Ловец Зеркал

Медленная иностранная музыка. Никогда не разбирался в ней, предпочитая отечественного производителя. Я обнял правую покрепче, а она прижалась ко мне. Меня немного пошатывало, и я пытался сделать наше вальсирование не слишком быстрым.

— Ты часто здесь? — она смотрела мне прямо в глаза.

— Теперь уже не так часто, как раньше, — я заметил, что она стала симпатичнее. — А вы с подругой всегда так?

— Как? — она хитро улыбнулась.

— Ну, ты же понимаешь. Вам нравится эта игра?

— Да, — она мягко куснула меня за ухо. — А тебе?

— Сейчас, я почти не замечаю её, — хотелось просто сказать правду, прежде чем я словил губами её губы. Мы целовались жадно и долго, даже дольше, чем я обычно позволяю себе в таких случаях.

— Это ничего не значит. Не подумай, — в ней говорили остатки приличий.

— Я просто провожу время. Без обид. Вижу, что вы тоже не против повеселится?

— Хорошо, что мы поняли друг друга, — она прижалась к моему плечу.

Когда кончился танец, мы вернулись на место, уже держась за руки.

— Теперь я, — левая села мне на колено.

— Дождёмся следующего танца, — я плеснул себе ещё водки.

— А мы пойдём, потанцуем, правда подруга? — левая взяла правую под руку, и они отправились в толпу танцующих. Ритм убивал во мне любителя классической музыки, с каждым ударом всё больше и больше. Друг подсел ко мне, облокотился на плечо и спросил меня перегаром:

— Вечер уже занят?

— Скорее уже утро занято, — я улыбнулся и выпил стопку. Друг заботливо налил мне пива в стакан. — Давно их знаешь?

— Да так, иногда знаю, иногда не знаю, — он смотрел на меня тем взглядом, который я очень хорошо понимал.

— А где эти?

— Да пошли со своими потанцевать...

— А вы тут уже всё разделили? — я налил нам ещё по чуть-чуть.

— Ну а как же? — он взял в одну руку бокал с пивом, а в другую стопку.

— А где твоя?

— Моя только что сидела у тебя на колене, — он засмеялся, — немного не рассчитали....

— За то чтобы нам всегда всего хватало, — мы чокнулись и выпили. Пиво полировало уже практически ровную поверхность. Потом мы выпили ещё по несколько рюмок, прежде чем зазвучала ещё одна медленная мелодия, и я танцевал уже с левой. Меня шатало ещё больше, планка приличий была где-то на уровне моих туфель, и мы зажгли несколько огней в этой ночи. После танца мы вернулись с ней за столик в обнимку. Они сидели по обе стороны, смотря, то друг на друга, то на меня, как бы ожидая чего-то.

— Поехали ко мне, — сказал я, обнимая их за талии. И по их глазам понял, что они давно ждут этого. — Вы не против?

— Мы за, — левая и правая захихикали одновременно.

Мы попрощались со всеми и направились к выходу. Пока мы дошли до такси, я понял, что заснуть сегодня мне скорее всего не удастся.

Глава 9

После встречи с этим странным стариком, друидом, у Клайва осталось очень странное впечатление. Его не покидала мысль, что всё, что происходит с ним сейчас, все эти путешествия и испытания, эта любовь и разлука — всё это часть какого-то высшего плана, в котором он лишь пешка, не имеющая практически никаких шансов на собственное ответвление в этой истории. Все пытались втолковать ему свои принципы, поставить лицом к своим развилкам и испытать на прочность его чувства к принцессе. Назревало что-то очень крупное. Скоро должно было случится событие, которое бы заставило, наконец, его почувствовать, что он жив, и подвести его ближе к цели его путешествия. Хотя было ли целью его путешествия это Зеркало Истины, или он просто взял паузу на раздумье и решил ещё немного проверить себя на прочность: сможет ли он доказать, что стоит чего-то сам по себе...Клайв очень долго ворочался в палатке, без сна, боясь выйти в ночь и разбудить своих спутников. Меньше всего он хотел, чтобы другие догадались о его сомнениях и неуверенности. Он переворачивался с боку на бок и кутался в одеяло, взятое с собой, но оно не согревало его, а наоборот, напоминало о замке, в который ему придётся вернуться. От воспоминаний об ультиматуме короля, Клайва начинало морозить.

Как много сложностей и как много случайностей навалились в один миг одной огромной всёсмывающей волной. Клайву сейчас бы очень хотелось оказаться дома, возле развалин старой эпохи, рядом с диким лесом. В этих развалинах он любил оставаться один, когда ему нужно было подумать. Атмосфера старинной кладки и камня, который видел уже всё в этой и прошлых жизнях очень помогала. Руны и восточные знаки на некоторых стенах напоминали о тех временах, когда их Озёрная страна подчинялась Восточному княжеству — об этом сейчас уже никто не помнит и не помнят по чему же ушли из этих земель эти необузданные свирепые люди, которые одним словом могли показать свою мудрость а одним движением вправить вывихнутые кости. Они писали очень интересные трактаты, называя всё это философией и любили щипковые инструменты, они занимались самосовершенствованием и пытались приучить к мудрости и уважению традиций весь Озёрный край. Но как говорят летописи: встал Озёрный край стеной и не допустил Восточному княжеству полностью насадить свою волю вольному народу. Прогнав наместника, объединённые силы разрушили замок и выгнали гарнизон из края. А они не вернулись, как думали озёрные. Никто не привёл никаких армий и подкреплений, никто не мстил и не пытался их перевоспитать. Наверное мудрый народ думал, что Озёрный край сам поймёт свои ошибки. В семье рассказывалась история, что уходя, люди востока плакали и смотрели на людей прогоняющих их с жалостью, они уворачивались от летящих камней и овощей, плакали своими раскосыми глазами и грустно берегли голову. Они так любили людей, что не могли ответить на грубость грубостью, даже в такой ситуации они помнили наставления своих мудрецов и чтили традиции своих предков. Глупые люди Озёрного края не долго праздновали свою свободу, пришедшая армия, объединённого королевства захватила край и, построив замок, поместила туда новый гарнизон и нового наместника. Теперь озёрным приходилось подчиняться другим, исполнять указы и учить законы, которые принимал король. Они учились новым традициям, праздновали объединённые праздники и что самое страшное, они были полностью довольны жизнью.

Иногда, по утрам, некоторые последователи востока выходили на берег озера и проводили духовную и физическую зарядку, учились концентрации и цитировали мудрецов, которых хотели сохранить в душе. Один из них доставал щипковый инструмент, и из-под его пальцев рождалась мелодия, которая перекликалась со всей природой. Люди сторонились их, называли сектой и заставляли наместника искоренить это дурное влияние, но у них ничего не вышло. Секта разрасталась и превратилась в скромный орден, который жил в диком лесу, в маленьких деревянных сторожках, которые они построили своими руками. Эти люди становились отшельниками и в те далёкие времена уходили, чтобы больше никогда не вернуться: так было сначала, позже, когда королевство стало более толерантно, в ордене организовали школу, которую мог закончить каждый желающий. Сначала желающих было много, но многие не выдержав физических нагрузок уходили оттуда, выдержавшие все испытания выходили после школы крепкие духом и телом. Всех выпускников можно было узнать по взгляду: тёплому и духовному, умиротворённому и по мягкой пружинистой походке. Сам Клайв иногда заходил в орден, но он не проходил там подготовки, отец, закончивший в своё время это учебное заведение занимался с ним индивидуально, а сына, тем не менее, отдал в обычную школу, заботясь о том, чтобы сын чувствовал себя комфортно в обществе. В ордене к Клайву относились хорошо, сам главный, сэнсей, как называли его члены ордена не раз пил чай с мальчиком и беседовал с ним о разных вещах. Он, побывавший в далёкой стране востока сам походил на этих странных людей, у него был тихий голос и отстраненный добрый взгляд. Учитель пытался открыть ему суть вещей и природы, говорил о законах на которых построен мир и рассказывал странные истории о Востоке и людях, которые там живут, рассказывал странные сказки, которые прочитал на выцветших литках бумаги и учил его читать на том странном восточном языке. Клайв любил эти чаепития и даже честно пытался запомнить все эти значки, которые означали сразу слишком много, чтобы объяснить это всё за один раз.

Теперь Клайв жалел о том, что не остался там, а бросил всё ради жажды приключений. Та умиротворённость и спокойствие навсегда останется там, он не смог взять её с собой — его молодость подавляла их, лишь костёр его концентрации остался от всего того, что он бы мог взять с собой. Он помнил, что попрощавшись с отцом зашёл к учителю и тот сказал ему лишь одну фразу: веди себя так, чтобы ты был горд за себя. Может быть это и эгоистичная фраза, но она очень правдива, поскольку человек лучший судья только себе самому. Если он сможет жить в мире с самим собой, гордиться самим собой и не жалеть ни о чём, что сделал сам, то он будет достойным человеком. Клайв помнил, как поклонился учителю, сложив вместе ладони и запрыгнув на коня умчался к мечте. Он проехал мимо развалин, остановившись на миг, чтобы возле одного из восточных знаков нарисовать свой собственный, надеясь, что он сможет ещё вернуться сюда. Он нарисовал зеркало, в котором отражался человек и больше ничего...

Сейчас, всё ещё ворочаясь в палатке, Клайв хотел бы нарисовать другой знак. Он был попытался нарисовать любовь, стоящую на перекрёстке, с развивающимися волосами и его, растерянного, который пытается догнать её и спросить верную дорогу. Клайв внезапно вспомнил отца, который никогда не поднял на него руки и голоса. Наверное, отец знал, как жить и безумно хотел передать что-то сыну: если бы Клайв всё это начал понимать раньше...

С такими мыслями Клайв заснул, незаметно для самого себя и солнца, которое потихоньку начинало просыпаться...

Сон N IV

Лес, дремучий, практически непролазный и одинокий факел, горящий где-то вдалеке. Клайв стоит возле огромного многовекового дерева, рядом с принцессой и держит её за руку. Она смотрит на него доверчивыми глазами и показывает портрет отца, который проколот ножом. Она улыбается и, доставая нож колет отца несколько раз, выкалывая ему глаза. Клайв в ужасе пытается остановить её, но уже слишком поздно, залитый кровью портрет падает и он видит, что руки принцессы красного, обжигающего цвета. Она прижимается к нему ближе и говорит, что наконец-то они могут быть вместе. Она снимает с него рубаху и холодными руками пытается покрепче обнять. На его груди остаются следы от кровавых ладоней и поцелуев принцессы. Клайв отстраняет её и поднимает портрет, который практически уже не кровоточит: рот у короля открыт, а глаза не видят, он напоминает эпического короля, которого предали его собственные дочери. Клаву становится страшно, на секунду, животно страшно, когда он поднимает глаза на стоящую рядом с ним девушку. В этом жутком лесу она напоминает хищника, которая готова убивать ради того, чтобы выжить. Он понимает, что один неосторожный шаг и она покончит с ним без особого сожаления.

Клайв берёт её за руку и пытается успокоить. Слова действуют на неё умиротворяюще и огонь ненависти тухнет в её глазах. Они снова берутся за руки, оставляя окровавленный портрет, прислонённым к дереву и идут к свету. К надежде выйти из этого жуткого леса. Треск стоит ужасный и они закрывают уши, будто бы опасаясь, что сучья превратятся в мифические трубы, которые разобьют их барабанные перепонки. Они долго идут, очень долго, а свет словно отдаляется от них, безумным светлячком блуждая и маяча перед их глазами. Они не сдаются, идёт вперед, не обращая внимания на ночные стоны деревьев и уханья птиц, они падают и встают, ловя губы друг друга и улыбаясь этой непонятной любви, которая заставляет их прощать и быть вместе даже после этого ужасного убийства.

Внезапно огонь становится совсем близким, они ощущают тепло и ускоряют свой шаг. Они просто выбегают на опушку, держась за руки и тяжело дыша. Поляна залитая светом полна народу — это люди востока. Клайв узнаёт знакомые лица и даже замечает отца в одном из первых рядов. Посредине стоит человек большого роста, с огромными раскосыми глазами и волосами, собранными в пучок на затылке. Он держит за руки девушку, ослепительной красоты. Когда она смотрит на Клайва, он чисто машинально отпускает руку принцессы. Они стоят в этой огромной толпе, смотря друг на друга и понимая, что это судьба. Клайв, заляпанный кровью, делает несколько робких движений и подает на колени перед незнакомкой. Та держит в руках осколок зеркала и улыбается ему. Человек подходит к Клайву, поднимает его и соединяет его руку с рукой девушки. Они счастливо смотрят друг на друга, и только лишь непонятная тревога внезапно омрачает счастливое лицо Клайва: когда он смотрит в отражения на осколке, то видит принцессу, которая заносит нож над его собственным портретом. А потом он просто больше ничего не помнит...

Клайв просыпается в холодном поту. Сон был настолько реальным, что ему показалось, что действительно он только что держал за руку принцессу, а потом ту загадочную незнакомку. Перед глазами плывёт пелена недосмотренных снов, когда он трёт их, пытаясь окончательно проснуться. Сны ветвятся и суетливо ворочаются вместе с жестами рук, стыдливо прячутся за пальцами, не допуская полного состояния пробуждения. Голова ещё в этой сладкой дымке, которая всё равно рассеивается, когда Клайв выходит из палатки и вдыхает первый глоток свежего воздуха.

День сегодня обещал быть очень напряжённым: им нужно было пройти оставшийся путь до первой деревни страны северных гор. Ллойд с Майком уже готовили завтрак, запах от которого разносился по всей поляне. Лошади кормились в углу лужайки и были тоже вполне довольны своей жизнью. Клайв быстро свернул свою палатку, за это время завтрак был готов и он присел подкрепиться. Они ели молча, не вспоминая о вчерашнем инциденте, раздавался только стук ложек по мискам и мирное похрустывание.

— Собираемся, — Клайв вылил остатки бульона в траву, — нам сегодня предстоит тяжёлый путь.

Майк поднёс сёдла и они быстро собрали остатки своего лагеря. Через несколько минут они уже были в седле и мелкой рысью направлялись в свою сторону.

Они едут уже несколько часов. Холодает, как-то странно и неожиданно, словно они переехали какую-то невидимую морозную границу. Клайв достал из мешка накидку и набросил её на плечи. Лошади дышат чаще, фыркают и выдыхают перед собой маленькие белые облачка. Клайв сам замечает, что мороз усиливается просто с каждым метром дороги.

— Что-то здесь не так, — Ллойд оглядывается по сторонам, — такого, никогда не было.

— Может быть просто мы никогда не ехали этой дорогой? — с надеждой спросил Клайв.

— Мне страшно, — тихо прошептал Майк, подъезжая ближе к Клайву. Тот и сам чувствовал какую-то необоснованную тревогу. Эта дорога напоминала портал в другой мир, словно они выехали из привычного им мира и попали в совершенно другое измерение.

— Тихо, — Ллойд поднял руку показывая на разбитую карету и трупы лошадей и всадников возле неё. Было похоже, что на них напал какой-то зверь. На лицах и телах были следы когтей и огромных зубов.