Фантош. Книга первая.

Стараясь унять панику, Эсти несколько раз глубоко вздохнул и вновь подёргал стражника за рукав:

— Сударь, проснитесь!

Безрезультатно. 'Нужно что-то делать...' Эстениш со страхом и благоговением посмотрел на дом Совета и решился. Взбежал по ступеням, схватился за кольцо и дёрнул на себя. Створа бесшумно приоткрылась. Юноша нервно сглотнул и юркнул в темноту.

Огромный полукруглый холл освещали вытянутые кристаллы в изящных хрустальных чашах на тонких витых подставках. Приглушённый, рассеянный свет породил предчувствие беды, и Эсти стало жутко. Мелкими шажками, часто останавливаясь, чтобы оглядеться, он пересёк холл, толкнул ближайшую дверь и замер испуганным зайцем, готовым в любую секунду дать стрекоча.

Глазам открылся широкий прямой коридор с высокими стенами малахитового цвета, молочно-белым потолком и искусно выложенным паркетом. Пёстрой цветной рекой уходила вдаль ковровая дорожка. Эстениш никогда не видел такого красивого коридора. 'Да много ли я вообще видел?' — кисло подумал он и двинулся дальше, стараясь держаться стены: наступить на роскошную дорожку смелости не хватило.

Коридор привёл развозчика к дверям из красного с чёрными змеящимися прожилками дерева. За ними оказалась невероятных размеров комната. Нежно-голубые, мягкие на вид занавески, гигантские диваны и кресла, под потолком многоярусная золотая люстра.

— Ого!

Возглас, вырвавшийся из глубины души, напугал юношу. Он тотчас вспомнил, где находится, и вжал голову в плечи. 'Может, ну это всё?.. Эх, трус ты, Эсти! А вдруг это заговор треклятых тиратцев, и ты единственный, кто может спасти Родину?' Мысль о собственной значимости пришлась Эстенишу по сердцу. А когда он представил, как глава Совета, Миганаш Теригорн, на площади, при огромном скоплении народа, пожимает ему, простому развозчику, руку, плечи сами собой расправились, шея вытянулась, а подбородок пополз вверх.

Однако награду ещё нужно было заслужить, и, отбросив сомнения, Эсти устремился вперёд. Стрелой пролетел через роскошную комнату, толкнул следующие двери, и героический пыл смыла волна ужаса. Перед ним простирался очередной коридор, но в отличие от предыдущего этот пустым не был. Двое стражников сидели у стены и громко храпели, привалившись друг к другу. Чуть дальше, прямо на полу, растянулись три благородные дамы в ошеломительных бальных нарядах. Пожилой слуга в зелёно-белой ливрее спал, распластавшись на высоком столике. Молоденькая служанка лежала рядом с подносом, разбитыми чашками и пузатым фарфоровым чайником, у которого откололись носик и ручка...

И тут до Эсти дошло, что в доме Совета царит безграничная, замогильная тишина. Он отступил, чуть присел и опрометью бросился к выходу. Становиться героем расхотелось раз и навсегда. Мысль о том, что он может прямо сейчас упасть, заснуть и никогда не проснуться, подгоняла лучше плётки. Вылетев из дома, Эсти помчался к повозке — родной, любимой и надёжной, даже несмотря на периодически отваливающиеся колёса. Юноша взлетел на козлы, нахохлился, как потрёпанный петушок, и достал из кармана трубку. Курить не хотелось, и он просто вертел её в руках, пытаясь унять нервную дрожь.

В какой-то момент Эсти обнаружил, что небо посветлело, из-за крыш показался краешек восходящего солнца. Утренний холод пробрал развозчика до костей. Он застегнул куртку, спрятал кисти рук в рукава и огляделся. Площадь по-прежнему была пуста. 'Да и откуда здесь в такую рань людям взяться: рынок в стороне, а в доме... — Эсти взглянул на стражников и сглотнул. — Спят'.

Внезапно рассветную тишину нарушил стук каблуков. Эстениш обернулся на звук: к дому Совета быстрым шагом направлялась женщина в тёмном плаще с надвинутым на глаза капюшоном.

