом с ней — вот уж кого не ожидал тут увидеть — Речел. Девицы мирно выпивали, при этом беседовали на каком-то непонятном языке — не русском, не английском, но явно хорошо понимали друг друга.

— Вы чего? — Спросил Джекоб, слегка придя в себя от удивления.

Главный прикол был не только в том, что Речел в последнее время делала вид, что Джекоба вообще в природе не существует. Она постоянно злословила по адресу его подружки. Как-то, встретив их в коридоре, даже открыла рот, чтобы сказать "русской сопливой шлюшке" какую-то женскую гадость — но Васька так оскалила зубы, что журналистку как ветром сдуло. С тех пор, она двигалась по коридорам Смольного, словно солдат во время боя в помещении — сперва выглядывала из-за угла, и только убедившись, что сладкой парочки поблизости нет, продолжала движение.

Недоумение разъяснила Васька.

— Да, Ритка заглянула, я так понимаю, ей хочется до смерти хочется под тобой полежать. И она мне предлагает разделить компанию.

— На каком языке?

— Я баб про это дело хоть на китайском понимаю. Так вот она и предлагает, почему бы нам с ней не устроить обмен опытом? А в натуре — почему бы и нет? Хоть посмотрю, как там ваши американские девки... В общем, мы добазарились. Вот и сидели, болтали, тебя, ненаглядного, поджидали. Наконец, дождались...

— Джекоб это такого несколько офонарел, но Васька перешла к решительным действиям.

— Слушай, чего кобенишься ну что тебе — жалко?

И Васька начала деловито стаскивать с американки майку.

...Ночь подходила к концу — и Рэчел демонстрировала свои способности в области французской любви. Васька, привалившись к плечу Джекоба, с интересом следила за процессом.

— Я так скажу, фуфло у вас девки в Америке. Она-то ничего баба, только тупая, как асфальтовый каток, — прокомментировала Васька. — Думает ведь — если с кем не переспишь, ничего не узнаешь. Сейчас вот она тебя про наркотики будет расспрашивать.

— Откуда ты знаешь? — Заинтересовался Джекоб.

— А меня она уже расспрашивала. Уж слово "drug" я и на вашем собачьем языке понимаю. А мне что? Я же говорю — для хорошего человека дерьма не жалко. Надо — пошустрю, помогу достать. У нас тут с этим очень даже просто.

Вскоре выяснилось: все обстояло так, как изложила Васька. Как оказалось, страшная тайна про "свинку", которую поведали Джекобу особисты, была не такой уж тайной. Во всяком случае, Речел про нее пронюхала. И загорелась. Дело в том, что дела у нее шли совсем не ахти. Девица продолжала гореть одной, но пламенной страстью — раскопать какую-нибудь сенсацию. До последнего времени она с настойчивостью идиотки все пыталась выехать на чернухе. Ну, там, посмаковать, сколько солдат погибло, поругать начальство... Но только вот со времен вьетнамской войны, которую, как был убежден Джекоб, во многом проиграли благодаря таким деятельницам, подобные материалы за пределы армии или, на худой конец, кабинетов редаторов, старались не выпускать. Особенно эта политика усилилась после Узбекистана. Там-то было полно всего — и террористов-смертников на улицах Ташкента, и душманов в Чимганских горах, и трупов солдат... Но о большинстве всего этого американский обыватель так и не узнал.

Теперь, видимо, Речел устала долбить башкой стену, и переключилась на конструктивную деятельность. Решила первой отыскать подпольный центр по производству этой самой супреновейшей отравы. Она вбила себе в голову, что Джекоб сможет ей помочь — и вывалила перед ним ослепительные перспективы. Мол, все у нее схвачено, если дело выгорит, тут же можно в четыре руки состряпать книгу и заработать на этом свой миллион. Честно говоря, Джекобу была эта идея не слишком интересна. Нет, от миллиона он был отказался. Но журналист-то понимал, что возможностей оказаться без головы в таких играх куда больше, чем накопать что-либо серьезное. Особено если за этим в самом деле стоят бывшие работники ФСБ. Как и для большинства американцев, НКВД-КГБ-ФСБ являлась для него жуткой конторой, которая может все. И которая способна на все. Тем не менее, несмотря на свои сомнения, Джекоб кратко передал Ваське, что хочет Речел.

— Так ей нужен "свинячий кайф"? — Спросила Васька как о чем-то совершенно обыденном. Как если бы в Бостоне кого-нибудь спросили, где можно купить Биг-Мак.

Девица с жалостью поглядела на журналистку.

— Ты на нем сидишь, подруга? Тяжелый случай. Ну, да твое дело. Поехали на Сенную...

— А что, это так просто?

— Что тут сложного-то? Странные какие-то ваши менты, гебисты или кто там еще... Подошли бы на Сенную, да спросили.

— И все об этом знают?

— Ну, не все. Но кому надо, тот знает. Купить эту фигню в городе проще, чем бензин. Тем более, что бензин всем нужен, а "свинячий кайф" — никому на хрен на встал... Ладно, мы едем или клювом щелкаем?

Джекоб остановил джип на углу канала Грибоедова. Васька соскочила и двинулась по улице в сторону Сенной. Джекоб огляделся. Откуда-то доносились громкие звуки разухабистой музыки — под примитивненькую мелодию с долбящим ритмом противный женский голос выводил что-то вроде "я тебя любила, а теперь забыла". Потом не менее противный мужской голос стал вещать что-то про свою зайку... Сначала журналист удивился, а потом вспомнил. Ах, да. Это очередная затея отдела пропаганды. Поскольку наладить телевещание оказалось сложнее, чем казалось сначала, они установили повсюду динамики, и к тому же стали бесплатно раздавать населению дешевенькие приемники. Приданный этому самому отделу полевой походный радиоцентр должен был озвучивать действия городского руководства и нести всякую другую агитационную мутотень — а в перерывах передавать разные популярные музыкальные записи. Надо сказать, в других странах эта идея имела весьма ощутимый успех. Соль-то была в том, чтобы проигрывать не американскую музыку, а местные мотивы. Понятное дело, не Чайковского или там что-нибудь еще для продвинутых, котогрых во всех странах раз-два и обчелся — а то, что народу нравится. Благо с такими фонограммами все оказалось очень даже хорошо. Их нашли в огромном количество в полуразрушенном телецентре и на раскулаченных FM-радиостанциях. Как успел заметить Джекоб, тут, вроде все тоже все шло по плану. В сторону Сенной прошлепало несколько человек местных, у троих из них на шее висели черные коробочки дареных приемников, из которых неслось то же самое. Остальные, заслышав музыку, начинали слегка приплясывать. Только вот... Ну и дерьмо же слушают русские! Впрочем... Джекоб скосил глаза на Речел — она тоже притопывала в такт ногой. Оно, конечно. Попса всюду одинакова. Он-то в Америке в колледже и общался вне работы со всякими интеллектуалами. Они попсу не слушали вообще. Да и из рок-музыки — только заумные и навороченные группы. А телевизора у Джекоба сроду не было. Как профессионал, он слишком хорошо знал, какова цена телевизионным программам.

Появилась Васька.

— Давай десять баксов, — обратилась она к журналистке.

Та вытащила купюру.

— Сейчас подгоню. Блин, ну и дерьмо же крутят по этим матюгальникам!

— А народу нравится...

— Населению. Потому-то вы и тут, что здесь слушали такую музыку...

Девица снова скрылась, вернулась минут через двадцать и протянула Речел грязную тряпку. В ней находился комок чего-то напоминающего голубую слегка мерцающую глину.

Журналистка с сомнением поглядела товар.

— А... Как его употребляют?

— Насколько я слыхал, его растворяют в коньяке, — пояснил Джекоб.

— Мне нужно много... — После некоторой паузы сказала Речел.

— Торговать решила? Хорошее дело. А то ваши сдуру так шуганули бандюганов, что все вспомнили времена, когда еще менты были. Вот и попрятались на разным щелям. Теперь все не могут договориться, сколько отстегивать тем, кто площадь патрулирует.

— А они... берут? — не поверил своим ушам Джекоб.

— Возьмут, куда они денутся? У нас все берут. Даже если ваши дома не брали, то тут начнут. Да и что не брать, раз дают? А тебе, подруга, если много надо этого дерьма, пошли со мной, сама договоришься с человеком. Он по-вашему рассекает.

Когда они вернулись, Речел светилась довольством.

— Завтра он принесет больше.

— Слушай, Васька, я все-таки не понял, у вас что, этой "свинкой" так вот свободно торгуют? — Спросил Джекоб, когда машина тронулась.

— Не, у нас не торгуют. Только эстонцам и финнам толкают. Ну, тем которые сюда на катерах приходят и привозят всякие товары. Но кое-кто с Сенной имеет при себе немного — вдруг ваши заинтересуются.

— А почему ваши ребята сами не употребляют? Здоровье берегут, что ли?

— Ой, не смеши мои тапочки! Наши — да здоровье берегут? Да питерские мужики стеклоочиститель лакают и посмеиваются. Да и от грбочков здоровья не прибавляется. Просто ты правильную тему продвинул. "Свинячий кайф" нужно коньяком разбавлять. Настоящим. Иначе вообще не прет. А у нас, сколько себя помню, настоящего коньяка в городе никто не видал. Одна паленка... И в ларьках, и в навороченных магазинах, в ресторанах — все одна малина.

Тут вдруг радиостанция, висящая на поясе Джекоба, запищала.

— Да-да.

— Это Анни из пресс-центра. Слушай, подъезжай в штаб, тебя срочно вызывает генерал Адамс. Тут такое началось...

На море и на суше

В то время, пока Джекоб занимался прогулками по Сенному рынку, его случайный приятель, Тони из Алабамы, смолил сигарету, стоя на краю одного из причалов Торгового порта, глядя, как краны разгружают очередные три прибывших транспорта, извлекая из их недр разнообразные контейнеры. Один из кранов вытаскивал из чрева судна полицейскую машину. Именно полицейскую, а не военный джип Милитраи полис.

В общем, судя по количеству и разнообразию грузов, американцы собирались устраиваться здесь надолго. Товары гнали исключительно по морю, потому что двести километров от Эстонии преодолеть по суше было совсем непросто. От шоссе осталось почти одно воспоминание. Все мосты были разрушены. Кроме того, ходили разговоры о многочисленных шатающихся там бандах. Несколько колонн, попытавшихся пробраться, и в самом деле были разграблены неизвестными. По армии по этому поводу ходили разные темные слухи. Одни говорили, что горячие эстонские парни вошли в контакт с русскими бандитами — и сдают им время выхода колонн. Другие утверждали, что еще не известно, каких бандитов там околачивается больше — русских или эстонских. В общем, темное дело. Кстати, Финляндия категорически отказалась принимать хоть какое-то участие во всей этой затее с миротворческой миссией. Отказалась — и все тут.

В общем, посчитав, сколько войск и средств придется потратить на охрану дороги, начальство решило, что пока лучше пользоваться Морским портом. Благо, сохранился он неплохо. Несколько причалов удалось привести в надлежащий вид, сумели кое-как наладить краны и прочее оборудование. Кое-как порт начал функционировать.

Тони скучал. Морской порт по периметру очень сильно охранялся — включая тяжелые пулеметы и бронетехнику. Поэтому в задачу дежурящих на пирсе солдата входил, в основном, наблюдать, чтобы работающие на разгрузке местные что-нибудь не украли. Что, впрочем, тоже было бессмысленным занятием. Тони успел убедиться: если русские захотят, они все равно украдут. И ничего не поможет. Так, недавно рабочие неведомым образом ухитрились вытащить содержание трех контейнеров с виски. Оно растворилось бесследно. Вернее, не совсем бесследно — от рабочих шел дух, как от винокуренного завода. Но ведь даже русские не способны столько выпить. Тем более, как рассказывали очевидцы, в тот же день это виски появилось на местных толкучках. Но это бы еще ладно. А вот каким образом работяги ухитрились стащить стационарный дизельный движок весом в полтонны, этого никто не мог понять. Впрочем, как уверяли местные легенды, при коммунистах это было не пределом. И не то из порта выносили. Обойтись же без русских было никак нельзя. Докер — это не грузчик. Тут необходима квалификация, которая нарабатывается годами. Из США докеров, понятное дело, не прихватили. Да и никто бы не поехал... Докерам и Штатах неплохо платили.

По причине повального воровства дежурящих на пирсах солдат часто меняли. Русские были добродушными ребятами — и учили американцев высокому искусству воровства все, что можно украсть. Те, усвоив науки, подключались. Тем более, что американцам куда легче было разузнать, в каких контейнерах лежит что-то наиболее ценное. Тони дежурил в порту второй день. И честно говоря, относился к своей службе без особого рвения.

Он выбросил в воду сигарету глянул на грязно-серую воду Морского канала и... протер глаза. Нет, не мерещится. Что за чертовщина? Со стороны залива по воде двигались какие-то странные штуки. Более всего они походили на огромные плавучие цистерны, снабженные носом и кормой. Никаких мачт, рубок, труб и прочих корабельных причиндалов не было и в помине. Так вот — цистерны числом пять штук шпарили по воде. Причем, именно шпарили. Перли эти сооружения очень даже быстро — со скоростью хорошего катера на подводных крыльях. Но при этом никакого шума при этом они не издавали. На округлых боках непонятных посудин было намалевано огромными буквами: "ВАСЯ-1", "ВАСЯ-2", "ВАСЯ-3".

Неопознанные плавучие средства заметил не только Тони. Откуда-то сбоку послышались растерянные автоматные очереди. Это называлось — влипли по самое не могу. Самое-то смешное, что со стороны рейда порт никак не охранялся. Военно-морской флот в петербургской операции вообще не участвовал. Ему хватало работы в других местах. Да и не хотелось адмиралам пихать свои корабли в Маркизову лужу, мелкую как ванная в муниципальном дому. Так что даже транспорты никто из военных судов не сопровождал.

Не было и береговых постов. Кроме, разве что, нескольких пикетов с пулеметами. Да и зачем? У русских здесь не было военных судов, которые могли бы двигаться... Но и посты, которые контролировали вход в порт, не стреляли — а ведь эти чертовы посудины прошли мимо них. У них просто другого пути не было.

Тони сорвал с плеча автомат, передернул затвор — но какое-то внутреннее чувство ему подсказало: это бесполезно — и вообще пора уносить ноги, пока цел. У русских рабочих это чувство было развито куда сильнее — они давно уже нарезали прочь от воды с такой сколостью, что ветер вокруг них свистел. А Тони не успел. Пять штуковин почти одновременно ударили в борта транспортов. До неба взвились столбы пламени, а Тони отбросило взрывной волной. И тут он выпал из реального мира...

Когда Тони пришел в себя, то увидел, что на транспортах веселится страшный пожар. Огонь бесновался по всему пространству судов, горело как-то слишком уж сильно — пламя поднималось чуть ли вровень с мачтами. С бортов в поду прыгали люди в горящей одежде. Впрочем, это было бесполезно, потому что горела и вода.

На пирсе лежали тела солдат. А со стороны залива по Морскому каналу неторопливо плюхали рыже-ржавые самоходные баржи, над которыми с хриплым мявом парил летучий кот.