Практика на Лысой горе

Я молча двинулся вслед за перламутрово-чёрной линией, поманив его за собой. Кобеляки — городок в Полтавской области. Если не ошибаюсь, совсем маленький, но с претензией. Нечисть там проживает самая разнокалиберная, поэтому соваться без подготовки и справки от папочки-чугайстра не стоит. Могут попросту не пустить. А то и хуже...

— Вот же ж упырь, — тихо пробормотал я. Нет, конечно, и так было ясно, что моё пребывание в Полтавском национальном университете магии до добра не доведёт, но что-то мне уже сильно хочется домой.

Тем времени под ногами зашуршали мелкие камешки. Щёлкнув пальцами, я зажёг несколько зеленоватых светляков, дружно закруживших над нашими головами и освещающими пространство вокруг.

Увидев, что предстоит идти по узенькой тропке, вырубленной прямо в скале, мой пыл несколько поутих. То есть, не так страшно, я по таким ходил, но...

— У-у-у, прогулка будет приятной, — хмыкнул за моей спиной Кирилл, — что стал?

— Ничего, — буркнул я, начиная осторожно спускаться по каменной тропке.

Пальцы против воли впились в посох, ладони взмокли. Нутром ощущал, что что-то здесь не так. Нет, не опасно, но вот ощущение, будто у школьника перед первым экзаменом. Кирилл почти беззвучно спускался за мной. Кажется, обстановка его в восторг тоже не приводила, даже язвить перестал. Когда моя нога оказалась на узком участке тропы в скале, стало легче. Положив правую руку на выщербленный камень горы, я медленно, но твёрдо двигался вперёд.

Кирилл тихо выругался. Я остановился, обернувшись через плечо:

— Что там?

— Не люблю ночное скалолазание, — проворчал он. — А ещё хочу спросить тебя...

Нашёл время! Я дёрнул плечом, отгоняя зеленоватого светляка, вздумавшего попутешествовать на мне.

— Ну?

— Слушай, ты ведь не чугайстер?

* * *

Уверенные шаги Цимбалиста гулким эхом отражались от мрачных стен и выложенного мраморной плиткой пола. Портреты выдающихся злыдней смотрели на него с лёгким укором: мол, и сюда уже добрался? Не набезобразничался у себя на Чумацком Шляхе? Только Николай Васильевич Гоголь хитро улыбался и, казалось, молча и заранее благословлял любую выходку незваного гостя.

Цимбалист только улыбнулся уголками губ, снял шляпу и отвесил суровым магистрам шутовский поклон.

— Я вас тоже рад видеть, пановэ, — произнёс приторно-сладким голосом, только в глазах — холод звёздных искр, лёд ночного озера, в котором сгинула не одна мольфарская душа. — Простите, что без предупреждения, но как-то так...

За одной из массивных деревянных дверей раздался громкий хлопок, а потом пронзительный девчачий визг. Цимбалист усмехнулся, юные злыдни, ай-ай-ай, надо осторожнее с практическими работами быть.

— Очень весело, — раздался недовольный голос Вий-Совяцкого, вышедшего прямо из каменной стены. — У тебя не так много времени.

— Я не виноват, что кто-то до одури жаден, — невинно ответил Цимбалист, — к тому же я не звал помощников, шановный пан ректор.

Вий-Совяцкий не изменился в лице, так и стоял, невидящим взглядом сверля несносного собеседника. На мгновение даже Цимбалисту показалось, что всё же не стоит выводить из себя одного из сильнейших проводников смерти стране. Однако... нельзя было так просто взять и не вывести Вия из себя.

Тот невозмутимо отошёл, став на несколько шагов дальше. Сейчас он совсем не походил на того почти добродушного старика в халате и тапочках, укачивавшего на коленках егозу Бесеньку. Сейчас на Цимбалиста смотрел безэмоциональный, холодный, самоуверенный ректор университета. Не приятель, увы. Даже не добрый собеседник, с которым можно выпить чарку-другую.

— Это уже твоё дело, — ровным голосом произнёс Вий-Совяцкий. — Моё дело проследить, чтобы ты не спалил к дидьковой бабушке мой университет.

— Оу, я поражён, — заметил Цимбалист, — не знал, что дражайшая родственница Жоржа Гаврилыча столь ценит современное образование.

