К нему — со всей душой, а он всё в каких-то меркантильных намерениях подозревает! По сценарию положено возмутится и уйти, гордо хлопнув напоследок дверью или перевернуть поднос со всем его содержимым. Макс этого, похоже, и добивается. Мне обидно до того, что хочется заорать или заплакать, ещё не решила — чего больше. Но не люблю быть предсказуемой и впадать в истерики, поэтому, не повышая голоса, советую:

— Поешь, я старалась.

Этот хмыкает и приступает к еде, всей своей позой выражая ожидание подлости с моей стороны. Приношу купленные лекарства — оказалась права, это простуда. Макс долго изучает этикетки — зачем? Следуя его логике, травить подписанта сейчас не выгодно. Меряем температуру — от такой точно не умирают. После, сообщаю о приготовленной дополнительно еде и прощаюсь, поскольку фактом своего присутствия раздражаю болезного, сообщив, что завтра тоже заеду проведать. Вот так вот, мы интеллигенты гордые и выше мелких придирок. Этот провожает меня задумчивым взглядом, но остановить или извиниться не пытается. Можно, конечно, сделать скидку на то, что у мужчин любая болезнь сразу воспринимается как смертельная, и общее его состояние продиктовано подозрением в близости неминуемой кончины. Посмотрим, что будет, когда выздоровеет, и посетят ли его муки совести?

На следующий день пестую в себе терпение, потому что хочется мне уже лететь к Максу и проведать — не проснулось ли в его больном организме осознание на пару со стыдом? Но надо впахивать. У начальства случилась пора отчетов о проделанной в прошлом году работе — значит, мы составляем очередные таблицы: кто какие подвиги совершил в денежном эквиваленте. Требует это выдержки и внимания — у нас поток, и название половины компаний уже даже не помним, если кто спросит — будем искренне удивляться: "Надо же, с кем работали!". Периодически радуют клиенты, которые через полгода после включения звонят на межпланетник и интимным голосом говорят: "Гаделия, это Андрей, узнали?". Да у меня одновременно три Андрея включаются, и тех путаю — они все светловолосые и светлоглазые, идентифицирую только по наитию, а уж как вспомнить Андрея полугодовой давности, особенно если он ничем нетривиальным не отличился — крупным заказом, к примеру, или неординарностью включения? Но, назвать хотя бы компанию — нам религия не позволяет, уж не говорю об адресе или техническом решении. Так вот, эти Андреи потом очень любят поинтересоваться своим тарифом. Извините, а полгода он вас не беспокоил? А посмотреть в договоре — на чём подпись ставили? Нет, зачем тратить своё время, если есть бесплатная менеджерская справочная, которая должна узнавать ваш неповторимый облик и непередаваемые голосовые модуляции. Память у сейлза очень интересно устроена — если упоминается название компании, автоматически в мыслях всплывает номер договора, адрес и техническое решение, но отличить всех звонивших — не могу. Слава богу, в отчете это и не нужно. Но, мы ругаемся: нельзя это делать без нашего участия, или руководство думает, что перечисляя свои завоевания, мы чувствуем неведомое наслаждение? Чему тут радоваться — бонус уже потрачен, и даже есть долги. Нам некогда, нам продавать надо. Если план не выполним, то с нас опять попросят отчет — чем же в рабочее время занимаемся? Вот вам — таблички заполняем. Заколдованный круг какой-то. В общем, обозначив максимально кратко основные моменты, отправляю робобосу список. Пускай сам разбирается, если чего не ясно, а я не в духе — у меня личная драма. С трудом пережив рабочий день, лечу выполнять свою миссию, заранее вооружившись терпением и смирением, может власяницу и вериги одеть для правдоподобия? А что, представляете: прибывает к Вам на переговоры весьма эклектичный менеджер — в монашеском облачении, с буком, межпланетником, и начинает вдохновлено торговаться, не забыв перед этим упомянуть про свою великую миссию по спасению заблудших без связи душ. Кто устоит при таком напоре и контрасте? Надо обдумать этот нестандартный подход к продажам.

