Прошло немало времени. Лорри успел потратить за вечер кучу кадров дорогой пленки, но ему и в голову не пришло их подсчитывать. Мало помалу профессиональные вопросы отошли на задний план, дорогостоящая аппаратура могла, наконец, отдохнуть. А незашитая рубашка всю ночь пролежала на полу. Ни голосов с улицы, ни тарахтения черного "Остина" не доносилось в плотно закрытую балконную дверь. Промчался безумный понедельник, а вслед за ним безумные вторник и среда. А утром в четверг Долли поняла, что несколько загостилась, поцеловала фотографа в лобик и покинула его гостеприимный кров.
3
Лорри остался лежать в постели. Куцее его одеяло приятно отдавало ароматом ромашкового мыла. Он потерся щекой о влажную подушку, закрыл глаза и проспал еще часа полтора. Ему приснилось, что у него нет ни гроша.
Действительность оказалась не на много более радужной. 18 шиллингов и 7 пенсов — таков был его сегодняшний наличный капитал. Как такое могло стрястись? Он снова перерыл все углы, перетряс свои вещи, из брюк со звоном выпали несколько насадочных колец и ключи от квартиры. Мятая рубашка не содержала в своих пыльных карманах ничего, кроме старых автобусных билетов. Но зато во всех углах его сумрачного жилья приятно посверкивала никелем новенькая аппаратура, приветливо скалили зубы струбцины и зажимы.
Толстая тетрадь, в которой были отражены кредит и дебет, предоставила хозяину убедительные доказательства его бурного финансового темперамента. Ряды и столбики цифр словно говорили: "Да, сэр, вам привалило счастье, вы являетесь единственным счастливым обладателем 18 шиллингов и семи пенсов. Как раз самое время подумать о браке!"
Так он себя подразнивал, скребя острый подбородок тупым лезвием. В ящике его стола оставался еще один свободный конверт. Из-под тумбочки были извлечены девятнадцать снимков, припрятанных загодя от глаз Долли. Лоренс с небывалым отвращением вывел на конверте надпись "Новая Хоггартовская серия (дополнение)" и со вздохом вложил туда снимки. Оставалось отлепить с подбородка кровавые бумажки и направить стопы в редакцию "Меркурия".
Именно сейчас просить денег? На этот раз после дурацкого происшествия в зоопарке он порядочно трусил. Кроме неудачной съемки он еще просрочил возврат камеры. Вместо того чтобы явиться с повинной на глаза шефу, он уже хотел оставить камеру на столе, а вместе с ней — записку. Она должна была содержать извинения и придуманную им на ходу историю о своей тяжелой травме под колесами велосипеда, — он ссылался на хромоту и невозможность преодолеть крутые ступеньки редакции. С годами Лорри все чаще и все круче врал и все больнее мучился совестью. Может быть, ему суждено кончить свой век на костре раскаяния?
Ноги с трудом довели его до остановки. Проводив взглядом первый автобус, на втором он благополучно доехал до места назначения. Знакомый подъезд очень скоро предстал его глазам. Две таблички доказывали, что газета не переехала, не разорилась и не продана за долги, как того бы хотелось. На нижней красовалась надпись "Типография", а на верхней — "Утренний Лондонский Меркурий. Ежедневная независимая газета. Отдел хроники". Так дело обстояло и в действительности: отдел располагался над типографией. Именно туда наверх вели крутые ступеньки, которые Лоренсу предстояло преодолеть, искусно хромая.
У входа он приосанился, гордо кивнул сторожу, оставил в книге посетителей размашистую запись. "Лоренс Блоссом, фотограф" — повторил молча ему вслед сторож, провожая хромающего юношу сочувственным взглядом. На втором марше перед шатким помостом шаги замедлились. Внизу под ногами стояла суматоха, бегали корректоры с бумагами, лязгали линотипы, стучали круглыми молоточками наборщики, вгоняя в безграмотные тексты литеры и шпации. Лорри робко вошел за стеклянную дверь, поклонился, присел на краешек стула. Если бы действительно за редакторской дверью сидел зубной врач, то Лорри попросил бы его только об одном: "Пожалуйста, если можно, без наркоза!"
— Пожалуйте, мистер Блоссом, — пригласила пожилая секретарша.
У редактора в кабинете было тихо, толстая муха билась в оконное стекло. Мистер Эндрю Трипкин имел вид усталый и опухший. Бровь его поднялась, и из-под красного века на Лоренса уставился серый, налитый кровью глаз. Конверт с надписью лег перед редактором на зеленое сукно стола. Наконец пауза нарушилась, и уста редактора отверзлись, чтобы произнести одно единственное слово "Нет!"
