На неведомых тропинках 2. Шаг в пустоту

— Не мне, — голос, принадлежащий Титу, стал вкрадчивым, — приказ хозяина, птичка. Я должен тебя вылечить. Оказывается, ему нравятся твои глазки.

— Ты не целитель, — я повернулась на звук, но он оказался быстрее. Легкий шорох, и костлявые пальцы Тита схватив меня за локти, прижали спиной к худому телу.

— Но я забочусь о костюмах, которые надеваю, — бес наклонился и, брызгая слюной, зашептал в ухо, — минута в тебе, и мир расцветет красками. Одно слово, и я все исправлю. Обещаю.

Соблазнительно, другого слова не подберешь. Я была готова на все, чтобы вернуть зрение. Желания имеют обыкновение сбываться. Потерпеть минуту, шестьдесят секунд, и конец беспомощности. Плевать, что предложение отдает пакостью, это как раз в стиле нечисти. Я бы согласилась, если бы не знала, что тот, кто отдал свое тело проклятому хоть раз, должен быть готов, что его могут взять без спросу. Бес не упустит возможности оставить лазейку, они никогда ничего не упускают.

— Нет, — я отвернулась, — возвращайся к хозяину.

— Упрямая птичка.

Я рванулась, руки Тита держали крепко.

— Я всегда выполняю приказы.

— Нет.

— Не любишь отказы, бестелесый? — новый голос вклинился в беседу, пальцы беса разжались, и он оттолкнул меня в сторону.

— Джинни, — пропел голос Тита, — ты пришел исполнить мое желание? Похвально.

Ответом ему стал резкий звук, такой не спутать ни с чем, так выскакивает из пазов автоматическое лезвие.

— Евгений, не надо, — попросила я, неизвестно откуда взявшегося джина, — его нельзя убивать.

— Интересные у тебя знакомства, птичка, — бес присвистнул, — костюмчик ценный, но если очень хочется, не стесняйся, — он засмеялся.

— Блеф, — я повернулась туда, где, по моим расчетам, должен стоять проклятый, — на стёжке хозяин, нельзя чтобы безвременье схлопнулось.

— Отрезать бы тебе язычок, птичка, — посетовал проклятый, — последний раз спрашиваю, даешь разрешение?

— Нет.

— Ну, и низшие с собой, — он сплюнул и прошел мимо.

Шаги стали удаляться, за одно это уже можно было сказать Евгению спасибо.

— Он ушел, — голос Евгения прозвучал намного ближе, чем я ожидала.

Осмыслить, насколько джин опаснее беса, тому хотя бы нужно разрешение, я не успела. Руки коснулось что-то теплое, родное и очень приятное. Первым чувством было желание продлить прикосновение как можно дольше. Вторым — восторг.

Под ногами появилась трава, пожухлая и ломкая, блекло— коричневый цвет показался ярче ультрафиолета. Тусклое осеннее солнце сияло ослепительней, чем в полдень жаркого августовского дня. Серо-голубое небо, белые облака, черный рисунок облетевших деревьев.

— Так лучше? — спросил стоявший рядом мужчина.

Высокий и мускулистый, светло— русые волосы шевелил ветер, теплые карие глаза светились добротой, нос с горбинкой и полные улыбающиеся губы. На плечах вечерний черный смокинг из моих любимых английских фильмов.

— Вау, — искренне восхитилась я.

— Перебор? — спросил джин и покачал головой, — это твоя фантазия, твой прекрасный принц.

— Благодарствую, — я отвернулась, теперь хоть знаю, насколько все плохо, и потребовала, — отпусти. Я не буду жить в фантазии.

— Две секунды, — попросил красавец, заглядывая в лицо.

Я знала, что это иллюзия, порожденная магией джина, но это нисколько не уменьшало желания продлить ее подольше. Я не смотрела на мужчину рядом с собой, он слишком идеален, таким бывают кумиры на плакатах. Меня заворожил окружающий мир. Несколько часов назад он померк, и это время показалось мне вечностью.

