Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Жить захочешь — повернешься! Отчаянным рывком Сергей сумел вовремя подпихнуть вперёд эту рукоятку на полный газ, и самолет рвануло вперед!
Побежать-то, самолет побежал, а вот разбежаться никак не может! Не отрывается! Груз — то двойной. Бежит, подпрыгивает, бьётся колесами об вражью землю, но не взлетает!
'Только бы ни одна кочка под колесо не попалась...' — молился Сергей.
И Бог услышал его молитвы. Нехотя, медленно, но оторвался родной!
Грицевец убрал шасси. И с беспокойством посмотрел на бензиномер... Путь не близкий. Хватит ли горючки? Высоту он набирать не стал, пошел на бреющем, от греха. Чтобы не заметили. Так и крался над пожухлой маньчжурской травой все шестьдесят километров. Двадцать минут полёта. Полет нормальный!
За Халхин-Голом Сергей взял ручку на себя и, наконец, набрал высоту. Дальше — все просто. Сел в Тамцаг-Булаке. Остановился прямо у палатки КП, выключил двигатель, и выпрыгнул из машины, закричав во весь голос от избытка чувств:
— Ну, вытаскивайте дорогой багаж!
Пока Грицевец добирался домой со своим спасённым командиром, двадцать второй полк, успевший очень вовремя, огнём и маневром прикрыл отход товарищей.
В ходе тяжелейшего полуторачасового боя было сбито десять японских самолетов. Наши потери составили три И-16 и один И-15бис. Лейтенанты Красночуб и Шматко были сбиты над вражеской территорией, и погибли. Летчик Гайдобрус столкнулся с японским истребителем. Но ему удалось на поврежденной машине перетянуть через линию фронта. Самолёт во время посадки он разбил, но сам отделался лишь ушибами.
Вообще, в этот день пилотам семидесятого жутко везло. Лётчик Александров, выйдя из боя, заблудился и, когда кончилось горючее, совершил вынужденную посадку в голой степи. Он полагал, что сел на монгольской территории и решил остаться у самолёта, дожидаясь подмоги. Но на самом деле приземлился в Манчжурии. К счастью, следующим утром на него случайно наткнулась группа монгольских кавалеристов, проводивших разведку во вражеском тылу. Они не только доставили его к своим. Подогнав конную повозку, они вывезли и самолёт!
Но больше всех повезло, конечно, майорам Грицевцу и Забалуеву!
Когда Владимир Пономарев услышал о подвиге Сергея Грицевца, он сначала не поверил! На одноместном истребителе улететь вдвоём! Грицевца он прекрасно помнил ещё по Одесской авиашколе. Видел там его чуть не каждый день. Высоченный, широкоплечий! Он сам с трудом помещался в тесной кабине 'ишачка'! Но, факты вещь упрямая. Вывез? Вывез!.. Охренеть!
Ладно, с этим ясно! Но, ведь, садиться на вражеской территории запрещено! Достаточно любой, самой ничтожной случайности — камера лопнет или мотор заглохнет и всё! Там и останешься! Только стреляться! А если не успел, то кто докажет, что ты не сдался в плен добровольно? А семья?.. Это же статья! Чесеир!.. Жене — срок! Детей — в детдом! И клеймо на всю жизнь! Член семьи изменника Родины! Как он решился?
Одно слово — Герой!
— Нет, Вячеслав Михайлович! Вы останетесь в Тамцаг-Булаке! — дивизионный комиссар Никишев, комиссар особого корпуса, мягко, но решительно отмёл все аргументы Забалуева о необходимости его скорейшего возвращения в полк. — И вы, Сергей Иванович, тоже! Сейчас прибудут корреспонденты центральных газет. Это вопрос первостепенной важности! О вашем героическом поступке должны узнать все бойцы корпуса, вся страна! И ничего с вашим полком за ночь не случится!
С начальством сильно не поспоришь. С другой стороны, действительно, что может случиться за ночь?
А за ночь случилось вот что.
Осознав, что в воздушных боях справиться с русскими не удаётся, слишком уж много слетелось их сюда в Монголию, генерал Гига измыслил другую военную хитрость. Собственно и не хитрость даже. Тактический ход. Это решение просто само напрашивалось. Нанести бомбовый удар по советским аэродромам на рассвете и пережечь всю эту армаду на земле!
