— "Интересно, кто ей рассказал", — подумал Гай, — "её не было, когда я принёс дневник, а префект ни слова не говорил, откуда он у него взялся. Наверное, сама догадалась".

Девушка ещё раз вздохнула и протянула опорожнённый стакан в сторону трактирщика. Тот покачал головой, но налил.

— Они даже не стали толком разбираться. Ещё бы. Я полукровка. И Инджанджа тоже. Значит мы с ним заодно. Разве могут быть какие-то сомнения? Тяжело быть дворнягой в мире чистопородных псов.

— Мне кажется, ты слегка несправедлива, — покачал головой Гай, — у префекта были основания тебя подозревать.

— Но зачем было это делать так радостно? Эх. Ничего ты не понимаешь, Гай Коналла, ничего... Я бы могла оправдываться. Мне было и есть что им сказать. Но я не буду. И пусть всё летит в преисподнюю. Я устала от такой жизни.

Она подняла стакан и в несколько глотков опустошила его. Крякнула и поморщилась.

Гай сам несколько стеснялся доставшейся ему не слишком благородной фамилии с явно варварскими корнями, но его проблемы были несущественной мелочью, по сравнению с теми, которые приходилось одолевать Гвейд. В Старом Свете с её происхождением на неё бы и как на человека-то не смотрели. Здесь ей было легче. Ровно до тех пор, пока окружающим не начинал требоваться козёл отпущения.

— Ты действительно была в этом как-то замешана? — не удержался Гай.

— А тебе это интересно?

Он кивнул.

— Значит ты просто любопытный, — она легонько икнула, — прошу прощения... так вот другим это совершенно неинтересно. Им просто нужен виновный.

— Ты не права. Если ты не виновата, ты должна бороться.

— Зачем? Они всё равно меня повесят. Это будет то ещё представление. Весь город соберётся посмотреть... И я не собираюсь делать это зрелище ещё более весёлым.

Она снова протянула стакан Пиму. Тот отрицательно покачал головой.

— Наливай, я тебе говорю!

Тот вздохнул и наполнил стакан.

— Если ты сама не хочешь защищать своё честное имя, придётся это делать мне, — где-то в глубине телеграфиста закопошился благородный герой.

— Сияющие доспехи тебе не пойдут, — покачала головой Гвейд, её глаза начали постепенно затуманиваться, — не порти себе репутацию. Не вмешивайся.

— Ты спасла мне жизнь!

— Ты тоже... ик... тогда с камнем. Когда повалил меня... на дорогу.

— Это была случайность, — отмахнулся Гай, — я всё равно перед тобой в долгу.

— Я тебе его прощаю...

Девушка замолчала, глядя в стакан, а её голова начала слегка клониться вперёд. Она оттолкнула посуду.

— Ты добрый, — пробормотала Гвейд, задумчиво разглядывая столешницу, — я с самого начала поняла, что ты хороший человек. Только не для этой страны...

Гай огляделся, прикидывая, сможет ли кто-нибудь помочь ему дотащить старшину домой. Или хотя бы объяснить, как этот дом найти. Спасителем выступил толстяк Савий.

— Вот вы где, — радостно сообщил он.

Гвейд рывком подняла голову и поглядела на сотника.

— Уже? Я не слышала плотников... Они должны сколотить виселицу. Они уже сколотили? Без виселицы никак нельзя...

— Ты немного перестаралась с выпивкой Гвейди, пойдём домой.

— Н-нет... Я ещё держусь н-на ногах.

Она начала вставать со стула, но упала бы, если б Савий её не подхватил.

— Просто голова... кружится... немного...

Гай вскочил, и вдвоём они привели старшину в вертикальное положение. Гвейд была девушкой рослой и довольно таки крупной.

— Ты справишься? — Гай посмотрел на Савия, — я могу помочь.

— Не надо, — мягко сказал тот, — всё в порядке, я отведу её домой. Первый раз с ней такое. Я даже не ожидал, что это так вышибет её из седла.

— Её действительно могут повесить?

— Думаю, до этого не дойдёт. Если только она сама во всём не участвовала.