— Но почему, — возопил Лорри, — ведь в прошлый раз вы сказали "Да!"
— А сегодня говорю "Нет!". Тебя это удивляет?
— Но неужели вам этого ничего уже не нужно?
— Нет, мне этого уже не нужно. Мне нужно нечто другое. А знаешь, что? Кондор, вот что! И, желательно, крупным планом. Вот ты этим и займись! А это все — коту под хвост.
— Но где же я вам его возьму?
— Где хочешь.
— Отдайте мне мои снимки! — чуть ли не рыдая, проговорил Лорри.
— Забирай, — редактор брезгливо подтолкнул пальцем конверт.
— Все снимки. Все, вы слышите. И те, что я вам отдал прошлый раз.
— Ну, с этим проблема. Ты видишь, какой бардак у меня на столе. Мне надо еще их поискать. Но я тебе их найду, а чтобы ты не волновался, получи триста фунтов. На, распишись вот здесь. Получено триста фунтов в счет аванса за будущий снимок. Число не забудь.
— Идите к черту!
— Триста пятьдесят фунтов?
— Шестьсот! — буркнул Лорри, задыхаясь от собственной наглости. — Вы ведь сказали — крупным планом.
— Шестьсот фунтов. В случае неудачи обязуюсь вернуть в течение недели, нет, пяти дней! Написал? Бери чек и катись!
Редактор проводил взглядом унылую фигуру фотографа, — "Этот в лепешку расшибется, но достанет мне кондора!" Потом он перевел взгляд на часы — настало время пить лекарство.
Лорри вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха и направился в банк. Чек пошел в обмен на свежие хрустящие ассигнации, которые так легко бросить в лицо. Он вспомнил, как это проделывал тенор в опере, и как Мария Каллас закрывала ладонями лицо, вскидывала правую руку и заваливалась в обморок. Неплохо бы вот так, целую пачку — прямо в лицо. Целую пачку? И Лорри тяжело вздохнул. Вертящаяся массивная дверь банка "Берклиз" вытолкнула его на улицу. Он снова направился к автобусной остановке. Между прочим, первым делом он поглядел на небо — кондора там не было. Это Лоренса даже обрадовало, ведь камеру он оставил у редакторской секретарши. Разум требовал от него трезвого отчета — вся эта затея не стоит усилий. Деньги придется вернуть. В лицо редактору он их, конечно же, бросать не будет. Он их положит на сукно и потребует возврата всех до единой фотографий Хогартовской серии. Если редактор его выгонит, он пойдет к конкурентам. В его распоряжении было целых пять дней. Он посмотрел на часы. Долли! Долли придет домой в четыре...
Он постоял на остановке с пару минут. Затем повернулся и побрел пешком наугад. Его толкал плечами встречный людской поток, и, в конце концов, прибил к какой-то стеклянной витрине. Взору фотографа предстала сгорбленная фигура с торчащим хохолком на лбу. Он поплевал в ладонь, пригладил волосы, выпрямился. Перед ним разложила свои нехитрые сокровища лавка оптометриста. Очки всяческих фасонов и расцветок, цепляясь за пластиковые носы, расселись на проволочных ветках. Но самые шикарные очки, черные с бирюзовым отливом в виде ласточкиных крылышек приземлились на безволосой гипсовой болванке. Точно такие очки были на певице, когда она стояла на скале и бросала птицам крошки. Резкий абрис очков очень гармонировал тогда с ее строгим и отрешенным лицом. Ласточкины хвосты игриво выглядывали за край ее скромной серой косынки. Лорри почесал в затылке, зашел внутрь и немедленно отсчитал за эти очки пятьдесят фунтов. Рубикон был пройден. Лорри пошел домой, уже не глядя на небо, а только себе под ноги.
Стоит ли говорить, что это первая трата повергла его в панику. Забежав домой за камерой, он тут же бросился рыскать по улицам. До самой темноты он бесцельно пробегал и добегался до того, что от непрестанного глядения вверх ему свело шейный сустав. Свалившись без ног на кровать, он проспал до позднего утра и снова пустился в гон. Второй день окончательно убедил его в полной бесперспективности поисков. А неподаренные очки все дожидались адресата. И снова он завалился на постель, голодный и злой, с одной единственной мыслью: "Что же я такое делаю?" На третий день он по инерции выскочил на улицу с камерой, но на изученное вдоль и поперек небо уже не глядел. "А не плохо бы поесть, в конце концов!" Он доедал сэндвич, поднимаясь к себе на пятый этаж по лестнице. Уже у самой двери, достав ключ, помедлил и на одном дыхании взлетел еще на этаж. На его стук в обитую черной клеенкой дверь никто не отозвался. Прикусив губу, он спустился к себе.