Взлетев ещё затемно, сто четыре японских самолета построились и взяли курс на запад. Ударную силу составляли девять одномоторных бомбардировщиков Ки-30, девять двухмоторных тяжелых бомбардировщиков Ки-21 и двенадцать двухмоторных бомбардировщиков 'Фиат'. Их сопровождали семьдесят четыре истребителя.
Во главе колонны на одном из бомбардировщиков летел сам командир второго Хикосидана генерал-лейтенант Гига. Перелетев границу, японцы разделились. Часть из них двинулась к Тамцаг-Булаку, где базировались самолеты двадцать второго иап, а другая отправилась к аэродрому семидесятого полка Баян-Бурду-Нур.
Посты ВНОС вовремя заметили японские самолеты, накатывающиеся волна за волной, но предусмотрительно перерезанные самурайскими разведгруппами линии связи не позволили им предупредить мирно спящих на своем аэродроме пилотов.
В семидесятом полку проснулись от гула самолетных моторов и свиста падающих бомб. Два 'ишака' сразу накрыло. Прямо на стоянке. Остальные суматошно пытались завестись и взлететь, но сверху на них обрушились японские истребители. Кого-то расстреляли ещё на разбеге, других сожгли во время набора высоты. Было сбито четырнадцать самолетов, девять И-16 и пять И-15бис. Погиб военком полка Мишин, летчики Черныш, Юненко, Мальцев, Герасименко, Карпов и Заикин. Еще пятеро получили ранения. Разделавшись с полком, самураи ушли без потерь...
Вчера летчикам семидесятого неправдоподобно везло, а сегодня... Увы, на одном везении на войне долго не продержишься. Как говорил генералиссимус Суворов, надобно и умение. А вот его-то ни пилотам, ни их командирам не хватило.
В Тамцаг-Булаке самураев тоже не ждали. Вернее ждали, но не столько.
Ещё с вечера Смушкевич поставил майору Кравченко боевую задачу — уничтожить, повадившегося прилетать на рассвете, японского разведчика. Тут Гига сам себя перехитрил. Потому что к моменту появления его колонны полк уже проснулся.
Поднятое без десяти пять дежурное звено под командованием старшего лейтенанта Леонида Орлова перехватило обнаглевшего разведчика. Одновременно с постов воздушного наблюдения сообщили о приближении с востока большой группы японских самолетов. На аэродроме была объявлена тревога. Десять минут спустя ударная группа самураев, шедшая на высоте примерно четырёх тысяч метров, показалась над аэродромом. Несколько 'ишаков' ещё выруливали на взлет, но большая часть уже набирала высоту.
Посыпались бомбы... Всего, как потом посчитали, на Тамцаг-Булак упало около сотни стокилограммовых бомб. Но за исключением нескольких воронок на летном поле, они не причинили никакого вреда. Бомбили самураи с горизонтального полета по ведущему. И большинство бомб продырявило степь, до смерти перепугав сусликов и полевых мышей. К рёву моторов они уже привыкли, а вот к бомбам еще не успели. Одним словом, обошлось без повреждений, поскольку повреждать было нечего. Самолеты были в воздухе, а наземные постройки, если не считать таковыми юрты, отсутствовали.
Тем временем успевшие взлететь краснозвёздные машины вступили в бой с японскими истребителями. Всего в воздух поднялось тридцать четыре И-16 и тринадцать И-15бис. Схватка продолжалась недолго. Отбомбившись, бомбардировщики, ушли, и эскорт улетел вслед за ними.
В ходе боя удалось сбить пять самураев, в том числе два бомбардировщика. Собственные потери составили три И-15бис. Погибли Гринденко и Паксютов. Гасенко выпрыгнул с парашютом из горящего самолета. Еще два летчика получили ранения.
