Качаю головой и отбрасываю свои мысли. Вместо этого я обращаю свой взгляд на разложенную на земле одежду. Немного морщусь, но давлю эмоции, когда принимаюсь одеваться.
Шаг за шагом, я собираю костюм. Нижнее белье, сотканное из непрочной ткани, скользит на свое место. Раскатываю длинные жемчужно-белые чулки по ступням и ногам, прежде чем прикрепить их на место подвязками. Следом я натягиваю через голову платье из белой ткани, с розовыми лентами и множеством кружев, твердо устраиваю его на месте, прежде чем приняться за сложную задачу связывания удерживающих его двух десятков лент. В последнюю очередь я добавляю необходимый макияж.
Затем я останавливаюсь, заглядывая в сумку. После чего вдруг ухмыляюсь. Одним движением запястья очки Митико телепортируются из рукава. Изящно пристраиваю их на носу. С таким же успехом можно попользоваться новой игрушкой.
Снова подняв ручное зеркало, я во второй раз проверяю себя. Я выгляжу точно так, как я себе и представлял, отвратительно сладко. Платье, что я выбрал, своего рода возмутительно девчачье. И оно не совсем подходит моему цвету лица. Впереди еще долгий путь, прежде чем я буду готов бросить вызов Цубасе на еще одно соревнование в привлекательности. Хм… стоило выбрать синий. Надо будет вспомнить об этом в следующий раз.
По моей спине пробегает дрожь. Никакого следующего раза. Никогда, никогда, никогда.
Удовлетворившись, я во второй раз выбрасываю зеркало. Затем я закрываю глаза и делаю несколько долгих вдохов, перестраивая свое мышление. До этого момента все было просто. Дальнейшее будет гораздо ужаснее.
Тэнки.
От этого приема я нервничаю, и не без причин. Тэнки изменит меня физически и духовно. Это уже достаточно страшно, но что по-настоящему пугает меня, что я не знаю, смогу ли я его убрать.
Ну, я не совсем глуп. Вчера я потратил немало времени, сидя взаперти на складе, что Хикару назвал штаб-квартирой, и тренируясь. Изучал нужные действия. Часы пролетели за формированием и переформированием моей мэгами но оои, чему способствовал кондитерски-высокий уровень сахара. После этого я попробовал свои силы в хайгэки и сукэне, парными искусствами оборачивая предмет своей аурой, а затем навязывая ему свою волю либо отвергая несоответствующее, либо усиливая допустимое.
Было не так много времени, но вполне достаточно, чтобы мне стало удобно с этими приемами.
Однако тэнки попробовать я не рискнул. Я уверен, что после прошлой ночи знаю, как с ним справиться. Лежащие в его основе принципы достаточно просты. Все, что мне нужно, это применить на себя хайгэки и сукэн с достаточным духовным давлением и в правильной пропорции, и тогда я «трансформируюсь» в новую, махо-сёдзё Ранму.
Конечно, будет обманом говорить, что это просто. Хирургия тоже проста. Отрезать только то, что нужно отрезать, соединить только то, что нужно соединить, и сшить только то, что нужно сшить. Так и делай и закончи, прежде чем пациент истечет кровью до смерти, и все будет в порядке. Просто.
Просто. Только безумец может так думать.
Тэнки похож. На складе я использовал на предметах как хайгэки, так и сукэн, чтобы проверить приемы. Самый запоминающийся из моих экспериментов включал не что иное, как испорченную записку с сомнительным переводом. Результат… тревожил.
Я смотрел, как мои куриные царапины распрямились, вновь разборчивые слова перестроились в элегантные письмена, перемежаемые жеманными сердечками. Обрывы и помятости исчезли, лишь чтобы замениться парой четких складок. Очерчивающие страницу линии расползлись в стороны и переплелись красивой розовой границей из виноградной лозы и цветов.
Затем я отпустил прием.