В Максовой гостиной наблюдаю паломничество: Артем с Грифодием, папаня, Ванечка и дева Ольга. Все едят приготовленную мной еду. Эльфы — братья по разуму, Ванечке не жалко — он маленький и худой, папаня к блюдам допускается как родственник, а вот эта с чего суп трескает?! А главное, куда они дели болезного? Хорошо, что не надела власяницу и вериги, в таком облачении конкурировать сложно, с другой стороны, можно давить на жалость. А если взять не проросший мандарин и пустить над ним горючие слезы...не пойдет, сразу психушка обеспечена. Все-таки, где объект паломничества? Эти так наворачивают пищу, что на вопросы не реагируют. Пойду, проведаю фартук — может он мне чего ответит. На кухне вижу Макса, который, сиротливо примостившись на табурете, со страдальческим лицом употребляет привезенное вчера лекарство. Замечает меня и изрекает:

— Гадь, ты не могла купить что-нибудь вкусное, а не эту гадость?

Значит, осознание не проснулось...

— Ты где аппетитные таблетки встречал, фантазер? Давай пей и не вредничай, может хотя бы дурное настроение тебя покинет.

— А где тепло и ласка, мне сегодня положено! Одни понукания слышу.

— Кто тут тебя кроме меня шпыняет?! И вообще, что это за болезнь такая, когда полный дом гостей, потребляющих мою стряпню, которую для больных готовила, а не для приблудившихся.

Макс давится настойкой, и долго откашливается. Хлопаю его по спине, чтобы сбросить негатив.

— Ты не переживай, ни кто не отправился пока, — изрекает этот и смеется.

Боже, дай мне терпения! Сейчас точно займусь рукоприкладством. Надо только выбрать, кто первый на убой. Наливаю стакан воды, чтобы иметь время на обдумывание стратегии, и пью его мелкими глотками, строго глядя на фартук.

— Гаделия, что это у тебя лицо такое кровожадное?

Совсем ему собственное здоровье не дорого, думается мне.

— Решаю с кого начать!

— Что? — недоумевает Макс

— Воспитательный процесс.

— Гадь, успокойся, эти сейчас отчалят, меня они уже тоже замучили, но ведь не чужие люди, о здоровье моем переживают...

— Ага, и от беспокойства все пожрали, как злобные долбоносики. Чтобы я так радела о чьём-то самочувствии. Предупреждаю, если вдруг заболею — этих ко мне приводить не нужно, лучше сама умру, без посторонней помощи. Уж больно затратная твоя группа поддержки.

— Да, с твоей жадностью, ты сразу задохнешься от возмущения, как только они посмеют приблизиться к холодильнику, — этот смеется и выглядит неимоверно благодушным, чувствуется, не зря суп готовила и проявляла альтруизм — паранойя на время отступила.

Но я всё помню! Решаю поинтересоваться происхождением поразившего меня фартука.

— А скажи мне, милый друг, откуда здесь вот этот предмет?! — и обвинительно тыкаю пальцем в сторону передничка, который смущенно покачивается на крючке. Для того, чтобы указать на суть претензий, мне пришлось резко развернуться на сто восемьдесят градусов. Судя по звуку, от манёвра что-то пострадало. Пытаюсь обратиться к источнику грохота, чтобы выяснить размер ущерба, но Макс орет страшным голосом: "Стоять, Зорька!". От неожиданности замираю в неэстетичной позиции и пытаюсь справиться с волнением. В смятение меня привело не то, что снова что-то повредила — с фактом опасности для бьющихся предметов пребывания в моей компании, давно смирилась, но вот — Зорька!!! Это что, как корову?! Так они бодаться и лягаться умеют, и весьма эффективно. Стою, моргаю глазами и пытаюсь понять — в чём дело. Этот, забыв про все болезни, пытается убрать осколки из под моей ноги, которая чуть-чуть не соприкоснулась с острыми краями остатков Максовой чашки. Он моё здоровье спасал? Тогда корова будет сегодня миролюбива и флегматична, как никогда.

