Паразиты

Послеобеденное солнце похоже на обезьян из мультиков — такое же беспричинно радостное и навязчивое. Драконы пропадали в правой башне, я незаметно выскользнула на лестницу и впервые поднялась выше по безмолвным деревянным ступеням. Здесь ходили до абсурда редко. Нетронутый царапинами лак бликовал от скромного света ламп, металлический каркас еще серебрился.

Никаких дверей, только тяжелое черное полотно на пути. За ним — широкая площадка с чертовой дюжиной окон по периметру — венец башни. Я распахнула створку, потом — вторую, третью. Ветер сквозняком заплясал в пустой комнатке. И вроде невысоко, третий этаж, но кажется, будто не десяток домов тянется к тебе крышами, а весь мир распластался перед глазами в безуспешных попытках допрыгнуть до неба, где ты висишь, на локтях перегнувшись через карниз. На пути взгляда нет ни одной высотки, рядом нет ничьего дыхания, ты один на один с городом.

И я упала. Не на асфальтовую дорожку перед замком, а в себя. Так больно... от свободного падения. От свободы вообще. Я всю жизнь мечтала неправильно. Хотя, слово "неправильно" рядом со словом "мечта" смотрится кощунством и нелепостью. Как Бог рядом с человеком. Да, теперь существования Бога стало для меня аксиомой. Не пошлой легенды о бородатом дядьке и его сыне-плотнике, а высшей силы, которая следит за каждым с высоты своей мудрости. Он не ставит рамок, заповеди — лишь постулаты человеческой морали, попытка как-то упорядочить и классифицировать людское стадо. Он не наказывает, любое лишение — только баланс, ведь зажравшиеся особи страшнее любых Люциферов, Лилит и прочей нечисти. Он не осыпает благами, не прописывает судьбы, не контролирует... Он вообще ничего не делает, потому что сотворил главное, а теперь пожинает плоды в виде поголовья приглянувшихся душ. Великая сила Добра очень редко вмешивается в земную жизнь, только когда барьеры между материей и Идеалом рушатся от истошного вопля о помощи. Это Дьявол все заигрывает, опускается до человеческой челяди. Власти добивается тот, у кого ее нет. И именно он запудрил мне мозги мнимой свободой.

Чего я хотела? Быть полезной, отдаваться, надеясь на ответное поклонение. Глупость. Любить можно кого угодно, защищать нужно нуждающихся. А разве драконы нуждаются в защите?

Подоплека любого намерения есть заем с процентами. Любовь — за ответность, ненависть — за самоудовлетворение, благочестие — за обещанный рай, где на каждом шагу запретные деревья и змеи под ногами, на которых непременно наступишь и слетишь в пекло, потому что адской канцелярии надо жрать, и шашлык из нерадивых придурков их любимая еда.

Защищать стоит только тех, кто этого стоит. Кто сумеет однажды сказать: "Я без тебя никто". Возможно, это эгоизм.

Пальцы сжались в кулак, непрошенная меланхолия рассекла голову, и кровоточащая рана не срастется без рубца. Списать бы пасмурность на проделки погоды или ПМС, только безалаберное солнце пытается испарить кожу, а женским прелестям еще не время. Будто разбилась любимая чашка, зарядив осколком в глаз, и от этого люди, да и весь город показались солеными грибами, скользкими и, возможно, ядовитыми. Просто я отравилась фальшью свободы.

Часть вторая.

— Удивляешь ты меня, журналист. Я-то думала вашу братию ничем не пронять, ан нет — ерзаешь на стуле, будто кнопок канцелярских кто-то подложил, пепел роняешь мимо. Уверена, окажись рядом зеркало, ты бы себя не узнал. Не нервничай, стыдиться нечему. Не даром же адвокаты от меня отказывались. Один смельчак нашелся и, видит Бог, я отблагодарю его по-полной. Плевать, что дело провалил, главное — не побоялся. Знаешь, тем, кому терять нечего, страха не ведают, им-то и достаются самые вкусные плюшки от жизни, а такие как ты получают сухари. И цепляются за объедки, хотя рядом манна небесная сыпется.

