Саен. Лига Верных (роман-фентези)

Неясно, что будет завтра. Совсем неясно. Тишина подвала убаюкивала и навевала сон. Засыпая, Саен все еще чувствовал тоску, печаль и безнадежное горе, что пульсировало в венах людей, сидящих за стенами. Жизнь этих людей медленно таяла в темноте сырых подвалов. Комнуд распоряжается ею так, точно она была его собственностью.

"Ему не принадлежат жизни этих людей" — подумал Саен, проваливаясь в сон.

Чуть позже к нему снова пришел незнакомец с целительным снадобьем в бутылке, с кусками жареного мяса и ломтями хлеба.

— Как ты здесь, парень? Лучше тебе? — торопливо шепнул он, укрепляя свечу в выемке на каменном полу.

— Да. Думаю, что да.

Саен сел, всмотрелся в своего спасителя. Черноглазому человеку можно было дать лет тридцать. Но темнота подземелья скрадывала его черты, и о возрасте Саен догадался как обычно, настроившись на внутренние чувства воина. Зовут его Иангм, имя узнать тоже оказалось совсем не трудным.

Это странно, раньше Саен не мог с легкостью читать в душах и головах людей. Ему стало не по себе, словно он без разрешения залез в чужую тайну. Незнакомец не хотел называть себя, но теперь Саен знал не только его имя, но и имя его жены, его троих детей и даже название деревни, в которой жила семья Иангма.

— Твои родные придут в город завтра. Думаю, на празднике ты сможешь постоять за себя, а они тебя поддержат, — уверенно сказал Иангм.

Он уже говорил что-то похожее раньше. Странно, но он так был уверен в том, что Саен сильнее Комнуда, что ни тени сомнения не промелькнуло в его голосе.

— Я не знаю, — тихо ответил Саен.

Но Иангм пропустил эти слова мимо ушей. Забрав пустую бутылку, он предупредил:

— Вряд ли смогу к тебе пробраться еще. Сегодня дежурит мой родич, он меня пропускает. Я наплел ему, что хожу к полюбовнице, которую Комнуд обвинил в колдовстве. Но завтра заступят другие люди, с ними я не рискну договариваться. Так что, молись, парень, и держись.

Он хлопнул Саена по плечу и вышел в чуть светлеющий проем.

главы 7 и 8

Глава 7

В подземельях Комнуда терялся счет времени. Потому Саену казалось, что прошло гораздо больше, чем одни сутки, прежде чем снова отворилась дверь, и стражники вынесли его в коридор. Саен окончательно пришел в себя и вполне мог самостоятельно ходить, но он не хотел, чтобы маг узнал об этом раньше времени. Потому он предоставил двум воинам тянуть его по крутым каменным ступеням, после — по деревянному полу коридора и каменной дорожке, ведущей к Храму.

Туманный день вовсе не походил на праздничный. Тучи, словно ленивые животные, неподвижно лежали над городом. Тянуло сыростью и навозом. Но Саен с наслаждением вдыхал в себя городской воздух, радуясь каждому вздоху. Наконец вонючее подземелье осталось позади, и наверняка он уже туда не вернется. Или погибнет, или...

Что ему придется сделать, чтобы остаться в живых?

Облака давили на город, опускаясь вниз полосой редкого тумана. Барабанный гул, растворяясь в этом тумане, звучал непрерывным рокотом, отражаясь от каждого забора, каждого камня, каждого булыжника мостовой. Мелкой дрожью вибрировал в крепких руках воинов. Барабаны жрецов возвещали начало Праздника Зимних Дождей.

Площадь перед Храмом гудела и колыхалась, точно огромный улей. Множество людей заполняли Храмовый Круг, лишь в середине одиноким обелиском возвышался Камень Жертвоприношений. Саена оставили на деревянном помосте у входа в храм. Вокруг него собрались жрецы в длинных коричневых балахонах. Коричневые и оранжевые бусины, нашитые на подолы одежд, дрожали в такт барабанному бою. Снизу Саен хорошо мог видеть эти бусины, прыгавшие в диком, непонятном танце.

