Проклятие Золотого берега

— Долина Чистых Родников! — радостно закричала Орлеция. — Мы дома!

Девушки быстро, как им казалось, спустились вниз и припали к холодной струе, бившей из половинки дерева. Не было сил оторваться от вкуснейшей воды. Чуть выше по склону виднелись обычные бревенчатые избушки, кое-где из отверстий в крышах шел дымок. Огороды, сарайчики, еще какие-то постройки, а дальше, когда уже поднялись по склону — поля, амбары и кузница. Увидев изумление на лице спутницы, Орлеция усмехнулась:

— А ты думала, мы в норах живем? Или на деревьях?

— Нет, я не думала так. У тебя тканое платье, не шкура. Но вы же лесные люди?

— А знаешь, из чего оно? Вон, смотри, у тропинки, только не тронь, она жжется. А почему мы лесные — узнаешь в свой срок.

"Крапива. Надо же. Никогда бы не подумала, что из нее можно шить одежду", — удивилась про себя воительница, думая, что ей еще многое предстоит узнать о Тиндоре и тиндорцах.

Вскоре девушки оказались возле дома Орлеции. В избушке их никто не встретил, видно все были на сенокосе или других работах.

— Ничего. Баньку протоплю. Подлечим твое плечо и выспимся.

Сапфира принялась помогать. Они наносили воды, нагрели, отмылись раствором мыльнянки и щелоком. Лекарка смазала рану на плече гостьи, дала ей такое же платье, как было у нее, и они, наскоро похлебав похлебки, так кстати стоявшей в печи, улеглись на матрасах, набитых сеном, в летней горнице и тут же уснули.

Вечером их разбудил заполошный голос:

— Доченька! Ты вернулась!

Мать накормила девушек, не спрашивая, по лесному обычаю, кто пришел вместе с дочерью. А вечером их позвали на общий круг. На большой утоптанной площадке чуть поодаль от домов горел костер. Вокруг на больших чурбаках восседали старейшины. Дальше стояли их сыновья и дочери. В самом последнем кругу — матери с малолетними детьми и молодежь.

Сначала была песня. Ее пели все. Сапфира старательно вслушивалась, надеясь хоть что-то узнать о лесном народе.

Могучий и прекрасный лес зеленый,

Главою в небеса вознесся смело,

К нему приходим мы с земным поклоном

За щедрость и терпенье без предела.

Нас птичий хор своим встречает пеньем,

Поит водою в зной родник звенящий,

Немало трав, несущих исцеленье,

От глаз непосвященных скрыто в чаще.

Жить по-простому, весело и дружно —

Таков обычай нашего народа,

Ни волшебства, ни золота не нужно

Для счастья детям матери-природы.

Горел костер, казалось, что лесной покой снисходит на усталых людей.

Один из старейшин, кряжистый мужчина с седой бородой, немного уже согнутой годами спиной и кустистыми белыми бровями ударил посохом и густым властным голосом провозгласил:

— Сегодня Богиня и духи леса явили нам великую милость! Вернусь Орлеция! Иди сюда, в круг, и поведай, что с тобой случилось.

Побледневшая от волнения Орлеция потихоньку протиснулась вперед и встала возле огня. Сапфира осторожно, стараясь не толкаться, но "протечь, словно вода", проникла в первые ряды. Теперь, когда раненое плечо почти не давало о себе знать, в ней проснулся прирожденный интерес к новому. "Может быть, здесь, у лесного народа, мне удастся понять, как устроена жизнь здесь, в Тиндоре. И почему мне дался меч Радуги". Тем временем, поклонившись в пояс старейшинам и всему Кругу, Орлеция произнесла:

— Многомудрые старейшины! Матушка моя! Братья и сестры! Расскажу я все без утайки, дабы облегчить душу и предостеречь всех. Знайте же, была я горда. Насмехалась над назначенным мне женихом. Обижала его. Считала, что лучше меня нет лекарки в лесном народе. И похитил меня демон по прозванию Скричет. И держал в своей пещере вместе с чужестранкой по имени Сапфира. Но смогли мы удержать в узде свою гордыню, и, воззвав к Великой Богине, одолели демона. И он, ослабев, выпустил добычу. Хвала Великой Богине!