Произошедшее далее рассказало мне все, что мне нужно было знать. Бумага покрылась крошечными разрывами, почернела, затем свернулась. Чернила потекли, мои каракули размылись в нечитаемые пятна, когда линии лишь частично восстановили свою изначальную форму. Границы растворились в бесцветные водяные знаки. Изначальная страница изменилась до неузнаваемости.
Слишком легко представить, как то же самое происходит со мной. Моя печень разрывается на части. В артериях появляются дыры, заливая внутренности кровью. Смещаются клапаны сердца. Тэнки может убить. Даже если он не убьет, он трансформирует. Розовая бумага исчезла не полностью. Если я использую тэнки, моя душа окажется запятнана эффектом. Навсегда.
По крайней мере о своем здоровье я смогу позаботиться. Я просмотрел адреса ближайших больниц и решил, что когда я отпущу прием, я буду стоять в отделении скорой помощи в окружении врачей. Со своим духом я ничего не смогу поделать, но единственный тэнки не должен вызвать изменений, которые будут более чем раздражающими. Однако за свое проклятие я опасаюсь по-настоящему. Кто знает, как будут взаимодействовать эти магии? Превращаясь в махо-сёдзё, я практически молю богов навсегда оставить меня женщиной.
Риски тэнки огромны. Но также как и его силы. Тэнки значительно повысит потенциал моих духовных приемов. Ikisasu усилит свою эффективность и станет достаточно сильным, чтобы прорываться сквозь ауры, как горячий нож сквозь масло. Я получу такую же непобедимость, как и у моих врагов, и усиленную ауру, что будет сопротивляться навязанной магии моих врагов, предоставив мне сопротивление ядам Кодачи и колыбельной Акины.
С тэнки я улучшу свои наступательные и оборонительные возможности. Это именно то, что мне нужно для победы в этом бою.
Так что тэнки. Решение принято. Время сомневаться и передумывать прошло. Через тэнки я перенесу опасность и риски этой операции на себя и тем самым улучшу шансы на спасение Аканэ и Укё. Это все, что и требуется.
Пора начинать.
Я вдыхаю. Теплый воздух наполняет мои легкие ароматом зелени, прежде чем пойти глубже в бронхиальную систему. Миллионы микроскопических мешочков расширяются. Кислород заменяется углекислым газом. Вместе с ним ки, сырая жизненная сила, плотная и живая, рождается прямо в глубине моей души. Она сосредотачивается внутри меня, наполняя мое дыхание, так что когда оно изливается, оно становится бурлящим туманом, полным светящихся частиц.
Ки накапливается в моих ногах. К нему присоединяются новые усики. Черви духовной силы, что вползают и выползают из пор моей кожи. Потрескивает собирающаяся аура, когда присоединяются источники, образуя скользящую вокруг меня атмосферу. Снова выдыхаю. Аура усиливается. Появляются блестящие искры, стреляя по складкам моей одежды и рябью проносясь по волосам. Вокруг меня образуется облако, мутная буря розового, перемежаемая проблесками моего обычного синего оттенка. Гниющий нимб, сотканной мною магией становящееся реальностью искажение.
Мое лицо морщится от отвращения, и затем, вместо того, чтобы выдохнуть, я вдыхаю. Я впитываю свою собственную ауру. От нее несет потом, и она отравлена тошнотворной терпкостью. Загрязненный силой Тиё ки сжигает мое горло и легкие. Мой внутренний дух мгновенно реагирует, обращаясь со вторженцем как с ядерными отходами. Начинается всеобщая атака, сжигающая вторгшийся ки превосходящей силой.
Останавливаю ее. Заставляю свое тело принять искаженную энергию. Посвящаю себя помощи захватчику. Чувствую, как от этой силы искажается моя душа. Искажаю ее еще сильнее.
Покров шторма сражу же нарушается. Густые облака рассеиваются в переливах белого света. Буря открывается в небо, и мой дух очищается в спокойном озере кристально-розового. С меня стекает напряжение, и я использую этот редкий шанс и позволяю себе расслабиться. Я жду недолго, вложенный мной в душу излом вцепляется в меня.