Да что я рассказываю? Сам поймешь, если поумнеть удастся.

Кто-то на суде спросил, почему я решила стать убийцей. Слово-то какое! У-бий-ца. Резкое, сильное, властное. Только гордиться этим званием в полном значении могли лишь палачи. Те, которые действительно "убивали" — использовали силу по чужой воле. Сегодня в тюрьмах ночуют маньяки да извращенцы без Родины и флага. Для них чужая смерть — игрушка, шут гороховый, а не великое таинство.

Драконы были убийцами. По воле природы, а не по собственной прихоти. Они искали себе оправдание и нашли, стоило перейти от общего к частному — среди людей столько подонков и гадких мразей, что любить человечество в целом невозможно. Можешь, как толстопузые на суде брызгать слюной, доказывать эгоистичность и бесчеловечность вывода. Только вот, что я скажу тебе, журналист. Если видишь воплощение зла, помни — всегда найдется тварь пострашнее.

Глава 14.

Пятнадцать дней. Полмесяца спокойствия, бездействия, любопытства. Иногда две недели — это ощутимый срок, половина новой жизни.

Ежедневные тренировки с драконами выматывали — оба швыряли меня сначала по матам, обучая бою с несколькими противниками, а потом — по кровати. Я старалась на грани возможностей. Не помню и дня, чтобы уцелели все обоймы из арсенала тира, или сна без полуночного пробуждения в тревоге несостоятельности.

Однако драконы учили не только искусству убивать.

— Лина, ты не умрешь, — убеждал Джон, когда я, намертво вцепившись в руль хондовской "Огненной бури", с ужасом провожала взглядом запыленные легковушки и громадные фуры, сновавшие по загородной трассе. — Искорени страх. С тобой ничего не случиться. Ну влетишь в кого-нибудь, ну помрет водитель, мы только подпитаемся и все. Ты бессмертна, как мы.

Вот так, непринужденно, с легкой усталостью психотерапевта мне внушали вседозволенность. А я никак не могла побороть инстинкты.

От удара по педали двигатель зарычал, колеса крутанулись, и мотоцикл рванул вперед. Впервые я не чувствовала поверх своих ладоней крепкие пальцы Джона. Впервые я ехала без страховки. Поначалу стрелка спидометра боязливо колыхалась у отметки "60", но вскоре поползла дальше. Семьдесят. Восемьдесят. Ветер и насекомые разбивались об лобовое стекло, в ушах стоял гул, темные очки едва спасали от пыли. Сто. Я неслась по трассе без шлема, в плотном, наверное — пуленепробиваемом костюме, сжимая ноги на торсе железного любовника так, что разорвать нас могла лишь смерть. Рядом, огораживая меня от встречной полосы, на "Ямахе"-эндуро летел Джон. Я не могла видеть, но знала, что сзади страхует "Фолькс".

Не разобрать — то ли дорогу изрыли ухабы, то ли меня трясло от напряжения. Березы у обочины мелькали, сливаясь месивом. Кажется, Джон закричал раньше, чем раздался гудок стального "Опеля" на встречной полосе.

Вспышка фар ударила по глазам, но я успела понять единство их траекторий.

Воздух комком в горло. Визг тормозов. Крик, словно клич. И переднее колесо "Ямахи" вскидывается к небу, поднимает тяжелое тело, как истребитель, пронося над крышей дернувшейся машины. Глухой удар колес об асфальт. Радостный возглас и победно поднятые кулаки.

Твою мать, Джон!

Он вильнул задним колесом, окатив меня дорожной крошкой, и умчался вперед. Не знаю, выдержало ли сердце водителя "Опеля", мое едва не сколлапсировало от демонстрации вызывающего бесстрашия.