— Хвала! — трижды прокричали все в круге.

— Прошу вас, многомудрые старейшины, позвольте выйти в Круг Изюбриусу.

— Изюбриус, победившая демона зовет тебя в Круг!

Присутствующие расступились, давая дорогу. Молодой человек решительным шагом приблизился к костру. В свете пламени его сжатые губы выглядели так, что было ясно: он бы дорого дал, чтобы тут не оказаться. Орлеция поклонилась ему низко-низко:

— Изюбриус! Я прошу у тебя прощения за зло, что тебе причинила. Я не смогу стать твоей женой. Но признаю твое лекарское искусство и никогда более не стану над тобой насмехаться. Урок Великой Богини! Прости! — и девушка еще раз склонилась до земли.

Сапфире показалось на миг, будто темная тень прошла по лицу парня. Или это был отблеск костра? Чувство неясной тревоги охватило молодую женщину. "Где-то теперь Аметисто? Что с ним? Ищет ли он меня?" Но суровый голос старейшины прервал ее размышления:

— Хвала Богине! Хвала Орлеции, победившей гордыню! — возгласил он, ударив оземь посохом. — В ее честь мы споем Великую песнь.

По знаку старейшины в круг вышел мужчина с музыкальным инструментом. Темная тяжелая доска с натянутыми жилами. Тонко загудели струны, и началось повествование:

Дай мне, Богиня, сил и умений, чтоб про былое поведать искусно,

В древности демоны были в Тиндоре, правили демоны душами многих.

Спилла, похожий на уховертку, ветреность сеял вокруг и беспечность,

Ставил ловушки Древланус-Обманус, чтобы доверчивых ввергнуть в несчастье,

Страшный Кроландор высасывал души, что поразила черная зависть,

А Паукрыс одноглазый в пещере мрачной стерег сундуки золотые.

Несся Осторекс огненным вихрем, все на дороге своей сожигая,

В омуте темном жила Свернишея — зрело коварство в дворцовых покоях,

Пиггер Безмозглый шатался по свету, глупостью головы всем забивая,

Лео-Кентаврос, жестокости демон, силу черпал в самодурстве и пытках.

Был там и Скричет, демон гордыни, был Тано-Манко, бочонку подобный,

Был и Дальфонстрий-завоеватель, жертвы войны ему пищей служили.

Главным над ними был злобный Арокве, миром владел из дворца ледяного.

Ныне утратили демоны силу. Мир воцарился надолго в Тиндоре.

Только не умерли темные страсти. Демоны ждут, чтоб вернуть свои силы.

Помнить должны мы, что зло совершая, демонов к жизни мы возвращаем!

Когда певец закончил, старейшины первыми покинули круг. Сельчане еще какое-то время судачили о разном, молодежь разбивалась на парочки, чтобы прогуляться теплым летним вечером. Усталая Сапфира была рада, что после легкого ужина они с Орлецией снова оказались все в той же прохладной горнице. Все также пахло травами. Темнота была такая густая, что хоть ложкой зачерпни. Меч Радуги Сапфира держала рядом с собой, ее аренные ножны кое-как сгодились. С оружием ей было спокойнее. Но сон все не шел: "Сколько же здесь злых духов. Вот она, изнанка Золотого берега. А ведь людские страсти есть везде. Отчего же они именно здесь нашли такое воплощение? Вот если бы здесь был Аметисто... Он — маг, и, наверное, разобрался бы в этом лучше меня. Ищет ли он меня? Я сама виновата в том, что случилось. Была опрометчива, не посоветовалась с ним, вот и попала в беду. А если он меня все-таки ищет... Он легко найдет контракт и доберется до Журавля. Как бы с ним не случилось беды, как когда-то в Уланде, когда он подрался с сынками богатеев... А если он все узнает от Журавля, дальше что? Мою дорогу оборвал демон. Нет... Надо подумать о том, как вернуться в столицу. Йондерг — большой город, но даже если муж и его ученик покинули нашу таверну, я смогу найти их. Наверняка о нем будут знать в университете. Надо идти. Как только заживет рана и прибавится сил".