— Всё, Гаделия, отмирай, — весело произносит этот, выкинув осколки в мусорку. Благодушный настрой его не покинул, и он не очень сокрушается по утраченному имуществу.

На звук прибежали сотоварищи. Самой прыткой оказалась Ольга, которая с тарелкой наизготовку ворвалась в кухню всех спасать. "Спасибо, не надо. Мы тут как-нибудь сами, а вы кушайте, не обляпайтесь!", — но это мои мысли, а предатель в деталях расписывает, как чуть себя не убила в очередной раз. Аудитория приросла за счет оставшихся едоков — все восторженно внимают. Что же ему такое удовольствие доставляет меня позорить! Замираю в углу, отгородившись от общего веселья мыслями о высоком: "Да, терпение, терпение и ещё раз терпение!". Но этого не унять. Была уверена, что в первую очередь при простуде болит горло, и больного не должно тянуть демонстрировать ораторские навыки, но у Макса от хворей наоборот прорезалась склонность к общению, и он в подробностях рассказывает о парочке других, совершенных мной разрушений. Эти развлекаются за чужой счет. Вот не зря мне кричала сейлзовая интуиция, что лучше продавать телепорты и не думать о личном. С этим каши не сваришь — не ценит! Решаю: еды приготовить, коль все равно собиралась, а вредители все сожрали; после чего покинуть гостеприимный дом навсегда, ввиду отсутствия перспектив.

Пока стоически выполняю свою миссию, эти склоняются к мысли потешиться игрой в карты и покидают кухню. Ни кто отчаливать и не собирался! Ещё раз убеждаюсь в верности принятого решения, домучиваю котлеты, под шумок одеваюсь, потом машу ручкой и отправляюсь домой. Толи никто не ожидал от меня такого демарша, толи факт моего отсутствия никого не взволновал, но препон не чинили. Всю дорогу — страдала: ну что за мужик пошел такой непонятливый, эх.

Ближе к ночи раздался звонок межпланетника — Макс. Если мужчина замечает твое отсутствие только через четыре часа, то о чёем разговаривать? Игнорирую, прекрасно понимая, что этот двадцать раз набирать не будет, скорее всего, больше не свяжется.

28. О профессии

Поскольку личная жизнь не сложилась — надо как то себя занять. Огород отпадает — расположен на вражеской территории, начинать новую жизнь в селе в качестве агрария с таким деструктивным настроем мне не хочется — завянут даже кактусы. Остается работа и — надо срочно придумать новое хобби!

Как уже упоминалось, в детстве мечтала быть капитаном космического корабля — но слабое здоровье поставило на моих чаяниях крест ещё в шестилетнем возрасте. Следующей идеей было — стать врачом, но аллергия на множество используемых эскулапами препаратов зарубила сей прожект на корню. В дальнейшем была настойчиво направлена родителями в сторону технических специальностей, как щадящих здоровье. До сих пор смотрю с завистью вслед пилотам, пожарникам, спасателям — люди помогают всем и нам, заодно. А мы ерундой занимаемся: подумаешь — менеджер, как бы красиво не обзывали — все равно клерк, склонный к канцелярщине и бюрократии, по крайней мере, так все думают. Но, с опытом пришло понимание, что главное не только что ты делаешь, но и — как. Мне нравится моя работа — потому что в ней есть всё: и спасение, и лечение и даже подвиг. И пускай это не тот геройский поступок, о котором напишут в газетах и покажут по визору. Но! Когда Вам нужно срочно эвакуировать людей или вызвать доктора, чем воспользоваться — нашей связью. А благодаря кому она тут появилась? И пускай наш удел только бегать, договариваться и согласовывать — это тот самый кирпичик, без которого крыша не построится и от дождя не спрятаться. Конечно, самые нужные — строители, которые соорудили всем навес, но если бы не было кого то, привезшего материалы и собравшего мастеров для работ, была бы крыша? Нет. С другой стороны, если организатор купил бракованное сырье или недоработал проект — сооружение рухнет, как бы строители не старались. У нас, конечно, всё проще. Если заказчик говорит, что нужно срочно — мы бежим, умоляем, помогаем, боремся с отрицанием, ленью и нежеланием. И не зависит это от величины оплаты. В первую очередь мы люди и всё понимаем. Пока в тебе осталось человеческое — желание помочь, не важно — какая у тебя специальность. Потому что жизнь состоит из мелочей — здесь тебе улыбнулись, там поддержали. А если равнодушен к результату и главное поставить галочку, то обладай ты хоть трижды геройской профессией — это уже не поможет. Скорее пожарный, равнодушный к людям в беде, намного страшнее, чем менеджер, следующий процедуре, потому что от спасателя ждут помощи и надеются, а у клерков подвиги и не подразумеваются.