Юноша насторожился. Он только-только свыкся с мыслью, что сидит на границе между просыпающимся Бершаном и 'мёртвым' домом Совета. Площадь представлялась ему нейтральной территорией, вспаханной приграничной полосой. И теперь он наблюдал за нарушительницей, решая, бежать или остаться, но, вспомнив отца, замер на месте. Когда дело касалось работы, старший пекарь во всей красе проявлял свой суровый и бескомпромиссный нрав — потеря товара легла бы на репутацию Эсти несмываемым пятном. Даже усыпление врагами всех обитателей дома Совета вряд ли бы оправдало его проступок. А учитывая, что юноша и так стоял на низшей ступени пекарской иерархии, ему светило пожизненное выгребание золы из печей. О танцах и пирушках с близнецами можно было забыть надолго, если не навсегда.

Задумавшись, Эстениш не заметил, как нарушительница изменила маршрут. Раньше она шагала прямиком к главному входу, но в последний момент взяла левее и теперь приближалась к повозке. В другое время Эсти обрадовался бы: события развивались по отработанной схеме: неприятность — помощь, однако сейчас ему хотелось, чтобы женщина прошла мимо.

Но незнакомка не оправдала надежд юноши. Остановилась напротив и откинула капюшон.

— Доброй ночи, господин развозчик. Хотя... — взгляд на небо, — скорее доброго утра.

Эсти судорожно кивнул, завороженно рассматривая правильное лицо с тонкими, мягкими чертами, густые волосы цвета спелой пшеницы, из которых торчали острые кончики ушей. 'Эльфийка! Вот это да!' Рот юноши приоткрылся, глаза засветились искренним восхищением, и Тель усмехнулась:

— Ты ведь младший сын Палниша, так?

Эсти мотнул головой в знак согласия и покраснел: он впервые слышал, чтобы об отце говорили запросто, без добавления господин.

Эльфийка посмотрела на отвалившееся колесо, потом снова на юношу и сдвинула брови:

— Это же ты привозил торт на день рождение леди Гедерики? Тогда ещё вышла странная история... Кажется, лошадь сломала ногу неподалёку от кухни.

— Астра была хорошей лошадкой, — зачем-то сказал Эстениш и покраснел ещё сильнее.

— А в другой раз лопнули пакеты с пирогами.

— И что? — не выдержал юноша.

Он понял, что его вот-вот обвинят в смерти Астры и порче муки. В отличие от прочих федералка явно умела складывать два плюс два. Эсти приготовился услышать обвинения в том, что специально портит имущество, но эльфийка лишь сочувственно улыбнулась:

— У тебя необычный дар.

— Нет у меня никакого дара! — огрызнулся Эстениш.

— Есть.

— Ага, как же! Я вон даже повозку починить не могу, так и сижу здесь всю ночь, как идиот!

Тель кинула взгляд на дом Совета, и улыбка исчезла.

— Всю ночь, — повторила она и поджала губы. — Значит, ты в курсе.

— В курсе чего? — Эсти испуганно дёрнулся. — Я здесь сижу, а они — там!

— Спят.

— Ну и что? По ночам все спят!

— Вот так всем и говори.

Эльфийка многозначительно посмотрела в глаза развозчика, и тот почувствовал себя кроликом, предназначенным на обед удаву. Юноша закивал, пытаясь донести до женщины мысль о том, что он будет говорить то, что надо, и когда надо. Слава Солнцу, она поняла его и вроде бы поверила. По крайней мере, взгляд отвела, и Эсти сумел наконец вдохнуть.

— Интересный ты паренёк, э...

— Эстениш.

— Я запомню.

Эльфийка отвернулась, вскинула руки и хитро переплела пальцы. Изящно очерченные губы разомкнулись, и юноша услышал незнакомую речь. 'А парень с косой даже мизинцем не пошевелил. Интересно, школа другая или маг о-го-го?' Образ парня сменился образом приветливой черноволосой девушки, и Эсти похвалил себя за то, что угостил её пирогами. 'Может, вспомнит обо мне, когда есть будет?' — подумал он, и на душе стало тепло.

— Ты заснул, что ли? — раздался заинтересованный голос эльфийки.