Его усадили у деревянного столба и тут же забыли о нем. Жрецы погрузились в транс, медленно раскачиваясь и напевая заклинания. Приподнявшись, Саен оглядел площадь. Комнуд и несколько главных жрецов закололи на камне черного теленка — традиционную жертву — слили в нефритовую чашу кровь и Комнуд первый отпил густую, чуть дымящуюся жидкость. Круг Нефритовой Чаши — так назывался этот обряд. Саен слышал о нем краем уха, но ни разу в жизни не видел. После Комнуда чаша перешла к жрецам. Кровь означала жизнь. Жрецы забирали в себя жизнь животного, чтобы иметь власть над жизнями людей.

Саен выпрямился и с отвращением всмотрелся в искаженные дикими гримасами лица служителей Храма. Ни тепла, ни сострадания, ни жалости не сквозило в суженных щелках глаз. Зато ясно и четко почувствовал мальчик жажду власти и денег. А чуть поодаль стояли сотни людей, и над их обнаженными головами серой пеленой висело небо города Тханур. Люди хранили надежду в сердце, что духи примут жертву и снимут проклятие с земель. Но желания людских сердец показались Саену чудовищной мешаниной. Кто-то жалел своих голодных детей, а кто-то хотел, чтобы рабы стоили достаточно дешево, особенно дети. Кто-то радовался засухе, рассчитывая весной выгодно продать остатки урожая, кто-то скорбел об умерших родственниках, кто-то ликовал, похоронив родителей и получив наследство. Каждый думал только о себе, переживал только о своей беде и каждый считал себя лучше, чем его сосед. Малые дети, голодные и оборванные, крутились под ногами и таращили глаза на поднявшего руки вверх мага.

"Они — заблудшие души, больные и израненные" — вдруг подумал Саен, и его сердце наполнилось жалостью, острой и резкой. Будто нож прошел сквозь душу.

Им всем нужен Создатель, тогда бы многие из них изменились. И тогда их жизнь тоже стала бы другой. Думая об этом, Саен переводил взгляд от одного лица к другому, читая в чужих душах, как в раскрытой книге. Они бедны и голодны, но ни еда, ни деньги не сделают их счастливыми. У них нет покоя в душе, нет мира и гармонии, утешающей и исцеляющей. Той самой гармонии, которая в избытке была у Енна. Он, Саен, может избавить их от болезней, но исцелить их души не может. Только Создатель силен это сделать.

Но зато Саен может рассказать людям о Создателе. Ведь жизнь в его деревне уже изменилась. Пусть медленно, пусть не полностью. Но покой и утешение пришло в дома людей. И, чуть ли не впервые в жизни, Саен обрадовался своей силе.

В это время нефритовая чаша обошла круг и вернулась к жертвеннику. Комнуд достал что-то из-под складок малинового плаща, и энергия магической вещи вибрирующей волной разошлась над Храмовой площадью. Четки для обряда "Нуимгаз" — уверенно определил Саен. Сделанные из серо-полосатого оникса и белого нефрита, они имели шесть камней. Шесть заклинаний должен был прочесть Комнуд, прежде чем обряд вступит в силу. Как только будет прочитано последнее заклинание — Саена принесут в жертву.

Мальчик чувствовал четки так, словно сам держал их в руках. Холодная тяжесть небольших камешков отдавала в ладонях еле уловимыми толчками. Первый камень — и Комнуд низким голосом произнес странные слова, смысл которых Саен понял без труда. Обещание служить Темным до конца дней. Длинное и витиеватое, оно звучало в непонятных словах, чуждых для их земель. Откуда эти слова и почему их смысл Саену понятен? Он не знал.

Низкий голос мага заставил замереть каждого, пришедшего на площадь. Даже барабаны умолкли.

Чуть приподнявшись, Саен заметил своего брата и Енна. Рядом с ними стояли три сына Тминоота, братья Тэмнаах и еще несколько мужчин из его деревни. Тревога и скорбь Латина показалась Саену бурной стремниной. Брат очень любит его. И он до сих пор не может простить Создателя за смерть их отца. Обида и горечь все еще оставались в сердце брата. Зато Енн хранил в душе мир и светлую радость. Его питало общение с Отцом, темные чувства были ему неведомы. Он тосковал по своей семье, но тоска его, словно теплый ручеек, грела сердце, не причиняя вреда. Енн доверял Отцу настолько, что не сомневался — все, что с ним произошло, только к добру.