Прошел почти месяц. Орлеция ни на минуту не оставляла Сапфиру одну. Они ходили вместе по ягоды, разбирали и сушили травы, варили варенье на меду, в общем, делали всякую, по мнению воительницы, легкую работу. И, конечно же, лекарка меняла воительнице повязки на плече. Казалось бы, в душу гостьи должен был снизойти покой. Но не тут-то было. Вроде бы, жизнь у лесных людей чем-то напоминала будни Лиги Скорпиона. Но все это было не то. Там каждая минута — словно натянутая струна: сейчас ты варишь варенье, а завтра тебя пошлют на врага. А здесь время как будто остановилось, еле бьется, словно муха в паутине. Сапфире казалось, что она что угодно отдаст за то, чтобы поговорить по-катахейски. Казалось, что если она встретится со своими, то даже "джеггскую морду" расцелует как брата. А что касается Аметисто... Тут ее терзали сомнения. А вдруг он и рад стать свободным? А вдруг те чувства, которые когда-то связывали их, вовсе увяли? Сапфира старалась поддерживать внешне ровное настроение, но ее печали не остались незамеченными Орлецией:

— Сапфира, ты что-то невеселая. Почему? Тебе не нравится у нас?

— Нравится. Но я думаю о муже. Он остался в Йондерге. И ничего обо мне не знает.

— Тебе рано уходить. Рана еще не совсем зажила. Дорога трудна — не меньше десяти восходов конными.

— Я терпелива. Но...

— Давай я провожу тебя к бабушке Омеле. Она ведунья. Может быть, поможет.

Бабушка Омела, сгорбленная, маленькая, с лицом, похожим на печеное яблочко, встретила их приветливо.

— Здравствуйте, госпожа, — поклонилась Сапфира.

— Здесь нет господ, гостья, — ответила старушка, сразу поняв по выговору, что перед ней не тиндорка. — Зови меня просто — бабушка Омела. А ты, — она обратилась к Орлеции, — подожди там, во дворе, пока мы в избушке поговорим.

Присев на лавку, Сапфира приготовилась к рассказу.

— Ты не бойся, милая. Что рука-то у тебя дрожит? Ишь, привыкла за рукоять меча держаться... А ну, покажи свое оружие. Не думай, бабка разбиралась когда-то в этом деле.

Сапфира осторожным движением вынула из ножен меч Радуги. Лезвие блеснуло всеми семью цветами в полутьме и погасло.

— Знатный клинок, — уважительно произнесла Омела. — Не каждому дастся в руки.

Но больше ничего не добавила. А воительница не осмелилась спросить и спрятала меч.

— Ну, сказывай теперь, зачем пришла, — продолжала бабушка, помолчав немного. — Да смотри, ничего не утаи. А то не смогу тебе помочь.

Сапфира, не без труда подбирая слова, смущаясь оттого, что надо было говорить о своем, заветном, начала:

— Бабушка, мы с мужем из другой страны. Приплыли сюда по морю. Хотели искать удачи. А я попала в руки плохого человека. А потом меня украл Скричет. Орлеция спасла нас.

— Не Орлеция. Лишь Богиня может спасти от демона, — сердито, как показалось Сапфире, возразила старушка.

Воительница осеклась и умолкла. Слышно было, как снаружи ветер перебирает ветви деревьев.

— Ну, что же ты молчишь? — Омела как будто очнулась от старческой дремоты и спросила, как и до того, ласково. — Отчего ты попала в плохие руки? Мужу изменила или как?

— Нет, я ему не изменяла. Я работала на того человека и попала в беду. Муж не знал.

— Как так не знал? Муж и жена — одно! Видать у тебя с ним нелады были?

— Были. Сама не знаю, как случилось. А потом он пристрастился к хмельному.

— Ах, вот оно что! Он в лапы к Тано-Манко попал. Только ведь такое просто так не случается. Ты, видно, неласкова с ним была? Говори, встречала ли ты его приветливо, когда он с трудов возвращался? Готовила ли для него добрую улыбку, вкусный ужин и мягкую постель?