— У неё есть туземные родственники? Может с ними ей будет лучше?

Савий покачал головой.

— Для них она ещё более чужая.

Гай вздохнул. Теперь желание напиться возникло уже и у него.

Отвлекла его материализовавшаяся словно из ниоткуда Швабра. Она ухмылялась во весь свой огромный рот и настойчиво указывала глазами в сторону выхода. Гай в её присутствии слегка нервничал.

— Что?

— Мгы. Ухум. Увыходить. Дыверь.

Оказывается, говорить по-человечески она умела. Хотя, видимо, и не слишком любила.

— Нет, дорогая, я ещё не собираюсь уходить...

Он подошёл к стойке и посмотрел на кабатчика.

— На твой вкус, Пим.

Швабра сзади проворчала что-то нечленораздельное.

— Чего это она? — спросил Гай.

Кабатчик пожал плечами.

— Не знаю. Что-то неспокойная она сегодня. Чем-то ты её смутил.

— Клянусь, пальцем не тронул. Только тогда собаку отогнал.

— Да я понял. Она с чего-то решила, что тебе нужно срочно идти. Троглодит, что с неё взять.

Краем глаза Гай заметил подходившего Лустрония. Его по-прежнему сопровождала пара телохранителей. Швабра по-кошачьи на них зашипела, и ушла в тёмный угол, откуда скоро донёсся стук хозяйственного инвентаря, в честь которого она получила своё имя.

— Вы на редкость добрый и благородный человек, дон Гай, — вместо приветствия сказал Лустроний, — разрешите присесть?

Гай кивнул.

— Вы уже второй, кто мне это говорит за сегодняшний вечер.

— Я видел первую. Бедняга. Мне тоже её жаль, но закон есть закон. Каждому поздно или рано придётся отвечать за свои дела.

— Вы уверены, что она виновна?

— Я не судья, Гай, я лишь вижу, что многое на то указывает. Но приговор выносить не мне. А жалость к преступнику не повод для его оправдания.

— Почему вы решили, что именно жалость?

— И благодарность тоже. Она спасла вас. С этим не поспоришь. Но с другой стороны, а почему она вообще там так удачно очутилась?

— Она сказала, что её внимание привлёк мой выстрел...

— И как много прошло времени от выстрела до её появления?

Гай задумался.

— Несколько минут. Наверное. Или около того. Я не очень был озабочен хронометрированием в тот момент.

— Интересно они всех студентов учат так замысловато говорить? — усмехнулся Лус, — и как только язык у вас узлом не завяжется. Ладно. Так или иначе, но она была где-то совсем рядом. Не так ли? Вряд ли бы она успела подняться из долины за эти несколько минут.

— Выходит, так, — признался Гай.

— Вот и я говорю, что выходит.

— Это могло быть простое совпадение.

— Но когда Дуэрфа вломился к вам в дом, её не было на рабочем месте. И она так и не сказала, где была и что делала. Тоже совпадение? Вам не кажется странным, что она всегда оказывалась неподалёку, когда с вами что-то происходило?

— М-может быть...

— Два совпадения это уже закономерность, дон Гай.

— Не могу в это поверить, дон Лустроний, просто не могу. Гвейд кажется мне честной девушкой. Строгой, но честной.

— Лус, зовите меня просто Лус. А вот если бы Гвейд была строгим юношей, вам бы всё это тоже казалось?

— Э-эм... А причём здесь это?

— Вы молоды, Гай, и неженаты. Оттого все девушки кажутся вам честными, добрыми и наивными. Рано или поздно разочарование вас настигнет...

— Звучит как-то слегка цинично, — заметил Гай, — но в чём-то вы определённо правы.

— Ладно, оставим бедную Гвейд в покое. Лучше скажите мне, дон Гай, вы уверены в подлинности дневника? Префект запер тетрадь в сейфе и опечатал при свидетелях. Я, как и остальные магистраты, видел её только мельком.

— Уверен. Это почерк Аллия. Кроме того, регистрационные журналы подтверждают что он действительно перестал выезжать из города и начал просить о переводе. Аллий был весьма педантичным человеком, склонным всё тщательно записывать.