Описывать следующий шаг утомительно. Помимо внешнего вида, мэгами но оои формируется требуемыми для тэнки качествами. Преодоление этого препятствия требует высокой концентрации. Я загоняю свой дух в рамки, исправляя крошечные недостатки, подводя мэгами но оои ближе к совершенству. В этом приеме нет никакого умения, не для меня. Это всего лишь правка и еще небольшая правка, пока моя аура не начнет резонировать от принятого мной понятия физической красоты.
Проходят минуты. Я вношу изменения, только чтобы видеть, как снова и снова скользят сквозь пальцы старые. Неприятно, но я не позволяю этой эмоции захватить меня. Давлю, пока, наконец, не достигаю золотой середины. Нельзя ошибиться и спутать этот момент с каким-то другим. Чем еще может быть внезапный всплеск сверкающих белых сердец и милых розовых лепестков, сформированных моим ки?
Во второй раз позволяю себе расслабиться и расплачиваюсь за это. Красоту моего лица омрачает отвращение, и настолько чуждая моей душе мэгами но оои раскалывается. Морщусь и сосредотачиваюсь заново. Хороню свои эмоции в ледяной душе, прежде чем попытаться еще раз. На этот раз прием удерживается.
После этого шага нет времени останавливаться. Сохраняя достаточно концентрации, чтобы удерживать мэгами но оои, я посвящаю себя заключительному этапу. Тянусь внутрь. Глубоко внутрь, выискивая самые темные уголки своей души. Там я откапываю ненависть, отвращение и воспоминания обо всем, что я презираю. Беру эти эмоции, дистиллирую их до чистого омерзения, а затем усиливаю их своим ки. Ирония ощутима. Хайгэки, сила отвергать все, что не соответствует красоте моей мэгами но оои, подпитывается моим отвращением к тому же самому.
Против своей воли и сути своего решения, я колеблюсь. Это просто невозможно. Это по-настоящему последний мой шанс на отступление. Мои руки трясутся от важности момента, расходятся нервозность и страх. Сила хайгэки замирает над моим сердцем, и одной мыслью я могу убить себя.
Поглощаю это преобладание и отрицаю свое собственное существование.
Хайгэки с пуританским рвением обрушивается на меня. Он судит все, что определяет меня, и находит это желанным. Духовная сила сталкивается с плотью и разрывает ее на части. Я погружаюсь в напалм и сжигаю себя. На кратчайший момент муки хайгэки затмевают сознание, и мэгами но оои содрогается. Закаляясь, стискиваю зубы и восстанавливаю сосредоточение. Я не подчинюсь боли. Страдания это старый враг, практически друг, и батя часто заставлял меня работать через пытки, лишь незначительно слабее мучительных.
Тем не менее, то, что я делаю дальше, вполне возможно сложнейшее, что я когда-либо делал. Пребывая в муках хайгэки, я перестраиваю свою волю и готовлю противоположность хайгэки, сукэн. Разжигаю сукэн, воплощенное владычество, и обращаю его на самую знакомую свою эмоцию: абсолютную уверенность. Позволяю сукэну встраиваться внутрь, даже когда плоть чернеет. Поддерживаю его. Кормлю его. Лелею его. Позволяю ему вырасти до крещендо. Затем я освобождаю его.
Первое прикосновение сукэна похоже на обливание холодной водой после долгого жаркого дня. Если хайгэки огонь и боль, то сукэн смягчающий мои раны целительный бальзам. Боль притупляется и исчезает, когда сукэн наполняет разрушенные клетки и восстанавливает то, что уничтожил хайгэки. Две силы, противоположные по своей природе, работают рука об руку. Одна, хайгэки, разрушает крепость, называющуюся Саотоме Ранмой, другая, сукэн, использует разбросанный камень, чтобы выстроить на ее месте дворец принцессы.