— Нет, бабушка...

— Как же так? Вижу, люб он тебе. А так делала. Не зря, ох, не зря Скричет украл тебя... Гордыня женская — большая беда в семье.

— Бабушка, не упрекай, помоги. Все отдам, лишь бы мужа найти.

— Верю, верю. Если с ним случится беда, ты первая помчишься с мечом выручать его. А сможешь ли другое?

— Что, бабушка?

— А вот что: как снова сведет вас судьба, обними колени его, и скажи: "Муж мой! Прости меня за все и прими! Я люблю тебя, только любовь наша потерялась в дороге. Начнем сызнова!" Сможешь?

— Смогу! Хоть завтра пойду в Йондерг искать его. Я уже сильна, дойду.

— Погоди, не торопись. Муж-то твой какого звания?

— Он волшебник. Маг шторма.

— Мудреные слова ты говоришь. Шторма какого-то... У нас тут такого отродясь не слыхали. А магов мы знаем. Хотя нам магия не нужна. Живем, как прадеды велели. Но чародеев видывали. Тут недалече самый большой храм Великой Богини. А возле него, сказывают, магические дороги сходятся. Ежели маг ищет кого-то, то этого места не минует. Подожди еще сколько-нибудь рассветов. Он сюда к нам заявится. Многие, кто милостей Богини ищет, нашего селения не минуют.

— А если нет...?

— А вот если нет, то, как сенокос закончим — пойдет обоз в столицу, травы лечебные продавать. С ними и отправишься. А теперь ступай, устала я.

Сапфира поклонилась и вышла в вечерний двор, где ее дожидалась Орлеция. Девушка, хвала Богине, не стала приставать с расспросами.

Месяц жары катился по селению горячими волнами. Ни облачка на небе, ни ветерка. Медвяный запах лугов пьянил. Сапфире иногда казалось, что не будь трава такой жесткой, а гудение насекомых таким звучным, она бы так и заснула среди полевых цветов. Целыми днями теперь они с Орлецией собирали разные травы.

— Вот эта трава, арий, нужна, когда человек поест плохой еды или выпьет плохую воду. Ее корень надо заваривать в крутом кипятке, — рассказывала травница. — А вот та травка, с темно красными соцветиями, вон у воды, облегчает боль и лихорадку. А эти пушистые желтые корзиночки нужны зимой, когда кашель.

Кожа девушек потемнела от солнца, едкий пот подчас заливал лицо, руки горели от колючей травы. Хорошо еще, что у Сапфиры теперь было длинное закрытое платье с рукавами, хоть кусали поменьше, и от солнца спасало. Конечно, воительница предпочла бы штаны и рубаху, но где было их взять. Вечерами в маленьком сарайчике они на большом деревянном столе разбирали свою добычу, сортировали и подвешивали сушить под крышу.

— Вы много болеете? — как-то спросила Сапфира.

— Почему ты так решила?

— Столько трав!

— Так это для всего Тиндора. Даже для Ее Величества. Нынче от короны затребовали втрое больше, да еще хотят много травы иридай. Иридай — она не только спасает от ран. Если выпить много — будет боевое безумие. Значит — война на пороге. Наших не берут в рекруты. Но травы мы должны собирать, как затребуют. Иридай не просто найти.

— Война? В столице я ничего не слышала об этом.

— Кто знает. Может быть, она уже полыхает где-то поблизости от тиндорских границ.

Этот разговор внушил Сапфире еще большую тревогу и беспокойство. Если бы не ее природная выдержка, она бы уже любой ценой ринулась на поиски своих.

На следующий день тревоги только прибавилось. В селении Леса объявился гость. Похоже, он пришел пешком, но дозорные с единственной дороги, связывавшей селение с дальним храмом Великой Богини и со всем Тиндором, никого не заметили. Если бы он явился из леса, то вряд ли бы сохранил такой щегольской вид. Ожидая прибытия гостя по обычаю на общий круг, женщины шушукались: