— Сожалею, но пока не могу пообещать вам ничего утешительного, — Эргемар снова поклонился. — Прошу прощения, леди, но мне надо идти.
— Идите, — леди Синджен сделала трагический жест. — Только будьте внимательны, Драйден! Смотрите, не потеряйте голову!
"Да уж главное уберечься от вас, а себя я как-нибудь поберегу!" — пробормотал Эргемар, поспешно ретируясь. Ему было немного стыдно за свое бегство от рыжеволосой красавицы, но он по-прежнему опасался ее — больше, чем кого-либо другого во дворце. Наверное, потому что до сих пор не мог ее понять.
Леди Синджен была не только очень красива, но и, несомненно, умна, что делало ее опасной противницей, а Эргемар никак не мог причислить ее к своим друзьям. Она считалась любовницей лорда Гилдейна, но, по данным наблюдательной службы, лишь изредка допускала его к себе, предпочитая часто менять партнеров.
Иногда у Эргемара складывалось впечатление, что она коллекционирует знаменитостей. За полгода в ее постели побывало не менее двух десятков людей — генералы, крупные промышленники, губернаторы и прочие известные деятели. При этом, в ней не было решительно ничего вульгарного и отталкивающего. Просто очень красивая и притягательная женщина, классическая гетера древности.
Эргемар не испытывал иллюзий по поводу своей мужской привлекательности, и поэтому подчеркнутое внимание со стороны леди Синджен его настораживало. На первый взгляд создавалось впечатление, что она просто желает заполучить принца-консорта в свою "коллекцию", но Эргемару иногда казалось, что ей нужно от него нечто большее. И пока не понял, что именно, старался держаться от нее подальше.
— Да, леди Тизелия — такая же авантюристка, как ее мамаша, — подтвердил Таркин, когда они поздним вечером втроем сидели за чашечкой лакина, обсуждая последние новости. — Та тоже вечно была по уши в интригах. И активно путалась с принцем Майроном.
— А разве он не... — удивилась Териа.
— Гомосексуалист? — дедушка Таркин громко хмыкнул. — Это слухи, которые составляли и распространяли о нем, в частности, я сам и ваша мать. На самом деле, он бисексуал, причем, всегда больше интересовался женщинами, чем мужчинами. Но кем он всегда был, так это хитрым и совершенно бессовестным подонком. Когда-то он попытался очернить и оклеветать своего старшего брата, чтобы самому стать наследником престола. Очень неприглядная в свое время была история, причем, раскрылось все достаточно случайно. Так она сумела вовремя спрыгнуть, а потом очень оперативно выскочила замуж за старого вдовца лорда Синджена. А через шесть месяцев родилась малышка Тиззи. Многие считали, что она не его дочь, но определить трудно. Она очень похожа на мать — почти один к одному. А матушку уже, понятное дело, не спросишь. И не допросишь...
— В каком она списке? — поинтересовался Эргемар.
— Тиззи? В широком, — пожал плечами Таркин. — Хотя, если учитывать, с кем она регулярно путается, она на грани перенесения в узкий.
— Может, удалить ее со двора? — предложил Эргемар.
— Нет повода, — Териа покачала головой. Как ощущал Эргемар по их мысленной связи, она понимала его опасения, но пока их не разделяла. — Она знатного рода, официально ни в чем предосудительном не замешана. Ведет себя достаточно благопристойно, а что творится в ее спальне, это ведь не наше дело, да? К тому же, она помогает удерживать в рамках всю эту "золотую молодежь" из своры Гилдейна и очень полезно работает в плановом комитете.
— Ну что же, если она полезна, не буду настаивать, — Эргемар натянуто улыбнулся.
Несмотря на все старания Терии, он никак не мог выбросить из головы завтрашний поединок. Ему было очень неприятно, что он поддался на провокацию. Но теперь он уже ничего не мог сделать.
Этика старой баргандской аристократии была... акульей. И так называемые поединки чести были тому красноречивым подтверждением.