В час дня японцы произвели налёт на Баян-Тумен, где базировались советские бомбардировщики и группа истребителей прикрытия. В налёте участвовало пять бомбардировщиков, которых прикрывал двадцать один истребитель. Опять бомбили степь... Потерь вообще бы не было, если бы не взлетел один из 'бисов'. Он героически кинулся в одиночку против двадцатикратно превосходящего врага и, само собой, сразу же был сбит. Летчик спасся на парашюте. И, слава Богу! Может, ещё поумнеет.
Вечером поступили доклады. И тут не мог ничем помочь даже талант Смушкевича составлять реляции. Сбито пять японских самолетов. Наши потери — девять пилотов и двадцать самолетов, в том числе девять И-15бис и одиннадцать И-16. Погиб военком семидесятого иап Мишин. Пропал без вести командир двадцать второго иап Кравченко...
В осиротевшем второй раз за неделю полку на патефоне без конца гоняли одну и ту же пластинку. Звучало печальное танго 'Немое свидание'. Другой пластинки не было.
Той ночью Кравченко спал едва ли несколько часов. Они допоздна просидели с Орловым, уточняя план перехвата разведчика. А в четыре все уже были на ногах.
— Сегодня обязательно прилетит, — запрокинул голову в чёрный, усыпанный яркими звездами, небосвод Григорий. — Часам к пяти появится. Пора проверить самолеты.
Они отправились к машинам. В призрачном лунном свете под ногами серебрилась сухая трава. Техники опробовали моторы. Орлов со звеном остался на стоянке, а Кравченко вернулся в свою юрту. В напряженном ожидании шли минуты. Медленно светлел горизонт. И тут неожиданно громко зазвенел полевой телефон.
— Самолёт-разведчик на большой высоте пересёк границу. Пошёл в направлении на Тамцаг-Булак, — доложил дежурный.
Звено Орлова уже успело набрать высоту, когда появился разведчик. Леонид заметил врага, и повернул в его сторону. Кравченко наблюдал за происходящим с земли. В этот момент ему сообщили о приближении большой группы самураев.
— Всем в воздух! — приказал он и бросился к своему истребителю.
Первым взлетел капитан Степанов. Мотор его самолета, на всякий случай, подготовленного к ночному перехвату, ещё не остыл и сразу запустился.
С востока надвигался плотный строй бомбардировщиков под прикрытием множества истребителей. Евгений оглянулся. Советские самолеты разбегались, и один за другим взлетали прямо со стоянок. Теперь все решали секунды. Главное — успеть взлететь, и набрать высоту. В это время на него спикировало сразу несколько самураев. Он ловко увернулся и, выполнив боевой разворот, устремился в атаку.
Григорий видел, как с высоты, с переворота повалился вниз японский истребитель, и приготовился к бою, но противник зашёл на И-15бис капитана Степанова и открыл огонь. Кравченко, воспользовался этим, чуть-чуть довернул машину, и ударил по вражине из всех пулеметов. Самурай загорелся, но стрелять не перестал. Григорий чертыхнулся, подошел к нему вплотную и добавил. Этого хватило. Японец качнулся из стороны в сторону, крутанулся несколько раз вокруг своей оси и, наконец, рухнул.
Увернувшись от истребителей прикрытия, младший лейтенант Пономарев сумел пробиться к бомбардировщикам, из раскрытых люков которых уже сыпались бомбы, и воткнул одному из них в бензобак длинную очередь. Показалось пламя... Самолёт качнулся и, накренившись, пошёл вниз, оставляя за собой густой чёрный хвост. Владимир перевернул машину, и нырнул в другую сторону, уходя от потянувшихся в его сторону пулеметных трасс бортстрелков.
Отбомбившись, самураи, наконец, отправились восвояси. Можно было садиться.
И тут Кравченко увидел высоко в небе одинокий самолёт: 'Эге, Григорий Пантелеевич! Ещё один разведчик! Фотоконтроль делает сволочь!'
Сообразив, что его заметили, самурай повернул на восток, и стал уходить со снижением. Кравченко пошел за ним. Погоня длилась довольно долго. Они уже мчались на бреющем над песчаными барханами. Как потом оказалось, японец утащил его за собой в самую глухомань, в пустыню Гоби. И только там Григорию удалось выйти на дистанцию огня. Он нажал гашетки. После чего, как и положено, последовал клевок носом в ближайший бархан. Отлетался.