Однако быстро отвернулся, не зная, что может сделать Вий-Совяцкий в ответ. Всё же нрав у ректора порой жутко непредсказуемый. Сердце вдруг кольнуло, Цимбалист поморщился. Плохо, то ли Андрей, то ли Кирилл дотумкали, как использовать старинный посох, валявшийся за печкой. Эх, давно стоило убрать его, да всё некогда.

— Начинай, — глухо уронил Вий и сложил руки на широкой груди.

'Без тебя знаю', — мысленно рявкнул Цимбалист, чувствуя, как кожу начинает колоть миллионами тонюсеньких иголочек — явный признак, что тот чуть приоткрыл глаза и намекает не перечить.

Сделав глубокий вдох, он прикрыл глаза. Так, что тут у нас? Злыдневская горечь полыни, мольфарская свежесть еловых веток... а вот ведьминские зелья — ромашка, мелисса, кора дуба... мята характерниковых отваров. Хорошо хоть провидцы ничего такого не творят. Дар им позволяет не использовать дополнительной гадости.

Цимбалист почувствовал потоки охватившей его энергии: зелёное сияние — мольфары, пламенеющий пурпур — ведьмы, ледяная синь — провидцы, желтизна выжженной солнцем степи — характерники и непроглядная тьма — злыдни.

Только больно уж тьма эта вязкая и густая, тянется, липнет неприятно. Цимбалист поморщился и попытался её струсить с пальцев. Эх, знал бы, что тут поработал кто-то из Верховных злыдней, послал бы всю эту компанию на Лысую гору и выпил бы душу и чугайстрова Андрейки. А стихийница? Да забери её дидькова бабушка!

Он сплёл пальцы решёткой, легонько подул на них, по коридору мигом разлетелась золотистая пыль. Где-то зазвенели струны цимбал, золото заполнило весь воздух и осело на стенах, не притронувшись только к стоявшему каменным изваянием Вий-Совяцкому.

По телу Цимбалиста пробежала неприятная дрожь. Он скрипнул зубами, но не сдвинулся с места. Миг — рваный звон лопнувшей струны. По стенам расползлись трещины, со всех сторон зашипели невидимые глазу существа.

— Вот так, вот так... Покажитесь на глаза, маленькие мои, хочу всех видеть, — хрипло прошептал Цимбалист, чувствуя, как злыдневская тьма жгутом сворачивается вокруг него.

Вий-Совяцкий не зря дал ему эту работёнку. Хоть и не злыдень, а на звон цимбал выбежит куда больше пакостников, чем на голос Вия, обозначенного врагом. А Цимбалист что? Цимбалист почти свой, он столько душ загубил, что не сосчитать.

Воздух задрожал, золото заискрилось, по стенах начали расползаться отвратительные тёмные пятна.

— Ближе, ближе, — прошептал Цимбалист, — ну же... ещё ближе.

Пятна преобразовали в провалы, из которых сверкнули десятки глаз: алые, жёлтые, блекло-голубые. Когтистые ручонки ухватились за края провалов. Всё вокруг заполнилось шёпотом, шелестом, глухим цвирканием и скрежетом. Злыдневы помощники поползли со всех щелей. Они изгибались, припадали к полу, перевались с ноги на ногу. Свиные рыльца напряжённо втягивали воздух, глазки злобно горели, зубастые пасти оскаливались в довольных ухмылках. Коридор кишел тварями, Вий-Совяцкий куда-то исчез, Цимбалист продолжал навевать струнную песню призыва.

Появившиеся не знали, зачем их зовут, однако всё же покорно шли. Пусть не Верховный злыдень, но имеет силу.

В звон струн мягко вплёлся голос Ночной Трембиты. Золото загустело, рухнуло на выползших тварей раскалённым покровом. Те истерично завизжали, заметались, натыкаясь друг на друга. По коридору пронеслась ударная волна. Цимбалиста снесло к стене. Боль разлилась по всему телу, но отвлекаться было некогда. Поморщившись, он создал крутящуюся спираль из тьмы и осколков звёзд и швырнул в метавшихся существ. Ногу неожиданно пронзила боль. Тварь с выжженными глазами, обломанным рогом и чудовищно разинутым ртом подползла слишком близко. Цимбалист рубанул рукой её по шее, с рычанием вскочил на ноги. Швырнул тёмную сеть в кипящее золото, визги стали надрывными, булькающими, на последней ноте. Перед глазами появилась мутная пелена, тело окутала слабость. Вот тебе и простые служки злыдня, а грызут как!