Небо, земля, склоны, сторожевой камень, домики внизу. Евгений не стал разрушать иллюзию суровой и грязной правдой, черной сажей кострищ и пеплом. Стёжка стояла нетронутой. Таких грубых ошибок джины обычно не допускали. Он не хотел обманывать, он сделал приятное. Или хотел создать такое впечатление.

— Выслушайте, — попросил мужчина.

Пришла непрошенная мысль, что с таким телом ему место в порнофильме. От представленной картинки щеки залила краска.

— Вы не из Поберково, — быстро сказала я.

— Нет, — Евгений вздохнул, — вы ведь понимаете, почему я так сказал? Понимаете, к чему все идет?

— Понимаю, — я задумалась и противоречиво спросила, — к чему?

— Война. Уничтожение несогласных. Присвоение земель на условно законных основаниях. Кровь и боль. Людям тоже достанется. Все наши войны находили отражение в верхнем мире.

— Даже если и так, — я провела рукой по валуну, вглядываясь в пористый рисунок, оставленный временем на его поверхности, — почему вы говорите со мной, а не с Седым?

— Ответ прост. Потому что не можем. Хозяин северных пределов не хочет говорить с нами, не отвечает на зов, не читает писем, не принимает послов. Моя... — он замялся, — Хозяйка не хочет войны. Но желания одной стороны всегда мало.

— Чем я могу помочь? — я оглядела волнистую линию горизонта. — Что может слепая женщина? Какое безумство она должна совершить?

— Организовать встречу, — красавец взял мое лицо за подбородок и повернул к себе, — с Седым или с Легендой зимы. Все.

— Что взамен? — иронично поинтересовалась я.

— Все, что хотите. Любое желание. Я говорю от имени Прекрасного демона, не от себя, — мужчина улыбнулся смущенной мальчишеской улыбкой, от которой так захотелось протянуть руку и растрепать светлые волосы, — но если ты захочешь, чтобы выполнял я или любой другой слуга юга, только скажи.

— Нет, — я посмотрела в теплые карие глаза, горевшие всеми обещаниями мира, и как можно тверже повторила, — нет. Отпусти меня, джин.

Мир тут же лишился красок, линии стали темными и жирными, проведенными восковыми мелками, уплотнились, раздаваясь вширь, заполняя собой еще недавно такой цветной мир. Тьма вернулась. Я с сожалением почувствовала, как исполнитель желаний разорвал теплое, родное, как рука матери, прикосновение.

— Нет, — скорее для себя, чем для него повторила я.

— Что ж, — Евгений вздохнул, — тогда пусть льется кровь.

Ушел он беззвучно, как и появился, словно все, что произошло на холме у сторожевого камня, было видением.

Пашка и Веник вернулись, спустя час или около того, трудно замерять время, когда вокруг мрак. Я ждала, прислонившись к остывающему камню. В том же месте в той же позе. Запах должен был рассказать им о моих невинных развлечениях в их отсутствие, должен. Но не рассказал, ни одного вопроса так и не было произнесено вслух.

— Планы меняются, — я услышала, с каким звуком чешуя явиди трется о камень, — мы едем в Серую цитадель.

— Зачем? — удивилась я.

— Хозяин не объясняет. Он приказывает, — пояснил падальщик.

— И путь наш пройдет через Поберково, — змея ударила хвостом, — через наше новое приобретение. Или возвращенное старое.

— Не зря же с хозяином два десятка бойцов и заклинателей, — не скрывал иронии гробокопатель, — надо же убедиться, что стёжка, действительно, осознала, что вернулась под сень Севера.

Кирилл путешествовал налегке, одиннадцать машин, три из которых грузопассажирские газели. В одной из них нам и оставили место, к вящему неудовольствию водителя — визирга, как представила его змея.