Во время этой передышки я задумываюсь, как же выглядит тэнки. Прохожу ли я прямо сейчас стереотипное превращение махо-сёдзё? В этот момент мое тело буквально реконструируется, так что это не так невозможно. Однако я так и не получаю шанса узнать, потому что прямо в этот момент облегчение сукэна заканчивается.
В одно мгновение исцеляющая прохлада сукэна меняется. То, что раньше было благословенной силой, становится коварной и отвратительной. Сукэн больше не исцеляет, вместо этого он становится просачивающимся в мои раскрытые раны гнилым илом. Сквозь изломанную плоть вползает слизь, протягивая свои ядовитые щупальца через мышцы, а затем проникая в мои вены. Вторженец наполняет меня, покрывает мои внутренности, вытесняет мои органы искаженным издевательством. Это правда сукэна. Яд, что меняет. Сила, что преобладает. Воля, что выдает ложь за истину.
Хайгэки в сравнении с этим блаженство.
Я это ненавижу. Хайгэки огонь, боль и разрушение, но сукэн осквернение. Сукэн вызывает во мне первобытное отторжение. Эта ненависть лишь усиливает хайгэки. Нарастает новая боль, когда мое разрушение продолжается в ускоряющемся темпе. После этой пытки сукэн вновь становится целителем, и мне отчаянно хочется оказаться в его руках, и это желание становится истиной, когда эмоции усиливают сукэн, позволяя ему и дальше мчаться навстречу разрушительной силе, называющейся хайгэки.
И так продолжается цикл. Моя воля больше не направляет процесс. У меня нет никаких мыслей за пределами сиюминутной пытки хайгэки и ужаса сукэна. Это не важно. Я прошел поворотную точку. Даже без моего желания хайгэки и сукэн продолжают непримиримую работу, не останавливаясь и не сдаваясь, пока не достигают совершенства. Теперь моя магия сама по себе сила, черная дыра, что неизбежно поглощает, и поглощает, и поглощает…
… а затем не остается ничего.
Саотоме Ранма мертв. Я, Саотоме Ранма, убил его.
* * *
Примечания:
Терминология:
Двести тысяч иен — Приблизительно 2000 долларов США. Крупная сумма, особенно для небогатого мастера боевых искусств, вроде Ранмы. Этого более чем достаточно, чтобы приобрести довольно дорогой наряд, и чтобы осталось еще много денег. Однако для достаточно обеспеченного взрослого, вроде Сецуны, это не особо значительная сумма.
Красная нить судьбы — Азиатский миф. Этот миф гласит, что два человека, которым суждено жениться, связаны вместе красной нитью судьбы. Понятие схоже с западной идеей о «родственных душах». Хикару косвенно ссылается на него, говоря о своей связи с Тиё как о «красных оковах судьбы».
Акихабара — Район Токио, известный высокой концентрацией электроники и тематических аниме товаров. Часто появляется в аниме и манге.
Цзянь — Китайский обоюдоострый прямой меч.
Офуда — Бумажный талисман. В аниме и манге их обычно используют в качестве основы антидемонической магии и для других сил в стиле оммёдзи / священников синто.
Персонажи:
Это краткий список персонажей, чтобы в них было проще ориентироваться. Главные персонажи Ранмы не будут упомянуты.
Ли Сяолан [сопротивление] — Муж Ли Сакуры, и из канона Cardcaptor Sakura, хотя с дней ловли карт прошло много лет. Сяолан достаточно умелый (в обычном смысле) мастер боевых искусств, но лишь с умеренно сверхчеловеческими физическими возможностями. Он могущественный волшебник и один из немногих людей, естественно способных к истинным приемам священников.
Сяолан и Хикару знают друг друга много лет, и они вдвоем организовали «подпольную железную дорогу махо-сёдзё». Обычно Сяолан отвечает только за транспорт и расселение, но в отдельных случаях он предлагает непосредственную помощь против ИПП. У Сяолана личная обида на ИПП за принуждение его жены покинуть Японию, но он больше заинтересован в воспитании двух своих маленьких детей, чем в войне.