Эстениш вскочил с лавки и неуклюже поклонился:

— Нет-нет, спасибо, сударыня!

— Поезжай, дружок. Думаю, на кухне скоро примут заказ.

Тель окинула развозчика внимательным, цепким взглядом, на секунду задержалась на медных волосах и зашагала к парадному входу, Эстениш же плюхнулся на скамейку и сжал в руках вожжи. 'Она могла меня убить. Убрать, как ненужного свидетеля!' Юноша затрясся, точно в ознобе, резко взмахнул вожжами, и повозка неторопливо покатилась в сторону хозяйственного крыла. Опасаясь обнаружить на кухне спящих людей, Эсти не спешил и страстно желал, чтобы его невезучесть вновь проявила себя.

— Пусть отвалится колесо. А лучше два. Или три, — шептал он, но, по закону подлости, ничего не происходило.

Колёса мерно стучали по брусчатке, Кашка мотала головой и ходко перебирала ногами, а солнце медленно поднималось над крышей дома Совета. Повозка завернула за угол, и глазам Эсти предстала знакомая пристройка с жёлтой черепичной крышей. Юноша напряжённо уставился на печные трубы и, не увидев дыма, сник: оправдывались его самые худшие ожидания. Но тут над одной из труб появилось тёмное облачко, потом над другой, третьей, и с губ развозчика сорвался ликующий вопль. А когда из дверей пристройки, потягиваясь и зевая, вывалился дородный здоровяк Рабакуш, отвечающий за поставку продуктов, Эстениш готов был расцеловать этого вечно недовольного детину. Но он сдержался. Состроил привычно простецкую мину, натянул вожжи, останавливая Кашку, и благожелательно произнёс:

— Приветствую Вас, господин Рабакуш, я булочки и пирожки привёз.

— Самое время, — ворчливо отозвался здоровяк и, засунув большие пальцы за пояс, добавил: — Видно, господам сегодня на завтрак одними булочками довольствовать придётся. Повара-то всю ночь продрыхли, так их через так! Теперь позору перед гостями не оберёмся! Уволить бы всех к лешему, да новых искать недосуг!

— Да уж... — протянул Эсти и замолчал, не зная, что ещё сказать.

Но Рабакуш и не ждал от него ответа. Щёлкнул пальцами и указал на товар. Юноша резво соскочил с козел, подхватил два самых больших пакета и поспешил на кухню. Время приближалось к завтраку, а булки и пироги кухаркам ещё предстояло разогреть.

Люди на кухне поголовно выглядели заспанными и помятыми. И все, до последнего поварёнка, враждебно смотрели на Эсти. 'Ещё бы! У них неприятности, а я, по их мнению, обласканный жизнью сукин сын! Знали бы они... Эх...'

Эсти как угорелый носился от повозки на кухню и обратно. Он взмок и ужасно хотел пить, но попросить воды не решился, опасаясь нарваться на грубость. Молча перетаскал пакеты, с поклоном принял из рук Рабакуша кошель и поспешил убраться восвояси — визит в дом Совета и без того затянулся на целую ночь.

Повозка как раз достигла угла дома и почти вывернула на площадь, когда раздался звонкий мальчишеский голос:

— Эй, постой!

Эсти, занятый сладкими мыслями о возвращении в родную пекарню и походе на танцы, сначала не понял, что обращаются к нему, но голос не умолкал:

— Да постой же! Я тебе говорю, медноволосый!

Эстениш дёрнул поводья и развернулся к нахалу, однако сказать ничего не успел. Вёрткий худощавый парень, на пару лет старше самого Эсти, в два прыжка оказался возле повозки, заскочил на козлы и, плюхнувшись рядом с развозчиком, затараторил:

— Слушай, ты очень занят? У меня тут проблемка нарисовалась, поможешь, а? И не обижайся, что медноволосым обозвал, имени-то я твоего не знаю. Кстати, за помощь заплачу, правда. — Парень выудил из кармана серебряную монету и повертел перед носом Эсти. — Соглашайся. Дел на пару минут. Ну, хочешь две монеты? Мне, правда, очень нужно!

От трескотни незнакомца у Эстениша заломило в висках.

— Что тебе надо? Говори толком!