Комнуд принялся читать второе заклинание, держа пальцами правой руки второй камень. Слова увлекали, тянули за собой, точно мощный грязевой поток. Сопротивляться им было очень тяжело. Он призывал Темных, и Князья спешили на зов. Саен видел, что вместе с Енном и братом на площадь пришли те Светлые, что охраняли их деревню. Но Тханур — территория Темных. Тут у Светлых слишком мало власти.

Саен отдался потоку колдовских слов, вошел в него, как в глубокую реку, чье дно скрывали ил и песок. Он увидел руки Комнуда перед собой, большой и указательный пальцы, сжимавшие камень. Перстни на пальцах мерцали, точно маленькие звездочки. Камень холодный, тяжелый, небольшой. Слова заклинания звали и опутывали. Вперед, вперед. Скоро свершится странный обряд, скоро необыкновенная мощь появится на площади. Магия дает силу, дает крылья, дает свободу. Все будет принадлежать тебе, всем ты сможешь распоряжаться. Захочешь — накормишь голодных. Захочешь — одолеешь врагов. Захочешь — прикажешь всем служить Создателю. Меч может заставить всех делать то, что надо. Вся власть будет принадлежать тебе. Ты ведь этого достоин. Ты сильный, ты мудрый, ты видишь то, что не видят другие. Надо просто забрать четки у Комнуда. Это возможно, ты уже владеешь его руками, смотришь его глазами, чувствуешь биение его сердца. Просто заставь это сердце остановиться и возьми в руки камни. Возьми камни...

Саен замер, погружаясь в волну энергии, внимая вкрадчивым голосам и тихо удивляясь красоте и могуществу Темных. Третий камень — третье заклинание. Неужели ты позволишь Комнуду принести себя в жертву? Надо биться, сражаться. Надо убить его, убить жрецов, убить всех, кто молится духам Днагао. Они все — мерзкие отступники, предатели, не знающие истины. Только тебе ведома истина. Истреби их всех, очисти город. Пусть в нем живут только те, кто служит Создателю. Только праведные и верные. Ты сможешь, у тебя получиться. Ты сможешь освободить тех, кто несправедливо томится в темнице.

Четвертый камень — четвертое заклинание. Саен вздрогнул, когда увидел, сколько Темных опустилось на площадь. Они готовы были принять власть нового хозяина. Они хотели, чтобы этим хозяином стал Саен.

Четки тянули вниз ладони, проникали холодом в пальцы. Они у него в руках, он чувствует их. Он видит глазами Комнуда, действует его руками, произносит слова...

Нитка четок шелковая, крепкая. Но чтобы порвать ее, не надо сил. Просто подумать об этом. Никаких слов больше, пусть будет тишина...

Комнуд запнулся, замолчал, глядя прямо перед собой.

Разорвать нитку... Пусть камни разлетятся на бугристых булыжниках площади. Саен чувствовал, как ослабла нитка, как глухо стукнули гладкие нефритовые и ониксовые бусины. Вздрогнули Темные, затрепетали, удивились.

Повернутся, отдать команду, четко и громко...

Комнуд медленно повернулся к рядам жрецов и произнес:

— Сегодня будет другой обряд. Я сегодня совершу обряд Милосердия. Я не стану приносить Настоящую Жертву. Саен может быть свободен. Я отпускаю мальчика. Отныне каждый Праздник Зимних Дождей мы будем отпускать узников тюрем на свободу.

Жрецы удивленно замерли, переглянулись. Страх наполнял их души, страх и непонимание. Что случилось с Комнудом? На него так подействовали заклятия, которые он только что прочел?

— Стража! Выведите всех пленных из моих темниц и отпустите на свободу, — медленно и громко произнес Комнуд.

Его лицо оставалось неподвижным, глаза, поддернутые пеленой, застыли на одной точке.

— Освободите Саена, и пусть он уходит в свою деревню. Для всех остальных жителей откройте мои амбары и отсыпьте каждому короб пшеницы. Каждому, пришедшему на площадь — короб пшеницы. Сегодня — День Милосердия. И так будет всегда.