Сегодня я спасаю — потому что у клиента истерика, они сначала переехали, а потом подумали, что связи нет, теперь — беда. Сначала успокаиваю, потом узнаю, что именно нужно, затем на всех парусах раздавать задания и умолять выполнить быстрее. Конечно, и без меня никто бы не погиб, и ничего бы не разрушилось, но вот оно — мое маленькое дело, от которого кому-то стало лучше.

Вечером, с чувством выполненного долга возвращаюсь к вопросу досуга. Решаю поискать в сети варианты. О! Фотография — в наше время уже не очень модно, но стильно — только продвинутые ценители понимает весь эстетизм: нынче в почете трехмерные изображения. У маман завалялся старый аппарат, с тех времен, когда технику собирали качественно и не из пластика. На следующий день мчусь на Бодрую жизнь перерывать родительские антресоли. Ух, ты золотце моё, как же тобой пользоваться? В смысле агрегат найден — но в нём столько кнопок, рычажков и непонятных символов, а мануал, за давностью лет, не сохранился. Сеть нас спасет — погружаюсь, и узнаю столько нового — только чтобы приступить к хобби надо неделю готовиться: реактивы, проектор, плёнка, увеличитель. Фотоаппарат, видимо, — наследство от еврейской родни, не иначе, уж больно древний. Обращаюсь к подсознанию — прабабка открещивается от такого имущества и сообщает, что оно ей в приданое досталось неведомо от какого поколения предков. Ладно, инженер я или где? В свое время люди с этим и без высшего образования управлялись. Посещаю специализированные магазины, и обретаю всё необходимое, попутно изрядно увеличив свои знания химии. Процесс сопряжен с такими трудностями, что чувствую себя шаманом: жду темноты, выключаю весь свет, заворачиваю агрегат в одеяло, для верности, и перезаряжаю пленку. Все, готова к поискам себя в искусстве. В выходные брожу по окрестностям — обогащаюсь снимками фонарей, скамеек, деревьев и прочего. А что, мне нравится: для здоровья полезно, интересно и небанально. Увидев шедевральный куст с живописным снегом и сосульками — пристраиваюсь. И так встану и эдак, кадр не получается. Сажусь на корточки и замираю в раздумье о том, как лепоту отобразить. Да, вот снизу ничего получается, только надо прилечь в непосредственной близости от куста. Располагаюсь и слышу:

— Гаделия!

— Да будет мне покой в этой жизни или нет! Сколько можно! Нет тебя, сгинь! — произношу, не поворачивая головы. Очевидно, что это Макс. Но что здесь делает и почему опять по мою душу?

— Гадь, то, что ты не в себе — давно подозревал, но зачем же на людях демонстрировать, — вещает этот, сильным рывком поднимая меня с поверхности.

Совсем не хочется с ним разговаривать, тем более объяснять — чем занимаюсь. Как только он отпускает руки, ложусь обратно. Этот замечает у меня посторонний предмет и переключает всё внимание на него. Отбирает, с интересом рассматривает и даже выражает восхищение. Всё, можно спокойно отдавать концы на снегу — ни кто не побеспокоится. Макс пристраивается рядом и начинает фотографировать мой(!) куст.