Незнакомец придвинулся так близко, что Эсти стали видны белёсые веснушки на щеках и носу, и доверительно произнёс:

— От тебя ничего не требуется, просто рядом постоять и покивать.

— Не пойдёт! Или рассказывай, что у тебя за дела, или вали!

Синие глаза полыхнули раздражением:

— Времени нет!

— А у меня — хоть отбавляй, — передёрнул плечами Эсти и оскалился.

Парень отодвинулся, прищурился и жёстко усмехнулся:

— Ну и вредный ты, медноволосый. Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

Перед глазами Эстениша полыхнуло пламя. Он инстинктивно дёрнулся назад, но пошевелиться не смог: тело словно окаменело, а взгляд намертво прирос к синим глазам незнакомца.

— Вот, дурашка! Прямо-таки идеальный вариант, — довольно промурлыкал тот. — Впервые вижу ликанца, почти лишённого дара. Идём!

Повинуясь чужой воле, развозчик, следом за магом, спрыгнул на мостовую, а Кашка, как ни в чём не бывало, продолжила путь. 'Отец меня прибьёт', — уныло подумал Эсти, провожая повозку тоскливым взглядом.

— За имущество беспокоишься? — ухмыльнулся парень. — Не стоит. Кобыла твоя домой вернётся, мне чужого не надо. А вот ты — вряд ли.

Эстениш похолодел: 'Меня убьют? Вот засада! Что же делать?' Он посмотрел на стражников, с важным видом прохаживающихся возле главного входа, и завопил что есть мочи:

— Помогите!!!

Стражники и ухом не повели, зато синеглазый гад громко расхохотался:

— Тебя никто не слышит, придурок! Я, в отличие от некоторых, маг не из последних. Так что, смирись и делай, что велят!

— А если не буду? — ощетинился Эсти.

— Будешь, медноволосый, будешь. С радостью и рвением. Это я тебе обещаю!

Парень схватил Эстениша за руку и потащил вверх по ступеням.

Глава 11.

Ничья.

Едва переступив порог своей спальни, Тель бросила на пол круглый синий шарик, который дал ей Каломуш, и тяжело плюхнулась на кровать. Отстранённо наблюдая, как шарик превращается в вихрь бирюзовых искр и медленно взмывает к потолку, эльфийка покусывала губу и механически теребила край чёрного плаща. Каломуш взял с Тель слово, что она не кинется догонять Гедерику с Ониксом, и бездействие убивало.

'Как только проснётся тиратский хлыщ, на мою девочку начнётся охота!' — раздражённо подумала эльфийка, и задумчивость как рукой сняло.

— Кто знает, на что способен мальчишка? — прошептала она и вскочила, скидывая плащ. — Предположим, что сражаться его научили. А прятаться и уходить от погони? Вдруг он затеет бой, и Геда пострадает?

Перед глазами замелькали картины, одна страшнее другой: Геда ранена, Геда убита, Геда умоляет пощадить её.

— Этого нельзя допустить!

Эльфийка вздрогнула от собственного голоса и бросилась вон из комнаты...

Миганаш Теригорн проснулся от лёгкого пощипывания в носу. Недоумённо похлопав глазами, он потёр переносицу, сел и громко чихнул. Ощущения были странными: чуть кружилась голова, чесалась макушка, пару раз дёрнулось левое веко.

— Только заболеть не хватало, — проворчал глава Совета, поскрёб голову, а потом зажмурился и прислушался к себе.

Здоров. И на удивление выспался, хотя день вчера был непростой и лёг Миганаш глубоко за полночь. Думал, что всю ночь глаз не сомкнёт, переживая за дочку, а, смотри-ка, уснул как убитый.

Старейшина откинул стёганое одеяло, спустил ноги на пол и нашарил тёплые меховые тапочки. Потягиваясь и зевая, добрёл до умывальни и растерянно уставился на пустой кувшин.

— Что за дела?

Миганаш привык, что, во сколько бы он ни поднялся, его дожидалась горячая вода для умывания.

— Пат! Где тебя леший водит? А ну, быстро сюда!

Но вместо мальчишки-слуги в ванную комнату ворвалась Тель. Глава Совета аж позеленел от негодования.