— Это его и сгубило... Вот скажите мне, дон Гай, зачем ему вообще было необходимо вести этот дневник?

— Думаю, он был довольно одиноким человеком. Но даже самому угрюмому затворнику иногда очень хочется высказаться. А бумага — отличный собеседник. Благодарный, терпеливый и всепонимающий.

— Хм-м... интересный взгляд. Интересный. А больше вы ничего не нашли среди его вещей, дон Гай?

— В смысле? Каких-нибудь улик? Нет. Больше ничего.

— Жаль. Очень жаль. Дневник туманен и его сложно будет привлечь в качестве решающего доказательства на суде.

— Это да, из него действительно очень трудно что-то понять. Если бы у Дуэрфы не сдали нервы, ему было бы довольно сложно что-то предъявить.

Гаю вдруг пришла в голову неожиданная мысль.

— Знаете, в суматохе все совсем забыли о том, что в дневнике упоминается ещё один из сообщников Аллия. Кстати, если мне не изменяет память, у вас же тоже был определённый интерес в постройке дороги?

— Естественно, — кивнул Лус, — как один из акционеров я оплачиваю её строительство. И мне совсем не всё равно, каковы будут коммерческие доходы от этого предприятия.

— Но каковы тогда были интересы Дуэрфы? Он же не акционер, насколько я понял?

Лустроний трескуче рассмеялся.

— Вы не только добрый и благородный, но ещё и крайне наивный человек, дон Гай. Вам определённо не хватает только сияющих доспехов для полноты картины. Дуэрфа, как я понимаю, скупил за бесценок кучу недвижимости в Кедровом Броде. Если дорога пойдёт туда, эти пустые склады и задворки резко вырастут в цене. Он рассчитывал озолотиться. Но к его разочарованию геологи нашли руду. А прогореть ему не хотелось.

— А этот, как его "Шляпа"?

Лустроний задумчиво перебирал в руках набалдашник трости.

— Если вы намекаете на меня, дон Гай, то наши с покойным Аллием отношения носили исключительно деловой характер. У него действительно были планы на скупку акций железнодорожной компании. Но лично мне он решительно ничего об истории с убийством геологов и злодействах Дуэрфы никогда не говорил.

— Да нет, я и не думал намекать, — соврал Гай, — просто спросил.

— Что ж будем надеяться, что Дуэрфа, оказавшись в руках правосудия, сможет ответить на все интересующие нас вопросы...

Гай оглядел таверну. На улице, судя по окнам, уже стемнело. А судя по дробному перестуку над головой — дождь, сменивший собой утренний туман, всё ещё так и не закончился. В зале таверны жарко горел камин, и здесь было тепло и уютно.

— Мерзкая погода, — решил сменить тему Гай.

— Да уж, — крякнул Пим, — ровно как в ту ночь, когда Аллия грохнули...

— Пожалуй, мне надо вернуться в контору, — телеграфист, отставил так и недопитый стакан; стремление утопиться в вине его уже покинуло.

— Спешите повидаться с барышней Демиза? — усмехнулся Лус, — погода ведь действительно отвратная.

Он повернулся к одному из телохранителей.

— Аркест, глянь, что там на улице.

— Да нет, просто поздно уже, — чуть смутился Гай, — Тари чудесная девушка, но это чисто деловые отношения.

Лустроний лишь усмехнулся.

Его телохранитель, шурша парусиновым дождевиком, скрылся в боковой двери. Стоявшая рядом Швабра, отпрянула и слегка окрысилась в его сторону. Мрачный небритый тип с вечно прищуренным глазом ей определённо не нравился.

— Значит, не хотите больше составлять нам компанию? — заметил Лус, подмигивая — а то в картишки бы перекинулись. Чисто деловые отношения не слишком-то греют в такой паршивый вечер. Вы играете в карты, дон Гай?

— На втором курсе бросил, — признался телеграфист, — спасибо за предложение, но я, наверное, пойду.

— Как скажете. И не говорите, что я вам не предлагал, — добродушно пожал плечами Лус.