Темные стали покидать площадь. Не будет Настоящей Жертвы, не будет Праздника Зимних Дождей.

Сознание Саена медленно покидало тело Комнуда. Он почувствовал свои руки и ноги, качнулся и чуть не упал, но жрецы поддержали его.

— Ты свободен, парень, — сказал толстенький низенький жрец, которого звали Тбах, — сможешь сам идти?

Саен медленно кивнул, с трудом прошептал:

— Смогу.

Он шел навстречу Латину, и толпа расступалась перед ним. Комнуд все еще стоял у жертвенника, бессмысленно глядя в пустоту. Он походил теперь на светильник, в котором погас огонь. Саен прошел мимо него, не поднимая глаз. Каждый шаг давался с трудом, словно воздух вдруг обрел плотность и держал в своих объятиях.

— Как ты? — Латин схватил его за плечи и с тревогой всмотрелся в лицо, — Идти сможешь?

— Смогу. Пошли отсюда. Хочу домой, хочу есть и спать.

Саен покидал Тханур, сидя в поскрипывающей телеге. От колес в воздух поднималась светлая пыль, пахло лесом и влагой. На Одинокие Земли надвигался дождь.

Глава 8

Два раза поднималась ущербная Аниес над крышами деревни, прежде чем Саен проснулся. Долгий сон без сновидений вернул утраченные силы, но все происшедшее — и Праздник дождей, и темница Комнуда, и нефритовые четки — все ясно всплыло в памяти, как только мальчик открыл глаза. Он долго лежал, рассматривая балки потолка в горнице Енна, после скинул стеганое одеяло, спустил босые ноги на гладкие доски пола и негромко позвал:

— Эй, есть тут кто?

В домике было тихо, пахло овощным супом и лепешками на сале. Кровать, где спал Саен, стояла за деревянной перегородкой. Кровать и высокий сундук с дощатой крышкой.

— Проснулся? — из-за перегородки выглянул Енн, быстро и тревожно оглядел Саена и еще раз спросил, — Жив, вроде, да?

— Не похож на живого?

— Раз живой — иди есть. Суп только что сварился. Знаешь, кто тут все хлопочет, помогая мне с хозяйством?

— Аннара, — не раздумывая, ответил Саен, поднявшись.

Он ступал по деревянному полу с удовольствием, чувствуя подошвами ног их теплую, чистую поверхность. Это не присыпанные гнилой соломой камни темницы...

Усевшись на лавке, Саен поставил локти на стол и рассеяно подумал, что мысли Енна прочитались с удивительной легкостью.

— Да уж, кого я спрашиваю... Знающему ли не знать, кто приходил справляться о его здоровье. Симпатичная девчонка такая, поет страшные баллады о храбрых воинах, погибших от духов мертвых. Я пока этой ночью слушал ее песни, чуть сам не поверил в их правдивость, — рассказал Енн, ставя на стол глиняную миску с дымящимся картофельным супом.

Саен слабо улыбнулся, пояснил:

— Аннара любит придумывать. Но и древние легенды знает хорошо. Давай уже твой суп, есть хочу ужасно. И лепешек тоже давай.

— Откуда ты узнал про лепешки?

— Ты только что подумал, что надобно и лепешек мне предложить, — сказав это, Саен запнулся, почесал затылок и виновато посмотрел на Енна.

— Да? Я так подумал? — Енн удивленно глянул на своего друга и спросил, — а теперь что я думаю?

— Что я слишком много времени провел в подвалах Комнуда, и у меня, видать, что-то не то с головой.

— Ого. Теперь в твоем присутствии надо быть осторожным даже в мыслях, — хмыкнул Енн, но в его карих глазах заплясали веселые искры.

— Я постараюсь не очень настраиваться на тебя, чтобы не все слышать. Ну, где лепешки?

— За тебя тут все волновались, вся деревня. Аннара с утра до вечера у Тминоота торчала, и отец ее постоянно наведывался. Любят тебя тут. Я по деревням ходил, пытался разузнать о тебе, а Латин в город подался. Там он и узнал, что Комнуд задумал... Вот еще лепешки, трескай давай...