Два вооруженных человека отправляются в укромное место, чтобы выяснить между собой отношения без свидетелей. Иногда они возвращались обратно вдвоем друзьями или, хотя бы не врагами. Порой возвращался только один, и ему не задавали никаких вопросов. Даже если поверженного противника находили застреленным в спину или забитым дубинками. Случалось, что поединки чести превращались в настоящие сражения между бандами наемных убийц.
Одним словом, логика здесь была простой и жестокой: ты обязан уметь защищать свою честь любыми средствами. Если же нет... прежняя баргандская элита, столетиями державшая в кулаке огромную империю, в слабаках и чистоплюях не нуждалась.
Поэтому Эргемар не испытывал никаких угрызений совести, беспардонно нарушая все условия, назначенные ему Гилдейном. Он отправился на место не к семи часам, а к половине седьмого, и не один, а в сопровождении пятерки вооруженных дворцовых гвардейцев.
По неслышной команде старшего гвардейцы безмолвно растворились в густых зарослях вечнозеленого кустарника, окружавших старую спортивную площадку, давно уже не использовавшуюся по назначению. И почти сразу же оттуда послышались негромкие хлопки выстрелов. Один, другой, третий, четвертый, пятый... и после небольшой паузы последний, шестой, прозвучавший совсем глухо.
Эргемар, выхватив револьвер, занял позицию за массивной скамейкой. Больше минуты ничего не происходило, затем из кустов медленно появился старший пятерки. Выглядел он недовольным и смущенным.
— Господин Эргемар, вы здесь?! — позвал он. — Вам следует на это взглянуть.
Продравшись через заросли, Эргемар вслед за гвардейцем выбрался на небольшую полянку, с которой хорошо просматривалась вся спортивная площадка. Там обнаружились и четверо остальных охранников. Один из них бинтовал руку товарищу, двое других склонились над чьим-то телом, лежащим ничком у дальней кромки зарослей.
— Он углядел нас раньше, чем мы его, — с виноватым видом начал докладывать старший гвардеец. — Сразу же открыл огонь, зацепил вот парня, потом подался в бега. Даг его грамотно стреножил, под колено. Но прежде чем мы успели его достать, он застрелился. В сердце.
Эргемар подошел к лежащему на пожухлой траве телу и опустился на колени. Один из гвардейцев перевернул труп на спину.
Атлетически сложенный парень, одет в обычную униформу дворцовых слуг. Совсем молодой, наверное, не старше двадцати лет. Приятное лицо; слегка вьющиеся черные волосы и пробивающиеся под носом усики выдавали в нем толику заморской крови. Застывшее на мертвом, бледнеющем на глазах, лице выражение — яростное, решительное. Этот человек знал, ради чего лишал себя жизни. Эргемару вспомнился несостоявшийся "диверсант" в Тогроде. Еще один юноша бледный с глазами горящими, вернее, уже погасшими?!
— Обыщите его, — негромко приказал старший.
Двое гвардейцев профессионально обшмонали тело. Ничего. Только револьвер с длинным никелированным стволом и роскошными костяными накладками на рукояти, инструктированными золотом.
Эргемару внезапно стало жарко. Он узнал оружие. Этот револьвер несколько месяцев тому назад преподнесла ему какая-то делегация. То ли промышленников, то ли военных, то ли вообще, иностранных послов. Револьвер был выполнен в эксклюзивном исполнении и выпущен совсем мизерной серией, чуть ли не в паре десятков экземпляров. Но Эргемару, совсем не фанату оружия, он не подошел. Тяжеловатый, слишком габаритный для скрытого ношения, да еще и имеющий какой-то экзотический калибр и поэтому нуждающийся в специальных нестандартных патронах. Помнится, Эргемар, опробовав револьвер в дворцовом тире, засунул его в ящик стола и, признаться, совсем забыл о нем.
Оказывается, зря забыл. Эргемар не сомневался, что если бы из мертвого тела Гилдейна извлекли пулю, выпущенную из этого оружия, она бы указала на него как на убийцу с силой прожектора. Где-то внутри себя он почувствовал, как испуганно ойкнула, уловив его мысль, Териа, с которой он постоянно поддерживал связь.