Сильно трясло, грунтовку размыло дождями. Накатанная колея — вот что здесь называют дорогой, не очень-то отличалась от ее отсутствия. Водитель ворчал на все: на ветер, лужи, грязь под колесами, груз, пассажиров и даже хозяина. Ревел двигатель, нас бросало из стороны в сторону, что очень веселило Невера и злило его мать. Пашка пообещала вырвать хлипкую душонку из раздутого тела ботара и поместить во что-то более подходящее, например, лысую крысу. Для тех, кто не сразу опознает в горе мышц переселенную душу, зрелище должно быть в диковинку. Чтобы ботары управляли чем-то сложнее пращи, уже нонсенс, а тут автомобиль. В закрытом помещении кабины запах, исходящий от падальщика, казался удушающим. Я сцепила зубы, сидя между спутниками, и старалась вдыхать через рот. Но нечисти не нужны слова, чтобы понять, что ты чувствуешь на самом деле.

— Чего б хозяину до лета не подождать с завоеваниями, — стал жаловаться водитель, — ехали бы по солнышку да по песочку.

До стёжки было не больше пары часов по прямой, мы же добирались все три. Более молодые источники пробились на поверхность в стороне от самого старого.

— А если Поберково не подчинится? Не захочет возвращаться в Северные пределы? — задала я мучавший меня вопрос.

— Конечно, не подчинится, — явидь фыркнула.

— По-другому было бы неинтересно, — буркнул водитель, — должна литься кровь.

"И пусть льется кровь", — так сказал исполнитель желаний.

— То есть такое действительно возможно? Вот так просто объявить чужие земли своими? И все проглотят? Это абсурд. Почему тогда не один демон правит миром, а четыре? Завтра Видящий присвоит себе Юково и что?

— Щелчок по носу ему, а не Юково, — ответил гробокопатель.

— Умная какая нашлась, — фыркнул водитель, — дело не в жадности хозяина. Дело в другом. Во многом другом.

— Прекрасная объявлена врагом, напавшим на мирные стёжки и инициатором конфликта, Седой берет контрибуцию, Видящий подтверждает его право, все в рамках закона, — согласился падальщик.

— То есть если Прекрасная сейчас заключает союз с Простым демоном, можно отменить все решения Седого и Видящего? — спросила я.

— Было бы интересно, — визирг крутанул руль, — но нет. Простой давно уже не вмешивается в грызню пределов.

— Почему?

— Потому, — Пашка прижала к себе змееныша, я почувствовала его удовольствие, — он слишком стар для этого. Очень стар. По его словам, возня в песочнице за куличики с детьми ему давно не интересна.

О четвертом хозяине пределов очень мало упоминаний в той версии истории, что выложена в открытый доступ. Восточники не участвовали ни в одном конфликте последней эпохи. Простой демон не расширял территории, не наносил визиты, не устраивал балов. По слухам, которые во многом противоречили друг другу, хозяин востока родился еще в разделенные эпохи, когда нечисть и люди сидели каждый в своем мире тихо, как мыши под веником, когда еще Святые не прошили пространство стёжками, открывая своим таким разным детям дорогу друг к другу.

Наступила эпоха единения — время, которое боятся помнить. Простой прошел и ее. Эпоха истребления залила ниши миры кровью людей и нелюдей — время, которое проклинают. Хозяин востока удержал шатающийся трон, когда в других пределах демоны исчезали в огне войн. Общая эпоха дала надежду, подаренное ушедшими время, чтобы научиться жить вместе. Мы жили в Тихой, в живом времени, а повелитель востока все еще занимал свой трон. Будто эпохи были для него днями, а не тысячелетиями.

О его семье не было известно ничего, даже того, есть ли она. Желтая цитадель давно не принимала гостей, очевидцев, побывавших под ее сводами, было удручающе мало. Восточные стежки жили, как все: рождались, развивались, умирали, торговали с соседями и с людьми, иногда цапались и пускали друг другу кровь, мстили обидчикам, но до серьезных конфликтов, требующих внимания хозяев, дело ни разу не дошло.

Напрашивался вопрос: как при таком попустительстве восточные пределы до сих пор оставались восточными?

— Дети могут позариться на его " куличики"? — сказала я.

— Не позарятся, — хмыкнул дух — советник, -бБыли охотники, да сплыли.

— Последний случай вроде был на заре общей эпохи, — задумчиво сказала явидь.