Он поднял руки, Ночная Трембита издала глубокий гул, пропитанный гневом. Коридор вспыхнул ослепительным светом, ноздрей коснулся запах горелого. Здание задрожало, голос Трембиты негодовал, уничтожая всех на своём пути.

— Хватит! — неожиданно раздался за спиной голос Вий-Совяцкого, и на плечо легла тяжёлая ладонь.

Цимбалист дёрнулся, но пальцы дрогнули, плетение силы покачнулось, и тёмная сеть осыпалась пеплом на пол.

Некоторое время оба молчали. Покрытый копотью коридор, сгоревшие схемы и таблицы, прожженные местами деревянные двери. Одна из них приоткрылась, и в коридор осторожно высунулся очкастый студент. Чуть не споткнулся о тушку твари со свиным рылом, охнул и резко свалился в обморок. Цимбалист хмыкнул. Видать, провидец. Остальные покрепче будут. Хотя мог и догадаться, что тут такое светопреставление.

— Дело пахнет керосином, — чуть лениво заключил он и снова поморщился от боли в ноге.

Надо же, почти вся штанина пропиталась кровью. Однако, зубки.

— Дело пахнет проблемами, — мрачно уронил Вий-Совяцкий.

— Дело пахнет ремонтом, — тяжко вздохнул неведомо откуда нарисовавшийся Дидько. — Павел Константинович! Ну, где я вам столько материалов наберу? Это ж одна головная боль!

Вий-Совяцкий не обратил на его слова ни малейшего внимания, сложил руки за спиной и деловито прошёл вперёд, оценивая причинённый ущерб.

Цимбалист опёрся рукой о стену. Плохи дела, надо бы поскорее в лазарет к Шаленому. У него хоть методика и оставляет желать лучшего, но работает. А ректор, скотина бесчувственная, мог бы хоть спасибо сказать. Вон сколько гадости удалось убрать. Ан нет, морду дубом сделал и кокетливо пошагал по закопченному коридору. Тьфу.

— Что, тут всё так плохо было? — тихо поинтересовался Дидько.

— Ну, — протянул Цимбалист, — могло быть хуже. Знаете ли, Жорж Гаврилович, я ж оптимист.

— Да уж, — прокряхтел Дидько, — что есть, то есть. Теперь-то что?

Цимбалист только пожал плечами:

— Это у своего пана ректора спросите. Что надумает — то и будет. Злыдень пока до вас не дотянется. Разве что новой заразы насует. Но опять же... для этого нужно время.

— И сколько же? — раздался звонкий женский голос.

Цимбалист недоумённо поднял голову и встретился с огромными жёлтыми глазами. Почти как его звёздная пыль. Вот... надо же, даже не заметил, как коридор заполнили студенты. Особо подходить не решались, но эта рыжеволосая пичуга не побоялась. И смотрит так спокойно, уверенно, с интересом.

Цимбалист усмехнулся своей фирменной улыбочкой, попытался отойти, но покачнулся. Пичуга тут же ухватила его под локоть — по телу вмиг разлился жар, голова пошла кругом от запахов ванили, утренней свежести и потока невероятной силы. Какие духи... И — она! Все звёзды Чумацкого Шляха, это же она! Стихийница из неумелого ведьмовского гадания. Только внешности там было не увидеть — только суть почуять можно. Губы сами расползлись в улыбке. Может, не совсем счастливой, но близко к этому.

Однако рыжая только нахмурилась:

— У вас кровь. Надо бы к Савве Геннадиевичу вас. А то вон как перекосило.

Цимбалист аж оторопел от такого заявления. Перекосило — это она про его природный шарм, что ли? Ну, ни капли уважения к старшим! Дерзкая барышня будет, ничего не сказать. С такой справиться — немало сил потребуется.

— Цыц, Гуцол, — неожиданно рыкнул Дидько, — ты что такое говоришь! Это же почётный гость нашего университета. А тут... перекосило! Эх... ничем ты не лучше Васьки!