На полянке уже стало людно. Гвардейцы, люди в медицинских халатах, какие-то личности в штатском... Эргемар покинул это суетное сборище и, механически переставляя ноги, побрел по пустой спортивной площадке. Ненужная рапира путалась в ногах и мешала, но он даже не подумал сдвинуть ее поудобнее.
— Вы здесь?! — внезапно раздался у него прямо под ухом гневный голос.
Эргемар молча бросил короткий взгляд на часы. Гилдейн выполнил все условия поединка. Он явился на место без семи семь и, похоже, один. На его поясе висела длинная рапира. Иного оружия, кажется, у него не было. Он собирался играть честно.
Похоже, молчание Эргемара только распаляло Гилдейна. Лорда прямо таки распирало от злости.
— Вот вы как?! — кричал он прямо в лицо Драйдену. — Значит, я не ошибся! Честь для вас пустой звук! Так вы относитесь к поединку чести!
Эргемар, не говоря ни слова, ухватил Гилдейна за грудки и как следует встряхнул его, заставив заткнуться.
— Какой поединок?! — прошипел он. — Да вас тут собирались убивать, застрелить из моего револьвера! Как вы думаете, чье тело там лежит?! Вы корчите из себя невесть что, а вас просто используют! И причем, кому-то вы нужны только в качестве трупа!
Отодвинув в сторону оторопело хватавшего ртом воздух Гилдейна, Эргемар, не оглядываясь, побрел прочь. Однако на самом краю площадки на него внезапно налетел рыжеволосый ураган.
— Что произошло?! — возбужденно тараторила леди Синджен. — Вы живы?! Какое счастье! А лорд Гилдейн?! Ах, я, кажется, опоздала!
— Нет, к счастью, ничего не случилось, — отстранив ее от себя, Эргемар пошел дальше. Ему сейчас не хотелось ни говорить с Тиззи, ни даже видеть ее.
Надо будет не забыть сказать Таркину, пусть переведет ее в узкий список.
Глава 7. Узник
Сегодня под утро ему вдруг приснился надсмотрщик Ку. Он грозно потрясал дубиной, свирепо вращал глазами и вздымал огромные кулаки размером почти с голову кронта. "Вы, ленивые зеленошкурые вр-рифслы! — ревел он. — Смотреть всем сюда! Делать ку!...".
Сон оборвался внезапным пробуждением, оставив после себя неприятное липкое чувство страха и учащенное сердцебиение. Чтобы успокоиться, он пролежал несколько минут с закрытыми глазами, прислушиваясь к щебету птиц за окном.
Как же все-таки был прав Учитель Дуат, когда рассказывал им, что человек должен по капле выдавливать из себя свой страх. Ведь и надсмотрщика Ку давно уже нет, и плантация сгорела в очистительном пламени, а тот ужас от осознания собственного бессилия и беззащитности все еще в нем. И выдавливать его из себя по капле придется, наверное, еще долго. Может быть, до конца жизни, сколько ему еще осталось.
Но хватит предаваться меланхолии! Он, Бон Де Гра, бывший раб, бывший помощник Учителя, бывший повстанческий командир, бывший беглец, а ныне — орденоносец, советник Императорского Подручного и единственный кронт в истории Звездной Империи, удостоенный титула руи, не имеет права раскисать. И сейчас он продолжает борьбу, может быть, самую важную в своей жизни. Борьбу с бездеятельностью, пассивностью и неизвестностью.
В это комфортабельное узилище — наверное, самую роскошную тюрьму, которой когда-либо удостаивался кронт в Империи, его отвезли прямо с космодрома. И после этого будто бы забыли о нем. Такое впечатление, казалось ему, что никто на Кронтэе не знает, что с ним делать, и не хочет брать на себя ответственность за решение, каким бы оно ни было. Поэтому, очевидно, его и поместили в этот уютный уединенный особняк со всеми удобствами и под охрану — вежливую и корректную, но держащую его в изоляции. Интересно только, кого это изолируют — его от мира или, наоборот, окружающий мир от него?