Отметка спидометра доползла до ста десяти. Я поняла, почему драконы не поддавались на уговоры подсадить меня сначала на четыре колеса. Можно нестись со скоростью света, ломая барьеры и петляя по узким тропам, можно расплавить покрышки, впечатать педаль газа в днище машины, но никогда автомобиль не даст той безумной, опасной, свободной беззащитности. Когда голову срывает в прямом смысле слова, и все, что от тебя требуется — вера в собственные силы. Это сравнимо с любовью к фильмам ужасов, с ожиданием приговора, с жизнью среди драконов.

Кажется, я орала от счастливого страха.

В эти две недели вылазки за город были единственными глотками свежего воздуха. Я почти не выходила на прогулки. Не потому что не хватало времени или висел запрет. Драконы частенько испарялись из замка по "встречам" (коньяк, сигары, секс и смерть) — крематорий остывать не успевал. Мне не жаль жертв. Я возненавидела людей, как расу. Потому и стен замка не покидала.

Пару раз выбиралась на прогулки. Стоило попасть в массу потных, зажравшихся тел, как омерзение накрывало посильнее алкоголя. Я поняла, в чем заключается великая трагедия религии. Теперь она несовместима с сознанием человека, ибо учит довольствоваться малым в земной жизни. Люди потеряли такую способность, выработали иммунитет за века эволюции. Им не хватает денег, не достаточно одного любовника, гардеробы забиты неношеным тряпьем, мысли крутятся вокруг амбиций и самооценки. Единственное в чем себя ограничивают особи — калории. Да и то не каждая.

Мерзко.

Возлюби ближнего своего, даже если он женат.

Не укради, если уверен в разоблачении.

Не убий без выгоды.

Модернизированная мораль. Удобные заповеди. Для паразитов. И для нас. Ведь, уничтожающие тлю — спасатели огорода.

Я бесилась от бессилья и мечтала вернуться домой, в город, где язвы пороков не так очевидны. Смысл происходящего открылся не сразу. "Для обличения гнили достаточно будет одного взгляда". Марк предупреждал, а я не сразу опомнилась.

Физически перемена почти не сказывалась. Не сразу размылись линии судеб на ладонях и стали крепче волосы. Я по прежнему напивалась со стакана "Мартини", слабела от никотина. Но барабанные перепонки постепенно требовали все меньше децибел для экстаза, свет все реже призывался на помощь ночами.

К концу второй недели затворничества мне надоело копаться в лабиринте философии, выискивая бреши и оправдания, гораздо полезнее понимание собственной природы. Выспрашивать у драконов не было смысла — Джон постоянно посмеивался, Марк пускался в такие дебри, что мой двадцатилетний мозг пасовал перед объяснениями, принимался играть в догонялки со смыслом, как кошак с собственным хвостом. В конце концов, у меня было предостаточно времени наедине с замком, точнее — с драконьими сокровищами.

Замок оказался не так прост. Во-первых, не смотря на видимую симметричность со стороны улицы, окон на каждом этаже было по тринадцать, за исключением пентхауза второй башни — слепой комнаты, единственным проемом в которой был заблокированный люк. А во-вторых, пересчитывая окна, я обнаружила две тайные комнаты, скрывающиеся за стенами прихожей. В каждой по два окна и ни одной видимой двери. Войти в кладовки можно было лишь через подвал.

Они называли себя иной расой, но удивились при встрече с подобными. Их вера презирала людских идолов и требовала золота для своего. Иное физическое строение. Иная ДНК. Но, черт возьми, даже у племенных негров есть своя культура!

Первым делом я залезла на чердак. Потревоженная откинутым люком пыль ударила в ноздри. И, чихнув, я едва не скатилась кубарем по лестнице, но удержалась. Ступить на бетонный пол чердака оказалось гораздо сложнее, чем я думала. Мрак разбавлял лишь слабый свет из коридора. Я пожалела, что глаза перестали бояться темноты. Пустое и черное, как выжженное поле, помещение накрывал огромный конус крыши. С улицы он смотрелся величественным сводом, изнутри же казался гигантской воронкой в космический ад. Я не смогла выдержать такого зрелища.