Она чуть смутилась, а Цимбалист с трудом сдержал рвущийся наружу хохот. Почётный гость! О как завернул! Это ещё Вий-Совяцкий не слышал! Впрочем, сам ректор уже шёл к ним.

— Как бы ни повторилось, — глухо уронил он, скользнул безразличным взглядом по девочке, вцепившейся в локоть Цимбалиста. Та, кажется, несколько растерялась, однако отходить не собиралась.

— Весну продержитесь, — ответил Цимбалист, — я наложил защитное заклятье. Плюс кровь моя тут осталась, некоторое время побоятся соваться.

Пичуга хмуро глянула вниз и покачала головой, потом перевела взгляд на Вий-Совяцкого:

— Павел Константинович, можно я почётного гостя отведу к Шаленому?

Вий-Совяцкий чуть не поперхнулся: то ли от такой наглости, то ли от почётного гостя. Дидько сделал вид, что его здесь вообще нет.

— Веди.

Пичуга, не говоря ни слова, потянула его к лестнице. Цимбалист не сопротивлялся, от потери крови и магических сил, быстро соображать не получалось.

— Тут совсем немного, — прощебетала она, словно пыталась утешить, хотя ни в каком утешении он не нуждался. — Здесь... Ой!

Пичуга резко смолкла. Цимбалист оторвал взгляд от ступенек, чтобы понять, что произошло. О, а злыдни не ходят одни. Внизу, у самого начала лестницы, прожигая их обоих ненавидящим взглядом, стоял Чугайстрин-старший.

Часть III. Орыся

Глава 1. Пари с Вием

Мама любить тата,

Тато любить маму.

Мене ніхто не любить —

Стану хуліганом.

Тартак 'Хуліган'

Весна выдалась дурманная. Солнце пронизывало воздух, птицы звонко заливались весёлым щебетом, цветущая ветка сливы легла прямо на подоконник распахнутого ректорского окна. Пчелы деловито жужжали, собирая нектар; медовый запах дурманил головы юных студентов, выгоняя все мысли об учёбе.

Вий-Совяцкий стоял у окна и пил кофе. Крепкий, ароматный, несущий бодрость. Сам Городовой прислал — как не уважить подарочек? Жаль только, кислинка какая-то невразумительная имеется. И дело тут совсем не в кофе. Скорее уж, Хвеся что-то напутала и сыпанула какой-то отравы. Не со зла, автоматически. Ведьма ж ещё та. Сегодня парковала на крыше свою метлу так, что Дидько чуть чувств не лишился.

Вий-Совяцкий вздохнул и допил кофе. Глянул на кактус, взял леечку и задумчиво полил его. Крыша — дидькова забота. А вот комиссия задорных упырей уже его собственная. Отдыхать было некогда, надо пройтись, просмотреть кандидатов на открытые пары.

Поставив чашу на стол, Вий-Совяцкий подхватил кожаную папку и, бодро насвистывая, вышел из кабинета. Вторая пара шла вовсю, коридоры пустовали. Вий-Совяцкий глянул на часы и хмыкнул. Успеет. Хорошо хоть тут покой да тишина. Гриша на время уехал к себе — какая-то зараза завелась на вверенном участке, пришлось всё бросить и рвануть на родину. Призрачный Цимбалист хоть и пытался выбить материальную компенсацию, ничего не получил. Посредством угроз, уговоров и обещания выдать участочек под Кобеляками, умчался за Чумацкий Шлях. Казановы недобитые. Хорошо хоть удалось отстоять девочку на первый год обучения, а то каждый норовит свои чары на ней попробовать. Эх, скорее бы Андрей в себя пришёл. Тот хоть молодой, да куратор хороший. И батьке растолкует, что молодая мачеха — это плохо, и Цимбалисту по рукам даст.

Думать о том, что Андрей и Кирилл появились в пространственном кармане в библиотеке в бессознательном состоянии, не хотелось. Уж что только не делал Шаленый, да только пока всё без толку.

Вий-Совяцкий только вздохнул, подошёл к тёмной двери и распахнул её. Мимо пронёсся чёрный обжигающий вихрь. Он отступил на шаг, посмотрел на побелевшую как мел студентку, что выпустила его.

— Пр-р-ростите, — пролепетала она, пятясь к учительскому столу, за которым восседала Ткачук.