Лорри лежал на диване и размышлял. В его комнате стояла духота, но балконная дверь три дня оставалась закрытой, дабы удержать аромат ромашкового мыла. День был в самом разгаре, полчаса до полудня. Он схватил свою тетрадку и начал набрасывать план действий. Первым делом следовало заглянуть в библиотеку, переворошить прессу, покопаться в справочниках. Когда неделю назад он узнал о побеге кондора из зоопарка, то очень подивился странному стечению обстоятельств. В тот черный понедельник он упустил не только королеву, он мог стать свидетелем и этого знаменитого побега. Он им не стал, снимка не сделал. Как хорошо, что не он один! Самого кондора он ни разу не видел, в зоопарк ходил последний раз лет десять назад с отцом, еще в Бирмингеме. По зоологии в школе числился одним из последних учеников, животных недолюбливал. Но Лоренс был теперь профессионалом, он один получил такой заказ, гордость наполнила его душу. Теперь ему следовало основательно подготовиться, а для начала восполнить пробелы образования.
В читальном зале библиотеки он просидел до закрытия. Улов был скуден. Пресса смаковала всяческую пикантерию насчет королевы, принца и герцога Эдинбургского. Какой-то олух забыл запереть клетку. Интерес к этой анекдотичной истории уже окончательно угас. Прошло пять дней, поиски беглеца были безуспешны. Кто-то где-то его видел, но угадать место его предполагаемой дислокации было невозможно. Единственную достоверную информацию о кондоре могли дать Брем, Британская энциклопедия и еще пара справочников и научных журналов. Лорри делал выписки. Его оглушили своей звучной внушительностью латинские термины. Кондор теперь казался каким-то чудовищным ископаемым — Гимногипс..., Археоптерикс..., Трицератопс...? "Сфера обитания Gymnogyps охватывает труднодоступные и малонаселенные отроги Аппалачей. Отлов их затруднен, и особенности поведения еще мало изучены". Лорри слово в слово выписал эту цитату и поставил три восклицательных знака. Вот тебе и раз! Торчал себе этот Гимногипс в своей клетке с довоенных пор у всех на виду. Нет, чтобы всем этим господам присесть рядышком и изучать на здоровье! Никто не пошевелил задом все эти годы, чтобы разобраться в особенностях его поведения! Лоренс Блоссом захлопнул тетрадь, сдал книги и пошел домой. Уже порядком стемнело, но теперь он новыми глазами жадно всматривался в небо. Ласточки чиркали в небе хвостами, голуби толкались на барьерах крыш, добывая место для ночлега. В небе, опутанном проводами, ослепленном фонарями и рекламными огнями для кондора было не так много места. Лорри зазевался и чуть не угодил под автобус.
В вагоне подземки Лорри снова развернул свой конспект. Кондору или Гимногипсу там были отведены целых три странички. Досье включало в себя биологические характеристики, вес, размах крыльев, отличия андского вида от калифорнийского, высоты полета, данные о давлении воздуха, вихревых воздушных потоках, разновидностях облаков и т. п. Следующим по счету был раздел "Особенности размножения и гнездования". Судя по всему, кондору не суждено обрести себе гнездышко под лондонским небом. Во-первых, староват! Во вторых, судя по латинскому титулу, — слишком большой аристократ, чтобы знаться со всякой нечистью. Хотя... Индейский фольклор, образчики которого Лорри успел изучить ради спортивного интереса, изобилует всякими пикантными историями, инцестами и родословными. Многие племенные вожди считают себя прямыми потомками загадочного стервятника. Кто знает, что может случиться. Пьянящий аромат свободы может сотворить с ним всякие чудеса... Он парит уже почти неделю, мог бы и вспомнить о прямом своем назначении — продолжении рода!
Отдельным разделом, и едва ли не самым важным был раздел "Пища". Несмотря на титул, кондор был в еде, что говорится, неприхотлив. Конечно же, лондонские улицы не могли предоставить в его распоряжение таких разносолов, как трупы бизонов, лам, агути или гуанаку. И в зоопарке его этим не баловали. Но и в их отсутствии кондор не брезговал другими сортами тухлого мяса, мог довольствоваться рыбой, пресмыкающимися, грызунами.
Погруженный в размышления, Лоренс устало преодолевал последние ступеньки своей крутой лестницы. Одна лампочка на все этажи делала подъем небезопасным. Острый запах мочи и гнили бил в нос. Светился лишь один нежилой четвертый этаж. Правая дверь зияла черным проломом внизу, из которого явственно доносилась крысиная возня. Лоренс мог бы с успехом пригласить неприхотливого Гимногипса к себе, на Бэкбон-стрит-8 отужинать крысами.
Ключ вслепую потыкался в крашенную фанеру, нашел лоно скважины и отпер дверь. Не зажигая света, Лоренс прошел прямо на балкон. Улица была темна. Сияла полная луна, сырой ветер доносил далекие запахи Темзы. Что там стояло на очереди после грызунов? Рыба? Значит, завтрашний день следовало посвятить Темзе и начать с рыбы. Лорри зевнул и отправился спать.
Проснулся он поздно, рыночный грохот врывался в раскрытую балконную дверь. Он был голоден, но в тумбочке не оставалось ни крошки хлеба. Ему предстояло прибрать в квартире и отнести белье в стирку. Он вскипятил в чайнике воду для бритья, пошарил в поисках чистых носков — тщетно. Еще четверть часа ушло на то, чтобы постирать носки туалетным мылом и посушить их над электрической плиткой. Долли ему тогда запросто предложила воспользоваться ее услугами. У нее единственной была стиральная машина, доставшаяся в подарок от старухи — хозяйки. Долли стирала в чулане на втором этаже, втащить эту рухлядь выше не представилось возможным. Коротышка обстирывала всех своих подруг-грязнух, да еще и брала заказы. А где она сушила белье? На крыше? Очень может быть.
Лорри проверил в камере кассеты с пленкой, все осмотрел, почистил объективы тряпочкой и приладил крышечки. Сегодня он решил отправиться в путешествие по реке. Может быть, он заглянет в порт или в доки. Сам он толком еще не знал своего маршрута. По дороге на остановку автобуса он забежит на рынок, перехватит пирожок или сэндвич.... Только бы сегодня не было дождя.
Лорри вышел на балкон. Небо заволакивала дымка, было душно. Спина его ощутила каплю, макушка — другую. Но это был не дождь, — капало сверху. Долли вешала белье на веревочку, тазик примостился на уголке перил. Лорри помахал ей рукой. Она не отреагировала или просто делала вид. Ее балкон был короче и уже, чем балкон Лоренса. Пока Лоренс не жил внизу, она любила порой стоять, опершись на перила и забавляться киданием окурков или меткими плевками в кадку старого фикуса на его балконе. Все это он знал из ее рассказов. Вот и теперь она стояла сбоку и невесть сколько времени смотрела вниз. Лорри махал ей рукой, звал ее. Но она молчала. Наконец Лорри вспомнил, бросился в комнату и вернулся, чтобы показать ей что-то. Она увидела в его руке подарок — черные модные очки. Лорри хотел, чтобы она спустилась за ними вниз. Она покачала головой. Тогда он сделал замах, будто бы собираясь запустить очки с балкона дальним броском. Она вскрикнула, но на его просьбу спуститься вновь отрицательно покачала головой. Он и вчера забыл о ней, он просидел весь день в библиотеке, читая Брема и Британскую энциклопедию. Он купил ей очки, но до сих пор не отдал, а снова завалился усталый спать. Теперь она на него злилась. Он умолял ее спуститься, он просил разрешения подняться — она качала головой. Он кривлялся, напяливал очки, заносил ногу через перила, рискуя выпасть. Но она была непреклонна. Наконец, она немного сжалилась, и согласилась принять подарок. В кадке с фикусом короткими рывками спустился конец ее бельевой веревки. Лорри уцепил на нем при помощи узелка очки. Добыча взвилась вверх. Долли скрылась из виду — побежала примеривать у зеркала. Она снова появилась на балконе — уже в очках. Лорри схватился за сердце, пораженный насмерть — она была неподражаема. Он начал проделывать руками всевозможные манипуляции, прикладывать их к сердцу, посылать воздушные поцелуи. Но и на этот раз ему было отказано в милости. Долли не желала ни впускать его к себе, ни спускаться самой. Тогда он стал уверять ее, что голоден и умирает от жажды. Она кивнула и спустила ему на той же веревке бутылку пива. Лорри замер. Перед ним качалась подвешенная за горло бутылка. Он помрачнел и заскучал.