Гай слез с табурета и направился к выходу. Ему наперерез двинулась Швабра. Несмотря на внешнюю неуклюжесть и чуть развалистую походку двигалась она поразительно быстро.

— Амгха. Нейт. Нета ходуить. Дыверь нет.

Ему стоило некоторого труда увернуться от разволновавшейся троглодитки. Её глаза блестели, а крупные ноздри возбуждённо раздувались.

— Да что это с ней такое, — удивился Гай, — то выгоняет, то наоборот.

— Ты ей понравился, — ухмыльнулся Пим, — не хочет отпускать.

— Вот это называется успех у женщин, — расхохотался Лус, — одна нанимается к тебе работать, вторая спасает от падения с обрыва. Даже троглодитки не могут устоять против чарующего обаяния нашего телеграфиста. Да Аллий по сравнению с тобой просто жалкий любитель.

Гаю было не до смеха. Швабра далеко не хрупкая девушка. Телеграфист не представлял точно её физической силы, но подозревал, что на пару крепких мужчин этой силы в ней набралось бы запросто. Всем известно, что троглодиты сильны как медведи и отличаются превосходной реакцией.

— Пропусти, пожалуйста, — робко попросил он неожиданную поклонницу.

— Ммм, — затрясла та головой, — Нет. Хоудить пылохо. Нет увыходить. Аплохо.

Говорила она довольно осмысленно, но предпочитала короткие фразы. К тому же её толстые губы не слишком удачно справлялись с обычной человеческой фонетикой.

— Швабра, хватит! — резко окрикнул её Пим, — перестань!

Та вздрогнула, и потупила глаза. Однако ноздри её продолжали нервно дрожать.

— Займись делом! — добавил кабатчик.

Она заворчала и отошла в сторону.

Гай выскользнул на улицу и в какой-то момент пожалел, что ещё много лет назад зарёкся играть в карты. На улице был темно, холодно и дул пронизывающий ветер, мотавший по городу полотнища мелкого противного дождя, и заунывно скрипевший болтавшимся у входа оранжевым масляным фонарём.

Гай поднял воротник, надвинул глубже свою жалкую кепочку, и спустился с дощатого помоста, служившего таверне крыльцом. Тут он почти сразу же наткнулся на безмолвную, закутанную в плащ фигуру.

— "В такую ночь убили Аллия" — пронеслись в голове слова Пима.

Телеграфист замер как вкопанный и ощутил, что начинает слегка дрожать.

— "Надо было купить тот револьвер. Или хотя бы взять с собой в таверну двустволку".

Ветер очередной раз качнул фонарь, и его отблески упали на беззвучно стоявшую у коновязи фигуру.

— Эт-то вы, доктор? Что вы тут делаете?

— Решил прогуляться. Перед сном...

Лицо доктора в полумраке было едва различимо и скопившиеся в морщинах тени придавали ему слегка гротескный вид. Гай вспомнил, что Аллий назвал его в дневнике "старой саламандрой" и подумал, что некая земноводная хладнокровность в облике доктора явно присутствовала.

— Скверная погодка, — заметил Гай, двигаясь немного боком, ему отчего-то не хотелось поворачиваться к доктору спиной.

— Конец лета. Осень будет хуже. Пока дожди тёплые.

— Да уж. Тёплые. Может, зайдёте в таверну, обогреетесь. От тепла-то.

— Подумаю. Кстати.

— Да? — вздрогнул Гай.

— Вы игнорировали мой совет.

— Какой?

— Расследование. Вам категорически не стоило этим заниматься.

— А вот это уж моё личное дело.

Гай рискнул повернуться к нему спиной, и самым быстрым шагом, на который был способен, заспешил в контору.

— "Интересно", — подумал он, когда свернул за угол, и призрак направленного в затылок ствола перестал быть слишком уж явным, — "префект говорил, что свидетелей убийству Аллия не было. А доктор — что того молча застрелили в спину. Просто ради красного словца, или он там был?"

Гаю почему-то казалось, что доктор Соларион не производит впечатления человека способного добавить что-нибудь "ради красного словца".