— Вроде, — передразнил водитель, — что за молодежь пошла, дальше Тихой эпохи и не заглядывают, а уж о подаренном времени слышали только то, что так назвали первую мирную эпоху людей и нечисти.

— И что? — перебила я, машина подскочила на очередном ухабе и вцепилась в руку Веника. — Что произошло?

— Отстраненность Простого демона приняли за слабость. На одну из стёжек востока вошел боевой отряд. Наш отряд, — в голосе водителя послышалась усмешка, — отец нынешнего хозяина по молодости был горяч, пока снега не охладили его порывистость и жажду свершений в стиле предков во времена, когда эпохам еще не давали названий.

— Так что случилось? — повторил мой вопрос гробокопатель.

— Ничего особенного. Обошлось без крови. Отряд занял стёжку, его встретили с хлебом с солью, расположили со всем комфортом. Никто не сопротивлялся, такую нечисть даже уничтожать неудобно было, отложили на потом. А "потом" получилось совсем иное. Восточники всех встречают ласково, враг ли ты или друг, все едино... Пока не проснутся пески.

— Особенность магии Простых, — змея шевельнулась, — теперь об этом знают все.

— Знают они, как же, — пробурчал водитель, недовольный тем, что его перебили, — если земля под ногами превращается в зыбучий песок, надо бежать, это знают и люди. Но наши-то покрепче будут, многих вытащили. И выжившие позавидовали мертвым. Магия Простого демона очень проста. От песка не скрыться, он есть и в жаркой пустыне, и в плодоносном черноземе, и в вечной мерзлоте севера...

— Ты закончишь сегодня или отложим на завтра, — падальщик был раздражен и не скрывал этого.

— Закончу, — визирг ударил по тормозам, капот машины нырнул в яму, я вскрикнула, цепляясь за Веника и Пашку. — Когда земля снова стала землей, они поняли, какую простую вещь делает магия хозяина востока. Одно простое действие. Те, кого хоть раз коснулся песок, стали людьми. Пищей.

На несколько минут в кабине воцарилась тишина, каждый примерял на себя последствия магии песков. Я большой трагедии не увидела, но нечисть, очевидно, была другого мнения.

— Больше желающих присваивать песчаные стёжки, полагаю, не было, — добавил падальщик.

— Желающие были, исполнителей не нашлось, — сказал водитель.

Зафыркал Невер, тряска не давала ему уснуть.

— С тех пор в игрища пределов восток не вмешивают, — закончил дух-советчик.

Машина сбавила ход. Визирг выругался. Явидь напряглась, змееныш притих. Я почувствовала, как внутри завибрировала тревожная струна. Переход. Второй за сегодняшний день. Первый прошел на удивление легко, меня больше беспокоила проходимость дороги из Заячьего холма с ее рытвинами и ухабами, чем голоса в голове. Я даже зажмурилась, хотя это не имело никакого смысла. Вот и в этот раз — тихий уговаривающий шепот, дезориентация, холод в кишках, тревога, и все. Non sit tempus окружающее источники, не агрессивно, я заметила это, когда еще шла по калиновой тропе. Нет угроз, нет желания броситься вон и бежать куда глаза не глядят.

Колеса почувствовали дорогу, машина пошла вверх и вывалилась на стёжку. Холод схлынул, тревожные мысли, рождаемые в голове, нашептываемые голосами безвременья, затихли. Мы прибыли в Кощухино.

Машина съехала на обочину и остановилась. Я разжала руки. Захлопали дверцы, послышались резкие и отрывистые команды.

— Ждите здесь, — скомандовал водитель, дверь впереди открылась, впуская порцию свежего воздуха в кабину, и закрылась.

— Ага, сейчас, — падальщик выбрался следом, взял меня за руку и потянул наружу.

Легкий ветер с другой стороны и очередное хлопанье дверцы, я поняла, явидь тоже не собирается отсиживаться в кабине.

Солнца здесь не было, от влаги раскисли не только дороги, но и все вокруг. Грязь вкусно чавкнула, когда я спрыгнула на землю. Ноги едва не разъехались. Я все еще ощущала порождаемую переходом тревогу.