Оказавшись в коридоре, я поклялась, что больше никогда и ни за что не поднимусь на чердак. Лучше снова в тоннель крематория, чем под ужасающий навес. Тем более, нужных записей или артефактов там не было и в помине.

Благо оставалось достаточно неисследованных каморок.

И я нашла их. Огромные стеллажи за стенами одной из кладовок пестрели корешками с разноцветными надписями на латинице. Но мертвый язык невозможно спутать с другими — мягкие слова, словно шары, перекатываются во рту при произношении. Эти же звуки подобно веревке тянулись обилием гласных. Я их не понимала.

Не только книги впитывали годовую пыль небольшой длинной комнаты. Забившись по углам, стопками на боку лежали ящики и сундуки, выставляя напоказ крышки с маленькими, но крепкими висячими замками. Мне хватило любопытства вспомнить о россыпи ключей в одном из лабораторных столов Марка.

Оставив люк открытым, я спустилась в подвал. Пришлось зажать нос, чтобы не угореть от маслянистого запаха бензина. Нужный поворот в лабиринте техники отыскался не сразу. Я поднялась в замок и пока донеслась до лаборатории, успела сотню раз чертыхнуться из-за габаритов драконьего логова.

Но не череда лестниц и дверей привела в бешенство. Высыпав из карманов на пол кладовки ключи, я поняла, что их как минимум в три раза больше, чем замков. А времени не так уж и много — драконы вернутся с очередной вечеринки не позже, чем через час.

У меня затекла шея. От ползания по шершавому полу ныли колени. Руки отваливались, словно вместо легких ключей я тягала мешки с кирпичами. Наконец, один из замков скрипнул, выплевывая стержень. Крышка открылась неохотно, будто за годы бездействия срослась с сундуком по периметру. Я смотрела на четыре книжки с выгоревшими обложками и боялась прикоснуться — вдруг рассыпятся пеплом.

Мучительную нерешительность разбил мобильник. Резкий звонок эхом разнесся в тишине необжитой комнаты.

Джон.

— Лин, слушай, у нас тут ворота то ли заклинило, то ли переклинило. Короче, спустись в подвал...

Марк вырвал трубку, чтобы объяснить, как снять блокировку. Я больше не раздумывала. Схватила книги, как можно тише рассовала ключи по карманам и понеслась в свою комнату.

Ворота у них заклинило. Болваны! Я вообще-то училась на программиста и порой могу разобраться, на какие кнопки тыкать.

Меня не застукали. Но и рассмотреть добычу не позволили. Эта ночь была слишком утомительной.

На следующий день я откисала в ванной после очередных тренировок. Не хотелось ни есть, ни пить, ни думать. Мышцы не болели, казалось, болеть уже нечему, тело — литая чугунная статуя. Зато двухнедельный марафон дал результаты — я умудрилась метнуть с десяток ножей точно в мишени и завалить Джона на лопатки в болевом захвате.

"Lords of the new church" орали из динамиков столь громко, что я могла разобрать слова. А, может, уже знала их наизусть. "Open youre eyes..." и дальше по тексту — бодрящие фразы, только мне от этого голоса хотелось обратного. И чтобы навсегда. Чудовищная слабость довела до разговора с немыми ликами на потолке. Они смотрели с таким страданием, что собственная усталость казалась блажью.

Марк ворвался в ванную без стука. Барские привычки из него не вытравить даже скандалами.

— Лина, мы уезжаем, — оповестил он, пытаясь пригладить вырвавшиеся из резинки волосы. — Денег на карте тебе должно хватить. И не делай глупостей.

— Слушаюсь, мой генерал.

Ответный взгляд красноречиво указал на мое место. Только шпынять запуганных — неблагодарное дело. Я закинула ноги на край джакузи и закрыла глаза. Катитесь ко всем чертям, "братцы", мне и без вас весело.

Но когда дракон исчез за дверью, я опомнилась и, набросив халат на мокрое тело, вылетела из ванной.