Он и не надеялся на то, что сразу получит хоть какую-то свободу действий. Но декады шли за декадами, превращаясь в месяцы, а в его положении ничего не менялось. И с каждый днем это вынужденное бездействие давалось ему все тяжелее. Его все чаще охватывало тягостное, почти паническое чувство безвозвратно теряемого времени. Ему все сильнее хотелось действовать. Его мучило осознание того, что его потерянная семья находится где-то здесь, на этой планете, а он ничего не может предпринять, чтобы разыскать ее.
Но все эти желания надо было глушить, сдерживать себя и ждать. И гнать от себя тревожные мысли о проверках, которые сейчас, наверняка, проходит его легенда. Вернее, несколько легенд. Принц Ларнэон на Таангураи был настолько добр, что обеспечил ему новое прикрытие. Теперь, если они проникнут под маску Бин Дер Гука, они обнаружат там не подлинного его, а другую личину.
Поэтому так важно не обнаруживать себя. И ни в коем случае не пытаться искать связи с кем-либо, не выдавать им никакой привязки к его настоящему прошлому и не выявлять реальных привязанностей. Здесь у него нет ни друзей, ни союзников. Несколько раз в присутствии своих охранников он складывал пальцы особым образом, демонстрируя опознавательный знак, который передал ему на Тэкэрэо Згуар. Но никакой реакции так и не дождался.
Именно из-за того, что это бездействие становилось ему все труднее переносить, он старался ни в чем не давать слабины. Он неоднократно видел, как люди теряют себя и безвозвратно тонут в пучине отчаяния. Это всегда начиналось с того, что они прекращали следить за собой, превращались в грязных зачуханных доходяг, а в конце концов переставали выполнять норму и исчезали. Поэтому он каждое утро старательно проводил все необходимые гигиенические процедуры, тщательно чистил зубы и промывал уши, а затем методично и уверенно делал зарядку, не пропуская ни одного упражнения.
Тело должно быть всегда в форме, как и дух. Он не доставит тюремщикам удовольствия видеть в нем просто еще одного кронта, полуразумного, полудикаря. Поэтому — только прекрасные манеры, вежливость, корректность, безупречно правильная речь. Даже наедине он не позволяет себе выйти из образа, ведь камеры установлены здесь в каждой комнате и не прекращают слежки за ним ни на секунду. Впрочем, скорее, он благодарен этим камерам. Постоянно наблюдающий за ним невидимый взгляд помогает собираться, мобилизовываться. Без этого ощущения постоянно контролировать себя было бы труднее.
Не торопясь, он застелил постель, не дожидаясь, пока это сделают слуги. Затем распахнул окно в сад и даже зажмурился от удовольствия, ощутив хлынувший внутрь порыв свежего, ароматного, чуть прохладного воздуха летнего утра. Теперь можно раскрыть шкаф, снять с вешалки костюм — обязательно свежий и выглаженный — и идти на завтрак.
Его уже ждали. Слуги расставляли на столе приборы, тарелочки, блюдца и мисочки с традиционными утренними закусками и наливали в стаканы вино и сок. Их движения были исключительно четкими, правильными и рациональными, но Бон Де Гра, проходя мимо них, старался не смотреть в их пустые, лишенные всякой мысли глаза. В первые дни он не мог видеть их без внутреннего содрогания, потом постепенно перестал дергаться, но так до конца не привык.
Все слуги в доме были "отформатированными". Так называлось одно из самых пугающих изобретений кээн. Кронты — обычно преступники, уличенные в воровстве, халатности или буйном поведении, после манипуляций с их сознанием превращались в живые автоматы, предназначенные для выполнения определенных функций. Их личности были полностью погашены. Когда в них не было нужды, они застывали в каталепсии. Даже принимать пищу они могли только по команде.