Кравченко развернулся и пошёл домой. Он привычно бросил взгляд на бензиномер и присвистнул. Бензина — ноль. Мотор зачихал и винт остановился. Пришлось садиться прямо перед собой, не выпуская шасси.
Стояла неправдоподобная тишина. И вдруг он услышал, как тикают бортовые часы.
'Куда же это вас занесло, Григорий Пантелеевич?' — почесал Кравченко затылок, осматриваясь и вспоминая детали полета. К счастью, он всё-таки успел перелететь Халхин-Гол и находился уже на своей территории. Хотя этого знать тогда и не мог.
Ну что ж, рассиживаться нечего, пора в путь-дорогу! Вот только, ни воды, ни еды...
'Дали вы маху, товарищ комполка!' — Григорий пообещал себе, что когда вернётся, заставит зам по тылу лично укомплектовать каждый истребитель аварийным запасом воды и бортпайком. И ежедневно проверять его наличие!
Он плюнул на нежелающий вывинчиваться компас и, сориентировавшись, зашагал на юго-восток. К полудню, как обычно, жара стала нестерпимой. Мучила жажда. И тут он увидел озерцо. Снял сапоги, зашел в воду, зачерпнул, хлебнул... И еле отплевался. Вода оказалась горько-соленой. Вдобавок ко всему, сапоги не захотели налезать на распухшие ноги. Пришлось обмотать портянками ступни и идти по сухой, колючей траве босиком.
Так он и шёл два дня подряд. Сосал травинки, чтобы отбить жажду. Болели и кровоточили потрескавшиеся, сбитые ноги. Наступила вторая ночь. Не спалось... Ночи-то в Монголии холодные. Да и какой сон на пустое брюхо!
Утром ноги идти отказались вовсе. Но он заставил их подчиниться и побрёл дальше.
'В полк! В полк! В полк!' — твердил он сам себе. Вспоминал рассказы Александра Пьянкова, месяц назад угодившего в такую же ситуацию. Три дня он тогда выбирался из пустыни, раненый, и тоже без воды и без еды. И выбрался! И он выберется!
Третий день клонился к вечеру, когда Григорий увидел мчащуюся по степи полуторку. Он вытащил пистолет, и несколько раз выстрелил в воздух. Грузовик остановился. Красноармеец увидел его, и выскочил из кабины с винтовкой. Обросший, изможденный, с искусанным москитами лицом, Григорий еле держался на обмотанных портянками ногах. Губы у него обметало, распухший язык еле шевелился во рту:
— Пить!
Шофер, разглядев ордена, дал ему фляжку с водой.
Кравченко искали и на машинах, и на самолётах. Искали его и монгольские конники. Маршал Чойбалсан звонил через каждые три часа в штаб авиации. Разнюхав об этом, хитрые самураи орали в громкоговоритель из своих окопов, что майор Кравченко перелетел к ним.
Через полтора часа Кравченко привезли в штаб корпуса. А вскоре он уже стоял, пошатываясь, перед юртой Смушкевича.
Ну, вот и все. Можно отключиться.
Что он и сделал...
11. Гремела атака, и пули звенели...
Халхин-Гол, июль 1939 г.
...Пятьдесят шестой истребительный авиаполк на Халхин-Гол привел врио комполка капитан Данилов. Полк был большой. Семь эскадрилий. Сто один истребитель! В том числе шестьдесят четыре И-16 и двадцать четыре новейших истребителя И-153 'Чайка'. А в одной из эскадрилий на И-16 помимо пулеметов впервые были установлены по две двадцатимиллиметровых авиационных пушки ШВАК. Впрочем, пушечные 'ишачки' Смушкевич сразу передал в двадцать второй полк. Оно и понятно. В пятьдесят шестом пилоты были пока еще необстрелянные.
Командиром 'пушечной' эскадрильи был назначен капитан Евгений Степанов.
В тот же день состоялось ещё несколько назначений. По рекомендации Жукова, комкор Смушкевич назначил майора Куцепалова командиром прибывшего полка. Капитан Иванищев стал замначальника штаба, а старший лейтенант Ледневич — помкомэска капитана Кустова.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |